Оторванный календарный лист слетел с кухонного стола. Видно, не посмотрев, положил его на самый край, и тот, подхваченный сквозняком из форточки, покачавшись в воздухе, прилип к стене, прямо перед глазами. Бывает же, а. Ну и пусть. Что там? 5 октября? Четверг? Что-о? Вот даю! Нужно было сорвать только один лист с 4 октября! Да и ладно, пора бежать на работу, не опоздать бы.
Как попал в больницу - не помню. …Ни автобуса, в котором ехал, ни – метро, ни – дороги через парк. Впереди сложная операция, весь там.
…По бледной коже и набухшим серым мешочкам под глазами, потухшим взглядом, видно, девочка так и не спала. Что же ты, хочется сказать ей, неужели не веришь, что сегодня для тебя станет вторым днем рождения! Но и это не в моих силах, да и улыбка, натянутая в коридоре, вянет, руки начинают дрожать. Только этого еще не хватало. Знала бы она, чего стоит для меня ее жизнь, как и других больных, которых оперировал до нее, и - будущих.
Пока дрема не овладела её сознанием, вкатываю каталку в соседнюю палату, в которой ее ждет донор. Но она не знает, что именно его почка, этого парня инвалида, заполнит ее организм чистым ручейком жизни. И нельзя, чтобы она это знала. А только он.
Это он молил Господа, чтобы разрешил ему сделать такой шаг, спасая восемнадцатилетнюю девчушку. И неожиданно для нас вспыхнул этот долгожданный огонек в её глазах. Может, от удивления, может, от какого-то непонятного ей нового чувства.
Это заметил и он, донор, и не смог удержать слезы, покатившейся по его лицу, сквозь улыбку. Да и чем их смог бы вытереть? Его руки остались там, в далеком Афганистане, когда раз за разом бросался в горящий бронетранспортер, чтобы вытащить из него своих товарищей. И вытаскивал. Сначала - пылавшего командира, не поддававшегося солдату, и хватавшегося за кабель от радиостанции. Потом - механика-водителя, не отпускавшего руль. А вот пулеметчика не смог, и чуть не остался рядом с ним... И только благодаря взрывной волне, выкинувшей его из-под брони, остался жив.
Когда я увидел этого солдата, не раз сам себе задавал один и тот же вопрос, зачем же Он оставил ему жизнь? Для чего? Ладно, слепому, который может еще многое сделать, или безногому, или безрукому. А зачем тому, который лишен всего этого?
Но ответ пришел. Даже не удивился, узнав, что этот солдат готов стать донором девушки. Рука сама потянулась к ручке и подписала документ на анализы. И совсем не удивился тому, что они оказались положительными: организм у безногого и безрукого инвалида был здоров. Все говорили, что этого не может быть! Но - было. И как он счастлив был сегодня перед началом операции: весь светился. И куда-то исчезли морщины с его лица, одутловатая кожа на щеках натянулась и помолодела, изменив свой цвет с бледного, на румяный. И в глазах его читалась одна фраза: «Теперь я знаю, почему мне Бог оставил жизнь!»
- У тебя все впереди, - улыбнулся солдат девушке. – А когда родишь, дай ребенку мое имя.
И в глазах у девушки, услышавшей его, появились новые искорки. Видно она поняла, о чем он ей говорит. А может, кто-то сказал ей, что перед операцией она увидит своего донора, и поэтому она старалась не уснуть, не поддаться снотворному.
…Поздняя ночь. Передо мной уставшие глаза моей помощницы - хирурга. Она снимает с моих рук резиновые перчатки, повязку - с лица, и что-то говорит, тряся мою руку. И только когда скинул маску, вижу радость на лице её, и теперь только расслышал: «Операция прошла превосходно!»
Но я так и остался в коридоре у входа одной из палат и не спускаю глаз с ее двери. И такая боязнь охватила все мое замершее тело, так не хочется, увидеть кого-нибудь, выходящего из неё и прячущего от тебя свои глаза. Сотрудники знают про это и потому не выходят, а у самого рука не поднимается, чтобы отворить дверь и войти туда в послеоперационную палату. И где делись мои силы!?
И вот дверь приоткрывается, выглянуло личико молодой медсестры в больших очках. На ее лице огромная, больше окуляров, улыбка, и большой палец поднимает вверх: «Все нормально, доктор!».
Таблетка валидола или еще чего-то не успокаивает. Наоборот начинается одышка, словно поднимался на высоченную гору. На часах 23:30. Ладно, сейчас посижу в ординаторской и пойду домой. Жена с дочерью уже, наверное, спят. А может, и нет. Медсестра протягивает звонящий сотовый телефон. Хм, даже не услышал его. Прикладываю к уху.
- Товарищ лейтенант, не узнали? Это Александр, ну, ефрейтор Александр Долгушин. Узнали?
- Санька! Да ты живой? – залпом выдохнул из себя эти слова. - Как я рад за тебя! Санька! – и все в организме проснулось, и куда исчезла одышка с усталостью. Это же Санька! Это же тот самый Санька, механик-водитель, с которым исколесили пол-Афганистана! Он жив. – Эх, сколько мы с тобой не виделись, солдат?!
- Товарищ лейтенант, а как я рад, когда нашел ваше имя с фамилией в интернете. Это же вы, да?! С Днем рождения, лейтенант!
- Да ты ошибся, Сашенька.
- Нет, нет! Ведь сегодня 5 октября, когда вас под Панджшером... Это вы же, товарищ лейтенант?!
- Да, я. Спасибо, солдат! – со всей силы кричу ему в трубку.