Бессы часть 2

Бессы (роман)
Часть 2
Содержание:

Глава 8. Попытка бегства
Глава 9. Глыба потребления
Глава 10. Явление ангела
Глава 11. Выбор
Глава 12. Крах
Глава 13. Разрывая круг
Глава 14. Любовь этот мир не спасёт


Глава 8. Попытка бегства
Снаружи прихватил мороз. Было безлюдно. Факер несколько раз тяжело вдохнул и обернулся: тонированное стекло скрывало происходящее внутри, а рёв танцпола не смогли переглушить даже выстрелы. Он достал мобильник: ни пропущенных звонков, ни сообщений. Глянул на часы – не было ещё и полуночи.
«Подходящий вариант, чтобы свалить отсюда», - подумал он и набрал Толика.
Его товарищ не отвечал. Факер выругался, думая, что глобальный п*здец внутри случится с минуты на минуту, если ещё не случился до сих пор. Приоткрыть дверь и заглянуть внутрь у него не хватило духу, и он набрал Фёдора. После пяти гудков мелкий, наконец-то, взял трубку, но расслышать его из-за грохота музыки всё равно было невозможно.
«Срочно выходите из клуба! Тут п*здец!» - крикнул ему Факер пару раз, после чего, для убедительности, отправил смс с таким же содержанием Фёдору и Толику, надеясь, что те не отключили вибросигнал.
Он молчал, мысленно считая секунды, вслушиваясь в монотонное гудение клуба, будто это было не здоровенное, тронутое временем здание с бессами внутри, а улей. Время медленно, но катастрофически уходило.
«Шестьдесят», - сказал Факер, повернулся к клубу спиной и медленно пошел прочь, слыша, как по-детски скрипит у него под ногами снег.
Ветер разогнал на небе тучи, и теперь ему в лицо светила смертельно-бледная луна, выхватывающая одиноко бредущего Факера из чёрной мглы, готовой вот-вот взорваться кровью.
Ему остро захотелось простого человеческого счастья. Просто оказаться дома, принять душ, проблеваться и выпить чаю. Покурить и уснуть. Факер чувствовал себя разбитым и несчастным. Реальность заёбывала его.
«****ская луна», - выругался он, вспоминая детство, когда огромное холодное тело цвета крымской дыни на небе наводило на него тоску и священный ужас. Он был не из тех, кто любил прогулки под луной, рассказывая всем вокруг, как это о*уенно романтично и миленько.
«С таким же успехом можно было бы трахнуться на кладбище», - зло думал он.
Луна не вызывала в нём ничего, кроме нездоровой угнетающей тоски. Однажды по неосторожности он сболтнул это школьному психологу: в 90-е было модно лезть к детям в душу. Во всяком случае, в то время 15-летние ребята, в отличие от нынешних сверстников, в большинстве своём были девственными детьми, не пробовавшими ни курево, ни бухло. И это было определённо хорошо, как бы старомодно всё это ни звучало для нынешних юных извращенцев. Молодой цербер, работавший по американской программе психологической обработки подрастающего населения, и наверняка увлекающийся фрейдистской псевдонаучной мутью, забил тревогу и отправил его в какой-то лечебный центр, где он сначала три часа решал злое*учие ребусы, а потом еще полчаса ему сканировали мозги. В итоге, Факеру сообщили, что проблемы, конечно же, имеются и связаны они с переходным возрастом, для этого ему нужно попытаться не быть таким злым, типа – снизить уровень агрессии. У них был отличный способ – бить его током. Прямо в голову. Кроме шуток. Но была одна небольшая загвоздка: для это было недостаточно согласия его родителей и прочих опекунов, он должны был согласиться сам. Всё было абсолютно добровольно, но ему советовали подумать.
«Пошли вы на х*й», - подумал тогда Факер, даже радуясь, что американские жополизы признали его crazy - кровожадная русская эстетика всегда его вдохновляла, только вот что бы сказали все эти умники, окажись тогда вместо подопытного кролика не он, а один из мелких бессенков первых постнулевых лет тотальной нравственной катастрофы? Как бы они измерили нынешний накал гнева? Наверняка, после таких результатов американцы окончательно обделались бы и, чего доброго, ещё начали Третью мировую войну.
С трудом оторвав, будто прибитый, взгляд от луны, Факер вновь достал телефон – полный ноль. Сбавив шаг до фактической ходьбы на месте, он набрал Фёдора. Тот не отвечал. Он позвонил Толику – тот же результат. Учитывая, что Мишка был с ними, куда валить и как разруливать сложившуюся ситуацию, Факер категорически не знал, поэтому просто бесцельно шел вперёд, нарочито медленно, будто ожидая божьего знака за всё приключившееся дерьмо, который почему-то должен был снизойти на его голову.
«Не всегда же быть чернухе», - думал Факер, пытаясь припомнить, когда ему в последний раз реально пёрло.
Даже букмекерам он прое*ал несколько штук зелени, так что вопрос в данном контексте звучал даже не риторически, а издевательски. Удача, если она всё время копилась, наверняка стала за это время настоящей горой.
Только вот, вместо гигантского фарта Факера по объективным причинам не окружало ничего, кроме неприятностей, собирающиеся его вот-вот затянуть с головой в болотную трясину, в которую он по своей воле, находясь в доброй памяти и трезвом уме, влез, движимый отнюдь не благими и высокими намерениями, а тупой алчностью и животной похотью, не делающих ему чести как индивиду, претендующему на высокое звание Человека, скатывающегося вместо этого до уровня обычного бесса, ничем не лучшего тварей, убивающих друг друга в клубе.
Нагрузив себя комплексом вины и разыграв внутреннюю драму раскаянья, Факер испытал некоторое облегчение, ведь преодоление страданий к обретению душевного покоя было сутью русского бытия.
Дверь клуба за его спиной беззвучно отворилась, тут же изрыгнув приглушенный рёв.
«Стой!» - Факера окликнули.
Находясь в состоянии близком к прострации, он не сразу врубился, кто его зовёт и его ли вообще, отчего напрягся ещё больше, почему-то ожидая, что вот-вот прогремит выстрел и мусорская пуля, пройдя навылет, обожжет грудь, окрасив всё вокруг в алый цвет. Он замер, вслушиваясь, как захрустели по снегу несколько пар ног, а дверь клуба всё так же беззвучно затворилась, вновь отрезая рвущуюся из него какофонию.
«Это жесть какая-то», - Толик хлопнул его по плечу, тяжело дыша.
Следом подскочили остальные.
«Нужно сваливать», - сказал как никогда серьёзный Мишка на правах хозяина.
Они быстро пошли куда-то прочь. Как отметил Факер, в противоположную сторону той, откуда пришли. Это его напрягло, а тревога задушила с новой силой, поэтому он попытался сменить тему, чтобы не думать, какого чёрта они свернули не туда, куда, как ему казалось, было нужно. Он выдохнул.
«Я думал, что не дозвонюсь», - сказал он почти шепотом, будто боясь, что среди этой снежной пустоты их кто-то реально может услышать.
Пацаны молчали. В его голову вползла крайне неприятная мысль, что Мишка заодно с Гусем. Заодно с ними и Фёдор. А Толик слишком пьян, чтобы просто врубиться в суть происходящего. И ещё у него все их деньги. Действительно, зачем делиться, если можно под шумок взять всё и сразу?
«Что там?» - спросил он сдавленно, чувствуя во рту абсолютную сухость, отчего даже два коротких звука дались ему с огромной проблемой.
«Там - куча трупов», - ответил Толик не без истерических ноток в голосе.
Факер глянул на Фёдора – мелкий выглядел пришибленным и вряд ли был готов воплотить в жизнь гнусные планы Мишки, который, наоборот, выглядел максимально трезво и сосредоточенно, идя чуть впереди, ведя их за собой куда-то, однако не поворачиваясь полностью спиной, понимая, что если бухой тугодум Толик и не просечёт их планы, то это может сделать всегда критически настроенный к происходящему Факер.
«Как-то неправильно мы идём», - сказал он неуверенно.
Факер остановился и зачерпнул снега, оглянувшись – они отошли от клуба достаточно далеко и теперь находились на абсолютно неориентируемой, точнее неконтролируемой территории – он посмотрел на деревья, заборы и покосившиеся силуэты домов, сливавающиеся в одни сплошные непроходимые джунгли. Кроме луны и звёзд ничто не освещало их путь: все окна были темны, как безмолвствовали, должно быть уже многие годы, слепые старомодные уличные фонари ещё советской эпохи. Он откусил снег, радуясь, что не захватил вместе с ним собачьей мочи или дерьма. От холода заболели зубы. Факер скривился и уставился на Мишку, думая, что разумнее всего уе*ать его первым и, как только Толик выйдет из состояния тормоза, загасить его вдвоём, а потом, взяв за жабры Фёдора, организовать побег из этих проклятых мест.
Сделав несколько быстрых шагов, Мишка внезапно остановился и замер, уставившись куда-то. Факер подумал, что ему следовало бы прихватить с собой на такое дело хотя бы отвёртку, с которой, в отличие от заточки, было не страшно оказаться в лапах мусоров.
Хотя, как он сам прекрасно понимал, заточку и даже ствол можно было спокойно носить едва ли не ежедневно, просто ответьте себе на вопрос: а когда вас в последний раз обыскивали менты? Разумеется, если это не футбол или какие-то массовые мероприятия, а обычная пердь, как эта, где перо, не говоря уже о травматике, было явно не лишним и как-никак гарантировало безопасность в мире весьма диких нравов.
Факер подошел ближе, без особых надежд осматривая окутавшую его тьму в поисках палки или ещё чего-нибудь, чтобы побыстрее завалить Мишку. Толик и Фёдор отстали метров на десять, отчего ему нужно было действовать максимально быстро и попытаться не только вырубить хозяина, но и поймать его мелкого сообщника, который мог подрезать у его пьяного товарища лавэ и сбежать. Ищи его потом. К тому же, Факер понимал, что выбраться отсюда без Фёдора им всё равно не удастся, поэтому мелкого нужно было брать живым и, желательно, невредимым.
«Что там?» - спросил он вкрадчиво, приближаясь к Мишке, обдумывая, как бы сподручнее его уе*ать, яростно - по кадрам - перебирая свои следующие действия, стараясь выстроить мысленный хронометраж и сделать всё как по нотам: сначала максимально загасить оппонента с нескольких ударов – свалить с ног и целиться в лицо, потом – ловить мелкого и аккуратно бить его, чтобы привести в чувство, после – возвращаться к тачке и валить домой.
В голове всё выглядело очень складно и быстро – как в кино. На секунду Факер даже замечтался о своём кофейном диване и парочке напасов.
«Да, нужно будет конфисковать у них немного дудки за моральный ущерб», - подумал он и уже было собрался с мыслями, чтобы напасть на Мишку, как тот вдруг, не оборачиваясь и не говоря ни слова, вновь пошел, свернув направо в темноту.
Факер увидел, что всё это время, растянувшееся в его голове до шизофренической бесконечности, тот просто раздумывал у перекрёстка, как лучше уйти – направо или налево.
«Почему бы нам просто не уехать?» - он догнал Мишку и дёрнул его за локоть, устав разгадывать этот чёртов ребус, который ко всему сегодняшнему дерьму в придачу конкретно сводил его с ума, из-за чего Факер едва не завалил того просто так, поддавшись разыгравшейся паранойи.
Мишка остановился.
«Можно перекурить», - спокойно ответил он, доставая пачку сигарет.
К ним присоединились Толик и Фёдор.
«Кажется, мы нормально оторвались», - сказал его товарищ, всё так же дрожа.
«За нами никто и не гнался», - оборвал его Мишка.
«Ну, всё равно. Ты бы видел, что там было», - сказал он, безумно вращая глаза и таращась на Факера.
«Как бы, я вас и предупредил», - сплюнул тот.
«Я вас отведу к подруге. Двигать к нам опасно. У нас был Гусь, его там могли видеть», - сказал Мишка.
«Мы бы сели на тачку и свалили», - неуверенно сказал Факер.
«Во-первых, дорогу занесло – у вас больше шансов застрять где-то, выезжая. Во-вторых, пока вы доедете до города, уже будет дан сигнал и на въезде менты станут проверять каждую машину, а уж вашу колымагу – точно», - спокойно разъяснил тот.
«И что изменится к утру?» - начал злиться он - вся эта тягомотина вновь начала наводить Факера на мысль, что Мишка явно что-то мутит.
«К утру изменится всё. Там вас никто не станет искать, в отличие от нашей хаты, где нужно будет ещё прибраться. Без вас мне будет проще это сделать. У нас есть ещё минут пятнадцать, раньше в клуб менты вряд ли приедут, поэтому давайте поторопимся, тут недалеко осталось», - сказал он и вновь энергично пошел вперёд, разрезая снежную мглу, не оставляя им других вариантов, кроме как следовать за собой.
Бредя за ним следом, Факер угрюмо думал, что песенка из мультика, утверждающая, что жадность – это плохо, начавшая самовольно играть в его голове, явно над ним издевается.
Главное принципиальное изменение в постсоветском сознании – это исчезновение грани между понятиями работать - делать дело - и зарабатывать деньги. И вот теперь, вместо того чтобы заниматься чем-то полезным – хотя бы создать семью, хотя бы сидеть и писать мудрые книги (даже литературные конкурсы старались завлечь авторов не возможностью опубликоваться, а денежными премиями, убивая тем самым саму суть писательства), анализируя в них собственные ошибки, тайно надеясь, что вся эта проповедь не будет отвергнута раздражительной, потерявшей интерес к просветлению, воспринимая его как морализаторство, толпой, а наоборот – поможет кому-то стать лучше, бросить наркотики и бухло, научиться уважать родителей и хороших девушек, вместо всего этого он брёл посреди этой бессовой трясины. Противнее всего было то, что в данной ситуации мало что зависело от него самого и поэтому вновь приходилось полагаться на случайность абсурдных совпадений, которых было аномально много за последние сутки.
Наконец, они остановились возле глухих ворот и Мишка, проделав какие-то манипуляции с ручкой калитки, впустил их во двор. Неказистый одноэтажный дом – не чета тому, где они жрали самогон - заброшенный на самую окраину их муниципального мирка, безмолвно спал. Факер глянул вдоль двора: разглядеть что-либо в густой темноте, на фоне которой вновь повалил снег было невозможно. Он задрал голову – небо заволокло громадными тучами, отчего пространство вокруг суживалось, заполняясь ледяным мраком.
Мишка быстро взбежал на крыльцо и постучал в дверь. Через пару секунд, будто их ждали, в одном из занавешенных окон, так, что разобрать происходящее в доме было невозможно, зажегся свет, после чего едва слышно зашуршал замок, и дверь отворилась, пролив на их измученные и встревоженные лица дорожку электрического света, отчего ослеплённый на мгновение Факер даже зажмурился. На пороге стояла девушка, несмотря на свою молодость далёкая от холодной русской или жгучей украинской красоты. Она куталась в какой-то грязный и липкий на вид свитер, утопая в широких, явно мужских спортивных штанах. Приблизившись, Факер увидел, что ей лет двадцать. Входя же в дом, он уловил почти утерянный с прошлого утра аромат дешевых духов и каких-то сладостей, должно быть – овсяного печенья. Вблизи она уже не казалась той бесформенной кучей тряпок, как со двора, да и её лицо было весьма симпатично и ещё практически нетронуто пороками и слабостями, к которым многие в её годы уже успели скатиться. И, главное, у неё было всё в порядке с зубами, что тоже было редкостью в перди.
В детстве, и аж до полового созревания и первых подростковых поллюций, его частенько вывозили на несколько месяцев в село – попить молочка, подышать свежим воздухом, поесть ягоды и всё в том же духе. Возможно, он продолжал бы практиковать подобный здоровый отдых вдали от города, фактически наедине с природой, да вот только в 90-е село, где от какого-то двоюродного деда у них осталась тётка, сдающая им за чисто символическую плату большую часть дома, благополучно сгнило, так что выезжать больше было некуда. Пожалуй, его самые радостные сны, случающиеся иногда в перерывах между кошмарами, когда на улице не было слишком жарко, холодно или сыро, были связаны именно с теми летними месяцами в селе. Только вот, несмотря на свою ностальгическую притягательность, провинциальный быт был брезглив ему ещё с детства: отсутствие горячей воды, удобства на улице и разные прелести окружающей природы – от повсеместной грязи и слизней, до комаров и клещей, - всё это было крайне непривычным для такого городского парня, как Факер.
Однако его худшие ожидания не оправдались: внутри было совсем неплохо – натоплено, аккуратно, не пахло гнилым луком – с младых лет этот запах ассоциировался у Факера с домами в перди.
«Этим ребятам нужно переночевать. Где Вася?» - спросил её Мишка.
«Так в городе», - ответила девушка.
«Если кто придёт – сразу звони мне», - сказал он и быстро вышел.
Некоторое время они молчали, лишь осматривая друг друга, из чего Факер сделал вывод, что Фёдор её тоже не видел.
А ещё после всех этих переживаний и адреналина он протрезвел, словно стекло, и после мороза был не прочь немного выпить.
«Аня», - коротко представилась девушка, прервав его размышления.
«Если никто не против, я бы хотел прилечь», - пьяно сказал Толик, садясь на какой-то табурет и собираясь уснуть прямо тут, не сходя с места.
«Так что там было?» - спросил его Факер, понимая, что за всё это время так и не врубился в подробности последовавших после его побега из клуба событий.
«Полный п*здец», - обречённо повторил его товарищ, отключаясь.
«Поднимите его и тащите сюда», - хозяйка открыла тонкую фанерную дверь и зажгла свет.
Подхватив Толика под руки, они с Фёдором, плюясь и чертыхаясь, с трудом дотащили его отключившееся тело до старой двуспальной кровати, застеленной шерстяным пледом, где не без удовольствия избавились от громоздкой, нелегкой ноши.
Аня вопросительно посмотрела на них, после чего выключила свет, прикрыла дверь и жестом пригласила их на кухню.
«Это мужа», - она перехватила вопросительный взгляд Факера, застрявший на её странных - для такой молоденькой и симпатичной девушки - шмотках.
Новость о том, что она несвободна, огорчила и завела его.
Кухонька оказалась совсем крошечной и какой-то прогорклой. В спёртом воздухе плыл запах газа. Факер с опаской покосился на выглядывающий из-под стола баллон, потрескавшегося красного цвета.
«Сколько ему лет? И какова вероятность, что он рванёт именно сейчас?» - думал Факер, как каждый раз в детстве, перед тем как слететь вниз в вагонетке на советских американских горках, или же сесть в самолёт до Симферополя.
Опасность подстерегала повсюду.
Между стоящим в углу велосипедом, плитой, холодильником и посудным шкафом каким-то чудом был втиснут хлипкий стол с двумя табуретками.
«Я постою», - сказала Аня, доставая из холодильника бутылку водки и сковородку с жареной картошкой.
«Как же сидеть при даме», - старомодно ляпнул Факер.
Хозяйка села на противоположный край стола рядом с Фёдором. Мужнины шмотки неприятно пахли, и Факер подумал, что девочке неплохо было бы сходить переодеться во что-то более женственное. Но как сказать ей об этом, он не знал. Когда было нужно, он умел вести себя с тёлками без ненужной обходительности, иногда даже перегибая палку – до рукоприкладства никогда не доходило, это был моветон, но некоторым стервам посчастливилось быть выставленными за порог посреди ночи. Только вот начинать указывать незнакомой тёлке, которая, к тому же, как бы прятала их, то ли от Гуся, то ли ещё от кого, Факеру казалось неразумным. Поэтому, решив не забивать себе голову глупостями, типа того, чтобы выебать Аню, он предпочёл просто помалкивать и ждать дальнейшего развития событий, понимая, что форсировать их у него нет ни возможностей, ни сил.
К тому же, водка была хоть и дешевой, но не палёной и, главное, холодной. Поразмыслив, что лимоны тут вряд ли водятся, Факер начал бухать так – под картошечку. В отличие от него, Фёдор всё ещё находился под психологическим гнётом от увиденного в клубе, отчего не ел и не пил.
«Давай, выпей сто грамм и спать иди», - попытался по-дружески спровадить малого Факер.
«Я не хочу спать», - заупрямился тот.
«Детский сад: хочу, не хочу», - назидательно сказал он.
Фёдор молчал. Факеру стало его совсем жаль, и он сам налил мелкому водки.
«Тебе нужно, поверь», - сказал он доброжелательно.
Тот механически выпил, даже не закусив. Факер подумал, что так даже лучше – мелкий быстрее нажрётся и пойдёт спать, после чего можно будет попытаться выебать Аню. Он скривился, мысленно браня себя за очередную муть, лезущую в голову, и подлил Фёдору ещё бухла. Его младший товарищ выпил в том же флегматическом безмолвии. Тёлка достала из кармана спортивок пачку сигарет и закурила, после чего предложила им. Факер и Фёдор взяли по сиге. Они сидели и молча курили. Факер думал, что нужно было бы всё же расспросить Фёдора о том, во что вылилась устроенная Гусём бойня, однако понимал, что делать это при хозяйке – неосмотрительно, ведь не зря же ей Мишка ничего не сказал. От сигареты и водки его снова начало нагребать. Усталость рассасывала адреналин. Факер прикинул, что если его повело – мелкий сейчас вообще отключится. Он посмотрел на Фёдора – тот действительно уже начал клевать носом, отчего он начал сожалеть, что напоил мелкого раньше времени.
«Нужно позвонить Мишке», - подумал Факер, понимая, что не знает его номера.
Тем временем, Фёдор встал и, покачиваясь, словно лунатик, побрёл в комнату, куда они бросили видящего свои пьяные кошмары Толика.
«Может, ему помочь?» - равнодушно спросила Аня.
«Не маленький, сам справится», - ответил Факер, наливая себе ещё немного водки.
Она докурила сигарету и начала убирать со стола.
«Дай мне номер Мишки», - попросил он после некоторых раздумий.
«Не думаю, что ему стоит сейчас звонить», - ответила Аня, даже не поворачивая головы.
«И всё же, если тебя не затруднит», - сказал Факер твёрже и выпил свою водку, чувствуя как внутри у него поднимается говно, и он вот-вот слетит с катушек, если эта тупая п*зда не перестанет тормозить и не начнёт делать то, что ей велят.
«Он сам тебя наберёт», - всё так же равнодушно ответила она.
«У него нет моего номера», - процедил он сквозь зубы.
«Всё будет хорошо», - промычала Аня.
«Да ты надо мной, ****ь, прикалываешься», - взорвался Факер и встал.
Будто не услышав его, тёлка продолжала возиться со сковородкой, стоя к нему спиной.
«Эй, бля*ь», - пьяно позвал её Факер, но Аня так же не отвечала.
Он огляделся в поисках её мобильника.
«Где твоя труба?» - спросил он.
Тёлка молчала. Факер грубо схватил её за локоть и, согнувшись, принялся лапать за задницу, ища мобилу в необъятных складках штанов. Аня ударила его коленом в нос, отчего из глаз у него разноцветным фонтаном полетели искры и слёзы, и он рухнул на велосипед, а велосипед, в свою очередь, рухнул на Факера, что в своей совокупности было весьма болезненно. Взбешенный Факер попытался встать одним рывком, но так как был слишком пьян, лишь запутался левой рукой в липкой масляной цепи, из-за чего говно окончательно переполнило его, и он начал грязно и бессвязно сквернословить, обещая обрушить на Аню все адские муки разом, вот только он вырвется из цепкой хватки велосипеда. Однако, не обращая на него никакого внимания, она спокойно вышла из кухоньки, заперев за собой дверь на собачку.
Поняв, что разыгрывать сцены уже не имеет смысла, Факер немного успокоился и принялся неспешно освобождаться из своего весьма неудобного положения, что, в конечном итоге, после минуты борьбы растянувшейся для него в добрые полчаса, ему наконец-то удалось сделать. Он осторожно отставил велосипед на место - в угол - и дернул дверь, было заперто.
«Эй!» - крикнул Факер.
Тёлка не ответила.
«Открой, ****ь!» - выругался он, зная, что она имела его в виду.
Подумав с секунду, Факер достал из холодильника бутылку водки и высадил дверь с ноги. Посреди ночной тишины она упала оглушительно громко. Одна из комнат отворилась, выплевывая из себя перепуганную Аню.
«Ты совсем ох*ел?» - заверещала она.
«Не тыкай мне, деточка», - Факер втолкнул её обратно.
Он осмотрелся: всё выглядело чинно и благородно, семейные фотографии в рамочках, даже подушка в форме сердечка, - любовное логово гоблинов.
«Я буду кричать», - предупредила его Аня, должно быть думая, что он сейчас попытается её изнасиловать.
«Я против насилия», - сказал Факер, понимая, что у него сейчас не встанет, даже если она согласится предварительно взять у него в рот.
«Какого чёрта тебе тогда надо?» - продолжала разводить кипишь хозяйка.
«Я же тебя попросил», - устало сказал он и замахнулся – для профилактики, не собираясь её бить, однако и этого хватило, чтобы лицо Ани перекосилось, и она резко дернулась в угол комнаты.
Ему стало очевидно, что муж держит девочку в ежовых рукавицах и, следовательно, она понимает только язык силы, и все дипломатические уловки, которые Факер пытался использовать на кухне, были Ане до одного места.
«Дай мне телефон», - попросил он настойчиво.
Она задрожала.
«Быстро, ****ь!» - прикрикнул на неё Факер, после чего тёлка наконец передала ему трубу.
Он начал перебирать адресную книгу – сотни каких-то уродов и несколько Михаилов и Мишек.
«Где он тут? Набери», - он бросил ей мобильный и, дождавшись, пока Аня пошлёт вызов, отобрал его обратно.
Однако на том конце ему сообщили, что аппарат абонента выключен. Он вбил себе его номер.
«Ты точно его набрала?» - спросил Факер строго.
Она кивнула.
«А если проверю?» - нажал он в последний раз.
«Зачем мне врать?» - пискляво всхлипнула Аня.
«Плохо», - сказал Факер и вышел в прихожую.
Он прильнул лбом к холодному стеклу, пытаясь что-то разглядеть в темноте: лишь монолитные силуэты и ни одного признака жизни. Факер устало зевнул, подумав, что можно было бы пойти и поспать, пристроившись на супружеском ложе, а Аня пускай ложится в углу, на коврике. Однако не успел он выйти из прихожей, как услышал где-то вдалеке – вниз по улице, которой они сюда пришли - приглушенный звук выстрела, а потом ещё один, что не оставляло ему надежд на то, что это была его галлюцинация. Он отпер дверь – ночь обдала его сковывающим каждый сустав, вводящим в ступор морозом. Сутулясь и стуча зубами, Факер вышел на крыльцо и стал слушать. Уже ближе зазвучали приглушенные ветром крики незнакомых людей. Решив не дожидаться, пока снова начнут стрелять, он вернулся в дом и рванул в комнату, где спали его товарищи - Толик и Фёдор, приняв позы эмбрионов, спрятавшись под одним тонким покрывалом, инстинктивно прижавшиеся друг к другу спинами в надежде согреться. Факер попытался разбудить их, но тщетно. Ребята слишком много выпили за сегодняшний вечер, их тела и, главное, мозги были чересчур перенапряжены последние несколько часов, вследствие чего оба спали словно убитые. Он пытался даже бить их по рожам – безрезультатно.
Радуясь, что хотя бы молчит хозяйка, он прибегнул к последней попытке, зажав Толику ладонями рот и нос. Этому приему он научился еще в юности, когда у него была своя собственная собака – шикарный тигровый бультерьер с кучей титулованных предков, типа дедушки - чемпиона мира, одним словом, пёс с весьма пафосной родословной. Факеру вообще казалось, что в те времена все мальчики и девочки его возраста поголовно мечтали о собаках, ну, или хотя бы о котах. 90-е были невеселым времечком: не было не только социальных сетей, но и самого Интернета, да и компьютеры считались настоящей роскошью. Более того, по телевизору крутили всякую чушь. Плюс ко всему – не было денег, а даже если они и были, купить что-то стоящее из польского и гуманитарного говна было невозможно.
Котов и, тем более, кошек Факер не котировал, считая их эгоистичными злыми тварями, которые плевать хотели на своих хозяев. И, по сути, он был прав. Другое дело – собаки. Не считая всяких болонок и пуделей, псы были преданными и верными товарищами, и этим качествам могли позавидовать многие из живущих ныне, и живших когда-то. Вообще, Факер считал лучшими собаками дворняг – именно они умели ценить добро и заботу так, как никто другой в этом мире. Но, всё же, иметь бультерьера было особым шиком. Однажды, правда, пёс подвёл его на пять сотен зелени. В то время это были гигантские деньги. А так как у парня его лет такой суммы не было, вместо того, чтобы ехать с родителями в Болгарию, а потом – в Карпаты, ему пришлось работать всё лето: он мыл машины и разносил по подписке каким-то мудакам их толстые специализированные журналы. Короче, как было дело: Факер спустил псину с поводка, сняв предварительно намордник, чтобы тот мог поесть молодой травки и проблеваться – таким образом, собаки чистили себе желудок. Когда он спокойно себе пасся на лужайке между домами, из-за угла вдруг выскочило маленькое уё*ище – какой-то мелкий и жутко дорогой пудель, который тут же прыгнул в пасть его пса. Это чучело явно пришлось бультерьеру по вкусу, так что после встречи с ним врачам пришлось спасать это пушистое дерьмо, прибегнув к сложнейшей операции. Всё это мозгоё*ство Факеру пришлось оплатить из собственного кармана. Сегодня, когда человека пытались зае*ать по малейшему поводу, бультерьер вызывает такой ужас, что прекрасных псов фактически запретили. Во всяком случае, раньше у каждого второго парня был бультерьер, питбуль или, в крайнем случае, ротвейлер.
Сначала Толик просто не дышал, а потом вдруг задрожал и резко сел, перепуганно пучась на Факера.
«Валим», - сказал он.
Толик тут же бросился проверять лавэ - бабло было на месте.
«А этот?» - кивнул он на Фёдора.
Факер заткнул ему рот и нос, прошло секунд тридцать.
«Может, он умер?» - встревожено спросил Толик.
«Ну, нах», - плюнул Факер, отпуская мелкого, чтобы тот реально не отбросил коньки.
Натыкаясь друг на друга в потёмках, они вышли в прихожую и стали быстро натягивать куртки.
Из своей комнаты появилась Аня.
«Ты ей вдул?» - спросил Толик.
«Нет», - ответил ему Факер, приоткрывая дверь и снова выглядывая на двор.
Голоса раздались совсем рядом, буквально за хиленьким забором. Ему даже показалось, что кто-то начал открывать калитку.
«Пошли», - коротко сказал он и, стараясь не скрипеть, пошел в обход дома.
Толик послушно двинулся за ним.
Факер увидел за домом занесенное поле. Сзади кто-то крикнул. Они бросились между курятниками и пустыми кроличьими клетками, мимо полуразвалившейся собачьей будки, и быстро пошли вдоль сухой виноградной изгороди, превратившейся под снегом в сплошной снежный вал, стараясь не ступать на поле, дабы не оставлять следов. Он явственно слышал голоса во дворе и дыхание Толика. Обернувшись, Факер увидел пляшущий огонь фонаря и ускорил шаг.
«Кто это?» - едва слышно спросил сзади его товарищ.
Он не отвечал.
Поле кончилось, и они уперлись в покосившуюся железную ограду. Пройдя вдоль неё с пару десятков метров, Факер обнаружил калитку и быстро отворил её. Перед ними темнела полуразрушенная церковь.
«Бог тут больше не живёт», - подумал Факер.
«Скверное место», - пробурчал сзади Толик, выбираясь из-под снежных голых крон, кажущихся гигантскими, деревьев.
Они двинулись к церкви и прошли в неё, едва склонившись, через дыру, на месте которой когда-то была дверь. Внутри было практически пусто – лишь несколько прогнивших лавок. Судя по общему запустению, всё более-менее ценное вынесли отсюда ещё в первые годы развала страны, во всяком случае, среди относительно современных граффити, нанесённых прямо на библейские мотивы, Факер увидел потускневшую красную звезду, перечёркнутую двумя аккуратными чёрными линиями, рядом с которой было пафосно написано – «Мы ждём перемен!»
«Пришли перемены, дождались», - грустно подумал Факер, садясь на лавку.
Толик пугливо выглянул в пустое окно – нет ли за ними следа. Всё было тихо.
«Расслабься, за нами никто не пойдёт. Я вообще сомневаюсь, что искали нас», - сказал ему Факер.
«А кого тогда?» - продолжал дрожать от холода и страха его товарищ.
«Кто знал про бабки?» - спросил он.
«Никто, только Фёдор», - ответил Толик.
Факер достал из-под куртки прихваченную водку.
«Нужно согреться», - сказал он, отхлебнув прямо из бутылки за неимением тары.
«Это правильно», - согласился его товарищ, жадно присасываясь к бухлу.
«Так и есть, это Мишка», - сказал Факер после некоторых раздумий.
«В каком смысле?» - спросил Толик.
«Больше сдать нас было некому», - сказал он, кривясь, будто от зубной боли - тотальное желание нае*ать ближнего действовало ему на нервы.
Они неспешно пили водку. Факер ещё раз набрал всё ещё отключенный номер Мишки. Он взглянул на время – было уже за полночь, но до утра было ещё далеко. Вариантов у них было немного, и при любом раскладе им нужно было возвращаться домой.
«Нужно забрать тачку и ехать», - глубокомысленно изрёк Толик.
«Так точно, кэп. Нас ведь там никто не ждёт», - съязвил Факер.
«Машина не твоя, тебе говорить легко», - обиделся его товарищ.
«Лучше из-за неё сдохнуть? Отдавай бабло, и делай всё, что душе угодно», - ответил Факер, злясь на самого себя, осознавая, как его развели.
«С какой это радости я должен тебе бабло отдавать?» - напрягся Толик.
«Потому что в противном случае деньги достанутся им. Возможно, они – это местные мусора», - его бесило объяснять дебилам прописные истины.
Тот замолчал, переваривая полученную информацию.
«Мишка ведь говорил, что машины на въезде будут проверять», - неуверенно схватился он за последнюю отмазку.
«Он много чего говорил», - ответил Факер, делая ещё один большой глоток водки и пьяно думая, что вот сейчас было бы неплохо уснуть, осознавая при этом на уровне подсознания, что так можно совсем не проснуться и околеть.
«Думаешь, всё это липа?» - спросил его товарищ.
«Более чем уверен: местные попытаются всё замять, и уж точно не будут трубить об этом настолько долго, насколько можно», - ответил он.
«Тогда нужно валить сейчас», - Толик встал.
«И куда валить? Ты сильно ориентируешься в здешних местах?» - огрызнулся Факер.
«Но, до утра ждать точно нельзя. Нас ведь сразу вычислят», - сказал тот.
Залпом допив водку, Факер встал.
«Пойдём» - меланхолично сказал он.
Они вышли из церкви и устремились в снежную пустоту.
 
Глава 9. Глыба потребления
Сначала на месте парка появился «МакДональдс» - новенький, красивый. Из него вкусно пахло неведомыми вкусами американской мечты, вкладываемой в их детские головки через перестроечный «Будильник». С младых лет Факер мечтал съесть гамбургер с картошкой фри, побывать в Диснейленде и вообще – вырваться за «железный занавес». Сегодня те порывы казались ему попросту глупыми и наивными. Разве можно требовать серьёзности от ребёнка? Так что проблема, как он себя убеждал, заключалась не в нём самом. Страшнее было то, что многие его ровесники не изменились, даже ощутив на себе, но так толком и не поняв, насколько круто их тогда нае*али. Им дали ложные ориентиры, заменив ими реальность, превратив её в бессмысленный трип, у которого не было начала и конца. Многие так ни черта и не поняли, вот в чём была суть проблемы. Разучившись грамотно писать по-русски, эти великовозрастные идиоты с остервенением изучали английскую грамматику; ни разу не открыв со школьной скамьи русскую классику, они читали глянец и новомодных писателей-пустышек, в словах которых не было внятного посыла, отчего и тексты не имели никакой общественной ценности. Их тянуло туда отсюда, потому что тут всё было плохо. Они были настолько уверены в этом, что даже не пытались сопротивляться, отдавшись потоку времени. И уж тем более они даже не помышляли о том, чтобы что-то изменить, предпочитая вместо этого, будто разрушительная орда, оставлять за собой лишь выжженную землю, давно отрёкшись от неё. Всё это сборище людей лишь формально могло называться народом, потому что от духа гражданства в них не осталось ничего – ни любви, ни гордости, ни чувства собственного достоинства. Они, словно дикари, пытались оторвать кусок побольше, невзирая на мораль и рвущуюся плоть, плюя на всех и вся. Зачем всё это безумие? Конечно же, чтобы в удобный момент свалить отсюда как можно быстрее, веря, что там – всё иначе и всё, безусловно, лучше. Они грезили Австралией, Канадой и Испанией – бежать следовало именно туда. Там их ждала другая жизнь – лучшая, светлая, беззаботная. Так наивно верили они, как когда-то в детстве верил и сам он, когда «Будильник», как часть машины пропаганды, вкладывал в них мыльный пузырь, вытесняющий своим объемом реальные человеческие стремления и мечты. Каждый пытался убежать не только из страны, вырвавшись из оков общества – это был побег от самих себя, ведь они были ничем не лучше тех, от кого хотели бежать, формируя ненавистную им реальность, бесцельно проживая каждый новый день, ненавидимые всеми и ненавидя от страха в ответ.
Когда километровые очереди в «МакДональдс» иссякли, а рентабельность общепита упала до уровня средней по сети, владельцы франшизы решили, что ограничиваться одним лишь рестораном в столь замечательном месте – глупо. Лихие девяностые закончились, и новое десятилетие несло большие формы, обусловленные легализацией бизнеса. Поэтому было решено «МакДональдс» снести, парковую зону, уходящую в километровую лесную полосу, - вырубить ещё наполовину, а на месте былого великолепия построить торгово-развлекательный центр. Из железа и стекла. Блестящий и манящий. В то время это было чем-то удивительным. Настолько, что даже в рекламной кампании было решено обыграть затёртую тему с восьмым чудом света, которую пару веков назад эксплуатировали первые медийные шарлатаны, продающие толпе зевак бородатых женщин и прочих уродов. Тяжелое похмелье ушедшего десятилетия нуждалось в чём-то сладком и жирном. Так начиналась эпоха короткого застоя, связанного с периодом переформатирования накопленных после развала Страны капиталов.
Так что, когда таджики начали валить лес, протестовать не вышли даже самые принципиальные. Население же рассудило, что деревьев у него ещё навалом, как и другого бесхозного хозяйства, а вот кинотеатр, каток, магазины и рестораны – были необходимы, как воздух.
Формирование общества потребления вошло в свою завершающую фазу. Теперь, уже дав населению деньги, нужно было заставить его их тратить. Чтобы стремиться зарабатывать ещё и ещё, работая всё больше и больше. Точнее, не работая, а зарабатывая. Короче, играть до победного конца, чтобы достойно сыграть в ящик, успев перед этим урвать от жизни всё. Всё, что получится. Иначе, зачем вообще всё это было нужно? Вся прелесть философии общества потребления как раз в том и заключалась, что она давала чётко определённый и понятный всем смысл бытия. В отличие от призывов верить в Бога или любить Родину, например.
Торгово-развлекательный центр был объектом не только прибыльным, но и стратегическим. Таким краеугольным камнем, вокруг которого строилась сама жизнь. Её железобетонный символ. Людишек было мало загнать в банковскую кабалу, повесив на них кредитное рабство и ипотеку. К этому ещё необходимо было взять под контроль само их существование, высосав души, заполнив сердца и мозги своими правилами жизни. При всей величине выбора и ассортимента, среднестатистическая жизнь – существование в обёртке иллюзии осмысленности – была предрешена на долгие годы вперёд. И даже нелепые или счастливые случайности не могли серьёзно повлиять на всю систему координат, изменяя реальность лишь в пределах допустимых норм. Бытие уже даже не зависело от дохода. Девяносто девять процентов могло лишь стремиться попасть в золотую единичку, карабкаясь к вершине по головам и трупам таких же обманутых. Все они всё равно были обречены, а путь в касту избранных был не просто извилист и крут, но и бесконечен, неизбежно приводя к фатальному финалу, и если даже смерть была естественна, среди любящих родных и близких в преклонном возрасте, это вряд ли скрашивало тот факт, что жизнь была прожита зря.
Философия общества потребления в конечном итоге сводила жизнь к существованию. Это не обязательно должна была быть нищета и грязь, нередко бытие было вполне сытым, безболезненным и даже приятным. Взамен – всего лишь забиралась ваша реальная, а не конституционная свобода. В том числе – и выбора. Можно было слетать отдохнуть в Ялту, Египет или даже на острова где-то в океане. Питаться не пельменями или фастфудом, а в изысканных ресторанах. Сути дела это не меняло, а бытие проходило в одной плоскости параллельными курсами и было подчинено общей философии потребления. Причем, подчинение происходило ненасильственным путём, и массы сами стремились прожить жизнь по уже выбранной для них модели, работая на невидимых хозяев, чтобы выживать и тратить, сливать всё до копейки.
Так и проходила жизнь. Её продавали, чтобы потом спускать всё на покупки в специально отведённых местах. Фактически, бытие было расписано по минутам – не только работа, но и досуг, личная жизнь. Всё свободное время. Кто сказал, что тоталитарные оковы – это слежки и лагеря, а не вечный праздник жизни – бессмысленный и примитивный, одурманивающий и деградирующий?
Одним из главных обманов последнего десятилетия был Интернет. Во многом потому, что его до сих пор считали оплотом свободы, в то время как за плюрализмом мнений и доступной информацией скрывалось безумие истинного ада. Границы между правдой и ложью, праведным и грешным были стёрты. Интернет разлагал истину как таковую, культивируя тезис, что у каждого своё мнение, имеющее право на существование, отчего любая Истина, подкреплённая аргументами и фактами, попросту сходила на нет, открывая неограниченные возможности для манипуляций общественным сознанием.
Вы могли быть правым или левым, верующим или мракобесом, нравственным угодником или законченным извращенцем, вы могли просто быть шизофреником, развивая в себе сразу несколько личностей с параллельными, не пересекающимися сознаниями, однако жить, в любом случае, предполагалось по очерченному сценарию, который, в первую очередь, предполагал минимальную реальную общественную активность.
Общество потребления было подкреплено тоталитаризмом во всех сферах жизни, навязывая через глобальные СМИ и искусство низменные стандарты и дегенеративность во всём – от манеры одеваться и до живописи.
Ещё Владимир Ильич говорил, что кино для нас – важнейшее из искусств. Однако с тех пор, как телевидение стало массовым и общедоступным, его слова приобрели новое значение, ведь ТВ играет сегодня не просто пропагандистскую роль. Из-за чего власть совершенно бесплатно подключала к сетям малообеспеченные слои населения – самый преданный электорат. Каждый раз, когда стоял выбор, что делать, многие предпочитали просто поудобнее усесться в любимое кресло перед экраном, где показывали столько всего интересного, познавательного и увлекательного. Суть общества потребления не предусматривает развития человека – ни нравственного, ни творческого, ведя его к деградации, делая бездушным и оттого беспомощным – идеальным винтиком в тоталитарной системе. В то время как советская модель осознано предусматривала не погоню за золотым тельцом, а именно культивирование личности.
Возведённый железобетонный монстр ничем не отличался от десятков и сотен собратьев, продолжающих появляться по всей стране и столице, заполняя собой пространства, пожирая парки и зелёные зоны. Из-за них рубили деревья и закатывали в бетон озёра, однако толпа не протестовала, лишь вяло выражая некоторое недовольство наступающей урбанизации, которое, впрочем, растворялось, стоило им переступить порог учтиво распахнутых дверей торгово-развлекательного центра, поглощавшего тело и разум каждого сюда входящего. Глыба - символ философии потребления, выросшая среди убитых пролетарских окраин, стала центром локального мироздания. Вокруг неё бурлило население, облизывая, словно волны, его холодные бока, бросая к алтарю проданную за гроши жизнь.
В последнее время Факер стал замечать, что люди не просто его напрягали. Мизантропия была ему весьма присуща с младых лет, так что ничего удивительного тут не было. Нет, они просто его зае*али. И умные – потому что слишком умные. И уж тем более тупые долбоё*ы, пытающиеся повсюду вставить свои пять копеек. Таких, к сожалению, было большинство. И если напыщенных умников ещё можно было терпеть, накачиваясь бухлом или накуриваясь в хлам, то от идиотов не было совершенно никакого спасения. Господи, спаси и сохрани. Сегодняшний идиотизм был повсеместен, ему подвергались независимо от социального статуса – как обычные быки, не желающие ничего знать, так и вполне приличные на первый взгляд ребята, черпающие информацию из Интернета и глобальных СМИ, мысля исключительно заголовками и полагаясь на так называемое экспертное мнение, поддаваясь тем самым всесторонней манипуляции.
Несмотря на то, что торгово-развлекательный центр априори являлся рассадником пошлости и глупости, оплотом идиотов всех раскрасок и мастей, тем более – в их районе, Факер в последнее время стал наведываться сюда всё чаще. Он искал самооправдание: дескать, чтобы просто тупо убить время – посмотреть кино или побухать. В общем-то, и всё – выбор у него был невелик.
Конечно, в зонах отдыха на лавочках хватало милых с виду девушек, читающих книжки или пьющих кофе с сигаретой, которые были, как бы, и не прочь познакомиться. Однако он давно уяснил для себя простую истину – с хорошими девушками всё просто не бывает, а тратить свою жизнь для кого-то конкретного на данном жизненном этапе его чересчур ломало, чтобы серьёзно заморачиваться на эту тему. Да и хорошие девушки, несмотря на кажущуюся милость, сплошь и рядом были законченными эгоистками – не меньшими, чем он сам - и хорошими они были лишь до поры до времени. А жить на постоянной измене, ожидая, что сучка в любой момент бросит тебя ко всем чертям, стоит тебе только немного привыкнуть к ней, его ломало. Тем более, что привыкнув, если бы она немного затянула и дала какие-то шансы, можно было ещё ко всему прочему и влюбиться, чего он старался всячески избегать, слишком ценя собственную свободу, в том числе – и свободу принятия решений, не отвечая ни за кого, кроме себя самого – ни за собаку, ни за девушку. Да и разве пристало хорошим девушкам знакомиться на улице? Так что, сомнений и оправданий у него было предостаточно, чтобы стопроцентно убедиться в собственной правоте и даже уверовать в некий миссионерский смысл собственного существования.
В торгово-развлекательном центре было многолюдно. Народ шел сюда по инерции. На посещаемости не сказалась даже недавняя бойня: местные охранники попытались не слишком учтиво обыскать простого, на первый взгляд, парня, после чего тот пристрелил всех троих в крошечной комнате с мониторами камер слежения, куда его привели после того, как тот спёр какую-то компьютерную дребедень. Флэшку или что-то в этом роде – в новостях потом всё равно всё переврали. Резонансное убийство стало топ-темой в СМИ, с радостью схвативших жирную кость, принявшись всячески спекулировать на трагедии и, в конце концов, показав по одному из федеральных каналов видео самого расстрела. Политики же всех пород и мастей принялись поливать друг друга дерьмом, рассматривая произошедшее сквозь призму теории заговора. За всей этой суматохой правоохранительные органы привычно сели в лужу, констатировав после двух месяцев безуспешных поисков сначала в городе, а потом и по всей стране, что отморозок объявлен в международный поиск. То есть – бесследно исчез. Как водится, не обошлось без посмертного фетиша. Так, отдельные олени, движимые мировоззренческими трендами мелованных еженедельников и повинуясь стадному чувству, понесли к месту гибели абсолютно незнакомых и даже малоприятных для них людей цветы, мягкие игрушки и какие-то сентиментальные записки. Другие, корча из себя крутых несогласных и вообще отпетых подонков, идущих против системы и мочащихся против ветра, устроили злостный троллинг в социальных сетях, героизируя стрелка, так как от его пуль пострадали те ещё мудаки, ведь все мы сталкивались с хамством охранников. А самые изощрённые критики даже лепили фотожабы, приделывая к мёртвым ликам фаллосы или измазывая их спермой. Ну, а профессиональные лоббисты и просто идиоты, на полном серьёзе считающие, что анархия – мать порядка, принялись с удвоенной энергией ратовать за вооружение охранников и вообще – свободную продажу стволов. Даже Факер при всех своих заскоках выступал против свободного обращения с оружием, отдавая себе отчёт в том, что даже он сам – достаточно миролюбивый человек по жизни, не мог ручаться, что не шмальнул бы в рожу очередному козлу, мешающему ему жить.
В тот день ему просто нечего было делать. Золотая осень, скорее, вводила Факера в депрессию, и он предпочёл бы видеть за окном проливные дожди, чтобы со спокойной душой долбить и смотреть кино под белый виноград. Сидеть же дома в такую шикарную погоду было невыносимо. Как назло, все его друзья и товарищи, даже простые шапочные знакомые, которых, в лучшем случае, он видел пару-тройку раз в году, - все они были так заняты, что никак не могли составить ему компанию и выпить пивка где-нибудь на открытой террасе напротив спелых каштанов, роняющих свои плоды на треснувшую брусчатку.
Была суббота: женатых бухать не отпускали жены, напрягая бытом и прочим немужским дерьмом, а холостяки – отходили после пятничной попойки.
Сточив остатки еды, и основательно дунув, неспешно, вразвалочку, Факер отправился посмотреть какой-нибудь фильм. Помимо тошнотворных американских мультиков про непонятных уродцев и заунывных мелодрам, крутили лишь ежегодный боевик с Брюсом Уиллисом, так что особого выбора у него не было. Впрочем, крепкого орешка Факер любил, с улыбкой вспоминая его ещё весьма буйную причёску в доисторическом сериале «Детективное агентство «Лунный свет». Перед входом рядом с тумбами-пепельницами были навалены кучи мусора: пустой пластик, обёртки из-под сладостей и картонные стаканчики с остатками колы. Не замечая бардака, в двух направлениях валили людишки, время от времени пополняя помойку, образоваться которой мешали, разве что порывы ветра, разбрасывающего разноцветную урба-мишуру по парковке, трассе и близлежащей парковой зоне.
Он частенько думал, что все эти приятные мелочи им слишком дорого обходятся. Нет, Факер не разделял помешательства экологов, требующих запретить пластик и целлофан, которым уже было загажено всё вокруг, отлично помня, и как это заворачивать селёдку в газету, и как мать стирала одноразовые кулёчки. Прогресс определял не только сознание, но и быт, поэтому отказываться от всего этого было глупо. Другое дело, что срать там, где живёшь, уже стало нормой. И это реально напрягало. Несмотря на запрет, народ бухал не только по хатам, но и в общественных местах, а за брошенный мусор или окурок никто никого как раньше не штрафовал, и уж тем более не отправлял на общественные работы. Хоть и стоило бы. Однако, как считалось теперь, всё это было уже негуманно. Только вот, даже при всём буйном свете либерального дерьма, Факер упорно не понимал, почему все вокруг ведут себя словно свиньи, бросая дерьмо себе под ноги, а не в мусорные баки.
Временами, особенно в солнечную погоду, он любил выбираться в лес по грибы. Вставал ещё до рассвета и уже к семи утра был на опушке, отъезжая по трассе от города пару десятков километров. Он шёл вглубь несколько часов, проходя до пяти километров по едва распознаваемым тропкам, устланным опавшими листьями среди торжества осенней красоты. И всё это время ему встречался мусор. С каждым пройденным метром его становилось всё меньше. Тем не менее, даже уйдя максимально от цивилизации, так, что даже не было слышно трассы, ища грибы – белые, подберёзовики, лисички да маслята - Факер продолжал удивляться бессовскому скотству, натыкаясь на смятую почерневшую бутылку или разорванный стаканчик из-под кофе.
Подле автоматических стеклянных дверей стояли продавцы шмоток и девочки из продуктового супермаркета. К ним подошли другие разнорабочие. Молодые люди закурили. Факер подумал, что если бы молокососы меньше курили и бухали, а вместо того, чтобы заниматься неблагодарной и унизительной работой, получали бы высшее образование и вообще были бы вежливыми молодыми людьми с солидным базисом семейных ценностей, человеческих качеств и прочими подзабытыми вещами, им не была бы уготована судьба неудачников.
Монополистам же были только выгодны подобные расклады: малограмотная неквалифицированная толпа без проблем выполняла всю черновую работу, радуясь выплачиваемым грошам, вместо того, чтобы учиться и быть специалистами конкретного дела. Вместо всего этого молодежь предпочитала рвать по мелочам жилы. Капиталистическая система выжимала из них все соки, и когда после десяти-пятнадцати лет выбранного рабства их уже тошнило от работы, или же продолжать в том же духе просто не позволяло здоровье, вопрос об утраченной возможности получить высшее образование под родительских крылом становился весьма актуальным. Лучшие годы были безвозвратно проё*аны, и они это отлично понимали. Эти ребята уже были слишком взрослыми, чтобы продолжать паразитировать за счёт предков, и абсолютно неспособными, чтобы найти себе какую-нибудь достойную работу, кроме как вытирать слюни за очередным бухим клиентом у барной стойки, да таскать коробки с консервами по бескрайним залам продуктового супермаркета, куда Факер заглянул по дороге в кино, чтобы не переплачивать за газировку. Его уже начинало сушить.
Между полками и прилавками толкались людишки: одни с важным видом выбирали лайм или авокадо, другие приценивались к рыбному ряду, решаясь побаловать себя стограммовой нарезкой красной рыбы. Толстенькие, или наоборот – фанатично поджарые мужички, выгуливали своих баб и ребятишек, одинокие дамы блуждали среди этого великолепия чревоугодия, а школота набирала полные руки сладостей, чтобы смолоду портить ещё не окрепшие организмы легальной химией. В воздухе дрожала дешевая торжественность и ненатуральная помпезность, и каждый вокруг хотел казаться лучше, чем он был на самом деле, самоутверждаясь таким образом перед окружающими и обманывая самих себя, пытаясь просто не задумываться о собственной гнилой натуре. Жить так было проще, чем заниматься болезненными самокопаниями – это точно.
 
Глава 10. Явление ангела
Среди двух стеллажей с пакетированными соками, лимонадами и прочим нездоровым говном было немноголюдно. Лишь на противоположном конце зала, вокруг стремянки, суетились местные разнорабочие, да молодая парочка вчитывалась в этикетку какой-то розовой мути. Взяв тёплую банку «пепси» и злясь, что в таком здоровом магазине не додумались установить холодильники для воды, Факер отправился к кассе, когда увидел её.
Она была выше, моложе и, как он потом понял, лучше. Факеру нравились такие девушки. Они заставляли расти. Хотя бы душой. Да и тот факт, что она возвышалась над ним, его тоже прикалывал. Однако высокий каблук делал малышку не просто выше, а выше на целую голову, что немного напрягало. С другой стороны, несмотря на тёплую погоду, прекрасное дитя было облачено не в юбку, короче трусов, как большинство тёлок в ближайшем радиусе, а в джинсы и футболку, к тому же – под футболкой был бюстгальтер, никаких стоячих сосков и прочих пошлостей. Плюс – минимум косметики. Всё это убеждало Факера, что перед ним – ангел.
После появления Интернета и социальных сетей, люди разучились знакомиться друг с другом. Как и нормально общаться в реальности. Во всяком случае, та часть населения, которая по разным причинам проводила кусок своей жизни в Сети. Факер был одним из них – работа, писательство, троллинг – всё это занимало слишком много времени, чтобы жить как ещё десяток лет назад, когда весь этот виртуал только зарождался, а люди ещё читали книги, наслаждаясь запахом свежей типографии. Он не был против подобных раскладов, и оправдывал собственную лень прагматичный подходом: общаясь с девушкой в Сети, прежде чем встретиться в реале, можно было не только узнать её, но и отсеять особо умственно невыдающиеся экземпляры, за милой внешностью которых в прекрасных головках скрывалась тырса. Уже не удовлетворяясь лишь внешними качествами и ища во мраке невежества и пошлости свет, он фильтровал подобное дерьмо буквально с первых же строчек их виртуального общения.
У юной незнакомки, в отличие от её сверстниц, глаза были преисполнены не только смыслом и не по годам выразительной мудростью, они были тронуты лёгкой грустью, свидетельствующей о наличие у милого создания души, страдающей в хрупком изящном тельце.
Испытывая тягу к юным девочкам, Факер отнюдь не считал себя педофилом. Если кто-то думал о нём иначе, значит он просто завидовал. Педофилия – это сексуальные отношения с несовершеннолетними. С несовершеннолетними он дел не имел. Тем более, для того, чтобы распознать малолетку, не нужно было спрашивать у неё паспорт: только извращенец не мог отличить на глаз созревшую девушку от ребёнка. Поэтому, даже встречаясь с девочками, годящимися ему пока ещё не в дочки, но в младшие сестрёнки, он выступал за кастрацию, а ещё лучше – публичное побитие педофилов камнями. Ну, а в молоденьких нимфах, у которых ко всему ещё были мозги и не лезла наружу стерва, он ценил рассудительность и неиспорченность. В них ещё трепетали души, одолеваемые прекрасными порывами, а живые сердца, нетронутые цинизмом и разочарованием, горели пламенем. Факер свято верил, что его долг – спасти хотя бы одно такое существо, не дав ему с годами превратиться в злую мымру, бесконечно далёкую от ангела, бывшего когда-то любимым.
Девочка взяла минералку без газа и пошла в сторону кассы. Засмотревшись на её узкие бёдра, Факер с досадой подумал, что у малышки, должно быть, кто-то есть, и этот кто-то – чёртов малолетний мудак – сейчас преспокойно сидит в зале и пьёт свой лимонад, в ожидании фильма и подружки, так неосмотрительно разгуливающей по железобетонным джунглям в ранимом одиночестве.
«Они говорят, что всегда будут друг друга любить», - вспомнил он, чувствуя, как его начинает тошнить.
Факер обреченно побрёл следом, думая, что всё ещё слишком накурен, чтобы предъявить снизошедшему к нему ангелу что-то стоящее. Чтобы попытаться хотя бы привлечь её внимание. Сделать так, чтобы она просто взглянула на него. К тому же, скорее всего, они были на разных волнах, и он сейчас был не в той форме, чтобы выдать достойный экспромт, способный покорить кажущуюся отнюдь не глупой девушку. Отмазок, чтобы даже не пробовать, хватало – выбирай любую и вали смотреть на своего Брюса Уиллиса.
«Да ещё и эти каблуки…» - зло подумал Факер.
Дабы не искушать судьбу и поскорее избавиться от поразившего его наваждения, он даже пошел к другой кассе, потерявшись в потоке жужжащих лент и пищащих магнитных сканеров. Толстый мужик с сальными губами лет сорока, набравший мяса и пива с прицелом на конкретную пьянку, чересчур долго тупил перед стендом с сигаретами и, прежде чем взять пару пачек курева, даже перезвонил какой-то козе – должно быть, жене - чтобы удостовериться, те ли сиги он берёт. Подвиснув на ожидании, Факер вновь и вновь вспоминал о ней, не имея других вариантов, на которые можно было бы переключиться – вокруг не было ничего стоящего.
Разве что – убить к чёртовой матери этого жирного урода, кажущегося даже по сравнению с ним - чересчур огромным.
«Есть ли причина, по которой эта сука имела бы право жить?» - думал он, понимая, что нужно держать себя в руках, отворачиваясь, будто от соблазна прямо сейчас, не раздумывая ни секунды, всадить этому эгоистичному мудаку, уже затрахавшему его мозг до красной тревожной линии, с ноги по яйцам, а потом в пузо, прыгнуть ему на рожу, превратить её в кровавый фарш.
И плевать на камеры, как пох и на последствия. Когда тебя на самом деле выводят. Он выдохнул.
Такие варианты были возможны раньше. Когда он реально много бухал. Сейчас всё было иначе – Факер старательно убеждал себя в этом. Да и пить он стал меньше – уже не то здоровье, не тот задор. Хотя, в первую очередь, конечно же, здоровье.
Ведь как было раньше? Факер прикидывал: он не только выпивал в водочном эквиваленте в разы больше, но мог ещё и смешивать. И даже в те моменты, когда организм начинал по-настоящему сопротивляться, и его тошнило, спустя несколько минут Факер снова был в строю, продолжая самозабвенно вдохновлённо бухать с новыми силами. Сейчас же времена были уже не те. Иногда, конечно, ему удавалось подойти к нормативам десятилетней давности, однако происходило это уже скорее на автомате, в полубессознательном состоянии, когда у него уже отключались все рецепторы и позывы, а алкоголь уходил в глотку, словно капли дождя, бесследно исчезающие в раскалённой земле. Вот тогда ему и сносило крышу и Факер, ударившись в молодость, начинал донимать людей, срываясь, как прежде. В старые добрые времена.
«Я трезв и вообще - всё под контролем», - подумал он, не моргая глядя, как жирный ублюдок забирает метровую полоску чека и катит прочь тележку, дрожа в предвкушении грядущего праздника чревоугодия.
Расплатившись за шипучку, Факер направился к кинотеатру, старательно разглядывая витрины, боясь смотреть прямо, чтобы в очередной раз не наткнуться на покорившую его девочку. Открыв и осушив банку, он почувствовал себя немного лучше, твёрдо решив поскорее забыть прелестное создание, попробовав переключиться с девушки на скачущего на экране Брюса Уиллиса.
Несмотря на то, что до начала сеанса, если не считать рекламного блока, оставалась пара минут, в зале было пусто. Факер пожалел, что взял всего одну банку – ему снова хотелось пить, слишком плотно он накурился. Он сел произвольно посередине: аншлаги в кинотеатрах случались крайне редко и были, скорее, исключением, а вот такие залы с тройкой, в лучшем случае дюжиной зрителей, наоборот - были в порядке вещей. Внизу начали заходить какие-то люди. Он не смотрел в их сторону, но слышал их. Сзади села шумная компания – несколько взрослых и детей, несмотря на значок «+16» на рекламном плакате фильма. Его незримые соседи говорили слишком громко, чтобы оставить Факера равнодушным и не вовлечь в игру – составь портрет мудаков, которых ты не видишь, но отлично слышишь, намного лучше, чем тебе самому хотелось бы.
«Итак, детям лет семь-восемь», - думал он про себя, кривясь, словно кусая кислое яблоко, вздрагивая от их пронзительных воплей ни о чём.
Значит, их родителям было около сорока. Самый бл*дский возраст – моральные уроды, прогулявшие страну в 90-е. Он их даже не винил, понимая, что значит увлечься горячим юношеским сердцем. Иногда Факер даже сожалел, что ему не на десяток лет больше и, вместо того, чтобы жевать сопли после развала Страны, он бы занялся делом. Увы, большинство из поколения двадцатилетних в то время поддалось соблазну быстрого паразитирования, надеясь урвать и себе кусочек. Даже если это очень маленький кусочек. Сегодня многие из них сожалели, что тогда бросились делить брошенные им крохи, вместо того, чтобы строить новое Государство, в первую очередь – для себя и своих детей. Однако идиоты предпочли танцевать рок-н-ролл и прочие свободы, сдавшись за гроши.
Мрачные мысли Факера прервало легкое прикосновение к его руке, нервно сжимающей подлокотник кресла. Он вздрогнул от неожиданности. Возможно, даже испугавшись. Впрочем, любой страх – это и есть неожиданность. Стресс для вашего мозга. Свет в зале погас, и на экране замелькала реклама каких-то комедий про жирных негров и евреев-суперменов, штампуемых Голливудом по паре дюжин в год, пропагандируя разврат и межрасовый секс, параллельно подстригая барыши на кассовых сборах. Факер глубоко вздохнул, улавливая аромат дивных горных цветов, мёда, тепла, солнца и доброты. Боясь быть замеченным, он осторожно покосился вправо, даже не удивившись, увидев её – девушку своей мечты. Она была совсем близко и реальна. В мерцающем свете экрана он видел, как прекрасная незнакомка внимательно всматривается в глупую рекламу, как иногда вздрагивают уголки её губ, будто читая название очередного фильма.
Залюбовавшись девушкой, Факер не заметил, как реклама кончилась и пошли титры. Неожиданно она оторвалась от экрана и повернулась в его сторону, посмотрев пристально, в упор.
«Что?» - спросила она слегка напряженно.
Он понял, что уже откровенно пялился на неё, и всё это продолжалось, как минимум, две-три минуты. Достаточно, чтобы это показалось подозрительным, и уж точно его внимание не могло остаться незамеченным с её стороны. В то же время, будучи слегка раздраженной, нахмурив бровки и надув губки, она выглядела ещё восхитительнее, отчего его душа буквально ликовала.
Если бы они встретились ещё несколько лет назад, если бы перед Викой - его прекрасной незнакомкой - стоял старый Факер, как он считал сегодня сам – менее уравновешенный по причине скудного жизненного опыта и поэтому же ещё и глупый, он бы наверняка попытался трахнуть её в первый же вечер. У него вообще тогда была такая практика – брать нахрапом. И если бы она не легла под него с первой попытки, он бы вполне мог положить на неё болт. Хорошо, не конкретно на неё. Всё же, она была до того необычна и мила, что его вряд ли вот так просто отпустило бы - он бы страдал! Но так, если брать среднестатистическую девушку, то, как рассуждал Факер, тратить на неё чересчур много времени не стоило. Куда проще было бы попытаться с первой попытки вые*ать какую-нибудь другую, такую же - ничем не примечательную и оттого непритязательную - сучку. С Викой же всё было иначе. Она была хорошей девочкой и знала об этом. И если бы Факер или любой другой осёл самонадеянно пошел на абордаж, то наверняка был бы послан прямо и безапелляционно. Девушки, конечно, любят смелых, только, во-первых, не нужно путать храбрость и наглость, во-вторых же, можно только представить, как нелегко ей приходилось, испытывая на себе ежедневно бесцеремонные взгляды и поползновения окружавших её мудаков. Да и вообще, девушка девушке – рознь. Вика была из редкого числа тех милых созданий, вести по отношению к которым себя пошло вам не хотелось самим.
Поэтому, он не вые*ал её ни этим вечером, ни даже при следующей встрече. Хотя, вообще-то, с малолетками такие варианты, как правило, прокатывали. Они напивались, он предлагал им дунуть или порошок – по ситуации собственным возможностям и степени развращённости новой знакомой, после чего девочки без комплексов трахались с ним или даже отсасывали. Но Вика была не такая.
Во время фильма Факер ещё несколько раз отвлекал её от происходящего на экране, говоря малышке что-то неуместное, слыша шипение весёлой семейки у себя из-за спины и ловя в темноте наигранную раздраженность уже заинтересованной юной особы. После того, как Брюс Уиллис героически погиб, а на экране поползли финальные титры, он пригласил её на чашечку кофе.
Пока они шли рядом, Факер поймал несколько взглядов окружавшего их быдла. С одной стороны, рядом с Викой, возвышавшейся над ним на целую голову, он выглядел немного странно. Только вот, в их глазах было кое-что иное – тихая беспомощная зависть и чёрная разъедающая серной кислотой злоба от понимания собственной уё*ищности и неспособности не только подцепить такую малышку, но и просто постоять с ней рядом.
Удивительно, но среди всей этой пошлости нашлось вполне приличное кафе с намёком на антураж Америки начала двадцатого века с инсталляциями цитат Франца Кафки на стенах. Как ему показалось, ей тут понравилось. Факер предложил коньяк, но Вика отказалось. Как он понял позже – чтобы произвести хорошее впечатление, и он это оценил. Поэтому, вместо того, чтобы бухать и идти по классическому сценарию с финальной попыткой затащить малышку в койку, они просто взяли кофе с выпечкой и попытались общаться, как нормальные люди. Во всяком случае, в их понимании, нормальные люди так себя и вели.
Почувствовав себя уютнее рядом с незнакомым парнем, который, к тому же, был намного старше её, Вика наконец-то расслабилась и стала более разговорчивой. Разглядывая исписанные стены, она заявила Факеру, что как раз читает сейчас «Замок». Он вспомнил, что его хватило на пару страниц густого текста, после чего книга-кирпич отправилась пылиться на полку, и с пафосом соврал, что просто не считает его великим писателем.
«Почему это?» - насупилась Вика.
«Он слишком многословен и тяжеловесен», - ответил он, надеясь, что со стороны его отмазка покажется девушке серьёзным аргументом.
«Бла-бла-бла», - передразнила она его, тем не менее, впервые с момента их знакомства улыбнувшись.
«Действительно, бла-бла-бла», - подумал он, улыбаясь в ответ её детской непосредственности.
Всю следующую неделю они общались в «ВКонтакте». Факер даже был рад, что она не тянула его куда-нибудь. Куда-нибудь, куда ему совершенно не хотелось. Вообще ему сразу понравилось, что Вика не напрягала его ненужной мишурой. В ней не было юношеской назойливости. Вика не требовала её развлекать и не грузила бессмысленным трёпом. Ведь что, по сути, может знать девочка её лет, кроме чётко определённых штампов и шаблонов? Однако находясь в состоянии очарованной влюблённости, Факеру было абсолютно всё равно на существующую между ними мировоззренческую пропасть, предпочитая по-доброму умиляться её наивности и фактической чистоте. Жизни только предстояло её испортить. Конечно, где-то на уровне подсознания он мечтал спасти её от всей мирской грязи. Однако одновременно с этим Факер отлично понимал, что, во-первых, сама Вика будет изо всех сил сопротивляться собственному спасению, ведь дух противоречия присущ не только тупым дурам, но и настоящим ангелам; во-вторых же, сам он прекрасно понимал, что спасти её будет ещё труднее, чем спастись самому. Ведь последнее удавалось ему всё с большим трудом. Поэтому, Факер изо всех сил старался держать себя в руках, чтобы не переусердствовать с принимаемыми, как правило, в штыки нравоучениями.
Как девочка умная, Вика сразу расставила приоритеты. У неё была учёба. Училась она не то, чтобы отлично, просто преподаватели были редкостные мудаки. Факер с радостью ей верил и даже ценил её устремленность, впрочем, помня, как сам умудрялся учиться и на отъебись, и на отлично. Подобный когнитивный диссонанс он объяснял себе просто: у их поколений был абсолютно разный, несравнимый школьный и общеобразовательный базис. Плюс ко всему, Факеру повезло учиться в обычной школе ещё советского образца – с нормальными одноклассниками, не равнодушными преподавателями и без разных ЕГЭ и прочей мути, отупляющей современных школьников, вкладывая в их светлые головы вместо знаний бессовскую дурь. Да и вообще, ему было трудно представить в своём классе беспредел и жестокость сродни тому мраку, который он видел на YouTube. У них никто не пил и не курил. Их девушки не были шлюхами. Всё это было на разломе двух эпох, когда жизнь была куда скуднее и тяжелее, чем сегодня. Она попросту была хуже. Однако, вопреки всему, тогда в людях было куда больше человечности, чем сегодня. Позже она вышла, как вышли и сами люди.
Когда однажды Факер попытался прогрузить её на эту тему, то получился жесткий и холодный отпор – Вика надула губки и сделала вид, что обиделась. Ну, так ему показалось, когда она просто не ответила на его сообщение. Молодежь никогда не любила нравоучений, а уж сегодня, когда все всё знают и у каждого было своё особое мнение, и подавно. Ещё недавно подобное нежелание внимать и учиться наверняка вывело бы его из себя и Факер, возможно, даже послал бы маленькую глупую дуру, не желающую постигать новые знания, в то время как он в её годы впитывал всё, что говорят ему старшие товарищи, словно губка. Однако, став с годами мудрее и оттого добрее, он оставил всё рвущееся наружу дерьмо в себе, лишь мило улыбнувшись и просто сказав Вике, что она – солнышко, отчего девочка улыбнулась, прислав ему милый смайл-колобок, и всё прошло, будто короткая тень.
К тому же, в том, что Вика, как она сама это называла, ботанила с утра до ночи, не было ничего плохого. Даже наоборот. И она оценила то, что Факер это понимал. Так было удобнее для них обоих. Вика уже откровенно устала от бойких, не в меру энергичных мальчиков, отвлекающих её от учёбы. Она об этом не говорила, но он чувствовал это. В свою очередь, Факер порядком утомился от пьющих и гулящих подруг, которых либо приходилось вытаскивать из туалетов в клубе – идти самостоятельно они уже не могли, либо те наоборот - просто исчезали на несколько дней, чтобы потом вернуться и начать е*ать ему мозги. В своём стремлении к обособленности и даже одиночеству они были схожи. В этом было даже что-то родное и трогательное. Только вот, за всё время их общения Вика ни разу не заговорила с ним о столь высоких материях, а делать первый шаг он не хотел по тактическим соображениям. Она была милой, им было поразительно легко общаться, однако Вика все эти дни демонстрировала возвышенную отрешенность, что в конечном итоге даже начало его бесить, отчего поскорее трахнуть девочку стало для Факера делом принципа.
Только вот, он боялся, вполне сознательно уходя от того, чтобы переспать с Викой. Факер хорошо знал себя, чтобы не смоделировать развитие отношений после секса. Утратив краеугольную цель их отношений, реализовав своё низменное животное желание обладать девушкой, он понимал, что вскоре потеряет к ней интерес. Какой бы замечательной она ни была. Ведь, по сути, ну о чём им было говорить? Он же не мог вечно восторгаться её непосредственностью. Как казалось невозможным и бесконечное черпание вдохновения. Даже если перед тобой – сущий ангел. Факер замечал, что любовь у него не жила и трёх месяцев, через квартал кризис выходил на свой максимум, и следовал разрыв. Он предпочитал уходить первым, убеждая себя, что поступает не как всегда, а как лучше. Впрочем, даже будучи целиком и полностью самоуверенным в собственной правоте, Факер испытывал угрызения совести и приступы уныния, осознавая, что из-за тотальной самопоглощённости он вновь и вновь отказывается от любви. Придумывая же себе оправдания, испытывая скуку и выискивая недостатки, он каждый раз возвращался в замкнутый круг, покинуть который он страстно мечтал, но не знал как.
Поэтому, в отношениях с Викой он всячески старался не торопить события. Строить из себя пай-мальчика в отношениях с девушкой, поглощённой учёбой и уставшей от постоянных домогательств не в меру озабоченных сверстников было выгодно, как ни крути. Однако, вместе с тем, Факер прекрасно понимал, что затягивая период беззаботной ни к чему не обязывающей дружбы – чревато. Конечно, такие девушки как Вика наверняка мечтали о старшем друге, почти брате, да и вообще - тайно питали слабость к парням из другой эпохи – старших и очень умных. Только вот, несмотря на то, что гормоны в нём давно не бушевали и были, как правило, под контролем, он уже решил довести дело до победного конца и трахнуть её. Других вариантов для него не существовало. Пауза же, возникшая после недели переписки, когда все темы были обсуждены, все комплименты сказаны, и Факер утратил своё красноречие, даже став испытывать некую скуку, а Вика окончательно ушла в учёбу с головой, грозила обернуться для него окончательным формированием в её сознании понятий именно как старшего друга и брата, но никак не парня, перед которым можно было бы сорвать покровы скромности.
Ещё один вопрос, не дававший ему покоя, была её гипотетическая девственность. Факер не был в ней уверен. Точнее, он мог только предполагать. Данный вопрос они не поднимали, и он категорически не мог себе представить, как это сделать. Более того, поднимать его Факер и не собирался. Если разобраться, разница была не просто большая, а глобальная. Как небо и земля, как белое и черное, как хорошо и плохо: одно дело, бросить девушку, другое – сделать это, предварительно лишив её девственности. К тому же, были и чисто технические вопросы: если она до сих пор ни с кем не переспала, к чему Вике делать это с ним? Всё это чертовски выносило ему мозг, и чем больше он пытался абстрагироваться от глобальных вопросов, тем сильнее они коробили и отравляли его.
Однажды, когда Вика снова ботанила, а он писал ей ничего не значащую ерунду в личку, долбя и бухая, Факер слегка перепил виски и даже расплакался, осознав, что его терзания – это совесть, человечность и прочее, светлое и доброе, чего она, сука, в нём не видит. Или делает вид, что не видит. Что бы там ни говорил, но он был совсем не плохим, даже наоборот. Скорее всего. И всё что ему нужно – это любовь. И доверие. Чтобы не было никаких подстав, ибо постоянные удары в спину от тех, кому хочешь верить, уже зае*али. Но Вика была всё так же холодна, и это его безумно бесило. Утерев слёзы-сопли, Факер даже собрался позвонить ей, чтобы выплеснуть всё накопившееся в нём дерьмо, но, глянув на часы, увидел, что уже два часа ночи, а Вика, попрощавшись с ним ещё полчаса назад, уже ушла и, должно быть, крепко спит, потому что ей завтра, точнее – уже сегодня, вставать в шесть утра и ехать через весь город по пробкам к первой паре на какой-то чёртов семинар по немецкой грамматике, к которому она, собственно, и готовилась весь вечер и даже кусок ночи, пока он упивался собственным одиночеством и бухлом.
Проспавшись и протрезвев, Факер первым делом схватил мобильник, принявшись судорожно просматривать исходящие вызовы и отправленные смс: ночью он таки звонил Вике. Только вот, о чём они говорили и говорили ли вообще, он категорически не помнил. На секунду в его отягощенном похмельем мозгу будто ночной кошмар всплыл короткий обрывок их разговора, в завершении которого Факер назвал её мразью. Всё это было настолько отвратительно и нереально, что он ужаснулся. Даже находясь в состоянии абсолютной неадекватности, они никогда не позволял себе говорить девушкам подобные вещи. Какими бы они ни были. Конечно, он не мог этого помнить наверняка, но если бы такое когда-нибудь случилось, можете не сомневаться, он бы об этом узнал – так или иначе. Посему гипотетический ночной срыв, который он не мог ни восстановить в памяти, ни опровергнуть, поразил его до глубины души.
Тошнота стала одолевать его с новой силой. Минеральной воды в холодильнике не было. Холодная вода из крана была тёплой и казалась какой-то неживой. Поморщившись и зажмурившись, Факер выпил пивной бокал бесцветной жидкости и замер в обреченном ожидании, когда его стошнит. После, дрожа не только от страха за содеянное, в чём он всё меньше сомневался, но и по причине обезвоживания организма и общей слабости, Факер включил ноутбук и, примостившись на диване полулежа, зашел в Сеть: кто бы сомневался, Вика была онлайн. Это он – безнадежно отставший от жизни консерватор, не признававший ни скайп, ни прочие новомодные штучки, от которых он порой шарахался, словно крестьянин начала прошлого века от несущегося железного автомобильного монстра, не знал даже как подключиться к вай-фай в кафе. Вика же постоянно была на связи через трубку, что для Факера было чем-то непостижимым: он не только не знал, как заходить с мобильника в Интернет, но и не понимал, зачем это, собственно, нужно. Осторожно поинтересовавшись как у неё дела, и услышав, что всё хорошо, пришибленный плановой паранойей Факер почувствовал какой-то подвох, коего, по логике вещей, не могло не быть, а чувство вины накрыло его буквально с головой – даже мочки ушей покраснели, отчего он был готов броситься извиняться и проклинать себя на чём свет стоит хоть сию секунду, впрочем, отлично понимая, что после такого Вика его не простит, как не простила бы любая другая нормальная девушка, иначе он бы сам перестал уважать её за это.
Прощения ему не было, и Факер почувствовал, что сейчас совсем слетит с катушек. Не помогла даже дудка. Ужасно хотелось пить. Это был тот уникальный случай, когда он согласился бы променять дурь на обычную минеральную воду, содержащую гидрокарбонаты, сульфаты, хлориды, магний, натрий, калий и кальций. Всё это было так ему необходимо! Однако о том, чтобы спуститься в магазин и прикупить себе пару-тройку литров живой водицы, не могло быть и речи – его снова мутило, бил озноб и вообще – хотелось просто исчезнуть, провалиться сквозь землю, хотя бы на сутки. Чтобы всё прошло, словно сон.
Переведя дух, он поинтересовался у Вики, как там её семинар. Семинар был зае*ись – она получила высший бал, несмотря на нелюбовь препода-мымры, отравляющей жизнь его ангелу. Вика вела себя дружелюбно и даже добавляла в конце сообщений смайлики. Не всегда, но всё же. Факер немного расслабился, рассудив, что после всех надуманных ужасов, если бы они вышли за пределы его больной фантазии, вырвавшись джином из бутылки в реальный мир минувшей ночью, причинив ей боль, она бы с ним точно не общалась. И уж тем более – не улыбалась в ответ. Больно много чести.
«Я тебе ночью, случайно, не звонил?» - спросил он, как бы, между прочим.
«Не помню, я спала», - ответила она, не улыбнувшись.
Вика отвечала коротко и по сути. Как и всегда. Если бы он был в порядке, то понял бы это. Лучше же Факеру не становилось. А неопределенность и её тон продолжали выносить ему мозг, отчего он едва не перешел от защиты к нападению, с неимоверным трудом, скорее от неимения сил, чем из благородства, удержавшись от очередного срыва. В очередной раз обнявшись с унитазом, страдая и угрызаемый совестью, Факер очень-очень захотел поверить, что это – любовь. Любовь, без которой он жил так долго. Долгие годы. Его не то, чтобы тяготило одиночество, однако сейчас, упиваясь собственными страданиями и сердечными порывами, прошедшие годы пьянства, путешествий и секса с разномастными девицами и женщинами показались ему сущим дном, куда он уже скатился и имел все шансы остаться там навсегда, если бы в последний момент ему не явился этот ангел во плоти. Придя в себя и поостыв, недавнее слабодушие показалось ему смешным. Конечно, Вика была хорошей во всех отношениях девочкой и с ней было приятно поболтать. И вообще – пообщаться. Наверное, он бы даже сумел вые*ать её. Хотя настрой в этом плане у него основательно подупал. Впрочем, Факер списывал нынешнюю пассивность и безынициативность на постпохмельную депрессию. К тому же, вернувшись к ноуту, он увидел, что Вика ушла, то есть – тупо вырубила сеть на телефоне, который и так был при ней. На прощание она оставила короткое сообщение, дескать – ушла отмечать с одногруппниками.
«Скатертью дорога, маленькая сучка», - подумал Факер угрюмо, убеждая себя, что Вика – никакой не ангел, а тривиальная, хоть и красивая, маленькая эгоистка, привыкшая за всю коротенькую бессмысленную жизнь, что все перед ней улыбаются и выказывают прочие щенячьи восторги.
Так ему было легче.
На улице полил первый осенний дождь. Подул ветер.
«Зае*ись», - подумал Факер, натягивая куртку - нужно было купить таблеток и воды.
На самом деле, он любил такую непогоду. Можно было даже похлеще. И дело даже не в том, что сам по себе Факер будто бы был мрачен душой – вовсе нет. Просто слишком много грязи было вокруг, смыть которую мог только дождь. С приходом непогоды, в отличие от тёплых солнечных деньков, когда на свет божий вылезала каждая вошь, улицы пустели, и мир вокруг становился чище. Как минимум – от людишек. Когда, затапливая всё вокруг, лил дождь или же валил снег, а гуси в своих железных корытах ночевали в многокилометровых пробках, он выходил на улицу, вдыхал свежий воздух полной грудью и гулял, ловя от всего этого настоящий кайф.
Впрочем, даже оклемавшись, он хотел одного – спать. К тому же, Вика основательно испортила ему настроение и вместо того, чтобы грузить себя или, чего доброго, напиться и попытаться устроить разборки с ней со второй попытки, лучше всего в его случае было просто отрубиться. Желательно – надолго. Лучше всего – до следующего утра. Этот день, как он чувствовал, уже был безнадежно слит. Так что, вместо того, чтобы ещё больше усугублять положение вещей и трепать нервы себе и другим, верным решением было выпить активированного угля с минералкой и просто уснуть. Ведь сон – лучшее лекарство.
В голову лезли дикие, но оттого ничуть не менее неприятные мысли: например, где и с кем сейчас бухала Вика? Конечно, ревновать в его возрасте эту маленькую дурочку было глупо и оттого стыдно. К тому же, она явно не была похоже на бл*дь, да и вопрос с её девственностью для него всё ещё оставался открытым. Однако эгоизм брал своё – вверх над опытом, разумом и вообще – здравым смыслом. Факер, ещё не впав в маразм, прекрасно осознавал это, отчего злился ещё сильнее – и на Вику, и на себя. На себя – больше. Одним из жизненных принципов, которых он всегда придерживался, была самокритика. Факер был самокритичен, что не позволяло ему порой нарушать определённые моральные и этические нормы: поступая неправильно, он каждый раз чётко отдавал себе в этом отчёт, зачастую чувствуя угрызения совести. Это казалось ему не просто нормальным. Самокритика, как он был уверен, отличала адекватного человека, с которым можно иметь дела, от отморозка. Вот таких следует слать гулять лесом при первой же возможности. С отморозками, как и с напёрсточниками, играли только лохи. Или – такие же отморозки, в таком случае, это уже была конкретная игра на взаимное уничтожение, потому что ребята, не задумывающиеся о самокритике, рано или поздно переходят черту, за которой уже нет компромиссов, и всё, что им остаётся – это мочить всех, дожидаясь своего часа, когда замочат и тебя. Это было неадекватно. Адекватные люди не шли по беспределу, соблюдая правила, постепенно переписывая их под себя.
Ему было и так паршиво, а навязываемый комплекс вины лишь усугублял общее отвратительное самочувствие, отчего Факер, всё же, попытался низко переключить собственную агрессию с себя любимого на Вику.
«Могла бы и приехать, вместо того, чтобы бухать с какими-то малолетними уродами», - угрюмо думал он, гоня прочь мысль, что в её ситуации времяпрепровождение с одногруппниками выглядело куда логичнее попойки с едва знакомым мужиком у него дома.
К тому же, он был небрит, помят и вообще – имел крайне непрезентабельный вид, чтобы такая умненькая девочка как Вика променяла общество своих друзей и товарищей – категории отношений среди нынешней молодёжи хрен поймёшь - на его общество. Придя к столь удручающему выводу, Факер почувствовал, что достиг пика самобичевания, после чего ему оставалось лишь одно – убиться головой о стену. Окончательно расстроившись, Факер приговорил ещё пару банок, с угнетающей грустью понимая, что прикурился и его накрывает далеко не так, как должно было накрыть, а паранойя и прочая мерзость не исчезают, а наоборот – обостряются.
Выйдя на улицу, он тут же основательно промок: благо, его дождевик был водонепроницаемым, однако в кроссовках тут же захлюпало, а крупные капли, с остервенением колотящие по его лысине, тут же залили очки, отчего на несколько секунд Факер даже потерял видимость. Впрочем, свежий холодный дождик освежил его, и даже настроение как-то улучшилось. Он не без удовольствия подумал, что обрушившийся на город дождь наверняка испортил пьянку компании Вики. Ведь бедные студенты, не имея денег на нормальное времяпрепровождение, должно быть, выпивали где-нибудь в парке, и сейчас – мокрые и ничтожные, метались в поисках укрытия.
«Приехала бы ко мне, выпили бы хороший виски», - подумал он на пафосе, снова грузясь.
Зайдя в аптеку и взяв всё необходимое, на обратном пути он прихватил бутылку водки и, возвратившись домой, основательно подкрепился минеральной водичкой, спрятал беленькую в холодильник и завалился спать. Сон его был долог и глубок. Сознание Факера, наконец-то, отключилось, закрыв доступ даже для снов.
 
Глава 11. Выбор
Факер проснулся от звука виброзвонка. Телефон завалялся где-то среди диванных подушек и грязных футболок. Вокруг было темно. Опущенные роллеты прятали от него луну. Если та вообще была. Пока он шарил рукой в месте, где предположительно схоронился его мобильный, тот стих, отчего всё вокруг снова погрузилось в тишину.
«Ну его, на х*й», - подумал, не проснувшийся даже наполовину, Факер.
Сон вновь придавил его, однако просочившаяся в голову мысль, что кто-то звонил и, может быть, даже по делу, а не просто так – поп*здеть, уже не давала ему покоя, разгоняя сон и приводя в сознание. К тому же, он давно и неоднократно всем объяснял и внушал, что просто так, если вам скучно и нечего сказать по существу, лучше не звонить. Нет, достойные беседы были ему приятны. Но достойные беседы – это не дурацкие звонки из серии «привет, как дела?» - подразумевающие, что он должен не только поддержать, но и развить тему.
«Наверняка, что-то случилось», - подумал он уже тревожно, окончательно проснувшись и глядя перед собой в растворённый в темноте потолок.
Постепенно, сначала подвесной гипсокартон, а после – собственное тело и вещи вокруг стали обретать очертания. Снова пошарив рукой, Факер, наконец, нашел телефон: пропущенных вызовов было сразу несколько. Как и смс. Подобное внимание к собственной персоне Факера изрядно напрягло. Он вообще не любил, когда лезли в его дела – ни родные с друзьями, ни, тем более, незнакомые люди. И вовсе не потому, что он был такой из себя самостоятельный и независимый, просто, как правило, за настырностью и красноречием не было никакой конкретики. Всё это было ни о чём. Как вот эти звонки и сообщения.
«Сколько я спал?» - Факер глянул на электронный циферблат – почти пять часов.
И кому он мог так настойчиво понадобиться за столь короткий отрезок времени? Очередные выводящие из себя вопросы снова начали грузить его.
«Я так хорошо спал. Почему вы просто не оставите меня в покое? Хотя бы на сутки», - с жалостью к самому себе несчастному подумал Факер, представляя, какой кайф был у людей в то время, когда не было ни мобильных телефонов, ни Интернета, и каждый мог просто выдернуть шнур стационарного аппарата из розетки, чтобы остаться в полном спокойствии.
Сегодня же покой всем им только снился. Впрочем, когда Факер увидел, что звонила и писала Вика, его раздражение сменилось волнением и даже рассеяностью. Как он понял, малышка вот уже как час рассталась с одногруппниками и теперь, пьяненькая, не желает ехать домой к родителям и бабушке, безрезультатно пытаясь к нему дозвониться. Прислушавшись к собственным ощущениям, Факер понял, что тошнота прошла. Он быстро набрал Вику, ища возле дивана бутылку минералки. Она взяла трубку после трёх гудков, не дав ему даже времени собраться с мыслями. К тому же, во рту у него пересохло, а язык был словно варёный, отчего его дикция была тяжелой и невнятной.
«Ты звонила. Извини, я спал. После вчерашнего было плохо», - начал он, решив говорить правду и только правду, одновременно рассчитывая на сочувствие и понимание с ее стороны.
«А, извини, я не знала», - начала Вика вежливо, после чего перешла на сбивчивый трёп, за пять минут поведав ему и о семинаре, и об их попойке.
Пили они вино, причем пили по-взрослому. Вика выпила две бутылки. Факер прикинул, что он уже столько не осилит, а ещё подумал, что у него из бухла – только водка. Элитным алкоголем, как и вином, нужно было запасаться заблаговременно.
«От водки её вырубит», - подумал он, прикидывая, насколько это хорошо, а насколько плохо.
«Ты не против, если я приеду?» - наконец, пускай и без намёка в голосе, спросила Вика.
Остальное было делом техники. Как он и предполагал, у Вики совсем не было денег. Факер вызвался оплатить такси, а она в ответ сразу же пообещала, что отдаст ему при первой же встрече. Он не стал разыгрывать дешевую комедию и корчить из себя джентльмена, отлично понимая, что честь честной девушки, пускай и едущей в недетское время к едва знакомому парню домой одной, да ещё и пьяной, дороже каких-то там денег. Тем более, когда это был всего лишь счёт за такси, а не что-то большее, способное заставить вас задаться вопросом - «тварь я продажная, иль право имею?» и, теоретически, даже сломать все ваши принципы к чёртовой матери, потому что купить можно любого из нас, ведь людская слабость, как и всё в пространстве и времени, будет стремиться исключительно к бесконечности, куда все мы уйдем, прежде чем прорасти травами и цветами.
В конце концов, её поведение вполне следовало женской логике: идти на большую вероятность быть трахнутой, но всячески демонстрировать свою независимость. Факер никогда не задумывался над тем, была ли Вика феминисткой. То, что у неё не было никаких радикальных заскоков – это точно. Данную тему они не поднимали, но Вика во многих вещах казалась ему открытой книгой, в которой не читалось ничего радикального. В том числе и в отношении вопроса о правах женщин и прочей херне. Её взгляды на жизни Факер характеризовал скорее как либерально-консервативные. Конечно, это было хуже социалистических или националистических убеждений, коими были одухотворены его подруги давно минувших дней, но, с другой стороны, Вика хоть и не испытывала чувства превосходства над представителями других рас, считая всех людей на земле братьями и сёстрами, всё же выступала против сексуальных меньшинств. Плюс ко всему она не была равнодушной к общественно-политическим процессам в стране: собирала игрушки и вещи для малышей в детдоме у неё на районе, ходила на выборы и не бросала мусор мимо урны. Требовать от красивой девушки чего-то большего с его стороны было бы уже слишком.
Он вызвал ей такси и, перезвонив Вике, решил, что терять сейчас с ней связь – дело рисковое. Мало ли, что может прийти в голову пьяной девушки? Может, она вообще забудет, что собиралась к нему ехать, уйдёт куда-нибудь и потеряется. Факеру не хотелось лишний раз волноваться. Он и так был основательно заё*ан, так что теперь старался минимизировать любые риски, сулящие ему какие-либо напряги. К тому же, как ему подумалось, если с Викой что-то случится и она не доедет к нему домой в целости и сохранности, именно он будет тем последним свидетелем, к которому у ментов наверняка найдутся не только вопросы, но и предъявы. Впрочем, загрузиться толком Факер так и не успел, потому что слегка протрезвевшую Вику попёрло поделиться с ним впечатлениями от бурно прожитого дня, и он был не прочь её послушать. Лишь бы малышка была под контролем, и он был на все сто уверен, что девочка села в такси и едет к нему.
Как он и предполагал, у студентов-малолеток не было денег. Вернее, не было у так называемых парней, за всё платили Вика и её подруга Настя. Заслышав это, Факер настолько возмутился, что даже слегка прих*ел, впрочем, в последний момент удержавшись от того, чтобы прогрузить её на сей счёт. Она бы всё равно не поняла. Как минимум – не до конца. Не только потому, что Вика была пьяна и вообще – девушки не очень дружат с логикой. Нынешнее поколение жило по своим понятиям. А вот в его время им было даже стыдно просить у девушек сиги, если не было своих. Не то, чтобы пить за их счёт – это было уже слишком и вызывало у Факера настоящее отвращение. Только вот, что толку, если бы он сейчас начал объяснять все расклады Вике? Она бы даже не стала его слушать: сегодняшняя молодежь не хотела знать больше того, что считала нужным сама. Так что все его нравоучения были явно не в тему.
Факер понял это давно. Нет, он не брался их учить. Потому что за учёбу в условиях дикого капитализма следовало платить. Сам Факер ненавидел всяких там правообладателей и шарлатанов, обучающих стадо всему – от варки борщей, до игры на бирже - считая, что искусство и знания должны быть бесплатными. Всевозможные мудаки делали деньги из воздуха только потому, что все вокруг были самовлюблёнными и тупыми баранами, которым так легко всунуть любой шлак, только заверни его в красивую обёртку и скажи сто миллионов раз, что конкретному барану нужно именно это дерьмо, потому что пока он сидит и не чешется, остальные бараны ушли в своей эксклюзивной крутости далеко вперёд. Так что, поторопись, баран! Учитывая всё выше сказанное, Факер не находил ни одной причины, чтобы раздавать советы, стоящие ему крови, пота и, главное, нервов просто так и забесплатно, не получая в ответ даже благодарности. А ведь, по большому счёту, он был готов выдать дельный совет за спасибо, чтобы просто знать, что от этого будет хоть какой-то прок. Сегодня же спасибо было не в моде. Как и прислушиваться к бесплатным советам. Вот предварительно заплатив, напустив на себя индюшиного пафоса – это всегда пожалуйста. Впрочем, разве стоило ждать от баранов иного поведения? Вместо того, чтобы бороться со стадом, им следовало пользоваться. Например, разве ехала бы сейчас к нему Вика, если бы провела прошедший день с нормальными людьми, а не малолетними идиотами? Напилась бы она? Вряд ли. Сидела бы сейчас, наверное, где-нибудь в тепле среди розовой романтики, которую любят даже, казалось бы, неглупые девочки. Да вот только Факер был отнюдь не романтик. Поэтому, он выбирал вариант, когда пьяная и разочарованная в людях Вика едет к нему чёрт знает куда, наверняка осознавая всю пикантность ситуации, невзирая на своё состояние.
Наконец, Вика села в такси. Он перезвонил водителю и попросил набрать его, когда они будут подъезжать. Удостоверившись, что с ней всё нормально, Факер взглянул на часы - был одиннадцатый час вечера. Детское время. Прикинув, что у него от силы полчаса, он поставил кофе и пошел в ванную комнату. Пока Факер рассматривал свою рожу в зеркале, убеждаясь, что он слишком небрит и помят, чтобы даже пытаться привести себя в порядок, кофе сбежал. Выругавшись, он вылил остатки в чашку и, пока тот остывал, залез в душ, ожидая с минуты на минуту звонка.
Такие запарки его напрягали – он снова ничего не успевал, несмотря на то, что, в общем-то, приучил себя никогда не спешить. Так что, если вам советуют не спешить, чтобы всё успеть, не покупайтесь – сначала расслабитесь, а потом вообще – уснёте и проспите всю оставшуюся жизнь. Впрочем, для многих именно уход от реальности в весёлое, ничем не обязывающее умственное небытие, окончательное превращение в кластер потребления, был не просто реальной перспективой существования, но и его смыслом.
Теплый душ слегка привёл его в порядок. Факер вновь мыслил трезво и цинично, задумавшись, что визит Вики – отнюдь не так круто. В последние пару дней, думая о ней, как о сексуальном партнёре, он уже не чувствовал первоначального влечения. Конечно, когда он выпивал, то готов был вдуть любой, однако находясь в трезвом здравии, Факер предпочитал просчитывать свои поступки. Вот и с Викой всё было не так просто. Возможно, он несколько усложнял ситуацию – не без этого, однако честность перед самим собой, хотя бы иногда – вот в такие моменты, была тем лучом надежды в тёмном царстве лжи и порока, благодаря которому он всё ещё пытался находить в жизни смысл.
 
Глава 12. Крах
Какой должна быть настоящая любовь? В последнее время Факер впал в подобные сопливые размышления, и ему вовсе не было стыдно. Думая о Вике, он вновь чувствовал, что она – единственная и неповторимая, а он – никого никогда до неё и не любил. А всё минувшее – громкие слова и обещания - было лишь страстью или, в лучшем случае, влюблённостью, но никак не любовью. Ведь любовь – это больше, чем два-три траха, после чего тебе снова хочется побыть одному, потому что уже и фачиться не так интересно, да и все темы говорены-переговорены, а паузы с каждым разом становятся всё длиннее. Когда первые восторги прошли, он вдруг осознал, что подобные порывы у него были и с предыдущими девушками – из прошлой жизни. Как ему тогда казалось - точь в точь как сейчас, он тоже любил по-настоящему. Только вот, даже с самыми милыми созданиями он вскоре расставался, сначала остывая, становясь равнодушным, а после - зачастую ругая себя, инициируя её уход, или уходя первым. Что, как ему казалось, было куда круче. И он снова оставался один. С Викой была та же тема. Во всяком случае, он был в этом твёрдо убеждён. Поддавшись сомнению, Факер испугался, поняв, что может потерять Вику в любой момент. Даже сегодня. Если трахнет её. Даже если она окажется не девственницей.
«Это было бы весьма кстати», - подумал он с надеждой.
Он не хотел секса – Факер хотел дружбы. И любви. Настоящей. Ведь, что такое настоящая любовь? Это крайняя – высшая степень дружбы. А вот дружбу, как раз, можно было испортить сексом.
Факер тяжело вздохнул. Ему позвонил таксист, сказав, что они подъезжают. Он быстро оделся и спустился во двор.
Некоторым девушкам удаётся быть пьяными и не подавать виду, а теряют над собой контроль и начинают творить чёрт знает что – только отпетые дуры. Девушки, в отличие от парней, выпив, не выплескивают праведный гнев по поводу вселенской несправедливости и прочего дерьма, пропитавшего насквозь наш мир, они лишь генерируют эмоции и рефлексируют. Как футбольные болельщики у ТВ-экранов. В этом не было никакого смысла. Совсем никакого. И тут нет никакого женоненавистничества. Никакой желчи на тему, что у женщин плохо и с логикой, и с логическим мышлением. Всё лежит на поверхности: просто никто никогда не видел пьяных девушек, с жаром спорящих, например, о ключевых отличиях сталинизма от национал-социализма с перспективой их синтеза. Они и слов таких не знают.
Так вот, Вика хоть и была пьяна, мало чем выдавала себя. Разве что явным запахом алкоголя. Аромат пьяных женщин всегда возбуждал Факера. Всё это навеивалось жизненным опытом - такова жизнь. Он поморщился, чувствуя, как у него встаёт. К тому же, после похмелья. Пока они поднимались он, идя сзади, старался не смотреть на её задницу в джинсах, прекрасно понимая, что удержаться сегодня и сохранить дружбу будет весьма непросто.
Хотя Вика была у него впервые, особого интереса к окружающей обстановке она не проявила, сразу упав на диван и начав перебирать страницы разбросанных книг и каких-то старых журналов.
«У тебя есть выпить?» - спросила она, не поднимая глаз.
«Мне кажется, тебе хватит», - холодно сказал он.
«Ой, не будь таким. У меня праздник!» - отложив, наконец, чтиво, Вика улыбнулась и посмотрела ему в глаза.
Её глазки были пьяненькими и сонными.
«Тебе пора спать», - сказал Факер, чувствуя, что собирается её вые*ать, несмотря на обещание самому себе не делать этого и остаться друзьями, ведь даже осознавая все последствия грядущего секса с Викой и страдая от этого, он не мог заставить себя не хотеть её.
«Ну-у», - Вика надула губки – нехарактерно для себя.
Ему показалось, что он понял её посыл. Уже кого-кого, а пьяных женщин понимать он умел. И уж тем более, если они всё ещё были молодыми, неопытными и оттого легко прогнозируемыми девочками. Такими, как Вика. Ведь, по большому счету, что она видела в этой жизни, кроме своих книжек? Все эти годы она фактически прожила в тёпленьких парниковых условиях – заботливая семья, хороший класс, высоко почтенные, знающие по несколько иностранных языков и прочую ерунду знакомые, составляющие её круг общения – в университете и среди скучных детей её родителей. Все годы её окружали мир и добро. Всё было настолько прекрасно, что в один прекрасный момент это стало Вику напрягать. Особенно, когда она выпивала. Конечно, Факер не был хулиганом, скорее наоборот, однако соблазняя его, Вика переступала что-то личное - какие-то свои personal запреты, сковывающие, как ей казалось, её внутреннюю свободу.
Как настоящий друг в данной ситуации, Факер должен был держать оборону до конца. Однако он дрогнул. Уверяя себя, что не причинит ей никакого вреда и не воспользуется.
«Мы обязательно будем вместе. И всегда будет друг друга любить», - подумал он, пытаясь обмануться.
В его мозгу пронеслись кадры их семейной жизни – большой дом, играющие у камина детишки и Вика в роли идеальной матери и жены. Несмотря на то, что всё это было весьма далеко от правды, Факер сделал вид, что поверил.
«У меня только водка. Но, я могу сделать тебе коктейль», - предложил он, улыбаясь в ответ.
В холодильнике у него всегда хранился запас лимонов: он выбирал с тонкой кожурой – максимально сочные, хоть и невзрачные с виду. Захватив несколько лимонов, водку и лёд, хранящиеся в морозильнике, он принялся выдавливать сок в бокалы для виски, куда бросил крупные ледяные кубики и налил едва заметно загустевшую водку.
Вернувшись в комнату, он поставил перед Викой бокалы и сам сел рядом.
«Без закуски», - сказал Факер.
«Не беда», - ответила Вика.
Они выпили. Он посмотрел ей в глаза: она просто не хотела начинать первой. Факер поцеловал Вику. Она ответила.
«Ну что, пое*ушки?» - спросила она, раздеваясь, чуть с виноватой улыбкой потупив взор.
Этой ночью они не спали. Пьяную Вику после водки окончательно развезло, после чего она отключилась. Однако Факер был настолько возбуждён, что будил её несколько раз ночью и е*ал, невзирая на её нежелание. Впрочем, не хотеть – не значит быть против, главное, что она давала. Он остановился ближе к рассвету, когда понял, что уже не может сам. Он обнял её, она прижалась к нему попой. Факер почувствовал, что всё ещё хочет её, но уснул обессиленный и спал, как ему казалось, очень долго, умудрившись при этом проснуться первым. Вика всё ещё сопела рядом. Он осторожно вылез из-под одного на двоих одеяла и вышел на кухню. В окно барабанил дождь. Ему безумно хотелось спать, но ощущение абсолютного счастья буквально переполняло Факера, заставляя широко улыбаться в пустоту. Вчерашние душевные терзания казались ему каким-то жалким недоразумением. Как он вообще мог сомневаться в ней? Это была любовь, Факер уже не сомневался в этом.
Он поставил вариться кофе. Звук льющейся из-под крана воды разбудил Вику, и она, ещё до конца не проснувшись, смешно пошлёпала босиком по холодной плитке в ванную комнату, не здороваясь и даже не замечая Факера. Он снова улыбнулся. Пока она приходила в себя и приводила себя в порядок, кофе был готов. Быстро умывшись прямо над кухонной мойкой и пригладив мокрой пятернёй бритую пару недель назад голову, Факер достал трёхлитровую банку мёда и добавил по ложечке вместо сахара, который он принципиально не держал дома.
Они сидели на диване друг напротив друга. Вика пила кофе молча, поглядывая на него исподлобья – вовсе не агрессивно, но смущённо.
«Ты чего?» - Факер погладил её голенькую коленку.
«Наверное, ты думаешь, что я какая-то шлюха», - сказала она, улыбаясь уголками губ, не одёрнув его руку.
«Глупая, конечно нет», - сказал он на автомате слишком быстро, отчего произнесённое прозвучало слегка фальшиво.
Похоже, вырвавшуюся фальшь почувствовала и Вика, так как потупила взгляд ещё больше, а её щёчки тронул румянец.
«Ню-ю», - принялся сюсюкаться с ней Факер, ловя кайф.
Она не отвечала и, казалось, о чём-то крепко призадумалась. Повисла неловкая пауза, во время которой Факер продолжал глупо улыбаться, а Вика – пить кофе, впившись взглядом в ковёр. В этот момент до Факера наконец-то дошло, что произошедшее воспринимается ими, мягко говоря, на разных волнах. Если для него всё казалось просто идеальным, то Вика, скорее всего, не испытывала к нему и части той любви, сделавшим его пускай на несколько часов абсолютно счастливым. Несмотря на то, что она не оказалась девственницей, что сначала было воспринято Факером с мелкой радостью по поводу частично снимаемой ответственности, а на утро, когда его любовь к ней расцвела во всю силу, наоборот – кололо грустью. Только в любви так не бывает, чтобы всё было по любви, как в кино, и они не были идиотами, чтобы верить в это. Кто-то любит, а кто-то – позволяет любить. Может быть, позволяет. Тот факт, что Вика переспала с ним, не делал её автоматически его девушкой. И то, что так легко укладывалась в его систему координат и логику, ничего не значило для современной молодежи. И даже для Вики, какой бы замечательной она ни была. Потому что при всей своей няшности, они занималась сексом, который для неё был просто сексом. Тем более, она приехала к нему пьяной и теперь, судя по одолевшему её смущению, искренне раскаивалась в том, что произошло. Хуже всего было то, что Вика наверняка перекладывала основную часть вины именно на него – старого козла, воспользовавшегося состоянием ещё молодой и неопытной девочки, которой он рассказывал о дружбе.
«Ты мне очень нравишься. Я буду заботиться о тебе», - принялся врать он, уже не веря самому себе.
«Правда?» - обречённо спросила Вика.
«Конечно», - кисло ответил Факер, впадая в ступор.
Во второй и последний раз они переспали через три дня.
Всё это время Вика общалась с Факером так, будто ничего и не произошло. Так могла вести себя шлюха, но Вика не была похожа на активно гуляющую девочку. Возможно, он вообще был вторым, что в условиях сегодняшнего падения нравов – тоже неплохо. Её спокойствие не было равнодушием, и Вика наверняка переживала произошедшее куда сильнее Факера. Скорее, это некая тотальная флегматичность, присущая сегодняшней молодёжи, которая знала, что нервничать – нет смысла. За это не платили, это вообще ничего не решало – так думали они. Такой выдержки и стойкости молодых ребят можно было только позавидовать, если бы всё это не перерастало в отрешенность, когда каждый просто уходил в себя, рассматривая окружающих, словно манекены в соответствующих декорациях. И если бы при этом они любили себя – были бы самоуверенными нарциссами, это ещё можно было бы обозвать эгоизмом и призвать к совести. Такие ребята, как Вика, ненавидели себя сильнее, чем окружающих, потому что разучились и дружить, и любить. И когда кому-то удавалось вырваться из этой матрицы бесчувственности, они страдали ещё больше, не веря в собственные силы. Не веря, что могут стать другими – добрыми, чуткими, любящими.
И в данной ситуации то, что Вика была младше Факера почти в два раза, ровным счётом ничего не решало. Когда он читал её стену и ЖЖ, то не видел в постах молодой, ещё совсем юной девочки ничего, кроме грусти, боли и страха. Вика была глубоко несчастной, но боялась признать это, утверждая с механикой робота, что у неё всё отлично – лучше всех. Жизнь прекрасна и полна радужных перспектив. Всё будет зае*ись, ведь правда? Но он видел. И знал, что зае*бись тоже ничего не будет. Потому что для этого нужно было бороться, чего она не делала. И не хотела делать. Вообще современной молодёжи присуще абсолютное отсутствие интереса к жизни. Нет, не к умным книжкам, модным сериалам или путешествиям, например. А к настоящей жизни – к людям вокруг, к своему народу. К стране. К Родине, в конце концов. Когда они слышали слово Родина, то улыбались. Им было смешно, всё это было так чудно. А ещё им было грустно оттого, что Родина была недосягаемой метафорой, низводящей их до уровня безымянной пыли.
В данной ситуации умнее всего было выдержать паузу и сыграть по её правилам. Давление ни к чему хорошему бы не привело. Впрочем, и играть в молчанку тоже не стоило, так как малышка могла подумать, что Факер попросту воспользовался её телом и все дела. На самом деле всё так, разумеется, и было, но догадываться об этом Вике не стоило. Хотя, как казалось Факеру, она всё прекрасно понимала, просто была достаточно умной, чтобы не е*ать ему мозг. За что он был ей безмерно благодарен.
Лучше было отдать ей инициативу, будучи при этом готовым перехватить её в случае необходимости. Три дня они мило общались: Вика ходила на учёбу, Факер страдал от безделья, однажды даже найдя на страничке Вики её подружку Настю, о которой та рассказывала. Настя была очень ничего. Даже на фоне Вики. Хорошая девочка, одним словом. Вика – брюнетка, Настя – блондинка.
«Как в порнухе», - подумал Факер, прикидывая, возможно ли уговорить Вику, чтобы та уломала Настю на секс втроём.
Подобная перспектива казалась маловероятной, но Факер предпочитал надеяться и верить. В крайнем случае, тактика измора иногда давала свой результат, так что отказываться от такого варианта, так и не попробовав, было бы глупо. Тем более, что в первые дни их знакомства перспектива вые*ать Вику отнюдь не казалась ему настолько вероятной, однако на деле всё вышло куда проще, чем он мог себе вообразить – ему даже не пришлось гулять её, дарить цветы и вообще тратить бабло, которого у него и так не было.
Он снова начал грузиться. Когда ты живёшь один, проблема отсутствия денег не так очевидна. Ты просто тратишь ровно столько, сколько нужно, а когда лавэ заканчивается – идёшь на его поиски. Когда у вас есть девушка, даже на расстоянии, как Вика, вам приходится заботиться о непредвиденных расходах. Короче говоря, отсутствие бабла теперь реально напрягала Факера.
Вечером, накануне, они снова бухали: Вика у себя на районе, Факер – дома на диване. Врубив очередной американо-британский сериал о хитроумном пафосном маньяке, он продолжал мешать водку с лимонным соком, закусывая сыром и оливками. Было круто, к тому же – ничего другого и не было. Короче – дёшево, но отнюдь не сердито.
«Просто нужно иметь эстетическое воспитание, а то грязь из-под ногтей ещё не вычистили, а уже лезут, бл*дь», - захмелев, зло подумал он, преисполненный нарциссизмом, мысленно погрозив кулаком аморфной массе пошлого быдла.
Все эти иностранные сериалы действовали ему на нервы. И смотрел он их лишь в те унылые вечера, когда уже были просмотрены все нормальные фильмы, где честные менты пьют водку и давят преступность и оборотней в погонах. Вот, все дрочили на нового «Шерлока», Факер посмотрел – редкая чушь, не идущая ни в какое сравнение с нашим советским мистером Холмсом. Иногда, конечно, среди всего этого псевдоинтеллектуального мыла проскакивало что-то стоящее, но куда чаще его просто тошнило от этого искусственного пустопорожнего бреда, коим накачивали свои мозги, словно цифровыми наркотиками, Вика и её сверстники, проглатывая серию за серией, сезон за сезоном везде – на парах, в метро, дома перед сном. Вместо того, чтобы учиться. Или читать книги. Она-то и порекомендовала ему триллер с Джиллиан Андерсон: пять серий по пятьдесят минут – не слишком много, чтобы заебать мозг. Поэтому Факер рискнул. В сорок пять главная героиня выглядела прекрасно. Намного лучше, чем в молодости в «Секретных материалах». У неё была слишком короткая шея, и она была слишком полна. Короче, в юные годы Факера возбуждали скорее такие барышни, как Аня Курникова, чем агент Дана Скалли. Просто есть такие девушки, расцветающие уже за сорок – с этим ничего не поделать, главное – не потерять раньше времени веру в себя и не выйти замуж за первого попавшегося гуся, только потому, что так нужно, ибо, типа, можешь опоздать. Так вот и сама Джиллиан Андерсон, и её героиня были не из таких – они были ох*енны и сами снимали себе парней, младше их лет так на пятнадцать. Эта сучка явно нравилась Факеру, да и сам сериал постепенно засасывал, так что когда ближе к полуночи позвонила Вика, он был не то, чтобы не рад, но и восторгов от перспективы оторваться от водки и сериала не выказал, отчего его тон с первых секунд разговора зазвучал весьма холодно.
«Привет, я тебя не отвлекаю?» - вежливо спросила Вика.
Она была уже навеселе. На заднем плане слышался смех – женский и мужской. Однако Факер не ревновал. Он даже не нервничал, будучи совершенно спокойным, ведь то, что Вика позвонила первой спустя три дня, значило слишком много. Отчего Факер вмиг превратился в напыщенного мудака, будучи уверенным на все сто, что это именно она хочет приехать и потрахаться с ним, а не он. Потому что ему и так хорошо – с водочкой и Джиллиан Андерсон. Так что, пускай малышка ещё постарается добиться его расположения. Всё это буквально пёрло из него.
«Ау! Ты тут?» - спросила она.
«Да, всё нормально. Кино смотрю», - ответил он спокойно.
«Какое?» - поинтересовалась Вика.
«То, что ты порекомендовала», - сказал он сухо.
«И как?» - она принимала всё слишком серьёзно.
«Зае*ись. Ты ведь не о сериале поговорить мне позвонила?» - спросил Факер слегка раздраженно.
«Нет», - смутилась Вика.
Факер молчал и ждал, пьяно упиваясь собственной важностью.
«Если ты не против, я могла бы приехать», - наконец, смущаясь, молвила она.
«А ты где сейчас?» - спросил он равнодушно, намеренно игнорируя её предложение.
«Да, на районе, с местными. С Настей», - ответила Вика.
«Привет ей», - сказал Факер, возбуждаясь при мысли о её подружке.
Секс втроём, конечно, это было слишком даже для пьяного угара, но и Вика сама по себе тоже сгодилась бы.
«Только у меня нет денег», - сказала Вика.
«Я вызову тебе тачку», - властно ответил он.
Пока Вика ехала, он покурил на водку и его конкретно накрыло. Поэтому, когда малышка приехала, он не хотел её нисколько. Она была обузой. Факер устал и хотел спать. Но, раз уж приехала, пришлось ломать комедию. Он попытался сравнить, когда Вика была пьянее – в первый раз, или сейчас, но был настолько бухой, что окончательно потерялся. Смешав ей водки с лимонным соком и оставив напиваться в надежде, что на этот раз девочка отключится и уснёт - провалится в небытие, Факер ушел на кухню варить кофе. Для себя. Чтобы окончательно не отрубиться. Рассудив, что готовить кофе в турке слишком долго, он просто вскипятил воду и запарил две ложки с медом в чайной кружке.
«Хочешь кофе?» - равнодушно предложил он, садясь на безопасное расстояние с другой стороны дивана.
«Хочу еще водки», - пьяно сказала Вика.
«Не вопрос», - ответил Факер.
Он сделал ей вторую порцию, щедро вылив в стакан остатки водки.
«Напейся», - пошутил он.
К сожалению, Вика восприняла это как намёк.
«Ты хочешь меня совратить?» - игриво спросила она.
«Вовсе нет», - искренне ответил Факер, но малышка ему не поверила.
Выпив залпом, Вика снова влезла на него. Устало, он ответил. Несмотря на её поцелуи, у него не стояло. Совсем. Факер даже смутился.
«Как же так?» - думал он, прокручивая в мозгу эротические образы, способные исправить ситуацию – в голову снова лезла картинка с Викой и Настей.
И с ним, разумеется.
«Я сегодня представлял вас с Настей», - сказал Факер ей на ухо, заводясь.
«Это как?» - спросила она на автомате.
«Ну, вы вдвоём и я», - ответил он.
«Дурак ты», - хмыкнула она.
Они переспали во второй раз.
Следующее утро было таким же безрадостным. За окном лил дождь. Похмелья не было, но Факера сушило. Хорошо, что в чайнике была вода. Хоть и не холодная. Он выжал в неё остатки лимона и выпил. В голове посветлело. Факер взглянул на спящую Вику – она была растрёпанная и смешная. Его переполнила нежность. Сев рядом, он поцеловал её хрупкое плечико и шею.
«Ну, отстань», - отмахнулась Вика.
Не обращая внимания на сонное ворчание малышки, Факер вые*ал её снова, после чего окончательно потерял к ней интерес. Как минимум – на ближайшие сутки. Заставив себя сварить кофе на двоих и выслушать её немногословный трёп об учёбе и прочей ерунде, он принялся ненавязчиво выпроваживать Вику домой.
«Наверное, тебе нужно готовиться к завтрашнему экзамену?» - мягко спросил Факер.
«У меня нет завтра никакого экзамена, расслабься», - отмахнулась Вика, схватив первую подвернувшуюся под руку книгу, жадно впившись в неё взглядом.
«Ну, зачёт. Я будто должен разбираться в ваших раскладах», - сказал он чуть более раздражённо, не собираясь с ней ругаться.
«Да и зачёта нет, я совершенно свободна», - едва слышно буркнула она, продолжая беззвучно шевелить губами, читая.
«Бл*дь», - выругался он и заглянул в морозильник, где по совету ботаников хранил шишки, сохраняя, таким образом, их свежесть – витамины и микроэлементы, однако среди кубиков льда и отрезанных рыбьих голов, из которых он уже не первый год собирался сварить уху, там ничего не было, там было пусто.
«А ты говорил, что Кафку не любишь», - вдруг сказала Вика, глядя на Факера в упор.
«В смысле?» - спросил тот, бродя по квартире среди беспорядка и пытаясь найти пакетик с куревом, которого, по его расчетам, было ещё дня на два.
«Ну, «Замок», - сказал Вика раздраженно, недовольная его тугодумством.
«Да-да, «Замок», замечательная книга», - ответил на автомате он, растерянно перебирая грязные бокалы и тарелки – шишек не было.
«Всё понятно», - зло сказала она и, отложив книгу, начала одеваться.
«Ты чего?» - спросил Факер, наконец, отвлекшись от поисков, почуяв, что что-то случилось.
«Ничего», - сказала Вика обиженно.
«Блин, Вика», - начал он.
«Что?» - с вызовом спросила она.
«Не выноси мне мозг», - сказал Факер грубо.
Она встала.
«Можно, я книгу заберу?» - спросила Вика.
«Да, пожалуйста», - бросил он, уже сам злящийся на нее.
Она ушла, а шишки Факер так и не нашел.
Прошедшая трещина в итоге привела к краху. За окном совсем потемнело: дождь лил, словно из ведра. Через несколько дней обещали первые морозы и снег. Преисполненный мрачных чувств, Факер пил водку, с неким мазохистским торжеством уверяя себя, что всё изначально было предрешено, потому что они слишком разные, он слишком тёмен, а она – светла. Ночь и день не могли встретиться. И прочая херня. Когда пережевывать подобную муть ему надоело, Факер принялся ненавидеть и презирать Вику, агрессивно сотрясая воздух риторическим и яростным: «Да кто она вообще такая?!» Подумаешь! У него были девушки и покрасивее. И поумнее. Так какого чёрта он должен перед ней унижаться? Накачиваясь дерьмом и напиваясь, он мечтал лишь об одном – задавить этой грязью и негативом трепыхающуюся в его сердце любовь, застрявшую в нём и причиняющую боль – отнюдь не сладкую, а неприятную и холодную, загоняющую душу в пятки, наводящую ужас. Одно дело – придаваться мизантропии, философствуя с самим собой о ничтожности людишек и обречённости бытия. Совсем другое – понимать, что из-за своего равнодушия, пофигизма и чёрствости ты обидел человека, который, может, и не был столь же гениален, как ты, но был намного лучше тебя во всём. Ну, а его гордыня лишь усугубляла ситуацию. Вместо того, чтобы просто засунуть в одно место самовлюблённую убежденность в собственной абсолютной непогрешимости, Факер продолжал гнуть палку до конца, прекрасно понимая, что Вика – не из тех маленьких ничтожных сучек, о которых можно хоть ноги вытирать, а они всё равно к вам прибегут. С характером у неё было будь здоров. К тому же, Вика явно была не обделена вниманием, пускай и тяготившим её. Когда тебе постоянно твердят, что ты ангел – бабушки, дедушки, родители, окружающие, Факер, можно и зазнаться. Нет, у Вики не было пафоса. Просто, и прогнуть её под себя, и сломать было делом не из лёгких. Напиваясь, он пытался убедить себя в том, что Вика не такая уж и хорошая, маленькая самовлюблённая сучка и прочее говно. Однако, даже проклиная её на чём свет стоит, Факер прекрасно знал, что это не так.
Он принципиально не звонил ей почти неделю – так долго они ещё никогда не молчали. Факер всё ждал, продолжая упёрто верить, что Вика позвонит первой.
«Нельзя ей позволить сесть мне на шею», - думал он, когда его немного попустило, и вместо злости пришло понимание кажущейся сейчас вполне реальной перспективы потерять её.
Тем более, как ему казалось, Вика тоже воспринимала происходящее между ними как некую игру и вовсе не ждала от него звонка, предпочитая хорошенько помучить Факера, прежде чем проявить милосердие, приехать к нему и хорошенько потр*хаться.
День давно перешел в вечер и близился к ночи. Пьяного Факера распирало от желания излить всё дерьмо мира на голову бедной Вики, и лишь осознание собственной неправоты останавливало его. Он был априори неправ, требуя от неё полной покорности. Вика не была тупой пи*дой, по жизни она вела себя чересчур независимо, держась до того самостоятельно, что его подкаты кость в кость были тут совершенно неуместны. В нём даже не было ревности. И не потому, что ревность – удел слабых, её как раз порождали слабые на передок девушки, к коим Вика, несмотря на то, что переспала с ним на второй встрече, не относилась. Да и вторая встреча – это вам не первое. Короче, она всё сделала правильно, у Факера не было возможности к ней подкопаться. Больше всего его заботил другой вопрос: почему, даже несмотря на их близость, в моменты которой они были, как бы, нежны друг с другом, Вика всё равно оставалась с ним такой холодной? Логическая цепочка в голове Факера рушилась на этом моменте. Это шло вразрез здравому смыслу: им было хорошо вместе, у них не было никаких оснований, чтобы что-то было иначе. Они были нужны друг другу. Так думал Факер. И то, что он оказывался ненужным, было ему непонятно. Это сводило его с ума. Он почувствовал слабость, буквально валившую его с ног. Факер прилёг на диван и уставился в потолок. Голова кружилась от бухла, лёгшего на всё выпитое за последние дни, сложившиеся в месяцы и годы.
«Ещё немного и начнутся вертолёты», - подумал он.
Факер чувствовал себя несчастным и одиноким. Его тошнило оттого, что он снова пьёт, а потом – терзается чёрными мыслями. Нет, конечно, он не считал себя алкоголиком, только вот по чуть-чуть, но каждый день, а чаще всего – и побольше, всё это вошло в привычку и уже конкретно мешало ему жить. Он не находил в алкоголе утешения, тот просто стал незаметным и незаменимым сопровождением его жизни. Вместе с дурью.
«У меня нет проблем, я правильно питаюсь, стараюсь больше двигаться и вообще - пью только элитные напитки. К тому же, у меня нет зависимости или ломки. Всё это – чушь собачья. Просто, так лучше, чем иначе», - успокаивал себя Факер.
Как правило, подобные отмазки худо-бедно действовали, однако сейчас - раздавленный и несчастный, брошенный и забытый - шлюзы, перекрывающие бурные потоки самокритики были открыты, и всё это нахлынуло, накрыв Факера с головой. Он винил себя во всех смертных грехах, ощущая себя ничтожнейшим из людей, недостойнейшим представителем рода человеческого, алкоголиком и законченным неудачником.
Оставалось только повеситься. От этой мысли у Факера едва не встал. Нет, не как у каких-то чёртовых эмо, а от осознания символичности подобного манифеста.
«Вот тогда, бл*дь, все узнают. Вы у меня попляшите!» - пьяно подумал он, понимая, что теряет нить происходящего и вырубается.
Единственное, что его огорчало в эти сладких моменты садомазохизма, так это понимание того, что повесившись, он не сможет насладиться ораторией вселенской боли и скорби в исполнении окружающих.
За окном грохнуло – какой-то мудак запустил салют. Факер вынырнул из полудрёмы и решительно сел. Его вновь захлестнула злость.
«Пока я тут подыхаю, она там гуляет, маленькая эгоистичная сучка», - принялся ругать её он.
Взяв мобильный, он набрал её номер, несмотря на то, что время было уже за полночь – отнюдь не приличное для звонка воспитанным девушкам, к тому же живущим с родителями и бабушкой. Вика ответила почти сразу же. Она снова была выпившей. На заднем плане – те же знакомые голоса малолетних щенков, трущихся возле его ангела. Факер стиснул зубы.
«Ты где?» - спросил он зло.
«Ты что, пьян?» - весело спросила Вика.
«Не более чем ты», - строго ответил Факер, злясь, что она сбивает его с мысли и уводит разговор вообще в другую сторону.
«А мне кажется – ты в говно», - продолжала веселиться малышка.
Всё шло не по плану. Да и плана у него не было.
«Я слышу, тебе там весело», - сказал он голосом мертвеца.
«Да, у меня всё супер», - вдруг насупилась она, перестав веселиться.
Из её пьяного голоса исчезли солнечные зайчики. Факер почувствовал неприятный холодок в том месте, где у нормальных людей должна быть душа, но у него самого там вдруг засквозила страшная пустота.
«Меня уже зовут», - сказала Вика, давая понять, что разговор окончен.
Так жестоко и неожиданно. Факер затрясся в ознобе, совсем растерявшись. Он конкретно терялся.
«Приезжай ко мне, пожалуйста», - попросил он почти жалобно.
«Вот ещё что! Не могу», - сказала она жестоко.
«Мне очень плохо», - сказал Факер почти в бреду.
«Поспи, с утра будешь как огурчик», - хмыкнула Вика и отключилась.
Факер заплакал.
 
Глава 13. Разрывая круг
Звук погони стих, но они продолжали интенсивно двигаться вперёд через лес, стараясь не шуметь. Тьма вокруг сгущалась. Толик хотел подсветить мобильным, но Факер не позволил ему, продолжая чувствовать преследование, даже отнюдь не будучи уверенным в нём. Вскоре деревья кончились. Они вышли на берег неизвестной им реки. Небо стало немного чище, пролив на воду тусклый свет, отразившись в сплошном снежном покрывале. И этих жалких пучков хватило, чтобы вокруг стало светло, будто днём. Так им показалось, и они воодушевились. Подул ветер, завертев вокруг них маленькие снежные водовороты, окутывая в холодную простыню. Факер прислушался – всё по-прежнему было абсолютно тихо. Прищурившись, Толик уставился в тёмные ряды деревьев. Всё вокруг застыло. Даже мирно бегущая река. Они облегчённо вздохнули, но всё ещё не решались идти дальше. Открытое пространство казалось им чрезвычайно опасным.
«Мы замёрзнем, нужно двигаться дальше», - неуверенно сказал Толик.
«Ну, так и иди», - огрызнулся Факер.
Он чертовски устал. Ему было очень плохо. Его мутило.
«Дайте мне немного поспать», - взмолился он про себя и сел в снег.
Снег был мягкий, словно пуховая перина. Когда-то, совсем давно, он спал на таких в деревне, навещая каких-то - невесть каких - далёких и уже давным-давно сгинувших родственников. Люди исчезли, и даже память о них растворилась в летах. Факер не помнил даже, кем они ему приходились, не представлял их имён. Прошлое осталось в прошлом. Однако до сих пор, будто это было мгновение назад, Факер помнил то ощущение, когда он маленький, словно тростинка, тонул в необъятной пуховой перине. Несмотря на начавший пощипывать за щёки и нос мороз, снег не казался ему холодным. Наоборот, он даже как-то согревал. Факер прикрыл глаза, уже даже не злясь на ставшее монотонным и бессмысленным бормотание Толика. Тот вообще будто остался где-то далеко, уйди за горизонт. Ему вдруг почему-то вспомнилась Вика. Без злобы и ненависти. Всё это куда-то улетучилось, хотя и переполняло его совсем недавно. А вот сейчас – не осталось ничего. Наоборот, его вдруг начало переполнять теплом. Факер улыбнулся.
В следующее мгновение он почувствовал, как что-то неприятно обожгло его ухо, а после стало так горячо, что Факер открыл глаза и подпрыгнул от боли, завалившись на спину. На него смотрело чёрное, скупое на звёзды, небо и встревоженный Толик на его фоне, двумя секундами ранее от души заехавший в ухо Факеру, начавшему уже было отключаться, уходя в снежное небытие.
«Вставай, замёрзнешь», - сказал встревоженно он.
Состояние тёплого покоя было утрачёно. Усталость и боль вернулись. Факер снова жил. Он подумал, что так, как он только что кайфовал, получают последние удовольствия от жизни самоубийцы, вскрывшие себе вены в тёплой ванне. Хотя, самоубийство было штукой деструктивной. Куда лучше погибнуть в бою, забрав с собой немножко мудаков, показав пример другим – сжечь ночной клуб, перестрелять офисный планктон. Мало ли. В этом хотя бы есть какой-то смысл. И пускай тебя судят. Ну, или убьют при задержании. Ты ведь этого хотел, уйти в мир иной и обрести вечный покой? Ну, так и умри достойно, не за просто так. Вообще, смерть казалась ему отнюдь не такой. Ну, кроме того, что он не хотел умирать молодым, Факер предпочёл бы быть кремированным. Он не представлял смерть. По правде говоря, это его пугало. Пугало понимание ухода в неизвестность, которая, по своей сути, была пустотой. Ни в Ад, ни в Рай он не верил. Хотя, с ними бы, как и с Богом, было бы лучше. Но имеем то, что имеем. Так что, лучше бы, конечно, это случилось как-то неожиданно. В один момент. И тут уже, честно говоря, всё равно, как именно это будет. Впрочем, несмотря на старания Факера не думать о смерти, мысль о ней периодически всплывала в его голове. Благо, проводя большую часть в гордом одиночестве, у него было время подумать. А ещё она ему снилась. В последнее время – реже, но те прежние сны навсегда остались в его сознание яркими картинками. Каждый раз Факер видел практически идентичную картинку: красивый лес, какая-то беспросветная глушь, осень, опавшие листья и аккуратная могилка-горбик с простым березовым крестом. И без лишних слов он чувствовал, что вся эта красота – его. Всё это умиротворение пугало его. И сейчас, лёжа среди снега, Факер понимал, что не хочет сдаваться просто так и оставаться тут. Это не входило в его планы.
Он встал. Вместе с метущим уже крошкой снегом, порыв ветра принёс лай собак. Факер уставился вдаль: на другом конце тянущейся вдоль реки пустоши на горизонте едва заметно выступали сливающиеся в единую гряду частные дома.
«Мы снова вернулись в село», - обречённо сказал Толик, перехватывая его взгляд.
Однако Факер уже пришел в себя, будто протрезвев от смертельной меланхолии, едва не поглотившей его в своей пучине.
«Пошли, оно большое», - бросил он товарищу и быстро пошагал вперёд.
Толик побежал за ним следом.
«Рискуем. Чувствую себя, словно на прицеле у снайпера», - снова принялся ныть он, поёживаясь.
«Отъебись», - зло толкнул его Факер.
Едва удержавшись на ногах, Толик тут же попытался врезать ему в ответ, но Факер увернулся и, сделав подножку товарищу, отправил его в снег. Агрессии у него не было, поэтому добивать ногами Толика он не стал. Было только раздражение. Он казался ему обузой. Они вообще были разными люди. Ничего общего.
«С какой радости он мне вообще кто-то?» - подумал Факер с отчаяньем.
Толик немного прополз и начал подниматься.
«Может, всё же уе*ать?» - подумал Факер, делая шаг.
На мгновение ему захотелось избавиться от него. Раз и навсегда.
«Как же я устал», - снова подумал он, и тут же небо поплыло перед ним.
Толик бросился на него, словно взбесившаяся шавка, сбив с ног и пару раз врезав Факеру по роже, разбивая в кровь губу и нос. С видом победителя он встал, благородно позволяя товарищу умыться холодным снегом и прийти в себя.
«Здоровый ублюдок, бл*дь», - выругался Факер, глядя с презрением на Толика.
Это было как в школе, когда он, совсем ещё щуплый первоклашка, чего-то там не поделил на переменке с бугаем из класса четвёртого, после чего они сцепились, словно собаки. Нападая первым, Факер знал, что шансов у него маловато, по сути – вообще нет. Но не напасть было бы ещё хуже. Тогда бы этот здоровяк просто размазал его по паркету. Вообще, если спасаться бегством не вариант и ты что-то там из себя мнишь, в таких ситуациях лучше нападать первым. Это не только собьёт соперника с толку. Оставив за собой право первого удара, вы получаете какой-никакой шанс на успех. Пускай и гипотетический. Вот и тогда, прыгнув на старшеклассника, Факеру удалось не только повалить его на блестящий от парафина пол, но и пару раз врезать по зубам. После чего, конечно, он был нещадно бит. Но, хотя бы, не так позорно, как могло быть, сохранив достоинство и оставшись в авторитете среди первоклашек и в уважении у старшеклассников.
Глядя на Толика снизу-вверх, Факер ненавидел себя за то, что смалодушничал и не добил его, когда была такая возможность. Наверное, это выглядило бы слишком грубо, но зато он не сидел бы сейчас с окровавленной мордой.
«Это вообще ты во всём виноват», - затянул старую песню Толик.
«Сука», - снова выругался Факер, уже реально ненавидя товарища, превратившегося в оппонента.
«Это ты мелкого там оставил», - продолжал напирать тот.
«Нужно было к себе на горб взвалить и потащить», - огрызнулся Факер, пытаясь встать и ожидая от Толика ещё одного подлого удара.
Но того уже переклинило с дела на слова, розовые сопли и прочую ерунду.
«Это твой друг», - назидательно сказал он.
«Никакой он мне, на х*й, не друг», - сказал Факер, наконец, встав.
Звучало это некрасиво и даже как-то подло, но зато было правдой.
«Мы не должны были бросать его», - продолжал свои причитания Толик.
«Иди на х*й», - повторил Факер свою короткую, но максимально содержательную мантру и вновь решительно двинулся вперёд.
Ещё что-то побурчав ему сзади, Толик трусливо пошел следом, прячась за широкой спиной Факера от метущего снега, давая тому возможность принимать удар на себя. Впрочем, Факер уже не обращал на снег никакого внимания. Разбитое лицо пылало, а кровь начала подмерзать на морозе. Поглощённый целью выбраться отсюда и, для начала, благополучно пересечь поле, он вообще старался об этом не думать, просто идя вперёд. Всё остальное – после.
«Сунуться в село – плохая идея», - Толик догнал его и, идя вровень, продолжал действовать на нервы.
Вдруг Факер понял, что питается сейчас ненавистью, в том числе и к этому идиоту. Она, словно бензин автомобиль, толкала его вперёд. Толик был лишь одним из её генераторов, давая ему заряд, чтобы идти дальше. А так, вообще, он ненавидел всех и вся. И если бы не эта ненависть, он бы наверняка сдался бы прямо здесь – среди снега у реки, ведь никаких физических и уж тем более моральных сил, чтобы двигаться вперёд у него не было и подавно. Но ненависть – великая штука. Ещё пару минут назад, утирая кровь снегом, он жалел, что не прихватил в эту поездку травматику. Это решило бы многие вопросы. Как ему казалось. Несмотря на то, что стрелять в людей – плохо. Скажем так, это было бы крайней необходимостью. Выбить Толику глаза и оставить подыхать его, слившегося в один сплошной сугроб с окружающим пейзажем до будущей весны, казалось ему вполне оправданным. Сейчас же, когда тот шел рядом, действуя ему на нервы, Факер понимал, что Толик нужен ему живым. Чтобы расчленить его и сжечь после того, как они выберутся.
Порыв ветра донёс до них собачий вой. Факер ускорил шаг. Пройдя ещё с сотню метров, они услышали обрывки музыки, складывающиеся в более-менее выразительные куски, буквально с каждый шагом навстречу. Бубнивший себе под нос разную трусливую чушь Толик, враз встал, как вкопанный.
«Я никуда дальше не пойду», - сказал он глухо.
Не обращая на него никакого внимания, Факер продолжал движение.
«Эй, ты слышишь?» - почти крикнул тот на грани истерики.
«Безумству храбрых поём мы песни», - почему-то вспомнилось ему.
Он оглянулся. Толик стоял от него в десятке метров. Факер уже было думал предложить ему разойтись, но тут он вспомнил о деньгах. Их деньгах. Страх за собственную жизнь на время вытеснил из его сознания меркантильные мысли, но сейчас, практически выбравшись из снежного плена, скрывшись от Гуся и прочих преследователей, наверняка бегущими за ними следом, в нём вновь проснулась алчность. Нет, она ещё не брала вверх, как прежде, но и отдавать деньги этому уроду он не собирался. Это было принципиально. Смерив Толика презрительным взглядом, понимая, что пытаться отнять у него бабло сейчас – дело малоперспективное, Факер решил сменить гнев на милость.
«Ты зря переживаешь – тут безопасно», - начал он свою душеспасительную проповедь, старательно подбирая слова, чтобы у этого тугодума было как можно меньше вопросов и он просто повиновался его воли.
Ведь в этом не было ничего сложного: Факер уже подумал за них двоих, так что оставалось просто делать то, что он решил. Хотя сам слабо представлял, что делать дальше. В данной ситуации разумнее всего было напустить на себя самоуверенный вид. Ведь когда никто не знает что делать, лучше делать хоть что-нибудь, вместо того, чтобы вот так просто торчать на одном месте и стенать.
«Нас, наверняка, ищут», - неуверенно сказал Толик.
«Да кому мы нужны?» - добродушно подмигнул ему Факер, улыбаясь распухшими губами.
Попытка развязать на ровном месте дискуссию его напрягала. Толик продолжал мяться. Факер сделал шаг навстречу, вновь жалея, что у него нет ствола – уж с его-то помощью он заставил бы отдать его деньги. Их деньги уже были для Факера только его. Теперь Толик не только перестал быть товарищем, но и вообще утратил право дальнейшего участия в кампании. Вот такие понятия сложились у него в голове, и Факер не собирался давать слабину: упёршись лбом, нужно было идти до конца, а если он не мог забрать у Толика деньги сейчас, нужно было выждать и сделать это позже, но не отпускать его ни в коем случае. Факер посмотрел на оппонента в упор – тот выглядел напуганным и жалким. Его же страх растворился в ночи. Он прикинул, что, должно быть, смог бы сейчас завалить Толика. Несмотря на разные весовые категории. Воспользоваться парализовавшей его слабостью. Однако рисковать Факер не хотел, вместо этого принявшись всячески подбадривать Толика, с трудом сдерживаясь, чтобы не демонстрировать своё раздражение тем фактом, что должен разговаривать со взрослым мужиком, словно с ребёнком. Или с бабой, у которой ещё при рождении напрочь отрубили логическое мышление.
«Ну, не будем же мы тут стоять и замерзать. Или, может, ты предпочитаешь вернуться? Фёдор, наверняка, тебя дожидается», - с издёвкой заметил Факер.
Толик тяжело вздохнул. Они пошли дальше. Снежный покров вдруг упёрся в едва различимый среди кустов и малорослыми берёзками забор-сетку. Факер, увлекая за собой Толика, пошел вдоль него к реке, прислушиваясь. Порывы холодного ветра, доносящие до их ушей жизнь, то и дело обрывали её, на мгновения возвращая в безжизненную тишину. Звуки музыки становились всё отчётливее, наконец, перейдя на вполне реальный грохот, а с другой стороны полился яркий электрический свет. Они замерли и даже инстинктивно присели, боясь быть замеченными. Когда глаза привыкли к свету, Факер увидел двухэтажный дом. Несмотря на позднюю ночь, он неразборчиво гудел басами рейва или ещё какого-то дерьма – он в этих делах разбирался слабо. Его глаза чертовски устали, отчего зрение совсем упало, однако даже в таких условиях Факеру удалось различить тени людей, снующих вокруг дома, время от времени мелькая в огромных светлых окнах.
«Я нормально выгляжу?» - спросил Факер, решительно поднимаясь во весь рост.
«В смысле?» - судя по тону, Толик окончательно потерялся и был готов сдаться.
Факер вновь подумал, что лучшего момента, чтобы разобраться с этим ублюдком, ему не найти. Но снова сдержался, проклиная себя за малодушие, но понимая всю ответственность момента и серьёзность гипотетических последствий. Его отмазки звучали настолько убедительно, что, глубоко вдохнув холодный воздух и зажмурившись буквально на секунду, быстро досчитав до трёх, Факер поверил самому себе и сдержался.
«Главное, не наделать глупостей», - примирительно, и даже слегка слащаво, подлизываясь перед самим собой, подумал он, надувшись в напускном пацифистском фанатизме.
Толик нехотя встал и посмотрел на него в упор. Факер взглянул в его глаза – в них не было ничего, кроме усталости. Не было даже недавнего гнева. Похоже, его даже не коробила общая ситуация, как был едва замечен и осознан тот факт, что у них на дороге вырос какой-то чёртов дом с кучей незнакомых людей внутри. Парень поплыл. Его стоило послать в глубокий нокаут, но Факер всё так же медлил.
«Ты ведь на самом деле не собираешься идти туда?» - спросил Толик медленно, с трудом подбирая слова, но понемногу оживая.
В его глазах вновь разгоралось нездоровое пламя.
«Или это лишь окон негасимый свет», - подумал Факер, чувствуя, что его уверенность вновь куда-то улетучивается.
«Можно просто обойти стороной», - принялся мямлить Толик.
И это придало Факеру уверенности. Развернувшись, стараясь просто не думать о том, что его оппонент остался за спиной, он пошагал вперёд, стараясь делать это максимально уверенно и энергично, понимая, что в данной ситуации у него есть всего лишь один выход – рулить ситуацией и не показывать слабость. Даже сейчас, когда, возможно, действительно следовало бы обойти дом стороной. Но Факер понимал, что должен идти вперёд. Не отступать и не сдаваться. Ни шагу назад. Только так. Толику не оставалось ничего другого, кроме как обречённо последовать за Факером, самому того не желая, отдавая в его руки свою судьбу. Доверяясь ему. Хотя оснований для всего этого у них уже давно не было. Они подошли ближе, встав на рубеже света, за которым начиналась тьма, в тени которой они всё ещё успешно прятались.
«Я не палевно выгляжу?» - повторил свой вопрос Факер.
Толик внимательно оглядел его.
«Разве что, грязный чуть-чуть», - пожал он плечами, принявшись изучать свою одежду – выглядел он не лучше.
Завертевшись, словно вошь на гребешке, стараясь не шуметь, Факер кое-как стряхнул с себя грязь и налипший снег.
«Приведи себя в порядок», - бросил он Толику и, не дожидаясь реакции, вышел на залитую светом, присыпанную снегом лужайку и вразвалочку направился к дому, ведя себя так, будто его визит – самое обычное дело в мире.
В конце лужайки остывал мангал. Снег медленно падал на холодный уголь. Факер подошел к террасе. Музыка стала невыносимо громкой. Тем более, что играло уже совсем какое-то редкое говно. Ему же было совсем хреново.
«Немного хорошего коньяка, жирная закуска и, если Бог даст, косяк, приведут меня в форму», - мечтательно подумал он, представляя себя Билли Бонсом, заглянувшим на огонёк к хорошему, вежливому и скромному мальчику Джиму Хокинсу.
Только вот, в отличие от плохо кончившего пирата, у них не было карты острова сокровищ, отчего случившаяся с ними история не была ничем обоснована. Всё это смахивало на театр абсурда или на Одиссею Улисса – один х*й.
«Почему бы им всем просто не отъе*аться от нас? Дать спокойно сделать дело и уехать – разве всё это так сложно?» - с сожалением думал Факер, после чего гнал и эти мысли к черту, старательно внушая себе, что нужно быть сильным и стойким, не ныть и решать проблемы по мере их поступления.
Так было проще.
Он поднялся на террасу, переступив через все три ступеньки. Не оглядываясь, Факер понял, что Толик остался стоять у мангала на низком старте, готовясь в случае шухера, например, если ему в очередной раз начнут бить рожу, свалить из круга света обратно во тьму.
«Сука», - подумал Факер, зло сжимая окостеневшие от холода кулаки, только сейчас, оказавшись рядом с горящими красной кровью переносными источниками тепла, осознав, насколько он замёрз.
По большому счёту, было бы куда правильнее, если бы вперёд пошел Толик – он был крупнее и сильнее. К тому же, не так помят, как Факер. Но кто в наше время действует по чести? Делать было нечего. Стенания и, уж тем более, отступление – вообще не вариантом. Факер оглянулся в поисках подручных средств на случай, если ситуация выйдет из-под контроля и ему придётся отбиваться от хозяев этого праздника жизни. Столы ломились от объедков, пустых и едва початых бутылок неплохого алкоголя. Только вот, похоже, зависшая тут компания была сама из залётных, ибо ела и пила из одноразовой посуды. Сей факт внушил Факеру некоторый оптимизм и, присмотрев себе достаточно массивный и компактный табурет, которым, в случае чего, можно было бы проломить пару-тройку голов, он направился прямо к диванчику рядом с уже хрипящими колонками, где, не обращая на него никакого внимания, бухали и курили две уже пьяные в говно девицы.
«Девушки, милые, налейте согреться», - сказал он ласково, улыбаясь изо всех сил, мягко прикручивая звук.
«О, ты, наверное, друг Вадика», - ответила ему достаточно симпатичная брюнетка.
Её подружка – тоже брюнетка, но чуть похуже, приветливо кивнула.
«Что же ты так поздно? Ребята уже заждались», - сказала она.
«Ребята ждали и ещё подождут. Так как на счёт штрафной? За опоздание, так сказать», - настойчивее спросил он.
«А ты не за рулём?» - спросила его более симпатичная подруга.
«Вот он поведёт», - Факер махнул рукой в сторону чуть подошедшего Толика.
Девушки докурили, и они вошли в дом. Посреди огромной комнаты на сдвинутых дубовых столах были килограммы недоеденных яств и алкоголя – ещё больше, чем на террасе, и от созерцания всего этого великолепия, оказавшись в тепле и расслабившись, у Факера вдруг потекли слюнки. Даже тот факт, что на другом конце комнаты бухал ещё какой-то хмырь, а его дружки, должно быть, были где-то неподалёку, отошли на второй план. Улыбнувшись, он быстро направился к неизвестному ему чуваку с таким видом, будто знал его тысячу лет.
«Это к Вадику!» - подыграли ему девицы, радуясь в унисон.
«О, отлично!» - чувак встал, радостно двинувшись им навстречу.
Контакт был налажен, и это не могло не радовать.
«Саша», - представился парень.
«Очень приятно», - Факер пожал его руку, выдерживая паузу и не называясь, не имея понятия, как зовут друга Вадика, за которого его пока что благополучно принимали.
Но, видимо, тот был в курсе.
«А это – Толик, мой товарищ», - кивнул он.
«Нужно позвать Вадика», - сказал Саша.
«Может, сначала по пятьдесят?» - спросил Факер, подобострастно улыбаясь.
«Это можно, хотя мы покурить хотели», - ответил его новый знакомый, разливая по рюмкам водку.
«Мы бы тоже, с радостью», - ухмыльнулся Факер.
Увидав, что дело налаживается, Толик расслабился и тоже подошел к столу. Девушки тем временем вовсю стали ухаживать за ними, накладывая в чистые пластиковые тарелки остывший шашлык и прочую закусь. Факеру казалось, что ещё чуть-чуть, и происходящее вновь заставит поверить его в существование Эдема и вообще – божье всепрощение, выведшее его сюда. Однако едва они успели выпить по первой и закусить, в считанные минуты всё благолепие развеялось будто мираж.
«О, Вадик!» - радостно обернулся к лестнице на второй этаж Саша, откуда к ним спускались ещё два парня и девушка.
Факер вновь собрался, натянув дежурную улыбку и оценивающе посмотрел на вошедших: несмотря на свою напускную спортивность и подтянутость они, скорее всего, были обыкновенными белыми воротничками, выехавшими на выходные за город со своими тупыми курицами, каждую из которых можно было вые*ать в соседней комнате на раз-два – было бы желание; возможно, ребята были менеджерами среднего пошиба, сколотившими ЧП, а потом ООО за несколько лет до кризиса, быстро поднявшиеся, выжившие и работающие сейчас с годовым оборотом в миллион-полтора долларов, что при рентабельности в 30% выходило в сто-сто пятьдесят штук на рыло – охуенные бабки, как для него. Но эти парни явно хотели большего. Об этом говорил нездоровый пьяный блеск в их глазах, который, как был теперь уверен Факер, ему вовсе не казался. И если раньше эти персонажи не представлялись ему опасными, то сейчас…
У Факера защемило сердце, и он расстегнул ворот, тяжело вздохнув, старательно продолжая улыбаться, злясь из-за собственной паранойи, разгулявшегося воображения, кляня себя, чувствуя, как всё дерьмо, исчезнувшее пять минут назад, теперь возвращается и пригибает его к земле с новой чудовищной силой, от которой дрожат ноги и усиливается тошнота. Он чувствовал себя, как самая последняя развалина на всём белом свете. Ему не хотелось ничего, кроме как забыться во сне, но и этого он не мог.
«Толик, привет. А ты что тут делаешь?» - оборвал его размышления удивлённый вопрос.
Один из парней вплотную подошел к Толику, встав спиной к Факеру.
Ночь переставала быть томной.
«Привет, Вадик. Проезжали мимо», - не найдя ничего лучшего в своём тупом мозгу, ответил Толик.
«Вот как получается», - ответил тот.
Повисла пауза.
«Нужно срочно выпить!» - радостно предложил Факер, чтобы хоть как-то разрядить ситуацию, принявшись разливать водку.
ТП вновь засуетились с закуской, и он даже на мгновение поверил, что ситуация сойдёт на нет сама собой.
«А почему Миша не приехал?» - вновь неожиданно спросил его Вадик, отчего рука Факера вздрогнула, и водка полилась мимо на заляпанную соусом и жиром клеёнку.
«А я чё?» - криво ухмыльнулся тот, стараясь выпасть на мороз.
«И всё же?» - тот подошел совсем близко и смотрел уже в упор.
Боковым зрением в пределах ближайшей досягаемости Факер увидел огромный разделочный нож, лежащий среди раскромсанной свиной рульки.
«Он в городе», - вместе с тем, спокойно ответил он, подавая Вадику наполненную до краёв рюмку.
Ничего не ответив, тот взял водку и только кивнул.
«Ваше здоровье», - Факер подмигнул присутствующим и выпил, чувствуя, как хорошо пошла.
Через мгновение его по полной накрыло то приятное чувство легкого охмеления, заставляющее парней делать неожиданные предложения красивым незнакомым девушкам, писателям – рождать красивейшие из своих строк, а людям, попавшим в кажущуюся безвыходной ситуацию - действовать быстро и нагло. Факер отлично понимал, что максимум через пятнадцать минут его подъём и энтузиазм пройдут, сменившись усталостью и общей вялостью. Поэтому, следовало поспешить. Так как конкретного плана у него не было, то он просто предложил Толику выйти поссать с дороги, что кое-как прокатило у присутствующих.
«Что это за херня?» - спросил Факер сурово, крася в желтый снег.
Толик не отвечал. Ссать ему не хотелось.
«Нет, ты все же скажи», - сказал тот, закончив, уже злясь.
«Вадик – наш покупатель», - ответил он нехотя.
Факер смотрел на него в темноте недоверчиво.
«И, при этом, они лично знает Мишку и мелкого? При этом, не зная, что ты их знаешь? Тебе не кажется, что всё это звучит как бред сумасшедшего?» - спросил он.
«Я Мишку и не знал до сегодняшнего вечера. Как и ты. Вот такое убогое кино», - огрызнулся Толик.
Факер помолчал. Адреналин, свежий морозный воздух и опустевший мочевой пузырь несколько привели его в чувство.
«На хера тогда Вадику понадобился посредник, то есть ты?» - спросил он, наконец, продолжая сомневаться, думая, что весь творящийся бред – чётко спланированная акция, целью которой является он сам.
«Мы», - поправил его Толик.
«Ок, мы», - отмахнулся Факер.
«Дело это палевное: то, что Мишка не делает с ним большие дела, значит лишь то, что у них не те отношения», - пожал плечами он.
«А Фёдор? Откуда они его знают?» - не унимался Факер.
«А ты? А я?» - с издёвкой переспросил тот.
«Тебе не кажется, что эти уё*ки – не те парни, которые ведут серьезные дела?» - не унимался Факер.
«Тех двоих я вообще в первый раз вижу», - отмахнулся Толик.
Они пошли к дому. Вообще-то, можно было бы просто сбежать, двинувшись дальше, однако после водки они по-гусарски решили выскочить в зиму без верхней одежды. Ответ на вопрос: «Что делать?», как и многим величайшим умам прошлого оставался для него неразгаданной тайной, и Факеру не оставалось ничего, кроме как биться над её разрешением, хватаясь за любые – даже самые безнадёжные возможности для этого.
«Они от нас явно чего-то ждут», - сказал он.
«Чего-то! Чего ещё можно ждать от человека Мишки?» - хмыкнул Толик.
Внутри уже прикрутили и сменили музыку на лаунж, приглушив свет.
«Уже собираетесь отдыхать?» - с детской непосредственностью спросил Факер, самыми отдалёнными глубинами подсознания наивно надеясь и веря, что так оно и есть.
«Давайте уже», - сказал ему Вадик весьма серьёзно.
Разумно посудив, что не стоит уточнять, что именно он должен дать, Факер в очередной раз решил прибегнуть к тактике полнейшего мороза, переведя всё внимание на Толика, уставившись на него с тем же вопросом максимально выразительно, испытывая садистское удовольствие от возможности взять мудака за яйца чужими руками. Цепная реакция сработала, и все присутствующие уставились на Толика вслед за ним.
«Вообще-то, это он друг Мишки, так что вы с ним и разбирайтесь», - поддавшись панике, он начал трусливо отступать.
«Во, заливает!» - хмыкнул Факер.
«Ладно, я ему сейчас сам позвоню и всё выясню», - сказал Вадик, извлекая из широких штанин мобильник.
Толик взялся за дверную ручку.
«У тебя точно ничего нет?» - спросил его Факер.
Тот рывком открыл дверь и бросился прочь в снежную мглу. Ребята, было, дёрнулись за ним следом, но Вадик остановил их.
«Странный парень какой-то», - сказал он, задумчиво глядя на телефон – Мишка был всё так же отключен.
Они вернулись за стол.
«Было бы неплохо дунуть», - сказал неназванный чувак, лениво попивая водку и равнодушно глядя сквозь Факера, будто не замечая его, что того вполне устраивало.
«Убежало наше покурить», - с грустью махнул рукой Вадик.
Факер же слегка перевел дух. Ситуация кое-как успокоилась. Он избавился от Толика. Оставалось выпасть ребяткам на хвост и спокойно вернуться в город вместе с ними. Если еще час назад он был для них всего лишь непрошенным гостем, то сейчас они уже почти стали друзьями. Факер сладко потянулся и опрокинул в себя рюмку, которая тут же встала у него в горле, как только он вспомнил о деньгах, которые ушли в ночь. Расслабившись, он перестал думать о бренном.
«Бл*дь!» - выругался он вслух и быстро встал.
Компания посмотрела на него вопросительно. Факер понял, что нужно заканчивать.
«Писать развязки – мучительнее всего. С одной стороны, хочется поставить точку, с другой – нежелательно уходить в очередной гротеск. А что диктует нам жизнь? Что-то невнятное. Жизнь вообще штука унылая. Скрасить её можно, лишь разрывая круг. Главное – хотя бы попытаться», - подумал он.
 
Глава 14. Любовь этот мир не спасёт
Факер натянул куртку и взглянул на собравшихся. Его резкая агрессивная решительность заворожила их затуманенные сытой-пьяной праздностью быта мозги, отчего они взирали на него, словно кролики на удава. Или, скорее, крысы на Нильса, которых только и оставалось, что отвести на верную погибель.
«Ствол есть?» - спросил он Вадика
Тот пожал плечами.
«Он вам много должен был?» - спросил Факер мягче, понимая, что перед ним – никакие не крутые ребята, а какие-то клоуны, и его напор может спугнуть их, тогда они уже точно никуда не пойдут.
Разыскивать Толика в одиночестве ему не хотелось. Он взглянул в окно – снег повалил пуще прежнего. Нужно было спешить, пока не замело следы. Хотя, по правде говоря, из него был ещё тот следопыт.
«Да всего грамм», - сказал Вадик после паузы.
«Что-то вы слабенько выступаете», - ухмыльнулся Факер, глядя на оппонента с едва скрываемым презрением, уже жалея, что они не разнесли с Толиком тут всё к чертовой матери, явно переоценив этих перекаченных слизняков.
«Нам так, на вечер», - промямлил тот.
«Хоть даже и грамм, не стоит сдаваться. К тому же, мой друг может просто замёрзнуть. Мы не имеем права бросать его в беде. Пойдём», - сказал он Вадику, направляясь к выходу.
Тот неуверенно двинулся следом.
«Мне поехать с тобой?» - спросил его Саша.
«Мы справимся вдвоём», - отмахнулся Факер.
Ему показалось, что все облегчённо вздохнули.
«С другой стороны, уже поздно, мы обойдёмся и без шишек. Пора спать ложиться», - попытался схватиться за последнюю спасительную соломинку Вадик, от напускной крутости которого не осталось ничего.
«Шишки? Ну-ну», - Факер открыл дверь в снежную ночь, прекрасно понимая, что Мишка собирался впарить этим ребятам обычный дуст, пускай и качественный.
Не привыкнув рисковать ничем, кроме денег, как и делать что-либо помимо лавэ, просто покупая и продавая, продавая и покупая, причем сугубо в рамках закона и лишь по необъяснимым для Факера причинам, решившись вдруг удариться в большое дело, о котором наверняка знал Толик, что было ещё одним поводом найти его. Вадик не хотел уходить в ночь с незнакомым странным парнем, чтобы искать другого – еще более странного персонажа, нарушившего их отдых, и всё это – ради грамма курева! Подобные расклады казались ему весьма нерентабельными. Риск был неоправданным и неадекватным. Однако, так и не дав Вадику опомниться, Факер схватил его за руку и вытащил из дома.
«Куда нам идти?» - принялся причитать тот.
«Действительно, лучше взять тачку», - согласился Факер.
«Но, я же пил!» - запротестовал тот.
Небо вновь заволокло тучами, отчего мрак вокруг буквально сжался, обступив их отовсюду, даже с земли. Сам снег будто почернел. Пространство тяжело давило, и на свежем воздухе Факер почувствовал себя куда неуютнее, чем в прокуренном жарком доме. Густая тень наседала на нечёткие границы пятен электрического света, казалось даже, пожирая их миллиметр за миллиметром – до рассвета ещё было достаточно времени, чтобы тьма поглотила их.
«Рассвет для нас – непостижимо далёк», - подумал Факер вслух, понимая, что уже отнюдь не так готов бросаться на поиски Толика и денег, в первую очередь – денег.
«Какая разница, у меня заберут права!» - продолжал истерить Вадик.
Факер оглянулся по сторонам в поисках, чем бы его уе*ать. Рядом с уже основательно припорошенным мангалом из снега выглядывали брошенные поленья.
«Кому ты, на х*й, нужен? Расслабься!» - он примирительно похлопал его по спине, понимая, что эмоции эмоциями, а этого урода следовало бы скормить по частям свиньям, но первым делом нужно делать дело и заканчивать со всем этим.
В машине Вадик хотел включить печку, но Факер его остановил: усевшись в мягкое кресло новенькой бэхи, он почувствовал, как усталость вновь наваливается на него неподъемным грузом, и лишь окружающий их собачий холод не даёт ему пока вконец вырубиться.
«Хорошая тачка. Кем работаешь?» - спросил он бесцеремонно, когда Вадик уже завел мотор и был готов выезжать со двора.
«У меня своё дело», - уклончиво ответил тот.
«Ну, я это понял. А что продаёшь, что покупаешь?» - насмешливо спросил Факер.
«Разное», - Вадик глядел на него исподлобья – уставший и напуганный, проклинавший себя за неосмотрительность, молясь перед Господом, в которого он на самом деле ни черта не верил, чтобы тот смилостивился над ним и дал благополучно пережить эту ночь, избавиться от непрошенного гостя и, наконец-то, уехать домой, чтобы забиться в своей съемной квартирке, позвонить маме с папой далеко на Юг, пожаловаться, наврать, что соскучился, пообещав приехать как можно скорее – в ближайшие дни, взять небольшой отпуск - всё равно не сезон, и залечь на дно в родном краю, далеко-далеко от больших городов, пока всё не уляжется.
И он обязательно бросит дуть!
«Ох ты, бл*, скрытная тварь», - Факер начал терять самообладание.
«Прости?» - спросил тот, угнетённый комплексом вины.
«Ничего, поехали. Пока мы тут будем лясы точить – Толик там загнётся», - сказал он.
При упоминании Толика Вадик задрожал ещё сильнее, и машина медленно поехала через двор, уткнувшись в забор.
«Нужно ворота открыть», - засуетился тот, принявшись расстегивать ремень безопасности, зачем-то пристегнувшись минутой раньше.
Факер отвернулся, чтобы не продолжать ругань, уставившись в стекло. Там не было ничего, не видно ни зги – пространство заканчивалось сразу же за пределами пятна света фар. Он задумался, где искать Толика, ведь на следы надежды было мало – их ещё попробуй найди. Когда Вадик отворил ворота, он вышел следом и присел. В двух метрах от него уже была абсолютная темнота. Факер принялся рассматривать освещенный участок снега, тронутый отпечатками многочисленных ног, однако принадлежали ли они Толику или это натоптал Вадик, он не знал.
«Подгони машину прямо в ворота и посвети мне», - сказал Факер, проводя ногой едва заметную линию.
Благоразумно воздержавшись от ненужных вопросов, Вадик вернулся за руль и осторожно проехал еще пять метров, остановившись ровно в том месте, где только что стоял Факер. Тот принялся сигнализировать, показывая то перед собой, то право, то влево. Несмотря на падающий снег, следы всё же были отчетливо видны. Если, конечно, в этот поздний час никто не проходил и не пробегал тут. Ведущий прочь от реки след – дальше, куда они наверняка двинулись бы, не наткнись на этот дом, - мог принадлежать только Толику. Недалеко от ворот снег был сильно прибит, видимо, тот так спешил, что даже упал.
«Далеко он уйти не мог», - сказал Факер, возвращаясь в машину.
Они медленно тронулись, всматриваясь в хорошо освещённую фарами тропу бегства. Проехав метров триста, машина остановилась – след уходил в сторону от дороги, в безжизненную снежную пустошь.
«Он что, решил вот так убежать из села?» - спросил Вадик.
Факер промолчал. Его волновало кое-что ещё.
«Откуда ты знаешь Мишку?» - спросил он.
«Мы учились вместе, а что?» - спросил тот.
«Вот вас жизнь разбросала», - ухмыльнулся Факер.
Вадик вопросительно посмотрел на него: ехать по бездорожью было слишком рискованно.
«А Толик? Откуда ты знаешь Толика?» - спросил он холодно, нащупывая под курткой рукоятку позаимствованного ножа.
«Знаешь, это уже слишком», - Вадик попытался отворить дверь и выйти, но Факер больно ударил его под дых, прижав локтем к стеклу.
«И, всё же?» - настойчивее поинтересовался он.
«Да мы работали вместе пять лет! Даже больше! Пока он не ушел. Только я к его увольнению ничего не имею, я был старшим лишь формально», - Вадик напрасно попытался вырваться и бессильно упал на руль, заплакав.
Подробности офисной карьеры Толика волновали Факера мало. Несмотря на то, что данная история вкупе с последовавшей истерикой звучали весьма правдоподобно, сразу три, если считать с Фёдором, общих знакомых с этим чуваком не казались ему забавным совпадением. Вообще, если разобраться, он был среди всех единственным, кто не знал это Вадика.
«Да кто ты, бл*дь, такой?» - разъярённо взревел Факер, нанеся несколько скользящих ударов в голову и с локтя разбив в кровь ему ухо.
Он быстро вышел из продолжавшей освещать уходящие в темноту следы Толика машины, обошел её и рванул водительскую дверцу – Вадик стоная и кряхтя вывалился прямо ему под ноги.
«А Фёдор?» - спросил Факер, куда спокойнее.
«Да это Мишка нас и свёл, я всегда у него в городе брал», - захныкал Вадик.
«Маленький барыга», - сплюнул он.
Неуверенно косясь, Вадик сел и принялся утирать снегом кровь. Взглянув на него, Факер потрогал свою разбитую рожу и скривился.
«Ладно, пора идти», - сказал он примирительно, подавая Вадику руку и помогая встать.
Тот поднялся и стал как вкопанный.
«Сейчас я поищу фонарик», - наконец, сказал он.
«Отлично, а я уж думал по старинке – подсвечивать мобильником», - вяло пошутил Факер.
Фонарь нашелся всего один, зато здоровый и мощный. Факер тут же забрал его себе.
«Так будет надёжнее», - сказал он.
Они двинулись через заснеженную пустоту. Должно быть – это было поле. Или просто – дорога в никуда. Вокруг не было ничего – лишь припорошенные снегом кусты да согнутые до земли хилые деревья. Среди всего этого невозможно было спрятаться. Факер резко замер и прислушался. Было тихо, только Вадик хрипло дышал сбоку на расстоянии удара. Но опасности он не представлял. Как минимум, не сейчас. На сей счёт Факер был абсолютно спокоен. Не переживал он и по поводу Толика – они его обязательно найдут. Живого или мёртвого. Ему было уже всё равно. Однако его мозг продолжал отчаянно работать – во всём этом бардаке было что-то не то, и непонимание ситуации напрягало его больше всего.
«Знаешь, а мы ведь не взяли его одежду», - неуверенно подал голос Вадик.
«Что?» - обернулся в его сторону Факер.
«Ну, куртка Толика. Она ведь осталась в доме. Что мы ему дадим?» - спросил тот.
Он ничего не ответил, двинувшись дальше освещая уходящие в никуда следы, которые, впрочем, со временем стали свежее и глубже: судя по всему, Толик не просто шел, а волочил ноги, часто падая. Возбужденно, Факер бросился вперёд. Он высоко поднял фонарь – в двадцати метрах, скрутившись в позе зародыша под редкими пучками голого куста, лежал припорошенный снегом Толик.
«Он жив?» - испуганно спросил Вадик, подбегая.
Факер попытался нащупать пульс, но толком не знал, как это делается. К тому же, его одеревеневшие от холода пальцы вряд ли могли его услышать.
«Эй?» - спросил он и больно ущипнул Толика за щеку – она была холодной, будто пластмассовой.
Тот тяжело открыл глаза и бессмысленно посмотрел на них. Факер быстро залез к нему под свитер – деньги были на месте. Толик попытался сопротивляться и оттолкнуть его, но Факер сделал вид, что не заметил.
«Нужно тащить его в машину», - сказал он.
Вадик подхватил своего бывшего партнёра по бизнесу, и они поволокли его коленями по снегу. Толик продолжал брыкаться из последних сил, будто они не спасали его никчемную жизнь, а вели на убой.
«Всё будет хорошо», - принялся добродушно успокаивать его Вадик.
«Конечно, всё будет зае*ись», - подтвердил Факер.
Однако, от движения казавшийся почти мёртвым, Толик вдруг как-то весь ожил и налился богатырской силой, как люди, предпринимающие последнюю истошную попытку спасти собственную жизнь – Факер читал об этом в книжках.
Он вообще много читал. Умный человек не только обладает некой информацией, которая, сама по себе, лишь бесполезный груз, грузящий голову. Он ещё и знает, как её использовать. Факер, конечно, дураком себя отнюдь не считал. Наоборот, иногда он надувался, словно индюк, взирая на окружающих, как на придурков, с которыми то и разговаривать нечего, а говно из него так и пёрло. А так, конечно, он вообще был на стрёме. Потому что береженного Бог бережет. Потому что вокруг слишком много мудаков и идиотов, предугадать поведение которых ты не можешь даже при максимальной мозговой активности. Потому что неадекватность невозможно предугадать. Таких объяснений у него было предостаточно, чтобы быть осторожным и просчитывать шаги. Как в шахматах. Хоть он и не играл в шахматы. Кто-то говорил, что это паранойя, и жить нужно на полную, но Факер ржал первым, когда очередной идиот разбивался в мясо на нелегальных ночных гонках, или у него просто не раскрывался парашют, как раз в тот момент, когда он хотел взять от жизни всё. Ну, или банальнее, такого умника резали где-то в подворотне рядом с домом – всего такого счастливого и пьяного, идущего с очередной гулянки.
Риск должен был быть оправданным, ликвидным. У Толика были бабки, поэтому ради всего этого стоило напрягаться. И даже больше – ради всего этого сейчас, когда уже всё случилось и все мосты были сожжены, а возврат к прошлой, в общем-то беззаботной, жизни уже был не возможен, можно было пойти и на крайние меры. Даже если после всего этого его не будут разыскивать менты, во что он верил слабо, хотя и не мог точно сформулировать статью уголовного кодекса, по которой его могли прижать. Не важно, чёткое осознание того, что он натворил немало дрянных дел, тёмных и гнусных, идущих вразрез не только законодательству, но и морали, законам Божьим, всё это переполняло его чувством вины. Ему было действительно стыдно за произошедшее. Искренне стыдно. Все события прошедших суток давили на Факера мрачной тяжестью, прибивая к земле. Он даже не пытался разбирать всё это, ему просто было очень х*ёво. Вот в чём суть. Ко всему этому, пока он тащил Толика, его начало накрывать осознанием неправильности всего своего бытия. Конечно, самобичеванием он занимался и прежде, но на сей раз всё было иначе. Как в тот раз, когда от него ушла Вика.
Мысли о ней влезли в его голову так неожиданно и некстати, что ноги у него вдруг подкосились, и Факер упал в снег, увлекая за собой по инерции Толика и Вадика. Недооценив оппонента, он тут же получил болезненный удар в голову, и тот зверем бросился на Факера.
«Вы тут совсем очумели!» - истерично завизжал Вадик, пытаясь отползти.
Но Толик, яростно глянув на бывшего начальника, схватил его за ногу железной хваткой. Придя в себя и дико разозлившись из-за собственной неосторожности, Факер воспользовался тем, что тот отвлёкся, резко ударил его в горло, столкнув с себя Толика и, наконец-то, освободившись, недолго думая, выхватил из-за пазухи нож для разделки мяса и рубанул им прямо по голени – она просто подвернулась под руку, ничего такого. Но и этого хватило, чтобы тот взвыл от боли. Порыв холодного ветра бросил в них мелкий снег, закрутив вокруг почти аморфный хоровод, через секунду буквально проглотив в пустоту его крик. Вадик вырвал ногу и ударил Толика ботинком в лицо. Лежавший всё это время чуть поодаль - в сугробе - фонарь прощально мигнул и погас. Они погрузились в абсолютную темноту. Все притихли. Замолчал даже Толик, продолжая лишь тяжело, с надрывом дышать, силясь из последних сил. Ветер наоборот – усилился. Словно невидимая рябь побежала позёмка. Снег до боли колол одеревеневшую от холода кожу лица. Факер зажмурился, попытавшись сориентироваться в пространстве и понять, где находится машина. Он открыл глаза и, осторожно поворачивая голову, едва привстал на правом локте, продолжая сжимать рукоятку своего оружия, попытался оглядеться. Однако тщетно – небо слилось с землей, превратившись в одно единое пространство между двумя материями, в котором они сами, кажется, растворились. Факер знал лишь то, что Толик и Вадик – по левую руку от него. Перевалившись на другой бок, он несколько раз изо всех сил рубанул в темноту, там, где по его прикидкам, были ноги Толика. Тот снова коротко вскрикнул, утонув в заунывном пении разыгрывающейся метели. Факер встал на колени и принялся неспешно, но сильно пробивать по невидимому телу, пытаясь такой разведкой боем разведать, где были пачки их денег – это было рациональнее, чем просто обыскивать его. К тому же, он почувствовал, что с каждым ударом Толик слабеет, жизненная энергия выходит из него вместе с духом, а холодная слабость, которой он был парализован до их прихода, вновь накрывает его. Он сдался. Факер нащупал сумочку с деньгами и попытался её сорвать – тщетно. Выругавшись про себя, он принялся рвать её, стараясь найти замок. Наконец, ему это удалось, и он принялся вытягивать пачки денег, сжимая их окостеневшими пальцами и засовывая в карманы. Всё так же, не вставая, перелез через Толика, оставляя его навсегда.
Рядом жалобно запищал Вадик. Он едва расслышал его. Сильный порыв ветра пригнул Факера к земле.
«Ты знаешь, где машина?» - крикнул он в его сторону.
Тот ответил что-то невразумительное. Факер подполз к нему вплотную и крикнул еще раз, прямо на ухо, схватив его для надежности, чтобы не ошибиться, за волосы.
«Нет!» - крикнул тот.
Факера беспокоил всего один вопрос. Чтобы всё встало на свои места.
«На хера тебе столько травы?» - спросил он.
Вадик продолжал тупить. Не раздумывая, Факер рубанул его прямо по лицу. Сталь легко порвала кожу. Ему на ладонь брызнула обжигающая кровь, буквально тут же превратившись в ледышки. Вадик беззвучно задрожал, после чего пронзительно завыл.
«Говори, бл*дь, не своди меня с ума! Хватит е*ать мне мозг», - Факера охватила ярость, ему хотелось зарубить этого клоуна на капусту.
«Меня просто попросили!» - завизжал он.
«Кто?» - заорал Факер ему прямо в ухо.
«Просто, одни знакомые. Мы работали когда-то вместе!» - зарыдал Вадик.
«То есть, всё случившееся – это просто бессмысленная череда совпадений, в которой нет никакой логики? Всё это дерьмо – следствие абсурда. Во всём этом нет смысла?» - потеряв над собой контроль, Факер принялся рубить противника, пока тот не затих.
Факер устало перевернулся на спину и уставился в чернильное небо, висящее над ним настолько низко, что, казалось, вот-вот раздавит своим монолитом. Вспомнив про мобильный, он принялся шарить по карманам, наконец, найдя трубку среди денег. Он увидел несколько пропущенных звонков и сообщений. Это его напрягло. Во-первых, нервировал сам факт, что он почему-то не слышал чертов мобильник! Во-вторых, несколько номеров были не из записной книжки, что уже было тревожно – незнакомые или вычеркнутые тобой из жизни люди редко когда приносят удачу, скорее являясь предвестниками маленьких и больших проблем.
«Почему бы вам всем не оставить меня в покое», - вновь обречённо подумал он.
Сообщения, к его облегчению, оказались рекламными – какого-то спортклуба и скидки в Adidas. Ничего особенного.
Перезванивать чужакам Факер не стал. Было поздно. К тому же, ему хватало и своих головняков. Еще одним звонившим был Мишка. Внутри у него неприятно защемило, и он ещё раз сверился – всё верно, с двух незнакомых номеров звонили сразу же после него. Причём, звонили по два раза. Где-то полчаса назад – они как раз отправились на поиски Толика.
«Менты», - с уверенностью подумал он.
Фантазия Факера начала рисовать неприятные параноидальные картины: мусора взяли Гуся, вышли на Мишку, а тот, сука, сдал его. Сдал их всех. Тут же ему подумалось, что у ментов, должно быть, есть возможность вычислить его через спутник по номеру телефону, однако Факер отверг подобный вариант – не в этой перди.
«И вообще, всё это слишком дико», - подумал он и, немного успокоившись, продолжая сжимать оружие, с трудом встал.
Факер попытался подсветить мобильником – толку от тусклого мерцания крошечного экрана было немного, вообще никакого толку не было – этого не хватало даже, чтобы понять, что происходит у него под ногами. К тому же, телефон вновь зазвонил, беззвучно завибрировал. Факер присел, чувствуя, будто со всех сторон из темноты за ним следят десятки глаз врагов – мусоров и просто ублюдков, жаждущих его тотального краха. Номер снова был незнакомым, он не мог ручаться наверняка, но, похоже, не из тех, с которых звонили перед этим.
«Должно быть, они нашли дом, а эти уроды всё им рассказали», - в отчаянье подумал он.
Звонок прекратился. Факер напряженно ждал, но второго вызова не последовало. Он привстал и огляделся, выглядывая ищущие его точки света, но все было тихо. Подумав, Факер всё же выключил телефон, достал батарейку и симку, после чего спрятал все в нагрудный карман. Встав, он двинулся вперёд медленно, наощупь, ступая осторожно, пригибаясь под ударами острого ветра.
«Глаза должны были давно привыкнуть к темноте, неужели я ослеп?» - подумал Факер.
Тут же, неудачно сделав следующий шаг, он почувствовал, как нога уходит в невидимую канавку – неглубокую, но неожиданную, а потом жгучая боль в одну секунду пронзает лодыжку и бьёт нервным током вверх – до самого колена. Не имея сил, чтобы кричать и бороться, Факер сдался, рухнув в снег.
«Святое дерьмо», - подумал он.
Будто услышав его, Господь на пару секунд развернул небеса, обнажив из-за хмурых густых туч горсть ослепительных звёзд, и в их свете Факер увидел, как яростно и бесконечно летят над белой пустынной пеленой искрящиеся снежинки. А потом снова наступил непроглядный мрак. Он прислушался, однако ничего, кроме пронзительного завывания ветра вокруг него не было. Корчась от боли, Факер привстал на локтях, вновь принявшись вглядываться вокруг в темноту – не идёт ли кто в их поисках, на этот раз – со скрытой надеждой. Но всё было непоколебимо тихо.
Вдруг Факер почувствовал, что ему смертельно холодно. Не так, как раньше. На этот раз мороз будто просачивался через мокрую одежду. У него заслезились глаза, стали горячими и тяжелыми. Ему было больно смотреть в пустоту. Факер понял, что у него жар.
«Нужно позвонить Вике», - подумал он в отчаянье.
Эта мысль показалась ему спасительной. Он позвонит – и всё изменится. Они просто поговорят. Он попросит у неё прощение. За всё-всё-всё. Все плохие слова и помыслы. За всю эту грязь. Ведь она, по сути, ребёнок. И ангел. Как-то так. Она уж точно не заслуживает такого отношения к себе. Факер решил, что просто обязан сказать ей всё это. И даже больше. Дрожа то ли от холода, то ли в ознобе, он с трудом достал телефон, став собирать его наощупь, пытаясь всунуть непослушными пальцами симку в гнездо, в итоге уронил всё вместе с аккумулятором в снег. Он яростно принялся шарить вокруг, едва не рыдая от отчаяния, нашёл телефон и батарею, но симки не было – она навсегда сгинула в черных непроходимых сугробах.
Отчаявшись, Факер рухнул обратно в снег.
«Если бы во всём этом был хоть какой-то смысл, можно было бы попробовать начать всё сначала», - подумал он устало, уставившись перед собой в небесную тьму, думая, что если чудо и произойдёт, то прямо сейчас – в эту же минуту на него прольётся божественный свет, снизойдёт благословение Господне, и он будет спасён.
Однако ничего не произошло.
«Любовь этот мир не спасёт», - подумал Факер, засыпая.
Февраль 2012 – сентябрь 2013