Роды были очень тяжелыми. Молодая мамочка – невысокая, худощавая женщина с отекшими ногами – потеряла сознание, и врачам пришлось выдавливать малышку из ее чрева при помощи жгута, наспех сделанного из двух больничных простыней.
Очнувшись утром в незнакомой палате, Нина не сразу поняла, что произошло. Задремавшая на стуле медсестра встрепенулась, уловив невнятный шепот.
- Очнулась, милая? Ох, и напугала ты нас! Что, пить хочешь? Сейчас подам, не вставай, нельзя тебе!
- Почему я здесь? Что случилось?
Женщина поправила одеяло и вдруг испуганно откинула его:
- Где?
- Что - где?
- Живота нет! Я вспомнила! Роды начались ночью, а потом… Что с ребенком?
- Тихо, тихо! Тебе нельзя волноваться. Все в порядке с твоей девочкой. Крепенькая, здоровенькая, красавица - волосики длинные, хоть коски заплетай! Поди изжогой мучилась?
- Да, очень сильно. А где она? Можно мне на нее посмотреть?
- Сейчас принесу. И Алевтине Васильевне доложу, что ты в себя пришла.
Медсестра выскочила из палаты и вскоре вернулась с небольшим сверточком, из которого выглядывало красненькое сморщенное личико. Дочка спала, посапывая маленьким носиком, хмурила светлые бровки, причмокивала. Нину затопило неизведанное доселе чувство умиления, восторга, гордости, радости и еще каких-то оттенков счастья, которым она и названия не знала.
- Ой, какая хорошенькая! Доченька моя, Юлечка!
Она попыталась приподняться и уже протянула руки, чтобы взять свое сокровище, но пол и потолок вдруг поменялись местами, перед глазами запрыгали цветные огоньки, к горлу подступила тошнота и знакомая черная пустота опять накрыла ее. Она уже не видела, как засуетились врачи, вошедшие в палату, не слышала плача проснувшейся Юлечки.
Пять дней Нина находилась между жизнью и смертью. Алевтина Васильевна засомневалась в благополучном исходе и честно предупредила свекра, пришедшего навестить сноху:
- Готовьтесь к худшему, вызывайте близких родственников.
Через день из деревни приехали перепуганные мать и муж Нины. Провожая к роддому сына и сватью, дед Микола сокрушался:
- Докторша казала, шо такими родами часто мать с дитем помирают. А если кто выживет, умом тронется. Дивчина, кажуть, наче нормальна, а вот…
- Не каркай раньше времени, сват, - прервала его мать Нины. – Никто, как Бог и маленьки боженятки… - и запнулась, увидев спешащую к ним по коридору женщину в белом халате.
Света в темноватом фойе роддома было немного и сгрудившиеся родственники не видели выражения лица Алевтины Васильевны. Она приблизилась еще на несколько шагов и прокричала:
- Очнулась! Ночью пришла в себя, только девочку кормить не может – мастит, грудь воспалилась за эти дни. Но это не страшно, мы вылечим. Под счастливой звездой они родились – и мама, и дочь - один шанс из тысяч был, что останутся живыми и здоровыми. Поздравляю вас.
Суровая теща заплакала и кинулась целовать докторше руки.
Их выписали из роддома только через месяц. Владимир, приехавший из деревни, чтобы забрать «своих девочек», принес пальто - модное, короткое, с песцовым воротником и сапожки. Они шли от больницы до дома свекрови пешком – ехать на трамвае с малюткой было страшновато, а такси в начале семидесятых считалось роскошью. Нина замечала удивленные или насмешливые взгляды встречных прохожих, но не смущалась, как раньше, когда бывала в городе, а гордо вышагивала рядом с мужем, который бережно прижимал к себе завернутую в одеялко дочурку.
Войдя в квартиру свекрови, счастливая мамочка обомлела: прямо напротив входной двери стояло новое трюмо, в котором отразился Владимир – высокий, красивый, статный и она – в модном коротеньком пальтишке с песцом, из-под которого бесстыдно торчал больничный фланелевый халат!
- Ужас! Ты почему не сказал, что у меня халат длиннее пальто на полметра?! Вот почему люди на нас оглядывались!
Муж оторвал взгляд от личика дочки, посмотрел на жену и удивленно произнес:
-А я и не заметил!
На следующий день они уехали домой. Счастливый папа так старательно выставился на работе, что едва дошел до сельсовета, чтобы зарегистрировать дочь. Ладно, теща по дороге попалась, проводила, да еще попросила секретаря принять заявление у зятя и отпустить его, бедолагу, до дому:
- А документ я заберу, ты пиши, не торопись, дочка.
- Да не положено так, теть Оль, надо лично в руки одному из родителей.
Председатель сельсовета вступился за Владимира:
- Знаем мы, чего не положено. Ты видишь, плохо мужику – он же непьющий, а тут такое дело. Понимать надо! Или мы не люди? Иди, Володя, домой, Ольга Тимофеевна документы принесет.
Секретарь закончила свои дела и раскрыла зеленую корочку свидетельства о рождении:
- Как девочку назвали?
Баба Оля смешалась на секунду, а потом твердо произнесла:
- Алевтиной!
Нина, увидев запись в свидетельстве, едва не заплакала:
- Я ее месяц Юленькой звала! Ты хоть бы спросила.
- Чего спрашивать? Докторица тебя с того света за шкирку вытянула, ты ее кажен день поминать должна да благодарить, что она на твоем пути встрелась.
Они спорили, пока Юля-Аля не сообщила басовитым ревом о желании подкрепиться. Нина еще долго не хотела звать дочь новым именем, но потом привыкла.
Вот так в этом мире появилась Аленька. Так началась эта история.