"ОБОРОНА КАВКАЗА, год 1942"
Мой отец имел медаль "За оборону Кавказа", для него, прошедшего всю войну, месяцы обороны Кавказа по особому запечатлелись в его памяти. И тяжелыми боями, и тяжелым ранением, и тем напряженным состоянием духа, когда решалось, быть или не быть нашей стране. Но, видимо, сила духа победителей и отличается тем, что даже, решая бытовые житейские проблемы, наши войны ни на минуту не забывали о борьбе с жестокими коварными врагами. В приведённых историях речь и пойдёт как раз об этом, а рассказал их мне в моём детстве мой отец - Семён Михайлович Пантелеев
Произошли они во время Великой Отечественной войны, во время обороны Кавказа. В конце лета 1942 года немцы ожесточённо рвались к Волге и на Кавказ. Дивизию, в разведотделе которой служил мой отец, передислоцировали в район города Орджоникидзе (ныне, как и при своём основании в 1784 году, город Владикавказ).
Это был не просто отвод дивизии в тыл для отдыха и пополнения, перед ней ставилась задача обороны дорог и коммуникаций одного из участков предгорий северного Кавказа, борьба с немецкими шпионами и целыми диверсионными группами, забрасываемыми в наш тыл.
Часть офицеров штаба разместили в гостинице на окраине города. В дореволюционное время гостиница располагалась в старинной усадьбе, выходившей своим фасадом на благоустроенную городскую улицу. Но в тридцатых годах гостиницу расширили на советский манер, пристроив перпендикулярно усадьбе с её тыльной стороны длинный барак с коридором посередине, из которого двери вели примерно в сорок комнат. Все «удобства», а это рукомойники и туалет, размещались в дальнем конце коридора, откуда запасной выход вёл на задний двор.
Особенность этого двора заключалась в том, что при расширении гостиницы разобрали часть высоких каменных заборов, отделявших один от другого дворики окружавших гостиницу частных домиков, теперь стоявших общим «колхозом» вокруг гостиничной пристройки.
Территория эта напоминала восточный базар. Здесь были и клетки для кур с человеческий рост, и маленькие огородики метров десять на десять с посадками зелени и кукурузы, навесы и сараи для хранения хвороста и дров, а также две густо заросшие над головой виноградной лозой террасы с длинными дубовыми столами и сложенными из камня мангалами.
Перед задним запасным выходом находилась ухабистая без единой травинки на глинистой почве заезженная машинами и подводами площадка. На городскую улицу отсюда вела узкая с невысыхающими лужами дорога, петлявшая между частных домиков. Но, вместе с тем, место это было тихое и, можно даже сказать, уютное, скрытое от посторонних глаз.
Видимо поэтому сотрудники отделов разведки и контрразведки дивизии и заняли эту заднюю дальнюю часть коридора, в которую входили через запасную дверь, не пользуясь парадным входом в гостиницу, чтобы меньше привлекать к себе внимание.
В работе разведчиков и особенно контрразведчиков важное место занимает аналитическая работа, и для того, чтобы подумать, сосредоточиться на своих мыслях офицеры собирались на террасах за дубовыми столами в тени густых зарослей винограда.
С террасы хорошо просматривался самый близко расположенный к гостинице домик со всеми его обитателями, их бытом и заботами. Хозяйкой в этом доме была не по годам серьёзная женщина лет тридцати, работавшая прачкой при гостинице. Муж её был призван в армию, находился на фронте. Свёкор, старик лет семидесяти пяти в национальной папахе раза три-четыре за день выходил из дома на старчески полусогнутых в коленях ногах, прихрамывая, садился на низенькую скамейку у стены и курил трубку. Так как других женщин в доме не наблюдалось, можно было с уверенностью, но и с глубоким сочувствием сказать, что его жена, свекровь хозяйки, умерла.
Хозяйкина дочь, девочка лет двенадцати с густой чёрной косой, чёрными бровями и большими не по её годам чёрными глазами, как могла, помогала матери, таская везде за собой своего десятилетнего брата, худенького невысокого мальчугана, который каждый раз, завидев военных, подбегал к ним.
Офицеры тут же устраивали перекур, наперебой разговаривали с ним, угощали кусками сахара, дарили карандаши и листы белой писчей бумаги, смеялись и улыбались, радуясь возможности пообщаться с пацаном, но скоро вспоминали своих детей, возможно даже уже оказавшихся на оккупированной территории или сорванных с родных насиженных мест в эвакуацию. Лица их становились серьёзными, озабоченными, и они отправляли мальчика с полными подарков руками домой и возвращались к своей работе.
Однако, такие визиты за подарками в гордой осетинской семье мальчугана не одобрялись и, завидев его у офицеров, мать с извинениями и смущаясь, тут же его уводила, приговаривая, чтобы не мешал. А когда братика первой замечала его сестра, она прибегала с серьёзным видом, тихо говорила: «Здравствуйте», - и без слов тянула братишку за собой. Офицеры в след весело подтрунивали над ней: «Ух! И вырастет черноглазенькая». «Черноглазенькую» звали Тамарой, а её брата – Русланом.
История первая: "КЛОПЫ".
Рядом с офицерами жили, занимая три смежные комнаты, человек двадцать солдат – шофера, маскировавшие свои машины под кронами деревьев во дворе у запасного входа, где постоянно стояли часовые, а также телефонисты, посыльные, ординарцы, писари, шифровальщики, бойцы охраны и другой штабной люд, приписанный к разведотделу штаба.
Командовал всей этой «братией» старшина, которого звали Петро. Родом из Донбасса, было ему немногим больше тридцати. По молодости копал на шахте уголёк, но когда их бригаду после взрыва метана завалило, и из двадцати шахтёров живыми откопали только Петро и ещё одного его товарища по бригаде, молодая жена Петро поставила вопрос ребром: либо – она, либо – шахта.
Петро сдался, и руководство шахты, у которого было «рыльце в пушку», предоставило ему должность снабженца, где вскоре раскрылся его талант – угождать в просьбах начальству. Нельзя сказать, что он ничего не делал для простых рабочих, но для начальства выполнял всё в срок, лично и скрупулёзно. В армии, куда его призвали во время финской кампании, он чувствовал себя, как рыба в воде, и ещё до начала войны с фашистской Германией стал старшиной.
Мой отец часто вспоминал один курьёзный эпизод, произошедший в этой гостинице. Он, в то время капитан, жил в одной комнате со своим помощником старшим лейтенантом. Замучили, закусали их по ночам гостиничные клопы. Они уже свои кровати от стен на центр комнаты поставили, но спасу от клопов не было. Пожаловались на это старшине, и Петро взялся за дело.
Днём прокалил горячим воздухом ватные матрацы, одеяла и подушки, засовывая их в пустую бочку, под которой был разведён костёр. Металлические кровати с пружинным настилом промазал страшно едким и вонючим техническим керосином, особенно обильно смазывая пружины, внутри которых могли спрятаться клопы. Перестелил кровати чистым бельём.
Но самое главное его изобретение состояло в том, что каждую из четырёх ножек кровати он опустил в гранёный стакан, поставленный на пол и наполненный водой. Каждая ножка кровати получилась отделённой от наружных стенок стакана водной преградой, как крепость или замок, окружённый рвом с водой. А сами кровати поставил посередине комнаты. Теперь клопы не могли с пола попасть по ножкам кровати в постель.
Первая ночь прошла спокойно. Нормально выспавшиеся и не покусанные клопами офицеры утром благодарили изобретательного старшину. Но во вторую ночь мой отец проснулся от того, что его помощник, стоя на кровати чертыхался, освещая потолок мощным фонариком с анодной батареей, какие применялись для накала радиоламп в рациях и радиоприёмниках.
В ярком свете фонаря было видно, как клопы вылезали из щели в штукатурке, вереницей ползли по стене наверх, затем по потолку в направлении кроватей, и, находясь над кроватью, падали с потолка на постель, таким образом, преодолевая по воздуху водную преграду в стаканах, созданную для них старшиной. Всё ничего, но этот курьёзный случай помог контрразведчикам ликвидировать один из каналов переброски диверсантов в наш тыл.
По оперативным данным диверсанты могли пройти в наш тыл только по ущелью, по которому текла непреодолимая вброд и вплавь из-за своей глубины и скорости течения горная речка, именно, в это время года наиболее полноводная из-за летнего таяния ледников в горах. Здесь нет никакой возможности перекинуть трос или канат, чтобы перебраться по нему на другой берег. О том, чтобы посадить здесь, где-то, самолёт или выбросить парашютистов, не могло быть и речи, так как они бы неминуемо разбились. Но после истории с летающими клопами отец интуитивно чувствовал, что диверсанты прибывают по воздуху.
Помог случай. Проезжая, как-то, мимо одной из городских школ, отец заметил, как школьники во дворе пилят и разбирают на дрова какую-то лёгкую конструкцию, чем-то напоминающую фюзеляж самолёта. Отец дал команду остановиться и зашел на школьный двор. Заинтересовавшая его конструкция действительно оказалась старым отслужившим свой век планером. Отец поинтересовался, кто на нём летал, и школьники с гордостью отвели его к своему учителю.
Владимир Гоев учился в Москве. Там и увлёкся строительством планеров и полётами на них. Вернувшись в Орджоникидзе, создал секцию планеристов. Летом 1940 года его планер, тот самый, что пилили на дрова, неудачно приземлился и Гоев сломал себе бедро. Он сильно хромал при каждом шаге, как бы, выбрасывая вперёд не гнувшуюся ногу. От того и не взяли его в армию.
На вопрос моего отца, где они летали, Гоев показал на карте горный склон именно в том квадрате, который интересовал контрразведчиков. Взяв с собой Гоева, поехали посмотреть на этот склон на местности. Склон оказался ровным, без разбросанных камней, поросший невысокой скользкой травой, около километра в длину, оканчивавшийся обрывом над ущельем, в котором и протекала та бурная река. Гоев рассказал, как проходили полёты их планеров.
Люди разгоняли планер по склону. Он легко скользил вниз по траве, развив скорость, отрывался от края обрыва и подхваченный воздушным потоком устремлялся вверх. Набрав высоту и полетав, планер садился на верхней части склона, скользя по траве при посадке не дальше его середины, откуда его снова можно было разгонять на следующий взлёт.
Гоев ходил по склону, как охотник-следопыт, указывая контрразведчикам на примятую траву и другие следы недавней посадки здесь планера. Разведчиков сразу же заинтересовал вопрос, откуда немцы узнали про этот склон, дающий возможность разгонять планеры без самолёта. Гоев дал ответ и на это.
Когда вернулись в школу, он показал майский номер 1940 года местной газеты, где в разделе «Спортивные новости» корреспондент подробно описывал жизнь секции планеристов и поместил несколько фотографий склона. Остальное было делом немецкой разведки и засланных к нам шпионов.
О том, что на вооружении у немцев есть планеры для переброски десанта, мы знали. Теперь стало понятно, как они действуют. Погрузив диверсионную группу с вещами на планер, немцы с помощью самолёта поднимают его со своего аэродрома. Бесшумно долетев сюда в предрассветной мгле, планер садится на верхней части склона. Диверсанты покидают планер и разгоняют его вниз по склону до обрыва, где планер, подхваченный воздушным потоком, поднимается в небо и улетает незамеченным на свой аэродром, а диверсанты спускаются на дно ущелья и по берегу реки выходят за несколько километров от этого места, тем самым запутывая следы.
Контрразведчики устроили здесь скрытую засаду, и дней за десять задержали или уничтожили несколько диверсионных групп.
История вторая: "Чёрные глаза"
Но вернёмся в гостиницу. Как-то черноглазая Тамара принесла моему отцу его постиранные вещи, которые брала стирать у офицеров её мать для подработки. Отец расплатился с ней и лукаво улыбнувшись подтрунил:
- Ох, какие у тебя чёрные глаза.
Девочка засмущалась и убежала. Через какое-то время она снова появилась на виноградной террасе у стола, за которым работали мой отец со своим помощником. Широко раскрыв глаза, Тамара спросила:
- А сейчас какие у меня глаза?.
- Чёрные, - хором ответили ей офицеры. Она ещё больше засмущавшись убежала.
Примерно через полчаса Тамара снова пришла, на этот раз со своим братом. По мокрым около лба волосам на голове, подтёкам мыльной воды на её платье, запаху хозяйственного мыла, которым стирала бельё её мать и покрасневшим, видимо от долгого трения кулаками в мыльной воде, глазам отец понял, что девочка путает русские слова «чёрные» и «грязные», и два раза подряд мыла глаза с мылом.
Не давая моему отцу опомниться и подобрать нужные слова, чтобы успокоить девочку и всё ей объяснить, первым очень бойко заговорил её брат:
- Тамара лучше всех вас видит своими глазами, даже вечером в темноте. А ты говоришь всё время, что у неё чёрные глаза. Скажи, скажи ему, Тамара, как ты вечером видела военного, как шел он на старую башню и оттуда фонариком сверху мигал.
Отец глазами дал знак помощнику, чтобы он отвлёк Руслана, а сам, как бы, издалека, ненавязчиво, вроде, как из простого любопытства, стал выведывать у Тамары, где, когда и кого она видела и почему этот человек ей так запомнился. Из этого разговора складывалась следующая картина.
С той лавки во дворе рядом с их домом, где сидит их дедушка, когда выходит покурить, хорошо видна тропинка, ведущая в гору, на вершине которой стоит старинный заброшенный дом с башней, сложенной из камней. В том полуразвалившемся доме уже давно никто не живёт. Каждый вечер мама укладывает спать Тамару и Руслана в одно и то же время, когда «кукушка» на стене в их доме «кукует» восемь раз. Перед сном Тамара и Руслан моют ноги в корыте сидя на дедушкиной лавке.
Уже три или четыре вечера подряд Тамара и Руслан в поздних сумерках видят одного и того же военного, который в это время поднимается по тропинке в гору к заброшенному дому. Потом в верхнем окошке башни минут пять мигает фонарик, а дальше тот военный быстро спускается по тропинке вниз. Он в очках и немного хромает.
А сегодня утром Тамара увидела его столкнувшись почти нос к носу у парадного входа в гостиницу. Кроме того, что он был в очках и прихрамывал, у него на ремне был пристёгнут такой же большой электрический фонарик, какой есть и у старшего лейтенанта, помощника моего отца. Ещё Тамара сказала, что под фуражкой этого военного видны были волосы такого же цвета, как у шофера моего отца, то есть рыжие.
Отец понимал, что из-за ещё не полного знания русского языка Тамара не сможет назвать ни цвет фуражки, ни звание этого военного. Тогда отец нарисовал на тетрадном листке гимнастёрку с большими петлицами, а рядом прямоугольники, ромбики, квадратики, и спросил Тамару, может ли она вспомнить, какие фигурки были на его петлицах, то есть дорисовать его рисунок. Почти сразу же она это без затруднения сделала.
Тогда отец задал ей дополнительный, и надо прямо сказать, провокационный вопрос, а какие значки были у него на другой петлице. Немного подумав, она нарисовала то же самое. Теперь контрразведчики знали в каком звании этот военный, о подозрительном поведении и приметах которого рассказала Тамара.
Узнав, что она об этом человеке никому не говорила, он её похвалил и сказал, что и об их разговоре никто не должен знать, а то её родному отцу ещё тяжелее придётся на фронте, и он дольше не вернётся домой. Потом мой отец лукаво улыбнулся и сказал:
- А глаза у тебя очень красивые, такие же красивые, как чёрное небо южной ночи. Как полированные чёрные камешки бусинок на шее твоей матери, что подарила ей на свадьбу твоя бабушка, когда была ещё жива. А вот сапоги у меня грязные, испачканные глиной и дорожной пылью. Вот их то и надо хорошенько помыть и натереть гуталином. Поняла?
И отец прикоснулся кончиком пальца к её носу. Она машинально, по детски, отмахнулась и повернулась уходить прочь, а загоревшиеся её глаза говорили: «Это же так просто – «чёрное» и «грязное».
Того немецкого шпиона-связного, передававшего фонариком на азбуке Морзе зашифрованные сведения о месте и времени встреч диверсионных групп, прятавшихся в горах вокруг города, выследили и обезвредили. Именно его внешность и экипировка являлись паролем для контакта с ним других немецких связных.
В своём рапорте об успешно проведённой операции по разоблачению и поимке вражеского агента, отец предлагал юную девочку представить к правительственной награде, но начавшееся новое наступление немцев внесло свои коррективы.
Грузовик, перевозивший архив и документы штаба, в том числе и рапорт моего отца, разбомбило и он сгорел дотла. Дивизию и её штаб выдвинули на линию фронта, а мой отец в дальнейшем никогда в Орджоникидзе не бывал, и о судьбе этой юной осетинской девочки-патриотки с чёрными горящими глазами больше ничего мне рассказать не смог.
P. S. – Один мой знакомый, оказавшийся в Южной Осетии в августе 2008 года, поведал мне забавную историю. В Цхинвали ему показали семидесятивосьмилетнюю женщину. Она обнаружила диверсанта, указывавшего с крыши одного из домов лучом лазерного фонарика местонахождение цели, по которой вела безжалостный огонь артиллерия врага. Когда мой знакомый здоровался с этой женщиной, под сединой её волос, выбившихся из платка на лоб, на него смотрели живые огоньки жгуче чёрных глаз. Звали женщину Тамарой.
Букулты. 2009 год Владмир Пантелеев
Обращение к читателю сборника "Не забывайте нас, правнуки!
В настоящий сборник вошли написанные мною для детей и юношества рассказы о войне: "Чёрные глаза", "Василёк", "Серебряный подстаканник", "Железный крест", "Отец чемпиона".
Первые три рассказа написаны по воспоминаниям моего отца Пантелеева Семёна Михайловича, участника ВОВ с первого до последнего дня. С героем рассказа "Отец чемпиона", Алексеем Марковичем Музыченко, меня связывала более чем десятилетняя дружба. Рассказ "Железный крест" написан по моим воспоминаниям послевоенного детства.
За абсолютную достоверность рассказанных мне отцом событий я полностью ручаюсь, и мог бы назвать их МЕМУАРАМИ, если бы почти за шестьдесят лет я не запамятовал настоящие имена и фамилии их участников.
Почему я адресовал свои рассказы о войне именно подросткам?
Например, что мы видим сейчас о войне на экране? Некоторые молодые режиссёры пытаются показать правду о В.О.В., но они полностью зависят от продюсеров, экономящих деньги на квалифицированных военных консультантах, в результате вместо исторической ПРАВДЫ мы видим "ляп" на "ляпе", а малочитающая современная молодёжь принимает увиденное за "чистую монету".
Если вышеуказанных режиссёров можно отнести к «старшим внукам», показанных в военном фильме персонажей, то исполнителей ролей молодых героинь и героев фильма, уж точно, к их «правнучкам» и "правнукам". Для вышеупомянутых создателей фильма события Великой отечественной войны столь же далеки, как для меня и для Вас Троянская война, если, конечно, Вы не историк в данной области. Скажем честно, а что мы знаем о Троянской войне? Думаю, ровно столько же, сколько наши внуки и правнуки о Великой отечественной войне.
Так сложились обстоятельства, что я пять последних трудовых лет перед выходом на пенсию работал учителем в школе. И беру на себя смелость сказать, что поколение ПРАВНУКОВ (героев Великой отечественной) знает об истории этой войны лишь «обрывки из отрывков», причём, из самой плохой её интерпретации. Из проведённых мною лично опросов учеников 5-7 классов (за пять лет около 300 учащихся) выяснилось, что более 80% опрошенных с полной уверенностью не могут назвать даже имена и отчества своих прадедушек и прабабушек. Рассказать, чем прадеды и прабабки занимались в годы войны, кто из них воевал, в каких войсках и звании или был в партизанах, кто из них погиб или умер в годы войны и в каком возрасте.
Нельзя за это винить режиссёра, актёров или юных школьников. Это результат донесённой до их сознания, двумя послевоенными поколениями, НАРОДНОЙ памяти о войне. Как много мелочей «рассыпали» из «кошелька памяти» эти два поколения (сыновей и внуков участников войны) по дороге к их правнукам.
Конечно, мертвых не вернуть, новое взрослое поколение не переделать. Но, чтобы говорить ПРАВДУ о войне, нужно сохранить каждое слово её КАЖДОГО участника или хотя бы воспоминания тех, кто жил и общался с этими людьми. Это долг каждого из нас. Это и мой долг.
И с этим надо спешить. Пройдёт ещё лет десять, и практически из поколения, видевшего войну своими глазами, никого не останется.
Нельзя допустить, чтобы поколение правнуков НЕ ЗНАЛО даже имён своих прадедов-героев. Поэтому ПРАВДУ О ВОЙНЕ, УСЛЫШАННУЮ от её участников, я писал, и буду писать для детей, для будущих поколений.
"Не забывайте нас, правнуки!", - С этими словами к Вам обращаются герои пяти моих рассказов: "Оборона Кавказа. год 1942", "Василёк", "Серебряный подстаканник", "Железный крест", "Отец чемпиона". Прочтите их. Если Вы хотя бы немного, в глубине души, патриот России, Вы прочувствуете своим сердцем, что принесла эта война нашему народу, эти рассказы не оставят Вас равнодушными. С Глубочайшим Уважением к каждому, кто это сделает.
Владмир Пантелеев