Мой город манит маревом
ночным,
Увязан крепко цепами -
огнями.
Сусальной красотою нас
обманет,
И каждому представится
иным.
Мосты, как швы, звенели
от натуги.
И он в ночи потел, скрипя
зубами.
Сакрально - остроносым
оригами -
Ахматово кумарил лик
подруги.
Лепёшка клёна хлопнет
об асфальт,
Добавив рыжины лахудре -
луже.
И голос мой надтреснуто -
простужный, -
Затянет песню под фанерный
альт.
Среди теней усопших
и живых,
Подсвеченных углем из старой
лампы,
Вот я стою на самом крае
рампы,
Губами торопя нескладный
стих.
Запахнуто предзимнее
пальто,
И ржавый шпингалет на раме
погнут.
Я встречных отсылаю прямо
к Богу,
Фалангой гнутой подводя
итог.
Луна лениво, будто бы
спросонок,
Без мыслей и без воли
серебрит
Покорность неземных
Кариатид,
Атлантов - презентабельность
мошонок.
А дале - свет разбился
в пятаки,
Коро - мольберт обставил
терракотом.
И раздает поштучно, кому
оптом, -
Багрово - пасторальные
мазки.
А ты сутуло тьму толкал
плечом,
И город миража в тумане
канул.
Осталось послесловие
на камне,
И что-то непроявленное
в нём.
Ступени перед нами
пали ниц,
Но волю кажут половиц
обноски.
Созрели в роще строевые
доски,
На фоне безголосыя
зарниц.
Венцом необратимой
красоты,
Тень птицы облетит домов
колодцы.
И строятся, как прежде,
добровольцы
На паперти, скосив беззубо
рты.