Ленинград. Санкт-Петербург, просто Питер. Для людей моего поколения, при всей справедливости возвращения старого названия, город все равно остается Ленинградом, без всякой идеологии. Когда он был Ленинградом, мы его называли Питером, а сейчас чаще Ленинградом. Так уж случилось, что город стал для меня родным, хотя я никогда не проживал в нем, но в нем жили все мои родные. Семья моей прабабушки проживала на Офицерской улице – сейчас Малая Московская, недалеко от Исаакиевского собора, а после революции их, как буржуев, выселили на Коломенскую. Моя бабушка – младшая из детей в 1916 г. окончила С-Петербургскую школу Императорского общества поощрения художеств, директором которой был Н. Рерих. Впоследствии революционные события забросили ее в Воронеж.
Мои дедушки, мама, тетя, все жили в С.Петербурге. Один я жил и работал в Ростове на Дону, впоследствии в Воронеже. Все мои родственники похоронены в Ленинграде, а прабабушка и два деда умерли от голода в блокаду и лежат на Пискаревском кладбище.
Естественно, что Питер и его пригороды я знаю неплохо и бывал там многократно. Потрясающе интересными были в свое время экскурсии по паркам и садам, которыми «угощала» нас тетя – крупный специалист в области садово-паркового искусства, профессор лесной академии. Она была автором проектов верхнего сада Петергофа, Стрельны, Шуваловского парка и других.
В конце сентября этого года я с супругой приехал в Питер, навестить тетю, которая из всего нашего старшего поколения осталась, к сожалению, в одиночестве. Мы готовились и собирались в эту поездку целый год: завершали дачный сезон, я учился ходить после последней операции, копили деньги с пенсий на поездку. Билеты сейчас дороги: почти две тысячи рублей за один билет в один конец, ну, а мы пенсию получаем не в Америке, чтобы путешествовать, когда захотим!
По приезде моя супруга выполняла культурную программу, для которой я составлял наиболее удобные маршруты посещения памятных мест, а мы с тетей проводили время в беседах, воспоминаниях. Я готовил еду, ходил в магазин за продуктами. Так незаметно прошли десять дней.
Мы с женой еще в Воронеже планировали одну совместную экскурсию по Питеру – на большее я был неспособен по состоянию здоровья и такой день настал. Это был день первого октября – день пожилых людей, то есть наш день! Этот день широко не отмечается как, например, 8-е марта, но в этот день нас, старперов, решили порадовать бесплатным посещением всех музеев, а они в Питере сейчас недешевые. Вместе с транспортом «кусаются» безмерно.
Накануне мы с тетей стали продумывать маршрут. Пригороды сразу отметались, так как в них всегда длинные переходы, да и был я там практически везде, кроме Кронштата. Раньше, в советские времена туда не пускали, а сейчас я бы съездил: хотелось посмотреть на восстановленный морской собор, где служил Иоанн Кронштатский, да и на все остальное, но опять же много ходьбы и поездка стоит не дешево. Краткая экскурсия примерно тысячу рублей на одного. Мои мысли все время возвращались в сравнительно небольшой круг. Сначала мы задействовали экономический принцип: поехать туда, где самые дорогие билеты – ведь нам все будет бесплатно! Но, потом, здравый смысл взял верх: надо идти туда, где я не был. Таких мест, слава Богу, было не очень много.
Я никогда не был в Юсуповском дворце, в котором убили Распутина (недалеко от моста Лейтенанта Шмидта) на Мойке. Но мы не знали, открыт ли он для посещения, а такой информацией туристические агентства не располагали. Топать же туда надо было прилично. Тетя сказала, есть информация, что отреставрировали левое крыло инженерного замка и мы можем посмотреть библиотеку Павла1 и спальню, где его убили, а там же рядом в Русском музее из запасников выставлены древние русские иконы. Кроме того говорят, что отреставрировали мраморный дворец. Все это находится в одном районе со сравнительно небольшими переходами.
На том и порешили. На метро доехали до гостиного и по Садовой пошли к инженерному замку. Надо сказать, что ленинградцев еще не испортили: они по-прежнему мгновенно и вежливо уступают места в транспорте, как только завидят мой подлокотный костыль. Вежливостью и участием ленинградцы продолжали поражать меня и дальше: нам сняли ограждение и открыли вход по великолепной парадной лестнице дворца, потому, что боковые лестницы, по которым пускали народ, были круче и длиннее за счет большего количества маршей, все время мне предлагали посидеть на стуле. Но главного, зачем мы пришли, не было. В эти комнаты не пускали. Нижние покои великого князя Константина тоже были закрыты.
Мы поспешили, как могли, перейти улицу к ограде летнего сада, и дошли до Марсова поля. Давно я тут не был. Ощущение необъятного простора и восторга обуревает любого, кто видел его, когда либо! Почему сейчас так никто не проектирует! Все скучено, не протолкнешься! Я уже не говорю о транспортных проблемах! На поле совершенно необыкновенный кустарник сирени группами располагается вдоль аллей. Почему-то раньше это не отложилось в памяти. Какой-то особый сорт. Его ветви, достаточно толстые, с руку у запястья растут, пригнувшись к самому газону. Такое впечатление, что они стеляться, извиваясь, параллельно земле на достаточно большом протяжении. Мемориальный революционный гранитный комплекс, установленный по центру Марсова поля, несмотря на максимально возможную архитектурную тактичность, мне никогда не нравился. Он там чужой со своими надписями. Слева вдали открывается потрясающий вид маковок церкви Спаса на крови, а справа перед Троицким мостом памятник Суворову.
Наконец я доковылял до мраморного дворца (архитектор Антонио Ринальди). Дворец Екатерина11 предназначала своему фавориту графу Орлову, но он жил в нем недолго и был продан в казну. Затем он принадлежал членам императорской фамилии. Южный фасад дворца украшен колоннами из бледно-розового мрамора выглядит необыкновенно торжественно.
Центральный вход в мраморный дворец сбоку справа из небольшого садика, где сейчас установлена прекрасная, мощная конная скульптура Александра 111, которая ранее стояла у Московского вокзала. Она велика для этого пространства, такое впечатление, что оно, пространство треснет от величия, спокойствия и мощи самодержца. Скульптура стоит на временном постаменте, и полагаю, ждет своего переноса на волю. От этого мраморный дворец только выиграет. Не думаю, чтобы Ринальди что-то поставил бы на это место.
Мы продолжили свой бесплатный поход, но опять были разочарованы: Несколько отреставрированных залов с малозначимой для нас посторонней экспозицией, какую можно увидеть в любом музее и только один мраморный зал, на который надо смотреть через открытую дверь. Конечно, он поражает красотой подбора розового, серого мрамора, своими пропорциями. Паркет был укрыт сукном. Нам объяснили, что пока отреставрирован только этот один зал, что в интерьерах дворца было использовано 38 сортов мрамора. На наш вопрос, где же его можно увидеть, кроме единственного зала, нам ответили, что в 1937 году здесь разместили Центральный музей В.И.Ленина, а стены закрасили несколькими слоями краски! На месте Александра 111 стоял броневик.
Из мраморного мы помчались в Михайловский дворец. Я двигался уже как молния (имею в виду, не быстроту движения, а траекторию: то есть зигзагом, уже хромая на две ноги). Надо было успеть войти до четырех часов – позже в Русский не пускают, а в пять закрывают музей. Супруга вбежала ровно в четыре, а меня, плетущегося позади, пожалели и впустили через пять минут. В зале старинных икон мы, естественно застряли у двух Рублевских – Петра и Павла, но времени до закрытия оставалось мало и мы галопом пробежали зал Брюллова и Айвазовского, мимо Репина вниз: мы хотели вспомнить Куинджи. Застыли и стояли, пока нас не попросили. Мы слезно умоляли разрешить еще чуть-чуть, но нам сказали: - «Завтра приходите!»
- Завтра я уже не дойду! – подумал я, - даже если день пожилых людей продлят на всю неделю! Да и не любят нас так долго!