Часть первая

Александра Ле
ПАРА ФРАЗ ОТ АВТОРА
Несколько лет назад я написала трилогию из романов "Птица", "33 ночи" и "Скрипач". В двух из них часто упоминается некое произведение под названием "Дождь", по которому в романе "33 ночи" снимают телесериал. Так вот, заявляю со всей ответственностью: тот "Дождь", и "Дождь", который следует ниже этих слов – совершенно разные романы. Ну… разве что идентичны имена некоторых героев и одна-единственная "американская" глава. Нижайшая просьба не искать никаких параллелей (в том числе и с моими собственными произведениями), ибо они и в самом деле слу-чай-ны!

"…Дождь, что падает с неба, всегда достигает земли.
И приходит ко всем и каждому – к улиткам, оградам, коровам…
Настоящий дождь не остановить никому.
И никому не избежать его.
Дождь всегда раздаёт всем по справедливости"
Харуки Мураками
"Страна Чудес без тормозов и Конец Света"

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
МНОГО ШУМУ…
     Дверь в кабинет директора неожиданно распахнулась, и ворвались пять возмущённых преподавателей – по математике, химии, физике, географии и биологии. Секретарша ничего не передала по громкой связи: по-видимому, учителя не удостоили её вниманием и сразу же ринулись к директору. Точнее, к Исполняющему Обязанности директора. В данный момент, растерянная секретарша стояла в дверном проёме и делала какие-то знаки шефу за спинами вошедших. Этот шеф был, пожалуй, слишком молод для директора школы. Вообще-то он числился завучем по воспитательной работе, но директриса, Жанна Семёновна, феврале слегла с инфарктом, и… Короче говоря, завуча, в приказном порядке, назначили исполняющим обязанности директора. Конец года, ЕГЭ на носу, сами понимаете, а коллектив – совершенно женский (будь он неладен). Картины, подобной сегодняшнему вторжению преподавателей в свой кабинет, "Исполняющему Обязанности" видеть пока не приходилось, а потому, он слегка растерялся. "Вторжение" оторвало его от кипы бумаг (рутинная работа, сплошная бюрократия: отчёты, подписи, ещё какая-то ерунда, связанная с проведением ЕГЭ…). Теперь оставалось лишь удивлённо моргать и слушать учителей, усилием воли заставив себя переключиться на то, о чём ему говорили.
     Надо сказать, суть претензий учителей уловить было трудно, потому что говорили они все враз, перебивая друг друга. Наконец, "Исполняющему Обязанности" удалось уловить хоть какой-то смысл: в этом заведении учителей явно не считают за людей и делают что хотят. Поначалу он принял обвинения за камешек в свой огород, хотя здесь его совесть была чиста. С тех пор, как стал ИО директора школы, автоматически превратился в настоящего козла отпущения, старался всегда прислушиваться к подчинённым, их просьбам и советам (никак не мог дождаться возвращения Жанны Семёновны из санатория, куда та укатила со спокойной душой – не кто-то, а мужчина у руля остался, к тому же, такой мужчина, которому можно довериться на все сто). Просьб и советов было вагон и маленькая тележка! Его, вроде бы, называли по имени-отчеству (даже те, кто раньше обращался просто по имени), но перебивали и спорили, не раздумывая в какое положение ставят "Исполняющего Обязанности", а тот, как человек воспитанный и корректный, не считал себя вправе читать мораль учителям, многие из которых годились ему в мамы. Должность директора - "выбираемая и голосуемая" (так выражался чиновник из Управления Образованием), за тридцатитрёхлетнего завуча проголосовали единогласно. Завуч попытался было заявить самоотвод, но его немедленно принялись стыдить. Кончилось тем, что он смирился со своей участью (в мае вернётся Жанна Семёновна, а вместе с ней и всё остальное вернётся на круги своя). Директорство завучу прочили уже давно – и Жанна Семёновна постоянно повторяла, что более достойного преемника не видит, и в Управлении Образованием смотрели весьма однозначно… Но должность эта нынешнего ИО директора, мягко сказать, не прельщала. Он скучал по простой учительской работе – даже завучем стал исключительно по просьбе жены, которая мечтала, чтоб в руководстве школы наконец-то появилась "свежая голова" и "твёрдая мужская рука". Первый месяц мучился, второй, уже не очень, на третий – вполне свыкся. Три месяца можно и потерпеть, это ж не навсегда - гораздо уместнее здесь будет взять себя в руки, временно наплевать на личную жизнь, и немного поиграть в начальника. Когда ещё выпадет такая возможность?
     Используя практически весь свой арсенал языка жестов, ИО объяснил секретарше, что справится сам, и она удалилась, тихонько прикрыв за собой дверь. Теперь он просто дожидался, когда же подчинённые иссякнут и прекратят тараторить. Суть проблемы, мало по малу, прояснилась: Лиза Лапина, из девятого, совсем потеряла совесть. Что, теперь, раз твой папа наделён некоторой властью, можно творить разные непристойности? И ведь безнаказанно творит, паршивка! На сей раз, к непристойностям относился пирсинг. Видно, Лиза решила им увлечься и, для начала, вставила себе в язык железяку.
     -Ну, как там её… гирю, гантелю… - защёлкала пальцами географичка, припоминая термин.
     Это был как раз тот момент, когда наступило относительное затишье, и директор решительно воспользовался случаем, обнаружив недюжинную скорость реакции.
     -Штангу, - подсказал он. – Вы присаживайтесь, что мы с вами стоим?
     (При вторжении на директорскую территорию учителей, хозяин кабинета встал из-за стола, чтобы пригласить всех сесть, но на протяжении пяти минут после этого не мог вставить ни слова). Учителя сказали "спасибо" и дружно расселись за директорским столом (стол "Т" образный, за "перекладиной" которого, собственно и помещается директор, в данный момент весь обложенный бумагой, словно собрался совершить акт самосожжения).
     Лиза Лапина (теперь речь о ней) слыла оригиналкой и бесстыдницей. То она демонстрировала в туалете новые экстремальные стринги, то татуировку на линии бикини… За минувший учебный год Лизу четырежды вызывали к директору по разным поводам. Была она девушкой неробкого десятка и с блеском защищалась от нападок. Недавно, кстати, пыталась продемонстрировать свою легендарную татуировку Исполняющему Обязанности, но тот решительно запротестовал. Сказал, что, мол, верю – там крошечная, безобидная змейка, и отпустил с миром (все без исключения знали, что у Лизы две татуировки – новая, "легендарная", и на шее, под волосами, штрих-код с цифрами дня её рождения, которую она набила год назад, влюбившись в один телесериал в жанре киберпанк). Многие ворчали, что в дирекции хронически потакают избалованной девице: ни разу не поставили "на вид". Лиза выходила сухой из воды и, между прочим, выходила из неё чуть ли не героиней. Все знали, что девочка готовится поступать в МГИМО, а ИО директора занимается с ней по истории и английскому… С другой стороны – вот только попробовал бы он гнобить талантливую девочку с зашкаливающим IQ! Вот только попробовал бы! На него ополчился бы весь коллектив спецшколы №30 – Лиза Лапина была его дочерью от первого брака… Что, теперь вам тоже ясно, насколько нелегко было Вадиму Ефимовичу Лапину исполнять обязанности директора? То-то. Кстати, вы ещё не всё знаете.
     -Вы слишком лояльны, Вадим Ефимович, - заявила биологичка. Директор был почти её ровесником, но она первая начала называть его по имени отчеству – так ей больше нравилось, к тому же, разом отпала куча проблем. СпрОсите: "Какая такая куча?". Наверняка у вас образовалась бы точно такая же "куча", если б ваш начальник представлял из себя что-то среднее между кинозвездой и итальянским футболистом (говорили, что у него "фигура Брэда Питта в молодости", ну а образ футболиста, по-видимому, был собирательным), а, в довершение всех (ваших) бед, имел бы шевелюру до плеч (в рабочие дни чинно собираемую в строгий "хвостик")…
     -Вы ошибаетесь, - невозмутимо ответил директор. – Я всего лишь считаю, что никого нельзя приводить к общему знаменателю. И не просто нельзя – недопустимо. Они – дети иной эпохи и у них тоже есть чему поучиться, Нелли Яновна.
     -Да неужели? – сыронизировала математичка.
     -Лиза учится на сплошные пятёрки, мало того, она никогда не дерзит и не хамит. Её даже из класса не за что выгнать!
     -Простите, но ведь существуют же элементарные нормы, - пожала плечами учительница химии. – В школу она могла бы приходить без косметики и бриллиантов в ушах. Не у каждой девочки дедушка – мэр города, и (что уж греха таить) не каждый преподаватель в нашей школе может позволить себе роскошь носить бриллианты. Скромней надо быть.
     -Слушая вас можно подумать, будто её бриллианты каратов на двенадцать каждый, - заметил Исполняющий Обязанности. – Камни в её серьгах надо в лупу разглядывать, настолько они малы. Да, их подарил дедушка на шестнадцатилетие, но поверьте, она не нарочно ими блестит. А вот насчёт косметики вы правы, здесь я не спорю.
     -А насчёт "штанги"? – склонила к плечу голову математичка.
     Исполняющий Обязанности пожал плечами:
     -Вы же не станете ей в рот заглядывать? Мало ли что у неё там? Ей шестнадцать лет и она не ребёнок. Каждый человек волен проявлять свою индивидуальность так, как считает нужным. Кто знает, быть может папа тоже подарил ей что-нибудь на шестнадцатилетие, например, бриллиант для инкрустирования зуба?
     Нелли Яновна хихикнула.
     -Сами подумайте: а не потому ли в них сейчас так много эпатажа, что их родителям, в своё время, абсолютно всё запрещали? – продолжил Вадим Ефимович.
     -Замечу, - подняла вверх палец географичка, - здесь подразумевается, что индивидуальности давили такие учителя, как мы.
     Она обвела взглядом коллег и строго поинтересовалась у Исполняющего Обязанности:
     -Я верно уловила вашу мысль?
     -Речь о системе в целом, - ответил он.
     И задумался. Маме, простой медсестре, было сложно сладить с таким ребёнком, как Лиза. Очень хорошо памятен момент, когда Ира (первая жена Вадима Ефимовича, мама Лизы), устав от нескончаемых перепалок с дочерью (читай: с вундеркиндом в переходном возрасте) попросила забрать к себе "это чудовище". Лизе тогда было 13, и она, разумеется, присутствовала при разговоре, прекрасно разобравшись, что фраза про чудовище произнесена в провокационных целях. Вадим Ефимович, в общем-то, был совсем не против переезда к нему Лизы (хотя бы потому, что это сэкономит кучу времени для занятий на дому – не нужно будет ездить через весь город), но девочка выступила решительно против. Ещё бы, попасть в дом, где оба взрослых – твои школьные преподаватели (жена Вадима Ефимовича преподаёт в тридцатой школе английский) – самый настоящий ад! Пришлось поддержать дочь (деваться-то некуда), ведь ни Ира, ни Лиза заведомо разъезжаться не хотели. Он уступил, но провёл с девочкой приватную беседу (на английском, чтобы мама не поняла!) суть которой можно свести к тому, что мол-де слушайся mom, нерадивый kid, а то суровый dad посадит тебя под домашний arrest. Мозги Лиза унаследовала по отцовской линии, и с мамой (а тем более с отчимом) не всегда получалось разговаривать на одном языке. С другой стороны, дома девочка могла просто элементарно отдохнуть и расслабиться, стать, наконец, собой. Вадим всегда знал, что Лизин эпатаж – всего лишь защитная реакция. На самом деле она очень ранимая и закомплексованная, но так уж повелось, что от Лизы Лапиной всегда ждут неординарных поступков и нестандартных решений…
     …Тут он сообразил, что все присутствующие глядят на него вопросительно и тишина в кабинете ну прямо-таки гробовая.
     -Я… - сказал он, как можно уверенней, лихорадочно тем не менее соображая, что именно прослушал, – поговорю с Лизой…
     Недоумения присутствующих не последовало, значит, в тему попал.
     -Она не желает обсуждать этот вопрос, - ответила географичка.
     -Выходит, Лиза ходит по школе и показывает язык всем желающим? – поинтересовался Вадим.
     -В том-то и дело, что нет, - поморщилась математичка. – Я первая обратила внимание на то, что она плохо выговаривает слова. Поинтересовалась, в чем дело, не больна ли. Она ответила: "Я прикусила во сне язык – страшный сон приснился". А как же вы, Вадим Ефимович, ничего не заметили?
     Вадим Ефимович сделал вид, что не уловил подначки.
     -Теперь она гораздо лучше говорит, - подхватила учительница химии, - "каши во рту" уже нет.
     Исполняющий Обязанности снова задумался. Действительно: как он не заметил, что Лиза внезапно начала шепелявить?
     -Когда это началось? – спросил он.
     -Она заявилась такая в среду, с самого утра.
     -Тогда я понял, почему ничего не заметил: мы с ней занимаемся дважды в неделю, по понедельникам и четвергам. В понедельник она вполне сносно прочитала мне с листа громадный английский текст, а вчера, в четверг, занятия не состоялись по моим, внутрисемейным причинам, - (возил к ветеринару собаку – "померанец" сильно поранил лапу). – Я подошёл к Лизе днём, предупредил, что в понедельник вместо двух часов мы будем заниматься четыре, а она согласно кивнула. Вот и всё.
     Учителя так же закивали ему в ответ. Вадим сменил медлительно-рассуждающий тон на наступательный и спросил:
     -Теперь ВЫ мне скажите, уважаемые: кто-нибудь из вас видел вообще эту её пресловутую штангу?
     -Дети видели.
     -А вы? Лично.
     -Мы лично – нет.
     -А что если Лиза, как обычно, валяла дурака, болтая всякую чушь?
     -Не думаю, - сказала географичка.
     Все остальные снова закивали, соглашаясь.
     -Вы, Вадим Ефимович, пожалуйста, не пытайтесь в очередной раз замять дело, - заявила биологичка.
     -Что вы предлагаете? Заставить её принародно вытащить "штангу"? Публично извиниться перед педагогическим составом за современную молодёжь? Давайте сообща придумаем, как нам морально унизить Лизу в глазах её сверстников. Только, сдаётся мне, что результат будет прямо противоположен цели. Она приобретёт ореол мученицы и репутацию борца за свободу. Ей начнут подражать и всей школой побегут разрисовывать и прокалывать себе всё, что попало. Во что мы тогда превратимся из храма знаний?
     В голосе ИО директора зазвенел металл. Он вообще редко раздражался и гневался, никогда не повышал голоса, но уж если кто-то в чем-то был не прав, то обязательно отстаивал свою точку зрения. Вадим Ефимович, как никто, умел в нужный момент сменить мягкость и податливость на булат и гранит. Это ценилось, как ни странно, всеми – и подчинёнными, и учениками, и начальством. Дома, правда, им всецело командовали женщины, мама и жена, и он с удовольствием подчинялся, но на работе – берегись. Спуску никому не давал. А что самое ценное – обязательно признавал свою неправоту, коли такое случалось. Кстати, случалось "такое" крайне редко.
     Учителя переглянулись, выслушав его доводы. Возражать было нечем. К тому же, директорский тон, размеренный и спокойный, на первый взгляд, не предвещал ничего хорошего.
     -Но Вадим Ефимович, - робко проговорила учительница химии, - нужно же всё-таки чем-то повлиять на девочку. Давайте мы доверим вам этот процесс, но только с условием, что вы добьётесь каких-то результатов. Нас не устраивает ваша тактика попустительства и потворствования. Мы за, некоторым образом, жёсткие меры.
     -В той или иной степени жёсткие, - поддержала биологичка.
     И снова все закивали, переглядываясь.
     -Я обязательно поговорю с ней. В той или иной степени жёстко поговорю, - серьёзно сказал Вадим. – Если это не поможет, у неё будут неприятности. Обещаю.
     -Ловим вас на слове, - подняла палец учительница физики.
     -ЛовИте, - согласился директор. – Но не думаю, что вы припомните хотя бы один случай, когда я чего-либо обещал и не исполнил, так что мой вам совет: не утруждайте себя.
     -Да уж, лаконичности у вас не отнять, Вадим Ефимович, - примирительно улыбнулась географичка.

* * *
     Лиза вышла из школы, как обычно, одна, точнёхонько после окончания седьмого урока. Она никогда не задерживалась дольше положенного - не нуждалась ни в дополнительных, ни в факультативных занятиях, а уж тем более, в "классных часах", дел у неё и без того было по горло. Вадим ждал на автостоянке, возле выхода с территории школы. Он иногда подвозил дочь (если, скажем, совпадало расписание, или имелась тема для обсуждения). Махнул ей рукой и слегка поманил. Девочка подошла к нему, прислонившемуся к своей чёрной "Subaru Impreza Hatchback". Лиза обожала эту машину – ещё и года не прошло с тех пор, как она появилась, но уже такая родная! К тому же – добрая и покладистая, папа говорит.
     -Есть разговор, - сказал Вадим. – Уделишь тридцать минут?
     -У меня сегодня в шесть аквааэробика, - предупредила Лиза.
     -Тридцать минут, - повторил он. – Ещё и четырёх нет, ты успеешь на свою аэробику.
     -Уговорил, - кивнула девочка. – Но только не вызывай меня завтра на обществознании – я не успею подготовиться: обычно зубрю обществознание перед тем, как отправляться во дворец спорта на тренировку.
     Вадим покачал головой – к выкрутасам этой малявки давно привык. Она была не прочь поострить и даже достаточно зло подшутить над кем бы то ни было. Никакая зубрёжка Лизе не нужна – прекрасно расскажет не только заданный параграф, но и, если её не остановить, углубится в такие дебри, что сам он, порой, не в курсе. Потому-то Вадим промолчал в ответ на колкость и открыл перед девочкой дверцу Импрезы.
     -Вот о чём хотел спросить, - сказал Вадим, когда выехали из школьного двора и направились к Загородной улице, где жила Лиза с мамой и отчимом. Он словно бы продолжал давно начатый разговор. На самом деле никакого разговора не было. Лиза насторожилась.
     -...когда-то ты рассказывала маме о себе всё - про школу, про подруг… Теперь у вас по-другому?
     -Не всегда, - ответила девочка. – Она что, считает, что я стала слишком скрытной и просит на меня повлиять?
     -Не угадала. С тобой что-то творится, и её это тревожит. А я, со своей стороны, считаю, что ты делаешь множество глупостей. Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что ты пытаешься самоутвердиться.
     -В последнее время?
     -И не только в последнее время.
     -Маме, большей частью, не до меня. Ты же знаешь, что у неё за график работы. Я даже не пытаюсь делиться с ней своими проблемами, потому что она, в лучшем случае, поохает, повздыхает, скажет что-то вроде: "О, времена, о, нравы!", и на этом всё закончится. Могу быть искренна с тобой. Хочешь?  Обещаю не привирать.
     -Предлагаешь мне дружбу? Я польщён.
     -Так, - пробормотала себе под нос Лиза, - Вадим Ефимович на взводе, шутки с ним сегодня не пройдут.
     И сказала громко:
     -Выходит, я чего-то не понимаю, ведь мне всегда казалось, что мы с тобой именно дружим. Я с детства считала тебя человеком, которому можно довериться, и ты всё поймешь, не станешь морализировать, ябедничать маме или дедушке. Это – только видимость? Имидж? Дурацкий PR? Ты в любую минуту можешь предать меня?
     -Ты передёргиваешь. Юношеский максимализм хорош до определённых пределов. Твоё поведение, извини, граничит с хамством. Я, конечно, не собираюсь ябедничать дедушке с целью лишения тебя дорогих подарков (а поводов хоть отбавляй), но, знаешь, иногда возникает такое желание. Особенно, когда ты выказываешь весь свой нигилизм и полное пренебрежение окружающими.
     -К примеру? Кем я пренебрегаю? – Лиза нахмурилась и сверкнула глазами.
     -Тебе перечислить поимённо?
     -Желательно, - запальчиво заявила она.
     -Перечисляю: на прошлой неделе на тебя жаловалась учительница химии. Ты не захотела помочь Тане Паренаго с задачей на контрольной, хотя тебя вежливо попросили об одолжении. В ответ ты нахамила. Пересказать дословно?
     -Она стенографировала что ли? – снова буркнула себе под нос Лиза. – Да, - сказала она громко, - я не стала ей помогать, да. Паренаго мне не нравится. Более того, за моей спиной она выдумывает всякие нелепые сплетни, а у меня из-за этого неприятности. И потом, папа, я не хамила. Может быть, грубо сказала, повышенным тоном, но ты же знаешь, насколько я обычно прямолинейна. В тебя, между прочим.
     Вадим вздохнул, пропуская пешеходов на "зебре".
     -Кстати, о сплетнях, - сказал он, тронув машину с места. - Откуда пошли разговоры о том, что ты-де проколола язык. Паренаго пустила очередную утку?
     Судя по всему, Лиза не ожидала такого поворота. Она растерялась, а Вадим совсем не торопился прерывать молчание. Глядел на дорогу и помалкивал. Наконец, девочка не выдержала:
     -Кто тебе сказал про язык? – прозвучало это уже менее уверенно, чем всё то, что она говорила несколько минут назад.
     -Сегодня в кабинет директора приходила целая учительская делегация. Просили на тебя повлиять. Ты, по их мнению, плохо влияешь на одноклассников. Сначала – штанга в языке, потом - разные кольца где попало…
     -Папа, но я никому ничего не рассказывала!
     -Я плохо разбираюсь в тонкостях прокола языка, но думаю, что первое время, пока он заживает, приходится часто полоскать рот антибиотиком или антисептиком. Тебя кто-нибудь застал за этим занятием в туалете. И наверняка ты заглядывала себе в рот через зеркало, - объяснил Вадим, как само собой разумеющееся.
     -Я – балда, - Лиза приложила ладонь ко лбу. – Но я не нарочно, честно. Почему все всегда суются именно туда, куда их совсем не просят? Куда не плюнь – везде греют уши и подсматривают! А я, между прочим, гражданка России, у меня паспорт есть!
     -До восемнадцати лет ты – несовершеннолетняя, малолетка. Это во-первых. Во-вторых – я могу понять людей, которые занимаются пирсингом потому, что он – часть их жизни, способ самовыражения. Их это возвышает в собственных глазах – никто не скажет им, что они безлики. А ты? Зачем тебе железка в языке, можешь мне связно объяснить?
     Лиза молчала. Она болезненно относилась и к словам "безликость", "серость", и к определению "малолетка". Ей всегда хотелось выглядеть так, чтобы выделяться из общей массы, но, на практике, она постоянно с этой массой сливалась – остальные тоже ревностно стремились выделиться. До тех пор, пока Лиза не начинала говорить на иностранных языках и (к примеру) решать задачи по высшей математике, она ничем не отличалась от своих ровесниц. Как её это бесило! Но не станешь же разговаривать на смеси иностранных слов и математических терминов?! Все решат, что ты заучилась (в лучшем случае)…
     Вадим хорошо разглядел, что Лиза повержена. Он спросил уже совершенно другим тоном:
     -Болит? Шепелявишь…
     -Болит, - кивнула девочка. - Но теперь уже меньше, почти зажило.
     -Мама знает?
     -Я обязана ей об этом доложить?
     Вадим давно и целенаправленно выводил дочь на разговоры про мальчиков. Он не верил, что в шестнадцать лет девушка совсем о них не думает, и на уме у неё исключительно учёба. Вадим мог бы поспорить, что язык пробит именно для какого-то мальчика (ну или для того, чтобы этот мальчик обратил на неё внимание), но Лиза упорно гнула свою линию: мальчики её не интересуют, как класс…
     -Лиза, но ведь ты пожалеешь, помяни моё слово, - пожал плечами Вадим. – Ладно бы было нечем заняться. В один прекрасный день ты очухаешься, обнаружив дырки от пирсинга и все свои татуировки, станешь их прятать, сокрушаться... Кому и что ты доказываешь? Хочешь, чтобы сверстники взяли тебя за образец? Да у них духа не хватит, кишка тонка – это ты понимаешь? Ты – одинокий, колючий шестнадцатилетний ребёнок, которому слишком много дозволено, который слишком много, для своего возраста, понимает в жизни – и от этого очень несчастен. Таня Паренаго дружит с Володей Стрельцовым – раз. Её мать – воплощённая супермодель – два. Трёхэтажный особняк, личный водитель, летние поездки заграницу – три. Это пункты, по которым тебя клинит. Ты завидуешь Тане самой чёрной завистью, а потому ненавидишь её.
     Лиза отвела глаза и промолчала.
     -Я надеялся, что не прав, - хмыкнул Вадим.
     Лиза опять промолчала.
     -Отлично. Насчёт заграницы – дедушка не раз предлагал тебе съездить в гости к тёте Кэтрин, но ты отказываешься, чего лично я не понимаю. Я бы, с огромным удовольствием, ещё раз съездил в Британию, но меня не приглашают, в отличие от тебя. В Египет ты с нами прошлым летом не поехала…
     -Всё это слишком предсказуемо и пОшло, - помолчав сказала Лиза. – Внучка мэра и дочка замдиректора в одном лице едет за бугор – ну конечно, а как же иначе?.. Другие ездят – и прекрасно, а если поеду я – начнётся повальное обсуждение моего поведения – на каждом шагу. Меня станут ненавидеть уже открыто. Станет модным устроить мне бойкот.
     -"Назло врагам козу продам, чтоб дети молока не пили"? – усмехнулся Вадим.
     -Пап, ты не понимаешь…
     -Я всё понимаю, к несчастью, но считаю, что ты всё-таки зря лишаешь себя интересных поездок. И на других смотришь – напрасно. Всё хорошо в меру, дорогая моя дочь. Ты бросаешься то в одну, то в другую крайность. Где логика в твоих поступках? Уж если ты пофигистка – будь пофигисткой до конца, не отступай.
     Лиза вздохнула:
     -Ты же знаешь, что я не пофигистка… Мой эпатаж – всего лишь болезнь роста.
     -Главное, чтобы болезнь роста не переродилась в комплекс неполноценности, - заметил Вадим. – Зависть – не есть хорошо, не мне тебе объяснять почему. Те, кому ты завидуешь, сами завидуют тебе. Таня Паренаго мечтает стать твоей подругой – она мне как-то раз в этом призналась. Её, в общем-то, вполне устраивает положение вещей, но так хотелось бы расширить свой кругозор, общаясь с тобой! (это её слова) Идеалы старшей и младшей Паренаго сосредоточены в телепроекте "Дом-2", оттуда они черпают вдохновение (согласись, если черпать вдохновение из замусоренного колодца, толку всё рано не будет). Надеюсь, ты не берёшь с них пример, не смотришь эту программу и не ищешь там для себя парадигму? Думаю, тебе не нужно объяснять, что пытаясь переплюнуть великовозрастных гламурных штучек из телевизора ты, со своими мозгами, мигом окажешься у психиатра. В некоторых случаях (например, как в случае с Паренаго) иметь полторы извилины в голове куда предпочтительней, чем математический склад ума. Пойми, Лиза, я, разумеется, целиком на твоей стороне, но то, что у кого-то выглядит естественно – в твоём случае лишь истязание младенцев. И никуда ты от этого не денешься.
     -Неудачная шутка.
     -Это не шутка. Если ты все мои слова воспринимаешь, как иронию, то напрасно.
     -Знаю, для тебя я – только глупый младенец.
     -Не правда.
     -Правда.
     -Не правда. И не спорь с директором школы. К тому же, на мой взгляд, куда предпочтительней быть глупым младенцем (если принять твою терминологию), чем многоопытной идиоткой с внешностью супермодели.
     Наступила пауза. Вадим остановил машину возле дома Лизы. Девочка задумчиво отстегнулась, посмотрела на ДИРЕКТОРА ШКОЛЫ, соображая видно, всё ли правильно поняла. Он поначалу сделал непроницаемое лицо, но потом не выдержал и улыбнулся. Девочка расхохоталась, сгибаясь пополам и стуча ногами.
     Отсмеявшись, Лиза посерьёзнела и спросила:
     -Пап, мне снять железку?
     -Это твоё личное дело, - сказал Вадим. – Единственная просьба – постарайся никому её больше не показывать. Язык – вещь интимная, сама не покажешь, никто не увидит.
     -Согласна.
     На том и попрощались.
   
* * *
     Лизина мама вот уже много лет работает процедурной медсестрой в неврологическом отделении городской больницы. Когда Вадим и Ира познакомились, обоим было по шестнадцать. Обстоятельства их знакомства вполне можно назвать трагичными. Вадим попал в больницу с тяжёлой травмой, переломом позвоночника. Банально поскользнулся на кафеле в бассейне! Это настолько глупо звучало, что он предпочитал всем говорить, что травма получена на тренировке. Травма действительно была серьёзной. Поначалу стоял вопрос о гипсе, но, к счастью, обошлось и ограничилось четырьмя месяцами постельного режима. Если не вдаваться в подробности, нужно отметить, что, помимо, собственно, койки, имелось множество сопутствующих деталей вроде шин, фиксирующих повязок, и т.д. и т.п. Одним словом, мало не показалось. Врачи говорили разное – кто-то пророчил инвалидное кресло, кто-то пожизненный поддерживающий корсет, костыли… Вадим смотрел на себя и действительно видел, как, от бездействия, атрофируются и опадают мышцы, как из мастера спорта по плаванию он превращается в немощную развалину. И это в шестнадцать лет! На его счастье рядом появилась Ира, студентка медицинского училища. Практику проходила. Обычная, ничем не примечательная. Она вдруг стала приходить к нему не только в своё рабочее время, а и просто так, поговорить. "Втюрилась", - оценил сосед по палате (Ефим Львович выбил сыну что-то вроде палаты "люкс" – Вадима это обстоятельство сильно нервировало, но в его положении протестовать было бы глупо). Больше месяца приходила – Вадим так привык к ней, что если она долго отсутствовала, начинал беспокоиться, не случилось ли чего. Когда, наконец, разрешили встать, пришлось заново учиться ходить. И снова рядом оказалась Ира. Костыли подавала, плечо подставляла... Не плечо, плечико – шестнадцатилетняя девчонка. Последовали долгие дни и месяцы изнурительных тренировок. Боль, пот и слёзы. Слёзы были Иринины. Она не могла спокойно смотреть, как Вадим борется за право нормально передвигаться - знала, что ему очень больно. Потому даже записалась на курсы массажа, отыскала невероятное количество физических упражнений, из которых методично выбирала те, которые подойдут Вадиму. Он быстро восстанавливался – меньше чем через два месяца про костыли было забыто. Врачи непрестанно восхищались его силой воли, а он знал, что если бы не Ира и её самоотверженность – сила воли была бы бесполезна. Что там говорить, Ира, влюблённая самоотверженная девочка, поставила его на ноги гораздо быстрее, чем врачи. Любовь поистине способна творить чудеса! А любовь-благодарность способна сделать счастливой (пусть ненадолго) даже самую серенькую студентку медучилища. Встречались полгода, ездили на турбазы, ходили в походы, лазили по горам… Вадим к тому времени закончил школу (без золотой медали, которая "светила" ему до травмы, но на "отлично"), а ещё через полгода выяснилось, что Ира ждёт ребёнка. Долго скрывала потому, что стеснялась. Её родители сокрушались, что упустила время и уже поздно что-то менять, родители Вадима скорее обрадовались, чем огорчились... Он поступил в университет, приезжал на выходные из Краснодара – и всё было прекрасно. А перед самым Новым годом - поженились. Весной родилась Лиза. Имя предложила мама Вадима и всем оно понравилось – при одном только взгляде на девочку было ясно: Елизавета! Пелёнки, распашонки… Прошёл год, а потом – два и три… Вадим стал пропадать в Краснодаре месяцами. Нет, ему не была в тягость малышка, напротив, он с удовольствием возился с ней, когда приезжал. Всё гораздо проще – любовь-благодарность прожила около четырёх лет, и… превратилась в просто БЛАГОДАРНОСТЬ. Ира сама предложила расстаться, хотя это нелегко ей далось. Вадим согласился. У него не было "романа на стороне" (как подозревала Ира), но была уже совсем другая жизнь. Ира в эту жизнь не вписывалась. Им стало не о чем разговаривать, хотя оба отчаянно стремились сохранить отношения… В результате – остались просто хорошими друзьями.
     Никто его об этом не просил, но Вадим дал слово вывести в люди Лизу, и вдруг обнаружил у дочки великолепные способности к языкам и точным наукам. Ира была не очень-то рада, видя как её ребёнок не по дням, а по часам превращается в какого-то "кибер-кида" и даже начала побаиваться Лизу. Просила Вадима прекратить занятия с девочкой. Ну куда это годится – в три года малышка бегло читает сказки Пушкина, решает головоломные задачки, говорит по-английски… Вадим "успокоил" – это не "кибер-кид", а всего лишь "ребёнок индиго". Час от часу не легче!
   
ГЛАВА ВТОРАЯ
С ЧЕМ ТАКИХ ЕДЯТ?
     "Бродвей", как всегда в сезон, кишит народом. Нет, это не тот Бродвей, о котором вы сейчас подумали. Этот Бродвей – наш Бродвей и находится он не так уж далеко от Москвы, в одном из небольших южных городов на берегу моря. Там, во дворах, по травке гуляют семейства ёжиков, а старый причал облюбован мальчишками: с него так удобно нырять за мидиями. Летом в городке – жара и пыль, а зимой – слякоть. Зато абрикосы цветут уже в марте, а вдоль улиц растут грецкие орехи и сливы. У городка – вековая история, на его теле – зарубцевавшиеся раны давних боев, поросшие выжженной травой и степными цветами… Так вот, когда на улице лето, Российский "Бродвей" обычно заполнен рисующими детьми. ЦТЮ (произносится как "цэ-тэ-ю" - Центр Творчества Юных) отправляет сюда своих воспитанников, которые занимаются в кружках рисунка и живописи. На "пленер", одним словом. Куда не глянь с аллеи – везде открывается живописный вид: справа - море, слева - каштаны, чуть поодаль – парк аттракционов, а позади – городской пляж. Кто и когда прозвал эту тенистую рощу столь многообещающе – тайна даже для бродвейских аксакалов. Но, как бы там ни было, название себя оправдывает. С утра до вечера под каштанами кипит жизнь: здесь звучит живая музыка, лоточники торгуют побрякушками из ракушек, кораллов, отшлифованных прибоем камешков и других даров моря. Крёстным папой нашего Бродвея по праву считают здешнего мэра. Он отличается завидным либерализмом, а посему, неформалам в городке живётся вольготно и весело. Правда, неизменный пост милиции возле аллеи слегка портит всем настроение, но пусть уж лучше так, чем вообще никак!
     Когда выдавалось свободное время, Маша готова была часами бродить между мольбертов и лотков. Ей нравилось всё: и "бродвейская" атмосфера, и этот воздух, пропитанный солью, свободой, раскрепощённостью. Как правило, помимо художников на Бродвее её привлекали музыканты: вот где настоящая музыка, без "фанеры" и конъюнктуры! Вот и теперь - Маша курсировала недалеко от скамейки, на которой трое музыкантов играли блюзы и рок-н-роллы. Молодые люди аккомпанировали себе на гитаре, бубне и саксофоне. Так здорово у них это получалось, что толпа скакала, как настёганная. Паренька с гитарой (это он, большей частью, заводил публику) Маша видела здесь довольно часто. Своими песнями он неизменно собирает столько народа, что не протолкаться. Для удобства она прозвала его "Пионер" – за поразительное сходство с каноническим портретом юного ленинца, столь памятного по школьным годам. "Пионер" очень отличался от общей массы "бродвейского" народца: он (естественно) был подстрижен, причёсан на пробор и не носил экзотического тусовочного "прикида". Даже джинсы у него самые обычные, синие.
     ...Барбара где-то затерялась. Это странно, между прочим, потому что именно она притащила Машу на Бродвей не больше двадцати минут назад: "Маруня, там сегодня изо-студия на пленере, есть на что посмотреть. Ты же любишь смотреть, как детки рисуют!" Маша действительно очень любила поболтать с малышами, посоветовать им что-то – будучи художником по образованию, она мечтала работать в какой-нибудь школе искусств и преподавать живопись. Но… как-то до сих пор не сложилось.
     -Маруня! – послышалось издалека.
     Маша повертела головой и, наконец, заметила за рядком мольбертов Барбару. Та размахивала над головой, порцией эскимо в фольге (вторая порция у неё в другой руке, уже без фольги, и порядком обкусанная). Вообще-то, на самом деле Барбара – Варвара, но, по всеобщему убеждению, первое подходит ей гораздо больше. Она черноглазая, высокая, худенькая, отчего кажется ещё выше. У неё почти римский профиль, широкая, белозубая улыбка и она твёрдо убеждена, что в её жизни присутствует некое мистическое начало. Рядом с Барбарой Маша заметила слегка встрёпанного индивидуума – темноволосого парня в полурасстёгнутой чёрно-красной клетчатой рубашке (собственно, из-за этой рубашки он и показался Маше "встрёпанным" – воротничок был поднят, рукава закатаны по локоть). "Встрёпанный" разговаривал с двумя художниками, расположившимися на зелёной, весенней травке – те присматривали за ребятнёй. Барбара потянула было его за собой, он ответил ей что-то (по-видимому, "Сейчас") и продолжил разговаривать с художниками. Те хохотали и, потрясая в воздухе банками "Рэд Була", прокричали ему: "Твоё здоровье, Ефимыч!".
     -Как дела, подруга? – весело сказала Барбара, подходя, и вручила Маше эскимо. – Потеряла меня?
     У неё был низковатый, очень красивого тембра голос.
     -Не успела, - ответила Маша. – Спасибо. Обожаю эскимо в шоколаде.
     -Я в курсе. Представляешь, внезапно обнаружила тут людей, с которыми давно хотела обсудить много вопросов.
     -Ты, наверное, всех тут знаешь? – спросила Маша осторожно.
     -Нет, что ты, - отмахнулась Барбара и оглянулась. – Я тут мало кого знаю. Ну, вот разве что Димку – вон того типа в клетчатой рубашке. Но он не "бродвеец", он просто сочувствующий.
     "Встрёпанный", тем временем, всё-таки распрощался с художниками. Он подошёл к Барбаре и Маше с совершенно безучастным видом (ему явно скучны женские беседы), и начал заглядывать, что же рисуют на своих мольбертах дети (вот бы узнать – он из интереса заглядывает или лишь желает подчеркнуть, насколько ему не нравится торчать тут?). Взглянув в его сторону, Маша с мучительной ясностью ощутила, как коснулась её тень какого-то очень смутного воспоминания. Где могла видеть этого человека?.. Она даже вздрогнула, когда реальность заявила о себе возмущённым детским голоском: "Кирилл Саныч, ваша собака опять пьёт из моей банки!". Оказалось - симпатичный беленький щенок одного из художников увлечённо лакает воду из маленькой баночки, куда девочка обмакивает кисточки. В тот самый момент Барбара вновь бесследно растворилась в толпе зевак. Маша не успела засечь момент её исчезновения, а потому начала растерянно озираться. "Встрёпанный" всё это, естественно, заметил и с улыбкой посмотрел на Машу.
     -У Барби всегда так, - сказал он спокойно и дружелюбно, - уж если она исчезает, то делает это без предупреждения и без следа. Придётся нам с вами знакомиться самостоятельно. Меня Вадим зовут. К вашим услугам.
     Он слегка наклонил голову, и Маша поняла, что его волосы, издалека производившие впечатление короткой стрижки, просто гладко зачёсаны и собраны сзади в хвост. Это было неожиданно и она ещё сильней растерялась. Ну совершенно не знала, как ТЕПЕРЬ себя вести!
     -А Барбара назвала вас Димкой… - еле выжала Маша, приказав сметённому организму улыбаться и спрятала эскимо за спину (ей казалось, что она, с этим "мороженко" в руках,  выглядит сейчас ну совершенно по-дурацки!).
     -В детстве меня называли просто "Дим", - пояснил "Встрёпанный". – Посокращали всё, что было можно, для удобства. Друзья теперь так и продолжают звать Димкой. Я не сопротивляюсь…
     -Маша, - проговорила Маша с некоторым запозданием и начала размышлять, стоит ли протягивать руку.  Она пришла к выводу, что тянуть к нему рУки не стоит в принципе, поскольку этот парень… В общем, не известно, чего от него можно ожидать, судя по манере держаться (человек, знающий себе цену и не привыкший сдавать позиции, смущаться, находиться в тени…). Обычно Маша за руку не здоровалась и считала, что этот обычай больше подходит мужчинам чем женщинам…  Нашло что-то. К чему бы?
     -Маша… - повторил Вадим задумчиво. – Маш на свете много, но ты не та ли Маша, о которой нам твердит Барбара?
     -Она обо мне… твердит? – в замешательстве переспросила Маша, понимая, что по-прежнему выглядит очень-очень глупо (несмотря на спрятанное "мороженко").
     -Барби ничего не рассказывала тебе о ЦТЮ, который курирует наша мэрия?
     Маша заставила себя немедленно успокоиться. Что происходит? Он же абсолютно не в её вкусе. Ей никогда не нравились холёные парни с повышенным самомнением. Но… если всё же посмотреть правде в глаза: он стремительно перешёл на "ты" и она обрадовалась этому просто невероятно. О, Боже!
     -Пока я знаю только то, что ребята из ЦТЮ хорошо рисуют, – Маша показала на детей за мольбертами. – Иногда прихожу сюда лишь для того, чтобы понаблюдать за их творчеством.
     -Верно, Барби говорила, что ты художник по образованию.
     -Любопытно, а что ещё Барби обо мне говорила?
     -В целом, она не многословна, но часто повторяет одно и то же: некая Маша - именно тот человек, который нужен ЦТЮ.
     -Вот как? И я узнаЮ об этом в последнюю очередь?
     Её начинала раздражать его безмятежно-безоблачная, безупречная улыбка (хорошо улыбается и прекрасно знает об этом). Что там ещё наболтала Барбара? Вообще-то, болтушкой Барби не назовёшь… Для чего же, интересно, понадобилась "некая Маша" современному Дворцу Пионеров?
     -И кто ты, собственно, такой? - добавила Маша слегка раздражённо. – Руководитель ЦТЮ?
     -Нет, - засмеялся Вадим. – По-твоему, я похож на руководителя такой серьёзной организации? На мой взгляд, самое большее, на что я тяну, так это на приятеля этого самого руководителя.
     -Выходит, в ЦТЮшной компании не хватает ещё одного человека – меня?
     -Абсолютно точно, - согласился он, тряхнув головой.
     Маша подумала, что это движение у него, должно быть, рефлекторное – из-за длинных волос, мешающих смотреть, когда они распущены. Солнечный луч, блеснувший сквозь листву каштанов, на мгновение брызнул ему в лицо, и Маша разглядела, какого цвета у него глаза. Точнее, не то, чтобы разглядела, и не то чтобы жаждала это узнать… В общем, глаза были совершенно неожиданного цвета, цвета "зелёный орех" – светло-карие у зрачка и зелёные, оливковые, по "радужке" ("Обалдеть!" – повержено мелькнуло в голове). В общем-то ничего особенного – ведь так? Странно, а что же такого особенного ждала увидеть в этих глазах Маша?.. Маленькое происшествие, порождённое игрой света и тени, буквально добило её.
     -Но, если серьёзно, - продолжил он между тем, - я думаю, что приглашать тебя там поработать – дело безнадёжное.
     -Это почему ты так думаешь?
     -В ЦТЮ работают сплошь энтузиасты. Платят мало, а времени уходит вагон… Тебя, пожалуй, придётся приглашать особо, и платить суточные баксами. Кстати, твоё мороженое течёт.
     -Ой! – Маша заполошно выхватила из-за спины эскимо, поплывшее белыми ручейками. Отведя руку подальше, взялась двумя пальцами за палочку.
     Она плохо вникла в его слова и совсем не разобралась в ситуации, но, тем не менее, вполне резонно поинтересовалась, параллельно лихорадочно отыскивая глазами урну:
     -Я должна оправдываться? Или что? Побыстрей назвать свою цену?
     Вадим только пожал в ответ плечами:
     -Чаще всего, красивые девушки действительно знают себе цену. Я что, не прав?
     Так вот значит как? Ты не в моем вкусе, а я не в твоём? Красивые девушки знают себе цену, а ты - знаешь цену себе, и потому не намерен унижаться, уговаривать, чтоб я такая необходимая-незаменимая пришла спасать этот ваш ЦТЮ! Мы друг другу не понравились, а потому – я обойдусь без пресловутого ЦТЮ, а он – как-нибудь обойдётся без меня.
     -И сколько же, по твоему мнению, я стою? – Маша пошла в наступление и воинственно решила, что ей, пожалуй, нужно обязательно врезать ему по физиономии.
     -Немало, - Вадим ничуть не потерялся, видя, что она продолжает хмуриться. Он улыбался всё так же безоблачно и, кажется, вовсе не думал ничего такого про взаимную неприязнь с первого взгляда, как то почудилось Маше.
     -Разрешишь? – вдруг спросил он, перехватил у собеседницы эскимо (точно как она – двумя пальцами за палочку), и положил его на газон.
     Маша с удивлением пронаблюдала, как ловко, не пачкая пальцы, он развернул фольгу, после чего подозвал того самого белого щенка. Щенка, кстати, звали… Вася! Вася с восторгом принялся уписывать погибшее Машино эскимо, а сама она вдруг подумала: "Находчив, чёрт его побери! Я бы стала до последнего искать урну!".
     Вадим выпрямился и, став вдруг совершенно серьёзным, сказал:
     -Ты стОишь гораздо больше, чем я могу тебе дать.
     Это подействовало отрезвляюще. Маша поняла, что не Вадим ей хамит – хамит она Вадиму, и хамит оттого, что опешила от внезапности всех этих событий. Стоило только Маше открыть рот для того чтобы пояснить: судя по всему, её не за ту приняли, она совсем не понимает, что он хочет ей сказать и, кажется, ничего не разбирает в происходящем, как из небытия возникла Барбара.
     -Вы так мило беседуете, други мои, - послышался знакомый, слегка надтреснутый голос (Барбара много курит). – Я вижу, уже познакомились? Молодцы. Вы не обижайтесь, что мне пришлось временно вас покинуть – деловые переговоры… Вадим, ты не слышишь? Там тебя зовут, по-моему…
     Вадим обернулся на скамейку, коротко взглянул на Машу, извинился и отошёл к компании музыкантов. Оказывается, толпа слушателей, скакавшая возле скамейки, уже рассосалась, музыканты зачехлили инструменты и, большей частью, разошлись по своим делам (остались двое или трое, да и те уже почти ушли). "Пионер" сидел на скамейке в одиночестве, курил, и битый час старался привлечь к себе внимание Вадима. "Эх, не вовремя вы все!" – пронеслась в голове странная мысль, но додумать её Маша снова не успела.
     -Что тебе тут без меня наговорил наш зеленоглазый змей-искуситель?
     -Я не совсем поняла разговор, - ответила Маша и, кажется, покраснела. – Сначала мне показалось, что он принял меня за… не знаю… Показалось, что он хотел знать, сколько я стою.
     Барбара, в ответ, расхохоталась:
     -О, майн гот, ты смутила его! Обычно он не говорит загадками, но если смущается, то несёт полный бред!
     -Но мне совсем не показалось, что он смутился…
     -Ты пока плохо его знаешь. К нему привыкнуть нужно – он никому не открывается с первого раза, да и вообще редко открывается… Но ты его смутила – мне это нравится, - Барбара снова засмеялась. – Продолжай в том же духе и тебе откроются поразительные вещи!
     -Не думаю, что нужно "продолжать"... - проворчала Маша себе под нос.
     -Не делай скоропалительных выводов, подруга! У него куча всяких достоинств – манеры например, воспитание, отношение к женщине – вот так, - она показала большой палец. – Ко всему, он действительно хороший, добрый парень. Реально хороший, без условностей.
     -Такое ощущение, что ты мне его сватаешь.
     -Могу и сосватать. В данный момент он, правда, немного женат, но для нас с тобой это не проблема, - она подмигнула. - Хочешь ТАКОГО мужа?
     -Барби, перестань!
     -Всё-всё, перестаю! – все ещё смеясь, Барбара перескочила на другую тему:
     -Я тут действительно по делу. Пришла знакомиться с руководителем ЦТЮ.
     -Это того ЦТЮ, который без меня жить не сможет?
     Поначалу Барбара не поняла Машиного намёка, но потом вновь начала хохотать:
     -Димка проболтался?.. Молчу-молчу, не хмурься пожалуйста. Вон, видишь, мальчонка на скамейке сидит: в отглаженной рубашечке, с проборчиком? – она показала Маше на "Пионера". – Это и есть их руководитель. Прозвище у него чуднОе, "Станиславский".
     -Я думала, что они – простые уличные музыканты, - рассеянно пробормотала Маша.
     -Не уличные, а очень даже домашние! Станиславский по образованию режиссёр драмтеатра, плюс – учитель младших классов. Я собираюсь работать в ЦТЮ хореографом. Безумная идея, правда?
     Маша пожала плечами.
     -Пойдём к ним? Познакомишься. Быть может, тоже рискнёшь попробовать свои силы.
     Она торопливо отказалась, сделала вид, что вспомнила о неотложном деле: мысль о знакомстве с обитателями скамейки, внушала ей священный трепет. Ладно бы ещё там не было этого "встрёпанного зеленоглазого змея"! А так – чересчур для одного дня.

* * *
     Барбара подошла к скамейке.
     -И что? – поинтересовался у неё Пионер.
     -Ничего, - сказала она и села.
     -Ты не очень усердствовала.
     -Ты ставишь мне это в вину? Уговор был познакомить её с Вадимом. Я познакомила. Если ты не заметил, они прекрасно и содержательно побеседовали. Она даже не обратила внимание на то, что я всё это время сидела тут, с вами. Подтверди, Дима?
     -Не обратила, - кивнул Вадим.
     -Очень красивая, - сказал Станиславский задумчиво. – Фотошоп отдыхает.
     -И что? – недовольно поморщилась Барбара. – Тебя красивая не устраивает?
     -Да я не о том, - вздохнул он. – Была бы она хотя бы просто хорошенькой (а ещё лучше – страшненькой), проще было бы договориться.
     -Я ей примерно то же самое сказал, – хмыкнул Вадим. – Она мне за это чуть по морде не съездила.
     -Что, прямо так и сказала: "Хочу дать тебе в табло?" – усмехнулся Станиславский.
     -Я по лицу прочёл.
     -Ууу, - протянули присутствующие. – Ты уже читаешь по её лицу! Прогресс!
     -Я так скажу, - снова заговорил Станиславский, подумав как следует, – если она согласится работать с нами, то есть, довольствоваться только своим энтузиазмом при минимуме денег, но при этом заниматься творчеством, стало быть, она – реально наш человек и мы принимаем её в свою команду, - он повернулся к Вадиму и нетерпеливо поинтересовался:
     -Ну, так я не понял, ты берёшься или нет?
     Тот пожал плечами:
     -Вообще-то я ей нахамил.
     -И зачем?
     -Сам же сказал: красивая девушка, - усмехнулась Барбара. – Это он так защищался. Верно, Дима?
     -Знаешь мужскую психологию не понаслышке? – ответно парировал Вадим.
     -Вот козёл, - проворчала Барбара себе под нос.
     -Цыц, - урезонил их Станиславский. – Хватит вам собачиться. Ни дня не можете мирно прожить. Берёшься, Вадим?
     -Почему бы не подойти и не сказать напрямик, мол, нам визажист нужен позарез. Помоги, Маша! Пусть она сама решает, насколько ей это всё необходимо.
     Станиславский поморщился.
     -Тебя, в общем-то, не спрашивают, - сказал он, немного обиженно. – Ставка визажиста у нас практически равна нулю, а она работала в модельном агентстве, и я хорошо себе представляю, сколько там ей платили.
     -Нехорошо получается, - сказал Вадим. – Я должен сделать так, чтобы девушка, сломя голову, побежала за мной в ваш ЦТЮ. А дальше что?
     -А дальше – посмотрим. По обстоятельствам.
     -От перемены мест слагаемых сумма не меняется, Станиславский. Тебя в школе этому не учили?
     -Главное, чтобы она сама к нам пришла. Понимаешь? Сама. Берёшься?
     -Если потребуется пойти на крайние меры, то я – пас.
     -А крайние меры – это что? – вяло пошутил Станиславский.
     -А догадайся, - сказал Вадим.
     -А я бы, на твоём месте, пошла на все крайние меры, - Барбара положила ногу на ногу и вытащила из сумочки сигареты. – Девчонка, как картинка! Я ею любуюсь, честное слово – личико, фигурка… Мне бы такие!
     Вадим дал ей зажигалку.
     -Между прочим, её эскимо слопал троглодит Вася, - сказал он. – И даже палочку сгрыз. На чёрта ты это мороженое так не вовремя подсунула? Она из-за него чувствовала себя не в своей тарелке. С мороженым всегда проблемы – это аксиома, чтоб ты знала, оно не годится при решении серьёзных вопросов. Даже от маленькой конфеты толку было бы гораздо больше, уж поверь мне.
     -Я хотела как лучше, мистер умник. Маруня очень любит эскимо, а к конфетам равнодушна.
     -Мне идти нужно. Дел по горло, ЕГЭ на носу, - сказал Вадим, безнадёжно отмахнувшись.
     -Когда приступишь к процессу? - поинтересовался Станиславский.
     -Чем реже ты будешь задавать мне этот вопрос, тем скорее и приступлю.
     -А какая тут связь?
     -А не пошёл бы ты? - и Вадим действительно, преспокойно отправился по своим делам.
     -Вот еврейская рожа! – воскликнул Станиславский ему вслед.
     Вадим, не оборачиваясь, продемонстрировал из-за спины средний палец правой руки и затерялся в толпе.
     -Как же с ним трудно, блин! – проворчал Станиславский.
     -Ему Маша понравилась, - сказала Барбара. – Грозный айсберг подтаял. Как тут не психовать?
     -Ты с чего взяла?
     -Да уж взяла. Вижу. Отсюда и все эти разговоры про "крайние меры". Он фанатично блюдёт верность своей Настасье Филипповне, хотя лично я не знаю для этого ни малейшей предпосылки.
     Барбара насмешливо величала жену Вадима Настасьей Филипповной, подчёркивая этим, что между его Настей и героиней Достоевского есть существенная разница: на роковую красотку Настя совершенно не похожа…
     -А нам не нужно, чтоб Маша ему нравилась, нам это не на руку! – почти возмутился Станиславский.
     -Так ведь и я о том же!
     -А ошибиться ты не могла?
     -Ну, могла конечно…  Процентов на тридцать.
     -Давай будем думать, что ты ошиблась.
     -Давай попытаемся, Костенька, - усмехнулась Барбара. – А вообще… - задумчиво выпустила дым, – прежде чем приближаться к Маруне на критическое расстояние, хорошо бы попристальней приглядеться. Сдаётся мне, что не всё просто…
     -Ну вот, ещё одна, - скривился Станиславский. – Ах, не приведи Господь, девушка влюбится, ах, а вдруг у неё была несчастная любовь - что же будет с её бедным сердцем! Брееед! Ну идиотизм же, Барби!
     -Я знаю её больше полугода, - продолжала Барбара как бы не слыша его, - и за полгода очень мало что про неё узнала. Даже подпоить пыталась – не помогло.
     -Подпоить? – заинтересовался кто-то из музыкантов.
     -Ну, купила бутылку "Мартини" и пришла поздравить с восьмым марта.
     -И чо? – спросил тот же голос.
     -Ничо. Посидели, посплетничали, пообсуждали фильмы. Она подарила мне диск с клипами Queen. Что-то в ней такое есть... Не знаю. Мужика нет, лучшей подруги – нет (думаю, все её подруги остались там, откуда она приехала).
     -Ну а ты-то как с ней познакомилась? – поинтересовался Станиславский.
     -В магазине. Она работает там. Молочный отдел: сыр, сметана, йогурты всякие. А я каждый день захожу. Слово за слово – месяца за три темы для разговоров нашлись – пироги, печенье, кексы – я мечтаю научиться их печь, а у неё в записной книжке уйма рецептов. Выкроили время для встречи – раз, другой – с тех пор регулярно видимся, печём всякие вкусности (Костя, ты же знаешь). Я её к своему парикмахеру пристроила… Дружим немного, СМСками перекидываемся время от времени.
     -И что, ты ни разу не поддалась искушению порасспрашивать её о прошлом?
     -Зачем мне? Ненавижу людей, которые в душу лезут, а потому – стараюсь не уподобляться.
     Станиславский хмыкнул:
     -Значит, потому ты и настояла на том, чтоб именно Димка её на себя взял? Доверяешь ему, бережёшь добродетель подруги…
     -Доверяю. Хотя бы потому, что у него по психологии в институте была твёрдая пятёрка. Да и воля практически железная – умеет держать себя в руках, не натворит какой-нибудь хрени, которую потом нужно будет разгребать, - Барбара посмотрела на часы и поднялась со скамейки, - Упс. Побежала я, мальчики. Дела.
     И она быстро ушла.
     -Странные у них какие-то отношения, - сказал скрипач.
     -У кого с кем? – хмуро спросил Станиславский.
     -Да у Варвары с Лапиным. Вот смотрю на них и вижу – девушка ГОТОВА, к гадалке не ходи. И всегда так было, сколько их обоих знаю. Красотка! Чего ему ещё надо? Меня бы такая захотела – я б горы свернул. А этот… И не в жене тут дело – он женат всего три года. Не понимаю!
     -Не понимает он, - проворчал Станиславский. – Я вот тоже многого не понимаю – так молчу же?
     -Например, чего ты не понимаешь?
     -Лапин упорно не хочет видеть в ней женщину – (я нарочно наблюдал) он ни разу не уступал ей место, не пропускал вперёд, руку не подавал – и только с Барби такая история, со всеми остальными девчонками он – сама галантность. С Барби Дима может выпить, покурить, посмеяться над пошлым анекдотом, она для него – в лучшем случае ПРИЯТЕЛЬ.
     -Может быть, зря голову ломаем? Были вместе, всё друг про друга знают, давно разбежались…
     -Приемлемая версия, - заметил кто-то из музыкантов.
     -Не, ни фига не приемлемая, - категорически отверг крамолу Станиславский. – Мы, с моей первой женой (она в ЦТЮ работает – все в курсе), тоже друг друга знаем, как облупленных и очень давно разбежались, но при встрече ведём себя очень сдержанно, смущаемся даже. Я и при большом желании не смог бы относиться к ней, как к мужику-собутыльнику.
     -Значит, она сама себя так поставила, - не сдавался оппонент.
     -Как знать? – пожал плечами Станиславский.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ШТОРМИТ...
     Утром третьего мая, единственная в своём роде спецшкола города гудела, как высоковольтная линия. Провода искрили, соприкасаясь друг с другом, металлические арматуры опор раскачивались под порывами ветра. То здесь, то там разгорались дискуссии на тему чрезвычайного происшествия. ЧП в "английской" спецшколе №30 случаются редко, поскольку положение, как говорится, обязывает. Уже много лет она соперничает с городской гимназией в вопросах дисциплины и успеваемости. "Преимущественно женский" коллектив спецшколы стремится положить на обе лопатки "преимущественно мужской" коллектив гимназии, и, временами, ему это даже удаётся. В Управлении Образованием (там, к слову сказать, не видят между соперничающими сторонами особой разницы, кроме вывесок) собрана комиссия. Ежеквартально сторонам выносятся оценки – это является дополнительным стимулом, подхлёстывающим на дальнейшие военные действия.
     Итак, происшествия в спецшколе случаются редко, но если случаются, то каждое из них воспринимается с большим воодушевлением. Например сегодня (что далеко ходить за примером?), в девять часов утра в кабинет директора Жанны Семёновны вбежала раскрасневшаяся преподавательница английского Настасья Юрьевна. Внешне "англичанке" можно дать восемнадцать, а то и шестнадцать – хотя бы потому, что она едва доросла до ста пятидесяти пяти сантиметров. На самом деле ей уже почти двадцать пять, но у неё хорошенький носик и чистое, как у ребёнка, лицо, и она очень от этого страдает… Так вот, эта самая Настасья Юрьевна сбивчивой скороговоркой поздравила Жанну Семёновну с выходом на работу и тут же сообщила новость, весьма расстроившую директрису. Подумать только – это случилось именно в день её выхода с больничного! Нет бы чуть раньше! Вести оказались пренеприятными, и Жанна Семёновна объявила, что необходимо собрать чрезвычайный педсовет в кабинете директора, в три часа дня. Вот тогда-то школа и загудела. Толком никто ничего не знал. Говорили, что кто-то кого-то избил и тому подобное. В условленное время все, кто был свободен, собрались у директора.
     В ожидании припозднившихся, разговоры велись чисто женские – магазины, цены, дети и мужья. Настасья Юрьевна взволнованно искала что-то в сумочке… Мужчины в спецшколе тоже имеются, но у физика сейчас урок, у физрука – тоже, преподаватель по труду строит дачу, а историк (по совместительству завуч по воспитательной работе)… Историк ненавидит педсоветы всеми фибрами души! Тем более, что в последние три месяца этот историк…
     -Что-то я не вижу Вадима Ефимовича, - Жанна Семёновна обвела взглядом собравшихся. – Разве он ещё не освободился? Я смотрела по расписанию – у него не должно быть урока.
     -А у него не урок, он просто ушёл, - отозвалась биологичка Нелли Яновна.
     -Как это ушёл? Куда?
     -Понятия не имею, но я видела, как он выходил из школы, - биологичка старательно вытягивала из остатков тёмно-синего джемпера кудрявую нитку и сматывала её в клубок. - Да знаем мы его мнение о педсоветах, Жанна Семёновна – он тут три месяца через себя переступал, старался соответствовать ДОЛЖНОСТИ – и это ему, признаться, удалось - не стану умалять заслуг, но, - она сделала многозначительную паузу, - теперь он умывает руки. Причём демонстративно.
     -Час от часу не легче, - вздохнула директриса. – Я была уверена, что он пошутил, сказав, что не собирается оставаться… Кстати, он действительно прекрасно справился с задачей, и я почти уверена, что в недалёкой перспективе у него именно должность директора школы… Выходит, ждать нам больше некого. Начинайте, Настасья Юрьевна.
     "Англичанка", так ничего и не найдя у себя в сумочке, подхватилась с места:
     -Вчера вечером мне позвонила мама Тани Паренаго, ученицы моего девятого, и сообщила, что её дочь была избита Лизой Лапиной.
     -Опять Лиза?! – в голос воскликнули собравшиеся.
     -Вчера, возвратясь домой с тренировки в фитнесс клубе, она обнаружила, что у дочери расцарапано лицо.
     -Настасья Юрьевна, а вы лично видели Таню?
     -Нет, но исходя из того, что её не было сегодня в школе, вполне верю.
     -Да что вы, девчонок не знаете? Они из-за крохотного прыщика на носу готовы учинить трагедию!
     -Лиза вообще-то сдержанная девочка. Скорее всего, Таня её чем-то сильно задела.
     -Лапина за словом в карман не лезет, и обидеть её сложно.
     -Я бы не стала употреблять слово "сдержанная", если речь идёт о Лизе Лапиной.
     -Воплощённая вседозволенность!
     -Давайте-ка дослушаем Настасью Юрьевну, - с успехом перекрыла общий хор директор.
     -Мать Паренаго объявила, что будет звонить директору школы, сказала, что дойдёт до министра. Я ответила, что незачем сталкивать всех лбами, что мы обязательно разберёмся сами, и директору звонить не нужно – Жанна Семёновна недавно перенесла серьёзную болезнь. Но она начала на меня кричать… Я за всю жизнь не слышала стольких оскорблений в свой адрес…
     -Да, к сожалению, в нашей профессии приходится встречаться с подобными вещами, - снова вздохнула Жанна Семёновна. – Продолжайте, Настасья Юрьевна, мы все вас слушаем.
     -Затем я рассказала обо всём Вадиму Ефимовичу, - она споткнулась и никак не могла собраться с мыслями.
     -Так, так, вы ему пересказали разговор с Паренаго, - поддержала директор. – Что же было дальше?
     -Он выслушал.
     -И? Что же он вам ответил?
     -Ничего.
     -Ничего?
     -Да.
     -Он промолчал?
     -Не совсем. Если повторять дословно, он сказал: "Чушь собачья".
     Кто-то на галёрке прыснул:
     -У Вадима Ефимовича богатый словарный запас.
     Среди собравшихся начались смешки.
     -Не вижу ничего смешного, - строго заметила Жанна Семёновна. – Почему, когда речь заходит о Вадиме Ефимовиче (в его отсутствие), любой серьёзный разговор обязательно превращается в балаган? Странно он всё же влияет на коллектив. Удивляюсь, как этот коллектив вообще смог продержаться три месяца под его руководством и не скатиться в нескончаемые хихиканья по поводу и без.
     -Наш ЖЕНСКИЙ коллектив, - уточнила Нелли Яновна, взвешивая в руке готовый клубок, - в лёгкую продержался целых три месяца потому, что, к удивлению своему, начал побаиваться Вадима Ефимовича. Он умеет мобилизовать любой коллектив – все подтвердят. Теперь, когда всё вернулось на круги своя – Вадим Ефимович так же вернулся к прежней своей роли, роли секс-символа нашей школы. Бьюсь об заклад, что каждой из присутствующих здесь хотя бы раз в жизни приходили в голову мысли, скажем так, "слишком личные" относительно его. Это, доложу я вам, влияет не только на дисциплину, но и на жизненный тонус. Скажете, вру?
     Кто-то снова хихикнул, а Настасья Юрьевна покраснела.
     -Нелли Яновна, - слегка нахмурилась директриса. – Вы могли бы следить за тем, что говорите в присутствии Настасьи Юрьевны.
     -А что я такого сказала? Настасья Юрьевна сама прекрасно знает, что за фрукт её благоверный. Я сто раз уже повторяла ей, что они не пара, но она…
     -Я не желаю этого слышать! – высказалась Жанна Семёновна. – У нас педсовет, а не девичник. Давайте же, наконец, делом заниматься, а не сплетничать.
     -Давайте, - согласилась Нелли Яновна.
     -Итак, - директриса повернулась в сторону "англичанки". – Случайно не по причине его некорректного ответа вы плакали сегодня утром, Настасья Юрьевна?
     -Да… То есть нет… не совсем, - "англичанка" опустила глаза. – Вадим Ефимович здесь ни при чём. Это от растерянности в данной ситуации.
     -Настасья Юрьевна, дорогая вы наша, я бы, на вашем месте, не стала его выгораживать. Где же, в конце концов, ваша девичья гордость? – Жанна Семёновна покачала головой, заставляя девушку окончательно смутиться. – Я прекрасно знаю людей, с которыми работаю. Если бы мне требовались чьи-то позитивные характеристики Лапина, то ему уже давно было бы указано на дверь. Я терплю его, считаюсь с его мнением уже почти девять лет только потому, что как преподаватель он исключителен. Вадим Ефимович даёт детям очень много – это прямо-таки ходячий энциклопедический словарь на двух языках, сборник разнообразной педагогической литературы, прирождённый психолог и, наконец, все ученики, от мала до велика, его обожают! Гимназия согласна на любые условия, только бы заполучить его. На любые, вы вдумайтесь! Он – настоящий феномен, и я рада, что он работает именно в нашей школе, хотя, чисто по-человечески, с его характером порой бывает очень трудно совладать. Сегодня, например, Лапин заявил мне, что данный педсовет ему до лампочки, он собирается беседовать с главными действующими лицами тет-а-тет, а обсуждать что-либо с ЖЕНЩИНАМИ отнюдь не намерен. Каково?
     -Извините, Жанна Семёновна, - это учительница русского языка и литературы. – Вы разрешите мне сказать?
     -Пожалуйста, конечно.
     -Я считаю, что со стороны Вадима Ефимовича было очень разумно не появляться сегодня здесь. Я знаю его с пелёнок – мы подруги с его мамой. Он слишком экспансивен и всегда болезненно реагирует на выпады в адрес своего класса. В данном случае дело обостряется тем, что в инциденте замешана его дочь. Он избавил нас от необходимости портить друг другу нервы, только и всего. Пусть они разберутся сами, конфиденциально, вопрос очень личный…
     -Откуда вы знаете, Светлана Петровна, что это – личный вопрос?
     -Догадалась, путём несложных умозаключений. Раньше Лапина и Паренаго хоть и не дружили, но терпели друг друга, а вот теперь подрались. Почему? А потому, что Таня подумала, будто Вова Стрельцов, в которого она влюблена, хочет дружить с Лапиной. Приревновала, одним словом.
     -В Стрельцова половина школы влюблена, - озабочена Настасья Юрьевна. – Вы считаете, что дело в нём?
     -Я считаю, что такие, как Лиза Лапина, просто так не царапают лицо девочке из параллельного класса.
     -Что же вы предлагаете?
     -Я уже говорила. Пусть Вадим Ефимович разберётся. Я даже уверена в том, что он, вместо того чтобы сидеть здесь и толочь, извините, воду в ступе, давно уже сделал это. А Настасье Юрьевне хорошо бы зайти к Тане домой и спокойно всё выяснить. Дети действительно доверяют ей и Лапину больше, нежели остальным преподавателям. Очевидно потому, что они – самые молодые в нашем коллективе…
     -Лапин всего на два года меня моложе, - обиделась Нелли Яновна, - что же, выходит, он – молодёжь, а я – уже нет?
     -Так что же мы будем решать? – директрисе явно очень надоел разговор.
     -Я попробую скоординировать наши действия с Вадимом… Ефимовичем, - ответила Настасья Юрьевна смущённо.
     -И не мямлите, - напутствовала биологичка. – Скажите сразу, что завтра с этим делом нужно непременно разобраться. Вы четыре года женаты, а вы его до сих пор боитесь. У вас патриархат?
     -Три года и десять дней, - поправила Настасья Юрьевна. - Я его не боюсь, просто, когда дело касается спорных вопросов, он не спорит, а делает по своему – вот как сегодня, например. Мать Паренаго позвонит в шесть вечера, - "англичанка" уже чуть не плакала. – Что я ей скажу?
     -А вы передайте трубку Лапину, пусть побеседуют, - предложила Жанна Семёновна.
     -В самом деле – прицепилась к девчонке!
     -А зря вы не дали этой крутой мамаше, Нась, сразу же с Лапиным побеседовать. Уж он бы ей рот быстро заткнул, - сказала Нелли Яновна.
     -Он? Заткнул бы? – засмеялась учительница химии. – И потерял работу?
     -Я уверена, что он не станет попускаться интересами дочери ради того, чтобы не потерять своё репетиторство в доме господина Паренаго, – не сдавалась Нелли Яновна.
     -Таня Паренаго, как ученица, далеко не подарок, - поддержала Светлана Петровна, - не удивлюсь, если Вадим Ефимович облегчённо вздохнёт, когда ему будет указано на дверь "дома господина Паренаго".
     Настасья Юрьевна сидела сгорбившись, на краю стула:
     -Его не было дома, когда она звонила… Она же наверняка знает его сотовый, но позвонила на домашний – нарочно, чтобы поиздеваться надо мной! Я чувствую, что эти неприятности – только начало…
     -Если что, то мы все за вас, - тепло улыбнулась Светлана Петровна. – Правда, девочки?
     -Конечно, о чём тут может быть речь?!..
      
* * *
     Виновница разгоревшихся дискуссий в тридцатой школе, (всё та же) Лиза Лапина, кареглазая, с тяжёлой косой до пояса, в это самое время сидела на скамеечке возле своего дома, под нависающей старой ивой и рассматривала аккуратно наманикюренные ногти. Её коса – предмет зависти и вздохов, а так же "двоек" в школе  №30. Ещё бы! Голова идёт кругом, стоит только вообразить такую косу рассыпавшейся по плечам вьющимся каскадом (а "вьющийся каскад" у неё в папу и, к слову сказать, Лиза терпеть не может свои "кудерьки", регулярно их выпрямляет, из-за чего, столь же регулярно, выслушивает и от мамы, и от папы лекции о том, что недопустимо так издеваться над волосами – не такая уж она кудрявая, у неё всего лишь вьющиеся волосы, очень, кстати, красивые!) Именно поэтому, хорошо понимая проблемы своих подопечных мальчишек, Вадим всегда настаивал, чтобы Лиза сидела на галёрке, в окружении девочек… В школе у неё было прозвище "Джессика Альба" (потому на шее у Лизы появился штрих-код – ей нравилось, что её считают похожей на героиню любимого сериала!). Вообще, вокруг много шутили по поводу того, что жена Вадима Ефимовича похожа на Вайнону Райдер, а дочь – на Джессику Альбу. Сходство его фигуры с фигурой Брэда Питта заметили позже и приняли уже как некую закономерность. Никто особо не удивлялся, и все ожидали появления новых "double-stars" в их семействе. Вадима всё это скорее веселило, чем раздражало, тем более что он довольно давно уже разглядел некоторое сходство своего отца с Шоном Коннери…
     В молодом человеке, расположившемся рядом с красавицей, довольно просто опознать ещё одного героя дня, Вадима Ефимовича Лапина, благо личность приметная. Оба молчали. Лиза усердно и тоскливо вздыхала, искоса поглядывая на всё больше мрачнеющего отца. Она знала, что он опять на неё сердит, однако, ей казалось, что причина данного плохого настроения больше не в ней, а в… ну, например, в элементарной головной боли. Лиза часто ловила себя на том, что очень хорошо чувствует папу. Вот, например, она давно догадалась, что у него какие-то проблемы дома (ещё зимой заметила) – не то наконец-то начались прогнозируемые и ожидаемые семейные конфликты с "англичанкой", не то что-то ещё… А что может быть "ещё"? Любовницу завёл и теперь страдает угрызениями совести? Наконец-то влюбился? А хорошо бы влюбился - это было бы самым лучшим из вариантов! Он же совсем не старый – все обычно думают, что это не папа, а брат…
     Ива шумела зелёной кроной, словно намекая на возможные изменения в тёплой и солнечной погоде начала мая. Во дворе дома было тихо и пусто, только где-то в кустах щебетала какая-то птичка. Цвели сады и потрясающе пахло весной… Вадим посмотрел на часы:
     -Лиза, время идёт. Торчим здесь битый час, а ты до сих пор не произнесла ни слова. Надеюсь, ты понимаешь, что я не шучу?
     Девочка уныло кивнула, а Вадим продолжил:
     -В чём же тогда траблы? О чём мы говорили с тобой неделю назад – забыла?
     -Не забыла - мы с тобой говорили совсем про другое.
     -Согласен, в целом про другое. Но про поведение в обществе мы тоже говорили. Объясни мне, задроту, зачем было драться? Это ведь даже не детсад, это ясли, песочница! Что за манера решать споры с помощью кулаков? Кто тебе сказал, что кулаки – самый весомый аргумент? Теперь вот – у тебя неприятности, у Настасьи Юрьевны - неприятности, а у меня - вообще мрак. Мы-то с ней за что страдаем, не пойму я. Мы не учили тебя драться…
     -Вы учили быть честными, принципиальными и справедливыми, - буркнула Лиза.
     -По-твоему справедливо, когда страдают невиновные?
     -Это был не спор, и не драка.
     -А что?
     -Не спор, а оскорбление. Не драка, а возмездие.
     -Ничего себе заявленьице…
     -Жаль, что женщинам не принято драться на дуэли.
     -Ого, я вижу ты решительно настроена.
     -Ещё бы!
     -И, тем не менее, я уже начинаю верить, что в конфликте права именно Таня
     -Это ещё почему?
     -А хотя бы потому, что ты боишься сказать правду.
     -Я не боюсь.
     -Боишься.
     -Не боюсь!
     -Докажи, что не боишься.
     Лиза вновь задумалась.
     -А что будет, если я промолчу, ты не будешь меня защищать, а Татка станет корчить из себя невинно пострадавшую?
     -Кто его знает? Иногда крошечная неприятность может разрастись до гигантских размеров.
     -Пугаешь?
     -Предполагаю.
     -Ну и ладно, ну и пускай, - надулась Лиза.
     Повисла пауза.
     -Лиза, имей в виду: я буду сидеть тут хоть до второго пришествия, - хмуро сказал Вадим. - Не рассчитывай на то, что время поджимает, и я скоро свалю. Не свалю.
     Лиза вздохнула и сказала тихо:
     -Тебе не понравится мой рассказ.
     -Предоставь мне самому решить, насколько увлекателен этот твой рассказ. А вдруг как, с моей точки зрения, это бестселлер всех времён?
     -Хорошо. Но имей в виду, что это ТЫ настоял.
     -Пожалуйста, рассказывай, - устало сказал Вадим. – Я буду иметь в виду собственную назойливость. So?
     -В прошлом году Вовка Стрельцов позвал меня в кино. Причём сделал это публично – подошёл в столовой и громко пригласил в кино. Я терпеть не могу бестселлеры, но все девчонки вокруг выпали в осадок, и мне ничего не оставалось, как принять приглашение. Обожаю щипать чужие нервы… Ну, ты же знаешь. Ты только ничего не подумай – я даже не позволила ему купить мне попкорн, сама купила. После кино он спросил, а не соглашусь ли я с ним дружить. Я сказала, что в мои планы не входит дружба с мальчиком, да и времени на неё, в общем-то, нет. А он ответил, что мне не годится сидеть дома, как старухе, и он просто хочет, чтобы я не скучала. Я подумала: "А почему бы нет?", - она скосила глаза на Вадима. Его лицо ничего не выражало, он смотрел в сторону и не перебивал. Лиза продолжила:
     -Я не считаю это чем-то серьёзным, заслуживающим внимания, потому не хотела ничего тебе говорить, и…
     Она сбилась и замолчала совсем.
     -Я понял, это не достойно внимания. Всё нормально, продолжай.
     -Ты не сердишься?
     -Не сержусь ли я? А почему ты не интересовалась для начала, рассержусь ли я, когда узнаю, что ты увлеклась пирсингом и тату?
     -Но… - растерянно пробормотала Лиза. – Разве сопоставимы боди-арт и дружба с мальчиком?
     -Всё относительно. В зависимости от того, как ты сама относишься к тому или иному явлению. Пирсинг можно использовать в качестве украшения, мальчика так же можно использовать для украшения или пиара. Но пирсинг разный бывает, бывает и такой, который никому не виден, он служит для определённой цели. Аналогично – с мальчиками. Домысливай сама.
     -Выходит, если я помалкиваю – это, теоретически, опасней и более клинический случай, а если рассказываю на каждом углу, то это – так себе, лёгкий крен? Пройдёт само-собой, выправится-рассосётся?
     -Рассуждаешь, как законченная максималистка. Но, в целом, всё верно.
     -Пап, но я не обманываю. Я действительно не считала это чем-то достойным внимания, потому и не рассказывала тебе. Рассказывать, в общем-то, не о чём. Да, наверное, Володя для меня – не более чем модная фенечка… Мама мне говорила, что её, в моём возрасте, тоже мало интересовали мальчики – только куклы и музыка. Но, через пару месяцев, она встретила тебя, влюбилась, и всё стало по-другому. Ей пришлось часто плакать, терпеть много душевной боли, переступать через себя, но она говорит, что никогда и никого в своей жизни не любила так, как когда-то любила тебя. Я же пока не встретила человека, с которым всё будет нипочём, которому я позволю больше, чем прогулки за ручку. Не знаю, быть может, через год что-то поменяется… Ты точно не сердишься?
     -Не понимаю, в чём вообще проблема, почему должен сердиться, - он пожал плечами. – Обвинить тебя в цинизме? Да нет, ты не циник, хотя бы потому, что не умеешь рассуждать с холодной головой. Сердиться на тебя за то, что используешь татуировки, как способ самовыражения, а мальчиков - как украшение? К слову - я, если хочешь знать, всегда был за то, чтобы у тебя, наконец-то, появился boyfriend, и я так же в курсе, что мама против. Она считает, что рано тебя родила и опасается, что ты, вся такая интеллектуальная, её перещеголяешь – мы часто по этому поводу спорим. Лиза, она ни секунды не жалеет о том, что есть ты. Да, мы были чересчур молоды, но ты, твоё существование – это то, что всегда нас обоих оправдывало. Точнее, не "нас" оправдывало, а меня. На свете есть ты – значит у меня есть смысл в жизни. Я не призываю тебя срочно бежать и делать глупости – просто живи. Не нужно слепо подчиняться даже тем людям, которых так любишь. К слову сказать, я совсем не думаю, что ты натворишь глупостей.
     Лиза вдруг молча обняла его. От неожиданности Вадим совершенно размяк и понял, что прежнего тона ему уже не выдержать.
     -Да продолжай же ты, горе моё! – сказал он, постаравшись придать голосу прежнюю твёрдость.
     Лиза собралась с духом и, всхлипнув, расцепила руки.
     -Вчера после уроков, - начала она, - Вовка вдруг заявил, что не желает меня знать, потому, что я, оказывается, грязная тварь. Нарочно дожидался, чтобы это сказать. Сорок пять минут сидел: у них было на один урок меньше! Я попыталась выяснить, в чем дело, но он раскричался и пошёл домой в гордом одиночестве. Я его догнала и говорю: "Хватит истерик! Рассказывай". Оказалось, что ему про меня якобы всё известно. "Всё" – это то, чем я занимаюсь после школы. "Твоё дурацкое МГИМО, - говорит, - хорошая ширма. Строишь из себя недотрогу и зубрилу, а на деле – банальная шалава. Я думал, ты другая, не такая как эти лживые тёлки! Можешь идти на все четыре стороны". Я поинтересовалась, что же такого предосудительного делаю. И правда, что? Книжки читаю, музыку слушаю, действительно - зубрю, как проклятая. Ну, разве что с девчонками на дискотеку или в кино… А он и говорит: "Знаю я эти твои книжки. В них ты, наверное, записываешь компромат на мужиков, с которых берёшь по две сотни за "сеанс"! Тебе что, папочка и дедушка денег на конфетки не дают?". Я подумала, что он шутит, да ведь шутить-то он не умеет и шуток не понимает. Можно было бы, конечно, взять справку в женской консультации, чтобы он ею утёрся, но… Справка справкой, она… как бы это сказать… не совсем объективна. Моя непорочность в гинекологическом смысле, в данном случае, не играет никакой роли и ничего не доказывает. Есть множество других способов заработать…
     -Постой, это что, он тебе намекнул, про "множество способов"?
     -Он дал понять, в чём меня подозревает. Папа, надеюсь, ты не станешь удивляться тому, что я давно в курсе, какие есть способы?
     -Речь не об этом. Как ты думаешь, на чём основываются отношения двух взрослых людей, в данном случае, мужчины и женщины?
     -На любви?
     -На доверии. А какое, к чёрту, доверие, когда он поверил первому встречному и тут же сравнял тебя с грязью, не дав и слова вставить? Я верно обрисовал ситуацию?
     Лиза поникла головой.
     -Если я правильно разобрался, тебе всего-навсего льстит, что из-за Стрельцова на тебя ополчились все девочки школы. Ты дружишь с ним только потому, что они завидуют?
     -Девочки ополчились потому, что Стрельцов стал последней каплей – почему мне – "всё", а им – ничего. Мне завидуют: дедушка - мэр, отец – заместитель директора школы, лучший мальчик – вроде бы влюблён… Выходит, я отбила лучшего мальчика школы у самой красивой и богатой (но самой тупой) девочки этой школы. Лучшего мальчика у лучшей девочки! Как только посмела! – она засмеялась. – Пусть я не самая красивая девочка школы и дисциплина у меня хромает на обе ноги, но я соображаю лучше и быстрее Татки!
     -И что же дальше было у вас со Стрельцовым?
     -Со Стрельцовым ничего. Я сказала ему, что он дурак, раз верит клевете, и что мне не нужны неприятности из-за его глупости. Всё же ясно: Тата хочет его вернуть. Я пошла к ней домой и, сразу с порога, разукрасила её. Ты видел?
     -Её никто не видел. Мы разговаривали с Настасьей Юрьевной и она обещала зайти сегодня к Тане.
     -Лучше бы ты сам к ней сходил! Татка Настасье Юрьевне наврёт с три короба! Настасья Юрьевна такая наивная, всегда и всем верит. В её возрасте…
     -Мы не Настасью Юрьевну сейчас обсуждаем.
     -Я помню.
     -Пообещай мне… нет, дай честное слово, что это безобразие произошло в последний раз. Я устал вытаскивать тебя из всяких историй. Кто нахамил в понедельник учительнице физкультуры?
     -Физриня сама виновата, чего она глупые вопросы задаёт? Почему я пропустила урок в среду! По кочану!
     -Лиза, прекрати, - поморщился Вадим.
     -Она будто сама не женщина и не знает, почему девушки иногда не ходят на физкультуру.
     -Можно было просто внятно объяснить причину, а ты сразу начала хамить.
     -Да она…
     -Во-первых, не "Физриня", а Надежда Николаевна, - повысив голос, перебил Вадим.
     -Ладно, - вздохнула девочка, - мне тебя всё равно не переспорить. Я обещаю, что буду вести себя тихо. По крайней мере, в ближайшие дни.
     -Ты хотя бы понимаешь, что в этой истории выглядишь далеко не лучшим образом?
     -Понимаю. Мне стыдно. Правда.
     -Назови мне самое серьёзное, что было у тебя с Володей.
     -Целовались, - она развела руками. – Один раз, почти в щёчку.
     -Честно и откровенно?
     -Честно и откровенно. Только маме не говори. Хорошо?
     Он покачал головой и поднялся со скамьи:
     -Не скажу. Давай договоримся: ты ведёшь себя смирно, на рожон не лезешь, глупостей, вроде мордобоя, больше не вытворяешь.
     -Договорились, папа. У тебя из-за меня будут неприятности?
     -Неприятности в смысле чего?
     -Ну, - Лиза вновь скорбно вздохнула, - ты работаешь репетитором у Паренаго…
     -Я понял, что ты имеешь в виду, но что именно ты вкладываешь в понятие "неприятности"? Тебя волнует то, что я могу потерять энную сумму, если лишусь этой работы, или то, что меня ждут малоприятные разговоры с её всесильной матушкой и ещё более всесильным папочкой?
     -Я имею в виду всё сразу. Татка как-то раз намекнула, что её мать сильно неравнодушна к тебе, и в их доме тебе приходится балансировать на грани. Чуть оступишься, и тебя ославят на весь белый свет. Это тот самый случай?
     -Закрыли тему.
     -Но папа, я помочь хочу!
     -Закрыли тему, - повторил Вадим. – Сделай одолжение: больше ни с кем и никогда не обсуждай мою личную жизнь. Я не приказываю, я прошу.
     -Закрыли, - проговорила Лиза, водя пальчиком по истёртой поверхности старой, струганной скамьи. – Ты обещал поговорить с мамой по поводу моих занятий танцами в ЦТЮ.
     -Ты знаешь, как я отношусь к этому твоему новому увлечению.
     -Знаю, ты тоже против, как и мама.
     -Твой день распланирован от и до. Ты собираешься подарить танцам те несколько часов свободного времени в неделю, которые я распланировал тебе на отдых?
     -Я очень хочу научиться танцевать. Это будет лучшим отдыхом. Постарайся убедить в этом маму? Пожалуйста, папа, для меня это важно!
     -Интересно, каким образом я должен убедить человека в том, в чём сам не уверен?
   
* * *
     Своей любимой тихой улочкой, среди зеленеющих садов, Маша шла к остановке троллейбуса. Народу – ни души. Город-призрак, не иначе. Она очень часто так делала – после смены, чтоб размяться, шла пешком, нарочно пропуская одну остановку – ту, что возле магазина. Вот раскачивает отцветающими ветвями старая груша. Маша проходила мимо и осенью, и зимой. Зимой груша спит, осенью склоняется под тяжестью больших, жёлтых… ягод? Она приостановилась, задумалась – а груши это ягоды? Больше ничего на ум не приходило. Наверное ягоды… Сквозь ветки была видна ТУЧА. Маша заметила её, выходя из магазина (сегодня рабочий день закончился раньше обычного, в пять, потому, что отключили электричество из-за каких-то работ на линии. Касса, как известно, без электроэнергии не функционирует – неизвестно ещё, дадут ли ток завтра…) – тогда туча представляла собой вполне безобидное облачко. Теперь же лохматый, клубящийся ком угрожающе ворчит и нагоняет жуть – примерно как туча, описанная Станиславом Лемом в "Непобедимом". Солнце, правда, ещё светит на весёленькие домики среди слив, но небо над ними фиолётово-чёрное и от этого кажется, что вся природа вокруг хмурится и сердится. Успеть бы до грозы домой – но это вряд ли удастся. Пожалуй, поступить нужно так: прибавить шагу с целью добраться до остановки прежде, чем пойдёт дождь, а там уж как-нибудь. Вдохновившись мыслью, Маша быстро развернулась в сторону остановки, но тут же со всего размаха налетела на кого-то плечом. Душа, упавшая от неожиданности в пятки, ощутилась совершенно отчётливо – вот она, родимая, в этих самых туфлях, снимай и вытряхивай! Собралась возмутиться (дорожка-то довольно широкая, так неужто нельзя было пройти по другой стороне, коли видишь, что девушка стоит в задумчивости?!), решительно повернула голову и даже успела набрать воздуха, но тут же и выдохнула его. Поняла вдруг, что человек, на которого налетела, знакомый. Более того, это не кто иной, как тот самый Димка-Вадим с "Бродвея". Что бросилось в глаза сразу: сегодня он как-то мало похож на того, с кем довелось мило побеседовать под каштанами. Для сформировавшегося, под влиянием первой встречи, образа холёного, самоуверенного баловня судьбы, у него, пожалуй, слишком уж бледное, производящее впечатление нездоровья (или усталости?), лицо, тени под глазами… Но взгляд тем не менее тот же, проницательный, почти дерзкий. Рок-н-ролльный "бродвейский" прикид Баловень Судьбы сменил на серый костюм (галстук небрежно свернут и виднеется из верхнего карманчика пиджака), а чёрная рубашка под ним наверняка не дешёвая… Что и говорить, вид у "встрёпанного" сегодня весьма и весьма презентабельный, к тому же – вон и колечко обручальное на пальце блестит (а на "Бродвее" кольца не было - точно!)…
     -Здравствуй, - дружелюбно улыбнулся ей Вадим.
     -Здравствуй.
     -Ты что-то совсем нас забыла.
     -Кого это "вас"?
     -"Бродвей" и его обитателей. С того самого дня, как мы познакомились, я не видел тебя там ни разу. Две недели прошло.
     -А раньше что же, видел? – Маша (опять!) была настолько озадачена, что ей стало не до неприступности.
     -Ты всегда стоишь возле Кости, если он с ребятами музицирует. Если нет – проходишь мимо несколько раз: смотришь, как ребятишки рисуют… Я тебя с прошлого года помню. В августе Иннокентий твой портрет писал. Потом хвастался, что ему удалось уговорить тебя ему позировать. "Какая девушка! Вы только посмотрите, какая девушка!", - Вадим улыбнулся, вспоминая. – Ему действительно завидовали.
     Маша тоже вспомнила прошлый август. Да, было такое. Чудной художник с растаманскими косичками несколько дней караулил её на "Бродвее" и уговаривал позировать для портрета. Как только уговорил (сеансы позирования длились неделю, по два часа, на "Бродвее"), купил мороженого и всю неделю обязательно чем-нибудь угощал – то конфет дорогих купит, то душистую дыню принесёт, а то – винограда или персиков. Маше этот Иннокентий очень понравился, с ним было весело общаться, только вот жаль – укатил домой, в Смоленск, и портрет с собой увёз конечно… Тут она спохватилась и слегка сдвинула брови: собиралась же быть строгой!
     -Следуя твоей логике, я, очевидно, чаще стала бывать там, где платят баксами.
     Маша даже сделала шаг в сторону, намереваясь уйти, но Вадим, очень спокойно, преградил ей путь.
     -Это была глупая выходка с моей стороны, - сказал он. – Прости.
     -И часто ты совершаешь глупости?
     -Бывает, как и со всеми. Я далеко не святой. А хочешь, на колени встану?
     Маша не успела ответить, да он того и не дожидался: рухнул на колени, прямо на пыльный асфальт. Она испуганно отшатнулась, но Вадим поймал её руки.
     -У тебя что, падучая?
     -Нет, я просто припадочный.
     -Встань сейчас же, - как можно строже сказала Маша, вырываясь, но руки, сжавшие её запястья, держали очень крепко, правда, совсем не больно. Кричать "спасите-помогите", пожалуй, было бы комично. Да и не было вокруг ни души, если не считать малюсенькой рыжей собачки, деловито копошащейся носом в траве.
     -И не подумаю.
     -Ну, пожалуйста, вставай, - уже уговаривала Маша.
     -А ты не будешь больше дуться на меня?
     -Постараюсь.
     -Скажи: "не буду".
     -Вста-авай! – умоляла она, озираясь.
     -Не слышу, – настойчиво сказал Вадим.
     -Не бу-ду. Вставай.
     -А ещё скажи: "Я тебя прощаю".
     -Я тебя прощаю, - Маша не смогла сдержать улыбки, как не пыталась. – Прекращай паясничать, а то снова обижусь.
     -Слушаюсь, - он поднялся и отряхнул колени.
     -Между прочим, совсем неумно, и даже не смешно, - резюмировала Маша, глядя во что превратились "презентабельные" серые брюки Вадима.
     -Допускаю, но, тем не менее, действенно: ты наконец-то улыбнулась.
     -Как ты теперь домой пойдёшь в таком виде?
     -Да мне совсем близко до дома, - он показал на двухэтажный особняк через дорогу, утопающий в зелени и наполовину заросший диким виноградом. Маша знала: виноград тут нарочно разводят, даже умудряются выращивать лозу на подоконниках многоэтажек – плотные листья устилают окна ковром и спасают от палящего зноя летом (её балкон тоже был опутан виноградной лозой, за которой полагалось ухаживать…).
     -Двор мал этому серьёзному псу, - продолжал Вадим, кивнув на собаку, - вот он и таскает меня по окрестностям.
     -"Серьёзному псу"? – засмеялась Маша. – Ты ТАК это сказал, что не поверить нельзя…
     -А не иронизируй. Он действительно очень серьёзный парень, несмотря на кукольную внешность.
     Маше никогда не приходило в голову, что в этом местном эдеме может буднично "проживать" кто-то из знакомых ей людей (которые могут выгуливать тут своих сверх-серьёзных псов). Она слыхала, что в прежние времена эти коттеджи принадлежали всевозможному партийному начальству, а теперь вот – обитают новые власти, да бизнесмены…
     -Ты тут живёшь? – вырвалось у неё глуповато.
     -Лет двенадцать тому. С тех пор, как отца повысили в должности.
     -Я ни разу не видела на этой улице ни человечка. Полное впечатление, что её населяют тени…
     -Знаешь, мне иногда тоже так кажется…
     -Выходит, твой отец - большой начальник.
     -Да, он – мэр.
     -Мэр чего?
     -Нашего города, - равнодушие, сквозящее в его голосе, не напускное. Ни грамма спеси! Это обстоятельство поразило Машу ещё сильней, чем постепенно постигаемая истина: Вадим – сын мэра! Тем не менее, он действительно не рисовался: ему всё равно, кем служит его отец – иногда женщины способны чувствовать фальшь наиболее остро.
     -Верю, - сказала она.
     -Чему? Тому, что я – мэров сынок?
     -Тому, что тебе это обстоятельство совершенно безразлично.
     В это время зверь, копошившийся в траве, разразился громким лаем (неплохой дискант, нужно сказать) и всё внимание, благополучно миновав щекотливую тему, обратилось к нему.
     -Значит, это твой малыш?
     -Это – мой померанский шпиц. Подарил его жене на день рождения почти два года назад. Пока маленький был, она с ним не расставалась. День и ночь сюсюкала, лужи затирала, мины обезвреживала. А когда он подрос, неожиданно, выбрал в хозяева не её, а меня. Демонстративно не слушается, хоть режь его.
     -На плюшевого мишку похож! – улыбнулась Маша, разглядывая крошечную пушистую собачку. – Он больше не вырастет?
     -Этот – уже нет. Ему полтора года.
     -А зовут-то вас как?
     -Генрих. Точнее – Генрих Пятый. А если ещё точнее, то у него чудовищно длинное имя, которое я не рискну произносить целиком: всё равно собьюсь.
     -Это король такой был, Генрих V?
     -Этих королей было два на самом деле. Германский, в одиннадцатом веке и английский, Ланкастер, в пятнадцатом.
     -В честь кого из них назвали твоего?
     -Думаю, английского.
     -Какая-то выдающаяся личность?
     -Не уверен, что слишком выдающаяся, но, в какой-то степени, конечно, да. Пробивной мужик был, упокой Бог его грешную душу. В ходе Столетней войны захватил Север Франции, и посадил на французский престол Генриха Шестого, потомка своего. Из-за этого произвола, собственно, в конце концов, и разгорелась общеизвестная заваруха с Жанной Д'Арк… В университете меня считали сдвинутым на Англии. Это было очень близко к истине – взять хотя бы тот факт, что в школе я изучил язык практически самостоятельно (нашу "англичанку" била нервная дрожь, когда она меня видела)... По правде сказать, моего Генриха назвали так лишь в силу традиции: у них в роду все Генрихи и Генриетты. Как в той сказке, "отец Буратино, мать Буратино, и сын тоже Буратино"…
     Получалось, что рассказчик он – просто великолепный, заслушаешься. Заслушаешься, засмотришься… Интересно, кем работает, раз уж учился в университете… Неужели, учитель? "Если бы у меня в школе был такой учитель, я бы не просто обожала его предмет, я, наверное, стала бы адептом преподаваемой им дисциплины! Да что там – я бы диссертацию по его предмету защитила!" – мысленно улыбнулась Маша.
     -А я - кошатница, - сказала она для того чтобы хоть что-то сказать.
     Лохматый малыш заинтересовался Машей и расхаживал вокруг смешной походочкой на своих маленьких ножках. Он поминутно задирал кверху симпатичную мордашку и улыбался Маше, высунув длинный розовый язык.
     -У нас всегда жили собаки, - продолжал Вадим свой рассказ. - Предыдущим был ньюфаундленд – отцу нравятся большие псы. Двенадцать лет прожила. Виола. Под розовым кустом в саду мы её похоронили. Все так расстраивались, у отца был гипертонический криз - я поклялся себе: "Больше никакой живности". Но не сдержал обещания…
     Генрих, с неподобающей царственной особе резвостью, уже скакал в траве на газоне и ловил зубами каких-то мух.
     -Сейчас будет шторм, - взглянув на тучу, вдруг сказал Вадим. Он отвернулся от резкого порыва ветра.
     -А я думала – просто гроза…
     -Ты радио не слушаешь? С самого утра твердят про бурю, шторм и смерч.
     -Мы не слушаем на работе радио. Начальство запрещает… Что нужно делать? Бежать и прятаться?
     В эту минуту, ветер, налетевший с удвоенной силой, прижал траву к земле. Генрих захлебнулся шквалом и смешно чихнул несколько раз кряду. Вадим шагнул к газону, поднял собачку (пёсик был таким крошечным, что его, пожалуй, запросто можно было засунуть во внутренний карман). Начал накрапывать дождь и потемнело.
     -Лучший вариант – сидеть дома с чашкой горячего чая… По-моему, сейчас ливанёт.
     Как только он договорил, с неба действительно "ливануло". Сплошной поток холодной воды. Более того – полыхнула молния и раздался страшный грохот.
     -Валим, а то нас смоет! - Вадим ухватил растерявшуюся, ослеплённую Машу за ремень сумки, висевшей у неё через плечо и потянул.
     -Я довезу тебя до дома, если ты не против, - говорил он, пока бежали до коттеджа. – Это теперь надолго, а мне нужно загладить вину.
     -Брось, я не злюсь. Нужно же было повыпендриваться, для порядка.
     -И тем не менее.

* * *
     Когда оказались в прихожей, с обоих уже потоками текла вода. Генрих выглядел и вовсе комично. Само собой разумеется, что как только его опустили на пол, ему тут же захотелось отряхнуться, и он окатил дополнительным холодным душем Машины ноги. Она ойкнула.
     -Извини, - сказал Вадим, стараясь не рассмеяться. - Я проглядел. Он постоянно так делает. – И скомандовал:
     -Сидеть! Не хватало ещё, чтобы ты сейчас по дому пробежался.
     Пёсик послушно сел, чем очень удивил Машу.
     -Сейчас дам тебе полотенце, - это уже относилось к Маше.
     -Хорошо бы, - она стояла в луже.
     Он быстро принёс откуда-то большое банное полотенце.
     -Тапочки?
     -Нет, спасибо, - Маша вытирала голову полотенцем. – Можно мне босиком?
     -Здесь ковровое покрытие. Можно и босиком. Ты проходи, посиди вот тут, в кресле. У меня два дела: нужно вымыть лапы этого босоногого мальчика, вытереть его, чтобы не простудился, и переодеться самому. Вытерпишь минут десять?
     -Да, конечно... Послушай, я же намочу обивку кресла…
     -Высохнет. Будь как дома. Я скоро.
     Маша, насколько могла в одежде, обтёрлась полотенцем (глупее процедуры не придумаешь). Вадим, заставший её за этим занятием, сказал, что предложил бы ей что-нибудь из Настиного гардероба, но жена его сантиметров на пятнадцать ниже Маши ростом.
     -Не бери в голову, - ответила Маша.
     -Ты, главное, не подхвати простуду, - ответил Вадим, задумался и добавил:
     -из-за того, что я – кретин. Сейчас.
     Вероятно оттуда же, откуда появилось полотенце, он принёс чистый банный халат.
     -Переоблачайся.
     А сам быстро поднялся на второй этаж по деревянной лестнице с перилами – уже откуда-то издалека послышался его голос:
     -Я там чайник поставил.
     С косы капала вода. Маша ещё раз промокнУла её мокрым полотенцем, скрутила косу на затылке. Зацепила заколкой, которую выудила из сумки. Полотенце сложила, повесила его на спинку кресла, быстро переоделась (подумав, сняла также и мокрое бельё), надела уютный халат и огляделась, параллельно сворачивая свою одежду в тугой, сырой валик. Мебель явно не "Гей, славяне!", камин точно такой же, как показывают в кино – с часами на каминной полке (там ещё стоял белый кнопочный телефон, совсем не вписывающийся в обстановку), темно-бордовые обои, тяжёлые портьеры… Комната походила на застеклённую веранду из любой точки которой открывался вид в сад. А сад за окном был полностью во мраке, там сверкала молния и вовсю грохотал гром. В комнате горел только небольшой светильник на стене, так что происходящее за окном можно было легко рассмотреть. Маша провела пальцем по подлокотнику кресла и, приблизив руку к глазам, не обнаружила ни намёка на пыль. Чудеса! Когда они успевают делать уборку в своём музее? А может быть, у них есть домработница? Ах, да, это же сын мэра! Наверняка без домработницы тут и верно не обходится... Генрих всё время прогуливался поблизости и, судя по всему, ждал, когда на него обратят внимание. Маша села на краешек кресла и он тут же попросился к ней на колени (сам ни за что не забрался бы - слишком маленький!). Такой тёплый комочек… Пёсик помогал ей согреться.
     -Подружились? – Вадим спускался с лестницы. Джинсы, простой чёрный джемпер и… вьющиеся волосы, доходящие сзади до плеч (о, боги, йаду мне, йаду!). – Не очень-то ведись на его обаяние. Этот симпатяга – великовозрастный пакостник. Еле отучил его грызть мебель, например. Но – ласковый, подлец! Порой думаешь: щас убью негодника! А он трётся своим дурацким, круглым лбом – и всё ему прощаешь… Шерсть повсюду – это вообще бедствие.
     -У вас тут почти музей! Наверное уборка на весь день затягивается?
     -На музей похожа только одна комната. Хотелось, чтобы всё в ней как-то напоминало о Шерлоке Холмсе, раз уж имеется камин. Наверху гораздо проще и минималистичней. Я не любитель интерьеров, перегруженных деталями.
     -А твой папа, он с тобой согласен?
     -Родители живут в другой половине дома и не встревают. Меня наглухо изолировали, подчеркнув этим, что никто не собирается посягать на мою самостоятельность, - улыбнулся Вадим.
     Одновременно зазвонил мобильный у него в руке. "Танец с саблями" Хачатуряна. Вадим показал Маше дисплей, на котором было написано прописными буквами: "НАЧАЛЬСТВО!!!".
     -Начальство обо мне вспомнило, - пояснил Вадим. – Мелодию нарочно подобрал… - (Маша беззвучно смеялась), - Добрый вечер, Жанна Семёновна! Да, мы с ней пообщались. Ничего ужасного – банальный любовный треугольник, как я и думал… Клятвенно пообещала хорошо себя вести, и я ей поверил. Сдержит, я её 16 лет знаю… Мы готовы морально. Осталось принять таблетку от головной боли и выспаться. Постараемся. Я буду к десяти… Да, конечно, помню: в кабинете директора, в три. Всего доброго, Жанна Семёновна.
     -Ты - учитель, я не ошиблась! – воскликнула Маша. – Это просто потрясающе!
     -Пойдём, там чайник вскипел, - сказал он, снова улыбнувшись, и убрал сотовый в карман. - Напою тебя горячим чаем, и поедем, не то ты и правда заболеешь. Есть изумительное печенье, произведение гениального мастера-кондитера, моей мамы. Надеюсь, ты не на диете?
     -Не на диете, но ты напрасно…
     -Вот и отлично, - не слушал её Вадим, - ты себе просто не представляешь, насколько я ненавижу ваши разнокалиберные диеты, сыроедение, раздельное питание и вегетарианство!
     Они прошли в кухню. Уютно. В деревенском стиле… и без перегрузки деталями! Вадим взлохматил волосы:
     -Тот ещё видок, извини: на них гель, который теперь размок, и от него просто так не избавиться. Придётся пока копировать причёску главного героя из любимого фильма моей жены. Смотрела "Десять причин моей ненависти"?
     -Хит Леджер? Очень люблю его, кстати. Действительно, похоже. Тебе идёт. Кардинальная смена имиджа.
     -Не вгоняй меня в краску, - предупредил Вадим, - у меня имидж человека, которого в краску не вгонишь, и этот имидж для меня - всё.
     -Я учту, - откликнулась Маша и попробовала печенье. И вправду изумительное! Корица, и орехи! То, что доктор прописал. – Послушай, человек с непоколебимым имиджем, а если сейчас войдёт твоя жена, и увидит, что на вашей чудесной кухне сидит какая-то девица в банном халате?
     -Она не войдёт. Я разговаривал с ней полчаса назад – сказала, что будет дома не раньше половины одиннадцатого. Так что не нервничай без причины. В крайнем случае, положись на меня.
     -Согласна, - засмеялась Маша. – Я впервые в таком дурацком положении…
     -Ты не поверишь – я тоже.
     Когда он это говорил, она заметила его взгляд, скользнувший по её халату. Взгляд как взгляд - скорее всего, неосознанный, рефлекторный, но в нём было очень много: человек знает, что там, под этим махровым ворсом, ничего нет и, в известной степени, держит себя в рамках. Тут произошло то, чего Маша и боялась: напал ступор. Наверное, она изменилась в лице.
     -Что? – спросил Вадим тревожно. Он мгновенно уловил перемену. – Случилось что-то?
     -Нет… - сказала Маша в столешницу, - не обращай внимание… У меня бывает так… Слишком много всего разом…
     -Хочешь ещё чаю?
     -Спасибо, нет, я уже совсем согрелась, - всё ещё натянуто проговорила Маша. - А где так подолгу бывает твоя жена? Другой бы давно бил тревогу – она будет дома в половине одиннадцатого, а ты спокоен.
     -Она редко возвращается так поздно. Сегодня у нас что-то вроде аврала было на работе: девчонки подрались. Хорошие девчонки. Скандал, сама понимаешь – педагоги недоглядели и теперь они, то есть мы, крайние. Мать одной из девчонок грозится устроить нам завтра армагеддон местного масштаба. Так что мы побегали – и я, и Настасья: она - к одной участнице конфликта, я – к другой… Моя жена не может жить без "Лингво", каждый вечер там бывает. Сегодня всё сдвинулось по времени, вот она и припозднилась. Её обычно коллега подвозит. Девушка кстати.
     -До сих пор прихожу в себя от открытия: ты – учитель…
     -Не похож?
     -Вопрос на засыпку, - заметила Маша. - А что такое "Лингво"?
     -Реальный теремок. Там обучают всех желающих иностранным языкам – дошкольников, взрослых… Настя разрабатывает всякие методики, индивидуальные подходы, ну и т.д. Ей это интересно… Маша, что произошло? Я что-то не так сказал? Ты другая какая-то.
     -Я же говорю – не обращай внимание.
     -Всё нормально?
     -Нормально.
     -Честное слово?
     -Честное-пречестное.
     Он помолчал и сказал осторожно:
     -В какой-то момент мне показалось, что ты меня боишься. Да так боишься, что вот-вот бросишься бежать со всех ног.
     -Тебе показалось. Правда, - Маша постаралась говорить поубедительней, потому что совсем не хотела обидеть ни в чём не повинного человека.
     -Я, Маш, в совершенно разобранном состоянии сегодня. Все эти атмосферные фронты, будь они неладны… С утра с чугунной головой, а тут ещё наши школьницы… Так что Вадим Ефимович сегодня опасен не больше, чем пекинес.
     -Пекинесы – злобные собачошки, - сказала Маша, уже победившая приступ паники. Вернулась к прежнему тону, и даже улыбнулась.
     -Согласен. Генрих на ножах с соседом-пекинесом, между прочим, у того всегда плохое настроение. А сегодня я как раз такой, как наш сосед, - Вадим, с видимым облегчением, поднялся из-за стола. - Ты, собирайся что ли, а я чашки вымою, иначе Настасья сильно удивится, обнаружив отпечаток помады.
     Маша не стала ничего парировать на тему отпечатков помады (наверняка Вадим ждал её реакции), она согласно кивнула (хотя был велик соблазн посмотреть, как ОН моет чашки), и отправилась в комнату с камином, собирать свои пожитки, свёрнутые как солдатская скатка.
   
* * *
     У Вадима была хорошая и (что немаловажно) красивая машина (гараж располагался прямо в доме). Тут и выяснилось, что он – поклонник Мураками, а любимая его книга – "Дэнс-Дэнс-Дэнс". Потому-то, едва увидев "Subaru" в автосалоне, он, не раздумывая, взял именно её, хотя для этого пришлось влезть в нешуточные долги к… собственному отцу (до сих пор расплачивается!).
     -Да ты – настоящий фанат Мураками! – не выдержав, воскликнула Маша, и призналась, что тоже очень любит этого писателя. Особенно его "Страну Чудес без тормозов…". Так что почти всю дорогу до её дома говорили исключительно о Мураками.
     …Остановились возле подъезда. Нужно было бежать домой, переодеваться, и, конечно же, вернуть хозяину чудесный уютный халат. По идее, следовало бы пригласить его к себе, ответно чем-нибудь угостить, из вежливости (спас от бури, обогрел, и не стал особо докучать вопросами о причинах недоверия к нему), но она вряд ли решилась бы на такое… Маша слегка колебалась, как ей поступить, но неожиданно Вадим спросил:
     -Маш, у тебя что со временем сегодня?
     -У меня уже начался выходной. Сегодня ничего не планирую. А... что? – она старалась держаться как можно уверенней.
     -Есть серьёзный разговор… Как тебе идея поехать сейчас в ближайшее кафе, поесть чего-нибудь, и поговорить?
     -А что ж ты раньше не завёл этот разговор?
     -Да как-то не к месту было.
     -А кафе ещё не закрыты? - она посмотрела на часы. - Не очень сведуща в этом вопросе, но уже почти девять.
     -Я знаю одно, тут рядом, которое точно работает до полуночи.
     -Только сразу договоримся – каждый платит за себя.
     -Понял.
     …Кафе находилось на набережной. Ничего особенного – "стекляшка", жалюзи от потолка до пола, уйма тропических и не очень растений возле стеклянных стен, каменный пол с геометрическими узорами… Было пусто, две или три парочки за столиками, персонал тоже сидел за столиками и негромко беседовал, очевидно дожидаясь конца рабочего дня.
     Маша надела любимые джинсы и тёплый свитерок. После сегодняшних приключений было так приятно расслабиться в спокойной обстановке, а главное – в окружении людей… "Машка, ты – параноик! – сказала себе Маша. – Спокойно, он – только пекинес! Прошло больше двух часов с момента нашей встречи, а пекинес даже не думает превращаться в питбуля"… В меню кафе имелись совсем недорогие, но замечательно вкусные блинчики со всевозможными начинками, которые готовились буквально у тебя на глазах -  настоящая находка! Вот так живёшь в городке уже не первый год, но понятия не имеешь, какую вкуснятину можно слопать, пройдя каких-то три квартала от своего дома! Она отпила каппуччино и нерешительно посмотрела на Вадима. Кажется, он о чём-то всё время думал. У него тоже был каппуччино, но он, вроде бы, и не собирался его пить…
     -Я с главного начну, - наконец сказал Вадим. – Барби нарочно нас познакомила.
     -Значит, мне не показалось, и я права, - улыбнулась Маша, по-прежнему не зная, чего ожидать.
     -Тебя это задевает?
     -Я не пойму, к чему ты клонишь. Когда разберусь – буду знать, как к этому отнестись.
     -По порядку. ЦТЮ нужен визажист. Барби внезапно воспылала идеей преподавать там хореографию. Если она за что-то берётся, то это у неё немедленно превращается в манию. Дело осложняется тем, что именно её ученицам визажист позарез нужен. Костя Резанов, "Станиславский" (мы одновременно учились с ним Краснодаре, там и подружились – теперь он заведует ЦТЮ) придумал план, согласно которому тебя нужно обаять до такой степени, что ты прибежишь к ним и предложишь свои услуги.
     -И обаять меня должен ты – я верно разобралась?
     -Да, к сожалению.
     -Ты что, часто бываешь в этом ЦТЮ, проводишь там дни и ночи?
     -Нет конечно. Маш, клянусь, я не знаю, почему они меня выбрали. Я не умею очаровывать девушек на заказ.
     -Но ты имеешь какое-то отношение к ЦТЮ?
     -Имею. Самое минимальное. Иногда помогаю им выбивать деньги, свожу с влиятельными людьми. Они полностью на самоокупаемости. Там работают энтузиасты, практически задарма. Ставку визажиста, например, нужно рассматривать в микроскоп. Это - современный Дворец Пионеров, а я – школьный учитель, как ты знаешь. Я двумя руками за то, чтобы дети не слонялись без дела, а занимались всякими полезными и интересными вещами.
     -Заинтересованное лицо одним словом, - кивнула Маша. – Но а почему ты не попытался влюбить меня в себя, почему сразу же всё рассказал и подвёл этим стольких людей?
     -Не умею врать. Не хочу топтать твою душу.
     -Ты уверен, что я обязательно влюбилась бы в тебя?
     -Речь про другое. На мой взгляд, вся эта затея изначально унизительна по отношению к тебе.
     Маша помолчала.
     -В ЦТЮ все такие мерзавцы, как этот Станиславский?
     -Он не мерзавец, - улыбнулся Вадим, - он креативщик. Ты обиделась?
     -Не так чтоб очень… Значит, они решили подстраховаться с твоей помощью? Узнали, что я работала визажистом в модельном агентстве, прикинули, сколько получала там, и подослали ко мне плейбоя? Ты танцевать стриптиз случайно не должен был?
     -Ты обиделась, - вздохнул Вадим. – Скажи, чем мне загладить очередную вину? Кстати, я не плейбой.
     -Расскажи мне о себе, господин "неплейбой". Я хочу в этом убедиться, - прищурилась Маша, - ну, чтоб успокоиться.
     -Что ты хочешь знать?
     -Ну, например… Почему твой выговор мало напоминает выговор жителей Кубани? Ты же отсюда родом, я так понимаю, а говоришь, как диктор по радио. Неужели нарочно ставил себе произношение?
     -Нарочно ставил, - кивнул Вадим.
     -И охота было? – не поверила Маша.
     -Своего рода эксперимент. Ни почему, без причины. Решил попробовать, сможет ли отдельный индивидуум подправить себе дикцию и, главное, продержаться так какое-то время. Получилось. Держусь, без особого напряга, уже лет пятнадцать. Кстати, многих это раздражает.
     -А ты - ненормальный, оказывается, - засмеялась Маша, покачав головой. – Внешне не скажешь. Ты вообще строгий учитель?
     -Стараюсь быть строгим. Только вне школы это редко получается. В школе мои гаврики ещё держатся в рамках приличия, а так – могут позвонить среди ночи или ввалиться в гости с утра пораньше, притащить невероятный торт, который сами же, с удовольствием, слопают…
     -Они тебя не боятся. Это хорошо, по-моему. Я боялась своих преподавателей до ужаса.
     -Ты была отличницей?
     -Совсем нет. Почему ты так решил?
     -Очень похожа. По какой причине ты вдруг пошла работать в магазин?
     -Когда я сюда приехала, единственное свободное рабочее место, которое нашла, было за прилавком этого магазина.
     -Не собираешься ничего менять?
     Она замолчала, задумалась. Вадим разглядывал её тонкие пальцы, подхватившие чашку с кофе, да так и замершие на полпути. О ней ему упорно твердила всё та же Барбара. "Умница, красавица" и так далее. Вадим не обращал внимание, пока однажды не понял, что "Умница-Красавица" и та девушка с Бродвея, чей портрет рисовал Иннокентий – это одно и то же лицо. Он так часто думал о ней, что постепенно стало казаться, будто знает её давно. Почему-то было очень приятно думать о ней. Да нет, он не строил иллюзий, не воображал себе всякой дребедени… Точнее - старался не думать ни о чём таком. Особенно теперь, когда Костя попросил во что бы то ни стало привести её в студию. Это же просто невероятная удача, что они сегодня встретились! А он-то придумывал всякие варианты "случайной" встречи… Вадим строго-настрого запретил себе слишком "входить в роль" чтобы, не приведи Господь, влюбить в себя "Умницу-Красавицу". Вопреки призывам Станиславского "включить своё обаяние по полной", держался очень сдержанно и позволял себе самый минимум, параллельно раздумывая, верную ли тактику выбрал. Конечно же, он не забыл странного происшествия на кухне и, что греха таить, слегка побаивался раздумывать на эту тему. Чем дольше смотрел на неё сейчас, тем больше убеждался в том, что она наполовину где-то в другом месте. Временами, кажется, забывает обо всём вокруг, словно проваливаясь в прострацию – её лицо в такие минуты столь отрешённо, что Вадим не рискнул бы даже пошевелиться, а тем более спрашивать, что с ней происходит. Она будто витает в каких-то воспоминаниях, которые настойчиво настигают её снова и снова, и отделаться от них нельзя… "Такая красивая, такая печальная", - припомнилась строчка из любимой книжки детства… Что он всколыхнул в ней? И невозможно спросить ни о чём – скорее всего, уйдёт от ответа. И её не удержишь…
     -Сначала трудно было, - продолжила Маша через длинную паузу, - сутки на работе. Потом втянулась. Теперь – уже почти привыкла.
     -Сутки? – поразился Вадим. – Сутки через сколько?
     -Сутки через трое. С восьми вечера до восьми вечера. Я как раз шла с работы, когда начался этот катаклизм.
     -Чёрт, выходит, если бы я не подвернулся, ты сейчас спокойно отсыпалась бы дома?
     -Не бери в голову, - засмеялась Маша. – Не могу сказать, что я сутки без еды, сна и отдыха. Ночью мы, большей частью, спим, а днём - и чай пьём, и обедаем, и всё такое прочее.
     -Знаешь, я даже как-то успокоился.
     -Что, очень проникся нашим житиём? – продолжала смеяться Маша.
     -Я никогда не задумывался о том, как обустроен быт продавцов.
     -Обращайся, быть может ещё чем-нибудь расширю твой кругозор.
     -Обязательно.
     -Ты кури. По-моему, ты не решаешься спросить, не буду ли я против. Кури. Соседние столики курят, здесь хорошая вентиляция.
     -Пытаюсь бросить, - пожал он плечами и достал сигареты, - но пока не выходит. Работа нервная… А ты не куришь?
     -Нет. Никогда не курила, насколько я помню...
     Зазвонил мобильный в кармане у Вадима. "Wrong" группы Depeche Mode.  Маша знала, что по-английски "wrong" означает "неправильный, ошибочный, не тот" (вот только эта песня ей нравилась у "Депешей", единственная!). Интересно, он ставит звонки "со значением", или… Скорее всего, всё-таки "со значением" (начальство звонит ему "Танцем с саблями"!), потому что человек, который владеет английским, вряд ли поставит кому-то на звонок песню с таким названием (если, конечно, на то нет веской причины).
     -Прости пожалуйста, - сказал Вадим, - нельзя не ответить.
     И сказал в трубку:
     -Добрый вечер.
     (Прежде чем ответить, даже не взглянул на экран – значит точно знал, кто звонит!)
     -...А я должен был? Для чего?.. Люда – это бред. Мы вообще не имели права встревать. Они сами разберутся. Да, я в этом уверен… Ну, а дальше-то что? Серьёзно?.. Настя плакала всю ночь – ты её испугала вчера до смерти. Так нельзя с людьми, Людмила Филипповна, а тем более – с моей женой… Да Жанне Семёновне всё это как раз до фени. У неё, три месяца назад, был инфаркт, она собралась, через год, на пенсию, и предпочла бы спокойно доработать… Ты… пожалуйста, послушай… пос… Люда… Ты мне дашь хотя бы слово вставить? Спасибо большое. Самым разумным вариантом будет, если ты сейчас же позвонишь Жанне Семёновне и всё отменишь… Лиза извинится, я обещаю. Перед Таней, перед тобой – да перед кем угодно… Вооот! С этого нужно было начинать: тебе заведомо не нужны её извинения... Я? Иронизирую? Тебе показалось… Ну, хорошо, понял: убеждать тебя бесполезно, ты настроена на скандал. Вероятно, это очень скучно – быть женой крупного бизнесмена, я понимаю. Но, знаешь, можно найти развлечения более экологичные, сберегающие, так сказать, озоновый слой… Да, до встречи, приятно было пообщаться. И вам не хворать.
     Он нажал на кнопку и улыбнулся:
     -Ещё раз прости. Девушке очень хочется скандала, и мы все его завтра получим в лучшем виде.
     -Впечатление такое, что ты сейчас разговаривал не с мамой ученицы, а с давней приятельницей, - заметила Маша.
     -Я уже пять лет работаю у них репетитором. Мы такие с ней… приятели поневоле. Невыносимый человек, если честно… А давай я сам о себе немного расскажу, без наводящих вопросов?
     -Давай. Любопытно.
     -Тридцать три. "Скорпион". Гетеро. Сто восемьдесят пять с копейками. Вес точно не знаю, но не избыточный. Крещёный еврей. Это – вполне осознанный шаг, три года назад. Музыкального слуха нет, но петь люблю, - (Маша засмеялась), - Профессионально занимался плаванием, а в шестнадцать получил травму и со спортом пришлось завязать. Теперь хожу в бассейн лишь как любитель. Немного занимаюсь восточными единоборствами - тупо не хочу располнеть, потому что это – национальная черта. Любимые фильмы – "Изгой" и "Король говорит". Любимая книга – ты знаешь. Свободно владею английским, говорю на нём с кембриджским акцентом и это – полностью заслуга моей двоюродной сестры по отцовской линии. Она живёт в Британии с самого рождения, русский плохо знает, но постоянно его совершенствует, с моей помощью. Было время – на пару лет приезжала, хотела русского мужа. Объездила чуть ли не весь юг России, нашла себе тут красавца-казака, и уехала с ним обратно. За два года выдрессировала моё произношение, так, что до сих пор сама себе удивляется, когда по Скайпу разговариваем – у неё полное ощущение, что звонит на соседнюю улицу. Пытался изучать японский – бросил из-за нехватки времени. Немного знаю иврит. Из музыки – Прокофьев, Рахманинов, Шнитке, классика джаза, рок, drum&bass. Не люблю R&B (просто надоел он до чёртиков), группу "30 Seconds To Mars" и Америку, - он развёл руками. – Вроде бы всё. Что-нибудь вспомню – скажу.
     -"Скорпион"… - задумчиво проговорила Маша через паузу. – Всегда боялась и не любила "Скорпионов", обходила их за версту…
     -Я не кусаюсь.
     -Надеюсь, но это не главное… Ладно, забыли про зодиак. Почему тебе нравятся американский фильмы, но не нравится страна?
     -У них есть хорошие фильмы, согласись. Америка мне не то чтобы не нравится… - он недолго подумал и заметил в скобках: "Вот так брякнешь, не подумавши, а потом приходится философствовать!"
     И продолжил:
     -Я имел в виду Америку, как бренд. Мне не нравится американизация нашего общества. До идиотизма доходит. Штампованные звёзды в стиле R&B раздражают, девочки, не вылезающие из соляриев, мальчики с рэпом в наушниках… Не могу со всем этим смириться. Я люблю Россию и мне режет глаз то, как методично уничтожается русская культура – мельчает, стирается. Вот и русский язык не так давно, в очередной раз, испоганили (ты в курсе конечно). Да что там язык – наши пирожки американскими гамбургерами заменили!
     Маша кивнула:
     -Ты прав: это было бы смешно, если бы не было так грустно.
     -А против Америки, как страны, я, разумеется, ничего не имею. Законы у них работают, права и обязанности уважаются… Возможно, моя нелюбовь - это примитивная зависть: почему у кого-то реально работают законы, а у нас только "хотели, как лучше, а получилось как всегда". Вот и не люблю. Из чувства протеста. Вечный конфликт кошки с собакой, заключающийся в том, что виляние хвостом у них соответствует совершенно противоположным эмоциям. Согласно теории Чеширского кота.
     -Не стрижёшься ты тоже из чувства протеста?
     -Пожалуй. Первое время это всех нервировало, точно так же как отсутствие "кубанского" акцента, но теперь привыкли. Кстати, я стригусь. Но только чуть-чуть... Теперь - твоя очередь рассказывать о себе.
     Ему показалось, на какой-то момент, что Маша снова испугалась чего-то. Но то ли действительно показалось, то ли она быстро справилась с собой…
     -По той же схеме? – только спросила она. – Ну хорошо… - ненадолго задумалась. – Тридцать. "Близнецы" с асцендентом в "Деве". Гетеро. Рост - вполне "модельный", сто семьдесят пять. Вес - тоже не помню, не слежу за ним. Толстушкой никогда не была. 95-65-95 – меня Барби обмеряла, на спор, две недели назад, потому и говорю так уверенно. Языков не знаю, но зато у меня слух есть. Любимый фильм – "Остров" и, пожалуй, "Король говорит". Любимый сериал – "Сверхъестественное". Терпеть не могу красивых мужиков, а потому долго обходила стороной этот сериал: белозубые улыбки и широкие плечи главных героев вызывали отвращение. Но однажды, от нечего делать, включила и подсела – теперь фанатею, говорю, что только этим двум ребятам прощаю их модельную внешность. Очень люблю Мерилин Монро, ненавижу Скарлет О'Хара, фильм "Красотка", и вообще всё, что касается "фильмов для девочек", "книжек для девочек", "журналов для девочек". С большим интересом читаю, например, журнал "MAXIM detox". Терпеть не могу гламур и жёлтую прессу. Люблю рок, большей частью, современный, потому что от старого отдаёт нафталином, даже от Queen… - она сделала паузу. – Наверное, это всё.
     -А что за спор у вас был с Барбарой? – поинтересовался Вадим.
     -Я его кстати проиграла, потому что доказывала ей: мои пропорции индивидуальны и в рамки не вписываются.
     -В каком смысле "индивидуальны"?
     -Мне очень трудно подобрать одежду, потому что она сшита на немного другие пропорции.
     -95-95-95?
     Маша засмеялась:
     -Ты догадливый!
     -И ещё - что означает "с асцендентом в "Деве"?
     -Это значит, что в момент моего рождения Солнце находилось в знаке "Дева".
     -Это как-то высчитывается?
     -У меня таблица есть. Нужно знать дату рождения и точное время. Мне показалось, что ты не очень хочешь быть стопроцентным "Скорпионом"...
     -Нет, я хочу обогатить свой словарный запас магическими словами.
     -Например, словом "асцендент"?
     -Например. Девятое ноября, 18 часов 20 минут.
     -Я загляну дома в таблицу...
     Маша, по инерции,  собиралась продолжить фразу чем-то вроде "а потом, при встрече, скажу, какой знак у тебя в асценденте", но осеклась. "При встрече"? Кто-то кому-то назначает свидание?..
     Ливень униматься и не думал. Потоки воды по-прежнему лились с неба, сверкала молния, грохотал гром… Посидели немного молча. Стрелки ползли к одиннадцати, и персонал начал понемногу собираться домой. Каждый понимал, что нужно что-то сказать, но ничего придумать не могли. Вадим размышлял о том, как бы теперь, собственно, вернуться к разговору о ЦТЮ, но ничего не шло на ум. Он обнаружил, что ему очень нравится общаться с Машей (и даже молчать с ней нравится), более того – совершенно не хочется прощаться сегодня. Доселе судьба сталкивала его с женщинами другого склада. Его хронически не вдохновляло, когда девушки начинали кокетничать и говорить "какой ты умный" или "какие у тебя плечи", в то же самое время он терпеть не мог, когда его подчёркнуто игнорировали, относились, как к тупому самцу, которому от женщины нужно только одно... Он всегда распознавал любую тактику, справедливо считая, что все женщины по своей природе немного актрисы, а потому никогда не ошибался и не заблуждался. Маша слегка обезоружила его – вопреки ожиданиям в ней не было ни игры, ни фальши, она вела себя, как равная ему. Внешность обманчива! Машу не нужно разгадывать, как ребус, потому что, вроде бы, всё уже знаешь о ней, хотелось только быть рядом. Вадим сильно удивился, когда понял это. "Сегодня родилась дружба", - подумалось ему. "Стоп, нет, какая же это дружба? На дружбу это мало похоже. Это похоже на…", – дальше он запретил себе думать, потому, что это было бы уже чересчур.

* * *
     …Минут пятнадцать двенадцатого они снова вернулись в "Импрезу". Как раз в тот момент, когда шли к машине, позвонила Настя (Маша сразу это поняла, потому что в качестве звонка заиграла песня "Can't Take My Eyes Off You", которая звучала в любимом фильме его жены). Вадим буднично ответил, что скоро будет дома и добавил: "Ложись, не жди меня". Почему-то от этих его слов поползли мурашки по спине – то ли он произнёс их как-то по-особенному, то ли ещё что…
     -Знаешь, - сказала Маша, поборов мурашки, - а я решилась наведаться в этот ваш ЦТЮ. Хочу посмотреть собственными глазами. Как тебе идея?
     -Конечно я "за", о чём речь.
     -Ты расскажешь, к кому там следует обратиться, чтобы поговорить?
     -Давай вместе сходим. У тебя трое суток выходных, как я понял?
     -Завтра, суббота и воскресенье до восьми вечера.
     -Очень удачно. Что насчёт субботы?
     -Отлично. Суббота у них рабочий день?
     -Даже если не рабочий – все построятся, чтобы тебя встретить, не сомневайся.
     -Как ответственно… Мы должны будем продолжать эту игру: "Очарованная девушка" или необходимость отпала?
     -Ну, если ты хочешь повеселиться…
     -Быть может, немного отомстить. Подыграешь при случае?
     Вадим посмотрел на неё, улыбнулся и отвёл глаза.
     -Что? – не поняла Маша.
     -Подыграю. Я думал, ты пойдёшь по более простому пути, и популярно объяснишь Косте, что он – скотина, а потом продиктуешь ему свои условия.
     -Он скотина, - согласно кивнула Маша, - но я, почему-то, не сильно обиделась. Согласен подыграть так, будто мы переспали? Обещаю не лезть целоваться.
     На этот раз Вадим рассмеялся. Совершенно искренне.
     -Ради такого я даже согласен на поцелуи.
     -Но для тебя осложнений не будет?
     -Надеюсь, что до Настасьи вести не дойдут. А дойдут – всё ей объясню. Попытаюсь по крайней мере… Вообще-то она адекватно ко мне относится.
     -И что же, она даже не поинтересовалась, где ты до ночи пропадаешь?
     -Поинтересовалась. Она знает, что если я ей изменю, то юлить и оправдываться не буду, но если мне не задать наводящий вопрос – скорее всего, промолчу.
     -А ты способен ей изменить?
     -Почему нет? Все мужики – одинаковые сволочи.
     -Провоцируешь, вижу. А давай, теперь Я расскажу о тебе?
     -Мне обо мне?
     Маша кивнула. Как раз подъехали к её подъезду. Вадим заглушил мотор и заинтересованно повернулся в сторону собеседницы.
     -Весь внимания.
     Маша сделала паузу, и начала торжественно:
     -В школьные годы ты был звездой. Лучший мальчик школы, шёл на золотую медаль, - ("В результате её так и не было", - сказал Вадим), – мастер спорта. На тебя молились учителя и тренеры. Девочки – те вообще с ума сходили. Звёздная болезнь стала первопричиной травмы, из-за которой ты ушёл из спорта. Была больница, депрессия. И была девочка. Медсестра? – ("Ученица медучилища", - снова сказал Вадим, слегка обескураженный), - Которая поставила тебя на ноги. А потом она забеременела, вы поженились… Сколько вам было?
     -По восемнадцать.
     -Ты уехал учиться… В Краснодар? Всё было, в общем-то, хорошо, но, постепенно, вы стали жить каждый своей жизнью и, очень скоро, расстались. Года через три. Ты закончил институт с отличием, вернулся сюда… Часто видишься с ребёнком, скорее всего, он твой ученик… Вот и всё, пожалуй.
     -Ты экстрасенс? – поинтересовался потрясённый Вадим.
     -Нет. У нас была компания слегка чокнутых людей. Мы развивали наблюдательность и аналитические способности. Существует даже особый тренинг для этого – не знаю, откуда они эту методику взяли, но она работала. И работает, как видишь. Примерно как в сериале "Ясновидец" – все думают, что парень экстрасенс, а он просто очень наблюдательный.
     -С тобой опасно связываться.
     -Тебе – да, тебе – опасно. Ты мне интересен, а потому я буду тебя изучать, - она засмеялась. – Не делай такое лицо – я пошутила! Правда пошутила!
     -Ну, а дальше? Ты можешь сказать, что было со мной дальше?
     -Дальше – сложнее. Для того чтобы это выяснить, нужно как следует в тебе покопаться. Я не стану лезть тебе под кожу… Могу лишь добавить к сказанному кое-что, то, что лежит на поверхности… Только нужно ли?
     -Скажи, я обещаю реагировать спокойно.
     -Ты… - она помолчала и сказала, глядя в залитое дождём лобовое стекло:
     -Ты любишь кого-то. Очень сильно. Очень давно. Возможно, это чувство уже в прошлом, но оно оставило заметный след. Рубец, который так и не зажил… Извини.
     Долго молчали. Маша - от неловкости, Вадим – от того, что просто не в состоянии был сейчас говорить.
     -Я пойду, - наконец выдавила из себя Маша. – Уже поздно, у тебя завтра трудный день. Не думай о том, что я сказала. Я уже жалею, что выболтала тебе о нашей методике. Это секрет…
     -Ты прямо какая-то супер-девушка, Маша, - Вадим, наконец, обрёл дар речи. – С твоими фантастическими умениями можно фирму открывать и хорошие деньги зарабатывать. Не приходила такая мысль?
     -Деньги – зло.
     -Тоже верно. Давай обменяемся телефонами, чтоб не потеряться?
     -Я не помню свой номер, так что диктуй ты, - согласно кивнула Маша, вытаскивая из сумки мобильный. – Где мы встретимся в субботу?
     -Тут недалеко центральная гостиница. Давай там что ли?
     -Подходит, - Маша сохранила в памяти телефона продиктованный Вадимом номер и нажала "Вызвать". – Держи.
     -У нас много общего, - сказал Вадим, рассматривая высветившийся на дисплее номер. – Сотовый оператор, судя по всему, один и тот же, и номера начинаются одинаково.
     -Какую мелодию ты поставишь на мой номер?
     -Нужно подумать… Я не всем ставлю мелодии. Чаще всего мне звонят стандартно: Queen, "We Will Rock You" – "Мы – крутые! Мы – всех круче! Мы гоняем в небе тучи!".
     -Я действительно пойду. С ног валюсь.
     -Добежишь до подъезда?
     -Добегу… - она приоткрыла дверцу. – Спасибо за вечер. Это был приятный сюрприз. Не ожидала.
     -Взаимно, Маш.
     -Если надумаешь – ставь мне Гарбидж,  "Мне кажется, я параноик", не ошибёшься.
     Не поднимая глаз, Маша вышла из машины и захлопнула за собой дверцу. Вадим почему-то впервые обратил внимание на то, как именно она вышла. По всем правилам высшего света: сначала спустила на асфальт обе ноги, плотно сжав колени, и только после этого подхватила сумку и поднялась с сидения. Вряд ли кто-то её этому учил, просто ей так удобней… Она убежала под дождём в подъезд, светящийся жёлтым прямоугольником на тёмном фоне.
   
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
ФЛЭШ-МОБ
     Вадим закурил, облокотился о спинку. В мыслях его царил разброд. Он уже понял, где Машины окна – проследил, когда она бегала переодеваться (кстати, нужно не забыть забрать халат из машины, не то Наська найдёт и станет занудствовать) – и тогда, и сейчас свет зажёгся меньше чем через минуту, в одном и том же окне... Третье окно от двери в подъезд, первый этаж. Должно быть, она дорого платит за квартиру – первый этаж в этих широтах ценится. Было плохо видно через ветви растущих у подъезда кустов и деревьев, но он разглядел застеклённый, заросший диким виноградом балкон и мелькнувшую в проёме между гардинами женскую фигурку…
     Да, всё так и есть: впервые он увидел эту девушку на Бродвее, когда Иннокентий писал её портрет. Процесс творчества продолжался около недели и всю эту неделю Вадим, как какой-нибудь маньяк, приходил на Бродвей только для того, чтобы взглянуть на модель Иннокентия. Длинные тёмные волосы, собранные в косу, мягкий взгляд и необъяснимо грустная улыбка – красавица с идеальной фигурой, движения мягкие, завораживающие... Приходил, несколько минут стоял поодаль, возле одного из каштанов, и уходил. Не понимал, почему приходит, не понимал, что за удивительное, беспричинное чувство возникает при взгляде на неё – умиротворение, спокойствие… Так бывает, когда долго-долго что-то ищешь, а потом находишь. Никогда доселе он не ощущал ничего похожего по отношению к девушке. Он не пытался анализировать своё поведение - скорее всего потому, что опасался поставить себе слишком однозначный диагноз. Да, ему, как и герою Мураками, давно не 15 и просто так он уже не влюбляется. Всё верно… Возможно, его пугали неожиданные открытия в собственной душе, а потому, как только узнал, где она работает, стал обходить этот магазин стороной. Прежде Вадим почему-то ни разу не попадал туда в смену Маши, хотя бывал в магазинчике достаточно часто – тот находился как раз на пути от школы к дому, и заходить в него гораздо удобней, чем специально ездить за продуктами на рынок или в гастроном на соседней улице. Товар тот же самый и даже, нужно отдать должное директору заведения, нередко более разнообразный и более свежий, благодаря прямым поставкам, но... он всё же ездил в гастроном или на рынок, а если заходил в магазинчик, то опять же лишь для того, чтобы увидеть Машу… Прекрасно понимая, что поступает глупо, Вадим никак не мог заставить себя, скажем, подойти, заговорить с ней – напротив, старался "слиться с интерьером", "смешаться с толпой". Завтра он, наверняка, снова благополучно сделает крюк до центрального гастронома. Хотя… После сегодняшнего вечера, возможно и нет.  "Если бы у меня была такая жена, - вдруг подумалось Вадиму, - я бы не позволил ей работать в магазине. Пусть уж лучше дома сидит, с детьми. Работать за неё буду я". Подумал и удивился своим мыслям. Ничего подобного ему в голову никогда не приходило. Возможно, потому, что никогда не встречал такой девушки…
     Дом, где она жила - старый, в нём, наверное, высоченные потолки, и деревянные ступени сами по себе скрипят и кряхтят по ночам… Страшно ей бывает, пожалуй… Девушка-загадка… Сегодня она поразила его воображение, как никто и никогда. Часто думая о ней, он дорисовал и домыслил не совсем верный образ. Точнее - образ в корне не верный, не имеющий ничего общего с действительностью! Стереотипы сыграли злую шутку. Примеров в его жизни было хоть отбавляй и, исходя из собственного опыта, он предпочитал любоваться красавицами издалека. Ну кто же мог подумать, что ей нравятся те же книги, фильмы, да и вообще, похоже, они говорят на одном языке!.. Такого с Вадимом не случалось. Чёрт возьми – как бы не получилось с точностью до наоборот: должен был очаровать девушку, а сам насмерть втрескался… Миллион лет не влюблялся, и потому есть чего опасаться…
     С "Наськой", до недавнего времени, у них были ровные, дружеские отношения и он вполне понимал её самоотверженную преданность профессии учителя. Именно такие педагоги, как Настя, на заре Советской власти, организовывали Коммуны для беспризорников, ехали по комсомольской путёвке в глухие сёла, воевать с неграмотностью… Когда-то Настя приехала в их город после института. Кто-то рекомендовал её Жанне Семёновне как талантливого молодого педагога. Девушка жила в общежитии и стойко сопротивлялась неустроенности своего быта. Совсем крошечная, худенькая, черноглазая, она сильно напоминала актрису Вайнону Райдер… У Вадима дрогнуло сердце, хотя мало кто из его друзей одобрял это. Не одобряла выбора и Барбара, но Вадим никого не слушал. Как-то вдруг ему стало абсолютно безразлично, что скажут окружающие. Взяли и расписались. Просто расписались, без свадьбы и торжеств. Правда, мама немного расстроилась: девушка-то с кавказско-казацкими корнями... Но что уж тут горевать – к тому времени он уже был православным христианином, бывал на исповедях, причащался (вот только не постился, понимал, что на траве, с его графиком, долго не протянешь – лишь старался в пост избегать "убойную" пищу)…
     Всё бы хорошо, но примерно через год после того, как в паспорте появился новый штампик, Вадим убедился в том, что Настя – совершенно лишний человек в его жизни. Он ни минуты не жалел о своей женитьбе, как о свершившемся факте, но девушка была явно не та – они не чувствовали друг друга, хотя упорно добивались взаимопонимания, ну хоть плачь! Как следствие, всё вдруг разладилось - Вадим ощутил это физически, но никак не мог разобраться, что же произошло, где и что он упустил, и как теперь с этим бороться.  Они не ссорились, им было по-прежнему легко вместе, часто ездили в отпуск, на всякие турбазы, и даже брали с собой Лизу… В поисках решения намечающейся проблемы, Вадиму пришло в голову поговорить с женой о ребёнке. Тогда показалось, что Настя на него за этот разговор обиделась. Вообще-то он прекрасно понимал, что в 23 года у целеустремлённой девушки могут быть планы более обширные, чем рождение ребёнка и разговор завёл лишь для того, чтобы в очередной раз попробовать разобраться в семейных проблемах. Нельзя сказать, что сам он мечтал о ребёнке - пока ему вполне хватало Лизы. Возможно, Настю обидела некоторая его отстранённость в разговоре на "детскую тему". Бог знает чего она себе напридумывала, но её ревность пошла по нарастающей – начала звонить по делу и без дела, забираться в его компьютер и телефон (он принципиально не регистрировался в социальных сетях, а то Настя наверняка подкорректировала бы даже список его друзей)… Множество раз говорил ей: если ревнуешь, то напрасно, если ждёшь подвоха – теряешь время, не изменяю, не вру. Действовало, но ненадолго. Она стала дико комплексовать по поводу своей внешности, часто повторяла фразу "не пара" – Вадим устал твердить, насколько равнодушен к мнению окружающих (моя жизнь касается только меня), но Настя не унималась. Однажды они (впервые) сильно поругались на почве всего этого. Их помирила Жанна Семёновна. Если бы не она, возможно, полтора года назад, развелись бы (у Вадима начали всерьёз сдавать нервы)… Их семья понемногу разваливалась, а скрепить узы, кроме семейного ложа, увы, было нечем, но и там таилось множество разногласий…
     Дома он был в половине первого ночи. Настя спала и даже Генрих не встретил (наверняка хозяйка опять позволила ему устроиться рядышком, на одеяле). Вадим прокрался в душ, а потом в спальню.
     -Появился, полуночник, - пробормотала сквозь сон Настя. – Который час?
     -Поздно уже, спи.
     Она обняла его, спрятала лицо у него на груди:
     -Тёплый, родной... Я скучала…
     -У мужа сегодня голова болит - драйверы нужно обновить. Так что не приставай.
     -Голова? Она болит не из-за той женщины, которая была тут вечером?
     -Женщины? – полусонно переспросил Вадим. – Из-за женщины голова... А какая связь-то? И кто тебе сказал, что тут кто-то был?
     -Связь прямая, по-моему. Даша видела, как ты вошёл в дом с какой-то женщиной.
     -Домработницы, - вздохнул он, - муха мимо них не пролетит. Их для этого и заводят? Во-первых, я был с девушкой. Женщины – они лет с сорока начинаются.
     -Я учту. У тебя есть ещё какие-нибудь аргументы?
     -Она визажист. Будет работать в ЦТЮ (я надеюсь). Столкнулся с ней на нашей улице, и как раз началась буря. Пришлось позвать её зайти, а потом довезти до дома, - монотонно перечислил Вадим. - Я ответил на поставленный вопрос?
     -А дальше?
     -Что дальше? Я никогда не говорил тебе о том, что ты – ревнивая мегера?
     -Нет, не говорил.
     -Прими к сведению.
     -Спасибо, Дима. Ну, а всё-таки?
     Он вздохнул:
     -Дальше… мы поехали в ЦТЮ  и устроили групповуху с участием всех его работников…
     -Дурааак! – возмутилась Настя и толкнула его в бок. – Эти твои скабрёзные шуточки! Фу!
     Вадим ничего не ответил. Ответом была тишина. Настя подождала немного, прислушиваясь к его дыханию.
     -Феноменальная способность мгновенно засыпать, - прошептала она. – Завидую. Научил бы…
     И, повернувшись на бок, закрыла глаза.

* * *
     Не в пример вчерашнему унылому настроению, с самого утра Вадим чувствовал себя прекрасно. Нет бы понервничать, как все нормальные люди! Вон, директриса – глотает таблетки, и нет гарантии, что в апогее будущей драмы её не увезут на "скорой". Лиза и Таня сидят сейчас на уроке, дрожат при одной только мысли о том, что их могут вызвать "на ковёр". Не исключено, что в скором будущем они снова подерутся…
     Утром Жанна Семёновна поймала Вадима у входа, и ещё раз повторила, что всем надо быть предельно внимательными. Оказывается, директор не спала всю ночь и разработала целый сценарий, который, с точки зрения Вадима, был вполне приемлем и разумен в нынешней ситуации. Разве что Вадим не разделял уверенности Жанны Семёновны в том, что в результате все тихо-мирно разойдутся. Пошуметь всё-таки придётся – любой скандал он, обычно, чует за версту.
     К назначенному времени Настасья Юрьевна опоздала, а всем присутствующим в кабинете директора, уже порядком надоело лицезреть друг друга. Директрисе проще чем кому бы то ни было: углубилась в какие-то бумаги. Паренаго-старшая восседала за т-образным директорским столом, напротив Вадима, и выстукивала пальчиками с французским маникюром джигу по полировке. Временами она поглядывала на Вадима (наверно было достаточно сложно, время от времени, не упираться в него взглядом – они сидели буквально глаза в глаза). Он намеренно выбрал самую смиренную позу (сложил перед собой на столе руки, как примерный ученик, и смотрел в сторону). Галстук историк из тридцатой школы носит довольно редко – либо исключительно под настроение, либо для того, чтобы подчеркнуть торжественность момента (чаще всего, момент он "подчёркивает" настолько, что учителя начинают, рано или поздно, похихикивать – по разным причинам и, в основном, невпопад – это раздражает директрису, и придаёт историку совсем уж непроницаемую серьёзность). В данный момент этот самый галстук выглядывал из верхнего кармашка его пиджака, как бы выражая настрой своего обладателя: а пошли вы все, мол! Вид у Вадима при этом был настолько одухотворённый, словно он присутствовал не на работе, а в консерватории (кстати, нужно отметить, справедливости ради, что одухотворённый вид ему ох как идёт, и возможно именно поэтому "грозная Паренаго" не может отвести от него глаз). Директриса много раз пыталась разговаривать с ним на тему этих галстуков в кармане, но всё без толку. Вадим Ефимович упорно не желает носить галстук как положено и сколько положено (галстук ведь полагается носить на шее весь рабочий день). А начиналось-то с утра более чем хорошо: явился такой свеженький, чистенький, при галстуке, рубашка, как не удивительно, ярко-белая - аж глазам больно… "Как не удивительно" потому, что он избегает одеваться в белое – как-то раз спросила почему – ответил: "Не заслужил я белых одежд, Жанна Семёновна", - подумала - пошутил, а у него глаза серьёзные, да такие, что стыдно стало, словно в душу влезла!.. Волосы зачёсаны назад, в строгий хвостик, ничего лишнего, ничего недостающего – картинка! – любо-дорого взглянуть. А теперь что??? "Ох, горе мне с ним", - мысленно вздохнула директриса. Впрочем, всё это она думала без неприязни, скорее наоборот. Непосредственный, независимый, умный, уверенный в себе Вадим нравился ей, и она не променяла бы его на какого-нибудь пай-мальчика, маменькиного или папенькиного сынка, исполняющего приказания начальства что называется "от и до". Поначалу - просто побаивалась, потому что считала: сын большого "шишки" наверняка ещё покажет норов и всю свою избалованность, он же привык, что ему всё подносят на тарелочке с голубой каёмочкой! Не ошиблась только в одном: свой норов он показал. Да ещё какой норов! И этим упорством, с которым всегда отстаивает свои интересы и интересы учеников, он уж очень ей приглянулся. Про "тарелочку" тоже поняла: этот привык всего добиваться сам, а попробуй "тарелочку" поднести – так обидится, что пожалеешь о своём поступке, словно преступление совершила (взять хотя бы эту шумную историю с назначением его исполняющим обязанности директора школы)… Лиза, его дочь, характером уж очень похожа на отца – точно такая же умная, независимая, упрямая. С ней сложно, но Вадим справляется. Ко всему, он стал заниматься репетиторством – некогда ему дома сидеть. В наше время нужно пошевеливаться – коли ты востребован, ценятся твои способности, твои мозги – пользуйся! Вот только, личная жизнь у него не совсем клеится. Директриса надеялась, что Настя эту его жизнь изменит и, кажется, неплохо ладят они, но уж очень вяло как-то для молодой, влюблённой пары. Слишком размеренно, слишком спокойно… Настя-то влюблена, тут и присматриваться не нужно, а вот он… Он то ли пожалел её, то ли ещё что-то… Директриса снова вздохнула и как раз в этот момент в кабинет вошла Настасья Юрьевна.
     -Извините, я опоздала…
     -Ждём только вас, Настасья Юрьевна, - веско произнесла Жанна Семёновна, поднимая голову от бумаг.
     -Я объясняла им задание на дом…
     -Садитесь, пожалуйста, вы всех задерживаете.
     Вадим положил ладонь на сидение стула рядом с собой. Настасья Юрьевна, опасливо покосившись на "страшную" Паренаго, села на указанное место между Вадимом и перекладиной буквы "Т" за которой помещалась Жанна Семёновна.
     Директриса отложила бумаги, и начала немного устало:
     -Я не стану повторять, что явилось причиной нашей с вами встречи сегодня. Все присутствующие в курсе событий.
     -Жанна Семёновна, мне кажется, нужно пригласить сюда Володю Стрельцова, - неожиданно бУхнула Настасья Юрьевна.
     -Зачем? – остолбенела директриса.
     В разработанный план ничего такого не входило, Настасья Юрьевна была подробнейшим образом проинструктирована, что ей положено говорить, но повела себя вопреки предварительным договорённостям.
     -Володя – единственный свидетель.
     -Свидетель чего?
     -Со слов, которые он передал от Тани к Лизе, начался конфликт. Мы допустили ошибку, не переговорив с ним.
     -Это ничего не даст, - Жанна Семёновна вопросительно посмотрела на Вадима.
     -Стрельцов лишь повторил то, что сказала ему Таня, - сказал Вадим спокойно. – Он знает ровно столько же, сколько и мы, и точно так же ничего не видел. Я попытался вызвать его на откровенность сегодня утром, но он заявил, что вообще не в курсе и попросил оставить его в покое, что я и сделал. На мой взгляд, если кого и приглашать, так это Таню…
     -Ни за что! Я не позволю! – тут же взвилась Паренаго. – Не знаю как вам, а мне хватает того, что Таню избили, и я не позволю, чтобы вы ей нанесли теперь ещё и моральную травму.
     -Лапина никого не била, - всё так же спокойно откликнулся Вадим. – У неё сорок второй размер одежды. Она физически не способна "избить". К тому же, у неё есть принципы.
     -Любопытно, что у неё за принципы. Перечислить сможете? – прищурилась Паренаго.
     -Могу, - совершенно непроницаемо сказал Вадим. – Только нужно ли тратить время на перечисление максималистических принципов ребёнка в пубертате? Лиза никогда не обидит того, кто слабее, например. Таня далеко не слабее её. Напротив, она – спортивная девочка, насколько я знаю, занимается плаванием и показывает неплохие результаты. Подтвердите мои слова, Людмила Филипповна, вы же в курсе того, что вашу дочь считают перспективной спортсменкой. Я знаком с её тренером, Аллой Алексеевной, и очень наслышан об успехах Тани Паренаго.
     -Попрошу вас не хамить мне, Вадим Ефимович, - сказала Паренаго-старшая.
     -Извините, я просто хотел восстановить справедливость, - смиренно согласился Вадим.
     -Лучше скажите-ка, что намерены делать, какие меры предпринять к зачинщице драки.
     -Лапина вызвалась сходить на приём к врачу, - Вадим мысленно отметил, что госпожа Паренаго слегка изменила формулировку: вместо глагола "избить" она употребила существительное "драка". Стало быть, не так уж уверена в правоте дочери. Возможно, дело-то и не в драке как таковой. Она не желает, чтобы Лизе это сошло с рук. Никто не смеет обижать Таню, тем более такие девицы как эта Лапина! Как же – внучка мэра! Подумаешь, какая цаца, уж и не скажи, что о ней думаешь – видали мы таких! Вадим не считал, что Таня придерживается того же мнения. Более того, он был уверен, что дело в одном только Володе Стрельцове, который малодушно ушёл в тень. Возможно, он из тех, кому льстит, когда из-за него ссорятся и дерутся. Парень поступил подло и, скорее всего, знает об этом. Оттого и отказался разговаривать утром с Вадимом. Такие типы всегда опасаются тех, кто заведомо сильнее морально. Планка их самомнения чересчур завышена, но ненадёжна. Необходимо постоянно укреплять свои позиции, и делается это, зачастую, за счёт унижения кого-то. Стрельцов всегда находится в центре, что бы не происходило. Популярность для него, как воздух, и он, не задумываясь, пройдёт по головам. Любопытно было бы узнать, не собирается ли Лиза, чего доброго, помириться с ним…
     -Она вызвалась сходить на приём к гинекологу, я верно поняла? – удивилась между тем Паренаго-старшая. – Сама?
     -А что в этом такого? Если человеку нечего скрывать, то он и не опасается того, что все его "скелеты в шкафу" неожиданно явятся миру.
     -Я, конечно, не врач, но немного разбираюсь в таких вещах, Вадим Ефимович. Если вы не в курсе, то примите к сведению: осмотр у гинеколога, в некоторых случаях, не даёт полной картины. Бывают различные индивидуальные особенности физиологического строения, когда невозможно стопроцентно утверждать – да или нет.
     -Я тоже так считаю, - заявила Настасья Юрьевна. – К тому же, медицинское заключение не играет никакой роли.
     -Не совсем понимаю ход ваших мыслей, Настасья Юрьевна, - строго заметил ей Вадим, соображая, как бы заставить жену замолчать, наконец. Он предчувствовал, что она намерена отстаивать свою точку зрения. Утром, когда пришёл на работу и выслушал наставления Жанны Семёновны, Настя поджидала его возле кабинета завуча и устроила там целую полемику на предмет драки между девочками. Она давно критикует его за слишком мягкое отношение к Лизе. Настя считает, что дочь вьёт из него верёвки и врёт напропалую. Кто-то из девчонок нашептал ей доверительно, что Лиза ходила домой к Стрельцову, когда там не было родителей, а потом рассказывала одноклассницам та-акое… Ну, допустим, насчёт "та-акого" Вадим не то чтобы сомневался – он знал, что дочь ему не врёт, а вся эта женская болтовня и домыслы стоят очень недорого… Признаться, он сильно удивился, когда Лиза вызвалась сходить на приём к врачу, "за справкой" – был уверен в том, что подобные действия девочка посчитает оскорблением. Раз вызвалась – значит она и в самом деле не врёт.
     -Хотите сказать, что я плохо знаю Лизу? – поинтересовался он у Насти.
     -Возможно. Володе скоро восемнадцать, - Настасья Юрьевна обратилась к Паренаго, – во втором классе он перенёс тяжёлую травму колена, полгода провёл в больнице, а осенью снова пошёл во второй класс. Теперь он уже практически совершеннолетний.
     Вадим толкнул её под столом.
     -Не затыкайте мне рот, Вадим Ефимович! Вы же сами прекрасно знаете, что я права. Мы можем навредить девочке, исковеркать психику…
     "Идиотка", - покачал Вадим головой, и все разом поняли, что он имеет в виду, хотя слово произнесено не было.
     -Она отрицает, что у неё были подразумеваемые вами контакты – со Стрельцовым и с кем бы то ни было, - сказал он вместо этого.
     -Конечно, она будет всё отрицать, - радостно сообщила Настасья Юрьевна, а Вадиму в этот момент захотелось немедленно схватить её, затолкать головой в раковину и включить холодную воду. – Они практически ничего не рассказывают родителям или говорят неправду. Они уже взрослые и стремятся сохранить за собой право на личную жизнь.
     Жанне Семёновне и Паренаго-старшей ничего не оставалось, как слушать перепалку. Они делали это по-разному: директриса, приходя во всё больший испуг, а грозная мамаша – не без интереса.
     -Вы замечаете, что изображаете Стрельцова этаким монстром? – поинтересовался Вадим. – Парень достиг "критического возраста" и, из интереса, склоняет шестнадцатилетнюю девочку едва ли не к сожительству! Чушь! Это не про него. Он из той породы людей, которая предпочитает делать своё дело "тихой сапой". Такой, скорее, станет домогаться соседок по лестничной площадке, чем рисковать в школе. Ведь могут быть и ПОСЛЕДСТВИЯ, которые повредят его репутации! Я на сто, на двести процентов уверен, что у Лизы ничего не было с Володей, и быть не может.
     -Скажите пожалуйста, Вадим Ефимович, - вступила в разговор Паренаго-старшая, - вы во всём этом уверены потому, что сами побывали на месте Стрельцова? Сколько лет вам было, когда родилась Лиза?
     Возразить Вадим ничего не мог. Доказывать что-либо, а тем более оправдываться, было бы глупо.
     -Восемнадцать, - сказал он и перехватил виноватый взгляд директрисы, - но проводить параллели…
     -Отчего же мы не будем проводить параллели? – перебила Паренаго. – На мой взгляд, параллели тут как раз и напрашиваются. Настасья Юрьевна, как вы считаете?
     "Англичанка" покраснела и промолчала.
     -Что же вы, Настасья Юрьевна? – театрально удивилась грозная мамаша. – Вы так хорошо выступали, я думала, что мы с вами – единомышленницы. Володя Стрельцов – красивый, умный мальчик, отличник, спортсмен, победитель межшкольных олимпиад. Ко всему, он ещё и герой, как выясняется – одолел такой недуг, серьёзную травму! Что там было, перелом какой-нибудь? - (Настасья Юрьевна кивнула, подтверждая) - И у него, наверное, до сих пор в ноге стоит какая-нибудь титановая скобка - девочки таких обожают. Вадим Ефимович, в недалёком прошлом, я уверена, был точно таким же всеобщим любимчиком. Или даже не "точно таким же", а… - она задержала на Вадиме прищуренный взгляд. – Да, пожалуй, вы, Вадим Ефимович, в Володином возрасте, могли бы дать этому смазливому маменькиному сынку сто очков вперёд. А?
     -Вы… вы не имеете права так разговаривать с преподавателем, - пискнула Настасья Юрьевна.
     -А теперь, я бы хотела несколько слов сказать и вам, Настасья Юрьевна, - снова перебила Паренаго-старшая.
     "Ну, вот и началась у нас "раздача слонов", - подумал Вадим и усмехнулся, предчувствуя, что с минуты на минуту разразится жуткий скандал. Это его почему-то веселило.
     -Давно хочу побеседовать с вами, как с классным руководителем, - продолжала Паренаго. – К сожалению, это ещё ни разу не удавалось, так как после каждого родительского собрания вы куда-то торопитесь, отделываетесь общими фразами…
     -Я всегда задерживаюсь, если у родителей возникают вопросы, - попыталась возразить Настасья Юрьевна и переглянулась с директрисой.
     -Посещая каждое собрание, - тут же парировала Паренаго, - я не могу припомнить ни одного случая, когда бы вы задержались. Но не суть важно. Я скажу по существу вопроса. Меня длительное время интересует ваша нестандартная манера общения с учениками. Они ходят с вами в "Лингво", засиживаются до поздней ночи… Как это прикажете назвать? "Кружок английского языка" или "Дом свиданий"? Что ближе по определению?
     -Вы обещали говорить по существу, - заметил Вадим как бы между прочим.
     -Попрошу мне не указывать.
     -Простите.
     -Кстати, я намерена поставить перед мужем серьёзный вопрос относительно ваших занятий с нашей дочерью, Вадим Ефимович. У меня нет претензий к вам, как к преподавателю, но ведёте вы себя, мягко говоря, невыносимо по отношению к нашим работникам, на вас жалуются горничные. Вы пользуетесь тем, что у Конфуция Исидоровича идея-фикс: он мечтает вырастить из Тани девушку высшего света, свободно говорящую по-английски и идеально знающую свой родной, русский. Конфуций Исидорович вас боготворит, чего вы, разумеется, ни в коем случае не заслуживаете. Пикантная смесь ума, интеллигентности и утончённого хамства! Лишь у вас в классе может ходить в лучших ученицах такая беспардонная девица, как Лиза. Ах да, простите, я забыла – она ведь, кажется, ваша дочь?
     -Да что вы себе позволяете?! – вскочила Настасья Юрьевна.
     -Сядьте, наконец, - не выдержал Вадим, и за плечо, рывком, усадил "англичанку" на место. Жест получился достаточно грубым.
     Паренаго явно понравилось, что собеседники начали терять душевное равновесие.
     -Я, в общем-то, ничего не имею против Лизы, - сказала она, словно смягчившись. И повернулась к Жанне Семёновне. – Девочка попала под дурное влияние отца. Но подумайте сами: приходя в школу, этот храм знаний в кавычках, она наблюдает картины самые отвратительные, подвергается систематическому развращению духа. Моя Таня - девочка открытая, она часто рассказывает о том, что происходит в этих стенах. Меня возмущает, что и мой ребёнок посещает те же занятия, участвует в тех же дискуссиях, делает выводы и набирается непонятного опыта…
     -Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, - совершенно замороченная Жанна Семёновна силилась разобраться, о чем ей толкует эта грозная мамаша, вполне достоверно состроившая озабоченность на лице.
     -Я имею в виду, Жанна Семёновна, - торжественно возвестила Паренаго, - эти отвратительные фильмы откровенно порнографического содержания, которые обсуждаются с преподавателем совершенно открыто, - последовал недвусмысленный кивок головы в сторону Вадима. – А уж об отношениях присутствующих тут молодых людей и говорить не приходится. Они обнаглели до такой степени, что совокупляются едва ли не на глазах у детей!
     Директриса открыла рот, да так и замерла. Настасья Юрьевна испуганно поглядела на Паренаго, всё ещё не до конца поверив в произнесённое ею. Потом перевела взгляд на Вадима. Тот лишь сокрушённо качал головой, глядя в полировку стола. Тогда "англичанка" вскочила и выбежала из кабинета. Всё произошло очень быстро, в атмосфере ужаса от только что прозвучавших слов. Хлопнула дверь за Настасьей Юрьевной и директриса вздрогнула, как от выстрела.
     -Я конечно не надеялся, что мы сможем понять друг друга, - начал Вадим слишком тихо и ещё более спокойно, чем говорил до того момента (от этого его спокойствия почему-то хотелось забиться в самый дальний угол и закрыть голову руками), - но мне казалось, что четверо взрослых людей разберутся в детских недоразумениях. К сожалению, я ошибался. Вам нужно было непременно сделать ей больно? Поздравляю, вы добились своего. Satisfaction?
     -Ва-адим, ну зачем ты хамишь? – беззвучно прошевелила губами Жанна Семёновна и положила под язык нитроглицерин.
     -Вы голословно обвиняете человека, даже не удосужившись вникнуть в суть тех фактов, которые перечислили. Да кто дал вам право оскорблять людей, которые, между прочим, исправляют огрехи в воспитании чужих детей? Дети предоставлены сами себе, они ужасающе одиноки! Им не с кем говорить о том, что их действительно волнует, они боятся быть собой дома и потому идут в сомнительные компании, где все точно такие же, как они сами. Они вынуждены искать ответы самостоятельно, набивать шишки и спотыкаться. К сожалению, зачастую, когда они находят какие-то ответы, бывает уже слишком поздно и обратного пути нет. Поймите же вы это, наконец! Да, мы обсуждаем с ними фильмы, которые они хотят обсудить. Да, мы отвечаем на все их вопросы. На все, я подчёркиваю. Кстати, с каких это пор "9 1/2 недель", "Основной инстинкт", "Последнее танго в Париже" а, тем более, "Сердце Ангела" считаются порнографией? Весь мир смотрит эти фильмы, они постоянно мелькают в телевизоре – как, скажите, я могу запретить смотреть их? Я не Господь Бог! И почему я должен запрещать? Это – классика. Пусть смотрят, пусть задают вопросы, и пусть они получают ответы на свои вопросы от меня, нежели в той же самой сомнительной компании. А девушка, которую вы только что обидели, совершенно не заслужила такого обращения. Вам бы поучиться у неё общаться с детьми! Да она им Шекспира, Байрона наизусть читает, и они слушают! Вы вообще представляете себе, что это такое – заставить их слушать?..
     Вадим поднялся с зашатавшегося стула.
     -Желаю дальнейших успехов на ниве воспитания подрастающего поколения.
     Он направился к двери, но остановился, что-то припомнив.
     -Да, забыл сказать вам, что у нас с женой пока нет маразма, и мы в состоянии отличить "храм знаний" от собственной постели. До свидания.
   
* * *
     Вышел из директорского кабинета и сразу столкнулся с Таней Паренаго. Царапины ярко горели на её бледном лице.
     -Вадим Ефимович, - проговорила Таня, всхлипывая, - вы простите её пожалуйста. Она не слушала меня, я говорила ей, что это – только моё дело и мы сами разберёмся! Она считает меня маленькой и беспомощной, а себя – сильной, взрослой и умной. Мне так за неё стыдно! Это я во всём виновата, простите пожалуйста!
     Не дожидаясь ответа, девочка стремительно зашла в кабинет директора и дверь за ней с грохотом захлопнулась. Вадим остался один на один с секретаршей.
     -Она всё слышала, - сказала та. – Сидела под дверью и подслушивала. Я пыталась выпроводить её на урок, но куда там! Тут не всё слышно, но главное мы уловили.
     -Что ж, возможно, это и к лучшему, - вздохнул Вадим и, сев на край стола, вытащил сигареты. – Ты не знаешь, куда Настасья пошла?
     -Не пошла, а побежала. Она тут как торпеда пролетела… Сильно досталось, да?
     -Не так сильно, как могло бы, думаю. Настасье Юрьевне словно вожжа под хвост попала.
     -Кури здесь, я окно сейчас открою.
     -Спасибо.
     -Дай мне тоже сигаретку, пожалуйста?
     -Ты же не куришь, по-моему?
     -Напереживаешься за вас так – закуришь…
   
* * *
     Он нашёл Настасью Юрьевну в кабинете английского языка. По учительскому столу в беспорядке были разбросаны плакаты со спряжениями английских глаголов, алфавитом и ещё какими-то правилами, тетради и содержимое сумочки. Хозяйка сидела за столом и плакала, уткнувшись лицом в ладони. Подойдя, Вадим тронул её за плечо.
     -Я знаю, что сама во всем виновата, не расточай зря свой словарный запас.
     Она дёрнула плечом, заставляя убрать руку. Вадим вздохнул и отошёл к окну. Со вчерашнего вечера дождь так и не прекращался, но уже появились многообещающие голубые просветы среди мутно-серых облаков. Снова вспомнился вчерашний вечер, Маша, задравшая голову к надвигающейся туче (волосы переливаются на солнце, а глаза меняют цвет, превращаясь из голубых в серые, а из серых – в синие, словно во сне)… Какие же у неё глаза на самом деле? Вопрос на засыпку. Он, как мальчишка, боится заглянуть ей в глаза…
     -Почему ты всегда молчишь, когда нужно что-нибудь сказать? – сказала Настасья Юрьевна.
     Стоило только Вадиму риторически подумать, что женщины зачастую требуют от тебя диаметрально противоположных действий, как сзади послышался грохот. Он быстро обернулся и ещё успел заметить, как на пол полетели все наглядные пособия, тетради, подставка для карандашей, сумка… Это Настасья Юрьевна, в секундном порыве, смахнула на пол всё, что лежало у неё на столе. И вот, пишущая мелочь, линейки, ластики разлетелись в стороны, брякают, звякают, щёлкают и скачут по линолеуму, как кузнечики, обалдевшие от летнего зноя. Как удивились бы ученики, увидев свою жизнерадостную учительницу в таком состоянии! Она сползла со стула на пол и, всхлипывая, принялась собирать разбежавшееся имущество. Вадим собрался помогать, но "англичанка" оттолкнула его.
     -Я не стану извиняться, Настя, не жди. Мне не в чем каяться. Ты действительно сама виновата.
     -А ты - нарочно подвёл обстоятельства к тому, чтобы Паренаго меня унизила! Я должна была понять, наконец, какая я идиотка? Я нехорошо отзываюсь о Лизе, тебя это обижает и злит.
     -Перестань, - он воткнул в подставку для карандашей, которую держал в руке, подобранные с пола ручки и фломастеры. – Ты ерунду говоришь, я никогда никому не мщу, тем более девушке, с которой живу под одной крышей.
     Настасья Юрьевна жалобно всхлипнула, сидя на полу.
     -Что с тобой происходит весь последний год, ты можешь объяснить? Дёрганая стала, вечно на взводе – чуть что, в слёзы. Ты понимаешь, что всех нас выставила дураками сегодня? Ладно я, но Жанну Семёновну за что?
     -Ты вчера пришёл поздно, не стал мне ничего объяснять, а утром – дрыхнул, как убитый, когда я уходила на работу…  - Настя держала в руках целую стопку тетрадей – слёзы, стекая по её подбородку, крупными каплями шлёпались на полиэтиленовую обложку верхней из них.
     -Это ты так пыталась отыграться за вчерашнее?
     -Извини меня, а?
     -Не могу видеть, как женщины плачут. Чувствую себя при этом каким-то дефективным, - Вадим отвёл глаза в сторону.
     -Я только порчу всё, - её брови страдальчески надломились. – Лапин, зачем ты женился на мне? Я – истеричка и трудоголик! Я даже убраться в квартире не успеваю потому, что постоянно у меня какие-то дела… Видимся урывками…
     -Наська, - сказал Вадим вкрадчивым полушёпотом, - мы продержались с тобой целых три года в мире и согласии - я женился на тебе потому, что мой "Скорпионский" характер мало какая женщина выдержать может. Ты - первая не пыталась вносить коррективы. И что теперь? Ревность круглые сутки. Выходит, я в тебе ошибся?
     Настя всхлипнула, вытирая нос платочком.
     -Ты правду сказал мне вчера про ту девушку, которая к нам заходила? Ничего не наврал? Ну, конечно, кроме этих своих пошлых шуточек.
     -Я не врал, - ответил Вадим. Он не помнил, что именно говорил вчера Насте про Машу и не помнил никаких своих шуточек, но раз жена особо не докучает дополнительными вопросами – стало быть, информацию выдал исчерпывающую, хотя и в полусне.
     -Тогда мир, - сказала англичанка.
     -Ну и славно, - он наклонился, поднял с пола плакаты с правилами английского языка.
     -А она красивая.
     -Кто?
     -Ну, эта монстра, Паренаго.
     -Она ухоженная, как и все жёны олигархов. Ничего сногсшибательного. Плюс ко всему она – дура.
     -А ненависть откуда? Или она солидарна с горничными? Можно поинтересоваться, чем ты им так насолил?
     -Горничным?
     -Горничным, - подтвердила Настя и посмотрела на него, сидя на полу.
     -Я лишь вывешиваю на дверь расписание наших с Таней занятий. Раз идёт урок – заходить нельзя, под страхом смерти. Их это бесит. Согласись: все эти "кофе? чай? плюшки? пельмешки?" через каждые пятнадцать минут могут вывести из себя. Несколько раз высказал. Потому и затаили обиду.
     -А хозяйка за что ненавидит? Неужели ты... ей отказал?
     -Давай покончим с разговорами о ней.
     -Так значит – отказал?
     -Наська…
     -Отказал! – восхищённо воскликнула Настя, радостно улыбаясь, и призывно протянула к нему руки. – Мой роковой мужчина!
     Вадим поставил её на ноги, легко подхватив за подмышки.
     -Называется: отомстил авансом! – продолжала восхищаться Настя.
     -А знаешь, о какой мести я сейчас подумал?
     -О какой?
     Вадим улыбнулся:
     -Она сказала, что мы с тобой тут напропалую любовью занимаемся, а мы ни разу даже не поцеловались на работе. Обидно.
     -Один раз целовались.
     -Это когда?
     -Да в прошлом году, на Дне Святого Валентина. Забыл? Ты сначала прочёл всем лекцию о том, что это "не наш праздник" и мы не пойми что празднуем, но праздник зародился в Англии, а у нас – английская спецшкола, и праздновать его, вроде бы как нужно, по статусу. Ну а потом – очень поэтично поцеловал меня.
     -Поэтично? – хмыкнул Вадим.
     -Не цепляйся к словам.
     -Ну да, было что-то такое. И сразу же после этого мы с тобой ушли с праздника… Подозреваю, что в голове кое у кого в тот момент родились нездоровые предположения. Отсюда и обвинения в непотребном поведении – теперь я понял. Пошли.
     -Куда пошли?
     -Мстить пост-фактум.
     -Совокупляться на глазах у детей?
     -В мой кабинет пошли. Там стол тяжелей – с места не сдвинуть.
     Настя рассмеялась:
     -Ты спятил, наверно?
     -Пошли, говорю. Устроим местечковый флэш-моб в моём кабинете. Мы с тобой, в последнее время, действительно в каком-то болоте застряли. Нужно, говорят, разнообразить семейную жизнь – резвиться в дУше, снимать "home-video"...
     -Чтоо? – хохотала Настасья Юрьевна.
     -То! Вперёд, жена. Давай скорей отомстим ей, а то я взорвусь.

ГЛАВА ПЯТАЯ
ЦЕНТР ТВОРЧЕСТВА ЮНЫХ
     Кто-то предусмотрительный расстелил на ступеньках лестницы возле Центральной гостиницы субботний выпуск "Комсомольской правды", не забыв положить на неё и парочку камушков, чтоб бумагу не сдуло ветром. Теперь вот можно без особых хлопот сидеть на ступеньках, грея душу на тёплом граните, задавая себе вполне резонный вопрос: "Так где же всё-таки у человека находится душа, чёрт тебя побери?"
     Прикрыв глаза от яркого, тёплого майского солнца, сквозь ресницы Вадим наблюдал за размалёванными девицами, слоняющимися туда-сюда по автостоянке. Ни одна из них не реагировала на него, как на потенциального клиента. Более того, казалось, что девочкам Вадим представляется кем-то вроде коллеги, поскольку занимает место на вверенной им панели. Покопавшись в памяти, Вадим припомнил, что в "Центральной" разместились какие-то заезжие "фанерные звёзды", нагрянувшие со своим "чёсом" в тёплые края. Пара-тройка представлений в городе и его окрестностях – и "звездуны" двинутся дальше… Ага, фурии с автостоянки всё-таки поглядывают в его сторону – скорее всего, вычисляют, кто из знаменитостей гомо, чтоб не проколоться в решающий момент. Того и гляди – подкатят отношения выяснять.
     -Привет! – услышал он, и разлепил глаза.
     К счастью, это были не "фурии", а та, кого ждал – Маша. Как раз в тот момент, когда он открыл глаза, она садилась рядом с ним на газету, подобрав подол длинной джинсовой юбки.
     -Сегодня ты снова копируешь причёску главного героя из того фильма?
     -Сегодня, и всегда по выходным. Привет.
     -Но в том фильме причёска была одной из причин, по которым героиня ненавидела героя.
     -Меня это не пугает.
     -У тебя настоящие кудри?
     -А то?
     -Между прочим, ты похож на модель. Только ты – настоящий. Весь настоящий.
     -В смысле?
     -Экзальтированные молодые люди. Бомонд. Зубы ломит от патоки. Каждый воплощает какой-то образ. Приклеенные улыбки, накачанные торсы… Ты не обижайся пожалуйста, что я тебя восприняла в штыки, тогда, на "Бродвее". Плохо рассмотрела.
     -Я не обижаюсь. Не сиди на камнях.
     -А я не сижу, это ты сидишь. Мы идём?
     -Конечно идём, - он затушил сигарету о ступеньку, поднялся и протянул Маше руку. - Я почему-то думал, что ты передумаешь и не придёшь.
     -Нет, если я решила, то не передумаю.
     -Ты не представляешь, как они все обрадуются.
     -Надеюсь. Я уж и забыла, как это бывает, когда кто-то тебе рад. Именно тебе.
     Вадим чуть было не брякнул: "Если я не стал прыгать и вопить от радости, когда ты пришла сюда сегодня, это не значит, что я тебе не рад – это лишь треклятая сила воли, которую мне пора ампутировать к чертям собачим!"
     -Ты всё ещё хочешь отыграться на Станиславском? - спросил он.
     -Всё ещё хочу, - кивнула она. - Но сегодня у меня уже меньше решимости… Я вообще отходчивая. Поможешь? Женское самолюбие, знаешь ли…
     -Только не нужно меня фейсом об тэйбл, если я позволю себе какую-нибудь вольность. Обещаешь?
     -Договорились, - улыбнулась Маша. – Буду очень признательна, если получится его разыграть, и прощу тебе все вольности.
     Спустились по лестнице.
     -Как прошёл флэш-моб? – поинтересовалась Маша, проводив удивлённым взглядом окурок, который он педантично выбросил в урну.
     -Флэш-моб? – слегка обалдел Вадим, понимая, что она ничего не может знать, но эта её способность наблюдать и анализировать, так поразившая его в четверг, порядком сбивала с толку…
     -Ну да. Ты говорил, что у вас в школе намечается что-то страшное из-за того, что девчонки подрались.
     -Ах, вот ты о чём… что-то я сегодня туго соображаю…
     -Сам же говоришь – выходной. Даёшь отдых и волосам, и мозгам.
     -Аминь, - засмеялся Вадим. - Да, вчера мы изрядно пошумели.
     -Это не там тебя подстрелили?
     -Подстрелили в смысле чего? И снова извини за тупость.
     -Немного хромаешь, по-моему.
     -Я хромаю с семнадцати лет. Последствия травмы позвоночника, из-за которой ушёл из спорта.
     Маша очень смутилась.
     -Извини. Странно, что я ничего не заметила раньше…
     -Ничего странного – прошло много времени, я научился это контролировать, но сегодня суббота, и контроль отдыхает, как и мозги с волосами. У меня есть предложение поговорить о чём-нибудь другом. Например, о погоде, - сказал Вадим, как можно беззаботней.
     -Погода замечательная, - старательно подхватила она его тон. – И по тебе это заметно лучше, чем по барометру.
     Он засмеялся:
     -Что точно, то точно!
     "И, судя по всему, сегодня ты – далеко не пекинес", - добавила Маша про себя.
   
* * *
     ЦТЮ замечательно выглядит на зелёном фоне ив и чистеньких газонов. Ни дать ни взять – Швейцария! Вадим невольно почувствовал гордость – Машино лицо выразило такое изумление и восхищение! Как бы подчёркивая общую идиллическую картинку, в открытом окне второго этажа ("Это танцкласс", – высчитал Вадим) маячит силуэт: девчонка в голубых джинсах и лёгкой летней маечке, сидит на подоконнике, бесстрашно свесив ноги в пустоту. В руках у девчонки – толстая книга. У Вадима аж дух захватило: она ещё и читает!
     -Лиза! – крикнул он ей. – Это что, новый способ усваивания информации? Острые ощущения мобилизуют мозговую активность?
     -Добрый день, Вадим Ефимович!
     -Что читаем?
     -"Гамлет". На языке оригинала.
     -Настасья Юрьевна рекомендует подобные упражнения накануне экзаменов?
     -Это смотря что читать, Вадим Ефимович! А я как раз вас караулю!
     -За что мне такая честь?
     -Сейчас расскажу.
     -Прежде всего – слезь, пожалуйста, с подоконника.
     -Что? – не расслышала Лиза.
     -Get down from the windowsill. Now!
     -Уже слезла! – девочка с готовностью соскочила с подоконника внутрь комнаты. – Вы сюда идёте сейчас? – она высунулась из окна.
     -Да, и меня очень интересует, почему ты здесь, а не готовишься к экзаменам (хотя бы морально).
     -Так я же…
     -Погоди, зайду. Не нужно голосить на весь квартал.
     Лиза исчезла в тёмном проёме окна.
     -Твоя ученица? – поняла Маша.
     -Да, - кивнул Вадим.
     -Ты со всеми учениками так общаешься?
     -Как?
     -Как отец.
     Он улыбнулся.
   
* * *
     Лиза едва не сбила их с ног в самых дверях.
     -У меня такие новости! Тебе понравятся! – воскликнула она, чем очень удивила Машу.
     Не переставая улыбаться, Вадим представил:
     -Познакомься, Маша. Эта шумная особа – моя ученица, а по совместительству - дочь, Лиза.
     -Здравствуйте! – сказала Лиза и показала на Вадима. – А это – мой классный руководитель, и, по совместительству - папа. Чистой воды инквизиция.
     -Здравствуйте, - засмеялась Маша, наконец-то всё понимая. – Очень неожиданное знакомство!
     Вадиму, хочешь не хочешь, а пришлось извиниться и уступить настойчивости дочери, отойти с девочкой в сторону.
     -Послушайте, мадемуазель, - сердито сказал он, - вы преступаете все грани приличия! Если ты хочешь срочно что-нибудь сообщить мне – звони! Сколько раз повторять?
     -Ага, "звони"! Как бы не так! Я вчера весь вечер звонила – мне никто не ответил ни по домашнему, ни по сотовому – сотовый отключён, домашний - молчит. Выключили звонок, скорее всего. Вадим Ефимович, вы что, с Настасьей Юрьевной до сих пор из постели не вылезаете, как молодожёны?
     -Поговори мне ещё, - пригрозил Вадим лукаво сощурившейся девочке. – Нас в школе и без того уже прищучили: считают, что мы слишком откровенничаем с вами на "взрослые" темы.
     -Ну и что такого, что вы откровенничаете? Главное, делаете это с ведома начальства…
     -Что ты жаждала мне сообщить? – устало перебил он.
     -Вы с ней зря ушли – был настоящий спектакль! Представь только: Татка вся уревелась, поругалась со своей матерью, а потом извинилась передо мной, и попросилась переночевать. Её отец все телефоны оборвал.
     -По-моему, у тебя, наконец, появилась подруга.
     -Тебе тоже так кажется? – Лизе, похоже, нравилась эта мысль: у неё появилась подруга! Почти невероятно! – Пап, а ты в курсе, что она – эмо?
     -Разумеется. Я, если помнишь, несколько раз в неделю провожу в её комнате по два-три часа кряду.
     -И ты не против нашего общения?
     -Только не говори мне, что ты тоже решила податься в эмо. Не поверю.
     -Но мне нравится и эта музыка, и их внешний вид: чёрно-розовые тона, красивые чёлки…
     -…мальчики, похожие на девочек, - продолжил её мысль Вадим, - слёзы и сопли по поводу и без…
     -Ты такой циник, - вздохнула Лиза.
     -Но ведь должен же быть кто-то, кто скажет тебе правду?
     -Ладно, забудь. Я действительно не собираюсь становиться эмо.
     -Знаю. Ты закончила тут свои дела?
     -Не совсем. Я Барбару жду. Она должна мне сказать, что нужно для занятий. Кстати, Тата тоже хочет заниматься здесь хореографией. Вместе будем на занятия ходить.
     Вадим оглянулся на Машу. Та рассматривала знаменитое панно в фойе.
     Про это панно нужно, пожалуй, сказать особо. Оно – старое, огромное, мозаичное, а изображает, по всей видимости, достижения народов СССР за годы советской власти. Достигли мы за них, как известно, необъятных снопов пшеницы, смастерили трактора и комбайны, воспитали рослых девушек с корзинами винограда и яблок, сталеваров, монтажников, сварщиков и трактористов с торсами бодибилдеров и одинаковыми лицами манекенов, одухотворёнными общей идеей, далёкой от буржуазных изысков Пако Рабанна… Имелся на панно так же грузин с барашком, и ещё, почему-то, вьетнамец в характЕрной треугольной шляпе. А что самое невероятное – в центре композиции красовался большой чёрный паровоз с красной звездой на носу. Панно приводило в дикий восторг бродвейских художников, да и всех остальных, кто хоть немного разбирается в живописи, тоже сильно радовало – "развесистая клюква" социалистического китча, доведённая до абсурда! Когда Вадим увидел этот шедевр впервые, он, некоторое время, даже говорить не мог от культурологического шока, а все вокруг, во главе со Станиславским, глядя на него, покатывались со смеху. Маша, судя по всему, тоже была очень удивлена увиденным, она рассматривала панно внимательно, иногда склоняя голову к плечу, иногда отступая на шаг, и снова подходя поближе…
     -Кто это, папа? – Лиза кивнула на Машу.
     -Необходимый человек.
     -Симпатичный он, этот человек. А для кого этот человек необходимый?
     -Послушайте, остроумная девушка Лиза, а не соблаговолите ли вы ответить, где можно найти Станиславского?
     -Я думаю, что они сидят в зале: Константин Сергеич собирались прояснить кой-какие детали с осветителями.
     -Будь добра, позови его в гримёрную.
     -Сейчас! – прокричала Лиза уже на бегу.
   
* * *
     Кабинет руководителя ЦТЮ располагался за стеклянной дверью, рядом с гардеробом. Нужно подняться по небольшой, в четыре ступеньки, лестнице, и, собственно, открыть эту дверь с надписью "Посторонним В". Войдя, увидишь сначала ещё две лестницы – одну на цокольный, другую на второй этаж. Прямо по коридору – выход на сцену (слева) и две двери направо. На одной из них красуется табличка, распечатанная на принтере и прилепленная на скотч. Она гласит: "Станиславский К.С." (ниже, наискосок, приписка маркером: "Не верю!", а ещё ниже, карандашом: "Не веришь – не надо"). Дверь с табличкой приоткрыта. Вадим слегка подтолкнул её, она открылась, демонстрируя взору небольшой, аккуратный кабинетик.
     -Здесь обычно секретарша сидит, Женечка, Костина жена. Она и бухгалтер, и секретарша, и кто-то ещё – я не помню. Кабинет самогО – вон за той дверью, - он указал в глубь кабинета. - Там вечно бедлам. Женечка от этого очень страдает, ведь Станиславский строго-настрого запрещает наводить порядок – только пыль и влажная уборка, иначе порвёт, как Тузик грелку.
     -А кого я вижу! – донеслось до них вдруг. – Вы, господа, не меня ищете случайно?
     Из двери, находящейся справа, высунулась причёсанная на пробор русая голова и рука в закатанном до локтя рукаве рубашки. Маша мгновенно узнала "Пионера" и её захватили немного странные, неведомые чувства: вероятно точно так же чувствуют себя фанатки всяческих знаменитостей, впервые воочию увидевшие своего кумира. "Пионер" приветливо помахал рукой, точь-в-точь как делали, в своё время, члены политбюро ЦК КПСС, сходя с трапа самолёта.
     -Станиславский, собственной персоной, - отрекомендовал Вадим.
     -Очень рад, очень рад! Меня можно просто Костя.
     -Маша, - сказала Маша.
     -O'кей! Чем мы обязаны вашему визиту, Маша?
     -Вадим рассказывал мне о ЦТЮ. Захотелось зайти, посмотреть своими глазами.
     -А он не говорил, что нам нужны работники?
     -Нет, не говорил. А вам нужны работники?
     -Ох, нужны, Машенька! – Костя жестом пригласил войти в дверь, из которой высовывался. – Работа с детьми – самая сложная, и, в то же время, самая благородная на свете миссия. Здесь работают избранные, не боюсь этого слова, лучшие люди.
     Маша вошла в комнату первая. За её спиной Костя показал Вадиму большой палец, на что  Вадим только сдержанно улыбнулся. Огромное зеркало на стене и стоящие возле него два стола с лампами на "гусиной ноге", дали Маше предположить, что это, возможно, гримёрная.
     -Но я не уверен, что этот тип, - Станиславский показал на Вадима, - объяснил конкретно, зачем притащил вас во Дворец пионЭров. Он предпочитает сразу же брать быка за рога, не взирая на детали и личности.
     -Между прочим, я могу на тебя обидеться, - вставил Вадим. – Хватать быков за рога, не взирая ни на что – исключительно твоя прерогатива.
     -Да ладно тебе, - отмахнулся Станиславский и вручил Маше толстый, необъятных размеров фотоальбом, который до того лежал на одном из столов.
     -Это что такое? – с весёлым удивлением спросила Маша, пытаясь удержать на весу тяжеленный альбом.
     -Рояль в кустах. Прежде чем что-то решить, просмотрите фоты, - он тюкнул пальцем в альбом. – Здесь запечатлены лучшие моменты наших мероприятий – концертов, спектаклей, соревнований, эстафет…
     Маша попробовала водрузить альбом обратно на стол. Вадим предусмотрительно перехватил у неё ношу и положил на стол – иначе громадный талмуд просто вывалился бы из рук Маши и содержимое его рассыпалось.
     -Спасибо, - сказала ему Маша.
     -Собираемся вот, в следующем учебном году, сделать музыкальный миниспектакль по мотивам "Мастера и Маргариты". С балетом, знаете ли, и рок-музыкой.
     -Любопытно! – полувосхитилась-полузадумалась Маша, параллельно открыв альбом – с первой же страницы запестрели детские лица, улыбки от уха до уха, костюмы, поделки, корабли из спичек, мягкие игрушки, оригами... – А вы не боитесь, что вас постигнет участь многих людей, которые пытались ставить этот роман?
     -Вы имеете в виду ужасные, мистические происшествия? – улыбнулся Станиславский.
     -Ну да, в частности.
     -Боимся. Потому у нас тут всё из железа: нарочно, чтобы ничего не переламывалось и не горело. Оконные стёкла и те из дюралекса. Занавес – два железных листа, кресла в зале из нержавейки, и кругом – резиновые коврики для заземления…
     Костя выдержал паузу. Должно быть, таким образом он производил своеобразный тест для нового человека.
     -Это розыгрыш? – спросила Маша серьёзно, не отрываясь впрочем, от просмотра фотографий в альбоме. Станиславский паузу затянул, а потому Маша посмотрела сначала на него, потом обернулась на Вадима, стоящего чуть позади её.
     -Не слушай его, - сказал тот. – Никакой нержавейки и резиновых ковриков у них, конечно, нет. Привыкай, если решишь тут работать: у господина Станиславского оригинальное чувство юмора. К слову: его постановочная концепция Булгакова является полной чушью.
     -Но-но! – перебил Костя. – Я бы попросил не употреблять слово "чушь" в этих стенах.
     Вадим мстительно улыбнулся.
     -Ты ничего не понимаешь в театре, друг мой, - ласково продолжал Станиславский. – А посему – заткнись.
     Он обратился к Маше и сказал полушёпотом, но чтобы Вадим расслышал:
     -Я ни за что не приглашу его в свой спектакль, даже несмотря на то, что он – мой друг, даже если он станет меня умолять или будет угрожать мне!
     Вадим хмыкнул.
     -Давай к делу, - сказал он вместо ответной реплики.
     -К делу так к делу, - охотно согласился Костя. – Вы, Маша, пока смотрите альбом, а я буду излагать суть дела, - и принялся расхаживать по гримёрке.
     Маша продолжала листать альбом. Вадим так и стоял тут же, и тоже смотрел фотографии. Он просто стоял, просто смотрел через правое её плечо, но с Машей творилось что-то невообразимое (наверняка нарочно встал тут, наверняка ждёт от неё каких-то действий! Чего бы нахулиганить, чего бы?). Точнее, творилось это с ней лишь где-то внутри, в районе диафрагмы. Там было щекотно и весело (бабочки?). Улучив момент, когда Станиславский находился справа по курсу и наверняка упирался в неё взглядом, Маша подняла правую руку и, ориентируясь только на боковое зрение, вполне уверенно, а главное – достоверно – провела ладонью по правой щеке Вадима, от подбородка выше, и запустила пальцы в его волосы. В ушах при этом зашумело, и голова слегка закружилась – должно быть от волнения. Вадим тут же, словно по условному сигналу (точно - он ждал!), положил руки ей на талию - они не лежали там статично, двинулись вниз (и остановились на бёдрах) - властно, но вместе с тем нежно, уютно и тепло ("Боже мой, - пронеслось в голове у Маши, - а он - это нечто! Ещё немного и я начну сходить от него с ума!"). Можно сказать, что она морально подготавливала себя к спектаклю под названием "Месть Станиславскому" всё утро. Подготовила настолько, что теперь вот пришлось сдерживаться (в диафрагме было слишком уж весело) - Вадим остановился… Почему? Ведь так хорошо начал... С другой стороны - пожалуй, действительно достаточно. Нужно знать меру. Он по-прежнему стоял за её спиной, очень близко, а его руки лежали на её бёдрах... Ох, голова действительно кружится, и волнение тут ни при чём...
     -Наше положение безвыходное, - вещал Костя, дефилируя дальше по гримёрке и расплываясь в довольной улыбке. – Нам очень нужен человек с художественным вкусом, который был бы в состоянии наложить самый элементарный грим. Маша, вы же знакомы с Барбарой, и наверняка знаете, что она – фантастическая танцовщица? Я был счастлив до небес, когда она дала своё согласие работать у нас – два дня в неделю по два часа она будет заниматься с девочками хореографией. Помимо этого, она пообещала посодействовать театру моды – научит наших моделей правильно двигаться по подиуму.
     Вадим куда-то отошёл. Впрочем, через несколько секунд всё прояснилось.
     -Садись, - он поставил ей стул.
     -Спасибо.
     Маша села. Так было, несомненно, удобней. Вадим же, недолго думая, сел на стол. Опять же – очень близко. ("Тю! Ущипнуть его что ли?")
     -У нас тут есть свои, доморощенные, гримёры и визажисты. Но согласитесь, нужен грамотный руководитель, наставник, быть может, на которого все будут равняться, с которого брать пример, - Костя сделал очередную качаловскую паузу и многозначительно поинтересовался:
     -Не хотите ли поучаствовать в благом деле?
     Изящные Машины пальчики проскользили сначала по Вадимову колену, и двинулись дальше, выше – пришлось уже просто стиснуть зубы. Чтоб ненавязчиво приостановить её, Вадим положил руку на эти пальчики ("Эй, девушка, постойте-ка! Запрещённый приём! Куда мне потом бежать прикажете?"). Простая, на первый взгляд, задача "разыграть Станиславского" оказалась затеей не из лёгких. Он держал Машу за руку и чувствовал, что безумно счастлив лишь одним фактом – сидеть и держать её за руку, сжимать в ладони хрупкие, лёгкие пальцы... "О, чёрт! А ты действительно втрескался, Вадим Ефимович!" Но мысль не испугала. Наоборот, даже, пожалуй, обрадовала.
     Маша оторвалась от рассматривания фотографий, подняла голову и посмотрела на Станиславского.
     -Что-что? – спросила она. – Я прослушала, извините.
     Прозвучало довольно тупо, а потому натурально. Даже Вадим поверил. При взгляде на выражение лица Станиславского (озадаченность, отчаяние, гнев) он чуть было не расхохотался. Огромного труда стоило выдержать серьёзную мину.
     -Я говорил, что... – промямлил Костя, по-видимому прозревая, что этих двоих, в данный момент, заботит только одно… - Нам визажист очень нужен, - он пошёл ва-банк. – Знаю, что вы работали в модельном агентстве. Не хотите поучаствовать в воспитании детишек?
     -А время подумать дадите? – спросила Маша и накрыла руку Вадима, сжимавшую её пальцы, своей маленькой ладошкой. "Да, прости, я переигрываю!" - она попыталась передать эту мысль Вадиму, коротко взглянув на него.
     -Дадим, конечно дадим, - торопливо закивал Костя, подходя и с готовностью заглядывая в фотоальбом. – Долго думать будете, Машенька?
     -День-другой… Какая тут у вас ставка? Вижу, небогато живёте.
     -Небогато, это точно, - он вздохнул. – Но мы сделаем всё возможное, чтобы вы были удовлетворены, - Костя многозначительно взглянул на Вадима.
     -Можно мне пройтись, посмотреть?
     -Конечно, конечно, Машенька. И даже проводника вам выделю. Дима, где твоя Лиза? Можешь ей позвонить?
     Вадим кивнул, кашлянул, выпустил Машину руку, которая так и осталась лежать там, где её оставили (там же осталась лежать и другая рука, которая до того накрывала Вадимову руку), и вытащил телефон. Говорить со Станиславским он был не в состоянии.
     -Костя, а можно экскурсию проведёт Вадим? – поинтересовалась Маша, водя пальцем вверх-вниз.
     -Видишь ли, у меня есть к Вадиму дело, и я хотел бы обсудить…
     -Лиза! – Вадим дозвонился. – Ты где? Всё ещё ищешь Станиславского! Не ищи, я уже давно его нашёл. Барбара пришла? Позвонила, перенесла встречу? Отлично. Значит, ты свободна. Забеги в гримёрку, солнце моё, дело есть. Спасибо.
     Через три минуты энергичная Лиза увела Машу на экскурсию по ЦТЮ (Маша продефилировала за ней походкой "от бедра" и напевая: "Эйч-Эйт – из зе уан фо ми!"). Вадим проводил её улыбкой. Он с удовольствием составил бы девушкам компанию, но непоколебимый Костя утащил его в свой, слегка захламлённый, кабинетик (предварительно закрыв гримёрку на ключ). Взору предстала давно знакомая картина: письменный стол возле окна, по полу хаотично разбросаны рулоны ватмана, вдоль стен стоят несколько стульев, на одном из которых помещается стеклянная пепельница, полная окурков. Окно - большое, с криво подтянутыми кверху жалюзи...
     Не успев ещё закрыть за собой дверь кабинета, Станиславский подскочил на месте от нетерпения:
     -Ты феномен, Лапин! Так быстро её уболтал. Сколько прошло? Три недели и она уже вся твоя? Едва брюки с тебя не срывает! Такая темпераментная? Колись немедленно, как ты её довёл до такого состояния! Песни поёт! Кстати, что это означает: "эйч-эйт", и почему оно для неё единственное?
     Некоторое время Вадим молча смотрел на него, а потом подошёл к окну, сел на подоконник и достал сигареты.
     -Ну, и чего ты столь загадочно молчишь? – Костя упёр руки в боки и остановился перед ним.
     -Нагнетаю обстановку, - он медленно затянулся и столь же медленно начал объяснять:
     -Что такое "H8" – точно не знает никто, кроме автора песни. А возможно, и он сам тоже не знает. Большинство нормальных людей переводит "Н8" как "высота" - "height" (слово "высота" здесь как бы составлено из двух частей - буквы "h" и числа "восемь", "eight"). Но одно дело - написать, а совсем другое дело - произнести или спеть. Автор поёт не "хэйт", а именно "эйч эйт". Загадка! А кое-кто убеждён, что это - зашифрованное имя Адольфа Гитлера ("H" - инициал его имени "Hitler", а "8" - число Гитлера в нумерологии). Вполне приемлемая версия, хотя бы потому, что речь в песне идёт о разрушении мира.
     -И? – Костя наморщил лоб, вытянул из Вадимовой пачки белую длинную сигарету и прикурил от его же зажигалки.
     -Отвечаю на вопрос, что такое "эйч-эйт".
     -Не пытайся мне мозги запудрить – я в курсе, что ты хорошо разбираешься в современной музыке. Давай, колись… Ффу, как ты куришь эту облегчённую дребедень?
     -А я не курю – я бросаю. Ты же сам просил сделать так, чтобы она захотела прийти в твой ЦТЮ. Она захотела и пришла. Моя миссия закончена. Теперь ТЫ убеди девушку в том, что ваши жалкие гроши – достойная награда за её труд.
     -Да, но каким образом тебе удалось её убедить прийти сюда? Вадим, говори – как затащил её в койку?
     -Секрет фирмы.
     -Но ты всё-таки скажи, давно встречаетесь?
     -Станиславский, отстань. Фирма не выдаёт своих секретов.
     -Сколько раз ты с ней Наське изменил? После какого раза она пришла сюда? Как она в постели, а? – не отставал Костя. – Мне просто любопытно, насколько внешность соответствует реальному содержанию.
     Вадим рассмеялся и по-прежнему молчал. Станиславский обиженно надулся и отвернулся.
     -Не скажу, дуйся, сколько влезет, - сказал Вадим. – Ты знаешь, как я ненавижу такие разговоры.
     -Кудесник, а ты можешь сделать так, чтобы она согласилась у нас работать? – обернулся Костя, идя на попятную.
     -Станиславский, ты обнаглел. Я не могу ей приказывать. Больше и пальцем не пошевелю. Дальше – сам.
     -Тебе же проще!
     -Ты по-русски понимаешь? - Вадим вытащил телефон, набрал номер Маши. – Маш, вы там ещё долго? Я тебя в машине жду. Хорошо, полчаса, - он нажал на кнопку. – Я бы на твоём месте не девчонку посылал провести экскурсию для нужного человека, а сам, со всех ног, кинулся бы рассказывать и показывать.
     -Так вы же сами меня с толку сбили! – возмутился Костя. – Щупались тут, как последние нимфоманы, понимаешь. Я ж всё подготовил, её все ждут – сидят по кабинетам в свой выходной. Лиза в курсе, я ж её не просто так позвал сюда сегодня…
     -Она мне сказала, что ждёт Барбару.
     -Ну да, Барби тоже должна была прийти.
     -У вас тут прямо синдикат какой-то! – заметил Вадим. – Ладно. Беру свои слова обратно – ты толковый руководитель и стратег.
     -То-то же. Сделаешь, о чём прошу?
     -Нет.
     -Барби была права – ты козёл.
     Вадим, махнув рукой, вышел из кабинета.
      
* * *
     Маша и Лиза вместе вышли из дверей ЦТЮ. Остановились попрощаться.
     -Он тебе нравится? – неожиданно спросила Лиза, чуть заметно поведя подбородком в сторону "Импрезы", стоящей на стоянке. Рядом с "Импрезой" стоял "Бэнтли", а Вадим разговаривал о чём-то с высоким седоватым мужчиной, судя по всему, водителем этой крутой тачки.
     -Было бы оскорбительно, по отношению к твоему отцу, утверждать обратное, - честно ответила Маша. – Во всех смыслах.
     -Какие у тебя планы на него?
     -Никаких.
     -"В принципе" или "пока"?
     -Я не знаю…
     -Мне очень хотелось бы, чтобы он влюбился в кого-нибудь вроде тебя. Да что там: я просто хочу, чтобы он влюбился.
     -Какой-то корыстный интерес?
     -Интерес. Но не корыстный. Он - зануда, въедливый зануда. До тех пор, пока в папиной голове одна работа, никому житья не будет. Мне – в первую очередь. Ты ему подходишь – умная, красивая. Вы хорошо смотритесь вместе, очень гармонично и, главное, ты очень нравишься его дочке, то есть, опять же мне. Ты видела его жену?
     -Нет, но наслышана.
     -Надеюсь, у тебя не сложилось впечатление, что она – любовь всей его жизни? Не верь, даже если кто-то станет тебя в этом убеждать. Терпеть её не могу. Она и как преподаватель – средненькая, и как человек – слабовата. Папа её за собой тянет, старается раскрыть её преподавательский талант, считает, что она способная. Но… я ей не верю. Постоянно пытается прыгнуть выше головы, соответствовать тому, что о ней говорят. У нас в школе есть киноклуб, где мы обсуждаем с преподавателями просмотренные фильмы – Настасья Юрьевна председатель этого клуба. Вообще-то всё это начал именно папа, у него отлично получалось, народ обожал наш киноклуб, но теперь он передал миссию жене, и она, своими бездарными спичами, в скором времени дискредитирует не только клуб, но и всю его идею. Я давно зову папу прийти на заседание, послушать, во что превратился его замысел – а у него нет времени. Ты не представляешь, в какой бред превратилось, например, обсуждение фильма "Inception"! Я несколько дней не могла смотреть на Настасью. Противно было, - она вздохнула. - Пообещай, что не станешь его отталкивать, если ВДРУГ?
     -Обещаю, но…
     -Мне этого достаточно, - удовлетворённо кивнула Лиза. – Я буду помогать, в меру сил.
     Они подошли к стоянке.
     -Пап, я на троллейбусе, - сказала Лиза.
     -Это почему? – удивился Вадим.
     -Да дело есть тут, неподалёку.
     Она поднялась на цыпочки, поцеловала в щёку.
     -Что за дело? – поинтересовался он строго, но от Маши не укрылось то обстоятельство, что Лизин "чмок" в щёку заставил Вадима чуть заметно улыбнуться. Ей очень понравилось, как при этом посветлело его лицо – всегда приятно убеждаться, что отец действительно любит своего ребёнка!
     -Папа, время четыре часа дня – могут быть у меня свои дела в субботу? Ну что ты как ревнивый муж?
     Маша улыбнулась.
     -Всем пока! – девочка махнула рукой и отправилась к остановке.
     -Какая взрослая у тебя дочь, – сказала Маша.
     -Шестнадцать лет. Ужас, какая взрослая и умная. Просто беда, - покачал головой Вадим, садясь в машину. – Смотрит американские сериалы и мотает их на ус – а я отдуваюсь… Понравилась экскурсия?
     -Не поверишь – мне захотелось тут работать. Совершенно грандиозная штука этот ЦТЮ, несмотря на смешное название. Во времена моего детства Дворец Пионеров не мог похвастать таким разнообразием студий и кружков по интересам. Хочу быть причастной.
     -Так в чём же дело – пошли, обрадуем Костю.
     -Я намерена его помурыжить пару недель. А лучше - месяц!
     -Ну, а сама-то выдержишь?
     -Хочется верить. Спасибо, что не раскололся, перетерпел все издевательства, - улыбнулась она. – Я понимала, что переигрываю, но что уж мелочиться…
     -Пожалуйста. Ты не переигрывала, сыграла очень достоверно. Станиславский поверил. Устроил мне допрос на тему, каким образом я так быстро тебя соблазнил. Больше всего я опасался испортить своей бездарной игрой твой триумф, а потому, большей частью, молчал.
     Маша, со смехом, отмахнулась:
     -Надеюсь, что до Насти ничего не дойдёт.
     -Не думай об этом. А почему ты запела эту песню?
     -Какую и когда? Плохо помню. Так всего много было, я так волновалась…
     -MUSE, "Эйч восемь – это для меня всё".
     -А! "Spaсe Dementia"! Я часто пою эту песню, когда хорошо на душе, ну или "гора с плеч". Не знаю, почему именно её. Она, как водопад.
     Вадим покачал головой.
     -Что? – спросила Маша. – Ты подумал: "Она – тоже с приветом"?
     Он засмеялся:
     -У меня это было написано на лбу?
     -Метровыми буквами.
     -Лоб как у Сократа. Ты мне льстишь. Куда тебя везти?
     -Ты ещё помнишь, где я живу?
     -Симпатичная пятиэтажка номер двенадцать – сливы под окнами, а на окнах – виноградная лоза…
     -У тебя хорошая память.
     -Не жаловались…
     "Импреза" уже въезжала во двор Машиного дома. Оказывается, ЦТЮ находится совсем рядом! Вот и отлично.
     -С тобой так легко, - произнесла Маша неожиданно даже для самой себя. – Это удивительно, особенно если учесть, что ты – "Скорпион", а я - не очень быстро схожусь с людьми, как и все интроверты…
     -Обычно все мне говорят прямо противоположное: "Как с тобой трудно!"...
     -Мы ещё когда-нибудь увидимся?
     -Почему ты спрашиваешь? – спросил Вадим, помолчав.
     -Просто… Просто я уверена, что ты теперь исчезнешь. От тебя требовалось привести меня в ЦТЮ, ты меня привёл. На этом всё. Я же права?
     Вадим посмотрел на неё.
     -Ты права, - сказал он.
     Маша кивнула, как бы подтверждая непреложную истину.
     -Спасибо, - сказала она и открыла дверцу.
     -За что спасибо?
     -За честность.
     Маша вышла из машины, и, уже закрывая дверцу, спросила:
     -Можно мне не стирать твой телефон из телефонной книжки?
     -Твоё право.
     -Попрощались, как в кино! Удачи тебе, – сказала Маша. - Да, забыла сказать - у тебя асцендент в "Близнецах". Вообще-то это - лёгкий, воздушный знак, но, в соединении со "Скорпионом" он, скорее всего, даёт жуткий, противоречивый и непредсказуемый характер.
     Она захлопнула дверцу и пошла в подъезд.
   
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ШТИЛЬ
     -Вадим, - Людмила поджидала его возле выхода из дома семьи Паренаго. Должно быть, нарочно высчитала, когда репетитор должен выйти, - мы можем поговорить?
     -Я понимаю, что Конфуций повелел тебе немедленно извиниться, но не унижайся. Это лишнее. Я не обиделся.
     Прежде чем дойти до ворот, необходимо было идти по саду. Всё цветёт и благоухает. Очень романтическая обстановка…
     -Не обиделся? Мои глаза мне говорят совсем другое.
     -Твои глаза тебе врут. Ты хотела отыграться на Насте и ты на ней отыгралась. Я, возможно, злюсь на тебя за то, что ты обидела слабого, но не обижаюсь – точно.
     -Я хотела не извиниться, а объяснить.
     Он приостановился:
     -Хорошо, раз ты настаиваешь, объясняй.
     -Я вышла из себя. Увидела Танюшку с расцарапанным лицом и разозлилась.
     -А меня почему не послушала? Я, если помнишь, просил не вмешиваться.
     -Говорю же – разозлилась…
     -Люда, я всё прекрасно понимаю, но победителей не судят. Ты победила, я склоняю голову.
     -Ты признаёшь поражение? – удивилась Людмила.
     Судя по всему, такой вариант в её планы не входил, и она впала в лёгкий ступор. Вадиму это понравилось.
     -Но что мне сказать Конфуцию? - спросила она рассеянно.
     -Скажи, что я паясничал, насмехался, издевался, превратил ритуал с извинениями в фарс. Неужели нужно тебя учить?
     -Ты? Паясничал? Ты умеешь?
     Вадим усмехнулся, но промолчал.
     -Мне передать ему, что ты извинений не принял или можно сказать, что конфликт улажен? – настойчиво вопрошала Людмила.
     -Ну, если хочешь, передай, что я не обиделся.
     -И это всё?
     "Зависла, - подумал Вадим. - На что жмём? "Escape"? Или "Alt-Ctrl-Delete" и выбираем "снять задачу"?" Выбрал последнее.
     -Ты действительно так его боишься или он для тебя – ширма, за которой удобно прятаться в случае чего?
     -Я его не боюсь, и он – не ширма. Он попросил извиниться, да я и сама знаю, что была не права.
     -ПРИКАЗАЛ извиниться.
     -Нет, попросил.
     -Я могу идти? – спросил Вадим, выдержав небольшую паузу.
     Людмила вздохнула.
     -Разговаривая с тобой, не могу отделаться от впечатления, что ты надо мной насмехаешься. Всегда. Я знаю, что не очень умная, мне даже дочка об этом говорит, но ты мог бы делать мне небольшую скидку – жена олигарха, живое воплощение анекдотов о блондинках – почти то же самое, что инвалид.
     Вадим рассмеялся – это была первая действительно остроумная фраза, услышанная им от Людмилы.
     -Я всегда делаю тебе скидку, можешь мне поверить, - сказал он. – Ты похожа на экзотический цветок, на который у меня аллергия. Не то чтобы острое неприятие, но слишком близко к тебе лучше не подходить - любоваться издали.
     -Твоя аллергия обострилась прошлой осенью? – уточнила Людмила. – Если да, то я знаю причину.
     -Вполне возможно, я не анализировал. Так я могу идти?
     -Можешь. Конечно можешь.
     -Спасибо, - он повернулся и пошёл к воротам.
     Людмила постояла немного, глядя себе под ноги, а потом неторопливо направилась обратно к дому...
     Вадим не привирал и не преувеличивал. Например, он вполне мог засмотреться вслед Людмиле или (что греха таить) с трудом отдирать взгляд от её груди размера "D" или позволить себе всякие… крамольные мысли, но шагнуть куда-то дальше и глубже – увольте. До "прошлой осени" всё было немного проще, а теперь, к сожалению, приходилось учитывать определённые обстоятельства...
     В один прекрасный вечер Вадиму позвонил Конфуций Исидорович и попросил доставить его жену домой с банкета. Оказалось, что господин Паренаго крепко выпил, но непредусмотрительно отпустил шофёра. Теперь до водителя не дозвониться, а "Людочке" нужно спать, у неё режим, но отправлять её на такси не в стиле Конфуция Исидоровича. Не будет ли Вадим Ефимович так любезен, не подвезёт ли Людочку до дома? Вадим как раз закончил занятия с Таней и был относительно свободен – отчего бы не уважить шефа (тем более, за отдельную плату)? Заехал по указанному, загородному, адресу, забрал Людмилу и, вполуха слушая милое щебетание глупенькой подвыпившей блондинки (она тут же призналась, что нарочно упросила мужа обратиться за помощью именно к Вадиму, хотя Конфуций Исидорович всегда был противником подобных просьб по отношению к своим работникам. Господин Паренаго не допускал, чтобы зависящие от него люди выполняли какие-то его личные, не относящиеся к их непосредственной работе, поручения только из своего зависимого положения), повёз диву по месту прописки. Вообще-то он избегал оставаться с Людмилой наедине, но не стал отказывать хорошему человеку (Конфуция Вадим знал уже много лет, они не раз "пропускали рюмочку", у них было множество общих знакомых, да и в мэрии, с лёгкой руки Вадима, у Конфуция Исидоровича завелись хорошие, деловые связи…). Махнул рукой и понадеялся на свою силу воли, на которую никогда не жаловался. Должно быть, недооценил "диву" или всё же переоценил себя – примерно на полпути Людмила внезапно схватилась за руль, чуть в дерево не въехали. Ухнули под уклон, в лесополосу, остановились в нескольких миллиметрах от очередного мощного ствола, в каких-то кустах. Пока Вадим, собственно, был занят ездой по пересечённой местности, Людмила набросилась на него, как голодная тигрица на добычу – ей было наплевать на то, что они на волосок от гибели. Пассажирка, как оказалось, отличалась ловкостью рук и проворством языка, в общем, момент был упущен. Ну, то есть, когда они остановились возле дерева, что-либо менять, в общем-то, было уже поздно. Вадим всё-таки попытался найти выход из идиотской ситуации, потому что вполне представлял себе возможные последствия. Честно сказать, мозги отключились сразу же (покажите мне идиота, который сможет в аналогичной ситуации включить мозги и объяснить дамочке с внешностью супермодели, почему он не желает, чтобы она делала ему… омлет!), но он всё же собрался с силами и выскочил из машины. Фурия ринулась вслед, истерично причитая: "Хочу тебя!" и вцепилась уже мёртвой хваткой. Единственное, что мог тут сделать Вадим – превратить фарс в самый обычный, но не унизительный для Люды, секс, здесь же, прямо на капоте его машины (она орала так, что из кустов вспархивали птицы). Одно дело – отвлечённые мысли, возникающие при взгляде на красивую девушку и рисуемые воображением живописные картины, но совсем другое дело - их воплощение в реальности, ведь из реальности как-то нужно выбираться… Он давно чувствовал эту пресловутую "искру", постоянно левитирующую между ним и Людмилой (пожалуй, с момента самой первой встречи), но даже и помыслить не мог, что когда-нибудь "отвлечённые мысли" обретут реальную почву. Девушка была из тех, от которых он когда-то панически бежал в женитьбу на  маленькой, глазастой "мышке". Это Вадим и попытался сформулировать, когда снова затолкал "диву" в машину, вырулив из лесополосы, и повёз домой. Но девушка была "под мухой", более того – в полном восторге от того, что он только что проделал, ничего не слышала, хотела только поцелуев, обещаний и… повторения (пыталась снова вцепиться в руль, но теперь-то водитель был начеку). Короче – полный абзац. Он довёз её до ворот дома, сдал из рук в руки охранникам (хорошо ещё, что были сумерки и никто не заметил, что гламурное, белое, сверкающее пайетками, безумно дорогое "миниплатье" госпожи Паренаго, со спины совсем не белое, а грязно-серое от пыли на капоте "Импрезы") и, как можно скорее, исчез. Буквально на следующий же день началось: она звонила ему на мобильный раз по пятьдесят в сутки, просила, умоляла, твердила про свою давнюю и, наконец осуществившуюся, любовь… Вадим снова и снова повторял "почему нет", но объяснения на неё не действовали, видимо в силу своей сложности. Тогда пришлось говорить на доступном ей языке – да, она ему тоже всегда нравилась и он, быть может, даже хотел её, но, получив желаемое, свой интерес утратил, "так что извини, ты мне больше не нужна". На этот раз подействовало (примерно через месяц нескончаемых звонков). "Дива" рыдала и теперь не звонила, а слала SMS, которые Вадим удалял, не читая. Вот тогда-то он и запаролил свой телефон сложной комбинацией букв и цифр, потому что подозревал: Настя засовывает туда свой носик и, главное, подозревает, что с Паренаго у него "не всё чисто". Не хотел разборок, не хотел слёз, не хотел выглядеть дураком, каясь в грехах… Ну, было и было – больше не повторится.

* * *
     Вадим с утра пропадал у Паренаго – Конфуций Исидорович решал какие-то организационные вопросы по подготовке к экзаменам и составлял расписание дочери на будущий учебный год. Разумеется, в обязанность Вадима входило присутствие на таких мероприятиях. Настю сильно раздражало такое рвение мужа в воспитании чужой дочери. Да-да, конечно, неправильно выразилась – не "рвение", а добросовестное выполнение доверенной ему работы. В конце концов, Паренаго платит очень неплохие деньги, а любую работу Вадим всегда выполняет добросовестно, за что Конфуций Исидорович его буквально боготворит (например, едва только начались разговоры о том, что преподавателям вскоре запретят дополнительные занятия с учениками школ, в которых они работают, Таню решили перевести в гимназию, лишь бы только Вадим продолжал с ней заниматься). После скандала в школе и попытки Тани уйти из дома, Конфуций Исидорович принёс персональные извинения и Насте, и Вадиму, более того, обязал так же и жену извиниться перед ними. Та позвонила Насте на сотовый, сухо попросила прощения, сказала, что была не права и положила трубку. Каким образом "грозная мамаша" извинялась перед Вадимом, остаётся только догадываться.  Должно быть, с глазу на глаз… Он, естественно, молчит, как партизан, словарный запас зря не расточает, а воображение рисует разнообразные "извинения" самым красочным образом, заставляя болезненно ревновать. Настя и без того ревновала Вадима ко всем женщинам мира, вплоть до киноактрис и радиоведущих… Она понимала, что жена Конфуция Исидоровича всего-навсего попала под раздачу: блондинка с бюстом четвёртого размера, обтягивающие кофточки, глубокие декольте, "минимальные мини" (определение из лексикона Вадима)… Но догадки к делу не пришьёшь, он, как назло, по-прежнему ведёт себя безупречно, даже на "очной ставке" в кабинете директора! Идеальный мужчина, очень сдержанный и интеллигентный. Его трудно в чём-то упрекнуть. Ну, разве что, дурацкие шуточки отпускает, да и то, если его достать по-крупному, как тогда ночью, в полусне… Настя вздохнула. Лапин – профессионал, очень хороший психолог – не проколется. Он вообще дисциплинирован, аккуратен. "Еврей, что поделаешь", - опять вздохнула Настя. Ей необъяснимо нравилось говорить, что она замужем за евреем, хотя, если хорошенько разобраться, еврейской крови в нём примерно столько же, сколько русской. От евреев он унаследовал свою сообразительность, аккуратность и дисциплинированность, от русских – широту души и доброе сердце, а всё это в совокупности рождает очень интересный и сложный характер, такой, что не поскучаешь… Она знакома с ним уже почти четыре года. Пришла в тридцатую школу после института, и сразу же, что называется, ПОПАЛА. Настю буквально "накрыло" – у Вадима гипнотическое, инфернальное обаяние, против которого не устоишь. Иногда он бывает грубоват и резок,  запросто может рубануть правду-матку прямо в глаза, не заботясь о дипломатии, чем обидит до глубины души, но... Как тут устоять, если он, поняв, что перестарался, тут же, совершенно искренне, извиняется. Конечно, извиняется он лишь в том случае, если поймёт, что действительно "перегнул палку", а если нет – можешь уреветься от обиды, можешь не разговаривать с ним месяцами, не подействует. Да, Настя влюблена в него, но, скорее всего, её чувства (были и есть) сродни преклонению перед талантом. Вадим моментально занял в её мировосприятии пьедестал под  названием "учитель моей мечты". Ему поручили помочь девочке освоиться и обжиться, что он и делал на протяжении двух или трёх недель, а потом вдруг предложил выйти за него замуж. Настя несколько дней после этого как зомби ходила, не могла поверить, что всё происходит наяву и, конечно же, сразу согласилась, почти сошла с ума от счастья. Красивый, умный - его было за что любить и было за что уважать. Она потянулась к нему неосознанно, как к сильному, надёжному, взрослому... О своих родителях Настя знала только то, что мать у неё - русская, родом из Ростова-на-Дону, а отец - армянин и негодяй (мать отдала её в детский дом в месячном возрасте)... С Вадимом, впервые в жизни, она почувствовала себя под надёжной защитой - как-то само собой получилось, что с самого первого дня знакомства он стал по-отечески её опекать. Такая маленькая, худенькая, глазастая девочка, совершенно одна на Земле - кто бы смог хладнокровно наблюдать за её героическими попытками бороться с суровой действительностью? Уж точно не Вадим. Тем не менее, очень скоро стало понятно: женился он совсем не потому, что Настя, вся такая обворожительная - он хотел, с её помощью, окончательно покончить со старой своей жизнью. Никогда не пыталась выяснить, что там, в этой "старой жизни" было, но понимала: она, Настя - полная противоположность прошлого Вадима. Сначала – испугалась открывшейся истине, потом успокоилась, разобравшись, что никто не собирается её позорить, "кидать", оскорблять добродетель. Напротив, с ней будут нянчиться, как с ребёнком, потакать капризам… Так и вышло. У неё появился не просто муж, а муж-отец, и первый год совместной жизни они прожили, что называется, "душа в душу". Когда перевалило за 12 месяцев, Настя понемногу отошла от первоначальной эйфории. Стала замечать однозначные женские взгляды на Вадима и ещё более однозначные – на себя, как на его жену, поняла, что, мягко говоря, в пару своему мужу не годится. К концу второго года измучилась чувством собственной неполноценности, а главное – ревностью. Ревность оказалась очень неприятной штукой.
     Но… прошло ещё полгода и у неё появилась тайна. Настоящая, ВЗРОСЛАЯ ТАЙНА. "Взрослую тайну" звали "Максим". Несколько лет назад, учась в педагогическом институте, Настя была влюблена в него. Тогда Максим её, казалось, не замечал, он был в эпицентре всех институтских событий – легче назвать те, в которых он не участвовал. По сути, даже в этот город Настя приехала лишь потому, что он был родным городом Максима, но встретиться довелось только год назад. Максим пришёл работать  в "Лингво", преподавать там испанский. Она так обрадовалась встрече! Ещё бы, студенческие годы, множество общих воспоминаний… К удивлению Насти, он сразу же назвал её по имени. Оказалось, что Максим прекрасно её помнит, и даже больше – она всегда ему нравилась, только он стеснялся подойти… Коллеги по "Лингво" тотчас начали шушукаться и, в конце концов, пришли к выводу, что из них могла бы получиться неплохая пара. Настя гневно отринула крамолу, но месяц назад… Месяц назад она вдруг почувствовала, что её тянет к Максиму. Каждый вечер, приходя на работу в "Лингво", Настя должна была непременно повидаться с ним, сказать ему "Привет!" – иначе не будет находить себе места, станет нервничать... В начале мая, на маленькой вечеринке, приуроченной к концу учебного года, Максим признался ей в любви и они впервые поцеловались. Настя сказала, что она замужем, любит мужа и… убежала домой, но… Ничего не кончилось. Всё только началось. Закрутилось и завертелось. Он звонил, она бегала к нему на свидания, несмотря на занятость… Ничего не могла с собой поделать. Испытывала жгучий стыд перед Лапиным, который, ни о чём не подозревая, ушёл в работу по самую макушку (конец учебного года, а Вадим, на минуточку, замдиректора!). Пожалуй, единственное, чем Настя могла бы гордиться  – мужу она всё-таки не изменила, хотя несколько раз уже была на грани.
     Раздумывая о сложившейся ситуации, анализируя происходящее, она приходила к выводу, что Максим и вправду подходит ей гораздо больше, чем Вадим. С Максимом всё так просто, с Вадимом – всё так сложно! С мужем ей, хочешь-не хочешь, приходилось постоянно думать о том, что и как она говорит (так хотелось хоть немного СООТВЕТСТВОВАТЬ!) и, конечно, о возможных соперницах из мира "гламура и разврата". Вадим был всегда на виду (в силу должности, в силу положения, в силу своих увлечений спортом…), его везде замечали (высокий, спортивный, с ясными зелёными глазами - какая женщина устоит?!), каждая норовила сделать что-то такое, чтобы Вадим тоже её заметил и, желательно, запомнил… Как же сложно среди красивых и блондинистых, когда в тебе слишком мало роста, бюста и бёдер ("карманная женщина", одно слово), а хорошенькую мордашку не сразу и разглядишь (рассматривать её желательно с полуприсяда)! Было дело (примерно через год после свадьбы), мечтала об имплантатах третьего размера. Купила даже бюстгальтер с чашечкой "С", набила его ватой и подолгу вертелась перед зеркалом в ванной, нравилась себе – ещё сантиметров десять роста и было бы совсем замечательно! Рискнула показаться в этом образе Вадиму – хотела потрясти до глубины души. Потрясла. Вадим как увидел – в лице переменился. "С ума сошла? Убирай срочно этот кошмар, пигалица. Мне с тобой по улице стыдно будет пройти! Сиськи на ножках!". Обиделась страшно. С мужем не разговаривала две недели, но в результате, всё равно пришлось забыть о хрустальной мечте и смириться со своим родным нулевым размером... Теперь вот Вадим снова пропадает у этих Паренаго, где мамочка выглядит как супермодель, а чёрно-розовая девица Таня – Лолита с нарощенными ресницами и густой чёлкой… И снова Настя звонила Максиму, посетовать на судьбу. Тот собирался в Испанию - он ездил туда каждое лето, к тётушке, которая была замужем за испанцем. В ответ слышала только одно, очевидное: "Бросай его, тебе со мной будет гораздо лучше и проще!". Верила, скучала, но, несмотря ни на что, своего Лапина она всё-таки любила… Металась между двух огней и никак не могла выбрать, тот или другой. Выбрала, в некотором роде, компромисс. Уговорила мужа ехать в Испанию, в Коста Брава, на десять дней по горящей путёвке. Вадим предпочёл бы что-нибудь подешевле – Египет, например, ему были интересны все эти гробницы и пирамиды. Настя горячо убеждала его в том, что это всё скучно, тем более, второй год подряд. Вот Испания – да! Фламенко, коррида… знойные мачо Хавьеры-Бардемы всякие! Ну какой Египет с ними сравнится? Ну и что, что немного дороже? Настя целый год копила деньги (ещё не зная, зачем они понадобятся, но была уверена, что понадобятся обязательно!) и вот уже месяц неустанно спорила с мужем на предмет будущей поездки. Ему не нравились испанцы, он терпеть не мог Penelope Cruz и ненавидел человека по имени Antonio Banderas, но, на её счастье, он редко спорил с женщинами и отнюдь не считал зазорным (иногда) соглашаться с их мнением. Ура! Ура! Ура! Как только закончатся экзамены и начнётся отпуск, они-таки едут в Испанию! Осталось лишь немного подождать, всего какой-то месяц!
   
* * *
     ...Дело было в конце июня. Закончились экзамены, стихли пересуды о вреде ЕГЭ, поубавилось бумажной работы и на горизонте, уже совсем близко, маячил отпуск. Он не собирался ей звонить. Просто сидел как-то вечером один, копался, от нечего делать, в телефонной книге, стирал ненужные контакты Видимо, непроизвольно нажал "Вызвать", когда курсор стоял на Машином имени. Она сразу ответила и Вадим чуть не подскочил от неожиданности, услышав её голос по громкой связи (говорил из машины с Лизой и забыл отключить), но не бросать же трусливо трубку!
     -Привет, - сказал Вадим (положил трубку перед собой и подумал, что неплохо бы поставить на этот контакт Машину фотографию - только вот где раздобыть?). – Как твои дела?
     -Всё как всегда, работа-дом-работа… - в её голосе слышалось некоторое удивление. – Не ожидала, что ты позвонишь…
     -Случайно набрал. Сам не ожидал. Не разбудил?
     -Пока нет.
     -И не помешал?
     -Не помешал.
     -Я рад. Что там у тебя с ЦТЮ?
     -Костя звонит едва ли не каждый день, интересуется моим решением.
     -А ты?
     -Говорю, что мне некогда, обещаю перезвонить, и не перезваниваю.
     -Какая ты мстительная, - улыбнулся он.
     -Да, выходит, что я мстительная… У тебя самого-то как дела? Как твоя Лиза сдала экзамены?
     -На "отлично" конечно. Даже как-то скучно – никаких сюрпризов.
     -Представляю, что было бы, завали она их! – воскликнула Маша, смеясь. – Ты – хвастун.
     -Не возражаю – я действительно хвастун и жуткий сноб… На "Бродвее" бываешь?
     -Нет. Опасаюсь встречи с Костей. Но терпение моё к концу подходит – очень скучаю по "Бродвею". Раньше не так уж часто бывала там, и не испытывала неудобств, а теперь – вроде бы добровольно тяну время и прячусь, но такое чувство, будто меня кто-то запер в неволе. На следующей неделе сдамся – сил моих больше нет!
     -И правильно сделаешь. Насилие - скверная вещь, а уж насилие над собой вообще ничем нельзя оправдать. Себя нужно любить, а не ущемлять и не насиловать.
     -Ты прав! Именно поэтому я сейчас пойду, вытащу из холодильника пирожное и слопаю его на ночь глядя! Очень хочется!
     -Я на тебя плохо влияю, - засмеялся Вадим.
     -Спасибо, что позвонил, - вдруг сказала Маша, помолчав. – Я тут расклеилась немного: только что с родителями разговаривала по "Скайпу"… У них там дожди, мама приболела…
     -Скучаешь по дому?
     -Очень. Если б не Барби – совсем грустно было бы. Она меня встряхивает. Такая позитивная…
     -Здесь она – твоя единственная подруга?
     -Да, точно, - вздохнула Маша. – У меня очень редко звонит телефон.
     -Хочешь, я возьму над тобой шефство и буду иногда присылать SMS?
     -Ты серьёзно?
     -Очень. Звонить, правда, не обещаю – я почти не бываю один, а говорить при свидетелях (тем более, при жене) не люблю…
     -Понимаю. Буду ждать SMS.
     -Договорились. Спокойной ночи?
     -Так хорошо поговорили… Спокойной ночи и спасибо!
     Нажав на кнопку, он понял, что очень хочет её увидеть - вот и о фотографии вдруг мечтать начал, а раньше не замечал за собой склонности к фетишизму... Внизу хлопнула дверь – Настя вернулась с девичника – праздновали окончание учебного года.
     -Дима, ты дома?
     -Как не удивительно, да.
     -Спускайся и лови жену – она перебрала игристого вина! – объявила Настя, чем-то грохоча – по всей видимости, неудачно снимая босоножки.
     -А если не поймаю? – сказал Вадим тихо, и добавил, уже громче:
     -Тазик захватить?
     -Ну каакой ты всё-таки грубиян у меня, Дииима! – протянула Настя.
     Она действительно стояла босиком в прихожей. Увидев спускающегося по лестнице Вадима, призывно раскинула руки и выдала:
     -Мне сейчас нужно только две вещи – душ и ты. Хочу тебя в душе! Немедленно!
     -Ну, ты даёшь, - покачал он головой, - вот набралась так набралась! - он подхватил Настю, потому что она не держалась на ногах, и буквально повесил её себе на плечо. – Кофе будешь? Помогает.
     -Буду!
     И он понёс жену в кухню, чтоб сварить ей кофе…

* * *
     Настоящий тропический ливень на дворе! Да ещё и с градом! Джинсы вымокли по колено, туфли - насквозь... Вода струйкой бежала с зонтика. Маша сложила его и стряхнула. Она много думала вчера вечером, забравшись с ногами в большое кресло. Скоро исполнится полтора года с тех пор, как приехала в этот город… Давно в прошлом жесточайшая акклиматизация, которая дорого ей далась – губы буквально покрылись лихорадкой, кружилась голова и преследовала простуда… Ей никогда не подходил южный климат, но, по иронии судьбы, именно в него пришлось переехать. Выбора не было. Уезжала в спешке, едва успев сбросать в чемодан вещи. Влезла в долги, которые отдавала почти год. Уехала – впервые, далеко от родителей, совершенно домашняя, изнеженная девочка... Маша вообще-то считала, что ей сильно повезло: соседка дала номер телефона своего брата. Брат с семьёй постоянно проживал в Воронеже, но имел симпатичную квартирку в небольшом тихом городке, на берегу Черноморской бухты. Маша позвонила в Воронеж и поговорила с братом соседки. Он быстро согласился принять гостью (соседка отрекомендовала её самым лестным образом, плюс – поведала о её плохом здоровье и безвыходной ситуации), но поставил единственное условие: когда его семья задумает нанести визит, Маша не станет чураться обязанностями поварихи. Маша с радостью согласилась на такое условие - готовить она любила, было бы кого кормить (хозяева, в самом деле, приезжали в конце прошлого лета – все остались друг другом довольны). Вот так она тут и приживалась, потихоньку. Свыклась с новой работой, патологической нехваткой денег и уймой свободного времени… Дружила только с Барбарой. С девчонками из магазина разговаривать было, большей частью, не о чем: давала о себе знать разница в мировоззрении и всё такое прочее. Барби была вечно занята, но иногда удавалось с ней повидаться или поболтать по телефону. Маше очень нравилась эта девушка – смелостью своей, какой-то весёлой безбашенностью, необычайным остроумием… А ещё более того нравилось, что Барби не расспрашивает о личной жизни. Люди, которым есть что скрывать (ну, или скажем: есть что вспоминать) обычно очень ценят это качество – отсутствие любопытства. Маша, конечно, не очень-то верила, что женское любопытство, в конце концов, не возьмёт верх, и Барби не задаст роковой вопрос о прошлом, после которого их дружба, вполне возможно, пропадёт навсегда. А, быть может, всё это не так, и дружба выживет? Терять единственную подругу не хотелось, портить отношения с хорошим человеком – тем более…
     -Что вы хотели, девушка? – послышался сзади вежливый голос.
     Маша, задумчиво смотревшая на дождь через большие стеклянные двери ЦТЮ, обернулась. Она увидела, как к ней подходит (уместнее бы, пожалуй, было сказать "подплывает") личность с… выдающейся внешностью – иначе не скажешь, пожалуй. Личность представляла собой голубоглазого брюнета, среднего роста, аккуратно подстриженного. Брюнет был одет в голубую рубашку и льняные брюки, а нос его венчали очки в сверкающей металлической оправе. Походка у него и в самом деле была необычная: плавная, грациозная – он словно мим, владеющий магией жеста. Почему-то мелькнула странная мысль: "А не он ли понавешал здесь столько зеркал, чтобы следить за тем, как выглядит в разных освещениях и позах?". Мурлыкнул мобильный – пришло SMS (он действительно мурлыкал, говорил: "Мррр" то из сумки, то из кармана, порой сильно удивляя окружающих и веселя хозяйку).
     -Мы договаривались с Костей Резановым. Он меня ждёт, - пояснила Маша брюнету и отметила мысленно, что тот смотрит на неё как-то… Короче говоря, не мужчины, обычно так смотрят, а женщины, оценивающие тебя, как соперницу! Странно, но именно такой взгляд брюнета очень польстил. Маша даже смогла без отвращения лицезреть его ослепительную белозубую улыбку. Она просто раз и навсегда успокоилась, осознав, что этот тип принадлежит к категории "ужас, какой противный!". Хотя его вполне можно назвать "дьявольски красивым" (ох, женщины! сплошные парадоксы!).
     -Я – Маша, - представилась она, вовсе осмелев.
     -А я уже сам догадался: вы тот самый визажист, о котором Костя говорит весь последний месяц.
     -Так уж и весь месяц?
     -Да, да, уверяю. Он очень часто вспоминал о вас и радовался, как ребёнок, что вы должны прийти. Заинтриговал всех неимоверно! Кажется, с вашей помощью, Станиславский собирается завоевать мир.
     -В чём я не сомневаюсь, - смело сказала Маша.
     -Мне нравится ваш настрой, - он подал руку. – Марк Писарев, музыкальный руководитель ЦТЮ.
     Маше ничего не оставалось, как церемонно наклонить голову и пожать протянутую лодочкой ладонь.
     -Говорят, вы уже заходили около месяца назад, и вам у нас понравилось…
     -Заходила. Понравилось.
     Маша заглянула на экран мобильного и ахнула от неожиданности, запоздало поймав свой возглас в ладонь:
"Новых сообщ.:1
Вадим".
     Нажала "Обзор". "Надеюсь,что твой второй поход в ЦТЮ не станет пустой тратой времени.Удачи!" (а откуда он узнал, что я сейчас в ЦТЮ?)
     -Вы как раз вовремя – все в зале. Там идут пробные репетиции "Маргариты". Пойдёмте, это интересно, - Марк кивнул ей, приглашая.
     Они прошли через холл и Марк приоткрыл перед Машей дверь в зрительный зал.
     -Заходите и присаживайтесь, - сказал он гостеприимно.
   
* * *
     Маша, ещё не придя в себя после прочтения сообщения (она-то посчитала, что Вадим тут же забыл своё обещание и никаких SMS никто писать не собирается и не собирался), запуталась в задёрнутых занавесях академически-помпезных, полированных дверей, ведущих в зрительный зал. Отыскав конец одной из штор, она проскользнула в зал и тихонько присела на сидение рядом с входом. Мокрый зонт-трость зацепила за спинку кресла впереди. В туфлях булькала вода, и мокрые джинсы липли к ногам, но, как ни странно, настроение было великолепным. Глаза быстро привыкли к полумраку. Она определила, что народу в партере немного и сидят они тут уже давно – позы утомлённые. На сцене – двое. Один, мальчишка лет шестнадцати, восседал на стульчике, а другой, постарше, топтался туда-сюда, как показалось, безо всякого дела. В усилителях, по бокам сцены, тихо звучала музыка – это фрагмент чего-то. Фрагмент заканчивался и, через короткий промежуток времени, начинался снова.
     -Константин Сергеевич, он мне уже надоел, - проговорил "стульный".
     -Мне, знаешь ли, тоже, - послышался голос Станиславского откуда-то из первых рядов. – Антон, медитация закончилась. По какой причине ты не можешь попасть в минусовую фонограмму?
     -Не забывайте, что я привык работать с живым аккомпанементом, и петь под фанеру мне, слава Богу, не приходилось ни разу.
     -Неубедительная отговорка. Чему вас там, в музыкальном училище, только учат? Марк может тебе сдирижировать, если уж ты так привык.
     -Мне это не поможет, - Антон близоруко приблизил к глазам порядком измятую бумажку. – Я ужасно волнуюсь. К тому же, очень трудно петь нерифмованный текст да ещё в стиле блюз….
     -А я? – воскликнул Станиславский. – А я-то как волнуюсь! Хватит, соберись! Что это ещё за дамские штучки? Готов? Поехали.
     Антон взял в руки лежавший на полу микрофон. Из динамиков снова послышался звук органа, вступили скрипки… Трепетная, красивая мелодия.

"Она несла в руках отвратительные, тревожные жёлтые цветы.
Чёрт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве.
И эти цветы очень отчетливо выделялись на чёрном её весеннем пальто.
Она несла жёлтые цветы! Нехороший цвет…"

     Слушая арию Мастера, Маша набрала ответное SMS: "Спасибо!Как раз сейчас я снова в ЦТЮ"…
     Текст арии и вправду был нерифмованный, выписанный прямо из романа, но на музыку ложился идеально, будто всегда так было. Антон пел очень профессионально и не как оперный певец, а как актёр с настоящего Бродвея, хотя, скорее всего, именно академической манере его и учили в музыкальном училище. "Стульный" очень натурально изображал поэта Бездомного в состоянии лёгкой шизофрении. В зале начались смешки.
     -Стоп! – скомандовал Костя и поднял руку. – На первый раз сгодится. Антон, почему ты не слушал дома диск с фонограммой?
     -Времени не было… Конец учебного года, сами понимаете…
     -А Лёха слишком гримасничал. Если ты намерен вытворять такое на спектакле, то зрители умрут от смеха, на тебя глядючи, но ничего смешного в этой сцене нет и центр её – Мастер, а не ты. Ты забиваешь Антона.
     -Понял. Мне нечем было заняться.
     -Во вторник подыщем для тебя занятие, - пообещал Костя.
     -Что вы решили делать с микрофонами? – спросил Антон. – Вы не хуже меня знаете, какая паршивая тут акустика…
     -С микрофонами не торопи. Для начала нужно отрепетировать всё до мелочей. Со вторника перебираемся в репетиционный зал (там, наконец-то положили линолеум и расставили стулья). Никакие микрофоны в малом зале вам не нужны. Придёт время – всё будет. Ясно?            
     -Ясно.
     -Всем спасибо, все свободны. До вторника… А, нет, стоп-стоп! У меня новость есть: у нас появился долгожданный визажист. Это очень милый человечек, более того – девушка. Маша, где ты? Покажись! Андрей, дай свет в зал, пожалуйста.
     Свет дали, и под потолком вспыхнуло множество ламп, как на стадионских прожекторах. Маша поднялась с места и помахала рукой. Проходящие мимо неё студийцы поглядывали с интересом, а она постаралась улыбаться им как можно дружелюбней. Их всего человек десять, в основном старшеклассники – харизматичные девушки и юноши им подстать.
     -Как тебе музычка? – поинтересовался Костя нарочито небрежно (они перешли на "ты", разговаривая сегодня по телефону – Маша решила, что пора бросать ломать комедию, ведь, начиная со дня её первого визита в ЦТЮ, Станиславский позвонил ей уже раз сто!). Он подошёл к ней из глубины зала.
     -Красиво. У мальчика хороший голос.
     -Можешь себе представить, что Антон в детстве вообще не пел? На скрипке играл, а петь не мог! А потом его голос сломался в нужном направлении. В основном бывает наоборот… Теперь вот в институт собирается, серьёзно занимается вокалом. Ребята, включите нам этот диск, - попросил Костя, повернувшись, - немного послушаем.
     Заиграла музыкальная фонограмма – просто аккомпанемент, без вокала. Костя сел на ближайшее к Маше кресло. К ним подошёл Марк.
     -У вас тут нет каникул? – спросила Маша.
     -Есть, как нет? Скоро все уйдём в отпуск. У нас с Марком дел по горло: нужно записать ещё несколько фонограмм для спектакля, куча бумажной работы и тыды. Ты молодец, что всё-таки надумала к нам прийти. У нас интересно. Сейчас пойдём знакомиться с руководителем Театра Моды. Совет: подготовься морально. Она завалит тебя идеями и эскизами. Очень творческая личность. Ты рисуешь?
     -Конечно.
     -Значит вы друг друга допОлните… Однако, ты совсем промокла - девчонки сейчас тебя обсушат и обогреют! Чувствуй себя как дома. Слушай, а где вообще Лапин? Я думал, вы вместе придёте.
     Мурлыкнул мобильный, но за фонограммой, звучавшей в усилителях, никто, кроме Маши, его не расслышал.
     -Он же в Испанию, Коста Брава, уехал с женой. Ты что, забыл? – Марк тоже уселся в кресло.
     -Уже? Я дней пять назад говорил с ним по телефону.
     -Они ждали горящую путёвку, насколько я знаю. Почти неделю назад уехали.
     Маша сначала не поняла, о ком это они, и чуть было не задала глупый вопрос, но тут же сообразила, кто такой Лапин (странно, почему не приходило в голову, что у Вадима есть фамилия, да не просто фамилия, а та же самая, что и у мэра?).
     -Лично я не видела его месяц, с тех самых пор, как была тут у вас на экскурсии, - сказала она и улыбнулась.
     -Ну да? – не поверил Костя.
     -Ну да, - кивнула Маша. – Я должна признаться: мы тебя разыграли. Вадим почти сразу же мне рассказал о вашем коварном плане, я слегка обиделась и захотела немного отыграться. Попросила его посодействовать. Прости, если перестарались.
     -Что, серьёзно? – Костя выглядел ошеломлённым. Он переглянулся с Марком и почесал в затылках. – Да вы – гениальные актёры! Я не сомневался ни секунды в том, что вы - любовники.
     -Просто ты очень в это поверил.
     Станиславский задумался.
     -Я не очень хорошо выгляжу в свете всего того, что ты сказала, - сказал он, наконец. – Это ты меня прости – я выхожу полной скотиной.
     -А я тебе говорил, что это не самая хорошая идея, - подал голос Марк. - Говорил, что нам всем придётся краснеть из-за тебя.
     -Ну ладно, хорош меня стыдить, я понял свою ошибку. Маша, хочешь конфет тебе куплю в знак примирения?
     Маша улыбнулась:
     -Я уже не обижаюсь. Мы квиты (тем более после того, как я целый месяц мучила тебя неизвестностью). Ты лучше Вадиму купи конфет – он со своей задачей справился с блеском.
     Они дружно рассмеялись – оттого, что очень хорошо представили себе дурацкую мизансцену…
"Новых сообщ.:1
Вадим: Отлично!Похоже,я начал считывать информацию на расстоянии!)))".
     Интересно, а сколько стоит СМС из Испании?.. (а в Испанию?)

* * *
     Вадим слегка удивился, когда Настя заявила ему, что намерена лежать на пляже все десять дней. Это был уже третий их совместный выезд за границу. В позапрошлом году они были в Праге, в прошлом – в Египте, и на протяжении всех этих поездок Настя приговаривала, что не переносит пассивного времяпрепровождения на пляже. Они ходили и ездили по экскурсиям, занимались некоторым подобием дайвинга в Красном море, обошли все сувенирные лавки в радиусе нескольких километров… На этот раз путешествие обещало быть, по меньшей мере, необычным. Незнакомая страна, полная музыки и чувственной экзотики, сулила множество открытий и приключений. Какой может быть пляж? Но Настя действительно мечтала только о шезлонге возле бассейна или лежаке на пляже. Она ещё в самолёте нашла себе компаньонок из России, двух блондинок с силиконовыми формами. Помимо силиконовых форм у блондинок имелись мужья-бизнесмены, вклеенные носами в ноутбуки. Они дни напролёт просиживали в баре, решали какие-то вопросы через Интернет, методично напивались к вечеру, а потом дрыхли, как сурки. Звукоизоляция в отеле отсутствовала напрочь – слышно было буквально всё (сверху, снизу, слева, справа), и если бы не беруши, предусмотрительно захваченные из дома (не в первый раз путешествуем), заснуть было бы не реально. Настю навязчивые звуки (не хуже чем dolby surround!) радовали и она постоянно норовила внести в какофонию свой личный вклад (особенно по ночам), сильно действуя на нервы Вадиму.
     Что до самого Вадима, то он, немного понаблюдав и сделав для себя выводы, отправился "в народ" и сразу же, на причале, познакомился с местными дайверами, которые прекрасно говорили по-английски. На несколько дней буквально "лёг на дно". Дайверы, четверо парней и три девушки, студенты университета (в перерывах между подводными путешествиями), с удовольствием знакомили его с местными обычаями, водили по городу и окрестностям (один раз выбрались в Барселону – Настя не поехала), даже пытались научить играть на гитаре (не верили, что у него нет слуха, и были уж очень удивлены, что слуха и в самом деле нет!), маниакально заучивали любые русские слова, им это было интересно. Шумная компания целеустремлённых молодых людей – вот где Вадим ощутил себя в своей тарелке. Не чувствовалось никаких подводных камней под названием "менталитет" (никто не лез в бутылку, все были веселы и доброжелательны, пели и танцевали практически непрерывно). Особенно оттого, наверное, что Вадим подчёркнуто не претендовал ни на одно из женских сердец в этом маленьком дружном коллективе (все три девушки великолепно танцевали фламенко!). Испанцы не были бы испанцами, если бы не заинтересовались, а почему, собственно, он ни на что не претендует, ведь он не гей – это видно. Пришлось сказать про жену. И даже показать её.
     -О, мамма мия, - всплеснула руками одна из девушек, - только не говори нам, что любишь эту худышку! Она на мальчика похожа! Ты, такой красавчик, наверное женился из-за наследства?
     А утром шестого дня их пребывания в Испании Вадима ждал сюрприз. Выйдя в холл перед завтраком, он обнаружил Настю, разговаривающей с кем-то по телефону. Нет, не по сотовому. Она не сразу заметила мужа, потому что стояла боком. Смеялась и выводила на стене замысловатые знаки указательным пальчиком. Постоял, послушал. Говорила по-русски, рассказывала о том, как проводит время и, вроде бы, условилась о встрече. Окликнул. Повесила трубку и начала болтать на отвлечённые темы. Впервые в жизни почувствовал себя болваном. Сам удивился. Но сцену не устроил. Даже не намекнул, что стал свидетелем загадочного телефонного разговора. Действительно – его целыми днями нет ни в гостинице, ни где-то поблизости. Чем занимается благоверная? Только ли лежит в шезлонге? Ревновать было как-то пошло (не так пошло, как смешно), и он предпочёл не брать ничего в голову. Это ж все действительно со смеху полопаются (в первую очередь - добрая Барбара): "Настасья Филипповна" завела любовника! "Чур меня, чур", - Вадим покрутил головой, и вдруг подумал: "А хорошо бы…". Хорошо бы завела. Серьёзно. Это именно тогда он отправил Маше первое SMS. Отправил просто потому, что очень хотел это сделать, потому что постоянно думал о ней и самым глупым образом скучал, а тут – такой повод…
     Со своими испанскими amigos расставался очень трогательно. Даже не думал, что можно так сдружиться с кем-то за девять дней! Обменялись электронными адресами, обнялись и расцеловались с девушками. Была мысль мстительно поцеловаться с каждой из них на глазах у Насти (и проверить реакцию) - он так и сделал бы, пожалуй, какое-то время назад, но теперь… Теперь, как говорит Лиза: "Окружающий мир приобрёл фиолетовый оттенок".

* * *
     Откуда берутся силы – не известно. Сутки стоишь за прилавком, потом, два следующих дня, проводишь в ЦТЮ, и только следующее утро выделяешь себе на отдых, а к восьми вечера снова идёшь к своему прилавку… Споры с Костей, беседы с руководительницей новоиспечённого театра моды при Центре, присутствие на репетициях, собственные эскизы грима… За месяц Маша похудела на три килограмма но, как ни странно, ничего менять ей не хотелось. Она не то чтобы себя обрела - нашла способ заткнуть пустоту, с которой жила уже больше года. Вскоре привыкла даже к нытику Писареву. И… пожалуй, если бы не услуга сотовой связи под названием "Short Message Service", SMS, было бы куда сложнее приспособиться к новому темпу жизни. SMS от Вадима всегда несказанно радовали Машу. Возможно потому, что приходили нечасто. Редкие SMS на отвлечённые темы. Просто некоторые мысли вроде сентенций о погоде. Чепуха в общем-то, но они так поддерживали боевой дух, что Маше иногда и впрямь начинало казаться, будто Вадим считывает её персональную информацию… Хотелось бы, конечно, чтобы он ещё раз позвонил или появился лично (наверняка давно вернулся из поездки – сколько обычно длится путёвка? максимум десять дней?), но ничего не происходило. Всё верно – никто же не обещал звонить или появляться…
     Не в пример отцу, Лиза посещала Машин кабинетик довольно часто, была общительной, начитанной и сообразительной. Девочка помогала Барбаре обустраиваться (ведь та тоже была в ЦТЮ новым человеком, а Лиза, в прошлом году, посещала здесь кружок оригами, всех знала и все знали её), вместе с несколькими активистами из театральной студии. Приходя в ЦТЮ она обязательно заглядывала к Маше, спросить как дела (закрадывалось подозрение, что заходит не просто поболтать - и даже не подозрение, а уверенность). Барбару Лиза обожала! Прошлой зимой, на Рождество, работники ЦТЮ устраивали небольшой междусобойчик, что-то вроде семейных посиделок (с детьми, друзьями и супругами) - пригласили туда Вадима с женой и дочкой, но Настя пойти не смогла, и он пришёл с Барбарой. Разумеется, Барбара не стала отсиживаться в стороне от весёлой компании и более того - устроила импровизированное танцевальное шоу. В конце вечера Костя предложил ей организовать танцевальную студию при ЦТЮ и она загорелась идеей. Лиза была в восторге! Правда, её родители в восторге от идеи не были. Что до отца, то он  не скрывал некоторого раздражения - ему уж очень не нравилось, что девочка подражает Барбаре, копирует её походку и даже, в чём-то, манеру одеваться (да уж, одевалась та, мягко говоря, экстравагантно, соединяя в своём гардеробе несоединимое, но выглядела при этом просто сногсшибательно!). "Не понимаю, - говорила Лиза, сидя у Маши в гримёрке и рисуя цветными карандашами на листе ватмана, который она вытянула из папки с чистой бумагой (рисовала она, большей частью, разнообразные лица, словно сошедшие со страниц комикса - здОрово рисовала!), - почему он так относится к Барбаре? Они же в хороших отношениях, перезваниваются, поздравляют друг друга с праздниками и днями рождения, но как только дело касается частностей - всё, коллапс - папа ведёт себя как законченный хам. Иногда мне даже кажется, что у них роман..." Девочка вздыхала и переходила на другую тему. Маша старалась не вникать - в конце концов, это совершенно не её дело, но... Что уж там - вопрос действительно интересный: что же, чёрт возьми, происходит между её подругой и... человеком, который ей не безразличен? Кажется, очень не безразличен...
     ...В середине июля ЦТЮ закрывался на каникулы и она со страхом думала о том, что ей снова придётся куда-то себя девать. К счастью, на помощь пришла Барбара и предложила немножко поучить Машу танцевать. "Танго!" – сразу же выпалила Маша. Почему именно танго, она и сама не знала, просто ей всегда нравился этот танец. Барбара задумалась: для танго нужен партнёр… В конце концов партнёром стала сама Барбара, что более чем порадовало Машу. Она не умела танцевать вообще, но признаться в этом Барби было проще, чем какому-то "партнёру", который наверняка поднимет на смех. Целый месяц, регулярно, по два часа в день, они встречались в танцевальной студии (их впускали по личному разрешению "Константина Сергеича") – Маша училась делать растяжки, держать спину… Она не предполагала, что для неё попытки научиться танцевать танго выльются в такие мучительные, болезненные опыты над своим телом. Тело было ну абсолютно деревянным и не желало слушаться! А Барбара знай твердила: "Главное теперь не останавливаться, продолжать, главное – удержать кураж". Всё это сильно смахивало на фильм "Грязные танцы", но Маше было интересно, более того, она просто заболела милонгой! Даже в Интернете отыскала заочные мастер-классы, статьи… Барбара только удовлетворённо посмеивалась. "Ты не ученица, а сказка", - говорила она, а Маша при этом бесконечно хромала и охала. Через три недели упорных тренировок Барбара не без удовольствия отметила, что движения стали чётче, точнее, красивее, мышцы подтянулись, спина распрямилась…
     А ещё Барби провела ревизию Машиного гардероба и отобрала в нём всё самое подходящее для занятий. Особо отметила длинную юбку с разрезами по бокам и кофточку с глубоким полукруглым вырезом.
     -В этом ты будешь смотреться роскошно. Надень, я взгляну.
     Наблюдая, как Маша переодевается в выбранный наряд, Барбара вздохнула:
     -Какая у тебя точёная фигурка, так завидую… Будешь отлично смотреться в танго. Вот лично я смотрюсь глупо, танцуя милонгу. Это очень чувственный танец, а я – угловатая, как подросток. Во мне росту 180 см, а вешу 60 кг! Овца-переросток.
     И пропела, приплясывая: "А я иду такая вся - в Дольче-Габбана, а я иду такая вся - на сердце рана!"
     -Барби, - Маша села в кресло, - почему ты так тяготишься жизнью?
     -С чего ты взяла, что я ей тягощусь?
     -Тяготишься. И очень не любишь оставаться наедине сама с собой, - убеждённо сказала Маша. - У тебя дорогая косметика, одежда, Apple iPhone, машина, мебель из IKEA, но ты, точь-в-точь как герой фильма "Бойцовский клуб", не можешь найти покоя. ЦТЮ вторую неделю на каникулах, а у тебя уже бессонница. Как скоро ждать появления Тайлера Дёрдена?
     -Мы – кучка испражнений жизни, - задумчиво процитировала Барбара. – Гениальнейший фильм. Тайлер Дёрден – реальный ублюдок, но мне он нравится. Я бы тоже хотела быть таким безбашенным парнем… Терпеть не могу безделье, Марунь. Оно меня убивает. Точно так же на меня действует одиночество. Вот одиночеством я, в самом деле, очень тягощусь. Ты же видела мой дом. В нём я кажусь себе такой маленькой и беспомощной, - она вздохнула. – Но пока, к сожалению, не нашёлся тот человек, который сможет заполнить собой пустоту моего дома. А жизнь я люблю. Очень люблю… А ты - хочешь танцевать милонгу с Тайлером Дёрденом?
     -Ты серьёзно? – восхитилась Маша. – Сумеешь преобразиться?
     -Ну, а почему бы нет? Нужно же как-то развлекаться в период межсезонья! Всё, решено! Будет у нас бал-маскарад! Я где-нибудь откопаю такую же красную куртку и очки! Мыло варить не будем, не пугайся, и щёлоком я тебя посыпать не буду, я – тихий сумасшедший и до членовредительств не опускаюсь. Отрепетируем номер, а потом станцуем на мой день рождения.
     -Когда у тебя день рождения, Барби? – смеялась Маша, наблюдая, какие па выделывает Барбара под музыку из телевизора.
     -В декабре, перед самым Новым годом. Ты приглашена, так что готовься.
     -Будем праздновать у тебя дома?
     -Будем праздновать всем миром в ЦТЮ. Доверю тебе сделать мне охренительный макияж.
     -Хорошая идея.
     -Всё, мы договорились. Димку пригласить?
     -Твой день рождения, тебе и решать, кого пригласить.
     -Ой, да ладно! Не делай вид, что тебе всё равно.
     -Мне не всё равно, но если ты опять что-то замышляешь, то не нужно. Мы с ним хорошо попрощались, я всегда знала, что надеяться там не на что… И давай больше не будем о нём.
     -Ну вот, сразу же лапки кверху, - проворчала Барбара. – Я думала, что ты – боец.
     -Я – боец, но только не в этот раз, - Маша помолчала, наблюдая за Барбарой, которая продолжала свою пантомиму. – Барби, у вас был роман?
     -С кем? С Лапиным?
     -Ну да.
     -Тебе честно ответить или придумать что-нибудь покрасивей-подушещипательней? – запыхавшаяся Барбара села на мягкий подлокотник Машиного кресла.
     -Хотелось бы честно.
     -А мне хотелось бы покрасивей! Ну правда! – она засмеялась. – Ничего у нас с ним не было. Я – девушка не его романа. Было время, пыталась его увлечь, но дело вылилось только в совместное распитие бутылки водки и выкуривание пачки сигарет. Всё!
     -Ты меня разыгрываешь? Я же вижу – ты не совсем правду говоришь.
     -Ну, целовались один раз – вот и весь криминал. По пьяни. Он знает, что я "не против", я знаю, что он совершенно во мне, в ЭТОМ смысле, не нуждается. Мы друг другу не врём.
     -Почему?
     -Что почему?
     -Ну почему вы не врёте друг другу?
     -Вот прицепилась! – попыталась отшутиться Барбара. – Тогда давай по-честному: ты расскажешь мне о своей прошлой жизни, а я тебе, так и быть, о своей.
     -Да, это по-честному… Но я не могу ничего вспомнить. Я начинаю жизнь с чистого листа.
     Барбара внимательно на неё смотрела, стараясь разобраться – интересничает девушка, уходит от ответа, или…
     Маша поймала её взгляд и, кажется, прочитала все мысли:
     -Я не ухожу от ответа и не интересничаю, - сказала она, улыбнувшись.
     Барбара невольно вздрогнула.
     -Ты читаешь мысли? - потрясённо спросила она.
     -Нет, я не экстрасенс. Иначе, зачем мне расспрашивать тебя о твоих отношениях с Вадимом?
     -Ну да, я как-то не подумала… - пробормотала Барбара.
     -Дай мне слово, что никому не расскажешь.
     -Даю, - пообещала Барбара. – Но только если ты собираешься рассказать мне что-то ужасное – лучше не нужно. Я – девушка впечатлительная. К тому же, у меня самой в жизни много чего было…
     -Должно быть это глупо прозвучит, но у меня амнезия. Точно, как в мыльных операх, только настоящая. Ретроградная амнезия.
     -Это как? – глупо спросила Барбара. – Ты просто всё забыла что ли?
     -Да. Что-то произошло. Было какое-то потрясение. Мне пытались рассказывать мою прежнюю жизнь – родители и друзья - но это не помогает. Я не помню ничего из того, что было - помню только два последних года, уже после того, как со мной случилась эта штука. Я не помню своих родителей, школьных друзей. БОльшая часть жизни как бы стёрта из моей головы.
     -Навсегда?
     -Не знаю. Доктора говорили, что, возможно, память восстановится полностью, если что-то послужит спусковым механизмом. Ну, или как-то по-другому… По-разному может быть.
     -И что будет, когда ты всё вспомнишь? – глаза у Барбары были круглые и испуганные.
     -Я не знаю. Меня предупредили, что, скорее всего, мозг отключил память в целях самосохранения.
     -Ты стала жертвой преступления?
     -Говорят, что да. Самое интересное, что я не забыла русский язык, не разучилась ни писать, ни рисовать, ни выполнять свою работу, то есть, делать макияж, накладывать грим – эту область мой мозг не заблокировал.
     -Кошмар какой, - поёжилась Барбара. - Наверное очень неуютное чувство… Никак не могу себе представить… Пойдём на балкон, нужно это перекурить!
     Маша засмеялась и пошла вслед за Барбарой.
     -Иногда меня преследуют короткие проблески воспоминаний… Но я, как могу, отгоняю их...
     -Да, должно быть ты действительно забыла что-то ужасное, - она выпустила струю дыма прямо в ветку сливы, растущей под балконом.
     -Барби, ты, пожалуйста, не вздумай кому-то что-то рассказать – люди решат, что я какая-то дефективная. Особенно это касается всех наших знакомых мужчин.
     -Конечно же я не буду болтать, я понимаю, Маруня… У меня тоже столько скелетов в шкафу – ты себе не представляешь! Когда-нибудь расскажу, быть может.
     -Я не любопытная на этот счёт. В шкафы не заглядываю.
     -Я заметила. Потому-то мне с тобой очень хорошо и свободно.
     -Взаимно, Барби.
     -А знаешь что?
     -Что?
     Барбара сделала многозначительную паузу, и, в конце концов, сказала:
     -А нету у тебя подходящей обуви для того, чтобы танцевать милонгу, подруга. Может быть сгоняем в обувной магазин?
     -Кстати, ты давно обещаешь прокатить меня на своём "жуке".
     -Вот и поехали!
   
ГЛАВА ВТОРАЯ
ОСЕННЕЕ СОЛНЦЕ
     Начался сентябрь. Бабье лето, бархатный сезон… В ЦТЮ возобновились занятия. Маша очень любила осень. Тем более такую, тёплую. Дни короче, тени длиннее, воздух прозрачный, а небо голубое-голубое, и паутинки серебрятся на солнце…

Смотри, как август падает с яблонь,
Это – жатва, это – сентябрь.
Омытый дождём берег птицами отпет…

     Подолгу гуляла одна по городу, по пустынному каменистому пляжу и напевала себе под нос эту старую песню группы "Алиса". Просто  мелодия никак не шла из головы:

Осеннее солнце – гибель, сюрреализм,
Осеннее солнце – жатва.
Осеннее солнце листьями падает вниз.
Весна будет когда-нибудь. Завтра…

     Обходила стороной только одну-единственную улицу. Просто обходила и всё. Обходила потому, что больше всего на свете хотела снова пройти по ней… Прошло три с лишним месяца, а она всё вспоминает и вспоминает ту тучу, с которой всё началось, хотя теперь уже не уверена даже, что это не приснилось… Хотя нет, не приснилось – вот он, номер телефона в списке контактов и набор SMS во "Входящих" (она все их помнит наизусть!). Казалось бы, чего проще – нажми на кнопку и спроси, как дела, как сам, как жена… Глупости какие! Маша даже отмахнулась. Он редко бывает один, говорить при свидетелях не любит… А она… Она всё силится вспомнить его голос – и, почему-то, не может… Маша грустно улыбнулась, открывая двери ЦТЮ: всегда одни и те же мысли. По кругу. Каждый день. Так и спятить недолго!.. Сегодня договорились с Барбарой прорепетировать "охренительный макияж" для дня рождения. До семи у "здешнего хореографа" занятия с девочками из кордебалета, а дальше можно "репетировать" макияж. Что касается милонги с Тайлером Дёрденом – всё получается просто идеально. Барбара и впрямь отыскала где-то очень похожую куртку, и уже подобрала подходящий парик – короткая мужская стрижка. Маша хлопала в ладоши от детского восторга, когда Барби демонстрировала ей свои наработки!
     Она зашла в гримёрку, чтобы снять ветровку и захватить профессиональный набор косметики в небольшом чемоданчике. До окончания занятий время ещё было, и Маша не стала подниматься на второй этаж. Решила посидеть в холле, с кем-нибудь поболтать. Она вышла из дверей с надписью "Посторонним В" и застыла на ступеньке, обхватив чемоданчик с косметикой. Ей показалось, что… Нет, не показалось. И это – не сон, и не галлюцинация!
     -С ума сойти!  - сказала она, чувствуя, как радостная улыбка расплывается до самых ушей, и понимая, что, от счастья, ей хочется броситься к нему и крепко-крепко обнять. – Без охраны к нам?
     -Ты это о чём? – переспросил Вадим.
     -Ну, такие люди обычно… - начала Маша, соображая, что опять выглядит полной дурой.
     -В булочную на такси ездят и тайно посещают синагогу, я понял, - ответно улыбнулся ей Вадим. – Здравствуй, Маша.
     -Здравствуй. В кое-то веки не интерактивно, а тет-а-тет. Какими судьбами? – она наконец-то спустилась со ступенек.
     -Да вот, мимо проезжал. Думаю: а не зайти ли? Только вошёл - смотрю, ты выходишь. Прижилась?
     -Мне тут нравится.
     -Я рад. Опасался, что разочаруешься.
     -Зря опасался. Это – моё, я тут, как рыба в воде.
     -Пойдём, сядем что ли, стоим тут, как на лобном месте, все о нас спотыкаются…
     Сели на мягкую скамеечку в холле. Таких скамеечек вдоль стены стояло штук пять, вплотную одна к другой. Должно быть, на дискотеках (которые тут, говорят, проводятся иногда) на этих скамеечках сидят влюблённые парочки старшеклассников… Маша поставила чемоданчик рядом, на пол, вытянула ноги и посмотрела на носки своих туфель. Натуральная кожа, Сербия… Опять ерунда в голову лезет! Молчание было неловким…
     -Это панно, - покачал головой Вадим, - выдающаяся, навязчивая бредятина. Куда бы не смотрел, оно обязательно лезет в глаза…
     -А мне нравится. Художник верил в то, что изображал – действительно искренне. Потому у этой мозаики есть энергетика, аура, она не пустая, хотя… - Маша улыбнулась, - бредятина действительно редкая, ты прав, - и невпопад добавила:
     -А между прочим, сейчас в зале Костя репетирует со своими студийцами сцены из "Маргариты". Очень красивая музыка. Жаль, что у него не доходят руки дописать весь мюзикл. Глядишь и прославился бы...
     -Ты действительно считаешь, что он, наконец, смог создать что-то масштабное и даже, в той или иной степени, выдающееся?
     -Да. Вот только бы довёл начатое до конца.
     -У него всегда были проблемы с точками в конце предложения, - кивнул Вадим. – Обычно Костя норовит поставить запятую или многоточие.
     -Ему нужен руководитель. Продюсер. Мне кажется, у тебя могло бы это получиться.
     -Ты серьёзно? Только Косте об этом не говори – мне от него будет не отделаться. А сама не хочешь попробовать?
     -Я не думала об этом… Твоя Лиза сейчас наверху, у Барбары – у них репетиция кордебалета в "Маргарите". Можно подняться, заглянуть…
     Вадим посмотрел на неё.
     -Маш, - сказал он, - я пришёл, чтоб тебя увидеть, разглядеть, наконец, какого цвета твои глаза, а не любоваться на Костю, Лизу и кордебалет. Высчитал твой график, позвонил Барбаре – она сказала, что ты сегодня будешь тут…
     -Правда? – заторможено спросила Маша и, кажется, покраснела.
     -Надоело, знаешь, считывать твои мысли на расстоянии, пялиться в экран мобильного и пытаться что-то родить. Не рожается мне на расстоянии, я не романтик.
     -Тогда зачем тебе мои глаза?
     -Кстати, они серо-голубые, - улыбнулся Вадим.
     -Да, мамины… А твои - в кого?
     -А мои – ничьи, только мои. У отца – голубые, у мамы – карие...
     -Как там Испания?
     -В полном порядке. Красиво, зелено, чисто… Я Барбаре кастаньеты привёз – она хвасталась?
     -Она в полном восторге. Ты видел, как она танцует фламенко?
     -Видел…
     -Какой-то ты… Не очень воодушевлённый поездкой.
     -Впечатления уже улеглись. Могу фотографии как-нибудь привезти, если хочешь – их целый альбом. Примерно такой же увесистый, как мы у Станиславского разглядывали. Барселона, побережье - есть очень красивые подводные съёмки специальной камерой.
     -Занимаешься дайвингом?
     -Это был не совсем дайвинг… Не настоящий. Люблю воду - по поводу и без лезу в неё.
     -А я люблю смотреть на неё со стороны… И плавать не умею.
     -Не шутишь? – не поверил Вадим.
     -Как-то так, - Маша развела руками.
     -Хочешь научиться?
     -Может быть, - улыбнулась она. – А ты можешь научить?
     -Обижаешь…
     Костя оказался лёгким на помине. Как раз в этот момент он вышел из зрительного зала в сопровождении своих студийцев. Вадим взглянул в его сторону, должно быть оценивая, сколько времени для уединённого разговора осталось.
     -Я спросить хотел: мои дурацкие SMS тебя не достали ещё? Не напрягает?
     -Меня-то нет, но что если Настя увидит, что ты переписываешься с какой-то девицей?
     -У меня телефон запаролен. Муха не проскочит, Настя – тем более.
     -Ревнивая?
     -До ужаса.
     Станиславский уже запеленговал их, сидящих в уголке, и направился прямым курсом. Да не один, а со студийцами.
     -Я поставил на твой звонок  Garbage, "I Think I'm Paranoid", - сказал, Вадим, наблюдая за Костей.
     -Спасибо. Моя любимая группа.
     -Но почему эта песня?
     -Потому что мне действительно кажется, будто я - параноик.
     -Мания преследования? Стойкое ощущение, что некий тип на чёрной "Импрезе" преследует тебя?
     -Нет. Просто я верю в невозможное. Я. Верю. Тебе. Тебе, тип на чёрной "Импрезе".
     Маша сказала это очень тихо. Сказала, сжала хрупкими пальцами джинсовую ткань на рукаве его куртки, словно хотела убедиться в реальности происходящего, а потом встала, подняла с пола свой чемоданчик, и пошла прочь. Вадим тоже поднялся на ноги, но только молча смотрел ей вслед.
     Костя обрушился, как цунами – шумный и многословный. Обошёл Вадима вокруг, чтобы попасть в поле его  зрения, а потом долго тряс его руку обеими своими.
     -Ты такой редкий гость, дружище! Почему ко мне не зашёл?
     И, не дожидаясь ответа:
     -Фонограммы – просто блеск! Ты вообще ничего не слышал, пришёл бы разок на репетицию. У нас премьера в ноябре! Народ, познакомьтесь – этому человеку мы все, некоторым образом, обязаны. Это при его содействии были записаны оркестровые фонограммы к нашему спектаклю - у него столько полезных знакомств!
     Впору было раскланиваться.
     -…Он настолько умело пользуется этими знакомствами, что мы имеем возможность ставить дорогостоящие мюзиклы, работать с хорошими музыкантами, да и вообще – быть!
     Вадим, наконец, обернулся к компании.
     -Сейчас Константин Сергеевич добавит, что я, вообще-то, сын нашего мэра, а потому вы все просто обязаны меня любить, всецело угождать моей персоне, потакать любым капризам, и всё испортит, - сказал им Вадим вполне серьёзно. – Не верьте. На самом деле я – белый и пушистый.
     -Ути-Пусичка? – спросил девичий голос.
     -Волосатый и седой? – вторил мальчишечий голос.
     -Бывает, - всё так же серьёзно сказал Вадим.
     -Бываает, - передразнил уязвлённый Костя. – Да у него – кошмарный характер, и он – действительно сын Ефима Львовича Лапина.
     -Ну, ничего страшного, - ободряюще сказал всё тот же девичий голос. – У всех есть недостатки!
     -А на папеньку не похожи, однако, - заметил теперь уже юношеский голос.
     -Да, волОс у меня немного больше, - сказал Вадим.
     Ефим Львович практически полностью лишился волос в армии, когда служил на флоте, радистом…

* * *
     Станиславский и Марк Писарев так часто ругались, что это воспринималось уже как традиция. Если они пришли в ЦТЮ и не поссорились, значит что-то идёт не так. Марк без устали критиковал методы работы Кости, Костя, в свою очередь, доказывал, что Писарев ни черта не смыслит в вопросах, касающихся жизни музыкального театра. Вообще-то Марк работал в театре оперетты, музыкантом (альт), и кое в чём, видимо, всё-таки разбирался, но Костю это категорически не устраивало. Эпохальная "Маргарита" была написана Костей, аранжирована и оркестрована Марком – вот оно, яблоко раздора! Премьера под условным названием "Маргарита. Избранное" планировалась на ноябрь (будут гости, много именитых, влиятельных людей), и, в зависимости от успеха или неуспеха, работа будет либо продолжена, либо… Второй вариант старались не продумывать.
     В среду "папы Маргариты" (так, в шутку, называли в ЦТЮ Костю и Марка) в очередной раз поругались, но впервые в кабинетике Маши. Решали, стоит ставить "Азазелло" вампирскую челюсть или можно обойтись единственным клыком, приклеенным к губе актёра. Костя был за челюсть (хотя её не будет видно из зала), а Марк – за клык. Рассорились, собственно, из-за эскизов. В итоге – Костя ушёл, громко хлопнув дверью.
     Маша, которая сидела тихо и не встревала, занимаясь своими делами, вздрогнула и повернулась к Марку, преспокойно перекладывающему эскизы на столе.
     -Ты действительно скептически настроен или это тактика? - поинтересовалась она, показав на дверь.
     -Я всегда скептически настроен. Мы знакомы с Костей пять лет, и за это время я понял одну очень интересную вещь: когда рядом есть скептик (если он твой друг и ты считаешь его мнение весомым, потому что он – действительно умный человек), это очень помогает в творчестве. У Кости всё примерно так же. Яростные споры неописуемо стимулируют нас обоих на творчество. Это парадокс быть может, но если у него не получается, скажем, песня, он или звонит мне, или идёт ко мне домой. Там читает стихи или поёт. Я уже знаю, что от меня требуется - тут же раскладываю по полочкам всё, что услышал, объясняю ему, какой он на самом деле придурок и не знает реальной жизни. Мы ссоримся, Костя возвращается домой, весь разозлённый, и пишет такую песню, от которой его жена, едва услышав, рыдает в три ручья её "пробрало", до глубины души!
     -Удивительно, - уронила Маша. – Ты словно бы рассказываешь историю любви…
     Марк сел на стол, точно так же, как когда-то сидел Вадим. К счастью, расположился он не то чтобы очень близко... Маше и без того было не по себе от одного его присутствия рядом. Вообще-то она уже вполне привыкла к состоянию некоторого беспокойства, когда в кабинет к ней заходит Костя, и довольно успешно сопротивлялась, но вот Марк... Большой угрозы она в нём не видела, но стойкое ощущение дискомфорта было постоянным. Анализировать не пыталась, и списывала всё на полное отсутствие симпатии. Ей не нравилось, как он на неё смотрит, как говорит с ней... Причин не было, но Маша почему-то постоянно ждала от него намёков, навязчивых знаков внимания... Снова паранойя? Всё может быть, но... шёл бы он поскорей отсюда... Постаралась отвлечься от мыслей (самое правильное - не делать никаких выводов и не загружаться), вспомнила свой первый визит сюда и стало немного грустно…
     -Костина жена тоже считает, что у него нездоровые наклонности! – засмеялся Марк, выводя Машу из размышлений. – Не знаю, возможно это так и выглядит со стороны, но у нас с Костей нормальные творческие отношения. Уж я-то знаю. Есть художники-лидеры по натуре, а он – ведомый. Ему нужен вожак. Соавтор в какой-то степени. Понимаешь?
     -Понимаю. У меня есть версия. Тебе любопытно?
     -Конечно!
     -Энергетический вампиризм. Он нашёл подходящего человека и подпитывается от него энергией.
     -Ого, - удивился Марк. – Костя - Дракула?
     -Да, только тут не кровь нужна, а внутренняя сила. У тебя она есть, раз ты, общаясь со Станиславским, не падаешь без сил. Чаще всего так и бывает – дружат те люди, между которыми происходит взаимный обмен энергией. Он – должен всё время подпитываться, а ты – должен отдавать, только в этом случае вы будете оба хорошо себя чувствовать. Хуже, если энергию тянут из слабого человека.
     -Значит, он может погубить кого-нибудь? Высосать из него все соки?
     -Да, конечно. Талантливые люди, я слышала, часто бывают вампирами.
     -Ты – интересный человечек, Маша, - сказал Марк задумчиво. – Давно хотел сказать тебе об этом. Я обещаю контролировать Станиславского, чтоб не выкидывал с тобой своих вампирских штучек!
     -Ловлю на слове, – улыбнулась Маша. – Тем более что я – кандидатура более чем не подходящая. У меня очень слабая энергетика. Что-то вроде разряженного аккумулятора.
     У Марка зазвонил сотовый. Он слез со стола (у Вадима, помнится, это получилось более элегантно – он просто встал, а Марк именно слез, или даже сполз – как-то по-бабьи, хотя ростом-то они, кажется, почти одинаковы).   
     -Мы с тобой обязательно поговорим на всякие загадочные темы, - пообещал Писарев, уходя со звонящим телефоном. – К слову (если до сих пор не знаешь), имей в виду, что Станиславского эти темы сильно нервируют.
     -Спасибо, я обязательно приму к сведению.

* * *
     Вадим ненавидел осень. Даже с учётом того, что вокруг – Российское подобие субтропиков, осень - это время, когда всё чертовски невесело. Сыро, ветрено, зябко… Осенью на него неизменно накатывался дремучий депрессняк, и ни одно средство не помогало. Вообще-то, средств этих было не так много – ну, работа, ну письма друзьям по Интернету, разговоры с ними через "Скайп", воздушные поцелуи от испанок через веб-камеру, ну разговоры с двоюродной сестрёнкой по тому же "Скайпу", ну жена с её традиционным неуёмным желанием СООТВЕТСТВОВАТЬ… Попытался самостоятельно бросить курить (давно собирался, да всё как-то недосуг было…). Особо похвастать нечем: начал раздражаться по каждому ничтожному поводу. Махнул рукой. Не сидеть же на успокоительных таблетках, как чувствительная барышня?.. Решил посоветоваться со знающими людьми. Посоветовали, перечислив множество препаратов, выбирать из которых следует методом проб и ошибок – кому-то помогает, кому-то нет, никогда наперёд не скажешь… Чем не занятие в осеннюю пору?
     При всём этом Вадим очень даже хорошо понимал, что с ним происходит, почему он пытается хоть чем-то себя занять. Маша… Он теперь думал о ней постоянно, на работе, в машине, гуляя с собакой, выполняя супружеский долг, на тренировках, просыпаясь и засыпая... Давно уже научился управлять собственными чувствами, контролировать желания и устремления. Он не позволял себе окончательно рухнуть в омут под названием "любовь" (о, чёрт, как же пошло звучит!), сопротивлялся довольно успешно. Сопротивлялся. Но только зачем? Прекрасно понимал и другое: это только на первый взгляд кажется, что Маша возвела вокруг себя неприступную стену, ускользает, недоговаривает, странно себя ведёт. На самом-то деле, если кто и возвёл крепостные стены на ровном месте, так это дражайший Вадим Ефимович. Держит круговую оборону, понимаешь. Измучил девушку! То СМС-ки шлёт, то исчезает на несколько месяцев, а потом объявляется и начинает что-то говорить про её глаза… Вот пойми – влюблён он или просто зубной болью мается?!
     -Дима, сколько раз я тебя просила не выдавливать тюбик зубной пасты с середины? Ты нарочно это делаешь?
     О, да, конечно, зубная паста – очень серьёзный повод для семейного конфликта (ещё серьёзней, чем неопущенное сидение унитаза!). Повод уйти спать в гостиную. Генрих забирался к нему под плед, пристраивался подмышкой, сладко посапывал во сне… Когда не удавалось заснуть – включал на ноутбуке какой-нибудь фильм или сериал. Всё равно какой, но лучше не отечественный, с оригинальным звуком, без русского дубляжа. Чаще всего – House MD, Dexter, Dark Angel от которого фанатела Лиза, или столь любимое Машей Supernatural, один из первых сезонов этих сериалов – все они почему-то действовали умиротворяюще. А утром, на цыпочках, в гостиную прокрадывалась Настя (от кого скрывалась?), притворялась виноватой, и они занимались любовью в знак примирения. И так по кругу. День сурка. Он не то чтобы присматривал за женой - обращал внимание на мелкие детали вроде каких-то новых, не свойственных ей нюансов в поведении. После поездки в Испанию всё казалось каким-то… Показушным? Искал повод для серьёзных претензий, и не находил. Жена как жена – готовит, стирает… иногда. Когда до предела доставала действительность, с головой уходил в работу. Даже вёл заседания киноклуба, к полному восторгу учеников. По вечерам – обязательная тренировка, бассейн, он хорошо понимал, что других вариантов для него нет, последствия серьёзной травмы слишком часто давали о себе знать, и если не работать над своим телом – всё, ты труп. Тренер был его хорошим приятелем (бывший одноклассник), иногда Вадим даже помогал ему в тренерской работе. Чисто из интереса, "на общественных началах". К тому же, это очень помогало убить время… В конце октября порядком ошалел от мыслей и головной боли (побочные явления отказа от никотина), попросил у Иры чего-нибудь снотворного, если можно. Не отказала.

* * *
     Как-то незаметно пришёл ноябрь. Более того, за всей круговертью, Маша опомнилась, что скоро ноябрь, лишь где-то в районе пятнадцатого числа последнего осеннего месяца. Противного, стылого, сырого месяца... Она никак не могла привыкнуть к южному климату. Ноябрь, когда листва на деревьях только-только начинает кое-где желтеть, и по-прежнему цветут "анютины глазки" на клумбах, в голове укладываться не хотел. В первых числах готовились к премьере "Маргариты", пятнадцатого – всё случилось (повезло, у неё был выходной) и прошло, что называется, "на ура". Весь день лил дождь, бушевал ветер, на море слегка штормило. Настроение было на нуле, несмотря на успех и поздравления. Вадим не появился, хотя все его ждали. Костя сказал, что он занят на работе. Фотографии, естественно, не привёз (с тех пор так и не виделись). Забыл? Маша догадывалась, что… нет, уверена была, что дело в ней, в её странном поведении (одновременно манит и отталкивает – ну не дура ли?). И… ничего не могла с собой поделать. Эсэмэсок больше не было. Вечером, после премьеры, долго сидела с телефоном в руке, вспоминая слова Вадима о попытках "рожать на расстоянии", и послала, наконец, сообщение:
     "Сегодня была премьера.Всё отлично!Мы-молодцы!Будем работать дальше!"
     Ответ пришёл часа через два:
     "Наслышан.Поздравляю."
     Словно ушат холодной воды. Обиделась. Через полчаса ещё одно SMS:
     "Извини: не в меру лаконичен.Исправлюсь.Суета одолела.Скоро увидимся.Обещаю".
     Улыбнулась, конечно немедленно простила… Поняла, что страшно, невыносимо скучает и где-то внутри что-то свербит, болит, рвётся наружу... Ну чем погасишь такой всплеск эмоций? Поплакала немного. Отлегло. Дождь всё лил, и ветер шумел в листве за окном…
     Прошло не меньше недели, прежде чем Вадим появился в ЦТЮ со своим легендарным фотоальбомом. Ей показалось, что он немного похудел. Выглядел каким-то загруженным, задёрганным… Или действительно только показалось? Все тут же принялись поздравлять его с прошедшим днём рождения ("Упс!" – подумала Маша), он сдержанно благодарил, сказал, что не праздновал – настроение дурацкое, осеннее, не праздничное… Его осудили – необходимо устраивать себе редкие праздники, ведь такой замечательный возраст – 34! Вадим ничего не ответил, только пожал плечами и открыл свой альбом. Успех испанских фото был грандиозен. В кабинет Станиславского сбежался весь ЦТЮ. Все настолько впечатлились, что решили немедленно копить средства на поездку в Коста Брава и устроить массовый заезд следующим летом. Маша, мучительно соображая, что бы такое сказать или сделать, вместе со всеми рассматривала фото, и никак не могла решиться поднять на Вадима глаза. Злилась на себя ("Веду себя, как школьница!"), смотрела на великолепные пейзажи, знойных красавцев и красавиц (компания молодых испанцев, с которыми Вадим подружился во время поездки)…
     -Дим, ну а где же тут твоя жена? – это Костя пролистывал альбом.
     -Она все десять дней загорала, - ответил он. – Получилось, что мы отдыхали всё-таки порознь я – активно, она – пассивно.
     -Это почему? - не унимался Костя. – Все считают, что вы всегда вместе, как птички-неразлучники, и вдруг отдыхаете порознь.
     -Нужно же когда-то и друг от друга отдыхать, - ушёл от ответа Вадим. – Она сама оплатила свою часть поездки, так что крыть мне было не чем. Хочет солнечные ванны – получает их.
     Время приближалось к семи. В восемь у Маши начиналась рабочая смена в магазине.
     -Подвезти тебя? – показалось, что он только и ждал момента, когда Маша посмотрит на часы.
     -Было бы неплохо, - ответила она, впервые подняв глаза.
     "Импреза" ждала на стоянке, рядом с тем самым "Бентли", уже когда-то виденным тут Машей. Седоватый мужичок высунулся из окна:
     -Слушай, он там ещё долго?
     -Он мне не докладывал, но, думаю, скоро будет.
     -Трындец, ну и должность у меня! – проворчал мужичок.
     -Кого он ждёт? – поинтересовалась Маша, когда сели в машину.
     -Марка. Этот бедолага – водитель. Когда его здесь вижу – хочется бесконечно соболезновать.
     -Так это машина Марка?
     -Нет, его… приятеля.
     -Да, действительно не повезло человеку – возить такого зануду…
     -Deja vu… - вдруг сказал Вадим. – Это уже было когда-то: ноябрь, вечер, машина, твой голос… У тебя так бывает?
     -У всех так бывает, наверное…
     -Сбой в компьютерной программе.
     -"Матрица" – это бред.
     -Гениальный бред. Жаль, что его гениальность ограничилась первым фильмом.
     -Мы не о том говорим…
     -Знаю.
     -Прости, не поздравила тебя с днём рождения. Это странно, но я совсем забыла про "Скорпиона" с асцендентом в "Близнецах". Вообще-то на меня это не похоже. Закрутилась с премьерой наверное...
     -Не парься. Всё нормально.
     -И Барбара почему-то ничего не сказала…
     -Я же говорю: не парься.
     -У тебя проблемы дома?
     -Да, кажется.
     -Собираешься их решать?
     -Нет. Сижу и жду, когда "сойдёт само".
     -Почему?
     -Не спрашивай.
     -Она тебе изменила?
     -Не знаю.
     -И ты спокоен? Почему?
     -Не спрашивай, - повторил Вадим. - Маш, мне всё время кажется, что ты… ко мне несправедливо хорошо относишься. Или я ошибаюсь?
     -Нет, тебе не кажется, - сказала Маша и смутилась.
     -Звучит волшебно.
     -Но почему "несправедливо"?
     -Ты многого обо мне не знаешь.
     -Того, что я знаю, мне вполне достаточно.
     -Спасибо за то, что веришь мне. Понятия не имею почему, но отчего-то кажется, что для тебя это важно – верить человеку.
     -Да, ты прав. Ты – хороший психолог, как я посмотрю.
     -На том и стоим.
     Машина уже остановилась возле магазина, на землю спускались сырые сумерки, пешеходы зарывались носами в поднятые воротники – кто-то заходил в магазин, кто-то выходил, кто-то шёл мимо...
     -Мне пора, - сказала Маша, не двигаясь.
     -Иди, трудись, пчёлка Маша…
     -Шли мне хотя бы эсэмэски. Я с ума сойду.
     -Буду стараться.
     Она помедлила ещё несколько секунд, посмотрела на Вадима, встретилась с ним глазами. Но промолчала. Открыла дверцу.
     -Удачи, - сказал Вадим.
     -Взаимно, - дверца захлопнулась.

* * *
     До конца урока осталось десять минут – как раз на то, чтобы подразнить одиннадцатый. Ученики с надеждой поглядывали на часы, надеялись, что Вадим забыл на сегодня о подготовке к ЕГЭ. Не тут-то было!.. Но стоило только ему открыть классный журнал, выбирая себе жертву, как в дверь постучали. Стук как стук, самый обычный, но под ложечкой что-то оборвалось в недобром предчувствии. Он подошёл к двери – Нелли Яновна. Глаза испуганные. Шепчет:
     -Вадим, там звонят из прокуратуры. Тебя просят.
     -А дело-то в чём?
     -Понятия не имею. Вроде бы какая-то автокатастрофа.
     -Я сейчас иду.
     Вадим прикрыл дверь, стоя спиной к классу, и усилием воли остановил поплывшие перед глазами стены и дверную ручку. В голове мгновенно промелькнуло несколько вариантов: родители, Ира… Ухватившись за дверную ручку, как за спасательный круг, Вадим развернулся. Ученики улучили момент и занялись своими делами.
     -Господа! Pay to me attention, please, - вышло неплохо, даже энергично, пожалуй. Он оторвался от дверной ручки и возвратился обратно к столу. – Спасибо. Предупреждаю: на следующем уроке буду беспощадно гонять по экзаменационным вопросам. Всех. Without exception.
     -Вадим Ефимович!
     -Да, Василий.
     -Orally?
     -Устно, конечно.
     -У-у-у! – протянул класс.
     -Just that's it, - убирая всё со стола в сумку с ноутбуком, согласился Вадим. – Готовьтесь хорошенько, чтобы не наживать себе лишних неприятностей. Сейчас восемь минут до звонка. Буду очень признателен, если вы тихо посидите до конца урока. Не хотелось бы краснеть за вас – вы взрослые люди. Can I rely on you, ladies and gentlemen?
     -We are sit quiet, Вадим Ефимович.
     -What did you say?
     -We're quiet… - нерешительно поправился кто-то из учеников.
     -Вот! Именно "We're quiet", и никак иначе. Я посоветую Настасье Юрьевне повторить с вами спряжение глаголов "to be". На моем столе – ключ. Закроете класс, отнесёте ключ и журнал в учительскую. Don't forget this.
     -Сделаем, Вадим Ефимович.
     -Всем good-bye. Сидите, сидите, я переживу.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
"КОГДА НА ЧАСАХ ВСЕГДА ТРИ УТРА"
     Он вернулся к реальности и изумлённо огляделся по сторонам, не понимая, каким образом оказался здесь. Увидел здание городского вокзала, ощутил пронзительный, ледяной ветер, дующий, кажется, со всех сторон… Подошёл троллейбус и гостеприимно раздвинул двери перед самым его носом. Озябшие граждане забрались в салон, ворча, что вот мол-де, торчит, понимаешь, этот лохмач посреди дороги, как соляной столб! Вадим смущённо-виновато улыбнулся, отвечая что-то вроде: "Извините, я задумался", и помог какой-то дамочке погрузить в троллейбус чемоданы и её саму. Он ушёл прочь с остановки. Ему не хотелось никого видеть, но было необходимо отвлечься, иначе, будет выбит из колеи, в лучшем случае, на неделю. Ну, а в худшем – распустит нюни и, будучи противен сам себе, малодушно уйдёт в запой (Вадиму не приходилось уходить в запой, но на этот раз он всерьёз опасался, как бы с ним этого не случилось). Уж очень тоскливо на душе... Встречные девушки шли на рекорд по стрельбе глазами – это раздражало. Улицы - тесные, с бесконечными углами и закоулками, обстроенные ободранными, обветренными домами… Странно, этот город никогда не казался тесным, даже наоборот… Слишком редко он стал просто ходить по улицам. Так, чего доброго, в один прекрасный день заблудишься в родном городе! А город-то выглядит по-новому, деревья начали понемногу терять листву… Теперь хорошо бы вспомнить, где оставил "Импрезу". Ах, да, точно, она на стоянке возле школы - из прокуратуры за ним прислали машину...
     Чёрт, что же это делается? Делается-то что? Почему он чувствует себя во всём виноватым? Почему, Господи, почему винит себя, почему в голове всё настойчивей повторяется фраза о том, что недоглядел, проморгал, необходимо было быть внимательней, чуть настойчивей, звонить, убеждать?! Задрот! – оборвал сам себя Вадим и отмахнулся от мыслей. Клинический кретин с побочными явлениями в виде тупости и недоразвитости логического мышления. И таких вот уродов допускают в школу, учить детей? Бедные, несчастные дети! За что их так наказали?
     Набрал номер Барбары. Та ответила сразу же:
     -Привет, Дима.
     -Ты где? – спросил он.
     -В ЦТЮ. У меня занятия скоро. Ты сам-то где?
     -Поблизости. Я зайду сейчас.
   
* * *
     Предварительно постучав, он заглянул в танцкласс. Барбара в одиночестве делала растяжку, закинув ногу на балетный станок. Слегка сощурилась, всматриваясь, кто это пришёл.
     -Дима, - улыбнулась она. – Здравствуй ещё раз.
     -Можно тебе помешать?
     -Ты не мешаешь.
     -Хорошо, что ты одна. Когда занятия начнутся?
     -Часа через полтора. Да что случилось-то?
     -Пойдём, покурим.
     Спустились в курилку. Это был небольшой закуток в углу здания.
     -Знаю, ты куришь исключительно крепкие сигареты.
     -Да, - удивлённо кивнула Барбара. – Ты меня пугаешь.
     И протянула ему свои сигареты. Вадим закурил.
     -Зойка погибла, - сказал он.
     -Как погибла? Когда? Я только позавчера разговаривала с ней по телефо… - она осеклась и замолчала.
     -Мне позвонили из прокуратуры и пригласили на опознание. "Опель" врезался в фуру на скорости под 120. Три неопознанных тела – два мужчины и женщина. В первом же сотовом, в телефонной книге, номер телефона нашей учительской и мой мобильный. Моё имя выскочило первым потому что ни на "А", ни на "Б" там контактов не было – сразу "В". Это был Зойкин телефон, я потом его видел – розовый, с цветочками (у неё все телефоны розовые). Ты в нём, кстати, под кодовым именем "Ё...нутая" - ты в курсе? Позвонили в учительскую, потому что сотовый был отключён… Она сохранила мой номер в контактах, и даже, зачем-то, телефон учительской – зачем? Была причина?
     -Возможно. Я не знаю, Дима… Ты что, ездил на опознание?
     -Ездил. Три человека: Лео, Иван и… Зойка.
     -Трое? Только трое?
     -Погибших трое. Кто-то что-то сказал про какого-то ребёнка. Кажется, в машине был ещё чей-то ребёнок, и он выжил.
     -Где он, тебе не сказали?
     -Не сказали.
     -А странных вопросов не задавали?
     -Странных вопросов? Какие вопросы для тебя странные, а какие – нет, Барби?
     -Всё, молчу, у тебя шок по-моему… Бедняга! – Барбара, чуть не плача, обняла его, а он не успел отстраниться. Или у него просто не было сил. – Боже мой, Димка, я отменю занятия, поехали, напьёмся… Ужас какой…
     -Барби, на ней живого места нет, только лицо… Мне ампулу с нашатырём в нос сунули, не то я прямо там и хлопнулся бы.
     Барбара обнимала его, гладила по спине.
     -Ты вот что, ты посиди тут, а я побегу к руководству, отменю занятия. Только никуда не вздумай уходить, дождись меня. Ты слышишь, Вадим?
     -Слышу, - откликнулся он, как сомнамбула. – Не забудь кой-куда позвонить, а то одной только неустойкой не отделаешься.
     -Не тревожься, не забуду, - сдержанно ответила Барбара и прибавила, пробормотав под нос:
     -Хамит – значит жить будет. Вот когда он хамить перестанет, значит, дело - труба.
   
* * *
     Барбара жила в симпатичном коттедже на самой окраине. Вадим был здесь только однажды, около трёх лет назад. За это время в доме немногое изменилось – разве что появились сигнализация и натяжные потолки… Он позвонил Насте, и, как мог (насколько был в состоянии это сделать) объяснил жене, почему не появится дома до завтра (погиб его давний друг, и он намерен "вусмерть ужраться") – Настя только хмыкнула и сказала: "Ты только сам живым вернись". Барби собралась было обзвонить всех, кто знал погибших, и собрать их у себя, но Вадим запротестовал. Так и остались вдвоём. Всю ночь сидели и разговаривали. Сколько выпили и выкурили – никто из них не считал и не запомнил (в доме у Барбары имелось некое подобие винного погреба - его и опустошали - но хозяйка понятия не имела, чего и сколько хранится в её закромах, так что остаётся только догадываться). Уже утром как-то незаметно вырубились, кто где. Барбаре повезло больше – её "сморило" на широченной кровати, а Вадиму, после сидения в кресле без движения, пришлось достаточно долго приводить спину в порядок и даже позволить Барбаре сделать себе массаж (девушка была в восторге). Хорошо, что вчера была суббота, и на работе Вадима не ждали…
   
* * *
     Дело было лет одиннадцать назад. После того как, закончив институт, Вадим вернулся из Краснодара, он начал работать в школе. По-прежнему занимался крошечной Лизой. Тогда ему было только 22. На любовном фронте не то чтобы не везло… Со многими девушками быстро становилось просто-напросто скучно. Выдерживал пару-тройку свиданий, не больше. Пробовали снова жить с Ирой. Два месяца промучились. Ничего не получилось – начались ссоры на пустом месте. Предпочли расстаться, на этот раз окончательно. Ира поплакала и, через полтора года, вышла замуж за моряка. А в жизни Вадима внезапно появилась… сказочная красавица Зойка. Она тогда работала курьером при мэрии. Однажды привезла какие-то документы на дом отцу (тот был просто депутатом) – тут-то, в саду, посреди розовых кустов, он её и увидел (пирсинг, бледное лицо, тёмная помада, чёрная подводка на глазах). И потерял сон и покой. "Я влюбился в сатанистку", - почему-то сразу подумал Вадим. Зойка быстро разобралась, что к чему и совсем его не мучила. Напротив - моментально объявила, что хочет быть с ним, как можно скорее. Видимо она тоже быстро влюбилась, поскольку была очень неравнодушна к любым внешним эффектам, а Вадим, как вы знаете, мгновенно привлекал к себе всеобщее внимание... Зойка влюбилась точно так же, как и Вадим, до помутнения рассудка. Даже смыла бОльшую часть своего кричащего макияжа. Несколько месяцев жили только друг другом, ничего вокруг не видя и не слыша. А потом Зойка торжественно привела его в свою компанию (нет, гОтов там не было, сатанистов тоже – внешний вид Зойки это лишь антураж). Он не вникал, чем заняты его новые приятели в свободное от загулов время - просто не хотел этого делать (он хотел только одного, быть рядом с Зойкой). А между тем, занимались те много чем. Были в компании и рэкетиры, и перекупщики краденного, и наркодилеры… Воров, правда, не было. Не было и откровенных бандюганов. В основном - дети из хороших семей, элита. Слегка, как водится, "с червоточинкой" – кто-то баловался героинчиком, кто-то садо-мазо, кто-то фетишиствовал при всём при этом, кто-то снимал любительское порно и неплохо зарабатывал… Барбара тоже там была – выделялась изо всех – остроумная, обаятельная. Приезжала с "папиком", уезжала с "папиком", нюхала белый порошок, и уверяла, что это не кокаин. Собираться любили в выходные – с вечера пятницы и до ночи на понедельник – на дачах, "фазендах", диких пляжах. Чаще всего, Вадим опаздывал примерно на сутки – по субботам он частенько работал – но зато потом навёрстывал упущенное с лихвой. Девчонки уже были "под кайфом" (каждая под своим), мальчишки успели подраться и выяснить отношения, так что ни конфликтов, ни лишней болтовни о делах… Вадим считал, что это – его досуг, отдых, полное расслабление… А однажды (сначала он подумал, что по чистой случайности), кто-то вкатил ему хорошую дозу героина. Вадим плохо помнил, что происходило под наркотиком – Зойка точно была, и постель была – сколько продолжалось, можно только догадываться. Затем наступила апатия – он просто лежал пластом, почти не дышал даже – Зойка не раз тревожно заглядывала ему в лицо, щупала пульс, говорила, что у него нет зрачков… Ломать не ломало (как Вадим это себе представлял), но выворачивало жестоко, несколько раз, нос заложило и колотил озноб… Он понятия не имел, что происходит, решил, что вот-вот отдаст концы. Кто-то услужливо совал в руки шприц, утверждая, что это – панацея, но тут-то Вадим сразу понял, что в шприце наркотик и шарахнулся, как от чумы. Барбара заставила Зойку сидеть возле него, всё время чем-то отпаивать (вкуса не чувствовал), отпустило быстро (как сказала потом Барбара: "Главное, чтобы за первым разом не последовал второй. Две дозы "гарика" – и пиши пропало!"). Наверное потому, что впервые. До сих пор Вадим порой вспоминал, как кричала тогда на кого-то Барбара ("Уроды! Подонки! Что вы творите? Для вас нет ничего святого! Только попробуйте к нему ещё раз подойти с этой мерзостью, я вас всех сдам!" и много чего ещё). Между прочим, он так до сих пор и не разобрался, кто именно пытался подсадить его на наркотики, подозревал умельцев, промышлявших порно – поинтересовался у Барбары, но та отказалась говорить на эту тему, посоветовала лишь сдать кровь на СПИД и гепатит… Пронесло. По большому счёту, если хорошенько подумать, во всём был виноват алкоголь – ведь лишь из-за него Вадим не почувствовал укола. Он-то считал, что с пьянством у него покончено – в студенческие годы уже перешёл эту "белую реку" вброд, но случай с героином помог трезво оценить ситуацию. Вадим понял, что ему трудно оторваться от спиртного, пил дома, после возвращения с работы, утром, чтобы унять головную боль, прибегал ко всяческим ухищрениям, чтоб никто запаха не учуял… Решил завязывать с сомнительными друзьями, с алкоголем, и, почти одновременно, одна из девчонок повесилась в ванной комнате. Не из-за чего – просто какой-то идиот предложил: "А давай, ты повесишься, а я тебя сфотографирую! Все со смеху помрут!" Девчонка не пропащая была, даже не наркоманка и не алкоголичка – дали ей каких-то таблеток, вот и все дела. Она и петельку сама привязала на душ – этот "фотограф" всё снял. Хохотала при этом! Наверное, так и не поняла, что с ней произошло… Подействовало, как пощёчина. Не вызовы к следователю, не суд над горе-папарацци – подействовали те фотографии, сделанные в ванной комнате. Их показали в прокуратуре на допросе. Недели две не в себе был, никак не мог уложить в голове истину – доигрались. Человека нет. Пить бросил моментально, как ни странно. Лежал на кровати и смотрел в потолок. Зойка звонила, кричала в трубку, что стоит на подоконнике (сунула голову в духовку и включила газ, держит в руке бутылку уксусной эссенции и т.д.) и, если он немедленно не приедет, то выбросится из окна (отравится газом, выпьет эссенцию и всё такое). "Ты не можешь так со мной поступить, не можешь взять и просто уйти! Ты бросил меня в тот момент, когда так нужна поддержка!". Он тупо клал трубку. Звонил ещё кто-то, укорял… Он просто выслушивал и клал трубку. Калёным железом выжигал из себя Зойку. Не удалось. Она пришла к нему в дом, и осталась на несколько месяцев. Три года мучительного, безысходного чувства – Зойка не хотела меняться, не хотела за него замуж, не хотела от него детей. Она мечтала о красивой жизни и о пышных похоронах – вот только об этом. После того, как она, в очередной раз, залетела и собралась на аборт, он сказал ей: "Всё, не могу больше. Уходи". Зойка заплакала. Стояла и ревела в прихожей. Тогда он взял её за плечи и выставил за дверь. Она ушла по дорожке, посыпанной гравием, размазывая слёзы. Больше не позвонила. Вадим полгода ждал её звонка. Не дождался. Вместо Зойки позвонила красотка Барбара, позвала в гости, поговорить. Знал, о чём будет разговор, но поехал. Неужели на что-то надеялся? Оказалось, Зойка передала ему подарок – диск с любительским порно. Купила его у какого-то дилера, промышляющего такими вещицами. Вадим совершенно не помнил, когда это было снято ("Героин" – сказала Барбара, и этим словом объяснила ему всё), но зато сразу узнал и место, и двух действующих лиц – у Зойки была татуировка-бабочка на бедре, а у него – пирсинг, тот самый легендрный ПРИНЦ АЛЬБЕРТ, сделанный по всем правилам (мало с кем спутаешь - прокол строго по центру, как делается только у обрезанных мужчин), с которым пришлось немало повозиться, но очень уж он нравился девушкам... Ладно, теперь не важно… Почти три года проносил серьгу, но, всё-таки избавился от неё в конце концов, по куче причин. К слову сказать – как раз лиц-то на записи видно не было – оператор хорошо знал своё дело и, к огромному облегчению Вадима, полностью сохранил инкогнито людей в кадре. По словам "дилера" эта запись пользовалась наибольшим успехом и разбиралась, как горячие пирожки… Выпили с Барбарой водки, покурили… Когда приехал домой - диск сжёг в камине и постарался обо всём забыть, как о дурном сне. Непонятно почему позвонил Ире. Было три часа ночи или что-то около. Её нынешний муж – серьёзный человек, капитан дальнего плаванья, часто бывал в рейсе – потому-то и не нарвался Вадим на ночные разборки. Да ему, по-сути, было всё равно. Ира ждала ребёнка, плохо спала по ночам, а когда Вадим её разбудил - только-только заснула. "Что-то с Идой Александровной?", - встревожилась Ира (у мамы иногда шалило сердце). Когда он начал говорить, поняла, с кем именно стряслась беда. Проговорили несколько часов, до самого рассвета. О чём – Вадим теперь уже не помнил, но главное было то, что с того самого ночного разговора он навсегда разделил свою жизнь на три части: до Зойки, с Зойкой, после Зойки. Середину вычеркнул и постарался забыть. Ира, помнится, прощаясь после памятного ночного разговора, пошутила: "Ну, Дима, теперь ты просто обязан опять на мне жениться – боюсь, после сегодняшнего, ты снова настолько запал ко мне в душу, что сыночек мой может уродиться кудрявым шатеном, как Лиза! Муж-блондин из дому прогонит!". А он ответил ей вполне серьёзно: "Если прогонит – значит, он у тебя осёл! Прогонит – приходи, женюсь на тебе вторично, не раздумывая". Тогда-то, вероятно, и произошёл главный перелом в его характере и взглядах на жизнь. За это он до сих пор благодарен Ире, которую когда-то заставил столько плакать. Она удержала его, в очередной раз протянула руку – простая русская женщина… Бог знает, что произошло бы, не поговори они тогда ночью. С тех пор Вадим часто заходил к Ире в больницу, когда она дежурила, приносил розы и клематисы из их сада. Все считали его Ириным поклонником и никак не могли понять, что он в ней нашёл… А буквально на следующий день после ночного разговора с Ирой, ведомый чем-то совершенно необъяснимым, пришёл в православный храм. Стоял на коленях перед иконой Богоматери, просил его простить. Подошёл батюшка, расспросил. Вадим сказал, что он – обрезанный еврей, и был уверен, что его тут же погонят взашей. Не прогнали, выслушали, объяснили, что к чему, позвали на службу. Он пришёл, попал на Литургию – стоял, слушал, смотрел на прихожан, и слёзы сами собой лились из глаз. Через месяц принял крещение. После этого Вадим очень быстро взял себя в руки и всецело посвятил себя работе и Лизе. Как отнеслась мама и родственники с её стороны к его переходу в христианство – это отдельный разговор, и Вадим до сих пор избегал говорить на эту тему, обсуждать её. Он просто чувствовал, что нашёл себя, успокоился.
     Зойка на несколько лет уезжала из страны (кажется, была в Америке) – выходила замуж, а потом вернулась к старым приятелям и продолжила жить красивой, в её представлении, жизнью. Они виделись с год назад, на улице, мельком. Он настолько отвык от неё, что Зойка показалась совсем уж нереальной красоткой - Вадим даже задумался, каким образом вообще когда-то мог нормально соображать рядом с ней. "Вау, - сказала Зойка, - из смазливого мальчика ты вот-вот превратишься в брутального самца - мне даже хочется покраснеть! Как бы кое-кто меня не приревновал - и плакала моя красивая жизнь!". С этими словами она послала ему воздушный поцелуй и убежала…
     ...Он, как мог, скрывал от Насти свою прошлую жизнь. Для начала – уничтожил все фотографии из той жизни. Выбрал день, когда до свадьбы с Настей оставалось около месяца - перетряхнул фотоальбомы и отсортировал из них всё, что не хотел помнить. Давно собирался заняться, да руки не доходили – а тут такой повод! Так вот, Вадим собрал в стопку фотографии (сверху оказался хороший профессиональный снимок Зойки), отнёс в дальний уголок сада и безжалостно сжёг в чугунной ёмкости (отец называл её "вагонетка"), предназначенной для сжигания разнообразного садового мусора. Он стоял и смотрел, как обугливается лицо Зойки, как бумага идёт пузырями, скручивается и вспыхивает сине-голубым пламенем… И в его жизни от Зойки остались лишь воспоминания…

* * *
     -У тебя есть что-нибудь выпить? – с этими словами Барбара вошла в Машины двери. – Ну, хотя бы пиво.
     -Нет, ты же знаешь, - растерялась Маша.
     Был второй час пополудни. Всего четыре с небольшим часа назад Маша вернулась с работы. Заболела одна из продавщиц и её некем было заменить. Машу попросили отработать ещё одну ночную смену, предложив взамен дополнительные сутки отдыха и небольшой (жаль, что разовый) плюс к зарплате. Согласилась: всякое бывает в жизни. В результате она пробыла на работе полтора суток. Состояние было слегка ошалевшее, что и говорить. Ночью, как назло, так и не смогла заснуть, даже на привычные во время ночных смен три часа… А дома поспать удалось недолго – позвонила Барбара. Её машина стояла возле подъезда.
     -Что-то случилось? – спросила Маша, сонно моргая.
     -Три дня назад разбились трое наших общих с Вадимом знакомых. Сегодня похороны.
     -Ах вот оно что! Тогда я поняла, почему он прислал мне в SMS отрывок из стихотворения Есенина, - кивнула Маша.
     -SMS? – удивилась Барбара. – Вы переписываетесь?
     -Иногда. Очень редко, - Маша уже поняла, что спросонья спалилась сама и спалила Вадима, но было поздно. – "В этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей". Я испугалась...
     Сообщение пришло вчера, в середине дня, и выбило из колеи. Пришлось уйти в подсобку и посидеть там пару минут. Казалось бы – ничего особенного, но вдруг повеяло таким холодом, что Маша действительно не на шутку испугалась. Набрать его номер не смогла, как себя не уговаривала. К вечеру эмоции немного притупились (должно быть, от усталости), но уснуть не получилось и, скорее всего, именно из-за этого SMS. Позвонить так и не решилась…
     -Я узнаЮ поразительные вещи, - проговорила Барбара. – Дима полон секретов, а ты – просто воплощённая ТАЙНА.
     Она, по инерции, вытащила пачку сигарет, но тут же положила обратно в сумку.
     -Кури, я разрешаю.
     -Не буду. Не хочу, чтобы эта симпатичная квартирка воняла табаком, - Барбара сидела в кресле, беспокойно перебирая пальцами висюльку на мобильном. – Я пришла с просьбой. Поможешь?
     -Чем смогу. Я очень устала на работе.
     -Его нужно проконтролировать. Он не в себе и обязательно поедет на похороны. Я бы сама туда рванула, да не могу – у меня работа, а вот ты, к счастью, дома…
     -Когда похороны?
     -В три. Настю, как ты понимаешь, нельзя привлекать – Димка сознательно изолировал её от своей прошлой жизни.
     -Ты думаешь, у меня есть право соваться? Он тебе сказал, что у меня есть такое право?
     -Маша, пойми: реально не к кому обратиться за содействием.
     -А содействие действительно так необходимо?
     -Да!
     -Кому? Тебе или ему?
     -Ему. Ему сейчас очень плохо. Только он не признАется. Будет давить это в себе. И, боюсь, не выдержит. Мужиков беречь надо, они очень ранимые.
     Иронии в словах Барбары не было, напротив, она говорила совершенно серьёзно. Маша помолчала.
     -Эти люди были настолько близки ему? – спросила она, размышляя.
     -Да, в своё время, они были не разлей вода.
     -Один из погибших людей - девушка?
     Теперь замолчала Барбара.
     -Сдаюсь, - проговорила она через паузу.
     -Что за тайна – я поеду на кладбище и всё равно увижу портреты.
     -Да, но там ты всё сама увидишь, а сейчас выходит, что я разболтала. Насплетничала.
     -Но ты не насплетничала. Я и так знаю, что в его жизни была девушка, которую он очень любил, а, возможно, любит и до сих пор.
     -Неужели рассказал?
     -Нет, я просто это поняла. Вадим не хочет, чтобы об этой девушке знала его жена, потому ты не можешь обратиться к ней за помощью. Если нарушишь это негласное правило, он, скорее всего, прекратит с тобой общаться.
     -Маруня, ты врёшь, что не умеешь читать мысли.
     -Барби… - с упрёком посмотрела Маша.
     Барбара сделала успокаивающий жест рукой.
     -Я так понимаю, бесполезно просить тебя рассказать мне что-нибудь об этой девушке? – сердито спросила Маша.
     -Спроси у него. Возможно, он и расскажет, ведь пишет же эсэмэски.
     -Быть может, у него просто бывает иногда свободное время, которое некуда деть…
     -Маруня, он никому, кроме дочки, эсэмэски не пишет. Он ненавидит эсэмэс! Это тебе о чём-нибудь говорит?
     Маша опустила голову.
     -Так ты едешь?
     -Я не уверена, что это необходимо.
     -Это необходимо. Поверь мне.
   
* * *
     Пришлось вздохнуть, сварить крепкого кофе и поехать, на вызванном (и оплаченном) Барбарой такси, в морг. Приехав, Маша, насколько смогла, "смешалась с толпой". К счастью, народу было очень много. Дорогая одежда, престижные иномарки, море цветов… Какой-то мужчина "в годах" рыдал возле одного из закрытых гробов, рядом с фотографией девушки, лицо которой она не рассмотрела. Только что закончилась служба, пахло ладаном… К счастью, все, кто были не на машинах, очень быстро перебрались в автобус. Доехали тоже быстро. Когда выходили из автобуса, Маша изо всех сил продолжала "мешаться с толпой". Мысленно ругала себя, на чём свет стоит: ну вот какого чёрта повелась, зачем сунулась не в своё дело? Чужие люди, чужая жизнь… Больше всего, конечно, боялась, что Вадим всё неправильно поймёт – ей будет решительно нечем обосновать своё появление тут. Она с опаской смотрела по сторонам: его нигде не было. Да и должен ли он появиться? Маша встала подальше от всех. Кто-то что-то говорил, ходил священник… Могилы зарыли, установили на них кресты, положили мраморные плиты, выложили венками и цветами. Так прошло около часа. Понемногу толпа редела и, наконец, рассосалась совсем. Ушли рабочие с лопатами и прочим инвентарём… Стало жутко – одна, в незнакомом месте, да что там "в незнакомом месте" – одна на кладбище! Ужас! Маша решила выждать полчаса, а потом уехать на такси – благо телефон лёгкий и сразу запомнился. По радио обещали норд-ост. Не ошиблись. Было сыро и очень холодно. Промозглый ветер пронизывал насквозь, на полуголых ветках кустов, дубов, каштанов и ив стыли капли изморози, а чугунные оградки блестели, как глазурированные. Ветер выл в макушках деревьев, шуршала пожухлая трава под ногами, каблуки вязли в раскисшей земле. Она подошла к свежей могиле, возле которой стояла большая цветная фотография той самой девушки. На этот раз внимательно рассмотрела. Синие глаза, светлые волосы, лучезарная улыбка… Красивая. Очень красивая. Невольно представила рядом с ней Вадима. Запросто получилось. Маша опустилась на корточки, рассматривая снимок и безотчётно перебирая пальцами замерзающие лепестки темно-бордовых роз… Шум кустов со стороны дороги заставил её встрепенуться, словно застигнутую на месте преступления. Маша увидела мелькнувшую сквозь ветки чёрную тень и ещё не успела испугаться, как из-за кустов возник Вадим. Очень бледный, в расстёгнутом пальто. Увидев её он резко остановился, словно наткнулся на стену.
     -Это ты или я начинаю бредить? – спросил хрипло.
     -Это я, - ответила Маша.
     -Зачем ты здесь?
     -Тебя жду.
     -Маша, это безумие – торчать одной на кладбище, в такую погоду!
     -Я тебя искала, - сказала она беспомощно.
     -Вот ключи от машины, держи. Нажмёшь сюда, дверь откроется. Ты поняла?
     Маша кивнула.
     -Давно здесь?
     -Час примерно, или чуть больше…
     -Вот сумасшедшая! Иди, пожалуйста, к машине. Я не шучу. Ты совсем замёрзла. Иди, я сейчас.
     Она снова кивнула и пошла к асфальтовой дороге, сжимая в плохо слушающихся пальцах маленький пластмассовый пульт сигнализации. На стоянке одиноко стояла чёрная "Импреза", покрытая мелкими каплями мороси. Сигнализация пискнула, дверца открылась. Маша села в тёплую машину, заглянула в зеркало над лобовым стеклом. Глаза красные, нос тоже, волосы ужасно выглядят (почему-то не пришло в голову скрепить их заколкой!)… Руки совсем закоченели. Как смогла, непослушными пальцами, привела волосы в порядок – в кармане куртки, на её счастье, обнаружилась позабытая резиночка. Зацепила на затылке "хвост" и засунула его кончик под резинку (всё же лучше, чем было!)… Машу немного потряхивало – то ли от холода, то ли от волнения. Прошло ещё с полчаса, прежде чем появился Вадим. Он быстро подошёл к машине, выбросил недокуренную сигарету (на этот раз вокруг наблюдался явный недостаток урн) и сел в машину. Маша отдала ему ключи.
     -Барби всегда была впечатлительной, - сказал он.
     -Другой бы радовался, что за него кто-то переживает, - проворчала Маша, глядя в окно.
     -Да я радуюсь, радуюсь, Маш, - вздохнул Вадим и повернул ключ в зажигании. – Теперь вот ты можешь запросто подхватить пневмонию. Какого чёрта она послала тебя? Почему сама не приехала, раз уж ей сбрендило спасать меня?
     -У неё работа…
     -Работа, - проворчал Вадим, - будь она неладна, эта её долбанная работа.
     "Импреза" катила по дороге. Сырые пятна асфальтового покрытия мелькали, уходя под капот, мельтешила разделительная полоса. Небо висело, кажется, так низко, что протяни руку – и достанешь. Маша засмотрелась на унылый пейзаж за окном, как вдруг Вадим воскликнул: "О, чёрт!", и нажал на тормоз. Машину развернуло вокруг своей оси градусов на двести пятьдесят, так стремительно, что Маша не успела ни за что схватиться и пребольно ударилась локтем. Вадим быстро вышел и… сразу куда-то исчез, как по волшебству. Маша покрутила головой – влево и вправо – вокруг стояла сплошная белая пелена, словно "Импреза" нырнула в молоко.
     -Что происходит? - пробормотала она, оглушённая небывалым пируэтом. – Что это?
     И только через некоторое время поняла, что это – снег. На мир обрушился фантастический снегопад! На капоте за считанные секунды вырос сугроб, и лобовое стекло напрочь залепило мокрыми хлопьями.
     -Никогда не приходилось участвовать в автородео? - спросил Вадим, садясь в машину. – Ничего себе не сломала?
     (Видно, прежде чем сесть в салон, он отряхнулся от снега и теперь у него на плечах и волосах блестели капли) Маша качнула головой отрицательно.
     -Ещё немного и свернул бы шеи нам обоим, - он смахнул с волос текущую на лицо талую воду.
     Вадим осторожно и, скорее всего, по проверенному заранее маршруту, вывел машину к обочине.
     -Застряли до конца этого светопреставления, - пояснил он.
     -Пусть уж лучше здесь, а не на кладбище.
     -Там бы мы тоже могли оказаться, попадись нам на дороге ещё один такой же кретин, как я. Неровен час, устроили бы живописную свалку металлоконструкций… - Вадим вытащил сигареты, но, как и Барбара, тут же убрал обратно.
     -Кури, - разрешила Маша.
     -Не буду, спасибо.
     -Сегодня никто не желает курить в моём присутствии…
     Он нажал какую-то кнопку, и "дворники" принялись усердно скрести стекло.
     -Стоит нам с тобой встретиться – стихия сходит с ума.
     -Да, я тоже заметила… - Маша осторожно потрогала ушибленный локоть.
     -Спрашивай, отвечу, - сказал Вадим, посреди молчания, глядя на дворники.
     -О чём?
     -Тебе не о чем спросить?
     -Есть…
     -Спрашивай.
     -Расскажи мне о своей семье, - попросила она тихо. И добавила:
     -Если можно.
     Он посмотрел немного удивлённо.
     -Я ждал другого вопроса.
     Маша промолчала.
     -Ну хорошо, - Вадим пожал плечами. – Моя бабушка по маминой линии – правоверная еврейка. Дедушка был кубанским казаком, но он рано умер, бабушка вышла замуж вторично, когда маме было два года, за ортодоксального иудея, и с головой ушла иудаизм. Они никогда не ставили ёлку на Новый год и Рождество, например, а каждую субботу у них шаббат. Рош Ашана – Новый год, Йом Кипур - день искупления греха, Песах – Великая Суббота, иудейская Пасха, Ханука – самый любимый праздник… Всё это непременно отмечается в их доме. Бабушка сама делает мацу. Когда мама попросила у них благословления, чтобы выйти за папу, был ужасный скандал. Он больше чем наполовину русский, с русской фамилией, крещёный… Дедушка, папин отец, тоже казак, бабушка - из интеллигенции, учительница, наполовину еврейка, а на другую половину – украинка. Так что, сама понимаешь, еврейского в папе очень немного. Они поженились вопреки воле родителей мамы. Их брак много лет не желали признавать, кричали, что живут во грехе и - далее по списку… Бабушка, мамина мама, мечтала вырастить из меня правоверного еврея, всё для этого делала. Ну или, по крайней мере, пыталась делать. К стыду своему признаюсь, что я не радовал её прилежанием.
     -Ты совсем не похож на еврея: высокие скулы, линия губ не иудейская, глаза ясные, без поволоки… У тебя-то самого была ёлка на Новый год?
     -Конечно. Но в паспорте у меня было написано "еврей" – родство в иудаизме ведётся по материнской линии. Мама до сих пор не сменила фамилию, она – Баэр. Я плохо знаю иврит (а быть может, это не иврит, а идиш) - кажется, "баэр" переводится, как "источник". Но не уверен… Она почему-то стесняется русской фамилии отца, и всем говорит, что фамилия "Лапин" переведена с иврита в трудные для нашего народа времена. Ну, в тридцать седьмом… А насчёт того, похож ли я на еврея… Я на отцА похож, только это мало кто замечает – папа, как ты знаешь наверно, совершенно лысый, брови у него седые, и глаза голубые, а в остальном мы – почти как две капли. Никто не знает, как выглядели первые евреи. Никто не знает, как выглядел Моисей. Так что, ничего нельзя утверждать. Маму очень обидело, когда я окрестился, ни с кем не посоветовавшись. Она с таким трудом восстанавливала отношения с бабушкой, а я всё испортил и оскорбил память предков – так она мне сказала (бабушка до сих пор не знает, что я окрестился). Мама с самого моего рождения мечтала, что я женюсь на еврейке и замкну круг. Вдалбливала мне основы иудаизма с пелёнок, нашла невесту с хорошей родословной, умную, воспитанную, без дефектов дикции – её раздражает картавость… Но невесту я всерьёз не воспринял. Даже и не помню сейчас, как она вообще выглядела – видел её только раз в жизни. Жид крещёный, что вор прощёный, - заметил он задумчиво. – Вообще-то, давным-давно, раввин оттяпал мне хороший кусок кожи, о чём я совершенно не жалею, по правде сказать, но… Принять православие – это моё трезвое и целиком осознанное решение. Теперь обратной дороги нет - и об этом тоже не жалею.
     -Ты говоришь о своей семье так, словно каешься в каком-то грехе.
     -Некоторые люди имеют предубеждение насчёт евреев.
     -Я к таким не отношусь. Наоборот, уважаю эту нацию: древняя, мудрая… А что до недостатков, так они есть у всех. У русских их так же много, недостатков, но я не жалею и не стыжусь, что я русская.
     Наступила пауза. Стеклоочистители усердно трудились, хотя это мало помогало – снег налипал на стекло снова и снова...
     -Так и не спросишь ни о чём?
     -Ты хочешь, чтобы я спросила? Тебе придётся ВСПОМИНАТЬ. Это больно. Не хочу, чтоб тебе было больно. Я вижу то, что вижу, и чувствую то, что чувствую – мне этого довольно. Ты - очень сложный и, главное, сильный. Мне не доставляет удовольствия наблюдать, как страдает сильный человек.
     -Ты зря меня жалеешь. Между мной и благородным страдальцем общего мало, Маш. На самом деле я - жуткий тип, зануда и сексуальный террорист, у меня полгорода бывших любовниц, я пью, много курю, многим действую на нервы, обо всём на свете сужу со своей колокольни и не забываю обид.
     -Пытаешься самолинчеванием унять душевную боль? Говорят, в таких случаях ещё очень помогает удар по лицу. Врезать?
     -А врежь. Вот и проверим - пройдёт или нет.
     Он был серьёзен. Он действительно ждал пощёчины. Повернул к ней голову, но в глаза не смотрел. Просто упёрся в пол...
     -Ты… ты пьян, Вадим? – поражённая внезапной догадкой спросила Маша.
     -Слегка, - честно признался он. - Я не напился – всего пятьдесят грамм. А ДПС мне не страшна – я же мэрский сын…
     Маша внезапно поняла, что сидит и плачет. Сознание, с недосыпа, было сильно сдвинуто и её слегка "клинило", но чтоб лить крокодиловы слёзы без особых причин? Или не без причин? Сколько не пыталась разобраться в своём состоянии – ничего так и не разобрала. Нужно было срочно поспать, а то, чего доброго, галлюцинации одолеют! Она всхлипнула. Вадим тут же поднял глаза.
     -Ты чего ревёшь? – как показалось, прозвучало испуганно.
     -Не обращай внимание. Меня немного плющит: две ночи не спала.
     -Почему ты не спала?
     -На работе попросили. Работница заболела…
     -И Барби об этом знала?
     -Да.
     -Вот стерва, - он покачал головой. – Всё из-за моей персоны. Чёрт… Ну, я ей устрою.
     -Не нужно. Сейчас приедем в город – я благополучно завалюсь спать. Всё нормально будет, - Маша вытерла слёзы и нос платочком.
     -Нормально? – недоверчиво посмотрел Вадим.
     -Нормально. Видимо, мне просто… мне действительно очень жаль тебя. Я вижу, что тебе плохо, но ничем не могу помочь...
     -Не бери в голову: это всё - дела минувших дней и меня они уже, вроде бы как, не касаются, по большому счёту...
     -А вот тут ты привираешь.
     -Ах, ну да, я немного забыл, что ты - мисс Проницательность...
     -Я по-прежнему не собираюсь лезть тебе под кожу, не тревожься.
     Вадим помолчал и сказал:
     -Похоже, что это - наша с тобой первая ссора... Ты прости, я – урод, у меня условный рефлекс в целях самообороны - если кто-то подобрался слишком близко, начинаю хамить.
     -Догадываюсь... Я, в этом смысле, тоже хороша. Мы друг друга стОим - ты не подпускаешь меня ближе, я, в свою очередь, не подпускаю тебя… Очень мучительно…
     -Маш, ну всё, не плачь, в самом деле. Хватит.
     -Угу, - кивнула Маша, уткнувшись в платок. - Я тебя совсем измучила, да?
     -"Измучила" - это не совсем то слово. Правильней сказать, наверное, "я весь извёлся". Самостоятельно. Чувствую себя мальчишкой-старшеклассником, который встретил девочку своей мечты, но понятия не имеет, как нужно себя с ней вести. Меня что-то останавливает, причём жёстко останавливает, намертво. Что в тебе, Маша? Что за тормоз срабатывает? Латентная импотенция – не мой диагноз, я понятия не имел, что это такое, до встречи с тобой! Если мы продолжим в том же духе, я, чего доброго, съеду с катушек. Иногда думаю, что пора бы всё бросить, к чертям собачим, и не думать больше о тебе…
     -Зачем ты женился на Насте?
     -Мне нужна была… точка опоры. Я надеялся вынырнуть из того болота, в которое меня затянула жизнь…
     -Вынырнул?
     -Вынырнул.
     -Но для того, чтобы найти точку опоры, не обязательно жениться.
     -Обязательно. Я был… Чёрт, я не хочу этого рассказывать, ворошить прошлое… Я так усердно его забывал…
     -Не рассказывай. Мне не нужно знать, каким ты был. Мне важнее, какой ты сейчас. Тебе не кажется, что ты использовал Настю?
     -Если я и использовал её, в своё время, то долг уже сполна отдал. Совесть меня не мучает.
     -Но ты взял, практически с улицы, бездомную девочку, которую действительно использовал для того, чтобы порвать с прошлым. Ты с ним порвал, и надобность в "точке опоры" отпала. Она, наверняка, любит тебя, а ты теперь готов бездушно выкинуть её, едва на горизонте появилась непонятная девица, которую ты знаешь без году неделя.
     -Не совсем так.
     -А как?
     -Она меня не то чтобы любит, она… БЛАГОГОВЕЕТ. У неё никогда не было отца, и она теперь замещает его мною. Я примерный муж - дарю цветы, никогда не забываю даты, каждый удобный или неудобный момент выполняю супружеский долг, даже после трёх лет совместной жизни, мы ездим в отпуск вдвоём, как ты знаешь... У нас есть проблемы но я не раскаиваюсь в том, что женился на ней и меня не очень напрягает мысль о том, что, по всей вероятности, всю жизнь так и придётся оставаться для неё отцом.
     -И ты действительно ни разу ей не изменил?
     -Не веришь, как я понимаю.
     -Просто вижу, что ты не искренен. Мы уже не первый раз заговариваем о твоей верности жене, и оба раза ты кривишь душой.
     -От тебя не спрячешься, - Вадим пожал плечами. – Один раз было. Только один раз. Это ничего не значит для меня. Это – вообще ничего не значит.
     -Барбара?
     -Нет, - засмеялся Вадим. – Ты этой девушки не знаешь.
     -Мне всегда было интересно – почему мужчины изменяют? Вот и ты, выходит, не такой идеальный муж…
     -По глупости изменяют. Чаще всего, инстинктивно. Не задумываясь. А потом уж – в пору голову пеплом посыпАть, но – поздняк метаться. Хуже всего, когда девушка надеется на продолжение отношений, а у тебя на неё – ну никаких планов абсолютно… С этого всё зло и начинается... Вообще-то об этом я тоже не хотел бы – сейчас или когда-либо.
     -Не буду больше, - сказала Маша.
     Он снова вытащил сигареты и, на этот раз, закурил.
     -Прости – сил моих больше нет терпеть, - включил кондиционер и даже открыл дверцу машины.
     ПахнУло снегом и свежестью.
     -Вадим… - Маша, наконец, решилась. Поняла, что молчать больше не может, что, скорее всего, это "кто-то сверху" запер их сейчас в машине, под снегопадом, чтоб выяснили, наконец, отношения, расставили хоть какие-то точки над "ё", а то, честное слово, все вокруг уже "стреляются"!
     Вадим посмотрел в её сторону.
     -Я знаю, что давно уже пора рассказать тебе, - сказала она медленно, подбирая слова, - и… хочу, чтобы ты… правильно понял то, что я сейчас скажу.
     -Весь внимания и не перебиваю.
     -Надеюсь, мой рассказ ответит на некоторые вопросы из тех, которые тебя мучают. Я пытаюсь заново научиться жить. Это буквально. В один прекрасный день, три года назад, я открыла глаза в больничной палате, и не помнила ровным счётом ничего. Не знала, почему у меня перевязана голова, почему кругом синяки и ссадины. Не знала людей, которые ко мне приходили, называли меня Машей... Доктора сказали, что амнезия – это последствия черепно-мозговой травмы и что я была в коме несколько недель. В ответ на вопросы о том, что же всё-таки произошло со мной, они только переглядывались. Приходил следователь из прокуратуры – зря, я ничем ему не помогла. Тогда решено было погрузить меня в состояние гипноза. Доктора надеялись, что, возможно, с моей памяти уйдёт блок и я всё вспомню. Не ушёл. Когда меня вывели из гипноза, у всех опять были такие лица… На сеансе присутствовала моя мама – её отпаивали успокоительным, пришлось ставить капельницу. Допытывалась, что произошло на сеансе – все молчали. Я видела, как следователь вынул из диктофона кассету и убрал во внутренний карман. Показания, полученные под гипнозом, к делу не пришьёшь, но весь мой рассказ был тщательно запротоколирован. Мне удалось добиться того, чтобы всё-таки дали прочитать расшифровку этих зписей… Прочитала и стало так мерзко, что захотелось немедленно бежать в ванную и изо всех сил тереть себя мочалкой! Было полное ощущение, что извалялась в едкой, зловонной грязи. Я не верила, что всё это обо мне. Как следствие - психический срыв. Попала из одной больницы в другую, - Маша закрыла лицо руками и продолжала немного глухо:
     -К несчастью, никаких доказательств моего рассказа прокуратура так и не обнаружила. К тому же, у… ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА есть нужные люди в нужных местах. Дело практически замяли и его осудили по статье 113 УК – "Причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в состоянии аффекта". Дали три года, а через полтора выпустили по амнистии. Из прошлого мне удалось вспомнить только то, как в институте мы тренировали свою наблюдательность – да и то не сама вспомнила, помогли институтские друзья… А полтора года назад мне позвонил тот самый следователь и сказал: "Я думаю, вам нужно уехать из города. Его выпустили по амнистии". Мама перехватила у меня телефонную трубку и долго говорила со следователем о коррупции и продажности правоохранительных органов. Год назад приехала сюда – точный адрес даже мои родители не знают. Те люди, у которых я снимаю квартиру, вообще не в курсе… - она отняла руки от лица, вытерла слёзы. - Ты не можешь себе представить, что это такое: помнить что-то, и… не помнить. Меня преследуют смутные ощущения, неоформившиеся образы, сны, в которых темнота и нечем дышать. Я не могу слышать некоторую музыку – меня начинает трясти, не могу смотреть некоторые фильмы, ходить на пляж (там нужно раздеваться). А ещё, меня панически тянуло принимать душ в одежде (сейчас уже нет)… Врачи говорят, что со временем всё пройдёт. И действительно проходит. До недавнего времени я и подумать не могла, что смогу находиться наедине с мужчиной, не испытывая ужаса. Как показывает опыт общения с Костей и Марком в ЦТЮ - мне уже гораздо лучше. Думаю, что не без твоей помощи. Удивительно, но когда рядом ты, никаких неприятных ощущений у меня нет.
     Пока Маша говорила, Вадим выкурил три сигареты, одну за другой. Когда она замолчала, повисла очередная пауза. Тяжёлая и бесконечная – тянулась, как опресневший бабл-гам. Вадим вытащил четвёртую сигарету.
     -Не молчи! – взмолилась Маша. – Не молчи. Скажи хоть что-то.
     Он, усилием воли, сбросил с себя оцепенение и спросил хрипло:
     -Я… могу прочитать тот документ? Он у тебя есть?
     -В Интернете. Один мой институтский друг, который сейчас занимается разработкой сайтов, завёл на нашем городском портале страничку моего имени. Там есть кое-что из моей биографии, а в основном - полностью пересказан весь этот пресловутый "документ" из диктофона. Из меня сделали культовую фигуру, и теперь люди, которые где- или когда-либо, так или иначе подвергались различным видам насилия, пишут, рассказывают о себе, дают выход эмоциям, находят друзей и поддержку… Я сначала была против, но вскоре поняла, насколько это важно – не быть один на один со своей бедой. Страничку несколько раз хотели закрыть, но не закрыли – все поднялись на её защиту, даже президенту писали… Ты можешь легко её найти – набери в поисковике название моего города, а на сайте – моё имя.
     -Ты действительно не против того, чтобы я ПРОЧИТАЛ?
     -Ты "весь извёлся" именно этим. Я знаю. Ничего не могу рассказать, потому, что воспринимаю то, что там написано, как пересказ дикого фильма про маньяка. Ты действительно должен САМ прочитать. Если тебя не будет перекашивать от брезгливости при общении со мной – мы будем продолжать попытки к сближению. Только не говори сейчас что-то типа: "Да я, да никогда не стану ненавидеть женщину из-за её прошлого". Ты не знаешь, что почувствуешь. И я не знаю.

* * *
     В залепленное снегом стекло раздался стук. Оба вздрогнули.
     -Как обычно, очень вовремя, - сказал Вадим. - Судя по всему, любимая ДПС спешит сообщить, что стоянка здесь запрещена. Нужно выйти. Извини.
     Он вышел из машины. Оплывающее талым снегом запотевшее стекло не позволяло хоть что-то разглядеть. Всё множилось и дробилось, как в калейдоскопе – виднелись лишь очертания чего-то рыжего рядом с Вадимом. Голосов тоже не было слышно. Одно ясно: это не ДПС. Наконец, дверца открылась.
     -Ты посидишь немного одна? – лицо озадаченное. - У неё машина заглохла. Я посмотрю, что там.
     Маша согласно кивнула и откинула голову на подголовник. Сейчас главное – не заснуть. На неё вдруг нахлынуло такое облегчение, словно пудовую гирю сбросила с плеч. Облегчение и умиротворение… Никому, до сего дня, она не рассказывала свою историю и была уверена, что Вадиму-то точно никогда-никогда не расскажет. А вот рассказала, разделила на двоих – должно быть, потому и стало легче… Вадим, попутно, смахнул снег с капота и с заднего стекла. Оказывается, снегопад уже почти закончился, и красную иномарку, метрах в тридцати сзади, по встречной полосе, видно было очень неплохо. Возле неё куталась в лисью шубу блондинка с короткой стрижкой. Вадим склонился под открытый капот, а блондинка жестикулировала, что-то рассказывая. Потом Вадим выпрямился, и они начали о чём-то спорить, после чего он, как показалось, с раздражением, закрыл капот и направился назад. Полы расстёгнутого классического пальто развевались сзади, как чёрные крылья.
     -Что у неё случилось? – спросила Маша, вдыхая запах дождя и снега.
     -Её доисторическому BMW пора на свалку, - похоронным голосом сообщил Вадим, садясь в машину. – Придётся брать её с собой, потому что троса нет ни у неё, ни у меня, а эвакуатор, который она вызвала, не известно когда осчастливит. Меньше всего я хотел бы встретить именно её и именно сейчас.
     -Вы знакомы?
     -Немного. Она с телевидения. Несколько раз делала репортажи о нашей школе, - протянув руку через спинку, он открыл замок задней дверцы.
     -Я, конечно же, опять помешала? – возник в салоне звенящий голосок.
     -На этот раз – нет, - пробурчал Вадим и представил:
     -Татьяна, - показав на гостью, - Мария, - показав на Машу.
     -Вот уж не думала, что это – твоя машина! У тебя же была "Ауди", кажется? – приветливо кивнув Маше, обратилась к Вадиму Татьяна. – Мир-то и вправду тесен!
     -Аварийку почему не включила?
     -Ой! Забыла. Зато на ручник поставила.
     -А ты не предполагаешь, что снова может начаться снегопад, и какой-нибудь "Камаз" превратит твой допотопный "бумер" в кучу совсем уж бесполезных железяк? Ручник тут не поможет.
     -Ой, конечно, я не подумала об этом! – воскликнула Татьяна и начала мурлыкать:
     -Вадик, ты же джентльмен, я знаю! Сходи пожалуйста, включи эти чёртовы мигалки, а? Я совсем ноги промочила!
     Вадим одарил её красноречивым взглядом, но ничего не сказал. Протянул руку:
     -Давай ключи.
     -Ты – пуся! – Татьяна выпустила сразу несколько воздушных поцелуев по адресу Вадима.
     Маша тайком разглядывала её профиль. Первым делом в глаза бросилась капризная нижняя губа... Татьяна проводила Вадима плотоядным взглядом и сказала:
     -И всё-таки, он сверхъестественно сексуален! Я сатанею, когда вижу его… Кстати, ты ему кто?
     -Никто, - сказала Маша. – Мы просто хорошие знакомые.
     -Вот как? – непрошенная гостья осмотрела Машу, насколько позволяла спинка сидения. – "Хорошие знакомые" – это как понимать?
     -А вот так и понимай.
     -Тогда, ты наверняка знакома так же и с Барбарой, - подумав сказала она.
     -Знакома. Мы – подруги. И что?
     -Ты хочешь сказать, что подруга тебя ни во что не посвятила?
     -Во что она меня должна была посвятить?
     Последовала странная пауза.
     -Не знаю ни одной тёлки, которая беседовала бы с Вадиком накоротке, в его машине, и называла себя при этом "никто" и "хорошая знакомая", - сказала, наконец, Татьяна. – Все бабы, как на подбор, предпочитают врать о том, насколько далеко зашли их с ним отношения. Три года, прошедшие со дня его женитьбы на сиротке с внешностью Вайноны Райдер, для всех явились неожиданностью. Мы были уверены, что это – фикция, - она оглянулась (Вадим ещё не дошёл до "BMW", видимо он пытался исхитриться пройти по лужам так, чтобы насквозь не промокнуть), – но он хранит ей верность, как ни странно.
     -Разве это странно?
     -Э-э, милочка! Послушай моего совета: постарайся о нём побольше узнать. Уж очень тёмная он лошадка! Лет шесть-семь назад попал в одну компанию, и там с ним происходили всякие интересные вещи. Начну перечислять – пальцев не хватит, ни твоих, ни моих.
     -Для начала, попробуй назвать что-нибудь одно, - пренебрежительно бросила Маша, в полной уверенности, что Татьяне нечего сказать.
     -Что-нибудь одно? – переспросила та. – Изволь. Например, его посадили на иглу. Ты поинтересуйся – он поведает. Принципиально не врёт женщинам, даже во спасение.
     -Ты настолько хорошо его знаешь?
     -Не так хорошо, как хотелось бы. Многочисленные счастливицы утверждают, что инструмент у него - очень даже, а в постели он – само совершенство. Надеюсь, ты уже приобщилась, и с его "принцем альбертом" познакомилась? Жаль, мне не посчастливилось - он меня терпеть не может с тех пор, как прошлой зимой я ему передала привет от Зойки… Про Зойку ты, понятное дело, не знаешь?
     -Кто она?
     -Так я и думала! Не знать, кто такая Зойка – это значит ничего не знать про Вадика. Как же ты, бедняжка, села в тачку, совсем ничего не зная о её водителе? Или ты, быть может, приключения очень любишь? Ну, а вдруг он –  Чикатилло какой-нибудь или Патрик Бэйтмен?
     -Я не хочу продолжать разговор на эту тему, - разозлившись, сказала Маша. Девушка сама не знала, что попала в болевую точку. Судя по всему, она была эрудированной штучкой, а потому её присутствие стало противно вдвойне.
     -А зря. Тема интересная. Ты многого не знаешь, а я бы та-акого могла тебе порассказать! Надеюсь, ты в курсе самого элементарного, и от тебя не скрыли хотя бы то, что Барбара – проститутка?
     -Что-о?! – вырвалось у Маши изумлённо.
     -О, я вижу, ПОДРУГА ничего не знала. Со-овсем ничего, - торжественно заключила Татьяна: ей всё-таки удалось вывести собеседницу из равновесия. – А как зовут Барби на самом деле, ты тоже не знаешь?
     -Варвара… - не очень уверено проговорила Маша.
     Татьяна рассмеялась, но продолжить не успела - открылась дверца машины – к счастью, вернулся Вадим. Татьяна встретила его обворожительной улыбкой.
     -Куда тебя везти? – он бросил ей в руку ключи от машины.
     -Если не затруднит – до телецентра. Маша, а вы видели мои программы по местному телеканалу?
     -Я редко смотрю сдешнее телевидение.
     -Зря. Про нас писали московские газеты.
     -Рада за вас, - Маше безумно хотелось убежать отсюда, куда глаза глядят…
     -Вы, случайно, не с похорон едете? – Татьяна подвинулась поближе, должно быть, для того чтобы Маша слышала каждое слово – с целью окончательно её добить.
     -Ну, а если да? – Вадим вывел машину с обочины.
     -Зойку жаль. Честно.
     -В итоге, она получила, что хотела.
     -А что она хотела?
     -Пышные похороны. Оркестр, эскорт – всё это у неё теперь, насколько я понимаю, есть… Я думал, что она не только мне поведала свою хрустальную мечту.
     -Как видно, только тебе. Красивая она была, правда?
     -Да, - ответил Вадим, отсутствующе.
     "Импреза" еле ползла по заснеженному тракту. Стало уже казаться, что эти треклятые два километра никогда не кончатся. Но вот, за окном замаячили городские здания, изменившиеся до неузнаваемости. На улицах во всю трудилась всевозможная техника, разгребающая снег (Ефим Львович по-прежнему на боевом посту). Прохожие, зябко зарывшись носами в воротники, шлёпали по противной посеревшей жиже, светофоры отражались в каплях на стёклах "Импрезы"… Эта сумятица выглядела ничуть не менее эффектно, чем новостные репортажи о стихийных бедствиях. Телецентр вынырнул из-за угла башней антенны – это невзрачное обшарпанное здание в серых подтёках воды не производило должного впечатления…
     -Ты уверена, что эвакуатор вообще приедет на помощь твоей тачке? – при виде телецентра у Вадима значительно прибавилось любезности.
     -А я сейчас перезвоню и поинтересуюсь. Сколько я тебе должна?
     -Принимаешь меня за бомбилу?
     -Вадик, в наше время цены тебе нет! Спасибо! – Татьяна захлопнула за собой дверцу.
     Вадим проворчал:
     -Терпеть не могу, когда меня называют "Вадик"! Точно так же как не переношу слов "компик" и "сотик".
     -Ты слишком усердствуешь в выражении своей неприязни к ней. Не бойся, я не подумаю, что она – твоя бывшая подружка.
     -С ней я действительно, к счастью, не спал, - хмыкнул Вадим.
     Маша помолчала и сказала:
     -Выходит, что ты всё-таки дождался этого вопроса: кто такая Зойка? Земля ей пухом.
     -Одна дурочка, которая мечтала о красивой жизни… Похоже, мне жаль её, - он покачал головой. – Странно. Никогда бы не подумал, что Зойки может не быть на свете. Весёлая была и смешная…
     -А вот с ней ты, видимо, спал.
     -Да, конечно. Мы прожили вместе, в общей сложности, больше двух лет. Она была действительно хорошим человечком.
     -И ты до сих пор её любишь…
     -Теперь нет. Отболело. Но ты была права: пока это свежий рубец, который не зарубцевался… Мне показалось, у вас с Татьяной состоялся неприятный разговор, пока меня не было.
     -Давай не будем больше о Татьяне.
     -Не будем. Сейчас я отвезу тебя домой и ты ляжешь спать, а когда проснёшься – обязательно позвонишь мне. Вот тогда мы снова встретимся и поговорим обо всём, о чём недорассказали друг другу.
     Маша смотрела перед собой, на мотающиеся взад-вперёд дворники.
     -Ты расскажешь мне всё, о чем бы я не спросила?
     -Ну, да. Постараюсь.
     -А… если я сейчас открою дверцу, встану и уйду, ты будешь меня догонять?
     -Обязательно, - в его тоне слышался не то вопрос, не то замешательство. Он явно не понимал, к чему она клонит.
     -Тогда я пошла, - она действительно открыла дверцу и выскользнула из машины.
     -Маша, - удивлённо сказал Вадим, - Маша, в чём дело? Куда ты?
     -Домой!
     -Я не понял. Ты обиделась? Но что я сделал? Маша!
     Она захлопнула дверцу. Вадим выскочил из машины.
     -Вот же наказание! - пробормотал он, и Маше:
     -Стой! Подожди! Да подожди ты, психованная!
     Маша, не останавливаясь, снова и снова вырывалась от него. На них начали обращать внимание мокрые прохожие, кто-то улыбался, кто-то качал головой.
     -Девушка, может быть полисменов вызвать? – похохатывали молодые ребята, курящие возле фургона с надписью "Телевидение". – Чего этот тип к вам пристаёт?
     -Оставь меня в покое, я устала от тебя! – продолжала вырываться Маша, смешно махая руками, словно пыталась плыть "по-собачьи", а на самом деле - отбиваясь.
     Вадим развернул её к себе и… Маша совершенно отчётливо это поняла: здесь должен был быть поцелуй. Она почувствовала тепло его дыхания на своих губах и даже закрыла по инерции глаза… Но он не прикоснулся. Просто, после короткой заминки, взял за плечи и отвёл обратно в машину. Она уже не сопротивлялась. Парни возле фургона разочарованно что-то промычали.

* * *
     Дальше ехали молча. Сливы под окнами Машиного дома склонили ветви под тяжестью мокрых хлопьев, на дороге была бело-серая каша, чётко расчерченная двумя колеями от колёс…
     Вадим остановил машину и обнаружил, что Маша спит. Несколько минут он смотрел на неё, в раздумье. Вариант был только один: разбудить и помочь дойти до квартиры. Но как будить? Да и жалко – совесть нужно иметь, ведь это из-за тебя она так устала…
     -Маш, - позвал он. - Маша.
     Даже не пошевелилась. Часы показывали шесть часов вечера. Был понедельник. На работе Вадим взял два дня больничного (благо, бывшая жена – медсестра), то же самое у Паренаго. Сложнее было с Настей. Он зашёл домой сегодня утром, переодеться и принять душ – чувствовал себя бомжем, ведь провёл в одной и той же одежде три дня. Никого, конечно, не было – Настя на работе… Даже Генриха не было. Должно быть, пёс у родителей…
     За время выпадения Вадима из жизни, Настя звонила несколько раз, но в том состоянии, в котором он находился вплоть до вечера воскресенья, даже не слышал звонков мобильного. Пропущенных вызовов насчитывалось одиннадцать (возможно, этих самых вызовов было гораздо больше - в какой-то момент он понял, что телефон отключён и зачем-то его включил - но зачем?). Два – от мамы, отец не звонил. Девять звонков от Насти. Девять... Роковое какое-то число… Ему теперь всё казалось роковым. Настя трубку не брала. Не взяла она её и сейчас. Вадим вздохнул, убрал мобильный, припарковал машину в пустующий "карман" и заглушил мотор. Он поднял Машу с сидения.
     -Сама идти сможешь? – спросил он.
     Она пробормотала что-то невнятное.
     -Я помогу, не бойся. Только скажи, где ключи? Маша, где ключи? Я не попаду в подъезд, у вас домофон, если помнишь.
     -В кармане, кажется, - выдохнула Маша и попыталась достать ключи из кармана куртки. – Квартира 5…
     Вадим вытащил ключи и, обхватив Машу за плечи, повёл в подъезд. В прихожей он посадил её на полку для обуви, снял с девушки куртку, сапоги… Маша пыталась помогать, но у неё плохо получалось. А может быть она наоборот пыталась сопротивляться тому, что её раздевают? Стараясь не заморачиваться вопросами такого рода и прикасаться к ней как можно бережнее, Вадим ворчал себе под нос:
     -Барбара, старая ты вешалка. До чего довела человека. Попадись мне только...
     Он подхватил Машу на руки и отнёс на кровать, наскоро закинутую покрывалом – убегая к такси, Маша не успела как следует её прибрать – да и зачем? Вадим уже понял, что ему не уйти – ключ только один (он поискал второй в прихожей, в шкафчиках, но безрезультатно), а замок не английский, обычный. Уйти – значит оставить беспомощную девушку одну, в незапертой квартире. Соседи? Написать записку Маше, отнести ключ соседям и попросить, чтоб зашли утром, вызволили? Но кто знает, что у неё за соседи? Остался. По правде говоря – остался потому, что хотел остаться, ведь, если поднапрячься, всё-таки можно было придумать какой-нибудь выход… Снял со спинки кресла плед, укрыл Машу. Родителям звонить не стал. У него уже состоялся пренеприятный разговор с отцом, в воскресенье вечером. Решил не нарываться, получить по полной, скажем, завтра. А сейчас… Сейчас просто хотелось есть. Наконец-то! Поздравляю, вышел-таки из штопора, родной. Давно так не напивался. И с кем? С Барбарой! Вадим, в общем-то, хорошо относился к ней, но… Да чёрт с ней, с Барбарой, пусть живёт, как хочет. Он пошёл на кухню, огляделся. Порядок: микроволновка, электрический чайник… С голоду не помрём. В холодильник заглядывать не стал – смахивало бы, пожалуй, на мародёрство. Позвонил в фирму по доставке на дом всяческой еды – от пиццы и обедов до роллов (сотрудничали со всеми ресторанами и кафе города). Настя эту фирму просто обожала, более того, фирму содержали знакомые ребята. Оператор моментально зафиксировала номер, который значился в базе номеров постоянных клиентов и чинно поздоровалась, назвав по имени… Вадим попросил не трезвонить у двери в домофон, а набрать номер мобильного. Курьер тоже был знакомым – удивился, что вызов поступил с неизвестного ему адреса.
     -Пицца не кошерная, Дима, -  заметил курьер с улыбкой, когда Вадим вышел из двери подъезда, чтобы забрать у него заказ.
     -Да катись ты, - Вадим вручил ему деньги и дружески хлопнул по плечу, отправляя восвояси. – Шутник. Меня сегодня даже Великим Постом не напугаешь, прости, Господи.
     …В девять вечера позвонила Барбара.
     -Живой? – спросила она.
     -Я-то живой, - Вадим вышел в кухню и закрыл за собой дверь, - а Машу ты чуть не ухайдакала, маразматичка. С какого перепугу человек, который не спал две ночи, обязан нянчиться с перепившим сынком мэра? У тебя совесть есть, идиотка?
     -Что с ней? У неё мобильный не отвечает, я несколько раз звонила.
     -Она спит. Я выключил звук её телефона.
     -Так ты у Маши сейчас?
     -Вот только не надо, Барби.
     -Чего не надо?
     -Домысливать ничего не надо. Ясно?
     -Ясно. Молчу.
     -Вот и молчи. Два дня в твоём обществе – это не для слабонервных.
     -А лучше было бы, напейся ты в одиночестве?
     Вадим помолчал.
     -Ладно, извини. Я не прав, - сказал он, в конце концов.
     -Извиняю, - сказала Барбара. – Ты устал, чего на тебя дуться...
     Заняться было решительно нечем. На столе в комнате стоял ноутбук. Упрямо отгоняя от себя навязчивые мысли залезть на тот самый сайт, Вадим поискал на книжной полке какую-нибудь книгу. Полистал Булгакова, сидя в кресле, и начал задрёмывать – сам-то он даже не помнил, когда спал в последний раз. Долго сидеть в одном положении не позволял травмированный позвоночник. Кровать была только одна (стояла в полуметре от угла комнаты, изголовьем к стене). Вадим нерешительно взглянул в сторону спящей Маши (в углу комнаты размещалась большущая монстера, нависающая над кроватью - должно быть, лёжа под этими листьями, чувствуешь себя... хм, необычно). Она спала совершенно беззвучно и не двигалась. Подошёл, прикоснулся к её виску чтобы пощупать пульс. Всё в порядке. Должно быть так спят смертельно уставшие люди. Лёг рядом, лицом к ней, стараясь не думать о том, что будет, если она сейчас проснётся. Испугается? Он надеялся, что нет. Лежал и думал, что ещё никогда не видел её лицо так близко. А у неё, оказывается, веснушки… Вадим улыбнулся, посмотрел на монстеру снизу (да, действительно, что-то в этом, пожалуй, есть) и потушил настольную лампу, на тумбочке, рядом.

* * *
     Когда Маша проснулась, за окном маячило холодное серое небо в обрамлении веток деревьев. Она не испугалась, только осторожно скосила взгляд, увидела на себе свитер. Под пледом на ней были джинсы, под джинсами – колготки. Это точно. Чтобы убедиться, пощупала. Не ошиблась. На Вадиме пледа не было, но и в его одежде беспорядка так же не наблюдалось. Часы показывали девять утра. Почему он не ушёл вчера – его наверняка все потеряли?! Маша откинула плед и невольно охнула – судя по всему, со вчерашнего вечера ни разу не пошевелилась во сне. Правая рука ничего не чувствует. У Вадима оказался чуткий сон – когда край пледа коснулся его, моментально открыл глаза.
     -Привет, - сказала Маша и потёрла руку, стараясь вернуть ей чувствительность. – Почему ты здесь, а не у себя дома?
     -У тебя замок, который не захлопнешь, уходя, и к нему только один ключ, - ответил Вадим и сел.
     -Я не догадалась…
     -Пытался охранять твой сон, периодически то расхаживая по комнате, то сидя в кресле, но расхаживания быстро наскучили, а долго сидеть моему позвоночнику противопоказано, - продолжил он, - так что не обессудь - пришлось прилечь рядом…
     -Ничего страшного… - у Маши никак не получалось себя собрать. Она чувствовала сильнейшую скованность, растерянность и не могла поймать в голове ни одной мысли. Но страха не было. Совсем. Это порадовало - выходит, действительно справилась?
     -Настя, наверное, места себе не находит, - сказала она лишь для того, чтобы скрыть своё смятение.
     -Наверное. И трубку не берёт. Будет мне армагеддон, когда объявлюсь.
     Маша спустила ноги на пол, вздохнула:
     -Извини…
     -Ты не виновата ни в чём.
     -Ел чего-нибудь?
     -Да, и там, в холодильнике, ещё много чего осталось.
     -Серьёзно?
     -Давай без иронии – заказал по телефону.
     -А, - кивнула Маша с улыбкой. – Я уже подумала, что ты умеешь готовить.
     -Маш, я же просил без иронии. Готовить ненавижу, но умею. Научился, когда один жил… Как твоё самочувствие?
     -А твоё?
     -И моё, спасибо.
     -Замечательно… Ужасный день вчера был. Какой-то сплошной, бесконечный кошмар.
     -Потому, что половину дня мы повели вместе?
     -И поэтому тоже, - серьёзно сказала Маша. - Пойдём пить кофе. Я ужасно голодная.
   
* * *
     -Поразительно, - сказал Вадим.
     Он держал в руках папку с рисунками. Маша вытащила на стол целый набор папок, наполненных листами ватмана. Рисунки в папках имелись самые разные – и пейзажи, и портреты, в разных техниках – живопись, графика, женщины, мужчины, старушки, старички, дети, животные…
     -Как же ты это довезла?
     -У меня было мало вещей, - она пожала плечами. – Я продала всё, что смогла продать, и превратила в деньги. Уже тут купила и одежду, и ноутбук. Не могу без Интернета, - она кивнула в сторону стола, где стоял ноутбук. – Открывал? Признайся.
     -Не открывал.
     -Такой не любопытный?
     -Такой дисциплинированный.
     -А я, на твоём месте, непременно залезла бы на сайт моего города. Хотя бы из простого интереса, - пожала плечами Маша. – Типично женские заморочки, да?
     -Прежде чем идти на тот сайт, мне нужно подготовиться морально. Некоторые явления, если они касаются людей, которые тебе не безразличны, имеют отвратительное свойство усиливать эффект их восприятия. Я должен сесть, сконцентрироваться, подумать.
     Маша покачала головой:
     -Веду себя, как мазохистка. До потери сознания боюсь, что кто-то из моих теперешних знакомых ЭТО прочитает, но, в то же время, разболтала тебе, где искать информацию.
     -Наверное, слишком тяжело жить с этим одной, когда не с кем поделиться.
     -Труднее всего делать вид, что ты такая же, как все, в то время, как тебя пугают какие-то элементарные и обыденные вещи… Всё, давай про другое.
     -А я узнаЮ эту улицу, - Вадим показал ей один из рисунков, - улица Ленина.
     -Да, больше половины рисунков сделана уже здесь.
     -По-моему, это рядом с твоим магазином.
     -Точно. А вот это?
     Она вытащила из стопки листов большой портрет.
     -Барбара? В образе Женщины-Кошки… Она устраивала тут маскарад?
     -Это я дофантазировала. Она просто сидела на стуле, я сказала: "Давай нарисую, так эффектно сидишь!". И нарисовала. Не нравится?
     -Значит, вот такой ты её видишь…
     -А ей понравилось.
     -Ещё бы, я не сомневаюсь.
     Он внимательно рассматривал чёрно-белый портрет, выполненный углём. Плавный изгиб изящного, хрупкого тела. Воплощённая женственность с лёгким налётом чувственной агрессивности.
     -Ты – потрясающая художница, Маш. Но это же не Барбара, это только её образ, который она для себя придумала.
     -Не спорю. Ты прав. Вадим, почему ты её так не любишь?
     -А за что мне её любить? Мы, всего-навсего, иногда выпиваем вместе. Вот и всё.
     -Ты снова кривишь душой. "Всего-навсего"? Нет, у вас по-другому. Вы дружите. По-настоящему. Вы, если не самые родные друг другу люди, то это всё равно где-то близко. Ты можешь возражать, но я уверена в том, что говорю.
     Вадим посмотрел на неё, усмехнулся:
     -С тех самых пор, как ты запросто пересказала мне мою жизнь - возражать тебе? Это смешно.
     -Так что же происходит между вами на самом деле, Вадим? Кто она? И… ПОЧЕМУ ТЫ ТАК ЕЁ НЕ ЛЮБИШЬ?
     -Как это кто она? Ты же знаешь. Вы – подруги. Или я ошибаюсь?
     -Я знаю только официальную версию. Что, секретарша бизнесмена получает достаточно для того, чтобы жить в роскошной квартире, одеваться, как она, в брэндовые вещи, покупать дорогущую косметику и т.д и т.п.? Напрашивается вывод. Сказать какой?
     -Что-то я не понял, к чему ты клонишь…
     -К чему? А сколько можно врать и выкручиваться? Я действительно считала Барбару своей подругой… А сейчас выясняется, что её зовут даже не Варварой, а как-то совсем по-другому, и ты тоже – ты покрываешь её.
     -Откуда ты всё это взяла?
     -Не догадываешься?
     -В том-то и дело, что догадываюсь. Я был уверен, что она наговорит тебе какой-нибудь дряни, пока меня не было.
     -Да уж, это верно. Дряни я наслушалась, хоть отбавляй. А что это ещё за принцальберт у тебя, о котором легенды ходят, и где он находится?
     Вадим отвёл глаза, покачал головой:
     -Чёрт её побери Татьяну… Этой серьги уже нет, успокойся. Если хочешь, могу продемонстрировать точку, где она когда-то находилась. К хирургу обращался, чтобы дырку от серьги зарастить.
     -Значит, всё правда?
     -Что правда? Что у меня был пирсинг? Пирсинг – это ужасно?
     -А если это не ужасно, почему ты от него избавился?
     -Чтоб не напоминал мне о том, о чём я помнить не хочу.
     -Барбара - настоящая проститутка?
     Его буквально передёрнуло от произнесённого слова.
     -Она… - сказал он и осёкся. – Не заставляй меня это говорить, она мне не простит.
     -Она не узнает ничего. Я просто должна знать правду. С тех пор, как я сюда приехала, меня окружают люди, живущие двойной жизнью. Меня пугает это. Я… Мне просто страшно, Вадим. Уже начинает казаться, что на свете не осталось нормальных людей. Я бежала из одного кошмара, чтобы оказаться в другом. Ты был наркоманом?
     -Нет. Никогда.
     -А Барби?
     -Маша…
     -Скажи мне правду! Я требую.
     -Прости, но нет. Обо мне – что угодно, о Барбаре – спроси у неё сама.
     -Вчерашний кошмар продолжается, - безнадёжно покачала головой Маша. – Дикость какая-то…
     -Сейчас ты скажешь: "Убирайся".
     -Убирайся, - устало сказала Маша. – Я не могу больше. Это очень тяжело…
     Вадим отложил рисунки, встал, оделся в прихожей и ушёл. Маша пошла к двери, закрыла за ним замок и заплакала, уткнувшись в обитую деревянными рейками дверь.
   
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
ОТКРОВЕННОСТЬ ЗА ОТКРОВЕННОСТЬ
     Дома было пусто. Точно так же как и вчера утром. Настин телефон не отвечал. Вадим походил из угла в угол по дому, подумал, и на домашней трубке набрал номер родителей.
     -Я не знаю, где она, - ответила мама. – Пёс здесь, она привела его два дня назад. Сказала, что умер кто-то из твоих друзей, и ты запил.
     -Я не запил. Просто напился.
     -По-твоему, это разные вещи? Ты обидел её?
     -Ни боже мой. Я всё объяснил, она поняла.
     -Плохо объяснил.
     -Мама, да всё не так! Я уже говорил папе…
     -Дима, я не хочу слышать твоих оправданий. Я хочу, чтобы ты нашёл Настю и вернул её домой, - она помолчала. – Ну или, по меньшей мере, разобрался, наконец, в собственной жизни, и решил, что будет дальше. С Настей или без неё.
     -Можно подумать, будто я регулярно ухожу в запои и не ночую дома, - проворчал Вадим.
     -Не нужно истерик. Хорошо? Возьми себя в руки. Кто у тебя умер?
     -Зоя Сиваш. Погибла в автокатастрофе.
     -Бог услышал мои молитвы! – воскликнула мама.
     -Это жестоко, мама.
     -Я имею право на такую жестокость. Если я и ненавидела кого-то в своей жизни, так это Зою. Из-за неё я чуть не лишилась сына, и, пока она ходила по этой земле, я не могла спать спокойно… Ты молчишь, не протестуешь?
     -Ты права. Чему протестовать?.. Да, вот что хотел сказать: только что звонил нотариус. Зойка написала на меня завещание.
     -Вот как? И что же она тебе завещала?
     -Свою квартиру.
     -Квартиру? – удивилась мама. – Ты знаешь, что это за квартира?
     -Обычный кондоминиум. Две комнаты.
     -Ты уже ездил туда?
     -Нужно съездить, но поеду нескоро. Это точно.
     -Пообещай мне, что немедленно возьмёшь себя в руки.
     -Уже взял.
     -Плохо взял. Слышу по голосу. Возьмись покрепче.
     -Возьмусь. Обещаю.
     Ида Александровна вообще-то не была властной женщиной с крепким характером, но она знала: для сына только один единственный человек в этой жизни является непререкаемым авторитетом – это его мама. Да, он сильный, да, он способен одним волевым усилием перестроить собственную жизнь до последнего кирпичика и создать на пустом месте миры и цивилизации, но… Ему так нужен кто-то рядом, кто в решающий момент скажет: "Соберись!", но он никогда не попросит помощи. Потому, главная задача тут вовремя распознать тревожные симптомы и сказать нужные слова именно в тот момент, когда он готов их услышать. Иначе результат будет прямо противоположный, и действие родит противодействие. К счастью, за столько лет, Ида Александровна уже научилась понимать сына без слов. Понимать и чувствовать. Она была, в общем-то, равнодушна к Насте с самого начала. Скромница, умненькая, аккуратная… Главное – хорошо осознавала, за кого вышла замуж и догадывалась, что, видно, неспроста выбор пал именно на неё. А Ида Александровна с Ефимом Львовичем были просто рады, что сын разорвал отношения с этим злым демоном, с Зоей Сиваш. О причинах не знали, да и не хотели знать. Главное – успокоился. Главное – смирился. К жене относился почти как к маленькой девочке (вот они, 10 лет разницы в возрасте, вот оно, педагогическое образование!), баловал, потакал капризам, с пониманием относился к её непомерной любви к работе… И вдруг, при всём при этом, весной Настя приходит, начинает плакать и причитать, что Вадим её не любит, что женился он на ней "по рассудку", а живут они исключительно по расписанию: "Так, что у нас сегодня? Экскурсия? Пошли на экскурсию. Кино? Пошли в кино. В пять часов вечера поцелуй? Чмоки-чмоки". Ида Александровна пыталась успокоить её, добрые слова говорила, вздыхала: "Да все так живут. Или ты хочешь, чтобы жизнь состояла из бесконечного праздника? Так не бывает, милая". Но говорила не искренне. Знала, что происходит, понимала, что механизм запущен, что формула "стерпится-слюбится" не срабатывает. Девочка и верно умница, всё понимает сама и от этого ей гораздо больнее. Неожиданно для себя обронила фразу: "Тебе нужно влюбиться". Настя перепугалась и ещё пуще расплакалась: "Да вы что, да никогда! Я не смогу. Я же Вадима люблю". Подумала видно, что её проверяют. Ида Александровна спорить не стала. Что греха таить, боялась вопроса: "А как вы думаете, быть может мне ребёночка родить?", понимала, что протестовать тут не станет, не найдёт для этого сил. Но Настя промолчала...

* * *
     Назавтра, в школе, Вадим первым делом заглянул в кабинет английского языка. Настя сидела за учительским столом и листала учебник. У неё не было первого урока, а потому класс пустовал.
     -Где ты была?
     -Тебе это интересно?
     -Не то чтобы, но хотелось бы знать.
     -Ночевала две ночи у Нели. Можешь проверить.
     -Я верю. Возвращаться собираешься?
     -Я подумаю.
     -Настя…
     -Вадим, я работаю.
     -Извини.
     Развернулся и ушёл из класса. Далее, в течение дня, Настя упорно "не замечала" его. Демонстративно хихикала с подругами – биологичкой и географичкой, и это страшно раздражало. Ближе к вечеру, правда, стало абсолютно параллельно всё происходящее. Он долго просидел в кабинете, занимаясь методической работой, к шести поехал на тренировку, а в восемь - к Лизе, и пробыл там до десяти. Дочь порадовала: очень даже неплохо прочитала с листа громадный кусок английского текста, а потом перевела его. Вадим нарочно подобрал замороченную статью на скучную политическую тему, и девочка оказалась молодцом. Произношение почти не хромало: после появления у неё во рту дурацкой железки, Вадим немного тревожился за него, но, к счастью, обошлось. Хоть тут-то что-то позитивное…
     Запретил себе думать о Маше. Физически ощущал, как голова буквально пухнет от мыслей… М-да, в таких ситуациях, вроде бы, принято напиваться, но сколько ж можно?!
     Настя не появилась, телефон её по-прежнему молчал. Уже почти ночью, поразмыслив, зашёл на сайт родного города Маши, долго копался в новостях и фотографиях – никак не мог себя заставить набрать в поиске её имя. Но, наконец, пересилил. Набрал. Открылась страничка с текстом и небольшой фотографией: девушка сидит на полу, спиной к объективу. Вадим тут же определил: не Маша. Писал какой-то парень, видимо тот самый, о котором Маша говорила. Писал он о том, что в современном мире человек совершенно беззащитен перед злом. Так уж повелось, что зло сильнее, богаче, привлекательней с виду. У зла всегда всё схвачено. "Сейчас я расскажу вам одну историю, - писал парень. – С виду – дикость и бред сумасшедшего, а на деле – трагедия. Причём трагедия реальная, произошедшая в нашем городе. Быть может, произошла она на вашей улице! Кто-то, прочитав, скажет: "Она сама виновата", кто-то покачает головой, кто-то скажет, что это – бред. Да, уважаемые земляки, именно так: "бред" назвали показания этой девушки, данные  под гипнозом, представители закона." Далее следовала ссылка на анонсированную историю. Кликнул по ссылке, прочитал: "Маша пришла работать в модельное агентство сразу после института. Агентство искало новых людей, креативную, бесшабашную молодёжь". И всё, переклинило. Дальше читать не смог. Вадим обхватил голову руками, закрыл глаза и постарался успокоиться. Один, два, три, четыре… пять… Вот уже который день он балансирует на грани истерики. Нервы, наконец-то, сдали? Причины, конечно же, были, и, пожалуй, весомые. Вадим настолько свыкся со своим имиджем непотопляемого и непробиваемого, что даже теперь, наедине с самим собой, чувствовал неловкость, проявляя слабость, расписываясь в том, что он – просто человек… Разумеется, если бы окружающие знали, что всё совсем не так, что ему, на самом деле, очень нужна сейчас поддержка близких людей, кто-то обязательно находился бы рядом. Вот теперь. Выходило, что он может быть собой только рядом с Барбарой, и поддержку может найти только у неё… Вытащил из стола Настины таблетки "Тенотен", чего не делал никогда в жизни. Был уверен, что сегодня ему не уснуть без какой-нибудь успокоительной фигни, а потому пришлось давить в себе искушение слопать сразу горсть. Действительно, а не довольно ли истерики? Две или три съел – не заметил. Вадим решил: завтра же заберёт у родителей Генриха, выключил ноутбук, приоткрыл в гостиной окно, чтобы как следует проветрить комнату от табачного дыма, и пошёл спать.
     За-ши-бись.
   
* * *
     Промозглая зима вступила в свои права. За какую-то неделю успела всех достать до предела. То лужи, то норд-ост (а значит, гололёд, сосульки), то солнце… После поездки на кладбище Маша захлюпала носом, у неё подскочила температура… Немного, но достаточно для того, чтобы на работе попросили взять больничный (нечего распространять свои бациллы!). Девочкам-продавцам временно изменили график, и отсутствие Маши не сказалось ни на ком из них. Она сидела дома, мучаясь бездельем, лечилась, пила таблетки и микстуры, смотрела телевизор (в том числе и местный канал)… Рисовала… Попыталась нарисовать Вадима. Испортила несколько листов, пока нашла нужный ракурс… Но потом всё равно порвала и выкинула рисунок – всё не то, никогда не умела рисовать по памяти. Уже тысячу раз покаялась в своей несдержанности, поревела, как следует - да что толку? Появились новые ощущения – какие-то… судороги что ли? Она не хотела признаваться себе и постоянно гнала любые предположения, но её совершенно определённо ломало без Вадима и временами было так плохо, что впору хватать мобильный и истерично кричать в микрофон: "Дурак! Урод! Немедленно приезжай! Как тебе не стыдно?! Разве ты до сих пор не понял, что с тобой я ничего не боюсь и пойду куда угодно, хоть к чёрту на рога???".
     Как раз в разгар душевных метаний Маши, пришла Барбара. Просить прощения. С собой принесла бутылку армянского коньяка. Вероятно, очень дорогого. Маша встретила её без улыбки, отсутствующе выслушала извинения.
     -Маруня, ну не смей дуться на меня! – воскликнула Барбара с чувством. – Не будь такой букой! Через две недели у тебя танго с Тайлером Дёрденом – ты ещё не забыла?
     -Барби, - сказала Маша, без предисловий (устала от церемоний и условностей), - Барби, ты действительно проститутка?
     Барбара замолчала. Она не просто изменилась в лице – она ВСЯ стала совсем другой.
     -Откуда инфа? – спросила она деревянно, через довольно длинную паузу.
     -В понедельник, когда мы ехали с кладбища, случайно встретили Татьяну, ну эту, с телевидения (ты должна её знать) её "бумер" сломался. Пришлось подвозить. Лапин на несколько минут вышел из машины, и ей хватило этого времени, чтобы всех вас облить грязью. Сказала, что ты – проститутка, а Вадим – наркоман, и ещё много всего… Он отрицает всё, что касается наркотиков. Скажи теперь, что ты не проститутка – и я успокоюсь. Барби, я боюсь впасть в какой-нибудь психоз – на меня вдруг столько всего обрушилось…
     -Тебя устроит полуправда? Или того хуже – неправда?
     -Так это правда? – уронила Маша упавшим голосом.
     -Я давно хотела во всём признаться, но… Понимаешь, у меня никогда не было подруги! Настоящей подруги. Я понимаю, что обманывала тебя, но и ты меня пойми.
     -Барби, я не верю.
     -А зря. Вот Димке ты зря поверила. Его действительно пытались подсадить на героин. Он оказался сильнее наркотиков – помню, как его выворачивало тогда, но он не сдался, он – боец, воин... Вот я, например, не смогла сопротивляться – была в аналогичной ситуации, но подсела, без сопротивления. Пока сама не запретишь себе колоться – не перестанешь. Я запретила. Держусь пока.
     -Я спросила, был ли он наркоманом, он ответил, что нет…
     -Ах вот так? Ну, тогда действительно не соврал – наркоманом он не стал.
     -Барбара, кто пытался его подсадить и кто подсадил тебя?
     -Меня хозяева подсадили лет в двадцать. Я полгода кололась, - она закатала рукав вязаного свитера и показала вены на внутренней стороне локтевого сгиба. – Видишь, какие рубцы? Им выгодно, когда товар под кайфом. Дважды лечилась в наркологических клиниках, но всё равно, периодически, срывалась. А через несколько лет в поле зрения этих дельцов попал Вадим (мы были в одной компании и, естественно, эти ушлые подонки, не могли не обратить на него внимание). Его облюбовали в качестве мяса для порнухи, которой промышляют, кстати, до сих пор. Всадили дозу, даже не спрашивая.
     -Он что, не почувствовал ничего?
     -У него были некоторые проблемы с алкоголем. Видимо, не почувствовал. Из-за Зойки пил. Она ему нервов помотала предостаточно… Вот Зойка-то, кстати, и снималась в той порнухе, а дозу ему всадили с её ведома (он до сих пор этого не знает). Но наркоманкой она не была, была, скорее, нимфоманкой – снималась из чистого интереса, ей никакие наркотики были не нужны.
     -Она тоже проститутка?
     -Нет.
     -А кто она была?
     -Не знаю. Знаю, что приехала сюда, кажется, из Волгограда, к брату, да так и осталась. Она была похожа на ангела… К мужикам очень неравнодушна была, покойница, всё ей мало было. Говорила, что Лапин – первый, кто смог её полностью удовлетворить. С тех пор и влюбилась в него. Как кошка. Могла при всех запрыгнуть – ей по хрену. А Дима её по-настоящему любил. И сильно от этого страдал. Любым капризам потакал. Заскучает Зойка, скажет: "А хочу, чтобы ты сегодня же переспал вот с этими тремя дурами, и чтоб все они реально кончили, и чтоб я при этом присутствовала!". И он - ни слова против. Они даже жить вместе пытались. Почти два года промучились, но так и не вышло ничего.
     -Ты тоже там снималась, в этих фильмах?
     -Нет, - усмехнулась Барбара. – У меня довольно специфичное амплуа.
     -Садо-мазо?
     -Ну, бывает изредка, а в основном - опять мимо.
     Она сделала паузу.
     -Маруня, пути назад не будет. Давай остановимся на этом, я и так много рассказала.
     -Нет, говори всё до конца.
     Барбара ещё немного помолчала, собираясь с мыслями.
     -Я родилась… мальчиком, - сказала она наконец. – Но я не хотела быть мальчиком. Мне нравились куклы, платья с рюшами и мальчики. В одиннадцать лет ушла из дома, потому что родственники меня не понимали, отец бил смертным боем… Уехала куда-то на электричке. Потом ещё три раза пересаживалась и, как выяснилось, приехала сюда. На вокзале познакомилась с приятной дамой. Та привела меня к себе, расспросила… Когда я сказала, что я – мальчик вообще-то, она не поверила. Пришлось раздеться. Она была разочарована, но не прогнала, оставила при себе. Одевала, как девочку, красивые косички заплетала… А однажды сказала, что долг платежом красен и подложила под какого-то жирного мужика. Было очень больно, но мне хорошо заплатили. Хозяйка сказала, что я – "золотая жилка". У меня появились дорогие наряды и украшения, и я начала мечтать об операции по смене пола. Пошла работать в танцевальное шоу, научилась подкладывать грудь и прятать то ненужное, что всё время выпирало. В пятнадцать лет мне поставили имплантаты в грудь и бёдра, чуть позже – убрали кадык. Отпала необходимость подкладывать вату в лифчик, затягивать талию, чтоб получились "песочные часы", прикрывать шею шарфиками и воротничками. К тому времени у меня уже был постоянный приятель (он же покровитель и сутенёр), и мне казалось, что я обрела гармонию с собой. А потом, как-то раз, оказалась на вечеринке, где познакомилась с Димой и Зойкой. Я никогда прежде не встречала людей, которые были бы настолько погружены друг в друга. Думаю, Дима был всё-таки пострадавшей стороной – Зойка из него верёвки вила – влюблён до полной потери здравого смысла. Она тоже его любила, но как-то по-своему, лишь телом и рассудком. Насчёт души – не знаю, об этом лучше у Димы спросить. На мой взгляд, с душой у Зойки была напряжёнка и "всей душой" она любить была не способна. Но она притягивала, как пламя притягивает мотыльков. Не очень начитанная, с неправильной речью (Димку бесила её манера разговаривать!), но искренняя и непосредственная – этим и подкупала. Я восхищённо наблюдала за ними некоторое время и скоро поняла, что не устояла, влюбилась в Зойку. Была в панике, когда поняла это. Значит ошибалась? Значит всё зря? Значит я не девушка, а парень с грудью и женской попкой? Что делать? Вытаскивать имплантаты? Но посмотрела вокруг, и поняла, что мужчины мне не разонравились, что рядом с Зойкой находится Вадим, при взгляде на которого хочется охать и вздыхать о несбыточном (в число тех "трёх дур" я, понятное дело, войти не могла). Наконец, я по-прежнему ощущала себя женщиной! Мне объяснили, что я, наверное, бисексуальна, и стало как-то спокойней. Когда Зойка узнала, что я не совсем девушка, она загорелась попробовать… ну ты понимаешь. Гормоны я не принимаю, но у меня на теле и так никогда ничего особо не росло. Я сделала эпиляцию лица и тела (где это требовалось) – и навсегда избавилась от растительности. Зойка сказала, что не верит во все эти бредовые разговоры о том, что я – недоделанный транс. "Ты – просто баба, которой всё надоело и она завлекает мужиков неправильной ориентации таким оригинальным способом. Что используешь – фаллоиммитаторы или вибраторы?". И предложила мне секс. Я испугалась. Плакала, отказывалась, хотя… сама очень этого хотела. Но у меня никогда ничего не было с девушками! Когда случилось с Зойкой, я поняла, как много теряю в этой жизни. Это было просто фантастично! Она – потрясающая женщина. Была. Мы встречались примерно год, замечательный, волшебный год, тайком ото всех, а потом нас застукал Дима. Он не закатывал истерику, не устраивал сцен – просто молча развернулся и ушёл. Как Зойка за ним побежала! Видела бы ты!.. О, боже, мне нужно выпить.
     Барбара налила себе коньяк и выпила залпом. Маша смотрела на неё, широко открыв глаза и совершенно онемев. А ещё – она интуитивно отодвигалась, всё дальше и дальше…
     -После того случая Зойка сказала, что между нами всё кончено. Фразу бросила совершенно потрясающую: "Я не лесбиянка!", - Барбара засмеялась и взглянула на Машу. – Тебе страшно или противно?
     Маша пробормотала:
     -Я не знаю… Так ты сделала операцию?
     -Это не так просто, и не так быстро. Я стою в очереди. Документы у меня, правда, уже на женское имя, разумеется, подлинные – друзья постарались. Мои друзья сделают для меня всё, что я попрошу.
     Маша топливо выпила коньяк, который уже давно налила в её бокал Барбара.
     -Я теперь занимаюсь исключительно офигевшей от денег и удовольствий элитой. Безразлично, какого пола эта элита. Моя специализация - "Особые случаи", - она откинулась на спинку стула. – Не представляешь, с кем я спала и куда меня возили… Теперь ты понимаешь, почему мы не вместе с Димой?
     Маша затравленно кивнула.
     -После того, что он видел, я для него навсегда останусь мужиком, даже тогда, когда отрежу себе причиндалы. Если отрежу. А с мужиком он может максимум выпить и покурить, что мы регулярно, раз или два в год, проделываем. Всё-таки любили одну и ту же девушку, почти родственники.
     -Мне страшно, - запоздало ответила Маша.
     -Я не сомневаюсь.
     -А как же тебя звали раньше?
     -Виктор. Ужасное имя. Я наотрез отказалась быть Викторией. И стала Варварой… Маруня, ты меня не бойся. Ну, правда – ты моя подруга, и это святое. Подчёркиваю: ты – подруга Барбары, а не Виктора. Я так хотела, чтобы у меня была настоящая подруга, с которой можно сплетничать о мальчиках и стряпать печЕньки! Если бы не эта сучка с телевидения, ты так ничего и не узнала бы…
     -Странно, что я не замечала…
     -Я же говорю – меня научили всё лишнее прятать. Я привыкла.
     -Но ты же, наверное, калечишь себя? Разве можно всё время затягиваться?
     -А разве ты не замечала, что свободную одежду я предпочитаю обтягивающей?
     -И объясняешь это тем, что ты слишком худа? – Маша нерешительно улыбнулась.
     -Умница! – Барбара подлила ещё коньяка и показала на сигареты. – Можно?
     -Конечно, я уже говорила тебе, что можно.
     -Ну, я не знаю, быть может, с сегодняшнего дня ты меня вообще на порог не пустишь…
     Барбара закурила.
     -А если совсем начистоту, принцесса, то мне это грёбанное здоровье и на хрен не нужно. Я уже давно стерильна – это раз (ещё одна операция), и два – дольше пятидесяти лет жить не собираюсь. Мне жизнь уже знаешь где?
     -Догадываюсь.
     Маша понемногу приходила в себя. Она ожидала услышать что угодно, но только не такую странную историю. Да, она замечала всякие непонятности, да, у Барбары низковатый голос и, да, она необычно одевается, она слишком хорошая подруга и подозрительно искренна, когда делает тебе комплименты, советует что-то купить или надеть… А между прочим, действительно, Маша ничего не замечала! Это с её-то умениями? Почти невероятно…
     -Вас у меня двое, - сказала Барбара, - ты и Дима. Дима – мой единственный друг, а ты – моя единственная подруга. Вот тебе и всё. Я сделаю всё от меня зависящее, чтобы вы были вместе, потому, что вы – две половинки, вы друг для друга созданы. И не пытайся возражать, я права.

* * *
     Зашибись-то оно, конечно, зашибись – в холостяцкой жизни тоже множество плюсов, но долго она не продлилась. Вадим, для собственного успокоения, уже начал раздумывать об учении раввина Шмулея о двухнедельном обязательном воздержании супругов, после которого им гарантирован второй медовый месяц, но уже через день Настя, как ни в чём не бывало, пришла домой.
     -Ты насовсем? – поинтересовался Вадим.
     Вместо ответа она только пожала плечами и примирительно улыбнулась.
     …Ночью снова не мог уснуть. Осторожно поднялся, оглянулся в дверях – Настя спала. Прошёл в гостиную, включил ноутбук. Пока компьютер загружался, ни о чём не думал. Старался не задавать себе риторического вопроса: а так ли нужно читать эту статью? Быть может, будет спокойней и проще не знать ничего? Тебе же наплевать на то, что было с ней раньше, главное, что она сейчас тут, рядом, только сделай шаг, разрушь стены… Ага, "проще", как бы не так! Вот ты уже и спать не можешь по ночам – верный признак нервного срыва. Нужно знать, какую именно стену рушить, а то, может статься, вломишься в соседнюю камеру… Вадим открыл страницу.
   
* * *
     "Маша пришла работать в модельное агентство сразу после института. Агентство искало новых людей, креативную, бесшабашную молодёжь. Предложили – она и пошла. Пошла не потому, что была уж очень креативной и бесшабашной – нужно было набраться опыта, осмотреться. Вариантов у неё, вообщем-то, было много – и салоны красоты, и какие-то маленькие частные фирмы по изготовлению этой самой красоты, но выбрала она именно модельное агентство. И выбрала она его, большей частью, из-за обилия красивых людей. Ей так хотелось преображать мир, делать его светлее! За год работы в агентстве Маша стала довольно известным визажистом, очень скоро посыпались частные заказы (вечеринки, свадьбы, фотосессии), о ней говорили: "Эта девочка творит чудеса!". К лету добавилась работа в так называемом арт-центре, куда её официально пригласили, и где она смогла применить свою неуёмную (как оказалось) фантазию на практике. Эта работа включала в себя много интереснейших вещей, таких как, например, боди-арт. Её сильно увлекло создание художественных образов прямо на теле моделей. Работая со стилистами, визажисты создавали целые композиции на определённые темы, для различных мероприятий, используя исключительно тела моделей и специальные краски. Однажды даже выиграли престижный конкурс европейского уровня…
     Маше исполнилось 23 года. События развивались так стремительно, что голова начинала немного кружиться. Она уставала на работе, и, зачастую, приходя домой просто падала замертво, чтобы утром, ни свет ни заря, снова ехать в агентство. За всей мишурой гламурного мира о личной жизни не то что не думалось – Маша считала, что ещё немного рано задумываться о сложных вещах. Себя она уже нашла, теперь необходимо встать на ноги… Конечно же, поклонники были (куда их денешь?). Были и предложения выйти замуж (обещали озолотить). Ей твердили, что сама-то она гораздо привлекательней некоторых моделей, с которыми работает (и даже рост у неё подходящий для модели - 175!), но ведёт себя слишком уж скромно, одевается в "casual", тогда как ей очень к лицу будут дорогие вещи от дизайнеров и изысканные туалеты. Маша соглашалась, но любимому "casual" не изменяла. Однажды, работая над фотосессией очередной соискательницы прелестей модельного бизнеса, Маша внезапно поняла, что влюбилась в фотографа, который делал эту самую фотосессию. Фотограф был совсем молодой, о нём говорили примерно то же, что и о Маше – "творит чудеса", "подаёт большие надежды". Они провели в паре ещё несколько фотосессий, и, в конце концов, этот фотограф (которого звали Андрей) предложил Маше поработать с ним над давно вынашиваемыми им замыслами. Но только теперь Маша сама будет моделью. Согласилась. А что вы думали? Конечно согласилась.
     Андрей очень долго, в каких-то мудрёных терминах, объяснял концепцию, в которой Маша не поняла и половины. Должно быть оттого, что внимательно смотрела на то, КАК он говорит, даже не пытаясь вникать в смысл.  Воплощать в жизнь давний замысел Андрея предполагалось по ночам, в его доме. Жил фотограф в огромной квартире-студии. Это был дом элитной застройки, в центре города, но стоял он не на центральной улице, и потому в квартире фотографа было всегда тихо и даже как-то… глухо. Позже выяснилось - "глухо" там оттого, что стены квартиры-студии отделаны специальным материалом, поглощавшим звуки – таким же, как звукозаписывающих в студиях – непонятные отверстия разной величины в несколько слоёв… Окон не было. Точнее – окна были уничтожены – заложены кирпичом и превращены в звуконепроницаемые стены. Изысканный интерьер, белая мебель, белые ковры – а в каждой линии дизайна этого дома проглядывала любовь хозяина к обнажённому женскому телу…
     Когда Маша впервые перешагнула порог этого дома, Андрей, буквально с порога, начал её раздевать. Оказывается, в его доме все женщины должны быть обнажены. Это непреложная истина. (Что до того, какие именно женщины могут заходить к нему в дом - то это, естественно, красивые и молодые девушки. Женщин за тридцать он считал древними старухами) Тут же был включён весь свет – полыхнуло как на стадионе, сотней светильников – и произошёл такой секс, о котором молоденькие, неопытные девушки, вроде Маши, могут только мечтать. Прямо на полу, на белом ковре "под ламу". И тогда же, на этом же ковре, Андрей сделал первые кадры своей фотокамерой. Маша приняла происходящее за шутку, к тому же, она была буквально околдована, ошарашена и ослеплена. Фотографии очарованной девушки получились действительно гениальными. Гениальными своей смелостью, новизной и бесстыдством. Этот объектив не стеснялся ничего. Около шести часов продолжалось свидание, представлявшее из себя сплошной секс-марафон - стоя, сидя, лёжа, на кровати, в ванной, на холодном кафеле, отчего кожа покрывалась мурашками, со всеми вытекающими последствиями – и это ещё сильнее заводило Андрея. Он беспрерывно фотографировал… На следующий день Маша передвигалась прихрамывая и старалась не садиться, потому что это было больно. Голова шла кругом. Ей казалось, что она в каком-то дурмане. "Но это же не нормально, - повторяла она. - Так, наверное, не должно быть!" Андрей на работу не вышел. И это хорошо, потому что Маша понятия не имела, как себя вести. Мучила головная боль, и пришлось отпроситься домой. Андрей ждал её возле выхода, в своей машине. Сказал, что фотографии хочет показать. Поехала с ним. Любила, вот и поехала. А через день и вовсе переехала к нему, вдохновенному поклоннику женского тела... Что тут ещё скажешь?
     Прошёл месяц, или два. Вдохновение улетучивалось стремительно, словно кто-то выжимает из тебя все соки. Маша старалась работать в том же темпе, с тем же азартом, что и раньше, но понимала: долго так не протянет. Попросила Андрея притормозить с… гениальной фотосессией. Обиделся. А вечером привёл девицу, которая, видимо, была под кайфом и всё время только хохотала. Естественно, девица была тут же раздета. Андрей поставил её в центре комнаты, включил музыку, попросил потанцевать и спросил, нравится ли она Маше. Маша сказала, что не нравится. "Хорошо, тогда я", - сказал он и начал расстёгивать брюки. Маша хотела немедленно уйти, но не нашла своей одежды. Скорчившись в кресле, она затыкала уши и зажмуривала глаза…
     Естественно, после такого жить с Андреем она уже не хотела. Сказала ему об этом и попросила немедленно вернуть одежду. Но у фотографа были иные планы, к тому же - совершенно недопустимо бросить фотосессию! Никто не смеет стоять на пути у гениальности! С того самого дня она стала пленницей. На её щиколотке появился кожаный браслет, который был несколько раз обмотан изящной блестящей цепочкой – очень прочной. Цепочка крепилась в центре комнаты к полу (там находилось специальное кольцо!), и её хватало только для того, чтобы дойти до ванной-туалета или до кровати. Подойти к входной двери возможности не было… Теперь-то Маша поняла - план был составлен давно, продуман досконально - Андрей лишь искал подходящую кандидатуру. Теперь дичь поймана, и дверца клетки захлопнулась! Плакала, умоляла – тщетно. Угрожала – смеялся. Устраивала истерику – пичкал какими-то капсулами, от которых кружилась голова и клонило в сон. По прошествии времени, он просто начал делать ей уколы какого-то успокоительного. К счастью, это были не наркотики. А ещё – он усыплял её хлороформом (кажется) – совал, прямо в лицо носовой платок – и девушка падала без чувств. Маша знала, что когда она засыпала, Андрей вытворял с ней всё, чего его душе было угодно. Приходила в себя зачастую в пустой квартире, на полу и, плача, шла в ванную. Пыталась протестовать снова и снова, но получала то же, что и всегда – изнасилование. Если Андрею надоедала пассивность жертвы – он поил её афродизиаком, и она просто сходила с ума. Сам он тоже постоянно принимал различные стимуляторы потенции, мазался кремами и так далее. Маша подозревала, что Андрей бесконечно кормит её противозачаточными пилюлями, потому что от такого количества секса просто нельзя не забеременеть. Трусики выдавались только на время "критических дней". В эти дни он приводил непонятных красоток – вряд ли то были модели, скорее всего дорогие проститутки – и заставлял Машу смотреть. За отказ – бил по лицу или в грудь.
     Маша понимала, что долго ей так не продержаться, психика была уже на пределе. Она почти не могла спать без лекарств, пища (из дорогих ресторанов) не лезла в горло. Единственное, чего хотела Маша – убить своего мучителя. Она  заставляла себя не думать о том, что сейчас происходит "на воле", не задаваться вопросом ищут ли её родители, знают ли, что она жива… Телевизор к квартире имелся, но смотреть его было невозможно – ни морально, ни физически. Новости, телесериалы… Всё это так далеко!
     Трудно сказать, сколько прошло времени, и какое было время года, когда Маша поняла, что беременна. Андрея новость обрадовала - как показалось, он этого ждал. Появилась надежда – он захотел ребёнка, возможно, скоро всё наладится и закончится этот кошмар. Но… Оказалось – это лишь логическое продолжение той самой фотосессии. Часть цикла фотографий будет называться "Немного беременна". Ну, то есть, ещё ничего не видно, но грудь уже налилась, соски потемнели, изменилась осанка, жесты стали мягче… На следующий день после съёмки привёз врача (тётка со старинной причёской – в лаке и с начёсом), ей дали наркоз… Первый аборт, который был так же зафиксирован на цифру...
     Пришла апатия, навалилось отупение. Маша целыми днями лежала на кровати и смотрела телевизор – огромная плазменная панель на противоположной стене – каналы Discovery, Animal Planet… Как это называется? Депрессия? Вот, именно она. Андрей заставлял пить микстуры и таблетки, потому что её кислое лицо отбивало у него вдохновение. Время шло. Она забеременела вторично. Ещё одна фотосессия. Второй аборт. Вскоре – третий. Она сбилась со счёта, сколько раз приезжала тётка с причёской, потому что все её дни были совершенно одинаковыми. Наконец, беременеть перестала. Попробовала выяснить у своего тюремщика – сказал: "А что ты хочешь? Столько абортов – не шуточки. Сама виновата". Чем она виновата, Маша не понимала. Очень плакала. Но… Всё прошло и - вновь спасительная депрессия.
     Через какое-то время Андрей пришёл к выводу, что у Маши испортилась фигура. Грудь слегка обвисла, бёдра располнели от гормонов - нужна пластическая операция. Это обстоятельство заставило пленницу встрепенуться – пластическая операция на дому Андрею не по карману (да и делают ли их на дому? вряд ли). Так она оказалась на приёме в клинике (впервые за много-много месяцев на ней была одежда, впервые вокруг были люди, которые занимаются обычными рабочими делами, а вовсе не сексом). Разговоры – запрещены все, кроме ответов на вопросы врача. Андрей находился рядом, и контролировал каждое слово ("Если только мне покажется, что ты кому-то делаешь какие-то знаки – убью!" – так это было сказано, что сомнений не оставалось, убьёт). Ей сделали новое тело, совершенней прежнего. Пластический хирург, обаятельный, остроумный мужчина, постоянно пытался разговорить молчаливую пациентку. Она не реагировала на шутки, не шла на контакт, неделю пребывания в клинике провела в своей палате и совершенно не интересовалась отражением в зеркале. Это показалось странным. Как и то, что её "спонсор" рулит процессом "от и до". Последнее обстоятельство, само по себе, в общем-то, не удивляло, но девушка была СОВЕРШЕННО равнодушна к тому, что с ней делают. Доктор много лет работал по своей специальности, и такого случая ему ещё не встречалось – ВСЕ женщины, так или иначе, проявляли интерес к тому, как они теперь выглядят, а эта девушка походила на манекен. "Спонсор" утверждал, что его жена не в себе – после родов у неё случился психоз, и она до сих пор не может прийти в себя… И вот тогда-то доктор догадался заглянуть в глаза пациентке ПОГЛУБЖЕ. Её глаза, как он говорил позже, "кричали". Кричали: "Помогите мне!". Это произошло на последнем осмотре (работа была закончена, и работа была просто великолепна!). ДОктора так впечатлили "кричащие" глаза пациентки, что он проследил за странной парой, видел, как "спонсор" что-то долго и горячо говорил девушке внизу, в холле, а та при этом напоминала ледяную статую…
     ...В белой комнате-студии без окон Машу на этот раз не стали раздевать. Едва только она перешагнула порог – её ударили головой о стену. Мотивация проста: подавала доктору знаки. Андрей бил изощрённо, стараясь не попадать по швам, выкручивал руки, таскал за волосы, душил и пинал, словно обезумев. Разумеется, без изнасилования и тут не обошлось. Перед глазами у неё всё кружилось – она не могла ни плакать, ни кричать, только стонала. "Заткнись, сука!" – заорал Андрей и снова ударил чем-то по голове. Наступила темнота. "Наконец-то смерть!" – мелькнула последняя мысль, завертелась по спирали и погасла искрой… А в дверь уже стучали. Доктор, заподозрив неладное, оперативно обратился "в органы" (благо, у него были там знакомые и благо, адрес, указанный в медицинской карте, оказался подлинным) и те приехали не мешкая, "проверить". Андрей, из-за двери, начал крыть матом стражей порядка, угрожать позвонить "куда следует". Дверь-сейф взяли штурмом. Скрутили, врезали и… увидели лежащую на белом ковре Машу. Кровь на ковре, кровь в волосах… Думали мёртвая. Оказалось, живая, правда забитая до полусмерти.
     …Маша впала в кому. Две недели. Если бы не её мучитель, никто так и не узнал бы, кто она такая – он аккуратно предъявил документы, которые, как выяснилось, постоянно носил с собой. Раскололся и покаялся сразу – да, никому не сказал, что она живёт у него, хотя знал, что её ищут – так она сама этого хотела! Говорила "Хочу быть только с тобой, до конца своих дней". Он в состоянии содержать любимую девушку, а потому ничего не имел против. Её слово – закон! На вопрос, почему он её так зверски избил, ответил, что она строила глазки доктору – как тут не рассвирепеешь? Черепно-мозговая травма оказалась средней тяжести и доктора были полны оптимизма. Насчёт комы говорили: "Нужно только ждать". Помимо прочего, медики констатировали на теле девушки кровоподтёки, ссадины, порезы, старые шрамы, а так же - перелом ключицы.  Андрея закрыли в КПЗ. Медицинская экспертиза подтвердила его полную вменяемость, и потому ему грозил срок за причинение тяжких телесных повреждений. Он по-прежнему твердил, что "Всё происходило с её согласия" и называл злостной мазохисткой. Следователи из прокуратуры говорили, что их так и тянет набить морду этому слизняку – он держался нагло, самоуверенно и был буквально одержим темой секса. Утверждал, что и Маша точно такая же – позабыла всё на свете, едва попала к нему в дом. Не захотела уходить наотрез, отреклась от родителей, друзей и работы – и всё из-за него-любимого.
     К тому времени, с момента исчезновения Маши прошло… почти три года (если кто и надеялся на то, что девушка жива, так только её мама и папа). В рассказы подследственного никто из родных и друзей не верил. Маша была очень спокойной, романтичной девушкой, чьи мысли всегда парили где-то над землёй, она очень любила читать сказки и даже немного сама их писала. Единственный молодой человек, с которым она была близка, утверждал, что тема секса её не интересует, и гораздо больше она увлечена совместными походами в театры или на концерты (что его сильно удручало)... На что надеялся подследственный – не понятно. Он упорно выставлял Машу нимфоманкой - ещё бы, ведь доказать рассказ о сексуальном рабстве ей будет решительно нечем. Разве что какой-нибудь въедливый доктор проведёт тщательное обследование и найдёт следы абортов… Обследование провели, следы отыскали. Более того, гинеколог обнаружил множественные разрывы и рубцы, а в довершении всего вынес вердикт - вряд ли она когда-нибудь станет матерью... И как же, по-вашему, Андрей прокомментировал вскрывшиеся детали? "Вы не представляете, какой для неё кайф, когда её трахаешь всем, что попадает под руку!" По его словам, она не хотела его ни с кем делить, а тем более – с ребёнком, а потому регулярно бегала на аборты…
     …Маша пришла в себя в больничной палате. Несколько дней ничего не говорила, только смотрела на родителей и друзей так, словно впервые видела. Когда смогла говорить, оказалось, что она совсем ничего не помнит. То есть, совсем ничего. Первые же её слова, произнесённые после столь долгого молчания, были: "Принесите мне одежду". Окружающие подумали, что она хочет немедленно уйти домой, но оказалось, Маша просто просила одеть её хотя бы в ночную сорочку. С ней работали психиатры и психологи, пытались вернуть ей память. Ничего не получилось. Девушка заново познавала мир. Бывшие однокашники по институту рассказали ей о некогда популярном в их ВУЗе тренинге по развитию наблюдательности и дедуктивного мышления – вот это, пожалуй, помогало больше всего. По её делу шло следствие, но оно топталось на месте. В конце концов, решено было ввести Машу в гипноз и прокрутить ей память назад – возможно появятся новые зацепки. Если зацепки не появятся – Андрею дадут года три, и выпустят. Следователю, который вёл дело, Андрей был просто омерзителен (он говорил: "Я нутром чувствую, что он – подонок"), хотя бы потому, что тот зверски избил девушку. Сеанс гипноза провели, и Маша рассказала им ВСЁ. Несколько раз её чудовищный рассказ приходилось прерывать, выводить девушку из гипноза и приводить в чувства – она начинала задыхаться, плакать и кричать. Сеанс растянулся на неделю. Следователь хотел докопаться, найти необходимые зацепки, но психиатр был непреклонен: человек на пределе. Она не выдержит, ей и без того сильно досталось. Позже он провёл ещё несколько сеансов, на этот раз лечебных. Маша так ничего и не вспомнила, но её психика понемногу начала восстанавливаться. Должно быть, мозг включил защитную блокировку памяти – с тех пор, если она и вспоминала что-то, то неизменно хорошее. Некоторые воспоминания были на уровне осязания или обоняния. А ещё – был безотчётный страх оказаться в одной комнате с мужчиной (Маша говорила, что в таких случаях ступор сковывает её по рукам и ногам, и начинает мутить), страх обнажённого тела, своего или чужого – к горлу неизменно подступала тошнота…
     Показания под гипнозом к делу не пришьёшь. Андрею дали три года (причинение тяжких телесных повреждений в состоянии аффекта), а через полтора – выпустили по амнистии. К тому времени Маша уже уехала из города. Куда – не известно. Её теперешнего адреса не знают даже родители. Общаются через Скайп. Говорит, что нашла работу и новых друзей, учится жить заново...
     Удачи ей!"
   
* * *
     Дочитав, Вадим долго сидел, тупо глядя в экран ноутбука. Слышал только собственное сердце и звон в ушах. Он казался себе в тот момент маленьким и жалким призраком, который мнит себя многоопытным, мудрым, РЕАЛЬНЫМ, всё время звенит цепями, пугая окружающих, и посыпАет голову всевозможным красивым пеплом. А на самом-то деле, "призрак" весьма и весьма гордится своим тёмным прошлым, лелеет старые печали, таскается с ними, как с писаной торбой! Ничтожество. Ноль без палочки. Удивительно, что девушка, пережившая реальную, не из пальца высосанную, трагедию, до сих пор продолжает с ним общаться, интересоваться им, как личностью, жалеть, проникаться его фантомными несчастьями… "Я её недостоин", - вдруг понял Вадим. Вот где зарыт этот тормоз, который всё время долбил под дых! Давно чувствовал, осязал всё на подсознательном уровне, но умом не понимал в чём дело, почему привычная схема "vini-vidi-vici" (пришёл-увидел-победил) нарушилась, и с Машей не работает. Считал себя выше, многоопытней… Козёл! Горный козёл. Точнее не скажешь…
     Он просидел так часов до трёх ночи. Анализировал, насколько вообще готов общаться с человеком… с девушкой, у которой в душе зияет чёрная дыра. Сможет ли он залечить эту дыру? Способен ли? Хватит ли сил? Вадим не страдал от неуверенности в себе, и если бы не был тайно и безнадёжно влюблён в эту девушку вот уже… вот уже год и три месяца, если бы был к ней равнодушен – не раздумывая кинулся бы на помощь. И анализировать не стал бы. Вот ломанулся бы, как подорванный, и наверняка вышел победителем. Любовь обезоруживает. Настолько, что становишься беспомощным. С великим трудом удержался, чтобы не ринуться к Маше прямо сейчас, крепко-крепко обнять и сказать: "Я с тобой. Ничего не бойся". Красиво и благородно выглядит, но, скорее всего, она просто испугается призрака, материализовавшегося на своём пороге…
   
ГЛАВА ПЯТАЯ
DANCE-DANCE-DANCE
     Репетицию грима Тайлера Дёрдена проводили, наверное, раз пять или шесть, пока Маша не довела этот процесс до автоматизма. Смывали косметику, надевали парик. Очень качественный парик, из натуральных волос – личная собственность Барбары. Сделан для неё на заказ и использовался, как она говорила: "Не для работы, а в личных целях". Маша не хотела размышлять об этих "целях", хотя, с некоторых пор, запросто могла их себе представить. Тёмно-красная куртка была очень похожа на куртку из кино, а рубашка под ней (белая, с острым воротничком и рисунком из оранжевых кленовых листьев) и вовсе, кажется, была сшита из той же самой ткани, что и рубашка в фильме. Особенно веселили Машу спортивные штаны с широкими белыми лампасами и грубые светло-серые ботинки на высокой шнуровке. А походка Барбары, в момент преображения, была и вовсе неподражаема!
     -Барби, у тебя на самом деле раздвоение личности! Я танцую с мужиком! – расхохоталась Маша, когда они-таки дошли, впервые, до кульминации танго.
     Барбара даже становилась чем-то похожей на Брэда Питта! Поистине, велика сила подлинного искусства! Так же, они несколько раз репетировали скоростное обратное преображение Тайлера Дёрдена в Барбару. На макияж уходило минут двадцать. В конце концов, Барбара вызвалась самостоятельно произвести "обратное превращение". Сказала:
     -После милонги, когда ОН уйдёт, все, Маруня, будут глазеть на тебя и незаметно уйти будет сложно. Не тревожься, я повторю твой урок макияжа с точностью "от" и "до".
    И действительно, с блеском повторила…
   
* * *
     Проснувшись, Маша решила, что никуда не пойдёт, а танец с Тайлером Дёрденом либо отложится, либо вообще не состоится. Побаливала голова, настроение бултыхалось в районе нуля, приближения Нового года не ощущалось… Хотелось побыть дома, почитать, посмотреть телевизор – это редко удавалось в последнее время. Все эти полторы недели она провела в ЦТЮ – бесконечные репетиции милонги с Барбарой, подготовка к какому-то конкурсу юных дарований, споры по поводу вариантов грима для театральной студии… Поминутно заглядывала на экран мобильного, вздрагивала о каждого звонка или SMS, не отключала звук даже ночью… Ну паранойя чистой воды! Больше всего тревожил вопрос: он ПРОЧИТАЛ или нет? Вадим не писал, не звонил и не появлялся. Вообще-то, в самом этом факте нет ничего особенного – раньше в их общении случались и более длительные перерывы, но теперь, после того, как сказала ему: "Убирайся"… Вот дура-то!
     Барби пригласила в гости к трём часам дня. Телефон молчал. Маша решила, что не станет отвечать, если он зазвонит, и даже выключила звук, но сидела перед телевизором и поглядывала, не засветится ли экран мобильного. Так и не засветился. Около двух, непонятно зачем, Маша взяла с полки косметичку и неторопливо "нарисовала лицо". Ни дорогой туши, ни помады за две-три сотни баксов у неё теперь не имелось. По рассказам родных и друзей, прежде Маша пользовалась преимущественно американской косметикой. Теперь отчего-то абсолютно наплевать на марки и фирмы. Она просто приходила в магазин, и брала первое попавшееся, подходящее ей по тону. Вполне могла взять компактную  пудру за 70-80 рублей, помаду за 150… Как ни странно, дешёвая косметика далеко не всегда проигрывала дорогой. Иногда, копеечные тени держались гораздо дольше дорогих… Маша заколола волосы, улыбнулась зеркалу. Вышло довольно кисло, но волосы лежат неплохо.
     Звонок в дверь застал врасплох. Она, как заяц, подскочила на месте и застыла в полном параличе. Кто это?! И почему не по домофону?!
     Пришла в себя только когда, не заглянув в глазок (ай-яй-яй!), открывала входную дверь. На пороге стояла Барбара. Длиннющая, словно каланча, в сумасшедшем мини и не менее сумасшедшем пальто "макси", имитирующем шинель. Не взирая на погоду, она предпочитает обувь на высоченных шпильках…
     -Ты ещё не одета! – воскликнула Барбара и невозмутимо зашла в прихожую.
     Маша попятилась.
     -Это не серьёзно, Маруня, нас же ждут! Давай-ка, быстренько, быстренько!
     Ни жива, ни мертва, Маша открыла шкаф со своим гардеробом и призадумалась. "Призадумалась" – громко сказано, потому что все мысли враз улетучились, как только заподозрила, КТО это "ЖДЁТ" их. Скорее всего, возле подъезда стоит чёрная "Импреза". Вряд ли Барбара приехала сюда на личном авто – она говорила, что на своём дне рождения намерена как следует "назюзюкаться".
     -У вас домофон сломан, - сказала Барбара. – Как раз сейчас прибыли симпатичные мальчики, чинить. Сказали, что кто-то нахулиганил – подрезал какой-то провод… Что ты там так долго размышляешь? А, стесняешься меня? Так я выйду.
     -Нет, нет, Барби, - запротестовала Маша и вытащила из шкафа новую кофточку и джинсы от Дольче&Габбана – единственную свою брэндовую вещь (неделю назад она собственноручно покрасила эти джинсы в чёрный цвет, потому что деним уже потёрся). – Посмотри, подойдёт?
     -Нормально, - кивнула Барбара и подошла к окну. – Туса будет домашняя совершенно, так что впишешься.
     Маша быстро переоделась.
     -Я готова, - сказала она.
     -Отлично, что готова, - Барбара повернулась от окна. – И - отлично выглядишь, подруга! Просто великолепно!.. Ты мне вот что скажи: с Лапиным вы поругались что ли?
     -Есть немного, - Маша опустила глаза.
     -То-то я смотрю… Мы с ним в кабак закатились на днях, Зойку помянуть – он весь в каких-то мыслях, такой загруженный, что дальше уже некуда. Давай, ты с ним помиришься, а то жалко мужика как-то…
     -Попытаюсь…
     -"Попытаюсь", - передразнила Барбара, - Не "попытаюсь", а "помирюсь немедленно, как только увижу!" Хочешь совет относительно Лапина?
     -Хочу.
     -Ты должна взять в свои руки всё, что касается дальнейших ваших отношений, иначе вы всю оставшуюся жизнь будете ходить кругами, да так ни к чему и не придёте. У него характер очень оригинальный – считает ниже уровня своего достоинства демонстрировать, насколько он, на самом деле, чего-то хочет. Его сдержанность – на грани фантастики, к тому же он – интроверт.
     -Да, он интроверт, я уже поняла. И я, кстати, тоже интроверт… - пробормотала Маша рассеянно. – Вот балда – мне как-то в голову не приходило задуматься на эту тему, а на самом деле всё гораздо проще, оказывается…
     -Именно, - кивнула Барбара. – Бросься к нему на шею - и тебе откроются потрясающие грани его сущности!
     -Но откуда ты про него и его… сущность столько знаешь? Я бы не удивилась, будь ты его бывшей девушкой, а так…
     -Не забывай, что я спала с Зойкой как раз в самый разгар их романа. Она говорила только о нём, а говорила она всегда много. Так что о Диме, его характере и разнообразных талантах, я знаю более чем достаточно.
     "Симпатичные мальчики", возившиеся с входной дверью, оказались мужичками "под сорок", правда, они и в самом деле неплохо, даже респектабельно, выглядели. Барбара распрощалась с ними, как с давними приятелями.
     Автомобиль, ожидавший возле подъезда, оказался не чёрным, а белым, и не "Субару", а, вроде бы, "Мерседесом". За рулём сидел незнакомый парень. Настроение у Маши совершенно испортилось. Она не слушала мурлыканье Барбары с водителем, и, не без некоторого удивления, пронаблюдала за прощальным поцелуем…
     -Как тебе мой новый? – поинтересовалась Барби, когда "Мерседес" вырулил со стоянки возле ЦТЮ.
     -Молоденький совсем, - пожала плечами Маша.
     -Мы - ровесники, ему тоже двадцать восемь. Согласна, я выгляжу старше своих лет.
     -А он В КУРСЕ?
     -Он – "би", причём в отношении мужчин - пассив. От меня – в полном восторге, потому что… сама понимаешь. У меня даже есть идея расписаться, ведь по документам я - женщина. Правда, я ему ещё не говорила об этой идее, - Барбара засмеялась, - как думаешь, стоит сказать?
     -Думаю, стоит.
     -Уверена?
     -Не знаю… Я бы сказала.
     Барбара снова засмеялась:
     -Ладно, не мучайся, я всё понимаю.
   
* * *
    Барбара соригинальничала даже при праздновании собственного дня рождения. Все думали, что праздник будет проходить в буфете, но оказалось, что новорожденная отдала предпочтение танцевальной студии. Столики и стулья из буфета перекочевали на второй этаж, повсюду висели разноцветные шары, новогодние гирлянды и серпантин спускались с потолка и зеркал. Балетные станки были обвиты переливающимися голографическими лентами, и везде – цветы, цветы, цветы. В вазочках, ведёрках, кувшинах, цветочных горшках… Маша зашла в танцевальную студию и остановилась на пороге, открыв в молчаливом изумлении рот. Полное ощущение, что шагнула в другое измерение!
    -Ну, как тебе, подруга? – поинтересовалась Барбара, с интересом поглядывая на неё, замершую у двери.
    -Это – чудо, - пробормотала Маша. – Ты сама всё?
    -Нет конечно. Наняла специально обученных людей. Они за ночь учудили эту красоту.
    У левой от входа стены танцевальной студии стояли усилители и ди-джейский пульт.
    -А вот это – Джинн привезла и установила своими силами, - пояснила Барбара.
    -Джин?
    -Ну, DJ Jinn. Не слышала о такой?
    -Я не бываю на дискотеках.
    -Джинн редко ведёт дискотеки, говорит, что не любит клубную музыку. Выступает, в основном, на свадьбах и корпоративах.
    -Там я тоже не бываю.
    Маша живо вообразила себе слегка вульгарную девицу с сигаретой в зубах.
    -А какая музыка будет сегодня у тебя? – спросила она у Барбары, вертя по сторонам головой.
    -Исключительно моя любимая. А вот и сама Джинн!
    Маша обернулась и увидела… слегка вульгарную девицу в очень короткой юбке, едва прикрывавшей… нижнее бельё, и на огромных каблуках. Сигареты, правда, не было, но зато имелись волосы "по копчик".
    -Нет, ты представляешь, - закричала Джинн возмущённо, захлопнув мобилу-раскладушку, - они мне ставят условия! Это Я буду ставить условия, ведь мне там работать всю ночь! Они хотят, чтобы я пахала восемь часов за пультом – и не пописать, не покурить! Я им что, стахановка? Я – нормальная бизнес-леди, у меня консерваторское образование! Уу, совок проклятый!
    -Мы поняли, что ты очень принципиальная и знаешь себе цену, - на протяжении всей тирады Барбара поглядывала на Джинн с улыбкой.
    -Ну да, а ты сомневалась в этом? – ответила ей Джинн и посмотрела на Машу.
    "Эге, цветные контактные линзы!", - подумала Маша, встретив ярко-голубой взгляд Джинн. Она дружелюбно улыбнулась девушке:
    -Я ещё ни разу не общалась с настоящим ди-джеем.
    -Это – Маша, моя лучшая подруга, - отрекомендовала Барбара.
    -А, та самая, которая потрясающе танцует милонгу? – кивнула Джинн. – Я – Евгения. Мечтаю посмотреть ваш танец и, если получится, заснять его на видео.
    -Барби, ты уже всем рассказала? – разочарованно протянула Маша.
    -Джинн будет руководить всей музыкой. Я обязана была ей рассказать! Не волнуйся, главного секрета я никому не открыла, даже Джинн.
    По задумке Барбары, гости должны были собраться внизу, в холле ЦТЮ, где пройдёт торжественная часть. Любители поздравлять и читать стихи удовлетворят свои потребности, любители дарить подарки вручат всё, что хотели вручить (Барбара ненавидела этот процесс), а потом все дружно поднимутся наверх и начнут уже по-настоящему праздновать и веселиться (вот это Барбара просто обожала!). Помимо ди-джея, в программе вечера предполагалось участие профессионального тамады и даже стриптизёров, а продлиться всё должно примерно часов до двух ночи, после чего пьяных гостей развезут по домам... Машу всегда поражала способность Барбары составлять всякие планы, сценарии, а потом – чётко соответствовать этим планам и сценариям. Ведь как происходит обычно? Ты предполагаешь то, предполагаешь это – ещё и на часы зачем-то посмотришь, а на поверку блестящие планы если не рушатся совсем, то выполняются с большущими отклонениями. Потому Маша избегает что-либо планировать (хотя иногда очень хочется).
    Внизу, в холле, ждали гости. Барбара, переодевшаяся в ярко-красное бальное платье, с макияжем, только что сделанным Машей, была ослепительна. Глядя на неё, Маша вдруг поняла, что восхищается этим человеком. Если разобраться как следует, без истерик и предубеждений, Барби – сильная личность, которая никогда не под кого не прогибается. Она всегда остаётся собой и ей наплевать на разговоры и домыслы. Это Маша в ужасе просыпается от того, что ей приснилось, как все её нынешние знакомые и коллеги прочитали о ней на том злополучном сайте, а Барби живёт в мире с собой. Конечно, если бы она довела до логического конца своё преображение в женщину, было бы куда спокойней. Вскрывшиеся обстоятельства, в общем-то, не очень мешали и, что уж там, особо не удивили. Да, теперь, задним числом, Маша поняла, что догадывалась, и даже что-то замечала – но не придавала значения. Что ж, друзей не выбирают…
    Вадима в холле ЦТЮ не было. Временами на Машу нападал дремучий ужас от сознания того, что она, своими руками, возможно, разорвала их отношения. Ну зачем, спрашивается, ей потребовалось пытать его о прошлом? Зачем прогнала? Зачем назвала адрес сайта? Проклятый сайт, проклятый Никита! (это именно о Никите упоминается в статье, как о "единственном молодом человеке, с которым Маша была близка" - бывший одноклассник, которого она совсем не помнила и который сам, лично, рассказал-напомнил ей о том, что их когда-то связывало) Это всё он, его идея вынести на обсуждение Машину историю. "Ты даже не представляешь себе, сколько людей ежечасно подвергаются различным видам насилия! Им бывает необходимо высказаться. Возможно, мы спасём чью-то жизнь!"…  Глупо, конечно. Не нужно было влезать в это, ведь, как ни крути, Маша не может причислить себя к "жертвам насилия" – она ничего не помнит и не готова становиться культовой фигурой. А люди-то пишут ей письма, восхищаются мужеством… Что она может им ответить? Хорошо ещё, что Никита не обязал её писать ответные послания – он всем объявил, что Маша опасается быть раскрытой, а потому никому не будет отвечать, ведь при желании её местонахождение легко вычислить…
    Машины мысли скакали с одного на другое, она была рассеяна и отстранённо думала о своём… Скоро все поднялись на второй этаж, расселись за столиками по трое-четверо. Столиков было всего 10, значит гостей собралось человек 35. Новорожденная выбрала себе место в центре, чтобы видеть всех, и чтобы все видели её. Она напропалую врала, что ей исполняется 30 лет, и прекрасно себя при этом чувствовала. К себе за столик Барбара усадила Машу, а третий стул пустовал. Маша не спрашивала, кому он предназначен, потому что боялась ответа.
    Обслуживали праздник накачанные официанты (все они, естественно, были стриптизёрами) с голыми торсами и в "бабочках", отчего Маше всё время хотелось хохотать. Она терпеть не могла мужской стриптиз и Барби прекрасно это знала. А хохотать хотелось, наблюдая реакцию ЦТЮ-шных дам на этих адонисов: дамы растекались по столам, стульям и стекали на пол, а их спутникам (если у кого-то хватило глупости явиться с мужьями) оставалось только хлопать глазами. Мужчин в ЦТЮ всего семеро (минус Марк, который подхватил грипп - стало быть, присутствовали шестеро) и они, к счастью, обладают достаточным чувством юмора, чтобы спокойно отнестись к "обслуживающему персоналу". Предполагалось, что сеанс мужского стриптиза состоится обязательно, но чуть позже, ближе к ночи (уже после милонги), а пока – всё должно быть сдержанно и лирично. Джинн поддерживала атмосферу соответствующей музыкой. Иногда она отлучалась, надевая свои наушники на одного из ЦТЮ-шных "звукарей" и тот занимал её место у пульта, а сама подсаживалась за столик Станиславского и его жены, что-то увлечённо обсуждая, и празднуя вместе со всеми. На столиках стоял любимый (армянский) коньяк Барбары (Маша попробовала прикинуть, сколько денег её подруга потратила на один только коньяк – сумма получилась запредельной, и она немедленно прекратила считать), конфеты "Mon Cheri", фрукты, разнообразное меню... О танце с Тайлером Дёрденом думалось постоянно, Маша боялась всё испортить, а потому коньяк только чуть пригубила – "За здоровье новорожденной". Довольно долго она развлекалась тем, что наблюдала за захмелевшими гостями, а особенно – за дамами, когда адонисы подходили к их столику...

* * *
     Но забавным всё происходящее казалось лишь до того момента, как у Барбары зазвонил мобильный и она ответила на звонок: "Ну, наконец-то, Дима! Жду тебя, как пирога из печки!" Нажав "отбой", виновница торжества встала из-за стола и пояснила Маше:
     -Это - наш тихушник-Лапин! Терпеть не может делать что-то на публике! Даже с днём рождения всегда поздравляет в укромном уголке. Нарочно опоздал, чтобы толпа рассосалась и уже назюзюкалась! Сейчас приведу его, даже если будет упираться. Маруня, готовься морально! – Барбара подмигнула и отправилась за припозднившимся гостем.
     Как только она ушла, Маша, начав страшно волноваться, с трудом подавила порыв тут же, с позором, удрать восвояси. Постаралась взять себя в руки, а когда это не удалось – налила коньяка и выпила залпом. Внутри сразу потеплело, быстро улеглись дрожь и паника… Она поставила локти на стол, подпёрла щёки руками, и стала смотреть на гостей, блаженно и слегка отстранённо улыбаясь…
   
* * *
     Вадим совершенно не раздумывал над подарком для Барбары. Вопроса не стояло: он знал, что она собирается покупать чехлы для своего "жука", и знал какие именно. В довесок, беспроигрышный вариант: "Hennesy" из "duty free". Разумеется, Барбара была в восторге, получив всё это. Он даже позволил поцеловать себя в щёку.
     -Надеюсь, ты не исчезнешь сейчас, как Золушка, мотивировав тем, что тебя ждут дома? – строго спросила Барбара.
     -Нет, не исчезну. И даже комплимент тебе сделаю: выглядишь потрясающе.
     -Ушам не верю! Тебя подменили?
     -Просто у меня хорошее настроение.
     -Это радует. Тем более, за моим столиком – Маша, и если вы сейчас же не помиритесь, буду мирить насильно, так и знай.
     Он кивнул:
     -Я уже и спич заготовил в стиле "absolution"… Главное, чтоб она меня, с этим спичем, не послала к чертям.
     -Не пошлёт, - заверила Барбара. – Она тебя ждёт и сильно волнуется.
     -Так и сказала?
     -Шутишь? Я же не слепая.
     Поднялись по лестнице на второй этаж. Едва только оказались в коридоре, на пути к танцевальной студии, тут же столкнулись с полуголым адонисом. Официант учтиво раскланялся, придерживая поднос с пустыми бокалами, и отправился своей дорогой.
     -Это что за явление? – удивлённый Вадим обернулся на адониса.
     -Один из моих официантов.
     -Ты – извращенка. Половина твоих гостей - мужики-натуралы.
     -А ты – слишком серьёзен. Другая половина гостей, между прочим, женщины, которые от идеи в восторге. Да и мужики нормально восприняли, так что не бузи, Лапин.
     С порога танцевальной студии Барбара махнула рукой Джинн. Музыка стала тише.
     -Друзья, поприветствуем одного из наших благодетелей! – и зааплодировала.
     Гости подхватили. Вадим, входя в студию, покачал головой:
     -Ты неисправима.
     Барбара сделала жест – вернуть музыку и, подхватив Вадима под руку, потянула за собой.
     Маша так и сидела за столиком, смотрела, как они подходят. Вадим уже сотню раз представлял себе эту встречу, но ни разу ничего похожего ему не воображалось. Казалось, должны быть нервы, взгляд в сторону… Он не понял в чём дело вплоть до момента, пока Маша не заговорила.
     -Это – не вторжение, это – дружеский визит, - предупредил он на всякий случай, садясь за столик.
     -Он сегодня тоже очень нервничает, - сообщила Барбара Маше, и села, - а потому несёт полный бред.
     -Я нарезалась, - сообщила Маша.
     -Я заметила, - сказала Барбара и посмотрела на часы (до танца с Тайлером Дерденом оставалось три часа). – Значит, вы оба не в своей тарелке. Предлагаю Диме, для начала, штрафной, чтоб вам сравняться.
     -В последнюю нашу встречу я сказала, что не хочу тебя больше видеть, - похоже, Маша её не слышала, она разговаривала исключительно с Вадимом. – Я тут же раскаялась в том, что это сказала. Прости. Всё совсем не так.
     Казалось, она смотрит в самую душу. Он мгновенно позабыл текст своего спича, не нашёл, что ответить, и только глупо кивнул. Маша пожала плечами и небесно улыбнулась, а Барбара приподняла брови, как видно, слегка удивившись робости Вадима. Пантомиму прервал официант. Пока кружился вокруг Вадима, тот сидел без движения и наблюдал одними глазами, причём вид у него был такой, словно это не стриптизёр рядом, а, по меньшей мере, заросли крапивы. Барбара давилась от смеха, глядя на немую сцену, а Маша просто молча, но не без интереса, наблюдала.
     -Ну, спасибо, Барби, - сказал Вадим, когда адонис отправился восвояси.
     -Зато какие счастливые у меня женщины, посмотри!
     -Это, конечно, самое ценное, согласен. Ради женского счастья я готов принять участие в твоём паноптикуме, - поморщился он.
     -Ну, тебя же, например, не заманишь показать нам стриптиз, - хихикнула Барбара. – А иногда ой как хочется чего-то перчёного.
     Вадим снова покачал головой:
     -Маш, тебе, конечно, тоже нравится идея?
     -Идея с голыми официантами или идея твоего стриптиза? – уточнила она.
     Барбара расхохоталась. Сегодня Вадим был одет в casual – перуанку, джинсы и кроссовки (а джемпер он уже снял и повесил на спинку стула). Наверняка стриптиз удался бы на славу!
     -Я не поклонница мужского стриптиза и совершенно не понимаю, что в нём за прелесть. По-моему, это совершенно не эстетично и даже не эротично! – выдала Маша категорично.
     -Ого! – восхитилась Барбара. – Хорошо аргументируешь. Но, я уверена, у присутствующих женщин имеется по этому поводу противоположное мнение. Провести опрос?
     -Угомонись ты, - сказал Вадим. – Никто не собирается дискутировать.
     -Да? – спросила Барбара у Маши.
     -Ну, в общем, да, - сказала та.
     -Ты не знаешь, от чего отказываешься! – заявила Барбара мечтательно и показала на Вадима пальцем. – Вот этот полукровка, к счастью, унаследовал от сионских предков отнюдь не национальные отложения жира в области задницы, а исключительно их мозги. Фигура у него - закачаешься. Как-то раз, на одной вечеринке, он проиграл мне приватный сеанс стриптиза, и это было незабываемо! Помнишь, Дим?
     -Коварная и бессовестная! Я же по-человечески просил не вспоминать.
     -Да, я такая. Послушай, ну а если мы все очень попросим? Полного "ню" не потребуем. Хотя… А? Вадим?
     -Как ты себе это представляешь – "один из благодетелей" срывает с себя одежду и начинает отплясывать непотребные танцы? Тогда уж объявляла бы меня как-то по-другому что ли.
     -Ой, какие мы стали порядочные и благодетельные за четыре года! – хохотала Барбара. – Значит так и нет?
     -Даже если будешь в ногах валяться.
     -А красивая бы была картина: я у тебя в ногах валяюсь, в красном платье с кринолинами! Всё равно - нет?
     -Yes, of course.
     -А у меня фотка есть! – мстительно сказала Барбара.
     -Рад за тебя.
     -Так стриптиз действительно был, и вы не шутите? – Маша окончательно повеселела. – Хочу фотку посмотреть!
     -Маруня, - обратилась Барбара, - фотку я тебе не покажу – это мой личный эксклюзив! Ты же не хочешь меня поддержать и уговорить "благодетеля" содрать с себя хотя бы перуанку.
     -А переживу, - отмахнулась Маша, - не очень-то важничай, что у тебя есть редкое фото.
     -Они сговорились, - вздохнула Барбара, - ничего не помогает, даже крайние меры.
     -Мне не очень хочется, чтобы Вадим был центром внимания.
     -Аналогично, - сказал Вадим. – Мне тоже совсем не хочется, чтобы на Лапина все пялились.
     Они улыбнулись друг другу. Барбара безнадёжно вздохнула:
     -Дааа, у вас роман, братцы! Не пойму, какого чёрта вы делаете вид, что ничего не происходит?
     Столики уже начали наносить друг другу визиты. Не подозревающие о проблеме срывающегося стриптиз-шоу гости, потянулись в курилку…
     -Ты сегодня без Лёшика? – спросил Вадим у Барбары, чтобы замять тему.
     -У него опять работа. Довёз нас с Маруней до ЦТЮ, и уехал. У тебя-то как дела на семейном фронте?
     -С переменным успехом.
     -Как ты вообще её терпишь?
     -Не мне тебе рассказывать, как тяжело мужчине в одиночестве...
     -Да уж, можешь не рассказывать, - засмеялась Барбара. – Никотиновой недостаточности не ощущаешь? А то пойдём – скоро концерт начнётся, Костя обещал незабываемое музицирование минут на сорок.
     -То-то я смотрю, он подчёркнуто деловой и трезвый.
     -Да, трезвый, - это сам Костя подошёл к столику. – "Наш благодетель" не доволен?
     -Ещё как доволен. Только удивлён, - они пожали друг другу руки. – Станиславский, будь другом, своди виновницу торжества покурить – она стала агрессивной.
     -А сам? – удивился Костя.
     -Тебе лучше не знать, - вздохнула Барбара, - он сегодня вообще не в себе.
     И она увела Костю из студии, подхватив под руку.
   
* * *
     -Неужели ты бросил курить? – спросила Маша (она по-прежнему сидела, подперев кулаками щёки).
     -Неделю провёл на таблетках, - сказал он и улыбнулся.
     -Настолько действенно?
     -Совсем не курю второй день, и - никаких неудобств. Перестал испытывать удовольствие от курения – даже у дорогих сигарет теперь исключительно вкус "Беломора". Отвратительно, - он поморщился. - А зачем курить, если нет никакого удовольствия?
     -Таблетки повлияли?
     -Думаю, да.
     -Есть ещё какие-нибудь плюсы?
     -Не поверишь, начал различать запахи.
     -А раньше что, не различал?
     -Не так тонко. Курю 15 лет – уже кое-что забыл.
     -Поздравлять ещё рано, как я понимаю?
     -Чтоб не сглазить, - согласился Вадим. – Но, думаю, за старое уже не возьмусь.
     -А почему вдруг решил бросить?
     -Да вот, решил совершить хотя бы один героический поступок. Хочу тебе понравиться…
     Вокруг было довольно шумно. Присутствующие громко разговаривали и смеялись За каждым столиком своя тема разговора. Можно спокойно разговаривать о личном - никто не обратит внимание. Маша огляделась, сделала выводы и спросила напрямик:
     -Дима, ты ПРОЧИТАЛ? Я вижу по глазам, что прочитал. Боюсь строить предположения, но только ли из-за отсутствия сигарет ты сегодня "не в себе"?
     -Да нет, сигареты как раз вот они, в кармане. Я прочитал.
     -И… что же? Ты исчез на полмесяца, я не знала, что думать… До меня долетали только обрывочные вести, что ты жив-здоров. Я скучала. Правда. Всю себя изгрызла за то, что прогнала тебя - загрузила своими несчастьями, и прогнала...
     -Мне нужно было некоторое время. Я не прятался от тебя.
     -Время обдумать, как поступить?
     -Время привыкнуть к тому, что узнал. Ну и, как поступить - тоже, конечно.
     -Я зря всё это затеяла...
     -Не думаю, что лучшим вариантом тут было бы враньё. Если говорить о моих эмоциях, то, скорее всего это… - он задумался, подбирая слова, - сожаление и боль. Когда я читал статью, мне казалось, что кто-то роется у меня в душе. Лопатой. Зачем ты позволила это опубликовать?
     -Чтобы люди были менее беспечны. К тому же… к тому же, я действительно ничего не помню. Статья как будто меня не касается.
     -А если ничего и не было?
     -Хотелось бы верить, что не было, но это не так. Множество доказательств, которые есть на мне. И никуда их не запрячешь. Ещё, я иногда вижу сны из той жизни… Два года и пять месяцев рабства, я подсчитала – это не могло пройти бесследно.
     -Я не задаю никаких вопросов.
     -Спасибо. Тебе не противно теперь общаться со мной?
     -Если ты ещё раз когда-нибудь заговоришь о том, что, зная всё, я обязан испытывать отвращение к тебе, я рассвирепею.
     -Молчу. Я знаю, что всё делаю не так, поступаю неправильно, говорю не то…
     -Я тебя люблю, - перебил Вадим.
     Маша замолчала. Вадим продолжил:
     -С тех самых пор, как Иннокентий рисовал твой портрет на Бродвее. Прямо там и влюбился. Приходил на аллею, чтобы увидеть тебя, и делал всё возможное, чтобы не попадаться на глаза. Как в детстве. Потом – часто видел тебя на аллее, чуть позже - за прилавком в магазине...
     Маша изумлённо на него смотрела.
     -Почему? – еле слышно прошептала она наконец. – У меня такой стервозный вид, что ты опасался заговорить со мной?
     -Честно?
     -По возможности.
     -Я был уверен, что это скоро пройдёт. Влюбился в красивую девушку – всего-навсего, с кем не бывает – месяц-другой, и всё выветрится. Не прошло. Месяц за месяцем – всё думал и думал о тебе … Прошлой зимой, когда сезон на Бродвее закончился, пару раз заезжал к вам в магазин нарочно, чтобы тебя увидеть, но графика твоего я не знал, а потому повезло мне только единожды, - Вадим сжал Машины пальцы в своей руке.
     Гости по-прежнему громко разговаривали и смеялись. Никто не пялился. Кажется. Играла незнакомая, но приятная музыка…
     -Хочешь, удерём отсюда? - спросил Вадим.
     -Хочу, но нельзя. Мы полгода репетировали номер с Барбарой – я должна выступить. Это – мой подарок ей.
     -Номер?
     -Танго, милонгу. Барби сама придумала и поставила танец. Он великолепен.
     -Не сомневаюсь. У неё талант хореографа… Можно некорректный вопрос?
     -Ты хочешь спросить, задала ли я ей те вопросы, из-за которых мы с тобой в прошлый раз поругались?
     -Задала?
     -Задала. Она рассказала свою биографию, ничего не скрывая. Мне теперь многое стало понятным. Я горжусь, что она – моя подруга, она – очень сильный человек.
     -Сильная женщина?
     -Именно женщина.
     -А я - ревную тебя к ней. Очень. Потому что для меня она, в первую очередь – лучший друг, а уже потом – мужчина или женщина. С самой большой бедой или самой большой радостью пойду только к ней. К нему. Да, к нему.
     -Ревнуй. Это доказывает, что ты – жив. Я очень хочу ревновать, но не получается. Как будто бы это чувство для меня закрыто. Так что я завидую тебе.
     -Нашла чему завидовать! – почти возмутился Вадим. – Я вообще-то про другое хотел спросить.
     -Тогда спроси.
     -После той… истории у тебя был кто-нибудь?
     -Ты спрашиваешь, как доктор или как ревнивец?
     -Мне нужно знать, как себя вести. Я, конечно, могу ломануться со всей дури, но тебе это может дорого стоить.
     -Я не боюсь. Я очень хочу быть с тобой. Уже заждалась того момента, когда ты "ломанёшься со всей дури", Вадим.
     -Так он был или нет? – серьёзно спросил Вадим. – Маша, ответь пожалуйста, это важно для меня.
     Маша помолчала, будто вспоминая что-то.
     -Был момент, когда я пыталась поставить эксперимент, - сказала она наконец. – Врачи твердили, что нельзя на себе ставить крест, что нужно жить, как все нормальные люди, что я слишком молода для того, чтобы сидеть в келье... В общем, всякий бред.
     Снова повисла пауза. Вадим молчал.
     -Я совсем не была уверена, что у меня получится "жить, как все нормальные люди". Но, примерно через год, неожиданно подружилась с менеджером нашего модельного агентства (уже другого, конечно). Он был старше почти на 30 лет, но разница в возрасте как-то не ощущалась. Мы даже ездили вместе на Байкал по турпутёвке. Ну, то есть в группе было ещё человек двадцать пять, не только мы. Просто - общались, было весело... А потом, по возвращении, он вдруг позвал на свидание, к себе домой. В то время я всё ещё принимала всякие порошки и пилюли, снимающие тревожность. Подумала, взвесила все "за" и "против". Пошла. Решила: уйти смогу в любой момент - ему за пятьдесят, у него небольшой животик и минимум мускулов -  запросто отобьюсь. Ведь нужно же, чёрт возьми, действительно возвращаться в жизнь! Оказалось, он хорошо готовит, очень вкусно и с фантазией. Мы даже рецептами в тот вечер обменялись, представляешь? Я была вполне готова морально к тому, чтобы остаться у него на ночь и мне эта мысль почти не причиняла беспокойства, но... он всё испортил. Попросил сделать ему минет. Я словно пощёчину получила. Можешь считать меня феминисткой, но минет - это противоестественно. Любой биолог подтвердит. О таких вещах не просят. Точнее - просят, но у других девушек, с которыми расплачиваются по тарифу. Во всех остальных случаях - это личная инициатива женщины. Исключительно. Не согласен?
     -Как ни странно, согласен. Даже более чем. Особенно в смысле биологии, - серьёзно сказал Вадим, и Маша удивлённо отметила: нет, он совсем не иронизирует, он действительно согласен с её феминистскими доводами. Чудеса да и только!
     -Что было дальше? – поинтересовался он, по-прежнему очень серьёзно.
     -Дальше - я ушла. Всё ему объяснила и ушла. Он сказал: "Мне жаль", и не стал меня удерживать. Я топала домой и ревела оттого, что не получилось через себя переступить. Он, с тех пор, даже не смотрел в мою сторону. Не оправдала я его надежд... А я-то думала, что нашла близкого по духу человека! Ошиблась, в который раз! Очень трудно ломать себя, очень трудно улыбаться, когда всё, что ты чувствуешь – только страх и отвращение… Я не верю, что когда-то могла проявлять склонность к нимфомании, всё во мне сопротивляется таким мыслям. Этот гад с фотоаппаратом налил мне в душу яд, заставил сомневаться в себе, ради эксперимента морочить голову неповинным людям... Теперь ты понимаешь, чтО я должна была чувствовать, когда ты вдруг заговорил о том, что не хочешь топтать мою душу, несмотря на чьи-то грандиозные планы и благие цели?
     -Я всё-таки влюбил тебя в себя… - Вадим покачал головой.
     -И я тебе за это очень благодарна. Боялась, что уже никогда не смогу полюбить. Правда, это случилось не так давно. Примерно с того момента, как мы разыграли Костю в гримёрке.
     Он засмеялся:
     -Если честно, для меня тот розыгрыш был испытанием.
     -Прости, - Маша смущённо опустила голову, почти уткнувшись при этом в столешницу. – Если бы я знала предысторию, то не затеяла бы эту глупость.
     -Так-так, прогресс! – послышался весёлый голос Барбары. – Уже за руки держатся!
     Вадим выпустил Машины пальцы.
     -Сейчас будет обещанный концерт, - объявила Барбара, - подъехали Костины музыканты.
     И она отправилась руководить расстановкой стульев для Костиной группы.
     -Мне так нравилось слушать их на Бродвее! – воскликнула Маша.
     -Я знаю. Часто видел тебя возле них.
     -Ну вот, опять. Выходит, ты за мной постоянно следил, а я тебя даже не замечала!
     -Я не следил, просто, судьба нас постоянно сталкивала. В какой-то момент мне даже пришлось прятаться, чтобы ты действительно не подумала, будто я тебя преследую.
     -С твоей внешностью не очень-то спрячешься, - заметила Маша. - Поразительно, как тебе вообще удалось остаться мною незамеченным на протяжении нескольких месяцев!
     -А что у меня за внешность? – не понял Вадим. – Я похож на павлина?
     Маша рассмеялась:
     -А ты прав, в какой-то степени. Ты - слишком... броский. Притягиваешь взгляд. Не обижайся, но, в твоём случае, длинные волосы – перебор. К тому же, когда они гладко зачёсаны назад - это не совсем твой стиль. У тебя интересное лицо, с точки зрения художника: хотя в нём есть такая... лёгкая неправильность, твои черты, можно назвать, аристократическими. А вот если волосы совсем убрать, то "неправильность" сразу выступит на первый план. Я бы сказала, что тебя нужно романтично лохматить, а не причесывать.
     -И ты не шутишь?
     -Не шучу.
     -Потрясающе!
     -Не обижайся! Ну перестань делать такое лицо! Ну, Вадим!
     -Перестаю, - сказал он и улыбнулся. – У нас в городе есть салоны, которые работают до позднего вечера?
     -Не сходи с ума, уже всё закрыто.
     -Ты уверена?
     -Угомонись ты, - воскликнула она, смеясь.
     -Наголо остригусь!
     -Это – тоже перебор!
     -Маш, а если серьёзно – понятия не имею, почему ты меня не замечала. Я не особо прятался – всего лишь отворачивался, чтобы не встретиться глазами или отходил в тень... Когда нас с тобой столкнули нос к носу на Бродвее, я чуть сквозь землю не провалился, и всё ждал сакраментального вопроса.
     -"Вы за мной следите?"
     -Типа того.
     -Действительно, странно, ведь на наблюдательность я не жалуюсь.
     -Да уж, я в курсе.
     Тем временем концерт начался. Состав группы был всё тот же и репертуар знакомый – сплошь хиты собственного изготовления. Гости совсем уж развеселились и пустились в пляс. Кто-то сидел за столиками и увлечённо подпевал или хлопал. Весёлое действо длилось минут сорок, после чего столики сдвинули к стене, освободив пространство студии для программы, которую подготовил приглашённый тамада. Разогретые гости активно включились, а Барбара с Машей незаметно выскользнули за дверь. Вадим остался сидеть за столиком. Судя по всему, он был не против принять участие в программе. Машу это немного удивило…
   
* * *
     Маша опасалась, что с Барбары слетит парик. Такого ни разу не случилось на репетициях, но кто его знает? Она тихонько вернулась в студию, помахала рукой Вадиму, стоя в толпе гостей, весело разбиравших призы, выигранные в конкурсах и обменивающихся впечатлениями. Сделала ему знак: "Не подходи, стой, где стоишь". Вадим в её жестикуляции видимо разобрался – он шагнул было навстречу, но остановился. Маша кивнула и улыбнулась, подтверждая, что он правильно понял. Понаблюдав немного, она сделала вывод: Вадим всё-таки участвовал во всеобщем сумасшествии с разыгрыванием призов. Любопытно, выиграл ли чего-то?..
     В точно означенное время в танцевальной студии приглушили музыку, чтобы грохот двери, открываемой ногой в грубом ботинке, услышали все присутствующие. Грохот удался на славу! И вот, в танцевальную студию расхлябанной походкой (точно как в кино!) вошёл Тайлер Дёрден. Не известно, сколько человек из присутствующих смотрели "Бойцовский Клуб", но явление произвело на всех просто сногсшибательное впечатление – кто-то от грохота (Маша не предполагала, что это будет так громко!) присел, кто-то подскочил. Должно быть, в первый момент все подумали, что с улицы прорвался какой-то хулиган. В каждой руке у него было по бутылке пива. Он пошарил взглядом по толпе, поставил на пол свои бутылки и, под грянувшие аккорды танго, направился прямиком к Маше. Толпа расступилась.
     ЦТЮ-шные дамы аж повизгивали, когда пара выделывала очередное сумасшедшее па, а Маша картинно схватывалась руками за голову (например). Очень красивый, чувственный танец-ураган, воплощённая экспрессия. Перед глазами Маши то и дело мелькали знакомые лица гостей, Джинн, Кости – на всех похожее выражение, "слегка не в себе". Один раз она даже, кажется, видела Вадима, хотя он стоял где-то далеко, или вообще сидел за столиком. Понятное дело, он тоже не знал, что за "номер" всех ждёт, и, возможно, у него подкосились ноги!  Ураганная милонга закончилась так же внезапно, как началась. Маша была оставлена посреди студии, а Тайлер Дёрден прошагал к своим бутылкам, забрал их и удалился, снова грохнув дверью.
     Воцарилось молчание. Все смотрели на Машу, по-прежнему стоящую в центре.
     -Кто это был? – послышался неуверенный женский голос.
     -Какой мужчина! – восхитился другой женский голос. – Маша, ты знаешь его?
     -Как его пропустили внизу?
     И наконец-то:
     -Вы что, не узнали? Это же Барбара была!
     -Нет, это был мужик – сто процентов!
     -Барбара?
     -Маша, это действительно Барбара?
     -Да?
     Маша из последних сил выдерживала многозначительную паузу. А когда молчать стало невмоготу сказала:
     -Да, это она.
     -Она – великая актриса! Полное перевоплощение! – это восхитилась руководитель театральной студии.
     -Вы нас не разыгрываете?
     Примерно вот в таких разговорах и прошли надлежащие 20 минут. Маша уже успела высмотреть Вадима (он и вправду сидел за столиком) и почти подошла к нему, как в студию вошла Барбара в своём алом бальном платье. На неё обрушился шквал рукоплесканий, восторженных воплей и ликования.
     -Пива кто-нибудь хочет? Холодное, – как ни в чём не бывало сказала Барбара и посреди всеобщего восторга поставила на стол две бутылки, с которыми ушёл Тайлер Дёрден.
     Это породило новый взрыв народного ликования.
     Маша села на стул рядом с Вадимом.
     -У меня чуть было не случился "инфаркт микарда", - сказал Вадим и показал поперёк своей груди:
     -Вот такой рубец!
     -Я заметила, - смеялась Маша. – Это означает, что тебе понравилось?
     -Слов нет, - он развёл руками. – Вас случайно на видео никто не снимал?
     -Джинн вообще-то обещала.
     -Что за джин?
     -Диджей. Надеюсь, у неё всё получилось. Пойдём, поинтересуемся?
     -Пойдём. Я тут, кстати, выиграл висюльку для сотового. Подходит?
     Он показал ей маленькую бабочку, переливающуюся разными цветами радуги.
     -Подходит ли тебе по стилю? – уточнила Маша, стараясь не рассмеяться.
     -Вообще-то я для тебя её выиграл. Сваровски, не шухры-мухры.
     -Красиво.
     -Тогда держи, - он положил "висюльку" Маше на ладонь.
     Время двигалось к полуночи. Вот-вот должен был начаться сеанс стриптиза. Джинн припасла для сегодняшнего вечера подборку красивой музыки в разных стилях – стоило к ней подойти только ради того, чтобы поблагодарить за музыкальное оформление вечера… Видео у неё получилось на славу, и хотя Маше совсем не понравилось, как диджей глядит на Вадима, ролик посмотрела с удовольствием. С того момента Маша, правда, почти возненавидела Джинн, но была несказанно этому рада. Она ревновала Вадима к Джинн! Ревновала! Эмоция под названием "ревность" действительно была неведома ей… до сегодняшнего вечера. Маша знала, что такая эмоция существует, но как выглядит – оставалось загадкой. А теперь – бинго! Есть! Она ревнует Вадима, как самая обыкновенная женщина. Как же это здорово, понимать, что ты – такая же, как все, что ты – нормальная! Она готова была расцеловать Джинн!
   
* * *
     Внезапно свет погас, и через короткий промежуток времени загорелись разноцветные прожектора, которые, как оказалось, установлены на стенах студии. В свете прожекторов все увидели давешних адонисов, но уже без подносов и "бабочек". Каждый был в своём, определённом костюме, по-видимому олицетворявшем концепцию того образа, который воплощал стриптизёр. Судя по всему, они собирались по очереди танцевать и, естественно, разоблачаться. Публика встретила адонисов громкими овациями, улюлюканьем и визгом.
     Маша некоторое время давилась от смеха, а потом потянула Вадима за руку:
     -Пойдём уже отсюда, а то я вот-вот начну истерически хохотать.
     -Пойдём, потому что лично меня - подташнивает, а это куда хуже чем твоя предполагаемая истерика, - пожал плечами Вадим, и с радостью покинул студию вслед за Машей.
     Никто их не заметил – кругом было слишком темно, глаза слепили прожекторы, а в двери выскочили быстро. Из ламп дневного света в коридоре горела только одна, у самого выхода: наверняка это идея Барби… Дверь танцевальной студии хорошо гасила звуки и музыка слышалась глухо, как будто через беруши. Оба чувствовали себя подростками, сбежавшими с ответственного мероприятия в школе. Нашли какую-то нишу (это была "полоса отдыха", как её называл Костя), где располагалась дверь в комнату отдыха для преподавателей. На двери даже табличка висела: "Комната отдыха".
     -Ну, и чем мы займёмся? – спросил Вадим весело, оглядев нишу.
     -А что ты мне можешь предложить? – Маша тоже ещё не окончательно отсмеялась и посмотрела на дверь в комнату отдыха.
     -Наверное, выбор велик, но у меня на уме тупо вертится только одно.
     -Верно: очень, очень тупо! – подтвердила она, и обняла его голову.
     Первый поцелуй получился каким-то… Хрестоматийным? Как у Кёртиса и Монро в "Некоторые любят погорячее". Маша хихикнула.
     -У тебя очки запотели, - сказала она.
     -А у тебя – вся спина белая!
     У них действительно было чувство, что всё происходит на школьном выпускном: сбежали от шумного общества, чтобы целоваться за поворотом коридора. Маша смеялась и дёргала Вадима за собранные в хвост волосы, приговаривая, что ей давно хотелось это сделать, а Вадим ловил её при этом за руки. А потом, почти внезапно, "умца-умца" из танцевальной студии распалась на отдельные шумы, секунды расслоились на минуты, часы, годы, мир распался на молекулы и атомы, звуки поплыли в ушах, всё вокруг стало призрачным, и полутёмная тесная ниша показалась громадной залой. И вот они уже задыхались, прикусывали друг другу губы, сталкиваясь языками. Маша пошарила по стене, нащупала дверную ручку, наудачу нажала. Дверь оказалась открытой. Как же кстати! Продумано всё в этой комнате было идеально – тут тебе и тропические растения, всякие пальмы, и дикие заросли традесканции, которые, как говорят, благотворно влияют на организм (до такой степени благотворно, что традесканцию нужно разводить в спальне), и чайник, и микроволновка, а так же, конечно, диван с грудой подушек, вышитых учениками кружка рукоделия, телевизор и аквариум с "попугаями"… Вообще-то "Комнату отдыха" редко закрывали, а сегодня, принимая во внимание свободные взгляды Барбары, она просто обязана была быть открытой – мало ли кому понадобится уединение! И ключ торчит в замке изнутри! Из полутьмы ниши показалось, что в комнате очень светло – под окном светило множество уличных фонарей – это хорошо, значит нет опасности повалить кадки с пальмами, разбить аквариум и телевизор. Прислонились к шероховатой стене и целовались, уже потеряв контроль над руками, до полного отупения. Его горячие ладони жгли ей кожу уже где-то далеко под одеждой, совершенно сводя с ума своей силой, плохо контролируемой, и, в то же время, такой уютной…
     -Остановись… Стой, Вадим… Пожалуйста, - прошептала Маша, судорожно вдыхая воздух. - Давай притормозим…
     -Д-давай, - Вадим с усилием оторвался от неё и прокашлялся. – Я сделал тебе больно?
     -Нет, всё отлично, но... Не могу я здесь… Прости пожалуйста.
     -Как скажешь…
     -Ты же без машины?
     -Без. Во мне не меряно промиллей.
     -А как же твоё "мне не страшна ДПС, я - мэрский сын"?
     -А это, Маш, понты мэрского сына.
     -Тогда – нам, пожалуй, придётся бежать.
     -Куда бежать? - не понял сбитый с толку Вадим.
     -Ко мне домой!
     -Надо было с этого начинать, - проворчал Вадим, вытаскивая мобильный из заднего кармана.
     -А если ты будешь и дальше отношения выяснять...
     -Пожалуй, я лучше вызову такси, - он поманил её за собой и вышел из комнаты.
     Маша, тем временем, быстро одёрнула кофточку, застегнула джинсы и побежала вслед за Вадимом.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ДРУГОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
     …Лежали в полумраке и слушали, как возвращаются мирские звуки, смотрели на колышущиеся над головой листья монстеры...
     -Как дела? – спросил Вадим.
     -Моя психика не пострадала, если ты об этом, - засмеялась Маша. – А ты всегда так много болтаешь в постели?
     -Бывает. Иногда даже книгу читаю, если нужно время потянуть.
     -С ума сойти! – рассмеялась Маша. – Хотела бы я посмотреть!
     -Не вопрос – посмотришь, - Вадим был серьёзен. – Ты так приятно пахнешь... Как называются твои духи?
     -Духи?.. Я не пользуюсь духами... Эфирными маслами. Сегодня, кажется... Атласский Кедр... Несколько капель. До сих пор пахнет? Не шутишь?
     Он улыбнулся:
     -Ну, раз мой воскресший нюх его уловил, стало быть, пахнет до сих пор.
     Вадим поцеловал её в шею и втянул носом воздух:
     -Точно - это кедр! Совершенно гипнотический запах. Особенно в темноте. Кто бы мог подумать... Чем ты ещё пахнешь и от чего это зависит?
     -Большей частью, от настроения. Очень люблю запах мяты например. Бывает – лаванда, бергамот... Вадим, а всё-таки, почему ты целый год избегал меня? Ну, только откровенно. Я не верю, что Настя – единственная причина, про неё можешь даже и не упоминать.
     Он пожал плечами:
     -Да нет, она, в общем-то, не причина, если дело касается тебя. Реальная причина, по-сути, только одна, но глобальная.
     -И что же за причина?
     -Я всегда сторонился красивых женщин. Не знаю почему. Какой-то инстинкт самосохранения, быть может. Если влюблялся, то в обычных девушек – длина ног, размер груди, диаметр бёдер и талии, не играет никакой роли для меня. Главное, чтобы мы понимали друг друга, главное, чтобы нам было о чём… помолчать. Я убеждён в том, что в "серенькой мышке" гораздо чаще и ближе можно нащупать душу и сердце. Красотки меня… пугают что ли… не знаю, не могу сформулировать точнее. Я не охотник, по сути своей. Ты для меня – слишком красива. Это сейчас я попривык, а год назад смотрел на тебя почти со страхом и думал: "Ну вот, снова угораздило!" Не как на мечту смотрел, а как на… ну я не знаю, как на полотна великих живописцев, быть может. Просто любовался тобой, Марусь. Не обидел?
     -Не обидел. Послушай, а Зойка? Как же Зойка? Барби говорила, что мужики с ума по ней сходили… Ведь ты любил её…
     Он вздохнул, поцеловал в висок.
     -Я болел Зойкой. Тяжело болел. Чуть не сдох. Правда. Не знаю, любовь ли это была.
     -Думаю, что любовь. Любовь же разная бывает, и, чаще всего, она похожа на болезнь…
     -Возможно… Давай не будем больше вспоминать покойницу. Пусть лежит с миром.
     -Пусть лежит, - согласилась Маша. - Знаешь, а я сразу же, на Бродвее, поняла, что я не в твоём вкусе. Между прочим, ты мне тогда тоже жутко не понравился. Такой напыщенный был, как индюк…
     -Такое у меня от смущения бывает, - улыбнулся Вадим.
     -Да, мне Барби объяснила, что к чему, но я не особо поверила.
     -Я даже больше скажу – у меня слегка колени подгибались, когда я к тебе подошёл.
     -Серьёзно?
     -Только ты никому не говори. Меня засмеют!
     Маша рассмеялась. А потом замолчала, задумалась и шепнула:
     -Боже, как же я тебя люблю...
     -Называй меня лучше просто "Вадим", - сказал он ей в самое ухо.
     -Тебе корона не жмёт?
     -Да ладно тебе, не подначивай. Уж какой есть… У меня давно ничего такого не было… Ну, всей этой романтики, этих глупостей и ребячества! Надоело быть серьёзным дядей, веришь?
     -В общем-то, верю… Придумай для меня новые воспоминания? Пусть всё начнётся сразу же с тебя.
     -Такая ответственность…
     -Берёшься?
     -Уже взялся, и не жалею. Хочешь продолжить?
     -Ты о чём?
     -Догадайся с трёх раз.
     -А господин алкоголь не станет протестовать?
     -Кто его будет спрашивать? В любом случае, тот сумбур, который мы с тобой тут устроили, примчавшись из ЦТЮ, тянет на слабенькую троечку.
     -А вот и напрасно наговариваешь! – почти возмутилась Маша. - То, что ты называешь сумбуром, это... это... это...
     Её переклинило, а Вадим невозмутимо сказал:
     -Я заинтригован.
     Она рассмеялась и в шутку стукнула его в плечо. А потом обняла.
     -Я же серьёзно, а ты снова иронизируешь! Я очень боялась. Боялась, что мне будет больно, что не смогу... Накрутила себя... Но, в то же время, действительно готова была пойти с тобой на что угодно. И терпеть от тебя готова была всё, что угодно. Правда. Ты... я немного по-другому представляла, как это будет с тобой. Думала, ты не такой, думала, что ты... будешь... немного грубым...
     -Я не обижусь - называй всё своими именами - грубый и резкий - хам, одним словом. Всё верно?
     -Ну, в общем, да. Я совершенно не подозревала, что ты будешь таким... нежным, бережным. Когда ты меня любил, мне казалось, что я стеклянная и ты боишься меня разбить, - её голос дрогнул.
     -Тебе казалось, что ты стеклянная? - поинтересовался Вадим, совершенно непроницаемо. - Это - серьёзный симптом. Галлюцинации, сны наяву, знаешь ли...
     -Ужасный, невозможный! - возмутилась Маша. - Так нельзя! Я пытаюсь тебе объяснить, как много ты для меня сегодня сделал, мучительно подбираю слова, а ты ведёшь себя просто отвратительно!
     Она села на постели и отвернулась. Прошло с полминуты.
     -Марусь, а давай ты не будешь на меня злиться? Да, я невозможный. Да, я перелопатил гору литературы, в которой описаны проблемы женщин, подвергавшихся сексуальному насилию. Да, я знаю о боли, знаю о том, что они чувствуют, чего боятся... Знаю, чего боишься ТЫ. Что ты чувствуешь. Я всё это знаю. О том, каким я бываю в сексе, лучше спросить у моих бывших подруг (уверен, все они скажут разное), но с тобой... Я никогда не забуду о том, что тебя слишком легко разбить, стеклянная моя Маруся... Мир?
     Маша опустила голову. Помедлив, обернулась.
     -Дай, корону поправлю, - сказала она тихо и, протянув руку, взъерошила ему волосы.
     Вадим перехватил её пальцы и поцеловал.
     -Я тебя люблю, - сказал он. - И, к тому же, в моём арсенале есть несколько козырей, против которых твоя любимая наука биология ничего возразить не сможет.
     -Ко всему прочему, ты злопамятный...
     -Просто я злой, и у меня память хорошая.   
 
* * *
     …Вадим проснулся оттого, что его целуют, причём, целуют настойчиво и требовательно. Маленькие женские ладони  решительно продвигались к намеченной, очевидной цели. "Сбылась мечта идиота, - подумалось ему, - жизнь состоит из секса. Едва с утра продираешь глаза – и вот оно! В пятнадцать лет за такое всё отдашь, а в тридцать пять уже накладно…"
     -Нась, который час? – спросил он, открывая глаза.
     -Одиннадцать, а что? – Настя, совершенно нагая, лежала поверх одеяла, на животе, согнув ноги в коленях и беззаботно болтая в воздухе пятками.
     -Да вот, пытаюсь подсчитать, сколько я сегодня ночью спал.
     -Ты, полуночник, заявился вчера, не совсем трезвым, около шести, и сразу завалился спать.
     -Я из душа спать завалился, - заметил Вадим.
     -Не важно. Ты же подсчитываешь, сколько спал, и я тебе отвечаю: около пяти часов. Довольно дрыхнуть, удели жене десять минут своего драгоценного времени, - Настя продолжила его целовать. Пришлось отвечать.
     -Хорошо попраздновали?
     -Отлично. Если вычесть из праздника мужской стриптиз.
     -В каком смысле "мужской стриптиз"? – Настя подняла голову. – Все мужики обязаны были раздеваться?
     -Не все. Только трое приглашённых стриптизёров.
     -А! – Настя расхохоталась. – Бедняга! Как же ты вынес это издевательство?
     -Зажмурившись, и заткнув уши… Нась, а пойдём завтракать?
     -А долги раздать?
     -А если чуть попозже?
     -Когда попозже, Лапин? К часу дня мне нужно быть в "Лингво". Я и Генриха нарочно за дверь выставила. Слышишь, скулит?
     -Слышу…
     -И?.. Вадим, прекрати ломаться, как красна девица, и ссылаться на неподходящее настроение. Настроение у тебя самое подходящее, я проверила, и никакое похмелье на него не влияет.
     -Я знаю, что не влияет, - Вадим заглянул под одеяло. – Предатель.
     -Вот и действуй, - сказала Настя…
   
* * *
     В полдень на сотовый позвонила Барбара. Вадим как раз мыл на кухне посуду после завтрака. Мытьё посуды – его семейная обязанность, которая целиком и полностью лежала на нём – от средств для мытья посуды до всяких губок и ёршиков. Вообще-то имелась и посудомоечная машина, но зачем её гонять, если вымыть нужно всего-то несколько тарелок?
     -Я не соскучился, - сказал Вадим Барбаре, едва нажав кнопку.
     -Догадываюсь. Головка бо-бо?
     -Смотря что ты имеешь в виду.
     -А, даже так… Дим, разговор есть не телефонный, - Барбара не была расположена к шуткам. - Когда удастся вырваться?
     -Да вот, в ближайшие полчаса и удастся… Намекнуть можешь, в чём дело?
     -Намекнуть могу, но не буду.
     -Всё так серьёзно? Где встречаемся?
     -Приезжай ко мне. Лёшика нет, так что нам никто не помешает.
     Настя забежала в кухню, мимоходом чмокнула в щёку.
     -Спасибо, что не испортил мне утро. Буду вечером, не теряй: готовимся к Новому году, - промурлыкала она.
     -Да я уж и привык, - ответил Вадим. – Счастливо.
     -Это Настасья Филипповна там у тебя? – осведомилась Барбара пренебрежительно.
     -На работу пошла.
     -Туда ей и дорога.
     -Жди, я скоро буду.
     -ОК.
     За Настей закрылась входная дверь. Генрих возлежал на кресле, в комнате с камином, и терзал маленького резинового мишку.
     -Ну что, грозный звеР, в гости поедем?
     Тот внимательно посмотрел на него.
     -Я просто подумал, что тебе будет скучно одному. Едем? Или предпочитаешь разлёживаться в кресле и валять дурака?
     Пёсик с готовностью спрыгнул с кресла. Вадим набрал на мобильном номер Маши.
     -Привет, - сразу же ответила она.
     -Захотелось пожелать тебе доброго утра.
     -Спасибо.
     -Как настроение?
     -Отличное. Только что проснулась. Очень хочу тебя увидеть.
     -И я тебя. Очень.
     -Сможешь приехать?
     -Нужно заглянуть к Барби. Позвонила, заинтриговала: какое-то дело, о котором по телефону нельзя.
     -Любопытно, какое дело у неё могло появиться за несколько часов, пока мы все не виделись…
     -Вот и я о том же. Позвоню.
     -Не пропадай.
     -Теперь уже – ни за что от меня не отделаешься. Целую.
   
* * *
     -А кто это у нас? – засюсюкала Барби, едва завидев Генриха на руках у Вадима. – А кто это тут у нас такой шладкий?!
     Генрих был счастлив так, словно Барбара была его лучшим другом, хотя видел её впервые в жизни. Последовали обоюдные поцелуи и тисканья (ну конечно, Барби тискала Генриха, а не наоборот).
     -Я вам не мешаю? – поинтересовался Вадим, наблюдая за ними.
     -Обожаю таких сладеньких крохотулек! Почему ты раньше мне его не показывал?
     -Берёг его честь, - ответил Вадим.
     -Проходите, ребята. Дима, кофе будешь?
     -Можно сразу о твоём деле?
     -Ты давай раздевайся, проходи, садись. Сейчас будет и дело, и кофе.
     Барбара усадила его за стол в гостиной, поколдовала с кофеваркой и принесла две чашки кофе.
     -Не помню, ты "хворост" любишь или ненавидишь?
     -Лучше только кофе.
     -Вспомнила: ненавидишь! Вы вчера с Машей так неожиданно исчезли, - она сделала паузу. – Надеюсь, случилось то, о чём я думаю?
     -Нужно доложить?
     -Нет-нет, - улыбнулась Барбара. – Я всё по твоей физиономии вижу. Молчу, чтоб не сглазить!.. Так вот, о деле. Дима, давай договоримся, что ты выслушаешь меня, не перебивая, а когда я всё скажу – задашь интересующие тебя вопросы. Мы договорились?
     -Сколько церемоний, - пожал плечами Вадим. – Договорились, ладно. Слушаю тебя.
     Барбара снова помолчала, собираясь с мыслями.
     -В тот самый день, когда погибла Зойка, - начала она вкрадчиво, - в машине действительно было четверо человек, один из них – маленький мальчик. Я, если помнишь, после того, как ты ездил на опознание, пыталась выяснить у тебя, что с ребёнком, насколько он пострадал, но ты находился в полном неадеквате, и всё было бесполезно. Этому мальчику весной исполнится четыре года, и он - сын Зойки, Богдан. Множественные переломы, сотрясение мозга, ушиб внутренних органов... Малыш лежал в искусственной коме около месяца – никто не знал, выживет ли он. Говорят, произошло настоящее чудо, врачи удивляются его живучести. В данный момент всё почти в порядке, но он всё ещё на шине… ну эта штука железная, с гирьками - ты знаешь. Косой перелом бедра. Ты вообще представляешь, какой силы должен быть удар, чтобы сломать бедренную кость? Я плачУ за его лечение, с ним работают самые лучшие доктора и физиотерапевты. Скоро снимают шину, будем учиться ходить, чему я несказанно рада…
     Барбара опять замолчала, взяла на руки Генриха (тот битый час привлекал её внимание, прыгая вокруг).
     -Я не знал, что у Зойки был ребёнок, - заторможено сказал Вадим, посреди тишины.
     -Она запрещала говорить тебе, под страхом смерти. Да и мало кто знал, что у неё есть сын – кому-то она говорила, что это – племянник, кому-то, что это - брат. Догадайся, чьё имя стоит у него в свидетельстве о рождении в графе "отец".
     -Не шути так, Барби…
     -У всех, кто его видел, и кто был знаком с тобой, сомнений не оставалось. Как ты думаешь, с чего бы ей вписывать в завещание твоё имя?
     -А ТЫ почему молчала, чёрт тебя дери?! Выходит, что ты всё знала с самого начала?
     -Да, Лёшик нашёл малыша в больнице, в тот же день – из курилки я убежала, чтобы позвонить, дать "ЦэУ". Пока мы с тобой напивались, он съездил, уладил формальности… Там у них чёрт ногу сломит, потому никто поначалу не разобрался, что мальчик – твой сын. Тебя собирались уведомить, но… Короче говоря, я применила свои связи, и они согласились подождать. Подумай сам, это ужасно – едва узнав о том, что у тебя есть сын, тут же потерять его навсегда. Мне сказали, что малыш всё равно не выживет, так что время терпит.
     -Ты берегла мои нервы?
     -Да, Вадим, представь себе. Я их тебе берегла. Что теперь? Вздёрнешь меня на рее за то, что я тебя пожалела?
     Он встал из-за стола и подошёл к окну.
     -Сигарету хочешь? – спросила Барбара.
     -Спасибо, нет, - Вадим коснулся пальцами лба.
     Со стороны он казался совершенно спокойным и даже равнодушным, но Барбара безошибочно уловила лёгкую дрожь в его пальцах. Она дала ему несколько минут прийти в себя и подождала, когда он заговорит сам, а пока – возилась с Генрихом. Вадим заговорил только минут через десять.
     -Что я должен делать, чтобы мне его отдали? – спросил он и обернулся к Барбаре.
     -Думаю, тебе скоро позвонят из опекунского совета (или как там это у них называется).
     -Барби, я не смогу сидеть и пассивно ждать. Дай мне адрес больницы, я поеду туда сам.
     -И напугаешь мальчика.
     -Поедем вместе.
     -А ты подумал о том, что скажет Настасья Филипповна, когда ты принесёшь в подоле?
     -Боюсь, это тот случай, когда её мнение никого не волнует.
     -УзнаЮ прежнего Диму.
     -Иди ты знаешь куда… Как у тебя со временем завтра?
     -Я гуляю неделю по случаю днюхи. Дима…
     -Ничего не желаю слышать.
     -Но ты рад?
     -Я в полной прострации...
     Он забрал у Барбары собаку.
     -Ты бы успокоился, а потом ехал.
     -Я спокоен.
     -И куда ты сейчас?
     -К Маше.
     -К Маше? – не поверила Барбара.
     -Всё, пока. Вечером позвоню, договоримся.
     И он ушёл, стянув с вешалки куртку и подхватив Генриха подмышку. Барбара даже ничего сказать не успела.
     -Потрясающе, - сказала она и развела руками. – Если он врежется в какой-нибудь столб – это будет на моей совести.
     Взяла телефон и набрала номер.
     -Маруня! Сейчас к тебе Димка приедет. Ничему не удивляйся – он слегка в неадеквате.
     -По какому поводу он в неадеквате? – не поняла Маша.
     -Надеюсь, сам расскажет. Как ты после вчерашнего?
     -Да всё прекрасно. Мне давно не было так весело и я давно так хорошо себя не чувствовала на праздниках. Терпеть не могу коллективные празднества, но у тебя было здорово!
     -И ты совсем не приукрашиваешь действительность?
     -Совсем!
     -Я рада, что тебе понравилось. А… как себя вёл Димка?
     -Извини, что мы сбежали…
     -Она ещё извиняется! – возмутилась Барбара и добавила загадочно:
     -Ну, а всё-таки, он… оправдал твои надежды, Марунь?
     -Он… - Маша смутилась, - он – просто чудо, Барби. Я не ожидала.
     -Приятно удивилась?
     -Не то слово. Я будто в другое измерение попала, с другим человеком познакомилась.
     -Почаще верь мне, подруга - если я что-то тебе советую, то это от чистого сердца! Дима, хоть и "Скорпион", но далеко не из примитивного, и, к сожалению, более распространённого подвида "сексуальный маньяк". Он – особь гораздо более редкая, а потому – ценная. Этот "Скорпион" - из крайне малочисленного подвида "бог секса"! Сколько раз ты… вот это самое?
     -Прекрати, Барби! – рассмеялась Маша. – Всё, больше ничего не скажу.
     -Роман набирает обороты, - с удовольствием резюмировала Барбара.
   
* * *
     Набирает! Ещё как набирает! Едва войдя в двери, он взял в ладони её лицо – и опять целовались, как в кино – на этот раз не хрестоматийно, на этот раз красиво, глубоко, до головокружения! Генрих, который сидел в кармане Вадимовой куртки, повизгивал, желая, как видно, присоединиться. Это продолжалось довольно долго, пока Маша не начала смеяться.
     -Давай выпустим бедную зверушку и закроем дверь, - сказала она. – Вадим…
     -Давай – выпустим и закроем… Сегодня от тебя пахнет мятой...
     И ещё несколько минут.
     Маша, наконец, смогла его от себя оторвать и закрыла дверь на ключ.
     -Вадим, держи себя в руках, что ты как маленький? – улыбнулась она, помогая вытащить собачку из кармана и ставя Генриха на пол. – Снимай куртку.
     -А снять куртку – это по-взрослому? – Вадим улыбнулся и склонил голову к плечу.
     -По-взрослому, по-взрослому, - успокоила Маша. - В чём дело? Ты какой-то перевёрнутый, - она потянула его за собой в комнату. – Кофе хочешь?
     -Если я сегодня выпью ещё кофе, то ко мне можно будет прицеплять динамо-машину. Спасибо, нет.
     Он огляделся по сторонам:
     -Я уже говорил, что мне нравится твоя квартирка? Чисто и уютно. Ни тебе пыли, ни собачьей шерсти, распрекрасная монстера над головой…
     -Не прибедняйся, - засмеялась Маша. – Вот вАшей чистоте действительно позавидовать можно – домработница на совесть трудится!
     -А ты пол лентяйкой моешь или ползаешь по углам с половой тряпкой?
     -Ползаю по углам.
     -Чёрт, вот бы это увидеть…
     -Чтоо? – смеясь протянула Маша и толкнула его в кресло. – Ещё спроси, не в купальнике ли я мою пол!
     -А ты действительно моешь пол в купальнике? – искренне удивился Вадим, устраиваясь в кресле.
     -Юморист, - подытожила Маша. – Будешь меньше юморить, возможно, продемонстрирую как-нибудь, под настроение, процесс мытья полов.
     -Ловлю на слове! – обрадовался Вадим. - Где твой мобильный?
     -На столе. Желаешь проверить, не пишу ли я кому-нибудь SMS?
     -Песню тебе отошлю на мой звонок, - он взял оба мобильных, свой и Машин, быстро нашёл у неё Bluetooth.
     Маша примостилась на подлокотнике, с интересом наблюдая за его действиями.
     -Это поразительно - вы с ходу находите все скрытые элементы, Вадим Ефимович! Всегда знаете, на какую кнопку нужно нажать… – сказала она, смеясь. – Что это - практика или аналитический склад ума?
     -Издеваешься? – он поднял голову.
     -Констатирую факт, - она уткнулась носом ему в макушку.
     Песню он отослал и тут же, через телефонную книгу, поставил её на звонок от Вадима.
     -Ты пришёл усовершенствовать мой телефон? Барбара предупредила, что ты слегка не в себе, но я не думала...
     -Она звонила? Клиническое неравнодушие к моей персоне, - он отдал ей телефон.
     -Я не думала, что всё так запущено! Расскажешь, в чём дело?
     Генрих расхаживал по комнате и обнюхивал всё подряд.
     -Ты помнишь… конечно помнишь, что я глупые вопросы задаю (полное ощущение, что прошло тысячелетие) – Зойка, та, что погибла... Оказывается, у меня есть сын.
     -Она родила тебе сына? Сколько ему?
     -Весной будет четыре.
     -А почему молчала?
     -Наверное, мстила. Мы плохо расстались, и, большей частью, из-за того, что она не хотела рожать.
     -Ты теперь заберёшь его к себе?
     -Обязательно.
     -А что Настя?
     -Она пока ничего не знает.
     Маша погладила его по плечу. Вадим посмотрел на неё.
     -Что? – спросил он.
     -Ничего. Рада за тебя.
     -Прости, я идиот, - он обнял её, сидящую на подлокотнике.
     -Нет, что ты, Вадим, всё в порядке.
     -Я вывалил на тебя свои заморочки, и ты расстроилась.
     -Нет. Да нет же. Расскажи, что намерен делать.
     -Завтра еду знакомиться.
     -Настю возьмёшь с собой?
     Вадим задумался. Действительно – Настя… Настя, Настя, Настя… Вот и приехали. Тупик. Сегодня утром он поймал себя на стойком ощущении измены, ИЗМЕНЫ МАШЕ с Настей. И сейчас – почувствовал то же самое. У него даже дыхание перехватило.
     -Ты меня пугаешь, - проговорила Маша. – Тебе плохо? Может быть дать чего-нибудь успокоительного?
     -Поехали лучше пообедаем где-нибудь. Уже самое время. Генриха домой забросим, и поедем. Я приглашаю…
     -А давай ещё и в кино сходим?
     -Только если ты пообещаешь купить мне попкорн, - серьёзно сказал Вадим.
     -Обещаю! - засмеялась Маша с некоторым облегчением.
     -Ненавижу попкорн. И зачем я это сказал?..
     Они поехали... в то самое кафе. А потом сидели в кинотеатре, взявшись за руки, словно им было по шестнадцать...
   
* * *
     Он заглушил мотор и подождал, пока закроется дверь гаража. Дверь закрылась быстро. В голову лезла всякая чепуха вроде фильма "Крик" – ну да, там какую-то девицу, кажется, прикончили с помощью такой же двери в гараж… Что жене-то говорить будем, господин Лапин? Аргументы у вас есть? Разумные доводы? Ну, хотя бы пара умных мыслей? Нет? Какая жалость! Это с вашим-то IQ! Боишься сам себе признаться, что испытываешь жгучий стыд перед этой девчонкой. Виноват – как никогда – кругом виноват. И как теперь отмыться?
     Просидев в гараже минут пятнадцать, он решил плюнуть на всё, и сходу произнести эту заезженную сериалами фразу: "Мы должны расстаться". И всё. Пусть жестоко прозвучит – зато честно и на понятном для женщины мелодраматическом языке. Нужно было срочно перенастроить себя на неприятный разговор. Только бы не начала плакать. Он ненавидел женские слёзы, ненавидел потому, что никогда не умел с ними достойно сразиться. Проигрывал с треском. Не мог настоять на своём, не мог нахамить, не мог повернуться и уйти - бросался успокаивать. Про гордость и чувство собственного достоинства забывал – только бы не плакала!.. Он вздохнул и вошёл в дом.
     Настя уже вернулась из своего "Лингво".
     -Дима, ты будешь есть? – крикнула она ему издалека.
     -Нет, спасибо.
     -Я тосты жарю. Проголодалась – ужас! А ты что, поужинал? – не поверила Настя. Она вышла из кухни с блюдцем, на котором лежали два тоста, и стаканом чая с болтающейся этикеткой "Tess".
     -Да. Я не думал, что ты уже дома.
     -А, ну хорошо, если так.
     Она забралась с ногами в кресло и поставила на подлокотник блюдце. Вадим стоял возле каминной полки, смотрел на корешки книг на полках, не видя их и думая про другое.
     -Как прошёл день? Чем занимался? Ой! – это она отпила горячего чая.
     -Да так… Например – покатал Генриха на машине.
     -Это ты правильно сделал. Я всё время его жалею – несчастный пёс целыми днями сидит один…
     Повисла пауза. Странная, между прочим. Они редко молчали, когда были вдвоём. Вадим давно понял, что Настя не из тех людей, с кем можно комфортно помолчать. Возможно, это его личные заморочки конечно… Она хрустела своими тостами довольно долго. Кусочки белого хлеба были внушительные…
     -Настя, - сказал он, поворачиваясь к жене.
     -Дима…
     Они произнесли это одновременно, как по команде и с одинаковой интонацией.
     -Давай – ты первая.
     -Ты что-то хотел сказать мне?
     -Да, но говори ты. Ты ведь тоже что-то хотела сказать.
     -Я? Да… Я давно уже хочу с тобой поговорить, да всё как-то момент не поймаю...
     -Говори, я слушаю.
     -Я… у меня… - проговорила Настя запинаясь, и Вадим было подумал, что сейчас она скажет непоправимую фразу, после которой всё пойдёт совсем по-другому. "У меня будет…" – и дальше, как по нотам. У него не было времени анализировать свою возможную реакцию, он просто стоял и слушал, ощущая, как земля начинает уходить из-под ног.
     Но продолжение фразы оказалось совсем другим. Настя перескочила с пятого на десятое и сказала:
     -Мы должны расстаться.
     Вадим чуть было не брякнул: "Это же была моя реплика!". Вместо этого он шагнул к лестнице и сел на ступеньку. Ну просто потому, что стоять вдруг стало проблематично. (Земля, качнувшись, приняла прежнее положение)
     -В смысле? – переспросил он.
     -В смысле, я встретила человека и поняла, что обманывать тебя будет не честно.
     -Давно?
     -Ну... Да, довольно давно.
     -Ты изменила мне?
     -Нет, - Настя возмущённо нахмурилась. – Конечно нет, как ты мог подумать!
     Она многозначительно замолчала. Новость, конечно, была вполне ожидаема, но развязка тугого узелка, в который, как казалось, затянула жизнь, произошла настолько стремительно, что Вадим не мог придумать, что бы сказать. Его бросили? Настя дала ему от ворот поворот? Он поймал себя на внезапном желании отыскать её таинственный "предмет" и элементарно набить ему морду.
     -Весело, - только и смог сказать он.
     -Тебе весело? - не поняла Настя. – А по-моему, всё очень грустно…
     -Ну расскажи мне что ли, и покончим с недосказанностями.
     -Что рассказать?
     -Your love stories.
     -Хорошо, сейчас… - она задумалась ненадолго, и начала рассказывать:
     -В институте я была влюблена в одного парня. По уши. Я всегда влюбляюсь по уши, как ты знаешь. Но он меня (как мне тогда казалось) не замечал, я ходила в каких-то обносках, у меня не было ни косметики, ни красивых причёсок... А он считался одним из лучших студентов… Вот… А год назад он оказался у нас в "Лингво". Представь себе – узнал меня и даже имя вспомнил! Он преподаёт испанский, каждый год ездит в Испанию… Мы разговорились… И как-то так всё завертелось… Только пойми меня правильно…
     -Я правильно понял: это ему посвящалась наша с тобой поездка в Коста Брава?
     -Там мы встретились с ним только один раз - он приехал из предместья на несколько часов. Честное слово… Как ты думаешь, Ида Александровна сильно расстроится?
     -А тебя не интересует, расстроюсь ли я?
     -Дима…
     -Или, быть может, ты объяснишь мне, что это такое было утром?
     -А что было утром?
     -Ты цинично продемонстрировала мне, что я уделяю тебе мало внимания, и меня приходится принуждать к исполнению супружеского долга. Я впечатлился, можешь не сомневаться.
     -Тебя это обидело? Ты неправильно понял…
     -А как я должен был это понять?
     -До тех пор, пока ты мой муж, я не изменяю тебе, несмотря ни на что – вот как это понимать.
     -Ах вот так значит…
     -Что мне сказать Иде Александровне?
     -Скажи, как есть: ты полюбила другого. Вот и всё.
     -Я трушу… Ты мне поможешь?
     -Нась, ну ты в своём уме, в конце концов?
     -Прости…
     -Зачем тогда был весь этот спектакль с твоим уходом к подруге? Раз уж на то пошло – прекрасная возможность поговорить и выяснить отношения.
     -Я никак не могла решиться… Да, я вела себя непоследовательно и глупо. Вадим, ну ты же всё понимаешь… Вадим…
     Вадим понял, что ещё чуть-чуть и он станет противен сам себе. (Вот урод: загнал девушку в угол, вынудил извиняться!) Ей так мало лет, она расстроена… Хватит!
     -Всё, не унижайся. Всё хорошо. Это я немного психанул. Ну, бывает. Извини.
     -Правда? – радостно вскинулась она. – Ты не сердишься?
     Вот что странно – почему за три года он только сейчас разглядел эту дистанцию – 10 лет разницы в возрасте? Закрывал глаза потому, что знал, на что шёл? Он женился на ней совершенно сознательно и, на какой-то момент, поверил, что у них может что-то получиться. И даже может получиться не "что-то", а полноценная семья. Последнее дело – препарировать отношения задним числом, но так и тянуло проанализировать, разобраться – почему она вдруг "полюбила другого"? Недосмотрел? Должно быть, ей пришлось, в известной степени, "держать оборону" – наверняка "испанец" не понял, почему она не хочет изменять мужу, наверняка обижался. А может быть (эта мысль более всего потешила мужское самолюбие) всё дело в том, что Настя боится разочароваться в своём избраннике, не получив от него того, к чему привыкла, живя с Вадимом? Эта мысль ему особенно понравилась и он решил на ней остановиться. Нужно же чем-то успокоить взбунтовавшуюся гордыню?
     -Уже нет. Уже не сержусь. Если быть честным до конца, то я, уже полгода примерно, жду этого разговора.
     -Ты догадывался? - ужаснулась Настя. - Догадывался и молчал?
     -Скажем так: я не был уверен.
     -Кошмар...
     -Где ты будешь жить до тех пор, пока не разведёмся?
     -А здесь нельзя?
     -Надеюсь, ты понимаешь, что уже ничего не будет, как раньше?
     -Понимаю. Тебе не понравилось моё поведение сегодня утром, и ты не хочешь, чтобы я и дальше требовала от тебя "отдавать долги", - виновато улыбнулась Настя. – Требовать ничего не буду. Если сам не захочешь. Я постараюсь, как можно скорее, переехать.
     -У него есть где жить?
     -Это не твоя проблема.
     -Не забывай, что я – богатый наследник.
     -А, ты про ту квартиру, которую отписала тебе бывшая подруга?
     -Если хочешь, переезжай туда со своим испанцем. Оплачивайте коммунальные услуги и всё остальное. Мне ваши деньги за аренду не нужны.
     Настя раздумывала. Вадиму стало слегка не по себе. Ему показалось, что он почти прочёл её мысли и, как оказалось, был в общем-то прав.
     -Ты так великодушен… - сказала она. – Странно. Я думала, что ты будешь в ярости, а ты сидишь и спокойно рассуждаешь о том, как мы будем теперь жить.
     -Ты когда-нибудь видела меня в ярости?
     -Нет, но… Тем не менее, ты достаточно самолюбив, чтобы стерпеть удар по лицу. Другую щёку никогда просто так не подставишь… У тебя кто-то есть?
     -Это так важно?
     -Ну, в какой-то степени… Мне просто интересно.
     -Любопытство – не порок, - заметил Вадим, и больше ничего не сказал.
     Снова помолчали. На часах десять. Завтра – воскресенье…
     -Я должен лечь пораньше, - сказал Вадим, вставая, - завтра нужно кое-куда съездить.
     -Где ты будешь спать?
     -В гостиной наверно. Там телевизор, - сказал он нарочито безмятежно.
     -Спасибо.
     -Да не за что. Поразмысли о том, как будешь объясняться со свекровью.
     -Я глаз сегодня не сомкну. Не представляю, как ей обо всём сказать…
     Он пожал плечами и пошёл на второй этаж, в душ…
   
* * *
     На работе Маша не пользовалась мобильным. Максимум могла почитать SMS в перерыве. Но ночью до неё иногда можно было дозвониться. По ночам, когда в магазине не было ни покупателей, ни начальства, она звонила домой, родителям, а иногда - они звонили ей. В это время суток разговоры получались более обстоятельные, ведь торопиться некуда, родители – пенсионеры… Вадим об этом не знал, он позвонил наудачу. Просто потому, что не мог молчать. Маша взяла трубку, хохоча:
     -Ты - сумасшедший! Почему ты поставил себе эту песню?
     А он уже и забыл, что что-то ей поставил. И предупредить, конечно, тоже забыл…
     -Ах, да группа "Сплин", "Гандбол"! – вспомнил Вадим.
     -Но почему именно она? – продолжала хохотать Маша. – Он как оглашенный заорал: "Спину ломит, голова болит! Может клещ засел, энцефалит!" Все перепугались, и я тоже. Даже не заподозрила, что это ты звонишь.
     -Просто там вся песня не про меня. То есть, я хотел бы, чтоб все думали, будто это не про меня.
     -Но она про тебя?
     -Всегда казалось, что именно так.
     -"В голове болит последний зуб, мы болеем за один и тот же клуб"! Всё про тебя.
     -Маруся, у меня есть новость.
     -Ещё одна? Ну и денёк! Поделись?
     -Ни за что не поверишь. Меня Настя бросила.
     -Как это? – опешила Маша. - Ты ей рассказал? Но зачем?
     -Нет, не рассказал. Не успел. Она, очень вовремя, объявила о том, что полюбила другого и желает выйти за него замуж.
     -Она? Полюбила другого? Замуж? Чем её не устроил ты (плейбой)?
     -Я теперь всё время задаю себе тот же вопрос. Похоже, наша семья просто изжила себя, и мы поняли это одновременно. А ещё - я не плейбой. Хотя бы потому, что лежу сейчас с собакой на диване в гостиной, и не могу заснуть.
     -По поводу семьи – грустно. По поводу "не плейбой" - буду спорить.
     -Да бог со всем этим. Ты поедешь со мной к мальчишке?
     -Ой, даже страшно стало. Очень ответственно.
     -Обещаешь подумать об этом?
     -Попытаюсь…
     -Спокойной ночи.
     -У тебя совесть есть?
     -Извини, у меня был тяжёлый день. Спокойной рабочей ночи.
     -Ты реабилитирован.
     -Целую.
     -Взаимно!
   
* * *
     Как и условились, встретились утром воскресенья в вестибюле больницы.
     -Кто это? – обалдела Барбара, увидев Вадима. – Кто ты, и что сделал с хозяином "Импрезы"?
     -Я его подстриг, - ответил Вадим непроницаемо.
     -И когда успел, сейчас только половина одиннадцатого! – она обошла его вокруг. – Я тебя таким, по-моему, даже не видела!
     -Не старайся, в краску меня не вгонишь. Сходил с утра и подстригся – только и всего.
     -Слушай, тебе так идёт! Маруня на тебя хорошо влияет. Ведь это с её подачи ты вдруг подстригся? А что за мастер? А чубчик теперь всё время будет так торчать или это - укладка? Я Лёшика к ней же отправлю – ты стал похож на голливудскую звезду!
     -Мой постоянный мастер. Уже года три как. Это парень вообще-то и, по-моему, голубой, так что не рискуй, - улыбнулся Вадим.
     -Ага? – задумалась Барбара. – Тогда я сама сначала к нему схожу, обстановку разведаю… Волнуешься?
     -Есть немного.
     -Я тоже… Чёрт побери, ну и красавчиком ты стал! Та-акие красивые глаза, оказывается - душа в пятки! Почему я раньше никогда не замечала, что у тебя такие красивые глаза?
     -Понятия не имею, - пожал плечами Вадим. – Рискну лишь предположить, что ты, как и все мужики, смотришь преимущественно не в глаза, а ниже.
     Барбара сделала вид, что хочет дать по лбу. Вместо этого она лишь взъерошила ему волосы. Вадим ненавязчиво отвёл её руку.
     -Недотрога! – усмехнулась Барбара. - Сейчас в отделении все попадают (прости, но удержаться от комментариев не могу)!
     Они вошли в лифт.
   
   * * *
     Постовая медсестра травматологического отделения не упала, а наоборот – поднялась навстречу со своего стула.
     -Вы – папа Богдаши? – спросила она первым делом, едва они подошли. – Невероятное сходство, просто невероятное! Он вас так ждёт…
     -Ждёт? – Вадим посмотрел на Барбару.
     -Ну, я сказала ему, что его ищет папа. А что, ты хотел свалиться, как снег на голову?
     -Я надеюсь, у тебя хватило здравого смысла не расписывать ему мои добродетели?
     -Нет-нет, - вставила медсестра, - мы сказали только, что его ищет папа. Богдаше было очень одиноко, он скучал по маме. Все, как могли, подбадривали его.
     -И, само-собой, никто не допускал мыслей о том, что узнав о нём, ты тут же от него откажешься, - кивнула Барбара.
     -Хуже всего, когда ребёнок разочаровывается в тебе – я бы не хотел, чтобы наше знакомство началось с разочарования. Например, он ждал папу в виде короля Арагорна из "Властелина Колец", а пришёл обычный дядя.
     -Ты - псих, Лапин, - вздохнула Барбара и пояснила медсестре:
     -Он только вчера узнал о существовании сына, потому немного ошалелый.
     -Хочу добавить, что это свинство – так долго молчать, когда решается судьба человека, - сказал Барбаре Вадим.
     -У Богдаши до сих пор постельный режим, - говорила медсестра по пути к палате. – Шину снимут только через неделю… Вы заберёте мальчика сразу же, как только его выпишут?
     -Надеюсь.
     Она приостановилась:
     -И вы не шУтите?
     -То есть? – не понял Вадим.
     -Только вчера узнали о существовании малыша, и уже сегодня готовы забрать его?
     -Ну да, а почему нет?
     -Он – педагог, я рассказывала, - сказала Барбара.
     -Это фантастика, - медсестра покачала головой. – Вот честное слово – прямо до слёз… Мы тут все переживаем за судьбу Богдаши, у нас кое кто даже готов был его усыновить, если отец откажется. Чудный мальчишечка, очень необычный! В него все влюблены.
     -Что значит "очень необычный"? – поинтересовался Вадим у обеих собеседниц.
     -Согласитесь, это необычно, когда малыш, в три года, свободно и с удовольствием общается по телефону, - улыбнулась медсестра.
     -Его Зойка приучила к телефону, - кивнула Барбара. - В год он уже играл на нём в игры, а в два с небольшим вдруг начал отвечать на звонки. Думаю, ему просто-напросто очень нравится во всём подражать взрослым...
     В палате находилось двое мальчишек школьного возраста – у обоих загипсованы ноги (у одного правая, у другого – левая), и они азартно резались в какую-то игру на ноутбуке. Ещё одна кровать была пуста, а на той, что возле двери, спал крошечный темноволосый мальчишечка. Вадим заставил себя не заглядывать ему в лицо. Устрашающего вида шина  возвышалась над изножьем его кровати. Рядом с кроватью девушка в белом халате читала толстый глянцевый журнал. При виде Барбары девушка приветливо заулыбалась и захлопнула свой журнал, а при виде Вадима, автоматически снова журнал открыла…
     -Всем привет! – сказала девушка.
     -Это сиделка, Лиля, - пояснила Барбара. – Из нашей фирмы.
     -Из "вашей фирмы"? – переспросил Вадим.
     -Ну, из НАШЕЙ, - многозначительно посмотрела на него Барбара. – И не нужно истерик, молодой папаша.
     -Потом это обсудим, - пообещал Вадим.
     -Я пойду, в коридорчике почитаю, - сказала сиделка, не сводя с Вадима глаз.
     Она так и смотрела на него, пока не вышла в двери.
     -Идиотизм, - проворчал он.
     -Лиля дружила с Зойкой. Может это и идиотизм, но я ценю её помощь – она тут день и ночь сидит.
     -А работает когда? – поинтересовался Вадим.
     -Ну вот почему ты такой сноб, Лапин? Другой бы девочку отблагодарил, а ты – только язвишь.
     -Я отблагодарю, - он пожал плечами. – Она наличные принимает?
     Барбара безнадёжно вздохнула и склонилась над мальчиком.
     -Богдаша… малыш, просыпайся.
     Мальчик зашевелился.
     -Тётя Балби, - заулыбался он, и потянулся к ней ручками.
     Барбара наклонилась, обняла его.
     -К тебе кое-кто пришёл.
     -Папа?
     -Папа.
     Вадим стоял тут же, мальчик уже давно поглядывал на него. Зелёные глаза, тёмные кудряшки, торчащие в разные стороны…
     -Привет, старик, - сказал Вадим, садясь на стул и протягивая малышу руку. Почему сказал и сделал именно так – сам не понял. – Наконец-то я тебя нашёл.
     -Пливет, сталик! – повторил мальчик, неожиданно озорно улыбнулся во весь рот и его малюсенькая ручонка исчезла в Вадимовой ладони. – Ты плавда мой папа?
     -Правда.
     -Ты клёвый. Жалко, что мама уехала, я бы вас познакомил!
     -Это точно, что жалко, - Вадим переглянулся с Барбарой.
     Она пожала плечами.
     -Когда ты забелёшь меня отсюда? Я уже устал лежать. Всем лазлешают вставать, а мне – нет.
     -Скоро. Скоро я тебя отсюда заберу. Ты поправляйся, и мы поедем знакомиться с дедушкой и бабушкой.
     -Вот здолово! А мама говолила, что у меня нет дедуски и бабуски. Почему она так говолила? Она не знала?
     -Почему-то не знала.
     -А она знает, что ты меня нашёл?
     -Думаю да.
   
ГЛАВА ВТОРАЯ
ГДЕ ВСТРЕЧАЕШЬ НОВЫЙ ГОД?
     Весть о том, что скоро в их доме появится маленький мальчик, произвела фурор. Трудно сказать, что произвело большее впечатление на родителей – то, что Вадим и Настя разводятся или новость о внуке. Мама тот час решила, что разводятся они из-за мальчика и даже слышать не хотела о том, что Настя узнала о Богдане гораздо позже, чем было решено разводиться. Возможно, Настя просто не подала вида, а возможно, всё дело в том, что развод – дело решённое, и её уже ничего не касается, но она отреагировала на ошеломляющую новость абсолютным спокойствием. В какой-то момент Вадиму показалось, что у неё заплаканные глаза, но он быстро перестал думать об этом. Не до того было. Он перевёз из Зойкиной квартиры все вещи Богдана – одежду, игрушки – перевозкой руководила Барбара и указывала ему, что нужно брать, а что не стоит… На втором этаже имелась симпатичная комнатка (пять квадратов), которую Вадим уже давно определил как детскую. За неимением детей комната использовалась горничной в качестве сушилки и гладильной, там стояли шкафчики с чистым бельём (на две квартиры), утюг, доска для глажения… Теперь, по общему решению, в комнатке предполагалось сделать ремонт, а весь инвентарь горничной переселить на половину родителей. Комнатка уютная и светлая, из окна виден сад…
     Вадим был словно в тумане. Он до конца ещё не поверил в происходящее – слишком уж внезапно всё произошло – и уход Насти, и появление в его жизни Богдана, и Маша… Маша! Он вспомнил о ней ближе к вечеру воскресенья, когда привёз домой вещи мальчика. Точнее – она, конечно, не выходила из его головы, но именно ближе к вечеру он вдруг понял, что неимоверно устал за этот день, хорошо бы остановиться, встретить Машу с работы, рассказать ей новости… Вадим позвонил, сказал, что ждёт возле выхода из магазина. Правильно сделал, позвонив, потому что Маша, судя по всему, могла бы и не узнать его. Она вскрикнула, и, закрыв себе рот рукой, оглянулась по сторонам – не напугала ли своим возгласом нормальных людей.
     -Предупреждай в следующий раз! – воскликнула Маша, глядя широко открытыми глазами. – Почему так коротко? Я думала, что ты оставишь прикрытыми уши!.. Дай потрогать!
     Она запустила пальцы ему в волосы, потянула за чёлку и начала смеяться.
     -Опять издеваешься? - Вадим наморщил лоб.
     -Нет! Правда – нет! Тебе идёт до неприличия! Бедные твои ученицы, мне их искренне жаль!.. Всё, не смеюсь больше. Всё, Вадим, не злись. Расскажи, как съездил к мальчику.
     Вадим, который действительно уже начал хмуриться, открыл перед ней дверцу. Маша села на переднее сидение, вытянула ноги.
     -Ужас, как я устала…
     -Домой и спать? – он тоже сел в машину.
     -Домой и спать, - кивнула Маша, потянувшись к нему. – Если зайдёшь, можно расписание разнообразить.
     -Например? - Вадим поцеловал её и тронул "Импрезу" с места.
     -Например: чай или кофе…
     -Было бы совсем неплохо.
     -А… как насчёт того, чтобы остаться до утра? Быстрые перепихи – это не моё, как я поняла в последние дни. Даже не знаю, храпишь ты или нет…
     Вадим засмеялся:
     -Не храплю, Маруся. В быстрых перепихах тоже что-то есть – но я с тобой солидарен – это не айс. Позвоню на работу, попрошу назавтра день "без содержания"…
     -Все подумают, что ты снова напился.
     -Пусть думают. От меня жена ушла, я в трансе. Вот увидишь – завтра начнут звонить коллеги и подбадривать.
     Маша задумалась, помолчала.
     -С ума сойти, Вадим, жизнь так изменилась всего за сутки!.. Будто нашептал кто-то…
     -В последнее время жизнь вообще идёт по синусоиде. До сих пор не верю, что мы с тобой теперь вместе.
     -А ты – романтик…

* * *
     Через несколько дней случился Новый год. Именно "случился", потому, что Вадим и думать про него забыл. Если бы не увидел, как коллеги вешают в учительской гирлянды и серпантин - так и остался бы в неведении. Закрутился наверное... А тут ещё выяснилось, что Маша работает в новогоднюю ночь... Вариантов было много - в гости звал Станиславский, родители (мама считала, что он подавлен уходом Насти), коллеги (ну эти, разумеется, тоже сопереживали, хотели поддержать морально). Куда податься раздумывал недолго. Собрал все диски со старыми советскими мультфильмами, какие только имелись в магазине (Ну погоди, Винни Пух, Карлсон, Ёжик в тумане, Летучий Корабль и всё в этом духе), взял ноутбук, не забыл всевозможные вкусности, газировку, маленькую искусственную ёлку - и в пять часов вечера поехал в больницу к Богдану. Как раз во время: соседей по палате забрали домой родители, мальчик остался один, в компании медсестёр, и уже начал было грустить, хотя те делали всё, что могли, стараясь развеселить малыша.
     Вадим уже знал, какие "мультики" мальчик смотрел прежде и был, мягко говоря, не в восторге, от всех этих Черепашек Ниндзя и Человека Паука, которыми его потчевала Зойка. А потому буквально сразу объявил ему, что Дед Мороз привёз целый мешок мультиков, о существовании которых Богдан даже и не подозревает. Вопреки ожиданиям, малыш принял это заявление с восторгом. Ну а конструктор Lego (который так же передал Дед Мороз, не заставший Богдана дома) он просто не выпускал из рук – часа три сидели и собирали всякие штуковины. От себя Вадим добавил простенький сотовый телефон – для связи (показал, куда нужно нажимать, чтобы сразу дозвониться до папы). По правде сказать, он не очень поверил, что мальчик в возрасте Богдана действительно способен запросто поддерживать разговор по телефону. Проверил – вышел из палаты и набрал номер подаренного малышу сотового. Это поразительно, но Богдан действительно ответил ("Хай! Пливет, папа!") – пообщались вполне по-взрослому! Вадим был слегка обескуражен, зато Богдан остался очень доволен. Мультфильмы тоже имели успех и у мальчика, и у персонала – в палату периодически заглядывали медсёстры, так что и Вадим не скучал…
     Около полуночи нашёл какой-то российский телеканал в Сети (специально для этой цели позаимствовал у отца USB-модем). Послушали обращение Президента. Под звон курантов чокнулись пластиковыми стаканчиками с газировкой. Вадим набрал Машин номер. Из трубки слышались весёлые голоса и звуки музыки.
     -Этот твой безумный звонок! – засмеялась Маша. – Ни с кем не перепутаешь! У вас там так тихо...
     -У нас тут вообще-то больница, - заметил Вадим.
     -Не жалеешь, что поехал?
     -Я рад, что поехал. Скажешь ему пару слов?
     -Это необходимо?
     -Не трусь. Всё получится.
     И он передал трубку мальчику.
     -Хай! – сказал Богдан.
     -Здравствуй, Богдан! – сказала Маша, понятия не имея, о чём говорить. – С Новым годом тебя, малыш!
     -Здлавствуй, - охотно отозвался Богдан. – Ты кто?
     -Я – Маша.
     -Снегулочка?
     -Нет, я… подруга твоего папы.
     -А! Так и говоли, что ты его "тётя". А мне Дед Молоз "Лего" подалил!
     -Да ты что? Покажешь?
     -А ты ко мне в больницу плидёшь?
     -Я постараюсь. Но тебя, наверно, скоро выпишут? Если я не успею, мы обязательно увидимся дома.
     -Обещаешь?
     -Обещаю!
     ("Поздравь Машу с Новым годом, - подсказал Вадим. – Она тебя поздравила, я даже отсюда услышал, а ты её – нет. Невежливо получилось")
     -С Новым годом, Маша! – радостно добавил Богдан. – Я буду тебя ждать!
     -Спасибо, - сказала Маша, и на глаза навернулись слёзы.
     Богдан отдал трубку Вадиму.
     -Марусь, это я опять, - сказал Вадим.
     -Он – само очарование, - откликнулась Маша дрогнувшим голосом. – Наверное очень на тебя похож?
     -Все говорят… Ты плачешь что ли?
     -Нет.
     -Как же нет, когда я слышу.
     -Просто я очень за тебя рада. Такое чудо случилось под Новый год, так это всё волшебно… Его выпишут к Рождеству?
     -Вряд ли. Шину снимут дней через пять, а выпишут только после праздников.
     -Жаль. Встретили бы вместе Рождество…
     -Марусь, не реви.
     Богдан требовательно протянул к телефону руки:
     -Маша, не плачь! – сказал он. – Тебе навелно Дед Молоз ничего не плинёс, вот ты и плачешь, да?
     -Да нет, малыш, Дед Мороз нынче как раз был молодцом. Просто иногда люди плачут от счастья.
     -Плавда?
     -Да.
     -Плиезжай сюда, у нас тут мультики!
     -Не могу, малыш, я на работе.
     -Ты лаботаешь ночью?
     -Да, бывает.
     Богдан протянул телефон Вадиму и сказал:
     -Папа, скажи Маше, что ты её любишь. Она на лаботе и она скучает.
     -Малыш прав, Машунь. Я тебя люблю.
     -А я – всё равно люблю тебя сильнее! Ой! Я побежала. Какой-то псих с покупательной способностью пришёл, а девочки все в подсобке, и не слышат.
     -Позвоню ещё! – засмеялся Вадим. – Целую!
     -И я тебя! С Новым Годом, мой хороший!
     И она отключилась.
     Вадим не очень хотел, чтобы Маша приходила к Богдану в больницу. Его сильно смущали эти сиделки из "фирмы"… Если она всё-таки соберётся, нужно будет хорошенько расчистить периметр…
     Некоторое время Богдан увлечённо расспрашивал Вадима о Маше. К разочарованию мальчика, у Вадима в телефоне даже не было её "фотки". "Фотографии" – поправил Вадим и пообещал сам себе научить сына разговаривать как следует: манера разговора Зойки, к которой она приучила и мальчика, всегда несказанно нервировала. Ко всему, Зойка говорила "ложить", "звОнит", "одеть" вместо "надеть", "моё кофе", "усвояемый"… Список можно продолжать до бесконечности. Вадим, в своё время, устал с ней бороться, но от Богдана он не отступит – это точно!.. Итак, фотографий в телефоне не было. Маша терпеть не могла фотографироваться (не удивительно). Ну, была одна, правда, которую он вообще никому не рискнул бы показывать, а тем более, маленькому сыну. Маша бы его убила, наверное, знай она о существовании этого фото (код входа в телефон известен только Вадиму, но он не выдаст его и под пыткой!). Мысль о том, что пошёл по следам мерзкого извращенца и сфотографировал спящую обнажённую девушку, порождала в нём противоречивые чувства. Но снимок был хорош. Несколько раз собирался удалить его к чёрту, но так и не смог себя заставить. "Мы начинаем новую жизнь, - думал он. – Мы вместе – Маша и я. Начинать что-то новое с отождествления себя с извращенцем только потому, что сфотографировал красивую девушку в рассветных лучах -  глупо и тупо. Так и комплекс какой-нибудь заполучить недолго. Хорошо если комплексом дело ограничится. Одна надежда на здравый смысл и крепкие нервы. Забыли о прошлом. Всё. Его нет. "Завтра же покажу фото Маше, пусть сама решит, что с ним делать (кстати, нужно убрать с телефона пресловутый пароль, а то нескладуха какая-то получается)"… Сфотографировались в обнимку, для Маши...
     Около часа ночи Богдан заснул. В одной руке у него была конфета, в другой – конструктор… Вадим положил игрушку и конфету на тумбочку возле кровати, выключил компьютер. Как раз в этот момент в палату заглянула медсестра:
     -Заснул? Пошли к нам, что вы будете тут сидеть один? Богдаша крепко спит, пушками не разбудишь.
     Подумал, собрал всё, что не съели (почти ничего не съели), выключил в палате свет, взял телефон и пошёл в ординаторскую.

* * *
     Снедь, принесённая Вадимом, вызвала ажиотаж. Особенно мамины маффины (Вадим оставил немного Богдану, в пакетике на тумбочке, остальное забрал – испортится, зачерствеет – лучше привезти свежих гостинцев в следующий свой приход сюда). В ординаторской имелись только оливье, "шуба", сырокопчёная и чай. Ну, ещё "шампанское", которое он пробовать отказался. Ну, просто не любил. Две медсестры, дежурный врач и нянечка. Врач мирно похрапывал в углу дивана, дамы пытались смотреть телевизор. Все они дружно ждали поступления новых пациентов, но телефон помалкивал. Медсёстры рассказывали о Богдане, о том, какой он "замечательный, удивительный мальчишечка", и никто из них не верил, что Вадиму ничего не было известно о сыне вплоть до нынешних событий. Особо вопросами не докучали, но он отлично видел, насколько всех интересует эта история. Сам тоже, пожалуй, не поверил бы, что такое возможно. Не поверил бы, если бы не знал Зойку. Почему она всё-таки решила рожать, спрОсите? А потому что, видимо, чувствовала за собой вину. Почему написала завещание? Потому, что думала о сыне. И в свидетельстве о рождении не покривила душой, не пошла на поводу у обид. Она знала: Вадим не оставит мальчика, что бы не произошло. Чувствовала? Или просто наклИкала себе гибель? Да какая разница теперь… Другое дело, что из-за её же безалаберности мальчишка чуть не погиб. Хорошо ещё, что обошлось травмами… О тяжести этих травм необходимо серьёзно поговорить с врачами. Чего можно ожидать, например, от последствий сотрясения мозга?.. Он старался не думать об этом. Папа поможет. У него есть нужные знакомства, да и Ира наверняка в стороне не останется…
     Вадим уехал из больницы в пятом часу утра. Второго января он вернётся сюда с Машей, а после праздников мальчику снимут шину. Всё будет отлично.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
БЕЛЫЕ ЦВЕТЫ
     Настя встречала новый год со своим Испанцем. Через три дня, в отсутствие бывшего мужа, появилась дома и собрала вещи. Генрих был с Вадимом и потому, собственно, вопрос о нём отпал сам собой. О том, что она заходила, Вадим узнал только из записки, потому что все праздники провёл с Машей. Про собаку Настя не забыла упомянуть - она щедро отдавала "подарок" обратно, ведь, как ни крути, пёс признавал своим хозяином исключительно Вадима и больше никого слушаться не желал. Про остальные подарки у Вадима и Насти состоялся отдельный разговор. Она, по детдомовской привычке, считала, что должна всё вернуть, а Вадим об этом даже слышать не хотел. Действительно, ну что за глупости – какой-то раздел имущества, унизительная делёжка, кто и кому чего больше задолжал! Вадима такие вещи всегда нервировали. Ну да, если поднапрячься, можно припомнить, ЧТО дарил жене на протяжении трёх лет совместной жизни (были и дни рождения, и Новые года, и Рождества, и Восьмые марта, и Дни Ангела…) – только зачем? Ведь ДАРИЛ же, расписку не брал – дарил и дарил. Только потому, что хотел сделать человеку приятное… Ну, в общем, к Рождеству Настя совсем перебралась к "испанцу". Тот упорно отказывался от предложения переехать в Зойкину квартиру. Ютились в однокомнатной, съёмной, бог знает за какие деньги (наверняка не дёшево) – наверняка скоро "испанец" передумает. Если передумает – значит повержен. Эта мысль Вадиму особенно нравилась.
     Дом опустел. И хотя Вадим ночевал в нём только одну ночь через две, эта пустота ощущалась во всём. Хочешь не хочешь, вспоминались одинокие, хмурые дни, после того, как выставил за дверь Зойку… С Машей они навещали Богдана, ездили по окрестным ёлкам, ходили в кино и даже посетили несколько концертов совершенно разной тематики. Если бы Маша переехала к нему – пустоты бы не было, это точно. Её вещи, ароматы из коллекции эфирных масел - её незримое присутствие… Когда Маша была на работе, чтобы не устраивать скучных посиделок с друзьями и родителями, он уезжал в больницу к Богдану (в конце концов, там очень симпатичные медсёстры!). Вечером, по возвращении из больницы, Интернет оказывался панацеей от пустоты – разговаривал со своими (настоящими, не то что у Насти) испанцами, демонстрировал Генриха испанским девчонкам и становилось не так тоскливо…  Мальчик уже познакомился и с бабушкой, и с дедушкой, у него в гостях побывала Лиза и, конечно, Маша. Малыш был в полном восторге – как он выразился: "У меня ещё никогда не было ни бабуски, ни дедуски, ни сестлы, ни Малуси!". После новогодних каникул сняли шину, сделали рентген и объявили, что самое время начинать учиться ходить.
     Вадиму всё это было очень знакомо. Костыли, первые шаги… Отличия, конечно, имелись, и травма достаточно серьёзна, но к счастью, по причине юного возраста Богдана, скорее всего, последствий не оставит, со временем он прекратит прихрамывать. Ну, разве что нога станет ныть к непогоде… Мальчик оказался настоящим борцом. "Есть в кого", - сказала Ира, услышав Лизин рассказ о её сводном братишке и его злоключениях в больнице. Скоро малыша выписали, он познакомился со своим новым домом, с комнатой, в которой его ждали знакомые игрушки (и ещё много новых – как без этого!), с Генрихом. Бабушка возила внука на процедуры в физкабинет, а Вадим, когда ближе к вечеру возвращался с работы – во дворец спорта, где мальчику помогали восстанавливаться опытные специалисты…
     О Маше рассказал маме почти сразу. Ну, чтобы не было недомолвок и вранья. Мама сама рассудила, что Богдану, пока Вадим не разберётся в личной жизни окончательно, лучше всего пожить на половине родителей. Чтоб никого не смущать. Таким образом, стимул уговаривать Машу переехать, никуда не пропал. Вадим ловил себя на том, что, отпустив поводья и положась на "волю волн", влюбился уже по самую макушку, и это ему нравилось. "Наконец-то вижу тебя счастливым, - говорила мама, с улыбкой глядя на него. - Не дождусь, когда ты нас познакомишь!". "Вы посмотрите на Лапина, - шушукались коллеги. – Что это с ним? Улыбается, шутит… Состриг такие волосы! Он влюбился? Кто счастливица?". В ЦТЮ просто улыбались и ни о чём не спрашивали…

* * *
     Как не сопротивлялась Маша, но этот вездесущий Станиславский всё-таки вовлёк её в процесс создания мюзикла по "Мастеру и Маргарите". Она не то чтобы была настроена решительно против, но считала, что роман этот и без того уже не в меру потрёпан – зачем прилагать к сомнительному процессу свою руку?
     Началось с того, что Костя несколько дней изводил художников своими идеями по поводу решения сцены распятия Иешуа на кресте. Что бы ему не предлагалось, Костя тут же решительно выбраковывал – старо, заезжено, пошло. Маша, на свою беду, однажды присутствовала на этом своеобразном худсовете, и по инерции сказала: "Так есть же у Сальвадора Дали "Христос Святого Иоанна на кресте", сделай что-нибудь похожее". Сказала просто так, тем более, прекрасно знала, что художник на этом холсте нарушил законы перспективы, и повторить то же самое (без применения компьютерной графики или какой-нибудь ещё современной лабуды) ну совершенно невозможно. К несчастью, Станиславский схватился за эту идею. Для начала повелел отыскать и принести ему репродукцию картины, а потом, когда увидел и впечатлился, начал советоваться с Машей по поводу и без (кабинетик гримёра находился  через стенку от его резиденции, если помните). Хватка у Станиславского была железная. В конце концов, пришлось прятаться от Кости, чтобы успевать делать свою работу. Она запиралась в кабинете, и сидела тихо, как мышка, рассматривая эскизы грима, фотографии, рисуя собственные варианты… Гримёрка понемногу обрастала деталями - на стенах теперь висели рисунки, наброски, сделанные детьми, преподавателями и самой Машей, стояли болванки с невообразимыми париками, а на шкафчике помещался кувшинчик с воткнутыми в него тремя шикарными перьями страуса, чёрным, белым и розовым!
     -Маруся, это я, открой пожалуйста.
     Вадим. Подошла к двери, повернула ручку замка, выглянула совершенно по-заговорчески.
     -Ты один? – шепнула она, озираясь.
     -Один, а что?
     -Ты мне всю конспирацию портишь, - взяла его за воротник и потянула на себя. Вадим, от неожиданности, едва сохранил равновесие.
     -Тихо, Марусь, давай без рукоприкладства, - смеясь, он зашёл в кабинет.
     -Это ты – тихо! Своим поставленным учительским баритоном ты меня всю распугал! – она снова защёлкнула замок.
     -Я не нарочно, - Вадим примирительно поцеловал в щёку.
     -Верю, - строго сказала Маша. – А чего пришёл-то?
     -Просто так.
     -А вот сейчас – не верю. Выкладывай.
     -Ну тогда – держи, - и он вытащил из-за спины совершенно фантастический букет белых хризантем. Каким образом вышло так, что Маша их сразу не заметила – загадка. Скорее всего, дело в том, что слишком уж озаботилась конспирацией.
     Чуть было не взвизгнула от щенячьего восторга.
     -Что за повод? – проговорила она, боясь прикоснуться к цветам, почти в священном трепете. – Надеюсь, я не проморгала какой-нибудь годовщины, вроде "сегодня дцать дней с того момента, как я впервые её увидел"?
     -Просто я пришёл упрашивать тебя переехать ко мне.
     -Вадим…
     -Мы третий месяц встречаемся, я на части разрываюсь: ты, Богдан, Лиза, работа!.. Понимаю, тебе так спокойней и привычней, но… Марусь, пожалуйста.
     С букетом в руках он опустился на колени. Точнее – на одно колено. И склонил голову к плечу.
     -Потрясающая картина, - оценила Маша. – Дима, тебе нужно в сериалах сниматься – будет оглушительный успех. Я заметила: чуть что, ты падаешь на колени. Это какая-то тактика?
     И забрала у него букет.
     -Действенная тактика, - заметил Вадим. – Ты сразу же выключаешь феминистку и начинаешь улыбаться.
     -Поднимайся, плейбой. Я согласна, что с тобой поделать…
     -Спасибо, - он поднялся на ноги и снова поцеловал Машу в щёку. – И, тем не менее, продолжаю утверждать, что я не плейбой.
     Маша отмахнулась.
     -Где-то тут была ваза… Не знаю, правда, влезут ли в неё все цветы…
     -Работаешь? – Вадим заглянул в фотографии и рисунки на Машином столе.
     -Пытаюсь, - вздохнула она, вытаскивая из шкафчика с посудой высокую вазу из массивного синего стекла. - С тех пор, как мы начали встречаться, у меня всё меньше времени остаётся для работы.
     -Соболезную. А шифруешься от кого?
     -От Кости. Я рассказывала, помнишь?
     -Хочешь, я с ним поговорю?
     -Да ладно, сами разберёмся. Он не полный идиот, кое-каких запчастей не хватает… Лучше я Марка попрошу с ним поговорить. Марк имеет на него влияние.
     Цветы в вазу влезли и даже вполне устойчиво в ней разместились. В кабинетике имелся водопровод (очень ценно при работе с косметикой, красками и всем таким прочим), так что бежать до туалета короткими перебежками, с целью незаметно налить там воды, не понадобилось.
     -Какая красота, - вздохнула Маша, сев за стол и подперев щёку рукой. – Ты откуда узнал, что я люблю хризантемы?
     -Просто подумал, что ты должна любить именно хризантемы, - Вадим традиционно сел на стол.
     -Ой, опять не верю. Наверняка это Барби тебе сказала.
     -Марусь, ну вот вечно ты сводишь на нет всю романтику.
     -Не люблю я романтику, Дим, не вижу в ней необходимости. Романтика – это самая бесполезная вещь на свете.
     -Прагматик ты мой, - улыбнулся Вадим и поманил Машу.
     Она обняла его за шею.
     -Однако этот букет хризантем тебе нравится…
     -Ну да, а что в этом такого? Тем более, его принёс ты.
     -Настоящий прагматик должен ратовать исключительно за цветы в горшках.
     -А вот это – точно. СрезАть цветы – это варварство. Они же живые, и они кричат, когда их срезают.
     -Ну, допустим, эти хризантемы мертвы уже давно. По сути - это мумии, которые несколько дней назад подверглись химической обработке, так что…
     -Ну и кто из нас прагматик? – улыбнулась Маша. – Дима, ты первый человек в моей жизни, кто так целуется…
     -Как?
     -Аккуратно, как в кино. Нарочно тренировался что ли? По тому же принципу, по которому выправлял дикцию?
     -Ага.
     -Серьёзно?
     -Конечно. Любопытно узнать, а скольких человек ты целовала в своей жизни? - спросил он с долей ревности.
     -Ну, если повспоминать... - Маша нарочито загадочно возвела глаза к потолку, а потом засмеялась:
     -Два года назад, на встрече выпускников, моя первая любовь слегка перепил и полез целоваться - еле оттащили. Картинка ещё та - я стараюсь втолковать ему, что не помню ничего, а он твердит, что ЕГО поцелуй я забыть не могла!
     -Ну и как?
     -Смешно и мокро! Как ещё могут целоваться перепившие люди? Ну, а второй раз - это тот случай, о котором я тебе уже рассказывала.
     -Это не совсем верные социологические выкладки, но меня они устраивают.
     -Отелло.
     -Ты когда домой?
     -Через часик… У тебя что с делами сегодня?
     -В пять у нас с Богданом тренировка, в половине седьмого – репетиторствую. Пару часов. В десять – у тебя.
     -Ну и чем прикажешь заниматься до десяти вечера?
     -Так вот и я о том же! Когда переезжаем, душа моя?
     -Давай вечером поговорим? Кстати, как у тебя дела с разводом?
     -Прекрасно.
     -Настя не одумалась?
     -Она из вредности не скажет, даже если одумалась.
     -А обо мне она знает?
     -О тебе уже все знают.
     -Дим, ну я же не шучу!
     -И я тоже. Коллеги очень неравнодушны к моей судьбе, все моментально заметили, что я изменился, что Настя от меня прячется…
     -А она прячется?
     -И ещё как.
     -Почему?
     -Думаю, считает себя в чём-то виноватой.
     -Ну, ты ей объяснил?
     -Объяснил. Но она всё равно считает, что я нарочно бодрюсь.
     -Гляди, начнёт таскать тебе бутерброды в фольге.
     -Вполне возможно.
     -Может, нужно скандал устроить?
     -В смысле?
     -Ну, прийти к вам в школу, вцепиться ей в волосы, - рассмеялась Маша.
     -Это не твой стиль.
     -Думаешь, я не способна подраться из-за тебя?
     Вадим посмотрел, прищурившись.
     -Расслабься. Не способна, - сказала Маша и покачала головой. – Ты поверил… Но драться безусловно есть за что. Прими за комплимент.
     -Марусь, вот только попробуй с кем-нибудь подраться из-за меня, - сказал Вадим. – Вот только попробуй…
     -Разочаруешься?
     -И это будет главным разочарованием в жизни.
     -Серьёзно?
     -Очень.
     -Ну хорошо, - она пожала плечами. – Драться не буду, уговорил.

* * *
     ...А в начале марта он дождался. Маша переехала к нему.
     Ходила из комнаты в комнату, качала головой… Повторяла: "Я сошла с ума. Я буду жить в доме у мэра. Жуть какая!". Генрих ходил следом за ней, постоянно о чём-то спрашивая, словно его тоже сильно волновал вопрос: а останется ли Маша тут, а не передумает ли? Маша, в ответ, кивала собаке, и они шли дальше. Больше всего ей понравилось в ванной – просторная комната в бело-голубых тонах, сплошной кафель, акриловая ванна, римская штора на окне, выходящем в сад, никаких изысков, даже душевой кабины нет - излюбленный Вадимом минимализм, всё просто, но, в то же время, очень функционально и современно, "хай-тек"…
     Вадим ещё в январе услышал от Маши сакраментальную фразу о том, что у него "только один существенный недостаток" – папа. А потому уже начал понемногу готовить родителей к знакомству со своей новой девушкой. Благодаря тому, что родительская половина дома была практически полностью изолирована от половины Вадима, встретиться случайно, во дворе, они в общем-то не могли. Отец нарочно так сделал – этим он подчеркнул независимость сына, за что Вадим был ему очень признателен. Для того чтобы зайти к родителям, необходимо пройти через двор, выйти из своей калитки, пройти несколько метров влево по улице, и свернуть в другую калитку, но Маша всё равно, перед тем как куда-то пойти, всегда хорошенько осматривала окрестности. М-да. Нужно исправлять ситуацию…

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
НОЧЬ В "ОБЕЗЬЯННИКЕ" ИНОГДА ОЧЕНЬ ДАЖЕ НЕПЛОХО ЗАКАНЧИВАЕТСЯ!
     Барбара – большая любительница сквозняков. Перед тем как начать разминку или занятия в танцевальном классе ЦТЮ, она обычно открывает и окна, и дверь. Как Барби удается не простужаться – загадка. Из-за постоянных сквозняков весьма неспокойно живётся занавескам на окнах. Тонкая, воздушная ткань надувается, как паруса, и постоянно хочет улететь – то к потолку, то в небо за окном… Девочки из кордебалета ушли домой после очередной репетиции. Барбара долго стояла у окна, в колышущемся облаке из фиолетового шифона, потом закрыла раму, собрала сумку и повернулась было к выходу, но в дверь заглянул Костя:
     -Кукусики, Барби.
     -Ты всё ещё здесь? – удивилась Барбара. – Я думала, ты ушёл.
     -Если бы, - он зашёл в класс и прикрыл за собой дверь. - Мне позвонили из тон-студии…
     -Ну, наконец-то! – обрадовалась Барбара, отключая от сети бумбокс.
     -Рано радуешься, - он стоял посреди танц-класса, окружённый зеркалами, и раскачивался на каблуках. - Тон-студию нам дают только в ночные часы, и исключительно в будни.
     -Кто это выдумал?
     -Не уточнял. Там полно умников, как ты знаешь.
     -Ерунда какая-то! Мы с Марком ездили туда на прошлой неделе, и звукотехники жаловались на отсутствие работы.
     -Да, но их босс – железобетонная свая! Я никак в толк не возьму – чего ей от нас надо?.. И зачем только женщинам доверяют руководящие должности?
     Весь ЦТЮ знал трагическую историю с записью музыкального сопровождения "Маргариты". История эта тянулась уже около полугода. Срок первого контракта со звукозаписывающей фирмой истёк ещё в прошлом году, но все были вполне довольны (вплоть до того момента, как Косте пришла решимость продолжать работу над мюзиклом). Вот уже три месяца дело "висело в воздухе" – заправилы тон-студии финтили, как только могли, лишь бы не допустить продления контракта на прежних условиях, которые так устраивали ЦТЮ… У Кости, обычно жизнерадостного, начинали сдавать нервы.
     -Резанов, я тебе уже тысячу раз говорила в чём дело, а ты упёрся, как баран! Мозгами пошевели, чёрт тебя побери!
     -Да шевелил я ими уже, - пробормотал Костя, чеша в затылках.
     Барбара беззвучно прошептала какие-то угрозы и сказала почти по слогам:
     -Повторяю в сотый раз для особо одарённых: сначала ты ездил подписывать контракт вдвоём с Марком. Вас чуть ли не на руках носили, подписи поставили практически не глядя. Когда потребовалось продление контракта – Марк позвонил "боссине", мило с ней пообщался, а ты, на следующий день, съездил в контору и вернулся ни с чем. Вроде бы и не отказали, но и не подписали ничего. Та же самая история и во второй, и в третий раз. Писарев снова звонит, ему говорят: "Приезжайте пожалуйста!", едешь ты – и опять возвращаешься ни с чем, злющий, как собака. Вывод только один: им нужен Марк. Точнее не "им", а "ей", боссине.
     -Ну хорошо, хорошо, - согласился Костя. – Отличные дедуктивные способности, девушка, снимаю шляпу. Я уже копал в нужном направлении и ты не знаешь продолжения истории.
     -Тааак, а есть продолжение? – Барбара обняла его за плечи (Костина макушка только-только доставала ей до мочки уха), подвела к стулу и усадила.
     -Глаголь, - почти приказала она.
     -Я ему только что позвонил, и сказал, что так мол и так. Нужно пожертвовать своими убеждениями и переспать с мерзкой жабой.
     -Ни фига себе, с жабой! – возмутилась Барбара и даже порозовела. – Ты офанарел, Резанов? Боссиня – зашибись просто! Супер-пупер-мега-вега-гига-тёлка!
     -Чего ты на меня орёшь? Думаешь, я не знаю, что она – именно "зашибись"? Но для Марка-то она – мерзкая жаба! – обиделся Костя.
     -Ну, а дальше чего?
     -Марк компенсацию потребовал. Я думал, что он – человек искусства, поэтическая душа, а он – презренный делец.
     -Сколько?
     -Да не деньги он потребовал, не деньги. Хочет, чтобы мы уговорили Лапина сходить с ним в какой-то бар. Я так понимаю, у Марка там куча друзей, и все будут пялиться…
     Барбара начала хохотать.
     -Барби, это не смешно. Вот что мне делать?
     Она похлопала его по плечу, по-прежнему хохоча:
     -Давай, Костик, предложи Диме сходить в гей-бар с Марком!
     -Барби, не будь сукой, помоги.
     Барбара, всё ещё смеясь, шлёпнула его ладонью по макушке:
     -А ты язык прикуси. Обидеться могу.
     Костя сложил руки, как делают собаки, когда "служат". Он даже поскулил для усиления эффекта.
     -Ладно, горемыка, - сжалилась над ним Барбара. – Сейчас позвоню Лапину. У него, в последнее время, всегда хорошее настроение, благодаря нашей драгоценной Маруне. Раньше он ни за что не пошёл бы на эту авантюру, но теперь, возможно, и согласится. Однажды, когда, по пьяни, разговор о Писареве зашёл, обмолвился, что его подташнивает от преданных взглядов, которыми Марк одаривает. Димка здесь нечасто бывает прежде всего из-за Марка, даже сейчас, когда Маруня к нему переехала. Ну, комплекс у него.
     -Что за комплекс? – не понял Костя.
     -Считает, что педики к нему нездоровый интерес питают. Ему это неприятно.
     -Ещё бы, - с пониманием кивнул Костя. – А что, не первый случай домогательств?
     -Ну ты скажешь тоже "домогательств"! Преданные взгляды тоже считаются. Большинство геев могут себе позволить лишь преданные взгляды.
     -Хм… Поразительные вещи можно узнать, пообщавшись с тобою! Поражаюсь твоей осведомлённости во всех областях!
 
* * *
     По пути на тренировку, Вадим подвёз Машу до работы.
     -Ты уже слышала новость: в ЦТЮ меня обязали провести беседу с Марком на предмет его визита в тон-студию с целью продления контракта? - сказал он, как бы между прочим.
     -Нет, не слышала. А что такого особенного в его визите? Об этом так много говорят…
     -А ещё говорят, что боссиня этой студии активно его домогается. Он против.
     -Ужасная, беззубая старуха? - улыбнулась Маша.
     -Кто? Боссиня? Алёна Пална у нас - длинноногая красотка. Кроме шуток.
     -Тогда почему же он против? Он не женат, и подружки у него нет - он мне признался как-то раз. Такой разговорчивый!
     -Кстати, твои шуры-муры с ним...
     -Вадим, прекрати! Ты что, серьёзно? - перебила Маша.
     -Вообще-то - да, ну да ладно, не об этом сейчас. Насчёт Марка тебе что, до сих пор никто ничего не сказал? Даже Барби? Так, отлично. Они самоустранились, а я, выходит, должен теперь проинформировать тебя, и при этом не сойти за сплетника.
     -Попытайся.
     -Он – голубой. Все об этом отлично знают. Странно, что ты до сих пор не в курсе.
     -Ты меня разыгрываешь?
     -Конечно нет, серьёзен, как никогда, ведь это МНЕ, а не кому-то, нужно завтра непременно уговорить его на рандеву с Алёной Палной, возможно, рискуя при этом собственной честью. Ни разу в жизни не пробовал вести приватные беседы с геями.
     -У тебя получится, я уверена! - она погладила его по щеке.
     -Опять издеваешься. Ты такая добрая девушка, Маруся...
   
* * *
     Марк был слегка обескуражен звонком Вадима. Это же поистине небывалое событие! Он так обрадовался, что сразу перезвонил Косте и согласился на рандеву с "боссиней" Алёной Палной.
     Бар, о совместном вечере в котором он робко попросил Вадима, был его любимым и назывался… "Вдали от жён"! В этом баре Марка все знали, оттого он и назвал его в качестве единственного места, где они могли бы (цитирую дословно): "Немного выпить хорошего вина, и поговорить за жизнь". Он мечтал, чтобы Вадима увидели ВСЕ, и не важно, в каких отношениях с ним Марк. Вадим, очевидно, не усмотрел криминала в предложении, и ответил: "Пожалуй. В четверг же и пойдём". "В четверг?", - переспросил не верящий счастью Марк. "Ну да. А что тянуть?", - ответил Вадим невозмутимо. Действительно, что такого предосудительного в том, что ты выпьешь с мужиком в баре бокал какой-нибудь "Чёрной Кошки Из Чёрного Леса" (или что там считает хорошим вином Марк) и поболтаешь о том, о сём? Вадим особо в винах не разбирался, как и понятия не имел, что за бар имеет в виду Писарев. Баров так много развелось в последнее время!.. Честно признаться, он не придал значения этому разговору. Барбара сказала: "Помоги нам пожалуйста, очень нужна твоя помощь!". Почему бы не помочь? Время, в общем-то, есть - занятий ни с Лизой, ни с Таней не предвидится – нужно свозить Богдана во дворец спорта, позаниматься там самому – вот и все дела. Правда, Маша как раз вернётся домой после суток, но, как правило, придя с работы, она отсыпается и Вадим ей только мешает...
     В среду, после полутора часов у Паренаго  (писали с Таней контрольную по истории, на английском - ещё не читал, только бегло пробежал по диагонали - кажется, там всё вполне удобоваримо, можно, пожалуй, гордиться собой), Вадим проводил Машу на работу, благополучно сходил в бассейн и, как следует, поработал с инструктором восточных единоборств. Весенняя усталость чувствовалась, да и спина начала тревожить, как всегда в межсезонье, а ему не хотелось пугать Машу своими болячками... После всего поехал домой, чтоб в кое-то веки выспаться. И действительно, заснул, не мороча себе голову завтрашним приключением. Если это действительно поможет хорошим людям – значит он пойдет куда угодно хоть с чёртом, и будет слушать откровения спутника, пока тот не выскажется до конца. Голова Вадима, в общем-то, была занята совсем другим. Но ведь можно слушать и при этом думать о своём…

* * *
     Они созвонились в Машин обеденный перерыв. Вадим сказал, что дома будет, наверное, уже ночью (вот она, семейная жизнь!). Потому, рано Маша его и не ждала. Придя домой немного вздремнула, как обычно. Чаще всего не просыпалась до самого утра (Вадим свято берёг её сон, чем умилял несказанно!), но иногда, посреди ночи, принималась за дела (и тут уже она сама берегла сон Вадима!). Привычка не спать ночами, что поделаешь! На этот раз – проснулась. И стала разбирать детские вещи – отглаживала штанишки, шортики, увлечённо копошилась с крошечными рубашечками и разноцветными футболками (перед работой, вчера утром, занималась стиркой – попросила Вадима принести вещи Богдана, он принёс – не сказать что его мама не обрадовалась такому рвению подруги сына). Ей необъяснимо нравилось всё, что касалось малыша, будь то стирка, составление (и воплощение) отдельного меню (только так!), приведение в порядок многочисленных игрушек… Впрочем, почему необъяснимо? Она всегда хотела сына. Именно мальчишку. Теперь же Маша чувствовала себя не в своей тарелке – её сыном мальчик не был, образ Зойки как бы незримо присутствовал во всём, и оттого было немного неприятно видеть, как счастлив Вадим. Она, конечно, понимала, что ревновать к покойнице глупо, но поделать с собой ничего не могла. Старалась побороть неприятные эмоции – и ей это почти уже удалось… Малыш бывал здесь часто – иногда вечерами, и каждые выходные. Он очень тянулся к Маше и, расставаясь с ним, она порой еле сдерживала слёзы – расставаться не хотелось. Ему нужна была мама, именно мама, а не "тётя", Маша полностью отдавала себе в этом отчёт и изо всех сил старалась вести себя, что называется, "адекватно"…
     Первая подозрительная мысль прокралась к ней, когда, совершенно случайно, взглянула на часы и обнаружила, что уже половина второго. Стало слегка жутковато: чужой, в общем-то, дом (пошла лишь вторая неделя!)... Маша разложила детские вещи по стопкам, выключила утюг и отправилась, в сопровождении зевающего Генриха, в гостиную. Там - завернулась в любимый плед, который привезла когда-то со своей родины, и включила телевизор. Шёл какой-то фильм с Николь Кидман... Генрих давно дремал в кресле, Маша увлеклась фильмом, щёлкала кнопками пульта во время рекламы - набрела ещё на парочку-другую интересных передач, посетовала, что всё это, как всегда, показывают в одно и то же время... Когда сообразила, что на часах уже четвёртый час утра, стало совсем уж не по себе. Набрала номер Вадима. "Абонент временно недоступен". Начала нервничать. А вдруг случилось что-то? Отложив в сторону пульт (всё стало валиться из рук), Маша позвонила Барбаре. Она знала, что подруга на ночь выключает звук у всех телефонов (по разным причинам), знала, что там стоит автоответчик, но всё-таки решила позвонить на домашний (показалось, что вариант с ночным звонком на домашний будет меньшим нахальством, чем ночной звонок на мобильный). Выхода-то не было…
     С появлением в доме малыша, Барбара стала часто сюда наведываться (по словам Вадима, она не  была в его доме доселе ни разу) – по выходным, когда Вадим забирал его от родителей. Иногда Барбара появлялась на пороге с плюшевыми игрушками (малыш обожал "тётю Балби") тискала Богдана, они что-то рисовали, ползали по ковру в гостиной, возясь с игрушечной железной дорогой… Вадим места себе не находил. Ему казалось, что Барбара, чего доброго, может неправильно повлиять на мальчика. Маша его всегда успокаивала, ворчала:  "Ты создаёшь проблемы из воздуха. Варвара – очень одинокий человек, здесь она лечит свою больную душу. Она нормально себя ведёт, я слежу за ней, не занудствуй". Вадим не очень понимал, почему она лечит душу с помощью Даньки (именно так, понемногу, начали называть Богдана дома: семейная традиция придумывать нестандартные сокращения имён!), но в шумную возню не встревал…
     -"Хай! Это Барбара. Сейчас я не могу с вами говорить, но если вы будете так любезны и оставите свои координаты после сигнала, я смогу вам перезвонить, как только освобожусь".
     В трубке щёлкнуло и пикнуло.
      -Барби, это я, - сказала Маша взволнованно. – Вадим куда-то пропал. Он пошёл с Марком в какой-то бар. Сказал, что поздно вернётся, но уже четвёртый час утра, его телефон выключен, и я очень волнуюсь. Быть может, ты что-то знаешь? Как бы с ним не случилось беды… Позвони мне, как вернёшься, хорошо? В любое время.
     Спокойнее отнюдь не стало. Маша (теперь уже) равнодушно переключала каналы... В пятом часу выключила телевизор, и стала слушать тишину, лёжа на диване в гостиной. Захотелось плакать. Вот где он? Где, чёрт его побери? Почему всё так глупо? Почему? Все – люди как люди, а она вечно попадает в дурацкие истории… Согласилась на переезд! А не поторопилась ли? Всего три месяца вместе... Мысли её разорвал резкий (как показалось в тишине) звонок мобильного.
     -Маруня, привет! Не разбудила? Ты сказала, что можно звонить в любое время.
     -Барби! Не разбудила, нет. Как хорошо, что ты позвонила! Я тут сижу, валерьянку пью…
     -Прекращай истерить, слышишь? Ну и чёрт с ним, где бы он не обретался! Мужики вообще слёз не стоят, даже такие, как Димка.
     -Я боюсь, что он в аварию попал. Сейчас все, как ненормальные, гоняют! Может, в больницу или в милицию позвонить?
     -Он не гоняет, как ненормальный, и ты прекрасно это знаешь. Не думаю, что нужно так сразу бить тревогу. Марк – нудный тип, ты в курсе. Не исключено, что сидят где-нибудь на лавочке в парке, и беседуют. Он же сказал, что вернётся поздно и, насколько я знаю, предусмотрительно взял на работе "БС". Давай, бросай свою валерьянку и спи.
     -А если Вадим так и не появится?
     -Не истери, говорю тебе. Ложись и спи. Найдётся твоя пропажа.
     Они попрощались. "Да всё равно где он, с кем он, лишь бы живой!", - подумала Маша, глядя на акацию под окном.
   
* * *
     Проснулась оттого, что солнечный луч, прокравшийся через шторы, щекотал нос. Часы показывали восемь. Получалось, что спала сегодня совсем ничего, но о том, чтобы снова попытаться уснуть, речи не было. Прислушалась. Тихо. Она выглянула в коридор. Тишина. Свесилась с перил лестницы, насколько могла, заглянула в прихожую и рассмотрела сверху комнату с камином. Обычно, когда Вадим дома, где-нибудь в кресле лежит его сумка от ноутбука, да и обуви в прихожей прибавляется как минимум на одну пару (обычно всё лишнее помещается в шкафчик, чтобы не спотыкаться). Сумки нигде нет (вот балда, его ноут преспокойно стоит в гостиной, на столе, а сумку она вчера сама, лично, убрала в стенной шкаф в прихожей!), из обуви – только Машины туфли. Заглянула в спальню – естественно, пусто. Накормила Генриха, попыталась позавтракать - не смогла. Сварила крепкого кофе и пошла прогуляться - необходимо было развеяться после бессонной, нервной ночи. Старательно отгоняла от себя любые мысли. Зашла в кондитерскую, с горя купила своё любимое миндальное печенье, поговорила о погоде с продавщицей... Вадим уже начал поговаривать о том, чтобы Маше бросить работу в магазине. Идей насчёт её трудоустройства у него была масса, в том числе и та, что хорошо бы Маше не работать вовсе. Вот с последним пунктом было сложнее всего… Вышла из магазина и снова набрала номер Вадима. По-прежнему недоступен…
     Едва перешагнув порог, она поняла: теперь хозяин этого дома дома. Разозлилась так, что готова была тут же его побить! С трудом, но сдержалась. Вымыла руки, переоделась в домашний халатик и убрала покупки в холодильник. В кухне стоял маленький телевизор – у Маши никогда не было телевизора в кухне, но за полторы недели она успела к нему привыкнуть - удобно оказывается! Она собиралась испечь сегодня яблочный пирог по своему фирменному рецепту – вечером в ЦТЮ намечалось чаепитие, посвящённое Восьмому марта, и ей выпало готовить для него часть выпечки (тамошние дамы терпеть не могли покупных булочек и печенек!). Телевизор Маша включила без колебаний: необходимо создать иллюзию полного "пофигизма". Выбрала какую-то юмористическую передачу и повернулась к шкафчику, чтобы вытащить всё необходимое: разрыхлитель теста, сахарную пудру, корицу… Она взялась за банку с сахарным песком, когда услышала за спиной долгожданное:
     -Привет.
     -Привет, - откликнулась нарочито равнодушно.
     Кажется, сел на табуретку и, скорее всего, смотрит в экран телевизора.
     -Барби звонила, - сказал Вадим. – Ругала меня, на чём свет стоит.
     Маша промолчала, продолжая своё занятие.
     -Марусь, ну скажи хоть что-нибудь…
     -Что ты хочешь от меня услышать? Я тоже должна отругать тебя, на чем свет стоит? Не дождёшься.
     -Я знаю, что вы обе думаете: напился, подцепил девицу, и думать забыл обо всём на свете.
     -Ты не прав. Уж я-то точно об этом не думала. Я была о тебе гораздо лучшего мнения (возможно, лишь до сего дня). Я решила, что ты влип в историю. Ну, попал в аварию например… Собиралась по больницам звонить. Барби отговорила.
     -Тогда ты гораздо ближе к истине, чем она. Я действительно влип в историю.
     Маша повернулась к нему. Точно, так и есть: сидит на табуретке, в синей рубашке с короткими рукавами (Маше она очень нравилась - в ней Вадим был похож на мачо), вид виноватый…
     -Что с телефоном случилось, Вадим? Я чуть с ума не сошла!
     -Телефон приказал долго жить, - он показал ей разбитый телефон, вытащив его из кармана. – Сейчас поеду и куплю новый. Я только что пришёл, даже побриться не успел, только зубы почистил.
     -Ты когда-нибудь начнёшь рассказывать?
     -Слушай, - сказал он, и, вздохнув, начал рассказывать:
     -Как ты знаешь, мы пошли с Марком в этот дурацкий бар. Никогда там не был – и век бы его не видеть. Правда, вино неплохое, насколько я могу судить. Продегустировали мы это вино, Марк разговорился. Начал пересказывать мне свою жизнь. У него, в самом деле, история жизни такая, что фильм можно снять про судьбу простого советского гомосека… Я сижу, киваю, чувствую себя "другом на час" с почасовой оплатой, и, по возможности незаметно, на часы посматриваю, жду, когда пройдут два часа (он меня на два часа ангажировал). Припомнил что-то историческое из жизни геев, про Македонского и Генриха V ему рассказал… Он растрогался, уши развесил, начал рассуждать о том, насколько светлая у меня голова, как много я знаю. Комплимент сделал: "настоящая еврейская голова" и тому подобное. Дальше ещё интересней – подходит к нам тип. Морда – вот такая, сплошные протеины. "Здравствуй, Маркуша-дорогуша, как дела, кто это с тобой?". Маркушу, к тому времени, совсем развезло. Сидит, сладко улыбается и отвечает: "А это - мой хороший друг". Я возражать не стал, конфликтов не хотелось. Решил подождать, что будет дальше. Тип в лице изменился: "А я как же, Маркуша? Ведь это я – твой лучший друг, я, а не этот. Ты забыл наверно?". Маркуша ему: "Ты что же, думал, что я всерьёз за тебя зацепился? Я тогда с тобой от скуки поехал, на "Бэнтли" покататься, а обещать ничего не обещал. Как встретились, так и разошлись". Я еле сдерживался, чтобы в голос не расхохотаться: ну и занесло же меня! Этот наш, пришелец, видя, что я не возражаю, и, судя по всему, со словами "Маркуши" согласен, побагровел и как заорёт на меня: "Ах ты, пидар проклятый, я этого ублюдка по побережью катал, по дорогим отелям, французскими винами угощал, фруктами небывалыми, а ты заявился на готовенькое!". При этом он кулаком, знаешь, так широко размахнулся, градусов на сто девяносто, на ногах не устоял и – рыбкой на наш столик. Мы с Марком вскочили, а он вместе со столиком рухнул на пол. Все вокруг тоже вскочили, официанты прибежали – принялись пришельца нашего поднимать с пола. Подняли, а он головой помотал, зарычал и снова – на меня. Вокруг – визг, хотя посетители - сплошь мужики. Я пришельца за кулак схватил, за тот, которым он мне в висок метил, а другой перехватить не успел – Марк мне на помощь кинулся и получил этим кулаком точнёхонько в нос. Он ещё громче, чем тип этот заорал, от боли, и в горло типу вцепился. На пол упали, пришелец, хрипит… Марусь, я знать не знал, что в этом чёртовом баре собираются голубые!
     Маша слушала, с трудом выдерживая серьёзное лицо. Она настолько красочно себе представляла всё, что рассказывал Вадим, словно там присутствовала (рассказчик он и вправду первоклассный)! Но так сразу сдаваться не годилось. Требовалось ещё немного строгости, хотя бы из чувства собственного достоинства.
     -Если б я знал, что это за место, догадался бы, чем дело может обернуться! – продолжал между тем Вадим с чувством. - Посуда полетела на пол, столы, стулья... мой сотовый каким-то образом в этой свалке оказался. Должно быть, из кармана в суматохе выпал. Я сижу, не встреваю, вижу, как мобильник пинают. Думаю: валить пора, пока в участок не увезли и в одну камеру с этими голубями не посадили. Как в воду глядел. В тот же момент: "Всем стоять, бояться! Лицом к стене, ноги шире!". На меня все указали, что мол, из-за него всё получилось. Без разговоров голубую компанию нашу погрузили в "бобик" и увезли в обезьянник. Пришельца, правда, изолировали, чтоб никого больше не покалечил. Позвонить, естественно, никуда не дали. Марк всю ночь ныл, что ему нос сломали, юшку утирал. Утром личности выяснили, допросили, извинились… Я звонил, но тебя дома не было. Примерно час назад. Номер твоего сотового, как на зло, вылетел из головы. Переклинило!
     В полном молчании Маша стояла и смотрела на него. Вадим сидел, подперев кулаком подбородок.
     -Не веришь?
     -Звучит настолько глупо, что нарочно, пожалуй, не выдумать…
     -Что глупо – это точно. В более дурацкую ситуацию мне попадать не приходилось. Ты посмотри на меня – разве похоже, что я провёл ночь в объятиях какой-нибудь красотки? Небритый, лохматый, воняю, как бомж!
     -Преувеличиваешь. На бомжа ты не тянешь, даже небритым-немытым.
     -Маруся, я не вру. Видела бы ты Марка - у него лицо на шаньгу со сметаной похоже! Он прямиком поехал свой распрекрасный нос чинить – Костя наверняка уже в курсе.
     -А на тебе, значит, ни царапинки…
     -Лучше было бы, если б мне тоже нос сломали?
     -Нет... Хотя… сломанный нос – это брутально! У мужчины моей мечты, Дженсена Эклза, нос, кстати, сломан, - она улыбнулась. – Хотела бы я посмотреть и на тебя такого…
     Вадим только вздохнул, наверняка традиционно подумав: "Ну вот, снова издевается".
     Между тем, пора было приступать к приготовлению пирога. Мука и непочатая пластиковая бутылка растительного масла находились в кухонном шкафчике, довольно высоко. Для того чтобы достать всё это, приходилось вечно взбираться на стул или табуретку. Маша придвинула табуретку, скинула тапочки и взобралась на неё.
     -Тебе помочь?
     -Нет, спасибо, - Маша открыла шкафчик и начала рассматривать его содержимое. Пока ещё не очень ориентировалась, что и где тут стоит. Так, вот она, мука, но чтобы её выудить, прежде всего необходимо вытащить банку с манкой.
     -Ты действительно всю ночь не спала?
     -Это Барби сказала? – она взяла с полки манку и, обняв банку, осмотрелась – куда бы поставить.
     -В последний раз спрашиваю: помочь?
     -Да, пожалуй…
     Вадим подошёл, взял у неё банку.
     -Куда ставить? Командуй.
     -Ставь пока на пол, - сказала Маша и снова обратилась к содержимому полки.
     Она подвинула поближе к краю муку, чтоб не мешала достать растительное масло и потянулась за бутылкой. Вадим, наклонившись со своей манкой, невольно задержал взгляд на её босых ногах, и в тот самый момент с полки сорвалась банка с мукой. Это Маша задела её локтем, когда тянулась за маслом (не успела поймать!). Банка попала прямёхонько по затылку Вадиму. Крышка держалась неплотно (пластмассовая банка – хорошо ещё, что не стеклянная!) и потому сразу отлетела в сторону. Вся мука живописным дымком осела на чём попало, а основная её масса высыпалась, разумеется, на Вадима. Маша в ужасе замерла на табуретке. Вадим медленно опустился на колени.
     -Мамочки, я его убила! – пролепетала Маша.
     Спрыгнула с табуретки, и тоже упала на колени. Его волосы совершенно белые от муки, крови, вроде, не видно... Маша принялась стряхивать муку с головы Вадима, он закашлялся и отвёл её руки:
     -Прекрати, Маруся, я задохнусь в этой пыли…
     -Ты живой?
     -Не знаю. Что это было? Долгожданный обломок кометы Шумейкера-Леви?
     -Всего лишь банка с мукой. Больно?
     -Не разобрался пока… Вот эта что ли банка?
     -Эта… Вадим, я не нарочно, правда!
     -А крепкий у меня котелок, оказывается, - Вадим пощупал ушибленный затылок. Поморщился:
     -Шишка будет огроменная!
     -Прости.
     -Раз получил – значит, заслужил.
     -Дай я посмотрю, вдруг у тебя голова пробита…
     -Да ладно тебе.
     -Что ты, как маленький, капризничаешь?
     -Я не капризничаю…
     -Не тошнит? Не кружится голова? Нужно положить холодный компресс и шишки не будет, - Маша хотела подняться и сбЕгать в ванную за полотенцем, но Вадим её остановил.
     -К чёрту компресс! Мне не нужно никакого компресса! Перестань ты суетиться.
     На плечах у него лежали мучные хлопья, словно снежная пороша. Он приложил Машины ладони к своему лицу, и стало жарко. В ярком солнечном свете, по-весеннему наполняющем комнату, его глаза снова, как когда-то, поразили Машу своим неожиданным цветом. У Даньки очень похожие глаза, только оттенки разные – у Вадима тёплый, чайный, а у малыша – холодный, стальной. Как же удивительно всё перемешивается! Господь Бог такой затейник! Маша обняла Вадима и прошептала:
     -Я так испугалась, что не увижу тебя больше. Целая ночь неизвестности. Это было ужасно. Никому не пожелаю…
     Она гладила его по лицу, по голове, целовала колючий подбородок.
     -Марусь, дай я хотя бы в душ схожу, грязный, как чёрт, - он отставил в сторону пустую банку. – В обезьяннике была дикая духота, а тут ещё ты мукой сверху присыпала – на сковородку положить, и получится новое блюдо – "немытый мужчина в кляре"…
     -Наплевать! Когда ты немытый, от тебя корицей пахнет. Мне этот запах очень и очень нравится, – она рванула в стороны застёжку его рубашки. Пуговицы покатились в разные стороны, а Маша уже расстёгивала на Вадиме джинсы и толкнула его на пол.
     Вадим послушно лёг на измазанный мукой пол.
     -Девушка, вы сколько чашек кофе выпили сегодня с утра? – поинтересовался он с улыбкой. – Слегка передознулись по-моему…
     -Заткнись, - сказала Маша. – Я тебя съем!
   
* * *
     Телефон в гостиной разрывался от звона, телевизор нёс какой-то бред…
     -Слушай, я не подозревал у тебя садистские наклонности!
     -Чтоо?! – возмутилась Маша. – С чего такие выводы?
     -Тебя так завела шишка у меня на затылке… - сказал Вадим, смеясь.
     -Просто я разозлилась на тебя. Всю ночь злилась и переживала!
     -Ты нарываешься, Марусь, так и знай, - предупредил Вадим, как бы между прочим.
     Маша в шутку ударила его по руке. Они лежали на полу, по-прежнему щедро усыпанном мукой, а Машин халатик валялся скомканный, в стороне.
     -С голой женщиной трудно спорить, - процитировал Вадим.
     -А ты не спорь – подойди и возьми трубку.
     -Не-а. Я – пострадавшая сторона.
     -С чего это?
     -Ты мне поставила здоровый шишак, и рубашку испортила. Новую, дорогую… А где, кстати, этот мелкий извращенец, который вечно наблюдает, когда мы занимаемся любовью? За мной и Настей он никогда не наблюдал.
     -Думаю, он спит где-нибудь, у всех нас была жуткая ночь! – рассмеялась Маша.
     -Жуткая – не то слово… Марусь, а если кроме шуток - это был простой выброс адреналина или мы с тобой выходим на новый уровень?
     -Думаю, что выходим, наконец, - сказала Маша, сразу посерьёзнев. - Ты рад? Я понимаю, чего тебе стоили эти три месяца...
     -Они мне ничего не стоили. Это - самые счастливые три месяца в моей жизни.
     -Ага, это, наверное, счастье виновато в том, что все три месяца ты глотаешь "Панадол"...
     -Пару раз всего.
     -Да, в моём присутствии ты пил эту шипучую гадость всего три раза, - сказала Маша строго, - но я не могу сказать с полной уверенностью, что...
     -Моя метеочувствительная голова, - перебил Вадим, - очень не любит перемен погоды в межсезонье. Так всегда было и ты здесь ни при чём.
     -Как бы мне хотелось в это верить, - вздохнула она. - Кстати, о голове - у тебя точно нет сотрясения?
     -Думаю, что нет, - он пощупал затылок, будто мог на ощупь определить наличие сотрясения мозга. - Там только шишка...
     Телефон перестал звонить. Вадим сел и огляделся.
     -Уборки – вагон и маленькая тележка, - сказал он, глядя на Машу.
     -Сейчас главное эту дурацкую муку не растащить по всему дому. Снимай джинсы. Там прямо в машину положишь, хорошо? И халат мой туда же...
     Его пальцы проскользили по её бедру, животу, груди, шее, запутались в волосах…
     -Вместе и положим, - шепнул Вадим, целуя Машу.
     -В каком смысле "в месте"?
     Снова зазвонил телефон. На этот раз - Машин сотовый.
     -В смысле, ты тоже вся в муке. Вот сейчас кухню выдраим и пойдём отмываться. Я тебе спинку потру...
     -А потом дружно спать завалимся, да?
     -Обязательно. У меня завтра выходной. И непременно отключим эти чёртовы телефоны...
     -Димка, - хихикнула Маша, лохматя ему волосы и отворачиваясь от мучной пыли, - у нас медовый месяц?
     -Нет. Его репетиция.

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ПОД ДАВЛЕНИЕМ
     -Видела Писарева, – добавила Барбара, - после операции он просто ужасен! Вылитый гоблин.
     -А что у него там со свиданием? – Маша взвешивала для Барбары её любимый копчёный сыр.
     -Ты Алёну Палну имеешь в виду? Да куда он денется, между нами говоря…
     -Какая ты жестокая. Мне его жалко.
     -Девочки из ЦТЮ завтра собираются устроить акцию в поддержку Марка. Скидываются на тортик и угостят матэ. Ты в доле?
     -Обязательно. А ты?
     -Я – нет. Мне его не жалко, - передёрнула плечами Барбара. – Отрежь-ка мне ещё сыра с дырками, грамм сто пятьдесят. Лёшик заказал.
     -Как у вас с узакониванием отношений?
     Барбара сделала многозначительную паузу, в конце которой улыбнулась:
     -Он почти созрел, - и сделала жест, словно закрывала свой рот на замок. - Всё, молчу, чтоб не сглазить.
     -Держи, - Маша завернула "сыр с дырками" в пищевую плёнку и прилепила ценник со штрих-кодом. – Что-нибудь ещё?
     -Димке привет. Давно его не видела.
     -Передам.
     -А у вас как?
     -Ладим. Всё отлично.
     -Можно было и не спрашивать - у тебя это написано на лице.
     Маша покраснела.
     -Замуж ещё не звал?
     -Да не до того ему пока, - отмахнулась она.
     -Рада за вас, - шепнула Барбара и, салютнув прощально, отправилась к кассам.
     Маша посмотрела ей в след. Покупателей не было и она слегка задумалась, стоя за прилавком. Так, ни о чём. Вспомнилось раннее утро сегодняшнего дня, когда Вадим, по традиции, позвонил, поздравил с добрым утром, сказал, что едет на работу… Он всегда звонит, докладывает, как прошла ночь, иногда на бэк-вокале лает Генрих, иногда слышен голосок Богдана (если у Вадима есть время с утра везти его на занятия)… Маша улыбнулась мыслям и вдруг… перехватило дыхание, в глазах потемнело, в голове начался гул. Что происходит? Она схватилась за столик на котором стояли электронные весы. Перед глазами замелькали какие-то тени. Как показалось – призрачные фигуры задвигались по торговому залу магазинчика… Хотела позвать кого-нибудь, но не смогла произнести ни звука… Сколько это продолжалось – не известно, скорее всего, очень недолго, потому что Барбара как-то уж слишком долго стояла возле кассирши и никто из них не двигался – такое впечатление, что всё вокруг замерло, словно на стоп-кадре… Наваждение закончилось так же стремительно, как и нахлынуло. Маша склонилась к столику, опёрлась о него локтями, обхватила голову. Когда она снова выпрямилась, Барбара как раз выходила из магазина... Да, всё прошло без следа. Неужели это те самые последствия черепно-мозговой травмы, которыми пугали врачи? Да нет же, нет… А может, это память возвращается? Щёлкнул какой-то тумблер – и вот оно!.. Весь остаток дня Маша неустанно анализировала своё  состояние, силясь поставить возможный диагноз. Нет, ничего не изменилось, всё точно так же, как было. Кажется.

* * *
     -Ты не понимаешь! – горячо возразила Лиза. – Танец – это как биение сердца! Если ты считаешь, что танец – это исключительно техника, то у тебя ничего не получится.
     -У меня и так ничего не получается, - вздохнула Тата. – Я очень хочу научиться, но мне, наверно, не дано. Варвара Александровна говорит, что я деревянная, и она права.
     -Варвара Александровна нарочно так говорит, чтобы тебя раззадорить, разозлить. Должен кураж появиться. Неужели тебе не хочется доказать всему свету, что ты это МОЖЕШЬ? На зло!
     -Хочется, - промямлила Тата.
     -Хочется! – передразнила Лиза противным голосом. – Фу, ну нельзя же так!
     Был уже вечер, девочки шли с занятий в ЦТЮ. Чаще всего их отвозили на машине – Танин отец присылал за ними свой "Бумер". Лиза ненавидела эту машину (тонированный "эсесовец"). Вот и сегодня - уговорила Тату немного прогуляться по городу. У Паренаго-младшей ничего не получалось в хореографии (у неё вообще мало что получалось, ну разве что глазки строить) и Лиза, с некоторых пор, начала подозревать, что Тате не особо-то и хочется научиться танцевать. Тогда вопрос: зачем она потащилась за Лизой в ЦТЮ? Опять ревнует к Володе? Но ведь он, кажется, вернулся к ней, прощения попросил…
     Зазвонил сотовый. Папа.
     -Ты почему до сих пор не дома, дочь?
     -Мы решили прогуляться.
     -"Мы"?
     -С Таней.
     -Лиза, мерзопакостная погода, норд-ост, а ты погулять решила! Не серьёзно, девушка.
     -Мы уже скоро. Минут десять, не больше.
     Вздохнул:
     -Чего новенького на Плюке?
     -Ничего. Завтра на английском пишем сочинение.
     -На тему?
     -На тему "ку", как всегда в последнее время. Настасья Юрьевна стала очень рассеянной. Куда-то растеряла свой учительский азарт, потухла и побледнела...
     -Лиза…
     -Всё, пап, молчу.
     -Быстрее лапками шевели. Мама волнуется. Девять вечера. Могла бы позвонить ей, сказать, что задерживаешься.
     -Прости, я не подумала. Сейчас наберу…
     -Да я уж сам ей позвоню. Ты давай, бегом домой.
     -Бегу! Пока, пап!
     -До завтра.
     Лиза убрала телефон в карман пальто.
     -Говорят, твой отец скоро женится? – поинтересовалась Тата.
     -Надеюсь, - улыбнулась Лиза.
     -Странно получилось как бы – они, вроде бы, неплохо жили с Настасьей Юрьевной и вдруг - раз! - у него другая.
     -Всё к лучшему.
     -А это правда, что Настасья Юрьевна сама его бросила?
     -Да, - Лиза пожала плечами. - Думаю, что она, наконец-то, поняла, что лишняя в его жизни. Лишняя деталь интерьера.
     -Я вот вообще не понимаю, как можно променять Вадима Ефимовича на кого-то, - скептически скривила губки Тата. –  У меня как бы много репетиторов, но он – действительно лучший. Он превращает учёбу в игру, без напряга, очень органично. По его предметам - истории и английскому - я продвигаюсь гораздо быстрее, чем по всем остальным, вместе взятым. Эх, мне бы такого папу, тебе так повезло…
     -Чем плох твой отец? Ты мне однажды рассказывала, как вы с Конфуцием Исидоровичем в поход ходили – я позавидовала. Вот у меня, с моим папой, совсем другие отношения – он меня плющит с завидным  постоянством…
     -Тебе это только кажется. Ты смотришь не под тем углом как бы.
     -Возможно… Тат, а ты помнишь, как рассказывала мне про то, что твоя мама…
     -Что? Влюблена в твоего отца?
     -Ну, в общем, да. Всё уже в прошлом?
     -Если бы. Она по-прежнему с ума сходит, - вздохнула Тата, - как девчонка. Ты тоже не сомневалась бы, если бы видела, как она готовится к его приходу… Для того, чтобы мельком с ним увидеться и обменяться приветствиями, она как бы по часу перед зеркалом сидит, а то – бежит с самого утра в спа-салон или к косметологу. Я как бы давно заметила эту закономерность. Если бы Вадим Ефимович бывал у нас как бы чаще, мама разорила бы папу, - она снова вздохнула. – Обидно, что Вадиму Ефимовичу это всё как бы до лампочки. А теперь, после тех позорных разборок, когда тебя к гинекологу гоняли…
     -Меня к нему не гоняли. Я сама вызвалась пойти.
     -Не важно. После тех разборок он стал подчёркнуто холоден, маму это просто убивает, как бы. У неё тогда нервы сдали, и она пыталась меня защитить. Точнее, ей казалось, что она меня защищает. Мне так её жалко, так хотелось бы помочь – но я не знаю, чем.
     -Папа из тех людей, - сказала Лиза, - с кем лучше не портить отношений. Он редко прощает обиды и никогда ничего не забывает – помнит и всё добро, и всё зло. Если рассудить честь по чести – он справедливый и, главное, неподкупный. "Бить на жалость", в случае с ним, бесполезно.
     -Это точно как бы…

* * *
     Весна уже полностью завладела всем вокруг. СОлнца стало гораздо больше, ветрА поменяли своё направление и начали дуть, чаще всего, с юга. Сырой, комковатый снег, который всё же слегка припорошил в январе улицы, к концу марта окончательно сдал свои позиции, уступив место слякоти. И, хотя по ночам было ещё холодновато, Ефим Львович принялся вскапывать клумбы и грядки, расчищать их после зимы. Отец очень любил копаться в саду и с огромным удовольствием трудился на своей половине дома, а так же на половине Вадима. Нарочно выделял для этой цели несколько дней и весь с головой уходил в своё любимое хобби. Розы и клематисы необычайной красоты – плоды его терпеливой заботы. Нужно бы сыграть на обоюдной любви отца и Маши к живым растениям… Вадиму нравилось думать об этом. Он ловил себя на том, что становится не в меру сентиментальным, но и это обстоятельство ему так же нравилось.
     Вчера, встретившись с Настей в коридоре школы, внезапно заметил тени у неё под глазами, а подойдя поближе, понял, что она очень бледна.
     -Настасья Юрьевна, по-моему вы злоупотребляете работой. Я, конечно, знаю, что вы – трудоголик, но когда это начинает отражаться на внешности, значит что-то идёт не так, - сказал он.
     -Я была в медпункте. Неважно себя чувствую.
     -Нась, ну нельзя же так над собой издеваться, честное слово. Куда твой испанец смотрит?
     -Он тоже озабочен моим недомоганием. Давление в норме, всё остальное – тоже. Не знаем, на что и думать.
     -Могу Ирине позвонить, она договорится с любым врачом, только скажи.
     Настя улыбнулась:
     -Ты продолжаешь меня опекать…
     -Человек человеку друг, Настасья Юрьевна.
     -Спасибо. Я обязательно скажу...
     Разговоры в школе не затихали. Настю они нервировали, Вадиму были глубоко безразличны. Женщины отнеслись к происходящему как к увлекательному сериалу. Поначалу начали жалеть Вадима – жена его бросила, но он не теряет присутствия духа – а потом, когда Настасья Юрьевна, ни с того, ни с сего, вдруг начала чахнуть, поняли это по-своему, сделали выводы, и стали жалеть уже Настю. Вообще-то первой версией была беременность, но её быстро отмели: Настасья Юрьевна неоднократно повторяла, что заведёт ребёнка не раньше чем в тридцать лет. Второй версией выдвинули невозможность существования без бывшего мужа, который действительно её опекал и контролировал, почти как дочь. Ну, а третьей версией оказалась версия приворота. Судачили, что, вполне возможно, Настин испанец её приворожил – этим и объясняется её безумный (куда уж безумней!) поступок-развод… Всем известно, что люди, которых привораживают, очень мучаются, чахнут на глазах, и могут даже умереть! Разделились на два лагеря – в первом оказались рационалисты, которые не верили ни в какую паранормальщину, а во втором те, кто придерживался версии с приворотом. Смешно, правда? Школа, и вдруг какие-то предрассудки…
 
* * *
     …Большой футбольный мяч в чёрных шашечках, как такси, вылетел из ближайших кустов и засветил по лбу, вышибая из сна. Вадим проснулся, потёр лоб – приснится же такое! А до мяча этого, между прочим, снилось что-то хорошее, тёплое, летнее… Чёрт побери всех на свете футболистов! Вновь заснуть не получалось. Перебирая в голове всякую дребедень, как всегда по ночам выходящую на первый план, он внезапно сообразил, что лежит на спине, а правая рука выброшена в сторону так, что будь рядом Маша, подобный манёвр вряд ли удался бы. Он поднял голову – точно, пусто! Она же боится темноты - где можно пропадать так долго среди ночи? Вадим вышел из комнаты, огляделся. Света нигде нет. Странно. Что-то заставило заглянуть в гостиную. Стоило только приоткрыть дверь, как оттуда дохнуло сырым ледяным ветром. Посреди мрака светился грязно-оранжевый квадрат окна, а на подоконнике - женский силуэт…
     -Какого чёрта?! – Вадим бросился к окну, снял Машу с подоконника и закрыл раму.
     Пока он возился с задвижками на окнах, Маша безучастно стояла возле и не подавала никаких признаков жизни. В комнате было достаточно холодно, чтобы понять – возможно, окно простояло открытым около часа, а возможно и дольше. Что же делать, как её согреть? Единственное, что приходило на ум – ванна, горячий душ.
     -Ты зачем это сделала? – Вадим вновь подхватил Машу на руки.
     Она молчала.
     -Маруся, зачем ты открыла окно? – настойчиво повторил Вадим.
     -Что?
     Она даже не дрожала. Холодная и податливая, как мёртвая. Вадим лихорадочно вспоминал, есть ли в доме водка или коньяк. Коньяк, наверное, есть. И уж точно имеется мамино малиновое варенье, на случай простуды… Маша захлебнулась под душем, и будто проснулась. Во всяком случае, глаза приобрели более осмысленное выражение. Вадим крепко держал её за плечи.
     -Не думал, что ты ещё и по ночам лунатишь…
     -Я не луначу.
     -Тогда как назвать твоё сегодняшнее приключение?
     -Что?
     -Ты в самом деле ничего не помнишь?
     -Не знаю… Что ты пристал? Не знаю, ничего не знаю… Зачем ты приволок меня сюда? Я же мокрая вся. И мне очень холодно…
     -Ну, наконец-то! – Вадим убавил в кране холодную воду и заткнул пробкой сток в дне ванны.
     Слишком горячую воду сразу не включил – кто знает, насколько охладился её организм. Человек может буквально сгореть, если его, замёрзшего, сразу начнут усиленно согревать. Маша зябко обхватила себя за локти, её начал колотить озноб. С волос текла вода, коротенькая ночная сорочка  липла к телу (у Маши они все такие - по пояс - Вадим был давно проинструктирован, что это называется не "сорочка", а "топ", но для него разницы в названиях не было, главное, что Маша в своих "топах" и разноцветных, в тон им, бикини выглядела совершенно потрясающе!).
     -Вот это мне уже нравится, - одобрил Вадим, продолжая держать её под душем, и прибавил горячей воды.
     -Что это со мной? Сейчас ночь, да? И почему так холодно?
     -Садись.
     -Зачем?
     -Садись, говорю.
     Он переключил душ. Теперь из крана била упругая струя горячей воды. Маша смотрела на неё, по-прежнему мало что понимая. Зеркало запотело.
     -Где-то тут была горчица. Настя осенью насморк лечила…
     -Вадим, какая ещё горчица? Я не хочу в ванну с горчицей!
     -А тебя никто не спрашивает, хочешь ты в неё или нет. Может быть, ты пневмонию хочешь?
     -Не хочу.
     -Тогда сиди и помалкивай, - Вадим вытряхнул в ванну всю оставшуюся в пачке горчицу.
     Маша фыркнула, отгоняя руками жёлтую пыль:
     -Ты объяснишь, наконец, что произошло и почему я сижу в ванне, в одежде?
     -Ты открыла окно в гостиной, села на подоконник и принялась смотреть на луну. Снегурочка, тоже мне.
     -Не может быть… - она выстукивала зубами мелкую дрожь, обхватив руками колени.
     -Так оно и было, можешь поверить.
     -Ты только не свари меня. Можно раздеться? а то как-то странно себя чувствую...
     -Если хочешь.
     Маша стянула с себя всё, что на ней было надето (в мокром состоянии это выглядело ещё красивей, чем обычно!). "Хуже не стало", - мелькнуло в голове у Вадима, при взгляде на неё.
     -Не халтурь тут, я сейчас, - он отжал воду из снятых Машей невесомых вещичек, бросил их в стиральную машину и ушёл.
     Место Вадима возле ванны занял Генрих. Сонно сощурившись на свету, он опёрся передними лапками об акриловую ванну и тянул мордочку вверх, силясь заглянуть на Машу. Генрих теперь ночевал в детской, ему очень нравился мягкий коврик в углу, возле кроватки. Маша спустила руку и почесала пальцем его круглый лоб.
     -Дим! – позвала она, всё ещё стуча зубами, - Если не трудно, надень там по пути какие-нибудь брюки. Я не могу относиться серьёзно к парню в нижнем белье.
     -Ага, сейчас. Где тут мой смокинг? – отозвался он издалека.
     ...Когда Вадим возвратился с половиной бутылки коньяка в одной руке и чашкой чая с малиной в другой, Маша весело помахала ему рукой:
     -Привет!
     Она показала на коньяк:
     -Что, врачи рекомендуют для дома, для семьи?
     -Вроде того.
     -И снова вы без штанов, господин официант.
     -Хватит зубы заговаривать. Пей давай.
     -Что пить?
     -Для начала – коньяк.
     -Что, прямо из горлышка?
     -Слабо? – улыбнулся Вадим и передал ей стакан, который обычно использовался при чистке зубов.
     Маша ойкнула, отпив коньяка:
     -Жжётся… Ненавижу коньяк!
     -Допивай. Потом как раз чай немного остынет, - Вадим сел на край ванны. – Любопытно, что сказал бы о нас Данька… Тебе приснилось что-то?
     -Я не помню. Будто какой-то провал…
     -С тобой уже бывало такое?
     -Нет, никогда. Честное слово. Ну, или я не помню... В любом случае, никто ни о чём таком мне не говорил, а уж родители-то должны были знать и предупредили бы...
     -Просто… Я подумал - быть может, это из-за меня всё?
     -Из-за тебя?
     -Твоя жизнь резко изменилась, мы теперь всё время вместе… Нервная система перестраивается, дала сбой.
     -Думаешь, мои мозги преподнесли сюрприз?
     -Не реально?
     -Реально, - вздохнула Маша. – Я тоже об этом думаю. Дикие поступки в сомнамбулическом состоянии...
     -Ну да, ведь всякое бывает, нарколепсия например... Нужно в Интернете порыться.
     -А вдруг, я просто решила проверить, что ты станешь делать в экстремальной ситуации?
     -Не похоже… - Вадим передал ей кружку чая с малиной.
     -Не похоже, - согласно кивнула Маша. – Если ты сейчас скажешь, что, в целях оберегания моей психики, мы должны притормозить с нашими отношениями, я буду активно протестовать, так и знай.
     -Значит, наблюдаем и ничего не предпринимаем?
     -Ну да. Глупо?
     -Я бы сказал, рискованно.
     -Твой рекорд воздержания?
     -Не помню. Неделя, кажется. Ты согрелась?
     -Мне уже жарко, - Маша допила чай. – Интересно, который час…
     -Думаю, около четырёх.
     -Тебе же на работу в жуткую рань…
     -Ну и что? Послезавтра суббота. Отосплюсь.
     -Да, тем более что в субботу у меня как раз смена... Я сейчас горчицу с себя смою, и приду.
     Вадим поднялся с ванны, с пустой кружкой в руке:
     -Я теперь буду гостиную на ночь закрывать на ключ…
     Маша засмеялась:
     -Надеюсь, приключений больше не будет. Моя нервная система перестроится окончательно и бесповоротно, - она задёрнула занавеску.
     -Генрих, пойдём, наша девушка будет душ принимать…
     -Главное, Генриха спровадь, а сам можешь остаться.
     -С меня, на сегодня, достаточно водных процедур. Я срочно должен принять горизонтальное положение. Жду водяную нимфу в своём будуаре.
     -Я быстро, мой герой-спасатель, - откликнулась Маша, весело.

* * *
     Вот уже вторую неделю в ЦТЮ шло обсуждение героического поступка Марка Писарева. Да, он сделал это! А именно: сходил на свидание с "боссиней". И снова его жалели, угощали тортиками. Маша, которой до похода Вадима в гей-бар с Марком было невдомёк, почему все ЦТЮшные дамы настолько выделяют Писарева из общей массы доблестных коллег, теперь смотрела на всеобщие "уси-пуси" с изрядной долей иронии. Она присутствовала почти на всех "заседаниях фан-клуба", но, большей частью, лишь потому, что не хотела никого обидеть. Даже Марка. Маша теперь относилась  к нему… как к не слишком удачливой, но разборчивой дамочке.
     Всех живо интересовало, как же всё-таки прошло эпохальное свидание, но Марк молчал, а задавать наводящие вопросы не решались. Он ни с кем близко не дружил, а потому и "засылать" было некого. Его бедный нос заживал, отёк почти спал, и Писарев снова превращался в того писанного красавца, каким его все привыкли видеть. "Бентли" перестал ждать на автостоянке, Марк грустил, и это было видно невооружённым взглядом. Маша часто видела его сидящим в отдалении от всех. В такие минуты так и тянуло подсесть, сказать какие-то добрые слова… С Вадимом она на этот счёт не советовалась – чего доброго разозлится. С него, пожалуй, станется. С той памятной ночи в "обезьяннике" он слышать не мог о Марке, а Машу, с тех пор как они с Вадимом стали вместе жить, не покидало желание сделать счастливее весь белый свет…
     Марк сам нашёл её - она сидела в среду в зрительном зале (девочки из школы манекенщиц учились ходить по подиуму). Специально для них соорудили помост, поставили свет – и они дефилировали, жутко довольные собой и жизнью. Маша не должна была присутствовать, в её обязанности это не входило, но дома всё равно нечем заняться – Вадим репетиторствует сегодня до позднего вечера, Генрих у родителей, развлекает своим обществом Богдана… Нужно, пожалуй, поскорее знакомиться с родителями Вадима, это поможет почаще видеть Даньку, да и вообще - избавит от множества проблем… Марк заглянул в зал, увидел её и подсел в кресло рядом.
     -Привет, - сказал он.
     -Привет, - отозвалась Маша. – Как дела?
     -Да вот, мимо шёл. Смотрю - ты сидишь.
     -Время коротаю. Дома сегодня никого, Дима допоздна работает…
     Неожиданно он протянул ей шоколад. "Черника в йогурте".
     -Это по поводу чего? – удивилась Маша.
     -Просто так. Не любишь?
     -Люблю. Вкусный…
     -Угощайся. Поболтаем?
     -Поболтаем, - улыбнулась Маша, разламывая плитку.
     -Главный, и наболевший вопрос: как тебе С НИМ живётся?
     (Как ты сразу – с места и в карьер! Действительно у тебя наболело!)
     -Мне с ним… комфортно. Он – мой человек.
     -В чём это выражается?
     -Ну просто… мне с ним действительно хорошо. Иногда понимаем друг друга с полуслова. Говорят, что у него тяжёлый характер. Я этого не замечаю.
     -Да, характер у него ещё тот…
     -Марк, а сколько тебе лет?
     -Двадцать семь. В армии не был по зрению – у меня минус семь. Три с половиной года в этом городе.
     -Нравится?
     -Нет, но уже привык. Хорошо, что всё рядом – Сочи, Анапа, проблем с отдыхом у моря нет совсем. Хотел обратно домой уехать, никак не мог себя тут приспособить…
     -А ты откуда?
     -Из Питера.
     -Что, в самом деле?
     -На Питерца не похож?
     -Ты "акаешь" немного и говоришь медленно, я заметила. На фоне быстрого, южно-русского выговора, это бросается в глаза.
     -У Вадима тоже нет местного акцента…
     -Ну, он нарочно дикцию выправлял, у него это как бы искусственное, приобретённое, а у тебя – нет, у тебя настоящее.
     -Это хорошо или плохо?
     -Нормально, - Маша пожала плечами.
     -И у тебя - нездешний выговор.
     -Я - с Уральских гор.
     -Еврейка?
     -Нет. У меня полностью славянские корни.
     -Как отнеслась к тебе его мама? У евреев "мамо" – наипервейший человек в этой жизни.
     -Мы пока не знакомы. Вадим меня подготавливает понемногу. Родители ни во что не встревают. Маме он, действительно, каждый день звонит, но она ему никаких проповедей не читает, говорят просто о здоровье, о Богдане… Ты же в курсе, что у Вадима внезапно появился сын?
     -Да, наслышан. Все наши девчонки в восторге от мелодраматичной истории появления у Вадима сына… Я же из-за НЕГО в этом городе остался. Понимал, что шансов у меня нет, но остался. От него веет такой надёжностью, что… Ну невозможно устоять. Подумал, что найду себе здесь хорошего друга, что  народ южный, радушный… Радушный, да, но друга, такого о котором мечтал, здесь не нашёл. Теперь я понимаю, что нереально завысил планку, с НИМ никто не сравнится, а потому остаётся лишь грустить в одиночестве.
     -Не понимаю, - сказала Маша. – Если ждать нечего, зачем ты мучаешься тут?
     -Я сам не понимаю. Не поверишь, жениться решил с горя.
     -Серьёзно?
     -Ну да. На Алёне. Рассказал ей всё, она прониклась… Сейчас вот раздумываю, хватит ли у меня пороха, пытаюсь трезво оценить.
     -Фиктивный брак?
     -Нет, самый настоящий. Мы с ней так хорошо обо всём поговорили тогда… Она – милая девушка. Говорит, что любит меня… Как думаешь, может у нас что-то получИться?
     -Я не могу с ходу дать ответ на такой серьёзный вопрос.
     -ОН мне сказал… ну, в тот злополучный вечер, что ты очень проницательная и разбираешься в человеческой психике. Я подумал: а вдруг ты сможешь мне что-то посоветовать.
     Маша задумалась. Сказать по правде, Марк никогда не вызывал у неё хоть какой-то симпатии и копаться в его психике совсем не тянуло. Не то чтобы он был ей неприятен… Полное равнодушие. Так бывает: человек не вызывает у тебя никаких эмоций. С одной стороны это наверно хорошо, но с другой - равнодушие в общем-то вещь нехорошая и даже довольно жестокая. Можно было бы, для приличия, слегка поревновать что ли (эта, вновь приобретённая, эмоция Маше почему-то очень нравилась)… Но, если разобраться, ревновать Вадима к гею при том, что его лучший друг – транссексуал, просто смешно. Кстати, Марк, похоже, совершенно не в курсе насчёт Барбары… Она только-только собралась ответить что-нибудь ободряющее, как в зал заглянул Костя:
     -Марк Викторович, это не серьёзно – я с ног сбился, разыскивая вас! У меня на столе гора бумаг, нужны подписи на договорах…
     -Да-да, - рассеянно проговорил Марк, вставая. Он обернулся к Маше:
     -Мы не договорили, я так понимаю?
     -Да, пожалуй, - откликнулась Маша. – Мне нужно обдумать то, что ты сказал.
     -Спасибо, - кивнул Марк, уходя следом за Костей.
     -Ты шоколад забыл.
     -Это – тебе.

* * *
     Тишина, белый, дневной свет в окнах. Незнакомая комната, прозрачные белые занавеси – что за ткань?.. Никак не вспомнить название… А что это за дом, и как она сюда попала? Камин с тлеющими углями… Однажды удалось упросить Вадима растопить камин в библиотеке. Богдан как раз был у них – потому, наверное, и согласился. Необычный запах нагревшегося камня (здесь его не ощущается), и чувства какие-то… не описать. Стало так уютно, действительно припомнился Шерлок Холмс, его трубка… И Данька сразу проникся, притащил из детской свою любимую книжку, пытался её "читать"… Между прочим, он действительно знает, как пишутся многие слова и, судя по всему, очень скоро начнёт читать книжки самостоятельно. Вадим задался целью научить сына английскому, и тот делает успехи. Главное, что малышу это нравится. А может быть, просто-напросто, его папа очень хороший педагог… Так что же это всё-таки за дом? Маша ощутила прикосновение к лицу паутины. Вздрогнула и брезгливо стёрла её со щеки. Она так боится пауков! Брр! Арахнофобия... А запах-то всё же какой-то присутствует. И неприятный. Спёртый воздух, как в склепе. Огляделась, прошла вглубь дома. Красиво и дорого: дерево, бархат, позолота… Что-то подобное можно видеть в Голливудских фильмах типа "Крёстного отца". Поняла, наконец, что ищет: выход, дверь наружу. Да-да, конечно - дверь! Нужно выбраться отсюда… Но... вокруг только стены и закрытые окна с прозрачными белыми занавесками. Побродив по дому какое-то время, Маша, наконец, замечает приоткрытую дверь. Наверняка это вход в какую-нибудь глухую комнату в модерновом стиле, но попытаться всё же стоит…
     Открывающееся взгляду пространство освещено тусклым, желтоватым светом, непонятно откуда исходящим. Общий тон обстановки – багрово-золотой. В деталях рассмотреть не удалось, потому что всё внимание Маши поглотило нечто совсем другое. Она увидела круглый стол под длинной скатертью, достающей до пола своими концами с золотой бахромой. За столом, в ленивых позах, сидели две полуголые, размалёванные девицы (одна - постарше, другая – помоложе, хотя, при наличии такой боевой раскраски, возраст определить практически невозможно) и, прикрыв глаза, сквозь ресницы, поглядывали на неё. Впрочем, нет, поглядывала только одна, та, что показалась помоложе. Вторая выглядела совершенно безучастной. Во взгляде, цепко вцепившемся в Машу, улавливалось что-то пугающее. Прямо напротив обнаружилось окно, и за стеклом - ночь. (Ночь?) Ночь необычного, очень красивого, тёмно-фиалкового цвета…  А на подоконнике сидел человек, облачённый во что-то тёмно-багровое. Длинные чёрные волосы собраны на затылке в хвост, руки он скрестил на груди, голову склонил. Весь его вид говорил об отстранённости и размышлении. Маша сделала нерешительный шаг в сторону окна, окончательно поняв, что неприятный запах исходит именно из этой комнаты (а не так ли пахнет в аду?). Человек на подоконнике, услышав приближающиеся шаги, поднял голову, и она узнала Вадима.
     -Что ты здесь делаешь? – вырвалось у неё.
     -Жду тебя, - ответил он, хищно улыбнувшись.
     Нет-нет, как можно было обознаться – это кто-то чужой и опасный. У него резкий, незнакомый голос, он матово, безжизненно бледен и ещё, у него очень тёмные, как вишни, глаза и слишком чёрные волосы, да и "хвост" Вадимом уже давно сострижен… Если бы Вадим был хоть чуть-чуть на него похож, Маша не влюбилась бы, и никогда не поверила бы ему… Нет-нет, никогда!.. Но Боже мой, как красив этот человек!
     -Кто они? – Маша показала в сторону стола.
     Её голос глухо отозвался под потолком.
     -"Они"? О ком ты спрашиваешь?
     Маша обернулась и увидела, что за столом никого нет.
     -Две женщины только что сидели здесь…
     -Ах, эти… Они ушли.
     -Как ушли? Куда?
     (Я тоже хочу уйти! Покажите мне, куда они ушли!)
     -Я не слышала, как кто-то уходил. Что происходит?
     -Как же много у тебя вопросов! – раздался совсем рядом чужой, насмешливый голос.
     Маша сделала шаг назад, прочь, подальше от этого человека.
     -Пойдём, - сказал незнакомец, притронувшись к её руке.
     Дрожь пробежала по телу: его руки были холодны настолько, что прожигали холодом насквозь. С трудом преодолевая оцепенение, почти не отдавая себе отчёта в том, что делает, Маша сложила пальцы для крестного знамения и прошептала: "Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя твоё…" Комната тот час же затуманилась, исказилась, и как бы стекла размытой краской, оставляя за собой сплошную черноту. Маша начала задыхаться и с силой дёрнула за нечто, душно накрывшее её с головой. Она услышала звук, будто мимо на бешеной скорости промчался автомобиль, и пришла в себя, сразу же поняв, что кто-то шлёпает её по щекам.
     -Маша! – испуганно вскрикнул женский голос.
     Она поняла, что лежит на диванчике в подсобке, а вокруг суетится одна из коллег.
     -Слава Богу, очухалась! – коллега обмахивала её полотенцем.
     -Что… случилось? – с трудом проговорила Маша.
     -Я пришла тебя будить, уже утро, а ты задыхаешься, губы синие… С тобой такое часто бывает?
     -Никогда, - она покрутила головой и села. – Мне кошмар приснился…
     -Ничего себе! Так можно и концы отдать. Ффу! – она упала на стул, теперь уже обмахивая полотенцем себя. – Валерьянки накапать?
     -Да, пожалуйста… - пошатываясь, Маша подошла к раковине, включила холодную воду и умылась.
     -Ты всего час спала. Как можно за час увидеть такой кошмар, чтоб чуть не умереть?
     -Я вообще редко помню сны, но этот…
     -Только не рассказывай! Мой детский кошмар – Фредди Крюгер, я спать спокойно не буду!
     Маша через силу улыбнулась и налила воды в кружку, куда заботливая коллега уже накапала валерьянки…

* * *
     -Такая красавица, - почему-то вздохнув, сказала мама.
     -Это недостаток?
     -Зависит от того, как посмотреть. Если тебя не пугают всеобщие восхищённые взгляды на твою жену, то проблем, вероятно, не будет.
     -Мама, ты преувеличиваешь проблему.
     -Не думаю. Ты же сам мне сказал, что влюбился с первого взгляда и мучился потом целый год.
     -Ну, было такое, не спорю…
     -А где гарантия, что ты один такой? Я не убеждаю тебя не жениться, я лишь хочу, чтоб ты ещё раз всё хорошенько взвесил.
     -Да мы пока и не собираемся жениться…
     -Ты постоянно чего-то недоговариваешь, Дима. Мне она нравится. Главное: она тебя действительно любит и это очень заметно - так смотрит! - мама улыбнулась - Вадим ощутил её улыбку даже по телефону. - Вы очень красивая и гармоничная пара, но вы оба что-то скрываете…
     Воскресным утром Вадим познакомил родителей с Машей. Всё прошло тихо и мирно. Не было напряга и показухи. Вместе попили чаю, Богдан показал Маше свои новые рисунки, они уединились в уголочке, где стоял маленький столик, долго там шептались и рисовали. Как потом сказала Маша – открытку для бабушки к Восьмому марта. Отец был необычайно оживлён и красноречив, из чего Вадим сделал вывод: папа абсолютно покорён. Прощаясь, поцеловал Маше руку. Мама держалась более сдержанно, но смотрела без неприязни, и это хорошо. Вадим заметил, что маму слегка задело поведение отца (потому она и заговорила про всеобщие восхищённые взгляды)... Насчёт "вы оба что-то скрываете" - он не заморачивался. Ещё в январе было решено не вспоминать о прошлом (Маша долго смеялась, когда он показал ей то самое фото в своём телефоне и поведал о размышлениях на тему) - они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО перечеркнули всё, что было прежде, и не сказать, что кому-то из них это причиняло неудобства. Теперь вот мама позвонила (вечером, в воскресенье), нарочно подгадав момент, когда Маша на работе, и устроила небольшой "разбор полётов". Между прочим, проницательная "водяная нимфа" предсказала и сам этот звонок, и почти дословно озвучила, о чём будет разговор. Не совпали с мамиными её слова только в пункте "мне она нравится". Маша считала, что Ида Александровна здесь скажет: "она мне не понравилась".
     -Мы слишком долго шли друг к другу, - сказал Вадим. – Вот и всё.
     -У неё было что-то в прошлом?
     -У меня тоже много чего было в прошлом.
     -Но ты – мужчина.
     -Я знаю. Но разве это даёт мне какие-то бонусы? Поверь, мои грехи и беды несоизмеримы с тем, что пришлось пережить ей. Это я должен валяться у неё в ногах за то, что простила и подпустила. Я, понимаешь?
     -"Простила"?
     -Простила мне чужую вину.
     -Ты можешь сказать, что с ней было? Изнасилование?
     -Можно не отвечать?
     -Но ты смог с этим смириться?
     -Мне не с чем смиряться. Я её люблю и хочу сделать счастливой.
     Мама помолчала. Показалось, что она борется с чем-то.
     -Ты сильный. Ты сможешь, - сказала она, наконец. – Вот что, ты передай Маше, чтоб заходила во вторник. У неё же выходной? Ты на работе целый день. Пусть заходит. Она интересовалась кошерной кухней – поделюсь рецептами. С Даней погуляют в саду – там сейчас хорошо. Малыш к ней тянется – они так хорошо шептались в уголочке... Я была растрогана.
     Вадим улыбнулся:
     -Я передам. Вы поладите, уверен. И… мама, пожалуйста, ничего не спрашивай у неё о том, когда мы планируем обзавестись совместным ребёнком. Очень прошу.

* * *
     Что же это такое? Вроде бы всё в порядке, нашли общий язык с мамой Вадима (в основном на тему воспитания Богдана). Маша боялась, что вот-вот Ида Александровна задаст вопрос о том, не планирует ли она, в самом скором времени, подарить ей ещё одного внука, но, вроде бы, обошлось. Понятия не имела, что отвечать. Вадим тему тактично обходил и старался вообще как можно меньше говорить о маленьких детях, на работе давно знали, что Маша не может быть матерью, а потому не докучали, в ЦТЮ довольствовались отговорками… Барбара, и та о детях замолчала (прежде постоянно намекала, что Маше уже давно пора обзавестись малышом), возможно, не без участия Вадима (больше всего пугало то, что Барби тоже, возможно, прочитала статью в Интернете!)... А вот перед Идой Александровной, если бы та задала злополучный "вопрос на тему", пришлось бы разоружаться полностью, рассказывать что-то, объяснять… Итак, всё, вроде бы, шло отлично. Никто ни о чём не спросил, весна опять же, солнце, тёплый ветерок, почки набухают, вот-вот проклюнутся, абрикосы в садах цветут… Так почему же она всё глубже погружается то ли в депрессию, то ли в хандру (не разберёшь)? Будто бы душу вытягивают через соломинку для коктейля. Немного лучше становилось, когда Вадим рядом, иначе – беспокойство, беспричинный страх… Неужели она (без малейшей причины) настолько боится потерять его?
     ...Троллейбус катил по мокрой дороге. Народу в нём немного, каждый размышлял о чём-то своём… И вдруг подумалось: пожалуй, самым ужасным было бы проснуться – даже не в пустой квартире на первом этаже, с заросшими виноградом окнами - а в том доме, который находится теперь за сотни километров отсюда, проснуться и понять: ничего нет и не было. Новая жизнь ей только приснилась… Всё, всё, нужно успокоиться. Завтра суббота, у них обоих - выходной, Ефим Львович собирается везти внука в зоопарк, и это значит, что по меньшей мере полдня можно будет побыть вдвоём, в тишине… Какая-то сила подхватила Машу с места и вытолкнула из троллейбуса. Некоторое время она стояла на остановке, силясь понять, что происходит, и зачем ей понадобилось выходить здесь, а когда троллейбус отъехал, шагнула прямо на проезжую часть. В чувство её не привёл даже визг тормозов красного "Опеля", проехавшего едва ли не по ногам. Лишь перейдя дорогу, Маша поняла, что едва не погибла. Чувство страха стало таким сильным, что сердце зашлось в безумных толчках, вот-вот выскочит. Она отыскала взглядом скамеечку (оказалось, что забрела в  какой-то маленький парк), села, не заметив, что скамейка мокрая, и постаралась прийти в себя. Люди неспешно прогуливались, совершая вечерний моцион, мамы вели детей по домам, горели фонари… Сходить к врачу?.. Ведь должна же быть какая-то причина. Маша отказывалась верить, что психика (по мнению Вадима) подкидывает ей сюрпризы. Эмоции, которые она испытывает теперь каждодневно, только положительные, никаких стрессов и срывов – организм просто не может так реагировать на жизнь с любимым человеком! Здесь должна быть другая причина… Что-то извне, не зависящее от Машиного душевного состояния. Но что? Что это может быть?

* * *
     Она проснулась с тяжёлой головной болью. Сколько не пыталась – никак не могла припомнить, что снилось ночью, хотя чувствовала: что-то снилось. И от этого было как-то не по себе. Вадим ушёл на работу совершенно беззвучно – не проснулась. Ей нравилось провожать его, готовить завтрак, варить кофе… Почему именно по утрам кофе так чудесно пахнет? Вадим постоянно выговаривал ей, что она совершенно напрасно вскакивает в такую рань, но Маша знала: он просто обожает, когда она готовит ему завтрак! И ради этого готова была вставать гораздо раньше. Тем более, если встать чуть раньше, можно начать утро с любви. Когда день начинается с любви, то всё в этом дне потом ладится, уже проверено…
     Сегодня было не так. Прохожие норовили перебежать дорогу (самая дурацкая из примет!), путались под ногами, автомобилисты парковались, как полные кретины, поперёк пешеходных дорожек… В довершение всего попала под дождь с градом и, смешно поскользнувшись, растянулась на тротуаре. Испачкала брюки и ободрала руку. Вот невезуха! А в ЦТЮ этот занудливый Марк ходил кругами, намекал на то, что желает посекретничать (с завидным постоянством он теперь угощал её то конфетами, то орешками, то фруктами и даже цветочек какой-то принёс)… Да что там секретничать? Ну, завалила его боссиня Алёна Пална, это и ежу понятно. Подробностей Маше знать не хотелось, наверняка они совершенно отвратительны… Что ж, если Марку не надоест ждать у моря погоды, придётся уступить его терпению и настойчивости.
     Голова просто раскалывалась, и, в конце концов, стало слегка "подглючивать" – слышался какой-то невнятный шёпот. Оборачивалась, смотрела по сторонам – ничего, естественно. М-да. День не заладился с самого начала - нужно, пожалуй, вечером потребовать с Вадима компенсацию…
     В дверь гримёрки постучали.
     -Да? – откликнулась Маша.
     В дверной проём заглянула молодая женщина и приветливо улыбнулась, сверкнув винирами.
     -Здравствуйте! Вы же визажист, я не ошиблась?
     -Я - визажист, - кивнула Маша. Она была не очень расположена к беседам, но не выгонять же непрошенную гостью…
     -Я всего на пару слов, - заявила пришелица и представилась:
     -Людмила.
     Маша кивнула и тоже улыбнулась (она подумала, что нет надобности называть своё имя в то время как на груди висит бэйджик). Людмила была из тех женщин, при взгляде на которых невольно осматриваешь их с ног до головы – она просто создана для того, чтобы все на неё глазели (женщины - с некоторой ревностью, мужчины – с восхищением). Сапоги на высоченных каблуках, миниюбка "только-только", белая (как это называется? "в облипку"?) водолазка, под которой, разумеется, нет ни намёка на бюстгальтер, четвёртый (по всей вероятности) размер, ноги "от ушей",  блондинка! "Жуть какая!" – определила Маша и даже повеселела. Такого точного воплощения мужских эротических фантазий она в своей жизни ещё не встречала. Ей бы костюм медсестры – тогда клинический набор будет в полном комплекте! В то же самое время, гостья не производила впечатление вульгарной девицы – всё в ней в меру, и со вкусом – полный порядок.
     -У меня к вам предложение, Машенька, - (ага, читать умеем, это тоже радует). – Моя дочь Таня занимается в танцевальной студии. Я знаю, что вы много рассказываете девочкам о макияже и декоративной косметике, учите правильно пользоваться этой косметикой, даёте советы профессионала. Главное, что вы для них – авторитет. Видите ли, моя дочь, она как бы эмо, и меня просто убивает её макияж! Мы готовим девочку к поступлению в серьёзный ВУЗ, а потому чрезмерное увлечение косметикой и подводочными карандашами, мягко говоря, не радует. Машенька, вы не могли бы провести беседу о том, что, молодой коже декоративная косметика вредна и абсолютно не нужна? Намекните, что шестнадцатилетних девочек уродует макияж. Я вас очень прошу.
     -А что, кто-то из учениц танцевальной студии злоупотребляет косметикой? – удивилась Маша. – В таком случае, она ни разу не появилась в ЦТЮ в боевой раскраске, потому что на занятиях я не видела ни одной девочки с кричащим макияжем. Ну, разве что тушь и немного помады...
     -Вы не шутите? – не поверила Людмила.
     -Не шучу.
     -Выходит, что я зря паникую?
     -Я, конечно, не могу утверждать на сто процентов потому, что бываю тут не каждый день...
     -Вы меня порадовали, - объявила гостья.
     Маша постаралась улыбнуться как можно дружелюбней, параллельно припоминая, что на звонке какой-то Людмилы у Вадима стояла песня "Wrong" (вот любопытно, теперь, на новом телефоне, он снова поставил ей эту же музыку?).
     -Вы очень нравитесь девочкам, - сказала Людмила, прощаясь.

* * *
     После ухода Людмилы прошло меньше минуты, как в дверь гримёрки неожиданно заглянула Лиза.
     -Привет, - удивлённо сказала Маша. – Ты же сказала, что у тебя сегодня совершенно нет времени посплетничать и после занятий ты бегом бежишь домой, потому что мама просила.
     -Времени нет, - согласилась Лиза. Она вошла, закрыла за собой дверь и оглянулась на неё, как видно для того, чтобы удостовериться, что дверь плотно закрыта. – Но я увидела, как отсюда вышла мать Татки Паренаго. Мне не привиделось?
     -Это ты про диву в белом?
     -Именно. Чего она от тебя хотела?
     -Просила поговорить с вами о том, что косметика вредна молодой коже, и она, в общем-то, права. Возможно, я устрою маленькую лекцию на эту тему.
     -А, - засмеялась Лиза, - это она про Татку? Вот кто мажется, как индеец на войну! Она без чёрного подводочного карандаша и пудры тона "Ivory" себя не мыслит. Даже спит в макияже!
     -Да? – рассеянно переспросила Маша. Ей пришла в голову странная мысль… Вспомнился сон про дом без дверей с участием размалёванных девиц, которые, кстати сказать, показались ей именно эмо… Совпадение?
     -А ты знаешь, что Таткина мать по уши влюблена в папу и что он проводит у них дома, по меньшей мере, по шесть часов в неделю?
     Маша не нашлась, что сказать, а потому промолчала, чуть пожав плечами.
     -Она приходила, чтобы на тебя посмотреть. Вот стерва! – Лиза была вне себя от возмущения. – А ты сегодня не очень хорошо выглядишь, как назло…
     -Немного нездоровится.
     -Да я понимаю, всякое бывает. Кто же знал, что она заявится? Вот стерва! – повторила Лиза.
     -Ты настолько не уверена в отце?
     -Я уверена только в том, что ненавижу её, - сказала девочка жёстко.
     -Но я верю ему. Слышишь, Лиза? Я верю ему, как себе. Он не предаст меня. Сомневаться в нём - значит оскорблять его, это неправильно.
     Лиза посмотрела задумчиво. Молчала довольно долго.
     -Прости, - сказала она наконец. – Я, наверно, паникёрша. Увидела её и чуть не заорала: "Вон отсюда!" Ты не представляешь, чего ему стоит эта его работа. И я не представляю. Догадываюсь, что Таткина мать устраивает какие-нибудь спектакли на грани фола, издевается от души и унижает. Всю прислугу настроила против. Мне Татка намекала. Её отца практически никогда нет, а мать ходит по дому полуголой... Мне жалко папу, он не виноват, что она в него влюбилась и теперь срывает на нём же своё зло!
     -Тебя это расстраивает?
     -Мне от этого больно. Я видела однажды по какому-то телеканалу, как погонщики бьют слонов. Было до слёз жалко этих великанов – они такие беззащитные перед людской жестокостью! Так же и папа. Есть вещи, которым он противостоять не может. Морально – да, но не физически.
     -Но у него есть мы, Лиза. В наших силах его поддержать. И мы сделаем всё от нас зависящее. Ведь так?
     -Ты меня понимаешь, - кивнула Лиза. – Теперь нас двое. Я очень рада, что ты появилась в папиной жизни. Можно я тебя поцелую?
     Они обнялись, и девочка поцеловала Машу в щёку. Параллельно зазвонил Лизин телефон.
     -Да, мама! Я уже бегу, - протараторила она в трубку.
     -Мы сегодня купаем кота, - пояснила она Маше. – Это целый ритуал, практически на весь остаток вечера, так что нужно бежать…
     И уже подойдя к двери, девочка обернулась:
     -Мама очень любила папу, но у неё не хватило сил на то, чтобы быть с ним рядом. Это трудно. Обещай, что не позволишь себе устать и сдаться?
     -Буду очень стараться. Честное слово, - у Маши тоже слёзы навернулись. Она только сейчас в полной мере осознала, насколько близки Вадим и Лиза, и как, должно быть, этой девочке сложно быть его ангелом-хранителем… Но ничего, теперь-то их действительно двое!
     -Пока! – Лиза махнула рукой, - Я тебя люблю!
     И скрылась за дверью.

ГЛАВА ВТОРАЯ
ЭЙ, КТО-НИБУДЬ! СРОЧНО ВЫЗОВИТЕ СЮДА ДИНА И СЭМА ВИНЧЕСТЕРОВ!
     Вадим не любил городской рынок. К несчастью, и мама, и Маша, как сговорившись, рынок обожали – продукция окрестных посёлков и деревенских жителей (будь то необычайно жирная сметана, самодельное сливочное масло, козье молоко или какой-то невероятный рулет с маком) вызывала у них полный, неуправляемый  восторг. Вот и приходилось, время от времени, приезжать сюда, покупать заказанные продукты. Обеих этих женщин хотелось порадовать, чего уж там… Сегодня было сыро, ветренно, и хотелось поскорее отсюда слинять. Вадим никак не мог найти козье молоко (Богдан не переносил лактозу, а маме и Маше так хотелось, чтобы малыш пил молоко! Разумеется, Вадиму тоже этого хотелось!) – куда-то запропастилась привычная бабуся – пришлось наводить справки. В конце концов, он всё-таки нашёл продавщицу козьего молока – молодая армянка бойко рекламировала свой товар. Он придирчиво осмотрел её инвентарь, и, в общем-то, не нашёл к чему придраться: кругом беленькие салфеточки, на руках белые перчатки (когда брала у покупателей деньги, перчатки снимала – должно быть, очень утомительно целый день то снимать, то надевать перчатки!)… Когда она наливала молоко в банку, странно посмотрела на Вадима. Совершенно не так, как смотрела на предыдущих покупателей. Он не понял, в чём дело. Так смотрят на человека, если, к примеру, обознались, ну или что-то вроде того. Девушку эту он никогда раньше не видел (память на лица у него была хорошая), а потому решил, что она, видно, действительно, обозналась и успокоился. Но, когда он уже было вышел с территории рынка армянка догнала его.
     -Молодой человек! – догнала и тронула за рукав пальто. – У вас есть минутка?
     У неё был сильный акцент, да и выглядела она колоритно – смуглая, кудрявая брюнетка с огромными чёрными глазищами, красивая, статная (оттого и приглядывался к ней долго – странно, каким образом вышло, что такая девушка торгует на базаре козьим молоком? внешность, мягко говоря, не подходящая), ну, разве что чуть полноватая (а такие ему всегда нравились, между прочим)...
     -Минутка есть, - кивнул Вадим. Минутки не было, но как устоять перед красивой девушкой?
     -ТорОпитесь, - сказала девушка, как бы констатируя факт. – Но я надолго не задержу. Беда с вами приключилась. Два человека. Две женщины. Через вас их погубить хотят. К вам подбираются.
     -А если поточнее?
     -Кто-то ворожит. По старинным книгам ворожит.
     -До свидания.
     -Нет! Постойте! Я не сумасшедшая! Да подождите же!
     -Девушка, у меня нет ни времени, ни малейшего желания выслушивать всякий бред.
     -Мария, - вдруг сказала девушка. – Маруся. Вы называете её "Маруся".
     Вадим остановился.
     -С ней происходят непонятные вещи. Что-то вроде галлюцинаций. Быть может, снятся кошмары…
     У Вадима и Маши не было секретов друг от друга. Она рассказала ему и о сне про дом без дверей, и о том, как чуть не попала под машину… Вадим склонен был смотреть на происходящее рационально и даже собирался навести справки, чтобы сводить подругу к хорошему психиатру - тот успокоит их, выпишет какую-нибудь микстурку…
     -Это - не то, что вы думаете, это - чёрная магия. Порча, - девушка говорила горячо и убедительно. – Пробито поле в районе головы, это плохо, дальше будет ещё хуже, - армянка держала его за руку (когда взяла – не заметил), и словно считывала какую-то информацию, глядя в пространство. – У неё что-то было с головой… Не очень давно. Травма?
     -Черепно-мозговая, - удивлённо ответил Вадим.
     -Она пережила какое-то страшное потрясение… Насилие? – армянка покрутила головой, пробормотала что-то по-армянски, посмотрела на Вадима. – Ох, это чудовищно… - и добавила испуганно:
     -Вы всё знаете?
     -Знаю, - кивнул Вадим.
     -Простите, я просто не ожидала, потому влезла своим носом… То, что происходит с ней сейчас – это не обычная порча. Ворожба вытащила на поверхность тайные страхи, связанные с тем, что с ней когда-то было. Страхи, скорее всего, трансформируются в кошмарные образы и сумасбродные поступки. Боюсь предполагать, но в подобном состоянии недалеко до бессознательных попыток наложить на себя руки – броситься под поезд, например. Её травмированный мозг может взорваться, довести до сумасшествия, и она навсегда уйдёт в царство грёз.
     Вадим вздрогнул.
     -Вам лучше не спускать с неё глаз, следить за каждым шагом, - продолжала армянка. - Но у вас есть ещё одна женщина… Ей сделали приворот… Ничего не понимаю… Какой-то разрыв… Вы недавно развелись со своей женой?
     Вадим смотрел на неё в полном параличе.
     -Её приворожили. Она не по своей воле от вас ушла…
     -Всё, не могу больше.
     -Стойте! Порча Маруси сделана на смерть. Произошло это недавно, две недели назад, не больше – время есть, но с учётом её травмы... Она может не выдержать. А вторая девушка уже близко совсем, её приворот сделан давно – очень скоро она начнёт терять силы и совсем зачахнет. Вам безразлично?
     Армянка быстро вытащила из кармана блокнотик и что-то написала:
     -Проверьте, где-то у Маруси в одежде. Узелок. Так называемый "ведьмовской мешочек". Если найдёте, позвоните. Я помогу. Вы не думайте, я не зарабатываю этим деньги. Я козочек развожу! Вы можете меня здесь найти, каждый день.
     Он посмотрел на цифры, написанные на листочке из блокнота. Чуть выше имя: "Руфь", подчёркнуто двумя чертами. Когда поднял голову – уже никого перед собой не увидел.
     "Вторая уже совсем близко"… Как это понимать? Настя на больничном. Вчера разговаривал с Нелли Яновной – говорит, что у Насти нервы сдали. Дословно: "Её можно понять. Сам понимаешь: развод, а ей всего 25. Очень переживает, считает, что обидела тебя ни за что, что очень плохо себя вела, недостойно… Ты бы позвонил ей, поговорил. Ты же умеешь." Вадим не очень представлял, о чём тут можно говорить. Ну, развелись и развелись. Да и какие разговоры могут быть - рядом с ней тот о ком она мечтала, тот, к которому отпустил её с миром... Но, пожалуй, нужно всё же позвонить, чтоб не накручивала себя…

* * *
     По обыкновению шаркая тапочками, хозяин квартиры дядя Сёма, крепкий, как сыроежка, старичок, подошёл к телефону.
     -АллЕ?
     -Добрый вечер.
     -Здравствуй, мил человек.
     -Будьте добры, подскажите, Настя, ваша квартирантка, дома?
     -Дома. Спит наверно. Приболела она.
     -Вы не могли бы её разбудить?
     -Я ж тебе говорю: приболела, спит.
     -Разбудите пожалуйста. Это важно.
     -Ну хорошо, - наконец согласился старичок.
     Трубка брякнула о тумбочку (или где там у них стоит телефонный аппарат).
     Вадим вернулся с рынка сам не свой. К тому времени, как пришла с работы Маша, он успел свозить Богдана на тренировку, потренироваться сам, и съездить к Паренаго (сегодня ограничились полутора часами английского, писали диктант). По средам у него обычно было всего два урока, и в этот день он успевал переделать кучу дел… После встречи на рынке всё валилось из рук, но с привычного графика не сбился (а потому, в конце дня, чувствовал себя совсем хреново). Естественно, Маша тут же уловила, что он сам не свой - пришлось выкладывать накопившееся, вплоть до странных пророчеств продавщицы козьего молока. В отличие от Вадима, Маша, с самого начала, восприняла слова "колдуньи" очень серьёзно. Это она настояла на звонке Насте и сидела сейчас рядом, заглядывая в глаза… Мобильный не отвечал – пришлось звонить Нелли Яновне и спрашивать номер телефона квартиры, которую Настя снимала со своим Испанцем.
     -АллЕ, ты слушаешь?
     -Да, я здесь.
     -Я постучал, она не ответила. Тогда я зашёл. Она спит. Попробовал разбудить – не просыпается никак, и вся белая.
     Вадим побледнел. Маша приникла ухом к трубке.
     -Она одна? А где…
     -Максим? Максим на работе. Он раньше девяти вечера…
     -Звоните в "скорую".
     -Да я, мил человек, рад вызвать, только цифр не вижу, мельтешит всё перед глазами. Мне обычно Настя или Максим набирают…
     -Назовите свой адрес, я сам вызову.
     -Что ты сказал?
     -Адрес ваш продиктуйте, я вызову "скорую". Только, пожалуйста, побыстрее.
     -Да уж ты вызови, мил человек, я думаю, что совсем плохо Насте…

* * *
     -Ну, и как это понимать?
     -Только не начинай себя грызть, великий самоед, совесть мира. Ты ни в чём не виноват. Она сама тебя бросила и даже если у неё теперь на почве этого нервный срыв…
     -Марусь, человек в реанимации, нельзя же так, в конце концов! - перебил Вадим.
     -Нельзя, - согласилась Маша. – Но мне не нравится, что ты так нервничаешь из-за бывшей жены. И перестань, пожалуйста, ходить, у меня голова кружится.
     -Сел, - он сел в кресло. – Прости, наорал на тебя. Я с ней три года нянчился, не отвык ещё.
     -Ты уж лучше ори. Когда ты спокоен в какой-то драматической ситуации, мне становится страшно. Я даже где-то рада, что иногда ты тоже психуешь, как все нормальные люди.
     -Тут никаких нервов не хватит, когда продавщица козьего молока вдруг оказывается ясновидящей.
     -Я думала, ты не поверил.
     -Не поверишь тут… Послушай, она сказала, что у тебя в одежде должна находиться какая-то колдовская хрень. Давай поищем? Не найдём – завтра же отправимся к психиатру. Причём оба.
     Маша помолчала, сидя в кресле. Генрих разместился у её ног, грыз любимую игрушку.
     -Считаешь, что я паникую? – спросил Вадим.
     -Я не знаю… Мне жутко. Никогда не сталкивалась с подобными вещами...
     -Сиди здесь. Я сам.
     -Нет уж, вместе пошли.
     Зашли в прихожую, осмотрелись.
     -В туфлях вряд ли что-то есть. Я бы почувствовала.
     -Что именно ты почувствовала бы? Я не представляю, что мы должны искать.
     -Ведьмовской мешочек – это действительно маленький мешочек с какими-нибудь косточками, травинками, землёй или пеплом… Ну я точно не знаю, что они туда кладут. Возможно, каждый раз разное.
     -А про этот мешочек вообще откуда знаешь?
     -Шутишь? Мой любимый сериал "Сверхъестественное", там всё это есть в избытке. Ты же смотрел.
     -Про ведьмовские мешочки я как-то пропустил, по-видимому…
     -А, ну да, я понимаю, конечно, ты в этом сериале всё больше на красивых девчонок пялишься. Их там тоже в избытке, как и колдовских мешочков – тооочно, - сказала Маша и засмеялась, ткнув его локтем.
     -А что? Я горжусь своей старомодной натуральностью, - пожал плечами Вадим.
     Они обследовали Машину куртку. Для начала, Вадим вывернул карманы, передавая в руки хозяйке ключи, монетки, использованные билеты на троллейбус…
     -Да ничего там нет, один мусор, - вздохнула Маша. – Пойду, выброшу бумажки…
     Пока Маша уходила в кухню, выбросить билетики, Вадим осмотрел каждый сантиметр её куртки и даже капюшон. Подкладка нигде не надорвана… Бред! Надо нервы лечить.
     -Там есть потайной карманчик. Его проверил?
     -Марусь, сама подумай, кто и когда мог подложить тебе что-то в куртку? На работе у тебя шкафчик закрывается, в ЦТЮ - вешалка всё время перед глазами, в твоём же кабинете, и потом…
     -Что?
     -Что-то есть. Погоди…
     В потайном кармане оказался надорванным шов. Маша этим кармашком не пользовалась, а потому не знала о дырке. Вадим ощупал подол куртки… и скоро на его ладони оказался непонятный узелок – в холщовую ткань завязано что-то неоднородное на ощупь, достаточно лёгкое…
     -Нужно звонить этой Руфи, - заторможено сказал Вадим. – Она сказала: найдёшь – звони…   
     -Быть может, мы его просто сожжём? В кино их всегда сжигают.
     -Я тебе сожгу!
     -У Насти тоже такой есть?
     -Она только о тебе сказала: "Что-то в одежде". Про Настю не знаю… Я пошёл звонить.
     -Дима, одиннадцать вечера.
     -Предлагаешь отложить до утра? Давно кошмаров не видела во сне?
     …Руфь взяла трубку сразу же, словно ждала. Она не удивилась ровным счётом ничему. Про Настю сказала:
     -Нет, там не ведьмовской мешочек. Там какая-то вещь. У неё что-то пропало. Примерно год назад. Не припоминаете?
     Вадим не помнил. Возможно, Настя ему просто не сказала…
     -Вы должны будете привести её ко мне, я сделаю отворот. Иначе она погибнет… Сам вы можете приехать прямо сейчас?
     -Да, конечно, - сказал Вадим без колебаний.
     Он быстро оделся, взял холщовый узелок и ушёл. Маша даже ничего сказать не успела. Набрала его номер.
     -Дима, возьми меня с собой!
     -Маш, не надо, будь дома. Выпей каких-нибудь капель и спи.
     -Дим…
     -Маруся, пожалуйста, сделай, как я прошу. Мне так спокойней будет. Давай, с Генрихом в обнимку, ложитесь и спите. Ты после суток, вот и отдыхай. Всё, я отключаюсь.
     -Дима!
     Трубка опустела.
     -Как же я его иногда ненавижу! – с чувством сказала сотовому Маша и отбросила телефон.

* * *
     Огромный частный дом на окраине. Руфь ждала его у калитки.
     -У нас уже все спят, - сказала она. - Совсем тихо, если можно…
     В комнате горели белые свечи. Окон не видно (должно быть, очень тёмные портьеры), не видно ничего вокруг - только круглый стол под чёрной скатертью и свечи. Закрылась дверь, и всё, кроме этого стола,  будто погрузилось в пустоту космоса.
     -Вы ведьма? – Вадим обернулся на девушку.
     -Ведьма, - улыбнулась она. – Белая ведьма. Садитесь и положите сюда то, что принесли.
     На столе стояло металлическое блюдце, со стороны похожее на пепельницу, расписанное непонятными знаками. Вадим положил узелок на блюдце. Руфь провела рукой над блюдцем, поморщилась.
     -Как же много на свете дураков, которые делают страшные, непоправимые вещи, даже не подозревая об этом. Тот, кто сделал эту порчу, дилетант в самом плохом смысле слова…
     -Кто это, вы можете сказать?
     -Могу. Но не стану… Вы точно не хотите отомстить?
     -Абсолютно.
     -Я могла бы сделать исключение для ваших женщин...
     Вадим вновь отрицательно качнул головой. Руфь приподняла с блюдца узелок и подожгла его от свечки. Вспыхнуло голубоватое пламя. Она молчала, пока таинственный мешочек не догорел – как видно, это был какой-то ритуал, и ведьма мысленно что-то произносила. По крайней мере, так показалось.
     -Необходимо, как можно скорее, снять приворот с той женщины, которая сейчас в больнице. Всё будет очень плохо, если упустить время… Дайте-ка я вас посмотрю повнимательней, - она поднялась, обогнула стол, подошла к Вадиму. Остановила его жестом:
     -Сидите.
     Несколько раз провела руками над его головой, она словно пробегалась кончиками пальцев по какой-то  внешней оболочке. Как это называется? Аура? Эфирное тело? Ситуация была странная. Вадим никогда в своей жизни даже не задумывался о таких вещах. Ну, то есть ему иногда говорили, что у него какой-то особенный взгляд, как у всех "Скорпионов", и он, вероятно, сможет кого-нибудь сглазить… Не то чтобы был целиком и полностью настроен решительно против всего сверхъестественного – просто никогда, как и Маша, в реальной жизни с этим не сталкивался, вот и всё. Сейчас он ощущал какие-то непривычные токи, волнообразное тепло от рук Руфи. И только.
     -Ого, - улыбнулась она. – Да вы – крепкий орешек!
     -Это минус?
     -Это, в наше время, огромный плюс! На вас ничего нет. Всё в порядке.
     -Могу быть свободен?
     -Да. Сейчас вернётесь домой – ваша Маруся будет спать. Очень крепко и долго. Не будите.
     -Понял…
     Провожая его до прихожей (в этой громадной квартире запросто можно заблудиться), Руфь снова улыбнулась. Вадим непонимающе взглянул на неё. Она пояснила:
     -Извините, что я так смотрю. В жизни пока ещё не встречала мужчин, которые были бы настолько влюблены в свою женщину. Заглянула в вашу душу, и, уж простите, увидела там очень много. Постарайтесь пронести это чувство через всю жизнь. Такое редко бывает и мало кому даётся.
     -Я догадываюсь… Главное, чтоб Маруся не догадалась об этом.
     -Почему вы не хотите, чтобы она знала?
     -Она и без того считает, что обязана мне, а если узнает, что я влюблён в неё по уши, как мальчишка, то наверняка ей постоянно будет казаться, будто она не достаточно сильно меня любит.
     -Бред какой! - тихо засмеялась Руфь. - Как же я вам завидую: у меня никогда не было таких чувств!
     -Руфь, мы, вероятно, будем вам должны…
     -Денег я не беру. Деньги за это брать нельзя, иначе меня лишат моего дара.
     -Кто лишит?
     Руфь показала на потолок.
     -Приходите за молочком. У меня хорошие козочки. Я бы показала вам их, но они тоже спят уже. Сыночку вашему нужно силы поддерживать, слабенький он. Мама, покойница, его разнежила.
     Вадим не стал больше задавать глупых вопросов.
     -Я уже работаю над этим, - сказал он и тоже улыбнулся.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
OBSESSION
     00:20 PM.
     -Ray… Ray, honey… To wake up, my dear. Time…
     Следует влажное прикосновение к щеке, и он, наконец, понимает, что обращаются к нему, поскольку кто-то трясёт его за плечо. Как его назвали? Рэй? Ну, конечно, Рэй, как же ещё? Тридцать пять лет уже минуло с тех пор как он - Рейнолд Пэлтинг! Было бы странно, назови она его как-то иначе. Рэй открывает глаза и тут же снова зажмуривается: золотой солнечный свет ослепляет до адской головной боли. Прикосновения несомненно женские. Нежные, ласковые, но идентифицировать голос никак не удаётся. Ясно только одно – голос этот знаком и неприятен… Где же это он так нагрузился, что понятия не имеет, в чьей постели проснулся, с головной болью, судорогой сводящей мозги?
     -Рэй, имей совесть, вставай. Кайл оборвал телефон: тебе давно пора быть на репетиции. Вечером, если помнишь, концерт в Палласе… Рэй! Ну, Рэй! Молли звонила, спрашивала о твоём здоровье после вчерашнего.
     Дамочка продолжает трясти его за плечо. Отделаться от неё не удастся – это точно. Он собирается с духом и разлепляет глаза. Свет врывается, кажется, во всё его существо и нещадно пронзает мозг тысячами раскалённых игл. Рэй едва сдерживает стон.
     -А что было вчера с Молли? – произносит он через силу.
     -Вот это новости! Вчера, прежде чем свалиться замертво в "Палласе", ты весь вечер уговаривал её выйти за тебя замуж. Я так и знала, что сегодня ты сделаешь вид, будто ничего не помнишь.
     -Но я в самом деле ничего не помню…
     Он полностью ослеплён и, чтобы избавиться от наглого солнца, прикрывает глаза рукой, одновременно ощутив, как натянулась ткань на рукаве. Отлично. Спал в одежде! Алкоголик!
     -Вот потому-то Молли звонила. Она знает, какой ты чокнутый, когда выпьешь. Сколько можно, Рэй? Ты миллион раз обещал больше не пить – мне, отцу, Кайлу…
     (О, нет, только не это! Эвелин! Здесь???)
     -Заметь, несмотря ни на что, я ни разу не заявился на концерт пьяный. В то время как ты, дорогуша…
     -Не будем обо мне.
     -Тогда и обо мне не будем.
     -Сделка принимается.
     Рэй понемногу привыкает к ослепительному свету. Голова тоже проясняется. Руку убрать уже можно. Он с облегчением узнаёт свой номер в отеле (грешным делом подумал, что его занесло в квартиру Эвелин). Эвелин меряет шагами ковёр. Она – молодая дама лет двадцати-двадцати трёх. У неё красивые, пылающие на солнце рыжие (крашеные) волосы, на которых кокетливо пристроена шляпка с вуалью. Модное платье, жемчужное ожерелье и дорогие туфли... В руках у Эвелин чашечка кофе. Рэй с отвращением оглядывает себя: он лежит в очень неудобной позе на плетёном канапе, в рубашке и брюках, а главное – в ботинках. Канапе катастрофически не подходит ему по росту, и вот результат: ног он совсем не чувствует, а шея болит.
     -Ну, что ты смотришь на меня так, будто только что родился? – она ставит свой кофе на журнальный столик и изящно приседает рядом с канапе. Глаза у неё светлые, как вода.
     -Ты где сегодня спала, счастье моё?
     (Словосочетание "счастье моё" произнесено так, что "счастью", будь оно менее привыкшим, впору было бы повеситься)
     -В соседней комнате, милый. В спальне, - ядовито улыбается Эвелин.
     -А где был я?
     -Не напрягайся, ты предпочёл провести ночь в обществе бутылки бурбона. Скажи, ты в самом деле хочешь развестись со мной и жениться на Молли?
     В дверь спасительно стучат.
     -Мистер Пэлтинг, это Карл. Я принёс свежую газету.
     -Скажи ему, что денег нет.
     -Но ты же заплатил ему вчера.
     -Разве?
     -Когда Кайл тащил тебя на себе из "Палласа", ты чуть не сунул Карлу пятидесятидолларовую купюру. Хорошо, что я вовремя заметила.
     Эвелин направляется к двери. Рэй садится, пнув на середину комнаты попавшуюся под ноги пустую бутылку, и трёт шею.
     -Ты вручил ему деньги, - продолжает Эвелин, возвращаясь с газетой, - а после доверительно обнял, и сообщил, что утром в "Нью-Йорк Таймс" будет первая серьёзная публикация Молли, а посему, ты обязан иметь у себя экземпляр, хотя вряд ли станешь читать. Он даже не знает, кто такая Молли, зачем было молоть языком?.. Рэй, что у вас за отношения?
     -С Карлом?
     -Не раздражай меня, ты прекрасно понял. С Молли.
     -Родственные, - с трудом выговаривает Рэй и поднимается на ноги, чтобы идти в душ.
     -Для прессы – быть может, но не для меня. Я прекрасно знаю, что она всего-навсего двоюродная сестра мужа твоей сводной сестры, и знаю, что ты спишь с ней.
     -Эвелин, - укоризненно склоняет голову к плечу Рэй, - у тебя навязчивая идея.
     -Я давно смирилась с этим, сладкий, ты можешь не оправдываться, - она щёлкает алым ногтем по фотографии в газете. – Молли – прелесть, и я понимаю тебя.
     -Она меня понимает, - передразнивает Рэй, продолжая свой путь в ванную.
     Там он заглядывает в большое зеркало на стене и придирчиво оглядывает отразившегося субъекта. Выглядит субъект, мягко говоря, неважно. Он со вздохом проводит рукой по коротко стриженному затылку и кое как приглаживает непокорную шевелюру, то и дело распадающуюся упрямыми вьющимися прядями и не желающую укладываться в классическую причёску конца тридцатых годов (позже её обзовут "a-la Perl Harbor"). Традиционно, вода оказывается самым радикальным средством для укладки… Эвелин, стукнув в дверь ванной, сообщает, что, во-первых, снова звонил Кайл и страшно ругался (второй час пополудни!), и, во-вторых, она ждёт его внизу, в холле. Рэй, не торопясь, наводит на себя потускневший было блеск, меняет всю свою экипировку на "с иголочки" выглаженный костюм (не выбирая, выхватил его из гардероба – достаточно того, что, с трудом фокусируясь, пришлось подбирать галстук!). Завязывая галстук он подходит к журнальному столику, где стоит оставленный Эвелин кофе, и лежит та самая газета. Рэй берёт в руки газету. Шестое июня 1939-го (ну надо же, уже июнь!)… Заголовок передовицы набран крупным до рези в глазах шрифтом: "Молли Дэвис, репортаж из воинствующей Европы". И фото Молли. Улыбается… Он обводит кончиками пальцев по конуру её лица. Нужно будет сказать, что снимок очень удачен.
     …Оставив газету на столике, Рэй выходит из номера и сталкивается с горничной.
     -Добрый день, мистер Пэлтинг!
     -Привет, - он рассеянно смотрит на девушку. – Я не видел тебя здесь раньше.
     -Да, меня взяли на работу только вчера, сэр.
     -Будь добра, смени в спальне бельё.
     -Да, сэр, конечно! Мистер Пэлтинг, а можно автограф?
     Рэй снисходительно кивает, и горничная вытаскивает из кармашка на переднике блокнот.
     -Как тебя зовут?
     -Патриция. Пэт.
     "For charmer Pat from Rain.Pelting", - выводит он в блокноте. Это хитрое сокращение "Rain.Pelting", с обязательной точкой, без пробелов, придумал Кайл. Точнее, ему просто пришла идея псевдонима, построенного на игре слов и небольшом сокращении – "rain pelting", или "проливной дождь" (полностью его имя пишется "Rainold"). Ничего не скажешь – идея гениальная, и псевдоним точный...
     -Смотрите, смотрите, Рэй Пэлтинг! – шепоток то слева, то справа. – Он, оказывается, такой молодой! Со сцены выглядит гораздо старше…
     Пора линять. А с Пэт он ещё успеет пообщаться. Спустившись на лифте в вестибюль, Рэй оказывается среди разномастной гостиничной публики и тропических растений. Эвелин ведёт светскую беседу с какой-то толстухой в декольте. По тому, как жена машет ему рукой, нетрудно догадаться: толстуха уже в курсе "волшебной ночи" четы Пэлтинг. Полагается изо всех сил подыгрывать благоверной, в её полубредовых откровениях на тему того, чего не было.   
     -Здравствуйте, мистер Пэлтинг!
     -Как поживаете, мистер Пэлтинг?
     -Как ваше здоровье, мистер Пэлтинг?
     Пленительно улыбаясь толстухе и прочей гостиничной публике, Рэй хватает Эвелин под руку и тащит её вон из отеля.
     -Удивляюсь тебе, - тараторит она, - всего полчаса назад тебя нужно было соскребать с канапе и собирать по частям! Ты великолепен, милый!
     У выхода ждёт сияющий чёрный автомобиль. Забравшись в него, Эвелин продолжает без умолку трещать. Рэй, скучая, смотрит в окно. Broadway кишит народом. Тридцать девятый год. Июнь. Фашистская диктатура Франко в Испании. В марте захвачена Прага, в апреле Муссолини вошёл в Албанию, а пакт о ненападении между Германией и СССР будет подписан лишь 23 августа… Рэй Пэлтинг далёк от политики. Он – музыкант. Более того, руководитель оркестра, стремительно набирающего популярность и грозящего в самом ближайшем будущем поспорить с самим Гленном Миллером. Газеты восторженно утверждают, что Пэлтинг "играет, как чёрный", и именно благодаря этому публика бисирует его оркестру (наполовину состоящему из чернокожих музыкантов) по три четверти часа. Звёздной болезни Рэй не ощущает (пока?), популярность, набирающую обороты, принимает, как должное, и часто повторяет репортёрам, что без помощи своих друзей он вряд ли что-то сможет. Ему хватает здравого смысла не ставить себя во главу угла (надолго ли?), но, что уж там – движущей силой оркестра по праву считается именно он.
     …В ресторане Рэй сидит со скучающим видом, в то время, как Эвелин уписывает всё подряд, несмотря на свою худобу. Остаётся только завидовать её аппетиту, что Рэй, собственно, и делает ("после вчерашнего" удалось влить в себя только чашку кофе).

* * *
     01:45 PM.
     В дверях "Палласа" Рэя встречает сердитый Кайл. Кайл МакБрайд – высокий, энергичный брюнет с усами и чёрными ясными глазами. Девушки ходят за ним гурьбой и он платит им беззаветной, но, увы, корыстной, преданностью.
     -Ну и свинья же ты, Пэлтинг! – с чувством говорит Кайл.
     -А, это ты, МакБрайд! - Рэй изображает невинную улыбочку идиота, пропуская в двери Эвелин. – Ты что, плохо позавтракал?
     -Так плохо, что вот-вот пообедает тобой, - вставляет Эвелин, и исчезает в глубине здания.
     Кайл и Эвелин испытывают друг к другу взаимную неприязнь. Эвелин никогда не упускает случая чем-нибудь поддеть МакБрайда, а тот, в свою очередь, почти никогда не удостаивает её взглядом.
     -Они ждали тебя два часа! – сегодня Кайл не только не видит Эвелин, но и не слышит её. – Ты понимаешь, кретин, что это значит? Ты завалил контракт "Almond's Miracle". Роберт тебя отшлёпает, в лучшем случае.
     -Да ладно тебе. Никуда они не денутся. Вернутся.
     -Как бы не так. Всё! Наша тысяча баксов вылетела в трубу.
     -Ты рассуждаешь, как истеричная бабёнка.
     -А ты спокоен, как памятник старику Аврааму.
     -У меня нет причин волноваться.
     Рэй направляется вслед за Эвелин. Кайлу ничего не остаётся как идти за ним.
     -Ты стал невыносим, - ворчит он по дороге. – В последнее время с тобой невозможно работать, Рэй. Заметь, никто из окружающих не виноват, что у тебя – сердечная рана. Будь добр, оставляй все свои раны дома. Здесь никого не волнует, что с тобой происходит и по какой причине – это бизнес. Твой бизнес, между прочим.
     -Я не собираюсь работать на мафию.
     -Запомни раз и навсегда: ты работаешь на "Almond's Miracle", все остальные – просто зрители. ПРОСТО. ЗРИТЕЛИ. Какое нам дело, чем занята публика в свободное от твоих концертов время? Главное – их карманы!
     -Стоит об этом поразмыслить на досуге.
     -Да уж поразмысли. Тебе полезно будет пораскинуть мозгами. Это я как коммерческий директор говорю.
     -Ты, МакБрайд, зануда, а не коммерческий директор. Скажи мне лучше, где ты сегодня обедаешь?
     -Всё там же.
     -Прихватишь с собой одного, поборовшего похмелье, пьяницу?
     -O'key, - вздыхает МакБрайд.
     Рэй салютует ему и поднимается на сцену.

* * *
     01:55 PM.
     Ресторан закрыт, но его персонал в сборе. Они часто приходят пораньше, чтобы посмотреть репетицию. В сборе и весь оркестр: саксофон, тромбоны, контрабас, барабаны, скрипки и альт. Тут же стоит белый рояль Рэя. Многие знатоки, узнав каков в оркестре набор инструментов, отказываются верить, что всё это способно сколько-нибудь слаженно звучать, но Пэлтинг столь мастерски выстраивает аранжировки, что знатоки только руками разводят. У Рэя, несомненно, огромный талант музыканта.
     -Куда опять подевалась Эвелин?
     -Только что здесь была, - оглядевшись отвечает контрабас.
     -Вечно она всех задерживает, - добавляет лукаво один из саксофонов.
     -А уж её муженёк как всех нас задерживает! – поддакивают барабаны, сощурившись на Рэя.
     -Рэй, послушай, я тут кое что нацарапал, - заметно волнуясь, подходит тромбон, совсем молодой мальчик. – Ты просил посвящать тебя во все идеи. Посмотришь?
     -Обязательно, Айк. И прямо сейчас.
     Рэй берёт у него два листа нотной бумаги, пробегает глазами один, другой и смотрит на нервничающего Айка. Тот весь – сплошное ожидание и страх, что его сейчас вышибут с работы за неуместные идеи. Пэлтинг молча садится за рояль и ставит перед собой ноты. Он касается руками клавиш и, как по мановению волшебной палочки, всё вокруг смолкает: разговоры персонала в зале, диалоги музыкантов на сцене, и даже Кайл уселся внизу за свободный пустой столик. Все вслушиваются в незнакомую мелодию регтайма и начинают безотчётно притопывать в такт. Музыканты подхватывают тему на лету и подстраиваются. Айк то краснеет, то бледнеет, стоя возле рояля с тромбоном в руках и восхищённо смотрит на Рэя. Тот, собственно, ничего экстраординарного не делает, разве что играет очень хорошо – его пальцы движутся легко и, как бы, шутя. Кто бы мог подумать, что эти ноты он видит впервые!
     -А вот и я! – выплывает из-за кулис Эвелин.
     Кто-то цыкает на неё. Тогда она становится рядом с Айком и терпеливо дожидается конца регтайма.
     -Что-то подсказывает мне, - говорит Рэй, закончив играть, - что этой теме суждено стать гвоздём сезона.
     -Верно, занятная вещица, - соглашается чернокожая ритм-секция.
     -Нам тоже нравится, - вторят тромбоны.
     В зале раздаются аплодисменты.
     -Рэй, ты потрясающий музыкант! – запальчиво восклицает красный Айк. – Можно, я пожму тебе руку?
     И дебютант восторженно тискает руку Рэя.
     -Эй, поосторожней, не то мне уже ничего больше не сыграть.
     -Прости, - смущён Айк.
     Музыканты добродушно смеются.
     -Ты сделаешь оркестровку?
     -Громко сказано, Рэй… Быть может, её сделаешь ты?
     -Э, нет, не увиливай. Сделаешь, а мы посмотрим, обсудим.
     -Я постараюсь.
     -Вот, это уже разговор. Трёх дней тебе хватит?
     -Не знаю, я не пробовал делать серьёзные оркестровки…
     -Договорились, - подытоживает Рэй и поднимает вверх руки.
     Все рассаживаются по своим местам.
     -So. Начинаем работать. Иначе МакБрайд умрёт с голоду прямо у нас на глазах. С "Жёлтого Блюза". Поехали.

* * *
     04:15 PM.
     -Твой визит в редакцию состоится сегодня, как и планировал?
     -Ах вот оно что! А я-то никак не могу взять в толк, зачем ты со мной напросился. Ты же всегда терпеть не мог эту забегаловку.
     -Ну почему, она очень даже ничего…
     -Но тут чудовищный оркестр! (Потому-то ты её и не любишь.)
     -Тоже верно.
     -Итак, значит ты соскучился, - переходит к делу Кайл. – Так соскучился, что готов на всё, в том числе и на визит в заведение с бездарными музыкантами… Кстати, повара здесь сносные.
     -Согласен.
     -С каким из двух моих доводов?
     Рэй промолчал.
     -Я думаю, Рэй, что вчера ты крупно провинился, и теперь тебе не светит, хотя ты и ошалел уже от избытка гормонов (что доказывает твоя вчерашняя выходка). Всякая порядочная женщина, в столь трагичной ситуации, просто обЯзана сжалиться, но жалеет тебя пока только мадам Софи со своими девочками, у которых с порядочностью туго. А с Молли тебе не повезло: она порядочна до неприличия, и совершенно не жалеет бедного Рэя.
     -Ну, допустим, это только твои мысли…
     -Однако позвонить ей ты боишься.
     -Я не переношу телефонов, ты же знаешь.
     -Я-то знаю… Сколько она уже тебя маринует? Два месяца? Ха! После вчерашнего…
     -Если кто-нибудь ещё раз напомнит мне про вчерашнее, я дам ему в челюсть, - презрительно обещает Рэй. – Испытаешь мой хук справа. Я напишу ей. Передашь?
     -Передам, но ставлю пятьдесят баксов, что она не придёт.
     -А это мы ещё посмотрим.
     Рэй выдёргивает из прибора бумажную салфетку и пишет на ней авторучкой Кайла. От букв разбегаются лучики чернил: "My Bijou! I need You! Now! Your P."
     -Только обязательно передай. Отговорки я не приму.
     -Есть, сэр. Я буду там в половине шестого. Стало быть, начиная с сего момента, в твоём распоряжении четыре часа. Если ты не явишься в девять часов в "Паллас"…
     -Я знаю, знаю, Кайл.
     МакБрайд принимает у него записку, свёрнутую в крошечный квадратик и засовывает в нагрудный карман.
     -Скоро стану профессиональным конспиратором. Впору к врагам засылать.

* * *
     06:04 PM.
     -Хай, Ли! Что это у тебя?
     -Хай, Рэй, старый пьяница! – Ли трогает синяк под глазом. – Это я навязчивых клиентов выпроваживал.
     Ли всегда такой: причёсан, в белой рубашке с крахмальным воротником, при костюме…
     -Что-то давно тебя видно не было, Пэлтинг.
     -Я был немного занят.
     -Точнее сказать, одна наша общая знакомая была очень занята.
     -Да, так будет точнее, пожалуй, - улыбается Рэй.
     Ли понижает голос и сообщает скороговоркой:
     -Она тебя ждёт. Четверть часа как пришла.
     -Спасибо, Ли, - Рэй суёт ему в руку несколько купюр.
     Ли, не глядя, кладёт их под полочку на стойке администратора.
     -Всегда рад помочь тебе, Рэй.
     Рэй поднимается по лестнице на третий этаж. Гостиница у Лиланда совсем небольшая, без лифта, но чистая и уютная. Ещё бы – дело у него прибыльное и было бы странно не оборудуй он тут всё соответствующим образом. Какие люди здесь бывают – страшно вспомнить! И каждому Ли гарантирует конфиденциальность и инкогнито. При входе клиент платит за конфиденциальность, а уж при выходе, с учётом проведённого в заведении времени – за всё остальное. Причём платит он немало…
     Повернув ключ в замочной скважине, и ещё раз оглядевшись, Рэй быстро просачивается в номер и запирает дверь изнутри.

* * *
     06:10 PM.
     В номере полумрак, ставни закрыты и на их фоне просматривается женский силуэт. Женщина смотрит в окно сквозь полосы ставень. Она не оборачивается, хотя не могла не слышать, что кто-то вошёл. Рэй развязывает галстук, снимает пиджак, рубашку и бросает всё это по очереди в кресло (в полумраке предметы видны неотчётливо, но в этом номере он мог бы ориентироваться с закрытыми глазами). Дама у окна по-прежнему не двигается. Он подходит к ней, берёт за плечи, ощутив под ладонями тонкую шёлковую ткань, а под тканью – горячую, слишком горячую для такой отстранённой позы, кожу, и целует выбившийся из причёски локон на её шее.
     -Не понимаю, зачем я снова пришла сюда…
     -Наверное, ты пришла потому, что любишь меня, Молли?
     -Ты смешон. Ты – клоун, паяц. Мало того, что ты дал им повод подшучивать над тобой, ты и меня выставил на посмешище в "Палласе".
     -Вчера я впервые говорил искренне. Все решили, что я мертвецки пьян, и это позволило мне сказать всё, что пожелаю.
     -Пожалуйста, Рэй, - Молли поворачивается и Рэй чувствует, как сердце обрывается куда-то. Вечная история на протяжении трёх лет… - Пожалуйста, никогда больше не делай этого. Ты можешь говорить что угодно в этой комнате, но не надо выносить наши отношения за её стены. Ни тебе, ни мне правда о нас, ставшая достоянием общественности, не сулит ничего хорошего.
     В ушах у неё поблёскивают серьги с бриллиантами, причёска очень похожа на ту, что была на фотографии в газете. Слушая Молли и соглашаясь абсолютно со всем, Рэй осторожно расстёгивает золотые пуговки на шёлковой блузке. Молли смотрит на его руки и не препятствует.
     -Ты – подлец, - говорит она с такой нежностью, что мурашки бегут по спине.
     -Я – подлец, - соглашается он и с этим тоже. – А ещё я – всеобщее посмешище и паяц… Я не касался тебя месяц, пока ты была в Европе, и ещё две недели и четыре дня потому, что ты слишком осторожничаешь.
     -У тебя есть жена.
     -А у тебя – муж. Однако, ты снова пришла ко мне, - кожа на её груди, ещё хранящая золотистый загар Калифорнийской осени, обжигает губы.
     -Сколько у нас времени?
     -Вечность!
     -Рэй!
     -Два часа. Если я опоздаю, Кайл поимеет меня всеми возможными способами.
     -Да простит нас Господь.
     -Аминь.

* * *
     Они встретились три года назад, на званом вечере "для своих" у мистера Алмэнда, отца Эвелин. Рэй заставил свою сводную сестру Кэрролл познакомить его с Молли. Кэрролл пустилась в пространные разъяснения, каким образом вышло так, что Рэй и Молли приходятся друг другу родственниками. Разъяснения слушала только Молли, а Рэй (как определила потом Кэрролл) "пялился в вырез её декольте", позабыв обо всём на свете и, в первую очередь, об Эвелин. Отодвинув с дороги Кэрролл, Рэй подошёл к Молли и сказал: "Мне безразлично, с кем ты сюда пришла, но уйдёшь со мной. Клянусь!", за что немедленно получил пощёчину.
     Как бы там ни было, через полчаса муж Молли отправился домой (у него разболелась голова), и Рэй пригласил её, оставшуюся в одиночестве, на танец. В самом начале он поинтересовался, что случилось со старичком и почему она не последовала за мужем, а в конце… Впрочем, до конца они так и не дотанцевали – примерно на середине начали целоваться и никак не могли остановиться. Сбежали в пышный фруктовый сад мистера Алмэнда, где, едва ли не на глазах гуляющих гостей, занимались Бог знает чем несколько часов подряд. Благо, ночи стояли тёплые. Остаток ночи был проведён в машине Молли. А на следующий день Рэй, прихрамывая от ломоты во всём теле, ввалился в редакцию "Нью-Йорк Таймс", разыскал там зевающую, но светящуюся от счастья Молли и, отозвав в сторонку, подарил серьги с бриллиантами, заметно ударившие его тогда по карману (мужу она сказала, что это – всего-навсего искусно отделанное стекло).
     Стремительно начавшийся роман продолжился не менее бурно. Несколько месяцев длилось подлинное сумасшествие. Пианист Рэй Пэлтинг, с буйной шевелюрой, красивыми глазами и безупречными манерами истинного джентльмена, вскружил голову прагматичной Молли Дэвис настолько, что когда её вдруг начало тошнить по утрам, она сетовала на проблемы с желудком. Рэй, без лишних разговоров, выдал ей требуемые на операцию деньги и никто ничего не узнал, но история эта охладила пыл Молли. С тех пор она стала более осмотрительной, что сильно раздражает Рэя.
     Радовало его одно: она неизменно с такой стремительностью приезжает в заведение гостеприимного Ли, что и ежу понятно: до сих пор не разочаровалась, хотя и читает каждый раз длиннющие нотации…

* * *
     07:31 PM.
     Комната всё та же. Такое ощущение, что на полтора часа полностью терял сознание, и вот теперь оно, понемногу, возвращается. В номере жарко, но не душно, несмотря на закрытые ставни. Молли лежит рядом, подперев голову с напрочь испорченной причёской. Свет окна оттеняет опьяняюще красивую линию бедра, запутывающуюся в тенях, как в мягком, чёрном шифоне. Лица не видно, потому что тень падает на него, но Рэй знает, что она смотрит, как всегда немного задумчиво и нежно. Он улыбается ей. Молли вздыхает и переворачивается на спину, согнув в колене одну ногу, что придаёт ей сходство с какой-то картиной. С какой – напрочь забыл.
     -Я был почти уверен, что ты не придёшь…
     -Да будет тебе известно, я порвала записку, как только МакБрайд передал мне её.
     -Не читая?
     -И как у тебя только наглости хватило назвать меня безделушкой?!
     -Я имел в виду…
     -Не надо, Рэй, я знаю, что ты имел в виду. Мы оба это знаем. Я миллион раз давала себе слово не ездить сюда больше. Тем более теперь! Мой доктор ничего не запрещает, но он же не знает, что ты похож на цунами и тебя не остановит ни одна преграда и меньше всего ты думаешь о последствиях… Удивительно, но мне было приятно прочитать это твоё "my bijou"…
     -У меня к тебе тоже особое отношение. Ты – единственная женщина, которая съездила мне по морде. Все остальные готовы терпеть что угодно… Ты не раздумала уезжать?
     -Нет, не раздумала.
     -Скоро?
     -Как только пойму, что ничего уже нельзя спрятать. Через месяц-два, я думаю.
     -Дьявол! Но почему ты уезжаешь? У тебя в Нью-Йорке дом, работа… я, наконец…
     -Ты забыл причислить сюда моего мужа.
     -Не смеши меня. Пятидесятилетний старик-инвалид и ты. Ты годишься ему в дочки!
     -Десять лет назад, когда я выходила за него, ему было сорок, а выглядел он на десять лет моложе. Кто мог знать, что он попадёт в эту проклятую автокатастрофу?
     -И сейчас ты не можешь бросить его к чёртовой матери потому, что жалеешь. А кто пожалеет тебя, Молли?
     -Ну, ты же вот жалеешь? – Молли обнимает его и прижимается горячим лбом к щеке.
     -Ты сказала ему о том, что беременна?
     -Сказала. Он обрадовался. Он уверен, что это – его ребёнок, что Господь, наконец, подарил нам малыша… Мы твёрдо решили уехать. Нью-Йорк – душный город…
     -Мы? Но Молли… Я думал, что ты решила уехать одна. В чём смысл твоего бегства?
     -В тебе.
     -Во мне?
     -В тебе, Рэйнолд Джеймс Уоррен Пэлтинг.
     -Как официально! – ворчит Рэй.
     Молли приподнимается на локте:
     -Я не хочу жить в бесконечных страхах, что тебе попадёт вожжа под хвост, и ты станешь требовать правА на твоего отпрыска, в то время как все будут думать, что это наш с Джоном ребёнок.
     -Но я не собираюсь ничего требовать. Мне не нужен ребёнок, мне нужна ты.
     -Мы не сможем быть вечно вместе, пойми же, наконец. Рано или поздно нужно будет сделать выбор. Я уже выбрала. Его, моего малыша. Всю свою оставшуюся жизнь посвящу ему и Джону. Слишком много я грешила в последнее время…
     -Начинается!
     -Раз уж это случилось со мной дважды, значит мне суждено иметь от тебя ребёнка. Я покоряюсь судьбе и тебе советую сделать то же самое.
     -Моя судьба, Молли, это – мистер Алмэнд. Он расписал мою жизнь на сорок пять лет вперёд, хотя вряд ли доживёт до моего семидесятилетия.
     Взглянув на Молли Рэй качает головой:
     -Ты такая красивая…
     Молли горько усмехается:
     -А Эвелин? Газеты наперебой твердят, что она – первая красавица Нью-Йорка.
     -И самая богатая шлюха Манхэттена.
     -Какой же ты циник, Пэлтинг!
     -Это Алмэнд поставил тебе такие условия?
     -Условия?
     -Тебя заставили подписать какую-то бумагу. МакБрайд в курсе, он мне рассказал.
     -Я не понимаю, о чём ты…
     -Это был контракт на пользование мной?
     -Как ты можешь!
     -Я не прав?
     -Не прав! – Молли делает попытку подняться, но Рэй не позволяет ей этого.
     Она сразу размякает в его руках.
     -Если я не прав - докажи. Расскажи, что это была за бумажка.
     -Не могу я тебе этого сказать.
     -Почему?
     -Не могу, - твёрдо повторяет она.
     Рэй рывком садится, спустив ноги на пол.
     -Тогда Я расскажу тебе кое что, - говорит он, отвернувшись.
     -Попробуй.
     -У Роджера страсть к подписанию всяческих контрактов – это все знают. Кто я был четыре года назад? Никому не нужный пианист из Бьюта, приехавший в Нью-Йорк к сестре, удачно вышедшей замуж. Я перебивался случайными заработками по кабакам. На горе себе я не родился евреем – кто мог принять всерьёз типичного янки, играющего джаз? Янки, как известно, ни черта не понимают в музыке и думают, что "jazz" – это название нового фильма по мотивам английской классики трёхсотого века до Нашей эры! А я с детства не переносил зубрёжку чужих произведений, моим любимым развлечением была импровизация, за что я не раз получал линейкой по рукам. Мои пальцы вечно были в синяках… Алмэнд подошёл ко мне однажды в кабаке и предложил сделку: я женюсь на его дочери, и имею всё, чего душа пожелает. Я не поверил ему, но согласился. Решил, что нарвался на дурачка. Эвелин увидел в день свадьбы: красивая, чопорная, не в моём вкусе, к тому же – крашеная. Меня попросили саккомпанировать, она запела дурацкую ковбойскую песню… У неё уникальный голос. Для женского голоса очень большой диапазон, четыре с половиной октавы. Я был сражён. А потом оказалось, что у меня особая манера игры и мало кто может повторить то, что я играю на рояле. Профессоров от музыки приглашали, те  кряхтели от восторга… Вот знал бы мой суровый учитель музыки кем станет Пэлтинг, этот лентяй и бездельник! Порадовался бы старик… Алмэнд привык манипулировать людьми. Противно сознавать, что полностью зависишь от ничтожества, обладающего единственным талантом – выколачивать деньги из всего, что попадает под руку. Я думал, что в мире шоубиза все живут так же, как и я, но МакБрайд открыл мне глаза. Правда поздно. Алмэнд уже купил меня со всеми потрохами. У меня нет даже самого себя: Рэй Пэлтинг - это фантом, лучезарный пианист в белом смокинге, не больше. Мне не дают нормально работать, вгоняют в рамки и диктуют условия. Я не имею права даже любить тебя!
     -Рэй, - чуть не плача, Молли обнимает его: он ещё ни разу за три года не говорил о любви.
     -Возьми меня с собой в Калифорнию? Я не был в Калифорнии. Мне не нужна ни слава, ни деньги – я просто хочу быть с тобой. Не говори "нет", пожалуйста, Молли…
     Она всхлипывает:
     -Ты должен продолжать работать. Такие люди, как ты, не имеют права на такую роскошь – подумать о себе.
     -Значит, всё-таки нет… Что ж, ничего удивительного. Я знаю, что ты подписала. Это было обязательство перед "Almond's Miracle", согласно которому ты немедленно покинешь штат, если забеременеешь. Потому ты так редко приходила в этот номер. Семейный дуэт Пэлтингов – незыблемый фундамент, на котором мистер Алмэнд строит свой бизнес. Скандала он не потерпит. Я бы не отмалчивался, Молли, но боюсь, что он тебя уничтожит. Ты действительно это подписала?
     -Что мне оставалось делать? – она закрывает лицо руками. – Он настаивал. Он угрожал…
     -Угрожал ославить тебя на весь белый свет так, что вовек не отмоешься? И хотя это будет ложью от начала до конца, тебя не примут на работу даже мойщицей посуды в заплёванной забегаловке…
     -Именно так всё и было. Я знаю, что предала тебя.
     -Ты всё правильно сделала. У тебя Джон и ещё кое-кто… Короче говоря, полтора месяца назад я открыл на твоё имя счёт в банке, тебе будут нужны деньги. Сумма там уже довольно приличная.
     -Рэй, это лишнее, я…
     -Не спорь.
     Часы на стене отбивают восемь.
     -Ну, вот и всё, - говорит Рэй. – Пообещай мне кое что, Молли.
     -Да, конечно.
     -Прежде чем уезжать, ты ещё раз придёшь сюда. Я не хочу прощаться с тобой у всех на глазах. Не хочу, чтобы они потешались, видя, как мне больно.
     -Я приду, Рэй. Иначе и быть не может.
     Он поправляет на ней серёжку:
     -My Bijou…

* * *
     8.35 PM.
     Он уже на месте.
     8.45 PM.
     Переодевшись в белый концертный смокинг и впервые за весь день причесавшись, как следует, выходит из гримуборной в коридор. Эвелин нигде нет. МакБрайд куда-то запропастился.
     -Рэй! – а вот и он. – Рэй, там наша Эвелин новый номер выкинула.
     -Что на этот раз?
     -Точно не знаю: только что звонили из её резиденции. Судя по всему, работать она сегодня не собирается.
     -Что же такое суперважное она делает?
     -Хочет покончить с собой.
     -Очаровательно. Ну, я ей сейчас устрою.
     -Стой. Не хватало, чтобы ещё и ты исчез! Они звонили Роберту, он едет.
     -Пока он доберётся из предместья, эта идиотка сто раз на себя руки наложит. Мне она всё-таки не безразлична. Я пока ещё муж, хотя и липовый. Тут езды всего-то пять минут. Через полчаса я гарантирую её здесь, в целостности и сохранности. Если, конечно, она до сих пор цела.

* * *
     08:58 PM.
     Таксист порядком офонарел оттого, что его остановил человек с афиши на здании кабаре "Паллас", но так и не решился попросить автограф...
     Владелец этого небоскрёба на самой границе Манхэттена и Бронкса – мистер Роберт Алмэнд. Для дочери он отвёл целый этаж и лично обставил его самыми дорогими вещами. Он же отбирал ковры и растения (в их кадках Эвелин обычно тушит окурки) для интерьера. Штат прислуги периодически подвергается нещадным увольнениям. Эвелин, как и большинство талантливых людей, невероятно капризна, все горничные, маникюрши и парикмахеры работают у неё до первого замечания. К слову сказать, эти хоромы поначалу предназначались для молодой четы Пэлтингов, но имели несчастье не понравиться Рэю. Он с трудом выдержал здесь первый год "семейной жизни", а затем снял номер в гостинице (на противоположной стороне острова Манхэттен). Рэй вообще не переносит небоскрёбов: глухая каменная коробка, упирающаяся торцом в небеса, действует угнетающе самой своей идеей. Веет от неё безысходностью, отверженностью и ещё Бог знает чем…
     Прислуга носится по этажу в смятении.
     -Сэм! – ловит он одного из них, чернокожего детину. – Где она?
     -О, это вы, сэр! Наконец-то кто-то появился! – запыхавшись, тараторит Сэм. – Миссис Пэлтинг на крыше. Она взяла пистолет. Там полная обойма! Никого не подпускает и говорит, что будет прыгать.
     Вокруг постепенно образуется толпа. Все с надеждой смотрят на Рэя.
     -Кто-то из вас чем-то не угодил ей?
     -Мы ничего не знаем, сэр. Она недавно вернулась. Не в духе.
     -А пистолет зачем?
     -Наверное считает, что прыгнуть с крыши небоскрёба – это недостаточно.
     -Да нет же, Роб, она сказала, что застрелит первого, кто выйдет на крышу!
     -И она запретила вызывать полицию!
     -Мистер Пэлтинг!
     -Сэр!
     -Стоп, - останавливает их Рэй. – Я забыл – сколько там этажей?
     -Двадцать восемь.
     -Тогда удобней будет воспользоваться лифтом.
     (Пешком было бы быстрее, Рэй, старина! Ты бы и предпочёл лестницу, если бы не свидание с Молли…)
     -Что вы собираетесь делать, сэр?
     -Посмотрим по обстоятельствам.
     -Не ходите туда, сэр, она застрелит вас!
     -А хорошо бы, - говорит Рэй себе под нос, и прибавляет, уже громко:
     -Будем надеяться, Сэм, что она не настолько спятила.

* * *
     09:27 PM.
     -Эвелин, это всего лишь я. Не стреляй пожалуйста, - кричит Рэй, приоткрыв дверь на крышу.
     -О, сладкий мой, здесь не хватает только тебя! Всё остальное уже есть, и воздух замечательный!
     По возбуждённости неестественно-радостного голоса он определяет: кокаин. Снова кокаин! Она взялась за старое. Рэй раздражённо хлопает дверью и замечает, что взят на мушку. Эвелин сидит на краю крыши. В одной руке у неё маленький, блестящий пистолет, а в другой – бутылка с каким-то белым вином. Ветер задирает подол юбки, оголяя по-мальчишечьи костлявые колени (эта деталь настолько подчёркивает разительный контраст с Молли, что Рэй чувствует отвращение к жене и ловит себя на том, что был бы рад, сигани она сейчас с крыши).
     -Что, испугался? – хохочет Эвелин, видя, как резко он остановился.
     -Если ты упадёшь, то и костей будет не собрать.
     -Ну и что? Я хочу покончить с собой, но ещё не решила, что будет красивей выглядеть на фотографии в "Нью-Йорк Таймс" – мозги на тротуаре, или аккуратная дырка в голове. Присоединяйся, Рэй! Представь, как это здорово, на первой полосе газеты: "Вчера вечером Рэй и Эвелин Пэлтинг, взявшись за руки, шагнули в пустоту с крыши небоскрёба на окраине Манхэттена!". Когда ещё умирать, как не в такой вечер? It's a beautiful!
     Рэй уже понял, что играть сегодня придётся без Эвелин. Сэм верно оценил её состояние – она невменяема. Одно неверное движение, и - только кровавое месиво на асфальте. В голове проносится множество вариантов, но ни один не годится: он же не спасатель и не полицейский, он только музыкант!
     -Опять какая-то трагедия? – говорит Рэй как можно ласковей и делает осторожный шаг к краю крыши.
     -Ты никогда не задумывался над тем, что у меня тоже есть чувства. Ты оттолкнул меня, но отец приказал оставаться с тобой, и я заставила себя играть глупую роль твоей жены. Почему, почему никто не любит меня, Рэй? Даже отец. Он извлекает из меня выгоду… Ненавижу Молли!
     -Я изменяю тебе не только с Молли.
     -Но только в неё ты влюбился. МакБрайд покрывает вас и врёт, что ты занят важными делами, касающимися финансовой стороны компании. Ты ни черта не понимаешь в бизнесе, сладкий, это я усвоила за время нашей, так называемой, семейной жизни.
     Рэй делает ещё один шаг к краю крыши. Ему уже видно улицу внизу, такую узкую и не впечатляющую с высоты. Там всё движется, живя своей жизнью и всем наплевать, что здесь, на крыше, какая-то дура с уникальным певческим даром, нанюхавшись кокаина, задумала геройски свести счёты с жизнью. Жалеть Эвелин всё равно, что жалеть себя, ведь положение у них одинаковое, а жалеть себя – последнее дело.
     -Папа знает, что я здесь?
     -Он уже едет.
     -Представляю, что тогда начнётся!
     -Сюда никто не войдёт. Все напуганы твоим обещанием пристрелить первого, кто сунется.
     -Почему же ты не испугался и сунулся?
     -Но я же не "все".
     -А если я сейчас спущу курок? – Эвелин берётся за рукоятку револьвера обеими руками.
     -Попробуй.
     -Тебе всегда всё удавалось, сладкий, всё сходило с рук. Ты был всеобщим любимчиком, доступен больше, чем потаскуха! Полное бесстрашие, презрение к любой опасности, даже к смерти. Ты уверен, что старушка-жизнь влюблена в тебя по уши… Неужели ты действительно не боишься смерти?
     -Думаю, нет. Не боюсь.
     -Но так не бывает!
     -Значит, я вру… Эвелин, успокойся. Неужели ты позволишь кокаину командовать собой? Ты же сильная, а покончить с собой означает сдаться. Будь умницей, отдай мне револьвер и отойди от края.
     -У меня ничего не осталось, Рэй. Я больше не хочу так жить.
     -А твои поклонники? Вспомни, сколько цветов тебе дарят, как боготворит тебя публика, как она рвётся на наши концерты, чтобы услышать твой голос! Эвелин, подумай, скольких людей ты заставишь горевать, бросившись с крыши!
     -Да, они так аплодируют, когда я выхожу на сцену…
     -Вот видишь, - проникновенно произносит Рэй. – Давай, Эвелин, come here. Мы подумаем над нашими проблемами вместе. Спустимся с крыши, сядем и подумаем. Только ты и я. Уверен, что выход найдётся.
     Она, пошатываясь, поднимается на ноги, делает нетвёрдый шаг к Рэю. Один, другой, третий… Расстояние между ними становится не больше полутора футов. Рэй уже протягивает руку, чтобы забрать у неё пистолет, как за его спиной щёлкает пружина открываемой кем-то двери на крышу. Он неосторожно резко поворачивает голову, чтобы крикнуть: "Убирайтесь все к чёрту!", и в ту же секунду раздаётся выстрел. Потом ещё один, и ещё. Рэй не успевает понять, что это были за звуки – слишком быстро всё произошло, да и выстрелы какие-то тихие, не впечатляющие, будто кто-то хлопнул в ладоши, но ноги вдруг прекращают его слушаться, они будто ватные и чужие. Как подкошенный он падает на колени, и только после этого - на бок и навзничь. В дверь входит мистер Алмэнд. Нет, он не входит, он бежит и что-то кричит, но Рэю кажется, что он еле движется и не издаёт ни звука, как рыба открывая рот и тараща глаза. Эвелин отшвыривает пистолет и хватается за голову. Рэю становится смешно от созерцания этой пантомимы, но вместо смеха из горла вырывается хрип. Алмэнд подбегает к Эвелин и, схватив её в охапку, хлещет по щекам, дабы привести в чувство, а ещё - на крыше возникает Молли в очень красивом пурпурном платье. Что это? Бред или явь?
     -Рэй! Что с тобой, Рэй? Ты ранен?
     -Не знаю… Ноги не слушаются…
     Молли кладёт его голову себе на колени и лихорадочно осматривает её, потом - белый фрак… Не находит ничего и её захлёстывает медленный ужас.
     -Где тебе больно, Рэй? Она не могла промахнуться, в тебя она стреляла в упор! Один раз в тебя и два раза в Роберта…
     Рэй с трудом ухватывается за обрывки ускользающего сознания, поперхнувшись, коротко закашливается и изо рта его выползает капля крови. Молли вздрагивает и в ужасе наблюдает, как эта капля стекает по его подбородку, оставляя за собой алую дорожку. Схватив лацкан смокинга, Молли ахает:
     -О, Господи! Рэй!
     По белой рубашке стремительно расползается красное пятно. Она видит и отверстие от пули: чуть левее сердца. Или не левее? Ткань смокинга не пробита, должно быть, в тот роковой момент дунул ветер…
     -Не говори ничего! Молчи! Тебе нельзя! Сейчас будет врач!
     Снизу слышны сигналы кареты скорой помощи.
     -Как ты здесь очутилась? – хрипло выговаривает Рэй.
     -Я пришла в "Паллас", на концерт. Кайл сказал, что ты поехал сюда, и я бросилась вслед, чтобы тебя остановить. Не успела! Я не успела! – она плачет, зажимая руками пульсирующую рану на его груди. – Зачем ты поехал? Кто тебя просил?.. Открой глаза, Рэй, пожалуйста!
     -Я люблю тебя, Молли…
     -Рэй, милый, я тоже тебя люблю! Почему, Боже мой, почему я ни разу не говорила тебе этого? Не бросай меня. Не бросай нас, Рэй! Я никуда не поеду, я буду с тобой, только не умирай!
     Горячие бусины слёз падают ему на лицо, и он улыбается:
     -Как жаль…
     -Чего жаль? – всхлипывая, она гладит его по щеке.
     -Пустая жизнь, глупая смерть… Жаль, что я больше никогда не поцелую тебя, и уж точно – не увижу ЕГО.
     Молли наклоняется над ним и целует, сразу ощутив на губах солёный привкус крови. Когда она снова выпрямляется, то видит, что Рэй неподвижно смотрит куда-то поверх её головы. Она не может отвести глаза в почти суеверном страхе, как будто от этого зависит, будет ли Рэй жить.
     -Мэм! Позвольте, мэм! – вокруг кружатся врачи и санитары, пытаясь оттащить её в сторону.
     -В этом уже нет необходимости, - спокойно отвечает Молли и переводит взгляд на стоящего тут же Алмэнда. – Это вы убили его. Вас просили подождать, и если бы вы не вошли, Рэй был бы жив.
     -Я хотел помочь, видит Бог…
     В лицо Молли полыхает вспышка магния.
     -Уберите отсюда чёртовых папарацци! – кричит кто-то.
     Мистер Алмэнд опускается на колени, стараясь не запачкать дорогой костюм: у колен Молли растёт кровавая лужа. Должно быть, пуля прошла навылет.
     -Я забыл об осторожности. Я любил его, словно сына…
     -Нет, мистер Алмэнд, если бы вы любили его, то всё было бы по-другому. Вы любили деньги, которые он вам приносил… Вы не хотели, чтобы он был со мной при жизни, так отдайте его мне после смерти, ведь он больше не сможет приумножить ваш капитал. Или из его похорон тоже можно извлечь прибыль?
     Рэй по-прежнему смотрит в небо зелёными глазами, и кровавая лужа больше не растёт. Уже увели Эвелин, бьющуюся в истерике, скрутили и вытолкали папарацци, санитары, по сигналу Алмэнда, отошли на некоторое расстояние...
     Роберт протягивает руку, чтобы закрыть Рэю глаза, но Молли отталкивает его:
     -Оставьте нас в покое!
     -Бедный мальчик, он слишком торопился жить, - вздыхает мистер Алмэнд. – Моя дочь, как бы я её не любил, не стоит его смерти. Ему было уготовано большое будущее… Прости, Рэй…
     Он поднимается и уходит, по пути что-то сказав санитарам и те неторопливо приближаются. Молли тщательно вытирает окровавленные руки о своё пурпурное платье, в последний раз заглядывает в глаза Рэю, закрывает их и нежно гладит его по ещё тёплой щеке.
     10:12 PM.
     Огромное небо сжимается в крошечную точку и, сверкнув, гаснет.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ
     Вадим рывком вскинулся, схватившись за сердце. Тут же понял, что, каким-то образом, треснулся лбом о руль так, что в глазах потемнело. Некоторое время он сидел без движения, стараясь постичь, что же это такое было? Если сон, то очень странный, абсолютно реальный, а если… явь, то это уж совсем чёрт знает что!.. Прошло минут десять, прежде чем окончательно понял, что "Импреза" стоит в гараже, мотор выключен и вокруг - тишина. Часы на приборной доске показывали семь утра.
     -Чёрт побери, - сказал Вадим, понимая, что всё ещё не может двинуться. – Я – Ди Каприо в "Inception"!
     В кармане зазвонил телефон. Наверняка Маша. Ушёл поздно вечером к какой-то девице, и пропал… Оказывается – нет, это не Маша. Руфь.
     -Что у вас случилось? – тревожно спросила она.
     -В меня только что стреляли. В упор.
     -Чтоо?! Кто? Где?
     -Сон. Очень реальный.
     -Сон, - облегчённо выдохнула она и прибавила что-то, вероятно по-армянски. – Я видела выстрел и кровь… РасскажИте всё, что помните.
     Вадим помнил всё в деталях. Насколько возможно коротко, пересказал ей увиденное. Или правильней тут будет сказать "пережитое"? Руфь внимательно выслушала и хорошенько обдумала.
     -Возможно, повлиял вчерашний сеанс. Я слишком глубоко залезла к вам в душу… Вы слышали когда-нибудь об осознанных сновидениях?
     -Фильмы смотрел. Например, "Начало" с Ди Каприо. Но всегда думал, что это – фантастика.
     -В фильме "Начало" мало правды, но всё же это не совсем фантастика. Это вполне реальная методика. Существуют практики, с помощью которых во сне можно путешествовать в любое место мироздания и в какое угодно время. И путешествие будет действительно реальным. В этом сне вы можете, например, ощупать стену и убедиться, что это – штукатурка, или обои, или камень, или дерево! Есть люди, которые полностью уходят в осознанные сновидения, у них там семьи и вся жизнь. Сюда они возвращаются лишь для того, чтобы не умереть от голода. Возможно, что когда-то вы действительно были джазовым музыкантом, и, возможно, то, что вам приснилось, было последним днём вашей жизни…
     -Вы говорите невероятные вещи, но… О чём тут спорить, когда я с полчаса назад умер на крыше небоскрёба…
     -У меня такой вопрос: вы кого-нибудь узнали там, во сне? Быть может, кто-то показался вам смутно знакомым? Я спрашиваю, как человек, давно интересующийся осознанными сновидениями. Можете не отвечать.
     -Да, пожалуй, узнал. Маруся там точно была. Я умер у неё на руках. Был ещё один парень… Администратор оркестра. Он и теперь мой друг.
     -Но он же теперь не парень? Кажется… Он теперь девушка… Я запуталась…
     Вадим улыбнулся:
     -Лучше не вдумываться. Он и сам не очень понимает, кто он.
     -А, ну всё, теперь я разобралась…
     -Руфь, спасибо вам. Вы врачуете души.
     -Простите, что вам пришлось такое пережить. Это моя вина.
     -Я не кисейная барышня, не извиняйтесь.
     -Жду вас у себя, как можно скорее, с вашей бывшей женой.
     -Как только смогу её выкрасть из больницы.
     Попрощавшись с Руфью, Вадим поднялся на второй этаж, в спальню. Маша спала. Генрих выбрался из-под её руки (как обычно, если ему позволяют, спал под бочком, на одеяле) и радостно приветствовал хозяина.
     -Гулять? Холодно там, старик! Давай ты сделаешь свои дела дома, в лотке? - шепнул ему Вадим.
     Генрих завилял хвостом и тихонько проскулил, словно упрашивая.
     -Ну хорошо, уговорил. Сейчас пойдём. Погоди немного.
     Он внимательно вгляделся в лицо Маши. Спит безмятежно и даже, кажется, улыбается. Вадим тоже улыбнулся, поцеловал её в щёку, взял с одеяла Генриха, опустил до конца бамбуковую штору на окне и отправился "гулять". До рабочего дня ещё оставалось немного времени...

* * *
     Вадим прекрасно отдавал себе отчёт в том, что его действия, связанные со снятием приворота, будут расценены, в лучшем случае, как эксцентричность. Да что там, он и сам не мог до конца поверить в то, что потакает какой-то чокнутой беженке с Кавказа! Но… Маша и думать забыла, что ещё два дня назад её мучили кошмары и галлюцинации. Как тут сомневаться, если Руфь говорила с ним о вещах, о которых мало кто знает, даже из самых близких людей…
     В реанимации Настя провела два дня. Когда её туда привезли, она была без сознания и почти не дышала, словно уйдя в летаргический сон. Подключили к аппаратам, поставили капельницы - вывели из странного, полуживого  состояния, но никто не мог поручиться за то, что она снова в него не впадёт. Когда Настю перевели в палату, выглядела она, мягко говоря, не важно и почти не помнила, как и почему сюда попала. Засыпала на полуслове (не отключалась только благодаря лекарствам) - её не мучили кошмары, как Машу, но она медленно угасала, словно лампадка, в которой закончилось масло. Медики до сих пор не поставили диагноз и затруднялись внятно объяснить, почему совершенно здоровая (судя по результатам обследования) девушка чахнет не по дням, а по часам. Вадим разговаривал с врачами и понимал, что ответа на его вопросы у них нет и не будет. Но просто так в обмороки не падают и в реанимацию не попадают!
     С утра до вечера у её постели сидел тот самый "испанец". Вадим впервые его увидел. Двадцатипятилетний паренёк, симпатичный "ботан", очень даже годящийся Насте в пару (перепугался, увидев Вадима, должно быть подумал, что тот пришёл выяснять отношения и обвинять в том, что "не уберёг"). "Испанца" звали Максимом, и он был не на шутку обеспокоен происходящим. Вадим, верно рассудив, что человек доведён до крайности и схватится за любую соломинку, махнул рукой на собственную вменяемость, и рассказал ему о ясновидящей, о том, как она разглядела порчу и приворот. "Испанец", к счастью, проникся мгновенно.
     -А кто это сделал, она не сказала? – спросил он.
     Это был тот самый риторический вопрос, который Вадим от себя гнал. По словам Маши, сведущей в таких делах (свой любимый сериал она смотрела очень внимательно), у того, кто занимается чёрной магией, дома должен быть алтарь со всеми магическими атрибутами, книгами, пентаграммами, всякими там сушёными мышиными хвостиками – это как центр всего (он занимает достаточно много места, значит, человек не стеснён жилищными условиями). Разрушив алтарь можно лишить колдуна магической силы. Но кто же этот "ахалай-махалай"? Где искать алтарь и как девушки попали под влияние чародея? Тут должна быть какая-то связь... Ответ приходил в голову сам собой. Кто-то расчищал дорогу? Дорогу к нему, Вадиму. Вот и Руфь сказала: "К вам подбираются"! Или кто-то мстил за что-то?.. Людмила? Кто-то из школы или ЦТЮ? Бред. Вадим не склонен был видеть угрозу в женщинах. Быть может, зря? Но кто? Кто настолько близок и к Маше, и к Насте?.. Лиза? Не смешите меня! Эта атеистка не поверит в потусторонние силы даже если у неё перед носом материализуется лично Курт Кобейн и споёт "Smells Like Teen Spirit"! Да и зачем ей строить какие-то козни, тем более с помощью чёрной магии?.. Марк?.. Все кандидатуры выглядели одинаково нелепо. Да что там, сама эта история со всякой чертовщиной так же не очень-то вдохновляла. Ну сны, всякие там психологические тренинги ещё можно понять (до сих пор не мог спокойно вспоминать своё "американское приключение"), а что прикажете делать с порчами и приворотами? Он рассудил вот как: хорошо, так и быть, везём Настю к Руфи, и если за этим последуют хоть какие-то позитивные изменения, объявим охоту на ведьм. Ведь нет гарантии, что паранормальщина не повторится (но паранормальщина ли это?).

* * *
     Максим привёз из дома Настины вещи и, ближе к вечеру, когда в больницу пришли посетители, девушка была похищена из палаты. То есть, шла-то она к машине сама, никто не запихивал больного человека в мешок и не увозил насильно. Настю пошатывало, а потому приходилось её то и дело поддерживать, но до "Импрезы" дошли достаточно быстро, без происшествий.
     Руфь уже ждала. Вадим обратил внимание на обилие свечей в комнате, все белые (в прошлый раз их было значительно меньше). Полагалась ещё простынь – её так же привёз Максим. Руфь, непривычно серьёзная, и даже, пожалуй, суровая сегодня, быстренько выдворила мужчин вон.
     -Ждите за воротами, - сказала она.
     Они вышли, сели в "Импрезу". Максим, как заметил Вадим, опять сильно нервничал. Не то волновался за Настю, не то ему было не по себе в присутствии Вадима - а может, и то, и другое вместе. За час выкурил пачку, никак не меньше (бегал на улицу, как заведённый). С некоторых пор Вадима начали сильно нервировать курящие люди, тем более такие вот "задохлики", у которых и без того не понятно в чём душа держится. Но от нравоучений удержался (сам ещё каких-то четыре месяца назад не мог представить себя без сигареты – уж кому осуждать курильщиков, а только не ему). Молчание было тягостным.
     -Как вам живётся? – Вадим всё-таки решил прервать затянувшуюся "игру в молчанку".
     Максим пожал плечами:
     -Живём. С тех пор, как она с тобой развелась, перестала говорить о свадьбе. Раньше дня не проходило, чтоб не мечтала, как всё будет. Хотела голубое платье. Представляешь?
     -Что, кроме шуток, голубое? – поразился Вадим. Настя терпеть не могла голубой цвет, это он знал совершенно точно. – А ты сам-то как к свадьбе относишься?
     -Хочу ли я на ней жениться?
     -Ну да, - кивнул Вадим.
     -Ты спрашиваешь как бывший муж или как сторонний наблюдатель?
     -Это важно?
     -Пожалуй.
     -Когда мы были женаты, многие отмечали, что я отношусь к ней, как к дочери. Кстати, я тоже так чувствовал. У меня уже взрослая дочь, и, пожалуй, что-то похожее есть. Так что можешь считать, что я спрашиваю, как отец, которого у неё нет.
     -Собираешься продолжать опекать её?
     -А ты против?
     -Конечно. Я, разумеется, в курсе, что, возможно, только благодаря твоему звонку в "Скорую", она сейчас жива, но уверен, что это - лишь стечение обстоятельств.
     -Прости, но до тех пор, пока не убежусь, что ты способен быть ей надёжной опорой, я действительно собираюсь её опекать. Она одна в целом мире.
     Максим хмыкнул, но промолчал.
     -Не психуй, я не собираюсь навещать вас по выходным или названивать с вопросом: "Как часто Настасья ест свежие фрукты?".
     -А что тогда? – он поморщился.
     Вадим усмехнулся:
     -Упрощённо говоря, я оставляю за собой право набить тебе морду, если ты будешь себя плохо вести. Так ты хочешь на ней жениться?
     -Да. И я не обижу её никогда. Она такая… - он задумался, подбирая слово. – Нежная… Я не поэт, не умею писать стихов, а то бы написал. Она достойна. Такие женщины будят вдохновение.
     Вадим посмотрел на него слегка удивлённо:
     -Странно, я думал, что ты именно пишешь стихи…
     -У меня обманчивая внешность.
     -Да, пожалуй.
     -Вот чёрт, у меня реально ощущение, что я разговариваю с отцом Насти! Ты на меня страх нагоняешь! – воскликнул Максим возмущённо.
     Вадим засмеялся:
     -Ладно, расслабься. Я больше не буду.
     -Не верится что-то, - проворчал Максим.
     -Выключил я отца, выключил, - пообещал Вадим. - Ты спросить о чём-то хотел?
     -Ну... в общем да, хотел.
     -Спрашивай. Я - не папа, я - всего лишь бывший муж.
     -Ты был у неё первым?
     -Это тоже важно?
     -Я просто хотел бы знать. На мой взгляд, для своих лет, она слишком опытная.
     -А что тут удивительного – она была замужем!
     -Я в курсе, но… Встречался с разведённой женщиной, ещё до Насти. Она говорила, что ей со мной хорошо, но главное в семье - это когда мужчина доволен – отсюда мир и покой. Мир и покой был и у нас с Настей, но до тех пор, пока наши отношения носили чисто платонический характер. Как только… случилось, мы немедленно поссорились. Она сказала, что я вообще не мужик, что мужики так не поступают, и что я уснул на ней. А я не уснул! – Максим даже порозовел от возмущения. – Ну, ты же понимаешь меня.
     -Давай дальше, - сказал Вадим, спрятав улыбку.
     -С тех пор она всё делает сама. Буквально пальцем показывает, что и как ей нужно. Я… ну в общем, я в растерянности.
     -Давай уточним: ты в растерянности оттого, что она требует невозможного или оттого, что она знает, чего ей нужно?
     -Пункт номер два. С меня семь потов сходит. Я три кило сбросил!
     -Ты уродуешся, а она только пользуется? Пассивно рулит процессом, да?
     -Нет. Руль - это она сама!
     -И, стало быть, ты сделал вывод, что когда-то она вволю погуляла и набралась опыта?
     -Я не прав?
     -А вот за такие слова я вполне могу набить тебе морду, как обещал.
     -Но…
     -Ты идиот, Макс.
     Вадим поудобней устроился в кресле и закрыл глаза. Максим тоже замолчал. Сидел и напряжённо думал. Прошло уже сорок пять минут с тех пор как они оставили Настю у Руфи. Ожидать можно всего чего угодно. Например, Маша, после визита Вадима в этот дом, спала около двенадцати часов, но её самочувствие, к счастью, было гораздо лучше, чем состояние Насти... Хорошо бы, конечно, успеть до восьми вечера, когда в больнице прекратится приём посетителей… В любом случае, терять нечего - им с Максом обязательно влетит за то, что похитили Настю, никому ничего не сказав...
     -Это ты? - внезапно Макс ткнул в Вадима пальцем. – Ты её сделал такой?
     Вадим безнадёжно покачал головой и промолчал.
     -Плейбой, чтоб тебя, - презрительно проворчал Макс и отвернулся.
     -Ты её любишь? - спросил Вадим.
     -Ну, люблю.
     -Любишь – женись.
     -И женюсь. Тебя не спрошу… Ну да, ты – мужик, ты был у неё первым и ты разбудил в ней женщину, не поленился…
     Это уже истерика. Дать ему высказаться? Подставить бок, как боксёрская груша? Да пусть себе говорит. Наверняка он думал, что Настина болезнь – его вина, что надежд не оправдал, что разочаровал... И вот он тебе - срыв. Медики закололи её витаминами и гормонами, а результатов в общем-то ноль… Размышлять об этом слишком тяжело, а неизвестность – хуже всего… Теперь Максу, судя по всему, стало легче, вот он и разговорился на тему, которую обсуждать в общем-то не принято (особено, с бывшими мужьями твоих девушек). Можно представить, как истово он надеется на то, что Руфь спасёт Настю. Этот "испанец" - человек с совершенно иным чем у Вадима темпераментом, тонкой нервной системой, романтичным складом характера... Он добился девушки, которую доселе знал лишь с одной стороны. Разумеется, его шокировала её, не по годам развитая, чувственность - она, как хорошо настроенная скрипка, её струны туго натянуты, и при неумелом обращении, чего доброго, могут порваться! Нет, ему конечно нравится, что Настя оказалась такой, но, в то же время, он боится... порвать струну! Скорее всего, теперь это даже не страх, это - паника. Будь обстоятельства иными, Вадим непременно порадовался бы: соперник повержен и морально унижен. Вендетта свершилась. Но наслаждаться победой не время.
     -Ты ошибаешься, - сказал он, перебив Макса. - Я её такой не делал. Она от природы такая - у неё отец, вроде бы, кавказец. Мне оставалось лишь приручить её - можно сказать, настроить, подтянуть колки.
     -Так ты у неё не первый?
     -Ты не слушаешь - она такая от природы. Можешь мне поверить. Она ждала человека, который станет для неё опорой во всём, потому что с детства очень остро ощущает жестокость мира. Мать отдала Настю в Дом Ребёнка, когда ей едва исполнился месяц от роду. Потому Настя всегда считала, что никому в этом мире не нужна, что любой может её толкнуть и обидеть - вот и сберегла себя, хотя, при её темпераменте, это наверняка было сложно. Если ты её любишь, ты оценишь и подстроишься - иначе быть не может. Главное - не истери. Успокойся. Не забывай, что ты мужчина, и не позволяй ей командовать (командовать она любит, но не умеет).
     -Она тебя любила?
     -Уважала. Так точнее. Надеюсь, что уважает и по сей день.
     Тут как раз зазвонил телефон. Руфь. Пора было забирать Настю.
     ...Настя улыбалась. Максим бросился помогать ей добраться до машины. Руфь поманила Вадима.
     -Приворот той же рукой сделан, неумело, - сказала она. – Будто топором рубили. Я вручную выбирала осколки, как после ранения. Много их было… С девочкой теперь всё хорошо. Вы ещё до места не доедете, а к ней начнут силы возвращаться… Должна вам сказать, Вадим… Если этот парень хочет, чтобы она с ним осталась, пусть очень и очень старается – всё слишком тонко, зыбко. Он ей не безразличен, но если бы её к нему не приворожили, она не ушла бы от вас. Вы ей роднее. Она к вам вернуться захочет… Простить её нужно, не виновата она. Как быть, сами решайте.
     -Да, я понял. Спасибо вам… Всё-таки, что я могу для вас сделать?
     -Ничего не нужно.
     -Руфь, у вас дом старый, крыша течёт, по-моему. Мне не трудно найти работников, и не накладно.
     Она хорошенько подумала. Из двери, выходившей в коридор, в котором они стояли, выкатились два одинаковых черноволосых мальчугана лет по пять, и наперебой о чём-то заговорили Руфи, судя по всему, по-армянски. Она что-то им ответила, тронув свой лоб, видимо, призывала к порядку и тишине потому, что у мамы болит голова.
     -Так я договорюсь и позвоню вам, - улыбнулся Вадим, поймав молчаливый благодарный взгляд.
     -Спасибо, что поверили мне. Мы людей спасли.
     -Всего доброго.
     -И вам - удачи.

* * *
     На следующий день Настя позвонила Вадиму. Голос был бодрый и весёлый. В больнице всем им хорошенько влетело за вечерние прогулки пациентки со "сложным случаем", но это чепуха по сравнению с тем, что Настя, как и обещала Руфь, буквально сразу же пошла на поправку. Ей предстояло ещё слегка "восстановить силы" - Ира помогла с путёвкой в профилакторий, находившийся в нескольких километрах от города (всякие там кислородные коктейли, массажи, витамины), но такая мелочь не портила настроения… Это был последний звонок от Насти, на который ответил Вадим. Точнее – последний раз, когда он с ней разговаривал. Она уехала в свою здравницу и, в последующие две недели, Вадим как мог, избегал общения с бывшей женой. В основном ссылался на нехватку времени и давал отбой. Если Маша становилась свидетельницей этого, довольно эмоционального, процесса, в глазах её появлялось такое напряжение… Она без труда научилась разбираться в том, что Вадим на самом деле в данный момент чувствует. Её теперь не обманывало ни его якобы спокойствие в драматичные моменты, ни его беззвучные уходы на работу по утрам... На самом деле он дико нервничал по любому поводу, и не так уж торопился на работу утром, как хотел показать Маше. Просто ему жаль будить её в такую рань только ради секса и завтрака, он был твёрдо убеждён, что ни одна нормальная женщина не будет вскакивать в шесть утра ради того, чтоб поесть и по… ну вы поняли. Вадиму пришлось несколько раз повторять Маше, что назад дороги нет – не для кого. Звонил Максим, расстроено бормотал в трубку, что Настю подменили и она больше не хочет его ни видеть, ни слышать. Бесполезно было советовать что-либо, парень совсем расклеился… Вадим выжидал время. Нет, он не боялся разговора начистоту с Настей, он всего лишь хотел избежать тех слов, которые неминуемо придётся сказать. Пусть пройдёт какой-то срок. Она поразмыслит как следует, быть может, даже сделает правильные выводы сама, без неприятного "разговора начистоту"… Но на последнее не надеялся. В смысле, не надеялся, на то, что выводы, которые Настя сделает, будут правильными. (Дайте мне эту чёртову ведьму, я хочу посмотреть на неё!) Маша считала, что Руфь нанесла серьёзный удар по таинственному "ахалай-махалаю" и он обязательно должен как-то себя проявить. Ну не железный же он, не бесчувственный! Хорошо бы вычислить его и разрушить алтарь, чтоб ему впредь было неповадно колдовать… Сказать проще, чем сделать. Где и как искать этот алтарь? Продавщица козьего молока, впрочем, заверила, что поставила сильную защиту и "неумелая колдунья" просто не сможет её преодолеть, но… страх всё равно был...
     Что до Маши, то она стала ловить себя на том, что следит за каждым из окружающих её людей – будь то магазин или ЦТЮ. Присматривалась, заглядывала в глаза… Ничего не всплывало. Не нужно, наверное, говорить, что происходящее сильно действовало обоим на нервы и обстановка накалялась? Вадим стал чаще звонить, заезжать за Машей на работу и в ЦТЮ. Она ворчала на него – и без того времени нет, он без конца работает, водит Богдана на тренировки, тренируется сам – какие ещё могут быть "встречания"? Но всё бесполезно – молчал и делал по-своему.

ГЛАВА ПЯТАЯ
ПСИХ НЕНОРМАЛЬНЫЙ!
     В дверь постучали. "Опять Костя", - обречённо подумалось Маше. Но нет, не Костя. Марк.
     -Ты занята?
     -Немного… - она пригляделась. – Хорошо выглядишь.
     -Да, спасибо. Лицо уже полностью зажило, - Марк осторожно притронулся к своему носу.
     -Продолжим прерванный разговор?
     -Я бы хотел, но если ты не расположена…
     ("Не расположена, но разве ты отвяжешься?")
     -Всё нормально. Давай поговорим. Только не обижайся, что я буду разговаривать с тобой, уткнувшись носом в тетрадь. Хорошо?
     -Сколько угодно.
     -Итак?
     -Итак, я хотел рассказать тебе о свидании. Я никому ещё не говорил. Не знаю, то, что было – это хороший знак, или мне не стоит даже пытаться стать… натуралом.
     -Стопроцентным натуралом ты никогда не будешь, это я тебе гарантирую, – Маша отвлеклась от тетрадки и посмотрела на него.
     Марк заметно смутился.
     -А если я очень этого захочу? – с надеждой спросил он.
     -Захотеть – это мало, - вздохнула Маша. – Если ты начнёшь ломать себя, можешь заболеть. Я иногда смотрю сериал "Доктор Хаус". Там есть серия про гея, который пытался "вылечиться", но упал в обморок в церкви, на венчании, и чуть не умер. Его мозг взбунтовался.
     -Чем закончилась та история?
     -Парню посоветовали не валять дурака и не ставить больше над собой экспериментов. Марк, быть может и тебе не стоит заморачиваться? Не насилуй себя. Так нельзя, ну правда.
     -А вдруг у меня получится? Алёна меня понимает. Главное, она принимает меня таким, какой я есть. Она сказала, что знает про мою неправильную ориентацию (она это так назвала), что влюблена и хочет, чтобы мы были вместе. И ребёнка хочет. И замуж за меня...
     -Она этого хочет, а ты?
     -Я - не знаю. Думаю, было бы неплохо...
     -Вы с ней, на свидании, только разговаривали или...
     -Или.
     -Она разделась перед тобой. Танцевала. Ты любовался, но ничего не почувствовал.
     -Да. Именно так. Я сказал, что она красивая, - Марк говорил с расстановками, параллельно расхаживая по комнате. - Алёна действительно красивая, я не идиот, чтобы не понимать этого. Потом она стала раздевать меня. Медленно и так… нежно. Мужчины так не умеют. Те мужчины, с которыми я близко сталкивался. – Мы легли на постель рядом. Она попросила смотреть и начала… ласкать себя. Это было… как гипноз.
     Маша не следила за передвижениями Марка, но она отвлеклась от своей тетради с эскизами и заметками, задумчиво смотрела в окно перед собой.
     -На этот раз ты что-то чувствовал? – спросила она.
     -Мне было неловко.
     -Правда? – не поверила Маша. – И что ты сделал?
     -Я смотрел.
     -И всё?
     -Да.
     -И не было ни малейшего желания помочь девушке? - Маша перевернула листок в тетради. Она, вот уже второй день, ломала голову над гримом для сказки, которую ставили в театральной студии. Сказка была красивая, волшебная - хотелось сделать волшебный грим, подобрать образы так, чтобы все поверили в волшебство. Помимо грима, Маша обычно участвовала так же в создании костюмов, и даже иногда лично ходила в магазин, подбирать ткань... Ей это нравилось, она всё больше увлекалась работой с детьми - они вместе разрабатывали эскизы костюмов, а потом - кроили и шили...
     -Она перевернула меня на спину и…
     -Я поняла, подробностей не нужно, - перебила Маша. – Твои ощущения?
     -У неё внутри всё сокращалось и она стонала.
     -Она что-нибудь сказала после?
     -Сказала, что столько удовольствия ей ещё никто не доставлял.
     -Поздравляю, родной, она, кажется, и в самом деле от тебя без ума. Я бы, на твоём месте, сразу женилась. Дети у вас будут – сто процентов.
     -Но... я не смогу всё время вот так, - вздохнул Марк. - Это как-то неправильно, искусственно. Мне нужна какая-нибудь опора, я должен от чего-то оттолкнуться. Хотя бы на первых порах.
     -То есть? - Маша увлечённо заштриховывала набросок костюма Сказочника-Загадочника.
     -Мне нужна девушка, к которой я, по какой-то причине, отношусь не так, как к остальным.
     -А такая есть?
     -Есть. Мне нужны её советы, участие...
     -Так в чём же дело? - она совершенно не вдумывалась в разговор, говорила по инерции, потому что все её мысли поглотил процесс творчества.
     -Видишь ли... Это - ты.
     -Я? - переспросила Маша, наконец, соображая, к чему был весь этот пространный, путанный диалог. Она мысленно прокрутила разговор задом наперёд, словно запись (замечала у себя такую способность), сделала выводы... М-да, поздновато спохватилась...
     -Быть может, ты согласишься помочь мне? - продолжал между тем Марк.
     -Как ты себе это представляешь? - Маша запаниковала. Дурацкая ситуация, которую просто-напросто упустила. В последнее время она, пожалуй, чересчур расслабилась, потеряла бдительность...
     -Я это никак себе не представляю, но ты - действительно единственная девушка, к которой я могу обратиться с такой деликатной просьбой.
     Маша не видела его, он расхаживал где-то вне поля её зрения, а обернуться она боялась.
     -Чем же я заслужила? - захлопнув тетрадку, Маша нахохлилась и постаралась унять противную дрожь. Ну вот, а она-то уже было подумала, что распростилась со всеми своими проблемами...
     -Ты - ЕГО ДЕВУШКА. Вы очень похожи внутренне. Раньше это было меньше заметно, но теперь - ты даже разговариваешь точно так же, как он: "Поздравляю, родной, она, кажется, и в самом деле от тебя без ума". Он произнёс бы это точно так же. Две половинки одного целого - глядя на вас начинаешь верить в старинную легенду... А "Доктор Хаус" - его любимый сериал, я знаю.
     Она перестала слышать шаги, должно быть Марк остановился.
     -Марк, но я... не могу ничем тебе помочь... Я не смогу выслушивать исповеди и не решусь давать советы. Тебе к психологу надо.
     -Ты меня не поняла. Мне не советы нужны, понимаешь?
     -Тебе нужна помощь... действием?
     -Никто ничего не узнает.
     -И ты это всерьёз?
     -Это - безумная мечта, я понимаю...
     -Ты сумасшедший? - от возмущения Маша на секунду позабыла все свои страхи, обернулась.
     Марк стоял у неё за спиной. Она в упор наткнулась глазами на ремень его брюк (Armani?) и подкатил ужас. До такой степени, что захотелось закричать. Она вскочила.
     -Ты чего? – удивился Марк. - Я не правильно выразился, быть может - ни к чему тебя не принуждаю, нет так нет, сам как-нибудь разберусь...
     -Извини. Извини, мне нехорошо, - проговорила Маша и бросилась вон из кабинета. Дверь открывалась вовнутрь, и, в данный момент, она именно открывалась – Костя с очередными идеями. Маша натолкнулась на дверь (угол, пластик!), как показалось, лбом и, выставила вперёд ладони, словно бы защищаясь. У Кости, от неожиданности, вырвался изумлённый возглас.
     -Что у вас тут происходит? – воскликнул он, глядя вслед Маше.
     -Мы разговаривали, - удивлённо пожал плечами Марк, - и вдруг она вскочила, как ужаленная. Ничего не понял…
     Маша, не разбирая дороги, кое-как добралась до туалетной комнаты. Это было большое помещение на цокольном этаже, кабинок на шесть, отделанное (зачем-то) белым мрамором, и пахло тут всегда какими-то цветами (никогда не заходила в здешний мужской туалет – там чем пахнет? табаком?). К счастью, было пусто. Прислонилась спиной к холодной каменной стене и попыталась прийти в себя. Перед глазами, как в безумном калейдоскопе, мелькали лица, в ушах гудели голоса… Призрачные картины, проявляющиеся через окружающие предметы, заполняющие белые стены… Сначала подумала, что возвращаются недавние кошмары, но нет, это было что-то другое. Память? Память раскрывается, разворачивается, как смятая в тугой шарик бумажка… Но она не хочет ничего вспоминать! Пожалуйста, не нужно! Марк… Что с ней сделал Марк? Он заставил её слушать, вникать в свои проблемы. Моральное насилие, насилие на тонком уровне – так, наверное, это называется? Ей что-то припомнилось, только и всего. Эта пряжка от ремня, откуда она? Нет, не нужно хвататься за проблески воспоминаний - они, чего доброго, вытянут за собой и всё то, что надёжно упрятано в глубине подсознания! Она включила холодную воду, побрызгала на лицо. Тушь водостойкая, выдержит. Правая бровь вспухла и на ней явственно видна ссадина… Необходимо успокоиться. Вот-вот заедет Вадим – пятый час вечера, Ида Александровна записалась на приём в поликлинику и просила Машу посидеть с Богданом... Примерно с полчаса она простояла, склонясь над раковиной, зачерпывая холодную воду и прикладывая ладонь к ссадине. Отлегло. Нужно вернуться в кабинет и чем-то объяснить своё поведение. Нужно вернуться.
     Маша поднялась на первый этаж. Костя стоял возле своего кабинета.
     -А, вот она ты! Тебя Вадим ищет. Что стряслось-то, Маш?
     -Мне вдруг стало нехорошо… Где Вадим?
     -Да только что тут был, наверное, в холл вышел, там Барбара. Сейчас вернётся… У тебя такой синяк…
     -А Марк где?
     -В зале. Пришли "звукари", они разбираются с нашей акустикой, Марк хочет что-то улучшить. Я в этом ни черта не рублю...
     -Маруся, ну где ты вообще гуляешь, у меня куча дел! – голос Вадима.
     -Я сейчас, только куртку возьму…
     Он зашёл вслед за ней в кабинет. Костя отправился по своим делам.
     -Ты какая-то… мокрая. Умывалась? Что-то случилось?
     -Ничего. Поехали, - Маша шагнула к выходу.
     Вадим остановил её:
     -Погоди. Это что?
     -Это я на дверь натолкнулась. Случайно. Костя открыл, а я натолкнулась.
     -А ну-ка давай, рассказывай. Садись и рассказывай.
     Он посадил её на стул.
     -Вадим, ехать надо, - беспомощно проговорила Маша.
     -Маме на приём к семи. Я хотел двух зайцев убить, заскочить ещё и к Паренаго… в крайнем случае, Паренаго обойдутся.
     -Марк попросил разобраться по моей системе – стоит ему податься в натуралы или нет.
     -Путём чего?
     -Путём описания его свидания с Алёной Палной.
     -Зачем ты вообще с ним об этом разговаривала?
     -Он давно просил, терпеливо ждал... Ты ему очень нравишься и он считает, что мой совет – это всё равно что твой совет. Говорит, что мы с тобой похожи, как две половинки… Я… мне его жалко было… Он говорил о своём, а у меня… мне показалось, что ко мне возвращается память. Всё возвращается. Должно быть, какая-то деталь что-то мне напомнила… Я испугалась, бросилась вон и наткнулась на дверь…
     Вадим развернулся и вышел из кабинета.
     -Стой! – крикнула Маша, но куда там. Его не удержишь.
     Догонять она, конечно, не стала, сил не было. Сидела за столом в куртке и бессмысленно листала свою рабочую тетрадку.

* * *
     Марк, Барбара и двое незнакомых парней (один с "ёжиком", другой со старомодно выбритыми висками и "косичкой") оживлённо разговаривали возле сцены, в боковом проходе. Беседа у них, видимо, очень компетентная, поскольку все размахивали руками, указывая то в один конец зала, то в другой, то на сцену, спорили и что-то доказывали друг другу. Они так увлеклись спором, что никто не заметил, как к ним быстро подошёл Вадим. Он стремительно ухватил Марка за воротник. Писарев, поперхнувшись оттого, что горло перехватило цепким обручем жёсткого воротничка, попытался было ослабить удавку, но ничего не смог поправить в своём незавидном положении - лишь ударился лбом о Вадимов подбородок. У Вадима мелькнула отстранённая мысль, что если бы этот кретин хоть немного был знаком с простейшими приёмами самообороны, то мог бы сейчас запросто высвободиться.
     -Какого чёрта ты к ней полез, сволочь? – спросил он достаточно спокойно.
     -Я… к ней… не… лез, - пропыхтел Марк. Перед глазами у него плыли круги.
     -Ах, ты не лез?! Думаешь я поверю в это, после того, как ты бесконечно к ней клеился?
     -Вадим, что происходит? Это что ещё за сцена?
     -Отойди, Барби, не мешай, - свободной рукой, не глядя, он отодвинул Барбару в сторону.
     -Я вообще… не понимаю… - оправдывался Марк, багровея
     -Объяснить? – и Вадим толкнул Марка в плечо с такой беспощадностью, что тот впечатался спиной и затылком в стену.
     -Лапин, прекрати немедленно! – в ужасе взвизгнула Барбара. – Ты же убьёшь его! Ребята, что вы смотрите?
     -Ага, - в голос проворчали "ёжик" и "косичка", с опаской отступая как можно дальше, - он же нас одной левой! Сами разбирайтесь со своим Халком!
     Вадим, ни на кого не обращая внимания, вполне хладнокровно, как куклу, ухватил Марка за грудкИ и пригвоздил его локтем к стене, усыпанной крупными осколками кусочков мрамора (выглядит стена красиво, но вряд ли предназначена для таких вот пассажей). Марк не мог ни вдохнуть ни выдохнуть и был уверен, что жизни пришёл конец – стОит Вадиму надавить чуть сильней, грудная клетка затрещит, как щепки. Острые камешки врезАлись под рёбра и он готов был взвыть от боли.
     -Страшно? – поинтересовался Вадим.
     -Я ничего ей не сделал, - просипел Марк. – Я пальцем её не тронул!
     -Ещё бы ты её тронул!
     -Неужели ты думаешь, что я смог бы сделать что-то плохое по отношению к ней? Она – это почти ты. Я всего лишь хотел совета…
     -А неужели сложно понять, что за человек перед тобой? Неужели тебе не бросилось в глаза, что она не идёт на контакт, что сторонится мужчин? Неужели трудно хотя бы раз присмотреться, подумать головой, а не задницей, и понять, наконец, что у девушки – серьёзная психологическая травма, от которой она до сих пор не оправилась? Ты ей в глаза хотя бы раз смотрел? Её не то что трогать нельзя, с ней даже разговаривать нужно шёпотом, обдумывая каждое слово! Совета он захотел. Эгоцентричный урод! Только попроси, я с радостью подарю тебе свою старую записную книжку с тремя десятками телефонных номеров моих бывших баб – звони, советуйся, они будут счастливы повспоминать и всплакнуть – но о Маше не смей даже думать. Ты меня понял?
     -Вадим! – проорал, выбегая на сцену, Костя. – Ты взбесился? Немедленно отпусти его!
     За ним шла перепуганная Барбара.
     -Я так люблю тебя сейчас. Ты такой сильный, - пролепетал полупридушенный Марк, почти теряя сознание.
     Вадим сжал пальцы правой руки в кулак и коротко ударил в стену, над левым плечом Марка. Со стороны этот удар совсем не показался сколько-нибудь впечатляющим, но Марк всем своим существом ощутил, что таким ударом можно было вдребезги разнести об эту стену, утыканную орудиями пыток, его голову. Но удар пришёлся лишь в стену, а потому страшно даже представить, что у Вадима сейчас с рукой.
     -Если ты ещё раз подойдёшь к ней ближе, чем на три метра или заговоришь с ней - я тебя убью, - спокойно пообещал Вадим Марку, оседающему на пол, и не верящему в счастье, что его отпустили.
     Уже уходя, Вадим добавил вполголоса, как бы про себя:
     -Как же вы меня задолбали со своими чувствами! Фан-клуб, тоже мне – чокнутая супермодель и гей-лесбиян! Свести вас что ли? Глядишь и осчастливите друг друга...
     -Какая муха тебя укусила?! – проорал вслед уходящему Вадиму Костя.
     Он бегло осмотрел музыкального руководителя, убедился, что тот живёхонек (ну, разве что немного красен и помят), присел к нему, сидящему на полу, и принялся хлопать по щекам, приводя в чувство. Барбара бросилась вслед за Вадимом.
     Она догнала его в холле, опередила и, по инерции проскользив в тапочках по гладкому каменному полу, преградила путь, раскинув руки. Вадим остановился.
     -Может, объяснишь?
     -Какого дьявола, Барби, ты всегда считаешь своим долгом влезть туда, куда не просят?
     -Стало быть, мы все должны помалкивать и наблюдать, как ты ломаешь человеку кости?
     -Успокойся. Я контролирую свои эмоции. Ваш драгоценный альтист жив и здоров.
     Небрежно задев Барбару плечом, он вышел из холла.

* * *
     Маша сидела за столом в кабинете, обхватив голову руками.
     -Псих ненормальный! – всхлипнула она, едва он вошёл.
     -Спасибо большое, - кивнул Вадим.
     -Что у тебя с рукой? – ужаснулась Маша, увидев, как на пол из рукава его куртки капает кровь.
     Вадим согнул руку в локте и равнодушно посмотрел, как с пальцев стекают красные капли.
     -Где у тебя носовой платок? – Маша вскочила из-за стола.
     Он сделал движение к внутреннему карману, но Маша его остановила:
     -Куда?! Дай, я достану, ты же весь перемажешься. Куртку, осторожно, не испорти.
     Она замотала ему пальцы платком.
     -Держи потуже и снимай куртку. У меня аптечка есть. Не уверена правда, что там найдётся что-нибудь кровоостанавливающее… Хорошо бы перекись водорода была – не так больно, как йод…
     Вадим наблюдал, как она, всхлипывая, достаёт из шкафчика аптечку и начинает разбираться в ней.
     -Маруся, я в больницу съезжу. Там зашьют.
     -Помалкивай. Не зли меня лучше. Сейчас с ног до головы йодом измажу, он, на твоё счастье, есть.
     Вадим улыбнулся. Маша проверила, не слишком ли горячий чайник. Комнатная температура, в самый раз. Потянула Вадима к раковине, стянула окровавленный платок и принялась промывать ему разбитые пальцы.
     -Псих ненормальный, - повторила она и вытерла слёзы тыльной стороной ладони. – Шевелить пальцами можешь?
     Вадим пошевелил пальцами и сжал руку в кулак. В раковину упали ещё несколько капель крови.
     -Осторожно! – воскликнула Маша и, промокнУв бинтом, приложила к его руке вату.
     -Ты где научилась оказывать первую помощь?
     -Там же, где ты научился отогревать замерзающих водяных нимф. Садись.
     Она села напротив, открутила крышечку от флакончика с йодом и предупредила:
     -Будет больно.
     -Сейчас, в ужасе, сбегу.
     Маша осторожно обмазала края порезов йодом. Вадим боли не почувствовал, и это обстоятельство ему сильно не понравилось. Больницы точно не избежать.
     -Кости целы, жить будешь.
     -Спасибо, доктор.
     -Ты хотя бы представляешь, что с твоей рукой будет завтра? Она распухнет так, что даже ручку не удержишь.
     -Я умею писать левой.
     Вадим, не без восхищения, смотрел, как Маша, вполне хладнокровно, пребинтовывает хороший кусок ваты к его пальцам. Не испугалась крови, не растерялась…
     -Ты что, вместо Марка, врезал стене возле сцены? – она вытерла последние слёзы.
     -Типа того. Он к тебе больше не сунется. Обещаю.
     -Мне кажется, ты пальцы до кости распорол…
     -В последний момент изменил направление удара, хотя очень хотелось сломать ему ключицу, и посмотреть, как он будет корчиться.
     -Ты бы не сделал этого.
     -Я и не сделал...

* * *   
     Вадим вернулся домой около девяти часов вечера. Разумеется, ничего кроме ожидания в приёмном покое городской больницы, он сделать не успел. Позвонил в резиденцию Паренаго, извинился и отменил занятия. В больнице не только зашили пальцы, но и успокоили – несмотря на серьёзные порезы всё будет в порядке и чувствительность восстановится. Допытывались конечно, каким образом распорол пальцы – пришлось честно сказать, что заступился за свою девушку. Посмотрели с недоверием, но сделали аккуратные шовчики, залюбуешься. Звонила мама, встревоженная его травмой (Маша уже рассказала, что он "набил морду одному уроду"). Успокоил, сказал, что до свадьбы заживёт, чем привёл маму в сильное замешательство. Оказалось, что Богдан попросился остаться ночевать у папы и Малуси – Вадим не возражает? Ну конечно же нет! Он пообещал завтра утром вернуть бабушке внука и поехал домой в отличном настроении. "Убитый" вечер обещал закончиться очень даже неплохо.
     Богдан сидел у себя в детской и увлечённо рисовал. Маша в гостиной, на ковре, листала школьные альбомы с фотографиями (там были собраны все школьные фотографии Лизы, а так же множество общих снимков учеников Вадима за несколько лет) – дверь этой комнаты находилась прямо напротив детской, мальчика было прекрасно видно...
     -Привет, - Маша помахала рукой. – Как дела у нашего мстителя?
     -Жизненно важные органы не пострадали.
     -Ура, - сыронизировала она.
     -Что ты ищешь?
     -Есть идея. Потом скажу.
     -Ладно, - кивнул Вадим. – Почему не смотрите "Спокойной ночи, малыши"?
     -Потому, что у Дани – твой характер, и если он хочет рисовать, то он идёт и рисует.
     Вадим засмеялся и отправился в детскую.
     -Как дела, малыш?
     -Я лисую сказку.
     -Ты рисуешь, Даня. Эр.
     -Ррисую.
     -Отлично. Что за сказка? Расскажешь? – он сел на пол, рядом со стульчиком Богдана.
     -Да. "Лиса и Жу…рравль". Вот смотли: тут Лиса к Жулавлю пли… прришла, а он ей в кувшине угощение плинёс. А сейчас я ррисую, как Жулавль к Лисе прришёл, а у неё – только каша в блюдце.
     -А кашу она не любила, да?
     -Нет, папа, ну как ты не понимаешь – у жулавля длинный нос и ему не удобно есть кашу из блюдца. Из блюдца только Генлих может есть, а у жулавля не получится. А Лисе было не удобно есть из кувшина, потому что она не достаёт до еды. У неё нос коррроткий.
     -Мудрая сказка…
     -Мудлая. Мудррая.
     -Чему она учит? Подумай.
     Богдан задумался и выдал:
     -Она учит, что если я хочу кого-то угостить (не обязательно лису), то я должен сделать так, чтобы он смог этим воспользоваться. Ну, чтобы он понял, что это для него. Дедушке нельзя конфеты. Бабушка сказала - это потому, что у него внутрри и так много сладкого. Если я подаррю дедушке конфету, мой подалок ему не понлавится. Да?
     -Да, - улыбнулся Вадим. – Всё верно.
     -Папа, а когда вы меня совсем заберррёте?
     -Тебе не нравится жить у бабушки с дедушкой?
     -Нрравится. Но я хочу жить с тобой и Малусей.
     -Бабушка расстроится, если мы тебя заберём.
     -Она не ласстлоится! Не ласстлоится! – начал горячо убеждать его Богдан. А потом задумался и, обречённо вздохнув, сказал, опустив голову:
     -Да, она ррасстлоится.
     Вадим приподнялся с пола и обнял мальчика за худенькие плечи забинтованной рукой.
     -Я тебе обещаю, что очень скоро ты будешь жить здесь, с нами. Сейчас ты пока не можешь ходить в детский сад, как остальные дети, и бабушка взяла тебя к себе. Я и Маруся работаем, меня нет дома целый день. Понимаешь?
     -Сколо?
     -Скоро.
     -Холошо. Я подожду. Папа, а ты рруку порранил, когда защищал Малусю от плохого дяди?
     -Это тебе Маруся сказала?
     -Я слышал, как она лазговарривала по телефону с бабушкой.
     -Именно так и было.
     -Я тоже буду защищать Малусю! Да?
     -Да. И мы с тобой никому не дадим её в обиду.
     -Никому, - согласился Богдан.
     А Вадим подумал: "Папин сын" и, поцеловав мальчика в висок, поднялся на ноги.
     -Я сейчас доррисую сказку, а потом наррисую Малусю.
     -Э, нет, приятель, Марусю ты нарисуешь уже завтра. Скоро спать.
     Мальчик недовольно скривился.
     -Не возражай, - предупредил Вадим. – Я знаю, что бабушка строго следит за твоим режимом.
     -А ещё полчасика?
     -Полчасика. Засекаю.
     -Клёво!
     И Богдан снова занялся рисованием.

* * *
     -Что всё-таки тебе сказали в больнице? – спросила Маша, не отрываясь от разглядывания фотографии в альбоме.
     -Да нормально всё, Марусь, я не вру. Даже снимок сделали. Правда, посоветовали в следующий раз не менять направление удара, а бить туда, куда метил.
     -Неудачная шутка.
     -Всё ещё злишься?
     -А ты как думаешь?
     -Думаю, что злишься.
     -Правильно думаешь. Звонила Барбара, спрашивала, прекратила ли действие таблетка "Озверина". Вадим, если ты будешь себя так вести, мне, чтобы доказать людям, что ты не законченный шизоид, придётся всем рассказывать свою биографию. А я не горю желанием, понимаешь?
     -Да, конечно. Прости, что набил за тебя "морду одному уроду".
     -Ида Александровна, - вздохнула Маша. – Должна же я была тебя как-то отмазать?
     -Ага, выходит, я всё равно псих, а не герой?
     Маша отложила альбомы и молча, серьёзно, посмотрела на него.
     -Герой. Ты – мой герой. Только мой. Для остальных ты сегодня – псих. Я сказала Барби, что Писарев меня изводил интимными подробностями своей личной жизни много дней. Из-за тебя навела поклёп на бедолагу-гея.
     -Этот бедолага тебя до смерти перепугал. Видела бы ты своё лицо! Ты, чего доброго, ещё решишь перед ним извиняться…
     -Давай не будем больше спорить.
     -Не будем. Но ни один бедолага от меня просто так не отделается. Обещаю.
     -Ну невозможно же! Упёртый и тупой! – проворчала Маша и снова взяла в руки альбом с фотографиям. – Уйди с глаз моих. Там твой ужин, разогрей в микроволновке, уже всё остыло…

* * *
     -Уснул, - Маша тихо прикрыла за собой дверь спальни.
     -Замочек там защёлкни пожалуйста, Марусь, - попросил Вадим.
     -Дим, ребёнок прекрасно знает, что нельзя входить без стука.
     -Он – всего лишь ребёнок. Ему только-только исполнилось четыре. Знаешь, каким болваном себя чувствуешь, когда вот такая малявка застаёт тебя в очень интересный момент, посреди ночи?
     -Дай отгадаю… Это Лиза была?
     -Лиза. В три года. Поднимаю голову, а она стоит и смотрит.
     -Что сказала? – засмеялась Маша и повернула ручку дверного замка.
     -Не сказала, спросила: "Папа, ты делаешь маме непьямой массаж сейдца?" Ребёнок у нас очень любил сериал "Скорая помощь".
     -Ну, а ты? – она положила халатик на спинку стула, оставшись в бордовом топике и точно таких же бикини. Села на кровать, подобрав под себя ноги.
     -А что я? - Вадим отложил книгу. - Непрямой массаж сердца до конца не доведён – маме пришлось срочно воскреснуть и выяснить, за каким лешим ребёнок ходит ночью по квартире. Папе, после таких пассажей, самому не помешал бы какой-нибудь массаж сердца.
     -Бедняга! – хохотала Маша. – Где вы тогда жили?
     -У Иры. Точнее, у её родителей. У них большой частный дом на западной окраине. Хороший район, мне он всегда нравился.
     -Дима, а познакомь меня с Ирой? Ты так о ней рассказываешь всегда… очень тепло. Она, наверно, такой хороший человек… Просто хочется с ней пообщаться. Познакомь, а?
     -Ты точно не ревнуешь?
     -Точно – не ревную. Честное слово.
     -Они с Лизой иногда заходят к моим родителям… Можно устроить.
     -Спасибо! – Маша поцеловала Вадима в щёку.
     Он задержал её за плечи.
     -Погоди… Я сказать хочу кое-что.
     -Марусь, а может потом?
     -Нет-нет, погоди… Ну Вадим, щекотно, прекрати! – она засмеялась и шлёпнула его по руке. – Ты не только писАть можешь левой рукой!
     -А то? Ну так что за разговор у тебя? Я надеюсь, ты уже не злишься и сегодня больше не будет выяснений отношений?
     -Не будет, - Маша легла рядом. – Я, кажется, нашла нашего "ахалай-махалая".
     -Где? Только не говори, что в одном из моих альбомов.
     -Именно.
     -Так, - теперь сел Вадим. – А можно поподробней?.. Чёрт… - он отвернулся и даже глаза прикрыл забинтованной рукой (Маша нарочно зашла в аптеку и купила бинт - для того, чтобы каждый день, дома, заново перебинтовывать его руку поверх основной повязки - чтоб не таскал в дом микробов!).
     -Что стряслось?
     -Когда я на тебя смотрю, у меня мозги отключаются. Можно буду в сторону смотреть?
     -Тогда я быстро скажу, чтоб ты не мучился. Это - Таня Паренаго.
     -Чтоо?
     -Да-да.
     -Ты уверена?
     -Помнишь, я рассказывала тебе свой сон про дом, где не было выхода? Там ещё был человек, чем-то похожий на тебя. Ну так вот. Я видела в этом доме двух женщин. Возраст не определила на глаз, потому что они обе были наштукатурены покруче актёров из театра "Кабуки". Чёрная подводка – брр, - Маша передёрнула плечами. – В такой раскраске трудно разглядеть лицо человека, особенно если не очень близко его знаешь. Одна из тех женщин не спускала с меня глаз, и я её хорошо запомнила.
     -Хорошо, ну а почему ты вдруг решила искать в фотоальбомах?
     -Дедукция, мой друг. Кто был поблизости от Насти и от меня? Настя – Танин преподаватель. К тому же, девочка ходит на занятия в "Лингво" (я помню, ты рассказывал, что там она шлифует свой русский). Наверняка ей известно о том, что там работает Настин однокурсник (возможно, задала несколько вопросов) – для комплекта, при желании, запросто можно что-нибудь стянуть с учительского стола. А у меня в гримёрке Лиза с Таней бывают очень часто, куртка моя постоянно висит на вешалке, там же, в гримёрке. Я же не слежу за каждым шагом людей, с которыми работаю! Сразу её не узнала потому, что ни разу не видела с макияжем – она никогда не приходит в ЦТЮ с подводкой. Меня натолкнула на мысль её мама – она недавно заходила в гримёрку с просьбой поговорить с девочками о том, что не стоит перебарщивать с косметикой. Таня, по её словам, злоупотребляет чёрной подводкой, и это маму просто убивает (кстати, мама у Тани – отпад!). Я порылась у тебя в альбомах, и нашла: на прошлогодней фотографии Таня Паренаго с чёрной подводкой – и вот тут я её и узнала. Это точно она.
     -Феноменальнобл, Шерлок!.. Чёрт побери, у меня всё настроение пропало…
     -Это отчего, оттого, что я такая умная, или оттого, что наша ведьма нашлась? - улыбнулась Маша.
     -Да от всего понемногу, - отмахнулся Вадим и лёг. Засмеялся:
     -Представляешь, как это будет выглядеть, если я завтра у Паренаго устрою охоту на ведьм? Ты на сколько процентов уверена?
     -Да, пожалуй, на сто.
     -Странно вот только, что мотива-то у неё, вроде бы, никакого нет…
     -Ну, не знаю, быть может она банально влюбилась в преподавателя?
     Вадим посмотрел на неё, медленно постигая суть крутого виража судьбы.
     -Я – идиот идиотский, Маруся! – проговорил он потрясённо. – Эта дурёха… Едрид-мадрид (прости мне мой испанский), она же думает, что её мать в меня влюблена! Вот поистине, знал бы где упадёшь – соломки бы подстелил! Людмила мне говорила, а я пропустил мимо ушей. Танин отец нарочно распределяет расписание наших занятий на те дни, когда особо занят на работе. Расписание каждую неделю меняется, иногда мы занимаемся раз в неделю, а иногда – пять. Его жена так же посещает своих массажистов-косметологов в те дни, когда глава семьи загружен работой. Всё остальное время Конфуций посвящает семье, которая обязана отвечать ему взаимностью, не отвлекаясь на занятия с репетитором и спа-процедуры.
     -А Таня сделала вывод, что мама бегает по косметологам только потому, что ты вот-вот придёшь к ним в гости?.. У неё отчество "Конфуциевна"? Бедный ребёнок! – хохотала Маша.
     -"Бедный ребёночек" чуть не угробил двоих человек, - посерьёзнел Вадим. – И не факт, что она не возьмётся за старое.
     -Она действительно так любит свою маму?
     -Она – эмо. Цепляется за любые душещипательные сюжеты. Пусть даже они – плод её воображения.
     -А вдруг это не воображение, а правда? Ты не допускаешь такого варианта? А может… Посмотри-ка на меня… Вадим, пожалуйста, посмотри на меня. Ты же… ты же всё прекрасно знаешь, но нарочно "пропускаешь мимо ушей" и "закрываешь глаза"… Я права, плейбой?
     -Ты с кем сейчас разговариваешь? – совершенно серьёзно спросил Вадим, для верности пооглядовавшись по сторонам.
     Некоторое время Маша молчала, не спуская с него глаз.
     -Это с ней ты изменил Насте? – проговорила она наконец. – Да? Значит, она действительно в гримёрку приходила для того, чтобы на меня посмотреть? О, Боже… - и, не выдержав строгое лицо, снова засмеялась:
     -Жуть какая! С кем я связалась! Вадим Лапин - не плейбой, он - просто стррашный человек!
     -Бармалей, - подтвердил Вадим. – Давай спать что ли? Настроение испорчено, и до утра, я так подозреваю, не вернётся.
     -Давай. Но вдруг оно вернётся?
     -Я тебе сразу об этом скажу, не сомневайся.
     -А замок я всё-таки отопру, - Маша встала, повернула ручку дверного замка и даже приоткрыла саму дверь.
     Вадим никак не прокомментировал. Он дождался, пока она возвратится, протянул руку и выключил бра. Маша прижалась к нему в наступившей темноте, и положила на плечо голову. Вадим обнял её забинтованной рукой и подумал: "Идиллия. Пора предложение делать. Похоже, мы готовы…" Прошло минут пять.
     -Дим, - шепнула Маша, - не заснул ещё?
     -В процессе, - выговорил он. – Оно не вернулось, Марусь, спи.
     -Послушай, а ты хотя бы раз находил у кого-нибудь из твоих подружек точку "G"?
     -G-spot? Это же миф. Ты веришь?
     -Я в Интернете наткнулась на удивительные вещи. У кого-то она есть, у кого-то нет. Там даже руководство по её эксплуатации имеется. Давай попробуем на досуге поискать? Быть может, у меня она есть?
     -Вот швы снимут – и попробуем. Левой точно не найду…
     -По-моему, у тебя отлично получается и левой. А кое-что даже совсем без рук…
     -Спи, Марусь, - засмеялся он. – Найдём всё, что захочешь. Только скажи.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ВСЁ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ...
     -Жанна Семёновна, Лапин пришёл, - сообщила секретарша по громкой связи.
     -Да-да, Оля, я его жду.
     Вадим зашёл в директорский кабинет, чувствуя себя как минимум нашкодившим школьником. Его редко вызывали к директору. Так редко, что было действительно как-то не по себе.
     -Добрый день, Вадим Ефимович, - прозвучало нарочито официально. – Присаживайтесь.
     "Не к добру", - подумал Вадим.
     -Я не задержу вас надолго. Знаю, что время дорого.
     Да уж, времени было действительно в обрез.
     -Ну, во-первых, вы мне можете сказать, что с вами происходит в последние полгода? Начиная с ноября месяца – бесконечные "без содержания", вас не поймаешь нигде абсолютно – ни дома, ни на работе, ни по сотовому. На переменах вы вечно решаете какие-то вопросы по телефону. Я, конечно, знаю, что работа у вас никогда не была на первом месте, но такого откровенного пренебрежения понять не могу.
     -Извините, Жанна Семёновна. Я исправлюсь.
     -Что у вас с рукой?
     Он пожал плечами:
     -Подрался.
     Директриса несказанно удивилась:
     -Вы меня разыгрываете?
     -Если объяснять – до вечера не управимся, Жанна Семёновна.
     -Вадим, - она перешла на неофициальный тон, - мне понятно, что тебе не до работы, что ты развёлся, что внезапно нашёл сына, собираешься жениться, и всё это враз… У кого угодно голова пойдёт кругом от такого бразильского сериала в своей собственной жизни. Я всё это понимаю, но и ты войди в моё положение. Ты в курсе, что я ухожу на пенсию. И прекрасно знаешь, кого я порекомендую на освободившееся место. Но если не пересмотришь своё отношение к работе, мне придётся менять решение относительно тебя. Никто не заинтересован, чтобы директором нашей школы был кто-то другой. Никто, Вадим – ни Управление Образованием, ни учителя, ни я, ни даже ты. И не пытайся мне доказать сейчас, что, работая сверхурочно, ты преследуешь цели более высокие, чем деньги. Тем более в твоей нынешней ситуации.
     Повисла пауза. Жанна Семёновна довольно долго ждала реакции собеседника, но её не было.
     -Вадим Ефимович?
     -Мне нечем возразить.
     -Удивительно. Я приготовилась выслушать десяток хорошо аргументированных доводов против твоего назначения.
     -Они были. Ещё в ноябре я обязательно вас с ними ознакомил бы. А теперь… - он пожал плечами. – Простите, что разочаровал.
     -Ты согласен? Ушам своим не верю. Тебя подменили?
     -Похоже на то, - кивнул Вадим. – Сам в шоке, если честно.
     -Так я готовлю документы?
     -Да, конечно.

* * *
     Вадим не сбросил звонок – не посмотрел на экран мобильного, был слишком поглощён мыслями, потому и ответил. Он никак не мог выкроить время для того, чтобы, как в старом телефоне, присвоить некоторым абонентам "кодовые" мелодии. Новый телефон звонил одним и тем же стандартным звонком, что было не очень удобно. Нужно срочно исправить положение!
     -Дима, - сказала трубка, - привет. Наконец-то я к тебе пробилась.
     -Здравствуй, Настасья. Как здоровье?
     -Скоро домой… Сам-то как?
     -Вообще-то отлично.
     Была большая перемена, вокруг шумно, так что приходилось закрывать одно ухо, чтобы хоть что-то услышать. Вадим так и не дошёл до своего кабинета, потому что увидел Таню Паренаго и приостановился, чтобы держать её в поле зрения.
     -Я слышала, ты собираешься жениться?
     -Нэля, наверно, сказала, - предположил Вадим
     -А ты готов возразИть?
     -В целом нет, но о свадьбе пока никто не говорит.
     -Решила принять твоё предложение и жить пока в ТОЙ квартире.
     -Одна?
     -Одна.
     -И не страшно? Хозяйка-то на небесах…
     -Я не боюсь привидений. Не привидений нужно бояться, а живых.
     -Я уже и подзабыл, что ты - абсолютная атеистка.
     Настя усмехнулась:
     -Действительно смешно, если учесть обстоятельства моего появления в больнице, а потом здесь... Можно мне попросить тебя заехать за мной в воскресенье? - спросила она и торопливо прибавила:
     -...чтоб передать мне ключи от квартиры. И потом - я даже не знаю адрес...
     -Не вопрос. В котором часу?
     -В полдень.
     -Хорошо, в полдень.
     Вадим попрощался с Настей и окликнул:
     -Таня! Паренаго! На пару слов.
     Таня отвлеклась от оживлённого разговора с одноклассниками, подошла.
     -Я не помню расписание – у тебя, кажется, шесть уроков сегодня?
     -Шесть, Вадим Ефимович.
     -Можешь зайти после занятий к замдиректора?
     -Могу, конечно… Только… у нас же с вами сегодня и так занятия?
     -Я сказал: "к замдиректора", а не "к репетитору".
     -Поняла, - сказала Таня. – Я буду у вас в кабинете сразу после шестого урока.
     -Отлично. Я жду.

* * *
     Это была идея Маши – как можно оперативней поговорить с девочкой в официальной обстановке, чтоб "стены давили", что называется. Вадим понятия не имел с чего начинать этот разговор и о чём вообще говорить, но перекладывать всё на Машу ни в коем случае не стал бы, несмотря на то, что она уж очень хотела лично, раз и навсегда, разобраться с "Ахалай-Махалаем".
     Когда прозвенел звонок с шестого урока, он так ничего и не придумал. Пришёл в кабинет, и стал ждать Таню, стараясь особо не накручивать себя. Если говорить начистоту, ему хотелось просто на неё наорать, а не упражняться в дипломатии. Возможно, будь проблема проста и приземлена, он так и сделал бы…
     -Можно, Вадим Ефимович?
     -Заходи, Таня. Присаживайся.
     В дверь заглянула Лиза:
     -Извините пожалуйста, Вадим Ефимович, я хотела узнать, надолго ли вы задержите Таню? Можно её подождать?
     -У тебя много свободного времени? – удивился Вадим.
     -Нет, но… Можно?
     -Да пожалуйста, - он пожал плечами.
     -Спасибо! – и она шепнула Тане:
     -Я жду в холле.
     Таня кивнула, а Вадим подумал: "Ну надо же – и в самом деле подруги!"
     -Сегодня не будет изменений в расписании занятий? – уточнила Таня, когда Лиза закрыла дверь.
     -Никаких.
     Таня села на предложенный стул. Завуч стоял у окна, опершись о подоконник и скрестив на груди руки. Закрытая поза. Наглухо. От этого стало не по себе и она занервничала: её ни разу не вызывали ни к директору, ни к завучу… Вадим Ефимович был её любимым учителем. Да что там, он для многих был любимым учителем, ученики его уважали, "смотрели в рот" и жутко завидовали тому, что с Таней он занимается индивидуально. Естественно, завидовали этому факту больше девочки, чем мальчики, хотя, и у мальчиков он так же пользовался непререкаемым авторитетом. Для них никогда не было зазорным попросить у Вадима Ефимовича совета по… ну, скажем, по поведению с понравившейся девочкой. Он умел со всеми разговаривать на равных, не умаляя при этом ничьих достоинств, регалий, положения – ни своих, ни собеседника. И, пожалуй, главный его плюс – никогда не уходил от ответа, всегда был предельно честен и откровенен. Потому – врать ему, ловчить и изворачиваться совесть не позволит. Да и бесполезно, пожалуй, врать – он очень проницательный…
     -Говорят, ты увлекаешься чёрной магией? – спросил Вадим, без пауз и предисловий.
     -Кто говорит? – Таня занервничала ещё больше: никто в школе не знал о том, что… Короче говоря, проболтаться не могла даже Лиза – по простой причине: она ничего не знала.
     -Это не правда?
     -Ну…
     -И, стало быть, у тебя есть книги, сборники заклинаний?
     Таня молчала. Откуда? Откуда он узнал? Стрельцов? Однажды Володя увидел её амулет – он заинтересовался, но судя по всему, ему лишь понравилась красивая штуковина, состоящая из вязи непонятных символов. Спросил: "Откуда это у тебя? А мне можно такую же?" Пришлось долго объяснять, что это не просто висюлька на шею. Ей показалось, что он обиделся…
     -Дай-ка припомню адептов чёрной магии… Папюс? Агриппа? Ты всех их читала?
     Что тут ответишь? Ну, читала...
     -Читала как бы...
     -Интересные книги?
     -Странные.
     -У вас проходят какие-то собрания – или как это называется – шабаши?
     -Шабаши бывают у ведьм, а не у чёрных магов…
     -Ах вот оно что – там всё имеет значение? Даже название?
     -Вадим Ефимович, я не совсем понимаю…
     -А ты в курсе, что происходит с человеком, которого чёрные маги избрали своим объектом? Никогда не интересовалась?
     -Интересовалась. Обычно, избежать ничего нельзя как бы, и если уж произведено какое-то действие как бы, то цель этого действия обязательно достигается.
     -А сила воздействия от чего зависит?
     -От заклинания как бы…
     -Я никогда с мракобесием не сталкивался в реальной жизни. По большому счёту, даже не задумывался, как я, собственно, отношусь к сверхъестественному. Мне казалось, что лично меня это никогда не коснётся, что оно, если и существует, то где-то в параллельной реальности. Конечно, в разное время я смотрел всякие фильмы –  "Вий", "Экзерцист", "Омен", кучу мистических сериалов и horrors, но ничего и никогда не проецировал на свою жизнь. Для меня "сглаз" и "порча", например, были чем-то вроде тезисов из научного труда по ядерной физике. Что может толкнуть человека заняться чёрной магией?
     -По-разному как бы, - Таня словно пребывала в прострации, Вадиму казалось, что она плохо его слышит, настолько поглощена каким-то своим, внутренним процессом.
     -Но всегда, как я понимаю, основной целью является причинение того или иного вреда кому бы то ни было?
     -Да, - беззвучно, одними губами, произнесла Таня, с ужасом понимая: он всё знает!
     Вадим по-прежнему стоял спиной к окну, скрестив руки, и старался вести себя как можно сдержанней. Задача практически не выполнимая, ведь главное, что он чувствовал, было желанием схватить девчонку за плечи, тряхнуть посильнее и проорать: "Очнись, дурёха, что ты творишь? Кто дал тебе право распоряжаться судьбами? Почему кто-то должен страдать и мучиться только потому, что тебе так захотелось?.." Вместо этого он спокойно и размеренно говорил, глядя в сторону (потому что сил смотреть на Таню никаких не было):
     -А что, по-твоему, можно чувствовать, наблюдая, как, без видимых причин, медленно теряет рассудок самый дорогой тебе человек? Теряет рассудок, теряет силы… Ты начинаешь звонить каждые полчаса потому, что душа не на месте. Кажется – если не позвонишь, то обязательно случится беда. И каждый раз, набирая номер, ты больше всего на свете боишься, что никто не ответит, или ответит чужой голос – в лучшем случае, врача "скорой". Ты начинаешь бояться телефонных звонков, любого стука в дверь, ночных шорохов, шума ветра за окном, скрипа половиц, начинаешь прислушиваться ночью к её дыханию и, кстати, не случается ночи, чтобы ты не испугался, что с её дыханием что-то не так. Как это назвать? Во имя чего всё это? Во имя высокой цели? Какой? Что это за цель, которая может оправдать смерть человека? И смерть эта, скорее всего, будет не от болезни, не от несчастного случая – от невыясненной хвори, которая сожрала изнутри совершенно здорового человека. Я пытался найти оправдания для тебя – но их нет. Быть может, ты сама сможешь отыскать их и озвучить? Два человека чуть не погибли. Если бы не случай – этих людей уже не было бы на свете, – Вадим перевёл взгляд на девочку.
     Повисло молчание. Таня сгорбилась и сжалась под его взглядом. Бесполезно! Бесполезно возражать. Он её насквозь видит.
     -Какой случай? – пробормотала она. – Что за случай?
     -Встреча с одним человеком, который смог всё поправить.
     -Белый маг? Он всё исправил? Слава Богу! Я… только хотела, чтобы мама не страдала так…
     (Вот, мы уже и Бога вспомнили!)
     -Ты уверена, что её счастье, построенное на двух смертях, действительно было бы счастьем? Да и где гарантия, что дело ограничилось бы двумя смертями? Говорят, главное начать, а там уже само пойдёт.
     Таня закрыла лицо руками. Вадим подошёл к ней, склонился поближе, облокотившись о стол, и сказал тихо:
     -Твоя мама, в отличие от тебя, к ситуации относится адекватно. Это - не трагедия, Таня, это – всего лишь жизнь. Привыкай принимать жизнь такой, как она есть. Я не хочу, чтобы тебя из петли вытащили или соскребали с асфальта. Ты поняла меня?
     Девочка подняла голову и, дёрнув носом, кивнула.
     -Можно я пойду, Вадим Ефимович?
     -Я тебя не держу, - он посмотрел на часы. – Тем более, у меня сейчас урок в одиннадцатом.
     -Простите меня…
     -Бог простит.
     -А у вас глаза зелёные… Я всегда думала, что светло-карие… Вы на Саймона Бейкера очень похожи, фильм такой есть "Дьявол носит "Prada"... Вам никто не говорил?.. Мы его не обсуждали на киноклубе, жаль как бы... Извините, вырвалось…
     Вадим выпрямился. Таня встала со стула, взяла ранец.
     -Я больше не буду колдовать, Вадим Ефимович. Честное слово.
     -Надеюсь, Таня.
     -Вы только маме ничего не рассказывайте.
     -Молчу. Даже под пыткой. Мы больше об этом не вспоминаем.
     -Спасибо.
     И она вышла из кабинета.
     В дверь снова заглянула Лиза:
     -Пап, что ты с Таткой сделал? Она как зомби мимо меня прошла и не отреагировала, когда я её окликнула!
     -Ты бы её проводила немного. Очень впечатлительная девочка, как бы чего не натворила.
     -А что ты всё-таки сделал?
     -Вправил вывих.
     -Вывих чего?
     -Головного мозга.
     -Ого! Ты совершил невозможное! Побежала её реанимировать!
     И она исчезла, хлопнув второпях дверью.

* * *
     Дома он был в начале одиннадцатого. День выдался суматошным, как всегда в пятницу. В четыре часа закончился рабочий день, в пять свозил Богдана на тренировку, а к шести – был у Паренаго. В девять – поехал на тренировку уже сам. Маша целый день была одна (не успел заехать). Она пока не ходит в ЦТЮ, говорит, что ей стыдно за поведение Вадима... В пору, в такие дни, назначать свидания на родительской половине дома, потому что там (в середине дня) Вадим появлялся с гораздо большей периодичностью, чем у себя. Успел только позвонить два раза, когда выдались небольшие перерывы…
     Генрих встретил у входа (скорее всего, нарочно сидел и ждал, потому что спуститься по лестнице вниз так быстро он бы не смог). Вадим поднял его на руки, традиционно отворачиваясь от лобызаний:
     -Генрих, прекрати, - улыбнулся он. – Гулять всё равно не пойдём – я в курсе, что ты полдня на улице провёл и, совершенно без повода, поскандалил с соседским пекинесом, за что наказан. Сказал бы мне лучше, где у нас Маруся…
     Маша спала в гостиной, в кресле. На диване лежала отцовская гитара. Любопытно… Только Вадим повернулся, чтобы тихо выйти из гостиной, как Маша открыла глаза и протянула к нему руки:
     -Куда направился? – сказала она сонно. - А поцеловать?
     Вадим опустил на пол Генриха, подошёл, наклонился к ней, опершись руками о подлокотники. Маша обняла его за шею, совместив поцелуй с потягиванием.
     -Задушишь, Марусь!
     -Извини.
     -Я вижу, скучаешь тут без меня, и даже на гитаре поигрываешь?
     -Да! Гитара! Вадим, это невероятно! Когда мы с Данькой сегодня пришли к твоим родителям, я вдруг увидела гитару и поняла, что до безумия хочу взять её в руки! А когда взяла, то поняла, что умею на ней играть! И даже петь! Песня, откуда ни возьмись, сама возникла в памяти. Нет, ты представляешь?
     -Из прошлой жизни?
     -Судя по всему – больше мне нечем это объяснить. Твоя мама была потрясена до глубины души. По-моему, она считает меня сумасшедшей… Быть может, ей всё рассказать? Она поймёт, мне кажется…
     -Тебе решать.
     -Ты голодный? Хотя бы раз сегодня ел чего-нибудь?
     -Во время большой перемены и в шестом часу, когда Даньку к родителям привёз с тренировки. Мама меня никогда просто так не выпускает, - отчитался Вадим с улыбкой. – Марусь, ну а мне-то ты споёшь?
     -Да! Конечно! Садись на диван и слушай. А потом пойдём пить чай, я там кое-что накулинарила.
     Она усадила его на диван и взяла гитару:
     -Меня смущает только одно: гитара – это самый мужской инструмент из всех, которые придумало человечество. Женщина с гитарой заведомо выглядит неестественно, и вульгарно.
     -Это ты к чему? – спросил Вадим.
     -Это в качестве предисловия, чтоб ты многого не ждал.
     И она запела. Что-то совершенно нереально красивое. Вадим настолько проникся, что даже не сразу узнал песню. Только когда дело дошло до припева, всё стало ясно.

На снегу лежат следы
Словно плеши, словно плеши.
Поперёк следов - столбы,
На которых свет повешен...

     Маша допела, а Вадим просто сидел, и молча-удивлённо на неё смотрел.
     -Ты можешь сказать, что это за песня? – волнуясь, спросила Маша, не дождавшись его реакции. – Вадим?
     -Что?..
     -Ты же разбираешься в музыке – что это за песня? – повторила Маша. – Только не говори, что никогда её не слышал, и, по всей вероятности, это я её написала! Писать песни от мужского лица нормально только для Арбениной – все остальные выглядят чокнутыми.
     -Марусь, если ты не прекратишь обзывать себя сумасшедшей, то я, по этому поводу, скоро начну психовать. Ты не сумасшедшая. И талантов чужих не присваивай – это песня Игоря Сукачёва "Ночной Полёт".
     -Ура! – воскликнула Маша, отставляя гитару в сторону и повисая у Вадима на шее. – Начиная с сегодняшнего вечера я не сумасшедшая! Ура-ура!
     -А вот где ты научилась так петь и играть на гитаре – другой вопрос.
     -Тебе что, и правда понравилось?
     -Песня просто гениальная, и спела ты её, как профессионалка. Серьёзно. Станиславский оценит. Гляди, как бы не потащил тебя в свой мюзикл.
     -Ни за что. Я ему ничего не скажу, а то действительно потОм не отвяжемся.
     -Других песен ты не помнишь?
     -Боюсь вспоминать, если честно. Как бы за ними не потянулось и остальное. Эта выскочила сама собой, я никаких усилий не прилагала.
     -Новые разучим!
     -Разучим! – засмеялась Маша, отвечая на его поцелуи. – А ещё, обязательно научу Даньку играть на гитаре. Вот только немного попрактикуюсь сама. У него есть слух, я проверяла – малышу, в отличие от папы, повезло, и медведь его обошёл стороной.
     -Маруся, всё-таки ты очень добрая девушка!
     Маша продолжала смеяться.
     -Ты в душ? – спросила она, видя, как он поднимается и снимает пиджак.
     -Туда.
     -Тогда я – в кухню! Давай мне пиджак, я повешу на плечики… Завтра опять в жуткую рань встаёшь?
     -Завтра - суббота. Мой законный выходной.
     -Верно, как могла забыть! Ты ж у нас начальник...
     -Ну, начальник не начальник, но могу себе позволить иногда отдыхать в субботу (это мне наследство от еврейской юности).
     -И никуда не поедешь?
     -По делам – никуда.
     -Кррасота!

* * *
     Настя ждала возле ворот профилактория. Стояла на самом ветру, кутаясь в кардиган и переминаясь с ноги на ногу. В полдень к воротам подъехала серая "Toyota Corolla".
     -Настя! - окликнули её из машины. - Уже совсем меня не замечаешь?
     -Привет, - сказала она удивлённо, соображая, почему не узнала этот автомобиль. - Ты откуда?
     Макс вышел, аккуратно захлопнув дверцу, подошёл к Насте.
     -Я приехал за тобой.
     -За мной сейчас Вадим приедет, Максим...
     -Он не приедет, - откликнулся Макс и показал ей небольшую связку ключей. - Поехали, соберём твои вещи, и я перевезу тебя на новое жилище.
     -Погоди, как это он не приедет?
     -Так, не приедет. Он в пятницу позвонил, сказал, что нужно забрать тебя и помочь с переездом. Ещё потом ключи завёз... А ты ждала, что он за тобой приедет?
     Настя уловила в его голосе нотки жалости. Деваться было некуда:
     -Да, конечно. Ждала. Как дура, - сказала и поняла, что вот-вот расплачется. - И он ничего не просил мне передать?
     -Ничего.
     Настя, не веря в происходящее, стояла и в замешательстве смотрела на Макса. Просто не знала что делать и что думать!
     -Поехали, Настёна, - он взял её за руку.
     Настя разрыдалась. Максим обнял её за плечи и погладил по голове, вздрагивающей у него на плече...

*  *  *
     Двадцать второго мая, в субботу, у Маши был день рождения. Точнее, в ночь на двадцать второе мая. А ещё, начальство отправило её в двухнедельный отпуск (отработала в четверг-пятницу смену - и оказалась на свободе)! Вот проблема так проблема - куда девать свободное время притом, что в ЦТЮ идти до сих пор стыдно, а Вадим постоянно на работе? Ну, начать решила с празднования дня рождения (а там поразмыслим, что предпринять дальше). У неё в голове родилась уйма планов, в том числе и грандиозный праздничный ужин. В пятницу, двадцать первого, Маша  попросила Вадима отвезти её в супермаркет, чтобы купить необходимые продукты (могла бы и сама туда сходить, но уж очень не хотелось тащить на себе тяжёлые сумки!). Он согласился, но задержался НА РАБОТАХ, и за продуктами поехали уже в десятом часу вечера. Маша немного поворчала, для порядка, потом увлеклась составлением меню назавтра... Короче говоря, через какое-то время она вдруг поняла, что они слишком долго едут. Вадим с улыбкой пояснил озирающейся в недоумении Маше, что едут они... в Краснодар.
     -У нас с тобой в первом часу ночи самолёт до Санкт-Петербурга.
     -Это что, ты меня похитил что ли?
     -Выходит, что так. Я тебя похитил на полтора суток.
     -А твоя работа? У тебя же по горло дел... - Маша всё ещё не пришла в себя.
     -Я забил на дела.
     -А мои вещи? Вдруг мне что-то понадобится...
     -На заднем сидении - сумка.
     Она выглянула через спинку, вытянула сумку с заднего сидения. Расстегнула, рассмотрела. Потом посмотрела на Вадима...
     -Что? - спросил он в зеркало над лобовым стеклом.
     -Откуда же ты столько обо мне знаешь... Кошмар...
     Вадим засмеялся. Ничего не сказал.
     -А машину куда денешь в Краснодаре?
     -У друзей оставлю. Я уже договорился. В Питере гостиницу забронировал...
     -...и, я так понимаю, все были в курсе, что ты меня собрался похитить - и Ида Александровна, и Ефим Львович, и даже Данька? А я-то им все уши прожужжала про домашние посиделки, про меню... - теперь засмеялась Маша и сделала вид, что хочет схватить Вадима за ухо. - Вот жук!
     -Спокойно! - он сделал предостерегающий жест. - Убивать меня будешь, когда приедем в Краснодар. Родители просили передать, что ты ещё успеешь поразить их своими кулинарными способностями, через год, а Данька велел привезти ему из Питера какую-нибудь "стучку"...
     -Почему ты решил подарить мне на день рождения именно Питер?
     -А что ещё? Сочи? Приземлённо. Москва? Избито. Киев? Хлопотно с этими таможнями... Питер - элегантно. Скажешь, нет?
     -Да уж, вот в чём в чём, а в элегантности тебе не откажешь... - сказала Маша и снова замолчала, глядя на него.
     -Что опять? - спросил Вадим.
     -Ничего, - сказала Маша и неожиданно всхлипнула.
     Он даже голову повернул в её сторону.
     -Смотри на дорогу, - сказала она и смахнула набежавшие слёзы.
     -Ну, а всё-таки?
     -Спасибо тебе за всё, что ты делаешь для меня...
     -Ты говоришь, как чужая.
     -Потому что до сих пор не совсем верю в реальность происходящего. Какая-то сказочка из жизни Золушки...
     -Да ты - не очень-то Золушка, - заметил Вадим. - Кстати, и по характеру - тоже.
     -А ты, - возмутилась Маша, -  а ты - даже отдалённо не тянешь на принца! Обвиняешь меня в том, что я свожу на нет всю романтику, а сам – махровый реалист-ортодокс!
     Вадим смеялся.
     -Ну всё, тебе точно не жить, когда мы приедем в Краснодар! - нахмурилась Маша.

* * *
     Подарок на день рождения удался на славу. Маша, судя по рассказам родителей и друзей, уже несколько раз была в Петербурге, но всегда повторяла примерно следующее: "Хожу, смотрю. Ну, красиво, ну, история в каждом камне... А в сердце ничего не отзывается". Но на этот раз - отозвалось. Да ещё как! Возможно потому, что рядом был Вадим. Прилетев в Санкт-Петербург ближе к утру, они отправились в гостиницу, чтобы немного поспать, а потом поехали к Александринке - там брала старт экскурсия по сити на двухэтажном (английском) автобусе. Одноразовые наушники, голос диктора-экскурсовода в ушах – язык выбираешь сам (на панельке, встроенной в спинку кресла соседа спереди). У Маши диктор говорил на русском, у Вадима - на английском (пояснил: это не выпендрёж, это он просто хочет проверить, что рассказывают иностранцам о Питере - проверил, не врут!)... Ощущение полёта над городскими улицами, с высоты второго этажа автобуса, было совершенно реальным! Они вышли у Медного Всадника, взобрались по сумасшедшей лестнице Исакия... И прямо там, возле перил, когда Маша увлечённо фотографировала панораму Питера, Вадим сказал ей:
     -Маруся…
     -Что? - она щёлкнула его на фоне неба.
     -Выйди за меня замуж? Пожалуйста…
     Маша опустила фотоаппарат, посерьёзнела и притихла.
     -А ты не устал ещё от жён? - спросила через какое-то время
     -Устал. Но я хочу, чтобы у тебя был официальный статус, чтоб никто из окружающих не мог сказать ничего обидного. Как ты насчёт венчания? Я расписываться расписывался, но венчаться ни с кем не венчался.
     Маша поманила его пальцем, и, когда он приблизился, шепнула на ухо:
     -Я согласна. Очень хочу за тебя замуж. И… как бы я хотела родить тебе дочку!..
     Шумная компания туристов, находившаяся в этот момент рядом и почти разобравшаяся в том, что происходило, делегировала к ним обаятельную даму, которая подошла на цыпочках и ненавязчиво предложила сфотографировать их вместе, на память. Переглянулись, поблагодарили и отказались - оба верили в приметы...
     ...А потом был Сфинкс, набережная Невы (Маше позвонили её родители, поздравили и виртуально расцеловали дочь), Петропавловская крепость, Невский, магазинчик сувениров, в котором Маша выбрала для Богдана  "стучку" - колокольчик с надписью "Sant-Petersburg"... И везде почти бегом! Улетали уже ночью, совершенно обессиленные, и весь полёт проспали.
     Вадим снова включил свой сотовый лишь когда приземлились в Краснодаре. И тут же - два SMS от Насти - одно с обидой, другое - с прощальными словами, три пропущенных вызова - от Насти, Паренаго и от Жанны Семёновны. Перезвонил только директрисе. Какие-то бумаги, кто-то кому-то что-то, но ничего ещё не готово... Ни черта не понял (не вникал), пообещал разобраться завтра и, ничего больше не слушая, дал отбой. В конце концов, может быть у человека выходной или не может?!

* * *
     Прошла неделя. Неделю назад, сразу после возвращения из Питера, они подали заявление в загс и до сих пор ещё не привыкли к новым для себя ролям... В школе вовсю шли экзамены, Вадим запропал на работе так, что в пору ревновать его к этой самой работе. Открыл тайну: начиная со следующего учебного года он - директор тридцатой школы. Спросила, чем может грозить это назначение. Ответил: "Тебе - исключительно тем, что ты, наконец, уйдёшь из своего магазина". И - ничего больше, ни полслова. Снова обижаться на него? Глупо как-то. Глупо и, пожалуй, эгоистично. Не обиделась. Быстро поняла, что новая должность восторга у него не вызывает и, судя по всему, он ни за что не согласился бы на неё, если б не "изменения в личной жизни". "Изменения" назывались "Маша" и "Богдан", "Богдан" и "Маша" - в каком угодно порядке... С одной стороны - радостно, с другой - грустно, потому что любимый человек практически бросает себя в жертвенный костёр для того, чтобы тебе жилось хорошо... Несколько дней она размышляла на эту тему и, возможно, размышляла бы ещё и ещё, но как-то раз утром позвонила мама...

* * *
     Маша сидела в кухне, готовила ужин. По каналу "Россия 24", как обычно, рассказывали новости и, как обычно, не говорили ничего позитивного. Она смотрела в экран, бессмысленно и равнодушно. Каждый день одно и то же - сострадание не безгранично - в конце концов начинаешь просто тупо радоваться тому, что случилось это не с тобой... Вообще-то Маша терпеть не могла телевизор – раз уж сидит и смотрит, стало быть что-то стряслось.
     -Привет, - Вадим наклонился и поцеловал в висок.
     -Привет. Что так рано сегодня? - спросила она бесцветно.
     -Завтра исчезну на целый день. По какому поводу киснем, девушка?
     Посмотрела растерянно, будто не зная, с чего начать.
     -Марусь? Что происходит?
     -Мне нужно тебе кое о чём сказать…
     (М-да, иногда чёртова интуиция срабатывает, что называется, на грани фантастики!)
     -Говори, я слушаю, - он сел на табуретку, напротив.
     -Только что разговаривала с мамой.
     -И?
     -Папа очень болен. Срочная операция. Мы думали, что всё обойдётся, но не обошлось… У него давние проблемы с почками… В общем, я должна… мне нужно уехать.
     -Как надолго?
     -Думаю, месяца на два.
     -Когда?
     -В течение трёх дней.
     -Чёрт, я не смогу поехать с тобой, у меня куча работы…
     -А я так надеялась… Работу нельзя отложить?
     -Марусь, ну что за глупости? Ты всё прекрасно знаешь.
     -Знаю…
     -Знаешь, - кивнул он. – И это – только верхушка айсберга. Но я могу приехать позже.
     -Ты обещал Богдану поездку в Сочи. Он ждёт…
     -Не будет ничего страшного, если мы съездим вместо Сочи на Урал, за Малусей. Поверь, он будет в восторге, потому что в Сочи был, а на Урале – ни разу.
     -Ты серьёзно?
     -Более чем. И вообще, Маруся, давай с тобой договоримся. Ты. Никогда больше. Не будешь. Так меня. Пугать. Да?
     -Да, - прошептала Маша и потянулась к нему через стол.
     Вадим взял её за руки:
     -Мне показалось, что произошёл, по меньшей мере, всемирный коллапс!
     -Именно это я и чувствую.
     -Не говори глупостей… Я… так, о чём это я?.. А, ну да, сейчас я залезу в Сеть и закажу тебе билет на самолёт.
     -Эконом, - она внимательно посмотрела на него, анализируя. Точно – растерян, расстроен, хотя, на первый взгляд, ни за что не скажешь.
     -Бизнес, Маруся, исключительно бизнес.
     -Ты - транжир. Разоришься на авиаперелётах.
     -Я никогда не экономлю на дорогих мне людях. Запомни пожалуйста.
     -Запомню. Поучаствовать в покупке билетов ты мне не позволишь вовсе?
     -Правильно понимаешь, Солнце…
     Вадим поднялся наверх. Машин компьютер был включён – кажется, антивирусная проверка – и ещё, её кто-то вызывал по Скайпу… Мама. Темноволосая женщина, в красивых современных очках... Должно быть, давно пробивается, нужно ответить. Ответил:
     -Добрый день! Маша далеко, я сейчас её позову.
     -Добрый. Погодите, а вы, собственно, кто?
     -Меня Вадим зовут. Маша вам обо мне не рассказывала?
     -Нет, извините… Неужели вы – её молодой человек?
     -Ну, в общем, да.
     -Светлана Павловна, - представилась Машина мама.
     -Неожиданно, но очень рад знакомству.
     -Странно, что она про вас молчит, - Светлана Павловна пожала плечами в недоумении. – Не иначе, боится сглазить, а мы бы так порадовались за неё! Я заметила, что обстановка комнаты изменилась, но Маша сказала, что сняла другую квартиру, подешевле, хотя то, что я вижу, совсем не похоже на "вариант подешевле"… Но, не суть важно. Это хорошо, что я на вас попала, Вадим, потому что нужно уговорить её не ехать.
     -Не думаю, что это – хорошая идея. Насколько я знаю, её папа очень дорог ей, она скучает по нему и волнуется за его здоровье.
     -Да, но всё же… Я надеюсь, вы в курсе, почему она уехала отсюда?
     -Я в курсе, да. Должно быть, там ей будет проблематично даже просто выйти на улицу, но она твёрдо намерена ехать. Не думаю, что запрет на какие-то действия, которые она считает важными, необходимыми для себя - это правильный шаг. Хотя бы из психотерапевтических соображений нужно позволить Маше самой решить, как поступить, а если она уже твёрдо решила ехать, то максимально обезопасить этот путь.
     -Вы поедете с ней?
     -К сожалению, нет. У меня – работа, которую не отложишь. Я – школьный учитель и от себя не завишу, в данном случае. Посажу её на самолёт. Приехать смогу примерно через месяц-полтора, но сделаю всё возможное, чтобы сократить это время до минимума. Вы сможете её встретить?
     -Разумеется. Мы встретим Машу в аэропорту с моим братом, её дядей… Вадим, а как давно вы вместе?
     -Шестой месяц. Знакомы год… Вы мне не доверяете?
     -Нет конечно, как вы могли подумать? Напротив, мне показалось, что вы очень серьёзный и ответственный человек, думаю, так оно и есть. Раз Маша рассказала вам о своей… проблеме, стало быть, она доверяет вам, и вы с ней очень близки. Я рада, что мы познакомились, Вадим.
     -Я тоже. Возможно, это и к лучшему, что знакомство произошло так спонтанно. Мне бы очень хотелось познакомиться с её отцом.
     -Да, я надеюсь, что, когда вы приедете, то сможете познакомиться и побеседовать. Завтра же его порадую, что у нашей девочки всё в порядке – он уж очень печалится, что Маша одна…
     -Должно быть, у неё были веские причины скрывать. Я стараюсь не лезть ей в душу – сама расскажет, когда будет готова. Позвать её?
     -Думаю, не нужно. Вы меня убедили. А где она сейчас?
     -Что-то колдует на кухне.
     Светлана Павловна улыбнулась:
     -Пусть колдует спокойно. У неё это хорошо получается.
     -Согласен.
     -Всего доброго. Ждём вас в гости.
     -Спасибо, я обязательно приеду.

* * *
     В окрестностях городка есть дикий пляж, где пусто, а вокруг только камни, камешки да ракушки… Лиза бродила босиком по берегу в вечных поисках "куриного бога", камешка с отверстием, который, по легенде, выполняет желания. Параллельно она наблюдала за Богданом. Малыш возился в песке, с упоением строя какие-то пирамидки (на ногах у него были "клёвые лезиновые сапоги", купленные под Лизиным руководством, "на вырост"). С моря тянуло прохладой и свежестью. День Защиты Детей. Немного рановато для водных процедур, но некоторые сумасшедшие индивидуумы вовсю купались – пока ехали сюда, видели пятерых или шестерых купальщиков… Чайки садились на камни, смотрели безумным жёлтым глазом, море, как обычно, "грызло свой сухарь"... Маша устроилась на одном из брёвен оставшихся тут от старого, разбитого штормом причала, они высохли, растрескались, а снизу – почернели от морской воды... Болтала босыми ногами, иногда слегка задевая воду - брызги при этом получались весёлые, аккуратные, будто коньками по льду. Дно просвечивало бело-сизыми голышами. Вадим расположился поблизости, на одном из прибрежных камней, подложив под себя свёрнутую в несколько раз куртку - старые джинсы и та самая клетчатая рубашка... Он с трудом смог выкроить день для поездки сюда – его время было забито "под завязку". Завтра, с утра, он отвезёт Машу в аэропорт, а сам - на работу. Лиза нынешним летом бездельничает. Хотел было отправить её в какой-нибудь трудовой лагерь, но решил не строить из себя отца-деспота, пусть отдыхает девочка - в следующем году ей много чего предстоит... Маше очень понравилась идея взять с собой сегодня Лизу - полезно подышать воздухом, всё равно, как ни крути, в городе пылища и вонь, а ребёнок только и делает, что учится, да книжки штудирует…
     -Вот так бы всю жизнь сидела и сидела, - проговорила Маша, закрыв глаза и подставив лицо солёному ветру.
     -Как бы вы у меня все не простудились, - заметил Вадим. – Что-то уж очень свежо.
     -На Даньке – курточка, на Лизе тоже, да и я не мёрзну, так что не простудимся… Вадим, давай ты не будешь так нервничать, хорошо? Обещаю каждый день звонить, писать, эсэмэсить. Честное слово.
     -Да я знаю, Марусь… Меня другое заботит. Ты можешь встретить того психа. Ты его не узнаешь, а он тебя – очень даже узнает. Боюсь строить догадки, чем это может грозить.
     -Я уже всё продумала. Блёклых цветов одежда, тёмные очки… Барбара мне дала на прокат хороший парик!
     Вадим поморщился:
     -Знаешь, для каких целей служат её парики?
     -Догадываюсь, - засмеялась Маша. - Я его даже постирала.
     Вадим покачал головой.
     -Буду там быстро ходить по улице, нигде не останавливаться, ни на кого не смотреть, выбирать людные места… Когда человек никому не смотрит в глаза, он быстро теряется в толпе... Знаешь, а мне надоело об этом думать. Мы с тобой просто паникуем. Всё будет нормально.
     -Я надеюсь.
     Ему вдруг вспомнились события тридцать девятого года. Она снова уезжает, он снова остаётся… Правда, нет той безысходности и уезжает она, к счастью, не в Сан-Франциско…
     -Лет через двадцать ты, наверное, будешь уже совсем седой, но ещё ничего себе мужчина, - неожиданно сказала Маша, снова закрывая глаза и мечтательно улыбаясь, - правда с животиком (животик директору школы положен по статусу), у тебя уже будут внуки, а я…
     -А ты?
     -Я буду - солидная дама пятидесятого размера. Буду ждать тебя с работы с ужином… И любить вас всех – тебя, твоих внуков… Вот и всё, пожалуй.
     -Обывательское будущее… Никогда бы не подумал, что захочу чего-то подобного, - сказал Вадим и внимательно посмотрел на Машу.
     -Ты до сих пор не до конца мне веришь, - сказал он, помолчав. - Постоянно ждёшь подвоха. Я же прав, верно, Маруся?
     -Я... - она опустила голову. Сказала тихо-тихо:
     -Дима, я очень боюсь, что потеряю тебя. Безумно... Я не знаю, что буду делать тогда. Наверное, умру... Ты приручил меня, как зверька. Я... я уже дышать не смогу без тебя. Правда...
     Последовало довольно долгое молчание. Маша подняла глаза:
     -Ну что же ты? Публика заждалась циничной реплики.
     -Для меня на свете существуешь только ты, - сказал Вадим очень серьёзно, - и я… Я не циник, Марусь, возможно - лишь рационалист, "реалист-ортодокс", но настолько свыкся со своим имиджем, что стыжусь проявлять мягкость и чувствительность даже наедине с самим собой. Ты, главное, не обижайся на меня и не принимай слишком уж серьёзно - что бы я там не говорил, и какого бы умника из себя не строил. Просто знай: я тебя ни на кого не променяю. Никогда ещё в жизни, ни с кем, мне не было так легко и спокойно, и никогда ещё я не чувствовал себя таким счастливым. Можешь не верить, конечно, твоё право…
     Маше показалось, что он смутился… Он действительно смутился! Ещё бы – начиная с момента первой встречи, это едва ли не первые его слова о том, что он НА САМОМ ДЕЛЕ чувствует. Да и случалось ли ему вообще, когда-либо, с кем-либо, так откровенничать?
     -Дима… я всё это знаю, - проговорила Маша осторожно, почти не дыша. – Точнее – ТЕПЕРЬ УЖЕ я это знаю. Когда-то давно – да, не понимала и сердилась, но теперь… Тебе не нужно ни в чём оправдываться.
     Она вздохнула, решив, что самым уместным здесь, пожалуй, будет помолчать. Им же не нужны слова, они без слов понимают друг друга: слова, если сказать слишком много, пожалуй, могут навредить…
     -Марусь… Надеюсь, ты и вправду не рассердишься на меня... – вдруг прервал паузу Вадим.
     -За что мне сердиться? – насторожилась Маша.
     -Я попросил Иру… Ну, в общем, твою карту из женской консультации просмотрел один очень хороший доктор. Он сказал, что с диагнозом можно спорить. Есть надежда, Марусь. Конечно, понадобится лечение, но нужно набраться терпения, использовать любой шанс. Как ты?
     -А почему ты мне ничего не сказал?
     -Я сам узнал только сегодня – Ира позвонила утром. А говорить тебе о том, что, возможно, кто-то посмотрит твою карту, что-то хорошее скажет, просто не имело смысла. Ты вернёшься, и мы сходим на приём к этому доктору. Он тебя посмотрит, мы поговорим…
     Маша поднялась со своего бревна, влезла в босоножки и села рядом с Вадимом.
     -Не сиди на камнях, - сказал он.
     Маша послушалась. Она поднялась на ноги, встала напротив Вадима, подняла воротничок его рубашки – точно как тогда, в самый первый день их знакомства. С улыбкой рассмотрела полученную композицию со всех сторон и, склонившись, прижалась лбом к его лбу.
     -Ты вообще отдаёшь себе отчёт в том, кем для меня стал? Не проходит дня, чтобы я не благодарила всех святых за тот ливень. Если бы не стихия - многое пошло бы по-другому...
     -А давай не будем прощаться? Эпитафия какая-то получается. Раз и навсегда расставим точки: всё это я сделал только потому, что влюбился в тебя по уши и очень хотел, чтобы ты была со мной. Ничего героического я не совершил.
     -Ты - невозможный тип! Ненавижу тебя.
      Губы у неё солёные. Это потому, что она умывалась морской водой, когда они только приехали сюда – смывала дорожную пыль.
     -Ка-акой потрясающий кадр! – донёсся голос Лизы.
     Они повернули головы. Богдан, весело хохоча и показывая пальцем, скакал по берегу, а Лиза стояла по щиколотку в воде, с фотоаппаратом, и показывала большой палец.
     -Что за дети, о, my God! – сокрушился Вадим, покачав головой.
     -Да уж, хотела бы я взглянуть на их папочку! – засмеялась Маша.

ГЛАВА ВТОРАЯ
ОЧЕНЬ КОРОТКАЯ И БЕЗ НАЗВАНИЯ
     Полтора часа пути до Краснодара они, в основном, молчали или говорили о чём-то малозначащем, словно бы просто решили выехать на экскурсию. Маша смотрела в окно, на цветущую, благоухающую южную природу уже совсем другими глазами (неделю назад те же самые пейзажи выглядели совершенно иначе, и вовсе не потому, что прошло некоторое время!), и не могла поверить, что вот-вот всё это останется где-то далеко-далеко… У Вадима никогда не было привычки гнать машину, но сегодня ему постоянно казалось, что они опаздывают. Нервы, наверное. Вот опять Краснодар, весь в цветах и зелени. Звон трамваев, узкие улочки, старые деревья… Она спросила, почему он не остался тут после окончания университета, этот город несравнимо красивее, крупнее, да и перспектив тут, конечно же, огромное количество. Вадим принялся объяснять, что причин уехать у него было гораздо больше, чем остаться (маленькая дочка – одна из самых глобальных причин), хотя, конечно, Краснодар хороший город, и друзей у него здесь масса, но дом есть дом…
     На аэровокзале были за час до начала регистрации. Вадим предлагал заехать куда-нибудь, чтобы скоротать время, поесть мороженого, например, но Маша отказалась. Ей хотелось просто побыть с ним рядом, постоять где-нибудь в сторонке (весной травмированный позвоночник традиционно напоминал Вадиму о себе, а потому сидеть он старался как можно меньше). Погода не предвещала ни тумана, ни грозы, небо было чистым, и никаких осложнений (вроде отмены или задержки рейса) не ожидалось. Отошли в уголок, Вадим обнял её за талию, она прижалась щекой к воротнику его куртки из плотной хлопковой ткани…
     -Позвони мне, как только выйдешь из самолёта.
     Маша улыбнулась:
     -Обязательно. Ты мог бы и не говорить об этом… А вечером позвоню по "Скайпу".
     -Чёрт, я переживаю из-за твоего отъезда, как курица-наседка! Ты превратила меня в паникёра.
     -Просто теперь тебе есть что терять… Дима, послушай, а тот доктор… он же сказал не совсем так, как ты мне процитировал. Да?
     Вадим неохотно кивнул.
     -А как именно он сказал? – не отставала Маша.
     -Марусь…
     -Нет, ты не увиливай. У меня сердце не на месте, я всё время об этом думаю.
     -Ну, он сказал: "Мы не творим чудес, но в моей практике случались случаи и посложнее. Шансы 50 на 50. Тут можно уповать лишь на Небеса – если им будет угодно, всё получится". А ещё он добавил, что всё вышесказанное – общие слова, так как необходим детальный осмотр, анализы и всё такое. Не думай ты об этом. Лучше не накручивать себя преждевременно. Всему своё время. Думай о том, как приедешь домой, об отце…
     -Да, ты прав, - она вздохнула и обняла его под курткой. – Я вцепилась в этот крошечный шанс… Лучше бы ты ничего не говорил.
     -Я уж и сам покаялся, что проговорился, Ира предупреждала, чтоб молчал…
     -Ты так и не познакомил меня с Ирой.
     -Недосуг было. Вернёшься – устроим вечер встречи первой и последней жены Вадима Лапина. С чаепитием и перемыванием костей (всех, какие у меня найдём).
     Маша засмеялась:
     -Представляю себе!
     Снова замолчали.
     -Я так много хотел тебе сказать, - сказал через некоторое время Вадим, - но теперь – как заклинило. Даже снобизм куда-то запропал.
     -У меня тоже всё переклинило.
     -Почему у тебя такой тяжёлый чемодан?
     -Не знаю, я не взяла ничего особенного. Только самое необходимое, да и то по минимуму.
     -Не таскай его на себе по лестницам. Волоком тащи – порвётся, изотрётся – купим новый.
     -Да там и лестниц-то нет… В крайнем случае, мама с дядей помогут.
     Регистрацию объявили внезапно, оба посмотрели в сторону, откуда раздавался бесстрастный дикторский голос.
     -Время – странная субстанция, - сказал Вадим. – Когда ждёшь чего-то, оно растягивается в бесконечность, а когда нужно, чтобы что-то продолжалось подольше – укорачивается и сжимается…
     -Давай, ты сейчас уйдёшь. А, Вадим? Иначе – я разревусь и всё испорчу.
     -Хорошо, - сказал он, не двигаясь.
     Маша слегка подтолкнула его. Вадим отступил на шаг и взгляд у него при этом был такой, словно он хочет запомнить её навсегда.
     -Иди, - одними губами прошептала Маша. – Ну пожалуйста, иди.
     -Я тебя люблю.
     -Я знаю. И тоже тебя люблю.
     -А я всё равно люблю тебя сильнее.
     -Верю, тип на "Субару Импреза Хэтчбек", - улыбнулась она и протянула к нему руки.
     Вадим наклонился, поцеловал её.
     -Бергамот. Верно?
     Маша кивнула, стараясь улыбаться.
     -До встречи, - сказал он и, повернувшись, быстро пошёл к выходу из аэровокзала.
     Почти не хромал, стало быть, держал себя в руках. Он даже ни разу не обернулся. Дурацкая примета! И только у стеклянной двери выхода, не оборачиваясь, поднял вверх кисть руки (швы ему уже сняли) и прощально махнул одними пальцами.

2011-2012 г.г.