Измученно-вымученное "люблю" не раз слетало с ее пересохших губ той ночью и все равно не передавало ее истинных чувств. Любовь - глупое и неправильное определение того, что по правде крутилось в ее голове обезумевшей лисой, выкручивало ее кишки ядовитыми бабочками и снедало ее душу серной кислотой сомнений. Неет, только не любовь, не это бледно-болезненное чувство насморка в каждой нервной клеточке, абстиненция, ненавистная как и эта зима, как и ледяной дождь в городской пустыне.
Она, то есть я, перебранная и препарированная, свисала с крюков бьющего не в бровь а в глаз слова, вернее Слова, за которым скрывается острый ум героя не моего романа.
Хардкор в наушниках давно перестал быть чем-то действительно тяжелым, лишь разгоняя полусонных птичек-вампиров с некоей метафизической моей второй головы, приветствую тебя в матрице моего не-сознания, мой и не мой одновременно, немой свидетель, взрослый ребенок, вечный подросток-критик. Ты приблизился к точке моей расконцентрации в метро, к сосредоточению моего несознательного бреда, моей сути, возвышенно-гнилостной, о, поверь, так о себе пишут только любящие себя.
Я смотрю в твои озлобленные глубокие глаза, похожие на колодцы, вижу в них мудрость городских волчат, вижу досконально, как на ладони побитую твою шкуру, ободранную твою душу, некогда бывшую большой и чистой, но затем спрятанную так глубоко, что и сам ты уже не сможешь выбить из себя искренне-доброе, чистое чувство, не искаженное никаким злом, свалившимся на твою молодую еще по сути голову. Ты злишься и раздражаешься, доказывая, что тебе не все равно, ты отпихиваешь меня лениво и хорошо сыгранным движением поднимаешь свое тощее тело с оплота всех былинных мыслителей и философов - затертого матраса в углу комнаты, присыпанного сигаретным пеплом, пылью и осколками разбитых сердец.
Я стала гораздо лучше оперировать словами, с тех пор как перестала обещать невозможное и верить в то, что что-то станет лучше само, что жизнь наладится без неусыпного контроля за ситуацией, и во мне растет и ширится понимание вещей, маленький горшочек с осознанием истины, глубоко зарытый во мне, все больше внимания требует, для того, чтобы она самая, эта истина, проросла хрупким цветком и прошила мое сознание.
Но я отвлеклась от тебя, мой взрослый, возможно не существующий в помине человек. Я снова заболталась о себе, об истине и мирской суете, а ты смотришь на меня с упреком из-под челки, краем своего сознания раздраженно вылавливая момент, чтобы сбежать. Я не стану описывать тебя, твой тон, твои шутки и неистовые споры до хрипоты во взгляде, твою несгибаемую веру в себя. Я позволю тебе самому сделать это через твое творчество, расписать все фломастерами на обратной стороне моей кожи. Ты - будущий бог, создание вселенской машины случая, твердый характер звездной системы и лень тысячи, возможно миллиона существующих солнечных лучиков, медленно ползущих по стене, повинуясь лишь времени. Твой слог бьет больнее плети, в самую суть, минуя разум и все границы человеческого восприятия. Ты - больше чем все, точка сосредоточения пластики и топорности, единство противоположностей, зеркало самого себя.
Я дописываю эти строки, а незримый голос сквозь наушники объявляет мою станцию, и все, что я успеваю сделать - лишь воскресить твой образ перед уставшим взглядом, перед тем как меня закрутит новая история, не написанная правда о лжи или ложь о правде жизни или существования среди пней арматуры и ветвей трещин в бетоне града, которого никогда не существовало.
2012