Вам дали шанс

Дмитрий Алексеевич Ильин
"Минус компьютерный фактор" ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2013/04/04/150
ЧИТАТЬ "Вам дали шанс" ПО ГЛАВАМ ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2013/03/19/918
Вам дали шанс Часть 1

 Жанр: фантастический роман
       
 (Анонс)
 &&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&
                1

 Кирюха Краснов родился,  мало сказать,
 неудачно.  Мать зачала его в пьяном угаре,
 и ещё долго после этого продолжала
 «квасить».  Так вместе с мужем она,  не
 раздумывая,  пропивала остатки своего
 имущества,  а если попадалось им чужое,
 то и его  —  парочка ничем не гнушалась.

 Иногда,  в редкие минуты просветления
мозга у непутёвых родителей пробивалась
мысль о добывании насущного хлеба,
но ещё реже желание  —  своим трудом. 
Когда же возникала потребность перебиваться
от мелких подработок,  до тех, что из
разряда «принеси-подай-отнеси»,  мелькала
надежда и у наблюдающего за ними
обывателя на их мало-мальски трезвый
образ.  Не тут-то было!..  куда девались
потом добытые копейки,  догадаться не
трудно.

Пузо полезло почти на нос.
 
Опомнилась первой его обладательница.
Немного забеспокоилась,  и решила
прибегнуть к помощи второй половинки. Муж
ведь «топтал» в своей жизни за мелкие
кражи,  начав с малолетки,  не одну зону,
и часто хорошо откушавши,  по обыкновению
 непонятной спиртосодержащей жидкости,
 по привычке бил себя в грудь, с надрывом
 вещая о том,  какая им «школа» пройдена,
 да что пришлось ему испытать.  Да он,
 мол,  в таких университетах побывал  —  ни
 один "мозгляк" не выдюжит!

Полагаясь на его «высшее» образование,
будущая Кирюхина мамаша,  внимательно,
насколько позволяло ее сознание после
третьего стакана,  слушала «мудрые»
пояснения,  так называемого,  главы
семейства.

 —  Съела что-то или грыжу наработала,  —
 определил всезнающий муженёк.

 А вот, где она могла такую болячку
 заполучить было ему непонятно  —  сроду
 ничего тяжелей стакана не поднимала.

 —  Видел я у одной бабы,  —  продолжал
 тюремный аспирант,  —  что в соседней хате
 «Столыпина» на этапе парилась, грыжуху
 поздоровее.  О-от такущая была!

 На том и успокоились. Беседа их перешла в
 привычное русло:  где "надыбать" ещё на
 пузырь?

 Когда же «грыжуха» выросла до неимоверных
 размеров,  женщина  (если её так можно
 назвать)  забеспокоилась уже всерьёз.
 Приняла утром соточку во здравие,  вторую
 —  на ход ноги,  и полупьяной двинула к
 терапевту.  На просьбу посмотреть,  что
 там у нее с грыжей,  врач потерял на время
 дар речи и почти одними жестами отправил
 поддатую пациентку к гинекологу в
 сопровождении медсестры.

&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&
                2
 
 

 Через три недели стены роддома с роковой
 цифрой тринадцать на торце осчастливил
 своим пьяным появлением Кирюха Краснов.
 Что акушерка только не предпринимала,
 чтобы взбодрить новорождённого хотя бы на
 слабый писк,  а добилась лишь одного
 усталого вздоха.  Имя мальчонка получил в
 честь любимого слова отца  —  «кирять».

 Дальнейшая жизнь Кирюхи складывалась в
 том же ключе, что и в утробе.

 Получаемое в градусах раньше от матери
 через плаценту доставалось теперь в рожке,
 разбавленным пастеризованным молоком, как
 только он пискнет.

 Высосав дозу,  младенец засыпал,  блаженно
 пуская слюни,  что и требовалось «занятым»
 родителям.

 Случайно заглянувшая на крики заморыша
 соседка буквально спасла его:  увидев, что
 мамаша шатается и замешивает в молоко
 водку,  выхватила у неё пацана и выбежала
 вон, чем совершенно не расстроила
 родительницу.

 «Нам больше достанется»,  —  обрадовалась
 алкоголичка.

 Родительских прав их лишили заочно ввиду
 пребывания обоих в ЛТП (лечебно-трудовом
 профилактории). Кирюху полностью перевели
 на государственное обеспечение. С семи до
 семнадцати лет он провел в детдоме, где не
 столько учился,  сколько протирал казённые
 штаны за партой. В зависимости от времени
 года считал мух или ворон, а в межсезонье
 ковырял в носу.  Активности мозга хватило
 только на усвоение грамоты до пятого класса.

 Безразлично отбыв десятилетнюю школьную
 повинность,  парень получил направление в
 ПТУ и, о чудо, ордер на комнату в
 коммунальной квартире по 2-ой Советской.

 Провести еще три года за партой,  вдобавок
 работая и создавая что-то своими руками,
 ранимая Кирюшкина душа не допускала на
 генном уровне.  Он ушёл из учебного
 заведения.  Целыми днями болтался на
 заднике гостиницы «Октябрьская»,  и
 выполнял за натуральный продукт и малую
 денежку незначительные поручения
 ларечников.  Для кого за чайком надо было
 сбегать,  а кому гамбургер принести или
 пирожок,  а некоторые доверяли ему
 отнести небольшую посылочку. 

 Все знали,  что Кирюха был слаб здоровьем
 и,  быстро уставая,  начинал кашлять,
 потеть и задыхаться.  Единственным его
 достоинством являлась кристальная честность.
 Поэтому и пускали Кирюху в тот или иной
 ларек,  чтобы сторожить на время отлучки
 продавца по нужде и другим, не
 занимающим много времени,  потребностям.
   
 По его инвалидному виду торгаши заключали
 пари сколько Кирюшка ещё сможет протянуть
 на белом свете.  Но он,  обманывая все
 прогнозы,  появлялся среди ларечников изо
 дня в день.
   
 За много лет его отирания на рынке
 приспособился определять,  по одним ему
 известным приметам,  где в данный момент
 нужен.  Продавцы считали Кирюху
 незаменимым в сфере «подай-принеси»,
 и во время недолгих командировок того по
 вытрезвителям за свой счёт ощущали
 нехватку некоего атрибута обязательного на
 этом кусочке городской земли.
 
 В очередной раз,  проснувшись в службе
 милицейско-медицинских услуг,  он почему-
 то не почувствовал привычной головной боли
 и мерзкого вкуса во рту.  Было темно и
 уютно.

 Почмокав губами,  Кирюха решил улечься
 поудобней,  но из этого ничего не вышло.
 
 Тогда он открыл глаза…
 
 
 

 Таисия Григорьевна проработала в роддоме
 номер тринадцать сорок лет.
 
 Все её уважали и любили. 

 Персонал звал Таисию Григорьевну запросто
 —  бабой Тасей.  Она же привычно тыкала
 всем и даже самого главврача окликала
 одним лишь отчеством.
 
 Обязанности её были разнообразны.  Везде
 принимали помощь ветерана акушерства с
 радостью.  Но больше всего баба Тася
 любила развозить детишек к матерям на
 кормление.

 И этот день она начала с захода в ясли
 роддома со специальной тележкой. 

.Таисию Григорьевну удивило необычное
 затишье.  Всего несколько живых свёрточков
 попискивало в ожидании нежной материнской
 груди,  и баба Тася взволнованным взглядом
 прошлась по рядкам кроваток.
   
 —  Мамаша,  —  окликнул её детский
 голосок,  схожий с комариным писком,  —
 какого хрена меня связали?!  Никак учудил
 по-пьяни чего?

 Баба Тася застыла: 

 «Уж не мерещится ли мне это на старости
 лет?»
 
 Глаза ещё более взволнованно забегали по
 кроваткам.

 —  Ну, что ты мельтешишь?  Зови
 начальника!  —  вновь запищал голосок из
 левой люльки.  —  Никогда не буянил,
 штрафы всегда плачу.  Запаздываю,  но
 плачу же.  За что в смириловку?  Да ещё
 во сне?!  Я с-сать хочу-у-у-у…  —  Писк
 Кирюхи Краснова перешёл в скулёж.
 
 Баба Тася совершенно выкатила глаза,
 открыла рот и рухнула всем своим грузным
 телом на пол.

 ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://proza.ru/2013/03/19/913



 

   http://www.proza.ru/2013/03/19/918
3

 Лукьянов Игорь Васильевич,
 пятидесятилетний великан с выбеленной
 горем головой,  отсидел на Пермской зоне
 уже восемь лет из двенадцати
 по приговору суда за убийство супруги.
 
 Вертлявая жена Ленка была моложе его на
 семь лет и не упускала возможности
 покрутить задом,  дразня мужиков.
 
 Красавицей её было не назвать,  но всё же
 сидела в ней какая-то изюминка-
 чертовщинка,  что притягивала
 противоположный пол.

 Кокетство Ленки не имело выраженных
 негативных последствий ни в личной,  ни в
 семейной жизни.  Женский выпендрёж
 никогда не пересекал черты между
 невинностью и супружеской изменой даже в
 малом намёке.  Для неё это было спортом и
 возможностью подтвердить свою
 притягательность.
 
 Муж иногда поругивался и ворчал,  но чаще
 был снисходителен и прощал.  А со
 временем махнул рукой,  впрочем, на такое
 безболезненное баловство жены.
 
 Тянуло Ленку посмотреть в жаждущие глаза
 мужиков,  околдованные бесшабашным
 шармом.  Вот и бегала она на поселковую
 пристань к Енисею,  то на танцы,  а то
 просто  —  посмотреть на прибывающий
 люд,  да себя показать.

 Бывало какой-нибудь зарвавшийся и
 разогретый вином кавалер начинал уж
 слишком упорствовать и норовить перейти
 грань дозволенного. Тогда Ленка показывала
 обручальное кольцо. А сообщив вдобавок кто
 такой есть ее муж,  разом охлаждала пыл
 приставалы.  Как правило железный
 аргумент срабатывал,  но если отравленному
 алкоголем и женскими чарами мозгу ухажёра-
 неудачника не хватало достаточного
 реагирования,  она звала его друзей и
 через минуту оставалась одна.  Так Ленка
 чувствовала себя победительницей и,
 удовлетворив потребность в очередном
 эксперименте,  отправлялась домой. 
 
 Лукьянова,  как мастера на все руки,  знали
 по всему могучему Енисею.  Никому никогда
 не отказывал он в помощи.  И был добрый,
 как все от природы сильные люди.
 
 Развлекал поселковых ребятишек,  разрывая
 подковы и завязывая гвоздь двухсотку в узел.
   
 Как-то в Красноярске гастролировал
 Московский цирк.  С цирковой
 труппой к ним приехал знаменитый силач
 Дикуль.  Лукьянова поощрили за
 хорошую работу билетами на представление,
 и он с семьей отправился посмотреть на
 заезжего атлета.

 Чтобы зрители не заподозрили обман, Дикуль
 перед началом номера предлагал желающим
 опробовать вес стальных шаров,  которыми
 он оперировал в выступлении.
 
 Игорь вышел «спытать» собственную силу на
 манеж и,  не задумываясь, ринулся к
 самому большому шару.  Зал застыл,
 ожидая фиаско охотника,  сравнивающего
 себя с самим Дикулем,  да ещё на самый
 тяжёлый реквизит ведь позарившегося.

 Игорь набрал воздуха в грудь,  словно
 ожидая нагрузки,  и неожиданно для себя
 легко поднял шар.  Перекатил его с руки на
 руку,  подержал секунд десять и аккуратно
 поставил на арену.

 —  Думал тягло,  а то забава,  —
 разочарованно пробасил Игорь.

 Дикуль замешкался на секунду,  но не
 растерялся,  а зааплодировал,  призывая
 притихшую публику последовать его примеру.
 Гвалт восхищения земляком,  заткнувшим за
 пояс самого Дикуля,  едва не сорвал крышу.
 
 После представления Игоря позвали в
 артистическую комнату акробата.  Дикуль
 честно восхищался молодцом.  Предложил
 ему работу в паре,  на что Игорь
 простодушно ответил:
 
 —  Простите уж великодушно,  то забава.
 Есть дела поважней  —  семья у меня.  Да и
 не смогу на публике в трусах расхаживать.
 
 Дикуль засмеялся,  хлопая сибиряка по
 широченному плечу.  На том по-доброму и
 расстались.
 
 Несчастье,  исковеркавшее жизнь Игоря,
 нагрянуло в семью Лукьяновых нелепым
 происшествием.  Ленка в тот день
 собиралась в очередной поход за мужскими
 «скальпами».  Игорь не любил,  как он
 выражался,  «трясулек» и подобных жениных
 забав,  и остался дома.  Угрюмо сел он у
 раскрытой печной топки и глядел на
 разгорающееся пламя.
   
 Но тут вдруг ещё не ушедшая Ленка
 прижалась к мощной спине мужа и
 произнесла:
   
 —  Игорёчек,  не скучай без меня,  скоро
 вернусь.
 
 Слащавый голос жены,  которая уже вошла в
 роль сирены,  передёрнул нутро мужчины и
 он резко повел плечом,  освобождаясь.
   
 Ленка и не упала бы,  но острая шпилька
 новомодной туфли  (Игорь хорошо
 зарабатывал и не жалел денег на любимую),
 застряла в маленькой щёлке в полу.
 
 Каблук звонко лопнул.  Ленка неуклюже
 взмахнула руками.

 В падении ударилась левым виском об угол
 кухонного стола.  Послышался чмокающий
 звук и уже безжизненное тело упало на пол,
 стукнувшись правым боком.

 Соседи,  по своей простоте и неучёности
 даже самым незатейливым юридическим
 хитросплетениям,  оказали Игорю медвежью
 услугу,  наперебой рассказывая следователю
 «какая Ленка шалава» и что «ни один
 нормальный мужик не выдержит подобных
 выкрутасов».
   
 Криминалисты обнаружили посиневший
 кровоподтёк на правой стороне лица,
 предположительно,  удар кулаком,  сбивший
 жертву с ног.  При падении была разбита
 левая височная кость,  что и привело,  по
 их мнению,  к летальному исходу гражданки
 Лукьяновой Елены Акимовны. 

 Чего гадать?  Вывод налицо. Жена в
 очередной самоход собралась  —  мужик не
 стерпел, двинул по скулятине,  а силищи то
 о-го-го!  Удивительно,  как голову не
 расплющило.
   
 На допросе у следователя Игорь сидел на
 привинченном табурете, раскачиваясь,  с
 почерневшим от горя лицом,  и повторял,
 как заведённый:
   
 —  Виноват… виноват…
 
 Бубнил это слово,  и не глядя подмахивал
 протоколы,  которые ему подсовывал на
 подпись следователь,  довольный
 покладистостью подопечного.
 
 Тогда и покрылась вчера ещё смоляная
 голова серебряной паутиной.
 
 Судить Игоря на выездном заседании
 приехала из Красноярска бывшая подруга
 Ленки.  Такое решение,  узнав о
 происшествии,  она приняла сама.  Как
 допустили?  Одному богу вестимо. Многим
 было известно об их дружбе,  некоторые
 были в курсе или догадывались о
 мстительных замыслах молодой судьи.
 
 На заседании для проформы спросили:
 —  Будет ли отвод?  Лукьянов не отвечал.
 Сидел молча,  потеряно уронив голову на
 руки.  Судья хмыкнула и процесс пошёл.
 
 Она знала,  что подруга не допускала
 фривольности в своих проделках,  и с
 удовольствием влепила бы на полную
 катушку,  выводя вместе с прокурором
 действие подсудимого чуть ли не на
 заблаговременное и продуманное убийство с
 особой жестокостью.  Но,  к удивлению
 собравшихся,  молодой адвокат,  ранее
 ничем себя не зарекомендовавший,  стал
 грамотно разрушать явные подоплеки
 мстительной подруги и выстраивать
 убедительную защиту. Вот тут спохватившаяся
 общественность не подвела,  наперебой
 давая положительную характеристику
 подсудимому.
   
 Пусть судья и понимала,  что зарывается, но
 натянула срок как могла выше.
 
 Сидит Лукьянов Игорь Васильевич перед
 топкой котельной в тюремной промзоне и
 винит себя во всех грехах земных восьмой
 год.  На голове вечная зима, мощные плечи
 обвисли,  в глазах бесконечная тоска…
 Прикрыл веки и в «кой миллионный раз»
 просит прощения у жены.

 За сына он не беспокоился.  Тот уж два года
 как собственной семьей обзавелся.  Батьку не
 винил,  знал  —  «не мог он такого
 свершить».  Даже сильно разозлившись,
 что случалось с отцом крайне редко,
 Лукьянов-старший позволял себе,
 разве что,  замкнуться,  уйти к сухой берёзе
 на берегу Енисея и долго сидеть,  смотря на
 катящиеся волны.  Сын был уверен в
 роковой случайности происшедшей трагедии,
 и никогда не забывал о нём  —  об отце в
 заключении.
 
 Игорь,  услышав в котельной до боли
 знакомый звук из далёкого прошлого,
 который не смог бы спутать ни с чем,
 размежил веки.  Перед собой он увидел
 дизель с клацающими клапанами и обомлел:
 «Откуда в котельной дизель?!»
 
 Протёр глаза  —  видение не исчезло,
 больно ущипнул себя  —  тот же результат.
   
 —  Механик,  мать твою!  —  раздалось над
 головой.  –  Игорь,  стоп машина!  Оглох
 там,  что ли?!  Снесём к едрене фене
 пристань с твоим семейством!
 
 Дальше пошёл отборный мат,
 перечисливший всех его предков в виде
 животных и то,  какой несмотрибельный
 получился в итоге отпрыск.
 
 Ничего не понимая,  подбадриваемый этими
 живительными матюгами,  Игорь кинулся
 выполнять команды.  Точнее его руки.
   
 —  Почему не докладываешь о выполнении
 команды?!  Какой хренью рот набил?!  —
  разорялся в переговорник Парамон
 Парамонович,  ветеран речного флота и
 капитан небольшого судна,  перевозящего
 по Енисею почту и пассажиров.  —  Полный
 назад!  Щоб тебе всю жизнь голой сракой
 на ежах сидеть!
 
 —  Есть полный назад,  —  отрапортовал
 Игорь.
   
 «Сон…  Красочный,  живой до реальности  —
  сон.  Лучше б его не было  —  умру ведь,
  когда он оборвётся».
   
 Причалили в норму.  Игорь поспешил
 подняться на верхнюю палубу,  чтобы успеть
 хоть на мгновение взглянуть на жену пока не
 проснулся и сильно прижался коленом к
 трапу.  От боли скрючило пополам.  А
 следом,  когда он неслабо соприкоснулся
 лбом об леер,  звёзды сыпанули из глаз.
   
 «Не сон!  —  Игорь наслаждался реальной
 болью.  —  Не сон…  не сон…»
   
 Твердил и взлетал по трапу.
   
 Пробкой выскочил на палубу,  чуть не
 падая,  скатился по сходням на пирс к
 ожидающей вместе с шестилетним сыном
 Пашкой жене.
   
 Счастью не было границ.  Он целовал
 обоих,  тискал,  обнимал, смеялся и
 брызгал счастливыми слезами.  Ленка
 совершенно обалдела.  Не понимала она,
 что происходит.
   
 —  Що с тобой?  Пусти,  ведьмедь,
 задушишь!  —  Отбивалась жена.  —  Три
 дня и не виделись,  откель такая
 активность?  Да шо с тобой?!  Премию
 штоль дали,  иль в лотерею,  поди,
 выиграл?
   
 —  Выиграл,  родная,  выиграл!  —  целуя
 её,  отвечал Игорь.
   
 —  Всего ничего без бабы,  а глянь,  что с
 парнем делается,  —  обратился Парамон
 Парамоныч к боцману,  улыбаясь в усы.
 
 Они наблюдали эту сцену с мостика.
   
 Только Пашка смотрел на мать серьёзными и
 грустными глазами.

 Он-то знал причину отчаянной радости отца.

 ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://proza.ru/2013/03/19/909

   http://proza.ru/2013/03/19/913
4

 Беркутов Вячеслав Тихонович,  полковник в
 отставке,  владеющий тремя иностранными
 языками,  сидел в вонючей пивнухе и дул
 шестую кружку дешёвого пива, сдобренного
 водкой.
 
 Ветеран-спецназовец, прошедший
 Приднестровье, Чечню, Югославию любил это
 место,  заполненное,  в основном,
 простыми,  невостребованными и
 обойдёнными жизнью людьми.  Оглядываясь
 вокруг и не видя возле себя ни одной
 чванливой рожи,  Беркутов любил теребить
 воспоминания.  Да так,  что сперва
 углублялся куда-то внутрь себя,  а потом,
 обведя пространство каким-то лобовым
 зрением,  выворачивал собственную душу.

 Он вспоминал как успешно окончил высшее
 командное училище при КГБ, как начал
 службу на границе Таджикистана и
 Афганистана,  и писал, как все молодые
 офицеры в те времена,  рапорта с просьбой
 отправить его на военные действия.  Очень
 хотел убедить командование в своей
 необходимости находиться именно там  —
 «за речкой»,  поэтому настойчиво выяснял
 причины отказа,  обращаясь к начальнику
 заставы.
 
 Пожилому полковнику надоели нескончаемые
 попытки лейтенанта перейти в действующую
 армию.  В приказном порядке велел явиться
 Беркутову вечером после службы к нему
 домой.  За чайком,  в неофициальной
 обстановке,  в откровенном мужском
 разговоре хозяин заставы прижёг юношеский
 энтузиазм лейтенанта.  Объяснил,  где он
 действительно Родину защищает, а не таскает
 горячие каштаны для кремлевских дядек.

 —  А говна ты нахлебаешься и в Союзе.
 Поверь старому вояке,  —  закончил разговор
 полковник.
 
 В верности слов командира Беркутов
 убеждался каждый день.

 Спокойный, умный и спортивно сложенный
 офицер прижился на заставе.  Он
 неоднократно отличался,  проводя умелые
 операции в горах.  Стал завсегдатаем в доме
 полковника,  набираясь житейской и
 воинской мудрости.  И неустанно «воевал» с
 дубовым замполитом.  Претила Беркутову
 абсолютная безграмотность того,
 как военного,  и гонка за дешёвыми
 показателями любой ценой.

 Замполит тоже не оставался в долгу и
 тормозил как мог продвижение Беркутова по
 службе.

 Вскоре молодой и способный офицер был
 замечен товарищем из инспектирующей
 заставу комиссии. Он единственный был одет
 по гражданке.  Но выправка, мощная шея,
 широкие покатые плечи,  твёрдый и
 пристальный взгляд стальных глаз выдавали в
 нём спеца.  Да ещё,  скорей всего,  по
 необычным операциям.

 Этот человек повернул судьбу Беркутова в
 новое русло.  Начались занятия,  а затем и
 будни в группе быстрого реагирования
 спецназа ГРУ.  Беркутову нравилась служба,
 он в ней растворился.
 
 Несмотря на безупречную подготовку и
 доскональное знание своей специфической
 профессии,  карьера Вячеслава Тихоновича
 продвигалась со скрипом.  Его сверстники,
 имеющие подобный же послужной список,
 опережали Беркутова на две ступени в звании
 и должности.  Всему виной была прямота и
 бескомпромиссность офицера.  И то,  что
 выполнял задания всегда,  проявляя
 собственную инициативность, и, что старался
 уходить от общей схемы,  внося собственные
 корректировки и постоянно выбираясь из
 сложных ситуаций без потерь. Чем
 раздражал непонятным для себя образом
 отцов-командиров.
 
 Но, коли задания были им выполнены
 успешно…

 Начальство пыжилось,  орало на «салабона»,
 а тот стоял и слушал с каменным лицом:

 «Почему не по разработкам?! Что за
 самопальщина?! Людей положить хочешь
 ради собственной славы?! Почему не
 поставил в известность?!»

 А победителей не судят,  им исподтишка
 гадят.

 Заматеревший «салабон» знал,  что в штабах
 пованивает и известное там редко остаётся
 тайной для противника, и частенько он
 высказывал в лицо то, о чём другой
 благоразумно бы промолчал.

 Командование привычно вешало ему на грудь
 очередную «висюльку», хлопало его по плечу
 и уже привычно тормозило бумаги на
 продвижение стоящего профессионала в
 должности.

 Впрочем, к «висюлькам» Беркутов относился
 серьёзно. Справедливо считал их
 заслуженными,  в отличие от наградных
 колодок "штабных крыс", еле стягивающих
 китель на брюхе.

 Постепенно Беркутов перегорал, видя
 бесполезность кровопролития своей борьбы с
 дуболомством, предательством и
 продажностью.  Утихомирился,  после того,
 как спокойно дослужился до полковника и
 подал в отставку.

 Сидя перед кружкой и глядя на жидкую пену,
 полковник думал, что прожил жизнь коряво:
 сдался, не завёл семьи и не родил ребёнка.
 Эх, вернуть бы всё обратно…

 Многое,  верни все,  сделал бы по-другому!

 Обросшая голова с благородными седыми
 вихрами на висках опустилась на кромку
 кружки.  Чёлка съехала в «ёрш» и,
 намокнув,  утонула в этой смеси из пива и
 водки.

 Тихие, скупые слезы бывшего спецназовца
 заблестели на ресницах закрытых глаз…

 —  Командир, улей на связи.

 Голос сержанта Бакшина,  погибшего перед
 самым дембелем в автономном рейде по
 горам, прозвучал необычайно живо.

 —  Какой улей, Бакшин? В пивной пасеку
 открыли..?  Во б… допился  —  глюки
 пошли!

 Беркутов хорошо помнил тот день,  когда
 они шли по следу каравана,  поставляющего
 оружие для банд-формирований.  Шли по
 наводке одного из местных.  Времени на
 проверку сторонних сведений не оставалось,
 собственная поверхностная проверка косвенно
 подтверждала информацию.  Задачу Беркутову
 поставили простую,  на первый взгляд,  —
 выйти в заданную точку на пересечение с
 караваном и поставить засаду;  задержать
 противника до подхода «вертушек»,  которые
 уничтожат контрабандистов.

 Тогда он положил большую часть своего
 отряда,  угодив в заранее поставленную
 западню. Караван беспрепятственно прошёл
 по другой дороге в двух километрах от них,
 а духи ухахатывались, слушая далёкие
 выстрелы.
 
 Отряд Беркутова накрыли из подствольников,
 как раз через полчаса после вызова «улья».

 Он почувствовал толчок в плечо и поднял
 голову.  Пот стекал с намокшего чуба,  рука
 лежала на рожке смотрящего дулом вверх
 автомата.  Рядом сидел на корточках
 Осташенко,  один из немногих оставшихся в
 живых после неудачной операции.

 —  Давай, лейтенант!  Ответь сукам,  как
 надо, и дёргаем отсюда. Успеем ещё караван
 достать.

 Беркутов понял,  почувствовал,  что
 докричался до неба,  что ему…  выпал
 шанс.

 Выхватив у радиста наушник, передал:

 —  Улей, улей!  Атакован в заданной точке,
 хорошо подготовленной засадой духов!

 Срочно высылайте вертолёты прикрытия!
 
 Повторив радиограмму два раза, оборвал
 связь и обернулся к бойцам.  Осташенко ему
 подмигнул, двое показали большой палец,
 только Бакшин и,  впоследствии,  погибшие
 в той заварухе недоуменно переглядывались.

 —  Теперь, быстро! Через полчаса это место
 завалят гранатами.  Отстающих не ждём.
 Наша цель  —  ущелье Дикое.  Все за
 мной, марш…

 ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://proza.ru/2013/03/19/892

 

5

 Илья Николаевич Хомутов имел погоняло
 простое,  до элементарного,  —  Хомут.
 
 Числился он не последним авторитетом
 криминального мира города Твери.  Но его
 обширные интересы охватывали всю Тверскую
 область,  а местами прорывались и за
 его границы.  Это заставляло его особенно
 следить за целостью своего любимого тела,
 и находиться под постоянной опекой
 бодигардов,  создающих видимость
 непробиваемого оплота.  А,  когда Хомут
 замахнулся на кусок московского пирога,  его
 маршруты стали проверяться не хуже
 президентских.  Тяжеловесная вооруженная
 братия и хитроумная зарубежная техника
 существенно била по карману.  Что делать?
 Беречь надо было же себя ненаглядного;  а
 деньги,  дай бог,  вернутся потом сторицей.
 Было бы к кому!  Вот только сойдутся
 московские концы и…
   
 Хомут издергался.  Неделю сидит безвылазно
 в офисе и сбрасывает невроз в сексуальных
 утехах с девками из подконтрольного ему
 казино.  Успокаиваться спиртным считает
 небезопасным вариантом.  Понимает,  что
 процент сохранения тела выше с трезвыми
 мозгами. 
 
 Завтра должно всё решиться.  Назначена
 «стрелка» на берегу Волги с Тихим,  на чью
 территорию он так нахально посягнул.
 
 Группировка Тихого была значительно слабей,
 но она пользовалась не безвозмездно
 поддержкой солнцевских,  а это в корне
 меняло дело.  Правда у Хомута была
 «предъява» к Тихому,  которую он сам
 мастерски и слепил:  запустил на землю
 Тихого наживку  —  фуру,  гружёную
 импортной бытовой техникой,  справедливо
 рассуждая,  что трассовые охотники не
 прошлёпают лакомый кусок.  Бойцы Тихого
 наживку схавали,  и не пропустили мимо
 себя аппетитный автомобиль с грузом,
 бывшим засвеченным у продажных ментов на
 первом посту.  Накидав «лещей» шоферу
 с охранником,  они перегрузили товар и
 разъехались, предварительно отогнав машину
 подальше в лес.
 
 Груз был подставлен так,  что никакая
 ниточка не прослеживалась к банде Хомута.
 Маленькая безобидная фирмочка решила
 сыграть по-крупному,  и проиграла,
 потеряв товар.  Тихий со спокойной совестью
 присвоил груз,  полагая,  что никого не
 обидел из сильных мира сего.
 
 Хомут подождал,  когда товар у Тихого
 разойдётся и его уже невозможно будет
 вернуть.  Тогда и начал бурный розыск
 пропавшего имущества,  не замедлив наехать
 на ленные земли Тихого.  Параллельно,
 известил воров в законе о наглости соседа.
 Как-никак Хомут деньги в общак кидал
 полновесно,  не крысил,  с фурой же
 бо'льшая доля ушла.
 
 Тихий кинулся к солнцевским,  как
 говорится,  стучать себя в грудь,  но
 аргументация «типа`не знал-не ведал» в
 подобных кругах не проходит  —  не детсад.
 Те,  почесав репу,  решили,  что обидно
 будет отдать за какую-то сраную фуру землю
 с доходом в десять таких машин с
 прицепами.  В солнцевский общак Тихий
 сливал тоже исправно.
   
 Долго «терли» на толковище с ворами
 представители солнцевских.  И потому,  как
 головы воров склонялись в сторону Хомута,
 из-за перетягивающего факта завладения им
 данниками Тихого и делания поступлений в
 их общую кассу более полноводными,  и
 оттого,  что противная сторона не хотела
 терять своего подшефного с его вкладами  —
  пусть небольшими,  но всё же…
   
 Пошло оскаливание друг на друга.

 Приглашенный для правильного ведения
 разборки авторитетный вор,  дабы
 остановить пререкания и во избежание бучи
 —  мусора и так давно пастью щёлкают (а
 им только повод дай!),  решил:
   
 —  Пусть сами разбираются.  Похекают друг
 друга  —  ослабнут.  Тут мы им сообща
 ревизию и наведём.
   
 Стороны ударили по рукам.
   
 И вот,  Илюша Хомутов,  распялив на столе
 «незнамо какую по счёту» шлюшку,
 сбрасывал напряжение перед завтрашней
 стрелкой.
   
 —  Тихий предлагал разойтись мирно,
 заплатив отступного.  Распри,  говорил,
 нам двоим невыгодны.  Что ж…  —
 рассуждал про себя Хомут,  —  война
 невыгодна.  Это точно!  А затяжная будет
 ещё и с большими потерями.
   
 Хомут рассчитал расстановку сил и решил,
 что покончит с противником одним ударом.
 
 Он позвонил Тихому и,  согласившись с его
 мнением,  назначил встречу на берегу
 Волги.  После разговора вызвал спецов по
 минированию,  разъяснил им ситуацию и
 приказал отрезать путь отступления для
 Тихого.

 Тёрка — тёркой,  а повод для первого
 выстрела он всегда найдёт.  Миру — мир,  а
 войне — война.
   
 Так в предвкушении победы в завтрашней
 схватке,  он долбил проститутку,  возя её по
 столу,  словно стволом дробовика.
 
 —  На-на-на-на..!  —  приговаривал Хомут
 и представлял падающих врагов:  наконец
 Тихий бежит;  Хомут палит по нему,  еле
 успевая передёргивать затвор;  и тут…  Тихий
 подрывается на мине.
   
 —  На-а-ааа…  —  Хомут разрядился,  и в
 истоме ткнулся потным лбом в пышный
 бюст…
   
 —  Хомутов, ты что вытворяешь?! Перестань
 дёргаться и стонать,  встань и одень штаны!
 Боже мой,  мальчику всего шесть лет  —
 и такое!
 
 Хомут оторвался лицом от большого
 плюшевого мишки,  с подозрением и гневом
 сузил глазки,  осмотрелся:  возле его головы
 возвышалась полная женщина.  Почти у
 самого носа Хомутёнка находились голени её
 ног,  покрытые завитушками прилипшего
 светлого ворса,  а за ней в изогнутую линию
 распределилась ребятня,  хихикающая и
 показывающая на него ручками.
 
 С тяжёлым взглядом кобры готовой ужалить
 Хомут медленно вставал с помятой игрушки.
 Глаза быстро налились кровью,  а мозг
 затуманило бешенство.
 
 —  Ты как сюда попала,  б… старая?!  —
 Хомут даже не заметил,  что дышит женщине
 в пупок.  —  Где охрана?!  Пошла на ф..
 со своим выводком из моего кабинета!
 
 Илюшка Хомутов со спущенными штанишками
 визжал,  матерясь на воспитательницу и
 трясся всё ещё напряжённым «пальчиком».
   
 Сильная затрещина заставила вспыхнуть мир
 звёздами.
 
 «У меня завтра важная «стрелка…»  —
 последнее,  что пришло в голову
 воспитаннику старшей группы.

 ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://proza.ru/2013/03/19/884
   

   


6

 Сон рассыпался.  Удалился искрами в уголки
 сознания и сразу забылся.  Причиной
 послужила естественная человеческая
 потребность.  От этого Денис,  не открывая
 глаз,  повернулся на левый бок,  уже
 готовый скинуть ноги с постели и одеть
 тапочки.  Неожиданно там,  где ничего не
 должно было быть, образовалось препятствие
 и он ощутимо ударился о него коленями.
 Денис открыл глаза  —  стена,  с давно
 забытым рисунком на обоях.
 
 Шесть лет как Денис со своей женой Оксаной
 и маленькой дочкой Снежаной переехали из
 Петербурга в Приозерск.

 Не хотел он,  «чтобы маленький растущий
 организм девчушки и её неискушенное
 сознание взрослели в густеющей городской
 мути.  С многочисленными зассанными
 подъездами,  вечным смогом над головой,
 деградирующей интеллигенцией и, в
 основном,  с доходяжными,  без морали и
 приоритетов тянущимися сорняками в небо
 подростками».
   
 Надоело видеть как «многомиллионный
 красивейший мегаполис  —  Питер,
 покрывается плесенью и наполняется всё
 больше и больше бездушными лицами с
 печатью безнадежности».  Хотелось вырваться
 «из начинающей душевно смердеть толпы
 или,  хотя бы,  разрядить её вокруг
 своей семьи…  Меньше встречаться с людьми
 живущими прошлым,  с теми кто ждёт
 завтрашнего дня,  как подачки».  Во всяком
 случае так ему тогда казалось.  Жена,  надо
 признаться,   не совсем разделяла такого
 жесткого осуждения,  но с уважением
 отнеслась к его мнению и заботе о дочери.
   
 Переехать  —  переехали,  но полностью
 вырваться из «липкой атмосферы ненужности»
 не удалось.  После массивного Питерского
 напора «здешний ключ жизни мало
 пробивался»,  во всяком случае,  был
 незаметен для Дениса.
 
 После удара коленями о стену,  непонятно
 как возникшую,  Денис откатился назад на
 спину и увидел над собой квадратную коробку
 громоздкого бра-фонаря.  На четырёх
 прямоугольных пластинах русскими и
 латинскими буквами прочитывалась гравировка
 надписи «Ленинград».  Денис внимательно
 осмотрел обстановку дома:  напротив дивана
 знакомого по школьным годам,  на котором
 он сейчас лежал как прикованный,  к
 противоположной стенке притулилось
 пианино.  От окна до детского спального
 места выстроился мебельный набор «стенка
 школьная» с встроенным отсеком,
 стилизованным под школьную парту.  На
 полках учебники за седьмой класс.
   
 —  Снится,  —  решил Денис.
   
 Он закрыл глаза  —  картинка детства
 исчезла,  и приготовился ждать
 продолжения.
   
 Сны Денис видел часто,  причём красочные,
 реалистичные и живые,  а сверх того,  его
 сны позволяли ему различать запахи
 и вкусы.  Порой Денис давал в них себе
 полный отчёт,  понимая что находится по ту
 сторону сознания и строил сам сюжет своих
 виртуальных приключений.  Такие редкие и
 осознанные ночные грёзы, в которых Денис
 пользовался сюрреалистичным положением
 и безнаказанностью своих похождений,  были
 любимыми.
 
 Расслабиться мешал давящий мочевой
 пузырь.
   
 —  Надо слить,  —  пришла правильная
 мысль.

 ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://proza.ru/2013/03/19/876


 




   http://proza.ru/2013/03/19/884
7

 Денис встал, посмотрел на маленького
 спящего брата,  ухмыльнулся и направился
 по коридору.  На кухне,  за столом сидели
 родители  —  вид у них был напряжённый.
 Мать с отцом прощупывали сына буравящим
 взглядом.
 
 —  Привет.
 
 Денис небрежно махнул рукой и скрылся за
 дверью туалета.  Уже стоя на изготовке,
 ему вспомнилась история из далёкого детства.
 Это было происшествие такого характера,
 что запоминается в силу каких-то сильных
 эмоций  —  стыда,  обиды,  любви,
 ненависти,  горя,  радости или счастья,
 лежит где-то в потаенном уголке,  и
 при возникновении лёгкой ассоциации с ним
 всплывает в памяти с новой силой.
   
 Было Дениске пять лет.  Однажды такой же
 ночью,  находясь в садике-интернате,  из
 которого детей забирают только на выходные,
 мальчишке захотелось писать.  Он встал,
 обогнул кроватки со спящими малышами и
 осторожно выглянул из спальни.  Нянечка
 спала на застеленной кушетке.  На цыпочках
 пробежал мимо неё,  открыл дверь в
 туалетную комнату,  прошлёпал босыми
 ножками по холодному кафельному полу к
 одному из маленьких детских унитазов и
 пустил струйку.  Видя,  что попадает куда
 нужно,  удивился:  «Почему чувствуется
 тёплый ручеек на ноге?!»
 
 Наутро дети над ним посмеивались,  а
 нянечка,  ворча,  сдёрнула простыню в
 солнечных разводах и велела Денису вынести
 матрац на просушку.  Пунцовый,  как
 помидор,  мальчонок нёс свою нелёгкую
 ношу на хоздвор.  Всё время, пока сох
 матрац,  впечатлительному Дениске виделось
 в воображении,  что вывешенный им «флаг»
 сигналит всему городу:  «Денис Быстров —
 описался!»
 
 Вспомнил Денис этот эпизод и задумался:
 «Ещё не хватало под Оксанку налить».
   
 С силой саданул кулаком в дверь,  надеясь
 прояснить,  таким образом,  положение.
 Крючок сорвался,  дверь обиженно
 скрипнула и распахнулась.
   
 —  Это не сон,  Дениска,  —  донёсся из
 кухни голос отца.
 
 Ошарашенный Денис выскочил в коридор.
 Родители обречённо-успокоенно посмотрели
 ему в глаза.
   
 —  В чём дело,  папа?  Что случилось?  —
 присмотревшись к матери с отцом,  он не
 увидел у них,  успевшей стать привычной
 глазу,  изысканно смотрящейся проседи.  —
 Вы можете объяснить?
 
 У Дениса напрочь выпало из головы, куда он
 направлялся.
 
 —  Самим мало что понятно, —  отец подлил
 себе чай и поставил опорожненный чайник
 на плиту,  определенно минимум
 второй по счёту.
   
 Ещё он заметил:  телевизор молчит,  радио
 тоже,  даже зарубежные станции не дают о
 себе знать.
 
 —  Вы давно здесь сидите?  —  Денис
 опустился на табурет.  —  Хотя,  что я
 спрашиваю…

 Он в раздумье поскреб затылок,  отпил из
 отцовской чашки.
   
 —  Если это не сон,  не дикая
 фантасмагория,  то значит  — реальность!  —
 Встал и заходил по кухне.  —  Хрен знает,
 что творится!  Вы то,  к чему-то пришли?
 Что-то должны же были по идее высидеть.
   
 —  Я пойду в комнату,  —  мать Дениса,
 Ирина Сергеевна,  устало поднялась.
   
 Денис вопрошающе посмотрел на отца.
 
 —  Понимаешь сын,  мы предполагаем,  что
 нас отбросило в 1980-ый год или во что-то
 подобное.  Точнее не только нас… весь мир.
   
 —  Чем дальше в лес,  тем страшнее сказка.
 Почему именно в восьмидесятый,  как вы
 это определили?
 
 —  В нашей комнате в деревянной люльке
 спит Аня,  по всей видимости ей не больше
 года.  Артёмке в твоей комнате не больше
 пяти.  Как видишь,  арифметика простая.
 
 У Дениса подступил ком к горлу,  по телу
 прошла горячая волна.
 
 —  Получается,  мне четырнадцать,  а я
 помню всю свою почти сорокалетнюю жизнь!
 А моя семья?  Ксанке,  стало быть,  парень
 сделал несложные вычисления,  —  семь..!
 А,  Снежинке…
 
 Денис упал на табурет и прикрыл ладонями
 лицо. 
   
 —  Чёрт,  чёрт,  чёрт!
 
 —  Во-первых,  успокойся,  —  Николай
 Романович казался невозмутимым, не
 покинувшая кухни мать старалась остаться
 хладнокровной.  Они успели многое
 обговорить и обдумать. — Во-вто…
   
 —  Успокойся??!!  —  сын жёстко посмотрел
 на отца.  —  Конечно,  чего тебе
 волноваться!   Вы ничего не потеряли.  А
 если подумать,  то даже обрели.  У вас
 появилась возможность загладить неровности
 за четверть века.  Подскажи папа,  чему
 мне…  и многим таким же,  радоваться?!
   
 —  Во-вторых,  мы Снежку не меньше
 твоего любим.
   
 —  Спасибо, что не в прошедшем времени.
   
 —  Денис,  —  пытался пробиться к сыну
 Николай Романович,  —  природа всегда
 справедлива.  В этом она сильно отличается
 от человечества,  и я почему-то уверен,
 что Снежка очень скоро будет с тобой,  а
 тебе тоже окажется возможным загладить
 шероховатости жизни.
   
 После таких рассудительных слов,  в глазах
 Дениса мелькнули искры надежды.
 
 —  Возьми в пенале коньяк и выпей
 немного,  —  предложила оттаявшая Ирина
 Сергеевна.
   
 Денис,  не вставая,  молча развернулся,
 достал початую бутылку,  наполнил любимую
 чашку матери до краёв и выпил залпом.
 Янтарная обжигающая жидкость огнемётом
 пролилась по внутренним стенкам пустого
 желудка.  Отец нахмурился,  но ничего не
 сказал.
   
 —  Курева,  естественно,  в доме нет?  —
 спросил Денис.
   
 Родители никогда не курили,  а сам он
 заимел эту дурную привычку на службе в
 армии.
 
 —  Почему нет!  Бабушка,  если ты
 помнишь,  курит,  —  при этих словах
 Николай Романович как-то замер в
 ожидании.
   
 Денис со вздернутыми бровями приподнялся.
   
 —  Ты хочешь сказать…  Она жива?!  И все…
 
 Отец прервал его жестом на полуслове.
 Мельком посмотрев вглубь коридора,
 понизил голос и проговорил:
   
 —  Но бабушка ничего не помнит,  как будто
 начала жизнь с нового листа.  Я уже с ней
 беседовал.  Вероятно,  она и другие
 умершие к моменту сброса времени избежали
 такую участь  —  обладать информацией о
 печали уготованной им судьбой.  Им
 природа позволила не ведать своего конца.
 У скольких теперь финал может отодвинуться,
 а может и…  не знаю,  трудно судить,  не
 обладая необходимыми данными.
 
 Лидия Алексеевна,  приходившаяся бабушкой
 Денису по матери,  пронесшая на своих
 плечах труд лихих годин,  проживала вместе
 с ними.  Тринадцатилетней девчонкой она
 бегала по крышам блокадного Ленинграда,
 рискуя коротенькой,  не успевшей вкусить
 девичьей юности,  жизнью,  засыпала
 песком,  обезвреживала и сбрасывала вниз
 зажигательные бомбы.  Война перечеркнула
 в её судьбе самые чистые и будоражащие
 горячее пионерское сердечко возможности:
 первое свидание с понравившимся
 мальчишкой,  первые подаренные цветы и
 первый поцелуй.  Взамен одарила по-полной
 голодом,  разрушенным домом, но страшнее
 всего — смертями близких и друзей.  Война
 высосала силы;  взамен наградила рахитом,
 букетом болезней,  ночными кошмарами.  К
 ней после войны по ночам очень долго
 являлись в кошмарах качающиеся и,
 падающие на ходу люди,  мерещились
 замерзшие трупы,  виделись изуродованные
 взрывами тела и умершие в холодных
 объятиях матерей дети.
   
 Не сломаться окончательно физически и
 психологически девочке помогли её неуёмная
 энергия и кипучая деятельность. Не
 раздумывая,  она кинулась на борьбу с
 врагом,  бросающим на родной ей город
 смерть.
 
 Но война  —  есть война,  закалённые
 бойцы возвращались с незаживающими,
 постоянно ноющими ранами в душе,  что
 говорить о тринадцатилетней девчушке!
 
 Победа.  Лидия выходит замуж,  и опять
 удар  —  рано теряет супруга-моряка.  Он
 погибает во время шторма на Мурманском
 рейде,  а она остаётся с маленькой дочкой
 на руках и постепенно начинает сгибаться
 под давлением несправедливого рока.
   
 Оттого она и пристрастилась к курению.  И,
 поначалу изредка,  а потом всё чаще,
 притапливала непосильную тоску в бокале
 вина.
 
 Всё это вкупе: невзгоды войны, подорванное
 здоровье,  постоянное нервное напряжение и
 несчастная судьба сложились в закономерный
 итог  (это только в математике минус на
 минус даёт плюс)  —  врачи нашли у неё
 рак лёгкого.  Борьба с ним оказалась долгой
 и бесполезной.  Одну часть лёгкого пришлось
 удалить,  а болезнь уже разбросала в её
 теле злостные посевы.  Несмотря ни на что,
 испытывая боль и страдания,  бабушка
 Дениса продолжала смолить,  как паровоз,
 а раз в месяц,  получая пенсию,  позволяла
 себе пару бутылок портвейна.
 
 —  Пойду,  загляну к ней.
 
 В душе Дениса всё переворачивалось,  он
 никак не мог принять обрушившуюся на него
 новость.
   
 —  Только курить у неё не стреляй.  Не
 забывай,  что тебе не сорок.  А она в
 неведении происходящего,  —  предупредил
 отец.
 
 Денис мотнул головой,  определенно
 негодуя:  «Для родителей и в сорок лет
 останешься ребёнком».
   
 Он тихонько отворил дверь,  прислонился к
 косяку проёма.
 
 Лидия Алексеевна лежала,  словно четверть
 века назад,  с дымящей папиросой в кровати
 и разгадывала кроссворд.  Будто не
 произошло ничего сверх-ординарного.  Как
 не силился Денис сдержаться,  а на глаза
 навернулись слезы.
 
 Привёл его в себя голос бабушки.
 
 —  Дениска-редиска,  денег не дам.  До
 пенсии ещё две недели.  Иди у Николашки
 клянчь.
 
 Услышанные слова,  по которым он так
 часто тосковал,  вызвали шквал эмоций и
 высушили слёзы.  Денис громко и радостно
 рассмеялся,  прежде чем подойти к бабушке.
   
 —  Я люблю тебя,  бабуль!
   
 —  Денег нет.  Не подлизывайся,  —  мягко
 заметила женщина.
 
 Внук сел в кресло напротив её кровати.
 
 —  А как ты узнала,  что это я?
 
 Лидия Алексеевна пыхнула дымом,  вписала
 в кроссворд отгаданное слово.
 
 —  Сквозняком дым потянуло,  а кто ж ещё
 в нашей семье будет партизанить?  И чего,
 скажи,  в такую рань встал,  когда каникулы
 в самом разгаре?  По выходным тебя и в
 одиннадцать не растолкать.
 
 —  Точно,  баб,  и пушкой не разбудишь,
 да по нужде прижало,  —  напоминание о
 невыполненном намерении буквально
 вытолкнуло Дениса с кресла.  —  Я поспешу.   
 
 —  А почему заходил?  —  крикнула Лидия
 Алексеевна вслед,  но Денис уже находился в
 приоткрытой уборной.
 
 —  С облегчением!  Повидался с бабушкой?
 —  поинтересовался отец.
 
 —  Да,  бать,  чудит природа!
 
 —  Чудит,  зато у бабушки появился шанс
 распрощаться с болезнью.
 
 —  Хорошо бы,  —  Денис задумался.  —
 Пап,  дай денег.  В Приозерск съезжу,
 душа болит.
 
 —  Понимаю,  но учти…  —  уже с банкнотой
 в руке,  произнёс Николай Романович.  —
 На, держи!
 
 Сын подхватил четвертной.
   
 —  Боюсь,  что проблемы у тебя с поездкой
 будут.
 
 —  Какие? —  чуть ли не шепотом спросил
 Денис,  рассматривая хорошо знакомую
 серо-фиолетовую купюру советского образца.
 
 —  Я сомневаюсь,  что транспорт работает.
 
 —  Разберусь на месте,  придумаю что-
 нибудь.  Сидеть и ждать на ж…  непонятно
 чего,  мо'чи уж нет.
 
 —  Понимаю,  —  повторился Николай
 Романович,  —  просто не могу не
 предупредить,  ровно как и остановить.
 Дуй,  давай!  И будь осторожен,  люди
 разные бывают.  Никто не знает, что можно
 ждать от отдельных элементов в свете нового
 положения времени.
   
 —  Возьму на вооружение,  авось твои
 опасения будут напрасны.  К Валерке забегу,
 куревом разжиться надо на дорогу.  А вам
 желаю удачи и терпения,  потому что могу
 себе представить возмущенную реакцию двух
 проснувшихся карапузов по поводу того,  что
 их не разбудили и они опоздали на работу.
   
 Денис через вторую парадную,  так было
 ближе идти к Валерке, проник во внутренний
 двор дома. Этот дворик-колодец, окружённый
 глухими стенами,  встретил Дениса немым
 вопросом.  В необычной тишине шаги
 разносились гулким,  слабым эхом.  Звук
 скакал по препятствиям,  но не бился об
 стены,  а мягко касался кладки,
 отталкивался,  устремлялся ввысь и
 прибавлял ещё большей таинственности в это
 весьма необычное утро.  Подогревали
 незаурядность действительности горящие
 кошачьи глаза в подвальных вентиляционных
 проёмах.  В безветрии, подобно безмолвным
 стражам,  стояли с обвисшими листьями
 тополя и липы внешнего двора.  На их
 ветвях можно было увидеть птиц,  которые
 без всякого желания взлететь,  крутили
 головками,  наблюдая за Денисом. 
   
 Несмотря на фантасмагоричность
 существующего положения, нынешнее
 окружающее пространство не вызывало у
 Дениса жути.  Наоборот,  он чувствовал
 некое очищение,  словно природа сбросила
 накипь,  ставшую для нее мерзким грузом.
 Денис хотел громко свистнуть,  что у него
 всегда хорошо получалось,  чтобы нарушить
 висящий застой,  но набрав полную грудь
 воздуха,  передумал и шумно выдохнул.
   
 —  Да ну его в баню,  —  благоразумно
 решил он.  —  Вдруг и впрямь какого-
 нибудь чёрта вызову.  Сейчас можно всего
 ожидать.
 
 Парень остановился перед знакомой
 парадной,  поднялся на нужный этаж и с
 минуту не решался нажать дверной звонок.
 Раздавшийся голос Валерки,  привычно
 спорившего со своей матерью,  отмел
 все сомнения и помог руке вдавить кнопку.
 Открыла сама Алла Михайловна.
   
 —  Заходи,  Денис!  —  абсолютно не
 удивившись,  мать Валерия впустила гостя.
   
 —  И вам,  здрасьте,  тёть Алл!
   
 —  Прости,  Денис,  когда такое творится,
 в голове полный бардак.
   
 —  У самого не лучше.  Валерка на кухне?
   
 —  А где он может еще быть.  На своем
 любимом насесте,  чтоб его…
 
 Причину расстройства Аллы Михайловны
 Денис понял сразу.
 
 «Своим излюбленным насестом»  Валерка
 считал место между широким подоконником и
 кухонным столом,  на котором стояли сейчас
 четыре бутылки водки.
   
 —  О,  Диня,  —  Валерка уже был слегка
 навеселе,  —  прикинь какая удача.
 Просыпаюсь до гальюна сходить,  ну попутно
 заглядываю в холодильник,  а там подарочек
 в виде пяти пузырей водяры и нехитрая
 закусь.
   
 —  Одну,  я вижу,  ты уже приговорил.
   
 —  Лиха беда начало. —  Махнул рукой
 Валерка.
   
 —  Ты лучше не увлекайся,  вокруг вон
 какая дребедень происходит.
   
 —  Вот ты мне и расскажи,  что за
 «белебень такая» происходит. Мы с маманей
 уже допёрли,  что в восьмидесятом
 оказались.  А почему..?
 
 Денис пересказал Валерию версию его отца.
   
 —  Значит,  думаете Земля нам вторую
 попытку дала?  Так сказать,  еще раз
 обосрётесь, и сотру вас  —  финиш!
 Ариведерчи…  а?  И правильно,  давай за
 это выпьем!
 
 Денис не стал сопротивляться.  Они вместе
 опрокинули по стопке и закурили.
   
 —  Между первой и второй перерывчик
 небольшой.
 
 Валера изготовился разлить еще по одной,
 но ему помешала Алла Михайловна.
 
 —  И что вы,  балбесы,  как вместе
 соберётесь,  так в стакан и смотрите!
   
 —  Мамуль,  мы ж с Динькой и Владом
 максимум раз в год встречаемся.  Если
 складывать по фактическим меркам время,
 то около десяти лет назад мы из этого двора
 разъехались. Денис вообще из Питера уехал.
   
 —  Ну так и проводили бы совместное время
 с пользой.  В театре когда последний раз
 был?
   
 —  Ты бы ещё в цирк нас отправила,  —
 рассмеялся Валерка.
   
 Алла Михайловна уже не обращала на друзей
 внимания.  Она крутила диск,  стучала по
 кнопкам отбоя и даже потрясла телефон,
 пытаясь его реанимировать.  Валерка с
 беспокойством посмотрел на мать.
   
 —  Мам,  ты чего?  Знаешь же,  что нет
 связи.  А телек, по-видимому,  и заставку
 не показывает.
   
 —  Надо Костика предупредить,  —  ответила
 Алла Михайловна,  все продолжая мучить
 аппарат.
 
 Костя  —  её племянник,  жил в Риге.
 Летом восемьдесят третьего поехал вместе с
 друзьями отдохнуть на дачу.  Ночью дом
 загорелся.  Константин получил обширные
 ожоги и умер в больнице.
   
 —  Тётя Аллочка,  Костик в начале
 девяностых погиб,  —  подал голос Денис,
 —  а сейчас восьмидесятый.  Я думаю,
 скоро разберутся,  что к чему и всё будет
 работать,  как прежде.  Успеете
 предупредить.  И дядя Рудик не допустит
 потери своего сына повторно.  Вы лучше
 представьте его радость,  когда он снова
 увидел Костика живым и здоровым.
 
 Алла Михайловна успокоилась,  села на
 табурет,  но телефон продолжала держать в
 руках.
   
 —  За это,  точно,  надо выпить,  —
 Валера,  сияя,  поставил третью рюмку.  —
 Ты не против,  мам?
   
 —  Наливай,  балабол.
 
 Когда посуда опустела, Денис встал.
   
 —  Пойду я.  Надо в Приозерск ехать,
 узнать,  как там,  да что.
   
 —  Ой,  и правда!  Снежана ведь…  —  Алла
 Михайловна не договорила,  но Денис её
 понял.
   
 —  Отец уверен,  что природа справедлива и
 все доброе восстановит.
   
 —  И это нельзя оставить без внимания,  —
 Валера вновь взялся за бутылку.
   
 —  Тьфу,  —  сплюнула в сердцах Алла
 Михайловна.
   
 —  Валерка,  ты меня куревом снабдишь?
   
 —  Не вопрос.  Вон на холодильнике два
 блока.  Бери,  сколько надо.
   
 —  Тьфу на вас еще раз!  —  сказала мать
 Валерия и ушла в комнату.

 ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://proza.ru/2013/03/19/872

   
   
   
   

______________________________________________________
8

 В Георгиевском зале Кремля происходило
 настоящее столпотворение.
 
 Эти стены такого съезда Верховного Совета
 СССР и государственной думы 2005-го года
 ещё не видели. Галдёж стоял несусветный.
 Некоторые уже хватали друг друга за лацканы
 пиджаков,  так как старый созыв никак не
 хотел уступать новому. По залу перемещались
 отдельные группы,  агитировали в свои ряды
 одиноко стоящих «думцев» или «членов» и
 определяли возможных соратников  —  по
 возрасту.  Кто-то пытался ораторствовать,
 найдя хоть какое-то возвышение.
 
 В более или менее тихом уголке сидели трое
 и наблюдали за происходящим с
 отсутствующим видом.

 —  Юра, ты мне объясни, что происходит?

 —  Лёнь, я устал повторять. Может тебе
 лучше съездить на дачу?

 —  Точно, поехали! Пельмешек навернем!
 Дай я тебя расцелую!

 —  Не надо, Лёня! —  Андропов отстранился
 от Брежнева.

 Но это оказалось лишним.  Леонид Ильич,
 которого подняли ни свет ни заря,  мирно
 посапывал.

 —  Костя,  и впрямь,  отвёз бы ты его на
 дачу? — обратился Андропов к Черненко. —
 Сам понимаешь,  я в таких бульонах лучше
 разбираюсь.  Когда здесь всё закончится,  я
 приеду и расскажу.

 В отличие от своих коллег,  Андропов,
 имеющий огромный опыт в закулисных
 интригах и получении оперативных данных,
 уже был в курсе непосредственных дел.
 Более того,  он не поленился ознакомиться
 с тем,  что было в самом зачатке двадцать
 первого века.  События,  случившиеся до
 2005-го года,  чекист советской закалки
 оценил,  как «невозможность вернуть их
 время» и понял,  что поучаствовать в
 происходящем здесь и сейчас «шанс есть»,
 не чувствуя себя «ненужным хламом»,  что
 было бы ему особенно неприятно. Он видел
 в отрезке времени, начинающем свой отсчет
 с его,  как не коробило понимание Юрия
 Владимировича,  кончины,  как здоровые
 ростки,  так и ворох гнили над ними.
 Государству глупо было бы отказать человеку
 с опытом и знаниями,  и вдвойне глупее
 будет отвернуться от услуг бывшего
 председателя госбезопасности.

 Интуиция не подвела.  Прямо домой к нему
 приехал молодой "волчара",  можно сказать, 
 коллега  —  Владимир Путин.  Без экивоков
 и немного цинично разъяснил ситуацию в
 свете предстоящих событий,  и рассказал о
 грядущем будущем.
 
 Будучи умным человеком,  Юрий
 Владимирович согласился содействовать
 всему,  чему он сможет помочь.

 —  Опять что-то задумал,  —  проворчал
 Черненко.  —  О здоровье лучше подумай.
 Знаешь,  видимо,  свою последнюю дату.

 —  Кость,  а может ты её знал ещё тогда, в
 наших восьмидесятых?  Рад,  небось,  был
 моё место занять?

 —  Был ГБшником,  им и реинкарнировался,
 —  сказал,   вставая,  Черненко.
 
 В ответ Андропов негромко рассмеялся.
   
 —  Не сердись,  шучу.  Идите уж,  а то
 Лёня совсем раскис.
   
 —  И шутки у тебя ГБшные.
 
 В это время на импровизированное из стула
 возвышение влез Горбачёв.
   
 —  Господа..!  —  гвалт на секунду
 прекратился.  —  Товарищи..!
 
 Его тут же прервали криками.
   
 —  У тебя господа и товарищи за океаном!
   
 —  Подкаблучник!
   
 —  Марионетка америкосовская!
   
 —  Я…  —  все-таки попытался вставить слово
 Горбачёв,  но кто-то ловко выбил из-под
 него стул и он «сверзился» на роскошный
 паркет,  получив ещё одно пятно на лбу.
   
 —  Правильно!  —  неповоротливо ставя стул
 на ножки и так же неуклюже на него
 взбираясь,  еле проговорил Ельцин.  —
 Туда его…  А вам,   вот что хоч-хоч-хочу
 сказать..!
   
 Он то же договорить не успел,  распластался
 со своим бывшим другом рядом.  Все
 засмеялись,  потому как его никто не
 сбивал,  а он сам свалился и при этом
 разбил стул на две части.  Жалко
 мебель,  столько лет простоявшую в разных
 апартаментах,  повидавшую царей,
 товарищей и новоявленных господ,
 менявшую внешний вид и фасон от трона к
 креслу и до табуретки.  Но встал на неё
 Борис и теперь трудно будет восстановить её
 даже мастеру,  а можно и утвердительно
 сказать,  что вовсе уже не восстановишь  —
 пригодится лишь на дрова или сувениры.
   
 —  Да,  Боря,  с моста было круче,  —
 раздался выкрик из толпы зевак,  и все
 опять засмеялись.  —  Иди,  проспись!
   
 Строгий порядок в зале навела команда
 Путина,  вошедшая в сопровождении
 вооружённого отряда.  Многие узнали в них
 спецназовцев «Вымпела»,  который они так
 бездарно расформировали в своё время.  Вид
 спецов во всеоружии заставил замолчать и
 тех,  кто о них не знал.  То,  что они
 умельцы своего дела чётко читалось в глазах,
 уверенных лицах,  твёрдой походке и,
 конечно,  в их нестандартных габаритах.
 
 Путин ловко вскочил на овальный стол и
 встал в любимую позу, прикрыв сложенными
 руками причинные места.  Подождал,  когда
 закончится «шуршание» последних
 недовольных,  и негромко начал говорить,
 тем самым заставляя невольно
 прислушиваться.
   
 —  Кончайте базар…  господа…  товарищи…  —
 и с нажимом выделив следующее обращение,
 продекламировал:  —  ГРАЖДАНЕ.
 
 Сказал так,  что многим стало понятно  —
 это слово и только это они будут говорить
 очень-очень часто.  Так,  представляясь,
 сами будут оперировать цифрами из статей,
 в основном уголовного кодекса.
   
 —  Волчара,  —  обратился шёпотом к своему
 помощнику Андропов,  —  Психолог!  Всё ж,
 знатно в нашей конторе кадры готовят.
 Только боюсь,  Андрюша,  если он долго на
 плаву продержится,  начнёт палку
 перегибать.  А тенденции проглядываются.
   
 —  Считаю себя,  —  тем временем
 продолжал Путин,  —  единственным
 человеком,  который разбирается в
 положении дел на временном отрезке с
 1980-го по 2005-ый.  Я и моя команда
 беспримерным образом и с наименьшими
 потерями сможем справиться с экстренной
 ситуацией.  А скорей всего,  с учётом проб
 и ошибок за двадцатипятилетний период…
 Опять же хочу подчеркнуть,  ошибок,
 которые могут учесть только члены команды,
 досконально знакомой с данными за этот
 промежуток истории…  Уверен,  мы сможем
 выйти из положения с положительным
 балансом.  Хочу вам сразу сказать,  что
 пока вы здесь из штанов выпрыгивали в
 борьбе за стул,  я согласовал действия с
 силовыми структурами.  Слава богу,  там
 дисциплина в крови.  И они начали
 работать.  Если среди вас есть разумные
 люди, желающие помочь  – милости просим!
 А саботажников и тех,  кто будет совать
 палки в колёса…  —  Путин обвёл зал своим
 взглядом,  —  будем мочить,  где поймаем
 за пакостями, по законам…  —  он вовремя
 исправился,  —  чрезвычайного положения.

 Больше не говоря ни слова и ни на кого не
 глядя, Путин быстро удалился из зала со
 своими людьми.
   
 ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://proza.ru/2013/03/19/866


 


_______________________________________________________
 9

 По всей планете провал во времени
 прокатился везде по-разному.

 Наиболее сильные беспорядки начались в
 странах Южной Америки,  где инфраструктура
 власти держалась на штыках и наркотиках.
 Народ,  привыкший к бардакам, переворотам
 и бандитским разборкам,  быстро нашёл,
 куда применить свои таланты.  У
 наркобаронов открылось второе дыхание.
 Начались убийства.  Каждый спешил убрать
 конкурента,  пока власти не очухались и,
 судя по всему,  ещё долго не смогли бы
 прийти в себя.  Армия и полиция на
 девяносто процентов коррумпированные не
 знали на чью сторону встать,  и в конце
 концов выбрали середину  –  разбежались
 мародёрствовать и грабить с «активной»
 частью населения.
 
 Самое «сильное» государство мира  —  США,
 мало чем отличилось от материка карнавалов
 и наркотиков.  Спасло только введение
 жесткого военного положения.  Армия,  хоть
 и долго раскачивалась,  но всё-таки сделала
 своё дело.  Правда не получилось избежать
 многих и многих жертв.  Обезумевшие от
 безнаказанности толпы мародёров не
 реагировали на слова,  пришлось применить
 против них оружие.  Пожары охватили
 многие города.  Уличные банды,  вспомнив
 все обиды,  резали друг другу глотки,  не
 забывая по пути громить полицейские участки
 и убивать находящихся в них дежурных
 смены.  Не все военные успевали добраться
 до очагов разбоя,  а те солдаты,  которые
 получили от бандитов вооружённый отпор,
 несли немалые потери,  потому открывали
 огонь на поражение по каждому у кого
 видели в руках оружие.
 
 Европа тоже отпраздновала начало этого дня
 грабежами и насилием,  но это не перешло
 в стихийное бедствие.  Скорей ввиду своей
 малой масштабности и слаженных действий
 ЕЭС.
 
 Понятно,  что в арабских странах не
 обошлось без большой резни.  Мстительные
 народы припомнили друг другу все свои
 обиды  —  как по религиозным причинам,
 так и давнишние,  кровные.  Бедлам в этих
 странах очень напоминал гражданскую войну.
 
 Восточная Азия пошумела-пошумела,  но
 обошлась лишь небольшими беспорядками.
 Списав всё на карму,  «путь которой надо
 принимать с должным пониманием».
   
 Мягче всего начало нового времени со
 старого старта прошло в странах
 социалистического лагеря.  Хоть
 экономический уровень был намного ниже
 капиталистического,  но человеческие
 ценности были много выше.  Так же
 сказалась дисциплина,  взращённая с
 пионерских времён и страх перед властью.
 
 В России не обошлось без мелких стычек
 властей с хулиганьём.  Но главная угроза для
 порядка в стране шла с Кавказа,  где вновь
 обрели жизнь «легендарные» полевые
 командиры,  которые горели злобой и
 жаждой мести,  а жадность и вовсе
 затмевала их разум.  Деньги,  украденные у
 собственного народа,  безо всякого сомнения
 вернуть не удастся,  но сделать так,  что
 многие бывшие спонсоры убийств и зверств
 побоятся вкладывать вновь в это же деньги,
 можно.  Да и Путин учёл серьёзность
 положения на данном участке. Находящиеся в
 тогда ещё Чечено-Ингушской республике
 войска,  рассыпались по указанным из
 Москвы адресам.  Брали всех:  и явных
 «будущих» лидеров,  и их потенциальных
 помощников.  Простые люди сами отрекались
 от бешеных псов и помогали спецам.  Никто
 не хотел возвращаться к разрухе и слезам.
 По аулам ездили агитбригады из военных
 специалистов,  призывали забыть о кровной
 мести и не разжигать заново абсурдную
 войну.  Благо нормальных людей оказалось
 намного больше.

 По договорённости с «бывшими» союзными
 республиками общая граница Советского
 Союза застыла в молчаливой напряжённости.
 Но Россия негласно выставила более
 усиленные посты по всей протяжённости
 Федерации.  Случиться могло всякое и,  как
 говорится,  на бога надейся,  а сам не
 плошай.
 
 Обезопасив внешние границы,  Россия
 взялась за внутренних врагов.  Организовала
 при временном правительстве особый отдел
 по предупреждению преступных действий.
 Юридически получалась полная казуистика.
 Работники полагались на память работников
 силовых структур,  будущие преступники
 задерживались без сопутствующих документов
 и доказательств.  Только на основании тех
 отчетов происходящего ранее в будущем.
 Нельзя сказать,  что это было полным
 прототипом 1937 года.  Людей брали прямо
 в их домах, и отвозили в районное ОВД или
 на Лубянку,  в зависимости от грехов и
 положения,  и там проводили с ними
 воспитательную работу.  К профилактическим
 действиям привлекли многих специалистов.
 От психологов,  гипнотизёров,  до
 специалистов по жёстким допросам.  После
 шоковой терапии граждан отпускали,
 предупреждая,  что за ними будут вести
 плотное наблюдение.  Никто больше суток не
 задерживался,  но и этого хватало,  чтобы
 сильно призадуматься о своём прошлом и
 возыметь сильное желание прожить жизнь
 правильно.
 
 С теми же,  кто ещё в восьмидесятом имел
 за спиной приличный багаж  (попадающий
 под статью УПК,  но по различным
 причинам,  будь то высокий пост,  откуп,
 запугивание свидетелей и т.д.  избежали
 заслуженного наказания)  обходились
 соответственно закону.  Они устраивались в
 следственном изоляторе,  если к 2005-му
 году эти причины вскрылись,  надолго.
 
 Заработала телефонная и радио связи.
 Подключились к работе телевизионщики.
 Правда так,  как это было в восьмидесятом,
 вещая по регионам на три частоты каналов
 —  первого государственного, общероссийского
 и местного  (если он присутствовал).
 Работа энергостанций в стране,  естественно,
 продолжалась и никогда не прекращала свой
 процесс.  Слишком высока ответственность на
 подобных предприятиях, и люди там работали
 соответствующие своим должностям.
   
 После провала граждане еще не до конца
 пришли в себя, но действовали,  чисто
 рефлекторно,  на подсознании. Честь и
 хвала им  —  не произошло ни одной
 аварии.
 
 В общем и целом Советский Союз готовился
 пройти старый временной отрезок по новому
 пути.

 ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://proza.ru/2013/03/18/1066

   
10

 В квартире Кулагина Матвея Андреевича
 раздался телефонный звонок.  Не раскрывая
 глаз,  он по звуку определил
 местонахождение трубки телефона.
 
 — Йя-а!
 
 В ответ раздался смех.
 
 —  Что,  Мотя,  полностью ассимилировался
 среди янки. Нормальный английский тебе не
 по нраву?
   
 Кулагин резко сел в кровати.  Эти
 противные звуки он не слышал уже лет
 пятнадцать и не слышал бы ещё сто,  но
 хозяина этого голоса при всём своём
 желании не возможно было забыть.  В
 бытность своей работы в органах
 госбезопасности они со Скобичем Арнольдом
 Геннадьевичем провернули много не совсем
 законных дел.  Скобич тогда курировал его
 работу от правительства.  Вместе они немало
 нахапали.  И захотелось Кулагину вольной
 капиталистической жизни.  Собрал секретную
 информацию,  громко хлопнул дверью,  и
 предал свою Родину.  Документы под грифом
 «секретно» благополучно были проданы им
 Соединённым Штатам.  А сам Кулагин,
 получив свои серебряники,  осел в красивом
 и постоянно охраняемом доме с видом на
 Гудзон.  И ни разу с тех пор не выходил из
 него без охраны  —  боялся приветов от той
 самой Родины.  Немногим позже Кулагинского
 предательства сбежал из России и Скобич,
 на котором замыкалось много преступлений.
 Ему тоже удалось скрыться и замести след.
 В этом он был специалист.
 
 Кулагин имел информацию где находился в
 последнее время бывший подельник,  а по
 последним слухам знал,  что тот перестал
 скрываться по причине тяжёлой болезни.
 
 —  Скобич?  Арнольд,  ты?
 
 —  Узнал.  Не забыл.  —  В трубке опять
 раздался противный смешок.  —  Как
 поживаешь?  На Родину не тянет?
   
 —  Я-то нормально.  В Россию не тянет.
 Как говорил один мультяшный герой,  нас и
 здесь не плохо кормят.
   
 Кулагин хотел нащупать выключатель
 прикроватного светильника,  но так и не
 нашёл его на привычном месте.
 
 —  Серебряники не кончились?
 
 Каждая реплика Скобича сопровождалась
 смешком.
 
 —  Не хами!  —  Кулагина передёрнуло.  —
 И можешь без сме…чков?  Достало уже.
 Постой, —  его осенила догадка,  —  по
 моей последней сводке,  ты где-то в Южной
 Америке.  Лежишь в реанимации весь в
 трубочках.  У тебя с головой всё нормально?
 
 —  За мою голову не беспокойся,  я
 абсолютно здоров.  А эти,  как ты
 выразился «сме…чки»,  солдафон,  —  это у
 меня нервное.
   
 —  С чего бы это?  —  Кулагин не понимал
 зачем ему звонит Скобич,  но было ясно,
 раз тот его нашёл в Штатах,  значит
 что-то произошло важное.  —  И откуда у
 тебя мой номер телефона?  Я меняю его раз
 в месяц.
   
 —  Знаешь,  а по-моему он за последние
 двадцать пять лет совсем не изменился.  Я
 номер нашёл в старой,  ещё с советских
 времён,  записной книжке.
   
 —  У тебя точно крыша поехала.
 
 —  Значит ты не в курсе событий.  Продрых
 четверть века,  — опять смешки.
 
 —  Тебя из реанимации в дурку перевезли?
 —  Кулагина разбирала злость.
 
 —  Понял.  В темноте сидишь.  Включи
 свет,  оглядись.
 
 Последние слова Скобича напугали Кулагина.
 
 —  Подожди,  —  положил трубку Кулагин и
 опять попытался найти выключатель.
 
 Не обнаружив на стене привычной кнопки,
 чертыхнулся.  И тут случайно задел в
 темноте,  что-то очень похожее на абажур.
 Ощупал руками и убедился:  так и есть
 ночник стоит на тумбочке.  Ничего не
 понимая,  нашел по проводу выключатель и
 щёлкнул им.  Сказать,  что он был
 шокирован  —  это ничего не сказать.
 Кулагин узнал в окружающей его обстановке
 свою московскую квартиру.  Бедной её никак
 нельзя было назвать,  но многие технические
 удобства,  привычные глазу в последнее
 время, исчезли.  Современная штатовская
 мебель превратилась в румынский гарнитур.
 (И как он раньше не замечал то,  какая
 неказистая у них мебель).  /Здесь можно
 добавить,  ничем не слукавив,  что Кулагин
 зажрался,  румынские гарнитуры всегда были
 в цене,  даже старых моделей/.

 Кулагин не понял самого главного,  что он
 оказался не только в старой квартире,  но и
 в прошлом,  и то,  что здесь вряд ли для
 него спустят на тормоза все былые «заслуги».
   
 Кулагин взял телефонную трубку.  Встал.
 При этом провод натянулся, и аппарат упал
 на пол.  В скукоженном от стресс состоянии,
 он поднял телефон и поставил на тумбочку.
 Движения Кулагина были замедленны,  воздух
 вокруг него будто сгустился,  а немногим
 позже,  стало доходить,  что он в Москве.
 И это не сон,  а самая что ни на есть
 суровая реальность.
 
 —  Эй,  ты там,  что никак очухаться не
 можешь?  —  раздалось из трубки.
 
 —  Не понимаю…  Как такое могло случиться?
 —  Кулагин был не в себе.
   
 —  Пути господни неисповедимы,  Мотя,  —
 смешок.  —  Ты со своей благоверной уже
 поздоровался?
 
 —  Ты о чём?  —  Кулагин медленно
 развернулся к кровати.  —  Твою мать…
   
 На широкой постели,  выделяясь под
 одеялом крупными габаритами,  сопела его
 жена.  Тучные бока мерно вздымались и
 опускались,  наружу торчала из-под одеяла
 лишь голова,  с накрученными на бигуди
 волосами.  Кулагина передёрнуло в
 очередной раз  —  и было отчего.  Во
 время своего бегства за океан,  он просто
 бросил жену,  как использованный материал.
 Женился Кулагин чисто из шкурного интереса.
 Папаша невесты являлся членом Верховного
 Совета,  имел какой-никакой, но вес в
 элитных кругах и был в фаворе у самого
 Суркова.  Что ещё надо простому офицеру
 младшего состава?  Плевать,  что у невесты
 как на голове одни дырявые бигуди,  так и
 в голове  —  кроме легкомыслия ничего не
 было.  Не предвиделось и самого приятного
 —  лицезреть закрытый рот,  который с
 большим удовольствием он украсил бы
 хирургическими нитками,  чтобы с такой
 облегчённой на голову трещоткой стало
 проще бы справиться.

 Ему всегда хотелось кем-нибудь управлять.
 А когда пришло время сбросить лишний
 балласт  —  ни о чём не пожалел.  Как в
 пословицах:  был у тёщи,  и рад,  утёкши;
 была под венцом,  вот и дело с концом.
 Благо детьми не обзавелись.   Чада тоже не
 были бы ему препятствием в бегстве к
 красивой жизни на другом полушарии. И
 вот,  за всё время эмиграции,  Кулагин ни
 разу не позвонил «любимой».   А при
 каждой встрече с очередной продажной
 девкой сравнивал и улыбался,  вспоминая с
 отвращением «жирную корову».
 
 —  Подожди,  я перейду на параллельный
 телефон.
 
 Кулагин положил трубку на тумбочку и
 перешёл на кухню.  Благодаря закалке в
 службе разведки его мысли быстро пришли
 в порядок.  Напряжение спало.  Так
 происходит всегда,  когда человеку
 прошедшему офицерскую школу приходит
 время действовать.  Он нашел телефонный
 аппарат на прежнем месте  —  память не
 подвела,  и снял трубку.
 
 —  Надо встретиться,  Арнольд.  Давай
 через сорок минут на конспиративной «БИ».
 
 —  Наконец-то проснулся.  Я уже давно на
 квартире.  На всякий случай за тылом
 присматривай.  Вдруг тебе уже топтунов
 пристегнули.
   
 —  Не учи учёного,  —  буркнул Кулагин,
 вешая трубку.
 
 У Скобича было достаточно подпольных
 «норок».  При его работе — это необходимо.
 Никогда не знаешь откуда «снаряд» прилетит,
 с какой стороны и кому ты станешь помехой.
 Кулагин знал две:  одна из них в Выхино,
 куда он и отправился,  радуясь тому,  что
 жена привыкла дрыхнуть без задних ног,
 чуть ли не до самого обеда,  а встречаться
 с ней совершенно не хотелось.
   
 В назначенное время Кулагин звонил в
 обшарпанную дверь конспиративной
 квартиры.  На звонок никто не открыл.
 Кулагин приложил ухо к двери,  никаких
 признаков чьего-либо присутствия.
 Принюхался.  Скобич любил посмолить
 заграничными сигаретами без меры.  Запаха
 не было.
 
 —  Мотя,  —  Кулагин подпрыгнул от
 неожиданности и обернулся.  За его спиной
 стоял Скобич.  —  Чего вынюхиваешь?
 
 Скобич наслаждался ситуацией.  После долгой
 болезни с 2004-го по 2005-й годы приятно
 чувствовать себя вновь в форме,  управлять
 послушным и здоровым телом.
   
 —  Никогда не привыкну к твоим фокусам,
 —  сказал Кулагин,  промокая платком пот со
 лба.
   
 —  Тоже мне,  разведчик,  —  криво
 усмехнулся Скобич.  —  А ты думал я тебя в
 ловушке ждать буду?  Откуда я знаю,  какие
 мыслишки роятся в твоей цэрэушной голове?
 
 —  Мне от тебя тоже непонятно каких
 подарочков ждать,  —  не задержался с
 ответом Кулагин.
 
 —  Ладно,  —  Скобич вставил ключ в
 замок,  —  хватит тары-бары на лестничной
 площадке разводить.  Невыгодно ссориться.
 Родина нам с тобой все подвиги вспомнит.
 А спасение утопающих  —  дело рук самих
 утопающих.
 
 В квартире с убогой обстановкой,  состоящей
 из нескольких стульев,  стола и старого,
 раздвижного дивана,  Скобич сразу схватился
 за папиросу.  С наслаждением затянувшись,
 сказал:
   
 —  Еле дотерпел.  Растерял малость
 выдержку.
   
 —  Смоли,  смоли.  —  Кулагин сел на
 жалобно заскрипевший диван.  —  Забыл с
 каким диагнозом ещё вчера в реанимации
 лежал?
 
 —  Предупреждён  —  значит вооружён,  —
 Скобич выпустил кольцо дыма.  —  Мотя,  я
 с тобой не о моём здоровье пришёл
 поговорить.  Догадываешься о чём?
 
 —  Догадываюсь!  Линять нам надо отсюда.
 И не называй меня больше Мотей,  никогда
 не любил.
   
 —  Совсем у тебя,  Матвей Андреевич,
 мозги за океаном жиром заплыли,  —
 ёрничая продолжил Скобич.  —   Кто тебя
 там сейчас ждёт?  Мо-отя,  а,  кому ты,
 на хрен,  нужен?  —  Скобич сел на стул и
 закинул ногу на ногу.  —  Все твои блага
 растаяли,  как с белых яблонь дым.  Ты уже
 четверть века,  как отработанный материал.
 Или думаешь тебе за одно предательство
 заплатят дважды?  От хрена уши!
 
 —  Ты бы выбирал выражения,  Арнольд!  —
 Кулагин,  обидевшись,  повысил голос.
 
 —  На себя обижайся,  я называю вещи
 своими именами,  —  Скобич сбавил
 обороты.  —  Впрочем,  я ничем не лучше
 тебя.  Давай думать,  как из этой жопы
 вылезать.
   
 —  Как?  —  Кулагин не видел выхода.
 Сидел с растерянным лицом и представлял,
 как его скручивают и определяют на жизнь
 далеко не в комфортных условиях.
 
 —  Да очнись ты!  Помнишь Коврова?
 
 —  Партийный казначей-то?
 
 —  Он самый.
 
 Скобич подвинул стул ближе к дивану.
 
 —  Так его же грохнули в восемьдесят
 седьмом.
   
 —  Не тупи,  Мотя,  —  Скобич в сердцах
 стукнул себя по коленке. —  Мы сейчас
 находимся в восьмидесятом.
 
 —  Так-так,  —  Кулагин начал выходить из
 прострации.  —  У Коврова документы по
 денежным переводам.  Советы до последнего
 подкармливали князьков,  царьков и прочих
 партайгеноссе.  И про себя любимых не
 забывали,  любили Кремлёвские кутнуть за
 кордоном.  Львиная доля валютных операций
 на нём.  Дай бог памяти…  —  Ковров Семён
 Павлович.  Да,  моим приходилось
 прикрывать его в Африке и Южной Америке,
 когда он снимал наличку в Европе,  и
 производил «товарищескую» раздачу денег
 на местах.  Доверяли ему наши крокодилы.
 А когда катавасия с перестройкой началась,
 его зачистили.  Документы так и не нашли.
   
 —  Теперь понимаешь,  куда я клоню?  —
 Скобич вопросительно посмотрел на Кулагина.
   
 —  Надо мою группу собирать,  —  кивнул
 Кулагин.  —  Ковров  — не дурак,  вмиг
 обстановку просчитает.
 
 —  На счёт группы ты прав,  в ней люди
 проверенные.  А на счёт Казначея,  ты
 ошибаешься.  Те,  кто погиб до 2005-го
 года, возродились и начали жизнь с чистого
 листа.  Для них,  будто ничего не
 произошло.  Не было перестройки,  бунтов
 и прочего дерьма.
   
 —  Пока их кто-нибудь не проинформирует.
 
 —  Да.  Поэтому надо спешить.  По моей
 информации,  Ковров сейчас на даче.
 Грохнули его там же.  И не дай бог,
 найдётся какой-нибудь рьяный сосед,
 который побежит к нему с утра пораньше
 поздравить с воскрешением.
   
 —  Телефон работает?  —  Кулагин придвинул
 к себе аппарат.
   
 —  Минут десять как включили.

 ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2013/03/18/1052



_______________________________________________________
11

 Власов Андрей Дмитриевич закончил в 1975
-ом году Рязанское воздушно-десантное
 училище и попал прямиком в другое учебное
 заведение  —  в секретный подмосковный
 тренировочный лагерь при Главном
 разведывательном управлении.  Пройдя там
 подготовку,  провёл большую часть своей
 службы за границей.  В советскую
 диверсионную школу Власова направили не
 только за отличные показатели за время
 учёбы в военном училище:  привлёк
 внимание к нему тот случай,  что произошёл
 во время краткосрочного отпуска
 на родимые места в последнее учебное лето.
 Будущий лейтенант лучше всех проявил себя
 на учениях и получил десять суток,  не
 считая дороги,  для отдыха по месту
 жительства.  Туда он и отбыл,  мечтая
 поскорей взять ружьишко и побродить по
 лесу.
 
 В деревне Весы Архангельской области его
 встретила бабушка.
 
 Родителей у Андрея не было.  Мать умерла
 при родах,  а отец,  не выдержав потери,
 запил и после очередного запоя ушёл в лес
 и сгинул.  Сколько ни искали,  не нашли  — 
 ни тела ни вещей.
 
 Бабушка не отдала внука в детдом  —
 любила его,  не чая души.  Андрей,  как
 две капли воды,  был похож на своего деда,
 погибшего под Веной во время Великой
 Отечественной войны.
 
 Расцеловав бабулю,  Власов поел домашних
 разносолов,  отдохнул и ринулся в домашние
 дела:  надо было дров на зиму наколоть и
 в доме неполадки исправить.
 
 —  Дрюшка,  —  так звала Власова бабушка,
 —  что ты,  как комсомолец на субботнике.
 Не рви жилы,  успеешь.
 
 —  Не,  ба,  времени как раз мало.  У
 меня всего десять суток,  а я ещё хочу пару
 дней по лесу походить.  Вишь,  как
 Бармалей крутится,  —  Андрей показал на
 машущего хвостом пса, —  ждёт не дождётся,
 когда на охоту пойдём.  Небось,  кроме
 меня,  некому тут ему компанию составить?
 
 —  Не говори, Дрюша,  все мужики по
 городам разъехались. Приезжают отдыхающие
 всё больше за грибами,  да за ягодами,
 а так  —  редко.  Далековато мы от
 городов-то ихних живём!  А кому
 поохотиться,  то и те собачек сюда своих
 привозят.
 
 —  Вот мы с Бармалеем-то и погуляем.
   
 Пёс услышав своё имя,  начал скакать вокруг
 Андрея.  Власов принял игру друга.  Он был
 неизвестной породы,  крупнее лайки,
 лохматый, и хвост его висел «не кольцом».
 Подозревали волчью кровь,  но «больно
 окрасом несхож и уши висючие».  Если
 честно,  о происхождении Бармалея никто не
 задумывался.  Власов его на дороге нашёл,
 когда после первого курса училища,  домой
 на побывку приехал.  И не пожалел.
 Бармалей стал отличным помощником и в
 охране дома,  и в охоте.
 
 Через день дела по хозяйству были улажены,
 и наутро,  по первой росе,  Андрей с
 Бармалеем вошли в лес.  Власов очень
 любил это время.  Дневное зверьё и птицы
 ещё просыпались, а ночное уже укладывалось
 спать.  Вокруг стояла завораживающая,
 сказочная тишина.
 
 Знакомыми тропками,  уже порядком
 заросшими,  оттого что всё меньше и
 меньше народа по ним ходило,  Андрей всё
 дальше уходил в лес.  Шёл по любимым
 местам,  мысленно здороваясь со знакомыми
 приметами.
 
 Вот замшелый камень величиной со слона.
 Прозван в народе «купальным»,  за его
 таинственные ныряния в грунт.  Андрей сам
 ставил метки,  когда камень «нырял» и
 через некоторое время находил свою отметку
 на полметра выше.
 
 Старая липа  —  и ей,  здрасте!  Она
 долгое время пугала местное население
 жуткими звуками,  пока дед Серафим не
 догадался забить гудящее на ветру дупло
 опилками.
 
 Родник,  который заставлял стынуть зубы при
 любой жаре и не замерзал даже в лютый
 мороз.  Андрей наполнил из него флягу,
 потом приник к ключевой воде губами.  Из
 родника вытекал,  звонко журча,  ручей
 Весёлый.  По правому,  не занятому
 деревьями берегу,  разросся малинник.
 Нередко грибники и ягодники встречались
 здесь с медведями.  Косолапые,
 налакомившись крупной сладкой ягодой,  не
 обращали на людей внимания.  Случалось,
 человек и лесной хозяин,  увлечённые
 сбором малины,  сталкивались спинами и
 смешно разбегались в разные стороны.
 Ручей пробегал мимо взгорка и терялся
 в болоте.  Местные жители знали в этих
 краях все тропки и за час набирали на
 болоте ведро отборной клюквы.  А тамошние
 любители наливки и варенья из морошки
 посчитают за позор,  если принесут в
 деревню меньше сорока килограмм.  Про
 чернику,  голубику  —  и говорить не стоит.
 Деревенские детишки всю вторую половину
 лета разгуливали с синими ртами и руками.
   
 По грибы ходили строго по заказу.  Что
 хозяйка скажет,  то и несут.  Надо для
 солений  —  берут для соления.  Надо для
 сушки  —  берут для сушки.  А как иначе?
 Будешь брать всё подряд  —  рук не хватит.
 А заготовок на зиму делали много  —  не
 город,   в магазин каждый день не
 сходишь,  разве с оказией,  по сговору с
 хозяином транспортного средства.  Раз в
 неделю председатель колхоза давал грузовичок
 тем,  кому требовалось съездить до
 районного центра.  А раз в месяц кто-то
 делал «колбасную» вылазку в город.  То есть
 за деликатесами,  да вещичек там же
 присмотреть.  Колбасы сами деревенские
 делали лучше,  чем мясокомбинат.  Пекли
 тоже куда лучше кондитерской фабрики,
 только ингредиентов нужных в городе
 прикупят и хоть «птичье молоко» сварганят,
 хоть «сладкое полено».  Каких еще
 «марципанов» надо?
   
 Андрей дошёл до взгорка.  Его пологий склон
 был обращён на юг,  таким образом,  что
 солнце,  двигаясь с востока на запад,
 постоянно освещало его.  Одарённая теплом
 земля щедро угощала путников лесными
 дарами,  и Власов, чтобы не перепачкаться
 в ягоде, прилёг отдохнуть, воспользовавшись
 плащ-палаткой.
 
 —  Поброди без меня,  Бармалей.  Я часок
 отдохну.
 
 Андрей за краем расстеленной накидки сорвал
 бурно растущую ароматную землянику,
 втянул  ее с ладошки ртом и смачно
 раздавил языком.
 
 —  Хорошо!  —  он закрыл глаза и через
 минуту задремал.
 
 Когда Андрей проснулся,  посмотрел на
 часы.  Отдыхал он ровно час,  как и
 обещал Бармалею.  Сел и снова набрал
 пригоршню спелой земляники,  запуская её в
 рот теперь по одной.  Сок выступил у уголка
 рта.  Андрей вытерся тыльной стороной
 ладони,  встал и встряхнул непромокаемый
 брезент.
 
 —  Бармалей!  —  окликнул Андрей собаку.
 
 В ответ тишина:  ни знакомого шуршания
 травы,  когда по зову к нему несётся пёс,
 ни весёлого тявканья.

 ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2013/03/18/1040


12

 Багор сидел у костра, злясь на всё и на
 всех.  Четвёртые сутки они с Пухлым, Бурым
 и Гвоздём бродят по лесу.  Четвёртые сутки,
 как они сдёрнули с зоны. «Бурый — мудило:
 я   знаю эти места,  как по компасу
 пройдём…  В итоге третий день не можем
 тайник найти.  Жрать нечего.  Курева нет.
 Спички кончаются.  Хоть опять в зону
 возвращайся!  Только хрен вернёшься!  В
 какую сторону шлёпать?!  Хорошо пухлого
 «коровой» взяли,  придётся его слопать. На
 одних ягодах долго не протянешь».
 
 Багор пристально посмотрел на Бурого,
 самого здорового члена банды,  но потом
 перевёл взгляд на Пухлого.  Бурый опустил
 глаза.  В знак понимания. Он был не только
 телохранителем авторитетного вора по кличке
 Багор,  но и его беспрекословным
 исполнителем,  шестёркой.
   
 Пухлый,  ничего не замечая,  беззаботно
 коптил подосиновик над огнём.  Гвоздь
 приметил переглядку подельников,  но также
 от его зорких глаз не скрылось и движение в
 кустах.  Гвоздь придержал руку Бурого.  Он
 уже на половину достал заточку из сапога.
 Бурый непонимающе посмотрел на Гвоздя.
 Тот указывал ему взглядом на торчащую из
 кустов морду собаки.  Багор тоже заметил с
 интересом уставившуюся на них морду пса и
 заулыбался.  Мясо само к ним приблизилось.
 Скорей всего,  это охотничий пёс,  значит
 где-то неподалёку хозяин.  Удача к ним
 просится в руки:  решится вопрос с едой, и
 нужное направление пути будет с кого
 «расспросить».  Всё одно  —  не жилец,
 свидетели им не нужны.
 
 Когда Бармалей с добродушным интересом
 подошёл ближе,  Бурый прыгнул на него и
 несколько раз вонзил заточку в лохматую
 грудь пса.  Бармалей издал последний,
 предсмертный лай —  крик о помощи,  и
 умер.
 
 Багор приказал Пухлому разделать собаку,  а
 Бурого отправил в кусты,  в засаду. Сам
 уселся ждать прихода хозяина,  ведь должен
 же был тот услышать взвизг Бармалея.
 
 Андрей,  действительно,  услышал любимого
 пса и поначалу оторопел.  Бармалей никогда
 не давал о себе так знать.  Может медведь?
 Но пес был опытный охотник,  предупредил
 бы хозяина лаем,  и никогда не полез бы к
 зверю под лапу.  Сняв ружьё с плеча,
 Андрей побежал в сторону на внезапно
 прекратившийся вопль Бармалея.  Метров за
 пятьдесят,  он почувствовал запах дыма и
 остановился.  Что за чёрт?  Значит впереди
 люди.  Почему тогда Бармалей издал
 такой звук,  почему его больше не слыхать?
 Андрей начал анализировать:  в ста
 километрах дальше находилась «зона»;
 случалось,  что бегали оттуда.  Редко,  но
 бегали,  знали,  что здешние места с
 аномалией.  Стрелка компаса в тех местах
 вдруг ни с того,  ни с сего волчком
 начинала крутиться.  Можно шагнуть — и за
 пару километров перенестись,  или кружить
 сутками.  Куда бы не поворачивал там
 человек,  а возвращался всегда на исходное
 место.  Самое странное,  что на местных
 жителей аномалия не действовала.  Словно
 природа принимала их за своих. Не
 обижала,  будто в ответ на то, что они
 относились к ней с уважением.
   
 Когда запах дыма стал более явственным,
 Андрей замедлил шаг,  свернул и пошёл по
 дуге,  мысленно отмечая радиус вокруг
 костра.  Сидящие на маленькой полянке
 разговаривали пусть негромко,  но всё-таки
 так,  что слышно их было Андрею хорошо.
 Уже почти завершив круг,  Андрей заметил в
 кустах за кромкой полянки шевеление.
 Пробравшись поближе,  рассмотрел здорового
 лба,  притаившегося с заточкой в руке.
 Троица возле костра и засадник были
 одинаково одеты.  Дурак бы понял,  что вся
 четвёрка заодно.  Ждут именно его,
 владельца собаки.  А разговором отвлекают
 внимание от спрятавшегося бандита.
 
 Андрей ходил на охоту с малолетства, потому
 смог бесшумно подобраться к Бурому почти в
 плотную.  Прыгнул ему на спину,  одной
 рукой заткнул бандиту рот,  а другой надавил
 на затылок и резко дёрнул голову в круговом
 движении.  Раздался тихий хруст,  больше
 рецидивиста по кличке Бурый не
 существовало.  Андрей отполз назад. Шел
 метров десять до их полянки.  Троица у
 костра замолкла зааидев вооружённого
 человека.  Пухлый оставил
 полувыпотрошенного Бармалея и крепче
 стиснул нож.  Багор же расплылся в улыбке.
 
 —  О, кто к нам пожаловал,  —  улыбка
 скорей напоминала оскал,  с металлическими
 фиксами. —  Просим к нашему костру.
 
 Андрей спокойно прошел вперёд и встал
 спиной к тому месту,  где лежал труп
 Бурого.

 —  Зачем собаку убили?
   
 —  Ну очень кушать хотелось,  —  продолжал
 скалиться Багор,  косясь на кусты.  —
 Может с нами отведаешь?  Пухлый знатно
 готовит.
   
 —  А вот это,  зечара,  ты зря сказал.  И
 не пяль свои зенки мне за спину,  не
 дождёшься.
 
 Багор всё понял,  улыбку будто смыло с его
 рябого лица.  Гвоздь напрягся и стал искать
 глазами что-нибудь поувесистей.  Пухлый
 перетрусил так,  что мускулы его сковало,  а
 мысли шарахались из стороны в сторону.
   
 —  И что,  застрелишь невооружённых
 людей?  —  зло прошипел Багор.  —  За
 вонючего пса?
   
 —  Ещё одна ошибка,  —  сказал Андрей,
 вешая двустволку на сук берёзы.  —  Вы
 нелюди и ублюдки.  Вас надо истреблять
 как бешеных зверей.
 
 Говорил тихо,  спокойно,  с расстановкой,
 но с ледяным холодом в глазах.
 
 Первым не выдержал напряжения Гвоздь,
 схватил припасённую для дров корягу и
 бросился на Андрея.  Поймав дубину в
 перекрестье рук,  Власов ею же ударил
 нападавшего бандита по голове.  Сухая палка
 сломалась,  не причинив никакого особого
 вреда.  Тогда Андрей перехватил кисть Гвоздя
 правой рукой,  протащил его чуть вперёд и
 резким ударом левой ладони сломал локоть
 зека.  Гвоздь вскрикнул от боли,  но всё же
 попытался ударить с разворота здоровой
 рукой.  Власов заблокировал удар,  вновь
 перехватил кисть,  провернул и в прыжке
 насадил второй локоть Гвоздя на колено.
 Раздался звук треснувшего под ногой сушняка
 и брызнула кровь,  а в месте где лопнула
 кожа,  показалась торчащая кость.
 
 —  Наркоз,  —  проговорил Власов, добавляя
 мощный апперкот в подбородок.
 
 Схватка длилась не дольше пяти секунд.
 
 Багор выдернул нож из руки Пухлова и с
 воплем вскочил на ноги.  Андрей спокойно
 отвёл ножевой удар в сторону и выстрелил
 кулаком в правую ключицу,  превращая её в
 несколько обломков,  а следующим ударом
 разбил и левую.  Багор упал от боли на
 колени,  не в силах пошевелить руками. Он
 кричал на весь лес.
 
 Пухлый было потянулся к выпавшему из руки
 Багра ножу,  но каблук кованого сапога
 впечатал ладонь с растопыренными пальцами
 глубоко в землю,  сломав и выбив пальцы
 из суставов.  Пухлый визжа потянулся к
 повреждённой кисти здоровой рукой.  Через
 мгновение и ее постигла та же участь.
 
 В Весы Власов пришёл под вечер.  Вся
 деревня сбежалась посмотреть на необычную
 процессию.  Впереди шли Гвоздь с Багром.
 По бокам их шей были приспособлены две
 жердины,  на которых болтался.подвязанный
 труп Бурого.  За ними плёлся Пухлый.  Он
 держал на вытянутых руках с неестественно
 выгнутыми пальцами мёртвого Бармалея.
 Замыкал шествие хмурый Власов.
 
 По прибытии в училище Андрея наградили
 перед строем почётной грамотой и часами за
 поимку опасных рецидивистов.  А после
 награждения к нему подошёл гражданин в
 штатском с недвусмысленным предложением.

 ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2013/03/18/1005

______________________________________________________
13

 С капитаном Свиридовым Дмитрием
 Анатольевичем,  позывной  —  Демон,  и
 капитаном Алексеевым Сергеем
 Владимировичем,  позывной  —  Питон,
 Власов познакомился в Афганистане.
 Как раз в то время он получил команду от
 Кулагина собрать команду из надёжных
 людей.
   
 Власов находился в командировке,  когда из
 оперативных источников была получена
 информация,  что к талибам приезжает
 американский курьер с партией оружия.  Он
 же и вёл его прямо с территории Пакистана.
 Силовая операция планировалась на время
 передачи «Стингеров» моджахедам.  Сроки
 поджимали,  и Власов обратился в штаб
 ограниченного контингента.  Там ему
 рекомендовали две группы армейского
 спецназа:  Свиридова и Алексеева.
 
 Демон и Питон получили свои позывные
 вполне заслужено.

 Попали они «за речку» в один и тот же
 1983-й год и прославились сразу же в
 первые дни службы.  Свиридов в силу своего
 шебутного характера во время разведрейда
 в горах увлёкся преследованием и попал с
 отрядом в засаду.  Признавая свою ошибку,
 он приказал группе отходить,  а сам остался
 для прикрытия. Свиридов отвлёк духов огнём
 в другую сторону от уходящих бойцов,  а,
 когда кончились боеприпасы,  стал
 продвигаться так,  что бы намеренно
 оставлять за собой ясный след.  Духи
 врубившись,  что упустили группу,
 разделились  —  что-что,  а горы они знали
 куда лучше русских ребят!  Но и Свиридов
 был не промах.  С гребня скалы он видел
 деление отряда преследователей.  Двое
 пошли за ним,  а десять человек
 отправились наперерез четвёрке разведчиков.
 
 —  Не ценят меня духи,  —  процедил сквозь
 зубы Свиридов. —  А зря.  Я вас и без
 патронов сделаю.
 
 Духи никак не думали,  что превратятся из
 охотников в дичь.  Вооружённые до зубов,
 они спешно двинулись по следам Свиридова,
 зная наверняка,  что тот остался максимум
 со штык-ножом,  и уже через полчаса
 поплатились за свою беспечность.
 Свиридов,  сойдя с тропы,  прошёл метров
 сто назад,  дождался моджахедов,  а дальше
 —  как учили.  Он специально выбрал узкий
 участок тропы,  где преследователи будут
 вынуждены идти друг за другом.  Взял
 камень поувесистей,  подождал,  когда
 моджахеды пройдут на пару метров вперёд,
 и запустил в голову впереди идущего
 боевика.  Прогноз Свиридова оправдался.
 Первый афганец упал,  как подкошенный,
 второй рефлекторно обратил глаза вверх,
 откуда,  в принципе,  и должен был
 прилететь булыжник.  Этих секунд
 замешательства было достаточно Свиридову
 для броска вперёд.  Через мгновение он
 вытирал кровь с ножа,  одновременно
 оценивая обстановку вокруг.  Первому
 пострадавшему добавка не понадобилась,
 камень угодил точно в висок.  Забрав рожки
 с патронами к автомату,  Свиридов побежал
 догонять вторую группу духов.  Его охватил
 боевой азарт.
 
 До своих надо было дойти за пару суток,
 но учитывая,  что приходится отходить не
 проверенным маршрутом,  в положенные
 сроки можно было не уложиться.  И «борт»
 за ними не пошлют,  как пить дать,  а на
 «Стингер» нарвёшься  —  всё пространство
 в скальных складках будет,  где смогут
 засесть боевики.
   
 —  Значит и нам здесь лучше не шуметь,  —
 рассудил Свиридов.  —  Вмиг на выстрелы
 сбегутся.  Денег за русского офицера всем
 хочется срубить.  Что ж, будем думать.
   
 Вечерело.  В горах быстро темнеет,  можно
 запросто свернуть во мраке шею.  Духи хоть
 и знали горы,  как свои пять пальцев,  но
 не рискнули продолжить охоту.
 Расположились на более-менее ровном месте. 
 Развели небольшой костёр и молча грели на
 нём хлеб.  Это удивило Свиридова,  обычно
 они,  как афганские борзые,  преследуют,
 не давая нормально отдохнуть.  Особенно
 его поразило,  когда духи начали тараторить
 какие-то молитвы  —  ночь не время для
 намазов.  Разрешается молиться только
 шахидам,  идущим на верную смерть.
   
 Пробубнив минут пятнадцать,  моджахеды
 завалились спать,  оставив одного человека
 сторожить и поддерживать костёр.
   
 Наутро моджахеды недосчитались двух
 человек,  включая часового.  За волнением
 в лагере духов Свиридов наблюдал издали.
 Оно переросло в панику,  когда пропавших
 нашли где-то в десятке метрах от стоянки.
 Два мёртвых боевика сидели напротив друг
 друга скрестив ноги,  открытые вверх ладони
 лежали на коленях.  В левой руке каждого
 виднелись разорванные чётки.  Свиридов
 и сам не знал,  зачем устроил этот
 спектакль,  но интуиция подсказывала,  что
 он на верном пути.
 
 Духи неожиданно свернули с пути
 преследования.  Примерно два часа Свиридов
 следовал за ними, ничего не понимая,  пока
 отряд не подошёл к красному,  цвета крови
 камню.  Возле камня лежали зачерствелые
 лепёшки,  фрукты,  разные безделушки и
 даже разнокалиберные патроны.  Духи опять
 дружно забормотали и выложили на камень
 кто что мог.  Выполнив ритуал,  отряд
 вернулся к погоне.
   
 —  Как я не сробил сразу,  —  Свиридов
 раскрыл планшетку с картой.  —  Точно,
 ущелье Дивов.  Значит демонов здешних
 задобрили,  ну-ну.  А про заезжих забыли.
 Придётся наказать.
 
 В следующую ночёвку духи дежурили по
 трое.  Но и это не помогло.  Сказалась
 усталость и былые переживания.  Свиридову
 не пришлось долго ждать.  Сон сморил
 сначала одного,  потом другого,  а третьего
 заставил навечно заснуть Свиридов.
 
 Рано утром,  когда духи собрались свершить
 намаз,  они обратили внимание на трёх
 своих товарищей,  неподвижно сидящих у
 потухшего костра.  У всех троих в левой
 ладони лежали разорванные чётки.
   
 Пятеро оставшихся в живых моджахедов упали
 на колени в сторону восходящего солнца.
 Забыв обо всём,  они в полный голос
 возносили молитву,  прося у Аллаха защиты.
 Под шумок Свиридов увёл их оружие.
   
 —  Религия  —  опиум для народа,  —
 сказал Свиридов,  пряча автоматы. —
 Темнота.
 
 Закончив молитву,  духи наконец заметили
 пропажу оружия.  Не соображая ничего,
 они спешно покинули «проклятое» место.
 Причём о погоне за шурави никто из них и
 не думал.
 
 А Свиридова уже ничто не могло остановить,
 «организм требовал продолжения банкета».
 
 По иронии судьбы духи вернулись на свою
 первую стоянку.  И то ли им память
 отшибло,  то ли из-за помутнения в
 их головах,  но придя к месту первых
 страхов,  духи принялись за гашиш,  ещё
 толком не распалив костёр.
 
 Тут фантазия Свиридова и разыгралась.  Он
 разобрал пару патронов,  ссыпал порох в
 клочок бумажки.  Потом нарезал веток,
 закрепил их на форме и превратил себя,
 таким образом,  в ходячий куст.  Зачистил
 четыре недлинные палочки,  заложил их себе
 за губы на манер клыков.  Вымазал лицо
 грязью,  вышел за спины духов,  бросил
 в костёр бумажку с порохом и завыл диким
 голосом.

 Обкуренные мозги моджахедов вскипели.
 Наркотик не только не успокоил,  а наоборот
 заставил лопаться их нервы под напором
 взбесившейся психики.  Свиридову лишь
 осталось прогуляться прикладом по очумелым
 бошкам.
 
 Через два дня он встретился со своей
 четвёркой,  ожидающей его в заданном
 квадрате.  И ещё через пару часов их
 забрал вызванный «борт».  В углу
 вертолётного отсека сидели пятеро связанных
 по рукам моджахедов,  уже совсем не
 похожих на воинов.
 
 —  Рапорт написал?  —  спросил Свиридова
 начштаба Смирнов.
   
 —  Так точно,  товарищ подполковник!  —
 Свиридов протянул исписанный листок.
 
 Смирнов присел на крышку стола и
 внимательно глянул на изложенное
 подчинённым.  А прочтя,  также
 внимательно посмотрел на капитана.
   
 —  И как прикажешь понимать твою
 писанину?
   
 —  Вы сами сказали писать всё,  как было.
   
 —  Свиридов,  ты не зелёный летёха.
 Похохмить решил? Может тогда сам понесёшь
 свой рапорт по команде?
 
 —  Товарищ подполковник,  это я для вас,
 со всеми подробностями.  А Бате я более
 сжато напишу,  —  выкрутился капитан.
 
 —  Хорошо,  с этим разобрались.  Теперь
 скажи мне,  капитан,  какое у тебя было
 задание?
 
 —  Разведка местности.  Взятие «языка».
 
 —  Ну с местностью определились,  а «язык»
 где?
   
 —  Пятерых взяли!  —  не понял претензии
 Свиридов.
 
 —  Это  —  «овощи»,  а не языки.  Толку
 от них как от козла молока.  Дёрганные,
 бормочут непонятно что.  Толмач ни хрена
 не поймёт,  кроме одного слова  —  Див-
 Див.
   
 —  Ущелье у них так называется,  где я их
 повязал,  —  проявил осведомлённость
 Свиридов.  —  Демоны по-нашему.
 
 —  Я побольше тебя здесь торчу.  Знаю,
 что это по-нашему. На кой ляд ты им фильм
 ужасов устроил?  От них теперь толку ноль.
 
 —  Отойдут,  товарищ подполковник.
 
 —  Молись,  чтоб отошли хотя бы через
 пару дней.
 
 —  Я атеист.
   
 —  Вот говнюк.  Иди отсюда,  Демон!
 
 Так за Свиридовым закрепился позывной —
 Демон.

 ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2013/03/18/1001