О.Камов
Camus.
(Восстание рабов во времена Спартака)
Он никогда бы и не зашёл в этот дальний магазин, да у него в окрУге всё как назло оказалось закрыто – то переучёт, то ремонт, то товар принимают.
Пошёл искать, по пути встретил большую группу крепких парней, и даже девки с ними там были – все в краснобелых шарфиках, с рожами, вымазанными клюквой и мукой – орали хором на всю улицу свои кричалки – всюду насилие, тотальная ненависть, ночь непроглядная, он запомнил несколько:
«Голубая мусорня,
Набирайтесь духа:
Вас порадует Чечня –
От уха и до уха».
И ещё:
«Положили на Анжи,
Дагам – доброй ночи.
Вова, только прикажи –
Мы их всех замочим».
И эта, странная:
«Кони бьют копытами –
Будут кони битыми,
Лягут кони трупами
С конскими залупами».
Нашлась, правда, одна «общепримиряющая»:
«Белый красному не враг,
Все болеем за Спартак!»
И конечно мат без ограничений звуковой мощности, сигаретные бычки и слизь харкотная – под ноги прохожим заместо кришнаитских розовых лепестков.
И каждый агрессивен, а собранные в толпу – агрессивней вдвое: попробуй не отойди в сторону, встань на пути – сметут с тротуара, просто затопчут, как стадо слонов.
В каком инкубаторе их вывели? Какое всё это имеет отношение к спорту? Когда они учатся? Где работают? На что фанатеют: разъезжают по городам и весям, футбольные билеты приобретают, пиво-вино пьют?
Не дают ответа, настроение только испортил безвозвратно.
...Нашёл, наконец, купил, протиснулся к выходу, уже собрался опустить прохладный пластиковый баллон с тем злополучным квасом в его фирменный, как новый, американский пакет «Оставайся Зелёным»... глянул по инерции на срок годности – это же вчерашнее число, ну обнаглели совсем торгаши-оккупанты... «извините... пустите-ка... дайте же наконец пройти...» – все болеют от этой жары, стоят молчат, разевают рты судорожно как свежевыловленные рыбы, потеют прямо на пол, дорогу намеренно загораживают... «вот, держите вашу кислятину негодную, верните деньги».
А молодая-бодрая-круглолицая глядит на него сквозь свои узкие прорези изумлённо: «Ты чего, дядя, с коня упал? – какие деньги, а?» – прямо не магазин тебе, а Великая Орда, пляски половецкие... и всюду так, только слепой, может, не заметит... но услышит-то наверняка: хоть и «а» – а не масковскае.
Честно говоря, он всё чаще чувствует себя будто приезжий в этом постепенно становящимся чужим, а когда-то родном городе.
Начал заводиться: «Вы торгуете просроченным товаром... и какой я вам дядя, с папой вашим коней не пас, будьте любезны на вы обращаться, я вам в дедушки гожусь...»
Молодая-молодая – а поняла его иронию: сообразительная... да и вообще, можно сказать, симпатичная... в некотором роде... да что там – просто красотка азиопская, и ноги, между прочим, не как у наездницы, а даже совсем наоборот – отметил ещё из очереди, когда она к останкинской продукции тянулась, и всё прочее... всесоюзный староста дедушка Калинин, по открывшимся воспоминаниям современников, с удовольствием бы оприходовал такое сокровище степей в подсобке на мешках с тростниковым сахарным песком с Острова Свободы... а сам? – забыли, проехали давно те сладкие остановки, сейчас экспрессом к могиле мчимся на железном коне с вонючим выхлопом, папа с мамой уже заждались.
И хоть сразу на вы перешла, но обиделась страшно, что за странная такая у него такая способность – озлоблять всех вокруг, и ведь, ей богу, не намеренно... просто так уж получалось, с малолетства сАмого людей любил передразнивать... но не обидно, как ему казалось, легко... в детские годы много тумаков за это получил, видно недостаточно – продолжает выступать до сих пор... и никому не нравится, его за это неуважительно Гришкой прозвали, заглаза конечно, узнал об этом совершенно случайно лет тридцать тому, подслушав нечаянно чужой разговор, Аныська тогда в седьмой класс ходила... или в шестой? – ещё теорему Пифагора ей показал в красивом староиндийском варианте.
Ну и народ, конечно, свой пересохший голос подал, куда ж нам без народного гласа: «Хорош базарить, дед! – кричат. – Не отвлекай её!», мужик распаренный ему мятые рубли протягивает в потной руке: «Давай, батя, мне твой квас, уже сил нету ждать»... и все трезвые, между прочим... на первый взгляд – чего же так недолго выживаем, а?
А амазонка вино-водная: «Просроченный... на глупости всякие смотрите, они по-пьяни чего там не напечатают, только получили, из холодильника, или не видите какие бутылки потные, а?» – тут толпа прямо взвыла от расстройства, что какой-то чудак на букву эм время отнимает, мешает глотнуть холодного кваску.
Он уже было хотел в запале посоветовать соотечественникам такую гражданскую активность лучше на выборах проявлять, а то довели страну черт-те знает до чего... но внезапно узкая секция полок с бургундскими винами вероятно какого-нибудь рязанского рОзлива бесшумно отворилась внутрь, и в проёме возник высокий улыбающийся молодой мужчина атлетического сложения с гладкозачёсанными назад длинными волосами, в розовой рубашке с галстуком и в приталенном дорогом двубортном костюме с острыми лацканами как у скандального премьера Берлускони: «Что за шум, а драки нету?»
– Пётр Евгеньевич, он деньги вернуть просит, говорит квас просроченный... мы ж его только вчера вечером... – пожаловалась всердцах его гюльчатай.
– Не «он», а покупатель, Жасмин, – мягко поправил её босс, – верни, пожалуйста, деньги товарищу, а бутылку он пусть оставит себе, сейчас жарко, вдруг наш уважаемый покупатель переменит мнение, попробует продукт и убедится в его высоком качестве, – толпа изумлённо затихла от только что продемонстрированного невиданного класса обслуживания.
«Дешёвый пиар, Аныська ещё булшитом называет такую наглядную агитацию», – пренебрежительно подумал он, и сказал: «Нет уж, забирайте ваш продукт, я не самоубийца».
Тут Пётр Евгеньевич впервые посмотрел на напрягшегося перед прилавком небритого, седого, лысоватого старикана в несколько неожиданных лёгких фирменных одёжках по погоде, и вдруг расплылся в ещё более широкой улыбке: «Григорий Наумыч, вы... как я рад... Петя я, Свиридов, помните?»
– Четыре-семьдесят пять – автоматически ответил он.
– Точно, Григорий Наумыч, – подтвердил босс, – может зайдёте ко мне на минутку?, Жасмин – пропусти моего учителя, надо же, где встретились.
Жасмин послушно подняла полку в прилавке, удивленно буравя его глазами-угольками... действительно, всё при ней.
«...Наумыч...Наумыч... всё схвачено...», – вяло прошелестело по очереди, пока он шёл к дыре.
– Вопросы ко мне имеются, товарищи? – так же вежливо продолжил Пётр Евгеньевич – ага, разбежались... к такому-то амбалу, нету дураков – себе дороже – Тогда благодарю всех и желаю удачных покупок в нашем магазине – попрощался босс, восстанавливая тишину в торговом зале и бургундско-рязанский союз.
Внутри оказалось неожиданно просторно, богато, и главное, потрясающе прохладно – «Коммуналочку присоединили, – объяснил, заметив его удивление, его бывший ученик, – люди теперь в человеческих условиях живут, в отдельных квартирках... вот так вот, Григорий Наумыч, а не посоветовали бы вы мне тогда в Плешку поступать – кончил бы я Энергетический, как папа с мамой планировали, и где бы я сейчас был? – мешки с сахаром в подсобку таскал? А теперь я сам себе хозяин, как говорится, куда хочу – туда и ворочу, у меня ведь целых пять таких объектов, верите?»
А чего тут не поверить, не самый глупый из его воспитанников, и к тому же очень прилежный... и дядя у него на тбилисском заводе шампанских вин не последний человек был, именно, всё вспомнил: когда ребёнок поступил в институт – благодарные родители подарили репетитору, ему то-есть, ящик с дядиной продукцией – это вам не среднерусская бургундия в разливе...
Только насчет хозяина верилось с трудом, тем более, в их-то бизнесе – кто не слышал, не читал...
Его система преподавания за долгие годы была отработана до мелочей: каждый подопечный перед выпуском писал специальный тест из десяти задач, и за каждую задачу можно было получить от нуля до единицы, через четвертинки, так парень четыре-семьдесят пять и заработал... и это был совсем неплохой результат, поверьте, но он всё-таки действительно посоветовал Петру попробовать себя в экономике – выходит, угадал он тогда.
– А теорему косинусов докажете мне сейчас, молодой человек, или мелко в коленях задрожите? – спросил вдруг со своей обычной ехидной интонацией, ну чего несёт, зачем молодому победителю теорема косинусов, если только не обозревает мальчик со скуки или от бессонницы звездное небо в персональный телескоп – модную игрушку современных богачей.
– Какие там косинусы – ложишься ночью спать, а в глазах тонны, километры, рубли-доллары-евро- логистика-поставщики-контрагенты-таможенники... и ещё тьма всякого мусора, но вам это знать необязательно, только расстроитесь, – искренне признался выкормленный им коммерсант новой формации, – а не выпить ли нам в честь нашей встречи, я ведь вас сразу узнал, вы же не изменились ни на грамм.
– Квасу просроченного? – язык сам нёс хозяина в дали дальние, Гришка он и есть.
– По этому поводу не волнуйтесь, Жасмин вам правду сказала, она, естественно, чуть диковата ещё, но очень хороший работник, честный... и ведь ни одного нарекания от покупателей не было... я вас настоящим Камю угощу – прямо от производителя: молодой, ароматный, и, как теперь говорят, аутентичный... вы даже не представляете, сколько подделок гуляет сейчас по всему миру...
Он не пил уже сто лет, с тех пор как врачи нашли у него небольшие отклонения в кровоснабжении головных сосудов, плюс рассеянный склероз тётки покойной пугал страшнее нищеты и наплодившейся внезапно, вроде тараканов, шпаны отвязной... ему вдруг ужасно захотелось выпить, не каждый день его таким напитком угощали, во рту уже плясала дешёвая фраза «Камю я не посторонний», но что-то удерживало её произнести, перед кем он собирается хвост павлином распустить? – это же ребёнок ещё, в сущности – добрый, хоть и небедный, и наверняка не очень начитанный... а Камю он именно посторонний, во всех смыслах.
А уж если выпить, тогда и закурить, в общем, он решил не отказываться от обоих искушений – «Спасибо большое, попробую с удовольствием, только в разумных пределах, не как у вас тогда...» – после того «приёмного» семейного застолья и освежения продукцией завода шампанских вин его привезли домой на такси в бессознательном состоянии вместе с подарком, это ему дочь на следующий день объяснила возмущённо.
Пётр Евгеньевич весело рассмеялся, вспоминая, наверное, детали: «Конечно, конечно», достал из красивой чёрной коробки непочатую бутылку, открыл, наполнил два скромных, благородной формы бокала примерно на сантиметр каждый рукотворным жидким солнцем из замечательной страны Коньяк... чувствуется, неслабо намолол он тогда, он давно до мельчайших подробностей знал свой «репертуар», как стыдно... слава богу, что отключился на том приёме, а то возвращался и возвращался бы потом во снах.
– Наверное теперь за Спартак болеешь? – спросил он бывшего ученика неожиданно.
– Почему? – отозвался тот, – а-а-а – «работники прилавка... торгаши-спартаковцы...», это же всё история давно... Не-е, я динамовский человек, да и то, в основном, баскетболом интересовался, сам играл недолго. Конечно, когда маленький был – кричал во дворе безобидно: «Кто болеет за Спартак – тот придурок и дурак!»... Только всё это не то, что сейчас, лучше бы просто мяч гоняли эти фаны сопливые, всем бы спокойней было... так за что мы пьём?
Вдруг Петин пиджак мелко завибрировал на груди слева и одновременно оттуда же громко зазвучали куплеты Мефистофеля, он достал айфон, взглянул на экран, сразу как-то подобрался, ответил деревянным голосом: «Слушаю, Герман Фёдорович... так я в этом месяце уже... понятно... теперь понятно, говорю... конечно, в самое ближайшее время... тогда сегодня... да-да, уже выезжаю...» – в течение всего разговора из трубки нёсся без труда различимый отборный мат.
Отключился, сказал обескураженно: «Сука ненасытная», нажал кнопку на селекторе: «Жас, зайди на минутку, захвати кваску, пожалуйста», поднял бокал: «Простите, Григорий Наумыч, вот так и живём, ваше здоровье, уезжаю сейчас, могу вас подбросить, я ведь ещё помню, где вы живёте».
Он опустошил, смакуя, свой, и сказал: «Спасибо за угощение, Петечка, я пройдусь потихоньку через парк, здесь не очень далеко, прости за неумышленное вмешательство в твой бизнес, и за сегодняшний скандал, ты извинись потом за меня перед своей Жасмин, хорошо?» – это было уже что-то новенькое в его репертуаре, ну да ладно, приятное сухое тепло начало поступать в средостение.
Неслышно появилась Жасмин с баллоном в руках, вопросительно глядя на его ученика и подчёркнуто игнорируя учителя.
– Гермафродит звонил, опять капусты требует, – не стесняясь объяснил Петя, – сейчас повезу, сегодня уже не вернусь, ты потом приберись здесь, пожалуйста, может быть возьмёте квасу, Григорий Наумыч?.. – тогда я сам его вечером устаканю... а Камю вы заберите с собой... ну я вас очень прошу, это подарок... я вам так обязан – правда... вы заходите ко мне, поговорим в более спокойной обстановке, столько всего случилось с тех пор... окей?
– Я его маму ****а, – раздельно сказала Жасмин с нескрываемой ненавистью.
...И только после того, как она скупо улыбнулась ему с натуральным прищуром, закрывая металлическую дверь на лестничную клетку, он понял, о ком это было сказано – с души камень.
На улица попрежнему царила убойная жара, а может так казалось после холодной Петиной «коммуналки», но пить квас ему сегодня совершенно расхотелось, зато продолжить несостоявшуюся бахусиану он был совсем не прочь, почти полная бутылка подаренного божественного нектара приятно оттягивала его сделанный из неразличимых утилизированных пластиковых пап и мам зелёный пакет, в котором Аныська прислала ему эти лёгкие летние одёжки из своей Флориды – вот как судьба развела его с родной дочерью.
«Папа, ты конечно понимаешь, что несмотря на ваши натянутые отношения с Аликом, ты всегда можешь присоединиться к нам в Штатах, и дети будут очень рады, – отчётливо говорила ему в ухо Аныська из левого полушария, – ты уже немолодой человек, к тому же одинокий – чего тебе там одному куковать... и уровень жизни здесь повыше, тропический зной почти не ощущается – кондиционеры кругом и ветер с океана... и сразу исчезнет куча утомительных мелочей, отнимающих время и нервы в Москве...», – оф корс, и кваску холодного останкинского завода ему там нальют, а может и удостоят бесплатно в маленьком майамском магазинчике бокала Камю поддельного польского розлива – исключить такой сюрприз нельзя – сегодня его ученики наверняка по всему миру трудятся – и каждый только и ждёт, чтобы его Григорий Наумыч посетил с бессмертным зелёным пластиком с надписью «Stay Green».
Уже намылился, держи карман шире – присоединиться, на склоне, приживалом немым, как хэмова рыба, к собственному зятьку – вот уж радость немеренная.
«Натянутые отношения» – как мягко сказала, там вообще натягивать нечего было, не было там никаких отношений вовсе.
А с такого пустяка всё началось: «Здравствуйте, Григорий Наумович, это Алик, можно Аню к телефону?» – «Здравствуй, Алик, это Григорий Наумович, как поживаешь?» – ощутили иронию? – прозрачно и к тому же в весёлой форме намекнул молодому человеку, что Григорий Наумович – не секретарь Её Высочества Анны Григорьевны, у которого всех обязанностей – трубку телефонную передать, когда попросят... если ты воспитанный человек – поинтересуйся сначала как дела у твоего собеседника, просто так, для этикета.
А потом тебе может быть и ответят: «А Ани нету дома» или «Ждите, сейчас позову вашу красавицу».
Но тот сразу в бутылку полез: «Мне эти разговоры вести с вами неинтересно, Аню, пожалуйста, позовите».
Ну и так далее, что тут объяснять: слово за слово – куча насрана.
...А вот и очень подходящее место для второго тайма: отличная незанятая парковая скамейка чуть сбоку от дорожки в густой тени кустов, кто-то не поленился и перенёс сюда это тяжёлое, как слон, деревянное чудовище на бетонных ногах – для себя старались, в юности безумной он провёл на этих монстрах немало приятных, в основном ночных, часов с различными друзьями женского полу... всё-таки жаль, что всё проходит, и некоторые ещё не стёртые окончательно воспоминания не доставляют ему даже процента былого удовольствия.
Уютно уселся, сунул руку в пакет, открутил пробку – она же маленький стаканчик – вот ведь придумали изобретательные французы новую радость для барменов и прочих одиноких менов вроде него, это тебе не сосать, как вампир, из горлА некультурно на глазах изумлённых мамаш с детьми и негодующих старушонок... талантливая нация, а сколько гениальных математиков миру подарила, будем здоровы...
А какой грандиозный скандал устроила ему после всего этого его единственная дочь: «Ну что ты ведёшь себя как юродивый... остряк местечковый, думаешь поражаешь всех совершенным чувством юмора, или изяществом мысли, или глубиной нравоучений? – все же вокруг смеются не от твоих шуток, они над тобой-дураком смеются... а сколько я из-за этого ещё в школе натерпелась, ты даже не знаешь как тебя все мои друзья втайне называют, сказать?»
– Ну скажи, скажи, – сказал он в большом раздражении, зная наперёд оскорбительный ответ.
«Гришка», – сказала она и зарыдала, расстраивалась, бедная, переживала за него... надо и за её здоровье немного... сейчас...
А потом, когда успокоилась, сама обидела его ещё больше: «Ты знаешь, если бы наши психиатры были просто профессионалами, а не послушными подручными ГэБуги, я бы посоветовала тебе обратиться к одному из них, всё это может быть глубже, чем тебе кажется, ты ведь личность свою деформируешь этими идиотскими шутками-наставлениями, и я думаю, что твоё репетиторство сыграло здесь немалую роль, нельзя огромную часть жизни тратить на натаскивание ленивых недорослей-недоумков... а ты ведь университет заканчивал – забыл что-ли?»
«Нет, дорогая, – ответил он тогда, – это ты вероятно забыла, как я остался у тебя и за папу и за маму, кормил, поил, одевал... и обучал, между прочим: с той вашей дурой-математичкой ты бы до сих пор два числа в столбик складывала и на ум брала, может ты и себя запишешь в недоросли-недоумки? А теперь посчитай, если сможешь, сколько на всё это денег нужно было, и где я мог их взять – на старой смоленской дороге, с дубиной народной войны?»
«Не могли прокормить – не заводили бы, где ваша гражданская ответственность была?» – с будущей лекторской уверенностью учила его Аныська – всё-то ей понятно было, всё по полочкам разложила, как Жасмин бургундские вина... ей невдомёк, что все так делали – как папы и мамы, по образу и подобию... плюс случай – бог изобретатель... как она тогда обнимала его в пустой квартире подруги... «Гришенька, пусик-мурусик, погладь меня, не стесняйся, я тебе нравлюсь?.. а так хочешь?.. подожди минутку, милый, мы сейчас вот так сделаем...» – он полным идиотом становился рядом с этой необыкновенной, красивой, юной женщиной, даже про шуточки свои забывал... никогда он не был так свободен.
И сделали, действительно.
А ты бы предпочла, Анечка, видеть свою будущую маму не в районном дворце бракосочетания, а в уютном гинекологическом кресле Первой Городской Больницы? – тогда извини нас... но в любом случае тебе все эти детали знать необязательно, так же как мне – подробности уверенного подъёма моего бывшего ученика к зелёным вершинам Списка Форбса. Да, мы оказались ближе к бездумно плодящимся Фибоначчевским кроликам, чем к понимающим свой гражданский долг серьёзным и сознательным китайским товарищам, гармонично взрослевшим под страхом отрубания яиц или отрезания матки.
Но чего же мне казниться, если ты у нас с Оксаночкой такая замечательная получилась, профессор Университета в флоридских тропиках, как и твой норовистый муж, фамилию которого ты предпочла папиной – ерунда, мне достаточно того, что ты – Григорьевна, моя радость, сейчас за внуков будем пить...
И хоть само сакральное слово было словно табуировано в их семье – конечно, он любил её, и если это была не аутентичная любовь – то тогда и Ромео с Джульеттой – ранняя подделка.
Однако это совсем не помешало ей бросить мужа с дочуркой обоих и сбежать со своим тренером по восточным единоборствам на его историческую родину, новый избранник был сильно старше её, у него своих несовершеннолетних двое было, Боливар компании Эль Аль не мог вывезти всю мишпуху.
Вот когда он стоял одной ногой на пороге дурдома – в те лихие дни, разговаривал в отчаянии с тренером – только с ним – с ней это было бесполезно, пытался объяснить ему Оксанкин взбалмошный характер, умолял не губить семью...
Плакал, стоя на коленях – знала бы дочка!
А в конце разговора схватил безрассудно эту гору мышц за лацканы пиджака... – тот даже не пытался защититься, лишь сказал спокойно: «Убью».
Он действительно мог убить кого угодно одним пальцем.
И почему она это сделала? – у него была та же самая историческая родина, что и у тренера, и он сам, в сущности, был таким же тренером, только по более интелектуальным играм, так сказать, и он тоже готов был поехать с этой женщиной хоть на край света, хоть на застывшую в вечной мерзлоте историческую родину российских слонов – теперь-то он уже способен шутить на эти темы, всё-таки время – лучший доктор.
Через три года пришло письмо от тренера, что Оксаночка изменила ему с миллионером арабского происхождения – отлились спортсмену его слёзы.
Второе письмо от тренера он получил через пять лет после первого, безутешный сильный мужик извещал его, что личный самолёт миллионера был сбит американской зенитной ракетой Стингер, погибли пять человек, их общая жена – в том числе, ведётся следствие... про судьбу денежного мешка информатор даже не упомянул – видно это его совершенно не волновало, равно как и его адресата...
Ну – за упокой твоей бедной души, Оксана Платоновна.
...О чём это он? Да, – дочурка тогда сильно его обидела, кричала в запале: «Ну покажи мне своего Александра Македонского, Аристотель!» – тогда не мог, а сегодня – вот он, молодой нарождающийся капиталист четыре-семьдесят пять!..
И не только Петя, между прочим, ещё один питомец гнезда Григорьева, девять-пятьдесят, уже солидный доктор наук, передачу по телевизору ведёт общепознавательную «Погляди и Удивись», или что-то в этом роде, он тогда с его умным папой-генералом разговаривал после первой консультации и удивлялся, зачем они вообще к нему обратились: парнишка был прекрасно подготовлен... и папа объяснил, немного смущаясь: «Мама наша, к сожалению, не коренной национальности, у них это в большой минус идёт, поэтому надо твёрдую пятёрку брать – и на письменном, и на устном».
...И ещё сказала как прокурор Вышинский: «Были у тебя способности, только ты их не развил – я думаю, ты просто ленился, делал что полегче... по-настоящему способные и трудолюбивые люди всегда до высот добираются в любом деле» – вот завернула!
А может и права была? – сама-то вот добралась.
Ну и что бы он с этих сияющих вершин увидел, если б вскарабкался успешно? – гнетущую неприглядность кое-как прожитой внизу невыносимо короткой жизни?
Или новый неприступный Большой Кавказский Хребет у горизонта – Только Для Истинных Победителей?
Илли... красиивую загадочную девушку, ласковошепчущую...: «Гриишенька, пуусик-муруусик, поглаадь меня, не стесняйся, не стесняйся, не стесняйся, не...»
«Эй дед, – услышал он прямо рядом с собой полубас с тенорными обертонами, – вали отсюдова, это наша скамейка».
Он поднял голову и увидел двух незаметно подошедших к его временной резиденции крепких подростков, почти неразличимых из-за шарообразных бритых голов, и с ними лохматую подружку с модным колечком в крыле носа, у каждого в руке потела банка пива.
Спросил с обычной своей насмешкой: «Как это ваша – приватизировали, что ли?»
– Считай, что так, – ответили ему беззлобно, – у нас здесь дело есть.
– Это какое же? – поинтересовался он расслабленно.
– Пиво пить будем, а потом тёлку вдвоём иметь в особо извращённой форме, – ответили ему беззлобно и все трое рассмеялись.
– Тоже мне дела, – так же расслабленно отреагировал он, – я сам здесь выпиваю, а уж барышень тут же, в своё время, по-всякому отымел... – дай вам бог.
– Прикольный старикан, – сказал один накачанный другому.
А старикан достал из пакета аутентичный крепкий спиртной напиток и спросил: «Не желаете разделить удовольствие, молодые люди?»
И добавил общепримиряюще: «Белый красному не враг, /Все болеем за Спартак!»
– Батя, ну что ж ты сразу не сказал, – растрогался другой и с чувством продекламировал: «В России нет ещё пока/ Команды лучше Спартака!», мы всех их порвём, бля, повалили отсюда, Серый, – не видишь? – чел отдыхает.
– Ты только не очень здесь бухай, отец, ты уже в порядке, – посоветовал ему по-дружбе Серый.
Григорий Наумыч даже не ответил, он аккуратно отвинтил пробку, налил, выпил, снова завинтил...
И уже в спину удаляющейся молодёжи крикнул расслабленно: «Кто болеет за Спартак – тот придурок и дурак!»
Ребята тут же развернулись и подошли к нему опять: «Ты чего пролаял, пидор? – строго спросил Серый, – Ну щас я тебя урою нах».
Только Григорий Наумыч практически не обратил никакого внимания на эту угрозу, он действительно был уже в порядке, он лишь опять непедагогично протянул Петин подарок несовершеннолетним подросткам, приглашая их выпить вместе с ним.
Но сказать ничего, к сожалению, так и не успел: Серый принял протянутую бутылку за горло и сразу же без замаха ударил Григория Наумыча по просвечивающей макушке.
Неполная стеклотара даже не разбилась ни об голову ни об землю.
Только старик вдруг медленно сполз со скамейки как мешок с сахарным песком.
Потом все трое лениво попинали расслабленное тело ногами на спадающей к вечеру жаре, пока не надоело.
Даже не сбили дыхания, глотнули пивка, лохматая подобрала бутылку, задвигала губами беззвучно, наконец прочитала озадаченно: «цАмус».
– Чмо уёбное, – сказал Серый, – учиться лучше надо в школе, ты чево там себе на английском чешешь? – «кАмус».
– Гаврила, а VSOP – это чево? – опять поинтересовалась любознательная тёлка.
– В СОПлю значит упьёшься и обрыгаешься, – пояснил Гаврила, загоготал с тенорными обертонами и приказал – Дай сюда, – крутанул пробку, запрокинул голову... – ну и ссаки, носками грязными воняет, на какой мусорке он этот пузырь подобрал?..
– Деда надо скинуть нах в кусты, вместе с его посудой, вон кровянка по рубахе потекла, ещё ментам на глаза попадётся, старый хер, потом очухается, базар устроит конкретно. И делаем ноги, – сказал Серый.
Не устроил он привычного базара напоследок – потому, что десять минут назад папу с мамой радостно встретил, сразу после первого удара, повезло ехидному старичку – удачно тромб оторвался, бедняга почти и не мучался, но это уже потом вскрытие показало, а убийц мусорА до сих пор ищут лениво, хотя жара давно прошла.