Маринка Перепёлкина, стоя в одних трусиках, в который раз перебирала содержимое своего незамысловатого девичьего гардероба. Сегодня вечером у нее намечалось первое свидание с новым, перспективным кавалером и, как всегда, было совершенно нечего надеть. Лучшая подруга и соседка Перепелкиной по общежитию Лилечка Мальцева, худенькая голенастая блондинка, сидела, взобравшись с ногами на кровать, и плакала навзрыд, размазывая макияж по своей распухшей от слез физиономии.
– Хватит реветь! – сказала Маринка. – Сама виновата.
– Я не виноватая, я невезучая. Ты везучая, а я невезу-у-учая.
Короткая красная юбка выгодно подчеркивала аппетитные Маринкины выпуклости, а черные колготки в сеточку делали ее коротковатые ноги стройными и неотразимо сексуальными.
– Сама себе выбираешь козлов, – в голосе Маринки не было ни капли сочувствия, – что выбираешь, то и имеешь.
– Это они меня имею-ут, – рыдала Лиля, – козлы меня имеют, а хорошие парни на меня даже не смотрят.
Перепёлкина покрутилась перед зеркалом, критически рассматривая себя с разных сторон. Красные ботильоны на высоком каблуке и черная блузка со спущенным на одно плечо декольте выглядели эффектно. Но, несмотря на это, в имидже все еще ощущалась некоторая незавершенность.
– Хорошие парни на дороге не валяются, – безапелляционно произнесла Маринка, – их надо методически выявлять и квалифицированно завлекать.
– А я не умею ква...квалифицированно. Я вообще никому-никому не нужна-а. – От жалости к себе Лилечка даже стала немного заикаться.
Имиджу Перепёлкиной позарез нужен был аксессуар. Да, именно аксессуар. Например, шикарная сумочка цвета «синий металлик». Как у Лильки.
– Я вот, например, волшебную фразу знаю, - Маринка понзила голос и огляделась по сторонам, как бы опасаясь чужих ушей. – Скажешь ее мужчинке, и он твой.
– Какую фразу? – Лиля подняла на подругу залитые слезами глаза. – «Пожалуйста», что ли?
– «Пожалуйста» – это волшебное слово. А у меня целая фраза, пять слов. И действует, между прочим, безотказно.
– Даже на Жору подействует? – спросила Мальцева с недоверием.
– На Евсюкова, что ли? – вопрос подруги застал Маринку врасплох. – А на кой тебе Евсюков?
– У меня экзамен в четверг, – ответила Лиля потерянным голосом. – А я ни бум-бум.
Среди студенток экономического факультета доцент кафедры бухучета Жорес Публиевич Евсюков был печально известен своей отвратительной принципиальностью в сочетании с полнейшим равнодушием к прелестям слабого пола. Ни короткие, по самое нельзя, юбки, ни блузки с запредельным вырезом, которые студентки надевали в отчаянной надежде проскочить экзамен, не могли растопить его ледяное сердце.
– И на Евсюкова тоже, – уверенно ответила Маринка после недолгого раздумья.
– Скажи мне фра-азу, - снова захныкала Лилька, - я тоже хочу безотка-азно.
– А ты дай мне свою сумочку синюю поносить. На неделю. И будет тебе фраза.
– Ещё чего! – от возмущения слезы в глазах Лили Мальцевой мгновенно высохли, – Так я тебе ее и дала. Она мне самой нужна.
– Ну, не хочешь, и не надо, – произнесла Маринка с деланным безразличием. – Сиди тогда, учи свой бухучет.
– Ну, хорошо, – понимая полную безнадежность своего положения, Мальцева пошла на попятную. – Но только на три дня!
– Да какая разница, – Перепёлкина уже вытряхивала из сумки Лилькино барахло. – Три дня – это почти что неделя. А потом я тебе ее отдам. Честно!
Лилечка обреченно вздохнула.
– Ладно, говори теперь свою волшебную фразу.
Повесив сумку на плечо, Маринка еще разок покрутилась перед зеркалом. Полный отпад! Было совершенно очевидно, что перспективный кавалер уже обречен бросить к ее ногам свое пылкое сердце, а может быть, даже и руку. Подобрев душой от такой радужной перспективы, она вытащила из разбросанного по столу содержимого экспроприированной сумочки подходящую авторучку. Потом, выдрав чистый лист из первого попавшегося под руку конспекта, написала на нем пять заветных слов.
– И это всё? – Голубые глаза Мальцевой округлились от удивления.
– Нет, не всё, – строго ответила Маринка. – Есть еще два необходимых условия.
– Какие еще условия? – Лилечка насторожилась. Если это развод, то ...
– Во-первых, говорить это нужно очень серьёзно, глядя мужчине прямо в глаза. – Перепёлкина не позволила подруге закончить внезапно возникшую в голове тревожную мысль. – А то, знаю я тебя, всё хиханьки да хаханьки.
– Хорошо, – согласилась Мальцева. Первое условие показалось ей разумным.
– Во-вторых, кроме этой фразы не говорить больше ничего, – продолжала Маринка. – Вообще ничего!
– Это еще почему? – возмутилась Лилечка.
– Это потому, что ты за всю свою голимую жизнь ничего умнее, чем «здрасьти» не сказала. Начнешь пороть отсебячину – все испортишь!
– Это точно, – горестно вздохнула Мальцева и, положив перед собой полученный от подруги лист, принялась разучивать наизусть волшебную фразу.
* * *
На экзамен Лилечка пришла почти не накрашенной, в скромном синеньком платьице чуть выше колен. Получив экзаменационный билет, уселась за стол в последнем ряду и, даже не заглянув в вопрос, смиренно сложила руки, ожидая своей очереди.
– Ну, что у тебя там, Мальцева? Готова? – Евсюков уже собрался было закрывать зачетную ведомость, как вдруг заметил Лилечку, тихонько сидевшую в конце аудитории. Не говоря ни слова, девушка подошла к преподавательскому столу и, потупившись, положила на него девственно чистый лист.
– Ну что ж, Мальцева, – сказал Евсюков, даже не удостоив ее взлядом. – Неудовлетворительно.
– Ах, как я тебя понимаю, – сказала Лилечка и, неожиданно для самой себя, провела ладошкой по большой розовой плеши, венчающей его макушку.
«Да она что, издевается?» – побагровев от возмущения, Жора поднял лицо на девушку, однако не увидел в ее глазах ни тени сарказма. Голубые глаза Лилечки Мальцевой сияли беспредельной пустотой Космоса. Евсюков задумался ...
А ведь она права, эта девчонка. Пашешь тут, в этом институте, пашешь как пр;клятый. Пытаешься научить этих дебилов хоть чему-нибудь. И совершенно никакой благодарности в ответ. Никто даже не понимает, как это тяжело. Только эта девчушка, скромная, милая девчушка, сумела заглянуть в его одинокую душу. И еще это трогательное обращение на «ты» ...
Евсюков вздохнул и, еще раз взглянув в честные глаза Лилечки Мальцевой, строго произнес:
– Приходи на пересдачу. Во вторник.
* * *
Как оказалось, на пересдачу во вторник пришла одна только Лилечка. Поэтому Евсюков сразу усадил ее перед собой и, не дав времени на подготовку, приступил к приему экзамена.
– Скажи мне Мальцева, что такое амортизационные отчисления?
Лилечка молчала.
– Амортизационные отчисления, Мальцева, это процесс постепенного перенесения стоимости ... стоимости чего, Мальцева?
Лилечка молчала.
– Это, Мальцева, процесс постепенного перенесения стоимости средств труда, по мере их физического и морального износа, на ... на что, Мальцева, по-твоему, переносится стоимость средств труда?
Лилечка молчала.
– На стоимость производимых с их помощью продукции, работ и услуг, – Жора Евсюков грустно вздохнул. – Не подготовилась ты, Мальцева. Не вытянула на пятерку. Поэтому, я вынужден поставить тебе оценку «хорошо».
– Ах, как я тебя понимаю, – сказала Лилечка.
Евсюков смущенно поскреб свой мясистый затылок и аккуратным почерком вывел в зачетке «отлично».
* * *
Чтобы хоть как-то подтянуть Мальцеву по автоматизации бухучета, Евсюков решил проводить с ней индивидуальные занятия. С этой целью он пригласил ее к себе домой, логично полагая, что это позволит девушке эффективнее сконцентрироваться на изучаемом материале. По стечению обстоятельств, супруга Евсюкова уехала на курсы повышения квалификации, поэтому количество отвлекающих факторов было сведено к минимуму.
Начав с разбора особенностей компьютерной обработки данных, Жора, сам того не замечая, плавно перешел к животрепещущему вопросу о влиянии всеобщей компьютеризации на молодежную культуру. Постепенно его лекция перешла в доверительный обмен мнениями по вопросу взаимоотношения поколений. Вернее, свое мнение излагал лишь сам Евсюков, дефилирующий по своему просторному кабинету в красивом домашнем халате. Лилечка же, отложив в сторону конспект, безмолвно внимала каждому слову, не отрывая сосредоточенного взгляда от увлеченного монологом преподавателя.
Рассказав несколько забавных историй из своей студенческой жизни, Жора перешел к более актуальным проблемам.
– Ты думаешь, Мальцева, я не знаю, что думают обо мне студенты?
Лилечка молчала.
– Они считают меня холодным, бесчувственным монстром. И только немногие, – Евсюков бросил многозначительный взгляд на сидящую за столом Лилечку, – практически единицы, способны разглядеть то, что сокрыто в моем сердце.
Лилечка молчала.
– Никто, Мальцева, не замечает той бури, той страсти, которой объята моя ранимая душа!
– Ах, как я тебя понимаю, – сказала Лилечка, расстегивая блузку...
* * *
Жора Евсюков собирал чемоданы.
Жора Евсюков уходил из дома.
Жена Евсюкова, Лидия, хорошо сохранившаяся сухопарая брюнетка, сидела на диване, закинув ногу за ногу, и нервно курила. Скрывая смущение, вызванное ее молчанием, Жора нарочито громко разлагольствовал, пытаясь заглушить угрызения совести и подвести под свой поступок логическую базу:
– Я благодарен тебе, Лидия, за прожитые совместно годы. Однако давай посмотрим правде в глаза – между нами никогда не было полного понимания. Точнее, ты меня никогда не понимала, Лидия.
Лидия молчала.
– И вот теперь, – продолжал Жора, – я встретил человека, женщину, которая понимает меня полностью. Которая принимает меня целиком, без остатка, таким, какой я есть. И я не могу, не имею права упустить этот подаренный мне судьбой шанс ...
Лидия Евсюкова прикуривала от одной сигареты другую, пропуская Жорину болтовню мимо ушей. Время от времени, она почти неслышно, одними губами, повторяла одну и ту же фразу из пяти слов:
– Господи, какой же он идиот.
* * *
Жора Евсюков глотал валидол и нервно метался по тесной гостиной своей съемной двухкомнатной квартиры. Было уже три часа ночи, а Лилия все еще не вернулась домой. Ее сотовый телефон не отвечал. В напряженном мозгу Евсюкова, сменяя друг друга, возникали душераздирающие картины. Неужели ...
Внезапно из передней послышался странный звук, будто кто-то пытался попасть ключом в замочную скважину. Жора стремглав бросился в прихожую и распахнул дверь.
Прямо перед ним, источая приторный запах дешевого коньяка, стояла, пошатываясь, его Лилечка, в распахнутой, несмотря на зимнюю стужу, короткой шубке. Колготки ее почему-то были разорваны на коленях.
– Лилия, где ты была?– воскликнул Евсюков. – Почему ты не отвечала на мои звонки?!
Лилечка сделала несколько неверных шагов и молча ввалилась в прихожую.
– Лилия, ты пьяна! – Жора сорвался на крик. – Как ты могла! Как посмела!!
– Ах, – Лилечка икнула, – как я тебя п-понимаю.
Евсюков оторопел. Даже в таком состоянии она сумела понять и, быть может, даже простить его неуместную, гневную эскападу. А ты, Жорес Публиевич Евсюков, пытался ли ты когда-нибудь по-настоящему понять свою милую Лилечку? Думал ли ты о том, каково ей, юной, проводить дни и ночи в обществе немолодого уже, скучного мужчины? Представлял ли ты себе, как порою хочется ей побыть в веселой компании своих сверстников?
Устыдившись, Жора Евсюков порывисто обнял девушку, крепко прижав ее к своей груди. Лилечка вздрогнула, пытаясь подавить внезапно подкативший рвотный позыв.
«Она сдерживает рыдания», – догадался Евсюков. – «Какая же я, все-таки, бесчувственная сволочь! Надо будет купить ей новую шубку ...»