Вспомнить запах первого снега

Николай Боев
***
               Из рубрики: "Оглянуться назад"

Несокрушимый бег времени и сумасшедшие ритмы текущей жизни порой начинают утомлять психику человека настолько, что однажды вынуждают  его сказать себе: «Стоп!» и попросить пощады. Думаю, что такое случалось или случается с каждым, кто относится неравнодушно к собственной судьбе.

Чаще всего  меня к этому подвигают общение с историей и чтение опыта, зафиксированного на бумаге умными людьми, ранее прошедшими по земле и оставившими свои следы в литературе и в памяти народа. 

Особые симпатии возникают к авторам, которые были с землёй на «ты», которые родились на земле и знают досконально тонкости и деревенской жизни, и сумевшими не затеряться на городском «конвейере», помнят с детства запах первого снега и созревающей в поле пшеницы.

Такой расклад ведь не всегда зависит от того, из каких слоёв населения этот автор вышел, - будь то граф Лев Толстой или мелкий дворянин И.Бунин, А.Куприн или В.Шукшин, Р.Гамзатов или Ю.Рытхэу, М.Шолохов или А.Приставкин, а также сотни других замечательных соотечественников, любовь которых к родной земле угадывается с первых строк написанных ими произведений.
Возможность такого точного попадания в круг избранных народом продиктована, прежде всего, их глубокой любовью к земле, на которой они родились, а в более широком плане – к своему Отечеству.

Размышляя на подобные темы, иногда появляется желание воскликнуть: "Люди, остановитесь! Обернитесь назад, вспомните - как пахнет первый снег, какой аромат у свежего хлеба, вынимаемого мамой из русской печи!?
А какой лирической грустью отдаются в сердце майские запевки соловья, льющиеся из зарослей цветущей сирени, под сенью которых ты познал трепетный ответ в поцелуе своей верной и любимой подруги!"
И какой же прелестью и лирикой возвращаются в памяти те времена, даже морщины начинают разглаживаться на лице, и кровь в жилах  быстрее струиться, обещая положительные эмоциональные всплески в сердце.

Иду по обочине старой дороги, из века в век называемой в родных краях шляхом - на манер соседей, братьев-украинцев. Как и много лет назад она связывает собой множество сельских населённых пунктов: остатков крупных когда-то сёл и деревень, совхозов, колхозных усадеб, исчезнувших ныне МТС (машино-тракторных станций), полевых станов.

Останавливаюсь у края поля, с первого взгляда, пшеничного; растения низкорослые, сразу не разберёшь.

Над головой - голубое небо, абсолютно такое же каким оно выглядело несколько десятков лет назад.

Кругом тишина, лёгкий ветерок нежно овевает лицо и плечи, яркое летнее солнце слепит потерявшие остроту зрения глаза. За двигающимся по шляху с моторными завываниями грузовиком стелется хвост серой пыли. Через какое-то время пыль оседает и снова власть в округе забирает покой и вечность. Блаженно плывут облака в небе, белые и пушистые, - признак хорошей погоды. В траве вдоль дороги шныряют трясогузки, в небе парит ястреб, терпеливо и тщательно острым зрением сканирует землю, выслеживая свою добычу.

Неспешным шагом преодолеваю половину маршрута, знакомого до каждого метра с самого детства.  Ровно шесть километров от автотрассы Москва-Симферополь. Это место издавна так и зовётся - «Шестое». От него столько же до отделения совхоза Реутчанский, а там – рукой подать, и моя милая Малая Родина, хуторок Платоновка.

Спускаюсь в ложбинку, выбираю растущую на склоне с разлапистой кроной акацию и располагаюсь в тени на пока ещё густой и зелёной «скатерти-самобранке». Отдыхаю и вспоминаю пролетевшее время. В каких бы краях я не обитал, но когда возвращался домой, то всегда эту дорогу одолевал пешком. Редко бывало, чтобы воспользовался попутным транспортом. Разве что, если  ехал зимой на санях кто-либо из знакомых земляков, на предложение которого составить ему кампанию было неудобным ответить отказом.

Вспомнился февраль 1965 года, когда завершив переподготовку на лётных курсах в Центре Дальней Авиации в Рязани, я получил распределение в боевой авиационный полк, который базировался в г. Тарту, в Эстонии. Отпущенный на дорогу срок позволял сделать небольшой крюк и заглянуть на пару дней домой. Высадившись из рейсового автобуса на автотрассе у деревни Дрозды, я столкнулся с задачей преодоления предстоящего маршрута по зимнему бездорожью. Оглядевшись по сторонам, понял, что  попутной оказии  ждать не приходится, поэтому подхватил чемодан и целенаправленно, как сейчас, пошагал в нужном направлении. Дорога, точнее бездорожье, оказалась нелёгкой, к шестому километру уже стало казаться, что не я тащу чемодан, а он меня влечёт за собой.

Как раз вот в этом самом месте я и тогда сделал привал.

Поднимаясь после отдыха, с надеждой всмотрелся вдаль. На мою удачу сквозь сизоватую зимнюю дымку увидел приближающуюся лошадку, запряжённую в сани.

Поравнявшись со мной, возница прокричал сипловатым голосом:
- Куда путь держишь, служивый?
- Пока до совхоза, а там ещё километра полтора, - ответил я.
- Садись, подброшу до отделения. А чей же ты будешь там?

Назвал ему имя отца и одного из старших братьев.

- О-о, так я твоего батю хорошо знаю. Он дружил с моим отцом ещё с довоенного времени, вместе колхозы они создавали в этих местах. Наверняка, и твою сестру, Анну, знаю.

Так, заплетая одну ветвь разговора за другую, мы незаметно доехали до отделения совхоза Реутчанский.

Я поблагодарил своего земляка, угостил его пачкой сигарет в знак нашего состоявшегося знакомства и его старой дружбы с моей старшей сестрой, пошагал к своему отчему дому. Пересёк поле, а тут и ветряк (ветряная мельница) крыльями машет, входная дверь темнеет издали.

Поднимаюсь по замёрзшим ступенькам, толкаю внутрь дубовую дверь и спрашиваю:

- Есть кто живой?

Из дальнего противоположного угла мне навстречу поднялся дядя Вася, мирошник. Так у нас называют мельников.

- Дядя Вася, передохнуть пустишь? – спрашиваю хозяина крылатого сооружения.

- Так какой вопрос, заходите! (на Вы). - А куда путь держите, если не секрет?

- Да, вот, домой, сюда на Платоновку.

- Не узнаю. Ну, если только судить по форме, то, неужели Николай, – расплываясь в улыбке всем забеленным мукой лицом, догадывается старик.

- Он самый, дядь Вась, – кричу ему в ответ и начинаю обнимать дорогого человека, приходящегося к тому же мне по линии отца родственником,  троюродным дядей.

Следуют расспросы: где, что да как? Выучился ли я на лётчика, не страшно ли летать, посоветовал беречь себя, пригласил заглянуть вечерком в гости. Тётка Валентина мол тоже рада будет увидеться.

Последнюю пол-версты от ветряка-перевала одолел  и не заметил как, ещё издали взгляд остановился на занесённом почти по самую кровлю снегом отчем домике, на душе стало светло и сладостно, всю усталость как рукой сняло.

Ещё несколько мгновений и я в объятиях постаревшего после смерти мамы отца, тут и остальные родственники заахали-заохали: «Да как же так, нежданно-негаданно! По бездорожью зимой, да в такой одёжке, в шинели, наверное, холодно, да и ноги небось отморозил!?»
Расспросы, вопросы, восклицания, слёзы радости, сожаления, что такой коротенький отпуск.

Ну, конечно, два дня промелькнули, как одно мгновение. Снова в путь-дорогу, снова в дальние края.

Так вот, сидя теперь под зелёным кустом на изумрудной траве, перебираю в памяти встречи и расставания с дорогими и близкими людьми, которые кроме добра и проявления своей любви ко мне, никогда чего другого, тем паче худого, не делали и не желали.

Я давно уже возмужал, и даже успел состариться, но память цепко держит их родные лица.
Сколько же было заложено в тех людях пластов: силы и мужества, любви и  верности земле, порядочности по отношению к другим, личной совестливости.

Несмотря на такой огромный, оставшийся позади отрезок времени, помню всех моих дорогих земляков, их лица, походки, манеры разговаривать и работать, умение общаться, соблюдать приличия, иногда выражать своё негодование или радость.

Чего стоит только одна война, унесшая жизни более половины мужского населения хутора. А в лучшие годы он уже насчитывал около шестидесяти домов.

К сожалению великому, новые времена наложили серьёзный отпечаток на облик деревни.  За истекший период, от моей Платоновки остались десятка полтора жилых  домишек с доживающими в них свой век стариками. Уйдут они, а вместе с ними и моя милая "малая" Родина.

С глубоким вздохом по этому поводу встаю на ноги, снова выхожу на шлях и неспешным шагом  пытаюсь повторить свой исхоженный с детства маршрут.
А вдруг повезёт, и я снова встречу кого-нибудь из земляков, скоротаем с ним вместе оставшиеся шесть километров до бывшего отделения совхоза Реутчанский, а там и рукой подать до моей Малой Родины.