Глава 33

Галина Зарудная
– Эй, ты куда? – взвыла сиреной старуха вахтерша, как только я пересекла пустынный холл театра. Но я уже выучила этот фокус и даже не моргнула, когда настырное эхо кричало  вдогонку: – Звоню в милицию...

 В центре знакомого кабинета высокий худощавый парень в потрепанной футболке и джинсах стоял ко входу спиной и громким драматическим голосом повествовал:
– ИМ НЕ УСЛЫШАТЬ СЛЕДУЮЩИХ ПЕСЕН,
    КОМУ Я ПРЕДЫДУЩИЕ ЧИТАЛ.
    РАСПАЛСЯ КРУГ, КОТОРЫЙ БЫЛ ТАК ТЕСЕН,
    ШУМ ПЕРВЫХ ОДОБРЕНИЙ ОТЗВУЧАЛ… *

Однако монолог, обращенный к сидящим перед ним коллегам (двум девушкам и руководительнице) пришлось прервать. Всплеснув руками, ко мне вскочила Лариса Михайловна.
– Хорошо, что вы здесь, вы оцените! Мы готовим вечер памяти для Мирославы. Кое-что репетируем…
Такой энергичной и возбужденной я ее еще не видела, кажется она понемногу стала оправляться.
– Мира очень любила поэзию, вы не знали? Говорила, что есть поэты и рифмоплеты. Стихи первых, как клубничный джем – сколько не ешь, никогда не пресытишься. А вот вторых приравнивала к испорченному мясу. Представляете? Оттого и не любила наши местные поэтические вечера, якобы, от них на версту несет гнилью. И, знаете, что? – Женщина заговорщицки наклонилась. – Я совершенно с ней согласна.

– Мне как-то не приходило в голову сравнивать поэзию с едой, – сказала я.
– А у Миры нашей было такое воображение, поверьте, вы бы не такое услышали… Ой, – спохватилась Лариса Михайловна. – Вы, наверное, по делу? – И жестом пригласила меня присесть. – Простите, я очень поглощена вечером памяти…

Я на секунду замешкалась, не зная, стоит ли поднимать интересующий меня вопрос при ребятах.
– Где Алиса? – Я заметила, что девушки нет среди присутствующих.
– А мы не ее уровень, – неожиданно выпалил молодой человек, который перед тем читал стихи. Ларисе Михайловне пришлось пояснить:
– Алиса ушла из труппы. У девочки сложный период, она запуталась…
По взгляду женщины я догадалась, что ей неприятно обсуждать и тем более осуждать поступок Алисы при учениках. И тогда я предложила:
– Может, мне стоит поговорить с ней?
Кажется, эта идея женщине понравилась, потому что она воодушевленно подхватила:
– Знаете что, а вы попробуйте! Вы человек умный, образованный. Может, именно вы сможете повлиять на нее…

Я заметила, что молодые люди разглядывают меня с затаенным интересом, словно не осмеливаясь о чем-то спросить.
– Правда, что вы были крутым театральным критиком? – наконец решился парень.
Я скромно отшутилась:
– Писала немного.
– Так напишите о нас, – воскликнул он.
– Боюсь, я сейчас не в форме. Давно не пишу об искусстве.
– Приходили бы чаще, – уверил он, – тогда бы и форма быстро вернулась. А мы вам такой спектакль сыграем, поверьте, – столица умрет от зависти!
– Обещаешь? – рассмеялась я, оценив эту «угрозу».
– Да уж мордой не ударим!
Лариса Михайловна подала мне листок с адресом.
– Толик у нас экстраверт, – сказала она, с теплотой потрепав его волосы.
Я уже попрощалась с ними, когда Толик вдруг любвеобильно подметил:
– А знаете, Анна, вам бы черный парик, ну, такой – с челкой – и вы ну просто вылитая…
– Тебе вечно мало внимания, – одернула его руководительница. – Не навязывайся!
– Ты хотел сказать, Клеопатра? – усмехнулась я. – О нет, как показывает практика, для Клеопатры я слишком бледна. Но за комплимент благодарю.

Лариса Михайловна тем временем вызвалась сопроводить меня до холла, что подтверждало ее стремление поговорить наедине. Старуха вахтерша с чуткостью сторожевого пса следила за каждым нашим жестом и звуком, неодобрительно бормоча и хмыкая что-то себе под нос. Лариса Михайловна понизила голос почти до шепота:
– В кабинете было неудобно спрашивать… Но, скажите, вы знаете, где Кирилл?
–  Разве вчера он к вам не заходил? – Я не сразу смогла понять, что она имела в виду.
– Мы его уже больше недели не видели, – призналась женщина с неподдельным беспокойством. – Скажу по правде, я не верю, что он способен скрываться.
– Скрываться? Почему вы так думаете?
– Ах, простите. Это так неприятно. – Женщины смущенно потупила глаза. – Алиса пошла с таким заявлением после того, как увидела вас с Кириллом вместе – на его мотоцикле. Глупость сделала! Я ее не оправдываю. Но мы знаем, что он арендует какое-то место за городом, только никто там не был, и в общем… Она поняла, что вы поехали туда вдвоем и... Вы только не подумайте... Не подумайте, что кто-то вмешивается в ваши личные отношения, только я вынуждена напомнить, что он давал подписку о невыезде...

Я некоторое время смотрела на нее не моргая, сраженная не так известием, что Кирилл может скрываться, как ее фразой «ваши личные отношения». Потом недоумевала еще больше, почувствовав, что щеки пылают огнем, как будто меня застигли на чем-то непристойном.
Не знаю, каким образом мне удалось при этом с абсолютной внешней безмятежностью ответить:
– Никакие отношения, кроме дружеских, меня с Кириллом Чадаевым не связывают. А то, что он скрывается – просто абсурд. По-моему, скрываться вообще не в его духе, тем более, если речь идет о таком серьезном деле. Он либо еще ничего не знает, либо просто сейчас, пока мы соображаем, что к чему, общается с прокурором.
Лариса Михайловна кивнула:
– Вы, конечно, правы, Анна, простите… Почему-то все так запуталось в последнее время… так запуталось...
Но запуталась не только она. Стоило мне решиться и взглянуть в лицо действительности, как выяснилось, что ждет она меня в боевой готовности, с целым арсеналом испытаний и жестоких сюрпризов.
Роковые события, как правило, происходят стремительно. Как крушение.
Но чтобы понять причину происшествия и разгрести обломки, требуется слишком много времени и усилий.


* * *
Странная особенность есть у людей – настырная, бестактная, голодная на детали! – домысливать фрагменты чужой жизни. И чем меньше открываешься окружающим, тем страшнее становятся «скелеты» в твоем шкафу.

Говорю, как человек, ежедневно натыкающийся на претензионные взгляды и не озвученные вопросы (о подробностях моей личной жизни, конечно!). Ничуть не удивилась бы, узнав, что соседи, которых я к тому же почти не знаю, видят меня если не тихо помешанной, то несчастной старой девой с проклятием на роду.
Мало кто знал все подробности тех событий, что мне пришлось пережить. В провинции не каждый с жадностью следит за столичными сенсациями. А кто и знал, воспринимал по-своему. Одни жалели меня и боялись лишний раз заговорить в моем присутствии. Вторые считали настолько странной особой, что всячески избегали. Третьи, напротив, почему-то думали, что эдак мне и поделом.
А я с одинаковым равнодушием относилась ко мнению каждого из них.

Потому что жалость – не то же, что сочувствие! Это удар хлыстом по кровоточащей ране.
Испытывать неизъяснимый страх к замкнутой личности способны лишь глупые люди.
Ну, а порицание… думаю, здесь объяснять нечего.
Пусть несхожие убеждения – с неразличимой жестокостью бьют по нерву.
К примеру, сотрудничество с Борщевым поначалу давалось пыткой, он обращался со мной, как с фигурой из песка, убежденный, что я рассыплюсь при малейшем неуклюжем движении. Уже на вторую нашу встречу я откровенно попросила его не смотреть на меня, как на вымирающий вид. В конце концов, раз я продолжала жить, работать, адаптироваться в окружающей среде, зачем заставлять меня снова и снова пережевывать свою горькую пилюлю?

Лада Пикулина еще при знакомстве дала понять, что задумчивыми грустными глазками ее не проймешь – крепка, как сталь броня снобизма! А кто на что горазд – то, стало быть, имеет.  Я, в ее представлении, заслужила именно «разбитое корыто», возомнив из себя столичную королеву. Вернулась, как и положено, – ни с чем, поджав хвост, как побитая собака.
Только со всеми так прямо не поговоришь, как с Борщевым. А существам с врожденной бессердечностью, как у Лады, я бы ни за что не позволила заглядывать мне в душу.

Бессмысленно тратить силы на то, чтобы объясняться перед каждым встречным. Насколько проще и безболезненнее жить, зная свое и ни перед кем не отчитываться. А судачить… станут неизбежно, всегда, и при любых обстоятельствах.

К счастью, мне всегда хватало здравомыслия относиться к подобным вещам с прохладой. Ведь наиболее чистого человека проще всего запятнать. И покуда в микрокосме множества людей возникает жадная необходимость сравнивать, подсчитывать, примеривать чью-то жизнь на лекало собственной, в том всегда останется одна задача – найти как можно больше доказательств несвершения еще чьей-то мечты, надежды, счастья; подобрать как можно больше дефектов, изъянов, потерь. Такие люди не способны страдать в одиночку, им нравится верить, думать, убеждать себя, что кто-то рядом страдает сильнее.

Вам сейчас спокойно и уютно? А ведь есть тот, кому не до сна от перманентного ужаса, копошащихся в пытливом мозгу теорий и подозрений: от чего у соседа ноги разные?..
Вам смешно? Превосходно. Это шутка моего отца. Ведь ноги то и правда разные: одна левая, вторая – правая. И ничего, что есть люди, способные на абсурде соткать вам образ чудовища Франкенштейна, только потому, что так, по их убеждению, им станет легче спать.

И все же – как я завелась тогда! – в разрез с собственным убеждением – выяснив, что практически каждый представляет меня и Кирилла Чадаева в роли тайных любовников.
Видимо, натуральнее думать, что мужчина и женщина, оказавшись рядом, непременно обязаны прыгнуть в постель, чем предположить, что связывать их может обычная взаимоподдержка.
Откуда такое гнусное и примитивное представление о человеческих отношениях?
Даже Лариса Михайловна, главный свидетель любви Кирилла к Мирославе, свято верившая в эту любовь, поддалась влиянию сплетен.
Как же скоро я забыла, что такое маленький городок, где самый незначительный случай обретает размеры колоссального, подчас исторического события.
Выходка Алисы – результат нестерпимой мысли, что он выбрал меня, а не ее. Не достанется ей – пусть никому не достанется!
Но разве возможно, чтобы такая непомерная глупость имела успех?

Как выяснилось - да!
Об этом мне поведал Борщев.
Не успела я выйти из театра, следуя по адресу, записанном на клочке, как зазвонил мобильный (теперь я старалась брать его с собой). Леша с трудом поверил, что действительно слышит мой голос, что со мной все в порядке и я, оказывается, не пропала без вести. Воспользовавшись перерывом на обед, он предложил встретиться в парке, имея ко мне некий важный разговор.
О том, что предметом разговора является Кирилл Чадаев, я могла не сомневаться.


* Гете "Фауст". Посвящение (сноска)


Читать дальше (Глава 34) : [url=http://www.proza.ru/2012/09/10/834]

Поддержать автора донатом: 5168755429002906 (приватбанк)