На Пискаревском и на Серафимовском
мои предки по мужской и женской линии
похоронены в братских могилах,
где на граните цифры вместо имени.
И где звучит поминальная музыка,
словно стонут души неприкаянные,
где женщина в страдании и муке
воздела к небу руки свои каменные.
А дно бассейна выстлано монетками,
и воронье кричит хрипло и потеряно,
а на откосах пряники и конфеты,
нехитрое и простое наше угощение.
В моем городе - великом и гибельном,
возведенном повелением царским,
нареченном теперь его именем...
Но блокада была - ленинградской.