ПОЕЗДКА К ПРОШЛОМУ
* * *
За толстыми стеклами дул холодный апрельский ветер, крупные снежинки носились в воздухе изгибистыми траекториями, напоминая разбуженных от спячки, обезумевших ос. Женский голос с интонацией Левитана то и дело объявлял обо все новых рейсах, которым отложили вылет из – за непогоды.
Двое мужчин вели беседу за столиком в крохотном баре зала ожидания. Перед одним из них стоял внушительный бокал с не менее чем двумя порциями «HENNESI», был он невероятно чему – то напряжен и порывался говорить собеседнику нечто для него важное.
Другой, больше слушавший, волнительно отпивал кофе из чашки, вздыхая и искоса глядя на разыгравшуюся непогоду, обеспокоенный тем, что был неосторожно одет для этого времени года.
- Какая досада! Надо же! Отложили еще на один час.
- Ничего не поделаешь. Мне ждать еще дольше, но теперь я успею поведать вам свою историю.
- Но для чего вы хотите мне ее рассказать? – осторожно, недоумевая, спросил тот, кому предназначалось выслушать.
- Вы - же утверждали, что в прошлое возвратиться невозможно.
- Я сказал, что его можно лишь помнить – возразил собеседник.
- Вы не правы, потому что не знаете моего случая, выслушайте, я расскажу, мне это нужно, вы незнакомый человек, ваш рейс как и мой задерживается, мы разлетимся и больше, не встретимся, а моя история опровергнет ваше утверждение..
Он буквально прожег взглядом, наполненным мольбы сидящего перед ним человека, что тому ничего не оставалось предпринять, как согласиться.
- Конечно, раз самолет отложили.. прошу вас, расскажите.
Наступило молчание. Мужчина, настроенный решительно лишь минуту назад, теперь будто бы столкнулся с невозможным препятствием, мучительно размышляя и ни в какую не решаясь начать свою исповедь.
- Ну что же вы? Вы абсолютно правы, если у вас есть что сказать, это и надо поведать такому человеку как я, ведь я улечу и забуду.
Мужчина поднял тяжелую голову и еще раз осмотрел пассажира с задержанного рейса недоверчивыми глазами. Затем он глотнул воздуха, точно собрался нырнуть и заговорил уже, почти не останавливаясь, но с достаточной расстановкой, чтобы у слушателя оставалось время осмысливать.
- Много лет я верил в эту поездку, но cтоило ей наступить, как я растерялся не на шутку – начал свое повествование нервный мужчина.
- Так вот. В полном смятении я вышагивал по комнатам, истер до глянца фасад шкафа, не заглядывая, пролистал несколько книг, обратил время на ручных часах...
В одночасье стало трудно дышать, воздух в зале показался спрессованным и я, искривляя в натуге губы, кинулся на улицу.
Где-то за темным горизонтом в небе погромыхивало, точно там была линия фронта, откуда раскаты канонады, доносилась к моему высокому застекленному мезонину.
Я представил себя у одинокой могилы со склоненной набок головой, (дальше этого воображение не шло) как вдруг тело словно ударило током. Вспомнил, что у меня нет никаких контактов родственников Яшара, более того, я не знал, где он захоронен. Все долгие восемь лет, а оказывается именно столько прошло с тех пор, как он погиб, в сознании сидела информация, что он покоится на Родине, в Азербайджане. Но как только стало ясно, что утром мне лететь, тут и выросла непреодолимая стена - каким образом разыскать его могилу? В панике я стал звонить, благо человечество создало это чудо – телефон.
К активным действиям я приступил, когда уже стемнело за окном и надо же, в квартире неожиданно отключился свет. За окном с треском рвануло черную простыню неба, сверкнули молнии, от раскатистого грома качнулся дом, затапливая округу, хлестнула темная вода. Я распахнул окно и чиркнул спичкой.
В свете мечущихся огоньков, чертыхаясь, я принялся всматриваться в древнюю записную книжку, исписанную еще в те незапамятные годы.
С истлевших страниц точно с негатива проступило ушедшее с давно забытыми, когда то важными именами людей, о судьбах многих к этому дню как оказалось, я уже ничего не знаю.
На одном из них, на букву В, скромном имени – Виталик, я задержал взгляд. С этим канувшим в вечность поразительным живчиком, навсегда скрылся целый срез и моей непутевой жизни.
Узкоглазый кореец, в джинсах «LEVIS STRAUS» и «ZEBO» на высокой платформе, он гляделся Богом провинциальным шахтерским дочерям. Какая из них не мечтала, что он проводит ее до дома?
Но он провожал другую: тонкую, гибкую, словно веточка, чарующую блондинку Светланку. Она была его девушкой, и ей это нравилось - он был веселый, удачливый, заводила в компании. В те годы жизнь казалась нескончаемой. Мы были уверены, что самые лучшие девчонки будут нашими, и мы будем первыми, а жизненные катаклизмы обойдут нас стороной.
Задувая огоньки свечей, в окно влетел порыв свежего ветра. Я распахнул глаза и увидел изгибающиеся тени на стене, отчего - то вспомнил танцующих до умопомрачения молодых людей под песни «BONI M» вылетающих из колонок.
Виталик был приятелем мне и Яшару.
Наш городок – зверинец, напичканный шахтерами, бывшими зэками, спортсменами и наркоманами - не был скучным. Все с кем - то бились: один край с другим, зэки с горняками, а серьезные разговоры вели сидя на корточках - по блатному. В этом смутном, полупьяном конгломерате, было запросто получить нож под ребро или свинцовый заряд из обреза. А еще была танцплощадка - с завораживающими огнями цветомузыки, визжащими электрогитарами, рассыпавшими дроби барабанами и в этом людском водовороте среди настроенных подраться сорвиголов, мы старались держаться вместе.
Яшар и я находились в плену чар дьявольски красивой избранницы Виталика и немножечко завидовали ему - не влюбиться в нее, надо было родиться бревном. Вдоволь налюбовавшись ею, мы переключали внимание на других обольстительниц и наше свободное плавание, заканчивалось, как правило, мордобоем.
Я отложил записную книжку и на секунду прикрыл глаза: ясно, отчетливо увидел лица танцующих в квартире на пятом этаже, откуда один из наших знакомых перебрав вермута, решил выброситься с балкона. Звали его, кажется, Шура. Но теперь это уже не было важным, тем более что я успел схватить его за лацкан пиджака.
Так вот, Виталик. В надвигавшемся смутном времени Светланка неожиданно оставила его, уехав в Москву, казавшуюся мне тогда советским Римом, мы рассорились - я двинул ему по физиономии, компания наша рассыпалась и зажигательные песни остались где-то позади.
Наступили дни лихие, темные, на авансцену выползли многоликие Янусы и в окружающей жизни, словно в театре, произошла смена декораций. Отношения, чувства, любовь, стали выстраиваться по неведомым ранее правилам – главными стали Деньги, а от наших прежних чистых дней у меня сохранилась лишь эта записная книжка с чудными номерами телефонов, каких теперь уже и не существовало.
Виталик завел дружбу с опасными людьми, уехал в другую страну, стал преуспевающим бизнесменом, Яшар же на долгие годы устроился на металлические нары, а я неожиданно сделался писателем.
Да, да, вы этого не ожидали? Видно доконали меня песни «BONI M», наши безумные танцы и качели, на которых мы со Светланкой взмывали, улетая, казалось к самому небу. Чудо-жизнь расшвыряла нас осколками, а с Виталиком сделала непримиримыми врагами и все чего мы добьемся позже, станет итогом многолетней борьбы за лидерство. Судьба забавлялась нами взметая на гребень то одного, то другого и только Яшара она продолжала удерживать на самом дне, хоть он был грешником не более нашего, а может быть и менее. И на одном из самых ее кривых изгибов, Яшар и Виталик встретятся в узких, слабо освещенных лабиринтах казенного дома. Но не бросятся в объятья друг-другу, вспомнив песни «BONI M», не протянут руки, а разойдутся прочь, окидывая взглядом из подлобья.
Что же это за сила, человеческая злоба?
Теперь уж нет их обоих.
Виталик в глиняной урне разместился на заброшенном кладбище городка нашей юности, Яшара в белоснежном костюме я своими руками уложил в цинковый саркофаг и отправил в Бакы.
Жизнь обоих от старта до финиша напоминала прокинутый над людским течением, висящий на нервах - канатах мост.
Одному, в беге за Золотым Тельцом, прежде чем ссыпаться в глиняную урну, начертано было унизиться, другому – же, выхлебать котлован лагерной баланды.
В комнате ярко вспыхнул свет, ослепляя глаза, (видно дежурные электрики, устранили наконец аварию на линии) я стряхнул нахлынувшие воспоминания точно упавший на одежду пепел от сигареты и принялся звонить.
К утру стало известно, что с самолета меня встретит брат моего несчастного друга и отвезет к его последнему пристанищу.
Сорочка, джинсы, свитер, томик стихов Магжана и вот я готов отправиться в Прошлое.
Но не только могилу Яшара я хотел посетить в этом странном вояже, но еще (боясь признаться себе) я надеялся разыскать чистое создание, которое предал когда - то - так упали тогда карты жизни. Объяснить, почему мне это было важно, я не смог бы, даже корчась на дыбе, что – то ныло в душе, не давая покоя. Тридцать лет улетело с тех пор, а я видел море без края, ее тонкую фигурку среди набегающих волн в мерцающей лунной дорожке - картину, придуманную мной с годами.
В горькие часы духовного упадка, когда неимоверная усталость от былых невзгод, многотонной тяжестью обрушивалась на плечи, я чувствовал вкус спелой черешни с ее губ, запах шального ветра, целующего нежный абрис ее забытого лица. И тогда к горлу подступала обида, окружавшая действительность будто в расфокусе теряла четкость линий и в который раз я приступал монтировать не случившиеся мизансцены нашей совместной жизни. А теперь вот, спустя три десятилетия я решился на этот безумный шаг!
Измотанный вконец переживаниями я решил все - же лечь и отключиться от нескончаемой ленты хроники бегущей в усталом мозге.
- Как, однако, интересно вас слушать – заворожено прошептал собеседник говорившего мужчины.
- Пожалуйста, не перебивайте меня, поверьте, мне очень непросто рассказывать. Так вот, дорога в аэропорт в тот утренний час была пустынной и не заняла того времени, когда раздражают бесчисленные авто, удушливый запах гари, режущие нерв дребезжащие сигналы машин.
Все располагало к состоянию тягучему и неторопливому, какому я люблю предаваться, отдавая лицо ветерку, влетающему в салон автомобиля.
Нудные для всех аэропортов процедуры, фейс-контроль в скрытое око видеокамеры, когда невольно тушуешься и вот я в салоне Боинга.
Словно нехотя отрываясь лайнер взлетел, двигатели замолотили синеву неба и понесли меня к моему прошлому.
Вы напрасно утверждали что его невозможно вернуть, оно летело ко мне со скоростью девятьсот километров в час, к тому самому месту, где мы расстались с ней на залитом лимонадом Бакинском перроне.
- С кем? Я немного утерял нить вашего повествования...
- Не отвлекайтесь, наберитесь терпения.. Господи! Какими же искренними были мои обещания увезти ее в счастливую жизнь, которая виделась мне глупому и неразумному тогда. Если бы некая провидица в тот миг предсказала мою линию жизни, я бы несомненно подвинулся рассудком. Сердце остановилось бы, точно захлебнувшись смертельной дозой яда, не от ужаса предстоящих дорог, но при мысли жить без нее! Но вот пародокс! Испивая его день ото дня по капле, с годами он уже не казался отвратительным - а наоборот засластил.
Как в треснутом калейдоскопе разлетались лица, чьи – то глаза: карие, синие, зеленые, накликавшие бед, в пику которым я намастрячился выставлять Иисусово смирение.
* * *
Наша с Яшаром убогая квартирка с вечно текущими кранами, но наполненная атомами безумных планов стать толстосумами и украсить физиономиями лицевые страницы глянцевых журналов, какие мы видели в руках знакомого хлюста, казалась нам плацдармом грядущего "блицкрига".
То были да-ле-кие мечты, озарявшие наше скудное бытие, а жить красиво жаждалось незамедлительно, что и предложил Яшар в одну из душных летних ночей.
- Рискнем!!!
Уж и Яшара нет, а душе моей неймется, все мается она.
И через десятилетия не удается мне отделаться от ощущения пропащей жизни, когда в один миг рухнули надежды и заслабело в ногах. Расстояние в два десятка шагов по трубе провисшей между высотками под вой сирены, оказалось непреодолимым. Я теперь осознал что они, шаги эти - были чертой, за которой для меня не было бы возврата – дальше начинался Омут.
Растревоженный воспоминаниями я и не заметил как наш "борт" приземлился. Дорога от аэропорта до гостиницы несколько отвлекла меня.
Я вслушивался в чужую речь, открывая себе, что голосом Яшара этот язык звучал приятней и мужественней. И вдруг, я к собственному изумлению обнаружил, что выглядываю его среди лиц многочисленных прохожих.
Мне казалось, что он вынырнет сейчас из – за ближайшего угла и крикнет:
- Рискнем!!!
Что – то со мной происходило, точно я вновь, спустя годы балансировал на той самой вибрирущей под ногами трубе, провисшей между настоящим и прошлым.
Мы безоглядно шагали по жизни, строили планы, гадали, какое нас ожидает светлое будущее и никто не желал себе страданий. Вот и он тянулся состояться, да только попытки его оказались роковыми, а может сам Всевышний предопределил ему такую горькую долю. Сказано: «Идущий над пропастью, рано или поздно упадет в нее», - а он не остановился.
Здесь рассказчик прервался ненадолго, отхлебнул из бокала «HENNESI» и спохватившись, вновь заговорил торопливо.
- Тихое село, разбросавшееся в Муганской долине, погост, засаженный высокими пирамидальными тополями, могила Яшара с позолоченным бюстом в изголовье, где он вовсе не похож на себя, того, которого я знал.
В воздухе ни ветерка, казалось что в природе все замерло, было грустно и пусто на душе, точно из нее вытекли последние капли скорби.
Монотонный, скрипучий голос имама читающего длинную суру из Корана, точно ниспадал из сини неба обволакивая пристанище моего грешного друга.
«Все прошло и никогда уже не повторится. Прошлого не вернешь!» – сетовал я - «Мятежный друг мой упокоился на этом пятачке родной земли, откуда сквозь редкие дубы просматривается дом, стоящий на взгорке, в котором он вырос. Да и это мое свидание с его последним приютом случилось тоже лишь раз. Куда уведет извилистая тропинка Жизни дальше, известно только Всеведающему».
- Рискнем!!! – услышал я между нескончаемыми как сама вечность аятами голос друга и шепотом ответил ему: Нет, уже поздно! Все, все прошло!
Я сломился в поясе над заросшим вольной травой бугорком, обронил две прозрачные бусинки – слезы, расстелил веером алые гвоздики купленные у уличного торговца, еще раз взглянул на тускнеющий бюст и быстро пошел к выходу:
- Прошлого не вернуть! – ухнула колоколом мысль и тут же ей малиново вторили, зазвонили мыслишки - Нет, не вернуть! Не вернуть!
Два последующих дня я жил в тягучем ожидании, часами выстаивая у кромки бетонного пирса, провожая взглядом уходящие к горизонту черные баржи. Время точно остановило свой ход: раскаленную, огнедышащую магму воспоминаний, теперь словно накрыло пеплом, а хохот крупных белых чаек вырывая из их плена, безжалостно окунал меня в действительность. Остывшее солнце уже спряталось в море, будто утонуло, когда кто-то осторожно тронул за рукав. Я обернулся. Старик - азербайджанец глядел мне в глаза, взгляд его был преисполнен немого сочувствия:
- Уже поздно, никого не осталось на пирсе, вы один – сказал он.
- Да, вы правы, надо мне идти, спасибо! – выдавил я и сжал его заскорузлую ладонь.
* * *
- Я вас прошу не отвлекаться, потому что я приближаюсь к самому главному.
- Я только прислушался к объявлению диктора, но Слава Богу это не мой рейс – оправдался его собеседник - Так продолжайте же..!
- Мы встретились с ней в небольшом уютном кафе, облюбованном мною в тесных улочках старого Бакы. В нем было тихо. Двое посетителей – иностранцев потягивали вино гянджинского разлива вполголоса беседуя между собой, молодой бармен с аптекарской тщательностью тер сверкающий бокал когда она вошла - моложавая дама с высвеченной под блондинку замысловатой прической. Сахарнобелая кожа лица ее была упругой, свежей, чувствовалось, что хозяйка уделяет немало времени для поддержания внешности в степени, соответствующей ее статусу.
Напрягая память, я вспомнил, что она лишь на один год моложе меня, но на вид ей не дать бы и сорока пяти - кольца на длинных пальцах, сережки в мочках ушей, золотая цепочка с кулоном тонкой работы на высокой груди намекали на то, что их обладательнице небезразлично мужское внимание.
Она изменилась: от озорной черноволосой девчонки с первого курса института нефтехимии в ней не осталось ничего, разве что только ее глаза. Да, в глазах по - прежнему искрились дерзкие озорнинки, не будь их, она бы и не пришла сюда – для чего ей было по прошествии тридцати лет встречаться с человеком, чью внешность ей даже вспомнить оказалось непросто.
Ей повезло, что кафе в этот час оказалось пустынным, так что признать во мне того самого бравого десантника, клявшегося в неземной любви оказалось несложным, так как кроме меня в этом зале им некому было быть.
Тем не менее, она не сразу шагнула внутрь, а лишь после того, как наши взгляды встретились и мой, стушевавшийся угас, пытаясь не видеть ее, разглядывавшую меня с интересом.
Я поднялся ей навстречу, но не оставил стола, казавшегося мне хоть и слабой, но все - же защитой, кроме того я имел возможность упереть об него свои руки.
Она была вынуждена сделать несколько трудных для нее шагов, чтобы пересечь зал, прежде чем оказаться на том расстоянии, когда мне стало прилично вытянуть ей навстречу ладонь. Она спокойно приняла ее, но ни единой доли секунды не задержала, давая этим самым понять мне, что наша встреча нисколько ее не взволновала. Весь ее вид как бы говорил: я пришла оттого, что не прийти было бы неприлично, раз с таким упорством ты разыскал меня и, кроме того (надо же понимать) – извечное женское любопытство не дало мне покоя!
- Спасибо что пришла! – выдавил я из себя и протянул букет заждавшихся на соседнем стуле хризантем.
- Это тебе.
Она даже не взглянула на них, хотя бы для той степени приличия, какое необходимо чтобы не обидеть дарителя. Понимала, это лишь жест, необходимый для начала разговора – потому и раньше чем опуститься за стол, устроила их рядом с сумочкой, из которой успела вынуть коробочку дамских сигарет.
Не успел я спохватиться, как в ее пальцах оказалась тонюсенькая сигаретка и она, почти не глядя на меня, уверенная в том, что зажигалка окажется в моих руках, склонила голову к вспыхнувшему огоньку.
Признаться, я был немного обескуражен, чувствуя что первый раунд встречи уже выбил у меня инициативу заготовленного монолога.
- Ты изменился – произнесла она.
- Да – а – а! - пробормотал я соображая над смыслом ее замечания.
- А ты осталась прежней – вылетел из моих уст глупый комплимент.
- Я стала гораздо интересней чем та девчонка, которую ты знал.
В ее словах звучал вызов. Я понял, что она решила быть безжалостной. В этой законченной, не дающей возможности истолковывать ее фразе, заложена была вся ее запоздалая месть – видишь, со мной все в порядке, а как там у тебя, мне почти и не интересно, ты ведь сам во всем виноват!
Вердикт был провозглашен – не имело смысла далее развивать эту тему, чтобы не потерпеть окончательного крушения, что было для меня почему – то важным. Стоило ли три десятка лет помнить рассыпчатый смех, косы с запахами моря, зелень миндалевидных глаз, безумие слов вылетающих из сладких, точно бы наполненных соком вишни губ - чтобы теперь оказаться смешным?
«Этими руками, сидящая передо мной дама, когда - то теребила мне вихры» - думал я, видя сквозь годы озорную девушку, беззаботно устроившую на своих коленях мою бедовую голову.
Взгляд ее зеленых глаз говорил сам за себя без подтекстов – компромисса не может быть!
Мы молчали. Я вертел пальцами зажигалку, она мелко затягивалась сигаретой и тут же, не задерживая выдыхала из себя дым, словно боялась что он в ней останется.
Слышен был скрип влажной салфетки о стекло бокала в руках настырного паренька и хрустальный звон кусочков льда во "фреше" иностранцев.
- Как здоровье папы и мамы?
- Папы уже нет, случился инфаркт в момент расстрела танками Белого Дома в Москве - не пережил. А мама присматривает за моими детьми, она слава Богу здорова, на пенсии.
- Сколько их у тебя? Мальчики, девочки?
- Сыну тридцать, девочке шесть.
- Такая крошка! – искренне удивился я - Но почему такой разрыв?
- Поздно вышла замуж.
- Наука? Карьера? – спросил я и тут-же осекся.
Ее глаза сверкнули испепеляющее, так, что я чуть было не прикусил себе язык.
Я все мгновенно понял и внутренне ужаснулся от этого открытия.
Десятки, нет сотню раз за это короткое мгновение я проклял себя, собственную тупость, ведь еще спустя три года после нашей разлуки я рвался поехать к ней и потом еще много, много раз. Так почему же я не поехал? Побоялся?
Да, я невообразимо боялся, меня начинало трясти, стоило только подумать о том. Я выглядел полным законченным идиотом в собственных глазах и не было ни единого, даже бы крохотного сомнения в том, что она давно уже замужем, богата и преуспевает в жизни, имея влиятельных родителей.
В ушах снова вдарил колокол, тот самый, что гремел на кладбище, но теперь он бил: Сыну тридцать! Сыну тридцать! Сыну тридцать!
Будто бы железной спицей пронзило хребет, левую коленку вздернуло, словно к ней подсоединили клемму и пустили ток - тридцать лет назад мы расстались с ней на перроне Старого Бакинского вокзала!!!
Я украдкой взглянул на нее. Она держала спину прямо, глаза ее смотрели сквозь меня и были наполнены всколыхнувшейся печалью.
Впервые я увидел ситуацию ее глазами: "кирзачи" на подножке вагона, он перехватил саквояж, развернулся, свободной рукой махнул ей, лязгнуло железо - в душе больно защемило. Спустя месяц, в кабинете пахнущем медикаментами, врач сразил ее наповал: вы беременны!
Она шла к машине находясь в прострации: деревья, здания, машины, люди – все кругом замерло, точно в стоп – кадре, где – то внутри ее зарождалась новая жизнь! Вслушиваясь в себя, она обнаружила что сердце ее замирает в груди от неожиданного и оттого пугающего счастья: «Неужели? Он обезумеет от радости!» - думала она за него.
- Да! Все так и было! – вдруг произнесло Прошлое ледяным голосом сидящей передо мной чужой женщины.
- Меня переполняли чувства, когда я узнала о том! Было страшно оттого что я стану матерью и сладко при мысли, что ты отец будущего ребенка. Ведь я любила тебя! Сейчас это уже не имеет никакого значения! – сухим, не терпящим возражений тоном, швырнула она ту последнюю толику яда в чашу, которую предстояло мне теперь допить до конца. Отхлебывая из нее всю свою бездарную жизнь, я ошибался в расчете, думая, что она уже пуста, но как оказалось, к тому дню в ней проступил самый густой и смертельный глоток.
- Как же ты назвала его? – мой голос показался мне чужим - он был жалок.
- Сиявуш! – имя сына вылетело из ее губ вместе с тонким завораживающим колечком дыма, застывшим на мгновение на уровне ее испепеляющих глаз, а затем, заклубившемся кверху.
- Сиявуш! – вырвался стон из моей груди, да такой мучительный, что бармен полоснул меня бритвенным взглядом сквозь прозрачность фужера.
Это было имя из знаменитой поэмы «Шах Намэ» - «Легенда о Сиявуше», которое в то время мне очень нравилось и я говорил ей о том.
В ракурсе моего зрения, точно в выставленном кадре, остановился ярко - алый кабриолет с откинутым верхом, появление которого она словно бы почувствовала спиной и хотя на лице ее это никак не отразилось, зрачки все же на мгновение расширились - ничем другим себя она не выдала.
Из салона автомобиля развернувшись вполоборота, выглядывая среди посетителей мать, на меня глядело мое собственное отображение, но только молодое и сильное.
Я сидел, будто пригвожденный к стулу десятками гвоздей, белое лицо ее растворилось, исчезло – предо мной оставались лишь глаза. Гнев, который был в них минуту назад угасал, наливаясь неподдельной грустью, которая тоже стала исчезать, пока не уступила место полному безразличию. Она вновь глядела сквозь меня.
Мертвенная тишина кафе нарушалась позвякиванием льда о стенки стаканов (это иностранцы соломинками помешивали "фрэш") и скрипом салфетки в руках неутомимого бармена. Мы молчали уже целую вечность.
Наконец, высокий стул качнулся под тяжестью ее в один миг ставшего немолодым тела, отодвинулся назад издав противный, квакнувший звук и она поднялась во весь рост.
Сумочка уже была в ее руке.
- Мне пора – произнесла она сухо. Снова, как и при входе, она зачем – то обвела взором пустующий зал, не задержав его ни на ком и пошла к выходу, высокая, прямая.
Ее сигареты забытыми остались на столе, одна из которых небрежно затушенная еще слабо дымилась в пепельнице, цветы она не взяла.
- Пассажиров следующих рейсом 1977 Бакы – Норильск приглашают пройти на посадку – отчеканил женский голос, разрывая пелену воспоминаний, выдергивая из плена рассказчика, немолодого слушателя с неведомой ему судьбой, но видно тоже изрядно ею побитого.
- Господи! Чего только не случается – смущено прошептал опаздывающий собеседник и виновато торопливо засобирался - Ну вот посадка наконец – то.. ой, простите, я хотел сказать, что надо все – таки лететь.. еще раз великодушно..
Он неуклюже засеменил ковыляя словно отсидел ногу, как вдруг неожиданно развернулся и бросился обратно к рассказчику:
- А ты представился сыну? – спросил он нервно, точно - бы ему это стало жизненно важно.
- Нет.. – едва не зарыдал последний.
- Ах, как жаль, как жаль! Но, все - таки, все – таки ты молодец! Я бы так не смог.. не печалься.. а ведь ты прав, оказывается прошлое возвращается.., да, его можно вернуть.. но только лишь на время! – он порывистым движением притянул к себе рассказчика, крепко прижал, взгляд его был одухотворенный, затем он поднял оброненный портфель и уже спокойно и неторопливо, с выгнутой спиной зашагал на посадку.
Это был аэропорт Бакы. По какой - то Дьявольской случайности две первые цифры номера рейса слушателя совпадали с числом дня, когда влюбленные прощались на перроне, и тот роковой год также оканчивался двумя семерками - 19 ноября 1977 года. Оставшимся сидеть в своем кресле мужчиной, как вы уже догадались, конечно - же, был я.