Лохматый. Глава 17

Александр Сизухин
                17.
         Надеялись, что ребенок всех примирит, объединит, утешит наконец; но нет  - все было наоборот.
         Каждый считал ВПРАВЕ только себя, только так и никак иначе; где там – утешит: Аллочка в заботах издергалась до того, что пропадало молоко; как – примирит: Евграф Владимирович с Лёней не разговаривали, ибо разошлись в теоретическом вопросе, когда следует кормить: когда плачет, или строго по часам; Проша падала от усталости, стирая, кипятя и гладя пелёнки, подгузники, тряпочки, марлечки.
        Все были настолько заняты, что порой забывали гулять с собакой, и вдруг вспомнив поздно вечером, выпускали побегать одного.
        Но Лохматый в одиночестве гулять не любил. Он быстренько обегал вокруг дома, справлял нужду и вскоре скрёбся, поскуливая, в дверь.
        Ребенок, Юрочка – так назвали младенца, родился слабеньким. Он часто и подолгу без видимых причин плакал. То ли что болело, то ли существо его еще не принимало окружающую жизнь, то ли возбуждали перекрестья взаимных обид, претензий и скандалов, невольным центром которых он оказался – кто знает? Через месяц жизни покрылся вдобавок красными шелушащимися бляшками, потом бляшки начали мокнуть, а на щечках и подбородке покрылись золотой корочкой. «Золотуха», - говорила Проша. - «Экссудативный диатез», - Лёня.
         От этой напасти мальчик становился ещё беспокойнее, все время хотел выпростать ручки и почесать лицо, и когда, по чьему-нибудь недогляду, ему удавалось это, сковыривал корочку, плакал громче, вертя головкой с боку на бок.
          Всё это видеть – сердце кровью! – но что сделать, как помочь, никто не знал.
         В квартире воцарилась тягостная атмосфера: каждый был уверен, будто он/она знает единственный рецепт помощи, но не может помочь, потому что ему/ей мешают, не дают подойти к Юрочке, а ведь только он/она по-настоящему ЛЮБЯТ и ЗНАЮТ. Так казалось.
          Лёня же смириться с этим не мог. Как врач он понимал, что в доме скрыт аллерген, и задача вобщем-то простая -  выявить и убрать!
           Из комнаты последовательно выносили ковры и дорожки, газеты, книги, цветы, десятилетиями копленую рухлядь. Ничего не помогало. Лёня занялся Аллочкиным питанием, и, исключая один продукт за другим, довёл меню до гречневой каши с кефиром. Юрочке полегчало, но мать ослабела. Пропало молоко.
          И вот тогда Евграф Владимирович, наблюдая весь месяц невыносимую обстановку, пытаясь найти причину, как ни прикидывал в уме – кто виноват? – выходило одно. Зять. Лёнька…
          Ночью, когда Юрочка плакал и кричал, не умолкая целый час, полковник Мартыщенко сел за рабочий стол, взял чистый лист бумаги. Не зная как начать, долго и тупо смотрел в него, вертел ручку, вспоминал. 
         Тогда, в молодости, все было проще и понятнее: страна кишела врагами народа… «Довожу до вашего сведения о недостойном, не советском поведении…» А как  сейчас-то? Ведь неправильно поймут, а нужно, чтобы правильно поняли. Писать надо в область, завоблздраву, а то здесь, местные, замнут, да меня же и обвинят.
         В правом верхнем углу листа Мартыщенко написал «шапку» и опять задумался – что дальше-то? Заявление? Объяснительная записка? «Чёрт возьми! Всё забыл за это время… Да ведь – докладная!    Как же я сразу-то не вспомнил, эх, склероз…»
        Он вывел посередине листа крупными буквами в разрядку:
                Д О К Л А Д Н А Я   З А П И С К А
        Внимательно посмотрел, отставив лист, и остался доволен. Получилось строго и внушительно. Полковник писал:
        « Довожу до вашего сведения, что гражданин Новиков Л.Ю., занимающий должность главного врача городской санитарноэпидемиологической станции, полностью развалил санитарную работу в городе. Приведу лишь несколько примеров:
      1.Из-за слабого санитарного контроля отравлены городские пруды Верхний и Поганкин.
      2.Городская столовая из пункта питания превратилась в рассадник заразы и насекомых в жилом доме, откуда поступают жалобы жильцов, рабочих хлопкопрядильной фабрики.
      3.Систематически в городе не проводится отлов бездомных кошек и собак, вследствие чего по весне начнутся бешеные покусы граждан.
        Думаю, что компетентная комиссия выявит ещё массу упущений и преступных недоработок.
         Преступное попустительство главного врача Новикова Л.Ю. основывается на даче ему ответственными за безобразия лицами взяток, как деньгами, так и натурой.
         Оставляет желать лучшего и моральный облик гражданина Новикова Л.Ю.  Используя свои сомнительные медзнания этот гражданин в собственной семье ведет себя как настоящий садист.
         Прошу внимательно рассмотреть вышеизложенные факты и принять незамедлительные меры».
         Целый час просидел старик за столом. Уже перестал плакать Юрочка, и в доме все спали, когда Евграф Владимирович вывел в нижнем углу последние слова: «Ветеран войны и труда, а ныне персональный пенсионер».
           Во избежание кривотолков и лишних разговоров он решил так закончить «Докладную». Именно так, без подписи.
            Старик сидел за столом. Он уже ничего не делал и не писал, а лишь смотрел перед собой.
            Вокруг всё исчезало: комната, мебель, стол, и, в конце концов, в расфокусированных глазах остался мертвенно-беый лист на тёмном  фоне. Все исчезло. Ощущение было знакомо. Тогда там, в Уфе, в штабе, ночью белый лист на темном столе – начало исчезновения… Капитан Уточкин, полковник Разумовский, лейтенант Петров… Один за одним, в очередь, исчезали враги.
           Сзади неслышно подошла Проша, коснулась плеча мужа рукой.
           - Да что это ты, отец? Зять ведь он нам…
           Евграф Владимирович вздрогнул от неожиданного прикосновения и быстро перевернул лист.
           - Нехорошо как-то… Слышишь? – продолжала жена, слегка сжимая пальцами его плечо.
           - Слышу. Спать иди, дура. Не тебе меня учить, поняла? Иди спать!
           В соседней комнате, бывшем кабинете, опять заплакал внучек.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2012/10/25/853