Вороньё

Виктор Орехов
С                Вороньё

Хоть я и спешил по лесной дорожке на автобусную остановку, но, увидев на сосне двух воронов, остановился. Один из них – птенец – размером, как и взрослый, но стройнее. Взмахнул на них  рукой, потом двумя. Мне, заядлому голубятнику, захотелось посмотреть их в полёте. И тут взрослый ворон, с возмущением гаркнув, перелетел на другую сторону дороги и, перелетая с дерева на дерево, яростно ругаясь, метров пятьдесят сопровождал  меня. Опасливо озираясь, я подумал: действительно, умная птица. Возникший между нами конфликт перенесла на другую сторону дороги, подальше от птенца. Но до чего обидчива!
Городская ворона не такая. Маши на неё и руками и ногами – она  и внимания не обратит. Но попробуй подойти к её птенцу, когда он на земле – спланирует на тебя так, что невольно замашешь руками и поспешишь поскорее убраться.
Однажды на тихой московской улочке я  увидел птенца и метрах в двух от него припавшую к земле кошку. К моему удивлению, рядом не было ни одной взрослой вороны. Я подобрал воронёнка и отнёс домой. На следующий день он уже считал меня своим родителем. Потряхивая крыльями, широко раскрыв клюв, жадно поглощал комочки из говяжьего фарша. Я боялся одного – перекормить его. В то время мне надо было по делам раз в неделю на два- три дня отлучаться в Калужскую область. На кухне я раскладывал несколько блюдец с  кормом и водой и, закрыв дверь, уезжал. Когда возвращался, мой питомец, хлопая крыльями, кричал на меня. То ли, радуясь моему появлению, то ли, возмущаясь, что так долго где-то пропадал. И в этот день буквально ни на шаг не отходил от меня, так что я боялся на него наступить. И всегда он почему-то находился рядом  с моей левой ногой, прижимаясь к ней, если я какое-то время оставался на одном месте.
Однажды, когда я занимался мелким ремонтом, пернатый разбойник, увидав на полу маленький блестящий гвоздик, схватил его в клюв. «Кеша, плюнь», - крикнул  я ему. Кеша отскочил и, насторожено глядя на меня, весь напрягся. Я попытался его поймать и чуть уж, было, не поймал, как тут же гвоздик был проглочен. Кеша сидел теперь неподвижно, задумчиво на меня поглядывая. Я подошёл и, тыча в его головку пальцем, говорил: «Что же ты наделал? Вот ты скоро умрёшь, а мне-то, каково одному оставаться». Мой Никешанька молчал. Через пару дней он отрыгнул мякиш, внутри которого находился  гвоздик.
Иногда мы выходили гулять на пруды. Кеша с важным видом выхаживал за мной. Если я садился на землю, он забирался ко мне  на плечо и начинал теребить моё ухо. В одну из таких прогулок прилетела ворона, уселась на столб и минут двадцать наблюдала за нами. Убедившись, что здесь всё в порядке, улетела.
В последние годы голубей я не водил, но частенько приезжал на Птичий рынок поглазеть на птиц и зверей. В одну из таких поездок купил большую клетку и теперь выносил её с Кешей на балкон. Была у меня надежда приучить его, как голубя, к этому месту. Однажды к вечеру вышел  постоять рядом с клеткой. Солнце было на закате – огромный малиновый шар. Смотреть на него было приятно и полезно для глаз. Оно в те времена было разное в зените, на восходе и на закате. В зените, на Солнце я мог смотреть несколько секунд, не отрывая  взгляда и доже пересчитать пятна на нём. На восходе и закате глядеть на него  можно было, пока не надоест. Восходы и закаты нашего светила каждый день были разные и недаром во многих стихах воспевались поэтами. Сегодня не так. Солнце и утром, и днём, и вечером как электросварка. Смотреть на него вообще невозможно. Да и пятен на нём уж никаких нет. Меня удивляет, что люди не замечают или не придают этому никакого значения. Но, как сказал один астрофизик на РЕН ТВ, добром для Земли это не кончится.Об этом я поговорил с астрофизиком,другом детства.Тот объяснил,что дело не столько в Солнце,сколько в слабеющей магнитосфере Земли.Но на наш век хватит, добавил он мрачно. А тогда на балконе мой пернатый друг, освещаемый мягким светом заходящего солнца, начал петь. Нет, это было не кар-кар. Карканье ворон всего лишь передача информации друг другу. Кеша начал выводить такие рулады, на которые многие птицы просто не способны. Колен в его тихом пении было не так много, как у соловья, но побольше чем у других певчих птиц. Может быть, только орнитологи и знают о такой способности ворон.
К тому времени Кеша уже хорошо летал по квартире. Я решил открыть у клетки дверцу. Кеша соскочил на перила балкона и, прохаживаясь, стал энергично осматриваться по сторонам. Но тут зазвонил телефон. После десятиминутного разговора  я поспешил на балкон.… Но Кеши там не было. И больше я его никогда не видел. Спросил учителя биологии:не умрёт ли птенец с голода? Не успеет,был ответ, воспитанный человеком,для сородичей он будет белой вороной с непонятным поведением. Дюжина ворон налетит и заклюют до смерти.
Однажды, поглядывая в окно, я заметил неторопливо летевшую чёрную птицу покрупнее  вороны.Ба! Да это ж Ворон Воронович, и какими судьбами он залетел  на Юго-Запад Москвы? Не успел он сесть на крышу шестнадцатиэтажного дома, как невдалеко от него опустилась ворона. Она во все глаза, с изумлением смотрела на пришельца. Тому это не понравилось и, взмахнув крыльями, ворон стал набирать высоту. Ворона каркнула и устремилась за ним. К ней стали присоединяться другие, и вскоре множество ворон образовали правильный шар с вороном в центре. И вся эта конструкция медленно вращалась с Запада на Восток. «Вселенная» - произнёс я с восторгом. Но тут ворон включил скорость и вырвался за пределы шара, а тот медленно рассыпался.
Сейчас многие не знают, что ворона когда-то была перелётной птицей, а не городской, как воробей. Погостив у нас сезон, перед отлётом собирались они в огромную, горластую стаю и долго кружили над  городом. Вдруг одна из них устремлялась вниз и увлекала за собой остальных, словно медленно сползающую анаконду, и затем все разом взмывали вверх. Потрясающее зрелище. Как будто у гигантской книги переворачивали страницу.
Если бы и страницы человеческой жизни переворачивались так же медленно. Но только в детстве каждый прожитый день длится словно вечность. А потом не то что дни - годы пролетают мгновенно. И вот уж в конце 20 века в Россию вновь пришла беда. Это о наших днях русский поэт в 19 веке сказал:
                Бывали хуже времена,
                Но не было подлей.
В страну была вброшена кость собственности. Борьба за собственность пошла не на жизнь, а на смерть. Люди спокойные и гармоничные лишились рабочих мест на заводах и фабриках. Многие потеряли жильё. Миллионы беспризорных детей.  Ещё один удар по генофонду.
Как по команде стали активно проявлять  себя либералы. По моим наблюдениям среди них есть воистину верующие в либеральные ценности (их очень мало), циники, и попутчики. С первыми говорить и спорить бесполезно. Дай Бог, чтоб в конце своей жизни они осознали, что в человеческом обществе не так всё просто  и примитивно, как им это казалось. К циникам применимы слова М.М.Хераскова:
                Там свобода безрассудная
                Обещает людям равенство,
                Но себе престолы делает.
                Только льзя прочесть в глазах у ней,
                Что она готовит узы тем,
                Кто свободой ослепляется...
Попутчики махровых либералов, как правило, люди неплохие, но, как бы это помягче сказать, слегка придурковатые. Крупный политик начала 20 века называл их полезными идиотами. Но вот с ними-то и надо работать, говорить и спорить для пробуждения в них здравого смысла. В одном из таких разговоров  экзальтированный оппонент подавлял меня эмоциями. Я же по завету наших далёких предков опирался в споре на здравомыслие и сохранял спокойствие. На все мои тезисы в ответ слышал шутки-прибаутки или насмешки. Но, когда мой оппонент с серьёзным видом стал утверждать, что сегодня для детей и юношей самое время для духовного роста и умственного развития, я даже оторопел. Как учитель по образованию  быстро объяснил ему настоящее положение вещей.
-  Как ты думаешь, -  спросил я потом, - кто выдал на всю страну такую фразу: «Школа должна готовить не творцов, а потребителей»?
-  Не знаю.
-  Близкий по духу такому, как ты, - министр образования.
-  Ну, хорошо, ты хочешь сказать, что твоё чумазое, послевоенное детство было лучше?
-  Конечно. Я не променял бы его на компьютерное детство.
-  Ну, что ж, вот и расскажи мне о нём, -  сказал мой собеседник, устраиваясь в кресле.
-  Начну издалека, чтоб потом перейти к главному. Чумазое, и одежда в заплатках. Но на ласковое солнышко набегала грозовая тучка  с «громом, готовым упасть», и после кратковременного ливневого дождя  местного образования  - освежающий запах озона. Бегая в одних трусах с радостными криками под тёплым благодатным дождём, мы останавливались у какой-нибудь лужи и делали ставки на пузыри от удара крупных капель. Некоторые из них были долгожителями – держались по пять, семь секунд, В месяц один-два циклона приходили на нашу территорию. Сейчас они исчисляются десятками. Но ни радости от этого, ни озона. В сквере нашего двора, на каждой штакетине заборчика сидела стрекоза. Каждый день радовала глаз роскошная бабочка махаон. И это в Москве. Многочисленная детвора наша целыми днями пропадала на улице. Одних только игр, которым мы отдавались всей душой, я  насчитал не меньше сорока. Сами мастерили самокаты для лета. Денег у родителей никогда не просили. Мы их зарабатывали. Район Кожухово тогда был окраиной Москвы, с прилегающими к нему свалками. Там мы собирали алюминий, медь и сдавали государству. На вырученные деньги покупали леденцы, мороженое, хлебобулочные изделия. И частенько это заменяло нам обед и ужин. Максимка, самый умный и находчивый из нас, показывая на пролетающие самолёты,  говорил: через год-два полетят самолеты, сделанные из наших материалов. Потом наш Максим весь уйдёт в науку, станет физиком.  В начале девяностых годов 20 столетия какие-то странные люди настойчиво предлагали ему уехать за границу, гарантируя  работу, жильё и хорошие деньги. Максим наотрез отказался. Через месяц он был застрелен в холле подъезда. Видимо, в назидание другим. Вывозили и вывозят не только природные ресурсы, но и талантливых людей. Друзей, товарищей и знакомых у меня было великое множество – школьных, уличных, по бесплатным кружкам в Домах и Дворцах культуры. Ни одного случая сексуального насилия над  девочкой или мальчишкой со стороны взрослых. Ни одного!  И так по всей стране. Нас никто не опекал. Шестилетними детьми в поисках приключений уходили мы далеко от дома, возвращались поздно вечером, ну и получали подзатыльник от отца. Когда вспоминаю детство, меня не покидает ощущение чистоты того времени.
Сейчас в стране тысячи педофилов. Если из них кого-то и посадят, через год выпускают за хорошее поведение. Или такой пример. Мужчина, случайно увидев, что какой-то изверг в кустах истязает его восьмилетнюю племянницу, ударом кулака убил насильника и… попал под следствие. Статья до 12 лет тюрьмы. Жена подсудимого спросила у прокурора,
как он должен был поступить? Белобрысая прокурорша ответила: «Ваш муж должен был запомнить приметы преступника, пойти в милицию и подать заявление на него».
Скажи на милость: ты что-нибудь понимаешь? Или опять  начнёшь ёрничать?
-  Не начну, извини.  Но мне интересно знать, какой ты видишь  страну, если либералы окончательно возьмут верх и либеральные ценности восторжествуют  по всей стране.
-  Скажу словами Гесиода:
                Крепко плащом белоснежным
                Закутав прекрасное тело,
                К вечным богам  вознесутся
                Тогда, отлетевши от смертных,
                Совесть и Стыд. Лишь одни
                Жесточайшие, тяжкие беды
                Людям останутся в жизни.
                От зла избавленья не будет.
-  Да-а… Древние неподражаемы,  -  задумчиво произнёс мой собеседник. -   Не дай бог, если это произойдёт.
-  Это уже происходит.
Вечером, перед сном я долго размышлял над нашим разговором. Действительно, русский мужик задним умом крепок. Много веских аргументов я так и не высказал своему оппоненту. Ничего, подумал я, сама жизнь через двух его подрастающих малолетних детей вправит ему мозги. После этих мыслей уснул. И снится мне блёклое небо. В молчании кружит огромная стая ворон. Были перевёрнуты три страницы вселенской книги. Вдруг послышался нарастающий гул. С Запада, сметая всё на своём пути, с ужасным рёвом надвигалась лавина от земли до неба. От страха я закрыл глаза и тут же открыл  их, проснувшись. Сердце гулко стучало, в ушах продолжало шуметь. Что бы как-то выйти из этого состояния, я попытался переключить сознание. Подсел к столу и написал восемь строчек:               
                В блёклом небе кружит вороньё,
                Кружит, словно конники Мамая.
                Вот один направил вниз крыло,
                И за ним последовала стая.

                Снова кружат и кричат они.
                Чёрный стяг то никнет, то взлетает...
                Это книгу горестной Земли
                О России память мне листает.
Через несколько дней вернулся к этому тексту. Подумал, что зря ввёл Мамая в стихотворение. Ну что Мамай?  Неудачливый хан Золотой Орды. На деньги генуэзских банкиров собрал огромное войско и,  как воин, с открытым забралом пошёл на Русь. На Куликовом поле был бит. Бежал. Денег не было, пришлось отдать  кредиторам часть территории Золотой Орды. И снова ему дали заём  для похода на Москву. В разгар подготовки к этому походу на Мамая напал хан Белой Орды Тохтамыш. Потерпев поражение,
Мамай бежал в Крым.  Стучал в двери банкиров. Не открыли. Потом был убит, и Тохтамыш устроил ему почётные похороны. Разве можно сравнить Мамая  с современными завоевателями с их двойными стандартами и бесчеловечными, подлыми технологиями против самобытных стран.Две дюжины вооружённых до зубов государств на одну беззащитную страну. Ну и, конечно, как тут обойтись без сверхбогатых банкиров.
И вспомнил я Кешу и решил ввести его в  новое стихотворение, где речь будет идти о современном мире и без Мамая:
                Цветёт сирени куст на фоне мрачной ночи.
                Над ним склонился и грустит могучий клён.
                На клёне каркает ворона что есть мочи,
                И каждый крик её проклятьем напоён.

                О, друг пернатый мой, дай лапу для пожатий,
                Головку умную склони ко мне на грудь –
                Ведь под созвездьем и моих глухих проклятий
                Вся подлость мира продолжает тот же путь.