Тик-так

Андрей Панюшкин
   Чужая душа - потемки.
   И сколько в этих потемках закоулков - одному Богу известно.
 
   Лето выдалось жарким и ветреным. Пыльные бури носились по степи, как телок от зика и, залетая в деревенские хаты, садились слоем пыли  на столах и лавках, покрывали бархатом экран телевизора. Старики качали  головой и многозначительно, будто народную мудрость, изрекали:
  - Оренбургский дождик... мать его за ногу.
  Ждали дождя. С надеждой смотрели на гнилой угол в сторону Уральского сырта: может, что надует? Надуло... С Юга пришла саранча. Миллионы насекомых грозными тучами летели на поля и пастбища, сады и огороды, забивали радиаторы автомобилей и садились густым покрывалом там, где по их непредсказуемому мнению зелень была самая смачная. Свиньей пройдя по оккупированной территории, так же внезапно вставали на крыло, оставляя за собой лысые стебли бурьяна и голые стволы деревьев. Мамай прошел .
 
    Наташка сидела за прилавком, положив пышную грудь на сложенные на подоконнике руки, и задумчиво смотрела в окошко. Покупателей не было. Изредка забегали приехавшие на каникулы к дедкам и бабкам  детишки, брали свой лимонад или мороженку и, довольные жизнью, убегали. Жара. Градусник в тени подбирался к сорока, застывал на тридцати восьми, а сразу после полудня  маленькой разогретой головкой упирался в сорок два. Сушь. Засуха.

    Наташка Саблина жару не любила, хоть и выросла здесь, и привычна была к этому сюрпризу природы. В свои тридцать пять она вполне сносно eе переносила и даже иногда в обеденный перерыв бегала на огород прополоть пару-тройку грядок. Помогала матери. После школы Наташка поступила в техникум и, окончив его, получила специальность бухгалтера. И все бы хорошо, но была у Наташки сердечная тайна... Еще в школе влюбилась в Славку Фетиса, да так втрескалась, что белого света за ним не видела. Девчонкой она была симпатичной, и ухажеры вились вокруг нее роем. А она... Она не была надменной. Все проще. Она была слепа. Просто на свете  был Славик, и она бы искренне удивилась, если ей тогда сказать, что вон те в брюках тоже парни. Их для нее не существовало. Потом был выпускной день, когда уже бывшие одноклассники спешат сделать то, на что не хватило времени за прошедшие десять лет. Наташка со Славкой все успели. И утром, после прогулки по зеленям она пришла домой страшно уставшая и  счастливая. Бегом разделась и прыгнула в кровать. Врать матери не хотелось, но и рассказывать, как они со Славкой  под утро тихо смотали удочки и встретили рассвет у пруда за колхозным выгоном... Нет, это только их секрет, и никому нет дела, что там произошло. Потом они встречались.до самой армии. Славку забрали весной, в день, когда Наташку с аппендицитом увезла скорая, и потому среди толпы провожающих его Славка напрасно искал глазами любимую. Наташки не было. А потом была переписка. Нечастая. Наташка стеснялась писать о чувствах, боялась показаться наивной. Просто ждала. Дождалась: Славка приехал. Не один приехал. С женой. Узнав об этом, Наташка молча собрала самое необходимое в большую челночную сумку и уехала в город к сестре. К Вальке.
  Ей повезло: работу и жилье нашла, можно сказать, в первый день. Попала в кон. А через три года в дефолт главный бухгалтер хлебного комбината Наталия  Александровна  Саблина выкупила служебную квартиру и стала городской -дальше некуда.
  Разве что в личной жизни...  Поначалу она решила родить ребенка - для себя.  Как обычно, недостатка в желающих скоротать ночку другую с молодой женщиной не было, но Наташка прекрасно понимала, что от поганого семени не жди хорошего племени, и поэтому процесс поиска кандидата на роль папы затянулся года на три. Потом на горизонте появился Вадим. Высокий, симпатичный, разведенный. Не особо умный, но и не дурак.Так... Как сказал бы сосед дядь Витя Мессер: «Промежность приходящая». Он приходил к ней два раза в неделю, и тогда Наташка узнала, каково это - встречаться с нелюбимым, когда, как поется в песне , «И потому всю ночь, всю ночь не наступало утро». Он даже два раза, правда, не очень настойчиво предлагал руку, говорил и про сердце, но Наташка сильно сомневалась в его наличии. Поначалу она ждала беременности; потом, когда жданки все были съедены и стало очевидно, что должны быть какие то для этого причины, Наташка проверилась, и узнав, что у нее таких причин нет, шла домой в полной уверенности, что покажет Вадиму на дверь. По дороге домой она вдруг решила, что она сама виновата в том, что несколько лет морочила голову мужику. Ей вдруг показалось, что ему будет очень больно потерять любимую женщину...  Она представляла его страдания и повторяла слова Экзепюри: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Такое вот самовнушение...
  Так прошел еще год. Вадим уже не оставался на ночь, а она не настаивала. Проводив его до двери, она бежала в ванну смывать следы его рук, будто боялась, что они темными пятнами проявятся на теле. Она остервенело терлась мочалкой, надеясь смыть память о его прикосновениях. Решилась проблема неожиданно быстро и спокойно. Прирученный был замечен в обществе  девушки в номере одной из гостиниц. Провинциальные города имеют свой интернет. Сарафанный.  Когда Наташке доложили об этом казусе, она совершенно спокойно собрала ему чемоданчик, вложив в него все вещи,имеющие к нему какое-либо отношение, включая подарки, после чего не поленилась отвезти его на работу к бывшему бойфренду, справедливо полагая, что сцен и истерик в этом случае можно будет избежать. Совершенно спокойным голосом она сказала: «Будь здоров, милый. Наши отношения себя исчерпали». Он вопросительно глянул на Наташку, но, заметив  в темных глазах решительную готовность  здать в лоб на любое возражение, молча положил на стол свой комплект ключей. Наташка взяла ключи и спокойно вышла из кабинета, бормоча под нос фразу из мультика: «Баста, карапузики, кончилися танцы...» Она обожала мультики; знала наизусть почти все отечественные и кучу импортных.  Ей вдруг стало легко, будто что-то гадкое и грязное ушло из ее жизни. С этого дня жизнь стала понятней и спокойней.  Работа- дом, дом-работа.
   
  Наташка машинально достала косметичку и, подкрасив ресницы, глянула в зеркало. Зеркало вежливо показало ранние морщинки в уголках глаз. Наташка показала зеркалу язык и со словами «Бeз тебя знаю» бросила тушь в косметичку. После того, как слегла мать, она уволилась с работы и, сдав на три года квартиру беженцам из Таджикистана, вернулась в деревню. Здесь она работала продавцом в небольшом частном магазине. Работа не пыльная, а учитывая знакомство со всеми жителями Афанасьевки и доход от квартиры, Наташка, не особенно напрягаясь, жила вполне сносно. Покупатели не досаждали количеством, ассортимент не отличался качеством, а интерьер не унижал воображение. Магазин - бывшая почта. На стене - любимый собеседник: старые ходики с гирями. Они, как и подобает старикам, шли не спеша, время от времени останавливаясь, словно старый дед, ищущий по карманам забытую дома мелочь.
 
  Под окном остановился  колхозный молоковоз, громко хлопнули дверцы кабины. Наташка увидела в окошко, как к магазину направились Галка-почтальонша с мужем Валентином, водителем «железного вымени». Зайдя в магазин и  деловито оглядев  прилавки, Галка довольно улыбнулась, достала список и проворковала: «Муки два мешка, мешок соли, две упаковки ракушек, мешок сахару...Ну и по мелочам: свечей стеариновых штук двадцать, упаковок спичек столько же».  Глянув на мужа недовольным взглядом, добавила: «Примы сорок пачек».   Наташка быстро прикинула на калькуляторе и язвительно спросила: «Никак немец  зашевелился? Или опять Бонапарт?» Галка, пропустив мимо ушей сарказм, положила деньги на прилавок и вместе с мужем потащила покупки в машину. Наташка подмигнула ходикам. В ответ ходики, открыв створчатое окошко, сиплой кукушкой показали язык. Продавщицу это не смутило: она ловко показала ходикам средний палец и, гордо развернувшись на месте, пошла за прилавок, красиво покачивая широкими бедрами. Бегающие глазки ходиков, казалось, стали еще шире и тихо застонали какой то пружинкой.
 - Свистунам получка в среду! - Наташка победоносно  глянула в сторону часов:  размахивая  планкой, мерило времени протиктакало знакомый мотивчик. Это был удар ниже пояса:
 - Тик - так ходики, пролетают годики... - При этом гирька злорадно опустилась на одно деление. Наташка  пообещала опустить гирьки ниже плинтуса, но настроение испортилось. Она  задумалась. Осознав центральной шестеренкой, что допустили бестактность , ходики притворились настенной молью, тиканье стало  глуше и невнятнее, н о Наташке это уже было фиолетово. Мысли унеслись далеко...территориально километра за полтора, в Афанасьевскую среднюю школу. Зато во временном измерении - не догонишь...
  Ржавой петлей скрипнула дверь. Наташка вздрогнула и вернулась в мaгазин. На пороге стоял пожилой мужчина. Темные, почти черные глаза; седые, коротким ежиком волосы, красивые темные усы... Он вежливо поздоровался. Явный акцент и экзотическая внешность выдавали уроженца южных республик. Каких? А Бог их знает! Для Наташки, как, впрочем, и для подавляющего большинства россиян, все нерусские были на одно лицо, будь то узбек, казах, армянин или азербайджанец.
   Наташка не утруждала себя изучением этносов и различала их исключительно по цепочке, точнее - по тому, что на ней  висело. Армяне носят кресты, да и грузины  с осетинами - христиане. У мусульман - полумесяц или просто массивная цепь. Любят они эти цацки: перстни, цепочки,  фиксы... Национальная принадлежность посетителя  в Наташкину классификацию не укладывалась: цепочки не было. Крепкая загорелая шея в воротнике-стойке, густо волосатая грудь из расстегнутых верхних пуговиц... Цепочки нет.
 - Лом принимаем, красавица! Металлический. Есть что сдать? - он внимательно посмотрел  на Наташку. Наташка, усмехнувшись, глянула на притихшие ходики:
 - Цветмет не принимаете?
 - Нет, красавица. Каждому свое. - Он засмеялся и нарочито усилил акцент:
 - Ми не цветные, ми – черные! Хотя белий баран, черный баран – один хрен баран.
  Наташка улыбнулась и, передразнивая гостя, сказала:
 - Ми тоже, и что нам тогда принимать?
 - Драгмет, красавица, тебе только драгмет. Я не вовремя? - Глаза азиата, как рентгеном, сканировали  Наташку.
 - Почему? Магазин открыт.
 - Если такая женщина в отвeт на приветствие смотрит на часы, то она или куда-то торопится, или кого-то ждет. Я не думаю, что меня. - Он как-то особенно щелкнул языком, сказал  «До свидания» и уже около двери, вдруг остановившись, добавил:
 - Нехорошо это, когда у такой красавицы грустные глаза. Время  все разложит по полочкам. Не спеши жить. Встань в сторонке. Судьба мимо не пройдет. А они, - он кивнул на часы, - пусть себе идут. Они не твое время отсчитывают. И потому рано им в цветмет. Хайер джаным. -  Он улыбнулся и вышел. Тихо вышел. Даже дверь не скрипнула.

  Тикали ходики, не спеша превращая будущее в прошлое, а Наташке вроде как полегчало. Она вроде как сидела в сторонке и наблюдала, как мимо бегут чужие минуты, кукуют чужие часы...  А она сидит себе и сидит.
 
  Тик-так, ходики... Она понимала, как прав этот азиа; понимала, что хоть расшиби голову - но всему свой час, минута, мгновение. Конечно, можно убедить себя в том, что судьбу не изменишь, но всегда будешь ждать это мгновение и  с надеждой встречать каждую минуту, выбегая из этой пресловутой сторонки на улицу; ждать ту самую свою минуту, тот час, что прокукует кукушка на чужих ходиках. Ну, что ж... говорят, самая темная ночь перед рассветом? А значит...  Еще не вечер, значит.

  Тик-так, ходики...
  Наташка встряхнула головой и села писать заявку. В прихожей зацокали каблучки, дверь открылась, и в магазин зашла Лариска-знахарка, так ее звали в деревне. За глаза величали Ведьмой, но при этом интуитивно понижали голос и опасливо вертели головой: вдруг услышит?
 - Привет, красавица! Налоговую вызывали? - Лариска впилась в Наташку черными глазами. Наташка не любила Лариску. И вовсе не потому, что та была долгое время темой для пересудов: она не любила этот насмешливый всепроникающий взгляд. Той ушибленной жизнью девчонки, которую она знала еще по школе, больше не было. Была хитрая язвительная тетка: резкая на язык и как-то вызывающе безразличная к общественному мнению. Выражение «класть на всех и сажей мазать»  слышали от нее многие, и Наташка не была исключением. Ее раздражало Ларискино высокомерие. Она даже с ней, своей одноклассницей, разговаривал,а как с младшей по званию. Не считая себя таковой, Наташка бесилась, и потому дружбы  между ними не было. Скорее наоборот
  Тик-так, ходики...
  Наташка сдержалась: на «красавицу» обижаться глупо, да и взгляд к делу не пришьешь...
 - Привет, подруга. - Наташка холодно посмотрела на одноклассницу. - Ты больше на рэкет смахиваешь, чем на налоговую. Хотя... - Она вспомнила азиата: - белый баран, черный баран - один хрен баран.
  Лариска по-кошачьи прищурилась:
 - А ты кого больше боишься? Рэкет или налоговую?

 - Лариску. Чирикову. И тон ее снисходительный терпеть не могу. - Наташка без тени улыбки смотрела на знахарку. Лариска кивнула головой в знак согласия:
 - Она такая, факт. Только если бы ты меня так боялась, в лоб не сказала бы и волком не смотрела бы. -  Она задумалась, потом вдруг вeсело рассмеялась:
 - А помнишь, мы в первый раз на танцы накрасились? А потом домой шли. А у суходола топот, и машины с дороги фарами  как осветили - вокруг не душ , только глаза горящие вокруг... зеленым... Прямо стая волков. - Лариска смеялась заразительно, и Наташка поддалась магии веселья. Она захохотала, вспомнив, как они испугались стада баранов, сломавших ограду и сбежавших за село. Воспоминание вместе пережитого будто сблизило женщин, когда Лариска вдруг резко оборвала смех и насмешливо сказала:
 - Ну что? Растаяла? Барьеры сняты? Стенки разобраны? Режьте меня на куски, кушайте меня с маслом? Детство вспомнила - и ведьма хорошей стала? Дура ты, Наташка. Тебе кажется, что ты взрослая? Сильная? Тебе не нравится мой тон? Так ведь я тебе ничего плохого не сделала...пока. Только показала, как легко стать хорошей... когда эмоции заменяют мозги. А когда происходит обратное, хочется  назвать Ведьмой. Нет?
   
  Тик –так,  ходики....

  Лариска опять насмешливо смотрела на Наташку:
 
  - Сигареты  Бонд, 5 пачек.
   Наташка молча, закусив губу, отпустила товар. Рассчитавшись , Лариска уже как- то с сожалением взглянула на одноклассницу и, круто развернувшись, направилась к двери. Тут же, словно о чем -то вспомнив, вернулась к прилавку:
  - Что-то еще? - Наташкин язвительный тон, казалось, совсем не трогал Лариску.
 - А может, привязать к тебе твоего Славку на веки вечные? Я смогу. - Черные глаза ведьмы опять сканировали Наташкины мозги, по - хозяйски перебирали мысли, брезгливо отбрасывая в сторону сантименты и сожаления, оставляя  и  укрепляя цели и желания, затмевая здравый смысл и порядочность. И только маленький лучик совести, проникнув сквозь пелену хаоса, озарил картину будущего Наташки, согласись она на Ларискино предложение. Она увидела свою квартиру в Оренбурге, кухню и на ней Славку... Её Славка, такой любимый и долгожданный... Пьяный в хлам... а в глазах, где когда-то было все - любовь,обожание, радость встречи - теперь пустота и безысходность.
 - Не вздумай... не трогай его... - Наташка до крови прикусила губы. Лариска хмыкнула и, не прощаясь, вышла из магазина.
 
   Тик- так,  ходики, пролетают годики...
  Азиата бы сюда... Умеет успокоить...
   Наташка ревела белугой, закрыв входную дверь на ключ.
   Почему?
  Чужая душа - потемки.
  И одному Богу известно, сколько там закоулков....