Эссе
Русская литература обожала маленького человека. У каждого писателя были свои причины для горячей любви.
Радищев, например, живописал бедственное положение крестьянина, ибо это давало ему возможность пламенно обличать деспотизм монархии.
Впрочем, лицезрение ужасающей нищеты русской избы отнюдь не помешало автору получать удовольствие от чашечки кофе, а свободолюбивые взгляды - услаждать прихотливость своего вкуса «плодами пота несчастных африканских невольников». Вслед за африканскими невольниками он вспоминает и о русских. Но только после обеденного перерыва.
Пообедав в связи с тяготами путешествия старым куском жареной говядины вместо привычных рагу, фрикасе и паштетов, Радищев, то бишь путешественник, наконец вспомнил о своем писательском долге и в самых душераздирающих выражениях изобразил скудный быт русских невольников:
« Четыре стены, до половины покрытые, так, как и весь потолок, сажею; пол в щелях, на вершок, по крайней мере, поросший грязью; печь без трубы, но лучшая защита от холода, и дым, всякое утро зимою и летом наполняющий избу; окончины, в коих натянутый пузырь смеркающийся в полдень пропускал свет; горшка два или три (счастлива изба, коли в одном из них всякий день есть пустые шти!)».
Странно, что он не заметил всего этого до того, как начал свою трапезу. Рассуждения о пустых щах, после того как закусил куском пусть старого, но жареного мяса, представляются несколько невежливыми. Еще более странным кажется, что путешественнику удалось насладиться кофе в такой грязной и убогой обстановке и что ел он на покрытом грязью столе, который чистят лишь по большим праздникам...Можно предположить одно из двух – либо у путешественника были крепкие нервы, либо уж очень был голоден.
Тяжелая доля крестьянина для Радищева всего лишь повод, чтобы излить свои чувства – прежде всего, ненависть к самодержавию. К чести Радищева надо заметить, что он вовсе не торопится обвинять крестьян в нечистоплотности и объяснять крайнюю скудость их существования врожденной ленью, придуманной нынешними дворянами для оправдания своих преступлений.
Он понимает истинную причину и прямо её называет: "Тут видна алчность дворянства, грабеж, мучительство наше и беззащитное нищеты состояние". Звери алчные, пиявицы ненасытные...Превосходно сказано! Конечно, несколько патетически, но стилистика абсолютно соответствует смыслу.
Когда над ним самим нависла опасность, он понял, что в России маленьким человеком может стать каждый и в любой момент.
Но только став маленьким человеком, Радищев обрел подлинное величие.
Что же касается его книги, то в ней, похоже, жизненная правда пала жертвой красноречия.
Выражая подобным образом сочувствие крестьянам, Радищев положил начало целой литературной традиции.
Карамзин расщепил атом крестьянской жизни и сделал открытие, взорвавшее сети русской жизни нового, девятнадцатого, века, - оказывается, и крестьянки чувствовать умеют!
Чувствительность крестьянки, которая зарабатывала на жизнь продажей цветочков и грибочков, закончилась жуткой сценой самоубийства путем утопления в пруду, который приобрел с тех пор печальную известность.
Сентиментальные дворянки пролили столько слез над судьбой несчастной, что ими вполне можно было бы наполнить ещё не один пруд.
Бедная Лиза, почему-то подозрительно похожая на переодетую крестьянкой барышню (впрочем, это уже другая Лиза и другое произведение), была бедна. На этом тавтология её судьбы не закончилась. Она не понимала, что для личного счастья нужны наличные средства. Хоть крестьянки и умеют чувствовать, но позволить себе подобные излишества могут лишь состоятельные люди.
Эстафету принял отец русской литературы, который всей душой сочувствовал отцу блудной дочери - станционному смотрителю Самсону Вырину.
Был ли Самсон Вырин маленьким человеком? Почтовой станции диктатор, чиновник четырнадцатого разряда, он страдает вовсе не от начальников или произвола проезжающих, а по вине собственной дочери, бросившей отца на произвол судьбы.
Все остальное – дело рук критиков, которым маленький человек был необходим, чтобы излить на него свою бесконечную любовь к несчастным и обездоленным. Это считалось в девятнадцатом веке хорошим тоном: можно было поколачивать слугу, делать детей крепостным девкам и просаживать бешеные деньги в "Яре", но писать следовало о несчастном маленьком человеке и всячески выражать ему свое сострадание. В то же время подсознательно, а может быть, и сознательно каждый примерил на себя или на брата писателя роль маленького человека.
Между Выриным и рассказчиком «Станционного смотрителя», титулярным советником А.Г.Н., немало общего. Оба в небольших чинах, оба зависят от внешних обстоятельств и ведут нелегкую трудовую жизнь. Третьим в этом союзе маячит сам Александр Сергеевич.
Одна из строф этого вырвавшегося из самой глубины души стихотворения невольно напоминает дорожный опыт Радищева:
Долго ль мне в тоске голодной
Пост невольный соблюдать
И телятиной холодной
Трюфли Яра поминать?
Впрочем, вернемся к начальнику почтовой станции, ибо смотритель, а точнее, станционный смотритель - это, как указано в словаре Ожегова, начальник почтовой станции. Значение слова, замечено там же, устарело. Таким образом, маленький человек в повести Пушкина - это пусть маленький, но все же начальник. Напомним, что ко всему прочему он был дворянином, так как даже низший 14 разряд согласно Табели о рангах давал личное дворянство.
Звание же ротмистра соответствовало девятому классу - то есть всего лишь титулярному советнику. Он был титулярный советник, она же - начальника дочь...
Ротмистр, увезший Дуню, - проезжий в черкесской шапке, в военной шинели, молодой гусар с черными усиками. Минский, такова его фамилия, служил, по-видимому, на Кавказе – кавказцы любили носить черкесские шапки.
В литературном треугольнике роль Минского мог играть А.Бестужев-М-арл-ИНСКИЙ, служивший после 1825 года на Кавказе. Его романтические повести пользовались в начале 19 века невероятным успехом в русском обществе. Так же как и Минский, Бестужев останавливался в Демутовом трактире, который стал знаковым местом для декабристов.
Впрочем, был еще один претендент... С черными усиками...
"Я ехал на перекладных из Тифлиса". Так он начал, совсем по-пушкински, свой знаменитый роман.
А вот закончил одну из частей уже по-своему: "Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!.."
И совершенно напрасно Самсон Вырин русской литературы переживал за судьбу своей непутевой дочери - она оказалась в надежных руках талантливого гусара.
Иллюстрация Юлии Сивец к "Станционному смотрителю"