«Новый Енисейский литератор» № 6/2012 (34)
Альманах прозы, поэзии, публицистики
ОТКЛИКИ. РЕЦЕНЗИИ
Анатолий ЗЯБРЕВ,
Красноярск
О ЧЁМ МЕЧТАЕМ
Прочитал Эрика Грюндстрёма. И вот говорю: кто не читал этого выдающегося шведского прозаика, поспешите к издателю «Нового Енисейского литератора» Сергею Кузичкину. Просите его вытащить из заначки последний
экземпляр четвёртого номера за текущий год, продать вам его, где как раз и найдёте то, что надо.
Опубликован рассказ «След» на десяти страничках, с портретом автора: характерное для лапландцев суровое лицо с удлинённым тяжёлым подбородком, чёрные очки, не то бритый, не то лысый череп...
Русские писатели такими не бывают. У нас такого вида может быть только банкир банка в Москве или вахтовый рабочий на нефтепромыслах в низовьях Енисея.
Рассказ «След» — не рассказ. Это очень ёмкая повесть.
Вернее — ёмкий драматический роман.
Раскрыта глубокая беда одной семьи на протяжении всей жизни. Нет, беда всего народа, драма всей великой страны, именуемой гордо — Швеция, которая последние полвека представляется нашим глазам исключительно в ореоле социального сверхблагополучия.
Что бы мы ни делали — пашем ли сибирское поле, строим ли очередную сибирскую ГЭС, мы поворачиваем мысли и глаза в сторону государства этого и ждём, ждали, что скоро и у нас так будет хорошо, как там.
Слава Богу, что в России так «хорошо» не стало. И теперь вряд ли уж станет, когда все будем сыты и все будем глубоко несчастны при обилии колбас, пива и свобод.
В семье трое: мать и два сына. Старший и младший. Разница в три года. Рассказ ведётся от имени старшего. Отец, бросивший семью, ушёл искать себе новую любовь. Точнее, отыскивать новых женщин, с которыми бы любовь была ярче, чем с предыдущими. И шлёт из разных мест своей первой жене, матери своих сыновей, аккуратно письма, в которых рассказывает о том, какие элементы он нашёл в интимной жизни с другими женщинами. Несчастная, читая письма, тоскует не столько о несчастном муже, покинувшем её, сколько вообще о мужских объятиях, чего у неё нет, а если было бы кому обнять её, то и славно было бы, тосковать нечего.
Каковы отношения между братьями? А таковы, что ни на минуту не прекращают они мысленные разборки того, как посмотрела на того и на другого мать, каким тоном сказала... Никто не думает о еде, об одежде, всего этого в стране полно, избыток, было бы нелепо говорить об этом.
В моей жизни был старший брат Вася, разница тоже в три года, мы совсем не думали, как мама на кого из нас поглядела, каким тоном сказала, а следили, кому какой сухарик даст или кусочек жмыха, принесённого ею с колхозной дойки. И так далее.
Никто из братьев не говорит и не думает о том, кем они станут в обществе, когда вырастут. Да и нелепо кем-то становиться, если кругом всё есть. Надо колбасы — бери и ешь, надо пива — бери и пей, о наличии достаточного количества денег как-то и не упоминается, незачем упоминать, они у каждого имеются, а если и нет денег, то вон ступай на почту или в больницу, там всегда острый спрос работников,
потом просиживай дни и вечера в кафе.
Сытая страна, сытые, свободные люди при свободной любви... то есть соитии.
В итоге старший брат уходит из дома, бродит по стране, младший уходит из жизни, несчастную женщину, их мать, неспособную думать о детях, одолевают неизлечимые болезни, на похороны, на поминки её приходят две полубезумные согнутые старушки... Остаются лишь письма от отца двух сыновей, где-то продолжающего искать и находить новые элементы «любви»...
Слепок страны. Страны, куда сходятся мечты многих
народов мира, в первую очередь России: вот как достигнем шведского «благополучия», так будем сразу «счастливы». И Путину кричим: шведского образа жизни себе хотим и ждём, шведского!
...Читайте же выдающегося Эрика Грюндстрёма в «Новом Енисейском литераторе» (блестящий перевод Шахризы Богатырёвой специально для альманаха). Сижу, думаю.
Мечтаю уже не о достатках, как в Швеции. Беспощадный Эрик Грюндстрём убил во мне эту сладкую мечту.
И почему-то после этого рассказа какой уж день крутится в сознании у меня страшная и верная русская пословица, никакого отношения к рассказу не имеющая, а вот поди ж ты — крутится: мужик в жизни — голова, а баба — шея. Как слепая шея повернёт, туда и голова повернётся,
по-иному никак.
Сентябрь 2012