…Света с трудом разлепила тяжелые веки, глухо застонала.
Синяя бабочка. Синяя бабочка на кремовом потолке.
Светины глаза широко раскрылись от отстраненного, ленивого, но все же изумления. Большая бабочка. Очень большая. Одно крыло - сантиментром десять длиною...
Где она находится? Как оказалась в этом месте?
Тела не ощущалось, шевелиться не хотелось. Лежать бы так целую вечность и смотреть на это загадочное насекомое-мутанта. Но...
Света сделала усилие над собой, медленно, осторожно приподнялась на локте. Под ее телом теперь чувствовалось что-то очень мягкое и уютное... В левом боку резко и довольно болезненно кольнуло, но Света буквально в следующую секунду забыла об этом. С губ сорвался слабый стон изумления.
Что это... за чудеса вокруг?
Необыкновенной красоты пейзаж на стене из обычного, на взгляд Светы, кирпича... Какое-то сохлое маленькое деревце в деревянной вазочке на низеньком столике, стилизованном под широкий лесной пень... Белоснежный ковер на полу... Огромный, роскошный, полный жизни кактус с острыми, угрожающими колючками уютно расположился в углу... Аквариум с разноцветными рыбками, вделанный прямо в стену - не менее метра в длину... Какой-то загадочный кристалл светится таинственным синим цветом.... Сверху на серой стене (напротив кирпичной) объемно выделаны золотистые большие непонятные буквы - иероглифы то ли арабского, то ли японского языка... Маленькие светильники на потолке - различных форм, размеров и цветов... То, что Света сначала приняла за бабочку, при ближайшем рассмотрении оказалось всего лишь освещением, искусно отделанным под насекомое. У стены - мраморная статуэтка, изображающая... хм, как показалось Свете - свернутый флаг, но полной уверенности у девочки не было.
И это были только те странности и нелепости, что сразу же бросились Свете в глаза. Приглядевшись же, можно было отыскать еще много чего удивительного...
Света обалдело крутила головой, в которой суетливо роились вопросы. Что это за место? Как она оказалась здесь? Почему она здесь? Что с ней случилось?
Нетерпеливо сбросила невесомое теплое пуховое одеяло (от резкого движения рукой бицепсы противно заныли), с отвращением потянула на себе мягкую, свободную, длинную ночнушку, которую зачем-то натянули на нее. Кто и зачем? Хотелось бы Свете знать.
Осторожно заглянула под просторное одеяние, смутилась - из одежды на ней ничего больше не было. Куда же делось ее белье и...
Синяки, кровоподтеки, царапины, опухлости... Что за... Почему? Откуда?
Однако, ее явно подлечили. Недавние царапины подсохли, предусмотрительно обмазанные какой-то бурой мазью, руки... только сейчас заметила - руки заботливо забинтованы, как и грудь снизу, в районе ребер...
Что за черт... Что происходит?
Откинулась на спинку кожаного дивана, на котором сидела (от этого движения голова слегка закружилась), напряженно глядя в потолок с "бабочками" и прочими прелестями дизайнерского искусства, глубоко задумалась. Что же с ней случилось?
Недавнее прошлое - подернуто туманной дымкой. Вот она, не пойми зачем, едет на Святошино... Помнит сладостное, приятное предвкушение, ощущение счастья и легкости... А потом... а потом, кажется, она что-то делала в подвале... Да, точно, - затхлом, гулком, заброшенном подвале. Но что она там забыла? Непонятно.
Света нахмурилась. Попытки вспомнить результата не дали, только лишь разболелась голова. Тихонько всхлипнула. Да что же это, в самом деле, такое?!
Неожиданно дверь в комнату, скрипнув, медленно отворилась. Света вздрогнула, с подозрением покосилась в дверной проем... Несколько секунд в дверях никого не было ("привидения" – пронеслась в голове совершенно абсурдная, нелепая мысль, но у Светы от нее побежали муражки по спине), затем из-за двери осторожно высунулась улыбающаяся детская мордашка. Белокурая пухленькая малышка лет четырех разглядывала Свету без страха, с живым, непосредственным любопытством, какое бывает только у маленьких детей. Дошкольница крепко прижимала к груди большого плюшевого медведя.
Света тупо смотрела на нее. Что это еще за явление? Что здесь вообще происходит?
Кроха нахмурила было бровки, но в следующую секунду радостная улыбка снова озарила лицо, девочка решительно подбежала к Свете.
- Миска, - гордо провозгласила, тряся своим плюшевым сокровищем. – Делзи, - ребенок, сияя, как пятак на солнце, с волнением и трепетом протянул дурацкого медведя Свете.
Несмотря на нестабильное самочувствие, раздражающую неизвестность Света не удержалась – прыснула.
- Лиза, ты мешаешь нашей гостье отдыхать? – укоризненный, вкрадчивый, смутно знакомый голос от дверей. Света и дошкольница синхронно обернулись. Света обалдело взглянула на девочку в конце комнаты.
Вот тебе и на... Ветковская. Собственной персоной. Одета, как всегда, по-деловому – белоснежная блуза, золотая цепочка на груди, темная мини-юбка... А одноклассница-то тут откуда?
- Сестьичка, сестьичка! - возбужденно завопила несносная Лиза. Счастливый детский визг ударил по и без того болящей, страдающей голове и Света неожиданно поймала себя на мысли, что неплохо бы как следует дать по попе этому шумному, невыносимому созданию...
А кроха, прижимая к себе "миску" уже на всех порах неслась к "сестьичке" на неловких, коротких ножках. Настя, ласково улыбаясь, раскрыла ей объятья, Лиза упала в них, доверчиво прижалась к сестре, блаженно прикрыла глаза... Настя легко подняла девочку на руки, беззаботно хохоча, закружила, подбросила в воздух... Лиза весело, восхищенно запищала... Света молча, чуть приоткрыв рот от изумления, наблюдала за ними. Дурдом, ей-богу.
- Поможешь Оле? – отсмеявшись, мягко спросила ребенка Настя, посмотрела на Лизу... Какой взгляд... Свете еще ни разу в жизни не приходилось видеть столько нежности, любви, принятия ни в одних человеческих глазах. Черт подери... Лизе исключительно повезло. И Насте... тоже.
- Помогу! – энергично заверила Лиза, с помощью Насти опустилась на пол. – Это моя сестьичка! – добавила гордо, обращаясь к Свете, торжественно показала на Настю пальчиком. Через мгновение крикливой малышки уже и след простыл, чему Света была весьма рада.
- Ветковская, где мы? Что это за противное место? – перешла сразу к делу. Голос, как выяснилось, охрип и ослабел, но это особого значения не имело. Глаза поблескивали от горячечного возбуждения.
Чуть наклонилась, заговорщически понизила голос:
- Слышь, Ветковская... Походу, линять отсюда надо... и поскорее...
- Не волнуйся, Светочка, слиняем, слиняем, - как-то странно усмехаясь, ласково заверила Настя. Рука зачем-то мягко легла на Светин лоб.
- Эй, ты чего? – возмутилась Света, сердито сбросила Настину по-аристократичному тонкую ручку. – Я домой хочу... А ты разве нет? – удивленно заморгала. Абсурдная, непонятная ситуация напрягала, в голове не прояснялось...
- Я дома, - спокойно объяснила Настя, усаживаясь в кожаное кресло рядом с диванчиком, на котором находилась Света. – Ты находишься сейчас в киевских апартаментах семьи Ветковских.
Света, обалдело выпучив глаза, уставилась на нее. "Тут... можно жить?" – прошептала неслышно, кое-как взяла себя в руки...
- А есть еще и не киевские? – пораженно выпалила совсем неуместный и ненужный вопрос.
Настя не удостоила ответом, лишь усмехнулась и рассеянно махнула рукой.
- Как я оказалась... у тебя дома? – вот этот вопрос уж явно лишним не был.
Настя озабоченно покосилась на нее.
- А ты ничего не помнишь, детка? – с сочувствием. Скорбно опустила глаза.
- Что со мной случилось? – неожиданно пересохшими губами испуганно пробормотала Света. Нервно потерла ладони друг о друга. – Да говори же, наконец! Ты...
Настя неловко отвела взгляд. Помялась, словно бы раздумывая следует ли рассказывать Свете всю правду и в каких выражениях.
- Побили тебя, - наконец, с видимым трудом выдавила из себя. Виновато глянула на Свету.- Прости... Мы с другом шли, и случайно тебя увидели... Еле отбили... Если бы мы подоспели немного раньше, такого бы не случилось... Два парня... они, кажется, хотели тебя изнасиловать в подвале...
Света ощутила, как мутный туман медленно заволакивает ее. К горлу подступила тошнота.
- Меня... изнасиловали? – тяжело выдохнула. В глазах – ужас.
- Нет, конечно, нет, - поспешно заверила Настя, с тревогой взглядываясь в побледневшее лицо. Ободряюще, легонько похлопала по руке. – Мы успели вовремя...
Руки дрожали крупной дрожью, голова просто раскалывалась от боли, но Света не обращала на эти явления ни малейшего внимания. Ее обуяли ужас, горе, отвращение, отчаяние, обида... Она вспомнила. С жестокой, немилосердной ясностью память услужливо показала ей всю неприглядную правду жизни.
Макс... Макс предал ее. И что же у нее теперь осталось в этой жизни?
Ничего. Ровным счетом, ничего. И какого же тогда?..
Медленно подняла затуманенный, пустой взгляд на Настю. Жутко усмехнулась.
- Ветковская, - тихо, но отчетливо произнесла. – Какого хрена... ты меня спасла? – глаза наполнились ненавистью.
Чувства захлестнули, мысли суетливо роились в голове... От волнения сердце забилось быстрее.
Проклятая Ветковская... Поганая, отвратительная дрянь. Какого дьявола эта стерва даже не позволила Свете умереть спокойно? Кто ее просил вмешиваться не в свое дело со своей идиотской помощью и дурацким благородством?
Хорошо изображать из себя добренькую, когда у тебя такие хоромы.
Ишь, какая... Должно быть, Светиной спасительницей себя гордо воображает. Ожидает похвалы и признания. А хрен ей. Дулю на палочке.
Руки сжались в кулаки, злорадная ярость потекла по венам... Побить Ветковскую, чтобы знала, как это - страдать. Разрушить к чертовой матери ее долбанные "апартаменты". С достоинством уйти домой, оставив после себя лишь развалины...
Настенька хочет благодарности? Ну, так пусть же сполна получит ее!
Света резко вскочила с дивана, намереваясь сию же минуту, сию же секунду приступить к выполнению своего спонтанно придуманного плана. Но воплотить в жизнь даже первый его этап ("В глаз Ветковской") не удалось.
Тело. Подвело проклятое тело.
От резкой перемены положения голова закружилась, черные точки заплясали перед глазами, к горлу снова подкатила тошнота... Ослабевшие ноги подкосились, Света не успела схватиться рукой за диван, и упала бы на мягкий ковер, если бы Настя в последний момент не подхватила ее.
- Пусти, пусти, пусти! – истерично забилась Света в ее руках, одновременно пытаясь ударить. Но удары... если можно назвать таковыми судорожные движения Светиных кулачков, получались неощутимыми, безболезненными. – Ненавижу! Ненавижу! Тупая мажорка... убью!
Сильные, уверенные руки снова уложили бушующую, но ослабевшую и несчастную Свету на диван. "Урою... урою... урою" – шептала Света, крупные слезы текли по щекам, она дрожала всем телом.
Настя наклонилась над ней с чайной ложечкой, полной какой-то бурой жидкости, аккуратно нажала на какую-то точку на левой щеке Светы, осторожно влила неизвестное вещество в широко раскрывшийся рот. Света поперхнулась, хотела было выплюнуть лекарство, но не успела – оно уже подленько затекло в горло.
- Сука... Паскуда... Козлина... – шептала бессильно, яростно взирая на Настю.
- Не волнуйся, тебе скоро станет легче, - мягко бросила Настя, успокоительно погладила Свету по распухшей, бледной щеке.
Света попыталась было плюнуть Насте в лицо, но и тут ее постигла неудача – слюна тягучей противной соплей повисла на губе.
- Сволочь... Паршивка... Мерзавка... – язык медленно, нехотя поворачивался во рту, веки неожиданно отяжелели – Света часто-часто заморгала, старательно борясь с внезапно накатившей вялостью и сонливостью.
- Курва... Ов...ца... – язык заплетался, отказывался повиноваться, губы разлеплялись с трудом, веки слипались. Наконец, Света мирно засопела, проваливаясь в некрепкую дремоту. Погружаясь в безмятежный, спокойный сон, ей еще удалось услышать характерный тихий звук запирающегося замка.
"Плен. Я опять попала в плен" – промелькнула в голове пугающая мысль, и тут же выветрилась – Света заснула крепко, по-настоящему.
***
... Света широко зевала, отчаянно терла глаза, упрямо борясь со сном. Судя по положению солнца за окном, она и так проспала уже не менее трех часов кряду.
Кое-как, судорожно вцепившись в спинку дивана, приняла сидячее положение. Тошнота прошла, головокружения не наблюдалось, зато накатила неожиданная апатия, безразличие, вялость. Сдвинуться с места, просто пошевелиться казалось чем-то нереальным, неосуществимым, невозможным...
Желудок с легким недовольством заурчал, как бы намекая своей хозяйке на то, что неплохо было бы и перекусить.Света тупо взглянула на "пенек" расположенный в полуметре от ее диванчика. На нем уютно расположилась прозрачная тара, доверху наполненная свежими, сочными фруктами. Соседствовал с ней импортный йогурт. Кажется, когда Света засыпала, всех этих явств на столике еще не было.
Девочка механически ухватилась за крупное яблоко, откусила кусочек... Перед глазами – улыбающийся Максим. Рука ослабела, пальцы легко разжались и надкушенное яблоко беспомощно повалилось на белоснежный ковер. Свете отчего-то даже стало жаль несчастный фрукт, которому не суждено выполнить свое главное предназначение.
Уныло, тоскливо огляделась. Кто знает... Очень может быть, что ей оставили нож для того, чтобы порезать фрукты...
Найти бы нож... Или хоть что-нибудь острое. Неважно, что.
Найти бы нож... И тогда она уже не будет колебаться. Всего одно точное движение – и все мучения позади.
У нее в жизни и до этого было мало хорошего, но теперь она в одночасье лишилась и того, что имела... Любимый парень, которому она верила, как самой себе, которого любила больше всех на свете, на которого надеялась, как на единственную опору в жизни, предал ее, оказался ублюдком и козлом. А ее авторитет, уважение к ней в родном восьмом "В" лопнет быстрее мыльного пузыря. Настя Ветковская уж об этом позаботится. Отныне... отныне она сможет много чего интересного и увлекательного рассказать одноклассникам о жалкой, беспомощной, больной Свете Марьяновой.
Умереть. Умереть – единственное спасение от позора, жалостливо-презрительных взглядов, непонимания, холода, равнодушия...
Но вот беда – даже уйти из жизни спокойно не дают.
Света устало откинулась на диване, безразлично уставилась в потолок. Да и что тут думать... Все равно – нельзя ей пока умирать. О мамке-то кто позаботится? Кто ее в будущем от пагубных пристрастий вылечит?.. Только она, Света. Родная дочь. У Лиды ведь – никого, кроме нее.
Вцепилась рукой в мягкую ночнушку, потянула, разорвала на груди... Стало легче, спокойнее дышать.
С отстраненным удивлением размышляла о своем утреннем поведении. Что ее так взволновало, возбудило? Мажорка-то ведь хоть и подлая, хоть и хитрожопая, но все же, помогла Свете.
А Света... Что с ней случилось? Неконтролируемая истерика, нервный срыв, припадок ненависти, выплеснувшийся вовсе не на того человека, на которого бы следовало... Утром ей отчего-то такое поведение казалось вполне логичным, но теперь, в спокойном, даже расслабленном состоянии Свете стало стыдно, и она, погруженная в собственные тягучие, бессвязные, медленные мысли, даже не услышала, как щелкнул замок на двери. Заметила присутствие другого человека рядом только когда дверь начала нерешительно открываться. Напряглась, нахохлилась, мрачно покосилась на дверь.
На пороге стояла женщина лет тридцати пяти-сорока. Низенькая, пухленькая, с бледным широким лицом, слегка вздернутым веснушчатым носом на нем и длинными распущенными темно-русыми волосами, она была одета в уютный махровый костюмчик темно-зеленого цвета.
Несмотря на внушительную комплекцию и возраст, во взгляде женщины отчетливо проглядывало что-то неуловимое – совсем юное, почти что детское... "Служанка" - равнодушно отметила про себя Света. Господа, владельцы пафосных "апартаментов", как правило, черствы к чужому горю, а эта толстушка...
Взгляд – живая, искренняя, почти что ощутимая боль. Света отвела глаза, снова тупо уставилась в потолок.
Женщина тихо, неслышно, робко приблизилась к дивану.
- Вот, я принесла тебе покушать, - мягкий, тихий, неуверенный голос и опять эта странная наивность и неискушенность. Осторожно поставила тарелку с неизвестным Свете, но на вид и по запаху вполне аппетитным блюдом на столик-пенек, опустилась на диван рядом с девочкой... Света на присутствие незнакомки не реагировала.
Женщина заметила на ковре надкушенное яблоко, поспешно подняла его, спокойно протерла своим одеянием, и спустя мгновение, весело захрустела им. Ну что же... Света была рада судьбе фрукта. Она чувствовала неотрывной взволнованный взгляд немолодой служанки на себе, но до чувств и переживаний этой толстой подстилки ей не было никакого дела. Ишь, обслуживает богатеев! И не стыдно же так унижаться...
Неожиданно женщина осторожно, застенчиво, легонько потрясла Свету за плечо. Доверчиво взглянула в зеленые затуманенные глаза.
- Доцю... Ну, покушай... Тебе обязательно нужно кушать, набираться сил... – в голосе слышалось беспокойство и мольба.
Света молча разглядывала разноцветные светильники на потолке, терпеливо ожидая, когда же тетка уйдет, оставит, наконец, ее в покое. Но женщина проявила редкую настойчивость, даже надоедливость.
- Ну... давай, может я развлеку тебя, вслух почитаю? – наивно защебетала. – Такую прелесть нашла в своем старом шкафу... "Пятнадцатилетний капитан"... В твоем возрасте просто зачитывалась этой книгой... – Света лениво кинула на толстуху тяжелый взгляд, и она тут же испуганно смолкла. Девочка с изумлением разглядывала ее. Такая наивная непоколебимая вера в добро и порядочность, такая восторженная невинность, такая болезненная беззащитность в серых глазах... Остро переживает за все на свете, человек со снятой кожей, с оголенными нервами.
Некрасива. По крайней мере, нет в ней той стандартной красоты, которую так любит сильный пол. Но... прекрасна. До чего же прекрасна и мила. Аж светится каким-то мягким, нежным светом.
Служанка ласково, печально смотрела на Свету.
- Не волнуйся. Все наладится. Вот увидишь! – успокаивала если не Свету, то себя. Света украдкой снова внимательно посмотрела на нее. Искренняя, теплая, уютная... Кто знает, возможно, она и...
- Обнимите меня, - неслышно прошептала Света.
- Что? – встрепенулась женщина, с надеждой, внимательно, напряженно вгляделась в Свету.
- Обнимите меня, - тихонько, жалобно попросила Света. Голос дрожал от слез.
Женщина кинулась к Свете в отчаянном желании хоть чем-то ей помочь. Света судорожно прижалась к мягкому теплому большому телу, доверчиво положила голову на широкую грудь... Она плакала.
Со слезами, казалось, выходили все беды и переживания, все горести и потери, Свете становилось легче на душе.
- Доцю... – горестно прошептала женщина. Света подняла заплаканное, бледное, распухшее лицо и с изумлением увидела, что крупные слезы сожаления и боли струятся по щекам служанки.
"Доцю"... Так тепло, несмело, робко... Никто никогда еще не называл так Свету. Мама ведь иначе чем "Светка" не величала.
Тепло... и спокойно. Такое впечатление, что, и в самом деле, обнимает мама... Теплая, добрая, отзывчивая, понимающая... мама.
До чего же ей не хватало этого... простого теплого человеческого плеча, на котором можно было бы, не стесняясь и не таясь, поплакать.
Женщина эта – одинока и печальна. Так и сквозит затаенная горечь во всем ее облике. Но – не разучилась любить, верить, надеяться. Несмотря ни на что. А Света...
Это называется – сошлись два одиночества. Две маленькие фигурки, крепко обнявшись, медленно бредут по бесконечным снежным полям... Выдержат ли они? Не сломаются? Не замерзнут?
Нет. Они не сдадутся. Потому, что не одни. Есть еще другие путники.
Русые волосы. Прямой бесстрашный, грустный взгляд. Сильная... несгибаемая... добрая... мягкая... и непостижимая. Никогда Свете не понять...
Ну, а главное, наверное, все-таки то, что одинокая... До чего же одинокая... А ведь одиночество – оно, кажется, страшнее бедности и нищеты...
Странные мысли, нелепые умозаключения. Глупо... Может, у Светы просто горячечный бред?
***
... 17-е января. 8.25.
- Ненавижу, ненавижу рано вставать... – тихонько ныла Ирка, громко зевая и сладко потягиваясь. – Утром, короче, встаю... Светка, это пипец! Холодно, темно... Брр, ненавижу...
Света слушала ее рассеянно, вполуха, каждый раз с робкой надеждой оглядываясь на звук открывающейся двери.
- Ты меня слушаешь? – не выдержала Ирка, обиженно надулась.
- Ой... Извини, извини, - виновато замахала Света руками, примиряюще улыбнулась, но беспокойное напряжение не покинуло взгляд.
- Что-то случилось, Светуль? – испуганно спросила Лавейкина. – Расскажи, поделись. Легче станет, вот увидишь.
Свету не пришлось упрашивать.
- Я вот что думаю... Соловьева... куда она делась? – медленно, задумчиво спросила.
- Соловьева? – изумилась Ирка. Облегченно рассмеялась. – Вот напугала-то, я думала, что-то серьезное у тебя... А эта лохушка... да не ходит она в школу еще с начала декабря... Да какая, собственно, разница? Все равно ведь молчит, никому и слова не скажет...
Света тихонько, неслышно матернулась. Вскинула на подругу строгий взгляд.
- Сама ты лохушка, - бросила беззлобно.
Ира пораженно раскрыла рот и уже было собиралась возразить, но тут физичка Валентина Павловна неторопливо вплыла в класс. Шумно переговаривающийся восьмой "В" сейчас же притих – все знали, что с этой учительницей, еще строгой советской закалки шутки плохи – двояк влепит, и не помогут ни слезы, ни мольбы, ни даже взятки...
... – Кто хочет решить задачу №15? – деловито осведомилась физичка. Прошлась придирчивым взглядом по всему классу – от первой парты до последней, от ряда у окна до ряда у стены... – Неужели никто, кроме Анечки?
Аня Олексюк уверенно, гордо восседала с поднятой рукой. Света вздохнула, неуверенно подняла руку. Она волновалась, тревожилась и переживала – кто его знает, вдруг, как и раньше, ничего у нее не выйдет с задачей? Но... как известно, "кто не рискует"...
- Марьянова?! – училка обалдело раскрыла рот (видать, за все годы ее педагогического стажа ей еще ни разу не приходилось лицезреть двоечницы и хулиганки, которая сама вызывается к доске), но, буквально через мгновение взяла себя в руки, удивленно улыбнулась.- Ну, что же, Света... Попробуй.
Света неторопливо двинулась к доске. Мимолетные беспокойство и страх уже покинули ее, уступив место холодной уверенности – она сможет. Она покажет сейчас им всем высший класс. Да, именно так... черт подери.
Русланчик на задней парте скептически хмыкнул, Машка Дудник весело заметила: "Кажется, динозавр в лесу здох", сидящая рядом с ней Юдкевич тихонько прыснула в кулачок, Ло саркастически ухмыльнулась, Федька громко заржал...
- Закройте пипетки! – рассеянно прикрикнула на них Света. В трепещущей душе медленно поднималось какое-то неизвестное доселе, торжественное, возвышенное, прекрасное чувство. Раньше ей уже приходилось выходить к доске, это правда, но впервые она вызвалась сама, по собственной инициативе... да еще и на физике.
Леночка Ярмакова, пораженно раскрыв глаза, тупо наблюдала за Марьяновой. Ее обуревали противоречивые чувства... и она знала, что подобные чувства сейчас ощущают почти все ее одноклассники.
Света Марьянова медленно, напряженно, сосредоточенно выводит решение задачи на доске. Видно, как ей тяжело, как она боится ошибиться, с каким трудом она приходит к своим физическим умозаключениям... Вон, аж побледнела слегка.
Лена обалдело покачала головой. Да, если бы она раньше не знала Свету Марьянову, то даже, пожалуй, подумала бы...
Прилежная ученица. Не слишком умна и сообразительна, но старательна, упорна, регулярно выполняет домашние задания, стремится угодить учителям, аккуратно переписывает с доски задачи... Хорошистка. Темные волосы завязаны в строгий "хвостик", одета, как и положено школьнице, в белую невыразительную кофточку и черные брюки, на лице – минимум косметики, зеленые глаза светятся неуместной гордостью...
Наконец, Света дописывает, кладет мел, выжидательно, с беспокойством глядит на физичку. Валентина Павловна придирчиво оглядывает решение задачи, улыбнувшись, изрекает:
- В вычислениях ошиблась, Марьянова. Но в целом, алгоритм решения правильный. Садись, восемь.
- Восемь? – переспрашивает Света, на ее лице медленно расцветает блаженная улыбка, она слегка краснеет от удовольствия.
- Ура! – задорно кричит Дудник. Глаза поблескивают от энтузиазма. Поднимает сжатый кулачок вверх. – Светка, молоток! – неожиданно начинает хлопать в ладоши. – Мо-ло-ток! – на лице – радостная улыбка, но глаза серьезны.
- Поддерживаю! – внезапно уверенно подает голос Анька Олексюк, тоже аплодирует Свете... А потом хлопать начинают все – и Маринка Юдкевич со своей вечной неуверенной полуулыбкой, и пакостный толстый Федька проникается общим торжественным настроением... и загадочная интригантка Ярмакова с уважением в глазах... и Танюша – робко, счастливо и наивно... Настя Ветковская тоже хлопает – деловито, серьезно, не сводя непроницаемого взгляда холодных глаз со Светы... Красотка Плетнева аплодирует весьма раздраженно, разочарованно, но все же... и даже чудак Серега, и тот – радостно отбивает ладошки. Не хлопала только Ирка – она застыла, чуть приоткрыв рот от удивления, в глазах – бесконечное восхищение и обожание. Строгая Валентина Павловна неожиданно изменила своим привычкам – не спешила наводить порядок в классе, молча улыбаясь, смотрела на Свету.
Света замерла, не в силах пошевелиться. Сердце взволнованно забилось в груди, чувства переполняли... Раскраснелась, с трудом проглотила комок в горле. Одобрительные, добродушные, уважительные, радостные взгляды вокруг.
- Спасибо, люди... вы... черт подери... такие душевные... – дружный, радостный, здоровый детский смех. Света тоже тихонько, счастливо засмеялась. Наконец, неторопливо двинулась к своему месту, там отбрыкалась от лезущей обниматься Ирки...
Валентина Павловна через мгновение снова стала строгой, постучала по столу, призывая отвлекшихся детей к тишине.
Лена опасливо глянула на физичку, убедилась, что та не смотрит на вторую парту в ряду у окна, тихонько, с трепетом приблизилась к Насте, и прошептала ей в самое ухо: "Ты волшебница, да?" Настя лениво оторвала задумчивый, отстраненный взгляд от доски, одарила Лену рассеянной улыбкой, вполголоса спокойно ответила:
- Нет, не я.
Лена непонимающе уставилась на нее, но решила не продолжать расспросы – еще попадет от физички. Украдкой испуганно, нерешительно глянула на Настю – ей вдруг стало не по себе. Все-таки, страшно жить в мире, где с тобой соседствуют люди вроде Насти. Страшно... но до чего же заманчиво, увлекательно, интересно...
Волшебница... только знать бы – добрая или злая?
Лена преданно, с обожанием и восхищением в глазах смотрела на Настю. А собственно... какая разница?
Впезапно дверь скрипнула и на пороге класса возникла Светлана Александровна. Их "классная" явно была чем-то огорчена и опечалена.
- Извините, Валентина Павловна... можно занять у вас пять минут урока?
- Конечно, - милостиво разрешила физичка.
Светлана Александровна вдохнула в грудь побольше воздуха. Дети устремили на нее взволнованные взгляды – тревожное настроение учительницы сразу же передалось и им.
- Ребята, у меня для вас печальная новость... Родители Степы Соловьевой забрали ее документы, и она больше не будет учиться с вами...
Секунд десять в классе висела звенящая, напряженная тишина. Каждый сосредоточенно думал о своем, понятия не имея, как прокомментировать неожиданную весть... О Степе-то еще с декабря почти не вспоминали, да и не заметили как-то особо, что она в школе не появляется. Дурой она была, ненормальной идиоткой, но все же, - так неловко, словно бы твоя вина в случившимся есть...
Наконец, Лола Плетнева расхохоталась.
- Ну и правильно. Туда ей и дорога. Чище теперь у нас будет.
- Заткнись... – отчеканила Маша Дудник. Угрожающе повернулась к Лоле, глаза поблескивают от еле сдерживаемой, иступленной ярости и горьких слез, кулачки крепко сжаты... Лола поймала тяжелый, немигающий взгляд черных глаз, что-то недовольно буркнула себе под нос и трусливо опустила глаза в парту – поняла, что по данному вопросу поддержки в классе сейчас не найдет.
- М-дя... – обалдело тихонько протянула Ира. Повернулась к Свете – высказать подруге свое мнение о неоднозначной новости, да так и застыла от изумления. Осторожно, испуганно потрясла Свету за плечо:
- Светка... – пробормотала жалобно, с беспокойством. – Светка... ты что, плачешь?