Мы перебираем фотографии далёкого 1942 года. Удивительно, она помнит все подробности того времени: имена, города, даты. Для нас – это история, а для неё и всех, кто пережил войну, эта часть жизни отпечаталась в памяти навечно. Во время разговора она часто повторяла: «Всё помню, как будто это было вчера».
Она протягивает мне фотографию и поясняет: «Это немцы снимают на документы». На ней почти детское лицо, печальные глаза и скромный платочек на голове. Такой она была в 1942 г. перед отправкой в Германию.
Анна Демьянова Смирнова (Мазейко) родилась в сентябре 1925 г. в Брестской области в Давид- городке в многодетной крестьянской семье. Аня с братьями и сёстрами с малых лет помогала матери по хозяйству и работала в огороде.
Война застала её в родном городке, который в самом начале войны оказался в немецкой оккупации.
В 1942 г. в Покров, т.е. 14 октября, Аня получила повестку – прибыть 17 октября на сборный пункт за 42 км от дома, для отправки в Германию. Условия были поставлены жёсткие – за непослушание вся семья будет расстреляна. В этот праздник у них было принято ходить всем на кладбище. Аня пошла с родителями. Всю дорогу туда и обратно она плакала. Они с подругой должны ехать в неизвестность. Анечке месяц назад исполнилось всего 17 лет. Покидать родительский дом в такое трудное военное время было страшно.
Она утирает глаза платочком и говорит, что на всю жизнь запомнила тот день. Он выдался очень холодным и снежным. Отец запряг лошадь в сани и уже под вечер повёз её с подругой на сборный пункт. По дороге они остановились у знакомых и ночевали в сарае. Утром стало тепло, снег растаял. Пришлось менять сани на телегу и ехать уже на колёсах.
На сборном пункте они провели несколько дней – ждали, когда соберутся все 800 человек. Это была уже третья отправка из этих мест на работу в Германию. Было им всего 16- 17 лет. Отец, пока они не уехали, был с ними. Он плакал, слёзы текли по его щекам, обнимал, целовал её и твердил одно и то же: «Неужели я тебя больше не увижу?».
К станции подали состав с вагонами, в которых перевозили скот, с соломой на полу. Поместили туда вместе парней и девушек. Закрыли вагоны на замки, дали в каждый военного немца для охраны. Там было всё: переполох, слёзы, истерики, потом это сменялось песнями. И так по кругу.
Покормили только один раз за время пути – в Бресте. Аня хорошо помнит мальчишку, у которого дома остался один больной, неходячий отец. Парень плакал, бился в истерике, кричал: «Папа! Папочка! Отпустите, он не сможет жить без меня!».
Эшелон прибыл к месту назначения – польский город Гдыня. Все вышли из вагонов. Мальчишку вынесли на руках. Они узнали позднее – его повесили.
Выйдя из вагонов, подростки увидели страшную картину. Вода, рядом скотобойня, много скота и трубы крематория. К тому времени девушки уже знали, что это такое – им стало очень страшно. Аня подумала: «Всё кончено. Сожгут в печи или утопят». А они так молоды, хотелось верить, что вся жизнь ещё впереди. Раздели, остригли наголо, оставив лишь на голове маленькую чёлочку. Одежду отправили на обработку. Их вымыли под душем, одели снова в свою одежду и отправили в город Эльбинг. В сарае, где стояла невыносимая вонь, а на полу – солома, измельчённая в мякину, они провели ночь.
Утром выстроили всех в ряд. Приехали немецкие фермеры и выбирали себе рабочих по мускулатуре и зубам. Аня жила в сельской местности в большой семье и что такое паста и зубная щётка даже и не знала. Да и на вид она была совсем ребёнок: маленькая, щупленькая. Она им не приглянулась. Оставшимся дали большие мешки, которые они набили овсянкой (соломой) , подушки сделали таким же образом. Выдали одеяла.
Поселили в бараках после военнопленных, где нары в 2 этажа. В комнате 22 человека и уйма клопов, который ей снятся до сих пор, и она просыпается от страха.
Её определили на работу на судоверфь, которая находилась в 3 км от их места жительства. Работали по 12 часов в сутки. Пришлось потрудиться везде: на уборке снега, открывать ворота в цех для паровоза. Работа была тяжёлая и трудная, а она маленькая, хрупкая девочка. В цехах было много немецких надзирателей и эсэсовцев. Аня с трудом справлялась с работой, а надзиратель ещё всё время подгонял и кричал, что она не хочет работать. А иногда просто бил. Сердца подростков разрывались от гнева, ужаса бессилия. Но ничего не могли изменить, приходилось мириться. Работали с 6 утра до 6 вечера. Утром давали только попить что- то чёрное, напоминающее кофе. В обед – перерыв 15 минут и суп, где вода, брюква и тертая морковь. Вечером немного хлеба. Иногда давали похлёбку, которую они называли «цемент». Аня долго пыталась понять, из чего это сварено. Потом спросила у немца- охранника. Он объяснил, что это из молодых лошадиных костей.
Вначале до работы их возили на лошадях по 13 человек в санях. Они, чтобы согреться, плотнее прижимались друг к другу и пели русские и украинские песни. Да так громко, что мешали мирным жителям спать. Поэтом их заставили ходить до работы пешком. Дали обувь на толстых деревянных подошвах с металлическими клёпками и брезентом, которую они называли клёмпы. Так как подошва нисколько не гнулась, идти было по неровной дороге одно мучение.
Как трудно было им вдали от родины даже не жить, а выживать. Тяжёлая участь ждала тех, кто заболел. Таких уводили из казармы. Их ждал электрический стул или виселица. Так у Ани поступили с подругой и ещё тремя девушками. Каждый раз после этого в их головах мелькала мысль: « Может, скоро моя очередь».
Аню и ещё нескольких человек перевели в цех металлообработки и хотели научить работать на станках. Они через связных из лагеря для военнопленных получили указание делать бракованные детали, чтобы корабли не сошли на воду. Они, как могли, старались выполнить это поручение: портили детали и инструмент. Решив, что они тупые и необучаемые, их отстранили от этой работы, оставив в цехах подсобными рабочими. На судоверфи было много лагерных рабочих разных национальностей: французы, итальянцы, чехи, поляки, русские. Хуже всех относились к нашим и кормили хуже. А для отличия в цехах дали голубые нашивки с буквами ОСТ (остербайтеры). По своей молодости и неопытности они решили всем бараком требовать отмены этих опознавательных знаков и равноправия. За что в рождественские морозы, когда на улице было минус 25 градусов, их оставили без отопления в бараках, сняв трубаки с печек, раскрыли окна, не водили на работу, не кормили. Вывели всех на улицу и целыми днями с утра до вечера гоняли по кругу, подгоняя и ударяя дубинками. Так они продержались 4 дня. Но им пришлось смириться со своим положением и сдаться. После этого случая немцы часто их называли: «Русские патриоты».
В цехах, кроме лагерных рабочих, работали и немцы. Некоторые к ним относились хорошо. Иногда даже подкармливали. Аня часто слышала, как немцы с усмешкой говорили им: «Сталин капут». Один раз Аня не выдержала и ответила: «Гитлер капут». Немец, находившийся рядом, остановил её и предупредил: «Здесь много эсэсовцев. Больше так не говори, это опасно».
Она поняла – везде и всюду нужно быть осторожной. В субботу они работали до 12 часов. И чтобы как- то выжить и не умереть с голоду, она вечерами в эти дни ходила к немцам (мирным жителям), помогала по хозяйству. Её за это кормили, давали кое- какую одежду. Роберт – так звали хозяина – завёл её в маленькую комнату и включил приёмник. Она услышала голос Левитана: «смерть немецким захватчикам». Он выключил приёмник и сказал: «Скоро будешь дома, а это нельзя, чтобы кто услышал». Вот так день за днём и двигалась их лагерная жизнь. Они взрослели и мужали. Но изменить что- то было не в их силах.
Начались бомбёжки немецкой территории, где они находились. Немцы очень боялись советских самолётов и артобстрелов. И каждый раз во время бомбёжки они вели себя так, как будто это последний день их жизни. Один раз, когда они спускались в бункер, при очередном обстреле немец- надзиратель, с которым Аня оказалась рядом, взял её за голову, повернул к себе, поцеловал в щёку и произнёс: «Мой милый ребёнок». Аня очень грубо и дерзко ответила ему, а он даже не обратил внимания. Сейчас, осмысливая происходившее, она думает – наверное, у него дома остались дети, как она. И он мысленно прощался с ними.
Работая на заводе, Аня познакомилась с поляком Геной, дружба с которым продолжалась долго. Он первым узнал, что завод эвакуируют, а их увозят с собой на запад. Он предложил Ане по его каналам связи перебраться во Львов. Но она отказалась. Уже тогда они втроём решили, что во время эвакуации под суматоху сбегут. Её подруга жила у хозяев (на восток от них за 5 км). Значит, ближе к нашим. Дорогу туда она знала. Вот в ту сторону они и решили бежать.
В этом районе наступление наших было стремительным. Начался артобстрел. К подруге они уже не заходили. Им повстречались наши разведчики и показали, в каком направлении нужно двигаться.
Дорога домой – под артобстрелами под шквальным огнём катюш, в холоде и голоде. Успешно миновав линию фронта, они оказались на бесхозной территории. Немцы сбежали, а русские ещё не установили свою власть. В полуразрушенных домах они находили себе пропитание. Днём спали , а ночью двигались на восток. Встречали воинские части, где их кормили, указывали направление к дому, иногда подвозили. На своём пути они видели всякое и встречали много разных людей: плохих и хороших. До дома они добирались около месяца, пришли в феврале 1945 года. Вернувшись домой, они думали, что все трудности позади. Но , увы, они ошибались. Вместо паспортов тем, кто был в немецких лагерях, дали белые листочки (волчьи билеты). Они даже спустя много лет слышали упрёки в свой адрес. Хотя, по сути дела, они тогда были всего лишь детьми.
После войны Аня вышла замуж. В1951 г. приехала в Харовск, где живёт по сей день. Знает четыре языка: польский, белорусский, немецкий, украинский. У нее двое детей: сын и дочь, есть внуки.
Война! Она у каждого своя. Ломала жизни и судьбы. Но не сломила морально и духовно, не ожесточила юные сердца Ани и её подруг. Они через всю оставшуюся жизнь пронесли свою дружбу. Годы, проведённые в немецких лагерях, сблизили и сплотили. Судьба разбросала всех по разным уголкам страны, но они до последних дней своих поддерживали связь между собой. Анна Демьянова достаёт пачки писем, которые хранит до сих пор, хотя многих людей, написавших эти письма, уже нет в живых.
Анна Демьянова и люди её поколения сохранили память о тех страшных годах для нас и будущих поколений…