Над Техасом висели тяжелые тучи.
Стада бизонов мирно жевали жвачку, дикие индюки сами слетали с акаций на ружья охотников и сбрасывали перо. Ковбои пили крепкий виски, курили сигары, а красивые блондинки совершенно бесплатно предлагали ковбоям себя и пиво.
Равиль Кишимов был парень хоть куда. Куда не попадя. А не попадя он был никуда, безвыездно, даже в армии не служил. В свои сорок пять он чувствовал себя хорошо. Он был здоров. Моча - как в сказке. Правда, сказок про мочу он не знал, но анализы сдавал охотно и гордился результатом. Он был аборигеном. Родился, рос, жил – и все в родной деревне. Родной - громко сказано. Родственных чувств к малой родине он не испытывал, считал ее виноватой. Во всем.
Маленький рост; грязный, неровный цвет кожи; сиплый голос; мелкие, глубоко посаженные раскосые глаза и оттопыренные уши. Нет никакого сомнения, что виной всему была территориальная привязка. Потомок древнего рода прозябал в глуши. А в том, что его род был древним, Равиль не сомневался. Надо сказать, более идиотского понятия придумать трудно, ибо человечество тем и живет, что у каждого Равиля есть мама и папа. А у мамы и папы есть свои мамы и папы. И цепочка та, рубь об сто, приведет туда, где начинается человечество. А там... Там Габсбурги и Черчилли, Канты и Виндзоры сливаются в один ручеек с Челентано и Колумбами. Так почему бы не признать, что где-то в соседнем ручейке, возможно, не менее древнем, текли Кишимовы с Хайамами и Алиевыми? Идея сомнительна, но очень похожа на истину. Но главное - идея грела; черным маркером перечеркивала несуразную действительность и розовым фламастером рисовала прекрасное будущее. Конечно, что для русского хорошо, для немца - кирдык. Каждому - свое. Строго индивидуально. Богу - богово, кесарю - кесарево, Равилю -Равилево.
Розовая мечта Равиля - стать ковбойцем . И не надо щериться! Ковбоицы этого не любят. Зато они стреляют, что характерно, с бедра, чуть согнув колено; они курят "Мальборо"; и красивые женщины сами предлагают себя ковбойцам и очень даже настойчиво, что характерно. А еще у ковбойцев клетчатые рубашки, джинсы "лее", широкополая шляпа и красивые шерстяные носки. Мать твою так! А еще ковбойца все уважают, что характерно - поголовно. Бывает, даже ковбойцы пьют виски, курят сигары, а потом к ним пристают голые женщины. А ковбойцы спят с ними и даже сами себя уважать начинают. А как кнутом щелкнуть?! Допустим, идет женщина по улице: красивая, например , с большой грудью и круглыми ягодицами, что характерно. А тут ковбоец! На коне! В джинсах, рубашке и шляпе! Он сплевывает окурок сигары, вытягивает руку и красивым жестом резко отдергивает ее назад. Есть! Облачко пыли - и будто тысяча синих в клепку штанов резко, в секунду, в миг лопаются по шву! В области ягодиц, что характерно. Красотка оборачивается. И вот! Есть! Она долгим, влюбленным взглядом смотрит на это мужественное лицо, решительный подбородок и губы в легкой кривой усмешке. Полдела сделано. Бабы, они ведь дуры... Они ведь настоящих мужиков и не видят. Им интеллигентов подавай! Уши, видите ли, оттопырены! На свои посмотрела бы! У ковбойцев еще и волосы из ух торчат От ветра защищают! А потому они скарлатиной не болеют . И еще стафилококком, что характерно.
День задался. Равилю перло в обе руки. Вот оно - то, что называется поцелуем Фортуны. Просто так, кого ни попадя, она не целует. Для этого надо быть мужчиной. Нет! Не просто мужчиной - мачо надо быть! Даже не мачо - ковбойцем! Равиль понял: хватит ждать милости от судьбы! Пора брать ее за рога!
Лошаденку он прикупил пару лет назад. Рубашку в клетку приобрел у дилера от Версаче цыганской национальности, разносившей товар по деревне в большой разноцветной сумке. Шляпа.. . Он привез ее из райцентра и месяц назад надел. Он знал точно: теперь жизнь изменится. И она изменилась. Он ездил на лошади в магазин и встречал из стада корову тоже верхом. Громко щелкал хлыстом, когда мимо проходили женщины. При этом на замечания в свой адрес он элегантно сплевывал сквозь зубы и презрительно цедил: "Вали давай!" С почтальоншей номер не прошел. Прежде, чем он успел томно произнести эту фразу, она обозвала его нехорошими словами и еще на всякий случай добавила, где она видела таких ковбойцев. Ну вот: быдло и есть быдло. Но ковбойцы за словом в карман нe лезут. В общем, разозлилась дура. Да и флаг ей в руки!
Сегодня ему перло. Жена-доярка с утра на работе. Продав банку молока городским залетным, ковбой прикупил горючего, вполне разумно заменив ковбойский виски паленой водкой. Приняв на грудь, он встретил жену при параде: в клетчатой рубашке на синюю майку, в шляпе и семейных трусах . Привычно обложив подвыпившего супруга матом, она прошла в дом и грузно села в кресло. Трудно работать дояркой, имея вес, сравнимый с подопечными. Супруг сел на крыльцо и с наслаждением закурил ковбойскую Мальборо, точнее, его российский аналог со звучным названием Прима. Жизнь прекрасна. И главное чувство - она меняется. Он надел штаны от робы и тихонько под нос запел старую ковбойскую песню. Татарин по маме, папу он не знал, но почему-то испытывал большое уважение к вольным сынам степи казахам и в разговоре часто не бeз удовольствия вставлял: "У нас – казахов - так принято". Старая ковбойская песня в его интерпретации звучала примерно так:
«По Дону гуляет казах молодой...»
Голос у него был неважный , и на высоких нотах он без промаха давал петуха, но лишний раз представить себя гуляющим по Дону... такого кайфа он пропустить не мог.
Жена вздохнула:
- Ты что скулишь, как в жопу раненный? Пошли на сходку.
Равиль, вспомнив, что сегодня их улица выбирает старосту, пошел седлать коня. Жена заметила взгляд, брошенный на упряжь, и заорала дурным голосом:
- Оставь кобылу в покое, придурок! Два двора и пешком пройдешь! Не рассыпешься, сука! Людей смешить- то!
Людей собралось человек десять, да и то бабы. Чтобы ярче выразить свою индивидуальность, Равиль эффектно надвинув свое сомбреро на нос, сел на корточки чуть в стороне и, зажав уголком рта сигарету, снисходительно поглядывал в сторону собравшихся женщин. «Куры, - думал он. - Нету в них мозгу. Орут. Пальцем тыкают. В рот компот. Тут и выбирать-то, кроме меня, некого».
Бабы спорили. Никому не хотелось вешать на себя хомут за здорово живешь. И тут почтальонша, ткнув пальцем в Равиля, сказала :
- Вот кого надо в старосты! Ему все одно не хер делать. Хучь какой с него толк будет. Не все ему кнутом щелкать. Пусть таблом пощелкает.
Жена смотрела на почтальоншу, понимая, что та хочет насолить недалекому соседу за какие-то старые обиды. Равиль молчал и улыбался: вот оно! Луну халатом не прикроешь. Свинья везде грязь найдет! Ой, не так хотел сказать, но в общем понятно.
На том и порешили. Бабы потихоньку разошлись, ушла даже жена, а Равиль все сидел и думал: вот так, в одночасье человек становится начальником, поднимается на ступеньку, да какое там - ступеньку? На десять, нет - на двадцать, дажe на двадцать восемь ступенек. Примерно... Ферали вара! Он понял, что надо подготовиться к интервью. Ведь центральная пресса, она любопытная до омерзения. Что характерно. «А кто это здесь староста? А не тот ли красавец-ковбоец, что так живописно сидит на коне у въезда на улицу? Не его ли решительный профиль с лениво тлеющей сигаретой в уголке губ так неудержимо просится на обложку глянцевого журнала?»
И вот уже тысячи молодых красивых суперсексуальных девчонок рвутся в деревню познакомиться с мужествeнным ковбоем, вольным сыном казахских степей, крепким хозяйственником и, в конце концов, просто настоящим мужчиной. Что характерно.
Новоиспеченный шериф улицы поднялся с корточек и, затянув потуже шнурок от шляпы, побрел в саманный сарай седлать Сивку Бурку. Он уже понял, что сегодня - его день, и надо взять от жизни столько, сколько уместится в его мужественных, мозолистых руках с траурными рамками нестриженых ногтей. Ферале вара, господа! Что такое ферале вара, будущая звезда глянцевых журналов не знал, а не больно-то и хотелось. Но звучало красиво, по-итальянски как-то. Один авторитетный мужик, шофер с молоковоза, всегда так говорил по окончании всякой канители. Ковбоец взял себе на заметку, и когда вспоминал словосочетание, старался вставить его в прямую речь. Благо, по удачному стечению обстоятельств мозги ковбоя не были перенасыщены извилинами, а потому речь его была прямой как в прямом, так и в переносном смысле.
В сарае блюститель порядка отдельно взятой сельской улицы отодвинул сиротливо болтающуюся на одном гвозде доску и, сунув руку в проем, достал недопитую бутылку водки. Хлебнул пять-шесть бульков и занюхал хомутом, обшитым войлоком старого валенка. От носа до мозжечка голову прошила молния: сковала, сдавила, встряхнула, разбросала руки, дернула головой, напрягла сфинктер и расслабила мочеиспускательный канал. Равиль подергал ногой и, напевая песню о специфике ковбойского моциона в степях Придонья, закурил мятую сигарету. Настроение и так-то было хорошим, а тут еще и скворцы в душе зачирикали...
Он достал из кармана жеваный листик бумажки и, прочитав по слогам написанное, с театральным пафосом пробормотал: «Аста лависта бэби». Аккуратно сложил шпаргалку и, засунув в карман, вывел из сарая лошадь.
Около магазина ковбоец спешился, привязал мустанга к столбу с пожарным рельсом и не спеша, с чувством собственного достоинства поднялся по ступенькам сельпо. Он был очень собой доволен. Для полного счастья не хватало разве только шпор на сапогах и кольта в кобуре, а лучше двух... ну а когда нет ствола на костлявой жопе, то осутствие сапог уже не так значимо, да и носки к вечеру в углу стоят ничуть не хуже сапог со шпорами.
Завидев входящего ковбойца, женщины, стоявшие в очереди, приумолкли. Равиль твердым шагом прошел мимо очереди прямо к прилавку, с шиком достал двадцать рублей мелочью, купил пачку Примы и, развернувшись на месте, назидательно направил палец в сторону Дьячихи:
--Ты! Вот ты! Почему у тебя перед домом лужайка сорняком заросла? Амброзией! Что характерно. - Алкоголь выдавил и так небольшой запас мозга из черепной коробки, и он, уже не сдерживаясь, заорал:
- Вырубить! Проверю!
Он поднес два пальца к брови и резко выкинул руку вперед. Ферали вара! В каком-то фильме он видел, как отдают честь американские военные. Чеканя шаг, он прошел к выходу и, хлопнув оббитой железом дверью, вышел на крыльцо. Легко, как ему показалось, сбежал по ступенькам к коню и по-индейски плашмя взлетел на кобылу. Направив клячу под окно магазина, он театрально пригнулся к потертой хомутом шее скакуна и пустил лошадь в галоп. Кобыла неровным шагом перешла на тяжелую заплетающуюся рысь и, сбиваясь на шаг, пронесла рейнджера перед любопытными взглядами сельчан. Сельчане недоуменно переглянулись. Дьячиха, оторопевшая от напора новой уличной администрации, первая пришла в себя:
- Ты глянь- ка: чмо какое...важное!
Отбежав от магазина метров десять, кобыла перешла на шаг и, привычно понуря голову, поплелась к дому. Но столь скорое возвращение домой в планы мачо не входило. За неструганным штакетником Туси он повернул непарнокопытную подругу в проулок и спешился. Привязал Каурку, открыл калитку и, зайдя в заросший сорняками двор, по - хозяйски осмотрелся. Непорядок. Что характерно. Никто не встречает. Либо спит, либо пьяный. Он подумал еще немного и добавил: « Либо спит пьяный». Туся был местный фулюган. Так его звали деревенские бабки: для них он был отъявленный бандюга: воровал кур и умывальники. Куры были съедобны, умывальники аллюминевые. К обучению он был не способен в принципе, а потому, хоть и сидел регулярно, но рецидивистом не был. Он и здесь не учился, и статьи менялись, как перчатки. Он сидел и за кражу, и за изнасилование; за хулиганство и мошенничество. При этом поимел всего два реальных результата: низкий социальный статус в лагере и туберкулез. Про статус в деревне не знали, а участковый был не болтлив. Ему хватало того, что Туся стучал на всю деревню, что значительно поднимало раскрываемость преступлений в деревне. Преступлений было не густо, зато мент точно знал, сколько сумок комбикорма тащат домой телятницы, кто банчит самогоном и у кого из трактористов сливали соляру заезжему дальнобойщику. Про тубик Туси знали все. Но мало ли кто каким триппером страдает? В деревне все на глазах. Привыкли. Да и не лез он в контакт к бабам. И бандитом он был своеобразным: куриный вор, насильник пенсионерок, мошенник, обиравший инвалидов... Отъявленнъй хулиган, сорви голова, спутавший колхозное правление с туалетом, вследствие чего получивший два года за справление малой нужды на сейф в бухгалтерии.
Жил Туся с матерью. Старуха была вредная, но непутевому чаду в жратве не отказывала, лишь радовалась, когда сынок слетал с ее старой шеи на казенные харчи. Ковбой сюда заглядывал часто пропустить стопарь - другой за свое хорошее здоровье. Ему нравилось, когда Туся пассивно лебезил, всячески восхваляя гипертрофированные достоинства укротителя мустангов.
Он зашел в дом и, увидев на старом диване храпящего Тусю, поразился своей проницательности: и спит, и пьяный. Ковбоей вальяжно подошел к спящему и небрежно толкнул его коленом в зад:
- Встать! Суд идет!
Туся зашевелился, открыл глаза и бестолково замахал руками, пытаясь приобрести вертикальное положение.
Равиль заулыбался. Он не мог припомнить, чтобы его появление еще где-нибудь вызывало бы подобную суматоху. Ковбойцы - они жесткие ребята. Он строго нахмурился:
- Время - обед. А ты спишь!
Туся сел на диван, из-под дивана достал пепельницу, нашел подлиннее окурок, подровнял его, прикурил и с наслаждением затянулся:
- А что? Нельзя поспать?
Равиль назидательно произнес до боли знакомое:
- Кто рано встает, тому Бог подает.
Туся ухмыльнулся:
- А кто поздно встает ,тому Туся дает.
Уличный староста заинтересованно почесал затылок:
- Так ... давай, наливай. Чего расселся? И эта...ферали вaра.
Туся напрягся:
- Чего, чего? Где я тебе ее возьму, ферали твою? Тут на вино не наскребешь... Вару ему подавай... Сена свежего не хочешь?
Он поднялся; на полусогнутых дошкандыбал до старенького холодильника, открыл замусоленную дверцу, наклонился и, засунув мосластую руку, начал шарить в поисках жратвы. Шериф непризнанного проспекта с любопытством рассматривал содержимое холодильника в щель между трусами и дверцей. Туся приподнял крышку маленькой кострюльки и, достав несколько варенных в мундире картофели, стал складывать их в забубенную голову, не обращая внимания на мокрые лохмотья кожуры. Равиль сглотнул слюну и поинтересовался:
- С шинелями вкуснее?
Туся мотнул головой и пробубнил набитым ртом:
- В кожурке - там.. витамины самые...и куэндзимы тоже.
- В водке витамины. - Равиль назидательно поднял грязный палец: - И в ней червяки дохнут.
Туся глянул на тощую, как велосипед, фигуру ковбоя:
- Чёй-то ты своего селитера до сих пор баландой кормишь да водярой поливаешь. Он, поди, как свет в конце тоннеля видит, поперек кишки разворачивается, чтоб ты его, сердешного, по УДО не скинул. При поносе.
Туся хрипло засмеялся и закашлял одновременно. Ковбой с опаской посмотрел на Тусю «Тубик, - тоскливо подумал потомок янычаров. - А вот ковбои...»
Мысль обрела крылья, материализовалась мечтой и полетела... Облетая пробелы в географии, она, словно хитрый джинн, сразу оказалась в трактире. Там на широкой лавке в кожаных штанах, клетчатой рубашке и шляпе сидит он, Равиль. Он пьет кровавую Мэри и курит гаванскую сигару, а длинноногая блондинка слизывает с его усов пахнущие дорогим никотином капельки и пышной грудью трогает за подбородок. Он лениво похлопывает ундину по крутым бедрам, смачно слюнявит ее губы... а за круглым окошком, жалкий и немощный, стоит туберкулез: трясущимися губами, на последнем издыхании он, глядя на пышущего здоровьем и шикарными анализами ковбоя, шепчет: «Не мой он, не мой...» - и словно тоскливый дятел, тихо бьется головой о деревянную стенку трактира....
Ферали вара, джентльмены!
От сладких грез грозу индейцев оторвал Туся. Он, наконец, прекратил кашлять, достал из холщовой сумки луковицу с кулак, ободрал желтую кожуру и начал есть, как яблоко. Равиль посмотрел на чищенный лук:
- А в луковой кожурке, значит, хуэндзимов и витаминов нету?
Туся ничуть не смутился:
- А хрен ее знает! Есть, наверное... тока она не вкусная.
Равиль задумался. С тех пор, как он стал ковбоем, мозг его работать начал как-то аномально: не то, чтоб он стал умнее, но мысли теперь двигались от противного, что внешне создавало эффект их присутствия.
- А картофельная, значит, вкусная? - Он напряженно ковырял пальцем клеенку на столе и думал, напряженно думал. Получалось не очень. Хотелось всех передумать. Всех! Мать иху. И ... Ферале вара! Он театрально ударил себя ладонью по лбу и фальшиво засмеялся:
- Чуть не забыл! Меня тут старостой выбрали по улице, ну, вроде главы администрации, значит.
Туся присвиснул:
- Ни хера себе ! И молчит! А простава?
Ковбой опустил голову:
- Денег нет, я бы сразу принес. Проблема.
Туся задумался, потом решительно встряхнул головой: - Я в магазин! - И не успел пьяненький ковбой сообразить, как Туся исчез.
Мозги тягуче нарисовали логическую цепочку: деньги - денег нет - есть Туся - Туся его уважает - Туся угостит на свои... Эх, хорошо быть начальником! Цепочка оборвалась так же внезапно, как и появилась: на пороге со счастливой улыбкой и бутылкой водки стоял Туся. Он сноровисто подтащил к дивану старый табурет и постaвил на него бутылку; достал из холодильника картошку, а из кармана банку кильки в томате:
- Кушать подано, гражданин начальник!
Туся открыл консервы и разлил водку по коричневым от чая чашкам:
- За вас, за нас и за спецназ!
С этими словами он плеснул водку в щербатый рот и замер, прислушиваясь, как она медленно растекается по тубинфецированному организму. Равиль понял, что этот тост никак не случаен: он ведь сам в детстве восхищался бравыми солдатами. И вот - свершилось. Он, ковбой - спецназовец!
Пьяные мозги, получив новую дозу алкоголя, засуетились, выдавая на гора причудливые образы: вот они с Тусей едят вареную картошку. Прямо в шинелях, потому что так вкуснее и полезнее. Вот Туся обнимает его и обьясняет, что так теперь будет всегда, потому что он, Равиль, теперь начальник и ему, Равилю, ничего не стоит заставить односельчан обкашивать бурьян перед домом. Бабки, коих в деревне большинство, обкосить бурьян не смогут, вот тут-то и придет с косой Туся. Посшибает верхушки и слупит с пенсии долгожительниц сливки. Туся хохотал и радовался своей идее, а ковбой думал о том, что все-таки он родился под счастливой звездой. Потом Туся вдруг заявил что ему жарко и, снявши штаны и майку, остался в носках и в чем егоТусю, родила бабка Зоя. Ковбой развеселился и, хлопнув Тусю по филейной части, тоже расстегнул штаны. Он обнял друга и прямо в глаза, без обиняков, сказал ему, как он его уважает и даже любит, и что когда он, Равиль, станет губернатором, то подарит лучшему другу Тусе свою ковбойскую шляпу и сделает его не меньше чем старостой улицы. Потом расчувствовавшийся Туся целовал ковбойца в шею, а в дверях стояла почтальонша и называла их с Тусей нехорошими словами, намекая на их добрые отношения. Он гордо послал почтальоншу куда следует и при этом успокаивал притихшего друга, поглаживая по волосатой ноге. Потом он спал на траве возле все понимающей лошади, и спущенные штаны совсем не намокли, когда он по зову мочевого пузыря помочился на заднюю ногу своего иноходца. Он знал точно, что сегодня в этом захолустье родился Очень Большой Человек. Фигура эпохального масштаба! А на слова почтальонши о двух гомиках, празднующих очередную дефлорацию, он, староста, наложит право вето. Он где-то слышал о таком, потому что, во первых, он не знает, что это такое, а во вторых, надо поддерживать с таким трудом завоеванный авторитет. Да и Туся, а он зря не скажет, тогда произнес с ухмылкой: - Ну теперь мы прославимся! Ферали вара, господа!
А там, над Техасом, висят тяжелые тучи.
Стада бизонов мирно жуют жвачку, дикие индюки сами слетают с акаций на ружья охотников и сбрасывают перо. Ковбойцы пьют крепкий виски и курят сигары, а красивые блондинки совершенно бесплатно предлагают им себя и пиво.