Поднимаясь в квартиру, он заметил в почтовом ящике белый уголок.
Ещё утром знал: будет письмо.
Обратного адреса не было, а его был написан нервно с вызовом.
«На коленке писала», – подумал он. – «Хорошо, что находит время остановиться. Все-таки много дает знакомство с лошадями в детстве. Нет той суетливости, которая присуща «городским»».
В квартире было тепло. Осенняя непогода, отступая, забирала с собой мелкий дождь, который был, казалось, нескончаем.
Ему дождь не мешал. Он, даже, был ему благодарен за то, что осыпая город мелкой пылью воды, закрученной ветром, тот разгонял людей по домам, загонял их под крышу. Парк становился безлюдным, тихим. Можно было пройти его весь – так и не встретив человека.
«Но это для него. Другим дождь навевал тревогу. А вот это, уже, было плохо. Тревога всегда мешает людям идти путем с которого уже им не свернуть.»
Он положил конверт на стол и «провалился» в свое кресло.
...Было десятое сентября.
Он решил, что надо дать отдохнуть «своим». Как-то почувствовалось, что близкие напряжены, усталые, хотя вроде, как и не из-за чего.
Но решил – так решил. Решил дать всем с шестнадцатого по восьмое октября отдых, полный приятных известий и событий. Потом почему-то передумал и решил до девятого. А потом решил – до десятого. Почему? Да, просто понравилось – девять-десять.
…Сентябрь был странный. Тревожный. Почему-то показалось, что к пятнадцатому все должны бы уже были разобраться в том – чего же они хотят.
Это извечная беда, что приходится признавать, что не все и не всегда зависит от самого человека. А это плохо. Как ни крути, – а человеку нужен кто-то, кто бы в какие-то минуты подтолкнул его в нужном направлении. Хотя… Хотя сам человек потом редко в помощи будет признается даже самому себе. Будет говорить – «Судьба, судьба…».
А что они знают о судьбе? Как она выглядит?
Смешно! Но человеку никогда не объяснишь, что он член одной большой семьи, живущей по своим законам, отличным от законов других семей. И в его семью могут не входить даже его близкие, соседи, дети, муж.
Как объяснить, что самым близким по духу может быть кто-то живущий в другом городе, а может и государстве, который может быть старше-младше на десятки лет… С которым, а чаще всего так и бывает. Это уж очень большая роскошь для семьи, чтоб её члены жили в одном городе, чаще– они никогда не встретятся. Не удастся ни «сесть рядком», ни «поговорить ладком».
Для многих эта жизнь так и пройдет в беспрерывном поиске.
Будут знать, что где-то есть «свой», будут искать, искать, но так и не встретят.
Создадут семьи, родят детей, и все это в надежде, что встреча состоится. А на закате своей жизни придумают для себя, что все-таки он был… вспомнив кого-то из своего детства или юности, или оглянувшись, признают в нем кого-то из своих близких, с которыми рядом прожили не один год, даже не зная, что это последнее, что может сделать семья для него – внушить иллюзию, что все-таки он нашел то, что искал».
… Они встретились случайно в кафе какого-то вокзала. Вроде это была – Самара. Он добирался до Горно-Алтайска, она ехала «что-то покорять» в Москве.
Что делать – такова жизнь. Всегда и везде встретишь человека, идущего тебе навстречу, возможно из тех мест, куда ты только идешь.
Он уже давно «спустился» она еще только «шла». «…Что же делать? И боги спускались на Землю…» А кто им попадется навстречу?
У него в сумке была туристическая газовая горела и два баллона газа, все остальное он хотел купить на месте. Спальник, рюкзак – не ахти по современным меркам, какая невидаль в любых магазинах любых городов.
Он вспомнил, что когда-то свой ледоруб купил в Ужуре – почти что в Хакаской степи. Да, таких ледорубов… С такими ледорубами уже никто в горы не пойдет. Хотя… почему «никто»?
Потом он пойдет по тайге. А она в это время будет уже в большом городе ходить по асфальту.
…Они сидели, молчали, совершенно не тяготясь этим молчанием. Вообще, в семье было принято молчать. У других – по-другому, возможно.
Он, вроде даже, не представился тогда, а она сказала, что её зовут Вера.
В семье «Верам» всегда было тяжело. Внутренняя сила у них была огромна, знаний мало, и очень часто эта сила ломала либо самого человека, либо тех – кто рядом.
Он тогда пытался представить: что же потом будет у этого человека? Хватит ли у него сил улыбаться дождю и молодым опятам на пне под солнцем?
…Может из-за неё он и решил дать «своим» отдых? Оглядятся за эти дни – приглядятся с кем, кто рядом не в суматохе, а спокойно и рассудительно.
А с шестнадцатого пусть жизнь пойдет несколько по иному.
Что это даст? Да, ничего! Просто «потом» у них всегда будет воспоминание о том, что все можно было сделать по другому. Хорошо ли так? Просто - так надо! Для других – кто будет потом.
… А потом… потом пришло письмо. Обычное письмо, сквозь строки которого было ясно – ищет! Ищет человек, не зная что, для чего, что это даст, но ищет!
Он встал и вскрыл письмо.
«Зачем? Почему?» – было написано всего два слова.
Было ясно, что она не спрашивала, она ставила в известность, что уже дошла до них. А потом?
… «А потом»… Кто-то всегда руководит семьей. Сможет ли, не ожидая благодарности, не зная никого лично, «рулить» в этом море-мире? В семье нет у старшего «подголосков». Есть он и есть семья. И по-другому быть не может!»
Он сидел в кресле, а память выхватывала какие-то кусочки из жизни.
Почему-то вспомнился дедушка.
Вспомнилась его шея и лицо, коричневые от загара и изрезанные глубокими морщинами. Был ли он членом семьи? Трудно сказать. Может он был из другой. С другими проблемами, которые той семье было предназначено и предстояло решить. Но то, что она была дружественна – нет сомнения.
Знал ли дедушка и бабушка, что Вера «не их»? Может и знали! А может и нет!
У Эзопа ведь не только то, что «лисица рожает нескольких лисят, а львица одного львенка». Не только это. У Эзопа и то, что и лисица, и львица знают – кого они рожают.
А человеку не дано этого знать! Только потом… только потом он узнает – кого он родил.
«Зачем? Почему?» – это уже немало! Что ответить? Ответить, что «так устроен мир»? А как же – «мир сделать краше»? А как же – «для чего живем»?
Что делать надо для этого? И если он будет «краше» для тебя – значит ли это то, что он будет краше для других. И кто эти другие? На Земле много и других, и разных! А чем они хуже? И хуже ли?
««Зачем? Почему?» – немало! Но это только, брат, начало!»
…Он встал, прошел в кабинет, взял лист бумаги и конверт.
Подумав, он написал, то, что когда-то написали ему – «Мудрый никогда не попадет в передрягу, из которой умный с блеском выпутается».
Запечатал письмо, написал адрес.
…Взял пришедшее письмо. Стал рассматривать его, пытаясь понять – откуда оно пришло. В сумраке кабинета, название города на штемпеле было плохо различимо, но дату было видно хорошо. Письмо отправлено девятого-девятого.
«… Не так уж и плохо, для начала», – подумал он.
Взял неотправленное письмо, вскрыл его, под написанным поставил дату – «18.09» и опять его запечатал.
Он опять перебрался в кресло и оттуда ему хорошо были видны два конверта, лежащих на столе рядом, под лампой с зеленым абажуром.