Память огненных лет

Антонина Царёва -Брызгалова
         Мы сели за стол, налили по чашке чая и она тихо начала свой рассказ, идущий из глубины души. На ее глазах иногда поблескивали слезинки. Она не смахивала и не вытирала их. Они то исчезали, то появились вновь и были похожи на маленькие росинки. Это были слезы ее души, вобравшие в себя все: боль, скорбь, радость Победы, все тяготы и лишения военного времени, выпавшие на долю этой хрупкой седой женщины.
     А тогда, в сорок первом, она была молодой, красивой девушкой, наравне с мужчинами вставшей на защиту Родины. Детство ее тоже нельзя назвать счастливым и безоблачным. Родилась Августа Андреевна Лапенкова (Пономарева) холодным декабрьским днем 1922 г. в семье середняков в Вожегодском районе. Во время коллективизации в 32-ом году отец отказался вступить в колхоз. Их отнесли к кулакам, и по законам того времени отца посадили на 10 лет. А у матери осталось пятеро - мал-мала меньше.
     Мать не могла одна прокормить всех, вот и пришлось нашей Густеньке зимой ходить в школу, а летом с 10 лет жить у тетки в няньках. Приходилось не только сидеть с детьми, но помогать и по хозяйству: одной воды нужно было принести десять ведер в день.
     Изредка отпускали домой на выходные. Путь был неблизкий. Она бежала домой, чтобы увидеть, обнять свою мамочку, братьев, сестер. Она их всех очень любила. Пробегая мимо играющих детей, она невольно плакала, ей тоже хотелось играть. добежав к речке, умывалась, чтобы мамочка не видела ее заплаканных глазенок. И дальше бегом навстречу счастью, пусть и короткому.
Рядом была только начальная школа четыре класса. Если дальше учиться, то школа за 12 км. по этому наша Густенька получила образование 4 класса.
Кажется, жизнь стала налаживаться - дети подросли, отсидев 5 лег, отец вернулся домой.
   Густеньке 19 лет. Самый прекрасный возраст - жить, любить. Она уже поработала в лесопункте. Работала в колхозе, хотя так и не была его членом. Научилась косить, пахать, сеять и жать.
  День работали, а вечерами весело проводили время. Тогда в деревне было много молодежи. А молодость есть молодость, казалось, все самое лучшее и прекрасное впереди. Но все рухнуло и оборвалось в один миг.
                Война!!!
         В колхозе остались работать женщины да пожилые мужчины. Все остальные ушли на фронт. А они из Вожеги ходили в Кириллов за 125 км - работать на оборонительных работах. Ушли гуда летом, пришли обратно осенью, когда пристыло. В марте 1942 г. председательша приказала ей быть бригадиром, да, именно приказала, а не попросила, на что получила отказ, гак как работа эта. решила Густя, будет ей не по плечу.
    Но в то время приказы не обсуждались даже на гражданке. И как приговор прозвучало: «Пойдешь на фронт!» Она стала самой первой девушкой из сельсовета, кто уходил на войну. Провожала ее вся деревня. Подавали в дорогу кто что мог: кто продукты, кто копеечку.
     Ехали до Вожеги вдвоем с мамой. Мама дорогой украдкой смахивала слезинки, стараясь не показать их дочке. А она даже по-настоящему и не представляла, куда едет. Поработав в Кириллове и не прихватив туда запасной одежды, здесь она решила быть умнее, взяла чемодан с вещами. Вдруг опять пошлют на оборонительные работы.
      Как закончилась дорога в Вожегу, так и закончилась ее юность. Прощание с матерью было коротким. Они обнялись, мать поцеловала Густеньку, подала ей молитву, переписанную от руки, благословила. Густя постояла недолго, вытерла платочком глаза, помахала вслед скрывающейся из виду повозке, и. полная решимости, пошла в военкомат.
     Там уже было много молодых людей, ожидавших отправки в Вологду. А оттуда на фронт. В Вологде ей пришлось распрощаться со своей девичьей косой. Густе сделали короткую стрижку. Переодели в военную форму, чемодан с вещами велели отправить домой. А дальше на Ленинградский фронт.
    На войне взрослеют и мужают быстро. Добирались до блокадного Ленинграда вначале поездом, потом на машинах через Ладогу. Еда, взятая из дома, кончилась быстро. Далее их рацион состоял из свеклы и воды. Как только приехали и выгрузили, сразу же попали под обстрел. Так Густя под Ленинградом получила свое боевое крещение.
        Ее и еще несколько человек определили в Колпино. Туда привозили автоматы с передовой, прямо с поля боя. Каждый автомат, каждая винтовка - это чья-то судьба. Беря ее в руки Густя пыталась представить ее хозяина. Кто он? Молодой мальчишка, как она. а может, постарше? Где он сейчас и что с ним? Просто ранен или лежит уже в сырой земле? Но она всегда верила, что хозяин оружия, которое у нее в руках, был отважным бойцом. Недаром на нем отпечатки пуль и пятна засохшей крови.
    А им все это нужно вычистить, смазать, а иногда из нескольких собрать один рабочий автомат. И отправить обратно на передовую. Вот так начала свой боевой путь обыкновенная девчонка из Вожеги - Густя Пономарева. После расформирования она попала в 56 бригаду командира дивизии Папченко, которая располагалась за Ораниенбаумом. Добирались они туда через Кронштадт. Определили ее служить при полевой кухне.
       После прорыва блокады, объединили три бригады в одну. Так как войска наши были сильно потрепаны, в 124 стрелковую дивизию, которая с боями двинулась к Нарве. А ее с подругой определили кашеварить для управления дивизии. Работа оказалась не из легких, и им в помощь дали бойца с передовой.
Над кухней натягивали палатку, чтобы не был заметен дым, да во время обстрела грязь сверху не падала.
    Прежде, чем сварить, нужно заготовить дрова и воду. Вот с ней-то и возникали часто проблемы. Зимой приходилось иногда таять, процеживать снег, гак как в нем были инородные примеси. А иногда снег был розовый. В Ижорах, когда стояли на передовой, пробовали возить воду на лошадях с речки. Но попали под обстрел, бочки раскатились, лошади разбежались.
       Когда стояли в обороне, в Синявских болотах, с водой было тоже очень трудно. Один раз повезло, рядом с их расположением была воронка, вот там они ее и брали. Но было другое неудобство: позади их стояла дальнобойная пушка. Как она постреляет, так немцы и наносили ответный удар по ним.
    А один раз двух пленных немцев возили на передовую для агитации. Один из них сбежал, рассказал о расположении наших. Тогда пришлось очень туго...
Служить, варить и выживать Густя научилась быстро. Однажды подруга спросила: «Что ты делаешь, когда обстрел?» Густя была смышленой и сообразительной.
    Она научилась вычислять, куда падают снаряды при обстреле. Если снаряды один за одним уходят влево, то ей, значит, нужно вправо и наоборот. А я, говорит, молюсь! И, кажется, снаряды падают дальше.
         Там, на фронте, все Бога вспоминали, особенно городские. Густя вспомнила, что в детстве, когда она выходила из-за стола, бабушка учила ее, что надо перекреститься. Но учителя говорили: «Бога нет!» И запрещали креститься.
     Родители сказали: «При чужих, выходя из-за стола, говори спасибо». Так она и поступала. А молитву, благословленную матерью, Густя всегда берегла и носила в кармане гимнастерки...
        Когда дивизия в бою, то все командиры, офицеры на передовой. Еду туда носили в термосах два раза в день, а на отдыхе - три. От кухни, сколько могли, ехали на машине, а потом пешком. Идти приходилось не под пение птиц, а под свист пуль.
     Однажды пришлось идти через большое заминированное поле, в котором была разминирована только узкая тропочка в один след. Уже возвращавшись обратно, шли двое рядом, нечаянно наступили, и мина сработала.
      Смерть ходила рядом на передовой и даже на отдыхе. Рядом с кухней был домик, в котором они отдыхали. Густя хорошо помнит, как туда вбежал солдат с зажатой в кулаке газетой - начался обстрел. Она даже сейчас удивляется, как тот боец остался жив и невредим - газету оборвало сверху и снизу, а его даже не ранило...
      А еще, когда все накормлены, нужно вымыть посуду и отстоять на посту два часа. Кухню без присмотра не оставишь. Вот так день за днем шла ее нелегкая военная жизнь.
     Прорвав блокаду, дивизия двинулась к Нарве. А когда дивизия на марше, тогда все расписано по минутам - завтрак, обед и ужин, место и время ее отдыха. Отойдя недалеко от Ленинграда, они задержались с обедом. Комдиву доложили, что управление дивизии не накормлено. И приговор был суров: всех отправили в полк, в 4-й отдел.

                НА ПЕРОДОВОЙ.

    На передовой Густю определили в 406 полк, в роту автоматчиков санинструктором. На передовую. Она пробовала отказаться, так как не имела даже начального курса обучения этому делу. На что ей ответили: «Рота дойдет до места назначения, сразу вступит в бой, так что первую помощь окажешь». Солдат, мол, не хватает. До исходного рубежа они добирались долго. Днем шли. Вдоль дороги были траншеи. В некоторых местах сверху и с одного бочка вдоль ее был накат. Там они и ночевали.
     Так как она была там единственной девушкой - то стояла и ждала, когда улягутся все солдаты. С краю спать было очень холодно, шел март 1944 года.  следующий раз командир сказал Густе: «Ложись в середину, все теплее".       

       Валенки на ногах промокали насквозь, но снять и высушить их не было возможности. Ложась спать. Густя раз попробовала стянуть их немного, оставив ноги в голенищах. Головки у валенок за ночь замерзли так, что она с трудом всунула ноги обратно. Вот так они и дошли до места назначения.
И сразу в бой.
     Начался обстрел. Рота залегла. Густя прыгнула в окоп, а там солдат гимнастерка расстегнута, под ней тельняшка. Стеклянные глаза. Она укрылась за ним. Так во время войны даже мертвые спасали живых. Бой закончили, рота двинулась дальше. Находились на открытой местности, снайпер убил командира.
Утром вновь начался бой, были убитые, раненые.
                РАНЕНИЕ.
     В этом сражении Густя получила ранение. Пуля прошла навылет, чуть выше сердца. Солдат перевязал ее. Рядом оказался старшина, он показал рукой вперед: «Вон тот участок мы должны пробежать, там снайпер».
     Добежав до края ноля, она потеряла сознание. Очнулась, услышав мужской голос: «Дочка, тебя ранило?». Это уже была санитарная палатка, которая стояла прямо на расчищенной от снега земле. Утром пришла машина, их отправили в санчасть. По дороге начался обстрел, если Густя никогда не боялась в бою, то тут ей в первый раз стало страшно. Ничего не зависело от нее, все - дело случая.
Добрались благополучно, их разместили в Колпино, в большом здании, где нары в 2-3 этажа. Там она пробыла неделю. Чувствовала себя плохо, кашляла кровью и иногда теряла сознание. Раненых стали отправлять в госпиталь.
    Густя провела в госпитале в Ленинграде два месяца. Первые две недели спала, а потом пошла на поправку. Из госпиталя на период восстановления здоровья ее и еще одну девушку направили в Гатчину, на подсобное хозяйство. Скоро Густе пришло письмо, что ее часть расположена в Сланцах. До части она добиралась вначале пешком, потом на поезде.
    В городе она встретила знакомую женщину, служившую в штабе. Та сказала, где находится ее часть. Туда она отправилась пешком. Вышла до развилки, села на обочину, не зная которой дорогой идти. Густе повезло: на лошади ехал из дивизиона связной. Он ее сразу узнал и остановился. Вместе с ним она добралась до места назначения. Там она встретила знакомую переводчицу Катю. Она ее вымыла, дала чистую одежду и другие сапоги. Густя снова стала служить при кухне в той же части. Иногда Густя заносила обед в землянку генерала. Тот был вежливым и внимательным, всегда интересовался, как ей служится, не обижают ли, есть ли письма из дома. Густя отвечала: «Служба идет нормально, из дома мне пишут».
    Когда они стояли в Морозовке. в ее жизни произошло радостное событие. Она встретила там брата Николая, который служил в саперном батальоне. В это трудное военное время, когда идут ожесточенные бои. увидеть родное лицо! Это просто подарок судьбы! Встреча была короткой, но радостной. Его батальон уходил на запад.
      Рядом со штабом, где Густя служила при полевой кухне, стоял батальон связи. Там она встретила девчонку-связистку. Та пригласила ее работать к ним. Сказала, что у них хоть печка есть. Смотри, говорит, руки совсем довела! Да и связистов не хватало.
    А руки у Густи за два года службы при полевой кухне от холодной воды, ветра и стужи были распухшие и в трещинах. Командир пожалел ее и согласился перевести в связь.
     Так Густя начала осваивать новую для себя специальность связистки. Работу на коммутаторе она освоила быстро. С батальоном связи она дошла до Кенигсберга. За него шли ожесточенные бои.
                ПОБЕДА.
     Там она и встретила победу. В тот день она была дежурной на коммутаторе. Из корпуса в два часа ночи позвонили: включайте приемники! Победа!!!
      Густя стала звонить комдиву, начальнику штаба и всем-всем, с кем была связь. Победа! Победа! Когда страсти улеглись, Густя представила, как она скоро приедет домой. Пройдет по деревне в гимнастерке с боевыми наградами и гордым видом победителя. Обнимет маму и всех родных.
     А потом бегом к речке, которая еще в детстве смывала ее слезы. Окунется в прохладную воду, смоет с себя весь груз военного времени. Подойдет к березке, растущей на берегу, которая, наверное, уже подросла за эти три года. Прижмется к ней и расскажет ей все, ч то не смогла сказать маме. Так она представляла скорое возвращение домой.
     Но возвращение отодвинулось еще на несколько месяцев. Их дивизию погрузили в эшелоны и повезли в Москву. Там они узнали, что едут на Дальний Восток. Добирались они гуда на поезде около месяца.
     А дальше на подводах. Впереди шли саперы и рыли колодцы для воды. Катушки везли на лошадях, а они шли пешком по 50 км и более в день. Однажды командир сказал, что сегодня пойдут мало - всего 45 км. Для отдыха выбирали поляну, спали прямо на земле.
    Их дивизия вела бои за Хинган. Густя с батальоном связи прошла пешком от Монголии до Манчжурии. Стояла невыносимая жара. Кругом камни и скалы и множество японских трупов...
     Там и закончила свой трудный военный путь в конце 1945 г. Густя Пономарева. Уходила на фронт простой девушкой, а вернулась домой повзрослевшая, возмужавшая, с боевыми наградами на груди и благодарностью от Верховного Главнокомандующего Сталина.
      Августа Андреевна награждена медалями «За оборону Ленинграда» (1943 г.), «За боевые заслуги» (1944 г.), орденом Отечественной войны III степени, медалью Жукова и юбилейными медалями.
     Хочется низко поклониться от себя лично, от детей и внуков этой мужественной женщине. А также всем участникам Великой Отечественной войны от всех живущих сегодня.
       В конце нашей беседы я спросила ее, что пожелала бы она сегодняшней молодежи. Она сказала: «Чтобы жили под мирным небом спокойно. Не пришлось пережить то, что пережили мы»...