При встрече я показал Виктории текст первого рассказа гадалки. Как тяжело мне опи-сывать то, в чем не участвовал, чего не пропустил через сердце! И трудно надеяться, что после двойного пересказа сохранился тот невидимый свет, при котором читатель не замечает, что перед ним книга. Но подруга жаждала публикации. Пусть порадуется, вспомнит прекрасный горный парк, в котором мы проводили литературные упражнения. Не умеет сочинять, так, может, покритикует. Это у нее получается хорошо!..
…Главный рынок этого города известен своими рыбными рядами. Какого только това-ра там нет! Золотисто-полосатая скумбрия холодного и горячего копчения, – лакомство для среднего класса. Нежная, розовая на разрезе семга, тающая во рту форель – радость гурманов. Янтарные балыки со специфическим вкусом и запахом – угощение пресыщенных. Привлекают внимание шевелящиеся черные раки в белых ваннах. Радует глаз икра в баночках с яркими этикетками: черная и красная, зернистая и пастеризованная, паюсная, ястычная. Иногда появляется в продаже редкий тонизирующий деликатес – продукт нереста морского ежа, до которого так охочи пожилые сластолюбцы.
В центре такого живописного «натюрморта», на высоком табурете, сделанном по осо-бому заказу, сидела торговка Валентина Яковлевна. Лицо, как у фарфоровой куклы, круглое, свежее, губки бантиком. Одета словно в театр пришла, и вся в дорогих украшениях, от ушей до пухлых, ухоженных рук. Сама ни к рыбе, ни к баночкам не прикасалась. Все быстро, ловко делали ее подручные. Она только командовала: «Коля, отрежь это. Маша, подай то». И покупатель к ней тянулся состоятельный, не торгующийся. Валентина Яковлевна, бывший ветеринарный фельдшер, преуспевала: ценная рыба через ее холодильники проходила тоннами, черная и красная икра – мириадами баночек.
Она делилась с Викторией секретами успеха: «Нашим делом заниматься сумеет не всякий. Тут нужен нюх! И не в том он заключается, чтобы обвесить-обсчитать, гнилой товар всучить за свежий. А чтобы человек не ушел без покупки, запомнил меня и пришел ко мне снова». Эти откровения касались покупателей, а по отношению к друзьям-приятелям спеси с приходом богатства ей было не занимать: с кем-то не спешила здороваться, иных перестала замечать.
С гадалкой Валентина Яковлевна познакомилась, побывав у нее дома как разведен-ная:
– Встречу ли я когда-нибудь хорошего мужика?! Одной жить скучно, ничто не радует.
Та, сделав карточные расклады, подвела итог:
– Бедность вам пока не грозит. Но богатство притягивает только шваль. Посмотрите, уважаемая, какие мелкие знаки мельтешат вокруг вас. Купить можно секс, но не любовь. Вы будете одиноки, пока не поймете этого. Вот такой пассаж!
Виктория знает, что, погладив женщину против шерсти, или больше не увидит ее, или та привяжется к гадалке. И вот Валентина Яковлевна появилась у нее снова: под шифо-новой блузкой наивно просвечивает бюстик, цвет лица хороший, но в темно-серых глазах тревога.
– Вика, раскиньте карты. Нет, сперва расскажу…
У ее сына Геннадия украли с работы японскую видеокамеру. Обращаться в милицию он не стал: там не успевают разыскивать пропавших людей, а тут забава, игрушка. К тому же, если начнут следствие, перетрясут его помощников, бросят тень на всю фирму. Геннадий объехал с видеокамерой несколько стран, очень любит снимать, притом, это подарок матери.
Друзья Валентины Яковлевны дали совет не к худу: надо обратиться к авторитету. Он найдет что угодно, у него своя агентура, методы следствия понадежней милицейских. Владелец швейной мастерской, старый одышливый южанин с большим животом, выслу-шав ее, усмехнулся пустяковой просьбе и попросил подождать с ответом. А через не-сколько дней порадовал по телефону, что постарается помочь: «Хороших людей я в оби-ду не даю».
Дом Валентины Яковлевны посетил расторопный молодой мужчина с широко откры-тыми, всепонимающими глазами, добрый такой и ласковый. Представившись юристом, он внимательно выслушал рассказ о пропаже, задал Геннадию несколько уточняющих вопросов по телефону, что-то записал в книжку и на прощание сказал, что шансы найти камеру есть. Гость по имени Юрий ушел. «Тоже бандит из пошивочной?.. А может, действительно юрист, выполняет разовую просьбу авторитета?..» – подумала хозяйка, в некоторых вопросах жившая представлениями прошлых времен.
Через некоторое время Юрий появился в рыбном ряду. Коротко сообщив, что дело по-двигается, – круг поисков стал уже, – рассказал забавную историю, как ездил в Италию, где американские туристы перепутали его со знаменитым певцом и вымогали автограф. С тех пор друзья шутливо называют его Веронцем. «И впрямь итальянец! Блестящие черные глаза, то доверчиво распахнутые, то смешливые. Шелковистые волосы чуть вьются, нос аккуратный, губы тонко очерчены. Руки белые, с длинными пальцами – и никаких татуировок», – размышляла Валентина Яковлевна.
Наконец он позвонил: «Камера у меня. Завтра будет у вас». На следующий день вече-ром Юрий снова вошел в ее дом. Одет со вкусом, ведет себя непринужденно, но без раз-вязности, он радовался завершению поисков не меньше, чем Валентина Яковлевна. Хо-зяйка осмотрела находку: сомнений не было, это видеокамера ее сына, – и пригласила гостя к столу.
– Как вам удалось? – был ее первый вопрос.
– Старые связи, немножко удачи. Я адвокат. Еще недавно был опером. Так сказать, неформальное дознание.
– Ушли из милиции? Устали?
– Сложный вопрос, Валентина Яковлевна. Грешил газетными заметками о буднях уго-ловного розыска, шалил под псевдонимом. И как-то вышел на интереснейшую тему – о старой адвокатуре нашего города. Местный историк похвалил меня. А увлеченному много ли надо! Так перешел на вольные хлеба присяжного поверенного. И пишу книгу.
После рюмки коньяку у обоих наступило то состояние, когда мир кажется прекрасным, все люди братьями и хочется любить. Валентина Яковлевна принесла из соседней ком-наты коробочку, покрытую черным бархатом, попросила гостя встать, расстегнуть пуговку на сорочке, закрыть глаза и надела на шею Юрия золотую цепочку: «Рассчитается сын. Это моя небольшая премия», – и как бы нечаянно прижалась к нему. Поцеловались.
Юрий оказался горячим любовником, настоящим итальянцем. Они стали встречаться. Вскоре он переехал к ней.
Тут Виктория прервала клиентку:
– Милая Валя, мужчина уже живет в вашем доме. К гадалке приходят раньше! Я чув-ствую, вы нагрузите меня чем-то безысходным. Давайте лучше расстанемся.
– Вика, дорогая! Если б вы знали, как мне больно... Произошло такое… Я должна рас-сказать все или сойду с ума!
Хорошенькая мордашка клиентки исказилась, она расплакалась. Гадалке показалось, что даже золотое колье у гостьи потемнело, а топазы потеряли блеск. Виктория сдалась. И Валентина Яковлевна, чуточку успокоившись, продолжила.
Она поняла: ее дому не хватало чего-то главного. «Интеллигентные люди – это не то, что наши торговцы!» Юрий обожает шахматы, часами разыгрывает партии с компьюте-ром. Валентина Яковлевна решила: не хочет уходить к друзьям, обижать ее. Днем все свободное от адвокатской работы время у него занимают библиотеки и архивы.
Домашний человек и нежно любящий друг привез от своего дяди собаку размером с матерого волка. На лбу темно-серой кавказской овчарки белела корона, из-под которой светились удивительно умные ореховые глаза – то веселые, то злые – казалось, что пес понимает все, что говорят и делают люди. Юрий пошутил: «Красивой женщине – краси-вую собаку! Барон будет охранять нас от грабителей, тебя – от поклонников». Такой юмор Валентине Яковлевне нравился. Она скучала, когда Юрия не было дома, и хорошела при нем.
А вчера в торговом ряду появился обеспокоенный сын. Отозвав мать в сторону, он рассказал, что впервые после возврата пропажи занялся съемкой и обнаружил: видеока-мера не его… Пораженная Валентина Яковлевна, бросив работу, поехала домой.
Хозяйку встретил Барон. Он не вильнул хвостом, как обычно, а сверкнул налитыми кровью глазами и показал страшный оскал. Она села в кресло, закрыла глаза. Что значит подмена камеры?.. Неужели это трюк, с помощью которого Веронец проник в ее дом?.. Она вздрогнула. Ее позднее чувство – обман?! К горлу подкатил горячий ком, на секунду перехватило дыхание.
Вот здесь каждый вечер ее друг забавно рассказывает об адвокатской практике, изображая клиентов в лицах. Когда в ударе, читает стихи собственного сочинения:
Поговори со мной о пустяках,
О вечности поговори со мной,
Пусть, как ребенок, на твоих руках
Лежат цветы, рожденные весной…
Кое-что Валентина Яковлевна замечала последнее время: то в одном, то в другом ме-сте мебель была чуть передвинута. Видела, но, опьяненная страстью, не брала в голову. Веронец ищет тайник?.. Там у нее доллары и драгоценности на черный день. На рынке иногда можно купить по дешёвке дорогое ювелирное изделие.
Навострил уши, вскочил с ковра Барон. Щелкнув ключом, скрипнув дверью, вошел улыбающийся Юрий. Он нежно поцеловал Валентину Яковлевну. «Ты не встречаешь ме-ня?.. У тебя усталый вид, мое солнышко. Чем могу помочь?.. Все в порядке. Ну и лады». Погладив собаку, сел в соседнее кресло, поделился радостью: «Находка в архиве! Ка-жется, будет маленькая сенсация». И Валентина Яковлевна забыла о своих сомнениях. Сказав, что все-таки немножко приболела, отправилась спать. Заснула быстро, глубоко, как иногда бывает после сильного волнения, успев подумать: «Не та камера? Какая чушь! Она же исправна».
Утром проснулась поздно. Юрия рядом не было. «Не стал будить, учел мое нездоро-вье?..» Порадовалась его деликатности. Встала с постели бодрая, свежая, с таким настроением, когда хочется в полет. Но, выходя из ванной, встретила угрюмый взгляд Барона. «А ведь пес дополняет хозяина. Красота и понятливость собаки завораживают, пугают. Невольно подумаешь о перевоплощении душ. Раньше я смеялась над этим». И вчерашние сомнения навалились с новой силой, беспокойно забилось сердце.
Позвонила сыну:
– Геннадий, я о видеокамере… Ты уверен, что ее подменили?
– Это чужая камера. Я чувствую… Беру в руки и не могу снимать. Поверь на слово, мама.
…Валентина Яковлевна помолчала. Кажется, она приблизилась к концу своего рассказа.
– Неужели Юрий – оборотень?! Вика, мне страшно! Кому решусь рассказать все это? Кто поверит! Если я ошиблась, как смотреть в глаза сыну? Что делать?!
– Вы переоцениваете мои возможности, Валя. А карты давайте раскинем, давно пора.
Гадалка разложила колоду на червонную даму и замешкалась с ответом: такая откры-лась картина. Трижды карты легли с похожим прогнозом. Невыносимо трудно бывает в такую минуту, но она должна что-то говорить.
– Валя, смотрите! Почти одни черные. Будто в колоде их больше… Такое сочетание тузов и валетов – это тоже плохо. Не исключаю, что дома вас ждет опасность.
Женщина ушла. Ее телефон замолчал. Много позднее Виктория узнала о дальнейших событиях.
Валентина Яковлевна прислушалась к гадалке и отправилась домой собрать кое-какие вещи, но там ее ждал Юрий. Он приехал раньше и весь выложился, играя перед ней, как столичный премьер в модной пьесе, потому что накануне, видимо, уловил в ее болезни что-то необычное, а на кону стояло слишком много. И снова она поддалась его гипнозу.
За окнами дома в предместье подмосковного Святогорска стемнело. Двое сидели в креслах, смотрели телевизор. Большой серый пес дремал на ковре у их ног. Фильм за-кончился. Мужчина дал овчарке незаметный знак – та бросилась на женщину… Скорая увезла жертву, истекающую кровью, с помраченным сознанием. Произошедшее сочли несчастным случаем. Преступник позвонил своим подельникам и отключил телефоны. Все было сделано точно в бестселлере Трумэна Капоте, с холодной расчетливостью и незаурядным мастерством.
В своих кругах его знали также под кличкой Гроссмейстер, имея в виду недюжинные способности к оригинальным ходам и тонким комбинациям не только в шахматах. Он действительно учился когда-то на юридическом факультете, послужил в милиции, писал стихи. Остальные детали легенды ему подсказали любовь к чтению и утонченная фантазия. Все это позднее узнал через друзей Геннадий.
Когда он, встревоженный молчанием телефонов, приехал, то увидел картину, усту-павшую по впечатлению только стихийному бедствию: домашний сейф и тайник вспоро-ты, как консервные банки, комнаты образцово зачищены. Сын заметался в поисках мате-ри, но ничего не слышал даже ее сосед-вдовец с чутким сном тайно влюбленного в со-седку.
Валентина Яковлевна выжила. Хирург, убеленный сединами материалист, после ее выздоровления сказал: «Теперь я верю в чудесные исцеления!» Выйдя из больницы, она узнала, что старый южанин-авторитет по кличке Пузо худо дышит, но по-прежнему ко-мандует швейной мастерской и не дает в обиду хороших людей. Если верить врачам, то в ближней перспективе у него дубовое домовище, а он в ус не дует и строит для своих драгоценных чад каменные дома. После рыбного дела они хорошо подались кверху. Веронец-Гроссмейстер пропал вместе с собакой: вероятно, получив свою долю, ушел в творческий отпуск.
Уголовное дело не было возбуждено. Это и хорошо. Ведь в ту пору любили помотать нервы пострадавшим: дела тянулись, как караваны сквозь пески, и обычно кончались ничем. Опять же, когда богатство нажито быстро и не совсем праведно, то подумаешь, прежде чем проявить настойчивость в поисках защиты. А если бы милиция разобралась с драгоценностями, что хранились в тайнике у Валентины Яковлевны, то еще неизвестно, какие ниточки потянулись бы от них. Не заметишь, как из жертвы превратишься в соучастника.
Геннадий выручил мать небольшим стартовым капиталом. Поддержал ее и сосед Инокентий, рукастый мужчина, всегда помогавший ей в хозяйственных делах, но не осмеливавшийся заявить о своих чувствах, пока Валентина Яковлевна процветала. Она купила старенький пикап, Инокентий возит ей рыбу, снова заработала железная формула товар-деньги-товар.
А торговля идет без прежнего размаха: и «натюрморт» не тот, и подручные исчезли, персональный табурет тоже. Дорогих украшений, пошлой кукольности – как не бывало. Но лицо женщины снова округлилось, порозовело. Одета в мужские рубашки, которые ей идут. Шею бережно закрывает легкой косынкой.
Что поразительно, Валентина Яковлевна молчит о своем разорении, а если о нем за-говорят, то мягко соглашается: «Обидно, конечно, да чего там...» – и тень улыбки трогает губы, задумчивые серые глаза. И кажется: она, победившая смерть, начинает что-то вспоминать. Может, чудесные стихи, которые звучали в ее доме?.. Откуда бедняжке знать, что сочинил их Георгий Иванов.
Виктория, прочитав свой рассказ в моей переработке, спросила: «Неужели, чтобы оче-ловечиться, надо побывать в пасти у зверя?!» Я утешил ее словами Эпикура: «Веселая бедность – вещь честная», – и тут же задумался над скудостью такого умозаключения.
А не осенил ли Валентину Яковлевну Дух Святой, как говорят христиане... Не начала ли она жить по-новому?! Может, тяжкие испытания очистили ее от искусственного и наносного. Известно, что побывавшие в руках смерти начинают по-особому любить жизнь. Вот и наша героиня теперь встречает каждый новый день как бесценный подарок от Бога.
…Я занимался хиромантией и продолжал религиозные поиски. Зачем сочетал, каза-лось, несовместимое? Дело в том, что признание своего занятия я обнаружил еще в вет-хозаветных временах – в книге о благочестивом Иове. А что касается духовных запросов, то все сильнее чувствовал: в моей жизни нет чего-то главного.
Я ходил на моления палисадовских баптистов в двухэтажном деревянном доме, со-хранившемся с дореволюционных времен на берегу неширокой реки Купены. Община там обретается бедная, без постоянного пастора, но молится она истово. Мне запомнились молодой человек с черной бородкой, обливавшийся слезами по поводу голгофских страданий Христа, и вихрастый юноша в рубашке навыпуск, который всякий раз, когда мы покидали церковь, старательно выводил на кларнете «Прощание славянки». Но в Библию баптисты не углублялись, ограничиваясь ее чтением с амвона.
Я слушал проповеди адвентистов в чистеньком доме завокзального микрорайона. Ас-кетическая обстановка наблюдалась там во всем, от скромного убранства помещения до костюмов служителей церкви, ведь конфессия готовится к скорому второму пришествию Мессии. «Христос приближается, уже слышна его поступь!» – частенько раздается в этом храме.
Адвентисты имеют духовную академию под Тулой, они знают Писание, и голос пастора звучал уверенно. Однако в течение полугода, что я посещал общину, она муссировала Откровение Иоанна Богослова, пророческую книгу о последних временах мира, самую загадочную часть Нового Завета, которую называют еще Апокалипсисом. Господин пастор углублялся в этот труд, несмотря на то, что в Откровении «столько же тайн, сколько слов», о чем я узнал позднее. Но неофит нуждался в другом.