ІІ. Неудачник
... Олег Петрович Полянчук появился на свет в мае восемьдесят девятого года. Своего отца он никогда не видел, а мама...
Мама Олега была немного странной женщиной. В раннем детстве маленький Олежка иногда всерьез боялся ее.
Мама была неуемно болтливой, надоедливой и беззаботной, а еще у нее была своя, особенная методика по воспитанию сына. Порою, будучи в благодушном настроении, она, не зная меры, угощала Олежку шоколадными конфетами, сладкими тортиками, газированным лимонадом. Мальчик объедался и болел - у него начинались проблемы с кожей. Иногда мама и вовсе не обращала на малыша внимания, - часами, без движения, сидела на кухне, бессмысленно уставясь в стену, с блаженной улыбкой на лице.
Она была странной, да, но тогда – в дошкольном возрасте, Олег этого еще не осознавал. Только лет в пять-шесть, начав замечать отношение окружающих людей к маме, он с болью узнал, что с ней "что-то не так".
- Ты только гляди, как смотрит-то...
- Эх, дурная наследственность, больной он... Яблоко от яблоньки недалеко падает...
- Куда мир катится... Ненормальные детей делают...
- Хотелось бы знать, кто сумасшедшей Людке это рыжее лопоухое чучело сделал...
- Вот несчастье-то какое... Она же явно шизофреничка...
Мальчик старался не замечать презрительно-сочувствующих, жалостливых, удивленных, насмешливых взглядов соседей, не слышать обрывков неприятных, враждебных, болезненных для него разговоров.
Тогда, в тот период времени, это оказалось несложной задачей. Можно было обойтись и без контактов с этими людьми.
Хотя... они и не были для него людьми – так и оставались безликой, бесформенной, шумной, угрожающей серой массой.
В следствии угнетающей, тоскливой окружающей обстановки и нестабильного воспитания Олежка рос болезненным, нервным, агрессивно-замкнутым ребенком, редко улыбался, медленно развивался, был очень худ и бледен, плохо спал и мало ел. С раннего возраста он частенько оказывался предоставленным самому себе, оставался наедине со своими проблемами.
Ну да, впрочем, какие проблемы... Настоящие проблемы начались у него только с моментом поступления в школу.
Дети - жестче, чем взрослые.
Олег впервые узнал о том, что он грязный, безобразный, отвратительный, что от него воняет, что он – "бомженок".
Мальчик был еще слишком мал для того, чтобы самостоятельно следить за аккуратностью и чистотой своей одежды, а мама... Мама была странной.
Да и денег на красивую, модную одежду в доме никогда не водилось.
Олег сопротивлялся насмешкам и издевательствам ровесников, как только мог: яростно огрызался, несколько раз даже всерьез пытался отлупить обидчиков, но это ни к чему не привело – их было много, и они были сильнее.
Как же он ненавидел их!.. Мечтал лишь об одном – отомстить. Отомстить за все: за унизительные прозвища, за физическую боль, за выброшенный в окно портфель, за испорченную новую куртку.
И Олег мстил. Мстил, насколько хватало сил и изобретательности. Учителя не раз ужасались его жестокости и злобе.
Он не разделял общую стаю одноклассников на отдельных личностей. Для него они существовали как бы единым организмом, одной сплошной черной стеной о которую разбивались все затаенные надежды, робкие мечты, наивные устремления...
С учителями у конфликтного, непокорного Олега тоже отношения не сложились. Его первая учительница – ее звали Лариса Аркадьевна – практически сразу же повесила на мальчика ярлык "неспособного к обучению хулигана", и сделала все от нее зависящее, чтобы Олега после первого же класса оставили на второй год. Его и оставили, но и среди младших ребят мальчика ждала та же печальная участь – непонимание, смешанное с презрением.
Новая учительница со стойким безразличием относилась к Олегу – как к неизбежной трудности, которую необходимо просто пережить. Она даже не пыталась разобраться в причинах конфликтов Олега с другими детьми, понять истоки агрессии мальчика, его хронической неуспеваемости. Для нее он был лишь самым обычным "неблагополучным ребенком", работать над исправлением которого не было ни желания, ни сил, ни времени, ни возможности.
... Только в одиннадцать лет Олег впервые узнал о том, что на свете существуют и другие люди, не похожие ни на одноклассников, ни на учителей, ни на соседей – добрые, отзывчивые, теплые.
В тот день его в очередной раз избили в школе. Олег сидел на хлипенькой скамейке в парке неподалеку от дома, слезы невольно текли по его щекам. Нет, слезы не боли – обиды, горечи, разочарования, досады, унижения.
Олег никогда не показывал своей боли и переживаний одноклассникам, но здесь, в парке, где его не видел никто из знакомых, можно было вдоволь наплакаться.
Люди – серьезные, взрослые дяди и тети - равнодушно проходили мимо него, спешили по своим важным делам, не замечая его страданий. Никто не остановился, не поинтересовался его самочувствием и проблемами, не похлопал успокоительно по плечу.
Олег тихонько, безнадежно плакал, спрятав лицо в ладони, когда внезапно ощутил на себе чей-то пристальный, обеспокоенный взгляд. Настороженно поднял заплаканные глаза.
Напротив него остановилась маленькая девочка, судя по огромному (чуть ли не больше головы малышки) банту и новенькому, блестящему розовенькому портфельчику, первоклашка. Она с тревогой смотрела на Олега, в черных бездонных глазищах стояли слезы сочувствия.
- Не плачь, - робко, испуганно прошептала. Нахмурилась, тряхнула черной шевелюрой, зачем-то решительно полезла в карман школьного пиджачка...
- Вот, - засияла искренней, радостной, беззаботной улыбкой, протянула Олегу тоненькую ручку, на маленькой ладошке – "Коровка".
Олег замер, от удивления даже перестав плакать. Медленно, нерешительно потянулся к конфете, не сводя настороженного, подозрительного взгляда со странной школьницы. Осторожно взял сладость, нервно зажал в кулачке.
- Спасибо, - бросил хмуро, недоверчиво.
- Хочешь еще? – добродушно, наивно спросила девочка. Светлое, невинное создание как будто бы не замечало его тяжелых, унылых взглядов.
- Анютка, иди сюда, – внезапно донесся до них мелодичный женский голос.
- Бегу, мамочка! – малышка тут же сорвалась с места и энергично понеслась к невысокой, стройной женщине лет тридцати – любимой мамочке, которая не могла дождаться возвращения своей крохи из школы. Подбежав, первоклашка нежно обняла мать, доверчиво к ней прижалась. Женщина, счастливо, заливисто смеясь, ласково погладила дочь по голове, бережно взяла Аню за руку... Олег неприязненно отвел глаза – до того горестно мальчугану было видеть взгляд незнакомой женщины, обращенный к дочери. Взгляд, полный любви и нежности.
Неожиданно он в волнении вскочил со скамейки. Нестерпимо, до физической боли захотелось увидеть маму, сказать ей что-то хорошее, ощутить тепло ее рук на своих плечах... Помчался домой – проявлять свои спонтанно возникшие чувства.
... Вбежал в захламленную квартиру запыхавшийся, раскрасневшийся, растрепанный, взволнованный.
– Как у тебя дела, мамочка? – неловко улыбаясь, с привычным беспокойством и обреченной надеждой спросил прямо с порога.
Мать что-то сосредоточенно вязала, уютно умостившись в кресле. Увидев сына, расплылась в мимолетной, рассеянной, бессмысленной улыбке.
- Сыночка... кактусы гниют. Эти сволочи яду напустили...
- Понятно, - тускло, скучно откликнулся Олег. Где-то внутри ощутимо, до самых костей прохватило болью, отчаянием, досадой, безысходностью, бессилием, горем – маме явно становилось хуже с каждым годом. Но она, по крайней мере, пока что узнавала его.
... В десятом классе Олег бросил школу. В один из пасмурных, дождливых, тоскливых дней просто решил больше не посещать общественное учебное заведение. Осознал, что бездарно тратит время на бесполезную, никому не нужную ерунду, в то время как уже может зарабатывать деньги, помогать матери по хозяйству. Да и... от одного вида одноклассников и учителей Олега начинало мутить и тошнить.
Когда из школы прислали официальную бумагу об отчислении, Олег рьяно, с энтузиазмом принялся за поиски работы. Обзвонил пару десятков контор, что не требовали высшего образования потенциальных сотрудников – везде слышал неизменный мягкий, но безапеляционный отказ и снисходительное пояснение "вы слишком молоды". Наконец, случайно нашел объявление о приеме на работу в продуктовый магазин грузчиков. На коротком собеседовании Олега не слишком-то загружали вопросами, документов не требовали, он бессовестно и нагло прибавил к своему возрасту два года, и... о чудо, мальчишку на полставки приняли на работу.
Работать оказалось тяжело, выматывающе, но в эмоциональном плане намного легче, нежели учиться. Олег был страшно горд собой: ему платили самую настоящую зарплату!
... Жизнь размеренно текла своим чередом, годы шли, Олег потихоньку взрослел - превращался из тонкого, нескладного подростка в бледного, худого, мрачного юнца.
Маме лучше не становилось. Порой она впадала в безумство, беспамятство: неистово выкрикивала какую-то нелепицу, с ненавистью крушила мебель, могла в порыве ярости наброситься на Олега с кулаками. В другие же, благополучные периоды, она была тиха, мила, спокойна, с увлечением вышивала и рисовала.
Больше всего на свете Олег боялся того, что мать насильно положат в психлечебницу, а его, Олега, отправят в детдом.
Для Олега не существовало в мире ничего страшнее детдома. Детдом – это ведь как школа... только хуже. От школы хотя бы можно было избавиться во второй половине дня.
Смерть от руки сумасшедшей матери казалась мальчику куда как более заманчивой перспективой, нежели переселение в грязный, неприветливый детдом.
Он тянул до последнего: не показывал мать специалистам, скрывал плачевное положение дел в семье от надоедливых, любопытных, подозрительных соседей.
Но рано или поздно неизменно наступает тот переломный момент, когда гнойник вскрывается. В ночь на тридцатое марта две тысячи восьмого года маминого состояние резко ухудшилось, у нее начался психоз: находясь в лихорадочном, горячечном возбуждении, она разбила оконное стекло, громко кричала что-то о своей богоизбранности, порывалась куда-то бежать, кого-то спасать, отчаянно жаждала деятельности...
Мальчику едва удалось задержать мать в квартире, Олегу пришлось связать ее, чтобы она не смогла нанести вреда ни себе, ни сыну, ни посторонним людям. Вдумчивые соседи тут же благоразумно вызвали бригаду скорой психиатрической помощи.
Мать все-таки положили в больницу, но опека государства Олегу, к счастью, уже не грозила – ему исполнилось восемнадцать еще в мае прошедшего года.
Олег каждый день после работы исправно навещал мать, с тревогой отмечая все изменения ее психического состояния, настроения и поведения. С замиранием сердца слушал врачей – те пока еще не могли определиться с диагнозом.
... 15-го апреля Олег, придя домой из психбольницы, бессильно повалился на диван, обхватив руками тонкие колени и уткнувшись в них лицом, беспомощно, отчаянно заплакал.
В конце концов, ему было всего восемнадцать лет.
Диагноз врачей оказался неутешительным, жестоким – шизофрения. Психиатр – седовласый, сухонький, добродушный, деловитый мужчина лет пятидесяти, с интеллигентной бородкой - успокаивал убитого горем паренька, дескать, и у шизофреников бывают периоды ремиссии, когда такие больные – адекватные, приятные люди...
Олег был растерян, подавлен, шокирован, дезориентирован. Мама – шизофреничка... Нет, он, разумеется, и раньше осознавал, что с ней "что-то не то". Но шизофрения...
Факт наличия серьезного психического расстройства у матери угнетал, давил на сознание. Шизофрения передается по наследству – это всем известно. Значит, возможно, и Олег когда-нибудь тоже...
Олег вздрогнул всем телом, поднял остекленевшие от горя глаза.
Нет, звери безумия не поглотят его... он должен прожить долгую, счастливую жизнь...
Внезапно в квартире протяжно, раздражающе зазвонил телефон. Олег рассеянно потянулся к трубке. Он не ждал звонка, но...
- Слушаю, - голос звучал на удивление безразлично, равнодушно, ровно.
- Олежка, привет. Слушай... На работе говорили, вроде бы беда у тебя какая-то с матерью стряслась... - звонил Васька, его напарник по работе. Васька был настоящим раздолбаем и разгильдяем: в жизни его не интересовало ничего, кроме дешевой выпивки, тяжелых наркотиков и одноразовых баб.
- А тебе-то какое дело? – грубо спросил Олег. Васька ему надоел еще на работе.
- Ну, что ты как не родной? – искренне возмутился коллега на другом конце провода. – Ты как смотришь на то, чтобы поразвлечься, развееться? А то смотри:скоро совсем зачахнешь в своих четырех стенах...
- Погулять? – растерянно уточнил Олег. Задумался – отвлечься, забыться, расслабиться ему хотелось. Даже очень. И что же предосудительного в том, что восемнадцатилетний парень временно хочет отдохнуть от важных дел, неприятных забот, бесконечной, всепоглощающей боли и гнетущего беспокойства? – Ну, давай...
... То, что произошло на шумной, многолюдной дискотеке в небольшом, но по-домашнему уютном клубе на окраине города, Олег помнил смутно – картины прошлого расплывались перед глазами. Кажется, поначалу ему было тоскливо, уныло, одиноко, гремящая музыка била по ушам, но после того, как Вася угостил его своеобразным коктейлем – водкой, смешанной с пивом, Олегу стало значительно легче, спокойнее, приятнее, беззаботнее на душе. Еще лучше, необычнее, непривычнее стало после приема тех забавненьких ярко-синих таблеточек, что Василий невесть откуда достал. Пьяный Олег, не задумываясь, вкинул себе в рот их целую горсть. Ему хотелось забыться, повеселиться, развлечься по полной.
Таблетки принесли настоящее счастье - Олегу было хорошо; у него за спиной словно бы выросли крылья, он ощущал необычную легкость, раскрепощенность, расторможенность своих слов, движений, поступков. В нем раскрылась неведомая доселе сила бороться и побеждать. Сила, не спеша, текла по кровеносным сосудам, и Олег понимал, что в данный момент он в состоянии сделать все, что угодно, каких бы невообразимых усилий это не требовало. Решил не терять зря время – бесстрашно подходил к симпатичным девушкам, весело болтал с ними, с одной даже, помнится, поцеловался... Да, поцеловался. По-настоящему - по-французки. Это было прекрасно, волшебно, невероятно... Столько... столько счастья сразу, за один вечер... Больше, в сто раз больше, чем за всю его жалкую, несчастную, тусклую, убогую жизнь.
Он был счастлив, проблемы настолько отдалились от него, что словно бы и вовсе перестали существовать. Он оставил их где-то там – в параллельном мире.
Где-то около часа ночи Олега внезапно резко начало клонить в сон, напала странная, всеобъемлющая апатия и безразличие. Затуманенным сознанием равнодушно отметил, что на сегодня веселья, пожалуй, хватит. Не попрощавшись с напарником и новыми знакомыми (он не помнил ни их имен, ни лиц) медленно, с трудом побрел к выходу. Его сильно тошнило.
Выйдя в свежую апрельскую ночь, отрешенно взглянул на свои пальцы – их кончики отчего-то посинели. На грудь что-то безжалостно давило, Олегу приходилось жадно хватать ртом холодный воздух. Олег вдохнул в грудь побольше весеннего кислорода – про запас, чтобы не умереть, и, шаркая ногами, поплелся по тускло освещенной фонарями улице по направлению к дому.
Отчего-то неустойчивое внимание парня привлекли старые, заброшенные гаражи на другой стороне безлюдного, ночного проулка. Почему Олег решительно двинулся к ним? Он не знал. Возможно, его привлекла романтична идея глянуть на далекие, недосягаемые звезды с крыши мертвого, брошенного хозяином гаража, а может быть, ему просто захотелось сократить путь к дому для того, чтобы поскорее завалиться спать в мягкую, теплую постель...
За гаражом с роскошным подростковым граффити на коричневых, гладких стенах Олега охватила неожиданная всепоглощающая слабость: ноги ослабели и подкосились, глаза закрылись сами собой. Олег бессильно, устало опустился на шереховатый асфальт, отчего-то показавшийся ему теплым, обволакивающим, уютным. Биения сердца почти не ощущалось в груди, хотелось спать, спать, спать... Разве это преступление – немножечко, совсем недолго... поспать?
Сердце стучало медленно, тягуче – Олег отчетливо чувствовал его. Неимоверным усилием воли открыл глаза. Во взгляде, обращенном в бархатную темноту неба, - неожиданные ужас и паника.
Олег слабо шевельнул рукой – требовалось срочно позвать кого-нибудь на помощь. Проклятье... он должен, должен найти в себе силы встать... Его спасут, обязательно спасут... Надо всего лишь...
Он не хотел умирать. Отчаянно, обреченно, безнадежно желал жить. Жить, несмотря ни на что.
Олег еще столького не успел сделать... Позаботиться о сытой, беззаботной старости матери, выучиться на "отлично" в институте, жениться на самой доброй и прекрасной девушке, вырастить сына порядочным, отзывчивым человеком, дорасти до карьерных высот, творчески самореализироваться, посмотреть все страны мира, искупаться в теплых, могучих волнах океана...
Он столького еще не успел... он не может сейчас...
В ночном небе ярко, таинственно горели звездочки. Десятки, тысячи, сотни, миллионы небесных светил. Красиво... Он даже никогда не замечал – как красиво.
Далекой звезды уже не существует, она давно мертва, а ее свет все еще льется на Землю...
Пораженный осознанием этой простой мысли, Олег употребил все оставшиеся у него силы на то, чтобы потянуть дрожащую ладонь вверх – к звездам.
С губ вместо крика слетел слабый, неслышный, беззвучный шепот:
- Спа... си...
***
... Олег, как был, на четвереньках, медленно пополз к мертвому пареньку. Приблизившись к мальчишке, ласково погладил ладонью его еще теплую, пухлую, веснушчатую щеку.
- Дурачок... – тихо пробормотал, досадливо выругался. Слезы застилали глаза.
Когда он вяло поднимался на ноги, его неожиданно настигло еще одно воспоминание... нет, скорее, - видение.
Опять – темная, прохладная весенняя ночь, свет от звезд, бездыханное тело отверженного, никому не нужного мальчишки, которого звали Олегом Полянчуком, и... что это?
К пареньку спокойно, не спеша, подходит молодой человек, бережно, осторожно, легко берет безвольное тело на руки... Он тихо плачет. Его лица не видно в свете луны и звезд, но Олег знает об этом – волшебные слезы молодого человека ярко светятся во тьме.
Слезы ангела. Слезы Андрея Гречинского. Слезы, дарящие долгие, светлые годы иллюзорной, эфемерной, но по-настоящему счастливой и спокойной жизни, той жизни, где сбываются все надежды и мечты, все желания и устремления, все потаенные фантазии и болезненные чаяния...
Но, увы, даже они, эти чудодейственные, необыкновенные слезы не способны вернуть безвременно потерянную реальную жизнь.
Слезы – круглые, яркие, теплые светлячки - падают на бледное, изможденное лицо мертвого мальчишки, струятся по нему, освещая его мягким, ненавязчивым сиянием.
Молодой человек знает – никто, ни одна живая душа не будет плакать по исчезнувшему, сгинувшему Олегу.
... – Вот значит, как все было, - Олег пораженно повернулся к Андрею, на его лице появилась слабая улыбка. – Но... какая из двух... была настоящей?
- Обе, - мягко заверил Андрей, с затаенной, тщательно скрываемой болью глядя на своего собеседника.
Блоггер врал – они оба понимали это. Олег тяжело, горько вздохнул.
- Отчего же ты... не позвал людей? Тогда его хотя бы похоронили по-человечески, - укоризненно покачал головой.
Гречинский не ответил, но Олегу и не требовалось его объяснений. Он внезапно с холодной, пронизывающей болью осознал горестный факт – Андрей такой же, как и он.
- Лады, Андрюх... Веди меня дальше, - неожиданно донесся до него свой собственный, уверенный, спокойный, чистый, энергичный голос.
***
... Олег и Андрей неторопливо двигались вниз по неровной брусчатке Андреевского спуска. Вокруг было много людей – они шумно, весело переговаривались между собой: улыбчивые, добродушные торгаши настойчиво предлагали сувениры деловитым, важным гостям столицы.
Олег украдкой робко взглянул на своего спутника, напряженно прищурился. Ждать больше не имело смысла, необходимо было, все же, решиться задать этот непростой вопрос... В конце концов, "попытка – не пытка".
- Андрей... вот ты говоришь, что вроде бы невинные души спасаешь... помогаешь людям в беде...- нерешительно начал Олег.
Гречинский медленно, задумчиво, отстраненно кивнул.
- Послушай... а не мог бы ты... взять меня с собой... ну, напарником в своем нелегком деле... я бы тоже хотел выручить кого-нибудь... – волнуясь, продолжал Олег.
- Нет, - просто и лаконично ответил Андрей.
- Но почему?! – обиженно воскликнул Олег, уже понимая, что спорить с бывшим интернет-королем по этому поводу заведомо бессмысленно и безнадежно.
Гречинский поднял спокойный, умиротворенный взгляд вверх – к синему, безоблачному небу.
- У каждого своя дорога, Олег.
4 – 11 ноября 2012.
http://www.youtube.com/watch?v=MtiuHMUbtTs