Из "Записок о минувшем"
Мне исполнилось 16 лет, подошла пора получать паспорт. Моя метрика была утеряна при эвакуации, а в дате рождения, указанной в справке из домоуправления, было переврано всё, кроме месяца – июня. С этой датой я жил с 1941 года. Прошёл июнь, прошло лето, осень, а я всё тянул с получением паспорта: то забывал, то ленился. Кто-то сказал, что за просрочку милиция дерёт большой штраф. Я испугался и решил больше не медлить.
Чтобы хоть немного сократить просрочку, я пошёл на подлог: к римской шестёрке месяца моего рождения, указанного в справке, приписал две палочки, получился август. Я отнёс справку в паспортный стол, за документом было велено явиться через несколько дней.
В назначенный день, в будничной канцелярской обстановке, я, расписавшись в каком-то журнале, получил свой «серпастый, молоткастый», правда не краснокожий, а зелёный с гербом и надписями на языках народов СССР на обложке. Слухи о штрафе оказались враньём, зря я старался, подбирая чернила, чтобы было похоже.
В сущности, я стал владельцем липового документа: в дате моего рождения не осталось ничего подлинного! Выйдя из канцелярии, я небрежно перелистал книжицу и сунул её в карман.
Дома я показал паспорт маме. Она открыла его, полистала и вдруг застыла, округлив глаза.
—Что это? — изумлённо спросила она.
— Где? — я заглянул через её плечо.
— Вот! Смотри! — она ткнула пальцем в какую-то печать, занимавшую чуть ли не полстраницы. — Штамп о браке!
— Какой ещё брак! — всполошился я, хватая паспорт.
— Тебя поженили, дурень, вот что! — смеялась мама. — Читай!
— Такого-то года, месяца, дня, — быстро пробормотал я, — зарегистрирован брак с гр. Рудницким Исаром Самуиловичем, 1911 года рождения…
Я ничего не понимал.
- Как, говоришь? Ой, не могу, да ещё с мужиком! — хохотала мама, — держите меня, сейчас умру! Куда же ты смотрел, остолоп? Беги, пока не закрыли, пусть тебе выдадут другой паспорт! Быстрей!
Когда я вернулся на ул. Пионерскую (до неё было минут двадцать ходьбы), паспортный стол был ещё открыт. Я показал печать в паспорте, девушки долго смеялись, даже позвали женщин из других отделов. Я попросил заменить паспорт.
— Ага, щас! — насмешливо сказала одна, а другая заявила, что это совсем необязательно, сейчас, мол, исправим. Макая ручку в тушь и высунув язык, она быстро покрыла надпись на штампе чёрной спиралью, отчего он стал похож на клочок каракулевой шкурки.
— Всё, — сказала девушка, полюбовавшись своей работой, и протянула мне паспорт.
Я посмотрел на штамп: сквозь небрежные, крупные каракули легко прочитывался текст. Я пожал плечами и вышел. Не знаю, может быть, маме они бы выдали новый, чистый паспорт. Но её там со мною не было.
Каждая демонстрация моего экзотического документа неизменно вызывала весёлый смех.
* * *
Спустя несколько лет жарким летом мы с Фаиной решили съездить в Челябинск, проведать родственников. У неё там жила тётка с многочисленной семьёй, у меня — двоюродный брат с женой. Мы обошли и объездили весь Челябинск, прятались от зноя в городских парках, купались в озере Смолино рядом с домом тётки, ходили в кино. В фойе кинотеатра им. Пушкина перед сеансом играл великолепный джаз.
Как-то, прогуливаясь недалеко от дома брата, мы оказались перед зданием в стиле конструктивизма 30-х годов, выкрашенным в светло-серые тона. Здание доминировало на широкой круглой площади . Мы почему-то решили, что это почта-телеграф, но подойдя поближе, прочитали на табличке: «ЗАГС Железнодорожного района г. Челябинска»
— Зайдём? — пошутил я.
— Но у нас же нет документов, — в тон мне ответила Фая.
С некоторых пор мы подумывали о женитьбе, знали точно, что поженимся, но о конкретных сроках речи ещё не было. Дома я как-то попытался запустить пробный шар, но понимания не встретил: матушка заявила, что она против ранних браков вообще и моего, в частности. Резюме: до окончания института выбрось из головы!
Моё шутливое предложение вдруг показалось не таким уж нелепым: мы люди взрослые, рано или поздно всё равно поженимся, «сдерживающий фактор» далеко, ЗАГС — рядом!
Когда мы с Фаей подали заявление о вступлении в брак, загсовская дама наотрез отказалась принимать мой «проштампованный» паспорт, видимо, заподозрив во мне многожёнца.
— У вас уже имеется штамп о браке, — сухо заявила она.
Напрасно я убеждал невозмутимую чиновницу, что штамп ошибочный.
— Вот, посмотрите, мне его весь перечеркнули! — горячо доказывал я.
— Откуда я знаю, может вы сделали это сами, — возражала дама. — Вам должны были заменить паспорт или, по крайней мере, удостоверить недействительность штампа. Где хоть какая-нибудь пометка на этот счёт? (Действительно, где? – поминал я недобрым словом магнитогорских паспортных хохотушек). — Поезжайте в Магнитогорск и приведите паспорт в порядок.
Я начинал раздражаться.
— Прошу вас хотя бы прочитать запись в штампе! — еле сдерживаясь, обратился я к даме.
— Но он же весь перечёркнут! — недовольно заметила она.
— А вы вглядитесь, пожалуйста. Вот смотрите, всё видно: брак с гр. Рудницким Исаром Самуиловичем, 1911 г.р...
— Что? — переспросила женщина и уставилась в штамп. В её глазах мелькнули смешинки.
— Одну минуту.
Взяв паспорт, она вышла в соседнюю дверь. Вскоре оттуда послышался смех. Дама вернулась, вытирая глаза платочком, и села на своё место.
— Ну хорошо, — сказала она, сдержанно улыбаясь. — Я оставляю ваш паспорт. Но впредь будьте внимательней.
Кстати, о паспортах. Вспомнилась история, рассказанная в своё время одним моим знакомым, Володей Дори. Его отец, француз по происхождению, был сотрудником советского посольства в Брюсселе. Там в начале 30-х годов родился Володя. В 1937 году отца отозвали в Москву и расстреляли, а жену с сыном, как семью врага народа, выслали в Казахстан, где они жили в глухом кишлаке до середины 50-х годов. Там Володя получил свой первый паспорт, где в графе "место рождения" значилось: город Брюсель, Бельгийская ССР.