Понтюшечка и Наталочка

            
    
       – Яка яишня! Какая вкуснятина!  –  восторгалась Наталья Петровна.
       – Какое сало, такая и яичница! –  ответил Пантелеймон Исидорович. 
       – Спасибо за прекрасный завтрак!  –  поблагодарила Наталья Петровна, как только закончилось чаепитие.
       – Плохо   вы ко   мне   относитесь, Наталья Петровна! –  решил таким образом Пантелеймон Исидорович приступить к более тесному знакомству.
       – Я?! Та шо  вы такое  говорите, Пантелеймон Исидорович! Вы  для  меня  найлучший  человек  после  Васи. Как я  его  любила, как  любила! А он  меня  променял  на  какую-то   вертихвостку. Вы  б  её  видели!  Ни рожи, ни сиси, прошу прощения! И  шо только  он  в ней  найшов, до  сих  пор  не   пойму. Прошло уже  два  года, а  никак  не  пойму,  почему  променял. Я  шо  только  для  него  не  робила. И так, и сяк  поверталась. И  шо   ему   ещё  надо было, до  сих  пор не могу понять. А к вам я даже лучше уже отношусь, Пантелеймон Исидорович. Только вот имя ваше  долго выговаривать.
        –А вы попроще меня зовите, Наталка!  Пантелей  – и всё!
        – Пантелей?! Ну, это как-то неудобно. А может, как-нибудь поласковей?
        – Поласковей? Это можно, Наталочка. Очень даже нужно!
        – Понтюша! Нравится?!
        – Ну, если  вам  нравится, я  согласен. Только так   зовите  меня, когда  мы  одни, чтоб это было нашей тайной.
        – Вы шо,  Шерлок Холмсон?
        – Холмс,  Наталья, а   не  Холмсон! Нет, я   не  Холмс, но  лучше,  чтобы  Понтюшкой я был только для вас! Понимаете?
        – Понимаю,  понимаю,  Исидорович! А  вы  как будете меня  величать, когда мы одни останемся?
        –  Как скажете, Наталочка, так и буду.
        –  Вот так и зовите меня,  Понтюшечка!
        –  Понтюшечка и Наталочка! Почти как Ромео и Джульетта!
        – Чего-чего? Это шо ж, между нами уже такая любовь, как у них?
        – Будет и такая! Главное, чтоб понимали друг друга!
       Такой  разговор  состоялся  между  Пантелеймоном  Исидоровичем,  уже пенсионером со стажем, и симпатичной украинкой Натальей Петровной на третий день  их  знакомства, которое    случилось   в   очереди  на маршрутку. Они  вместе   направлялись   в   новый  микрорайон  города. Он  –  к  себе домой,  в  новую, недавно  полученную  квартиру,  она –  в   гости  к  школьной подруге, обосновавшейся  в столице  сразу  после  распада Союза.
       Оказалось, что подружка новой знакомой жила в соседнем доме.   
       Случилось  и   другое  –  короткая   беседа  в   очереди   стала  началом более  тесного знакомства  Пантелеймона Исидоровича и Натальи Петровны.
       В квартире Пантелеймона Исидоровича была большая кухня, в ней даже размещалась односпальная кушетка для гостей. Но Наталье Петровне, уже на второй  день  решившей  отдохнуть   от   подруги,  Пантелеймон  Исидорович  предложил  свою  широкую  кровать, первый раз переночевав на кушетке.
       А утром между Понтюшечкой и Наталочкой состоялся разговор, с которого начался наш рассказик.
     – Поймём, Понтюшечка. Обязательно  поймём!   –   заверила   Наталья Петровна  своего    нового знакомого, продолжая начатый разговор.
     Наталья Петровна была лет на двадцать моложе Пантелеймона Исидоровича. Но, несмотря на появившийся   интерес  к  энергичной    Наталочке, она   его  несколько   настораживала. В  том,  что бывшим    подругам хватило  дня,  чтобы     вспомнить    былое,    ничего удивительного    Пантелеймон Исидорович не видел. Наталья Петровна осталась провинциалочкой,   говорившей    сразу   на    двух   языках,  а  её  подруга   за  пятнадцать   лет   превратилась   в   столичную  жительницу.
Своей необычной речью Наталочка почему-то сразу привлекла интеллигентного образованного  старого  москвича. А  вот то, что  Наталочка   решила  задержаться, ему не совсем было понятно.
        –А вы всегда так говорили, Наталочка?
        –Как, Понтюшечка? Мы, кстати,  так и будем всё время «выкать»?
        – Всё   время   не   будем. Вы   можете    не    выкать, Наталочка. А  я ещё повременю. Привык  так обращаться  ко всем. Так почему же такая смесь?
        –Я  всегда   переплетала    русские   слова    с    украинскими.  Но   в  школьных   сочинениях  таких ошибок не делала, учителя всегда удивлялись даже.
        – А я другому удивляюсь!
        – Как это понимать, Понтюшечка?
        – Вашей почти детской непосредственности, Наталочка.
        – Ну знайшлы  ребёночка, Понтюшечка! Я вже достаточно выросла. Сама решаю, шо надо, а шо плохо.
        Наталочке    нравилась  подтянутость   Пантелеймона   Исидоровича. Она уже  не  сомневалась, что его  здоровому  духу соответствует здоровое тело. А  Понтюшечку  уже   привлекали   не   только   украинские словечки Наталочки. Она это уже давно заметила.
      – На кушетке, наверное, было не очень удобно? –  спросила  утром Наталочка.
      – Я никогда на ней не спал,  –  согласился Понтюшечка.
      – Мы   вполне   могли  бы  поместиться  на  кровати. Я  никогда  не  спала  на  такой   широченной! Или  ты  должен  и  тут  привыкнуть, Понтюшечка? – улыбаясь, спросила Наталочка.
      Пантелеймон  Исидорович уже буквально млел от своей новой знакомой. А Наталочка продолжала:
     – Тебя  пугает   моя   чрезмерная   активность?  Не  бийся! Я  не строю нияких планов. Мне ничего от  тебя  не надо. Вернее, не  надо того, что тебя  настораживает. Столичная прописка меня не интересует. Так случилось. Мы понравились друг  другу. Я  могу побыть  у тебя   несколько дней. Я хочу спокийно  побути с тобою.
        – Спокойно?  –  задумавшись, спросил Понтюшечка.
        – Нет, я неправильно выразилась. Неспокойно! Но ты не  бийся! Я знаю, шо  меж   нами  цилих  двадцять рокив. И шо тоби вже не двадцать лет. Но  усе  будет  очень даже  гарно. Я так чувствую. Верь мне!
        – Я верю, Наталочка. И не буду бояться. Ничто меня не настораживает. И прописка тоже. Если тебе нужна будет, я сделаю.
       Сколько дней пробыла Наталочка у Понтюшечки, мы не знаем. Скорее всего, они гарно, как надеялась Наталочка, провели время.