Синдром Медеи Часть вторая

Синдром Медеи
якобы автобиографическая повесть
(сокращенная  редакция)


Часть вторая

Сашка

… – А помнишь, как мы с тобой, с горки зимой на санках катались? - Спрашиваю я у Сашки.
Случайно столкнулись на улице. Стали. Долго смотрели друг на друга и вспомнили, узнали. Сашка, жил на улице Строителей 6 на Автозаводе.  Сосед. В детстве рядом жили.
– Конечно, помню.
– Что это было?   
– Не знаю. Так было здорово! До сих пор помню. Никогда больше такого не было. Сколько лет прошло?
– Наверное, двадцать. Нам было по лет десять - двенадцать. 
– Как ты? Кто сейчас?
– Конструктор на МЗАЛе. А ты?
– Нормально. Кручу баранку. Начальство вожу.
– Спешишь?
– Да.
– И я тоже.
– Я там же живу на Строителей, а ты я знаю на Тракторном.
– Еще увидимся?
– Ты же знаешь, где я живу.
– Будешь проходить мимо – проходи? – Пошутил я.   
– Заходи, я буду рад. После шести. Я всегда дома. Детство вспомним… Ну, пока.
– Пока…
Больше я его не видел. Сашка умер. Его нашли в подвале собственного дома. Говорят, упал с лестницы. Еще говорят ударили, столкнули. Неудачно упал и затылком о ступеньку…
Один день! Какой-то час! Двадцать лет назад! Мы с Сашкой катались на санках с нашей горки вечером. Зимой рано темнеет. Но этот час остался в памяти на всю жизнь! Мы катались, валялись в снегу, беспричинно смеялись. Так было хорошо и весело! Полное удовольствие от жизни! Радость и счастье! Благодать! Трансовое состояние или по другому как-то психологи называют? Не помню. Это когда человек не чувствует времени, когда он беспричинно счастлив. Такое состояние у меня было в жизни, может быть, еще один раз, но это уже про любовь….   


Гадина

– Ты больше здесь не появишься. – Со злостью проговорила она, доставая из своей сумочки пачку российских денег. – Тебя сюда больше не позовут. Понял? Я тебе это устрою. И не только это. Ты запомнишь меня на всю жизнь.
– И что же ты такое сделаешь?
– Сделаю. – Злорадно проговорила она, перебирая купюры.
Молодая, симпатичная коммерсантка из Израиля приехала  с деловым визитом к моему другу на дачу, тоже еврею, но наполовину. Контейнер с какими-то шмотками, купленный ею в Америке и свой товар: мягкая игрушка. А почему она так на меня? Неудачно пошутил, насчет ее игрушек, мол, отличная вещь задницу подтирать.
И устроила! На следующее утро за завтраком, когда все собрались, заявила, что у нее пропала энная и вполне большая сумма денег из сумочки. На кого думать? Из гостей только я и она, а деньги пропали у нее. Как, оказывается, легко оболгать человека!  Кажется, поверили мне, но осадок остался. Язык мой – враг мой? Шутить чревато. Надо знать, где и с кем и какая гадина может…
… Жанна, помнится, шила на дому. Швейные машинки тогда в дефиците были. Жанка подрабатывала. Квартира у нее была однокомнатная собственная  и жила одна с собачкой Лекой. И вот как-то пришла к ней женщина с заказом чего-то пошить. А у Жанки кольцо было, здоровенное, золотое; мать подарила. Валялось оно в секции за стеклом на блюдечке. Предлагали ей убрать кольцо, куда подальше спрятать (Золотое все-таки), но все не было времени. И куда?
Так вот проводила женщину до двери, а потом глядь в секцию, а кольцо – пропало. Нет. Она вдогонку за женщиной, приволокла ее к себе домой. Отдавай, мол, кольцо, а та ей: – «Не брала, детьми клянусь, их здоровьем!» А Жанка чуть ли  не догола раздела бедную женщину. «Отдай кольцо!» – орет. Нет кольца – исчезло. Но на этом Жанка не успокоилась: Заявление в милицию написала, а когда милиция не нашла состава преступления, в прокуратуру написала уже на милицию жалобу.
Но и это ей показалось мало, она и на работу к этой женщине пришла, в партком, в профком. Даже на профсоюзное собрание! Довела женщину, та даже в больницу попала. И вот однажды, как-то мы со Светой зашли к ней в квартиру на моих брюках стрелки фальшивые сделать, прошить на машинке, что б не заниматься утюжкой каждый раз. Под брюки надо было найти похожего цвета нитки. В выдвижном ящичке стационарной швейной машины у Жанки были катушки с нитками различного цвета. И вот Жанка выдвигает ящичек, а там лежит кольцо, на самом верху.
– Какое здоровенное! Бронза? – Спрашиваю я.
– Ой! А я забыла! – Всплеснула  руками Жанка.
И вы думаете, она побежала в больницу сказать несчастной женщине, что кольцо нашлось?  Нет. Это в тот же день сделала Светка, которая была в курсе всей эпопеи с кольцом…



                Если бы, да кабы..

         Подъехал черный Мерседес. Открылась передняя дверь:
         – Здорово Сергей Иванович – говорит Витька Полойко – Как дела? Как сын?
         – Дела у прокурора, а у меня нормально. Сын кончил институт, жениться собирается в этом году. «Менеджопером» работает. То полгода швыряется деньгами, то по полгода лапу сосет. В долг не дает, говорит все деньги в деле. В «Ебипет» ездил с подругой, в Карпатах отдыхал. Крутым стал, без фиги не подойдешь. А чего ты вдруг про сына? Ты же с ним не знаком, даже не видел.   
         – А у меня с моим сыном сложные отношения. Отсутствие образования сказывается. Помнишь десять лет назад, наш спор за бутылкой водки? Чуть не подрались. Я, как и твоя бывшая жена считал, что главное в жизни это деньги. А тут еще эта перестройка. Тяжелые времена! О будущем не думал. К черту институт! Пусть поживет сам, деньги зарабатывает. Устроил сына в автосервис. По тем временам деньги он не слабые получал! Да и сейчас тоже. Но пьет. Гуляет, так и не женился. А уже скоро тридцать. А мне бы внуков. Ты оказался прав. Если бы тогда сын не бросил институт…  Ты еще пить не начал? Поехали ко мне, может, выпьем? Или ты, как Чикин,  ни-ни?
         – Ну почему ни-ни. Если «сухач», то грамм двести могу. Но не сейчас.
         – Ну ладно, бывай. – Он сел в свой «Мерседес» и уехал.
Я стал вспоминать эпопею поступления сына на архитектурный факультет. Все он проделал тихо, даже я не знал, если б меня предупредил, то, наверное,  был бы он сейчас архитектором. «Концы» у меня были, дружки… Но завалил один экзамен. Черчение. Не так заштриховал что-то. Жена: – «Пусть идет работать. Вот у нас на работе, сын у сотрудника  по миллиону зарабатывает, в институт колом не загонишь!». И устроила! На автозавод. Учеником. Почти два месяца уже работал.
Мне стало страшно. Приходил грязный.  Единственная польза – шлифовал ножи к мясорубке. Рабочий, это как клеймо. И менталитет, и отношение к жизни, и окружение… Сопьется думаю. Сам работал рабочим – знаю. Я позвонил бывшему тренеру Давидовичу, а он мол помогу и что-то про электротехнический…  Позвонил в  электротехнический, оказывается еще не поздно на дневные подготовительные курсы поступить. Надо сто долларов. Нашел.
Я к его матери так и так. А она, если, говорит, деньги будешь давать, в смысле алименты, (мы уже тогда с ней были в разводе) то – пожалуйста. «Сорок долларов в месяц хватит?» – Спрашиваю. «Хватит». – Отвечает она. Я к сыну: увольняйся и иди на подготовительные курсы, если не поздно. Ты хочешь  работать? - «Нет!» - Категорический  его ответ. Сын поехал, разузнал, заплатил эти сто долларов, уволился с МАЗа. Зачислили на подготовительные курсы. Дневные. Почти студент. Я ему еще в нагрузку сто долларов, на автошколу. Думаю: если выдержит, значит человеком будет.
И стал! Наверное. Жизнь покажет. Я сам, когда поступил в университет, через два месяца себя не узнавал. И говорить, и даже думать стал иначе. Мои товарищи, дворовые ребята, смотрели на меня, как на человека из другой  страны, как на аристократа. Общение – вот главное! И главное с кем. Окончил он эти курсы. И поступил! Правда на вечерний. И я и мать его тоже вечерний кончали. Даже лучше! Занят будет, некогда ерундой заниматься, пить. Только работу найти нормальную.
И работу ему нашел! Два месяца ходил за директором из соседней фирмы, уговаривал. Он к моему директору: все про меня разузнал. В конце - концов уговорил я его. Если, говорит, сын такой же как ты,  возьму. И взял! А потом мне руку тряс, благодарил. Да, Полойко, поздно спохватился. Жизнь не знает сослагательных  наклонений. О будущем надо думать в настоящем. На своем опыте надо учиться. Если бы,  да кабы?…»


                Сашка Вол

– Что ты притащил? – Спрашивает лейтенант – Где ты эту гадость взял? В «Столичном»?
– Да.
– Немедленно поменяй! Я сейчас позвоню.
Он набрал номер телефона.
– Кто?.. Участковый!.. Заведующую мне! Немедленно!.. Валя? Сейчас к тебе парень придет. Поменяй коньяк на водку… «Пшеничную».
Девять утра. Я у участкового Партизанского района с бутылкой коньяка. Не угодил. Их двое; один старший лейтенант, второй капитан. Сами мне назначили встречу. Сказали придти с водкой. В девять утра! Я хотел как лучше, а вот как вышло. Пришлось бежать за водкой. Какой это год был? 1977, кажется. А что этому предшествовало?
…Зашли во двор дома с Сашкой Волом, (Вол его фамилия), а там два мужика мочатся у забора. Сашка подходит к ним.
– Ребята, подвиньтесь. Я тоже хочу.
Ребята подвинулись и стали ждать, когда закончит «мочиться» Сашка. Потом взяли его под локотки и потащили в отделение милиции. Двор недалеко от опорного пункта. Дружина рядом.
Сашка мужик здоровый. Килограмм сто и ростом вышел. Понял он, что влип. Прикинулся «шлангом», овечкой безвинной. Начал лепетать, мол ребятки.., да я..., да вы что.., не виноватый я.., студент я.., пожалейте… Они расслабились, хватку ослабили. Сашка недолго думая (бугай он здоровый), что есть силы, обоим сразу между ног, своими пудовыми кулаками. Те согнулись пополам, ручки между ног держат. А мы в разные стороны. Сашка сбег дворами. А я выскочил на улицу Якуба Коласа прямо в объятия группы дружинников. Мол, куда бежишь и чего? А тут и Сашкины жертвы выскакивают. Меня хвать!  Потащили в участок. А чего мне предъявлять? Нечего. Проходил мимо – не «мочился». А они, особенно старлей: – « Ты его знаешь.» А я:  – «Гадом буду! Не знаю».  «Пытали» они меня где-то  с час. Потом записали мои данные и отпустили, и сказали, что бы завтра к девяти часам приходил с водкой на опорный пункт…
     – Ты только скажи его фамилию, а лучше пусть сам придет. Мы его только слегка, чуть – чуть… и отпустим. Обидел он нас.  – Говорили они после второго стограммовика водки. Но я стоял на своем. Не знаю и все! Отпустили с миром. Если б не партийный билет, случайно оказавшийся у меня в кармане, (в тот день, когда они меня «пытали» насчет Сашки, я взносы партийные платил), неизвестно что бы было…   



                Рязань

Рязань. Кремль. Ров. Ларек с пивом, есть и вино «красненькое», как здесь местные пьяницы говорят. Вокруг ларька кружатся красномордые, с опухшими от пьянки лицами, низкорослые, неряшливые толстушки женского пола неопределенного возраста. За стаканчик этого самого красненького, тут же на склоне рва за реденьким кустиком, могут предоставить все, что от бабы пожелаешь. Что и делали некоторые. Это в самый расцвет СССР, так называемый «застольный период». Год 1981?
Томашевич Вовка захотел выпить винца. Мы в командировке. Так вот, Вовка открыл свой кошелек, а в нем толстая пачка красных червонцев. Его получка. С собой в командировку прихватил. Извлек одну. Взяли винца. И тут, через пару минут, откуда ни возьмись, появляется она. Мечта поэта. Мне, дурню, сразу сообразить, с чего бы это? Откуда? Мимо нас проходит. Приостанавливается, мол, не скажите который час молодые люди?  И что это молодые, интеллигентные, симпатичные мальчики у пивнушки делают? Ах, в командировке? Впервые в Рязани? Слово за слово, разговорились. Узнала она. Кто мы? Откуда? Надолго? Где живем? И предложила: пошли ко мне. Культурно посидим. И с таким легким игривым голосом, дала понять, что и не только, если…
…Поднимаюсь я с ней на второй этаж, захожу с ней тесную прихожую, квартирка однокомнатная,  и тут я увидел... Справа, я как понял кухня, на которую она понесла сумку, с закупленными нами продуктами и вином импортным. А прямо, напротив входной двери, комната и стеклянная дверь с занавесками. И вот в щель между занавесками я увидел бугая здоровенного, который приподнялся над столом и прижал указательный палец к губам, кому-то сигнализируя. «Тсс...» Я мгновенно все понял. Наводчица! Открываю резко дверь. У двери Вовка, который ноги вытирал о коврик. Увидев мое лицо, он тоже сразу все понял и мы, толкая друг друга, скатились по лестнице. Я даже получил чем-то по спине, по касательной. (Синяк долго еще болел и не сходил). На улице были прохожие, и поэтому, уже мною виденный бугай, стоя у подъезда, со злостью смотрел нам вслед, постукивая по ладони какой-то, то - ли дубинкой, то – ли обрезком трубы диаметром миллиметров сорок, это я, как конструктор, определил…



Первая заграница

Аквапарк. Это сейчас я знаю, что это такое. А тогда, собираясь за границу, год 2001, по-моему, впервые в своей жизни, я понятие не имел, даже неудобно было спрашивать, что это такое. Парк какой-то, ну и хрен с ним. Соляные шахты в Величке, старинные замки в Кракове, достопримечательности  в Варшаве. Понятно. А аквапарк? Как зоопарк или Диснейленд?
Короче, в Польшу я собрался. Купил путевку, недорого и визы не надо. Хоть раз в жизни побывать за границей. На недельку.  И вот Краков. Идем в аквапарк. Оказывается это типа бассейна, с различными водными приспособлениями. А у меня и плавок нет. Пришлось в магазинчик при аквапарке зайти. Шестьдесят злотых! Это на то время двадцать пять долларов. Сама путевка на неделю стоила двести долларов. А плавки такие, что еле-еле спереди «хозяйство» прикрыли, а сзади полоска, что б только дырочку в попе прикрыть.
Дали часы наручные пластиковые, с магнитным кодом, чтобы потом одежду получить и в кафе в аквапарке сходить. Часы как деньги, как номерок, плавать можно и время контролировать. Четыре часа на аквапарк дали, если дольше пробудешь, то будешь доплачивать. Стал я около бассейна, наблюдаю как из трубы вылетают люди и табло с временем на экране показывает сколько они по трубе летели. Одни быстро, другие еле-еле, даже руками помогали, что б из трубы вылететь в бассейн.
Решил и я по трубе водяной прокатиться. Пошел по лестнице наверх. А там три входа в три трубы: зеленая, синяя, красная. Везде народ. В красную, что на этаж повыше народу нет. Залез я в нее и полетел вместе с несущимся потоком воды по трубе. И тут я струхнул, скорость была приличная,  и с каждой секундой все сильнее и сильней меня понесло по трубе, я пытался тормозить руками, хватаясь за скользкие стенки, но на первом вираже меня перевернуло, и я летел по этой трубе на животе. На втором вираже опять перевернуло, уже на спину.
Слышал я раньше выражение: «Аж, в глазах потемнело». Так вот, я узнал, что это такое.  Я, наверное, установил рекорд по времени пролета по этой трубе, потому, что  вылетел из нее как пуля, почти до самой стенки окончания бассейна.  Тяжело дыша, отплевываясь от воды, вытаращив глаза, я стоял перед спрыгнувшим в бассейн инструктором, который что-то быстро лопотал по-польски. Я понял только, что пан вельми важыць, (по-белорусски весит) что красная труба самая быстрая. Надо было перед началом взвесится. По красной  предел семьдесят кг., а у меня все девяносто. Отдышался я, думаю: ну их к черту эти трубы пластиковые с бегущей водой – есть другие. 
           Смотрю, какая-то бабушка лезет вверх по лестнице. Я за ней. Поднялись под самый потолок. Пока лезли наверх, познакомились. Я у нее спросил, мол, куда? А она – «Делай, как я». Наверху она скомандовала и мы прыгнули вниз. У меня не только в глазах потемнело, а хорошо еще, что перед аквапарком сходил в туалет. Ну, бабуля! Это был каскад водопадов и название у него соответствующее – «камикадзе».
Что б отойти от стрессов, что я пережил, залез в ванну я к девочкам, которые вместе со мной в одной группе туристов были. Джакузи – называется. Легкий массаж получил успокаивающий от пузырьков какого-то газа. Огляделся я по сторонам. Смотрю в самом углу аквапарка детишки в полутрубе спиральной катаются. Скорость небольшая. Полез я туда. Уже знакомый мне инструктор, (ходил он за мной что - ли) стоя у лестницы, с удивлением посмотрел на меня, «рыпнулся» было, но махнул рукой. А зря пустил!  Качусь я по полутрубе, а на повороте меня  из нее выбрасывает. Я хватаюсь за край спиральной полутрубы и ору диким голосом, махая ногами. До пола метра полтора, можно спрыгнуть, но почему-то страшно. Собрался народ на меня поглазеть. Короче, снял меня все тот же инструктор.
            Успокоился я. Думаю: куда теперь сходить поплавать? Смотрю, а девочки из группы приглашают к себе, что там какая-то бегущая волна. Нырнул я в эту бегущую волну и … завис. По кругу вода со страшной силой идет и меня вместе с нею несет. Остановиться не могу и вылезти не могу, в середине отсек без течения. Я в него забрался, силы коплю. Пытаюсь выбраться, а чтобы выбраться, надо преодолеть течение, а сил уже нет.
             Пришлось за помощью обращаться. Все тот же инструктор, улыбаясь, протянул руку и вытащил меня. Остаток я провел в детском лягушатнике, с пробковыми крокодилами, черепахами, уточками. Поплавал всласть. Но это еще не все. На выходе из помещения аквапарка, при переходе в гардероб надо было отметиться магнитными часами, а их у меня не оказалось. Потерял, а где? В какой трубе? Знакомый уже мне инструктор неожиданно появился у турникета и, улыбаясь мне, как своему давнему другу, вручил мне  мои часы…



Туризм

– Здравствуй Сергей Иванович! Как дела!  – Радостно восклицает он или она. – Как там Гурьян? А помнишь слет на Ислочи? Как мы там... А помнишь Радошковичи, Голубые озера?
А я стою и не могу вспомнить. Но не подаю вида. А тактично и  нейтрально приветливо улыбаюсь. Кто это? Сколько их было! Радошковичей, Бобров, Ислочей. Вся Беларусь! Сколько народу пообщалось со мной! Сколько походов! Слетов! Очень часто происходят такие встречи, где все меня помнят, а я их нет. А почему? Я понял. Я был один из организаторов, так сказать лидер. К тому же пел на гитаре. Я был на виду. В центре внимания. Как и Марат Гурьян. На всех свадьбах туристских, день рождениях, юбилеях без нас не обходились. Я с Гурьяном, на пару, званые гости:  то он шафер, а я  тамада, то наоборот. Я был «балдежным» парнем, веселым, жизнерадостным, любвеобильным и симпатичным. Некоторые девочки …
        …Все никак не могу начать писать про туризм. Все меня уговаривают. Самое благословленное время! Самое молодое! Самое насыщенное! Самое веселое! Самое радостное! Где только я не бывал!  Кавказ, Карпаты, Крым, Алтай. И все пешком, с рюкзаком. Почти все реки Беларуси проплыл, вернее прошел на байдарках. Вот и сейчас, недавно в 56 лет прошел на байдарке с Сэмом Турецким Браславские озера и речку Друю, а заодно с Генкой Ростовцевым всю реку Шошу до озера Плисса.  А тогда. 1974 – 1981 года… Восемь лет ни одного выходного дома! И зимой и летом! 
С чего это началось? Какие предпосылки?  Мой первый, случайный, водный поход. В четырнадцать лет! Сосед, Понкратов, студент политехнического института, как-то подошел ко мне и предложил пойти в поход. Одно место свободно. Грести веслами надо, мужика не хватало, а я с виду был парень крепкий. Всего на неделю. Всего за десять рублей. Типа звездный поход от института. Еда, проезд – бесплатно. От Вилейки до Сморгони. А там, в Сморгони меня заменят. Парень подъедет.
Привезли нас в Вилейку, а там все уже готово. На обычных весельных лодках, весла простые деревянные доски. Поплыли. Уставал я сильно, но ничего. Весело было. Гребли по очереди, по пятьдесят минут. Десять минут на перекур. По течению не трудно. Понкратов рулил. И вот, в районе Доманово или Черченово закончил я грести, поменялись местами с Витькой  – студентом прибористом.
Сижу на носу, ноги свесил через борт. Течение хорошее. На повороте лодка накренилась и я упал за борт. Лодка дальше по течению поплыла, а я в одежде, в сапогах, забарахтался. Все бы ничего, до берега рукой достать, а я упал в омут. Водоворот на повороте. Пытаюсь выплыть, не могу, затягивает в водоворот. Я запаниковал. Стал беспорядочно сопротивляться, но быстро устал. И меня медленно и упорно стало затягивать в воронку.
И тут, что-то случилось со мной. Сработал мой мозг. Панику остановил. Холодные, четкие мысли возникли в голове. Мысль заработала трезво, холодно, рассудочно, спокойно. Я мгновенно вспомнил, все инструктажи, все рассказы про случаи на воде в водных походах. Особенно про омут. Что надо делать, как себя вести. Я прекратил сопротивление, набрал в легкие побольше воздуха и пошел на дно. Через некоторое мгновение мои ноги уперлись в твердое глинистое дно. Я резко оттолкнулся. Вынырнул недалеко от воронки. Опять стало затягивать. Я опять нырнул. На третий раз, когда я вынырнул, что-то ударило мне в лицо. Веревка! Я  крепко схватил конец, и меня вытянули, подняли в лодку.
Помню еще сутки, замирало сердце от страха на каждом повороте. Потом страх прошел и до самой Сморгони уже шел в шлюпке по реке, как заправский моряк в океане….
Вообще-то с туризмом я познакомился еще в пионерском возрасте. В кружок ходил во Дворце Пионеров. Как-то он назывался? То ли географический, то ли природоведение, то ли… Краеведческий! Но я его бросил из-за того, что надо было конспектировать. Писать так не хотелось!..
 


           Поход выходного дня комсомольского актива МЗАЛа

         Как – то на выходные пошли в поход. Комитет физкультуры завода организовал.  Транспорт не дали. Шофер укатил в свою деревню сено косить. Пришлось своим ходом. На горбу, и палатки, и шмотки, и жратву. Электричкой до Борисова. Ползли километров десять, на природу, на речку Березину, около деревни Гливин. Кое-как добрались. Не без приключений. Стали на берегу, разбили лагерь у обрыва на поляне. Народу было человек двадцать пять. Десять палаток поставили. Компания почти вся со МЗАЛа. 
          Главный – Изя Марголин. Марголин сразу же организовал команду в пять человек, взяли эмалированное ведро и пошли в деревню Новоселки за самогоном. В Новоселках была самая дешевая по тем временам самогонка, если с посудой, то рубль, без посуды, в свою тару – 88 копеек. Как говорится, эта группа «здоровых» пошла в «единичку», по аналогии с походом 1-й категории сложности.   
           – Быстро не ждите, процесс капания «эликсира» в посуду долгий и нудный, требует творческого созерцания, монашеского терпения. Может даже до раннего утра. – Предупредил Марголин и удалился с группой «здоровых».
         Пока ставили палатки, разжигали костер, оборудовали «квадрат» из бревен (место для сидения вокруг костра), незаметно стемнело. И тут я обнаружил, что сигарет то у меня нет. Забыл дома: на столе оставил. Смотрю: никого нет, разбрелись все куда то, «шебуршатся» в палатках. Устраиваются. Решил покупаться.  Разделся до гола, поплавал минут пять. Напялил на голое тело штаны, штормовку. Остальные «шмотки оставил на берегу. Решил прогуляться, просушиться, потом одену.
Иду вдоль Березины. Прошел метров пятьдесят. Глядь: за кустарником невдалеке огонек костра. Стрельну сигарет; думаю. Подхожу. Смотрю группа человек десять у костра. Байдарки сушатся на берегу. Палатки. Поют. Вернее поет. Громила с огромной бородой, терзал гитару и басом скулил какую-то заунывную, мудреную, туристскую песню. Какого-то неизвестного мне автора. Может и свою. В то время почти каждый десятый турист сочинял песни, читал стихи под мелодию, как Окуджава или пел стихотворные репортажи о походе, как Визбор. 
Подхожу к костру. Оглядываюсь. Есть ли знакомые? Есть! Валька Белая! Знаю, что курит. Почему Белая? Не потому, что блондинка, а даже неизвестно какой она была. Может и брюнетка. Она на самом деле седая. Красится. В двадцать пять лет и седая! Целая история.
         …Как-то в походе с молодым хлопчиком в Карпатах, она пошла в «радиалку», посмотреть какую-то достопримечательность. Заблудились. Потом все-таки к вечеру нашли дорогу в базовый лагерь. Валька опытная туристка, с собой прихватила моток репшнура. Когда  подходили к лагерю, уже стемнело, а  они шли в «связке». Как там было – неизвестно. Но молодой парень на склоне горы поскользнулся и поехал вниз. Валька успела как-то обмотаться вокруг дерева, но сама сорвалась и повисла на веревке над пропастью.
         Парень по склону выкарабкался на тропу. Пытался Вальку вытащить, но силенок не хватало. Тогда Валька приказала ему бежать в лагерь за помощью. Помощь пришла минут через двадцать. Двадцать минут, в темноте, висеть над пропастью!.. Когда ее вытащили. Один дурак показал ей  веревку, на которой она висела. Оказывается репшнур перетерся об угол скалы. Из восьми нитей  каната осталось только две. Когда Валька увидела эти две ниточки, которые спасли ей жизнь, то прямо на глазах всех присутствующих поседела. Так она и получила прозвище – «Белая»…
         Я подсел к Валке:
         – Привет, Валя.  Куда? Откуда?
         – Усяжа – Гайна – Березина до Елизово. – Кратко и понятно, тихо произнесла она. – А ты?
         – Так, «балдеем». Я со своими, заводскими. Валя! Выручай! Забыл дома сигареты.
         – Оставила в палатке. Если не лень сходи.  «Серебрянка», в левом кармашке. Там в конце лагеря. Найдешь. – Валька указала направление, куда идти. Иду. Отхожу от костра. Вначале ничего не видно, потом глаза привыкли и при свете луны все видно отлично. А вот и старенькая 4-х местная «серебрянка». Залезаю в палатку.   
          – Сережа? – Голос девушки.
          – Ну. – Неопределенно мычу я.
          – Иди ко мне. Ну же. – Горячо и призывно шепчет она.
Все происходит быстро. Мигом слетают штормовка, накинутая на голый торс, штаны и я под спальником. Кайф!
           – Ой! Ты кто? – Вдруг испуганно шепчет она после жаркого объятия и второго поцелуя. Но уже поздно. Я при «деле».
          – Сережа я. – Шепчу я, нежно целуя ее свежие, пахнущие водкой прелестные губки и тяжело дыша, отваливаюсь от ее. Молоденькая! Свеженькая! Как в раю побывал!
          – Немедленно уходите! – Руками и ногами толкает она меня.
Также быстро влезаю в штаны, в штормовку, не забываю про сигареты в левом кармашке. Оглядываюсь затравленно, как вор. Тихо. Подхожу к костру.
         – Что ты так долго? Нашел?– Спрашивает Валька.
         – Нашел. – Отвечаю. – Заодно, поначалу, и на «шхельду» сходил – прихватило.  Протягиваю ей пачку «Орбиты». Она  вскрывает  пачку и протягивает мне сигарету, сама прикуривает от уголька веточки, дает мне прикурить. Затем удивленно и вопросительно смотрит на меня:
         – Что-то морда лица у тебя какая-то через - чур довольная. Улыбка до ушей, как у полудурка… Что с тобой Сережа? – Спрашивает Валька.
          – Ты же знаешь от электрички до Гливина с рюкзаком, пока палатку поставил, костер растопил, сделал «квадрат»… Двадцать пять рыл… Поплавал. Винца сто грамм – снял «напругу». На «шхельду» сходил. Не хухры - мухры «Орбита» вот, с фильтром. Песня под гитару…«Балдеж!»… Кстати, когда я сигареты из кармашка брал, там вроде кто-то шевелился в спальнике…– Как бы невзначай спросил я  и  навострил уши.
         – А! – махнула рукой Валька – Молодежь! Первый поход. Простыла. Это летом! В такую жару! Холодной воды  из родника напилась… Мы ее горячим чаем с водочкой напоили, укутали. Прогреется, к утру будет здорова. А вот и ее муж, Сергей, поет как раз на гитаре. У них медовый месяц. Медовый поход.
Я посмотрел на этого Сережу. Амбал! Косая сажень в плечах. Борода – лопата.  Представил, что бы он со мной сделал, если бы застал меня в палатке со своей молодой женой?... Я зябко поежился. Интересно, как ее зовут? Но побоялся спросить. Надо побыстрей сматывать удочки. Тем более со стороны моего лагеря послышался дружный радостный вой «толпы». Наверное, Марголин с группой «здоровых» пришел…
Я быстренько попрощался с Валькой и пошел в свой лагерь. Вначале  нашел на берегу свою одежду, обувь, а самое главное галстук. Я всегда в поход ходил в белой рубахе и галстуке. Для понта. Мой имидж, как сейчас говорят. Предмет шуток и уважения всех туристов. Каждый выпендривался, как мог. Вот Булынин Витя, тот например всегда   ходил с большой деревянной ложкой подвешенной на грубой веревке на шее и болтающейся на груди и белыми накладными манжетами на руках, такая же накладная белая манжета с черной бабочкой на шее. А Марат Гурьян в залатанном ватнике (фуфайке), даже летом, и кирзовых сапогах.       
         Успел я вовремя. Уже разливали. У полного эмалированного ведра с самогоном с мерным стаканом с делениями стоял Марголин и разливал. Я сунул ему свою литровую дюралевую кружку.
         – Если будешь пить, как Долгий! Никогда! Не купишь «волги»! – Прокричал хриплым пропитым голосом, что б слышали все, Марголин и, взяв у меня посуду, зачерпнул из ведра почти полную кружку!  Впереди меня в очереди стоявший фрезеровщик, известный всему заводу любитель выпить Толик Каноник (Это его фамилия) вытаращил глаза и глядя в свою полулитровую кружку обиженно возопил:
         – И мне столько же?!
         – Под рифму не подходишь. – Равнодушно проговорил Изя.
         Наложив в свою тарелку знаменитую Марголинскую вермишель сваренную с килькой в томатном соусе, я принялся за самогонку. Пилась она, как теплая водичка. Слабенькая. Я и нее заметил, как кружка оказалась пустой. А потом не помню. Очнулся я на берегу обрыва. Меня тошнило. Вырвало. Стало легче. Я почти отрезвел. Подхожу к костру. Там самые стойкие. Только двое с гитарой. Марголин и Стась Копылов. Оба играть на гитаре не умеют. Но поют тихо что-то. Стась постукивая по деке в такт песни, «подыгрывает». Подхожу. Ноль внимания. Ведро пустое. Около ведра валяются бутылки из -под пива и водки. Сажусь на бревно к костру.
Почти утро. Расцветает. Раздается шум в палатке напротив костра. Откидывается пола  и вылезает из палатки Кучура, модельщик из литейного цеха. Глаза стеклянные.  Как в туристской песне «…Я гляжу сквозь тебя…». Обошел вокруг костра, ничего не видя и не соображая. Подошел к той же палатке из которой вылез, отбросил входную шторку, достал член и …
И внутрь палатки начал мочиться. Минуты три. Видно много накопилось жидкости. Громко испуская воздух из одного места, с громким  журчанием. Окончил, застегнул ширинку и нырнул на тоже место, куда налил мочу и, через секунду, захрапел. В тот же момент из палатки выползает наша председатель Совета физкультуры  завода Татьяна Шарая, солидная, бальзаковского возраста, как любила говорить она про себя, женщина, уже за тридцать, и с криком:
         – Обосцали! – кидается одетой в Березину... Долго и шумно барахтается в воде, потом приходит обсушиться к костру.  Громко  и весело смеется:
         – Это ж надо.  И кто?! Кучура! Интеллигент-модельщик! Секретарь комсомольской организации цеха! Сережа не пей, как они! Не ходи с ними в лес. Занимайся своим спортивным ориентированием…
         Она стянула с себя мокрое трико, штормовку, майку:
        – Иди, Сережа спать, поздно уже, а я тут посушусь. Не волнуйся, я пойду ночевать к Элле Борисовой, она спит одна, а спальник у нее двух - спальный…
          …Утром ко мне в палатку забирается Костя.
          – Ну Жихарь! Ну сволочь! Убью гада! – Сквозь зубы процедил он.
          – Что случилось? В чем дело? – Спрашиваю.
          – Ты знаешь, кого он под меня пьяного подложил?! И я спросонья…– он заскрипел зубами.
         – И кого?
         – В Попу Люлю!
         – И ты ее?...
        Он промолчал. Потом зарычал как раненый зверь. Даже передернулся от омерзения. Меня тоже передернуло. Была у нас такая, по тому времени для нас 25-летних старушка, тридцати лет. Туристка. Ходила в категорийные походы, прибилась к нам. Мы в нашу компанию всех принимали. Не делали различия. Нам было все равно кто ты: негр, тигр, еврей. Главное чтобы была компания, в которой можно пообщаться и  чтоб ты не мешал нам «балдеть». 
         В  горы, в водный поход не каждый день ходили, есть еще и выходные, когда можно выбраться на природу. В Попу Люля, так мы ее звали между мужиками. (Кличку ей дал Шероцкий, он всем давал клички.) Полная, с отвислым животом, кривоногая, лицо, если его так можно назвать – не приведи господь! «Бедный Жихарь! Надо как-то его предупредить» – подумал я. Костя борец, перворазрядник, тяжеловес, к тому же еще водник… 
          Вылезаю из палатки к костру. Обхожу лагерь. Нигде хромовых сапог Жихаря нет.  (У нас все туристы при входе в палатку оставляли обувь.) Значит сбежал. Ну и славу богу думаю. И тут вспоминаю вчерашнее приключение  Кто же интересно такая? Как выглядит? Красивая? Блондинка, брюнетка? Не дай бог такая же, как в Попу Люля!. Интересно! И фигурка и все остальное, и прочие прелести вроде на ощупь были ничего. Я даже облизнулся вспоминая. Пошел в соседний лагерь. Но, увы! Меня ждало разочарование. Как у настоящих туристов: все прибрано, ни бумажки, костер залит водой. И никого. Уплыли на байдарках дальше по маршруту.  Вообще-то водники, как моряки, говорят, что плавает дерьмо, а по реке они ходят. Жаль, что не застал. Какая она? И сейчас не знаю ничего про нее. А как зовут?...
            
             …Идем. Группа человек восемь. Рюкзаки килограмм по тридцать пять. Лесная дорога. Навстречу телега, на ней мужик. Не молодой, но и нее старый. Они все, деревенские  красномордые, розовые.  Не поймешь: то - ли сорок, то - ли восемьдесят. Свежий воздух.
         – Здравствуйте. – Мы ему.
         – Дзень  добрый – Он нам и придержал лошадь.
         – Не подскажите – Прикалываюсь я, обращаясь к мужику. – Далеко ли еще туалет?
         – Чаго? – не понял он.
         – Туалет, скоро будет? – продолжаю я.   
         – Да вот же… – Он провел широко рукой, указывая на лес.
         –  Нет! Что вы! Я не могу. Я городской, стесняюсь.
         – Эээ.. Хлопец. Потерпи. До первой хаты еще километра два с гаком. – и, с жалостью и пониманием, посмотрел на меня.
         Никто из группы, даже глазом не повел. Устали. Переход был длинный, тяжелый. Мужик пришпорил лошадь и поехал оглядываясь. Шутка не удалась. Мужик поверил. Никто из группы не поддержал. Даже не улыбнулся. Хотелось поднять им настроение. Развеселить. Все зря…

Чикин

 Чикин Володя женился. И мы с Петей Громиком и с Светкой Шуляк как-то приперлись к нему новый год встречать. Он жил у деда с бабой в двухкомнатной квартире, в районе завода «Итеграл». В одной комнате дед с бабой, в другой он с молодой женой. Квартира была деда – героя Гражданской войны Тараторкина Михаил Матвеевича.  Тараторкин Михаил Матвеевич встретил нас с книжкой в руке :
         – Кочубей ерунда. У нас тогда гремел Шпаро. А Кочубея, когда нас белые обложили, когда к Царицыну  прорывались, кинули казачки. Его белые и взяли. А меня больного, в тифу, мои ребята не бросили. Я начальником сотни охраны самого Сорокина был. Кино «Хождение по мукам» видели? Не одного комиссара порубили. Не любили мы коммунистов в восемнадцатом. Комиссаров. Мы большевики. И этих могли. Дал бы команду. Мы за него! Сам сел в их машину. Приходили,  без оружия! Арестовывать. Дурни!
Вот он тут пишет: неправда все про Кочубея. Злое время было. Как-то идем маршем. Мужик навстречу. Идешь, иди, не кому ты не нужен. А он увидел нас и давай в лес бежать. Раз бежишь, значит виноват. Догнали, порубали. В хату на постой стали, хозяин полез к нам, спорить стал, что-то доказывать. И его… А знаешь когда шашкой по голове. Мозги как взрываются. Всю хату загадил. Человеческая жизнь ничего не стоит. Был человек и нет его… 
         Я даже с испугом слушал его. Герой гражданской войны! И такое говорил! Мне воспитанному на идеалах коммунизма! Комиссар – было что-то святое. А он, герой гражданской войны, их безоружных, по приказу Сорокина,  рубал шашкой. И мозги их взрывались фонтаном. И так спокойно, с ухмылочкой, еще и дурнями их называл, что приходили без оружия.
     Это было в году 1978. Сейчас  в ХХ1 веке я бы с ним побеседовал основательно. Но его уже нет, он умер. Ему тогда было лет девяносто, на половину парализован. Но живой, бодрый. Читал книгу «Кочубей» без очков!
     А моя бабуля Матрена Яковлевна, ныне покойная, вспоминая гражданскую в Сибири, про красных такое говорила! Как выбили они белых из их деревни. А потом местного учителя на штыки подняли бедного, что он свой язык откусил от боли. Высоко подняли, как на Голгофу. До сих пор его язык видит перед глазами. Перекошенное лицо учителя, на фоне неба и пол языка свисающего на подбородок, болтающегося на одной ниточке…

Чикин бросил пить! Чикин!? И бросил! Еще один боец покинул наши ряды. Не смерть его вырвала из наших рядов, а сам, добровольно, ушел. Как нам казалось в небытие. Сколько мы с ним перепили «чернила» и водки!  Бросил пить. Первый из нашей толпы, именуемой в определенных кругах, как «Встреча». А как? Что его побудило?...
 Работал он на «Интеграле», проходную обслуживал. Электронную. Спирта было навалом. А если есть спирт, то почему бы после работы не пропустить с товарищами по работе сто грамм для настроения. И пропускал. Вначале сто грамм. Потом двести. Потом триста. Каждый рабочий день. А потом как-то перед обедом для аппетита попробовал. Понравилось. Настало время, и с утра принял сотку, сосуды расширить. Друг его лучший, Петя Громик, от сужения сосудов умер. Если б сотку  с утра опрокинул, то до сих пор бы жил. 33 года! Возраст Иисуса Христа!  Царствие ему, Пете Громику, небесное.
Чикин жить хотел. Вот и в оправдание, для самого себя, и «принимал» с утра. Жил он с молодой женой Региной и дочкой почти рядом с работой. И пришло время, когда он пришел домой на автопилоте, а потом и принесли его – «дрова», на руках товарищи собутыльники. Дома обстановка, сами понимаете. Сколько можно терпеть? 
И вот однажды, «приняв» с утра, к вечеру «отрубился». Очнулся. Открыл глаза. И видит: огромное черное небо, все в звездах. Красота! А он лежит на спине весь мокрый. В луже. Поднялся Чикин, представил себе, как это выглядит со стороны. Увидел себя обосцанного, лежащего в луже и содрогнулся от омерзения. Так стало стыдно! А когда огляделся! Рядом со своим домом! И, может, кто-то из соседей видел! Пришел он домой. Залез в ванну, помылся и решил: Все! Хватит! И не пьет. А если и пьет в компании, то только водичку кипяченую, которую носит с собой в кармане в бутылочке трехсотграммовой из-под водки «Смирнов». Лет пятнадцать! 
– И пусть мне плюнут в рожу! Ели я кому теперь поверю, если скажут, что водка полезна…– Говорит Володя и обижается, когда его спрашивают, о том, как он бросил пить?
– Я не бросал! – Говорит он в ответ – Я просто не пью!
И я этого не избежал. Тоже бросил, но по другому поводу. А ведь раньше считал, что не пьют только больные и, в основном, на голову. Так же как и Володя Чикин прошел все стадии. Но у меня другое. Сердечко стало прихватывать. Как – то, встаю утром, после какой-то пьянки и так хреново!   
         Главное ничего не болит, а все отнимается. Какое - то непонятное беспокойство во всем организме, как будто из меня что-то вынули. Чувствую, еще немного и помру, как Петя Громик. Я к батьке, (Он уже не пил вообще лет десять, а был раньше знатный алкаш. До инфаркта, до «глюков», доходило дело, до почти белой горячки. Он нашел в себе силы и остановился.) Посмотрел он на меня, послушал и говорит:
– Ну что, скот, допился? – Залез в свой буфет, где стояла водка, для натирания коленок (Последствие его работы, сварщиком: на коленях на улице варил. Двадцать пять лет!) и налил в рюмочку пятьдесят грамм.
– Пей, гад!
Я рюмочку хрясь. И, о, чудо! Сразу мгновенно все прошло. Как ни в чем не бывало, я побежал на работу. Сужение сосудов, как мне объяснили. Или стенокардия по-другому? Вначале со мной это происходило раз в пол года, потом раз в квартал, Потом каждый месяц, а потом каждую неделю, в основном по понедельникам с утра. И даже днем иногда прихватывало.
Для этих приступов, я носил на сердце двести пятьдесят граммовую бутылочку, наполненную, водкой. Как только хватало сердечко, я отпивал из бутылочки добрый глоток водки и, на некоторое время, становилось легче. А потом с этой, наполненной водкой бутылочкой, я попал в больницу. С ней, целенькой, я и выписался. Долго она у меня еще была. По привычке носил на сердце в кармане. А потом отдал Сашке Лазареву, царство ему небесное, в сорок пять лет от цирроза печени умер. А я бросил пить и живу. На сегодняшний день, уже  одиннадцать лет, водку не пью. Сухое могу. Грамм двести в неделю…

Шабашка

… – Пойдет или не пойдет? – Слышу я бормотание Мишки.
Мне плохо. Я отдираю голову от импровизированной подушки, свернутой вчетверо фуфайки. Никого за столом, один Мишка, самый стойкий. Остальные кто где, валяются пьяные. Третий день пьянка. Работы никакой. Прошли ливни, дороги размыло, стройматериалы невозможно подвезти. А нам шабашникам без работы нельзя. Чревато. Бугор, наш бригадир, наш старший, получил аванс. И вот третий день пьем. Сибирь! Недалеко поселок, километров пять. Мы что-то строим, уже вторую неделю, то ли коровник, то ли свинарник.               
– Ну, что? – Спрашивает Мишка глядя  на стакан заполненный до краев водкой. – Погнали? – Опрокидывает стакан, но отблевывает водку назад в стакан. В стакане уже не белая, а мутная жидкость.
– Не пошла! – Сокрушенно качает головой Мишка. Тупо смотрит  на стакан, подумал немного, а потом стал пить эту мутную гадость. Медленно выпивает весь стакан, не отрываясь.
– Пошла милая. – Говорит он задыхаясь, хватая ртом воздух. – А куда ты родимая денешься? – Поглаживая живот, говорит он. И вдруг неожиданно голова его падает на стол, руки плетями свисают вдоль туловища и он вырубается. «Пора сваливать», – думаю я. Долго бужу храпящего Бугра. Наконец он открывает глаза.
– Рассчитай меня за неделю, что отработал, – говорю ему.
Он мутными глазами смотрит на меня, залазит в карман, слюнявит палец. Отсчитывает сотню.
  – Мало. – Говорю.
Он молча подносит к моим глазам кукиш, который медленно превращается в здоровенный кулак. Прячет деньги и продолжает храпеть.
Я молча собираю шмотки, складываю в рюкзак. До «железки», где станция, километров семнадцать. Прихожу. Поезд завтра  вечером. Проходящий до Сыктывкара.  Делать нечего. Жду. Народу никого. На следующий день днем на станции появляется Мишка.
– И ты Брут. – Вопрошает он. – Линяешь? И правильно! Если Бугор начал пить – это надолго. Не надо было аванс брать. Найду другую бригаду. Лето еще два месяца. А может, давай  вместе, земляки вроде…            

…– Не будем мы ему ничего делать, менту поганому. Мы спецы. Строители – профессионалы! Ты знаешь, как мы можем работать?! За десятерых! – Жалуется бригадир шабашников из Москвы. – Еще и бесплатно!
Где вы сейчас спецы-профессионалы?  А мы майору районной милиции, сделали бесплатно. Попросил  и сделали. Даже не возникали. Крылечко надо поправить. Поправили. Спокойно, тихо, не торопясь, с многочисленными перекурами. На следующий день появляется главный бухгалтер районной администрации с ведомостью на получение нами денюшек, на выполненный объем работ для отделения милиции. Женщина. Представительная такая женщина лет под 50. 
Денюшек не слабо нам за крылечко насчитали! На всех членов нашей бригады, это шесть человек, по сто рубликов. Правда, всех денег мы не получили, только двадцать процентов. Но и на том спасибо. Остальные, главный бухгалтер забрала. Якобы на какие-то представительские нужды. Но зато! Потом она извлекла бумажки: договор, процентовка и пр. На производство работ. Крышу в новом магазине плоскую залить битумом, толью покрыть. Чтоб не протекала. А то тут спецы одни делали, раза три, а она, то бишь крыша, все протекает. И расценки! Мама дорогая! Мечта бездельника! По высшему разряду! Расценили эту крышу по полной.
– Мы к вам три дня приглядывались. Ребята вы, я вижу, с понятием. Не конфликтные, опытные. Я думаю, сработаемся. – Сказала главный бухгалтер, застегивая свой кейс и укатила на милицейском газике, которым рулил наш майор.
А мы не спеша собрали шмотки и так же не спеша потянулись смотреть объект. Хорошо когда есть люди, которые умеют и понимают, как надо жить. В конкретных условиях. Бедный Союз! Вот так он и развалился! И моя в этом лепта, к сожалению, есть….



Национализм и вера

– Мы для них неверные. Аллах разрешает поступать с неверными, как угодно. Неверного можно обмануть, у него можно украсть, можно и убить. А лучше зарезать, как барана. Аллах простит. Когда ты ему нужен, он будет стелиться перед тобой, будет лезть к тебе в лучшие друзья. По гроб жизни! А сделаешь ему дело, повернешься к нему спиной, он совершенно спокойно, не колеблясь, воткнет тебе в спину нож. – «За что? Я же тебе помог». – Спросишь ты его перед своей кончиной. А он: – «А ты чего, дурак, спину мне подставил?» Ты для него неверный…
Так говорил мне, Гонтареву и Цыгану Генка Карамазов. Год 1980-й. Рассвет «развитого социализма», «застойный период». Дружба народов. Братья по союзу! И мы не поверили ему. А зря! Его звали Вагиз, если ему самому верить. Он Азербайджанец, наверное. Он ехал на КАМазе по Белоруссии, как впоследствии выяснилось, угнанном в Баку. Халтурил. Как своей собственной машиной пользовался. И у нас под Минском у него выгорела вся электропроводка. А Мишка Цыган «спец» по грузовым машинам. Каким-то образом Вагиз вышел на Цыгана, а он и нас привлек в помощники. Я, если чего надо выточить. Гонтарев, если что подать, поднести, куда сбегать. За водкой, например. «Проставлял» он не слабо. Каждый день! Неделю! Червонцев у него было немерено.
И вот когда все сделали. Когда все у него заработало. Устроил нам Вагиз отходную. Жил он это время у Мишки, в его однокомнатной квартире. Повезло, квартира своя была, личная. Он когда-то был экспертом по грузовым машинам на МАЗе. Уважаемый человек, специалист. Правда еврей, по фамилии Берлин. По Союзу на все испытания приемочные ездил, во всех всесоюзных комиссиях состоял. А потом его родной брат рванул, с первой Брежневской волной, в Америку. Сразу всего лишился, из всех комиссий исключили, даже с работы поперли. Пить стал Мишка Берлин и не слабо. Хорошо квартира однокомнатная осталась. А тут Вагиз с халтуркой. Сели мы днем за стол в часа два дня. Вагиз притащил ящик водки…
Просыпаюсь на следующее утро, продираю глаза. Где я? Оглядываюсь. У Цыгана. Гонтарев лежит одетый прямо на полу, без ботинок почему-то.    Цыган, как положено, раздетый на кровати, только пятки торчат из - под одеяла. Я тоже раздетый на каком-то матрасе. Вагиза нигде нет. Выглядываю в окно, КаМАЗа  тоже нет. Значит уехал. А грозился, что днем, после обеда уедет… Смотрю, чем бы похмелится. Бутылки все пустые и рюмки все тоже. На столе лежит прут железный.  Взял я его повертел, с двух сторон резьба внутренняя. Где я его видел? Смотрю на кровать Мишкину, точно, из кровати кто-то вывернул. У Мишки еще старая кровать была, с никелированными грядушками, панцирным матрасом. Кому этот прут понадобился? Заглядываю на кухню, где ящик с водкой стоял. Ящика нет. Посчитал пустые бутылки. Не получается. Еще пол ящика как минимум должно быть. Вагиз не пьет.
Нашел бидон двухлитровый. Решил пойти за пивом. Хлопцам заодно на опохмел. Пока я ходил за пивом, пока стоял в очереди, час прошел. Прихожу обратно. А там гремит отборный мат Мишки Цыгана. Захожу. Сидит Мишка на кровати  с прутом в руке:
– Сережа, а ты где ночевал?
– На твоем матрасе.
– Странно. У тебя все нормально?
– Да вот пиво вам принес. Вагиза нет. Водки нет. Прут кто-то вывернул из кровати.
– Да, Сережа. И моего джинсового костюма нет, моей офицерской формы нет. Колечко мое золотое, тоже пропало. Да, Геша прав был, мы для него неверные. Вот же скот! И еще, Сережа, вот этим прутом, нам с Гонтарем, по пяткам настучал. Синяки видишь? Как минимум неделю, если не месяц, ходить не сможем! Вот подонок! А я для него!.. – Чуть не заплакал Цыган.
– А мне почему не настучал по пяткам? – Удивился я.
– А ты самый молодой, не лязгал языком по пьянке, черножопыми чурбанами не называл кавказцев. Хотя, почему? Не знаю. Ты не только евреям и бабам нравишься, а вот видишь, даже мусульманам.
И тут я вспомнил, как Вагиз рассказывал про восточную пытку, бить по пяткам палкой. А если тихонько и долго постукивать в одну точку, образуется синяк. Можно в камеру не сажать, не сбежит. Ходить невозможно, только если ползти. А если ползти, далеко не заползешь. Вот он по тихому пьяным Мишке и Гонтареву постучал. А за что? Мишке Берлину, за то, что еврей? А Гонтареву за язык, недолюбливал   он «черножопых»? Даже тогда в восьмидесятом! Вот тебе и дружба народов… 
А потом через год. Водный поход.  Или Литва, или Латвия.  Не помню.  Но реку помню Гауя. Есть переход, где она петляет сильно. На карте десять км, а по реке все сто. Так петляет. И вот гребем. Течение не сильное. Так подправляем веслами на поворотах. И переговариваемся. А на воде звуки в два раза сильнее, чем на земле. И тут на берегу появляется молодая женщина с ребенком на руках. Ребенку еще нет и годика. И вот мы проплываем мимо ее. И вдруг на чистейшем, без акцента, русском  языке, слышим:
– Будьте вы прокляты! Поработители! Оккупанты! Смотри сынок вот они, русские. Это твои враги. Они пришли на нашу землю.  Никто их не звал. Твоего деда сгноили в Сибири. Смотри сынок на них. По нашей реке! Русские сволочи!
Мы вжали головы в плечи. С испугом слушали ее  горячую речь и не знали что делать. До самого поворота реки она шла вслед за нами и говорила, и проклинала. Ее ребенок, с молоком впитывал в себя ненависть к русским. Вот тебе и дружба народов! Облегченно вздохнули, когда от нее уплыли, через еще один поворот она уже нас ждала на берегу. Речка петляла, а она перешла, с берега одного русла на берег другого. И мы опять к ней приплыли. И она начала по новой.
– Женщина – говорю ей, – мы не русские. Мы белорусы. Мы сами под игом проклятых москалей страдаем. Мы из Минска.
– А почему на русском языке говорите?
– Но вы тоже на русском говорите и без акцента.
Она ничего не ответила, а повернулась и ушла. Видно, что городская, на лето приехала. Декретный отпуск. А мы хотели остановится, молочка на хуторе взять. Передумали…

БПИ

…Я рабочий Минского завода автоматических линий. После армии.
… То нет работы в начале месяца, то устраивают гонки к концу месяца. Давай! Вперед! План горит! В субботу на работу выходи, а то и в воскресенье! Бардак! Кто виноват в этом? Мастер скотина – тот во всем виноват,  зам начальника по технической части - козел, начальник цеха - сволочь.
 Стал технологом – пожалуй, нет, они не виноваты; это директор - мерзавец и главный инженер - подонок. Влез в партком завода – почесал затылок, пожалуй, и они не причем - виноваты райком и горком: зажрались спиногрызы!
Появился друг из горкома. Черт его знает? Наверное, это там, на самом верху старые пердуны из Союзного Политбюро виноваты? А потом появился друг диссидент – «отсидент». Никто не виноват! Сама система, социалистическая виновата. Не созрел еще человек. Чтобы все пополам? Поровну? Нет! Не получится! У бездушных роботов получится. У человека – нет! Пока есть обоняние, осязание, вкус, зрение, слух, инстинкт размножения - ничего не выйдет? Пока есть чувства, будет неравенство, будет борьба за лучший кусок, лучшую жизнь, просто за жизнь…
 Да и Ленин с Марксом писали, что без создания материальной базы, нового человека не воспитать. А базы нет! Есть шесть миллиардов полуголодных, оборванных людей. То было хлеба навалом, то уже его нет. Моя любимая булочка еще два года назад стоила  360 руб., а сейчас 800 руб., а сколько будет через год…
Так вот, появилась у меня возможность пойти в поход, 3-й категории сложности. Но начальник цеха №1 Третьяков не отпускает, говорит план горит, расточники позарез нужны.  А ты Долгий, как молодой член партии, должен это понимать. Что делать? И тут Костя Иеропес посоветовал, поступать в БПИ на вечерний, по специальности. По закону на время поступления дают 15 дней за свой счет. Как раз время на поход. Что я и сделал. Но в поход меня не взяли: чтобы пойти в тройку, надо было иметь двойку, а у меня были только походы первой категории.
На завод идти было неохота, решил поступать. База у меня была – университет – матфак. Помню сдавал я математику устную. Там была задачка. Упростить какую-то функцию и нарисовать график полученной функции. Почему-то вспомнил как в универе перемножали графики. Это, если знаешь как, просто, координаты перемножай, и рисуй график по точкам, что от перемножения получились. Что я и сделал. Ничего не упрощал. Нарисовал два графика. Перемножил по координатам, получил новый график. Гипербола получилась. Даю листик в клеточку с графиками преподу. – « Правильно, – говорит – А где расчеты?» – «Вот, – говорю – Два графика. Перемножил, получилась кривая – гипербола, вот ее формула». Полчаса учил его, как перемножать графики по координатам. Пять получил. Соврал что школа, где я учился, была с математическим уклоном. Поступил.
Пришлось учиться. Шесть лет! Работа, самодеятельность, походы, слеты, партсобрания, комсомол, даже комсоргом цеха был, вечером институт – везде успевал! А закончил институт, женился – мусор вынести времени не было…
…– Как ты сдаешь экзамены? – спрашивает меня Миша Каменщиков, студент БПИ вечернего факультета  мой сокурсник, из одной группы – На лекции не ходишь, даже конспекта нет. Еще и первый идешь. И всегда сдаешь. В чем секрет?
– А очень просто – отвечаю ему я – Главное уверенность в себе, что сдашь, что прорвешься. Понаглее.  Перед экзаменом делаешь морду «лопатой». И подебильнее. Попроще. И вперед!
– Как это? «Лопатой»?
– Ну, как? Очень просто. Надо сосредоточиться… Или, подожди. Дай я на тебя посмотрю… Так, так… Неплохо получается! Нормально! Молодец! Полный дебил! А взгляд!? Такого тупого взгляда я никогда не видел. Ничего не выражает! Ни одной мысли! Можешь смело идти первым. Два слова – да, нет и почаще кивай головой.
– Да я ничего и не делал. Ты чего?
– И не делай. Тебе не надо делать. Все нормально. Класс! Трояк обеспечен!               
– Ты что? Хочешь сказать, что я дебил! Умник хренов! Да я! Тебя!...
  – Миша, ну чего ты пристаешь в такой судьбоносный момент. Да шучу я. Как сдаю? Сам не знаю. Просто чувствую, когда надо учить, когда не надо.
Я получил «хорошо», а Миша трояк. Экзамены. Идешь на экзамен: полный ноль, а выходишь с экзамена уже не полный. Таково свойство моего организма и об этом я знаю. Только ли моего? В критической ситуации, когда уже казалось: Все! Нет выхода. Он находит этот выход. Где-то, что-то слышал, где-то что-то видел. В нужный момент всплывает, приходит в мозг. Подсознание просыпается! В самый последний момент приходит правильное решение, правильный ответ! Но ведь для этого нужна определенная база знаний. Значит, она у меня есть! Не зря я много читал, впитывал в себя устную информацию. Все в жизни делается не зря. Да и повидал я много чего всякого.
В минуту опасности мой мозг мгновенно перерабатывает всю информацию, полученную за весь мой жизненный период, включая младенчество, даже когда я был в утробе матери, и выдает ответ. Мозг по сути тот же компьютер, та же информация, собранная в файлы. Только программирование другое. Все зависит от программы, от программиста. Подсознание и есть тот самый программист, который анализирует и перерабатывает информацию, разлаживает ее по полочкам, по папкам и связывает их невидимой нитью. Взаимозависимость информации и есть подсознание. Оказывается, когда я шел на экзамен неподготовленным, я уже был на самом деле к нему готов. Вот откуда эта уверенность, с какой я шел на экзамен! Откуда у меня эта база? Учебные мастерские велозавода, университет, армия, профессия токаря-расточника, книги, учебники…

…«Глинка» - книга по химии. Толстенная, страниц семьсот. Как я запихнул ее за пояс, не знаю. Преподаватель по химии не заметил. Я на экзамене в БПИ. Даже сейчас при слове - химия – у меня кисло во рту становится и противно начинает ныть в животе. Хотя в школе химичка была даже очень ничего: молоденькая, симпатичная…  Чтоб попасть на экзамен мне пришлось еще и зачет по химии получить. Двенадцать раз сдавал! Я по химии знал только формулы серной и соляной кислоты. До сих пор помню! Одна мымра, лет пятьдесят, меня достала. Практические вела, лабораторные по химии.
Лабораторные мы делали на пару с Мельником Сашкой, он химию знал тоже не очень. Нашел он какого-то знакомого, который нам эти лабораторные уже готовые давал. Мы их только переписывали. Но однажды уже в конце семестра мы ей перед началом лабораторной отдали не предыдущую, а сунули лабораторную, которая должна была быть следующей, сегодня…  Перепутали... Посадили меня на первую парту, чтоб не списал. Мымра специально пришла на экзамен, что б меня завалить и уже четыре «пары» поставила, чем очень обидела нашего профессора. У него наверное план по двойкам был, а тут помощница пришла.
Так вот, изловчился я положить книгу на колени. Прижал к столу. Листик экзаменационный, чтоб не елозил, поскольку приходилось его держать и писать рукой, пластилином прилепил. А второй рукой, вернее указательным пальцем я переворачивал страницы. Посмотрел я вопросы. В оглавлении книги нашел  номера страниц. Запомнил. И вот задрав к потолку голову, якобы глубокомысленно задумался. Указательным пальцем левой руки листаю страницы. Как сейчас помню: двести какая-то. Мымра ожидая следующую жертву. (Все уже поняли, что к ней идти чревато и никто к ней не идет.) обратила свое внимание  на меня.
– Ну, что Долгий, о чем задумались?
– Да вот вспоминаю страницу, на которой излагается моя тема, - задумчиво говорю я, недовольный, что меня прервали.
– Ну и что, получается? – Качает головой «Мымра».
– У меня зрительная память уникальная. Пришлось весь этот талмуд прочитать! Всего Глинку! Семьсот страниц!
– Вам Долгий. – Перебил преподаватель - Только за одно это можно удовлетворительно ставить. – И обращаясь к «мымре». - А что, есть такие люди, я даже знаю некоторых с уникальной памятью.
– Сомневаюсь – говорит «мымра» - Это он ко мне боится идти.
– Да, кстати, вы уже можете идти. Я уже сам управлюсь. – Говорит преподаватель «мымре».
«Мымра», недовольная, собрала манатки и ушла. Сразу же все, кто сидел готовился, кроме меня, толкаясь и работая локтями, ринулись со своими листками к преподавателю. А я как раз нашел нужную страницу, во всю стал списывать, аж две страницы слово в слово. Потом второй вопрос, «передрал» таким же способом. И пошел сдавать.
– Ну…тес. Посмотрим, как ваша зрительная память. – Извлек из портфеля того же «Глинку», взял мои листки, стал сравнивать. – Немыслимо! Почти один к одному! Ну, молодец! Что поставить?
– Я буду счастлив, если вы мне поставите трояк. Химия, самая трудная и непонятная для меня наука!
– Получайте свой трояк, Долгий. – И расписываясь в зачетке, все еще удивленно качая головой, повторял. – Невероятно! Такая зрительная память! Талант!
Я выскочил из аудитории и присоединился к уже сдавшим экзамен, где собралась «группа здоровых». Ждали еще одного «бойца», Витьку Поплавского. Должен был скоро после меня выйти. Заглянул я  в дырочку, (Во всех аудитория в дверях были просверлены дырочки) смотрю: Как там Витек? Гляжу, а наш экзаменатор решил размяться, пройтись по аудитории. Туда – обратно. Так вот, когда он повернул обратно, он что-то увидел. В моем столе, за которым я готовился к сдаче экзамена! Так резво подскочил и извлек оттуда, удивлено тараща глаза, моего «Глинку»! Никак не мог я его с собой унести! Толстая книжища! А она раскрыта на той же странице, что и я ему написал при сдаче. Схватил он ее и бежит к двери, где я стою и гляжу в «глазок». Я «деру», в соседнюю аудиторию напротив. Прижался к стене. А он по коридору бегает и орет:
– Где этот жулик! Так обвести вокруг пальца! Ну, это ж надо! Зрительная память у него? Талант! Найдите его, немедленно!...
        Бедный Поплавский получил три, а рассчитывал на пять, все из-за меня. Химия был его любимый предмет, еще со школы, как ни странно, он ее понимал и чувствовал…

…Филькинштейн. Преподаватель БПИ. Эстетика производства. Зачет. Без экзамена. Молодой хлопец, но строгий. Всегда перед началом лекции проверял всех по списку. А в конце пары проверял опять по списку, все ли высидели два часа. Напугал всех, но не нас. Мы, «группа здоровых», на лекции по эстетике не ходили. Но на последнее занятие пришли, чтобы посмотреть на преподавателя и узнать, когда и где получить зачет. И что это за «птица» такая, Филькинштейн?  В конце занятия он объявляет, что «автомат», зачет без сдачи, можно получить сейчас же. Зачитывает список студентов, кто заработал «автомат».
У нас, у «группы здоровых», полезли глаза на лоб, все в полном составе оказались в этом списке. Ни разу на лекциях не были! Но, тем не менее, все мы первыми стояли в очереди с зачетками в руках, чтобы получить «автомат». Но тут одна, с синей мордой, и будущей обладательницы красного диплома, встряла против нас красномордых, будущих обладателей  синих дипломов. Одна из тех, кто не пропускает ни одного занятия и всегда сидит в первом ряду:
– Я не поняла! Почему?! Я не пропустила ни одного занятия! Мне сдавать зачет, а Долгий не разу не был – ему «автомат»! Вы свои списки перепутали, наверное?!
Я испугался, как раз моя зачетка была в руках у Филькинштейна и он искал в своей ведомости мою фамилию. Услышав вопли нашей отличницы, он мило улыбнулся, глядя на меня ободряюще, и в ответ спокойно, солидно, но громко, произнес:
– Ну, раз не ходил, значит, эстетику знает...
               
   

                Железо как железо, у нас его тут навалом…

      Я на «картошке». Делать нечего. Бригадир нас послал на прополку… картошки! Надо же что-то делать. Что зря пригнали? Появляется на поле главный инженер совхоза. Молоденький парнишка лет двадцать. Уже главный инженер. Васек зовут. Сразу ко мне.
      – Сергей Иванович, Вы, я узнал, технологом работаете, в БПИ учитесь. Выручайте! Немцы на выставке нам подарили погрузчик – стогометатель. Бумаги дали какие-то, все не на русском. И один листок на русском. Краткое описание. Ездит, а погрузчик  не работает. Шофер говорит, что гидравлика…
       – Сколько наливаешь?
       – Чего наливаешь? Не понял.
       - Понимаешь Васек. Вечерами скучно. Деньги уже кончилось, «чернило»  в вашем магазине закончилось. «Агрэстовае»…
      –  У меня есть наше местное. Поллитра хватит?
       – Я ж не один…
        – Литр?
        – Вначале надо посмотреть. Все работает, кроме погрузчика? Схема гидравлики есть? А даже если нет…  Пошли посмотрим.
         Короче пол дня убили. Это не картошку пропалывать. Даже интересно. Повключали с шофером гидравлику. По давлению в шлангах нашли место, где масло не поступало. Нашли золотник. Разобрали. Смотрим. Кусочек резины забил отверстие. Продули, прочистили. Назад поставили. Работает! Вечером был праздник. Пили за мое здоровье.
      Через день опять приходит.
         – Сколько наливаешь?
         – Литр.
         – Давай.
         – Берите – протягивает две бутылки самогона.
         – Что? Погрузчик?
         – Он самый. Работал зараза, хорошо  работал, масло долили – стал, как вкопанный.
          – Какого масла?
          – Какое везде заливаем, техники много. Машинное.
          – Я когда инструкцию читал, то обратил внимание, что масло там в системе специальное, как в самолете. Вязкость определенная, чистота. Надо сливать и заливать по – новому. Ехать к летчикам, они тут рядом. Бутылкой не обойдешься. И вообще надо думать, прежде чем дорогие подарки от иностранцев принимать.
         – Из-за масла? – Почесал затылок главный инженер. – Давали нам как-то летчики бочку синюю с маслом, говорили, что авиационное, за картошку. Попробуем.
         Через три дня вечером опять приходит.
         – Сколько? -  спрашиваю.
         – Сергей Иванович выручай! – достает две бутылки.
         – Ты главный инженер? А что кончил? Какой ВУЗ?
         – Кооперативный техникум. Я тут в деревне, почти один образованный остался, остальные в город сбежали.
         – Что сейчас?
         – Опять погрузчик. Немец проклятый! Капризный! Ось тридцать миллиметров диаметр! И ломается все время. Три дня точим! Без толку!
          – Тридцать миллиметров? Это ж сорок тонн должна выдерживать!  У стогометателя подъемник на гидравлике работает. Сено, наверное, мокрое?
          – Немного влажноватое. Вентилятор поставим, подуем.  У нас план, отрапортовать надо первыми…
        –   Из чего вы ось точили?
         – Из железа, у нас его навалом.
         – Неси ее сюда.
         – Сейчас сбегаю.
     Через пятнадцать минут прибегает. Протягивает ось из двух кусков. Смотрю разлом и вижу… Живой углерод! Еще, наверное, и каленый. Структура в разломах крупно - кристаллическая.
         – Из какой стали точили? Углеродистой, конструкционной, инструментальной? А может легированной?
         –   Чего? Я думал сталь всюду одинаковая.
         –  Марок сталей около тысячи.
         –  Да? Ну!
         – Пошли на машинный двор. Поищем. Может сталь 3 найдем, она  помягче, на изгиб, на срез, на смятие крепче. А каленый углерод на трение крепок.
         – А как определить? Железо на вид все одинаково.
         – Наждак есть?
         – Есть.
         – По искре определим. Если сплошная искра – каленая. Если на концах звездочка, значит мягкая…
         – Слушай! Иди к нам главным инженером. Ты корифан в своем деле. А я?.. – Васек сокрушенно махнул рукой.
         – Научишься. Я ведь научился. А ты еще молодой. Главное,  что бы ось сделать по диаметру точно в размер. Минимальный зазор. Что б меньше ударных нагрузок.
         Пришли на машинный двор.  Не пришлось на искру проверять. Нашел я гостовскую тяговую цепь нужного диаметра. Из какой стали она делается, знаем.  Сталь то, что надо. Сварщик ее разрезал. Я сам на токарном станке выточил ось. Подогнал по месту. Стогометатель стоял рядом. Больше Васек не приходил. Как там в пословице про портного и сапожника? Не помню. Плохо когда сапожник берется за работу портного и наоборот… Не зря я учился в БПИ. Даже приятно, когда ты что-то, где-то можешь и даже за это наливают…

                Подсознание.

         …Спичка. Обычная спичка. Лежит на полу. Но сколько моих нервных клеток из-за нее погибло! А нервные клетки не восстанавливаются. Я отворачиваюсь, пытаюсь на нее не смотреть, не обращать внимания, пялюсь в экран телевизора, но все равно взгляд непроизвольно возвращается к этой треклятой спичке! Как она диссонирует, режет глаза!  Лень вставать, но все-таки я встаю. Нет, не поднять и выбросить эту спичку в мусорное ведро. Просто поправить. Положить ее строго параллельно половице, что б не резала глаза.
 Карамазов, (у него в зале целая галерея картин) когда кто-то из гостей увидит, что картина висит не ровно говорит гостю: – «Не волнуйтесь,  придет Долгий поправит». Просто я конструктор. Не могу смотреть на то, что не параллельно, не перпендикулярно чему-либо: половице, потолку, рисунку обоев. Раздражает. Это у меня уже в крови.  Десять лет за кульманом!..
         Назначили меня в лабораторию резания заведующим сектора. Почему? Не знаю. Я к тому времени был членом КПСС. Изобретатель, рационализатор. Вся трудовая была исписана поощрениями. А в лаборатории уже работали люди и давно. Некоторые даже кандидаты наук. И тут какого-то конструктора из другого отдела. Какого-то Долгого Сергея Ивановича, без года неделя в СКБ, назначили заведующим лаборатории… Кто-то на эту должность метил, рассчитывал… А тут, нате, пожалуйста…       
         Резание процесс сложный, никакой формулой не опишешь. Сплошная эмпирика. Что приборы показывают, что под микроскопом увидишь, то и записываешь. Методом втыка. Вначале на одном режиме, потом на другом. Скорость резания, подача, износ. Проверяли механизмы новые, придуманные конструкторами, новые способы, методы обработки конкретных деталей, их крепление, транспортирование. На то и  специальное конструкторское бюро завода автоматических линий.
А мне то что? Оклад хороший. Женат, дети, семья. Работаю. И тут началось. Мои подчиненные, кандидаты наук, отчеты стали приносить. А в отчетах сплошные графики, формулы, ряды Тейлора, приплели аттрактор рассеянный. Все такое заумное, научное. Ничего не понять! И тут я вспомнил. Я же в университете учился на  математическом факультете! И где, и что, и в какой книжке все это есть, я помню! Пошел в библиотеку. Все книги есть. И математический анализ, и высшая алгебра, и аттракторы нашел.
Стал читать. И удивительно! Десять лет назад учил, ходил на лекции, с грехом пополам сдавал экзамены, и смутно понимал, что такое Отображение, Поле, Группа, Кольцо, что такое аттракторы? Для чего нужны Ряды, Интегралы, матрица Фрабениуса? А тут читаю умные книги по математике, как азбуку. Все понятно, все ясно. Никаких вопросов. Даже еще могу вставить свои пять копеек, поспорить. С самим Коши!
Очевидно, все эти десять лет мое подсознание перерабатывало эту информацию и во всем разобралось. Я понял, что все в жизни делается не зря. Не зря я много читал, много учился, смотрел, интересовался, изобретал, сочинял стихи. Жена всегда бесилась, когда я сразу давал ответы на вопросы Ворошилова знатокам из передачи: «Что? Где? Когда?». Ну, умный я, умный. Не вешаться же.
И я  пришел к выводу, осознал простую вещь, что  все, что в процессе жизни  человек усвоил, узнал, просто прочитал, увидел мимоходом, в конце-концов пригодится в последующей жизни и воздастся сторицей.   Посидев пару дней в библиотеке, я взялся за отчеты, начал читать и вижу,  в расчетах ошибки, особенно в рядах Тейлора, а формулы эмпирические можно упростить и легко. Для чего тут аттрактор, да еще и рассеянный? Я понял, что меня проверяют на вшивость.   
Взял красный карандаш и давай черкать. Вызываю автора. Все свои соображения ему высказываю и объясняю. И в довесок ему предлагаю, сделать ссылку в отчете не на Рассеянный аттрактор, а  на Странный, а еще лучше на Случайный.  Он не проронил не слова, слушал меня, выпучив глаза. А в конце спросил:
         – Откуда вы все это знаете?
         – Университет, четыре курса математического факультета, – Прибавил лишний курс я.
         – Все понятно. Принимается. Сработаемся. – И забрал отчет.
Через день приносит новый отчет. Простой и понятный. Для дебилов. Если дернуть за эту фигню, вон та фитюлька начнет вращаться, а эта железяка начнет пилить другую железяку. Режимы такие-то. Износ такой. Никаких графиков, формул, тем более аттракторов. Простые и понятные результаты эксперимента и  рекомендации. Не зря я учился в университете. Зря, что выгнали…


                Болезнь

         Жил себе человек. Радовался жизни. Ел с аппетитом. Пил алкоголь с удовольствием. Занимался туризмом, путешествовал. Учился, работал. Выступал на сцене в самодеятельности, пел под гитару. Любил и был любим. Веселая, насыщенная, наполненная до краев жизнь. И так сорок шесть лет. Весело, с удовольствием. И вдруг, случилась беда, несчастье, как снег на голову. Заболел. Неожиданно. Внезапно. Реанимация, капельницы, палата, сестры, уколы, врачи. Мысли мрачные и стихи мрачные…

«...Ухожу я. До свиданья.
Без обиды и без страха.
Надоело все до края!
И пошло оно все на хер!                И пошли вы дружно на ***!
         Не еби (дури) мозги дружочек.
         Скажем откровенно.
         Смерть приходит в одиночку,
         К каждому отдельно.
И не надо песни петь,
Про любовь и человечность,
Чтобы жить - не умереть,
Нужна бессердечность.
         Жизнь – борьба за кусок мяса,
         За под солнцем место,
         А придет  патологоанатом,
         Будет интересно!
Вскроет скальпелем нутро,
 Скорчит пьяно рожу:
- Фу! Какое он говно!
Про Долгого Сережу...»
               
         Месяц лечился. Выписали. Еще повезло –  ходячий. Правда, не совсем ходячий, а наполовину ходячий. Полутруп. В зеркало смотреть страшно. Лица нет, одни глаза полубезумные. С работы уволился, все равно помирать. Ночью во сне вязал узлы, особенно мне не удавался «схватывающий». Три ночи я с ним мучался, но потом решил, что самый лучший – «удавка», пригодится в случае чего.
Я вспомнил, как один врач описывал, что испытывает повешенный. Эйфорию! На территории бывшей Мексики конкистадоры развлекались: вешали голых индейцев, наблюдали, как повешенный испытывает оргазм, за мгновение до смерти. Потом решил, что лучше застрелиться, А где взять пистолет? Слава перестройке! Нашел и купил!  Пятьсот долларов!   Купил «макарова». Положил под подушку. Думал, что если станет совсем невмоготу, легко уйду из этой жизни. Одно нажатие на курок… Он меня, собственно говоря, и спас, вылечил впоследствии.
А тогда? И встал вопрос.  Кто? За что? Почему со мной? Почему я? Я! Материалист и, как в шутку говорили раньше, православный атеист, вдруг стал думать: – « А может бог? А может черт?» И пошло и поехало. Молитвы от сглаза, от порчи. Амулеты, талисманы, магнитные и медные кольца. Нашел церковь, потом костел. Даже у баптистов был. Астрологи, энергисты, Рейки. Пел мантры, астрологические карты раскладывал, торо... Нашел братство и гуру. И наших врачей не забывал. Релаксация и медитация и т.д. и т.п. И что? Да ничего. Правда, получил пару дипломов, как целитель энергией Рейки. И лечил! Пол организации вылечил от дачной аллергии к растениям! Руками!         
          Сколько народу перевидал во всех этих сектах! Или храмах? У всех одно общее. Собираются там одинокие, обиженные жизнью или сломленные болезнями люди. Здоровых и богатых там я не замечал. И сделал вывод, что любая религия, это попытка оправдать свое убогое существование. Существование и религия. Не вяжется. Природа и религия? Религия проповедует смирение, природа борьбу. Борьба за существование, сохранение вида, жизни, наконец. В природе все друг друга едят.
Во главе стаи, стада, сообщества, стоит, как правило, подонок, убийца, негодяй. Все это для того, что бы выжить, сохранить вид, племя, род, государство, империю наконец. Единоначалие, жесткая дисциплина, порядок. Вот первооснова выживания. Постоянное напряжение на генном уровне! Борьба! Стремление к жизни! Стрессы, адреналин наконец! И тогда потомство будет такое же, способное к выживанию. Мы немного заелись, потолстели, обленились. Это плохо. И потомство будет толще и ленивее нас. 
          Землю покорят голодные, холодные, грязные или арабы вахаббиты  или просто неграмотные дикари. Спустится с гор или вылезет из пещеры с тупым ножом и будет нас этим ножом резать, наших женщин насиловать. А мы будем ходить следом и уговаривать: – « Так же нельзя! Что ты делаешь! Это не гуманно!» И ничего с ним сделать не сможем, потому что не знаем, как защищаться, не умеем убивать.
          Чем мы, люди, лучше животных? Ведь мы сами животные, из рода млекопитающих. Отличие в том, что мы можем думать, творить, строить. Хотя и они тоже, строят. А может и думают? У нас тот же набор чувств – обоняние, осязание, зрение, слух, инстинкт размножения. Еда, питье? Отличие есть.  Мы всеядны. Пьем и едим всякую гадость. Хирурги знакомые жалуются, что из всего живого, что можно резать, человек самый вонючий.
           Но человек и самый  вкусный. Как говорил один знаменитый китайский кулинар: – « Человек самый вкусный, но есть его – не гуманно». Не отличаемся мы  от животных. С самого рождения, только раскрыл зенки он уже, клептоман, убийца. Потом благодаря воспитанию, материнской любви и ласке, защитой от внешнего мира, он становится человеком.  Но есть еще лидерство, вождизм. 
Первое слово, которое усваивает человек с самого рождения это слово - Я. Чаще всего произносимое слово у ребенка. Что это? Осознание своей исключительности? Или просто радость жизни? Я остается на всю жизнь чем-то особенно главным. Эгоизм, самодовольство, безгрешность, исключительность, себялюбие. Я, мое, дай, хочу – корни частной собственности. Это природа!  Любовь, объект любви – частная собственность. Если дать волю каждому Я? То, что будет?
Анархия. Смута. Смерть жизни! Поэтому нужны лидеры и мулы. У людей и некоторых животных появилась  так называемая бесполезная и никчемная  прослойка трутней. У людей – еще и  интеллигенция. Каждому, свое. Я надо забыть или уменьшить, хотя бы для продолжения рода и даже  для сохранения своей жизни. А можно, если есть силы, ждать своего часа, когда ослабнет более сильный, чем ты. Перехватить знамя в свои руки и возвысить свое Я.
         Еда. Основа существования, главнее Я. Голод превращает человека в животное, которым он, собственно, и является. Борьба за существование и есть борьба за жизнь, за еду. Геродот говорил о трех веках в жизни человечества. Первый – золотой, когда все было, в смысле еды. Климат был мягкий, все росло и паслось само. Работать не надо было. Занимались искусством, танцами, любовью. Жили по триста лет. Могли жить и дольше, но надоедало. Помирали по желанию, когда сам захочет. Физически не напрягались, все делали мысленно, силой мысленной энергии… Золотой век! Да и народу было поменьше. Потом серебряный век.
Все было хорошо. Но  случилась Катастрофа. Потоп. А за ним столетняя мгла, вернее сумерки и холод. И тут человеку пришлось туго, ему пришлось изобретать огонь, и что самое ужасное – работать. Трудиться, не покладая рук, что бы выжить. Человек утратил способность к мысленной  энергии. Утратил знания, сократилась жизнь. Осталась грязь, болезни и прочие «удовольствия» голодной жизни. И пришел железный век, век в котором мы  сейчас живем. Железный век, век  труда, пота, болезней. Каждодневная борьба за выживание, за еду, робота, работа, работа… А когда есть еда, то есть желающие поесть лучше, чем другие. Зачем работать, если можно отнять, обмануть, украсть. Каждому свое. Какие прописные истины! А как же религия? Не убий, не укради…
         Не вылечила меня религия! И тогда я начал смотреть по сторонам. Кругом люди. Они здоровы, а ты нет. Почему? И я к ним: – «Братцы помираю я! У меня тут болит, здесь колет...»  А они в ответ, что и у них тоже болит. И вот здесь колет. Они об этом не кричат на весь свет. Оказалось, что все мои ровесники тоже, как и я, больны, что мои болезни – не болезни, а вот у  них ... И никому ты со своими жалобами и нытьем не нужен. У каждого свои проблемы. Смерть, если она и приходит, приходит к каждому отдельно. Кому я нужен? Матери, пожалуй. Когда лежал в реанимации, решил, что хватит. Пожил достаточно. Что еще в этой жизни интересного? Вроде всего попробовал, перелюбил, переговорил.
Вспомнил древних римлян. У Нерона, был учитель,  философ. Он придумал религию под себя. Римляне жили не долго, но весело, бурно. И когда приходила немощь, садились в теплую ванну и перерезали себе вены. Суицид для них был обычной вещью. Кому они нужны старые, немощные, обуза для родных и окружающих?  Старые воины кидались на меч или просили раба убить. Жестокая, кровожадная нация была. Так вот, этот философ, (Сенека, по-моему) жил хорошо и богато. Когда пришла старость, не охота ему было помирать. И он придумал теорию о том, что надо жить, несмотря на немощь, до тех пор, пока ты приносишь пользу обществу.
            Кстати, римская империя развалилась от кризиса веры. Язычество себя изжило и нужна была новая вера, новая религия.
         Вот и я  решил умереть, как старый никому ненужный римлянин. Зачем быть инвалидом? Выдернул капельницы и собрался помирать. И тут , откуда ни возьмись мать…  Пришлось жить. Медсестра посмотрела на ладонь моей руки и сказала, что я проживу девяносто лет. Сорок пять лет гулял, веселился, а еще сорок пять буду мучаться – жить. Говорит, что не взял меня бог. Отрабатывай. Грехи замаливай. А какие грехи? Не убивал, не воровал. Ну, врал, часто и очень правдиво, с большой фантазией и мастерством. Пил водку и с удовольствием, часто и много…
         О чем я там? Религия. Как человек приходит к богу? Наверное с возрастом, когда начинает думать о смерти. Я «православный атеист». Неужели это все? Умру и пустота, нет ничего?  Меня нет?! Меня! Уникального, неповторимого. Ни ада, ни рая. Нет даже этой сущности – души? Бестелесной, без чувств и эмоций? Нет этого чистого разума? Меня? Так хочется продолжения жизни! Хоть в чем! Хоть в букашке-таракашке!  Никто не знает, что там за чертой жизни! Поэтому и страшно  Неизвестность страшит? Человек поэтому и цепляется за то, что есть  сейчас, сию минуту! Тварь божья. Живи и радуйся сегодняшнему дню. Я решил. Прочь докторов! Прочь религии! Я сам бог! Или помру! Или буду жить! Что б как-то занять себя, стал писать.

        «… Приплыли. Прощание. Это всегда тяжело. Если вначале жизни кричишь давай! Еще! Бежишь вперед, не оглядываешься,  иногда ничего не замечая, не обращая внимания, Чего-то крушишь, давишь. И хапаешь! Хапаешь! Все! Знания, ощущения, впечатления, вино, водка, любовь.  Любовь?  Но в это время, кажется, да, любовь. Настоящая, до изнеможения, до безумия, счастливая!
И первый сигнал – дети. Все равно, не так быстро, но вперед! И вот симпатичная девочка говорит тебе: – «Дяденька, вы, чего?» А тут и зеркало рядом. А в зеркале – рыло, все в морщинах, с пролысиной и сединой. Знакомое. Твое. Года-то, оказывается, идут. Тело то стареет, мозги нет, они становятся мудрее. И душа не стареет, она вечная. И начинаются сплошные прощания…
         …Всегда хочется чего-нибудь такого, чего нет вообще, например: любви. Вот и начинаешь ее себе придумывать…»
         И что бы не сойти с ума  писал обо всем – о боге, о черте, о болезнях, о любви, о смысле жизни…

         «…Он не верил ни в бога, ни в черта. Он верил только в себя, в свои силы, в свой ум. Его уважали и боялись, а женщины любили. И него было все! Он добивался всего, чего хотел. Но пришло время, и он задумался. А зачем все это? Для чего? Пришла скука и пустота. Все обрыло. Жизнь осточертела. Он глядел на немощных старичков и старушек и думал о том, что его тоже старость не минет.
Как ему не хотелось быть слабым и немощным! А возраст был уже на подходе к старости. Нет, решил он, надо уходить в силе и славе. Он мог застрелиться. Но он сильный духом! Он выбрал другой путь.  Он встал на крышу небоскреба и под прицелом сотен видеокамер, небрежно засунув руки в карманы, шагнул вниз... 
         … Его встретил сам Господь.  – «Пошли со мной» – сказал Бог и повел его на край бездны. Край света и тьмы.
         Он с усмешкой стал на край бездны и посмотрел вниз. И там он увидел такое! Что  даже он,  в  ужасе содрогнулся! И попятился, в страхе, назад…   Он посмотрел наверх, где свет и восхитился! И снизошла на него такая благодать!... И сказал Господь: – «Куда тебе? Выбирай! Еще не поздно! Еще твое тело не умерло. Иди, живи! Своей жизнью ты строишь себе дорогу  или в ад, или в рай. Помни об этом! Это твой последний шанс!»
         Очнулся он в реанимации, в больнице.
         – Будешь жить – сказал врач.
         А через месяц его выписали. Его забрала мать. Она катила  инвалидную коляску с ним, беспомощным и жалким, и плакала. А он думал о себе, о Боге, о рае, об аде. Что теперь? Господь не сказал, что станешь инвалидом. Как жить дальше? Куда строить новую дорогу жизни? И как? Ему, немощному инвалиду? Ты сильный духом! Ну?! Давай! Говорил он себе. Господи, за что? Что делать?!! Он взывал к небесам!  Они молчали…»
         «...Наступил в его жизни вечер. Осенний вечер его жизни. Хмурый закат. Тоскливые сумерки. Жизнь на исходе. Что он взял от жизни? Все у него было. Все, что можно желать! И любовь, и деньги, и власть. И когда он насытился жизнью, когда ему все надоело, решил уйти на покой…Но  случилось непредвиденное. Он заболел. Рак! Может он неправильно жил? и бог его наказал? Он все, что было нажито, раздал, проиграл в казино и поехал умирать в тайгу, подальше от людей. Как мамонт в долину смерти. Без денег, без ничего!...
         … И там, в глуши  на краю света, он встретил ее – юную прекрасную! Так же как и он, приехавшую умирать от неизлечимой болезни. Они полюбили друг друга. Они были счастливы, но не долго. Она умерла. Молодая красивая. А он? Совершилось чудо! Выздоровел! Без средств к существованию, в преклонном возрасте! Зачем? Почему не она? Зачем она своей любовью спасла его от смерти? Зачем ему жизнь без ее, без любви? Что ему делать? Начинать все сначала? Или?...»
            
Даже печатался в приложении к «Детективной газете» «Пикник». Веселая газета! Вначале писал юморески, в рубрике «Верьте мне люди», такие, чтобы что-нибудь напечатали. Деньги даже платили и неплохие. В перестройку печатали все. Союз писателей разогнали. Оказалось, что никому они не нужны. Трутни, а зарплаты получали неслабые. Ни цензуры, ничего. Печатали, что хочешь и как хочешь. Вначале я вел себя прилично…

          «…                Ошибочка вышла               
               
          Это было двадцать лет назад. Я работал на заводе токарем-расточником. И вот однажды в обеденный перерыв стою у столика, где мужики играют в домино, смотрю. Вдруг появляется она. Подходит к столику, внимательно всех рассматривает. И взгляд ее строгих карих глаз останавливается на мне. Подходит и строго спрашивает:
         –  Вы Сергей?
         –  Да.  –  говорю.
         –  Можно вас на минуточку? – и отводит в сторону.
         – Знаете, кто вы?  – спрашивает она.
         –  Знаю, человек.
         – Вы – подлец!
         – Неплохое начало для знакомства с человеком, которого видите в первый раз.
         –  А вы знаете, что с ней?
         –  С, простите, кем?
         –  С Валей.
         –  Это, – спрашиваю, – такая рыженькая?
         –  Негодяй! –  воскликнула она и как врежет мне по физиономии. Да так основательно, что искры из глаз посыпались. Я оторопел! За что?
         –  Спасибо, – говорю и становлюсь в стойку, ожидая следующего удара.
         Но она, бросив на прощание презрительный взгляд, повернулась, брезгливо передернув плечами, и ушла.
         Очнулся я  от дружного хохота моих товарищей.
         А бригадир, проговорил назидательно:
         –  Так тебе и надо, бабник!
         Меня почему-то все считали этаким  Дон Жуаном. А на самом деле у меня не хватало времени на женщин. Днем работал, вечером учился, еще заводская художественная самодеятельность.
         Через пару дней подходит она к моему станку. Смущенная, поникшая, говорит застенчиво, рассматривая свои туфельки.
         –  Простите меня. Я ошиблась. Я так виновата. Что мне делать?
         – Ну что вы! – говорю. – Получить пощечину от такой девушки, – истинное наслаждение!
         – Издеваетесь, – говорит – Мне так стыдно, Этого нельзя так оставить. Обзовите меня или еще чего-нибудь…
         – Да, Вы правы. Этого  так оставить нельзя. Единственное, чем можно смыть мое оскорбление, это выйти за меня замуж. Только в этом случае я могу вас простить.
         Как она на меня посмотрела! Думал, еще раз получу по физиономии. Но она ничего не сказала, а просто ушла. Вот так. А через полгода мы расписались. Все у нас было. И ругались, и даже пытались разводиться. Но, слава богу все кончилось хорошо. Дети, внуки… Тьфу! Тьфу! Всякое было, но ни разу, после женитьбы она меня не ударила…»

         Много чего я в «Пикнике» печатал но, пожалуй, еще юмореска «Песенка» заслуживает  внимания…   



         «…                Песенка

         Вышли мы как-то вечером с женой погулять, подышать свежим воздухом. Гуляем, дышим кислородом, а навстречу друг моего детства Вовка «Балбес», так мы его звали в детстве по созвучию с  фамилией, да и не только. Сейчас он Владимир Петрович Балбасов. Уважаемый человек. Бухгалтер в какой-то фирме. Он был чем-то встревожен но, увидев нас, обрадовался:
         – Ну и порядочки! – возбужденно воскликнул он, и начал рассказывать. – Прихожу я с работы домой. После напряженного трудового дня.  Устал как собака. Поужинал. Сел в кресло и задремал. Просыпаюсь и слышу песенку, которую пел мой пятилетний сын Рорик. Он сидел за столом и рисовал масляными красками на скатерти какую-то замысловатую фигуру. Помнится эти краски подарил мне еще мой отец, после получки, когда я учился во втором классе. Сколько времени прошло! Удивительно! Где их только Рорик выкопал? Да! Отец! Помню: прихожу со школы домой, а отец по привычке вынимая ремень  спрашивает: – «Ну как мученик, делая ударение на И, в слове мученик.  Как четверть закончил?» – «Все двоечки, а по рисованию пять – отвечаю. – «Так, отлично! Значит художником будешь. – и, пробуя на растяжение ремень, говорит – Это, наверное, по наследству. А ну, снимай штаны! Я тебе сейчас на одном месте кое-что нарисую». Да! Отец! Художник был. Царство ему небесное! Маляр. И Рорик вот рисует. Так вот, песенка. Рорик напевал песенку. Такая песенка! Я даже смеялся, про себя конечно, чтобы не дай бог сынишка не услышал. Поверьте! Это был горький смех! Ужасная песня! Чему только детей в детсадах учат? Сами посудите, о чем в ней поется. Я не все запомнил, но смысл такой. Ехал паровоз, рыбу вез. И тут на рельсах появляется кот, рыжий и плешивый и кричит: – « Эй, ты! Кляча! Старый хлам! Рыбки давай!» А паровоз: – «Фигу в нос!»  Каково! А? Вы понимаете? А дальше,  еще хуже! Кот говорит, что в морду даст! В морду! Кошмар! Паровоз разозлился и переехал коту хвост. Кот разозлился и, вы представляете, ПОЦАРАПАЛ паровоз!
         Мы с женой дружно засмеялись. Владимир Петрович сокрушенно покачал головой:
         – Вам  хорошо, у вас дети большие, а моему Рорику только пять. Я не хочу, чтобы он вырос хулиганом.
         – А что дальше? –  поинтересовалась моя жена.
         – Что? – растерялся Владимир Петрович.
         – Что дальше в песенке?
         – Дальше еще хуже! Паровоз удирать. Нет! Тикать! Кот за ним и, догоняя понемножку, паровозу дал подножку. Подножку паровозу!  Съехал с рельс паровоз и свалился под откос. Там еще что-то было. А в конце, лег в больницу паровоз, говорят, что без колес, а котиха пришивает коту хвост.
        Владимир Петрович замолчал, возмущенно думая о своем.
         – И где, вы говорите,  он эту песенку выучил? – спросил я.   
          –   Где? В детском саду! Я был там. Прихожу, знакомлюсь с воспитательницей. ( Детсадом жена занималась.) Ну и особа, доложу я вам. Килограмм девяносто и с еле заметными усами под носом. «Вы, - говорю прямо в лоб – чему моего ребенка учите? Я вам его доверил, а вы?» А она – «Простите, а вы, собственно кто?» Я в ответ: –  «Отец Рорика Балбасова.» Она – «Так вы Балбесов?» Нахалка! «Балбасов.» - поправляю ее. «Простите, так в чем дело?» «Песенка про кота и паровоза, вашего производства?» «Да, нашего. Очень смешная песенка.» - и сама смеется. Ну, думаю, порядочки в детском саду! И с возмущением стал цитировать из песенки: - «Фигу в нос! В морду дам!» А она руки в бока: – «Это кому? Мне? А ну попробуй!» Здоровая такая! «Простите - говорю – Я не то имел ввиду.» А она: –   «Думаешь очкарик, так можно и оскорблять! Я тоже, между прочим, не только школу кончала! Хоть вы и очкарик в шляпе, но ваши ослиные уши…» Короче, сцепились! « Сами вы… - начал я, но вовремя сдержался – Сами вы… Утром не умывались и под носом у вас грязно.» С намеком на ее усы. Она не поняла моего юмора. Как вскинется: - «Да я с детьми работаю, у нас насчет гигиены и чистоты очень строго, я блюду…» Тут я ее прервал: - «Простите, я не расслышал. Как вы сказали? Кто вы?» «Хам!» – взвизгнула она. « Ах!  Оскорблять! Дайте жалобную книгу». «Нету!» «А заведующая есть?» «Есть!» Приводит заведующую. Одного поля ягодка! Когда спросил про песенку, заулыбалась и говорит: – «Десять лет назад я пришла работать в этот детский садик, уже тогда эту песенку дети пели и до сих пор поют. Ничего не можем поделать! Может вы, нам чего посоветуете?» Вы поняли, какие там работнички? Какие они воспитатели, если у нас совета спрашивают?
         – Послушай, Ба… – я запнулся – Володя, ну что в этом страшного? Дети! Ты сам вспомни за что тебе твой отец уши драл? За какую песенку?
         – Мне? За песенку?
         – Вспомни. Путевка в жизнь. Фильм. «Юбку новую порвали и подбили правый глаз…» - начал я.
         – «…Не ругай меня маманя, это было в первый раз.» - закончил Владимир Петрович и спохватился. – Ну! Тоже вспомнил! Тогда время другое было. И что вообще тогда понимал? Вот такой козявкой был!
         – Вот и Рорик тоже не понимает. Как из садика выйдет, то через неделю забудет.
         – Нет! Я этого не оставлю. Я до президента дойду! – и он ушел.
         – Смешная история с этим Балбасовым, не плохая тема для юморески – сказала улыбаясь жена.
         Я постоял, подумал. А почему бы и нет? Взять и написать об этом. Вспомню молодость, когда я марал бумагу чернилами, стихами и даже романами, пока не женился…»    

         Потом разошелся, стал хамить. Больному и, как мне казалось, при смерти, все равно, что про тебя подумают.  Открыл в пикнике, как сказал один из моих друзей, непризнанный поэт Дмитрий  Львович,  эру пуканья. После моего рассказика  «Конфуз» посыпались рассказики на эту тему. Как сказал тот же Дмитрий Львович: – «Люди будьте бдительны! Бдите бдей! Лучше перебдеть, чем не добдеть! Забздели всю Беларусь». А другой друг, Володя Чикин, даже придумал слово из девяти букв, где только одна буква гласная  –   ВЗБЗДНУТЬ.         


 
        «…                Конфуз      

         Это было давно. У меня была девушка, я с ней дружил. Она мне нравилась. У меня никогда не было такой девушки! Умная, строгая, красивая. С ней можно было говорить о чем угодно! У нас с ней были общие взгляды на жизнь, на ее обустройство. Идиллия! Полная гармония! А самое главное, она мне нравилась, ну просто до безумия! И вот как-то идем мы с ней по улице. Как сейчас помню, разговор шел о Древнем Риме. Я как павлин, распушивший хвост, блистал своим красноречием перед ней. Мне было шестнадцать лет! Я все знал и все умел! Со мной нельзя было спорить! Я был самый умный, самый красивый и самый сильный! Я говорил, говорил, говорил... Такое было хорошее настроение! На радостях подпрыгнул сорвать веточку и ... О! Ужас!!! Как бы это помягче сказать? Извините за выражение. Пукнул. И так до неприличия, громко!..
         Она покраснела, но сделала вид, что ничего не слышала. Я тоже покраснел, как вареный рак, втянул голову в плечи. Стыдно! Я не знал, куда деться, что делать? Так неудобно! Идем, молчим. Пауза затянулась. Надо было что-то делать, как-то разрядить обстановку, что-то сказать. И сказал! Как раз на тему древних римлян!
         – В здоровом теле – здоровый дух! – говорю я бодро.
         – Дурак! Идиот! – закричала она и, заплакав, убежала.
         Больше я ее не видел. Помню, сижу у телефона и боюсь позвонить. А потом не помню. Дурак был. Из-за какой-то ерунды...»

         Потом я пошел еще дальше, Опубликовали мой рассказ « Что естественно, то не безобразно?» На говняную тему. Слава перестройке! Да здравствует свобода! Да здравствует демократия! Что сказал после публикации Дмитрий Львович, даже я стесняюсь написать. Догадайтесь сами.





«…             Что естественно, то не безобразно?

         Пошли мы как-то в поход. Как обычно. Палатки, рюкзаки, гитара. Электричка. Толпа человек двадцать. От электрички километров семь до места, где лес и речка. Идем, а дружок мой Вовка Блюм и говорит:
         – Двух медичек видишь впереди. Я их пригласил. Слева твоя, справа моя. Рекламу тебе сделал, что надо.  Не боись. Медики, они без комплексов. Все прямо и откровенно. Что естественно, то не безобразно.
         Пришли на место, разбили лагерь. Костер, гитара, песни, шутки. Пока приготовили ужин, пока поели вермишели с тушенкой – стемнело. Ну, думаю, пора. Обхожу костер и ей прямо на ушко:
         – Девушка, вы с палаткой или без?
         – Без, - отвечает она.
         – Кидай свои тряпки ко мне в палатку. У меня поролончик, два спальника.
         – Ты извини, Сережа, но я с подругой, мы пришли вместе.
         –  Ну что ж – говорю – с подругой, так с подругой. Что поделаешь. Извини. – Иду на место, на бревно.
         Посидел немного, потом мне понадобилось в туалет.  По - большому. А что в лесу? Отошел метров десять, в темень. Нашел елочку, закурил. Сижу за елочкой, размышляю. И вдруг слышу, топ, топ. Настолько неожиданно передо мной возникла она! Я даже не успел ничего предпринять. Села на корточки напротив меня. На огонек  сигареты, значит, пришла. И начала:
         – Сережа, ты не обижайся, я не виновата, я с подругой, как-то неудобно…
         Вы можете представить мое состояние в данной ситуации? За одно мгновение у меня в голове пролетела масса мыслей. И главная: какие все- таки медики. Все для них естественно. И все же как-то неловко.
         – Ты, извини, - прервал я ее, - пойми меня правильно, но я так воспитан, что в туалете я предпочитаю одиночество.
         – Что? – отрешенно спросила  она. Потом поднялась с корточек и облокотилась на мою голову.  И тут до нее дошло, чем я занимаюсь.
         – Ах!.. – раздался сдавленный вскрик и так же, как она появилась, так и испарилась.
         Ну ладно, думаю, у костра разберемся. Бывает и не такое. Но до костра я не дошел. Под такой же елочкой стояла группа товарищей, так называемая в нашем кругу: «группа здоровых»,  во главе с Володей Блюмом и сосали по очереди из горлышка семьсот граммового «фугаса»  «чернило». У меня во фляге тоже было, для души, и я к ним присоединился…
         Проснулся я в своей палатке. Один. Голова трещит, глаза как у китайца. Выползаю к костру, а там попутчица моей медички что-то варит.
         – А где, - спрашиваю – подруга?
         – Да ну ее. Прибежала, схватила рюкзак и убежала на последнюю электричку. Такая трусиха!  А тут, ночью! Одна! Семь километров! Ты не волнуйся за нее, ребята, что пришли в лагерь с последней электрички видели ее на станции.
        Больше я свою медичку не видел. А ее подруга стала заядлой туристкой. Иногда мы с ней, правда редко, встречаемся то  в горах, то на реке в байдарочных походах, а   чаще  на различных туристических слетах.  Увидит меня, то вдруг начинает смеяться, иногда  даже почти  до истерики».               

        Я потом вообще распоясался. Послал в « Пикник» описание одной «интеллектуальной» игры под названием «Веснушки». Но, увы! Этот номер не прошел. Всему есть предел. Не напечатали. Судите сами…   
   

«…                Веснушки

         Для игры в веснушки годится любое помещение, куда влезет круглый стол с ровной поверхностью. Количество игроков непосредственно участвующих в игре ограничивается периметром круглого стола. Игроки становятся на колени руки за спину и упираются подбородками на поверхность стола по его периметру. Сколько подбородков поместится столько и будет игроков. Остальные становятся вокруг стола и ждут своей очереди. Итак, игроки разместились за столом, установив подбородки вдоль периметра стола, руки за спину. Появляется разводящий, тоже участник игры.  (Необходимо предупредить игроков, чтобы они располагались, желательно,  по взаимной неприязни друг к другу – напротив. Хотя, любой «новый» русский испытывает к другому «новому», такие же чувства.) Итак, «веснушки». Разводящий приносит в тарелочке свеженькое еще тепленькое, желательно жидкое, после поноса говно и вываливает его на середину стола. В мертвой тишине, в накаленной до предела обстановке тревожного ожидания, разводящий со всего размаху ударяет по куче говна ладонью, которое разлетаясь во все стороны брызгами, образует  «веснушки» на лицах зажмурившихся игроков.
И тут наступает  самый «кайф»! Кульминация игры! Игроки раскрывают глаза и видят вокруг себя лица своих конкурентов! Лица в «веснушках»! Дикий гогот вокруг стола и за столом! Публика и игроки в экстазе! Но это не конец игры! Независимая комиссия обходит игроков, считая количество «веснушек» на лицах каждого игрока и определяет игрока, у которого их, «веснушек», больше всего.  Победитель становится разводящим. У кого меньше всего «веснушек» тот становится зрителем, уступая место новому игроку из числа зрителей. Игра «веснушки» рекомендуется для работников пера, деятелей искусства, особенно актеров из одного театра, труппы, союза композитов и прочих творческих союзов. В игре могут участвовать и мужчины и даже женщины, начальники всех уровней со своими подчиненными, а лучше всего по телевизору между олигархами (Чубайс). Игра «веснушки» вторая по интеллекту после «перетягивание каната». Игра очень демократична ее можно организовать в Думе, в парламенте любой страны мира, между фракциями и партиями….»   
         Этот период моего сотрудничества с «Пикником»  очень помог мне в деле борьбы со своей болезнью. А потом у меня возникла идея насчет профсоюзов. Так от нечего делать… Я даже «наехал» на наши родимые профсоюзы. Написал в администрацию президента: куда подевались профсоюзы и чем занимается их председатель Козик Л. П.? Написал и забыл. А потом куча писем из администрации президента! «Ваше обращение …направлено в федерацию профсоюзов, редакцию «Советская Белоруссия», администрации Вашего района…» Ваше обращение! Ни фига себе! А потом пришло письмо с газетой  «Белорусский час» (орган Федерации Профсоюзов Белоруссии) №24 от 1 июня 2007 года, где про меня упоминается вскользь, как бы, и между прочим. Я эту газету впервые увидел, когда вынул из конверта, а в заметке я как постоянный читатель! Вот она.

        «…                Почему черт ладана боится?

…Забавное письмо получил недавно «БЧ» от минчанина С.И. Долгого. Поблагодарил читатель профсоюзы. Оказывается, его другу, который работал когда-то в госструктуре, пенсию смогли насчитать только благодаря…  профсоюзу! Сгорели, бывает же, документы, и величину зарплаты человека смогли сосчитать лишь по количеству уплаченных профсоюзных взносов. Так что спасибо профсоюзам, пишет читатель.
         «А где они, кстати?- спрашивает С.И. Долгий. – Что-то про Козика я слышал, а наш Валенса-Быков куда пропал? Раньше профсоюзы были школой коммунизма. А теперь? Нужны ли они вообще? Мне кажется, что нужны. Я бы не открывал фирму, если владелец – нечлен профсоюза. И на работу  запретил бы брать нечленов профсоюза. Принял бы закон: нет профсоюза - нет фирмы. Ведь эти  «хозяева жизни» как черт ладана боятся профсоюзов. Меня, когда  первый раз устраивался в частную фирму, чуть не убили, стоило мне заикнуться про профсоюз».
        Где наши Валенсы от профсоюзов – тема отдельного разговора.
        А вот про хозяев жизни тонко подмечено. И меры предложены действенные. Слишком категоричные? Слишком жесткие? Но ведь все в письме правда!...»



Быть или не быть?
               
…– «Не стоит» и не надо. Одной проблемой меньше. А для чего жить? А для себя  – любимого! Если не можешь любить другого, возлюби себя. И нет проблем. Мы живем под грузом условностей, привычек, норм, правил, обязанностей. Внушили нам, что нужно это, нужно то. А ничего никому не нужно! Никому и ничего не должны! Перед кем выёбываться? Зачем? Не могу и не надо. Дыши, питайся, чувствуй чувствами, которые еще остались, еще функционируют. Радуйся тому, что ты еще есть на этом свете! Нет и хрен с ним! Есть другие удовольствия, другие чувства! Или-или. Или живи или подыхай, но с потенцией. Выбирай. – Такую речь произнес для меня врач невропатолог, когда я пожаловался на таблетки атенолола, что он прописал. Мол, от этих таблеток либидо пропадает, потенция не та…
…– У тебя, наверное, в роду один из предков был самоубийца, а может даже в прошлой жизни. Мысли у тебя какие-то суицидальные. Меньше думай о смысле жизни. Медитируй хоть раз в день. Сильней веруй. – Говорил мне мастер Рейки Гена Стахов, посвящая в чего-то второй степени. Даже какой-то диплом  вручил: the FIRST DEGREE in the Usui System of Natyral Healing 19.07.1997 г.
Почему я вспомнил слова Гены, произнесенные лет десять назад? А потому, что часто последнее время об этом думаю. О суициде. Не просто как о понятии, а о своем суициде. Жизнь? Зачем нужна моя жизнь? Кому? Шесть миллиардов жизней на Земле! Есть я, нет меня – никто не заметит. И как уйти из жизни, никому не мешая?  И что бы надежно, без последствий. Ах, если бы не мать! Наложил бы на себя руки. Жаль ее. Не поймет.
Да и как скрестить руки, уйти из жизни? Два раза уже была такая возможность. Два раза был на грани. Трубы не видел, но что-то такое было. Страшное, черное, бездонная тьма, черная дыра. Нет. Абсолютно черный человек приходил. Вместо лица – бездонная черная дыра! Ужас испытал, когда он ко мне в реанимацию ночью во сне пришел. Вначале я его видел со спины, показалось, что это Мишка Цыган. Я его позвал, он повернулся, а вместо лица… Неделю было страшно спать. Но потом, когда померло пару моих соседей по больничной палате, черный человек перестал приходить по ночам во сне. И пришло безразличие. Умру и умру.
Но я тогда был болен. А можно ли верить ощущениям больного человека? Не страшно умирать? Или страшно? Странное состояние: и жить надоело и как-то не уходится. И… Что? Да ничего! Что-то держит. А что? Умом уже все решил, а сделать не можешь. Кому я больной и убогий нужен? Нет у меня ничего! Не накопил, не… Болезнь помешала? Что я оставлю после себя? Десять таблеток известного всем лекарства, разбавленные в стакане воды и никакая милиция, никакой судебно-медицинский эксперт не узнает, от чего сердце остановилось. А если не сработает, и не помру?
Это, я где-то вычитал, что в З7-м году выпивали перед арестом. А сейчас такие же таблетки? Может, тогда состав этого лекарства был другой? И уже не десять. А сколько? А как еще? Повеситься? Есть у меня репшнур туристский, еще с ним в связке по горам ходил. Тонну выдержит. Узлы попробовал, потренировался, вспомнил, как вязать. Повязал: схватывающий, академический, удавку, контрольный. Самый лучший самозатягивающийся – удавка. Трубу присмотрел, на которую можно перекинуть веревку с петлей…
            Сосед мой, жертва перестройки, так повесился, лет пять назад. Простит меня бог или нет, если он есть? Или его нет? Я соседа научил, Игорька Прокоповича. А я все думал; зачем ему? Все спрашивает про узлы, как повесить веники дубовые сушить, на перекладину в сарае, чтоб не вязать узлы. Высоко и расстояние от перекладины до потолка маленькое. Неудобно. Показал ему, как вязать и какой узел самый простой и надежный. Еще и пошутил, про висельников, про то, какую эйфорию они испытывают перед смертью. Закинул я веревочку, сложенную вдвое, у него в сарае между перекладиной и потолком. В ухо просунул два конца, за которые подвязал веник. Маленькая удавка на перекладине получилась. А через неделю… Он сделал наоборот. Свою шею сделал перекладиной, а концы…
Древние римляне, не закомплексованные религиозными догмами, залезали в теплую ванну и перерезали себе вены. Люда Полойко так и сделала. А за неделю до этого мы с ней сидели на лавочке, ждали электричку на перроне станции Зеленое. Гурьян организовал чье-то день рождения. В лесу на поляне продолжалась пьянка. Я не пью и пошел проводить Люду. Куда-то ей надо было… Говорили о смысле жизни. Зачем? Почему? Что делать?
И я ей про римлян рассказал. Может это совпадение? Но уже второй раз такое! Или я накручиваю на себя? На Московском кладбище лежит Люда, рядом с отцом. Героем, между прочим, Сталинградской битвы. Помню его рассказы. Ужас! Совсем не то, что я читал в книгах. Совершенно не то. Но о Люде. Какая красавица была! От мужиков отбоя не было. И в сорок пять, как в тридцать! Работа была любимая. Не жизнь – сплошной праздник! И тут пришла перестройка, работа пропала, дочь в Америку укатила и 55 лет стукнуло. Праздник кончился. Стал пить Люда от безысходности. Тут и я подвернулся со своими проблемами, советами…
А что у меня? Какие проблемы? Сорок восемь лет жил ни о чем не думал. Жил весело, полноценной, насыщенной жизнью и… А сейчас? Сколько людей жило не земном шаре? Где они? В земле. У нас под ногами. Когда-то лет сто, двести назад ходили  по ней люди. И я, в конце концов умру и все вокруг умрут. А как хорошо, главное, недолго жили раньше, в древности, особенно мужики. Войны, болезни, эпидемии, потом дуэли.
А сейчас и живут долго, и болезни новые появились старческие: размягчение мозгов, болезнь Альцгеймера и прочее. По сто и больше лет живут, а в основном за семьдесят. Пятьдесят лет. Вот какой самый нормальный предельный срок жизни. Все уже надоело, все попробовал, пропал интерес к жизни. Все испытал: все запредельные ощущения радости этой самой жизни, все вкусные чувства и любовь, пережил смерть близких. О каких прелестях старости нам говорят! Какие прелести? Даже если ты скопил на старость. Это попытка оправдать, приукрасить действительность, угрюмой, тоскливой, нудной, убогой притупившимися чувствами, жизнь пожилого человека.
А старость кому она нужна? Место уступай, пособие плати. Жизненное пространство занимают, мешаются под ногами, мешают другим, помоложе, не потерявших интереса к жизни. Прав был пожилой ковбой, из какого-то американского фильма, грабившего с такими же пожилыми товарищами почтовые поезда.  На вопрос: – «Куда ты прешься старый козел, да еще с кольтом? Убьют ведь ненароком когда – нибудь. Угомонись! Не мальчик!». А он в ответ: – «Так это ж хорошо если убьют! Уж лучше помереть от пули, но в здравой памяти, здоровым и на коне. Ты хочешь, что бы я стал, как эти» И он показал на двух старичков сидящих на американской завалинке. Подперевших трясущиеся головы тростями, с глупо раскрытыми беззубыми ртами  и тупо глядевших на них бездумными глазами…
Так для чего жить? Надоело. Но что-то держит. Что? Чего - то ожидаешь. А вдруг? А если чудо! Вдруг, неожиданно. Эта славянская, православная надежда на чудо. По щучьему велению, по моему хотенью… Какая-то детская мечта – не о славе, не о здоровье, даже не о любви. Деньги! Найти, выиграть, украсть, даже убить. И что б много. И что б евро или баксы. Миллион! Тогда  и интерес к жизни появляется. Сейчас другие приоритеты. Отсутствие денег заставляет нас делать то, чего мы не всегда хотим. Надо есть, надо где-то жить, надо во что-то одеваться. Когда ничего нет, некогда думать о смысле жизни. Или наоборот, когда все есть? Почему, когда я гляжу в свой кошелек, возникают мысли о суициде?...

                Жизнь продолжается

«… Карамазову  45

Жизнь проходит незаметно
К той черте, где пустота.
И эти милые приметы,
Пузо, лысина, жена.
                Возникают в голове
               Философские раздумья:
               Кто ты? Где ты? И зачем?
               И кому ты нужен дурень?
В это время сердце гложет,
Должен что ли я кому?
Надоели эти рожи,
Разговоры в пустоту.
               Все обрыдло. Все мура.
               Надоело! Все до сраки!
               Сорок пять – пришла пора.
               Чем занять себя, ребята?
Баб месить, как эту глину
Без разбору, всех подряд
И залезть пропитым рылом,
Без булды! В калашный ряд?
               Всех послать подальше. Скопом!
               И не видеть ничего!
               И сверкая голой жопой,
               Член ложить, на всех и все!
Что осталось позади?
Можно ли о чем жалеть?
Что там светит впереди?
И какой нас ждет конец?...
               ...Как сказал Сергей Довлатов
               Если ты еще живой
               Не повесился, не спился
               И скопил свой миллион,
И пока еще не поздно,
То, пожалуй, еще можно.
Без обид, с остервененьем,
На прощанье хлопнуть дверью...
               ...Я уже остался с носом,
               От меня не жди совета,
               Где не ждешь уже ответа,
               От поставленных вопросов...
...Как бы не крутился ловко
Этот возраст остановка,
Перед гробом в темноту...
И, наверно, в пустоту
               Поживи еще немного
               Без хлопот и суеты,
               Отдохни перед порогом,
               Царства вечной темноты...»

         Жизнь – театр? Игра? Борьба? Каторга? Расплата за грехи предков? Обязанность? Карма? Путешествие? Усовершенствование вида? Естественный отбор? Развлечение для бессмертной души? Эксплуатация бренного тела? Я биоробот? Обоняние, осязание, зрение, слух, вкус, любовь, пожалуй, и цвет. Какой букет удовольствий для чистого разума, вернее голого разума! Ему скучно там на  «небе». Развлекается. И где? В моем теле! Или это я в чужом теле? А может, это мозг и ничего на самом деле нет? Ни души, ничего! После смерти пустота. Обидно! Как же так?! Не хочется просто так прожить и все, ничего после! Что есть душа? Ее измерили, даже взвесили – 21 грамм. Это очень много  для сгустка энергии. Если спросить ребенка до пяти лет, где у него душа? Он, не задумываясь, покажет рукой, что она под сердцем, под левой рукой. Почему? Откуда ребенок знает?         
         Мысль материальна. Все, что думаешь, о чем мечтаешь – все это происходит. Не знаю где, но происходит. В параллельном мире, в будущей жизни или было в прошлой. Все, даже самая маленькая мысль, малейшее желание – все, где-нибудь происходит.
         Маньяк-убийца, насильник, извращенец в интервью корреспонденту смеясь, заявляет:
         – Да, я убивал, насиловал, я буду, может быть, в аду. Я молюсь богу, чтобы он простил меня. И он меня простит! А вы все будете в аду. Я честен в помыслах, а вы все это делаете в уме. Читаете книги, смотрите кино, представляете в уме, ваши эмоции:  в гневе, от злости, от плохого настроения, в ревности. Вас ждет большее наказание, чем меня. Я в боге, а когда дьявол приходит ко мне, я это делаю. Бог простит меня, а вас нет. Вы хитрее меня, извращеннее, подлее. Вы все это делаете в уме, а мысль материальна!  Все, что вы подумали, происходит на самом деле или произойдет где-то. Бог, он видит, не то, что наружу, а и то, что внутри нас.
         Я придумал это интервью. Но действительно, один маньяк (10 жертв: мальчики, женщины, старушки) в телевизоре так и заявил: «Я это делаю в натуре, а вы в мыслях, а бог он все видит». – Он перекрестился, поцеловал  крест, а в руках у него была библия.
         «… жизнь есть смена дней и ночей, дел и отдыха, встреч и расставаний, удовольствий и неприятностей, поглощения пищи и  исправления естественных надобностей, обращение к богу и дьяволу в одном лице, в молитвах или в проклятиях…»
         Дитя – венец любви. Ребенок при рождении кричит или плачет, от радости или горя? Что его ждет? А может, он просто смеется? Бедненький. Мне его жаль. А вам? Мы живем в этом аду, мы, люди, живущие на Земле. Сами себе его создали. Нам кажется только, что мы живем, а мы существуем. Мы не знаем, что мы можем. Нам  кажется, что только так, как мы живем и можно жить. Создаем себе идеалы счастливой жизни: вкусная еда, здоровое тело, веселая музыка, красивая женщина и огромное, вокруг мира, турне. А вокруг природа, растения, животные. А у них другой мир.
Мы, часть этой природы, но хотим жить вне ее. Не по ее законам. У них борьба за жизнь, за существование: едят друг друга, почем зря. А мы этого не хотим. Парадокс! Хотя генетически ничем от них не отличаемся. Что с нами будет, если мы прекратим борьбу за существование? Страшно представить! Ведь это передается от поколения к поколению. Машины и колобок с одним отростком, чтобы нажать кнопку. Вот наше будущее. И нет животного мира, ни сосущих кровь, ни едящих друг друга. Есть горы саморастущего мяса, на вершине гор огромные жерла кратеров, куда подается каким-то образом растительная пища.
Или все-таки мать-природа возьмет свое? Опять накажет человека нарушившего ее законы. Опять кувыркнется. Опять потоп?  Что такое тридцать тысяч лет, известных нам про наше человечество, по сравнению с несколькими миллиардами лет? Ничто. Кувыркнется или вспышка на солнце 2012 году в начале января, как предсказывали майя и Гришка Распутин? Конечно, кто-то выживет, останется некоторое количество. И опять все по новому. И опять борьба за существование, за еду, питье, за жизнь. Потом опять потоп. И так до тех пор, пока не погаснет солнце…



«…       Что жизнь?      

Да! Был рассвет! И алая заря!
И свежесть утра! Радость пробужденья!
Что все на свете только для тебя!
Не жизнь, сплошное упоение!
Да, было! Ну а как дышалось!
Легко! Свободно! Полной грудью!
А как любилось! Как мечталось!
Что вспоминать? Давай не будем.
Да, было утро. Был и полдень,
Но, а сейчас пожалуй вечер,
Тоскливый, хмурый, полусонный
Годами давящий на плечи.
А дальше ночь.
Потемки, мрак.
Что жизнь?
Рассвет – потом закат…»

         «Под лежачий камень вода не течет», «без труда не выловишь рыбку из пруда», «волка ноги кормят», «дорогу осилит идущий» и т. п. И я пошел вдоль трассы метро. Вначале это было расстояние от одной станции до другой, потом до третьей, через полгода и до конечной  дошел. Три часа пути. И я выздоровел. Стал таким, как и был до болезни. Но уже не пил водку и не курил. Кто сказал, что нервные клетки не восстанавливаются? Не верьте! Восстанавливаются! Я как выздоровел, так сразу про свои секты и религию забыл. Стали не нужны. Я сел и написал рассказик. Вот из него отрывки…
         «...Человек всегда стремился вдаль. Хотел узнать, кто же это все сотворил. Искал ответа на небе, в боге, Насочинял кучу религий, пытаясь все объяснить и понять. Человек искал ответа вне себя, а истина, оказывается, таится внутри нас. Внутри каждого живого человека. Живого. Смысл жизни внутри нас, в глубине человеческой души! Человек бог! Человек дьявол! Он двуликий, спереди бог –  сзади дьявол. Человек сам себе создал бога! По образу и подобию. Он забыл, растерял все свои  божественные качества, он превратился в животное. Он бог! Он сам себе создал этот ад, в котором сейчас и живет. Он все может! Но не может! Не знает как! Забыл. Потерять легко, вернуть тяжело, теперь уже невозможно…
 Я не знаю. Прав ли я?
Но  как там ни крутись,    
А ведь в жизни главное, 
Это сама жизнь…» 

                КОНЕЦ