Из "Записок о минувшем"
Летом после 9-го класса мы, трое неразлучных дворовых друзей, познакомились с девчонками, жившими в полубарачном посёлке, отделённом от нашего квартала трамвайными путями. Посёлок назывался «Щитовые», в нём царили нравы городской слободки: чужих там не любили, ходить туда поодиночке было небезопасно.
Среди трёх подружек выделялась Женечка Корш, стройная, чуточку крупноватая, приветливая девушка. У неё были густые, волнистые пепельные волосы, белая кожа, большие карие глаза.
Отношения между моими друзьями и Жениными подругами не сложились, а мы с Женей встречались каждый день. Я чувствовал, что нравлюсь ей, она мне тоже была симпатична.
Мы гуляли, ходили в кино, в душной темноте зала я держал Женю за предплечье, кожа которого была бархатистой и прохладной.
Женечка подарила мне на день рождения коробку папирос «Герцеговина Флор», вложив в неё надушенный шёлковый жёлтый платочек. Я вспомнил о примете: жёлтый цвет — к разлуке.
Курить папиросы было невозможно – они насквозь пропахли приторной парфюмерией.
Однажды мы с Женей бродили возле театра. В руках неё был томик Мопассана. Мы посидели немного на лавочке и направились в свои края. Минуты через две Женя внезапно остановилась.
— Забыла книжку на скамейке! — растерянно сказала она.
Мы вернулись. На лавочке сидели двое: известный в Соцгороде дешёвый хулиган по кличке Жека, фитиль под два метра, косивший под блатаря, и ещё какой-то фиксатый тип с наглой харей, оба в фуражках-восьмиклинках с крошечными, по последней приблатнённой моде козырьками. В руках Жека держал Мопассана.
— Это наша книга,— сказал я. — Мы забыли её на лавочке.
— Была ваша, стала наша!— заржал Жека. Кореш ему вторил.
— Отдай книгу!— сказал я, протянув руку.
— А то что? На, возьми! — он замахал у меня перед носом своими огромными башмаками, не давая приблизиться.
— Ребята, книжка чужая,— робко вмешалась Женя,— отдайте, пожалуйста! В её глазах заблестели слёзы.
— Так я же говорю, бери! — протянул он ей книгу.
Женя сделала шаг в его сторону, но он тут же с хохотом выбросил навстречу ей ноги.
В висках у меня застучало, в глазах то ли почернело, то ли позеленело, я бросился на Жеку, но получил такой удар ногой в живот, что отлетел метра на два, едва не упав.
— Ах ты, сволочь! — захрипел я, схватив валявшуюся у бордюра «половинку» - грязный обломок кирпича, замахнулся.
— Лёня, ты что, не надо! — Женя уцепилась в кирпич обеими руками. — Перестань, пошли отсюда! Брось! Прошу тебя! Пусть подавится этой книжкой!
Я отбросил кирпич.
— Скажи спасибо девушке! — выдохнул я.
— Чего-о? Ты чё, падла, на перо захотел? — спросил Жека, зловеще приподнимаясь. — Чеши отсюда, тварь поганая!
Женя потащила меня за руку от скамейки. Меня душила бессильная злоба, было стыдно перед Женей.
Спускаясь на тротуар по ступенькам у памятника Пушкину, мы столкнулись с Толей Кусовым, парнем из моего подъезда, его рыжие вихры сияли на солнце. Настроение у Толика было явно хорошим.
— Анатолий, — с шутливой галантностью поклонился он, протягивая Жене руку.
— Женя, — ответила та срывающимся голосом, пожав Толину руку. Кусов, видимо, что-то заметил в наших лицах.
— Э, люди, чего это вы какие-то? Прям хмурь и смурь! Чё это у тебя с пузом? — ткнул он в грязное пятно на моей рубашке. И пуговицы оторваны! Упал, что-ли?
Я замялся.
— Да так, ерунда.
— Погоди, погоди. Вижу, что не ерунда. Давай короче, колись!
Я сбивчиво и неохотно рассказал о книге и Жеке.
— Давно? — деловито спросил Кусов.
— Да чёрт с ним, забудь!
— Давно, спрашиваю?
— Ну только что! Да ладно, Толя!
— Веди!
Авторитет в специфических кругах, гроза района Толя Кусов, Кус, Рыжий, отличался артистизмом, весёлым куражом и беспощадностью. Он не раз участвовал в жестоких драках, а, однажды, нарвавшись на «перо», еле выжил. Его знали все.
...Шпана ещё сидела на лавочке. Увидев Кусова, фиксатый, державший в руках Мопассана, на миг замер, изменившись в лице, но тут же пришёл в себя и поспешно бросив книгу Жеке на колени, со всех ног рванул куда-то в сторону.
— Чего это он? — удивился Толик.
Жека тоже вроде бы дёрнулся, но то ли не успел, то ли передумал. Мы подошли.
—Интересная книжка? — поинтересовался Толик. Жека оторопело молчал.
— Твоя? — спросил Кусов у Жени. Та молча кивнула. .
— Ну так чё ждёшь, отдай барышне книгу, баклан.
— Да ты, да я... — начал было Жека, привставая.
— Смотри, очнулся! — весело удивился Толик, несильно толкнув Жеку обратно на скамейку.. Мурлычет! Ты да я, да мы с тобой! — Внезапно уцепившись за козырёк Жекиной фуражки, он резко натянул её ему на глаза. Тесная кепчонка застряла на ушах. Взяв книгу с его колен, Толя протянул её Жене.
— Про любовь, небось? Женя потупилась.
— Читай, читай! Самое время про любовь!
Он обернулся к Жеке, пытавшемуся содрать с ушей фуражку.
— Слышь, фраер, ты, говорят, костылями стричь горазд? — Балетный что ли? Так ведь и мы не лыком шиты! — Ловко перескочив с ноги на ногу, он дважды с силой пнул Жеку подошвой в грудь. Жека глухо крякнул. Лавочка зашаталась.
— Отдохни, чувак. Если чё, я тебя найду. Пошли, ребята! Ну, разойдёмся? Мне туда!
Мы спрыгнули с невысокого парапета на тротуар.
— Спасибо, Анатолий, — улыбнулась Женя, прижимая книжку к груди.
—Не за что! Взяли у дурака чужое, делов то! Ладно, пока!
Он наклонился к моему уху:
— У тебя, пацан, губа не дура! Смотри, отобью!
И громко, уже на ходу:
— Братан-то пишет? Передавай от меня привет!
Мой брат, Нюмка, служил в армии. Они с Кусовым были большими друзьями.
Потом, когда каникулы закончились, наши с Женей встречи постепенно сошли на нет. Она мне нравилась, но влюблён я был в другую и забыть её не мог...
У Жени был врождённый порок сердца. Зимой её повезли в Челябинск, там, в клинике, она умерла во время операции. Я узнал об этом, случайно столкнувшись в трамвае с её матерью.
Известие ошеломило меня, я выскочил из трамвая, шёл и плакал. Красивая, добрая, милая – за что ей было суждено умереть так рано!
Коробку папирос с жёлтым платочком я хранил много лет, вспоминая Женечку с горечью и печалью.
Иногда мы сталкивались с Жекой. Он делал вид, что не узнаёт меня.