НАЦИОНАЛЬНЫЙ СИНДРОМ
Данная книга (если она таковой когда-нибудь станет) является сборником статей, очерков, эссе, затрагивающих так или иначе национальный вопрос, который никогда не терял своей актуальности в истории разных стран и всего человечества. Не утратил он своей значимости, а даже еще более обострился в наше время, в том числе и в России, где родился, живет и надеется завершить свой жизненный путь автор. Все, что сюда вошло, в основном не было нигде опубликовано и охватывает довольно обширный отрезок времени, начиная с периода горбачевской гласности и перестройки, продолжая ельцинским развалом СССР и порождением нового российского государства, а завершая данной эпохой путинского авторитаризма. Автор не скрывает своей национальной принадлежности и его отношение к этому вечному, если не как мир, то, как мировая история, еврейскому вопросу, во многом, вольно или невольно, определяется его автобиографией, жизнью немало прожившего в своей стране человека, ни на секунду не помышлявшего ее покинуть. Сборник открывается давним эссе «Пушкин и национальный вопрос», помещенный на интернетовский сайт «Проза. Ру» в разделе «литературоведение». Пушкин, как известно, «наше все», а потому его художественные произведения и исторический взгляд на характер и судьбу российских этносов по-своему интересно и ценно, как и все от него исходившее. В таком литературном ракурсе его, по-моему, еще не рассматривали или, если и рассматривали, то это мало кому известно.
ПУШКИН И НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС
Очевидно, Н.В. Гоголь первый оценил А.С. Пушкина как русского национального поэта, добавим первого великого русского национального поэта, ибо у него в истории национальной культуры России, русской поэзии не было равновеликих предшественников. Впрочем, как и последователей, хотя Некрасов, Блок, Есенин вполне заслуженно были наречены великими русскими национальными поэтами как замечательные выразители народного духа на разных вехах истории России. По определению того же Гоголя «он при самом начале своем уже был национален, потому что истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа». При этом Гоголь подразумевал исконно русский дух, ибо «в нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла». Думается все-таки, что русский взгляд поэта на Россию не нуждается в сравнении с оптической линзой, которая всегда что-то искажает. Тем более, что как говорил один из героев «Маленького принца» Сент-Экзепюри: «всего глазами не увидишь, зорко одно лишь сердце», а сердце Пушкина было не просто зорким, а прозорливым. Ибо кто мог написать о себе так, как он: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, и назовет меня всяк сущий в ней язык: и гордый внук славян, и финн, и ныне дикий тунгуз, и друг степей калмык». Это поразительное в своем сбытии предвидение поэта тем более впечатляет, что в круг своей бессмертной поэзии включает столь разные и далекие друг от друга народы и этносы. Некоторым из них русский язык, русская культура не являлись в то время не только родными, но и по-настоящему доступными. Тем не менее, поэт мог с полным правом и уверенностью утверждать свое пророчество, ибо действительно оказался близок и «любезен» всем народам России. В том числе и тем, что, как он сказал, «чувства добрые я лирой пробуждал».
Тем не менее, в последние годы, особенно в канун знаменательного 200-летнего юбилея поэта, имя Пушкина стало усиленно использоваться, конвертироваться, как валюта, в разного рода политических спекуляциях, столь характерных для смутного времени российской истории конца 20 века. На него стали ссылаться всякие сомнительные общественные силы и фигуры, наживающие политический капитал на откровенной национальной ксенофобии и национал-патриотической риторике. Отсюда невольно возникает нехорошая мысль: а нет ли для этого каких-либо серьезных оснований, и не был ли Пушкин действительно антисемитом, неприятелем кавказских народов, недругом поляков. И вообще, каково отношение Пушкина к нерусским национальностям или, как принято еще было говорить, инородцам. И разве не ответил поэт на этот не слишком приятный вопрос времени уже цитированными здесь строками из его стихотворения-завещания «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»
Прежде, чем рассмотреть творчество великого русского национального поэта с точки зрения его отношения к нерусским народам Российской империи, надо было бы все-таки начать с этнических корней рода Пушкина, насколько он сам был и ощущал себя русским человеком, и что значило вообще быть русским в те времена. Это тем более уместно, что сам Пушкин довольно ревностно относился к своей родословной. Это достаточно отражено в его известном стихотворении «Моя родословная» и в его автобиографических заметках. «Могучих предков правнук бедный, люблю встречать их имена, в двух-трех строках Карамзина…». Предки у Пушкина были действительно люди небезызвестные в российской истории. По отцу род Пушкиных ведется от прусского выходца «из немец» Радши, сподвижника Александра Невского, и причислен Карамзиным к немногим старинным знатным родам былого времени. Не менее, если не более, интересна генеалогия Пушкина по линии матери. Прямым предком его с этой стороны был крестник Петра Великого Абрам или Ибрагим Ганнибал. Пушкин называет его негром. На самом деле, если верна версия, что его черный прадед был из Абиссинии, т.е. эфиоп, то в этническом отношении он принадлежал скорее к семитской, нежели негроидной расе. Если принять версию, что он происходил из местного княжеского рода, корни его вполне могли тянуться чуть ли не к самому царю Соломону. Именно от него и царицы Савской вели свое родословие владетели Эфиопии. Таким образом, Пушкин, как отпрыск столь разных этнических корней, вобрал в себя кровь нескольких рас и народов, столь контрастных и несхожих, но в слиянии своем породивших истинно русского человека, великого национального поэта, гордость нации и России, ставшего для нее таким же олицетворением, как великая русская река Волга, вобравшая в себя воды многих российских ручьев, речушек, рек, в бассейне которых жили и живут поныне люди разных этносов, национальных культур и языков. Сам же русский народ тем и велик, что представляет собой чрезвычайно разнородный, смешанный этнос, продукт длительного слияния многих славянских, тюркских, угро-финских и иных племен, населявших и пересекавших обширные просторы Евроазии. В итоге русский это понятие не только и не столько этническое, национальное, сколько культурно-историческое, включающее в себя общность государства, религии и языка как основных объединительных и скрепительных начал нации. При этом для полноценного и долгого существования народа в мировой истории важно то, что теперь называют национальной идеей, его духовное и вероисповедальное начало. Недаром в прежней царской, имперской России люди определялись не по национальной принадлежности, а по вероисповеданию. Русский был синонимом православного. Однако в России проживали не только православные народы, но и католики, протестанты, мусульмане, иудеи, буддисты, и даже языческие народности. При этом следует признать, что роль преобладающей русской нации в этом многонациональном и разноконфессиональном сообществе народов не всегда была благотворно цивилизаторской. Не все народы в своем культурном и национальном самостоянии хотели и готовы были подвергнуться русификации. Даже такие родственные, славянские, как украинцы, поляки, не говоря уж о кавказских народностях, татарах и других инородцах. Все империи заключали в себе первоначальную центростремительную силу объединения, исторического и культурного взаимотяготения народов друг к другу с захватом их в орбиту не всегда более цивилизованной, но всегда наиболее экспансивной или пассионарной (по Льву Гумилеву) нации. По закону равенства сил действия и противодействия, рано или поздно, возникало также и центробежное движение народов к национальному самоопределению и выходу на самостоятельный путь исторического развития. Именно за этим процессом было последнее слово, именно поэтому в мировой истории было столько великих, но не было вечных империй. Все они неизбежно распадались на меньшие суверенные государства. В этом есть какой-то неотвратимый, сверхданный исторический закон, проистекающий из самой тиранической природы великодержавия. При этом нельзя отрицать, что имперская система правления и существования народов в едином мощном государстве имела и свои позитивные достижения в истории мировых культур, способствуя их взаимопроникновению и взаимообогащению, создавая особые наднациональные элиты аристократов духа. Среди них выделялись отдельные особо одаренные, а то и подлинно гениальные личности. Некоторые из них заключали в себе смешанную кровь разных рас и народов, проявляя мощный гетерозис, небывалую гибридную силу творческой энергии. Пушкин как раз ярчайший пример такого рода генетической обусловленности человеческого дарования, поразительного взлета поэтического духа на российской национальной почве. Из не русского в общем-то семени на этой почве взросло славное родословное древо Пушкиных и Ганнибалов, которое породило дивной плод отечественной и мировой культуры, название которому А.С. Пушкин.
Однако в обществе наряду с аристократами духа из числа поэтов, писателей, музыкантов, художников, людей искусства и культуры, духовного бытия определенный круг, так называемый высший свет, составляла аристократия крови, родовая знать. Многие представители этой «голубой крови» или «белой кости» также были по своему происхождению далеко не чистокровными русаками, в лучшем случае полукровками. Не говоря уж о принцах крови и самодержцах российских. У последних Романовых русской крови было разве что самая капля. Тем не менее, все они считались суперэлитой русской нации, и так оно было на самом деле. То, что вопрос происхождения, знатности рода, аристократизма крови не был для Пушкина чуждым, а задевал его впрямую и довольно чувствительно, свидетельствует его известное полемическое стихотворение «Моя родословная». Формально оно выглядит как бы уязвленной реакцией поэта на публичную инсинуацию, подлый укус Фаддея Булгарина в «Северной пчеле» по поводу низкого происхождения и низменных обстоятельств появления в России черного прадеда Пушкина: «Решил Фиглярин, сидя дома, что черный дед мой Ганнибал был куплен за бутылку рома и в руки шкиперу попал». На самом деле оно гораздо более серьезно и представляет как бы личный гражданский манифест, в котором поэт клеймит новую знать, кичащуюся своим сомнительным происхождением в пику старинным одряхлевшим боярским родам, оставившим, тем не менее, заметный след в истории России. На фоне такого не адекватного истинным заслугам противостояния Пушкин готов скорее признать себя мещанином во дворянстве, чем дворянином в придворном мещанстве. Он, можно сказать, впервые ставит в русской литературе вопрос о гражданском и профессиональном достоинстве писателя в российском обществе: «Я грамотей и стихотворец, я Пушкин просто, не Мусин, я не богач, не царедворец, я сам большой: я мещанин». Ну, а с Булгариным он разделался не одной эпиграммой, из которых все же замечательна одна: «Не то беда, что ты поляк: Костюшко лях, Мицкевич лях! Пожалуй, будь себе татарин, и тут не вижу я стыда; будь жид - и это не беда; беда, что ты Видок Фиглярин». Прозрачный намек на то, что последний успешно совмещал литературную деятельность со службой в политическом сыске, на его профессиональное родство с известным французским сыщиком. В этой хлесткой поэтической пощечине литературному филеру Пушкин одновременно показал и свою подлинную национальную терпимость, и гражданскую сдержанность в отношении всякой достойной уважения личности. А главное, что плохих наций нет, а есть плохие представители их, но хороших несравненно больше. Эту, в общем - то не весть какую истину, может быть, и не следовало бы приписывать Пушкину, тем более банально ставить это ему в достоинство, если бы в русской литературе все и всегда придерживались подобных взглядов. В то время, как некоторые, в том числе и большие мастера российской словесности, не всегда могли переступить через национальные предрассудки и фобии, Пушкин мог, хотя, может быть, и не во всем их был лишен.
Отношение Пушкина к разным народам, населяющим Российскую империю, напрямую связано с его жизнью, с его тесными контактами, живым общением с ними во время его нередких путешествий по России, особенно в пору южной ссылки в Молдавию, Одессу, поездок в Крым, на Кавказ, Украину. Это нашло самое яркое отражение в его творчестве, как в небольших стихотворениях, так и в крупных произведениях, в частности в таких его известных поэмах как «Цыганы», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Полтава». При всей их внешней национальной окраске и фабуле, несхожести исторических судеб, народных культур и характеров, запечатленных там, все они пронизаны глубоким общечеловеческим смыслом и уважением к человеку любого рода, племени, если он не оскверняет законов и традиций своей среды и терпим к обычаям иноплеменников. В основе почти всех пушкинских сюжетов этого цикла, как и всего его творчества, лежит любовь, любовь между героем и героиней, независимо от их национальной принадлежности и культуры. Любовь по Пушкину не знает национальных условностей и границ. Не в силу ли этого, а также его природной страстной влюбчивости, отношение Пушкина к инородцам наиболее выразительно проявляется через его любовную лирику, посвященную женщинам, в том числе иных рас и цивилизаций. Может быть, наиболее живо это выражено в стихотворении «Прощай, любезная калмычка!», кончающееся такими строками: «Пока коней мне запрягали, мне ум и сердце занимали твой взор и дикая краса. Друзья! не все ль одно и то же: забыться праздною душой в блестящей зале, в модной ложе или в кибитке кочевой?» Любопытно, что Пушкин-поэт и Пушкин-прозаик не совсем адекватно воспринимает один и тот жизненный эпизод с калмычкой. В своем путевом очерке «Путешествие а Арзрум» он пишет: «Калмыцкое кокетство испугало меня; я поскорее выбрался из кибитки и поехал от степной Цирцеи». Это касается не только данного автобиографического эпизода. Даже «гений чистой красоты» А.П. Керн в эпистолярной прозе Пушкина предстает в совершенно ином качестве. Поэзия – это совершенно особый, вдохновенный образ мироощущения, когда из прозаической правды жизни высекается искра поэтического откровения. Она может зажечь чистый пламень на алтаре искусства, и тогда из под пера поэта вылетают возвышенные строки «Я помню чудное мгновение». Эта же искра может породить и совершенно иной огонь, и тогда на свет появляются такие перлы «греховной» эротической поэзии как «Гаврилиада» или «Христос воскрес, моя Ревекка».
Поэма на святую евангельскую тему благовещения и непорочного зачатья рассматривалась в свое время как богохульная и причинила поэту немало неприятностей и тревог. При всей пикантности и даже кощунственности сюжета поэмы «Гаврилиада» пускай и незаконное, но, безусловно, родное детище истинно божественного пушкинского дара. Как бы он потом не отрекался от авторства, его художественный почерк и стиль узнаешь всегда. Примечательно вступление поэмы: «Воистину еврейки молодой мне дорого душевное спасенье. Приди ко мне, прелестный ангел мой, и мирное прими благословенье. Спасти хочу земную красоту! Любезных уст улыбкою довольный, царю небес и господу-Христу пою стихи на лире богомольной». Богомольным это произведение, конечно, назвать нельзя. Однако любованием красотой, нежностью, невинностью Марии, чувством мужского преклонения перед обаянием и женственностью героини поэма преисполнена от начала до конца. Поэтому, думается, ошибаются те, кто считают поэму в лучшем случае милой лирической шуткой поэта, в худшем – безнравственным кощунством, наподобие вольтеровской поэмы об орлеанской деве. На самом деле это творение Пушкина не менее оригинально и конгениально другим его поэмам. Его постоянная тяга и симпатия к милым его сердцу женским образам нашла свое поэтическое отражение и в двух других его Мариях из поэм «Полтава» и «Бахчисарайский фонтан». Еврейская, украинская и польская Марии, всех этих разных по национальному происхождению и женским судьбам героинь породил пушкинский поэтический гений. К ним можно отнести и другие замечательные женские образы, в том числе из поэм «Кавказский пленник» и «Цыганы». Символично, что у всех этих героинь пушкинских поэм трагическая участь. Что касается «Гаврилиады», то эта очаровательная поэтическая вольность молодого Пушкина не совсем вплетается в дивный венок его романтических поэм времен южной ссылки. Думается, доживи Пушкин до зрелых лет, он попытался бы переписать поэму, от которой ему пришлось отказаться и причинившей ему много неприятностей, по-новому, в версии более близкой к традиционной, христианской, к тому образу, что дан в его позднем стихотворении «Мадона». Тем более что интерес поэта к библейской теме не иссякал во все годы его жизни. В частности, в его поэтическом наследии имеются заготовки к поэме о героине еврейского народа Юдифи, которая начинается строками: «Когда владыка ассирийский народы казнию казнил и Олоферн весь край азийский его деснице покорил,- высок смиреньем терпеливым и крепок верой в бога сил, перед сатрапом горделивым Израил выи не склонил».
Обращаясь к национальным мотивам творчества Пушкина, можно сказать, что в его лице и душе как поэта и человека национализм терпит крах, прежде всего, по женской линии. Безымянная дева гор, черкешенка ценой своей любви и жизни даровавшая свободу русскому пленнику. Вольнолюбивая цыганская девушка Земфира, увлекшая юного Алеко, жителя душного городского мира, свободой естественной любви и вольной таборной жизни. Сам Пушкин, по некоторым преданиям, был увлечен во время молдавской ссылки одной цыганской красавицей по имени Земфира и, ради нее, кочевал какое-то время с табором. Не важно, насколько достоверен этот эпизод его привольной южной жизни, важно, что это нашло столь замечательное отражение в его творчестве. В любви для него не существовало никаких национальных, расовых, религиозных преград или табу. Он сам гениальное порождении межрасового смешения крови предков. Не мудрено, что порой из под его пера вылетают такие строки: «Христос воскрес, моя Ревекка! Сегодня следуя душой закону бога-человека, с тобой целуюсь, ангел мой. А завтра к вере Моисея за поцелуй я не робея готов, еврейка, приступить - и даже то тебе вручить, чем можно верного еврея от православных отличить». При всей внешней эротической фривольности этого стихотворения в нем, пожалуй, весь Пушкин, с его восприятием любовного чувства как истинной общечеловеческой ценности нашего бытия, освященного единым для всех Богом-отцом. Таким образом, это не просто литературное озорство поэта, а, возможно, вполне осознанное признание в более серьезном, чем половой пыл чувстве. Другой вопрос на основе чего оно возникает: решительного безразличия к вере, атеизма, в чем обвиняли поэта при его жизни, или истинной религиозной веротерпимости, свободной от всяких, в том числе национальных, предрассудков. Многое, конечно, определялось не столько сложным кровным происхождением поэта, сколько его воспитанием в духе пантеистических идей и гуманистических воззрений французских просветителей предшествующего века. Не зря в лицее его прозвали «французом», и не только из-за живости нрава, но и за отменное знание французского языка, приверженность к литературе Франции, поэзии Вольтера, Парни. Не ирония ли, а может быть и высший промысел судьбы, что великие французы вдохновили творческий гений поэта, а ничтожный французский повеса сгубил его, правда, только физически. Смерть поэта оказалась не властна над бессмертием всего им созданного, над народной памятью о поэте.
Говоря о национальном самочувствии Пушкина в контексте его отношения к инородцам, населяющим Российскую империю, мы выделили женскую его «поднаготную» не случайно, ибо каков человек к слабому полу и прекрасной половине человечества, таков он не всегда к остальной его части, хотя, безусловно, национальные отношения нельзя сводить к сугубо сексуальным. И когда речь идет о мужской части того или иного народа, Пушкин, не изменяя себе в принципе, проявляя неизменную национальную терпимость и уважение к личности любой нации, тем не менее, не льстит ей ни в чем, остается, прежде всего, взыскательным, объективным художником. Характерна, в связи с этим, такая его этническая зарисовка: «Теснится средь толпы еврей сребролюбивый, под буркою казак, Кавказа властелин, болтливый грек и турок молчаливый, и важный перс, и хитрый армянин». Этакая пестрая ярмарка национальных типов. Все ее представители удостоены поэтом характерного штриха, но это не значит, что он дает исчерпывающую характеристику народов, которых эти типы представляют, что все евреи сребролюбивы, греки болтливы, а армяне хитры. В этом отношении, может быть, особо примечательна еврейская тема в поэзии Пушкина. Она не столь заметна и актуальна в национальной проблематике его творчества по сравнению, например, с кавказской или польской темой, поскольку еврейского национального вопроса в России того времени по сути еще не существовало. Слишком еще мало проявил себя в Российской империи этот тогда не так давно вошедший в ее состав этнос. Тем не менее, Пушкин как художник не мог не отразить в своих стихах вместе с библейской темой и некоторые черты библейского народа. И тут, надо признать, что среди еврейских персонажей пушкинских произведений были не только прелестно-невинная Мария и искусительная Ревекка, но и образы не столь притягательные и даже донельзя отвратительные. Среди них ростовщик из «Скупого рыцаря», он же «проклятый жид, почтенный Соломон», как его приветствует герой-рыцарь. Из этой же компании жид-лиходей одной из песен западных славян «Феодор и Елена». Имеются известные строки о «презренном еврее» из популярной «Черной шали», Есть и вовсе курьезная сцена из бесподобного «Гусара»: «Гляжу гора. На той горе кипят котлы; поют, играют, свистят и в мерзостной игре жида с лягушкою венчают». Примечательно, что во всех этих не слишком приятных для еврейского слуха характеристиках и эскападах Пушкин выступает скорее как вольный переводчик-интерпретатор и автор вторичного литературного материала, взятого не из чисто русских источников, а из времен и среды европейского средневековья с его традиционными, часто фольклорными мотивами нетерпимости ко всему иноверческому, басурманскому, иудейскому в том числе. Само слово жид, славянская транскрипция от иудея, стало впоследствии нечто большим, чем название нации, а превратилось в нарицательное понятие отрицательного человеческого типа заимодавца и христопродавца одновременно. В русский лексикон оно широко вошло вместе с вхождением в Российскую империю Польского королевства вместе с Литвой, белорусскими и украинскими землями. Примерно в то же время от Турции в пользу России была отторгнута Бесарабия. Вместе с этими плодоносными и обильными разными народами землями империя получила в приданное и весьма многочисленное, скученное, в массе своей бедное еврейское население. Еврейская бродильная закваска национальных окраин еще сыграет свою революционную роль в судьбе Российской империи, но во времена Пушкина это был для нее сравнительно новый и достаточно угнетенный этнос, не проявивший еще себя во всей своей потенциальной энергии творческого духа, рассеянного Богом или роком за многие века по всему свету. Поэтому говорить о какой-то врожденной или не благоприобретенной юдофобии Пушкина на основании некоторых строк его произведений нелепо. Будучи действительно величайшим русским поэтом, он был чужд всяким национальным фобиям. Свидетельством тому может служить одно искренне юдофильское стихотворение: «В еврейской хижине лампада в одном углу бледна горит …». Стихотворение незавершенное, очень драматичное и загадочное по сюжету, написанное довольно редкими для поэта белыми стихами. Стихами поэтически очень выразительными и, вместе с тем, изобразительными. Сумрачность обстановки, напряженность и сгущенность психологической атмосферы бедного жилища, тягостное душевное состояние его обитателей, все это не только чувствуется, но почти зрительно ощущается, видится. Читатель становится зрителем. Перед ним почти рембрандтовская картина, с ее духовной и колористической насыщенностью света и тени. Уже сама лампада в этом стихотворении создает определенный колорит и глубину изображения. Не в такой ли хижине еврейской нашла Пушкина больного, в горячке, семья генерала Раевского, проезжая на юг через Екатеринослав. Сам поэт писал в письме к брату о «жидовской хате», где он лежал в бреду, без лекаря, за кружкой оледенелого лимонада».
Достаточно известны биографические обстоятельства, заставившие поэта почти на четыре года переменить место жительство в северной столице на полуденный край России. Ссылка или служебная командировка на дальний юг империи сначала под отеческое крыло тогдашнего наместника Бесарабии И.Н. Инзова, а затем под высокомерный каблук новороссийского генерал-губернатора М.С. Воронцова стала для Пушкина местом совершенно иной жизни и новых живых впечатлений. Как когда-то для другого сосланного в те же края поэта-изгнанника еще одной, но уже давно исчезнувшей Римской империи. Но, если для Овидия этот край был действительно диким, скифским, суровым по климату и условиям жизни, то для Пушкина он был почти курортом, а Кавказские минеральные воды, на которых он побывал и лечился вместе с семьей Раевского, фактически ими являлись уже в то время. Вместе с тем поэт вправе был писать в стихотворении «К Овидию»: «Суровый славянин, я слез не проливал, но понимал их. Изгнанник самовольный, и светом, и собой, и жизнью недовольный…». Жизнь поэта на юге вовсе не была суровой, и слез, подобно Овидию, ему действительно не от чего было ронять. Но и слишком счастливой, благостной, спокойной она не была, ни на юге, ни на севере, ни в какой-либо другой российской стороне света. Первопричиной тому был сам поэт с его свободолюбивым, вспыльчивым характером, скорее африканским, нежели славянским темпераментом, богемно-цыганским в то время образом жизни. Но главное – нелегкая в этом мире, а особенно в России, судьба поэта, художника, гения, и вообще всякой творческой, ищущей себя натуры, глубоко чувствующей свое призвание и ответственность за него перед Богом, людьми и самим собой. Уже поэтому он был неудобной для общества, правительства и царя личностью. Так было в столице, так продолжалось в ссылке, так было с ним везде и всегда. Недаром в письме к жене им обронена ставшая крылатой фраза: «черт догадал меня родиться в России с душой и талантом». Не менее известна и его стихотворная строка: «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Обрести их поэту так и не довелось, хотя счастливые мгновенья и даже целые периоды жизни у него, конечно, были, периоды взлета творчества, любви и дружбы, период семейного счастья.
Возвращаясь к периоду ссыльной жизни поэта на юге, в частности в Молдавии, надо отметить, что ему приходилось вращаться в самом пестром по национальному составу обществе. То, что было им отмечено со стороны в ярмарочной толпе, вплотную окружало его в дворянском и чиновничьем кругу. Отношения его с местным, провинциальным светом, национальной элитой складывались не всегда гладко. Сам он пишет о себе так: «Инзов меня очень любил и за всякую ссору с молдаванами объявлял мне комнатный арест и присылал мне скуки ради французские журналы… Генерал Инзов добрый и почтенный старик, он русский в душе…он доверяет благородству чувств, потому что сам имеет чувства благородные». Обращает на себя внимание, что именно благородство души, а не титула или звания прежде всего ставит он в достоинство генералу. Очевидно, именно такого благородства не хватало ему среди окружающей публики, кичливой, малообразованной, не понимающей с кем имела дело. Конечно, и сам Пушкин во всех этих конфликтах не был образцом благопристойного поведения, но это не означает, что он был нетерпим или чужд к людям иной культуры и языка, крови или веры. Сами его поэтические произведения свидетельствуют об обратном. Хотя бы те же «Цыганы», «Бахчисарайский фонтан», «Кавказский пленник» Или такая зарисовка из стихотворения «Поэт и чиновник» : « Куда вы? За город, конечно, зефиром утренним дышать и с вашей музою мечтать уединенно и беспечно?»-Нет. я сбираюсь на базар, люблю базарное волненье, скуфьи жидов, усы болгар, и спор и крик, и торга жар, нарядов пестрое стесненье». Однако картины народной жизни, национальных нарядов и обрядов, представляя для поэта художественный и этнографический интерес, далеко не исчерпывали его пытливого проникновения в историю этого края. Время его ссылки на юг совпало с бурными политическими событиями на этой окраине России и Европы. Обострились русско-турецкие отношения, восстали против турецкого ига греки, разгоралась война горцев-мусульман против России на Кавказе. Все это выводило национальные отношения из области бытовой, базарной, житейской в сферу высокой имперской, внешней и внутренней политики, возводя в серьезный ранг национального вопроса. Пушкин с душой, с юности настроенной патриотически войной 1812 года, свободолюбивым сердцем и созревшим уже, государственно мыслящим умом не мог не откликнуться на эти горячие события своего времени, живым свидетелем которых он являлся. Откликнуться как поэт, художник, патриот, и как просто современник, человек, не равнодушный к истории народов, наделенный к тому же пылким воображением и неизбывной жаждой сильных чувств и впечатлений. Его активной натуре вообще было свойственно тяготиться размеренностью, монотонностью мирной обывательской жизни. С юности он мечтал о военной карьере, и только скупость отца и действительно затрудненные материальные обстоятельства его семьи воспрепятствовали этому. «Если есть надежда на войну, ради Христа, оставьте меня в Бессарабии», - пишет он в 1821 году. А в стихотворении «Война», вдохновленным греческим восстанием, уповает на то, что «Предметы гордых песнопений разбудят мой уснувший гений». Однако освободительной войне греков посвящено им не так много стихов: «Гречанка верная! не плачь – он пал героем!», «Эллеферия». Другое стихотворение «Гречанке» - это уже чисто любовная лирика, где упоминается «певец Леилы» - Байрон, но в контексте уже не политики, а эротики. Будучи всецело на стороне свободолюбивых греков, идеи их независимости, Пушкин, к великому своему разочарованию, воочию убедился, насколько великая идея может быть погублена бездарностью ее воплощения. В своей поздней повести «Кирджали» о знаменитом болгарском разбойнике он мимоходом касается воодушевивших, но столь обманувших его и многих, событий того времени, давая им свою художественную оценку. Явно симпатизируя своему герою, ставшему стихийным участником многонационального восстания против турок, автор без всякого снисхождения пишет о его военном и идейном предводителе Александре Ипсиланти, оказавшимся не на высоте своего положения и миссии. Греки и их борьба за освобождение древней Эллады будоражили умы и сердца, конечно, многих в то время в Европе. В том числе и таких ее гениев, как Байрон и Пушкин. Однако для России, как империи, куда важнее было самой усмирить непокорные кавказские народы. Вместе с добровольно присоединившимися к ней христианской Грузией и Арменией создать единую территорию Кавказского наместничества или протектората России, геополитически утвердиться на южных границах с Турцией и Персией. Разрешение этой сложной политической коллизии отражено достаточно красноречиво Пушкиным в его «Путешествии в Арзрум», а также в стихотворении: «Опять увенчаны мы славой, опять кичливый враг сражен, решен в Арзруме спор кровавый, в Эдырне мир провозглашен. И дале двинулась Россия. И юг державно облегла, и пол-Эвксина вовлекла в свои объятия тугие». Стихотворение написано по случаю заключения Адрианопольскоо мира, по которому Греция, наконец, получила независимость.
Переходя к кавказской теме в творчестве Пушкина, его оценке как национального, природного колорита этого чудного края, так и роли России в его завоевании и усмирении, нельзя не вернуться к одной из самых ранних его романтических поэм «Кавказский пленник». Сам поэт оценивал свое произведение впоследствии так: «Все это слабо, молодо, неполно; но многое угадано и выражено верно». Добавим настолько верно, что некоторые строки оттуда звучат вполне современно: «Не спи, казак, во тьме ночной чеченец ходит за рекой». Пушкин один из первых в русской литературе открыл читателю Кавказ не только как поэт, но и бытописатель. Не мало из того, о чем он писал, остается жизненно острым и до сих пор, а тема «кавказского пленника» проходит через всю историю горско-русского сосуществования, порой враждебного, порой мирного, но всегда оставляющего глубокий след в исторической памяти народов, в культурных, в том числе литературных, памятниках эпох. Тем более, что у Пушкина был такие великие продолжатели кавказской темы как М.Ю. Лермонтов и Л.Н. Толстой. Поэма «Кавказский пленник» при всем лирическом драматизме поведанной в ней любовной истории завершается несколько диссонансным мажорно- патриотическим эпилогом, как бы не совсем уместным для этого грустного, минорного по звучанию произведения. Но есть там и такие строки: «И смолкнул ярый крик войны: все русскому мечу подвластно. Кавказа гордые сыны, сражались, гибли вы ужасно; но не спасла вас наша кровь, ни очарованные брони, ни горы, ни лихие кони, ни дикой вольности любовь!» При всем барабанно-победном духе завершения поэмы нельзя не почувствовать глубокого сочувствия поэта побежденным вольным народам Кавказа, не по своей воле ставшими подданными России. В своих путевых очерках «Путешествия в Арзрум» он прямо пишет: «Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены». Причины этого он видит, прежде всего, в диких нравах горских народов, для которых война, набеги привычный образ жизни, а «убийство – простое телодвижение». Отсюда и представление его о том, как можно изменить это ненормальное, гибельное положение вещей. Или самими вещами, роскошью, в частности русским самоваром, т.е. разумным торговым обменом или, как теперь говорят, рыночным экономическим путем. Или более сильным, нравственным путем просвещения, миссионерства, проповедывания Евангелия и христианских ценностей среди не слишком еще опутанных Кораном горцев. Следует отметить, что эти рецепты не были столь уж оригинальными и вполне отвечали духу европейского завоевательного и цивилизаторского колониализма того века. Тот век был веком империй, тогда как следующий – стал веком их разрушений. Не удивительно, что в свете всего происходящего ныне, Пушкин не представляется многим таким уж дальновидным и прогрессивным государственным мужем в области национальной политики даже своего времени. Известны разногласия с ним по этому вопросу его ближайших друзей П.А. Вяземского и А.И. Тургенева, еще более обострившиеся потом в связи с польскими событиями. Однако гений Пушкина не в политической сфере, он и не был никогда государственным деятелем, даже общественная его деятельность не выходила за рамки опекунских. Он был, прежде всего, и всегда, поэт, а в России это звание стало под стать пророку во многом, благодаря именно Пушкину. Наиболее сильно пророческая миссия поэта «глаголом жечь сердца людей» выражена им как раз в стихотворении «Пророк». Будучи по рождению и зрелому убеждению христианином, написав несколько глубоко религиозных стихов на эту тему, Пушкин, как истинный поэт, не мог не отдать должного и священной книге мусульман – Корану. Его «Подражания Корану»- это, по сути, целая поэма, признание того, что «многие нравственные истины изложены в Коране сильным и поэтическим образом», а значит, достойны, если не преклонения, то уважения.
Благородный по рождению, духу и воспитанию, образованнейший и умнейший, человек, для которого была близка не только русская, но и европейская, мировая культура, он был подлинным гуманистом, а в душе еще и истинным христианином. Как бы противоречиво он не относился на протяжении своей жизни к евангельскому Богу, для него человек любой нации – это, прежде всего, создание Божие, чья жизнь самое ценное, что есть на земле. Известно, как Пушкин, со своей юношеской тягой к героике, рвался на войну, в бой. Однажды в жизни ему представилась такая возможность на Кавказе, во время его путешествия в Арзрум. Его с трудом удержали от участия в конной атаке. Трудно сказать мог ли он кого-то убить, скорее убили бы его. Но важно не это, а тот очень показательный для понимания Пушкина как личности эпизод, который он приводит, между прочим, в своем путевом очерке. «Из лесу вышел турок, зажимая свою рану окровавленной тряпкой. Солдаты подошли к нему с намерением его прикончить, может быть из человеколюбия. Но это слишком меня возмутило; я заступился за бедного турку и насилу привел его изнеможенного и истекающего кровью, к кучке его товарищей». Этот не притязательный ни на что отрывок говорит о Пушкине, может быть, больше, чем иные труды о нем. Тут нельзя не вспомнить о другом великом певце Кавказа и участнике кавказской войны М.Ю. Лермонтове, который в своем замечательном стихотворении «Валерик», описывающем одну из кровавых битв русских с горцами, возвысился до таких строк: «Я думал: «Жалкий человек. Чего он хочет!..небо ясно, под небом места много всем, но беспрестанно и напрасно один враждует он – зачем?» На фоне описываемых и тем, и другим крови, резни, смерти эта мысль вполне могла принадлежать и Пушкину. Можно сказать, что он ее посеял, а Лермонтов пожал.
Вряд ли нужно доказывать, насколько Пушкин был пророком в сфере творческого духа, ясновидцем духовного и исторического пути и предназначения России, насколько он опередил, а заодно подвигнул свое время на поприще культурного и нравственного ее развития. Вместе с тем его политические взгляды и общественная роль существенно менялись на протяжении его сравнительно недолгой жизни. Начав свое гражданское служение как общепризнанный возмутитель общественного спокойствия, как автор известных вольнолюбивых стихов, наводнивших, по выражению царя, Россию, среди которых такие, как ода «Вольность», «Деревня», «К Чаадаеву», «Ура! В Россию скачет… », «На Аракчеева», как человек более чем либеральных взглядов, как своего рода Чацкий из «Горе от ума» Грибоедова, как неблагонадежный член общества, поплатившийся за все это довольно мягкой южной, а затем северной, домашней ссылкой, он, в конце концов, превращается в убежденного консерватора, сторонника имперской, самодержавной стези развития российского государства, в почти ура-патриота, с такими ультрапатриотическими стихами как «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». Подобная идеологическая метаморфоза не редкость при возрастном взрослении, а затем старении человека и встречается в жизни, описана в литературе достаточно широко. Дело, однако, в том, что многое определяется самими обстоятельствами жизни. Пушкин, вступив в зрелый возраст, так и не успел состариться, иначе мы имели бы его еще в каком-то неведомом для нас качестве. Возможно, историографа, может быть, даже более одаренного, чем Карамзин, если иметь в виду его «Историю Пугачева» и подготовленные материалы для «Истории Петра Великого». Пушкин избег сентиментализма, а, пережив остро романтизм своего раннего творчества, прочно утвердился в том, что называли потом в литературе критическим реализмом. Многое в его человеческой, духовной, гражданской эволюции объясняется тем, что его жизнь пришлась, разверзлась на две разные, по сути, противоположные исторические эпохи: александровскую и николаевскую. Между ними произошел очень глубокий раскол: восстание декабристов, первое по-настоящему революционное выступление против самодержавной власти в России. Пушкин только чудом, благодаря домашней ссылке, не оказался в рядах восставших. Его давняя тяга к тайным обществам и активной антиправительственной деятельности ни для кого не была секретом. Сам он открыто и честно признал это при своей первой встрече с новым самодержцем сразу же после подавления декабрьского восстания 1825 года. К чести и проницательности ума Николая I следует отнести то, что он достойно оценил благородство и доверенность опального поэта и предложил ему все, что можно было желать в его непростом, фактически подследственном положении: освобождение от ссылки, ведомственной цензуры, личное покровительство. Это обязывало и вместе с тем связывало Пушкина с царем, если не по рукам и ногам, то долгом чести и лояльного поведения на всю оставшуюся жизнь. Логическим следствием, а не неким парадоксом всей этой классической связки поэт и царь стало то, что это сказалось, не могло не сказаться, на отношении Пушкина ко всем последующим действиям самодержавной власти. Известно, насколько оппозиционно, даже враждебно, был настроен поэт по отношению к своему венценосному тезке - Александру I. По сути его настроения в связи с псевдореформаторской политикой царя были типично декабристскими и во многом возбуждались вождями и идеологами этого движения. Известно также, сколько колкостей, эпиграмм и откровенно политических выпадов выпало на долю чуть ли самого либерального царя из всех правивших до него самодержцев российских. Наиболее преуспел в этом именно Пушкин: «Властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда, нечаянно пригретый славой, над нами царствовал тогда». Приговор поэта этому властителю был крайне нелицеприятным: «Недаром лик сей двуязычен. Таков и был сей властелин: к противочувствиям привычен, в лице и жизни арлекин». Ничего похожего против Николая I поэт никогда не допускал, и понятно почему. Правда в своих стихах, посвященных лицейской дате, он все-таки отдает должное Александру, этому противоречивому царю, как основателю лицея, как освободителю Европы, наконец. После известного «Ура! в Россию скачет кочующий деспот…» по прошествии времени появились строки «Ура, наш царь! так выпьем за царя. Он человек! им властвует мгновенье. Он раб молвы, сомнений и страстей; простим ему неправое гоненье: он взял Париж, он основал Лицей». А в своем «Воображаемом разговоре с Александром I» пытается объясниться с ним как искренне преданный ему подданный, незаслуженно отвергаемый государем, попутно отрекаясь от своих «детских» крамольный сочинений и обвинений в том, что он «афей», т.е. атеист, безбожник. Если разговор с Александром действительно воображаемый, то с Николаем был вполне реальный и последствия его, так или иначе, сказывались до самого конца жизни поэта.
Существуют много противоречивых оценок и даже мифов об отношениях Пушкина с Николаем I от монархически верноподданных до оппозиционно непримиримых. Истина, как всегда, где-то посередине. Слишком неоднозначны были эти личности в своей общественной и частной жизни, в исторической ретроспективе того времени. Пушкин, бесспорно, многим был обязан этому царю, по своему уважал и чтил его, но и многое претерпел такого, что было чуждым его понятиям благородства и чести, при той высказанной в письме к жене мысли, что «без политической свободы жить очень можно; без семейственной неприкосновенности невозможно: каторга не в пример лучше». Это реакция на перлюстрацию личной переписки. Миф о причастности царя к гибели поэта скорее всего политическая придумка советского пушкиноведения. Поведение и роль царя в трагические дни дуэли и кончины поэта свидетельствуют больше об обратном. По части милости, моральной, а главное материальной поддержки семьи покойного монарх превзошел сам себя. Однако не следует забывать очень меткой эпиграммы-эпитафии на смерть этого царя, данной другим замечательным поэтом и современником Пушкина - Ф.И. Тютчевым: «Не богу ты служил и не России, служил лишь суете своей, и все дела твои, и добрые, и злые,- все было ложь в тебе, все призраки пустые: ты был не царь, а лицедей». Николай I был действительно царем-лицедеем, причем не меньшим, чем Александр I, по определению Пушкина, был арлекином. Отсюда и результаты его царствования: начал он очень плохо, с расправы над декабристами, а кончил еще хуже, сокрушительным поражением России в Крымской войне. Если Александр I был действительно освободителем Европы, то Николай I заслужил звание ее жандарма, да и сам был прозван в России Николаем Палкиным.
Такая не слишком счастливая повязанность поэта с царями не означает, что именно это сыграло решающую роль в его отношении к польским событиям 1831 году и сочинении победных гимнов русскому оружию, обрушившемуся на восставшую Польшу. Еще в раннем черновом отрывке, датированным 1824 годом, «Графу Олизару» он пишет: «Поэт! Издревле меж собою враждуют наши племена, то наша стонет сторона, то гибнет ваша пред грозою…Но огнь поэзии чудесной сердца враждебные дружит…При песнях радости небесной вражда взаимная молчит, и восстают благословенья, и на сердца нисходит мир…» Спустя семь лет похожие мысли и почти те же выражения, но уже по другому поводу и в иной художественной форме звучат в его политической отповеди: «Клеветникам России»: «Уже давно между собою враждуют эти племена; не раз клонились под грозою то их, то наша сторона. Кто устоит в неравном споре: кичливый лях иль верный росс? Славянские ль ручьи сольются в русском море? Оно ль иссякнет? вот вопрос». Вопрос, кстати, вовсе не утративший своей значимости и в наше время. Спор же в то время был действительно неравным и предрешенным в пользу Российской империи. Тем не менее, Пушкина эта тема давно и глубоко волновала в плане историческом. Художественно она уже была затронута им в его исторической драме «Борис Годунов», где польские образы и персонажи играли не последнюю роль. Касаясь истинных мотивов написания уже упомянутых патриотических стихов, следует отметить, что весь «антизападный» пафос их направлен не столько против восставших поляков, сколько против антирусских откликов Европы на это событие. Пушкина как подлинного патриота России, не равнодушного к ее прошлой истории, современности (недаром и редактируемый им журнал назывался «Современник»), а тем более к ее грядущей судьбе, это особенно задевало и уязвляло. В своем письме к Чаадаеву, который, кстати, был один из немногих близких друзей, кто поддержал в тот сложный момент патриотический позыв Пушкина, первым распознав в нем национального поэта, он пишет: «Я далек от восхищения всем, что я вижу вокруг себя; как писатель, я огорчен, как человек с предрассудками, я оскорблен; но клянусь вам честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, ни иметь другой истории, чем история наших предков, как ее послал нам Бог». Письмо написано Чаадаеву в 1836 году как отклик на его «Философические письма», пронизанные глубоким пессимизмом в отношении русской истории и культуры. Но и в письме, написанном десятью годами раньше к Вяземскому другими словами, но проводится та же мысль: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног,- но мне досадно, если иностранец разделяет это чувство». Таким образом, взгляды Пушкина на Россию сродни сыновьим: детям бывает стыдно за родителей, но отрекаться от них еще стыдней. Взгляды эти на историческую, мировую роль России как страну необычайного прошлого и будущего, хотя и удручающего настоящего, не носят конъюнктурного характера и не зависят впрямую от того или иного царствования и политических раскладов в мире и стране. Пушкин, реализовав себя как великий русский национальный поэт, гениальный художник слова, к великому сожалению, так не успел в полной мере проявиться как историк и общественный мыслитель. Его отрывочные литературные статьи и заметки, исторические материалы и наброски обнаруживают в нем большие задатки недюжинного государственного ума.
При всей политической моментности и спорности с государственной и общественной точки зрения того и, особенно, нашего времени, гражданской позиции Пушкина в польском, равно, как и кавказском национальном вопросе, его поэтический и художнический гений, а также личное человеческое благородство и великодушие ставят и эти его не всеми и не всегда признанные «великодержавные» стихотворения в ряд достойных, если не преклонения, то настоящего уважения безусловно. В подтверждение тому можно привести строки из «Бородинской годовщины»: «В боренье падший невредим; врагов мы в прахе не топтали; мы не напомним ныне им то, что старые скрижали хранят в преданиях немых; мы не сожжем Варшавы их; они народной Немезиды не узрят гневного лица и не услышат песнь обиды от лиры русского певца». Обида, и вполне понятная, была со стороны другого великого поэта и патриота своей отчизны – Адама Мицкевича, обвинившего своих бывших русских друзей Пушкина и Жуковского чуть ли не в продажности и желании выслужиться перед царем. На это Пушкин сумел ответить более, чем достойно в незавершенном стихотворном отрывке: «Он между нами жил средь племени ему чужого; злобы в душе к нам не питал, мы его любили. Мирный, благосклонный, он посещал беседы наши. С ним делились мы и чистыми мечтами и песнями (он вдохновен был свыше и свысока взирал на жизнь). Нередко он говорил о временах грядущих, когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся. Мы жадно слушали поэта. Он ушел на запад – и благословеньем его мы проводили. Но теперь наш мирный гость нам стал врагом – и ядом стихи свои, в угоду черни буйной, он напояет. Издали до нас доходит голос злобного поэта, знакомый голос!..боже! освяти в нем сердце правдою твоей и миром, и возврати ему…» Можно только догадываться о чем молит Пушкин провидение, что желает возвратить великому поляку. Хочется верить, что отчизну, которую тот хотел видеть свободной.
При всем консерватизме взглядов Пушкина на историю России, его истинно русской, а не только родовой, дворянской гордости за ее величие как государства, вынесшего все испытания немилостивой исторической судьбы и кровью которого, по словам поэта, были искуплены «Европы вольность, честь и мир», его вряд ли можно упрекнуть в национализме,. а тем более в том, что у нас окрестили «великодержавным шовинизмом», когда вполне здоровый инстинкт национального самосохранения народа становится маниакальной идеей «фикс», а жупелы «наши» и «не наши» превращаются из знаковых в лозунги толпы, в знамя движения. К Пушкину национальная паранойя не имеет никакого отношении, ни тогда, ни сейчас. В этом смысле особенно замечательно его стихотворение «Полководец», посвященное памяти М. Б. Барклая де Толли. Его роль в войне 1812 года велика и, вместе с тем, глубоко драматична, роль как военоначальника, так и просто человека, чужестранца в спасаемом им отечестве. Впрочем, лучше, чем сам Пушкин, об этом никто не сказал: «О, вождь несчастливый! Суров был жребий твой: все в жертву ты принес земле чужой. Непроницаемый для взгляда черни дикой, в молчании шел один ты с мыслию великой, и, в имени твоем звук чуждый не взлюбя, своими криками преследуя тебя, народ, таинственно спасаемый тобою, ругался над твоей священной сединою». Отдавая должное М.И Кутузову как действительно национальному герою, народному полководцу, спасителю отечества в одном из своих патриотических стихов, посвященных бурным и опасным для России польским событиям, Пушкин не забыл, и едва ли не единственный из русских литераторов посвятил одно из лучших в художественном и нравственном отношении творений другому герою, незаслуженно оказавшемуся в тени общественного внимания и народной памяти. Этому не помешало его нерусское происхождение, наоборот как раз это, несчастливая судьба незаурядной личности иноплеменника в России привлекла поэта.
Разбирая разные национальные темы в творчестве Пушкина нельзя не коснуться украинской темы, которая наиболее живо и ярко выразилась в его блистательной поэме «Полтава». Это тем более интересно на фоне и в свете нынешних исторических реалий российско-украинских отношений. Образ гетмана Мазепы привлекал, как известно, многих писателей, художников, композиторов, видевших в нем натуру незаурядную, творчески и человечески одаренную, хотя морально и политически совершенно неоднозначную, отталкивающую одних и привлекающую других в зависимости от времени и места его оценок. Пушкин придерживался традиционно российского толкования этого образа как изменника и нечестивца: «Что далеко преступны виды старик надменный простирал,// Что он не ведает святыни,//Что он не помнит благостыни,//Что он не любит ничего,//Что кровь готов он лить как воду,//Что презирает он свободу,//Что нет отчизны для него». Однако, будучи большим художником, он вложил в этого героя поэмы и некоторые черты, вызывающие к нему определенное сочувствие, если не уважение. Это грешная, но страстная любовь к дочери своего бывшего друга, ставшего из-за этого его заклятым врагом. Любовь взаимная и не менее страстная со стороны Марии, его крестной дочери. Интересно, что другая любовная история, связанная с этим женолюбивым персонажем, отражена в другой известной поэме Байрона «Мазепа». Однако этот байроновский Мазепа не более чем романтический герой, каких немало у английского поэта. Пушкин в своей «Полтаве» романтический период своего творчества уже преодолел и встал на реалистический путь отражения сюжетных, подлинно исторических событий поэмы. Характерно, что названа она не «Мазепа», как у Байрона или, как опера Чайковского на тот же сюжет. Поэма художественна, но подлинно исторична, и не важно, насколько подлинно отражена в ней любовь Мазепы и Марии, безусловно, драматически и поэтически ее пронизывающая. В кульминационной основе поэмы лежит все-таки полтавская битва. И в этом отношении настоящим героем поэмы является не столько украинский гетман, сколько русский царь. При том, что шведскому королю здесь вообще уделено незначительное место. Картина битвы настолько ярка и художественно впечатляет, что вошла в свое время в школьную хрестоматию. И все-таки при всем великолепии пушкинского описания полтавской битвы и ее действительном значении для России и ее победы в Северной войне со Швецией оценка роли гетмана Украины ныне, как известно, претерпела существенные изменения на его родине. Из преданного в свое время церковью анафеме клятвопреступника и предателя он стал героем не только поэм и драм, но и настоящим героем «самостийной» Украины, борцом с Московией и москалями. Его портреты нынче изображены на украинских денежных знаках - гривнах. Таковы причудливые траектории мировой истории и нынешние исторические реалии Украины. Ну, а Пушкин все же был прав, став на сторону Петра, а не его врагов, и странно, если бы это было не так в то, да и в наше время. Вместе с тем его отношение к Украине, тогда Малороссии, было естественно родственное, как у многих русских. Во время южной ссылки он не раз посещал те места, гостил в Каменке Киевской губернии в имении Давыдовых, был на могилах Кочубея и Искры в Киеве, не миновал, очевидно, и памятных мест битвы под Полтавой. Интересно, что через свою жену Н.Н. Гончарову и ее родственников он сам как бы отдаленно породнился со знатными и старинными украинскими родами. Так в письме жене из Москвы от 26 августа 1833 г. есть такие строки, касающиеся ее матери: «Она живет очень уединенно и тихо в своем разоренном дворце и разводит огороды над прахом твоего прадедушки Дорошенки, к которому ходил я на поклонение». В примечаниях Пушкина к поэме «Полтава» Дорошенко значится как «один из героев древней Малороссии, непримиримый враг русского владычества». По этой же линии у Пушкина была связь с Кочубеями, которых он посещал, в том числе, возможно, и в их доме в Царском Селе (ныне Запасной дворец). Однако особо приязненное отношение Пушкина к Украине, ее народу, природе, культуре можно проследить через Гоголя, Известно, что Пушкин один из первых восторженно оценил первые литературные опыты писателя, его замечательные «Вечера на хуторе близ Диканьки». Оценил и поддержал как нарождающуюся надежду и будущую славу российской словесности. Именно он подсказал ему сюжеты будущих бессмертных гоголевских «Ревизора» и «Мертвых душ». Именно в лице этих двух великих светочей русской и мировой культуры, их творческой и непосредственно личной связи наиболее ярко прослеживается поистине кровная и неразрывная связь между Россией и Украиной, их народами, несмотря на нынешний государственный развод и геополитический раскол между этими двумя сторонами, а теперь и странами. Именно Гоголю принадлежит наиболее глубокая и прозорливая оценка значения Пушкина для России.
Завершая тему, обозначенную нами в заглавии, нельзя все же прежде, чем поставить точку, не провести мысленную проекцию из пушкинского времени в наше и попытаться понять, насколько его творчество повлияло на развитие и становление национальных культур Российского государства и как бы поэт отнесся к тому, что стало с ним как сообществом и союзом народов в настоящий исторический момент. Прошло более полутора века, как не стало Пушкина. За это время многое, что произошло в мире. Для истории, как оказалось, это не такой уж малый период времени, хотя сменилось не так уж много поколений людей. На самом деле за это время сменилась не одна историческая эпоха. Над Россией все-таки пронесся «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», которого так опасался Пушкин. Бунт, если понимать под ним три русских революций в 20 веке, был не совсем бессмысленный, хотя куда более беспощадный, чем пугачевское восстание. К тому же он был не только и не столько русским, сколько интернациональным. Символично, что «Интернационал» стал на какое-то время гимном новой России. Но еще более символично, что, несмотря на все постигшие страну исторические катаклизмы, она выстояла. Выстояла, победила и в отечественной войне теперь уже прошлого века, 1941-1945 годов. И все эти годы Пушкин был с народом, при всех государственных строях и политических режимах, став и оставшись действительно первым национальным поэтом всех времен и народов России, о чем пророчески предрек в своем позднем стихотворении: «Я памятник себе возник нерукотворный…». Пушкин, разумеется, не мог предвидеть всего того, что произошло после него с Россией. Он был и есть пророк в поэзии и сфере духа, но не исторического хода времени. Исторически более состоятельным и правым оказался Мицкевич. И не только в польском вопросе, но и общеевропейском. Именно в Европе, на истерзанном поле исторических битв многих веков возникла теперь реальная возможность для реализации его мечты, «когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся». Думается, что эта идея мирного объединения человечества была близка и Пушкину, и только российские исторические и политические реалии его времени не давали ему возможности выразить это в своем творчестве. И живи он сегодня с нами, то вряд ли благословил и воспел то, что происходило не столь давно на Кавказе. Умиротворяет одно то, что поэт, вопреки всему, самим законам природы, жив, он бессмертен в своем гениальном творчестве, в своих нетленных произведениях, в которых мы, как из вечного источника жизни, черпаем добро и надежду, что, пока он с нами, Россия и ее народы будут жить в веках. Такие гении, как он, рождаются не каждый век. Еще Гоголь заметил, что «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть единственное явление русского духа, это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет» Насчет сроков такого появления Гоголь, похоже, ошибся. Но так хочется верить, что может быть, в 1999 году, в канун 200-летия поэта, в России родился еще один Пушкин, с другой фамилией, другой судьбой, не обязательно даже поэт, но кто озарит наступивший новый век солнцем, подобным пушкинской славе и сделает людей грядущих поколений лучше и счастливее.
Генерал Макашов и ПУШКИН
Общественное внимание опять привлечено к бедовому генералу-юдофобу Альберту Макашову, теперь уже в связи с решением генпрокуратуры о привлечении его, наконец, к уголовной ответственности за разжигание национальной розни. Ну, что соблюсти закон никогда не вредно, даже, если несколько и запоздало, и по такой безнадежной в нашем законодательстве статье. Сам по себе этот факт вряд ли требует каких-либо комментариев, тем более, что доведение дела до суда более чем проблематично. Интересна лишь сама реакция героя этой юридической пьесы. Он нисколько не смущен перспективой уголовного процесса в отношении самого себя. Тем более, что ему не впервой быть под следствием, непродолжительная отсидка в «Матросской тишине» после событий парламентского бунта октября 1993 г., в которых он проявил себя наиболее оголтело и провокационно, никаких репрессивных последствий для него и других его подельников не возымело. Мало того Макашову льстит то, по его мнению, обстоятельство, что вместе с ним на скамье подсудимых должны быть такие корифеи русской литературы как Пушкин, Гоголь, Достоевский, да еще великий украинский кобзарь Тарас Шевченко в придачу. Все они употребляли в своих произведениях слово «жид» как обозначение лиц еврейской национальности, что само по себе бесспорно. Поэтому, что позволительно олимпийцу Юпитеру, почему бы не позволить, вопреки известной пословице, такому маститому думскому быку как Макашов. Известная логика рассуждений в этом есть. Однако суть дела в том, какое понятие вкладывать в это столь неудобопроизносимое у нас слово. Если то, что, например, что в Польше или Чехии, так это не более, чем словарное, языковое обозначение или название известной нации. Если то, что Макашов и иже с ним, так совсем нечто мерзкое, обидное, а потому оскорбительное. Так по убеждению самого генерала это надо рассматривать не иначе как синоним кровососа, чуть ли не упыря. В этом случае есть, за что оскорбиться не только евреям, но и многим русским и вообще честным людям в России. А главное за великую русскую литературу и ее светочей. Особенно за Пушкина, память о котором теперь треплют почем зря, на потребу всяких выборных компаний и политически нечистоплотных дел. Видимо, в преддверии большого юбилея поэта.
Так был ли Пушкин юдофобом в макашовском зловонно-шовинистическом духе? Сама постановка такого вопроса кощунственна в отношении великого национального поэта России, чуждого всяким национальным и расовым фобиям, самого впитавшего в себя кровь нескольких племен, в том числе семитическую. Поэта, предсказавшего, что «слух обо мне пройдет по всей Руси великой и назовет меня всяк сущий в ней язык». Национальный вопрос в творчестве Пушкина, конечно, не мог не иметь и имел место, и греческий, и кавказский, и польский, не исключая, разумеется, и русский. Недаром сказано, что «Пушкин наше все». Его подход к ним не был бесспорен не в его время, не тем более в наше. Что касается еврейского вопроса, то в пушкинские времена он еще по-настоящему не возник в общественном сознании. В Российской империи евреи, заселявшие ее западные и южные окраины, были еще тогда весьма угнетенным и не проявившим своей потенциальной духовной и жизненной энергии народом. Поэт соприкоснулся с ним во время своей южной ссылки, как и со многими другими народами того полуденного края. Именно в те годы им написаны «Кавказский пленник», «Цыганы», «Бахчисарайский фонтан», «Полтава» - произведения, в которых национальная тема звучит достаточно выразительно, поэтически возвышенно и по-человечески трогательно. Что касается еврейской темы. То она вошла в поэзию Пушкина, прежде всего, через библейские сюжеты, в то время довольно фривольно им воспринимаемые: «Гаврилиада», «Христос воскрес, моя Ревекка». Но есть и очень серьезные. глубокие, даже загадочные стихотворные отрывки, в частности «В еврейской хижине лампада в одном углу бледна горит…», заготовка к поэме о героине еврейского народа Юдифи, которая начинается строками: «Когда владыка ассирийский народы казнию казнил и Олоферн весь край азийский его деснице покорил, высок смирением терпеливым и крепок верой в бога сил, перед сатрапом горделивым Израил выи не склонил».
Отрицательный тип «жида» действительно присутствует в отдельных и достаточно известных его произведениях «Скупой рыцарь», «Песни западных славян», даже в популярной «Черной шали». Но это в основном вторично обработанный литературный материал, взятый из европейского средневековья, где отношения к евреям было известно какое. Примерно такое же, как ныне у современного «рыцаря ненавистного образа» Макашова, образа жида – христопродавца и заимодавца одновременно. Мракобесие прошлого и настоящего нашли друг друга, сомкнулись в одном лице. Но при чем тут Пушкин, что макашовского может быть в его творчестве? И какая связь может быть между этими фигурами, столь явно несоизмеримыми и несопоставимыми? Примерно такая же, как между вечно сияющим солнцем и чадящим горением серной спички. Невольно приходят на память пушкинские строки: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!». Солнце Пушкина не затмить, не запятнать никакими макашовыми и баркашовами, как бы они не прикрывались томами его сочинений перед обществом и правосудием.
Пушкин в одной из своих эпиграмм на Ф. Булгарина писал:
«Не то беда, что ты поляк:
Костюшко лях! Мицкевич лях!
Пожалуй, будь себе татарин,-
И тут не вижу я стыда;
Будь жид – и это не беда;
Беда, что ты Видок Фиглярин».
С намеком на двойственные занятия Фаддея как профессионального литератора и филера. Нечто подобное можно сказать и об отставном генерале: не то беда, что он одержимый юдофоб, в конце концов кого или чего любить аль ненавидеть дело совести частное. Беда в том, что вторгнувшись в политику, став уличным полководцем, путчистом и митинговым провокатором, он предстал еще в роли криминального литературоведа, а заодно и сочинителя в духе известного героя Гоголя, который был с Пушкиным на дружеской ноге. Так и наш герой счел возможным быть с Пушкиным на одной дружеской скамье подсудимых, найдя с ним одно общее слово – жид. Слово достаточно поганое в его устах и усах, даром что из трех букв, и ставшее у нас заборным. Но поэт тут не при чем, вечно у нас чуть что Пушкин (не отсюда ли Пушкин – наше все). Суть в идеологии, практике, а отсюда и лексиконе макашизма – одной из колонн нынешнего национал-коммунистического движения. Бог ведает, куда оно приведет своих участников. Главное, что остальному, в том числе и основному русскому народу с ними не по пути.
Макашизм как отрыжка российской «дерьмократии»
Последние скандальные события, связанные с публичными выступлениями отставного генерала и члена думской фракции КПРФ Альберта Макашова, а главное с реакцией на это его соратников по партии породили фонтан националистической грязи, политических дрязг и непристойностей в государственной Думе, в которой замарался не только виновник скандала, но и большинство этого высшего законодательного органа России, именующее себя коммунистами. Впрочем, им это не впервой. Партия перевертышей неминуемо должна была показать миру, что за ее идеологическим интернациональным фасадом скрыто, а теперь и вполне открыто национал-большевистское нутро. Конечно, это открылось не сегодня и не вчера. Великодержавный шовинизм и антисемитизм достался КПРФ в наследство от КПСС. Именно этот типично имперский синдром явился одной из причин краха тоталитарно правящей партии и всей советской империи, которой она более 70 лет управляла. Великую державу разрушил не Горбачев. Он лишь показал свою беспомощность и несостоятельность в государственных делах, и прежде всего в национальной и экономической политике. Советский союз уничтожил ГКЧП, сорвавший заключение нового союзного договора равноправных республик, а завершила и оформила это уничтожение известная троица, не желавшая делить власть с первым и последним незадачливым президентом СССР. Кремлевские путчисты и беловежские пущисты сделали одно дело: покончили с государством, которое создавалось на крови не одно столетие. На месте единого и могущественного союза сплоченных одной идеологией и экономикой народов возник немощный конгломерат разоренных разделом и раздором отдельных евро-азийских государств. Очевидно, это было исторически предопределенно: ни одна империя в мире не существовала вечно. В конце этого века рухнула и последняя советская империя. Некоторым из нас повезло застать ее зенит и пережить закат. Этот мучительный исторический процесс перенесли не все. Гибель советского «Титиника» связана с колоссальными жертвами как материальными, так и человеческими. Многие просто вымерли, другие сломались физически, психически и морально. На дно пошло все ценное, на поверхность социальной пучины всплыла вся маргинальная грязь общества, весь ее пенный мусор. Это особенно наглядно и жутковато проявилось во время парламентского путча в октябре 1993 г., столь бесславно провалившегося, и столь бездарно, топорно подавленного Грачевым. Эта бездарность и безответственность власти потом обернется для России Чечней. Именно на мутной волне тех событий стала заметна фигура генерала А. Макашова как черносотенного вождя восставшей уличной черни. Именно по его приказу толпа вытряхивала из захваченной мэрии «жидов Лужкова» и всяких, по его выражению, «мэров и херов», а затем пошла на штурм Останкинского телецентра. Потом, правда, генералу пришлось отдохнуть немного в «Матросской тишине» вместе с другими главарями антиельцинского путча. Но это ему пошло только на пользу. Убедившись в безнаказанности своих действий и вновь пройдя вместе со своими партийными соратниками в Госдуму, он решил проявить себя уже не в качестве уличного полководца, а в новом амплуа митингового трибуна, поджигателя погромных настроений толпы. Именно в этой роли явился всей стране и миру человек с нерусским лицом, с нерусским именем и, что еще более очевидно, с нерусской недоброй душой, который в пылу ненависти к «проклятым жидам» вообразил, что вправе говорить и проклинать от имени русского народа всех инородцев и лиц ему неприятных, идейно и этнически чуждых.
Манера и суть выступлений этого человека поразительно напоминают другого всем известного оратора, правда не отставного генерала, а бывшего ефрейтора, также явно не арийской внешности, который призывал в свое время немцев примерно к тому же, что и наш герой. Так и хочется совместить кадры германской хроники 30-40 гг. этого века с тем, что пришлось увидеть в наших телепередачах последнего времени. Даже внешне Альберт Макашов и Адольф Гитлер казались двойниками. И не только казались, очевидно, они таковые и есть, если не физически, то идеологически почти точно. И тот, и другой скорбят о крахе своей империи. Оба видят в качестве главных виновников, внутренних и внешних врагов – мировое еврейство, которое надо изгнать, а еще лучше уничтожить. Гитлер мечтал воссоздать Германскую империю, 1000-летний рейх, установить немецкий порядок в мире. Мечта сбылась, но лишь в Европе и всего на 12 лет. Германии и миру этого порядка с лихвой хватило, а в России обошлась наибольшим числом жертв. Казалось с фашизмом, нацизмом и его расовой теорией, людоедской практикой покончено навсегда. Однако жив дракон или как там у Брехта: «Еще плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада». Дракон этот живуч, как у сказочного Змея-Горыныча у него великолепная регенерационная способность восстанавливать отрубленные головы и принимать разные национальные обличья при общем сходстве националистического уродства.
При всем гнусном аффекте и эффекте публичных выступлений - саморазоблачений отставного генерала, он не производит впечатление слишком уверенного в себе и в том, что выкрикивает, человека. В поднявшейся вокруг него и в средствах массовой информации ажиотаже он даже вызывает некое гадливое сочувствие: слишком затравленный, окрысившийся вид у этого и без того мало приятного господина и «партайнгеноссе», который сердится от того, что он не прав, хотя вряд ли сам сознает это. Его постоянное срыгивание ругательным в русской речи словом «жид» не может оскорбить честного человека. На языке его это звучит почти, как хвала. Тем более что в жиды зачисляются не только евреи, но все, кому претит фашиствующий шовинизм, все диссиденты, вся демократическая русская интеллигенция, известные ученые, писатели, журналисты, артисты, музыканты, все не зараженные вирусом юдофобии порядочные, совестливые люди. Они для Макашова, и ему подобных, даже хуже, чем жиды.
Кстати о национальных символах и выражениях. Само слово «жид» не является по сути таким уж поганым, каким оно становится, слетая с языка юдофоба. Так по-польски это не более чем название лица еврейской национальности, одна из славянских транскрипций коренного слово иудей. И в этом смысле оно не более ругательно и оскорбительно, чем такие клички русского как кацап, москаль, фонька-квас или вор. Делать из жида жупел, заклинание, проклятие по меньшей мере глупо и непристойно для образованного человека. Наши идейные и просвещенные антисемиты из бывшей КПСС и нынешней КПРФ это понимают и стараются на людях не впадать в националистическое кликушество, заменив это в общем-то позорное не для евреев, а для них слово идеологическим понятием сионизм. Но и здесь подводит терминология. Сионизм это как раз то, что для них должно быть очень желательным и даже близким по духу. Желательным, ибо главная идея сионизма – создание еврейского государства на исторической родине как раз и отвечает чаяниям Макашова и иже с ним избавить и, как они считают, спасти Россию от евреев. Близким, ибо национализм при всем своем этнократическом эгоцентризме явление в сущности интернациональное, пристающее ко всем народам, как оспа. Но в цивилизованных странах и обществах от этой заразы делают прививки с помощью воспитания, просвещения, специальных законов, наконец. У нас же эта болезнь запущена, приобрела хронический, бытовой, чуть ли не наследственный характер. Конечно, тому способствуют не только и не столько макашовы, баркашовы и прочие фашизоды, сколько сама социальная обстановка, политический климат, в которых мы живем. Причем во многом по исторической вине той партии, которая подготовила распад великого многонационального государства своей топорной имперской политикой, а теперь ищет и, как всегда, находит на кого это свалить. Привычней всего на вечных козлов отпущения –евреев. При этом не важен ни их профессиональный, ни социальный статус, ни их политические взгляды, ни моральные принципы. Для антисемитской публики все жиды одним миром мазаны. Они виноваты и в том, что покидают страну, и в том, что остаются в ней. Последнее особенно не устраивает наших доморощенных нацистов. Естественная ассимиляция и обрусение этого народа их особенно раздражает. Именно поэтому они так упорно держатся за паспорт советского образца, пресловутый пятый пункт, своего рода клеймо, желтую звезду изгоев коммунистической империи. В своем юдофобском безумии они не могут придумать ничего более оригинального, чем воскресить старые черносотенные законы царской России о процентной норме для евреев, ограничений на профессии. Не хватает только восстановления черты оседлости, но только негде ее уже провести, теперь независимые и закордонные Белоруссия и Украина вряд ли согласятся на это.
Грубая полицейская национальная политика дорого обошлась в свое время Российской империи, втянув бесправные еврейские массы в революцию. Советской империи также ничего хорошего не принес антисемитизм сталинского и последующего коммунистических режимов. Не принесет ничего доброго России нынешний макашизм и профашизм уже не правящей, но по-прежнему влиятельной партии коммунистов, перекрасившейся из партии красных интернационалистов в партию красно-коричневых национал-патриотов. Надо отдать должное многотерпному русскому народу, что, несмотря на традиционно и искусственно культивируемый в России прошлого и настоящего великорусский шовинизм и как одно из его проявлений – антисемитизм, в целом он не поддался обработке и подзуживанию всякого рода национал-провокаторов, политически расчетливых или психически невменяемых без разницы. Разум и душа народа оказались сильнее низких инстинктов. Лучшие люди России, воплощающие ее культуру и совесть, всегда были чужды национальной и расовой нетерпимости, а обычные люди разных наций преодолевали этнические барьеры очень просто, по-божески – любовью, семейственно, рожали детей, национальность которых уже трудно установить, да и не имело смысла: ведь нам говорили о нарождении новой исторической и социально-этнической общности под названием советский народ. Теперь его не стало. Плохо это или хорошо – вопрос уже не в этом, а в исторической перспективе. Удастся ли по-прежнему многонациональной России остаться страной объединенных одной исторической судьбой народов или она окончательно распадется на сепаратные национальные и региональные территории без общей связующей цели их существования. Многое, если не все будет зависеть от самих народов, какую они изберут власть, каким законам будут следовать. То время и режим, при котором мы сейчас живем, к сожалению, не внушает большого оптимизма.
Не знаю, кто придумал слово «дерьмократия», но то, что оно довольно точно отражает суть нынешнего общественного бытия и сознания, реальное состояние государственных устоев не вызывает сомнения. Это не означает, что демократия сама по себе плоха, просто мы при ней еще не жили. Как сказал один остряк, разница между демократией и демократизацией примерно та же, что между каналом и канализацией. Пока мы демократизируемся в канализационных переходах, копошимся в их потемках и зловонии, ища путь из прошлого в будущее. Надо сказать, что не все из наследия прошлого было так уж плохо. Кое-что вполне достойно того, чтобы быть унаследованным. Это средний уровень жизни, который мы не подняли, а опустили до нищенского, социальные права на труд и отдых, здоровье и образование, идею интернационализма и дружбы народов, наконец. Мы же унаследовали от прежней системы самое худшее: большевистский тоталитарный подход к переустройству жизни, будь то строительство социализма или демонтаж, слом его. По-прежнему ломается все до основания и называется это перестройкой, реформой. К власти пришли те же большевики, но наоборот. Принадлежность к партии не имеет при этом значения. Важен принцип: грабь награбленное. Награбленным посчитали государственную или нашу с вами собственность. Нынешний тотальный грабеж окрестили приватизацией или «прихватизацией». «Прихватизаторами» стали те же партийные оборотни и чиновники и так называемые новые русские, сделавшие деньги на аферах. Совершилась, как правильно сказано, великая криминальная революция. На фоне правового беспредела стали строить правовое государство. Получили то, что имеем, или как когда-то определил Маяковский: «кому бублик, кому дырка от бублика – это и есть демократическая республика».
В 20-30 гг. такая республика была в Германии. Что с ней сталось, и какие беды принес фашизм немцам и всему человечеству известно. Побежденная разгромленная Германия сумела извлечь уроки из прошлого и стала преуспевающим демократическим государством во многом благодаря денацификации, запрету нацистской партии и подобных ей организаций, проведению жесткой экономической реформы под неукоснительным контролем государства и соблюдению его законов. Победивший в тяжкой войне Советский Союз развалился, как колосс на глиняных ногах, спустя 46 лет после окончания войны. Развалился не от ничтожного путча и мелочных политических интриг, а от того, что правящая партия и элита государства выродилась в организацию карьеристов и рвачей, для которых идеология служила ширмой создания общества благоденствия, коммунизма для самих себя. Нынешние так называемые демократы праволиберального толка, в сущности, делают то же самое. Самое худшее, что они могут сделать, кроме того худого, что уже сделали, это опять накликать на страну тоталитарную диктатуру теперь уже национал-коммунистов, которая по своим последствиям может стать пострашнее режима германских национал-социалистов, ибо в то время еще не было тех средств уничтожения, чреватых для мира и человечества настоящим апокалипсисом и концом света При этом страшен не Макашов как отставной козы барабанщик ползучего нацистского движения в России, страшно даже не само это движение, которое имеет место и в других странах, но в рамках закона. Опасен макашизм в сознании масс как не контролируемая разумом воспалительная реакция на реалии и условия нынешней жизни народа. Изменись они кардинально к лучшему, о беспокойном генерале никто не вспомнит, да и сам он, наверное, притих бы, успокоился. В той же России, в которой мы ныне живем, угроза нового тоталитаризма, при котором коммунизм и нацизм будут не разными, а единой стороной одной медали, вполне реальна. Особенно, когда в стране есть суды, но нет правосудия, имеются законы, но отсутствуют желание и воля к их исполнению. Когда амнистированному, и даже не судимому после событий 1993 г. Макашову со товарищи, и нынче ничего особенного не грозит за уголовное разжигание национальной розни, а большинство Думы его не только не осуждает, а защищает, можно ожидать всякого, в том числе и самого худшего.
И все же хочется верить, что параллельные линии исторического прошлого Германии и будущего России не скрестятся, другой нынче мир, другая Россия. Главным, если не единственным, демократическим завоеванием нашим стала гласность, возможность политического выбора и гражданских свобод. Если они сохранятся, может быть в стране победят, наконец, человеческий разум и совесть, данные нам от бога или природы, и выработанные людьми конституционные принципы общественного согласия и договора. Тогда на многонациональной свободной России еще рано ставить крест. Ее будущее не за Макашовым, а за Сахаровым, Солженицыным, Лихачевым, всеми, кто верит в ее всемирную, культурную, объединительную роль в жизни народов, а не превращает во взрывоопасный для мира очаг национальной ксенофобии и вражды.
Останкинское «тельавидение» по-полторанински
«Оккупационная зона, империя лжи, жидомасонская ложа, наконец, просто «тельавидение» – вот те немногие из уймы расхожих эпитетов и наградных ярлыков, которые адресовали телерадиокомпании «Останкино» за последние несколько лет и зим перестройки и гласности. Свобода слова, ничего не поделаешь, тем более, что это наиболее изощренно-цензурные выражения так называемых красно-коричневых. Как известно их социальная база – люмпены, которыми не мудрено теперь стать любому в нынешней полунищей и разоренной России. Однако далеко не все устремляются на штурм Останкино. Некоторые даже пытаются его защищать, хотя это прямая охранная функция милиции.
Однако, что взять с толпы, хотя и ведомой опытными провокаторами и экс-генералами. Есть у останкинского телевидения недоброжелатели и посолиднее, и подостойнее. Самое примечательное, что это выясняется в передачах с того же телеэкрана. Казалось бы столь плотно оккупированного всякими «дерьмократами и сионистами», что простому и даже не очень русскому человеку там не пройти, не проехать, не просто показаться. Вот и незадолго до октябрьского штурма Останкино в телепередаче «Парламентский час» (по российскому каналу) выступил известный писатель и бывший чемпион мира по штанге Юрий Власов, занявшийся ныне политикой. Человек непростой судьбы, не без интеллекта, мужества и совести. И что мы от него слышим? На откровенно провокационный вопрос некоего телезрителя о якобы засилья евреев на телевидении и явное замешательство огласившей его журналистки, наш депутат был на невозмутимой высоте. «Не надо краснеть!» - сказал он ей и стал излагать свое видение этой извечной и телесовременной российской темы. Излагать все это в корректных рамках как бы рационального, даже научного мышления, отказывая евреям в некоем генетическом коде патриотизма, но все время оговариваясь о недопустимости антисемитизма в этом вопросе. Бытовые приличия были вроде соблюдены, однако все получалось по поговорке «Если в кране нет воды, значит выпили жиды», ибо какой может быть рациональный, а тем более нравственный разговор на почве иррационально национального помешательства. Это доказал еще Шафаревич со своей «Русофобией», которую столь же обоснованно можно назвать «Юдофобией».
Ну, это из нынешних просвещенных национал-патриотов, что же говорить о других, интеллектуально не столь обремененных личностях. Неудавшийся штурм Останкино вряд ли как-то отрезвил эту публику. Мало того, она добилась-таки своего, избрав известного телекаскадера и идеолога русского «нашизма» Невзорова в государственную Думу. Не говоря уже о триумфе не менее известного деятеля и «патриота» - Жириновского. Во время своего предвыборного и бурного «телеизвержения» этот сын «юриста» и отец русской «либеральной демократии» чуть ли не торжественно обещал народу, что все, как один, дикторы телевидения при его правлении будут и белокуры, и голубоглазы, видимо имея в виду в качестве образчика само себя. Видно не зря нашего Вольфовича кое-где уже кличут Адольфовичем. Тот тоже обожал белобрысых. Хотя сам походил на арийца не более чем Чарли Чаплин.
Но и это, похоже, еще не было последним визгом политического театра абсурда на российском телевидении. Теперь всех переплюнул никто иной как сам бывший шеф средств массовой информации времен ельцинской постперестройки. Один из признанных столпов номенклатурной демократии господин М.Н. Полторанин. Кстати видный деятель правого демократического блока «Выбор России», потерпевшего не столь неожиданное, сколь сокрушительное поражение на выборах в Думу. Сам он, тем не менее, стал депутатом, находясь теперь как бы в оппозиции и некой дистанции от президента, с которым был не так давно столь близок. В одной из последних передач «Момент истины», которую ведет известный журналист Караулов, он уже выступил в роли этакого независимого кота, который «гуляет сам по себе». До определенного времени эта роль у него вроде получалась. Но вот настал действительно неожиданный момент истины, когда кот вдруг «окрысился». Это случилось, когда журналист коснулся его взаимоотношений с ведущим программы «Итоги» Е. Киселевым и вообще с независимыми телекомпаниями. И тут маститый демократ отлил, что называется такую пулю, что даже видавший виды и вполне искушенный, хотя и выступающий в амплуа этакого бесхитростного парня, Караулов был явно ошарашен. Полторанин обозвал действия своих бывших, а теперь независимых от него и останкинского руководства телеколлег более чем своеобразно: «лагерный иврит». На каком основании? Ну, тут ему виднее. Видно из-за взаимного нерасположения. И почему иврит, да еще лагерный и что это такое? Очевидно, то же «тельавидение», но по-полторанински. Воспитанный демократ соизволил выражаться, так сказать, эзоповым языком, не прибегая к таким вульгарным выпадам, как «жидовское отродье». В связи с этим журналисту не пришло в голову ничего другого, как припомнить, что в свое время никто иной, как Полторанин настоятельно пытался навязать ему в качестве собеседника лидера «Памяти» Васильева. Ясно, что удивляться тут нечему, имея в виду то специфическое умонастроение, которое оказалось совсем не чуждым бывшему министру пропаганды ельцинского кабинета. Его экскурс по части «русской идеи» уже не мог внести ничего нового по сравнению с тем, что исповедуют современные черносотенные идеологи «Памяти», как, впрочем, и старые фальшивые авторы пресловутых «Протоколов сионских мудрецов». Остается только недоумевать, почему Полторанин относит себя к защитникам Останкино, а не к сторонникам тех, кто пытался взять приступом эту «сионистскую» цитадель. Логичнее было бы второе.
Все эти и подобные им выступления с всевыносливого телеэкрана лишний раз наводят на определенные не слишком оптимистичные размышления о странностях природы патриотизма в России. Почему он часто заквашен не столько на любви к родине, сколько на нелюбви к людям другой нации, даже если они такие же россияне. Поэтому его, наверное, и обзывают квасным. Это тем более обидно, что чувство национальной неприязни к кому-либо вовсе не характерно для русского народа как такового, т.е. как великой полиэтнической общности. Русская идея, если она действительно существует, изначально объединительная, а не отторгательная. Поэтому наши так называемые национал-патриоты «национал», что, что выхолащивают эту идею до примитивного «нашизма», т.е. ксенофобии, бессмысленной ненависти к людям другого рода племени. И это не обязательно люмпены, маргиналы, экстремисты, те, кого раньше называли чернью. Среди идеологов этого движения люди как раз элитарного склада (тот же Власов, Шафаревич), а не только представители бюрократии и охлократии. Но вот и некоторые радикальные демократы в лице Полторанина представились, наконец, в своем демопатриотическом обличьи, тот же эффект, та же спекуляция на святом, когда впору святых выносить.
И все же, как нет дыма без огня, может и пресловутое засилье евреев на телевидении не такой уж вымысел и поклеп русских националистический «витий и витязей»? Даже, если это банальный антисемитский миф (из тех, что тьма), может все-таки есть какая-то, пускай и шаткая, почва для его возникновения? Или все это сплошная выгребная яма, над которой можно только испражняться, но никак не упражняться в логике фактов. Конечно, как рядовые телезрители мы можем просто не знать заэкранной жизни останкинской телерадиокомпании, всех ее информационных лабиринтов, политических и финансовых рычагов влияния. Мы видим только то, что на экране. Понятно, что российское телевидение уже не то, что было этак 10 лет тому назад, когда к экрану не подпущали не то, что евреев, но даже тех. кто на них похож, в частности лиц с бородами. Конечно, исключения были, но они только контрастнее подчеркивали правила. Теперь евреи не такая уж редкость и экзотика на телеэкране. Правда среди дикторов их что-то незаметно, хотя и не все из них от природы белокуры и голубоглазы (бирюзовая мечта Жириновского), есть и шатены, и просто крашеные. Но вот среди ведущих отдельных программ действительно попадаются семитского вида и происхождения личности. Например, Владимир Познер, начавший когда-то с наведения телемостов между Россией и Америкой. Большой либерал, но хронически лояльный ко всякой власти, которая его терпит: когда-то к коммунистам, теперь к демократам. Такой человек всегда и всем нужен. О таких говорят, что они сидят на двух, а то и нескольких стульях, хотя в аудитории этот человек не присядет ни на минуту, честно отрабатывая свой телегонорар путем обегания и опроса всех, кто готов с ним пообщаться. Вот и в одной из последних передач «МЫ», посвященных вопросу национальных взаимоотношений, ведущий проявил максимум идеологической толерантности и политической гибкости, пригласив в качестве одного из экспертов И.Шафаревича. Когда один из присутствующих не выдержал и начал активно полемизировать с печально известным автором «Русофобии» на тему антисемитизма, Познер его тут же корректно пресек и указал на нетактичность выпячивания страданий евреев по сравнению с другими народами. Бедный полемист был явно обескуражен, зато Шафаревич был столь же явно удовлетворен такой демонстративной поддержкой, и со стороны кого!
Или другая не менее известная телепередача «Бомонд» во главе с бесподобным Матвеем Ганапольским. Кто только не мелькал перед козырьком его экстравагантного головного убора. Можно сказать козыри всех мастей, от красно-бело-синих до красно-коричневых. С большим задором, шармом и юмором он тасовал и сдавал их, как залихвасткий телешулер под видом тележокея. Некоторые его гости, например Янов с Миграняном, благодаря розыгрышу ведущего, сыграли нечто напоминающее классическую пародию с пикейными жилетами из «Золотого Теленка» Ильфа и Петрова. Впрочем, в последних встречах, например, с министром Шохиным, он резко сменил имидж, показав, что может быть респектабельным не менее, чем его собеседники. Шутовская шапка с наушниками исчезла, лысина и весь новый облик, увенчанный галстуком-бабочкой сияли, как выставочный сервиз, как некое парадное воплощение репортерского телесервиса. Уж не эти ли передачи и их ведущие вызывают такое раздражение и обвинения в русофобии со стороны национал-патриотов? Право они того не заслуживают. Несмотря ни на что, ясно, что это исправные служители государства, причем со столицей в Москве, а не в Тель-Авиве, не в укор, а в достоинство им будет замечено.
Тогда кто же там действительно лопочет на «лагерном иврите»? Уж не русский ли красавец и полторанинский недруг Е. Киселев, с его неизменным проельцинским курсом? Ну, тогда по этой логике и президента России кое-кто вправе называть Беней Эльциным. Ну, не сукин ли кот господин Полторанин, так дискредитировать своего бывшего патрона! Впрочем, если Марина Цветаева писала, что «в этом христианейшем из миров все поэты – жиды», то в нынешней, да и прежней, России к этой отверженной категории всегда относили всех неудобных лиц, строптивцев духа и ума, так называемых диссидентов, нонконформистов, а то и просто больно умных, т.е. вольнодумных. По крайней мере, в этом всегда убеждали и убеждают народ те, о которых хотелось бы предупредить общество в духе Беранже: «Тише, тише, господа! Господин Искариотов, патриот из патриотов к нам пожаловал сюда». Поскольку власть время от времени меняется, а сыск вечен, а люди слабы перед его искусом и вездесущестью, всегда можно накопать всякого компромата насчет лоббизма, политических, финансовых и иных пружин воздействия на отданное стихии рынка телевидение. Особенно теперь, когда экономическое его положение ничем не лучше всего остального, что свалено в дырявую корзину госбюджета. В этой ситуации, когда, того гляди, платить и глядеть будет нечего, за неимением реальных средств, телерадиокоролевство Останкино остается фактически голым. Забастовка связистов уже реальный факт. Сегодня они еще дают фиговые заставки в виде контурных рамок, информационных сообщений и очередной телемыльной порции «Просто Мария», завтра просто вырубят ток и спустят воду. Конечно, и тут можно припутать евреев по принципу «если в кране нет воды…», но ничего этим ровным счетом не изменишь. Грядет век независимо, частного, коммерческого телевещания. В том числе и через НТВ. И все определяется не какой-то особой еврейской заинтересованностью и причастностью к нему, как это пытается представить тот же Полторанин, а бурно или вяло текущей российской политической и экономической ситуацией.
Когда-то многих приводила в шок невзоровская «НТК-600» - чуть ли не первая независимая, пиратская по форме и содержанию телекомпания в России, ставшая почти официальной витриной русского национал-экстремистского движения под названием «Наши». Чего стоила одна заставка в виде орла, расправляющего крылья под звуки Вагнера. Чем не первые кадры германской военной кинохроники! И терпели до поры, до времени. Впрочем, время политического экстремизма отнюдь не прошло. Мало того, судя по успеху Жириновского, у него еще большое будущее. Теперь пришло время других независимых телекомпаний. Не столь сногшибательно – патриотического толка, с иной идеологической и геополитичесой ориентацией. Ну, а если участие или сочувствие некоторых евреев такого рода телевещанию для кого-то очевидно, то это и не должно быть секретом: кому охота быть или ощущать себя внутренним эмигрантом в своем отечестве, а то и вовсе стать беженцем. А не к этому ли ведут дело нынешние красно-коричневые преемники исторически воскресших черностенцев?
Чтобы действительно ответственно заявлять о засильи какой-то нации в определенной области профессиональной или общественной деятельности, выдавать желаемое за действительное, одной извращенной пристрастности явно недостаточно, нужны факты, в том числе очевидные. Телевидение же это не совсем открытый базар, что пришел и увидел за прилавком обилие лиц определенной национальности. Худо бедно, его охраняют лица не менее определенной профессии, и далеко не каждый проникнет в его аппаратную сердцевину, а тем более утвердится там в качестве своего. И, тем не менее, есть теперь у телевидения свой прилавок: реклама. И тут действительно есть чему подивиться, и от чего очуметь бедному телезрителю. От всех этих неприкаянно-окаянных ваучеров, сникерсов и соусов. Отсюда и анекдоты типа: «Вы пробовали тампакс? Да. Ну, и как? Да не очень, баунти лучше». На этом сплошном рекламно-паузном фоне появление израильских фирм отнюдь не улучшает качество и смысл изображаемого. Если поначалу это было весьма редким, сдержанным, с достаточным вкусом исполненным вкраплением в общую попугайно пеструю и настырную мозаику, то теперь эта реклама выпирает целыми кусками, прямым печатным текстом казенных объявлений, где нет уже никакого вкуса, один лишь дезодорантный запах. Чего, например, стоит реклама средств от пота или настоятельное приглашение ошалелому от «снговой» фиговой жизни телезрителю сделать себе любую пластическую операцию в Тель-Авиве. Это уже действительно похоже на «тельавидение» не в самом своем лучшем виде. В принципе им пахнет не более освежающе, чем любой другой идиотской рекламной жвачкой или начинкой, будь она из Техаса или какого иного зарубежья, дальнего или ближнего.
Однако даже эти факты рекламного вторжения вряд ли могут серьезно свидетельствовать о «сионизации» останкинского телевидения. Если говорить действительно о каком-то особом влиянии евреев в этой сфере деятельности, то скорее это будет не реклама, а искусство и культура. Само по себе мнимое или даже реальное преобладание каких-то наций в том или ином виде деятельности не является криминальным, если, конечно, сама эта деятельность не преступна. Никто, например, не докажет, что высокий процент евреев в области интеллектуального труда нанес какому-то обществу материальный или же моральный ущерб. Это только бывшие советские писатели могли устраивать позорные разборки, кто из них русский, а кто русскоязычный, прямо в духе и времени сталинских компаний против космополитов безродных и «убийц в белых халатах». Теперешние юдофобы особенно рьяно вцепились не в еврейских врачей или адвокатов, которых осталось еще сколько-то в медицине и юриспруденции, а в каких-то сионистских призраков, которые бродят по телевидению, как когда-то призрак коммунизма по Европе. Этот призрак, как известно, материализовался, и многие еще в его власти, в том числе те, что шли на приступ Останкино. Неистовость этой компании связана все же не столько с еврейством, чья роль на телевидении явно мифологизирована, сколько с политическими устремлениями определенных националистических кругов к власти, в том числе информационной, особенно важной, даром что четвертой. Антисемитизм же всегда был лишь отвлекающим фоном, жульническим средством в политическом игровом балагане, удобным свистком для натравливания толпы и клапаном для стравливания избыточного пара ненависти из перегретого котла народного терпения, доведенного до крайности политикой власти, к которой Полторанин имел и имеет прямое отношение.
И все же, каким бы блефом и мифом не выглядели бы всякие наветы такого рода, было бы, наверное, неверным отрицать определенное влияние некоторых, выражаясь суконным языком, русскоязычных лиц еврейской национальности на российский телеэфир. Многих из них уже нет, другие далече, как, например, Михаил Казаков, сделавший тут свои самые замечательные работы. Он был способен сделать здесь и больше, и лучше, но, очевидно, за ненадобностью предпочел русскому «лагерному ивриту» иврит израильский, так сказать классический. В результате в выигрыше явно не останкинское «тельавидение». Можно назвать немало замечательных артистов, музыкантов, режиссеров, щедро и честно служивших и продолжающих, насколько это еще возможно. служить русской культуре, в том числе на телевидении. Среди них есть и целая плеяда особо любимых и ненавидимых из числа сатириков и юмористов (достаточно назвать Жванецкого, Карцева, Хазанова), которые используют самое доступное им меткое оружие: остроумие, иронию, смех против того, что так дорого и свято жрецам и идолопоклонникам прежнего тоталитарного строя. Есть ли в их комичном таланте нечто хохмичное, специфически национальное? Возможно, но причем тут русофобия? Тогда пращу и щит Давида, использованные против Голиафа, можно считать чуть ли не антирусским поступком. Не важно, что великан не был православным, важно, что мальчишка был иудеем..
Надо сказать, что всем нынешним нашим сатирикам, евреям или не евреям все же далеко до Аркадия Райкина, который был велик не только и не столько как сатирик, но и как лирик. Осмеивать, изгаляться над пороками умеют многие, страдать за них, а значит и за человека – удел великих художников, таких, как Гоголь или Шолом-Алейхем. В этом смысле поистине терновым венцом еврейского духовного «засилья» на российском телеэкране можно считать «Поминальную молитву», уже дважды показанную на нем. Не грех показать и трижды, уже хотя бы в память чудесного русского актера и человека Евгения Леонова, недавно скончавшегося. Прекрасного исполнителя главной роли Тевье-молочника. Это уже за последние годы не первая телеэкранизация самого гуманистического, общечеловеческого произведения еврейского классика. Все они замечательно поставлены и сыграны русскими артистами. Это и понятно, такие персонажи как Тевье, Кола Брюньон Ромена Ролана, Иван Африканович Василия Белова – квинтэссенция любого народа. В лихие исторические времена перестройки и перекройки обществ и государств с неизбежным обострением национальной розни так нужно сохранить любому человеку живой душу и целомудренной веру в жизнь как божественный и единственно бесценный дар природы, который великий смертный грех разменивать на вражду, хулу, а то и каиново убийство себе подобных. Для истинной человеческой души, данной от Природы или Бога, нет национального узилища. Она свободно общается на едином языке братства, который помнит, наверное, еще до вавилонского столпотворения, с колыбельных времен человечества.
Сейчас уже трудно, почти невозможно представить нашу жизнь без современного ее чуда – зеркала: телевизора. Слишком мы много черпаем из этого волшебного ларца. Однако далеко не все в нем чудесно, часто телеэкран отражает жизнь и вкривь, и вкось. А как магическому орудию четвертой власти ему вообще придается чуть ли не демоническая сила, и не зря. Достаточно вспомнить уже не забываемые события в Вильнюсе, Москве (Останкино), чтобы уразуметь какая магнетическая сила исходит от этих поистине вавилонских телебашен. Имеется в виду, конечно, не столько сила электромагнитного поля, сколько сила идей, слов и видеобразов, которые они излучают прямо в души и умы людей. Если порой телевизионный ящик можно уподобить сосуду Пандоры, из которого вылетают в мир дурные вести и безобразия, то следует вспомнить, что по мифологии на дне его остается нечто доброе: надежда. Наверное, важно, чтобы она не слишком там залеживалась и, если не постоянно, то хотя бы временами лучилась с экрана, не смотря на все мрачные перипетии нашей жизни. Для этого люди по ту и другую сторону его должны научиться взаимной терпимости и уважению. Тогда многие и долгие часы, проведенные перед телеэкраном не будут отравленными и безнадежно потерянными в нашей и без того не слишком лучезарной жизни. Да не покинет нас светлая надежда как в суровой, цвета хаки реальности, так и на иллюзорно-голубой или радужно-цветной телеэкранной виртуальности».
Это эссе, если его можно так назвать, было написано, очевидно, где-то в 1994 г уже после жутких октябрьских событий 1993 г., одним из драматических событий которых было кровопролитное, но бесславное нападение вооруженной чем попало толпы во главе с генералом Макашевым на телестудию Останкино. В качестве тарана был использован грузовик, который пробил стеклянную стену первого этажа здания. Помнятся страшные кадры на экране, который в самый критический момент штурма вдруг погас. Его лишь с треском пересекали какие-то пунктирные полосы наподобие трассирующих пуль, впечатление от всего этого было страшноватое. К счастью спецназ, охранявший здание, не растерялся, открыл огонь по нападавшим, были жертвы, пролилась кровь, но самое худшее не только для телестудии, но и для всей страны было предотвращено. Макашевские штурмовики были рассеяны и их предводителю не удалось дорваться до центрального пульта и призвать к тотальному побоищу в Москве в отношении сторонников Ельцина, лужковских «жидов» и «дерьмократов». До этого им удалось взять приступом московскую мэрию, после чего Макашев прокричал в мегафон, что никаких больше мэров и «херов» не будет. Отсюда не удивительна последовавшая реакция очухавшихся после всего этого разгула макашевцев и баркашевцев военных, выкуривших несколькими выстрелами из танков по Белому дому всю эту антиельцинскую думскую свору во главе с Руцким, Хасбулатовым и очумевшим от предвкушения диктаторской власти генералом. Только таким, надо признаться, варварским способом удалось пресечь ту крайне опасную политическую свару, которая способна была взорвать гражданский мир в стране, висевший буквально тогда на волоске, ввергнуть ее в настоящую гражданскую войну. Россия уже когда-то ее пережила, пережить ее снова, такова вероятность была, но выжить в ней было уже невозможно.
Именно впечатлением и чувствованием тогдашней кризисной политической ситуации, резко критических настроений в обществе и развернувшихся событий в столице, и навеяно было это эссе. Теперь, спустя немало лет, воспринимаю все прошлое более отстраненно и трезво. Конечно, во многом в создавшемся тогда положении был виноват сам Ельцин, у него вообще была склонность слишком вольно обращаться с доверенной ему властью и выпускать или напускать, надо или не надо, злых духов из политического «ящика Пандоры», которым тогда являлась государственная Дума. Им было допущено немало личных грехов и политических ошибок на грани с преступлениями, однако все же он и только он, когда был президентом, оставался гарантом того, что страна не скатится больше к тоталитарной форме правления. Настоящим демократом он не был, да и откуда им было стать бывшему секретарю обкома, но в установлении демократии в стране немалая историческая заслуга ему принадлежит. Ну, а в отношении того, что действительно происходило тогда в СМИ и телевидении, как в их самой влиятельной сфере обслуживания и обдуривания народа, надо писать отдельный трактат. И таких уже написано немало, хотя всего все равно не узнать и не понять. Мои познания тогда, да и сейчас, не позволяют этого делать, Если тогда больше доверялся субъективным чувствам, то теперь приходится полагаться больше на приобретенный опыт и знания, т.е. на объективное сознание ума. То, что происходило тогда на телевидении, его разгосударствление и коммерциализация, конечно, не могло не давать обильно смакуемую пищу не только для полторанинских, а он знал о чем говорил, но и для просто обывательских толков. Роль и влияние в то время на самые влиятельные телеканалы ОРТ и НТВ Березовского и Гусинского не было в то время уже ни для кого секретом. Именно в их олигархических сферах и банках находились тогда эти достаточно мощные средства информации. Так что «тельавидение» в то время не было уж таким злостным антисемитским мифом. Злостным он, конечно, был, поскольку вменялся в вину чуть ли не всем, в большинстве своем никак не причастным лицам определенной национальности, но такова уж природа антисемитизма как и любой другой национальной ксенофобии. К тому же эта сфера, как и многие другие, была тогда сильно криминализована, особенно в сфере рекламы на телевидении. Именно тогда был застрелен директор ОРТ и популярный телеведущий Листьев, преступление которое не раскрыто до сих пор, и, видимо, уже закрыто за давностью лет.
И все же, какое же мы ныне имеем телевидение, заслуживает ли оно и сейчас обывательской и неприязненной клички «тельавидение»? Кое-кто, если не многие, склонны считать его таким и сейчас, понимая под этим засилье лиц семитского происхождения на телеканалах Останкино. Сразу же надо отметить, что телеканалов этих с тех пор очень сильно прибавилось и начинить их всех евреями, которых за то же время существенно убавилось за счет эмиграции в Израиль и другие страны Запада, практически не реально, как бы кому не хотелось или вообразилось. К тому же центральные каналы ОРТ и НТВ, контролируемые и субсидируемые изначально Березовским и Гусинским, давно уже избавились от этих олигархов, благодаря проводимой еще Ельциным и продолженной Путиным чистки рядов высших сфер власти от слишком амбициозных и не всегда лояльных к ним владельцев СМИ, носителей самой влиятельной, так называемой четвертой власти. Ныне в связи с появлением новой мировой информационной сети «Интернет» влияние и возможности СМИ еще более и очень резко возросли. Среди них телевидение явно теряет лидирующее положение в информационной политике государств мира, и Россия не является тут исключением. Тем не менее, роль его еще достаточна сильна и считаться с ним власть предержащим приходится. Не поэтому ли главные центральные каналы пока надежно прибраны к рукам правящей, проправительственной камарильи, оставив оппозиционной «пятой колонне» общества лишь некоторые вентиляционные отдушины, где можно было бы как-то озвучить и визуально выразить свои взгляды, Это, например, на канале «Россия» телетокшоу «Исторический процесс» и «Поединок». Характерно, что результаты голосования на них никогда не были в пользу либеральных, демократически настроенных участников этих часто срывающихся на откровенный телебалаган дебатов. И каким бы блестящим полемистом не был либерал Н.Сванидзе, он никогда не выходил победителем в телесхватках с государственниками, отстаивающими старую имперскую, тоталитарную модель российского государства. Не потому ли эта передача дозволяется, продолжается и конца ей не предвидится пока расклад сил и общественного мнения в российском обществе будет таким, а не иным. А то, что он еще долго, если не навечно, останется таким, можно не сомневаться, ибо таков, как теперь говорят менталитет или образ мышления и действий большинства российских граждан, уставших от нынешних гражданских свобод и социальной униженности всех тех, кто гораздо больше потерял, чем обрел в ходе реформ последнего 20-летия.
Появились на останкинском телевидении и другие передачи, если не целые каналы, на которых проповедуется и откровенно националистическая прорусская линия взглядов. Одна из них традиционно завершается музыкальным видеоклипом (или идеологическим видеокляпом) с песней, где гордо акцентируется припев: «Мы русские, мы русские, мы русские, мы все равно поднимемся с колен!». Появляются на телеэкране и довольно часто такие махровые «ультрапатриоты-русаки» как Проханов, Леонтьев, Шевченко, которые каждый по-своему подпевают этому новому гимну русских националистов. Спрашивается, кто русский народ поставил на колени перед своей, а не чужеземной властью за последние годы своей новейшей истории, что за оккупационный режим установился в России. Миф об иудейском иге, мировом сионистском или жидо-масонском заговоре все еще витает и насаждается во многих умах русских людей, однако и у них может наступить прозрение, кто есть настоящий внутренний и внешний враг России, кто за Россию свободную и просвещенную, а кто за государство не столько сильное, сколько насильное, ограничивающее права граждан.
Ну, а как с уже упомянутыми когда-то телеведущими, которых условно можно было считать за витрину останкинского «тельавидения» в силу своего национального происхождения. Матвей Ганапольский вообще ушел оттуда и перебрался на радио «Эхо Москвы» - рупор нынешнего российского вольномыслия. Зато Владимир Познер не только не утратил своих набеганных и насиженных на TV позиций, но и укрепил их, уже став телеклассиком в жанре интеллектуального токшоу. Создал свою авторскую программу «Познеп», где интервьюирует разных авторитетных гостей, одним из которых был и Дмитрий Медведев уже в качестве премьер-министра. Ныне это самый маститый и уважаемый из оставшихся действующих старожилов первого канала, не утративший либеральных взглядов. Зато на телеэкране появились новые фигуры этого жанра. Из них известные В. Соловьев и А. Гордон, также, между прочим, определенного происхождения, чего они и не скрывают. Их профессиональная везучесть и карьерная «плавучесть» объяснима в том числе и тем, что в своих программах они демонстрируют вполне лояльную к власти и довольно терпимую к крайностям российского политического спектра позицию. При этом, будучи людьми способными и здравомыслящими, они умудряются выдерживать, что называется баланс различных интересов, т.е. не слишком кренятся вправо или влево. Это собственно и характеризует класс профессионального, в меру ангажированного телеведущего, способного иметь и свою точку зрения, не всегда совпадающую с официозной.
Есть среди известных нерусских лиц, допущенных ныне к телеэкрану и радио, фигуры и весьма радикальных, можно сказать, если не анти-, то и явно не про- правительственных взглядов. Среди них писатель Михаил Веллер, также явно не славянских корней, но завоевавших среди теле- и радиоаудитории определенную популярность своими откровенными, не вписываемыми ни в какие официозные схемы воззрениями. Изредка, но регулярно, появляется поздними вечерами в качестве «дежурного по стране» Михаил Жванецкий, который своей природной нетривиальностью видения окружающего мира способен еще потешить телезрителей, хотя и с некоторыми натяжками. Наше время и довольно затянувшийся исторический этап становления российской демократии вообще позволяет, в той или иной степени, позиционировать себя с каких хочешь точек зрения и взглядов. Для этого существуют разные порой антагонистические СМИ от крайне левых до столь же смещенных правых, от ультранационалистических до столь же им противостоящих. Есть среди них и произраильские, сионистского толка издания. Правда, на российских каналах их что-то не заметно. Однако имея спутниковую тарелку, можно наткнуться и на русскоязычный канал израильского телевидения. В целом же среди многоликих российских каналов и программ телевидения что-то явно того, что можно было бы отнести теперь к «тельавидению», т.е. прокламации и популяризации политики государства со столицей Тель-Авив, как-то не режет слух и зрение. Скорее наоборот, проарабская, а значит антиизраильская нота еще доминирует в ряде СМИ, и на телевидении в частности, хотя нынешняя арабская «весна» ничего хорошего ни миру, ни России, ни самим арабам не сулит.
Завершая эту тему, надо отметить следующее. СМИ и, прежде всего, телевидение – это, так или иначе, зеркало, отражение нашей действительности во всех ее проявлениях, добрых и дурных. Нынешнее TV с его многоканальным и многопрограммным показом мира и разных сторон жизни человеческой дает возможность удовлетворить многие, хотя и не все духовные, культурные, бытовые, профессиональные и прочие потребности людей. Не нравится одно, переключай кнопки на другое. Другое дело, что в век повальной коммерциализации оно также стало рыночным продуктом. Наиболее выпукло это видно по массовым тошнотворным, редко когда талантливым, рекламным роликам. За прошедшие годы они стали еще более бездарными и навязчивыми. Лишь передачи канала «Культура», избавленные от них, являет собой редкий, обетованный островок подлинного вкуса и гуманизма. В остальном многие показы телевидения начисто этого лишены, как и культуры всего и вся. Это вызывает нарекания, раздражение, протесты многих телезрителей, которых кого возмущает, а кого просто утомляет буквально поточный конвейер сцен насилия, безвкусия, пошлости, шутовства, словом общая бездуховность льющейся с телеэкрана товарной продукции. Им надоела вся эта беспардонная реклама сникерсов, тампаксов и подгузников, пива, БАДов, секс-допингов. Особенно это затрагивает пожилых, регулярно смотрящих телевизор людей. Молодые, те уже не смотрят «телек», разве что футбол и хоккей. Думается, что даже молодежный и скандально известный «Дом 2» уже не отвечает их вкусам и потребностям. Они давно уже завязли в компьютере, интернете и там ищут себе всякую «развлекуху» по индивидуальным запросам. Так что не следует теперь так уж преувеличивать и демонизировать роль TV на общественное сознание. А потому, какое там «тельавидение», все это пережитки обывательского мышления и политических реалий 90-х годов прошлого века. По большому счету нынешнее телевидение вообще никакое, а какой-то пестрый конгломерат разрозненных рекламных заставок, бесконечных и повторяющихся телесериалов, телеигр и токшоу. Пустое, в общем-то, но такое привычно необходимое времяпровождение для пенсионеров.
Одновременно с этим очерком мной было написано личное письмо Ю.П. Власову. Отослано оно было, помнится, в редакцию какой-то газеты, то ли «Смены», то «Литературной» для передачи адресату. Вряд ли оно было ему передано, никакого отклика на него получено не было. Писать, видимо, надо было в газеты «День» или «Советская Россия», любимым автором которых он тогда стал. Так или иначе, мое послание осталось безответным. В архиве остался лишь его дубликат, который и приводится ниже.
Уважаемый Юрий Петрович!
Недавно случайно увидел Вас в телепередаче «Парламентский час». Нельзя сказать, чтобы многое из того, что Вы говорили, не было понятным и созвучным тому состоянию шокотерапийной оторопи, в которой пребывает значительная часть народа. Да, перестроечная эйфория улетучилась и охмелевшее от нескольких неумеренных глотков демократии, а вернее того самогонного пойла «дерьмократии», которое за нее выдавалась, общество никак не придет в себя от тошного похмелья иллюзий, несбывшихся надежд на лучшую жизнь. Вот уже пришла хмурая пора постперестройки, и все, наконец, поняли, что жизни этой вряд ли дождутся в России ныне живущие поколения. Новые, возможно, но наше с Вами, вряд ли, в чем, наверное, и наша вина. И хотя то сорное и злачное, что взросло на нашей отечественной ниве, сеяли вроде бы и не мы, пожинать выпало нам. В этом есть своя историческая справедливость: слишком от многих, в том числе и военных бед, которые с лихвой хлебнули старики, мы люди послевоенной генерации были избавлены, а так в истории не бывает, чтобы кто-то избег чаши сей. Пришло время испытаний и для нас. В этом отношении «поправение» или «полевение» наших граждан вполне понятны, хотя человеческие метаморфозы, которые при этом происходят, воистину достойны и удивления, и сожаления.
Однако не ради суетных политических дискуссий решился я на открытое письмо к Вам. Политика, как известно дело не самое свежее, чистое и утешительное, как все, что относится к древнейшим профессиям. Меня, прежде всего, задела не Ваша политическая, депутатская, а нравственная, человеческая позиция. И тут я страшно разочарован, Не ожидал, что человек с Вашим интеллектом, мужеством и совестью может говорить, а главное думать так. Это началось с момента, когда Вы начали отвечать на откровенно провокационный вопрос некоего телезрителя о якобы засилье евреев на телевидении. Журналистка, которая зачитывала его, явно смутилась, но вы были на невозмутимой высоте. «Не надо краснеть!», - сказали Вы ей, и стали излагать свое, так сказать, видение этой извечной и такой телесовременной российской темы. Надо отдать Вам должное, излагали Вы все это в корректных рамках как бы рационального мышления и бытового приличия, все время оговариваясь о недопустимости антисемитизма в этом вопросе. Однако все так получалось, что как поется в одной частушке: «Если в кране нет воды, значит выпили жиды, если в кране есть вода, значит жид нассал туда». Нельзя говорить рационально об иррациональном. Это доказал уже Шафаревич со своей «Русофобией», которую столь обоснованно можно назвать «Юдофобией» (рядом, в скобках). Вот и Вы под видом просвещенного осмысления этой всем навязшей в мозгах, зубах, печенках спекулятивной темы умудрились-таки наговорить такого, что хоть сейчас ставь в приложение к пресловутым «Протоколам сионских мудрецов». Причем взывая к интеллекту (а лучше бы к совести) людей, Вы, вольно или невольно, пихаете их на самом деле в темные дебри звериного подсознания. Даже, если принять Вашу версию, что евреи лишены, как вы выразились генетического кода патриотизма, исторической памяти о святой Руси, ссылаясь на то, что они стали подданными России лишь 200 лет назад с разделом Польши, то тем более, какие к ним претензии. Не хочу ничего опровергать и доказывать, особенно тем, у кого генетический код направлен в это русло, кто всосал подобные понятия с молоком матери. Это бесполезно, скорее слепой увидит, а глухой услышит. Хочется лишь обратить Ваше внимание, что всякие ссылки на генетический код, историческую память обоюдоостры, мутят кровь, бередят раны не только одного народа. Тем более, что так называемый генетический код народа или отдельного человека хранит не только хорошее, но и не мало дурного. Среди последнего и ксенофобию – наиболее древнюю и живучую форму античеловеческого изуверства, нечто на уровне неосознанных подкорковых инстинктов, если не спино-мозговых рефлексов. Зачем же аргументировать на этом уровне, чтобы вызывать низменный позыв крови или приступ реликтовых зооинстинктов с известным кличем: «Наши!» или «Не наши!». В любом цивилизованном обществе, не исключая Россию, этого старались избегать, стыдились, как дурной болезни всяких «фобий», не подавали их носителям руку, если это явление принимало зловещие раздутые формы, возвышали честный голос, организовывали общественный протест. Дело Дрейфуса во Франции, Бейлиса в России исторически достаточно показательны. Лишь в СССР в связи с делом врачей не нашлось, да и не мог быть услышан такой голос.
И еще, как быть с генетическим кодом людей, в чьих жилах течет смешанная кровь? А в России таких всегда было не мало, и это далеко не пустоцвет нации. Достаточно вспомнить Пушкина. И не в примеси ли африканской, польской, еврейской, татарской или иной крови загадка и разгадка великой русской души, ее всемирность. Конечно, интернационализм теперь не в моде. Имею в виду не тот ублюдочно-пролетарский, социально-ущербный, классовый, что провозгласила революция, а тот, что действительно завязался в нашей постреволюционной истории вместе с Советским Союзом и давал на протяжении многих лет не такие уж плохие плоды. Да, бывало все, вплоть до геноцида и переселения, но идея дружбы народов существовала в том государстве, а главное работала. По крайней мере, осилила нацизм, расизм в великой войне с ним. К большому несчастью победа эта, как, увы, и все в истории, оказалась не вечной. Оказалось, как у Брехта: «еще плодоносить способно чрево, уже не раз вынашившее гада». Не исключено, что вслед за Говорухиным, с его неправдоподобно благостной Россией, которую мы потеряли, найдется не менее памфлетный автор и другой картины, не менее трагичной, где столь же горячо, но правдиво покажет, что Советский Союз, который мы проморгали, был империей не только зла, но и немалых добрых дел. И будет по-своему прав, ибо тот дикий кровавый беспредел, который мы зрим сейчас на имперских окраинах, а теперь и в столице, напоминает нам о прошлом, как о чуть ли не потерянном рае.
Ясно, что при всей исторической обреченности всякой империи, для народов ее населяющих распад государства оборачивается подлинной трагедией. Если раньше «только бы не было войны», теперь «только бы выжить». Однако носителями и проводниками такого распада является не какой-то народ (простым труженикам этого вообще не надо), а, как правило, правящие камарильи (бывшие, нынешние, грядущие), которым всегда тесно у распределительной кормушки власти. Отсюда узконациональный сепаратизм, стремление бесконтрольно урвать свою, «самостийную» долю общенародного достояния. К чему это приводит, всем уже ясно. Не ясно только почему наши государственники и почвенники, в том числе и Вы, упорно пытаетесь свалить всю ответственность за это на какие-то транснациональные, иноземные, инородные силы и особенно на «малый народ» (по известной версии Шафаревича), который часто был традиционным «козлом отпущения» государственных российских разборок. Не лучше ли в данной ситуации на себя оборотиться. Не вы ли, российские депутаты, принимали в свое время, еще до «путча и пущи», декларацию о суверенитете России? Никакая Прибалтика и Чечня не могли подложить под Союз взрывной заряд такой силы, как это сделала сама Россия в лице своих избранников. После этого всякие идеи и разговоры о возрождении особого русского самосознания, которое так пострадало за советский период российской истории (как будто другие народы пострадали меньше) наводят на определенные размышления: насколько они сочетаются с общероссийской государственной идеей. Ведь Россия это не только Русь (Киевская или Московская), это огромный евроазиатский материк, сонм народов и языков. И почему специфически русскому самосознанию так уж мешают самосознания других народов, со своими национальными устремлениями, далеко не всегда центробежными.
Даже если эти устремления выливаются в массовую эмиграцию (еврейскую или немецкую, а потом и русскую), то надо понимать, что это, прежде всего, не от хорошей жизни, а от плохой, по сути слепой политики государства. Это касалось и Царской России. Массовый приход евреев в революцию это прямое следствие позорной черты оседлости, пресловутой процентной нормы поступления в учебные заведения, страшных погромов и прочих диковин национальной политики царского режима. Советский режим поначалу был вполне благосклонен к этому народу, предоставив ему равные гражданские, социальные и прочие права. Но это продолжалось не слишком долго. Национальная репрессивная политика сталинизма не просто коснулась еврейства, она приняла особо изощренные формы государственного антисемитизма, с его дурно пахнущими компаниями по борьбе с космополитами безродными, сионистами и тому подобными зачатыми в известных органах и рожденными партийным агитпропом идеологическими жупелами. В результате почти полностью истребили весь культурный цвет народа, его артистов, поэтов, писателей. Сам же народ умудрялись держать в совершенно особом клейменном режиме: ни тебе национальной жизни, ни подлинной ассимиляции. Вместо нацистского клейма в виде желтой звезды неброский, но какой весомый пятый пункт в паспорте о национальности (своего рода пятая группа гражданской инвалидности или неблагонадежности). Перестройка многое поставило на свое место, в том числе вообще убрала этот пункт из паспорта. Вместе с тем довела эту проблему до другой крайности или демократического абсурда: полная свобода национального существования и антисемитского разгула, полная свобода выбора от сионизма, хасидизма до русского фашизма и «Майн Кампф» Гитлера. Вот она подлинная демократия и вседозволенность в нашем отечественном варианте. Такое, разумеется, не может быть всем по душе, некоторых это пугает, поэтому немалая заслуга в том, что люди покидают страну не только наших доморощенных национал-патриотов красно-коричневого спектра, среди которых есть как коммунистические оборотни, шарахнувшиеся от классового интернационализма к русскому национализму, так и откровенные нацисты самого крутого антисемитского и даже антихристианского, языческого толка. Тут, как всегда, политические крайности, маргинальные идеи смыкаются и действуют в одном антигуманистическом и, по сути. апокалиптическом для человечества направлении. И пока государство смотрит на всякое проявление национал–шовинистского экстремизма сквозь бутафорски растопыренные, но никому не страшные правоохранительные клешни, должного доверия к нему, естественно, не будет и связывать с ним свою нормальную будущность способен только ненормальный.
Что касается не раз уже упомянутого сионизма, которым пугают русский народ до икоты, то на языке наших давних политических шулеров это не более чем идеологический жупел, выдаваемый за синоним всего еврейства и рассчитанный на невежественные умы и легковерные души. Для мало-мальски сведущих и здравомыслящих граждан сионизм, при всех его исторических особенностях, не более чем национальное и не менее чем освободительное движение, призванное собрать евреев на земле предков, символом которой является гора Сион, что в Иерусалиме. Не вдаваясь в его мотивы, а они слишком серьезны, чтобы говорить о них походя, надо быть все же слишком злонамеренным или оболваненным, чтобы утверждать и, особенно, верить, что это некий всемирный заговор, направленный против остального мира. Как всякое идейное и политическое движение оно, разумеется, не является неким монолитом, очень разнородно и имеет свои крайности, сродни уже упомянутым нашим, но это беда всех народов, рождающих в муках и вынужденных веками отстаивать свое национальное самосознание. В этом отношении все империи с их великой объединительной идеей: одна земля, один народ, один вождь, один бог были одновременно и благом и проклятием для завоеванных наций. Евреи так и не вписались ни в одну из древних или новых империй, в этом их извечная трагедия. Но это позволило им сохраниться как народу, не исчезнуть, подобно древним египтянам или римлянам, и даже ценой невероятных жертв воссоздать свое государство. В этом немалая заслуга сионизма, так ли уж надо его за это поносить?
Справедливости ради надо признать, что далеко не все евреи одержимы национальной сионистской идеей или напуганы национал-коммунистическими юдофобскими выходками бывших хозяев России, КПСС- ных расстриг, как метко окрестил их А. Розенбаум. Многие не мыслят себя вне России и русской культуры, считают себя с полным правом русскими, а не русскоязычными, как в гражданском, так и духовном смысле, ибо национальное самосознание и самоощущение определяет не столько кровное, сколько духовное начало. Заслуги некоторых из них перед русской культурой общеизвестны и бесспорны: М. Антокольский, и И. Левитан, братья А. и Н. Рубинштейны, О. Мандельштам и Б. Пастернак. Перечень этих имен может занять не одну страницу. Судьба их во многом трагична, особенно тех, кто решил и смог полностью слиться с русской духовной жизнью, православием. Достаточно назвать того же Б. Пастернака и отца А. Меня. Тут ксенофобия проявлялась особенно дико, ревностно и слепо. И не только со стороны партийных бонз, но и со стороны национал-патриотического клира. Тут особенно не могли простить им их происхождения, как, возможно, и семитского происхождения Иисуса Христа, его матери, приемного отца, учеников. Таково уж ущербное национальное мироощущение этих людей.
Вот Вы позволили себе сентенцию, что не может быть у власти в России не русский, инородец или иноземец. Как будто история сплошь и рядом не опровергала этот тезис, и, особенно, ярко на примере именно России. Или не было варягов, немок, всех этих Рюриковичей, принцесс Ангальбт-Цербстских. Да и кто такие Романовы, как не онемеченная династия общеевропейского монархического клана. Разве что последний монарх был еще по матери датчанин. Как быть здесь с генетическим кодом? Да и всегда ли инородец у власти, даже, если, страшно подумать, еврей, это плохо? Заслуги барона П.П. Шафирова перед Россией, думается не меньше, чем светлейшего князя А.Д. Меньшикова, даром, что один дипломат, примиритель, а другой воитель, завоеватель. Или пример того же Дизраэли лорда Биконфилда в истории Великобритании такой уж неудачный? Правда есть и противоположные примеры. Но даже, если взять исторически нам памятного «кремлевского горца» и «отца всех народов» Иосифа Джугашвили, а некоторые продолжают считать его таковым, то каким бы изувером рода человеческого он не был, как и его антипод-австриец Адольф Шикльгрубер, но государственные, имперские интересы своих подданных они умели отстаивать похлеще любого чистокровного русака или прусака. Другое дело, какой ценой поплатились за их людоедскую политику их же народы, не говоря уж об остальных. Но это уже особый разговор, и инородство властителей здесь не имеет такого уж самодовлеющего значения. Хотя, конечно, лучше, когда у власти человек с харизмой, как теперь говорят, народного единокровника. Лучше,. прежде всего, для самого народа, ибо все «выкресты» имеют болезненную склонность быть святее самого папы римского, как в вопросах веры, так и в отношении паствы, с особым, часто не оправданным, усердием стремясь заслужить ее расположение, а это не всегда в интересах государства, особенно, если оно многонационально, как Россия.. Наши современные «выкресты» типа Жириновского или Хасбулатова с их гипертрофированным русофильством и имперскими замашками не столь смешны, сколь опасны. Впрочем, угодить народу, а вернее темной его части – черни, занятие не благородное и не благодарное. Она и типично русского мужика Ельцина окрестит Эльциным, если он не потрафит ее специфическим квасным вкусам и привычкам.
И, наконец, о телевидении или, как считают некоторые рьяные патриоты, к коим, очевидно, можно теперь отнести и Вас, «тельавидении», имея в виду Тель-Авив как некий символ мировой еврейской экспансии. Надо иметь или очень уж искушенно пристрастный, натасканный взгляд, или, вообще, на все в мире глядеть через какие-то оккультные «жидо-масонские» очки, чтобы чуть ли не весь персонал ТВ, по крайней мере тот, что на телеэкране (что и кто за ним не знаю) зачислять в евреи. Лично мне, может быть по близорукости, (но и Вы в очках), они как-то не бросаются в окуляры. Конечно, иногда попадаются и явные семиты, но не так уж часто и навязчиво. Можно в конце концов не смотреть того же Познера, если не нравится. Или там М. Казакова, А. Райкина, Ф. Раневскую, И. Кобзона, М. Жванецкого, Г. Хазанова, хотя многие, думается, не возражали бы, если бы их показывали чаще. И потом, если таковые даже имеются на телевидении, что они проводят какие-то свои специфические еврейские или антирусские интересы? Отнюдь, как сказал бы Егор Гайдар. Они лишь более или менее способные проводники определенной части нашего общественно-политического спектра, либерального, консервативного, лево- или праворадикального. Среди них и небезызвестный господин Жириновский, новоиспеченный идеолог и лидер русского национал – либерализма. За последнее время чуть ли не все лидеры оппозиции получили экранное время в той или иной передаче от «Момента истины» до «Бомонда». Вот и Вы вышли в «Парламентский час», а за день до Вас в передаче «Без ретуши» выступала Елена Боннэр. Чем не пресловутый плюрализм мнений? Вы и ваши единомышленники хотели большей доступности, регулярности в освещении взглядов оппозиции. Думаю, что это резонное желание и вполне в возможностях телевидения, хотя не уверен, что, если ежедневно видеть и слышать на телеэкранах лидеров национал-патриотов или демороссов, то от этого народу станет легче и веселее жить. Мы итак настолько политизированы, что превратились в каких-то телезомби, а в лучшем случае приобретаем идиосинкразию ко всем политикам. Думаю, надо просто уметь пользоваться тем временем и теми возможностями, которые вам предоставляют. Невзоров с его «600 секундами» блистательно показал, как это делать, используя немногие отведенные ему минуты хроники на подзарядку своих телефанатов такой ненавистью, что ее хватает круглосуточно, а кое-кому и на всю оставшуюся жизнь. Так что оппозиция не только квита, но и имела мощную фору на телевидении в лице этого телекаскадера и провокатора.. Конечно, настоящая конструктивная оппозиция, а не экстремистские ее крылья, может быть, имеет и маловато времени для разъяснения народу своей позиции, однако народ не плебс, не чернь, он гораздо умнее, чем думают некоторые телевещатели, хотя, к великому несчастью, немало и оболваненных, а то и просто отпетых негодяев, ведомых современными гапонами типа Ампилова. Массовый психоз, культ и разгул толпы – охлократии, вот их «оппозиционные» доводы. «Бей жидов, спасай Россию!», - вот их идеология.
Это письмо писалось еще до нынешних октябрьских событий, до останкинского погрома, до всего того ужаса, что многие из нас пережили, а кто и просто наблюдал на улицах Москвы или с экранов тех же телевизоров. Мелькнул кадр с Вами, где вы сидите в президиуме какого-то национал-патриотического собрания, рядом с предводителем русских фашистов. Это многое, может быть, объясняет в Вашей позиции, хотя никак не оправдывают. Очень уж неприятно и обидно лицезреть Вас в этой компании. Думаю, тот антиельцинский альянс, который сколотился в стране и куда вошли самые казалось бы различные силы так называемой русской оппозиции, при всей политической пестроте явно однородно представителен и ориентирован на продолжение имперского курса, который и привел по сути государство к краху. И нет ничего противоестественного, что произошло то, что по логике идей и самой истории и должно было произойти: коммунисты и фашисты стали по одну сторону баррикад в силу, очевидно, единого генетического кода и сходств групп крови, в результате чего и произошло красно-коричневое кровосмешение. Ну, а юдофобство всегда было безотказным индикатором обоих течений, тем более их реактивной смеси.
Теперь государственная цензура на телевидении и в средствах массовой информации, за которую Вы как будто ратовали, ссылаясь зачем-то на Израиль, действительно появится. Запрещены уже ряд изданий, «600 секунд». И вполне оправдано в создавшейся ситуации, которую они сами и создавали. Я далек от мыслей радоваться этому, мне близко изречение, приписываемое вроде Вольтеру, смысл которого в том, что он не согласен с тем, что говорит этот человек, но готов отдать все за его право говорить это. Хотя в отношении откровенно фашистских взглядов это вряд ли допустимо, по крайней в условиях не сложившейся демократии. Причин для какой-либо радости, повторяю, не у кого нет. Правительство одержало, на сей раз, воистину пиррову победу. Будущее России, наше будущее стало еще более неопределенным. Как выйти из этого бесконечного лабиринта реформ и антиреформ, похоже не знает никто. И менее всего те, кого мы уже избирали и будем избирать по новой. Если чем народ и сыт по горло, так это своими избранниками. Сейчас самое страшное это не голод, а взаимная ненависть, куда более истощающая духовные и физические силы людей. Особая вина за это лежит не только на политиках и политиканах, но и на интеллигенции, интеллектуальных и духовных пастырях народа, призванных просвещать, смягчать его нравы. Насколько вы лично, как литератор, ощущаете себя ответственным за все, что произошло в стране? Насколько ваша личная гражданская позиция способствует подлинному национальному миру и согласию? Конечно, Вам как опальному депутату, сейчас особенно нелегко, но кому в России сейчас, да и всегда, было легко? Жить вообще трудно: то разбрасываем камни, то собираем, и все не впопад, не во время. Вот и Россию чуть не столкнули в пропасть гражданской войны. Не ведаю, как демократия, но ни коммунизм, как это показала наша советская более чем 70-летняя история, ни тем более германский фашизм, замахивавшийся на 1000-летний рейх, но не просуществовавший и 12 лет, это не выход для России не в «царство свободы», не в мировое цивилизованное сообщество. Мало того, что это заведомый исторический тупик, это неминуемая война, сначала гражданская, а далее мировая и последняя для человечества. Поиски своего пути для России, конечно, нужны, но надо всем понять, в чем же все-таки состоит русская идея, что сулит она народам ее населяющим и миру в целом. А для этого полностью переосмыслить свое имперское и коммунистическое прошлое, взять из него лишь то, что действительно объединяло все народы, не лишая, а поощряя, уважая их национальную самобытность, допуская их самоопределение. Только на таком пути Россия может сохранить то, на что имеет историческое право: быть родным а не сиротским домом для всех народов, признающих и желающих впредь иметь ее своей Родиной. Ну, а если когда-нибудь и наступят те благословенные времена, когда «народы распри позабыв, в единую семью объединятся», то и тогда понятии и ощущение родины не исчезнет и место рождения человека всегда будет занимать в его душе и памяти самые заветные уголки.
И, наконец, Вас может заинтересует, кто же автор письма. Может, подумаете, каких взглядов, таких и кровей, и не ошибетесь. Да, я по происхождению еврей, и вполне выстрадал это, живя в своем отечестве. Россия, чтобы там ни было и чтобы ни говорили, моя истинная Родина и покидать ее не под каким предлогом не собираюсь. Разве что, не дай бог, в качестве беженца, если к власти придут ваши друзья (?) – баркашевцы или макашисты. Несмотря ни какие генетические коды я имею такое же, если не большее наследственное право жить в стране свободным полноправным российским гражданином, как и любой из них. Мой отец, военный врач, погиб в 1942 г. в Севастополе от руки фашистов, нелюдей подобных же взглядов. Я также ничего особенно не выиграл, а многое, материально и морально потерял с приходом нашей «дерьмократии». Но для меня лучше Ельцин, даже в качестве диктатора, чем «конституционалисты» типа Руцкого и Хасбулатова. Диктаторы приходят и уходят, а политические прохвосты и властолюбцы всегда остаются вместе с народами, нажигая их в запале своих безмерных амбиций и фанфаронства. Пишу Вам, потому, что не отношу Вас к этой бессовестной категории лиц, чувствую, что искренне страдаете за Россию, но в оценке ее друзей и недругов явно заблуждаетесь. Не думаю, что лукавите и способны на политические игры. Очень жаль, что такие люди, как вы поддались лже-патриотическим шабашам, которые кончаются всегда скверно. В этом не только Ваша личная трагедия, в этом наша общая российская беда. Да образумят россиян происшедшие безумные события, да прибавится разума честным людям и пусть надолго отрезвят они негодяев.
И еще, мне всегда казалось странным, если не парадоксальным, когда национальными «фобиями» становятся одержимы люди неординарные, творческие. Если предположить, что в основе любой национальной вражды не только иррациональные биологические, но и вполне рациональные социальные причины, не только дарвиновская внутривидовая борьба или гумилевская пассионарность, но и обычная цеховая или клановая конкуренция, а то и просто человеческая зависть, настоящие творцы, аристократы не крови, но духа должны быть намного выше этого. Несмотря на известную истину, что нельзя жить в обществе и быть свободным от него, настоящая творческая личность потому и личность, что утверждает себя не через связи, а через собственный и божий дар. Льва видно не столько по когтям и гриве, и даже не по рыку, а по его внутреннему, природному ощущению себя таковым. Почему среди именно творческого, казалось наиболее интеллигентного и культурного, а не простого люда, так мало достоинства и столь много позорно-склочных разборок, в том числе кровных, кто русский, кто нет, а кто лишь русскоязычный? В конце концов, высший дар, данный нам от бога и родителей, человеческий. Вместо того, чтобы благословлять судьбу, что она даровала нам прийти в этот мир не амебой, ни червем, ни пресмыкающимся, ни крысой, ни даже просто человекообразным приматом, а человеком разумным – Homo sapiens, мы без конца разбираемся, кто из нас достойней, кто народ-богоносец, а кто богоизбранный. Кончать надо с этими мессианскими претензиями, все мы люди, и как таковые равны перед богом и природой, которые создали нас, имея, наверное, иную цель, чем вечные раздоры и взаимную ненависть. Любовь и прощение, сочувствие и раскаяние, вот, что еще может спасти человека и человечество. Когда это люди только поймут? Не было бы поздно, чтобы все сущее не превратилось в ничто и не возродилось никогда.
Перечитав, это письмо, не нашел в нем ничего такого, от чего отказался бы теперь. Возникла лишь потребность узнать немного побольше о Ю.П. Власове – личности в свое время очень знаменитой, почти героической, а заодно понять, откуда у него появились такие личные нелицеприятные взгляды на евреев. Заглянув в интернет, узнал, что неоднократный чемпион мира, Европы, СССР, олимпийский чемпион, оставив спорт занялся литературой, а в период перестройки переключился на политическую деятельность. Был народным депутатом СССР в 1989-1991 гг. Входил в Межрегиональную депутатскую группу, куда входили Ельцин и Сахаров, выступил с речью, в которой резко критиковал КПСС и КГБ, вышел из партии. Однако затем идейно вновь решительно перековался. 30 марта 1992 г. опубликовал в газете «Куранты» статью «Сумерки демократии», в которой выступил против проводимых в России реформ и за отставку руководства страны. В 1993-1995 гг. был депутатом Госдумы, при выборах проходил по списку христианско-демократического движения, но победил как независимый кандидат, набрав по округу почти 25% голосов, опередив бизнесмена Константина Борового, чье национальное происхождение ни для кого не было секретом. Но уже при выборах 1996 г. набрал лишь 12% голосов, проиграв тому же Боровому. Не пройдя в Госдуму выдвинул свою кандидатуру на президентских выборах в том же году. Получил 0,20% голосов, после чего отошел от политики, и о нем почти ничего не стало слышно. Политическая карьера в общем-то не из успешных, хотя и довольно типичных для многих отошедших в тень известных людей, увлекшихся на время перестройкой и затем ужаснувшихся ее последствиями. Отсюда резкая перемена взглядов и неадекватность некоторых поступков. Как будто не он писал в своей книге: «У меня отвращение к националистической спеси. При чем тут патриотизм?.. Видел как тонка и непрочна культура, как в один миг смывается под напором шовинизма, как уступает место инстинктам, как эти инстинкты сплачивают, как могут быть бездушны, жестоки, несправедливы залы, как могут быть слепы тысячи…».
Ну, что об этом скажешь, откуда же такие странные метаморфозы от гуманиста к националисту? Небезынтересна все же одна важная деталь его спортивной биографии: в 1964 г. на Токийской олимпиаде он проигрывает в очень драматичном поединке Леониду Жаботинскому, также очень известному тогда украинскому штангисту. В одной из японских газет было написано, что «два сильнейших человека России – Никита Хрущев и Юрий Власов пали почти в один день» (18 октября, через четыре дня после снятия главы правительства). Фамилия Жаботинский известна не только в связи со штангистом, Ее носил и известный сионист Владимир (Зеев) Жаботинский, также выходец с Украины. Никакой родственной связи между ними вроде нет. Фамилия эта, видимо, довольно распространенная там, и вряд ли Леонид Иванович имел какие-то корни, связанные с еврейством. Тем не менее, были некие попытки связать единоборство этих великих спортсменов с их национальной принадлежностью. Бог знает, может быть, это как-то отразилось на личном восприятии Власова этой судьбоносной для него темы. В конце концов, он проиграл и Боровому. Уступив Жаботинскому, ему пришлось расстаться со спортивной карьерой, а после проигрыша на выборах в Думу и с политической деятельностью. Но это все из разряда домыслов, хотя ничего в этой жизни и в человеческой судьбе исключать нельзя. И еще одно странное совпадение, просматривая фотографии Юрия Власова в уже не молодом возрасте, нахожу удивительное сходство со своей внешностью, почти двойники. Вот тебе и генетический код, на который он ссылается. Откуда такая фенотипическая, портретная близость у генотипически столь разных индивидов? Все мы от Адама и Евы, так стоит ли этому удивляться.
Беня Ельцин – враг народа
«Так согласно одной из газетных корреспонденций скандировала толпа, ведомая национал-коммунистами, в день известных первомайских событий в Москве. Ну, почему Беня, а не скажем Борух, что более соответствовало бы еврейскому созвучию имен и внешней солидной наружности Бориса Ельцина или Эльцина (по остроумной версии наших национал-патриотов) понятно. Не знаю много ли горлопанов читало Бабеля и о знаменитом герое его одесских рассказов Бене Крике, но авторы антиельцинского позунга, внушившие его распаленным демонстрантам, безусловно начитанные люди и опытные провокаторы. Хотели, очевидно, тем самым убить двух зайцев: и президенту досадить, и евреев лишний раз задеть, Смысл этой провокации в том, чтобы убедить народ, что Ельцин – еврей и бандит в одном лице. А Беня как-то сподручнее, ближе к литературному персонажу, к тому же аббревиатура БН – Борис Николаевич тоже о чем-то говорит. Ну, а то, что для этой публики евреями числятся все, кто не разделяет ее взгляды, известно давно. Сюда можно отнести весьма солидную часть русского народа, не обуянного имперским шовинизмом, национализмом и прочей лжепатриотической чванью. Не говоря уже о демократах, либералах, просто интеллигенции.. Если не все из них евреи, то жидомасоны точно.
В России, этой бывшей многонациональной империи, всегда было на кого валить все шишки государственных неурядиц. Прежде всего на нацменьшинства, инородцев и, конечно, не в последнюю очередь на евреев–вечных козлов отпущения всяких национальных разборок. И ничего нет исторически пародоксального в том, что в эпоху революции слово «жид» стало синонимом комиссара и коммуниста, а во время перестройки его противоположности – демократа, если в это понятие вкладывать какой-то адекватный смысл. Еврей, по представлению нашего черносотенного, а теперь уже красно-коричневого обывателя, всегда смутьян и антигосударственник. Плохому танцору известно, что мешает. Юдофобствующему горе-танцору всегда мешали собственные греховные причиндалы, которые он почему-то выдавал за еврейские, грозясь их вырезать, хотя казалось более щадящим и гигиенически оправданным было бы простое обрезание. Нет, не крайней плоти, а крайностей своих же бесстыдных поступков. Но каждому, как говорится, свое, быть и ковыряться в своей тарелке, пользоваться своей ложкой и не тыкать в рот пальцем своему сотрапезнику, чтобы не откусили. Хотя все мы теперь сидим за одним нищим российским столом, все, по сути, чужие на этом чумном пиру под названием «перестройка», но, несмотря ни на что, правил благопристойного застолья должны все же придерживаться, обходясь без людоедства вообще и «жидоедства» в частности. Ну, а если каким-то мошенникам при этом очень вольготно и хорошо живется, то национальность их тут не причем. Мафия, если и имеет национальность, то к самому народу, русскому, еврейскому или кавказскому имеет отношение довольно косвенное. У нее свои, сугубо шкурные, скорее интернациональные, чем национальные интересы. И в этом отношении она сродни скорее люмпен-пролетариату с его «кто был ничем, тот станет всем».
Возвращаясь к известным образам Бабеля, соотнеся их с прошедшими майскими, а теперь и новооктябрьскими событиями, попадаешь в очередной тесный круг литературных и, увы, политических ассоциаций. Ну, что касается уже упомянутого толстого намека на то, что Ельцин не просто «жид», а еще и бандюган, и политика его бандитская, антинародная, в нынешней политической ситуации эти нападки приняли еще более криминальный характер и уже не поддаются цензурному воспроизведению, помня о существовании некоего закона о защите чести и достоинства президента. Поэтому ограничимся наиболее изысканным – Беней. Вообще-то говоря, в метафорическом литературном смысле обручать Бориса Ельцина с Беней Криком не столько забавно, сколько гротескно. Беня все-таки единственный своего рода король, пускай и одесских бандитов, но на вечные времена. Привилегия немногих литературных героев, тогда как Ельцин всего лишь первый, надо надеяться не последний, президент России, причем в ее самом ущербном варианте, куда Одесса уже не входила даже в качестве порто-франко. Впрочем, Москва всегда была Одессе не указ. Если и проводить какие-то литературные параллели, то Ельцина скорее впору сравнить с папашей Бени – главой этого почтенного семейства и главным героем яркого бабелевского «Заката» - Менделем Криком. Между ними действительно есть что-то родственное по части характеров, пристрастий и стилей поведения. Конечно, сравнивать российского президента со старым одесским биндюжником, слывшим между биндюжниками грубияном, не совсем учтиво, но что-то между ними все-таки есть общее. Несмотря на весь свой внешний демократизм и вполне цивилизованный «прикид», президент порой удивляет и даже шокирует многих своими неординарными выходками, простительными ломовому извозчику, но никак не политику. Его поведение и репутация непредсказуемого, крутого мужика во многом от простонародных корней, явно русской, и никакой другой, широты души и нрава, но въелось нечто и от секретаря обкома, партийного чинуши. Впрочем, удержаться на вершинах прежней власти не дал ему беспокойный, неудобный характер, не принимающий привычных номенклатурных правил игры. Чем не Мендель Крик, тому тоже было душно и тесно в замкнутом кругу своей семьи и среды. Однако то, что простительно Юпитеру, в данном случае литературному образу и герою, не прощается, как известно, земному быку – вполне ьному политику, да еще и президенту России. Его поведение и сбои на тех же базарных съездах народных депутатов политически и нравственно далеко не безупречны, хотя по-человечески вполне понятны. Другой на его месте, может быть, допустил и не такое, уж больно лихие там собрались ребята. Вот, где скорее можно найти персонажи, подобные Бене Крику. Тот же Беня Хасбулатов, чем не король нашего «дерибасовского» парламента, а этот «пархатый» гусар Левка, чем не Руцкой, с его амбициями и фанфаронством. Чем они оба не политические налетчики и не блудные, окаянные отпрыски своего «закидонистого» папаши Менделя Ельцина? И разве они уже не подпали под уголовный кодекс после своей антиельцинской вылазки. Вот уж действительно, чем не театр абсурда вся наша политическая жизнь и ее герои. Все бы ничего, да кровь пролилась, много крови, в том числе невинных людей. И тут уж не до шуток, кончается искусство и «дышит почва и судьба», как образно, по-пастернаковски, можно выразить эту ситуацию. Трагедия и фарс, действительно оборотные стороны любой исторической коллизии.
Не исключение и нынешние события. После того, как мятежной толпой была взята и разгромлена мэрия и захвачено в плен несколько «жидов Лужкова», как окрестили тамошних чиновников повстанцы, перед разношерстным ликующим воинством выступил ее полководец, экс-генерал Альберт Макашов. Этот не состоявшийся президент и новоявленный фюрер русского народа заявил буквально следующее: « больше в России не будет ни мэров, ни пэров, ни сэров, ни херов!». Сказано сильно, хотя несколько запальчиво и самонадеянно. Звучит не как прогноз, а как приказ. Конечно, вполне можно представить себе Россию без мэров, с гоголевскими городничими, грибоедовскими полковниками–Скалозубами. Эти образы живы и похоже бессмертны, поскольку не перевелись их современные прообразы, красно-коричневый генерал один из них. Но вот ради красного словца, на потребу толпы и собственного специфического вкуса, он явно переборщил или переперчил, отвергнув по- русски матерный атрибут власти. Разве не на нем зиждется весь наш российский, как принято теперь выражаться, менталитет, мироощущение и самый образ жизни? Тысячу раз прав старик Шекспир, жизнь это театр, а все мы - его актеры и зрители. То, что произошло, лишний раз подтверждает это. В этой мятежной массовке было задействовано очень много посредственных актеров и статистов, еще больше зрителей в роли откровенных зевак, часто жертв собственного любопытства. Подлинные действующие лица и фигуры этой кровавой постановки оставались за кулисами, ну а народ, как всегда выжидал и молчал, большинство оно всегда молчаливо. Сейчас, после известной разрядки, можно строить много всяких предположений был ли это действительно стихийный русский бунт, «бессмысленный и беспощадный», или все это заранее устроено в некоем закулисном мире, политическом «зазеркалье». Когда-нибудь это рассудит история, а теперь пускай этим займется суд. Ясно лишь, что «мятеж не может кончиться удачей, тогда он называется иначе». Не забыть бы только за всей этой зловещей кутерьмой нашего главного действующего лица и героя – впервые всенародно избранного президента России, То, что он не Беня и не Крик (разве что Мендель) мы уже для себя, если не для всего общества решили. А вот действительно ли он – враг народа, и кто тогда подлинные его друзья, в этом еще надо разобраться.
Да, президент, как там не крути, совершил государственный переворот, распустив Верховный Совет и назначив новые выборы без его согласия. Впрочем, не мудрено распустить то, что и без того до неприличия распустилось. Имеется в виду, конечно, организационная, профессиональная и, особенно, нравственная распущенность, если не разнузданность наших законодателей. Когда-нибудь этот заразительный синдром верховной власти назовут, может быть, «хасбулатовщиной» по имени ее председателя Руслана Хасбулатова. Да, в нашей сталинско-брежневской конституции, которую вдруг стали так ревностно блюсти, такого права президенту не дано. В ней президент вообще не предусмотрен и существует как поправка или приставка к основному закону. Зато в ней существовала известная статья о руководящей роли КПСС, исходя из которой ее генсек являлся, по сути, верховным лицом в государстве. Из слова буквы не выкинешь, но это факт нашей фантасмагорической истории, что президент присягал именно на этой конституции. Присягал по сути дела депутатам, а не народу, который выбирал его, приложив руку к анахроничной конституции взбаламученной и агонизирующей системы власти. И, конечно, эти парламентские баламуты имели вполне законное, хотя и аморальное право, дружно отвергнуть направленный против них президентский указ и даже отрешить его автора от занимаемой должности. А поскольку «свято место пусто не бывает», на стреме уже \был и претендент на нее в лице вице-президента Руцкого, Он уже давно томился от безделья и жажды глотнуть абсолютного, а не сильно разбавленного алкоголя власти. Однако вся загвоздка в том, что власть эта уже не вполне прежне-брежневская, однопартийная, монолитно-дубовая. Ее уже основательно подрыли прежние коррумпированные партийно-бюрократические рыла. Горбачевская же, а потом ельцинская политическая перестройка состояла в том, что моренному, фактически уже не живому дубу советской власти пытались привить оливковые ветви демократии, которых аж три, а то и четыре (законодательная, исполнительная и судебная, а также информационная). Оживить то, что уже мертво, дело, как говорится дохлое, но ведь и похороны и поминки режима можно превратить в некий пир во время чумы, сплясать политический канкан, устроить не то вальпургиеву, не то варфаломеевскую ночь в столице, мэрии, Останкино, в стенах Белого дома (ныне черного, закопченного), сделав из него не то могильный памятник, не то крематорий советской власти. При сем мало того, что старое генеалогическое, номенклатурное древо этой власти напрочь отторгало чужеродные привои демократии. Сами эти ветви никак не складывались в единый государственный механизм, становясь подобно упряжке из лебедя. рака и щуки, как в известной крыловской басне. Мало того, что их действия разнонаправлены, они еще пускались во взаимные потасовки, растрясая и без того разоренную государственную поклажу народного достояния, и наваливая туда чемоданы с бумажным и кассетным компроматом друг на друга. Под видом борьбы с коррупцией в высших эшелонах власти на глазах всего мира сводятся личные счеты. И после этого еще хотят какого-то уважения и поддержки со стороны избирателей, народа. Вот уж действительно чума на оба ваши дома, парша на все ваши ветви.
А в то же время, чем уж народ до тошноты, по горло, по самые уши сыт, так это своими избранниками. В то время, как новоявленные и избранные паны по-хамски дерутся, у людей, которые давно уже не холопы, трещат не то, что чубы, головы или животы, трещит сама государственная, правовая, нравственная основа их бытия. Все мы живем, как в шекспировской пьесе, «где распалась связь времен» и рухнули все былые опоры. Теперь нас призывают к новым выборам, к одобрению новой конституции, которую вряд ли кто прочтет, а если прочтет поймет и сознательно примет. На все это выделяется очередная баснословная сумма денег, которых так не достает на дотацию того же хлеба насущного, не говоря уж о масле к нему. Политические игры, как и олимпийские, очень не дешевые, но если спорт окупается зрелищно, эмоционально и даже экономически, то политика это одни затраты средств и психического здоровья людей. Появляется на сцене целая свора старых и новых политических наперсточников, каких-то неведомых партий, блоков, движений. Поди в них разберись бедному обалделому от всей этой предвыборной кутерьмы избирателю: кого, чего, зачем, а главное, что это даст ему в ближайшее, не говоря уж отдаленное время, до которого еще надо дожить, что все более проблематично при такой ущемленной жизни. Вот уже скоро 10 лет, как мы в этих клешнях. А ведь сколько надежд породила эта перестройка, ставшая по меткому определению А. Зиновьева настоящей «катастройкой». Как и тут не вспомнить А. Пушкина. Сначала «дней александровых прекрасное начало», а потом «властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда, нечаянно пригретый славой, над нами царствовал тогда. Вот так и в конце 20-го века в России все вышло по-горбатому. И если Александра I все же называли благословенным и было отчасти за что, то архитектора перестройки, первого и последнего президента СССР М. Горбачева уже окрестили князем тьмы. Конечно, не завидна, а порой и трагична участь всех реформаторов в России, но то, что было сделано за это время и, главное, как сделано, иначе как катастрофой не назовешь. Чего только не изведал народ за такой короткий, но буквально переломный о коленный вал истории срок. Ее жернова продолжают перемалывать последнюю мировую империю, с ее бывшими республиками, центром и окраинами, многочисленными, разноликими и разноязыкими народами. При этом страдает каждый отдельный человек, независимо от нации. Перекормив его сначала гласностью и рыночными посулами, выдав все это за демократию, вскоре его урезали буквально во всем, в том числе и без того нищем товарном пайке, впервые после войны посадили на талоны, купоны и карточки.
Затем на окраинах стали и просто резать, начав для простоты с саперных лопаток. Все последующее напоминает какую-то все убыстряющуюся зловещую карусель или аттракцион в пещере, к несчастью, вполне реальных исторических ужасов. Сначала путчисты, затем «пущисты», теперь откровенные «коммуно-фашисты». Большей свиньи под свой народ наша «дерьмократия» подложить, наверное, уже не сможет. Скорее сама канет в отхожем месте истории. Сейчас в наиболее мрачный период постперестройки, большинство людей пребывает в оглушенном и ослепленном состоянии шокотерапийной оторопи. Недавние кровавые события вряд ли как-то повлияют на их прозрение и желание быть услышанными властью, а выборы тем более. Народ молчит, народ выжидает, народ хочет кому-то поверить, но не знает кому. Все знают, а значит ничего не знают, политиканы, которые вновь готовы выскочить на цирковую арену политической борьбы, иллюзионов и трюков, и показать на что и как горазды дурить народ. Ну, а далее, по всей вероятности, все вернется на круги своя. Не слишком оптимистический, но вполне реалистический прогноз наших гражданских, политических и человеческих мытарств, если вообще здесь какой - либо прогноз уместен. Что же касается экономики, а она и есть сущность всякой политики (тут с марксизмом приходится согласиться, хотя право и христианство, что не хлебом одним жив человек), то все мы здесь заложники нынешней монетаристской рыночной концепции в ее российском, наиболее варварском варианте – «гайдарономике». По существу это долгая и мучительная хирургическая операция над народом, под названием шокотерапия, продолжается. Пока очевидны лишь побочные результаты: некоторые товары на прилавках, даже во многом обманчивое их изобилие, при фантастических ценах на них, становящихся для потребителя чуть ли не адским орудием пытки. Окончательный исход, как при всяком хирургическом вмешательстве, еще не ясен, хотя признаки потребительского замешательства и даже помешательства (на то он и шок) налицо. Обилие и разнообразие товаров при их покупательской недоступности это отнюдь не панацея, а шоковый раздражитель. Потребитель может мобилизоваться для дальнейшей жизни, а может и скончаться от стресса. Так что пока не известно, кто мы в этом вивисекционном, социально-экономическом эксперименте, пациенты или жертвы. Все будет зависеть от исхода операции, отменить ее уже нельзя. Операция глубокая, полостная, тело вскрыто, оно еще живо, но может, что называется, и дуба дать, если операцию проводят экономисты-дровосеки, по известному принципу: лес рубят, щепки летят. Конечно, многое зависит и от оперируемого, ведь операция идет без всякого наркоза, что называется по живому. Поэтому от нашего терпения, а главное желания и веры в выздоровление зависит очень многое, если не все. Не знаю, как веры и надежды и, особенно, любви к хирургам, но терпения нашему народу, действительно, не занимать. Есть ли у кого в мире еще столько, кто испытал на себе такое великое множество социальных операций и экспериментов со стороны стольких исторических вивисекторов, своих и чужих.
Нынешние вершители наших судеб ничем особенно не отличаются от прошлых. Многие, если не все, из них вышли из одного аппарата власти, бывшие партийные бонзы, сменившие идеологию и конфессию. Роль личности в истории, конечно, велика, но делают ее все-таки не они и даже не народы, все это лишь материал, орудие высшего исторического промысла, материализующегося в своих диалектических, поступательных и циклических законах причин и следствий, необходимости и случайности. Роли президента, его окружения, исполнительной и представительной власти в нынешней России, наконец, так называемой непримиримой оппозиции, многие активные деятели которой вышли из одного антигорбачевского семейства, именуемого когда-то межрегиональной депутатской группой, где Ельцин был один из отцов-основателей, во многом, если не полностью, инсценированы всем историческим прошлым российской, а затем советской империи. И Ельцин тут даже не главный врач или хирург, он просто временно исполняющий обязанности коменданта нашей дурдомной клиники. Ныне в ней царят порядки и нравы одесского «Привоза», где можно купить и продать все, даже атомную бомбу, где столкнулись интересы «крестных» отцов и их детей, партийных и мафиозных кланов, разных племен и этносов. Обстановка, как в бабелевском «Закате», закате жизни папаши Крика, а потом, неизбежно, и его сыновей. Нет ли здесь какой-то параллели с закатом всей нашей тоталитарной системы, с начинающимся, пока не для всех явным закатом драматической политической карьеры президента Бориса Ельцина? За закатом следуют сумерки, затем наступает ночь. Будет ли она спокойной или страшной, короткой или долгой, все это нам еще предстоит пережить. Остается лишь уповать на будущий восход, который придет в Россию с новым веком, веком возрождения. Видимо, он будет уже ХХI веком. Не все его, наверное, застанут, но то, что он настанет в это не только желательно, в это мы обязаны верить, те, кто рожден тут жить и намерен пережить все тяготы с родиной, с Россией».
Очерк этот не был, естественно, нигде опубликован, хотя предлагался газете «Смена», бывшей тогда довольно демократического направления. То ли время еще было не то, то ли тема не та, то ли автор не тот. Однако Россия остается поныне все той же: «ее и умом не понять, и аршином общим не измерить, у ней особенная стать, в Россию можно только верить». Вот уже и ХХI век наступил, а что существенно изменилось в системе власти в России? Да, пришли новые люди, помоложе, чем первый президент, поинициативнее, но ценящие себя во власти, приверженные ей не меньше, а скорее даже сильнее, чем их бывший шеф. Тот, по крайней мере, ушел сам, попросив публично, пред всем народом прощения за свои непродуманные и непростительные для государственного деятеля поступки. Как политик он перестал меня лично устраивать и восприниматься после развязывания первой чеченской войны. Можно и должно было не доводить до такого ужасного, разрушительного и кровопролитного стечения событий.
Добившись желаемой, безраздельной с парламентом власти, он стал править с помощью своих приближенных и доверенных лиц, порой меняя их с последовательностью, достойной прежних исторических примеров самодержавного фаворитизма. С последним из своих выдвиженцев – В. В. Путиным, до этого совершенно безвестным и кратковременным руководителем ФСБ, он не прогадал, сказалась, видимо, многолетняя кадровая, партийно-чиновничья выучка и собственное чутье, интуиция при расстановке нужных и лично преданных ему в тот или иной момент кадров. Именно этому скромному на вид, но далеко не простому по натуре чиновнику и доверил оставить свой пост уставший от власти и нездоровья Б.Н. Ельцин. Оценивая его роль в многовековой российской исторической драме, можно сказать, что она была очень значительной, оставившей больше разрушительных, нежели созидательных последствий в нынешней истории России, и исполнена была очень не ровно и не последовательно. Были моменты небывалого подъема, почти героического, но были и серьезные, а порой и позорные срывы. Октябрьские события 1993 г. были не столько апофеозом для него, сколько пирровой победой. Избранная мера подавления парламентской оппозиции была вынужденной, во многом спровоцированной экстремистами, хотя, наверное, вполне адекватной возникшей угрозе. После этого авторитет президента все время шел на убыль, и постепенный закат Ельцина как политика начался, очевидно, в эту пору. Чеченская война 1994-1996 гг. еще более его пошатнула, а на вторых президентских выборах 1996 г. Ельцин лишь чудом удержался у власти, едва не уступив ее Зюганову. Теперь говорят, что дело не обошлось без подтасовок голосов, что совсем не удивляет, зная, каких размеров это приняло в настоящее время. Тем не менее, в то время многие, в том числе и я, отдали свои голоса именно Ельцину, т.к. альтернатива ему казалась еще более не приемлемой. Возврат к коммунистическому правлению казался для России совершенно немыслимым и просто самоубийственным. Возможно, тут мы скорее прогадали, чем выиграли. Даже с коммунистами ступить а прежнюю постылость тоталитаризма вряд ли получилось бы, история это все-таки вечно движущаяся река времени, а не стоячий пруд, и дважды, как говорится, ступить в одну воду нельзя. Но и коммунистам с тех пор ничего особенно не светило на выборах, появились новые партии и организации, составившие им определенную конкуренцию. Правда, кто-то сказал, что у нас, какую партию не создавай, получается очередная КПСС. В отношении нынешней правящей партии, это, в общем-то, довольно верно подмечено.
Что же касается национального вопроса, то он по-прежнему животрепещущ в общественном сознании разных российских этносов. При этом на первое место выдвигается русский вопрос. Оказывается великий государствообразующий народ это самая обделенная и униженная нация в России. Так, по крайней мере, считают некоторые политики, старающиеся спекулятивно заработать на этом утверждении политические дивиденды среди русского электората. Среди них Жириновский самый застарелый спекулянт и демагог, вдохновенно эксплуатирующий эту тему еще с самых первых своих выступлений на разных сценах, трибунах и подиумах. Тут ему вторят и всякие прочие национал-патриотические кликуши. Не упускают случая отметиться среди радетелей русского народа и бывшие классовые интернационалисты – коммунисты. Среди традиционных русофобов евреи или «малый народ» (по версии Шафаревича), как-то уже и не слишком заметны. На первый план выступают «лица кавказской национальности» и прочие пришельцы с юга. Действительно серьезную угрозу для России представляет ныне исламский полумесяц, охвативший своими рогами уже почти всю Европу. Возрождение воинствующего ислама во всем мире сулит еще немало геополитических потрясений, не исключая России, с ее многочисленным мусульманским населением. На этом фоне заметны и выступления русских национал-экстремистских организаций фашистского толка, отпочковавшиеся от прежней васильевской «Памяти» и баркашевского объединения времен перестройки. Теперь они не столь влиятельны и грозны в силу своей разобщенности и немногочисленности. Среди них наиболее заметны враждующие между собой группы молодежной субкультуры: бритоголовые «нацики» (скинхеды) и им подобные Тем в свою очередь противостоят ребята – антифашисты (антифа). Какой-либо реальной политической силы все эти экстремисты разных мастей пока не имеют, но ведь и в Германии поначалу их не очень принимали в серьез, к чему это привело, известно. Недавно принятые законы о регистрации партий несистемной оппозиции во многом облегчит легализацию крайне националистических организаций. Может это и к лучшему, т.к. поставит их под юридический контроль государства. Пока же Россия как государство остается Российской Федерацией, т.е. многонациональной, разноконфессиональной страной, с неодинаковым административно-территориальным статусом регионов (автономные республики, края, области). Дальнейшие конституционные изменения такого статус-кво в плане решения каких-то отдельных национальных и региональных вопросов вряд ли будут способствовать укреплению страны, скорее усилит центробежные силы, сепаратистские устремления, что неизбежно приведет к исчезновению уже не только СССР, но и России как объединяющей всех ее народов духовной отчизны, родины, географической территории, социально-политической и экономической общности населения. Не хочется дожить до этого. В Россию не только можно, но и надо верить, только тогда она никогда и никуда не исчезнет.
ЗАБОРНЫЕ НАДПИСИ ПОДЗАБОРНОЙ ШВАЛИ
Первомайские празднества в городе ознаменовались дальнейшей и полнейшей деградацией общественного бытия и частных нравов. В день международной солидарности трудящихся, а ныне на него пришлось даже четыре выходных дня (это ли не своеобразный рекорд дарованной властями перестроечной праздности) праздника как такового не состоялось. Не было ни красных флагов, ни официальных лозунгов и призывов, ни многолюдной красочной манифестации. Впрочем, бог или черт с ним, с этим праздником, хотя по-человечески жалко, что его не стало. Все-таки что-то с ним было светлое и весеннее, но такое уж время. Пережил когда-то народ дни окаянные, достались ему ныне дни неприкаянные. У каждой эпохи есть, конечно, свои значительные приметы, есть и свои непристойные отметины. Вот они появились уже в центре города, аж на самом Невском. Это не только ставшая уже привычной грязь и общая мерзость запустения запущенных в бессрочный ремонт зданий, с их жуткими пустыми глазницами выбитых окон. Не только жалкие фигуры пьяниц, а теперь и наркоманов, среди которых, как это ни странно и ни страшно, стали преобладать женщины. Но появились и новые, весьма характерные для данного времени и места персонажи, так сказать доморощенные идеологи и бойкие комментаторы этой уже не футуристической, а вполне реальной и даже натуралистической картины городского развала и общественного одичания. Фон и место они себе избрали самые, что ни на есть подходящие, почти символические. Заляпанный всяческой и никчемной рекламой забор около безнадежно запустевшего товарами, но превращенного в своего рода отхожее место всяких людских отбросов общества, Гостиного двора, осажденного спекулянтами, ворами, проститутками и тому подобной шатией. И вот к ним еще одно пополнение.
Кто же они эти подзаборные витии и писаки, украсившие пестрый от бумажных клочьев неуклюжий деревянный забор своими забористо злыми, идейно вонючими надписями? Кто их так разозлил и раззадорил? Против кого они ополчились со всей желчностью своих распаленных печенок, кто у них там засел в печенках? Ну, конечно, опять евреи, сионисты, жидомасоны или масоножиды. Все тот же, старый, как мир, тупоумный дурман юдофобства или жидоедства, которым, как самогонной сивухой, хотят задурить побольше доверчивого люда. Заниматься разоблачением антисемитской лжи – занятие достаточно тривиальное и скучное, рассчитанное на неразвитых людей или на отпетых негодяев. Это все равно, что бороться с ржавчиной. Коррозия нацизма зависит, прежде всего, от природы человеческого материала. Если он нержавеющий, никакая ржа к нему не пристанет. Если он изначально подпорчен, никакой наждак ему не поможет, в лучшем, а может быть и в худшем случае, все сведется к социальной маскировке. Никакой человеческий лак внешнего благообразия не изменит человеконенавистнической сути национальной порчи, а следовательно безобразности внутреннего мира.
Вместе с тем, поскольку и покуда существует в мире это зло, названное когда-то Роммом «обыкновенным фашизмом», бороться с ним, конечно, надо. Это всегда делалось лучшими и совестливейшими умами человечества, делается и сейчас, но мало. Опасность возрождения неонацизма в России, как и в мире, нельзя недооценивать. Особенно, при всяких социальных потрясениях, революциях или таких «перестройках», как наша, когда на зыбкую поверхность общественной жизни глубинные ее течения выносят много всякого политического сора и падких до него сорных элементов. Среди последних особенно живучи и вольготно себя при сем чувствуют разные националистические «тараканы», все эти доморощенные пруссаки, русаки и тому насекомоподобные. В принципе у крайних националистов любых мастей и разновидностей нет национальности, национального достоинства и души. Все они одной безликой и поганной породы, от всех них приходят одни и те же беды и свары, за которые дорогой ценой расплачиваются народы. От дурного семени не жди доброго племени, а семя это самое, что ни на есть дурное. Оно порождает межнациональные войны, насилие, погромы и геноцид. История человечества достаточно убедительно уже показала это. Неужели России еще мало тех бедствий, которые она испытала в прошлом и претерпевает в настоящем! Неужели не ясно, что виноват здесь не какой-либо народ или нация, а некая вненациональная имперская сила, тоталитарная система власти, которая превыше всего ставила интересы не отдельного класса, пролетарского гегемона, как это она доктринально провозглашала, а партийно-бюрократической номенклатурной элиты, ставшей сама по себе особым привилегированным олигархическим классом. Те, которым это ясно, а их, очевидно, большинство, хотя и молчаливое, покачивая головами и брезгливо морщась, отходят от этой заборной стены позора. Но есть и не просто любопытствующие, а те, кому эта отравленная пища, как мед для мух, уже изрядно зараженные национал-патриотическими миазмами, и от них можно ожидать, чего угодно, только не голоса разума и совести. Это потенциально весьма опасная публика, внутренне, да и внешне, всегда готова влиться в мутный поток русского черносотенного шовинизма. Да, «знать жива в подворотне, слинявшая в серую черная сотня, хотела бы вновь подогнившая гнусь спасать от евреев несчастную Русь». Сегодня она вышла, что называется, на панель, демонстрируя в праздник труда и мира самые непристойные политические фарсы, превратив и без того захламленный Невский проспект - эту визитную карту великого европейского города в окончательное мировое позорище, в паноптикум национал-бесовщины, в страшноватую витрину антисемитской гнусности, Какие времена, такие и нравы.
Вызывает лишь законное недоумение непонятно терпимая позиция наших городских демократических властей к разгулу такой явно антиконституционной, по сути геббельсовской пропаганды национальной вражды. Фактически никак не отреагировала на эти наглые неофашистские провокации наша демократическая прогрессивная печать в лице той же газеты «Смена», которой уделено, кстати, достаточно заметное место в так называемых антисионистских надписях на известном теперь заборе. Неужели наша демократия столь немощна, что не в состоянии дать должный отпор подзаборным политическим фальшивомонетчикам и шулерам, уже в какой раз разыгрывающим крапленую кровью национальную карту всяких античеловеческих, в том числе антисемитских игрищ?
Данная заметка была вроде отправлена в «Смену», но напечатана не была. Время было весьма и весьма смутное, и редакция газеты не сочла, видимо, нужным подливать горючее и в без того дымно и смрадно тлеющую националистическую свалку в самом центре города у Гостиного двора. Забор, тогда его ограждающий, был прозван также «стеной плача», по аналогии, очевидно, с иерусалимской, месту паломничества евреев в святом городе. Ирония, может быть, многим не вполне понятная, но для евреев очень даже подходящая, Подходить к этому зачумленному месту им, правда, вряд ли хотелось, хотя и не возбранялось. Возмущались и плакали они, конечно, в другом месте, здесь их вряд ли бы поняли. Резкость и тревога, вложенная автором в этот текст, была тогда вполне оправданной. Слова и лозунги на заборе уже тогда превращались в резонансные уголовные дела, причем даже не столько в отношении евреев, сколько тех известных людей, кто выступал против разжигания национальной ненависти. Среди них убийство Старовойтовой, позже Гиренко. Из видных евреев был убит вице-губернатор Маневич, хотя мотивы убийства, возможно, были другие.
Ну, а что теперь на этом тогда столь притягательном для национал-патриотов месте, на что оно теперь похоже? Невский проспект, спустя столько лет, не узнать. Мечта первого мэра Собчака превратить его в витрину западной Европы в общем-то сбылась, вывески сплошь иностранные, да и сам Гостиный двор превратился в этакий гигантский европейский бутик, куда простому жителю города и войти-то не удобно. Невский впечатляюще, парадно преобразился, но стал каким-то не своим, хотя и не совсем чужим. Забора, конечно, давно уже не стало после завершения суперевроремонта центрального универмага города, но лотки с газетами и литературой националистического толка еще сохраняются. Правда, к ним мало, кто теперь подходит и обращает на них внимание. Их время и место прошло, хотя идеи никуда не делись. Они и до сих пор витают повсюду, переместившись теперь также в интернет. Еврейская тема несколько оттеснилась ксенофобией другого рода племени, кавказского, среднеазиатского, исламского и прочего, не дающего покоя святой Руси и русским, по убеждению некоторых доморощенных ура-патриотов. В этом есть некая макушка истины, но причину надо искать, прежде всего, в корнях, в самих себе. Но это уже требует особого разговора.
, Антисемитизм, его корни и отпрыски
(как понимает и представляет его автор этого опуса)
Прежде всего, немного о самом авторе. Еврей, ассимилянт, русский язык, русская культура, русская природа – родные, поэтому не относил бы себя просто к русскоязычным гражданам России, русский еврейского происхождения будет вернее. По политическим взглядам скорее либерал, чем консерватор, хотя с возрастом все более правеешь или левеешь, это в зависимости от того, что брать за отправную точку: капиталистическую или социалистическую модель общества. В любом случае патриотизм, любовь к отчизне, к малой родине, где родился и взрос как личность, мне не чужд. Слово, конечно, порядком заезженное, часто недобросовестно, не с чистыми помыслами применяемое в публичной полемике, но понятие само по себе святое и благородное. Патриотизм как «последнее прибежище негодяев», всякого рода фашиствующих национал-патриотов, конечно, имеет место, но сам по себе не несет за это ответственности, как не перестает быть золотым священный сосуд, что бы в него не вливали: вино для причастия или сивуху для опохмелки. Священность его, правда, при этом может пострадать и даже совсем пропасть.
Конечно, полностью отрешиться от своего врожденного еврейства мне никогда не приходилось ни по внутреннему самоощущению, ни по внешним жизненным реалиям. Я бы не сказал, что сильно ощущал на протяжении своей жизни проявление антисемитизма лично к себе. Это были лишь мелкие бытовые эпизоды, которые всерьез принимать не стоило. Правда, школьное детство мое совпало с последними годами жизни Сталина. Многое из того, что в то время происходило, я не знал. Окружающая меня среда была сплошь русская, и соседи, и знакомые. Родные – мать, тети иногда разговаривали на идиш, это мне о чем-то напоминало, даже порой раздражало, но по-настоящему еврейский вопрос тогда еще для меня не существовал. Реально и в самой чудовищной форме он возник лишь в феврале 1953 г. с опубликованием в центральных газетах сообщения об «убийцах в белых халатах», аресте группы кремлевских врачей, якобы повинных в смерти Жданова и других крупных деятелей партии и правительства. Сразу же это дело было представлено властями и воспринято народом как дело банды еврейских врачей, хотя наряду со сплошными еврейскими фамилиями были вкрапления фамилий нескольких русских медицинских светил.
Как это было воспринято в стране достаточно известно. Проводившаяся в то время кампания по борьбе с «космополитами безродными», то бишь с творческой интеллигенцией, среди которой было немало евреев, в том числе под русскими псевдонимами, приняла самый зловещий оборот. «Космополиты» еврейского происхождения теперь объявлялись врагами народа, вредителями, шпионами, а как с ними полагалось разделаться ни у кого не вызывало сомнения. Мне было тогда 11 лет, многого я не знал и не понимал. Помню, как это было воспринято в школе. В классе было два еврея, один типичный, с соответствующей фамилией и характерной внешностью, другой не столь национально броский, даже совсем не похожий на стереотип семита, к тому же с фамилией, именем, и отчеством тоже не еврейскими - это я. Правда, имя мое было не русское – Эрнст, Эрнест, Эрик, скорее немецкое, что тоже не совсем вписывалось в окружающую обстановку, тем более, что недавняя война породила сильное отвержение всего, что было связано с немцами. Может быть, поэтому один мой одноклассник сказал как-то обо мне: «у него глаза, как у обрусевшего немца». Глаза действительно были светлыми, серыми, как из слышанной когда-то песни «Эрик светлоокий, севера король». Не всех одноклассников это, видимо, интересовало или задевало, тем не менее, если не в глаза, то за глаза я все же был для них евреем, что отмечалось тогда, кстати, и в классном журнале, и любой мог туда заглянуть.
Итак, возвращаясь к реакции класса на официальное сообщение о раскрытии банды еврейских врачей, она была стадной и шумной. Все набросились на несчастного Леву Вайнера, он отбивался, как мог. Нет, его не колотили, но обвинений и оскорблений в адрес евреев хватало с лихвой. Мое самочувствие при этом было соответствующим: боязнь разоблачения в принадлежности к «гадской» нации, сочувствие к затравленному однокласснику, но что я мог, только молчать. Позже я даже присоединился к коллективной травле соплеменника, о чем до сих пор сожалею и стыжусь. Я слышал, как один из ребят спрашивал старших заводил, как быть со мной. В ответ было сказано: не трогать. Что было тому причиной, я до сих пор не могу понять. Может быть, мое участие в этой кампании, а может быть, хотелось бы так думать, гибель моего отца на фронте, что, в общем, ставилось в достоинство сыну, хотя, сколько их было тогда детей, потерявших отцов на войне. Постыдная кампания эта, в общем, длилась не так долго, вскоре Сталина хватил удар и, через несколько дней, он умер. Пришлось это на еврейский праздник избавления Пурим, и кое-кто связал это потом с вмешательством Бога, не оставившего свой народ в беде.
Смерть вождя трудно было уже связать со злодейским вмешательством евреев, хотя потом появлялись и такие версии. Помнится в школе, когда по внутренней радиосвязи на переменках оглашали бюллетени о состоянии больного, один малец громогласно на весь коридор сказал, что как бы эти гады евреи не доконали Сталина. Проходившая мимо завуч школы не сочла нужным как-то отреагировать на эту провокацию. Устами младенца гласила не истина, но настроение масс. Впрочем, вскоре после похорон вождя закрыли и дело врачей, сообщив о их невиновности и объявив виновными ряд ответственных работников МГБ, поставивших своей целью возбудить в советском народе национальную рознь.
Вспоминая это время школьного детства, вновь сознаешь, как горько и стыдно было тогда быть евреем, как хотелось это скрыть, избегая даже общества собственной матери в присутствии соучеников. Мать это чувствовала, по-своему переживала. Мало было ей личных переживаний по работе. Работая медсестрой в детской поликлинике, она то уж натерпелась всякого во время антисемитского шабаша в деле с врачами. Больные откровенно отказывались, просто страшились иметь дело с медиками из евреев, выказывали это в самой унизительной форме. Она пыталась как-то внушить мне уважение, если не гордость принадлежности к своей нации, приводила примеры знаменитых евреев. Это меня только раздражало. Дело в том, что с малых лет я жил и рос в обычной русской среде. Друзей-сверстников среди евреев у меня не было, не с кем было разделить или объединить свою национальную ущемленность, дать ей какой-то выход или отпор. А примеры тому среди еврейской молодежи уже были. Я сам тому был свидетелем, даже одним из пострадавших. В пионерском лагере медработников в Сиверской, куда я как-то попал, был какой-то отряд, где, видимо много было еврейских подростков. И вот одного из них кто-то из нашего отряда чем-то задел, возможно, по национальной линии. Выяснение отношений между ними вылилось в настоящий налет еврейской братвы на дом, где мы жили. Досталось всем, виновным и не виновным, в то числе и мне, рыдавшему потом не столько от боли, сколько от обиды. Потом уже, много лет спустя, когда Израиль проводил свои крутые военные акты возмездия против арабов, невольно усматривал в этом что-то похожее, напоминающее те погромные события детства. Самое интересное, что детский погром тогда учинили именно евреи. Так что уже тогда приходилось испытывать безжалостную силу еврейского кулака, когда задевали еврея. Не всегда, не все евреи униженно проглатывали оскорбительные выпады в свой адрес. Кстати, в те времена евреев нередко доставали тем, что наряду с другими оскорблениями издевательски советовали им убираться в Палестину. Конечно, это не значило, что к евреям в то время относились все таким образом, но отношение толпы было насмешливо издевательским. Даже само упоминание о них. Помнится один из концертов духового оркестра в парке. Дирижер объявляет: «Еврейские мелодии» Шостаковича. В ответ хохот из публики. Даже смех, и именно смех может быть особенно унизительным.
Государственный антисемитизм как характерное явление последних лет сталинизма в стране со смертью Сталина заметно сник, однако не скончался вместе со своим автором, режиссером и дирижером. Про космополитов забыли, зато вспомнили про сионистов, еврейских расистов, жидомасонов и прочую мировую закулису. Тому способствовала и антизападная, проарабская политика Хрущева, а потом Брежнева, арабо-израильские войны и общая международная обстановка в мире. Быть евреем в СССР было действительно не слишком комфортно. Пресловутый пятый паспортный пункт, свого рода «пятая группа инвалидности» довлел-таки над частью граждан, однако это вовсе не отторгало евреев от высшего образования, квалифицированной специальности и работы. Сужу по себе, своим родным и знакомым. Ограничения на определенные и престижные специальности, очевидно, были, чьи-то профессиональные амбиции и карьерные устремления это затрагивало, но при достаточно умеренных способностях стать специалистом в той или иной области знаний было вполне возможным. Ну, а если ты был действительно талант и способен его проявить, то официальное признание рано или поздно также к тебе приходило. Судя по себе и тем трудностям, препонам, которые имели место в моей служебной карьере, они, скорее всего, заключались во мне самом, и я никогда не относил их к дискриминационным. Чтобы стать кандидатом, а потом доктором наук, мне не требовалось преодолевать каких-то национальных барьеров, надо было только приложить определенный труд, волю и упорство в достижении цели. Ну, и, конечно, иметь что-то на плечах и за плечами в смысле ума и жизненного опыта.
Из всего вышеизложенного отнюдь не следует, что я склонен преуменьшать значение антисемитизма в России или где-либо в другом месте. Думается, что его хватает везде в мире, может быть не одинаково, но хватает, хватая евреев за живое, в том числе, как оказывается, и в самом Израиле. Даже там нашлись какие-то молодые отморозки с фашистскими наклонностями. Россия не исключение, но и не главный рассадник антисемитизма в современном мире. Сейчас это скорее исламский мир. И тут стоит все-таки разобраться с терминологией. Сердце ислама – арабский мир, такие же семиты, как и евреи, сводные братья по одному отцу Аврааму или Ибрагиму. Шолом алейхем и салям алейкум, вам что-то это напоминает? Народы шин и син, такая же разница, как между этими двумя буквами ивритского алфавита. Вражда между братьями, братскими народами не такое уж редкое явление в жизни людей и истории человечества, начиная с библейских Авеля и Каина. Отсюда антисемитизм как лингвистическое понятие не очень точное, особенно сейчас, когда он распространяется в мире по сути и на арабов как, с одной стороны вдохновителей и носителей мирового терроризма и экстремизма, а с другой - характерных символов паразитизма и роскоши скупающих все и везде арабских шейхов, нефтяных магнатов. И еще не известно, чем это все кончится для мирового сообщества, кто несет ему апокалипсическую угрозу: арабы или евреи, или те, и другие в своем противоборстве. Поэтому все-таки правильнее употреблять термин юдофобия как более верное определение ненависти именно к евреям. Однако в силу инерционного мышления общество, наверное, не скоро осознает эту нестыковку или расстыковку понятий и будет связывать по-прежнему антисемитизм только с евреями.
О том, в какой форме выражается, проявляется антисемитизм или, вернее, юдофобия евреям, да и не только им, достаточно известно. Менее известно и понятно, откуда и из-за чего это происходит. Не кроются ли причины этого мирового зла в самих евреях. И тут мнения, конечно, кардинально разойдутся. Очень многие сойдутся именно на таком понимании или ощущении проблемы. Многие, но далеко не все, юдофилов в мире, может быть не меньше, чем юдофобов. И этому тоже свои причины: мир не однороден и каждый в нем имеет свое представление о себе и других. Национализм – это вообще-то скорее стадный инстинкт самосохранения народа, чем подлинное чувство осознания себя им. Он замешан на закваске неприятия инородцев, иноязычных, не таких, не подобных себе. Не отсюда ли так называемый квасной патриотизм. Но далеко не все им одержимы. Даже в тоталитарных обществах, фашистских или коммунистических, инакомыслие всегда было и, в конце концов, брало моральный реванш. Германия и Советский Союз убедительный тому пример. Другое дело надолго ли, и с какими последствиями. Однако все-таки, наверное, интересно и не менее важно, как рассматривают эту ситуацию сами евреи, а в данном случае один из них – автор данного опуса.
Сразу же возникают вопросы: кто действительно вправе причислять себя к еврейскому народу? Отпрыск еврейских родителей? А если к евреям относится только один из них? Тогда только по материнской линии, а почему нельзя по отцовской? Как когда-то: Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду и братьев его (Евангелие от Матфея, из родословия Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова). Главное, конечно, как человек сам себя осознает, а не как его считают раввины или посторонние. Конечно, раньше в России главное для признания человека русским или евреем являлось его вероисповедание. Национальность была не столь важна, и даже не вносилась в паспорт, указывалось православный ты или иудей. И это было для того времени резонно. В советское время паспорт приобрел несколько иное значение, удостоверяющее, в том числе, национальную принадлежность его носителя. Для евреев с некоторых пор он стал формой клейма по пятому пункту. Согласно известному анекдоту, когда дело доходило до битья, били по морде, а не по паспорту, но и по документу евреям приходилось испытывать не меньшие неудобства. Некоторые умудрялись вписываться в него как русские, меняли соответственно имена, фамилии, но это не всегда придавало им большую общественную значимость и уважение, не говоря уж о самоуважении. При фактической ассимиляции большинства евреев, русскими их все-таки не считали, даже если они этого очень хотели. Это особенно чувствовалось в официальной кадровой политике. Правда, властями это не признавалось, маскировалось под идеологическим мифом новой исторической общности – советского народа, однако графу о национальности предусмотрительно сохраняли. Таким образом, евреи не могли по-настоящему ни ассимилироваться в русских, ни жить как евреи своей национальной жизнью и культурой, чтобы не быть обвиненными в национализме, сионизме и прочих антисоветских грехах. Искусственно созданный когда-то для них национальный анклав под название Еврейская автономная область на дальневосточной окраине России не стал и не мог стать для евреев красным Сионом, хотя какая-то ничтожная часть их там и осела и, возможно, еще сохраняет какие-то остатки культуры на идиш.
В наиболее интересном положении оказались евреи в настоящее время, когда пятый пункт российского паспорта изъят, позиционируй себя, как хочешь. Это кое-что изменило в национальном вопросе, выдвинув на первое место российское гражданство, устранив в основном кадровые барьеры для евреев, однако отнюдь не искоренило юдофобских настроений в народе и его элите. Многим простым малокультурным и даже вполне культурным людям вообще присуща ксенофобия и в этом отношении еврей, как и любой инородец – это значит чужеродный, не свой, не кореш. Еврея не всегда распознаешь, он, как хамелеон, слишком адаптировался и ассимилировался в русской или российской среде обитания, может переплюнуть любого русского в ненормативной лексике, мате, выпить и опохмелиться не хуже. В этом отношении, например, лица «кавказской национальности» более заметны, и по обличию, и по манере поведения, да и по плотности нынешнего заселения российских городов. Не поэтому ли они теперь привлекают столь большое внимание и вызывают сильное раздражение у наших доморощенных, фашиствующих ксенофобов. Так целую почти неделю пришлось видеть на каменной ограде одного детского сада знаки свастики с призывом: «Смерть хачикам!». Похоже, что как раз хачики и возводили эту ограду. Конкуренция в работе, большой наплыв гастарбайтеров с окраин бывшей советской империи также сильно «унавозили» почву для корней и отпрысков национальной и расовой нетерпимости к людям не славянской внешности. Кстати, и в так называемой интеллектуальной и культурной элите конкуренция также играла и играет не последнюю роль в нелюбви к инородцам, и тут юдофобам было на ком глаз и душу отвести, слишком много вокруг мелькало этих кучерявых «французов», «иерусалимских дворян», как порой ехидно прозывали просвещенных евреев их завистливые коллеги. Не жидами же их обзывать, не культурно вроде, не тот круг общения. Тем более, что не мало из этого круга известных евреев обращалось в христианство, становилось выкрестами. Национальная конкуренция, конечно, один из существенных истоков и мотивов ксенофобии, но о ней стоит поговорить отдельно.
Антисемитизм от религии
И все же одной нутряной, зоологической ксенофобией юдофобию не объяснишь, не исчерпаешь. Тем более что ксенофобией, в том числе русофобией одержимо немало тех же евреев. Нелюбовь, даже отвращение к гоям, разве не евреями положено было в основу религиозного воспитания еврейских детей на протяжении многих веков, а ассимиляция среди других народов, отход от религии праотцев не рассматривалось как худшее из всех бед? И в этом был свой глубинный смысл: сохранение себя как народа. И тут нельзя не обратиться к Библии - Ветхому Завету, Торе как первоисточнику вероучения и всего образа жизни «богоизбранного» народа. Не там ли зарыты корни и взросли отпрыски столь распространенного в историческом пространстве и времени антисемитизма? И на это напрашивается ответ, как бы это не выглядело кощунственным, скорее утвердительный, чем отрицательный. Идея богоизбранности еврейского народа сослужила ему в глазах остального человечества не лучшую службу, дав не благодатную почву для обвинений евреев в расизме, если не антропологическом, то религиозном. Это не могло не вызывать у соседних, а потом и остальных народов естественного чувства враждебности, зависти к евреям, подобно тому, как Каин – земледелец испытывал к Авелю – скотоводу. И хотя сказал Господь праотцу евреев Аврааму: «Я произведу от тебя великий народ… Я благословлю благословляющих тебя, и злословящих тебя прокляну; и благословятся в тебе все племена земные» (Бытие, гл.12.2.3), это устраивало далеко не все народы, как и не все прониклись библейскими сюжетами и уверовали в те обеты и заповеди Божии, которые были изложены в Книге Книг. Справедливости ради надо отметить, что и сам библейский народ не всегда был на высоте того благословения и доверия, которые оказывал ему Господь Бог. В Библии много тому примеров, народ этот не раз именуется там как «жестоковыйный», т.е. непреклонный, надменный, не богопослушный. Жесток был порой и сам ветхозаветный Бог - ревнитель, жесток, но, как правило, справедлив, чего не скажешь о некоторых его подопечных. Чего, например, стоит эпизод с братьями Симеоном и Левием и их обесчещенной сестрой Диной. Насильник полюбил ее и готов был взять в жены, а его отец и соплеменники согласны были принять обряд обрезания и стать с евреями одним народом. Однако братья коварно нарушили договор с соседями и после обрезания, «когда они были в болезни», истребили всех лиц мужского пола. Это вызвало возмущение даже их отца Иакова. «Они же сказали: а разве можно поступать с сестрою нашею, как с блудницей?» (Бытие, глава 34).
Надо сказать, что у евреев с самой древности не приветствовались межплеменные браки. Авраам и Сарра были братом и сестрой по отцу, Исаак и Ревекка также были в близкой родственной связи. С точки зрения генетики и геополитики это было не очень полезно. Правда, тот же Авраам прижил с египтянкой Агарью сына Измаила, от которого пошла арабская семитская ветвь. Да и любимый сын Иакова - сновидец Иосиф, ставший после продажи своими братьями в рабство правителем Египта, вступил в брак с дочерью египетского жреца, а два его сына Манассия и Ефрем стали потом родоначальниками двух из 12 колен Израилевых. По нынешним израильским законам их вряд ли признали бы чистокровными евреями, разве что через обряд обрезания, о котором в Библии по этому поводу ничего не говорится. Да и сам великий вождь еврейского народа - Моисей бы дважды женат на иноземках. Во второй раз на «ефиоплянке», из-за чего между ним, братом Аароном и сестрой Мариам учинился скандал, Бог, правда, вступился за своего раба и пророка, и наказал Мариам проказой (Числа, гл 12). Да и в родословной царя Давида и его потомков от Соломона до Иисуса Христа была замешана одна моавитянка по имени Руфь. Это, однако, не помешало священнику Ездре по возвращении из Вавилонского плена настоять на изгнании иноплеменных жен и их детей теми, кто готов блюсти еврейский закон (Ездра, гл 10). Понятно, что все это делалось во имя сохранения евреев как самобытного народа, его религии, языка, культурных традиций, но вряд ли это нравилось оставленным женам и детям. Не очень такая самоизоляция одобрялась и другими народами, жившими по соседству или вдали от евреев. Не она ли, в том числе, привела потом, в средние века, евреев в гетто, кагалы и другие формы отчуждения от живущих рядом людей. А затем с наступлением гражданской эмансипации и разрушением стен гетто, не пустились ли многие их обитатели в другую крайность, отказываясь от еврейских законов и обычаев и вступая в брак с гоями. В России система изоляции и самоизоляции евреев продержалась особенно долго, дольше, чем в других странах, в виде так называемой черты оседлости, Зато после того, как ее убрали, и началась массовая ассимиляция еврейства, особенно после российских революций, в которых евреи приняли самое активное участие. Вот тогда и началось великое смешение народов, в результате которого полукровок стало едва ли не больше, чем чистокровных евреев. Да и были ли она когда по-настоящему чистокровными?
Итак, идея богоизбранности, национальной или даже расовой элитарности евреев, народа особой судьбы, имеющей свои истоки в Ветхом Завете и в действительно исключительной по своим событиям истории, можно сказать, стала едва ли не основополагающей причиной антипатий к ним со стороны остального человечества. Тем более что сами евреи волей или неволей уверовали в свою исключительность, что также не прибавляло к ним симпатий. И в этом отношении мощный всплеск такого рода антисемитских настроений добавила та же Библия, но уже в своем евангельском Новом Завете, положившем начало христианству, возникшему как сектантское ответвление иудаизма, так стала называться древняя авраамическая религия евреев. Только, если в Ветхом Завете утверждается богоизбранность евреев, то в Новом Завете им уготована участь богоотверженного народа. Как богоизбранным им завидуют, их ненавидят, как богоотверженных гонят, презирают. Однако весь библейский парадокс в том, что в старом и новом своде книг Библии Господь Бог предстает в совершенно разных ипостасях. Похоже, что это вообще два абсолютно разных Божества. Бог Ветхого Завета предстает как племенной, хотя и единосущный Бог евреев, Бог небольшого кочевого народа скотоводов, давший им законы через Моисея. Это Бог-ревнитель, Бог суровый, карающий за грехи отцов и детей до третьего и четвертого поколения (Исход, гл. 34). Бог Нового Завета, Бог христиан воплощен в человеческом образе через Иисуса Христа. Это Бог милосердия, искупления вины через веру и покаяние, Бог непротивления злу: «Вы слышали, что сказано: «око за око, зуб за зуб». А я говорю вам: не противься злу. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему другую» (Ев. Матф. гл.5.38.39). Правда, в другом месте тот же Христос говорит: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч» (Ев. Матф. гл.10.34). Последнее утверждение, как показала история, более верное. Ни одна мировая религия не возникала, не завоевала мир бескровно. Особенностью христианского Бога стала также его троичность в лице святой Троицы: Бог-отец, Бог-сын, Бог-дух святой. В Ветхом Завете некий прототип Божественной троицы прослеживается лишь при явлении Господа Аврааму у дубравы Мамре: «Он возвел очи свои, и взглянул, и вот, три мужа стоят против него» (Бытие, гл.18). Христианство, возникнув в иудейской среде, среди еврейских простолюдинов, ставших учениками еврейского равви Иисуса (Иешуа) из Назарета, а после его казни апостолами, посланниками, провозвестниками его вероучения, перешагнуло границы Иудеи и распространилось по всему миру, став первой мировой религией. Формально не порвав со старой религией Ветхого завета и законами Моисея: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить» (Ев. Матф. гл.5. 17) или «Но скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из закона пропадет» (Ев.Луки, гл.16.17), если не сам Иисус Христос, то его последователи, христиане многое отринули оттуда. Это касается не только ритуала: обряда обрезания, соблюдения субботы и т.п., но и самой сути вероучения. Идея богоизбранности народа с того времени, как вера в Христа охватила и языческий мир потеряла для христиан всякий смысл. Она обратилась против самих евреев. Если идея веры и почитания Бога раньше зиждилась на страхе перед Ним, то теперь на любви к Нему. «И один из них законник, искушая его спросил: Учитель! Какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всем разумением твоим: Сие есть первая и наибольшая заповедь; Вторая же подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Ев. Матф.гл.22.36-40). На вопрос: «Кто мой ближний?», Иисус рассказывает такую притчу: «некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставивши его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев, сжалился, и подошед перевязал ему раны, возливая масло и вино; и посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем. А на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе. Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойнику?» (Ев. Луки: гл 10.29-36). Ближним оказался не еврей, и даже не священнослужитель, а какой-то проезжий самарянин, Идеология, как бы не вписывавшаяся в еврейский закон того времени, когда евреи еще не были в вынужденном рассеянии. Правда, в самом законе Моисея ничего нет такого, чтобы было бы направлено против людей иной крови: «Пришельца не притесняй и не угнетай его; ибо вы сами были пришельцами в земле Египетской» (Исход гл.22. 21). В других местах Библии, а также в последующей талмудической литературе можно найти немало и противоречащих этому правилу предписаний, но это уже относится ко времени дальнейших исторических испытаний еврейского народа.
Из этого, а также и многого другого, видно, что иудаизм и христианство, имея общие монотеистические корни, дали совершенно разные, во многом антагонистические побеги. Что окончательно развело в противоположные стороны эти ветви одного религиозного древа, так это вопрос о Мессии – спасителе человечества. Христиане признали его в распятом и воскресшем Иисусе Христе, иудеи все еще дожидаются своего Машиаха. Именно на этой теологической почве и возник религиозный антисемитизм, особенно расцветший в Средние века, во времена крестовых походов. Антисемитизм того времени можно трактовать и в расширительном смысле, т.к. направлен был и против арабов, сарацин, мусульман, Евреям, правда, не было от этого легче. Ислам, возникший в Аравии в VII веке, изначально не был враждебен евреям. Основатель этого вероучения Мухаммад очень многое заимствовал из иудаизма, а потом и христианства, поэтому ислам самая синкретичная из трех авраамических религий, признающих и Мусу (Моисея) и Ису (Иисуса), считающих своим праотцем Ибрагима (Авраама), а главное почитающих Аллаха как единого Бога. Враждебность ислама иудаизму и христианству проявилась лишь в эпоху великих арабских завоеваний. За долгую историю евреи в лице арабов, мавров имели как гонителей, так и защитников от христианских экстремистов, тех же крестоносцев. Именно в их владениях расцвел поэтический гений Иегуды Галеви, созрела мудрость Маймонида. Что касается нашего времени, то ислам даже в экстремистских своих проявлениях враждебен не столько иудаизму, сколько сионизму, заселению евреями Палестины, государству Израиль, всяким провокациям вокруг Храмовой горы. Недаром некоторые иудейские ортодоксы благосклонно были приняты в Иране.
Возвращаясь к отношению христианских церквей к иудаизму и евреям, то оно за многие века претерпело существенные изменения в сторону большей терпимости и теперь носит вполне цивилизованный характер. Охрана Израилем христианских святынь во многом этому способствует. Разные христианские конфессии в разной степени это проявляют. Особый гуманистический прогресс, канонический прорыв проявлен католической церковью, Ватиканом, самим римским папой, особенно не так давно ушедшим из жизни Иоанном Павлом II (бывшим польским кардиналом Карелом Войтыла). Именно он попросил извинения у евреев за гонения на них, осуществляемые в течение многих веков. Несмотря на них, среди высшей католической церковной иерархии попадались евреи-выкресты, даже папы, не говоря уже о том, что основателем римской церкви был святой Петр, а в миру иудейский рыбак Симон. Из пап, кстати, самый блистательный и порочный Александр VI Борджия, происходящий якобы их крещеных испанских евреев (насколько это верно, автор не берется судить). Если же обратиться к протестантизму и православию, то и здесь прогресс очевиден. Лютер был настроен в отношении евреев не менее, а даже более враждебно, чем католики. Тем не менее, современная протестантская церковь, пожалуй, наиболее близка по духу и по обрядовости реформистскому иудаизму. Что касается православия в русской его ипостаси, то оно вообще-то редко когда проявляло те религиозные крайности, которые происходили в средневековой Европе. Разве что по отношению к расколу и старообрядчеству. Исторически евреи никогда не были в фокусе внимания православной церкви. Если юдофобия там и обитала, то скорее на уровне бытового народного сознания. К тому же православная ортодоксия всегда обслуживала светскую власть и действовала согласно ее политике. А поскольку власть в России никогда не была особенно благосклонной к своим подданным, но не всегда верноподданным, евреям, то и церковь была того же направления. Наиболее позорную страницу в историю русско-украинско-еврейского совместного проживания при этом вписали не столько даже инспирированные властями погромы, сколько дело Бейлиса, связанное с обвинением в ритуальном убийстве. Общество сильно раскололось по этому случаю. Властные, судебные структуры сделали все, чтобы засудить невинного. Однако суд присяжных из специально подобранных лиц простонародья оправдал его. Народ можно обмануть, народом можно манипулировать власть имущим, но совесть и сострадание из него не искоренишь. Ну, а что, пожалуй, идейно сближает иудаизм и православие, «богоизбранный» еврейский народ и русский «народ - богоносец», так это мессианство, признание самих себя духовными светочами для всего остального мира. Но тут они как сошлись, так и разошлись, причем, если у евреев есть какое-то свидетельство о их былой приближенности к Господу Богу (Библия, Тора), то у русских получается одна религиозная фанаберия.
Когда речь идет о религиозном антисемитизме и фанатизме, надо различать суждения и проповеди церковной иерархии и настроения, чувства верующих, но не просвещенных в вопросах богословия масс. Последние могли не знать или не хотели знать, что Иисус Христос, его родители и ближайшие ученики, апостолы были евреями. Для них символическим олицетворением еврейства являлся христопродавец Иуда Искариот, символ низости и предательства. Само имя Иуда и иудей как бы слились в одном презренном образе. К тому же многие из низов считали, что именно евреи распяли Христа, а служители культа в этом их не разубеждали, а наоборот возбуждали, провоцировали такое мнение, тем более, что оно имело под собой определенное основание в евангельских текстах: «Пилат снова возвысил голос, желая отпустить Иисуса, но они кричали: распни, распни Его» (Ев. Луки, 20, 21). Но не в том же ли евангелии затем сказано: «И шло за Ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем». Тем не менее, антисемитам во все века, по христианскому летоисчислению, удобно было обвинять евреев в распятии Христа, хотя это ему было предопределено Богом от рождения. Да и с бытового подхода к данной коллизии: одни евреи сгубили другого еврея, типично, казалось бы, еврейский вопрос. Или, как у Гейне, в его знаменитом «Диспуте» капуцина и раввина. Реб Иуда из Наварры парирует обвинение францисканца так: «Я жалею, что однажды – было то во время оно – Бог ваш в Иерусалиме был наказан незаконно, но евреи ли убили, - доказать трудненько стало, так как corpus a delicti (вещественное доказательство преступления) уж на третий день не стало». Острослов Гейне, принявший, кстати, христианство, но не порвавший со своими еврейскими корнями, завершает свой блистательный стихотворный опус так: «Двор томится в нетерпенье, кое-кто уже зевает, и красотку королеву муж тихонько вопрошает: «Вы скажите ваше мненье о сцепившихся героях, - капуцина иль раввина предпочтете из обоих?». Донна Бланка смотрит вяло, гладит пальцем лобик нежный, после краткого раздумья отвечает безмятежно: «Я не знаю, кто тут прав – пусть другие то решают, но раввин и капуцин одинаково воняют». Для испанского двора того времени, возможно, так оно и воспринималось. Многим это воспринимается примерно также и в наше время, хотя такого противостояния между вероучениями, как тогда, конечно уже нет, и традиционные религии уживаются вполне мирно, если не уважительно. Чтобы прийти к такому цивилизованному их сосуществованию, человечеству пришлось продираться сквозь века религиозных войн и вражды, реформации и раскола. Евреям при этом доставалось, очевидно, больше всех, т. к. они всегда были гонимым народом. Единственный в истории раз, когда иудаизм стал господствующей государственной религией, это в Хазарии, мощном тюркском государстве VII-X веков, исчезнувшем вместе с его народом в результате длительной борьбы с соседними государствами и народами, в том числе славянами. От хазар, возможно, остались караимы в Крыму со своим собственным вероисповеданием иудаизма. По некоторым современным версиям и сами нынешние евреи – ашкеназы являются потомками иудаизированных хазар.
Подытоживая все вышеизложенное, следует признать, что одним из, и, наверное, главных источников религиозного антисемитизма является, как это не печально, ветхозаветная часть Библии (Тора, Танах - Моисеево Пятикнижие) и Талмуд как комментарий к ней. Талмудические комментарии к Библии, такие как «Шулхан-Арух» содержат наиболее компрометирующие еврейство положения типа «все народы, кроме евреев произошли от нечистого духа и должны называться скотами», Чем не расизм в его религиозной форме? Именно в нем часто обвиняют евреев. Не так давно один депутат Госдумы на основании ряда цитат из этого кодекса потребовал запретить в России все еврейские организации. Понятно, антисемит, не понятно только как опровергать эти обвинения, если там черным по белому излагаются действительно подобные мысли. Дело это, разумеется, замяли, Не то время, чтобы ворошить иудейскую средневековую схоластику. Но кто-то в нее еще верит, не отвергает и не опровергает, а кто-то, выдергивая из еврейских божественных текстов соответственные цитаты, не зная их подтекста, готов возводить на евреев очередной поклеп. При том, что немалое число, а, возможно, большинство евреев вообще не знает, что там в этих книгах, не посещают синагоги, и вообще евреи или полукровки только по крови, а не по духу. И все же не религия в наше время возбуждает антисемитизм, не духовное, а нечто более материальное: уже упомянутая национальная конкуренция, которая проистекает не столько от «богоизбранности», сколько дарвиновской внутривидовой борьбы одного народа за выживание в условиях многовекового рассеяния по миру. Есть и вполне вульгарный источник национальной вражды: стремление к наживе одних за счет других. Довольно четко и предельно кратко сформулировал в этом отношении сущность антисемитизма поэт Илья Сельвинский в своем стихотворении также озаглавленном «Антисемиты»:
« Шульц и Майер помешались на пункте
Защиты святого креста.
Тридцать серебреников, только подумайте,
Иуда взял за Христа.
Шульц и Майер – почтенные лица,
Вздыхают они о Христовой судьбе,
Мечтая присвоить с помощью полиции
Тридцать серебреников себе».
Антисемитизм от конкуренции
Еврейская история сложилась так, что на протяжении многих веков народу приходилось жить в рассеянии среди других народов чужестранцами. Это отражено еще в Библии, начиная с египетской эпопеи, кончившейся Исходом, продолжая вавилонским пленением и т.д. Окончательно еврейское рассеяние произошло после разрушения Иерусалимского Храма римлянами во время иудейской войны и восстания Бар-Кохбы. Но и в промежутках между этими ужасными событиями, евреи имели склонность к миграции в крупные имперские города античного мира. Так многочисленная колония евреев была в Риме, они же едва ли не половину населения составляли в Александрии. Видимо, врожденный инстинкт древнего кочевого народа сказывался в этом стремлении менять место жительства. Похоже, что он не изжит и в наше время. Массовую эмиграцию евреев из той же России, причем в меньшей степени в Израиль, одним только дискомфортом жизни не объяснишь. Причина, видимо, все же в недостаточной укорененности в странах, которые стали их родиной по факту рождения, но не родной страной по духу, внутреннему ощущению сродства с той почвой, на которой произрастали они и их ближние предки. Отсюда и живучий еврейский космополитизм. Антиеврейская кампания по борьбе с «космополитами безродными», начавшаяся в СССР вскоре после образования государства Израиль как официальная реакция на еврейскую нескрываемую радость по этому поводу и восторженную встречу Голды Меир в московской синагоге, имела под собой определенное основание. Никакой приверженности или даже просто лояльности советских людей в отношении какого-либо другого государства, кроме СССР не допускалось, тем более двойного гражданства и эмиграционных настроений, пускай в душе.
Прослеживая всю историю еврейской диаспоры в разные времена и в разных странах, нельзя не отметить частую, если не постоянную зигзагообразность ее положения и судеб, от мощных подъемов до катастрофических падений, и наоборот. При этом влияние еврейского присутствия и деятельности где бы то ни было, как бы там ни было, ощущалось всегда очень сильно и нередко порождало антисемитские настроения в народе, а то и выступления в виде погромов и изгнания евреев из страны. Великой загадкой истории является то, как изначально не большое в общем-то древнее кочевое племя скотоводов на периферии мировых империй обрело такую силу влияния именно в изгнании. Давным давно нет уже древнего Египта, Ассирии, Вавилона, Рима, нет, по сути, тех господствующих народов, которые населяли эти могучие государства, а евреи есть, хотя и претерпели множество катастроф и даже воссоздали свое маленькое, но развитое боеспособное государство. Современные попытки объяснить это особой умственной одаренностью евреев, высоким коэффициентом IQ или все той же «богоизбранностью» не дают, по-моему, верного ключа к этой загадке истории. Загадка эта даже не столько историческая, сколько социально-биологическая. Наверное, все-таки немалая роль в выживании еврейского этноса играл жесткий естественный, а еще более искусственный отбор наиболее способных и находчивых особей, на фоне часто экстремальных условий существования. Среди них случайно появлялись и подлинные таланты, и даже отдельные гении, которым выживать как раз было непросто, в силу или скорее в слабость своей природной уникальности, ибо наиболее адаптивны и пластичны люди среднего задатка. Но в их судьбе играла роль уже не столько система еврейского воспитания, образования и просто поддержки своих питомцев, сколько та национальная и культурная среда, в которой они творили и которая их признала. Говорить, что среди евреев больше талантов, чем среди других народов на основании каких-то тестов не совсем корректно, не говоря уж об уважительности к этим народам, среди которых евреи жили и живут. Но вполне можно допустить, что самый умный еврей превзойдет в чем-то самого умного «гоя», но с тем же допуском можно считать, что дурной еврей дурнее любого дурака иной нации, т.к. считает себя выше другого только по библейскому закону или представлению о нем. Кстати, то же можно сказать и о женщинах. Умная женщина даст фору любому умному мужчине, зато женщина-дура будет в своей дурости намного хлеще мужчины дурака.
Конечно, прошлые исторические катастрофы и чудовищный геноцид евреев во время Второй мировой войны, который еще ощущается, помнится что называется вживую, сильно изрядили, подорвали генофонд народа, но фактор отбора действовал, вероятно, и в тех исключительно тяжких условиях, не имея в виду, конечно, лагерную селекцию гитлеровцев. К тому же нельзя сбрасывать со счета и широко распространившиеся после эмансипации евреев в Европе смешанные браки. Полукровки и те, у кого еврейской крови было пожиже, безусловно, унаследовали какие-то еврейские гены, которые не всегда порождали ублюдков типа Жириновского в России. Среди них действительно много талантливых и толерантных к еврейству людей, некоторые из них причисляют себя к евреям, некоторым это отказывается по Галахе. Тем не менее, генетически это довольно благотворный процесс, расовая чистота ведет, как известно, к вырождению, что, кстати, и наблюдалось в черте оседлости. То же видно и на некоторых чистопородных животных. Еврейская примесь крови никого не испортила, скорее наоборот, также как и чужеродные гены самих евреев. А загадочность русской души не в еврейской ли примеси крови, хотя тюркской, варяжской, угро-финской и всякой другой достает не меньше, а куда как больше в славянском этнотипе.
Все вышеизложенное следует, конечно, иметь в виду, когда пытаешься понять истоки многовекового антисемитизма, опираясь на многочисленные исторические и литературные источники, свидетельствующие о роде занятий евреев в странах рассеяния. И тут никуда не деться от того типизированного презренного образа еврея, который сложился в христианской Европе. Еврей-заимодавец, еврей-ростовщик, еврей-банкир, еврей-коммерсант, кровосос одним словом. Разумеется, не только этими делами занималась основная масса еврейского народа. Много было ремесленников, людей ручного труда, некоторые выбивались в люди более почтенного умственного труда, однако к евреям в восприятии окружающих их народов более всего прилепилось самое нелицеприятное – денежный мешок. Именно это более всего унижало евреев во мнении плебса и возвышало в глазах знатного сословия, нуждавшегося в еврейских деньгах. Считается, что чуть ли не евреи изобрели процентный заем, банковский капитал, и вообще капитализм. Конечно, это не так или не совсем так, сильно преувеличено, но что не преуменьшено, так это действительно более, чем заметная роль еврейских денежных тузов, олигархов в развитии капиталистических, рыночных отношений в мире. Обычно приводят в пример Ротшильдов в Европе, Шифа в Америке и др., и пр. Но совсем не надо так далеко оглядываться в устоявшееся прошлое, достаточно вспомнить и трезво оценить более свежие события времен постперестройки в ельцинской России, По аналогии с одной из вех истории России смутного времени 17 века, так называемой семибоярщиной, период разгула дикого, капитализма в России конца 20 начала 21 века кто-то метко окрестил семибанкирщиной. Из семи олигархов пять были явными евреями. Так что никуда от еврейского следа в зарождении и возрождении капитализма не деться, в упадке и уничтожении, кстати, тоже, но об этом позже. Но приписывать евреям какое-то врожденное корыстолюбие, конечно, не справедливо. Еще в Библии говорится: «Если дашь деньги взаймы бедному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста» (Исход, гл. 22.25) Правда, это касалось только евреев и не распространялось на другие народы. Но жизнь заставила обойти этот завет и в отношении единоплеменников. В том же Израиле что-то ничего не слыхать о беспроцентных кредитах бедным.
В итоге, если говорить о конкуренции в области финансовых дел в мире, то создается впечатление, усиливаемое тенденциозной, а порой и просто лживой, статистикой и некоторыми нелицеприятными к еврейству литературными произведениями, в том числе мирового класса, чего стоит один Шейлок из «Венецианского купца» Шекспира, что евреи были тут вне конкуренции, что усугубляло антиеврейские настроения в народных массах. На самом деле все не так просто и очевидно. Если в эпоху средневекового феодализма это, наверное, имело место, то буржуазный капитализм, взращенный в основном европейской протестантской Реформацией, а затем и Великой французской революцией, эмансипировав евреев в гражданских правах, ввел их в рамки закона, где экономическая конкуренция являлась основным правилом коммерческих отношений, а затем и биржевой игры. И тут не так уж было важно, иудей ты или христианин, главное, какой ты делец. Мелкий гешефт или крупная банковская спекуляция все шло на пользу делу. Новая хищническая мораль предпринимательства вполне дозволяла то, что раньше евреям вменялось в вину, а широко развитая банковская кредитная система вообще сняла вопрос о ростовщичестве как о позорном роде деятельности, присущем только евреям. Правда на них могли по-прежнему коситься банкиры-конкуренты, в силу закоренелых национальных комплексов, но это никак не способствовало тому или иному успеху в их деле. Скорее наоборот, сближение, объединение банковских капиталов, не зависимо от национального их характера становилось залогом их процветания. Это только укрепляло и укрепляет антисемитов, в том числе нынешних, в их уверенности, что капитализм как форма общественно-экономического бытия есть типично еврейское изобретение.
Возвращаясь к теме мирового литературного отражения еврейского влияния на экономическую жизнь и просто быт окружающих их народов, нельзя не отметить, насколько полярны были порой мнения разных авторов. Известны, например, картины довольно унизительных, если не оскорбительных описаний евреев в повестях Гоголя, в частности в его «Тарасе Бульбе». Но вот, что писал Адам Мицкевич в своем «Пане Тадеуше», о своем Янкеле, одном из персонажей поэмы:
«Честнейший, добрый жид! И шел народ к нему.
Уже он много лет арендовал корчму.
Но жалоб не было помещику. Еще бы!
Еда отменная, напитки высшей пробы.
Хоть ведал деньгам счет, не шел он обман
И пьянства не терпел: гнал в шею тех, кто пьян.
Веселье поощрял, все свадьбы, все крестины
Справлялись у него, видать не без причины.
По воскресеньям же народ пускался в пляс,
Играла музыка: волынка, контрабас».
Конечно, данный образ еврея-корчмаря не лишен идеализации, однако сам факт положительного изображения такого типа людей и национальности наводит на мысль, как все в этом мире условно: и плохое, и хорошее. И это на фоне старых, как мир, юдофобских обвинений евреев, что жиды-шинкари спаивали русский или украинский народ. При том, что еще Владимиру-князю приписываются всем известные слова: «Веселие на Руси есть пити, не можем без этого быти». Трагизм польских и украинских евреев в ту эпоху заключался, конечно, не в этом, не в арендаторстве шинков, а в гораздо более широкой аренде имущества, помещичьих земель и даже церквей, сборе налогов, словом активной посреднической деятельности между панами и холопами. Это, выходило им, в конечном счете, боком и выливалось в дикие погромы времен Богдана Хмельницкого и гайдамаков, проливалось кровью тысяч евреев, да и тех же поляков, жидов и ляхов, как это живо описано у Гоголя в его «Тарасе Бульбе». Вся украинская история состоит из таких эпизодов, правда, теперь главный их национальный враг не ляхи, не жиды, а москали. Очень своеобычный и не надежный народ эти самостийные хохлы, что во времена Богдана, что Мазепы, что Петлюры, что Бандеры, а теперь и Ющенко. Ну, а к евреям у них особая «любовь», от которой до ненависти один шаг.
Однако не столько реальная финансовая, экономическая конкуренция являлась и является главной причиной антисемитских настроений в мире, сколько во многом мифологизированная еврейская экспансия в политической сфере, пресловутая борьба за власть, представление сионизма как мирового еврейского заговора с целью господства над всем миром. Это, очевидно, совпало с первым сионистским конгрессом в Базеле в 1897 г., а также с опубликованием во многих странах, прежде всего в России так называемых «Протоколов сионских мудрецов» в канун первой русской революции 1905 года. Несмотря на фактически доказанный фальшивый характер этого опуса, сфабрикованного в полицейской царской охранке, до сих пор он не утратил своей актуальности и спроса в антисемитских кругах в целях юдофобской агитации и пропаганды. Протоколы активно использовал Гитлер в своей нацистской библии «Майн Кампф» и примерно в эти же годы Генри Форд, в своей книге «Международное еврейство». Но если Форду пришлось, в конце концов, извиниться перед американскими евреями и прекратить спустя несколько лет ее издание, то Гитлер реализовал свою «Борьбу» по полной программе, слишком еще памятной евреям и другим народам Европы. И не важно для этой публики подлинны «Протоколы» или поддельны, главное, что ход исторических событий в мире по их версии почти такой же, как изложено в этом злостном «фэнтези», если по-современному определить этот жанр подрывной политической литературы. Независимо от того верит ли кто в существование мирового еврейского заговора, сущность еврейских притязаний для антисемитов, как им кажется, ясна. Довольно четко это сформулировал поэт Станислав Куняев в русской версии вопроса: «Дело в том, что еврейские ставки гораздо выше территориальных, культурных, правовых, религиозных проблем, в которых барахтаются другие национальности – русские, чеченцы, латыши, грузины или чукчи. Еврейская элита борется не за частные национальные привилегии, а за ВЛАСТЬ в самом глубоком и широком смысле. Вопрос в этой борьбе стоит так: кому по главным параметрам властвовать в России - государствообразующему русскому народу или небольшой, но крепко организованной, политически и экономически мощной еврейской прослойке?». А кончается эта мысль почти лозунгово: «Между русскими и евреями идет борьба за власть в России». Если бы это было действительно так, то оставшимся, наиболее русифицированным евреям надо было бы отсюда срочно сматываться, слишком не равные силы столкнулись в этой борьбе, и не факт, что еврейский Давид в ней победил бы русского Голиафа. Дело происходит все-таки не в древней патриархальной Палестине, а в современной, очень не спокойной России, которую, как писал поэт еще в позапрошлом веке, ни умом не понять, ни аршином общим не измерить.
Однако самое интересное, что куняевский сценарий в духе «сионских протоколов» не так давно действительно разыгрывался у нас на глазах. Несколько еврейских олигархов - Березовский, Гусинский, Ходорковский действительно заигрались, разыгрывая козырную политическую карту в России, захватив в стране так называемую четвертую власть, взяв на свое содержание ведущие СМИ, в том числе влиятельные телевизионные каналы, после чего их стали называть в народе «тельавидением». Слава Богу, это им удалось не надолго, чего им действительно удалось, так утвердить многих в довольно прочном мнении, что евреи действительно рвутся к власти, если уже ею не завладели, а главное окончательно дискредитировать идею демократии и либерализма в России среди народа. Теперь все это в прошлом, Березовский в Лондоне, Гусинский, возглавлявший еврейскую общину в России, везде и не известно где, Ходорковский в тюрьме якобы за экономические преступления, а на самом деле за политику. Лучше всех устроился Роман Абрамович, сотрудничая с властью, взяв на содержание Чукотку, избавившись путем выгодной продажи от «Роснефти», купив лондонский «Челси» и играя, болея от души за футбол, в том числе и российский, приплачивая бывшему главному тренеру сборной России голландцу Хиддинку. «Вот такая история», как обычно завершает свою программу Владимир Познер, один, пожалуй, из безусловно влиятельных и умных евреев, оставшихся на российском телевидении как проводник либеральных ценностей.
Ну, а что в правительстве, в первом эшелоне власти, как там с евреями? Путин навел там свой, относительно понятный и привычный всем порядок после совершенно не прогнозного, почти стихийного ельцинского правления с гайдаровской шоковой терапией, чубайсовской ваучеризацией и приватизацией государственной собственности, постоянно премьерской чехардой, чеченской войной и войной с парламентом. Как преемник Ельцина он сильно утвердил себя, утихомирив на время Чечню, убрав с политической сцены еврейских олигархов, поставив для видимого равновесия во главе правительства другого смирного и довольно безликого еврея Фрадкова, потом убрав и его, став по истечении президентского срока сам премьером при своем преемнике Медведеве. О последнем в СМИ, в том числе и в Интернете, была вскоре после его избрания президентом РФ запущена плохо поджаренная утка о его еврейских корнях, подхваченная и тут же выброшенная, как явно наспех придуманная, хотя не так много из русских, кто может поручиться в славянской чистоте своей крови, также, как и евреи в семитской. Для наших антисемитов и Горбачев и Ельцин, он же Беня Эльцин, то же евреи, поэтому зачислить в иудеи им ничего не стоит любого, кто не соответствует их представлениям на то, кого можно считать русским. Единственное, что успокаивает, так это то, что ни Путин, ни Медведев, похоже, не закомплексованы антисемитизмом и ведут себя в этом отношении вполне нормально и прагматично. Рядом с Медведевым можно часто видеть чернявого молодого человека, с характерной внешностью, именем и фамилией Аркадий Дворкович, ближайшего его помощника по экономическим вопросам. Кризис, конечно, во многом усложнил задачу правительства, но и потребовал привлечения к управлению страной не заплесневевших от возраста и от старых идеологических и политических догм мозгов. Гибкие умы и находчивые еврейские головы могут еще пригодиться на этом этапе российской, да и мировой истории. А что будет дальше, знает один Господь Бог, «иже еси на небеси».
Если усматривать корни антисемитизма в одной конкуренции во всех сферах общественной деятельности, государственной, политической, социальной, экономической, культурной и т.д., то, конечно, нельзя не признать, что она всегда имела место. При этом в таких областях, как финансы, пресса, радио- и телевещание, наука и культура, доля евреев действительно внушительна и не пропорциональна их численности среди остальных народов. Конечно, проще всего объяснить это особой способностью и не ординарным складом ума евреев, а теперь и IQ, и завистью других народов к этим их незаурядным качествам. Правда, Черчиллю как будто приписывают слова о том, почему в Англии нет антисемитизма, хотя он есть везде, где есть евреи. Он ответил в том духе, что мы, англичане просто не считаем себя глупее их. И, тем не менее, постоянная конкуренция в духе социал-дарвинизма: внутривидовая борьба за существование, очевидно, сформировала через отбор наиболее жизнеспособный и талантливый генотип еврея-победителя, преодолевающего все жизненные коллизии и препятствия. Это подтверждается, отчасти, и тем, что в самом Израиле, в отсутствии межнациональной конкуренции что-то не наблюдается такого процесса. И если есть выдающиеся умы и таланты, то совсем не такого уровня и известности, как мирового класса нобелевские лауреаты, писатели, шахматисты и другие знаменитости еврейской диаспоры. Причем они, как правило, вышли из той же конкурентной алии.
Кроме высокой конкурентоспособности в указанных сферах деятельности, евреев отличает действительно склонность сплачиваться с себе подобными, образовывать национальные группы, а то и целые корпорации, довлеющие везде, где их способности раскрываются ярче всего. Это не может нравиться окружающим их людям иной, тем более государство образующей нации, не усугублять национальных фобий. К скоплению лиц еврейской национальности начинают относиться, как к неким мафиозным группам – неприязненно и с опасением. Массовые предрассудки, склонность к ксенофобии толпы и предубеждения конкурентов только подстегивают, будоражат такие настроения. Хотя иногда они имеют под собой довольно зыбкую почву, подоплека их одна – юдофобия, закрепленная в ряде поколений, всосавшаяся, что называется, с молоком матери. Кроме врожденного антисемитизма масс существует, конечно, и личностный, приобретенный в результате какого-то отрицательного жизненного опыта общения с евреями или наблюдения их общности со стороны. Даже из своего личного опыта я убедился, как это может повлиять на мнение близких людей, ранее в антисемитизме, не отмеченных. Далеко ходить не надо, моя жена, с которой худо бедно прожил не один десяток лет, русская по происхождению, хотя ее не раз принимали за еврейку, пробыв какое-то время в больнице, вышла оттуда с антиеврейским настроением, насмотревшись, как лечащий врач-еврей, обхаживал и обихаживал пациентку еврейку, не оказывая подобного внимания другим, в том числе ей. Это конечно не столько национальный, сколько психологический «бзик» и дело, вероятно, здесь в обычном блатном знакомстве, а не в некой всемирной еврейской солидарности, однако пойди, докажи, что это не так.
Антисемитизм на интеллектуальном уровне
Особо стоит выделить антисемитизм на так называемой культурной почве. Конечно, его тоже можно подвести под конкурентные отношения и непропорционально большое участие евреев в этой сфере. Однако все гораздо сложнее: антисемитские настроения нередко выражали деятели культуры, которых к завистливым бездарям отнести невозможно. Среди них были поистине гениальные или очень одаренные личности. Хрестоматийный пример Вагнер, вряд ли он завидовал Мендельсону, просто светлая, чувственная музыка того была чужда сумрачной и страстной музыкальной палитре германского гения. Тут скорее было даже не столько национальное, сколько культурологическое неприятие того, что он считал чуждым немецкому народному духу. Хотя в его статье: «Евреи в музыке» он предстает действительно махровым антисемитом. Можно было бы занести в антисемиты и Шекспира за его «Венецианского купца», если бы Шейлок не наделен был бы им глубоко задетыми презрением общества, униженными и оскорбленными человеческими чувствами. Ему нельзя не сочувствовать, испытывая в то же время отвращение к его кровожадной мстительности.
Антисемитские мотивы можно проследить и в творчестве, высказываниях великих русских классиков литературы: Пушкина Гоголя, Достоевского, Тургенева, даже Чехова. Впрочем, если у Антона Павловича в некоторых художественных произведениях и можно кое-что расценить как неприязнь к евреям, хотя и это спорно (пьеса «Иванов», рассказы «Скрипка Ротшильда», «Тина» и др.), то его гражданская позиция в разгар дела Дрейфуса, восхищение поступком Золя, разрыв с Сувориным говорят не просто о его порядочности и честности, но и отсутствии всяких национальных предрассудков. Совершенно лишены этого чувства, скорее были юдофилами Толстой, Горький, Короленко. В русской философии тоже был известный раскол по этому жгучему во все времена вопросу. Наиболее яркий пример: Владимир Соловьев и Василий Розанов. Последний особенно отличался нелюбовью к евреям: «Вся литература (теперь) «захватана» евреями. Им мало кошелька: они пришли «по душу русскую»…». При этом больше всего, видимо, имелась в виду критика, пресса, издательское дело, т.к. во времена Розанова известных литераторов еврейского происхождения в общем почти и не было, разве что поэты Надсон, Саша Черный (Гликберг). Это уже в 20-ом веке, в советское время русскоязычных писателей евреев, а также художников и композиторов расплодилось порядком, составляя заметную часть творческих союзов. Среди них были действительно очень одаренные, даже гениальные: Мандельштам, Пастернак, Багрицкий, Бабель, Каверин, в близкие нам времена выделились Бродский, Довлатов, последний, правда, полукровка. Особенно отличились евреи своей музыкальностью, начиная с того, что Петербургская и Московская консерватории основаны братьями Антоном и Николаем Рубинштейнами, выкрестами, получившими дворянство, русскими музыкантами по духу, но не ставшими от этого русскими по крови. Феликс Мендельсон-Бартольди, как известно тоже был основателем первой консерватории в Германии, в Лейпциге. Он и такие евреи-композиторы, как Мейербер, Оффенбах, Кальман, Гершвин стали музыкантами мирового значения. Многие евреи в музыке проявили себя как прекрасные мелодисты, В советской России это было целое созвездие известных композиторов от Дунаевского до Тухманова, а еврей Матвей Блантер совместно с русским поэтом Михаилом Исаковским создал шлягер всех времен и народов «Катюшу». Конечно, как и во многих музыкальных сочинениях не обошлось и без некоторых заимствований, в том числе и народных мелодий, но это вполне допустимо, даже нормально. Вроде Глинка сказал, что композитор часто берет мотив из народного творчества, затем лишь аранжируя его. Не надо далеко ходить, считается, что еврейский национальный гимн «Атиква» перепев одной из тем симфонического цикла Бедржиха Сметаны «Моя родина». Мелодия, взятая оттуда, стала также неофициальным гимном Чехии, а она в свою очередь была заимствована из итальянской народной песни. Все в этом мире связано, особенно в искусстве.
Проявляющийся время от времени антисемитизм в интеллигентской среде или среди «высоколобых» интеллектуалов носит, как нам представляется, не столько националистический, сколько идеологически философский и социальный характер. При чем экономика служит здесь скорее надстройкой, чем базисом. В России издавна расхождение в просвещенных кругах было не столько по национальному вопросу, сколько по общей национальной идее, разделившей общество на так называемых западников и славянофилов, приверженцев либеральных ценностей, пришедших с Западной Европы, с одной стороны, и консервативного, охранительного духа, проникшего в Россию с необъятных просторов азиатского языческого мира, воспринявшего позже византийскую, восточную ветвь христианства, с другой. Является ли Россия как государство Евроазией или Азиопой до сих пор под большим вопросом. И до сих пор он решается в обществе, расколотом на прозападных либералов, евросоюзников, в основном рыночников, и на государственников, почвенников, видящих в России, если уже не великий третий Рим, то вполне самодостаточное, протекционистское государство русского народа вкупе с другими не титульными нациями. При этом явно недооценивается многонациональный и разноконфессиональный его характер и сильное сокращение численности русского населения, особенно во время пьяной ельцинской постперестройки. То, что многие образованные и инициативные евреи приняли самое активное участие в либеральном реформировании страны, вольно или невольно способствуя при этом ее развалу, не могло не возбуждать против них антисемитских настроений в народе. Полу-интеллигентское и полу-хулиганское общество «Память» в то время, о котором теперь мало кто вспоминает, также сильно этому способствовало. То, что многие, массово уехавшие из России в то время евреи одержимы были в большинстве своем не какими-то идейными соображениями, а страхом перед развалом казавшейся прежде столь могучей державы, со всеми его губительными политическими, экономическими и конфликтными этническими последствиями, волновало лишь их самих. Много «отвалило» тогда и замаскированных под евреев русских, полукровок, причем заручившись израильской визой. Были среди них и просто халявщики, но были и те, кто пребывал не в ладу с новым режимом, по тем или иным причинам, не исключая уголовных.
Именно в это время еврейский вопрос из вечного призрака вновь стал животрепещущей «притчей во языцех» бытовых разговоров, газетных и журнальных статей.. В последние годы появились и серьезные книги на эту тему. Среди них и двухтомник Солженицына: «Двести лет вместе» и «Трехтысячелетняя загадка» Шафаревича. Последний «прославился» еще в 90-е годы изданием своего опуса «Русофобия», где вывел евреев под жупелом «Малый Народ», являющийся по сути антинародом, который, мягко говоря, не дружелюбно относится к русскому «Большому Народу». Сочинение это в равной мере можно было назвать и «Юдофобия», ибо, обличая одно, вызывало другое. Конечно, автора «Русофобии» не обвинишь так уж просто и ходульно в низкопробной пропаганде юдофобии. Это не какой-нибудь обыватель или бездарь-недоучка, а человек весьма известный и уважаемый, математик, академик, лауреат Ленинской премии, общественный мыслитель, экс-диссидент и т.д., и т.п. И сама работа носит характер довольно глубокомысленного исследования, а не поверхностной публицистической агитки. И евреи предстают здесь не совсем в традиционной антисемитской упаковке народа-врага или врага народов, этакого исчадия капитализма и социализма сразу, в зависимости с какой идеологической стороны на них смотреть. Обращает на себя внимание, что время написания этого опуса обозначено 1978-1983гг, т.е периодом самого крайнего застоя, совпавшего с усилением политической реакции, имперского синдрома, выразившегося в полной мере в ввязывании в афганскую войну, с дальнейшим ужесточением репрессий и цензуры против диссидентов - правозащтников, среди которых было немало евреев. С тех пор многое, если не все изменилось в России, не стало СССР, настало время гласности, и в то же полярной не согласности в обществе. Извечный еврейский вопрос лишь обострил это несогласие. Уже в наше время Шафаревич выпустил новую свою, достаточно солидную в объеме книгу по этой теме под названием «Трехтысячелетняя загадка». По сути, это продолжение или сильно расширенная версия той же «Русофобии», но облеченная в более наукоемкую форму, снабженная историческими главами и ссылками. Общий тон ее достаточно сдержанный, а антиеврейский лейтмотив менее обострен, чем в прежнем трактате. В этом произведении евреям уделено очень своеобразное место и назначение как катализатора всех важнейших исторических мировых процессов. Юдофилом, он, конечно, не стал, но и в юдофобии его не обвинишь. Прохладно - отстраненное отношение к еврейству дает ему право на свое видение его места и роли в мировой, в том числе российской истории. Оно можно сказать не слишком оригинальное, не позитивное, но умеренно негативное.
В этом отношении от фундаментального литературного труда Солженицына «Двести лет вместе» можно было ожидать нечто большего. Со стороны еврейских авторов он вызвал в основном критику, нежели одобрение. Критику, в общем-то, во многом заслуженную. Особенно надо отметить книгу С. Резника «Вместе или врозь?» о судьбе евреев в России. Вместе с тем как бы критически не относиться к тем или иным местам книги Солженицина, следует, на наш взгляд, признать, что это достаточно серьезная работа с «право-центристским» подходом в попытке обоюдосторонне осмыслить тот исторический путь, который суждено было пройти вместе русским и евреям, «гоям и изгоям», на протяжении не столь уж долгой истории их российского сосуществования (всего каких-то 200 лет, после присоединения к Российской империи Польши). Однако особой симпатии к евреям он явно не испытывает, и вряд ли от него это можно было бы ожидать. Уже в своем «Архипелаге Гулаг» он явно предъявляет к ним счет за все репрессии советской эпохи, в том числе за организацию лагерей и управление ими, перечисляя все еврейские фамилии в этом замешанные. В книге действительно много спорного и даже несправедливого в отношении еврейства, и считать ее абсолютно объективной и честной нельзя. По сути, он считает еврейские погромы периода революции во многом спровоцированными самими евреями, В этом, наверное, есть, какая-то доля исторической истины. Однако при историческом анализе прошлых, настоящих и грядущих событий все же необходима правильная расстановка причин и следствий. Так, видя некую судьбоносную связь событий, начиная от убийства Столыпина в Киеве и кончая, спустя почти 30 лет, уничтожением киевских евреев в Бабьем Яру, все же неверно первым шагом этой трагической череды истории считать безрассудный поступок еврея студента Богрова. Скорее сама неразумно противоречивая политика царского правительства, главой которого был в то время Столыпин, по отношению к евреям, да и не только к ним, а и ко всему народу Российской империи, стала главной и первой причиной ее краха, со всеми катастрофическими последствиями для царской династии, России и ее народов. В целом же двухтомник Солженицына не дал ничего нового во взглядах на изложенную в нем тему, текст очень длинен, нудно и скучно написан. В этом отношении как художник слова он не сопоставимо выше, чем документалист и мыслитель. Книга Шафаревича читается гораздо живее и интереснее.
Всю обширную литературу по еврейско-русскому вопросу, а именно так его надо рассматривать, ибо нельзя отделить один от другого, можно условно разделить на откровенно юдофобскую, умеренно-антисемитскую, куда, кстати, можно отнести и упомянутые произведения Солженицина и Шафаревича, и юдофильскую, представленную не только еврейскими авторами.. Современные издания дают достаточный выбор читателю. Еще не так давно можно было свободно полистать и купить по сходной цене «Майн Кампф» Адольфа Гитлера на уличных книжных лотках. Немало издано и дореволюционных изданий черносотенно-монархического толка, в преизбытке и вовсе не подпольная литература подобной окраски современных авторов, включая, например, книгу с таким колоритным названием как «Иудейское иго» бывшего министра печати ельцинского правительства. Знакомиться с такого рода произведениями просвещенному читателю, не возбраняется, конечно, но дозировано, дабы не отравиться авторской желчью, не сойти с ума от бредовых идей. Многое там подпадает и под уголовный кодекс по части разжигания национальной и расовой ненависти, но о громких процессах что-то не слышно, если они вообще возбуждаются. Что делать, свобода слова, за что боролись, на то и напоролись. И все же это честнее, чем искусственно сдерживать, а на самом деле скрыто, а иногда открыто, культивировать ядовитые побеги дискриминации по национальному признаку, как это было в пору социалистического «интернационализма», дружбы народов, в раз превратившейся в свою противоположность при развале той системы.
Вместе с тем прочтение литературы, не слишком лицеприятной к евреям, но и не враждебной к ним, основанной на более или менее достоверных исторических фактах, пускай по-своему интерпретированных, не только полезно, но и необходимо, Из нее скорее извлечешь корни того недоверия и отчуждения, которое через века пролегло между еврейством и окружающими их народоми, поймешь национальную психологию или как теперь говорят менталитет обеих сторон. В этом отношении еврейские полемические источники не всегда дают полную, объективную картину исторических реалий, сосредотачиваясь в основном на утеснениях и страданиях своего народа в разные эпохи, при том или ином режиме. Только зная позиции той и другой стороны, можно как-то приблизиться к истине. Обрушиваясь в своей критике на Сталина как «красного фараона» и махрового антисемита, нельзя забывать, что именно благодаря ему смог устоять Израиль в первой арабо-еврейской войне, и Советский Союз был первым государством, признавшим еврейское государство не только «де факто», но и «де юре». То, что последовало затем, было связано с общей международной обстановкой холодной, а кое-где и горячей войны того времени, и Израиль не оправдал надежд вождя народов, не стал плацдармом СССР в противостоянии с США. К тому же его в то время серьезно тревожил рост националистических настроений в обществе, и евреи в этом смысле были не единственными раздражителями диктатора. Одновременно с еврейским делом антифашиского комитета, а затем и кремлевских врачей, было раскручено и, по сути, русское «ленинградское» дело, в результате которого пострадало не меньше народа, в том числе и очень высокопоставленных людей, выступавших еще тогда за расширение прав Российской Федерации в Советском Союзе (Вознесенский, Кузнецов и др.). В последние годы жизни Сталина постоянно маячило и кавказское «менгрельское» дело, задевавшее непосредственно Берия. Что же касается до сих муссируемого слуха о планировавшейся депортации всех евреев на Дальний Восток, то он остался не более, чем слухом, и никаких подлинных документов относительно этой акции не найдено. Исключать ее из планов Сталина, конечно, нельзя, но осуществить при всем его желании вряд ли было возможным. Все это, скорее, вымысел, родившийся тогда в воспаленном воображении устрашенного еврейского сознания и дошедший до легковерных умов нашего времени. Принимать многое, даже самое невероятное, на веру вообще свойственно людям, а у евреев это усугублено еще ощущением хронической ущемленности их в правах и возможностях, сродни комплексу неполноценности, которая часто оборачивается другой крайностью – сверхоценкой самих себя.
Антисемитизм расистский
Причины антисемитизма с расовых позиций можно было бы вообще не рассматривать ввиду иррациональности мотивировок, которые всему этому сопутствуют. Следует различать при этом собственно антропологические и вторичные, идеолого – националистические или расистские мотивы этого явления. С точки зрения антропологической и этнической евреи представляют очень сложный расовый тип, формировавшийся сначала в одном месте, а затем получивший свое развитие, разноликость и разноязыкость в условиях очень несхожих по географическим, климатическим, историческим условиям, в окружении различных этносов и языков. В результате возникли разные этнические группы, объединившиеся в один народ только в современном Израиле: сабры, ашкеназы. сефарды. бухарские. горские, марокканские, иеменские, эфиопские евреи и т.п. Собственно евреями или теперь израильтянами их делает одна религия – иудаизм, а иудеем может стать любой, принявший веру и акт посвящения (гиюр). Таким образом, в расовом отношении еврей еврею рознь и на кого распространяется расовая ненависть еще вопрос.
Для германской национал-социалистской расовой идеологии такого вопроса как будто не возникало. Недочеловеками считались не арийцы: евреи всех мастей, цыгане, негры. Не слишком высоко котировались в расовом отношении и славяне, но они не подлежали истреблению, разве что ограничивались в правах и деторождении. С другой стороны явно не арийского, происхождения японцы, монголоиды, те же арабы были на хорошем счету у Гитлера, являлись его союзниками. Правда попадались немцам и такие народы, в отношении которых им было нелегко определиться, кем их считать. Например, караимы, крымчаки, исповедовавшие иудаизм, но имевшие тюркское происхождение, Расовая проблема становилась тут расовой дилеммой и решалась она в пользу этноса. Религия нацистов как-то не задевала, наверное, потому, что сами они были скорее языческого, чем христианского культа, ибо никто из них не придерживался Христовых заповедей, скорее наоборот. С их нордической спесью и сам Иисус Христос должен был бы быть признан расово неполноценным, хотя бы как сын еврейки.
Вся эта расовая лжедоктрина была бы не более чем бредовой чепухой, если бы на ее основе не осуществилась чудовищные преступления, геноцид целых народов, и, прежде всего, евреев. Холокост, расизм в форме геноцида, в общем-то осужден мировым сообществом, хотя в последнее время было не мало выступлений, пытающихся преуменьшить число жертв, а то и вовсе отрицать сам факт целенаправленного уничтожения евреев во время второй мировой войны. Наиболее известный отрицатель – нынешний иранский президент. Расовые предрассудки и антипатии обычно сродни национальным, но имеют и свои особенности физического неприятия, почти физиологического отвращения к людям иного цвета кожи, иной характерной внешности. В отношении евреев это часто не срабатывает, слишком размытый и не характерный тип у многих из них. Немало среди них с вполне «арийской» внешностью, блондинов, голубоглазых. Многое определялось местом их рождения и обстоятельствами происхождения. В давние времена немало людей из других народов перешло в иудаизм. Ныне явно еврейский, иудаистский расовый тип являют собой разве что только религиозные ортодоксы.
Так или иначе, надо признать, что расизм ныне не слишком в моде, Даже в стране, казалось бы, законодателе этой моды – США, почти полностью от него отказались, и слово негр звучит там теперь почти оскорбительно, афроамериканец – другое дело, но зато обозначился черный расизм. Нечто похожее произошло и с евреями. Если нельзя применять к ним расовые оценки, можно методом от противного самих их обвинять в расизме, и если не всех, то хотя бы сионистов. В антисемитской идеологической литературе сионизм часто и рассматривается как форма расизма, а то и фашизма под голубой звездой. Мало того в ООН в свое время под нажимом арабских стран была принята соответствующая резолюция, вроде бы до сих пор не отмененная. При этом авторы этой юдофобской по сути версии антисемитами себя не признают, выступая как антисионисты. Есть среди них и евреи, в СССР из них был создан целый Антисионистский комитет, находятся такие и в Израиле. При этом нельзя со 100% - ной уверенностью утверждать, что сионизм как националистическое движение начисто был лишен расизма. Евгенические идеи улучшения еврейской расы не были, видимо, чужды некоторым видным сионистам, например Нордау.
Как всегда корни всего и вся ищи и обретешь в Библии. Уже после потопа и спасения Ноя с семейством, человечество возродилось от трех его сыновей: Сима, Хама и Иафета. Двое из них, Сим и Иафет, оказались почтительными к отцу, а Хам показал себя хамом, потешившись над наготой опьяневшего от вина родителя. Его потомство, начиная с сына Ханаана, было проклято Ноем: «раб рабов будет он у братьев своих». Не отсюда ли и начался расизм в истории человечества, разделенного на семитов, хамитов и потомков Иафета, европейцев. В ветхозаветной, иудейской части Библии (Торе) много и других, более жестоких примеров расовой нетерпимости, поэтому антисемитам есть чем там поживиться и перенести, направить нравы библейских евреев против ныне живущих. Такова логика древневековой ненависти, посеяли ее предки, а пожинать на себе тот горький посев пришлось дальнейшим поколениям.
Чисто еврейская причина антисемитизма
Подводя итоги многих, если не всех причин антисемитизма, нельзя все же не упомянуть еще об одной - неизжитость у многих евреев, в частности российских, местечкового сознания. Местечковость приходится упоминать, хотя, казалось бы, ее можно только поминать, как старый кладбищенский памятник прошлых веков. Это сознание неплохо отражено в старом еврейском анекдоте, когда один еврей спрашивает другого: «Где находится Париж? Тот отвечает: «В 2000 верст от Бердичева». «Надо же, какая глушь!»,- резюмирует первый. Ощущение этого еврея себя и своего социума пупом земли сродни атавистическому племенному сознанию, до конца не преодоленному многими евреями. Видеть себя в центре мироздания, а остальной мир как нечто попутное, нередко враждебное, населенное гоями, из коих чуть ли не каждый антисемит. По-русски это можно было еще назвать провинциализмом. Не этот ли провинциализм сгубил когда-то Иудею, отдаленную провинцию Римской империи. Да, восстание против римлян, долгая и героическая, но обреченная на поражение для евреев Иудейская война заметно вошла в мировую историю, правда, благодаря не столько упорству, сколько упрямству иудеев. Ее замечательно описал историк Иосиф Флавий, правда с позиции изменника, а в 20 веке вторично и художественно писатель Лион Фейхтвангер. Именно с этого времени и началось великое рассеяние народа и окончательное решение еврейского вопроса, которое пытался завершить Гитлер уже во времена германской империи, третьего Рейха.
В качестве исторической аналогии можно привести русскую историю. Правда, вряд ли это будет корректно, слишком несхожие исторические реалии. Известно, что всегдашний, в том числе и нынешний героический символ России, причисленный к святым, князь Александр Невский, отражая наскоки тевтонских «псов рыцарей», покорно ездил в Золотую Орду поклоняться и платить дань татарским ханам. Это во многом и на века предопределило будущее Российской империи. При Ироде Великом Иудея, можно сказать, почти процветала в составе Римской Империи и имела также перспективу на будущее. К святым его никто не причислял, да он далеко и не был им, скорее наоборот, но с ним в то время и в том мире считались, не зря же он был организатором Олимпийских игр. Можно сказать, что у него было хорошо развитое имперское сознание, тогда как после его смерти в Иудее возобладала «местечковость» и плоды ее оказались для евреев слишком горькими от горя утрат и солеными от крови.
Конечно, евреи в этом отношении не такое уж исключение, не они одни пожинали такие плоды в результате национальной борьбы за независимость и сопротивления поработителям. Некоторые народы вообще исчезли в результате этого с исторической арены. Рассеянные же по миру евреи может быть потому и не исчезли, что были рассеяны и не ассимилированы среди других народов, но это уже особая история. Тут им как раз помогла их национальная, религиозная, «местечковая» обособленность, но она же и вызывала нарекания, неприязнь, а то и ненависть среди окружающих их народов, которые и получили название антисемитизм или правильнее юдофобия.. В связи с этим встает вопрос, каково было и есть отношение к этому самих евреев и не является ли слишком болезненная, порой психически навязчивая их реакция на это фактором усугубления, а не притупления антисемитских настроений в определенной части общества. Довольно верно подобную ситуацию в отношении евреев подметил Игорь Губерман:
Еврейство – очень странный организм,
питающийся духом ядовитым,
еврею даже антисемитизм
нужнее, чем еврей – антисемитам.
Конечно, можно понять особую озабоченность и тревогу евреев в прошлые века во времена их жестоких гонений, Нельзя забыть, не пронзиться болью по нескольким миллионам жертв холокоста, который если не уничтожил, то задел за живое каждого еврея и еврейку, потерявших в этом жертвенном огне своих родных и близких. Это было сравнительно не так давно, когда была предпринята самая чудовищная за всю историю попытка, она же и пытка, окончательного решения еврейского вопроса. Но не у всех евреев оказалась достойная, протяженная во времени историческая память, у некоторых она очень даже короткая. Иначе, как расценивать переезд их на жительство в Германию, страну, которая никогда не смоет еврейскую кровь, не стряхнет еврейский пепел с могил, со страниц истории и без того кровопролитного и убойного 20 века. Да эта страна осудила нацизм, многие немцы покаялись, а молодому их поколению и каяться, в общем-то, не в чем, но это еще не причина и не повод садиться им на шею, жить на халяву, за откуп вины их предков. И какая гарантия, что нынешние немцы так уж возлюбили евреев, а не терпят их иждивенчество, которое могут в любое время выдать за врожденный еврейский паразитизм. Немецкий национализм никуда не девался, а нацизм вовсе не исчез, и когда они в полной мере проявятся, а это почти неизбежно, в виду новой исламизации Европы, то те же евреи могут оказаться там меж двух огней и им придется изведать ненависть с обеих сторон, с христианской и мусульманской, как в истории не раз бывало. Тогда нечего и некому будет жаловаться на юдофобию тех и других, немецкий антисемитизм - сюрприз лишь для слишком забывчивых, не ашкеназам же (германским евреям) это напоминать, и каково жить в том же Нюрнберге, где в 20 веке возрождены были средневековые Нюрнбергские законы, напялившие на них желтые звезды.
Но с другой стороны вечно жаловаться на не любовь к себе остального человечества тоже не нормально. Иначе только одним этим можно заслужить антипатию окружающих. Евреям нужна не любовь, а уважение народов, а для этого каждый еврей должен, по возможности, достойно представлять свою нацию, ибо судят о народе по его представителям. Каждый народ имеет право на своих героев, и на своих мерзавцев, тех и других судят соответственно их поступкам. У евреев, как и у других цивилизованных народов, есть чем и кем гордиться, в том числе событиями и личностями мирового значения, есть, очевидно, и поводы для национального стыда и позора. Не надо зацикливаться на том или другом, а главное причину собственной несостоятельности видеть в происках других. Это, кстати, характерно для многих людей, и даже целых народов. Грешат этим как евреи так и русские. Не отсюда ли часто произрастают корни и отпрыски как юдофобии, так и русофобии
Русско-еврейский вопрос в настоящее время уже не столь злободневен, а пресловутый пятый пункт в паспорте и вовсе исчез. Мою национальную принадлежность можно отыскать теперь только в военном билете старого образца, который никому не нужен. И хотя раньше, согласно известному анекдоту, били не столько по паспорту, сколько по морде, сами морды порядком изменились. В нынешней России есть проблемы и поострее, и евреи к ним стоят как-то боком. Она наводнена инородцами из других стран, в основном гастарбайтерами, как теперь называют рабсилу. Если говорить о каком-то национальном засилии, то в основном отмечают лица «кавказской национальности», при том, что на самом Кавказе очень неспокойно. Ненависть русских молодых фашизоидов, типа скинхедов (бритоголовых), направлено в основном на «хачей» и азиатов. Евреям от этого, если и легче, то вряд ли спокойней. Их не то, чтобы оставили в покое, появились другие враги, объекты насилия для очумелых подонков, действующих обычно исподтишка. Появился, правда, один юнец, свихнувшийся, видимо, на юдофобии, который открыто ворвался в московскую синагогу с ножом, но сильно им воспользоваться ему не дали, обезоружили, придавили, как щенка, осудили, хотя были призывы простить его. Сложившийся теперь национальный климат в России довольно тонко подметил Тимур Кибиров:
Российский патриот, уже слегка устав
от битв с масонами и даже заскучав
от тягостной борьбы с картавою заразой,
все пристальней глядит на сыновей Кавказа.
Для евреев всего мира гораздо актуальнее и судьбоноснее сейчас вопрос арабо-еврейских отношений. Мировой антисемитизм, как это не странно терминологически звучит, исходит от «сводных братьев» евреев по праотцу Аврааму (Ибрагиму) – арабов (измаилитов), таких же семитов по крови и языку. Вопрос этот именно мировой, т.к. именно на земле Израильской может разразиться третья мировая война, финальный Армагеддон, предвещенный, когда-то в Апокалипсисе, если в него верить. Поэтому во многом от этих двух народов зависит не только вопрос их дальнейшего существования и сосуществования, но и судьбы всего мира, по крайней мере, его Западной иудео-христианской цивилизации. В этой связи от израильских евреев зависит едва ли не больше, чем от арабов. Арабы в любом случае выживут, сохранятся в силу их многочисленности и религиозного фанатизма. Евреям же особенно рассчитывать на это не приходится. Запад сам неуклонно исламизируется и вряд ли сможет, а главное захочет помочь еврейскому государству, Россия тем более, уже, будучи полу - исламской страной. Так что быть боевым форпостом Запада на Ближнем Востоке можно сказать безнадежная миссия Израиля. Единственный выход для него прямой диалог с арабами без всяких посредников, ибо последние только мешают и запутывают и без того запутанный клубок арабо-израильских противоречий. Мнение израильских политических ястребов, которых поддерживает, очевидно, большинство русской алии, что арабы понимают только язык силы, не лишено основания на данный момент, но вряд ли выдержит испытание в будущем. Арабский мир не вечно будет расколот, хотя для остального мира это скорее благо, чем несчастье. Исламский мировой халифат похоже не за горами. Уместно вспомнить известную и вовсе не бессмысленную притчу: «Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе», и он действительно идет, перешагивая горы от Кавказа до Гималаев. И у евреев Израиля перспектива не из лучших: или вновь рассеяться, или интегрироваться в будущем в арабский мир в качестве вассального, арабо-еврейского государства. Поэтому может не так уж не правы израильские политические голуби, пытаясь навести миротворческие мосты между Израилем и палестинскими арабами. Вот только действуют они при этом как-то по голубиному робко и нерешительно. В этом отношении стоит брать пример с Садата, смело пошедшего на мир с Израилем, хотя это и стоило ему жизни. Даже такие израильские воители как Бегин, Рабин, Шарон поняли в конце концов, что мир, даже непрочный, лучше любой разрушительной войны. К этому, кстати, пришли и Эйзенхауэр, прекративший войну в Корее, и де–Голль, ушедший из Алжира, а уж им воинственности и победных лавров было не занимать.
Нынешнее положение Израиля не из простых, да и когда оно было таким. Жить в окружении недружественных или откровенно враждебных стран, иметь пятую арабскую колонну внутри страны, что может быть хуже. Хуже может быть только война. Время победоносных войн для Израиля, видимо, прошло, пора задуматься о мире, если не вечном, то хотя бы в обозримом будущем реальном. Инициатива, думается, должна исходить от еврейского государства, а не каких-то добрых, но не всегда по отношению к евреям, посредников. Без взаимных уступок на переговорах, конечно, не обойтись. В случае образования мирного арабского палестинского государства Иерусалим вполне мог бы стать демилитаризованной столицей обоих государств, с мирной разграничительной общедоступной линией и международным статусом свободного для всех святого города трех мировых религий. От евреев и арабов требуется добрая воля к миру плюс понимание его больших выгод для тех и других. Конечно, для этого нужно и обоюдное желание что-то предпринимать в этом направлении. При его отсутствии или мирных жестах лишь с одной стороны мира не будет никогда, а тогда жди худшего, если не самого плохого.
Заключение
Данный опус является не столько программным сочинением автора на заданную им самим себе извечную, старую, как мир и еврейский народ, тему антисемитизма, сколько желанием лично для себя разобраться в этом очень сложном и запутанном вопросе исторического, социального, политического, этнографического, религиозного, психологического и какого угодно еще характера. Не являясь специалистом ни в одной из перечисленных областей, он, безусловно, по-дилетантски подходит к этой проблеме, основываясь, тем не менее, на некоем интеллектуальном запасе знаний и размышлений, по этой всегда злободневной национальной проблеме, на личном, биографическом опыте, а также на некоторых субъективных ощущениях скорее интуитивного, чем рационального сознания. Об этом написано и сказано в мире слишком много, чтобы все это знать и переосмыслить. Поэтому все то, что здесь изложено ни в коей мере не является истиной в последней инстанции, а если что-то и является, то не претендует на оригинальность в силу своей очевидности. Не все то, что приводится здесь в качестве доводов и фактов, будет воспринято позитивно, скорее наоборот, особенно со стороны еврейской общественности. Автора, возможно, обвинят также в антисемитизме и сочтут за еврея – выродка, ассимилянта, предавшего интересы еврейства, сознательно исключившего себя из этой многовековой общности людей, связанных клеймом якобы кровной близости и общей исторической судьбы. И в чем-то может быть будут правы. Не правы лишь в том, что он как бы отказывается от своего национального происхождения, стыдится его и совершенно безразличен к судьбам еврейской нации. Это не так, просто у него свое видение и ощущение своей принадлежности к еврейству, равно как и причастности к русскому народу, всему российскому и мировому сообществу.
Евреи диаспоры не могут не быть гражданами и патриотами тех стран, где они родились, выросли, получили образование и приложили свои знания и труд. Не просто не могут, но должны быть такими, вопреки национальным предрассудкам и предубеждениям, ксенофобии обывательских масс и правящей элиты, частным, но наиболее характерным проявлением которой является юдофобия. Иначе они действительно предстают «космополитами безродными», как честили евреев в эпоху закатного сталинизма. Оставшиеся в России евреи может быть как раз и являются самыми сознательными и стойкими патриотами своей страны, ставшей их, если и не исторической, то фактической родиной. Только став укорененным на этой земле народом, разделяющим со всеми все взгоды и невзгоды своей страны, они достойны уважения коренной нации. Что касается евреев, которые предпочли России Израиль, то также можно и должно понять и уважать их ощущение своих корней на когда-то утраченной, но вновь обретенной земле. Если же это лишь только результат бытового антисемитизма, страха перед возможными погромами, то и это можно понять, если не принять, зная все прошлые и трагические вехи еврейской истории. Но нельзя отвечать на одну фобию другой фобией, русофобией или арабофобией на юдофобию, это, как говорится, контрпродуктивно и ведет лишь к торжеству злокозненных сил над добропорядочными. Надо быть выше ненависти и понять другую сторону, даже, если в ней видишь и чувствуешь врага. Альтернативой антагонизму может быть только миролюбие и милосердие. Идейные противоречия и противостояния не должны переходить в войны и кровопролития, крайним проявлением которых являются этнические чистки и геноцид народов. Антисемитизм, думается, поддерживается во многом не всегда адекватной реакцией на него со стороны евреев. И дело не в их нетерпимости к этому, которая, в общем-то, оправдана и понятна, сколько в тенденции видеть антисемитов везде и повсюду, даже где ими и не пахнет. Для некоторых же весь мир им пропах и пропитан, отсюда их антипатия к антисемитизму готова обратиться на весь мир, и тут они неправы, Мир вместил в себя все племена и народы, и их отношение друг к другу во многом определяется не столько их культурой, сознанием, менталитетом, сколько исторической бытием, у всех по-разному отягощенным грузом генетической памяти. Если национальная вражда в этом мире все еще присутствует, то повинны в этом не народы, и даже не их неразумные правители, а условия существования людей. Сделав их, если не благоприятными, то хотя бы приемлемыми для всех этнических сообществ и общественных сословий, можно рассчитывать, что в мире, наконец, воцарится мир и все «народы распри позабыв, в великую семью объединятся», согласно известной пушкинской поэтической строке о Мицкевиче.
Нижеследующий текст является комментарием к статье Евгении Гай из Хайфы, в которой она весьма эмоционально реагировала на высказывания заезжей из России литературной товарки М. Арбатовой. Статья была вывешена на интернетсайт, откуда и была переслана мне израильским родственником по e-mail. Свое понятное раздражение она позволила также излить на всех так называемых российских «ассимилянтов», в том числе на известных деятелей русской культуры еврейского происхождения. Поскольку к числу этих недостойных по ее мнению людей могу отнести и себя (не в смысле известности, но приверженности к стране проживания, которую считаю своей родиной), невольно напрашивается и этот ответ.
Ответ «ассимилянта» Е. Гай
Более чем понимаю, нутром чувствую и сочувствую Е.Гай и ее многочисленным единомышленникам в Израиле. Насчет их «изжоги» в отношении мадам Арбатовой полностью с ними солидаризуюсь. Не этой сомнительной особе рассуждать, а тем более судить об Израиле как о некоем неудачном менеджерском проекте. О том действительно ведомо лишь Господу Богу, если, конечно, в него верить. Словом не судите, да не судимы будете, как сказано в Библии. Но вот с чем не могу согласиться как один из еще достаточно также многочисленной популяции российских «ассимилянтов», так это с ее оценкой, что «есть некая явно продуманная закономерность в поведении господ ассимилянтов, угнездившихся со всеми удобствами на нашей бывшей: лягнув Израиль, тут же лизнуть Россию».
Во-первых, начнем с терминологии. Родившись в России, впитав в детстве, если не с молоком еврейской матери, то с первым младенческим проблеском сознания русский язык, а затем, с возрастом, и некую часть необъятно великой русской культуры, никак не могу считать себя ассимилянтом, ибо на этом русском уровне и устоялся. Если уж считать кого ассимилянтами, так это скорее вас, господа, новоявленные граждане Эрец Исраэль, олимы, ватюки или как там еще вас. При этом законный вопрос насколько вы хорошо ассимилировались, вросли в ивритский язык и культуру, государства в целом не касаюсь. Дети ваши и внуки, конечно, уже вполне устоявшиеся граждане Израиля, для которых Россия лишь звук, чужой и незнакомый, а может даже враждебный, учитывая, как представляют ее своим детям, никогда не видавшим этой страны, некоторые ее бывшие граждане. Хорошо ли это, не думаю, ни для родителей, ни для их детей. Так что вопрос, кто кого лягает, кто чего лижет, довольно скользкий и вряд ли надо было его этаким образом заострять.
Теперь о вопросе об «угнездившихся со всеми удобствами». Ну, об удобствах советского времени говорить, а тем более обличительно махать руками не стоит, поезд этот давно ушел, а вернее сошел, скувырнулся с рельс истории. То, что произошло с СССР, а затем Россией и отделившимися от нее осколками советской империи сродни стихийной катастрофе, но вместе с тем вполне закономерно. Век последней мировой империи был отмерен, впрочем, как и всех до того в истории бывших. То, что последовало в России затем, достаточно известно. Кто-то из наших соплеменников действительно неплохо угнездился на разворованной госсобственности. Был даже период, когда у власти оказалась так называемая ельцинская «семибанкирщина», наподобие «семибоярщины» также в смутное для России время. Из них едва лишь один был русским по крови, остальные - все «наши» люди. Стоит ли удивляться откровенному шабашу антисемитизма в стране того времени, в СМИ, в политике, на улице. Кстати, термин тоже не корректный. Антисемитизм охватывает ныне не только евреев, но и арабов, учитывая угрозы нынешнего исламизма в мире. Правильнее и точнее все-таки говорить о юдофобии.
В эти лихие для России годы мы, по вашей терминологии ассимилянты, а по нашей – русские евреи, оставались с ней, претерпели все невзгоды с простым русскими людьми, с которым жили, вместе тужили. Мотивация к тому была самая разная и далеко не всегда патриотичная, хотя и этого нельзя скидывать со счетов. Это, как по Пушкину: «Два чувства давно близки нам, в них обретает сердце пищу, Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Далеко не всем родное пепелище, развалившееся, когда-то великое государство оказалось сродни, слишком многие его покинули и, увы, не только евреи, среди них и русских было не мало, численно может быть даже больше, чем евреев. Как известно, далеко не все евреи устремились в Израиль, а, побывав в нем, там остались. Была ли вообще какая-то высоко идейная цель этой эмиграции, кроме той, что «рыба норовит, где глубже, а человек, где лучше»? Сомнительно, хотя для кое-кого, наверное, была. Ведь не все пустились по израильской беженской визе за океан, а некоторые так и вообще не плохо устроились в Германии, полностью утратив, видимо, историческую память о войне и стране, по вине которой погибло столько безвинных людей, и евреев в первую очередь. Одно дело покаяние немцев и примирение народов, но нельзя же после всего этого идти к ним на содержание, садиться им на шею. В этом отношении те, кто поехал и остался в Израиле, испытав там всякое, не только благое, заслуживают, конечно, уважительного понимания и сочувствия, а не того хамского сожаления, которое позволила себе заезжая феминистка. Но и уподобляться ей, а тем более пытаться достать эту бабу ее же пошлыми бабскими доводами и средствами, напустившись заодно на русских «ассимилянтов», на Россию, ее певцов, политиков, президента, вряд ли более достойно. К тому же, старые, как мир, еврейские стенания о притеснениях в Советском Союзе после его развала вряд ли кого уже тронут. Это уже действительно какой-то национальный мазохизм. Я родился и жил в этом государстве полвека и знаю не хуже Е. Гай все его достоинства и пороки, в том числе, что такое национальная дискриминация евреев. Лично я, как-то не очень ее ощущал, вероятно, потому, что не выделялся из русской среды ни своими карьерными амбициями, ни особыми гражданскими претензиями. К тому же свои жизненные неудачи никогда не относил за счет кого-то и чего-то, видел их причины, прежде всего, в себе самом. Могу лишь подтвердить, что высшее образование и достойную работу мог получить в этой стране любой еврей, если он этого хотел и был к этому способен. Правда, не без определенных кадровых помех и фильтров. Но сколько вообще их было тогда и не только по отношению к евреям. Недаром вроде Черчиллю приписывали слова, что «Россия страна неограниченных возможностей и невозможных ограничений». И пусть не относят меня к плакальщикам по тому государству, отнюдь не «тоскую я по СССРу, где крали все, но крали в меру». Да, нынешнюю Россию разворовали, «прихватизировали» по-крупному. Так и страна не маленькая, было что прихватывать. Большинство народа сидело в это время по-русски на печи и ждало от государства по-щучьему, то бишь Борискину велению, ваучерной манны небесной. А в это время другой Борис Абрамович и ему подобные дела делали и скупили, если не всю Россию, то половину ее как минимум. И совсем неплохо сделал Путин, разогнав всю эту еврейскую банкирскую шайку, особенно тех из них, кому мало было финансовой и экономической власти, кто домогался уже власти политической. Ни к чему хорошему ни для русских, ни тем более для евреев это привести не могло. При этом сам нынешний президент России, как возможно никто другой в новой русской истории, относится к евреям очень даже не плохо, по крайней мер вполне лояльно и цивилизованно. Что же касается того, что «глава государства купается в лукулловой роскоши», то в чем и где он купается, это, в конце концов, его частное дело и не гоже за этим подсматривать, тем более то, что можно подсмотреть по телевидению не более, чем официальная кремлевская резиденция, действительно роскошная, но ему лично не принадлежащая. Так что пускай Е. Гай не особенно беспокоится о мифическом богатстве российского президента, пусть лучше заботится о сомнительной репутации израильского.
Что касается Ларисы Долиной и Иосифа Кобзона, то и здесь ее претензии к ним также вряд ли уместны, Если первая носит крест на груди, то это ее личное дело. Многие известные деятели русской культуры были выкрестами, это никак не умаляет их таланта и профессиональных заслуг. Возмущение Кобзона последней Ливанской войной, мотивами ее развязывания, ведением и итогами разделяют, очевидно, и многие в Израиле. Она действительно во всех отношениях была безобразной. И чего добились, разве что введения миротворцев, надолго ли? А где похищенные солдаты? Что-то не слыхать, чтобы их отпустили.
Пикироватьсься с Е. Гай по поводу того, где лучше жизнь и жить, бесполезно. Известно, что «каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу…». Когда-то считалось, что Родину, как и мать не выбирают. Оказываются и выбирают, и продают. Впрочем, не хотелось бы скатываться на так называемый русский квасной патриотизм, нарываясь на кошерный еврейский. Как бы там ни было, Россия становится в настоящее время с очередного исторического нокдауна на ноги, вновь обретает роль суверенной мировой державы, Плохо это для мира или хорошо покажет история. Для России это безусловно хорошо, а значит хорошо для всех россиян, для русских и евреев не в последнюю очередь. Да, ксенофобия в стране еще сильна, теперь она более смещена в сторону лиц так называемой кавказской национальности», азиатских мигрантов, иностранных студентов. Но все это во многом зависит не столько от субъективных, сколько объективных причин, от национальной политики самого государства, насколько оно учитывает интересы разных этносов. Израилю эта проблема тоже не чужда. Отношения с арабами даже внутри страны оставляет желать лучшего. Если Россия уже осознала себя такой, какая она есть и что третьим Римом ей уже не быть, то и Израилю надо было бы осознать, что третьего Храма на храмовой горе в Иерусалиме уже не воссоздать и пора строить другой Храм, который бы примирил бы два родственных, но столь не дружелюбных друг к другу народа. В противном случае вполне может наступить Армагеддон и апокалипсической битвы народов на земле обетованной будет не избежать.
И, наконец, о личном. Песня Инны Гофф и Яна Френкеля «Русское поле», конечно очень лирична и замечательна. Но мне более близка старая песня «Летят перелетные птицы…» на слова Михаила Исаковского и музыку Матвея Блантера:
Летят перелетные птицы
В осенней дали голубой,
Летят они в дальние страны,
А я остаюся с тобой.
А я остаюся с тобою,
Родная навеки страна!
Не нужен мне берег турецкий,
И Африка мне не нужна.
На эту тему есть стихи и у меня, которые никто и никогда петь не будет:
Мой язык не иврит и не идиш,
Всех роднее мне русская речь.
И по масти я русый, как видишь,
Трудно кровь своих предков сберечь.
Эта кровь соленым потоком
Растеклась по всей сущей земле.
Пропитав древним соком Европу,
Не минула российских полей.
И загадочность русской души
От породы она иль условий?
Как и что кому не внуши,
Не в еврейской ли примеси крови?
То же можно сказать и о еврейской душе, слишком переплетены были исторические судьбы обеих народов. И чтобы там ни было, не только внешнее взаимное отталкивание, но и какая-то внутренняя, глубинная, кровная и культурная тяга всегда была и будет ощутима между евреями и русскими, между Россией и Израилем.
Эрнст Трускинов
24.06.07
Пятое марта не повод для русофобии
Читая время от времени «АМИ», наткнулся на статью Нехамы Шварц под названием «Пятое марта – еврейский праздник». Многое, о чем она пишет, не нуждается в каких-либо комментариях и опровержениях. Со многим можно и даже должно согласиться. Да Сталин – тиран, а Александр Македонский – великий человек, но зачем стулья ломать. И если бы только стулья. У меня нет никаких причин защищать Сталина, пятое марта – мой личный праздник, день рождения, совпавший со смертью диктатора. Я хорошо помню эту дату – 5 марта 1953 г., как и обстановку, связанную с делом врачей, кстати, не только еврейских. Был тогда школьником и лично пережил то, что тогда творилось, тот организованный властями официальный юдофобский шабаш в стране. Однако у меня никогда не возникало при этом обиды на русский народ. Нет ее ни в коей мере и теперь. Исходя понятным гневом к Сталину и его душегубской политике в отношении своего народа, автор попутно позволяет себе по сути дела оскорбительные выпады в отношении России, ее истории, ее народа. И неважно, что при этом она цитирует В.Зайцева, М. Лермонтова. Они писали о России своего времени, с тех пор все-таки что-то изменилось, хотя не все может быть в лучшую сторону. Н. Шварц отказывает России, русскому народу вообще в перспективе какого-либо общественного прогресса: «Россия была, есть и останется той, которой она и была», т.е. немытой и рабской. Что это, как не проявление отъявленной русофобии. Я всегда отрицательно относился к авторам типа И. Шафаревича, обвинявших евреев в разных грехах, из которых первейшим и самым скверным считалась именно русофобия, Евреи всегда страдали и защищались от юдофобии, но сами воздерживались от публичных проявлений крайних антирусских настроений. И это вполне разумно, нельзя плевать в колодец, из которого черпаешь воду, нельзя обижаться, а тем более кидать камни в народ, среди которого живешь, культурой и языком которого пользуешься. Нехама уже не живет в России, поэтому ей, видимо, на нее и наплевать. Но газете, которая ее публикует, думается, делать этого не стоит, какой бы независимой и еврейской она не была, выходит она все-таки в России.
«Еврейское присутствие в России пришло к концу», - выносит свой вердикт госпожа Н.Шварц. Не рано ли она списывает оставшихся в России евреев со счетов? В том числе выходит и газету «АМИ». Мы, видимо, в ее глазах еще и виноваты в том, что не покинули настоящую родину, не променяли ее на историческую. Не укатили в Штаты или в Европу на сытные пособия. Не потеряли достоинства и не стали иждивенцами Германии, не польстились на немецкие откупные. Странная публика эти бывшие наши русские евреи, уехали и ладно, вас отпустили с миром, так не плюйте же постоянно в сторону бывшей отчизны, не машите в ее сторону кулаками, не тявкайте на нее, не уподобляйтесь крыловской моське. При этом они считают себя пупом земли, в какой бы точке земного шара не находились, не способны взглянуть на себя со стороны, постараться понять точку зрения людей иной национальности, не видеть в них только гоев.
Ну, а, возвращаясь к Сталину, стоит ли так все с одной стороны упрощать, а с другой – запутывать. Да, злодей, но каких в истории немало, однако исторических фигур такого масштаба не так уж много. Для России он был подстать Ивану Грозному или Петру Великому, вознеся ее на высший пик имперского могущества. Другое дело, что после этих самодержцев и генсеков на Руси наступал резкий спад и большая смута. Но это вполне закономерно, абсолютистские и тоталитарные государства без вожжей и без вождей шатаются и неминуемо рушатся. Сталина многие боготворили, но немало было и тех в стране, кто его ненавидел, и было за что. То же можно сказать и о нашем времени. Историческое забвение ему не грозит, можно снести памятники, но нельзя искоренить его в памяти народной, плохой или хорошей. Достаточно зайти в любой книжный магазин, чтобы в этом убедиться. Литературы о нем полно, причем с совершенно разными, порой диаметрально противоположными оценками. Самое интересное, что и в Израиле оценки эти не однозначны. Да и образовался бы Израиль в 1948 г., если бы не Сталин. СССР был единственной великой державой, кто открыто поддержал в то время еврейское государство. И дело ведь не только в голосовании в ООН, а и в реальной помощи оружием после начала первой арабо-израильской войны, пусть и чешским. Другое дело, что у Сталина были тогда определенные геополитические виды на Израиль, которые оказались не оправданными. То, что последовало за тем, также объяснимо. Запрет антифашистского еврейского комитета, убийство Михоэлса и расправа над видными еврейскими деятелями культуры, борьба с космополитами, и, наконец, дело так называемых «убийц в белых халатах» имело свои реальные истоки, поводы и причины. Не следует ли честно признать, что приезд в Москву Голды Меир и то открытое еврейское ликование, которое за этим последовало, явилось той провокационной искрой, из которой вспыхнула вся дальнейшая антисемитская компания на государственном уровне. Сталин не прощал ни одному народу политической демонстрации своей национальной особости, тем более проявления какого-либо национализма. Даже русским это не позволялось. Ленинградское дело, заведенное в то же время, было в известной мере антирусским, направленным против самостоятельности и обособления РСФСР от других республик СССР. Будучи грузином, Сталин особенно ревностно допытывался по возникшему тогда менгрельскому делу, подозревая самого Берия. Так что евреи еще хорошо отделались, по сравнению с другими народами СССР, проявившими нелояльность режиму.
Что же касается вопроса о возможной депортации евреев, то Сталин вполне возможно и был антисемитом, но не идиотом же. То, что удалось в отношении локально проживавших крымских татар, поволжских немцев, чеченцев и др. вряд ли было осуществимо в отношении повсеместно живущих евреев, многочисленных полукровок, и сменивших пятую паспортную графу «еврорусских». Реакцию Запада в то время, конечно, можно было не принимать в расчет. Однако многие версии и сведения о готовившейся ссылке всех евреев в места «не столь отдаленные», по сути, так и остались не подтвержденными сколько-нибудь достоверными историческими документами. Представление Сталина как врага еврейского народа, Амана прошлого века, может быть, кого-то и впечатляет, но явно не дотягивает до исторической истины. У Сталина, конечно, были личные враги среди евреев, среди них враг номер один – Троцкий, но и близких ему по духу семитов хватало также, Каганович, Мехлис - лишь наиболее известные. Первый его зять, муж дочери, как известно тоже был из этого племени. Так что не следует делать из него большего демона, злодея, юдофоба, чем он был на самом деле, История ему уже за все воздала, а мертвые срама не имут, мертвый лев, все равно лев.
В заключение не могу еще раз не подчеркнуть, что мое письмо не в защиту Сталина, а в защиту России, русского народа, всех россиян в конце концов, в том числе русских евреев, решивших не покидать своей истинной родины. Евреев, которые за два века совместной жизни сроднились с русскими, какими бы порой сложными отношения между ними не были. Как это не банально звучит, плохих народов на самом деле нет, есть плохие их представители, и еще худшие их гонители, русские ли, евреи не исключение. Народы надо ценить по высшему проявлению их национального духа, а не по низменным сторонам их характера и быта. То, что русский народ – великий народ определяется не размером освоенной им территории, хотя и это впечатляет. Его великость в его культуре, культуре не бытовой, а бытийной, духовной, позволившей ему обрести мировое значение, как в мировой культуре, так и политике. И не юдофобией, не еврейскими погромами надо мерить вклад русских в историю наших национальных отношений (евреев где только не громили), а их великой жертвенной ролью а победе над гитлеровской Германией, над немецким фашизмом. Где бы мы были все, ныне живущие, если бы не Советский Союз, не Россия, не русский народ, понесший наряду с евреями, самые большие жертвы в смертельной схватке с беспощадным врагом.
Эрнст В. Трускинов
7.05.2008
Комментарии к статье Х. Соколина «Миру надоели евреи» в «Записках еврейской истории» (№11, 2010). Статья и комментарии к ней были помещены в интернете и заставили меня также поместить там и свой отклик на нее. Вот его содержание:
«Прогноз, сценарий и выводы Х.Соколина о судьбе Европы в 21 веке, при этом о должной позиции и долгосрочной политике Израиля любопытны, но, увы, не оригинальны. Миру надоели не евреи, как таковые, а еврейские притязания и нытье о том, какие они несчастные и вечно гонимые. Несчастней их нет никого в мире. Особенно несчастны евреи, благополучно обосновавшиеся в исламизируемой Германии. Вот уж люди действительно без исторической памяти и гражданского достоинства. Потомки жертв фашизма решили отыграться и поживиться за счет комплекса вины потомков их палачей, но Бог им судья.
Израилю действительно не на кого надеяться, кроме как на самого себя. Если он действительно хочет выжить в будущем и сохранить свою идентичность как еврейское государство и видит развитие событий века, как это представляет Соколин, то ему ничего не остается, как интегрироваться в арабский, а значит исламский мир на более или менее приемлемых для себя условиях. Для этого, конечно, необходимо вести с соседями прямые (без всяких посредников) переговоры, идя, когда надо, на компромиссы, уступки, используя любые противоречия в окружающем стане противника. Опыт такой политики Израилю все-таки что-то принес. Не один десяток лет мир с Египтом и Иорданией. Для этого надо и далее закалять, заострять еврейский ум на ниве мира, а не на поле брани. И не надо будет ждать новой христианской Реконкисты. Вспомним Испанию, что она дала евреям, кроме инквизиции и изгнания. Можно, конечно, развязать здесь мировой Апокалипсис или Армагедон, но далеко не факт, что мир на него клюнет и поможет евреям, а Израилю вечно уготована победа Давида над Голиафом».
Х. Соколин отреагировал на мой комментарий крайне, можно сказать болезненно резко, особенно на первую его часть. Признаюсь, что и я был там не слишком корректен. Тем не менее, его призыв ко всем «не реагировать на письмо г. Трускинова и не комментировать его», можно рассматривать как призыв на запрет свободы мнений. Об этом же свидетельствует его просьба к редактору «не помещать текстов этого г-на, если он пожелает вступить со мной в полемику». На это я не мог не дать ответа:
«Послав свой отклик на статью Х. Соколина, не имел какого-либо желания вступать с ним в полемику. Высказал личную точку зрения на затронутый им вопрос. Его реакция меня не удивляет. К сожалению она типично национальная, еврейская: не желание слушать оппонента, если не принимать, то хотя бы понимать другое мнение, преувеличенная самооценка самого себя, своих взглядов. Думается это не лучшая и не самая сильная черта еврейского характера является одной из причин распространенного в мире антисемитизма. Сразу оговорюсь, что ему не подвержен, ибо сам рожден и являюсь евреем и что такое Холокост знаю по судьбе своих самых близких и родных. Поэтому никогда не воспользовался бы прибежищем в Германии. Однако смотрю на мир не с национальной, а общечеловеческой (но не вавилонской) башни. Не хочу, чтобы он в одночасье взорвался, чтобы сдетонировало именно на Ближнем Востоке. Жалко всех, и евреев, и арабов, и все человечество. И потом, если Запад настолько деградировал, то стоит ли Израилю по-прежнему оставаться его форпостом. Не стоит ли обратить взор на Восток. Не это ли вытекает из логики Соколина? Или Израиль должен противопоставить себя всему миру? Что из этого последует не трудно догадаться. Прошлая история должна чему-то научить еврейский народ. Ну, а обвинение в наглости, невежестве, призыв к запрету на доступ в интернет это уже на совести того, кто это высказывает. На полемику не напрашиваюсь и никого к этому не принуждаю».
Послесловие к данным репликам
Последние события на Ближнем Востоке и в арабском мире сделали мир там еще более хрупким и не надежным. Египет с приходом к власти исламистов уже не является гарантом стабильности в этом и без того не спокойном регионе. Однако пока не скатился совсем в антиизраильское военное противостояние. Даже сыграл положительную роль как мирный посредник между Израилем и Хамасом в последнем столкновении между ними. Мирные переговоры с арабами, разумеется, с позиции достоинства и силы, единственное, что остается важным и неизбежным для еврейского государства. Неизбежной, конечно, может быть еще одна война, но победителя в ней не будет ни с той, ни с другой стороны, история это уже показала. После всей череды вынужденных победоносных войн Израиль по-прежнему далек от мира. И общий прогноз расстановки сил на международной арене не слишком утешителен ни для Израиля, ни для всего мирового сообщества. Однако не все так плохо в этом мире и до конца света, надо надеяться, еще не скоро. Опора Израиля лишь на одну военную силу слишком шатка, чтобы гарантировать его существование на бесконечно долгий срок. Существование не возможно без сосуществования с ближайшими соседями, а это палестинские арабы и сопредельные арабские государства. Насколько еврейское государство сможет совместить военную силу с политической мудростью во многом зависит его дальнейшая судьба. Помочь ему в этом может лишь Бог, если Израиль действительно земля обетованная, ему обещанная, надежда на остальной мир эфемерна. Пока же судьбу страны и людей ее населяющих, как евреев, так и арабов, решают политики, тоже люди, но с особыми полномочиями и амбициями. Между ними нет ни должного взаимопонимания, ни подлинной ответственности за принимаемые решения. Ответственность берут на себя партии, блоки, кланы, но не личности. В этом уязвимость и несовершенство всех демократий, которые согласно Черчиллю плохи, но ничего лучшего человечество не придумало. Парламентское большинство правит и довлеет над меньшинством не потому, что оно мудрее и лучше знает что делать, что нужнее стране, а потому, что у него в данный момент более сильная тяга к власти и больше голосов обдуриваемых им избирателей. Любому народу, и особенно «богоизбранному» еврейскому, нужен по-настоящему волевой и харизматичный вождь, лидер. Таковым в древней истории Израиля был Моисей, а в новой Бен-Гурион. Мессию можно так и не дождаться, а история еврейского народа продолжается и теперь уже не прервется никогда, и залогом этого является не только и не столько Израиль, но и мировая диаспора, без которой не было бы и еврейского государства.
Мифы и реальности арабо-израильской вражды
Получив из Израиля оттиск статьи Дж. Фара под броским названием «Мифы Ближнего Востока» и ознакомившись с ее содержанием, получил определенный импульс для собственных размышлений на эту тему. Тему старую, как мир и библейская история происхождения двух древних семитских народов. История двух «заклятых» братьев, Измаила и Исаака, порожденных одним отцом Авраамом и разными матерями: рабынью-египтянкой Агарью и ее хозяйкой Саррой – единственной законной и любимой женой их отца, ставшего праотцем арабов (агарян, измаильтян) и евреев. Семейные коллизии, связанные с этими персонажами ярко описаны в первой книге Библии (Бытие) или Торы (Берешит). Является ли это мифом или былью зависит от степени и чистоты веры. Но ни религия, ни наука не находятся в данном случае в противоречии. То, что у этих народов общие генетические, этнические, языковые корни никто не оспаривает. Ну, а исконная или не благоприобретенная неприязнь между отдельными братьями и целыми братскими народами не такое уж исключительное явление в мире. Достаточно обратиться к истории тех же славянских, индусских и других народов и примеров будет больше, чем того хочется. Все началось, наверное, с истории первых библейских братьев Авеля и Каина, с первородного греха их родителей. Так или иначе, можно предположить, что первопричина арабо-израильской вражды еще библейская и уходит корнями в глубокую древность. Однако надо признать, что история древнего мира не отмечает каких-то известных войн и конфликтов между арабами и евреями. О том же молчит Библия. Евреи воевали со многими народами, населявшими Ханаан или ту территорию, что потом назвали Палестиной, но арабов среди них не было. Они населяли в основном пустыни Аравии. Во времена Римской империи и печально знаменитой иудейской войны, завершившейся в 70 г. н.э. разрушением главной святыни евреев – иерусалимского Храма, римляне использовали в своих действиях против повстанцев бедуинскую конницу, но это не более чем наемники.
После второго восстания евреев под водительством Бар-Кохбы в 132-135 гг. и окончательного их рассеяния по миру, исторические пути арабов и евреев пересеклись лишь на религиозной почве в Аравии в 622 г. во время судьбоносной для мировой истории хиджры или исхода 53-летнего мекканского купца Мухаммада с семьей в Ясриб, который позже стал называться Мединой (город пророка). Возникла новая, ставшая мировой, религия единобожия – Ислам, основоположником которой и стал этот посланник Аллаха, прозванный также «печатью пророков», т.е. главным и последним пророком истинной веры. Он многое взял из иудаизма – первоисточника всех монотеистических религий, включая христианство. Однако между новоявленным пророком новой веры и мединскими иудеями сложились не слишком приязненные отношения, что послужило причиной гонения и даже истребления последних. В целом же Ислам возник как религия вполне веротерпимая к иудеям и христианам, отнеся их к людям «писания», приняв в свой пантеон почти всех их святых и пророков.
Изначально проявляя для своего утверждения определенное стремление к религиозной экспансии, Ислам, как всякое пассионарное движение в истории, вскоре стал на путь расширения своей сферы влияния и территориальных захватов. Началось это с самых ближних, ближневосточных территорий, среди которых Палестина была одной из самых досягаемых и, очевидно, вожделенных. Вскоре после смерти Мухаммада в 632 г. она была захвачена халифом Омаром. Уже в 636 г. Иерусалим стал арабским, третьим священным после Мекки и Медины мусульманским городом. Таким он оставался более четырех веков до того, как его захватили крестоносцы, которые, впрочем, удержались здесь не более века. Уже в 1187 г., когда мусульманский шейх из Египта Саладин изгнал крестоносцев из Палестины. Иерусалим еще несколько веков, вплоть до 1917 г., времени установления британского мандата, оставался безраздельно мусульманским священным городом. Арабы, правда, утратили на него суверенное право еще со времени вхождения в Оттоманскую империю. С ее распадом их право на Иерусалим приобрело иной политический и юридический смысл и здесь оно впервые серьезно столкнулись как со статусом, пускай и временным, британской подмандатной территории, так и с национальными чаяниями еврейских поселенцев, привлеченных сюда возрожденной в 20 веке сионистской идеей. Этот век стал для евреев веком величайшей национальной катастрофы и великого, почти мессианского исторического возрождения, реальным воплощением и духовным символом которого стало государство Израиль со столицей в Иерусалиме. Такого в истории человечества еще не было, чтобы, как Феникс из пепла, восстало государство, исчезнувшее почти на 2000 лет. Исчезло государство, но не народ, сохранивший свою религию, культуру, язык, а главное стремление к возвращению на давно утраченную землю обетованную. «В следующем году в Иерусалиме» стало не просто сакраментальной поговоркой евреев, а их национальным, гражданским, а потом и политическим кредо, претворившимся со временем в мировое сионистское движение. Искрой, зажегшей идею национального очага для евреев, как известно, стало дело Дрейфуса во вполне цивилизованной европейской стране, когда евреи стали чувствовать себя в Европе не намного уютнее, чем во времена средневековья, времена крестовых походов, инквизиции и дикой юдофобии. Во времена, когда в арабских владениях и халифатах евреи жили несравненно спокойнее и достойнее.
Во время становления мирового сионистского движения арабы не представляли сколько-нибудь реальной и серьезной угрозы «Еврейскому государству» Герцля, существовавшему пока только в его книге. Они еще сами полностью находились под турецкой пятой. Да и сам отец сионизма ездил на поклон к султану, тщетно уговаривая того отнестись с должной благосклонностью к его плану воссоздания в подвластной Турции Палестине еврейского национального очага. Дело дошло до того, что некоторые из основателей сионизма готовы были принять создание такого очага где угодно, в частности в африканской Уганде.
После первой мировой войны и распада последней мусульманской империи, арабский мир, наконец, освободился от турецкого владычества и распался при этом на ряд самостоятельных государств со своими геополитическими интересами. Лишь только Палестина осталась не у дел и была передана Лигой наций под управление Британской администрации, официально признавшей право евреев на создание здесь национального дома. И только с этого времени фактически начинается история современного арабо-еврейского противостояния, которому нет и еще и ста лет. Для мировой истории это еще не срок, для ныне живущих поколений арабов и евреев это не так уж и мало.
С провозглашением в 1948 г. государства Израиль началась первая арабо-израильская война, которая имела продолжением целую серию войн и военных конфликтов в 1956 г., 1967 г., 1973 г. Именно с этого времени можно говорить о перманентном, затянувшемся на неопределенный срок конфликте между арабами и евреями. Каковым будет следующий век и тысячелетие в истории этих народов и их государств, предсказать пока невозможно. К большому сожалению шансы на прочный мир, доверие и сотрудничество между ними пока не велики. Этот шанс был упущен еще в 1948 г. обеими сторонами и, прежде всего, арабскими странами, отвергшими план ООН по созданию двух отдельных государств, арабского и еврейского, и интернационализации Иерусалима. Для палестинских арабов, добивающихся ныне создания независимого государства на автономных территориях, это можно было обрести на более выгодных условиях и без стольких жертв еще полвека назад. Но политику делали не столько они, сколько соседние арабские страны, стремившиеся путем уничтожения Израиля прибрать Палестину к себе. Думается самим палестинским арабам вряд ли что-либо светило в случае победы союза соседних арабских государств, которые разделили бы Палестину между собой. Данный краткий исторический экскурс в историю арабо-израильских отношений приводится здесь лишь для того, чтобы лучше понять нынешнюю ситуацию на Ближнем Востоке и по возможности разобраться не столько в традиционном вопросе «Кто виноват?», сколько в том, что все-таки делать, чтобы мир там был не мифом, а реальностью.
Возвращаясь к вышеупомянутой статье Дж. Фара можно выделить три основных ее положения: 1. В истории не было и нет страны Палестины, управляемой палестинцами 2. Святость Иерусалима для арабов и всего мусульманского мира – миф, фантастика, навязчивая идея выдать желаемое за действительное. 3. У ближневосточного кризиса нет «рукотворного» решения, но тот, кто все же захочет его найти, прежде всего, должен прекратить врать.
Что касается истории Палестины как географического понятия и конкретной территории, то здесь вряд ли есть тема для спора. Исторически все так, но вряд ли серьезно можно оспаривать тот факт, что территория эта много веков после изгнания евреев была заселена и продолжает быть заселенной арабами, именуемыми ныне палестинцами. Конечно, название «палестинцы» достаточно искусственное. Нет такой нации, как нет нации – израильтяне, есть евреи и арабы, проживающие на нынешней территории государства Израиль. Строго говоря, палестинцами им предстоит еще только стать, если им удастся добиться создания и признания мировым сообществом своего независимого государства, гражданами которого они станут. Судя по всему, рано или поздно, это им удастся, вопрос на каких условиях. Признание Израилем их автономного статуса неизбежно приведет и к признанию их государственной независимости. Это, очевидно, предполагалось изначально участниками соглашения в Кемп-Девиде, и хочется ли кому или нет, но платить по кемп-девидскому счету Израилю все же придется, что само по себе не так уж плохо. «Баба с возу – кобыле легче», как говорят в России. При этом хотят ли того признать палестинские арабы или нет, но своей нынешней и будущей государственностью они обязаны Израилю, захватившему в 1967 г. западный берег Иордана с восточным Иерусалимом в придачу, а также Иордании, добровольно отказавшейся от этой территории в пользу палестинцев. А персонально И. Рабину и королю Хусейну. Рабин, как известно, был во время шестидневной войны начальником генерального штаба армии Израиля. Он же внес решающую лепту в кемп-девидское соглашение по Палестине, получив за это вместе Ш. Пересом и Я. Арафатом Нобелевскую премию мира. Будущее палестинское государство должно воздвигнуть ему памятник. Сложнее с памятником королю Хусейну, простят ли ему до конца палестинцы «черный сентябрь», хотя подарив им западный берег Иордана, он тем самым как бы откупился от своих беспокойных палестинских братьев.
Если посмотреть на карту арабского государства, которое должно было образоваться по решению ООН в 1947 г., то это весьма куцые разделенные территории в секторе Газа на юге, и на самом севере между Хайфой и Ливаном. Теперь палестинцам есть, где разместиться. По крайней мере, их так называемая территория вполне соизмерима с территорией Израиля как такового. Существует, правда проблема беженцев, но, похоже, она вечна пока кто-то за них платит, будь то ООН или какие иные фонды. Арабские государства совместно с ООН вполне могли бы за полвека абсорбировать и устроить этих людей, многие из которых родились уже в совершенно другое время. Проделал же подобную работу Израиль со своими репатриантами, вряд ли имея на это больше ресурсов. Однако арабские, далеко не самые бедные, страны не захотели этого, ибо им постоянно надо было поддерживать источник геополитического и этнического раздора в этом районе для того, чтобы держать в постоянном военном, а значит и мирном, напряжении Израиль, который они никогда не переставали считать своим врагом № 1 и рассчитывать на его уничтожение. После Ислама ничто их так не сплачивало в единую общность как существование Израиля. Именно в нем они видят, если не угрозу своему существованию, то некое историческое противопоставление иной, по сути западной, цивилизационной модели общества, далеко не во всем приемлемой для восточного склада ума и образа жизни арабского населения. Во всем остальном арабские страны были и остаются разрозненными политически, экономически и даже конфессионально. Панарабские проекты и образования постоянно терпели крах. Достаточно вспомнить не существующую ныне ОАР, тщетные усилия в этом направлении Каддафи, крах экспансионистских аппетитов Саддама Хусейна и т.п. Ни Ислам, ни Израиль не помогли этого сделать, и пока не видно, чтобы могло их объединить в дальнейшем.
Теперь о Иерусалиме и Храмовой горе как главном камне преткновения между религиозными арабами и евреями. Подвергать сомнению истинную святость Иерусалима для арабского и всего мусульманского мира, конечно, можно, как это делает Дж. Фара, но вряд ли нужно. Более того, это выглядит кощунством для мусульман, которые владели здесь своими святынями много веков. Пророк Аллаха действительно по историческим сведениям не был в Иерусалиме, и, по всей вероятности, в Палестине, хотя посещал по торговым делам Сирию. Мало того в год хиджры во время своей ссоры с мединскими иудеями и, возможно, в пику им, он отменил обращение молящихся лицом к Иерусалиму на противоположное – к Мекке, к Каабе. Событии, изложенные в одной из сур Корана, где Мухаммад молниеносно перенесся из Мекки в Иерусалим на крылатом коне аль-Бураке и вознесся там со скалы на Храмовой горе Мориа прямо на небо, конечно достаточно мифологичны, даже сказочны, но легенда, миф неотъемлемы от религиозной догматики. В конце концов, то, что произошло в видении с Мухаммадом не более чудо, чем то, что произошло с другим пророком Илией, почитаемым как иудеями, так и мусульманами, да и вознесение Христа на небо неоспоримо с позиции веры. Ислам, кстати, наименее мифологичен и наиболее историчен как относительно молодое религиозное воззрение по сравнению с более древним иудаизмом и христианством. При этом следует иметь в виду, сами эти вероучения складывались уже после смерти их основателей, и многое привнесено в них уже их последователями, а отсюда их достоверность не всегда и не во всем абсолютна. Но дело даже не в этом. Сложившиеся на протяжении многих и долгих веков верования не подлежат какой-либо ревизии, их можно принимать или не принимать в целом. Видоизменение религиозных систем ведет лишь к их разрушению. Вот почему фундаментализм необходим для сохранения любой религии. И если весь арабский и мусульманский мир чтит Иерусалим и Храмовую гору как свои святыни, то, значит, так тому и быть. И иное мнение его представителя никогда не будет иметь никакой моральной и правовой силы.
Мне также, как Дж. Фара, довелось побывать на Храмовой горе. То, что я там увидел, иначе как миром и благодатью не назовешь. Никто при мне не пытался нарушить благословенного спокойствия и божественной святости этого действительного дивного места. Господину Шарону довелось это, хотел он того или нет, нарушить. Мало того, создать фактом своего посещения Храмовой горы повод для очередного долговременного и ожесточенного конфликта между арабами и евреями, со всеми вытекающими отсюда кровопролитными жертвами. Посетив без приглашения святое для всех арабов и мусульман место, Шарон поступил не просто как частное лицо, которое вправе было это сделать, а как ведущий политик, который демонстрировал суверенитет Израиля над подвластной ему территорией. Это не могло не сказаться на чувствах многих арабов, считающих Храмовую гору своей и только своей. К тому же и сама одиозная для палестинских арабов личность посетителя не могла не быть воспринята ими как вызов и возбудить не самые приятные воспоминания о нем времен Сабры и Шатиллы. Шарон, как это не парадоксально, нарушил и запрет раввината посещать евреям Храмовую гору, исходящий видимо, не столько из религиозных, сколько этических соображений. От того будет ли премьер-министр действовать подобным же образом и дальше, во многом зависит судьба арабо-израильских отношений в ближайшее и более дальнее время. И здесь уместно обратиться к последнему и главному положению статьи Дж. Фара относительно отсутствия «рукотворного» решения хронического ближневосточного кризиса.
Рукотворно можно создать кризис, но решить его действительно нельзя. Особенно, если руки одних тянутся к камням, а других к стрелковому оружию. Интифадой ничего не решишь, также, как мало чего решишь. подавляя ее резиновыми или настоящими пулями. Мира нельзя добиться на основе ксенофобии. Мир нельзя купить или установить его военным путем, в лучшем случае это будет перемирие. Мир должен установиться, прежде всего, в умах политиков, общественных и религиозных деятелей, а также культурного слоя населения. Именно от их умонастроения и гражданской ответственности во многом зависит состояние общества и спокойствие или волнение народных масс. Можно возразить на это, что такое не реально в условиях многолетнего арабо-израильского противостояния на Ближнем Востоке, что арабы понимают только язык силы. Что хочешь мира, готовься к войне, приводя много других похожих и расхожих доводов, которые часто слышим и которые возобладали на последних выборах в Израиле. Но дело в том, как не крути, оба народа, и евреи, и арабы просто обречены историей жить рядом друг с другом. И не просто рядом, а вместе, как близкие соседи. Пример тех же израильских арабов, которые не могут никак не реагировать на события, развернувшиеся в Иерусалиме и на территории нынешней палестинской автономии вокруг их палестинских братьев. Если понимать и принимать эту не весть какую мудреную истину, то необходимость мирных шагов и инициатив навстречу друг другу вроде как очевидна. Однако нет ничего более обманчивого в этом мире, чем очевидность. Судьба Садата и Рабина, которые прозрели раньше своих соотечественников, и пошли навстречу миру самым естественным, разумным и мирным путем переговоров и договоров более чем поучительна и трагична. Вот уж действительно нет пророков в своем отечестве. Нобелевские лауреаты мира стали жертвами своего миротворчества.
Могут возразить, что они жертвы не мира, а войны, не народного возмущения, а политического экстремизма, и будут правы. Однако последние выборы в Израиле говорят о том, что демократическое общество в целом еще не достаточно осознало, что альтернативой миру, пускай и плохому или даже «похабному», может быть только худшее – война и массовое кровопролитие. Не одна из победоносных, пускай и вынужденных войн Израиля с арабами не принесла ему долгожданного и долговечного мира. Поэтому то, что достигнуто путем долгих и мучительных переговоров, пускай и не всегда оправданных и приятных уступок со стороны еврейского государства не должно пропасть зазря. Как не должны оказаться напрасными те жертвы, которые принес Израиль за свое существование, а также понесли палестинские арабы за свое самостояние и независимость. Любому насилию и террору должен быть дан адекватный и надлежащий ответ, включая самые решительные военные меры. Но это никогда не сможет заменить мирные шаги доброй воли навстречу друг другу. И никакие доброхотные и влиятельные международные посредники не решат за арабов и евреев их исторического спора, не покроют их взаимного счета друг к другу. Путь к подлинному и долговечному миру должны сообща пройти обе враждующие между собой стороны. А поскольку путь этот встречный, Израиль как более сильный и сдержанный международными нормами права должен быть готов пройти б;льшую его часть, пойти на б;льшие уступки, ибо окончательный и прочный мир с соседями того стоит. Но в уступках надо быть дальновидным и твердым, предвидя и зная до какого предела можно на это пойти.
Еще в 1921 г. видный сионист и выдающийся еврейский философ и религиозный мыслитель Мартин Бубер выступил с призывом к «миру и братству с арабским народом» и к свободному развитию еврейского и арабского народов «на общей родине». В свете нынешней ситуации на Ближнем Востоке, да и во всем мире этот давний призыв из не столь далекого прошлого может показаться гласом идеалиста, вопиющего в пустыне. Тем не менее у арабов и евреев нет другого выхода как найти общий язык друг с другом, тем более, что и сами корни этого языка общие. Иначе они лишат себя еще надолго, если не навсегда, благоденственного будущего на своей общей, пусть и разделенной родине. Статья Дж. Фара, его антиарабские эскапады, к сожалению, не способствуют установлению взаимопонимания и взаимотерпимости между этими народами. Хотелось бы со стороны арабов услышать речь, полную не предвзятого яда или льстивого меда, а подлинной, пусть порой и горькой правды. Без этого не построишь Дома мира на Ближнем Востоке. Дом не на песке разногласий, а на твердом фундаменте взаимного согласия и мирного договора.
Данная статья была написана как отклик на очень остросюжетное выступление американского публициста арабского происхождения Дж. Фара., которое мне прислали по интернету. Выступление очень диссидентское и нетипичное для арабского мышления, можно сказать даже рискованное для автора, живущего хоть и в демократическом государстве и обществе, но не застрахованного от мести арабских националистов и исламских экстремистов. Несмотря на произраильский тон и антиисламскую направленность (возможно, он христианин) это выступление не должно никого вводить в заблуждение и питать какие-то иллюзии относительно изменения арабского взгляда на природу и перспективу развязки арабо-израильского узла противоречий. Во-первых, это не более чем единичный пример и Дж. Фара – всего лишь белая ворона в черной многомиллионной массе арабского населения и еще более многочисленного исламского мира. Во-вторых, его позиция ни на йоту не меняет отношения арабов, да и многих евреев к этому вопросу, и не дает даже намеков на излечение хронической ближневосточной болезни, чреватой большими осложнениями для всего мирового сообщества. Смутные события последнего времени в арабских странах, иранский ядерный синдром еще более запутывают и усложняют постоянно взрывоопасную обстановку на Ближнем Востоке. Вместе с тем для Израиля такая ситуация с одной стороны вносит еще большую неопределенность и угрозу со стороны соседей, а с другой – создает новые возможности и пути как для военного, так и мирного разрешения конфликтов. От того, какой путь изберет руководство страны, будет во многом зависеть будет там мир или нет.
РУСОФОБИЯ (ЮДОФОБИЯ)
Передо мной небольшая желтая брошюрка, изданная в Ленинграде тиражом 50000 экземпляров. На обложке графически весьма затейливо изображено название: «Русофобия» в виде черного змеевика – шевелюры, вздыбившейся над контуром характерно отвратного лица с синей бородкой и пенсне Оно должно, очевидно, олицетворять скверный образ заядлого русофоба. Есть что-то в этом изображении от карикатурной стилизации образа меньшевика, этакого гнилого и зловредного интеллигента-оппозиционера. Впрочем, при желании можно в нем усмотреть и портретное сходство со знаменитым большевиком Яковом Свердловым, а то и самим неистовым демоном революции Львом Троцким (или, если угодно, Лейбой Бронштейном). Автор сей брошюры – Игорь Шафаревич, как явствует из графически четкой, черной по желтому надписи на той же обложке сверху. Титульный лист брошюры гораздо скромнее. Название «Русофобия» уже без всяких вязей и связей, а под ним в скобках: (Больной вопрос). Итак, в чем же он?
Само название говорит уже за себя. Речь идет о таком отвратительном общественном явлении как национальная неприязнь, вражда, ненависть. И к кому же? Не к каким-то там нацменьшинствам, а к самому великому русскому народу. Кто способен на такую неслыханную гадость и наглость? Ну, конечно, кто же еще, как не эти распроклятые иудеи, жиды, масоны, сионисты, словом евреи, будь они не ладны. Впрочем, это вроде из другого репертуара. Автора «Русофобии» не обвинишь так уж просто и ходульно в столь низкопробной пропаганде юдофобии. Все гораздо сложнее. Это не какой-нибудь обыватель или бездарь-недоучка, а человек весьма известный и уважаемый, член-корреспондент Академии наук, лауреат Ленинской премии, общественный мыслитель, экс-диссидент, т.е. интеллектуал высокой пробы. И сама работа носит характер довольно глубокомысленного, почти научного исследования, а не поверхностной публицистической агитки. И евреи предстают здесь не совсем в традиционной антисемитсуой упаковке народа-врага или врагов народа, этакого исчадия капитализма и социализма сразу. В этом произведении им уделено очень своеобразное место и назначение в некоей национально-социальной совокупности, обозначенной как «Малый народ», являющийся, по сути, антиподом «Большого народа», т.е. русских, а значит волей-неволей антинародом. Ну, что же, как говорится. тех же щей, только в данном случае погуще и покруче влей. Автор «Русофобии» одержим болью за несправедливую участь и плохое, как он считает, отношение к русскому большому народу со стороны народа малого, а заодно целью сказать обо всем правду. Он даже не мыслит себе спокойно умереть, не совершив этого. Что ж, дело сделано, работа написана и опубликована в достаточно известном своей ориентацией журнале «Наш современник», а теперь отдельной брошюрой в не менее известном издательстве «Молодая гвардия» Но так ли уж спокойна совесть Игоря Шафаревича, вполне ли он удовлетворен своим посевом и каких ждет всходов, вот в чем вопрос?
Обращает на себя внимание тот удивительный факт, что время написания этого опуса обозначено 1978-1983 гг. т.е. периодом крайнего политического застоя с усилением политической реакции, имперского синдрома, выразившегося в полной мере ввязанием и увязанием в афганскую войну, с дальнейшим ужесточением репрессий и цензуры против диссидентов-правозащитников, Наконец, это годы горьковской ссылки академика А.Д. Сахарова, не только света и цвета русской интеллигенции, но и совести народа, пускай больной, но не сломленной. В отношении пробуждения политического инакомыслия и гражданского правосознания эти годы не были такими уж застойными. Что касается представителей так называемого «малого народа» в лице граждан, имеющих соответствующее клеймо пятой паспортной графы (своего рода пятую группу национальной инвалидности), то их гражданская участь в это время была настолько незавидной, что борьба за их эмиграцию, массовый свободный выезд из страны, придание им статуса политических беженцев стали чуть ли не основным лейтмотивом международного общественного мнения и правозащитного движения. Говорить и писать о каком-то засилии и подавляющей роли евреев в государственной и общественной жизни советской империи эпохи брежневского заката более чем странно, если не злонамеренно лживо. Эта роль на самом деле, как всем известно, принадлежала государственной и партийной бюрократии, где евреи в то время были скорее исключением, нежели правилом. И если надо и было с кем бороться, так это с почти 18 миллионным классом номенклатурных чиновников, присосавшимся к кормилам власти разбухшей административно-командной лжесоциалистической системы. Правда, у Шафаревича, в пору его диссидентства, были как будто и другие работы, обличавшие не только малых, но сильных мира сего, антигуманную сущность этой системы, как, впрочем. капиталистической тоже. Но издана и получила теперь определенный общественный резонанс именно «Русофобия», которую в равной мере можно назвать «Юдофобия», ибо обличает одно, а вызывает другое. Почему именно эта, а не какая другая его работа так пришлась ко времени и месту, вопрос, который также требует ответа.
Общие теоретические посылки и исторический экскурс в прошлое России, философские размышления о ее настоящем и будущем, весьма бегло и схематично изложенные в начале брошюры, в основном не выходят из русла вечного русского водораздела между западниками и восточниками, то бишь славянофилами. Автор явно тяготится первыми и тяготеет к последним. Изложение сути этой исторической и интеллектуальной коллизии русского философского мышления не входит в нашу задачу. Все это достаточно, почти хрестоматийно известно. Можно сказать лишь, что возникнув где-то в 18 веке, на рубеже великого петровского эксперимента волевого приобщения Руси к достижениям западной цивилизации, спор этот, как видно, не потерял своей остроты и актуальности и в 20 веке и даже обострился к концу его в горбачевско-перестроечный период окончательного распада великодержавной советской империи. Другое дело, что в этом веке обе общественные ориентации претерпели жестокую революционную переплавку, как и само общество, сама русская государственность. Идеи социализма, будучи для русских чужеродными, привнесенными с Запада, тем не менее, утвердились через революцию, гражданскую войну, неисчислимые жертвы и кровь именно здесь на Востоке. Природа этого социального и исторического феномена интересна еще тем, что являясь по самой своей сути идеями классовыми, интернациональными и, по революционным началам, антигосударственными, разрушительными, впоследствии они стали общенародными, наднациональными и сверхгосударственными. В результате на развалинах русской самодержавной империи возникла еще более могучая сверхдержава с всеохватывающей тоталитарной системой партийно-государственного контроля над всеми сторонами жизни общества, производственными, распределительными, культурными, идеологическими. Общества, в котором все было регламентировано и не оставалось места личности. И как бы не хулили, не проклинали сейчас в эпоху вседозволенной гласности и демократизации большевистскую революцию и все трагическое и ужасное, что за ней последовало, то государство, которое в результате ее было создано, явилось достойным преемником старой единой и неделимой российской империи со старой славянофильской идеей третьего Рима. И этот коммунистический Рим с центром в Москве был создан и просуществовал более полувека. И не потому ли некоторые из бывших и нынешних монархистов, национал-патриотов вкупе с ортодоксальными коммунистами столь едины в тайном и явном расположении к отцу народов, диктатору и коммунистическому самодержцу Иосифу Сталину за его историческую роль в сохранении и приумножении и без того огромной державы, в создании мирового, по сути концентрационного соцлагеря или ГУЛАГА (что ни страна, то лагерь). Насколько многие из них терпимы к Сталину, настолько нетерпимы к Ленину, справедливо видя в нем крушителя империи, антиимпериалиста по своей идейной и человеческой сути. Их симпатия к советскому императору явно возрастала по мере усиления его антипатии к «малому народу». За одно только это они готовы ему простить все его людоедские дела и преступления, в том числе и в отношении своего большого и великого русского народа.
Диктатор совсем немного не дотянул до того, чтобы расправиться со всем еврейством своей необъятной империи, сослать его подальше с глаз долой в места не столь отдаленные, на Дальний Восток, на границу с Китаем, в заранее приуготовленную там по его мудрому указанию Еврейскую АО. Там бы от малого народа осталось только «АУ», ибо опыта таких человеконенавистнических и антинародных акций у советской власти по депортации целых наций было к тому времени предостаточно. Для этого было сделано почти все: уничтожен цвет еврейкой культуры, подготовлено общественное мнение известной кампанией борьбы с космополитами, и, наконец, пик государственного сталинского антисемитизма - так называемое дело врачей-убийц, равного по гнусности которому вряд ли можно сыскать в новейшей мировой истории. Но, как бы там ни было, библейский Бог действительно в критические моменты их истории не оставляет свой народ. Фараоны, аманы, гитлеры, сталины с позором исчезают с исторической арены, а древний народ продолжает жить. Так было, так есть и так будет, пока существует человечество.
Что касается извечных юдофобских нападок и обвинений евреев во всех бедствиях и грехах многострадального человечества, среди которого обвиняемые являются в итоге самым пострадавшим народом, то ничего в этом оригинального нет, старо, как мир. Антисемитизм –явление явно нечистое и не чисто русское, хотя имеет свои российские особенности. Думается, бесполезно полемизировать об особой роли евреев в русских революциях 20 века, спорить об истинном числе евреев в первом советском правительстве, Достаточно было одного Троцкого, чтобы окрестить его «жидовским», что было, то было. Если не в правительстве, то в высших, средних. да и низших эшелонах большевистской партии, советах, Красной армии, ВЧК евреев было, наверное, более чем нужно для революции, да и для них самих. Слова «жид» и «комиссар» были в то время фактически синонимами и псевдонимами слова «коммунист». Было время, когда этим можно было гордиться, сейчас исторический маятник повернул в обратную сторону, и за это становится стыдно. Впрочем, немало евреев было и в антибольшевистской оппозиции, среди меньшевиков и эсеров. Были и такие личности, как Каплан, Канегисер, покушавшиеся на жизнь вождей революции. Об истинных, достаточно известных и исторически обусловленных причинах этого действительно не совсем нормального и благого для евреев и других народов явления автор «Русофобии» предпочитает или совсем не касаться, или высказываться как бы вскользь, сквозь зубы. Делается, правда, попытка объяснения всему этому, исходя из ветхозаветных сказаний и древней истории народа, но лишь как очередной довод для подчеркивания дурных качеств «малого народа». Характерно, что даже А.И. Солженицын в своем «Архипелаге ГУЛАГ» лишь многозначительно констатирует слишком плотное, причем руководящее участие евреев в репрессивных органах времен сталинского перелома 30-х годов. Однако как аналитика его просто не интересует глубинный источник этого в общем-то прискорбного явления. При этом он снисходительно замечает, что это дело самих евреев, мыслителей и художников из их среды. В этом есть своя правота, но и своя национальная ограниченность, наверное. не совсем достойная писателя такого масштаба. Где же присущая великому русскому народу та человечность и всемирная отзывчивость, о которой говорил Достоевский?
Самое обширное в мире гетто в виде пресловутой черты оседлости, процентная, специально придуманная для евреев норма в системе российского среднего и высшего образования (и это для народа, для которого учение всегда было чуть ли единственным светом в зарешеченном окне), наконец кровавые погромы накануне и во время первой русской революции 1905 г., сфабрикованное дело Бейлиса. Это лишь наиболее известные вехи антиеврейской государственной политики, которую весьма последовательно проводили власти Российской империи в отношении своего не самого беспутного народа, который не смотря ни на что, внес заметный вклад в ее культуру и экономику. И это на общем гнетущем фоне национального притеснеиия, унижения и оскорблений человеческого достоинства. Но все это, очевидно, мало трогало антисемитов всех мастей, не антисемитов, похоже. тоже. В конце концов, своя рубашка ближе к телу, а участь простого русского народа тоже никогда не была слишком счастливой. Давно ли было отменено крепостное право? И участь закрепощенного крестьянства едва ли была легче жизни еврейства за чертой оседлости.
Вполне понятное и объяснимое присоединение еврейских низов к русскому революционно- демократическому движению получило в определенных политических кругах правящего режима весьма специфический черносотенный политический окрас. Это выразилось в целой серии полицейских провокаций и фабрикаций типа знаменитых «Протоколов сионских мудрецов» и прочей юдофобской печатной и непечатной продукции. Отсюда и детективно-мифологическая версия мирового жидо-масонского, а потом и большевистского заговора, активно использованная затем Гитлером в своей расовой политике и «окончательного решения еврейского вопроса». Все это без особой брезгливости и разборчивости извлекли с дурно пахнущей исторической свалки наши нынешние доморощенные юдофобы, которые оказались живучими, как тараканы. Как все неистребимые насекомые, все эти прусаки и русаки жутко активизируются с возникновением всякой общественной смуты и политического кризиса. Состояние и температура лихорадящего государственного организма для них самая подходящая среда. И если во времена царизма социальной базой черносотенства были в основном лабазники, охотнорядцы, приказчики (т.е. мелкие торговые конкуренты), а также всякого рода люмпены и уголовные элементы, науськиваемые полицией, то в наше время, как это не парадоксально, тон задают представители культурной среды (очевидно, тоже по принципу цеховой конкуренции). И хотя среди них имеются известные писатели, художники, ученые, и тон, и сама среда в целом характеризуется беспросветной серостью. Черная сотня слиняла в серую, казенную, курируемую, как и тогда, известными охранными органами. Серость ее, помимо отсутствия подлинного таланта творчества, еще в том, что она бездарно и бессмысленно повторяет уже давно пройденный историей урок. На этом линялом сером фоне попытка И. Шафаревича подвести наукообразный базис под изрядно расшатанную надстройку великодержавно-шовинистической концепции истории России, которая всегда строилась на реальных и мнимых кознях ее внешних и внутренних врагов, иноземцев и инородцев, выделяется разве яркой желтизной обложки своего брошюрного издания. Его «Русофобия» с еще одной сомнительной пробы версией «малого» народа» лишь одна из вариаций современного псевдоинтеллектуального антисемитизма или, вернее, юдофобии, поскольку достается не семитам как расе, включающей арабов и некоторые другие народы, а исключительно евреям в полную меру их исключительной судьбы как народа – изгоя.
Впрочем, есть много маскировочных синонимов, особенно в советской политической лексике позволяющих внешне облагородить нынешний красно-коричневый облик юдофобии. Когда не хотели прямо обнаруживать позорной антиеврейской сути политических обвинений и кампаний, прибегали к таким ярлыкам как космополиты, они же безродные, сионисты, жидо-масоны, и. наконец. просто жиды, что и требовалось доказать. И не важно. что космополит в подлинном переводе это гражданин мира, что для просвещенного слуха звучит достаточно гордо. А сионист –это не еврейский фашист, как пугают русский народ юдофобы, и даже не член еврейской «Памяти», а привержинец идеи возвращения евреев диаспоры на их праисторическую родину, символом которой стала иерусалимская священная гора Сион, Идею, которую должны бы даже очень приветствовать сторонники русской «Памяти» с их действительно фашизоидной программой и юдофобскими лозунгами «Евреи, вон в Палестину!». Ну, а масонах или жидо-масонах это уже особый разговор, не терпящий никакого дилетантства. Кто ими только не был в России, а какие люди, среди них и А. Пушкин. Вот и И.Шафаревич придумал «малый народ», подразумевая под ним вроде не только евреев, но на самом деле, прозрачно закодировав их под этим названием. И вот уже воистину несчастный народ, куда ни взглянь, везде дрянь. То его обвиняют в космополитизме, т.е. в отсутствии национального самосознания, патриотизма, то, наоборот, в сионизме, т.е. в национализме, даже расизме, а чаще и в том, и другом одновременно. Не говоря уже о жидо-масонстве, мировом заговоре, претензии на мировое господство. И все умещается и вымещается на одном народе. Невероятно плодотворный объект и субъект для всякого нечистоплотного мифотворчества. Что же все-таки представляет собой этот народ на самом деле? Представляет ли он собой в настоящее время нечто единое, культурно и этнически обособленное, нация это или каста, или это только паспортное клеймо на определенной и отнюдь не самой многочисленной части населения, преимущественно городского, которое окрестили когда-то новой исторической общностью людей – советским народом?
В дореволюционной России, прозванной в свое время тюрьмой народов, поддерживалось в основном искусственно изолированное состояние евреев, напоминающее средневековое гетто. Вместе с тем, будучи народом государственно угнетенным, они имели то, что принято теперь называть национально-культурной автономией. И хотя в массе своей жили в тесноте и обиде, но разговаривали на своем, пусть и жаргонном, языке, развивали свою самобытную многовековую культуру, были связаны единым древним религиозным культом. Конечно, территориальные границы национального гетто, пресловутой границы черты оседлости, установленной в России для евреев, были и тесны, и унизительны, но они не были абсолютно непреодолимыми для людей образованных, талантливых и предприимчивых. Пусть не так много, но в царской России были деятели еврейского происхождения, внесшие свой заметный вклад в русскую культуру и экономику. Достаточно назвать братьев Антона и Николая Рубинштейнов, основателей двух столичных консерваторий в России, художника Исаака Левитана, скульптора Марка Антокольского, сахарозаводчиков Бродских, железнодорожных магнатов Поляковых и др. Были свои достойные плоды на возделанной ниве национальной культуры, развиваемой на языке идиш. Так имя и творчество Шолом-Алейхема приобрели мировую известность. Однако в целом правовое положение евреев в России было немногим лучше крепостного положения русских крестьян до 1861 г. Русская революция 1917 г. стала для евреев бывшей Российской империи тем же, что и Великая французская революция для евреев Европы, положив мощное начало их эмансипации. Однако, как и всякая свобода, она имела свои роковые издержки. Вырвавшись из вынужденного затхлого, скученного, местечкового быта, немало евреев устремилось в освежающие просторы и вихревые потоки революции, как вода из переполненного, но стоячего болота в речную стихию вешнего половодья. В результате утекло не только много воды, но и крови, в том числе немало и еврейской. Гражданская война как закономерный исход социальной, разрушительной революции унесла много жизней, не щадя ни белых, ни красных, ни русских, ни евреев, ни других затронутых этой страшной исторической стихией народов.
К числу таких издержек, а на самом деле важных поддержек революции приходится теперь отнести и столь притягательную тогда идею классового коммунистического братства или так называемого пролетарского интернационализма. Нынче, как, впрочем, и тогда, происходит разбрасывание одних камней и собирание других, вопреки библейской мудрой притче: время разбрасывать, время собирать, т.е. всему свое время. Мы же умудрились все перепутать. Вот уж воистину распалась связь времен, труд наш – труд Сизифов. Сейчас маятник отечественной истории качнулся вправо, в сторону национализма, интернационализм стал в свою очередь подвергаться остракизму. А вместе с тем интернациональная и социалистическая идея заложена в самом раннем христианстве, его основоположниками Иисусом Христом и апостолом Павлом. Известное изречение Христа о том, что скорее верблюд пролезет в игольное ушко, чем богатый попадет в рай, его забота, прежде всего, о нищих духом и телом. Это ли не социализм с человеческим лицом, подлинно гуманистический, христианский? Не менее известна мысль апостола Павла о том, что в христианстве нет ни эллина, ни иудея, что все люди и народы – братья во Христе. Не это ли первый мировой пример интернационализма, только не классового, а общечеловеческого. А библейское сказание о строительстве Вавилонской башни, когда Богу достаточно было лишить слишком замахнувшееся на небеса человечество даже не разума, а единого общепонятного языка. С тех пор разноязычие, племенное отчуждение народов разве не стали божьим вечным проклятием и наказанием их за гордыню, а их история не превратилась ли в сплошное чередование войн и кровопролитий на почве национального эгоизма и неприятия. И настанет ли опять время, когда «народы распри позабыв в единую семью объединятся», как мечтали Мицкевич и Пушкин. И не был ли великий, но в основном не сбывшийся коммунистический эксперимент попыткой воплотить этот мессианский идеал в жизнь, но такой варварской ценой, как «экспроприация экспроприаторов» (грабь награбленное).
Справедливости ради, надо отметить, что интернациональная классовая идея, заложенная в основу научного коммунизма, а также конечные перспективы отмирания государства и создания бесклассового и безнационального коммунистического общества, все эти марксистские утопии, облеченные во внешне логичную форму господствующей политической идеологии, возведенной чуть ли не в степень государственной религии, со своими жрецами и храмами, где богом становится материя, а не дух, все это не могло не загипнотизировать до фанатического энтузиазма массы полуграмотных людей, которым суждено было стать новой исторической и повально образованной общностью – советским народом, социалистическим по форме, интернациональным по содержанию, перефразируя известный идеологический штамп. По иронии судьбы национальной в то время по содержанию была культура кого угодно, только не у русских и евреев, в этом отношении из всех советских народов эти два заплатили едва ли не самую высокую цену за пролетарский интернационализм и ведущую роль в революции. Правда, какое-то время новая советская власть не препятствовала и даже поощряла развитие национальных культур, школ, языков. Не были в этом отношении исключением и евреи, однако это продолжалось не так долго. Первый нарком по делам национальностей, а впоследствии больший специалист по их истреблению, И.В. Сталин приложил много сил и умения по ликвидации национального самостояния в СССР. Пролетарский радикальный интернационализм нового общества плохо совмещался с традиционной национальной культурой народов. Начались гонения на всяких националистов. Одними из первых это испытали еврейские сионистские партии, которые были запрещены вскоре после революции. Многие, если не все народы, втянутые в мировую революционную орбиту этого коловорота событий, поплатились изрядной потерей национального самосознания, языка, отречением от своей истории, своих предков, от самих себя как самобытной этнической общности, превратились в невольных манкуртов, «Иванов, не помнящих родства». Евреям это было не легче, а может быть труднее, чем другим народам, не столь национально обособленным и скованным вековыми традициями ортодоксального, не терпимого к проникновению чужой веры и культуры в свой замкнутый духовно-религиозный мир иудаизма. Но, с другой стороны, совершенно новые возможности и перспективы обрести свободу, вырваться из старого местечкового быта, во многом способствовала решимости людей, особенно молодежи, начать новое бытие в новых условиях социалистического уклада жизни, порвав с национальными корнями, становясь русскоязычными ассимилянтами. Именно они стали активнейшими первостроителями и поборниками коммунистического общества. Из многих этих неофитов коммунизма сформировалась новая генерация советской интеллигенции. Именно ее И. Шафаревич имеет, прежде всего, в виду, говоря о «малом народе», считая еврейскую интеллектуальную элиту центром притяжения, ядром антирусских сил и неким «ферментом» в реакции разложения традиционного русского характера и склада жизни, включая историческую память, культуру, религиозный, православный настрой большого народа.
« 200 ЛЕТ ВМЕСТЕ» А.И. СОЛЖЕНИЦЫНА
Прочитав последний исторический труд А.И. Солженицына и критические публикации на него, хочется, не повторяя уже высказанные замечания и комментарии к данному сочинению, если такое понятие тут уместно, по возможности объективно оценить его в целом. Будет ли это произведение иметь столь же знаковое значение как «Архипелаг ГУЛАГ» вопрос непростой и зависит от того, насколько общество осознает и приемлет важность поднятой писателем проблемы. Впрочем, кто ее только не поднимал и не опускал, как слева, так и справа, ибо общественно-политический спектр взглядов и мнений в России был всегда обширен и пестр, под стать ее евро-азийской ментальности и стати. И в этом отношении, как бы критически не относиться к тем или иным местам новой книги Солженицына, следует, на наш взгляд, признать, что это серьезный труд с явно центристским ориентиром и упором в попытке обоюдосторонне осмыслить тот исторический путь, который суждено было пройти вместе русским и евреям «гоям и изгоям» на протяжении не столь уж долгой истории их российского сосуществования (всего каких-то 200лет). Труд, прежде всего, исследовательский, с привлечением разных источников, как с одной, так и другой стороны, чуждый всякой публицистики, с очень скупыми, но меткими авторскими комментариями и ремарками, хотя порой за обильным цитированием исчезает оригинальность текста, мысли и предпочтения самого автора. Тем не менее, критики последней книги Солженицына так или иначе склонны усматривать в некую традиционную антиеврейскую направленность, типичную для интеллектуального круга современного славянофильства (или русофильства), одержимого старой русской национальной, а по сути имперской идеей державности и усматривающего в еврействе извечный очаг тлетворного западного влияния, материального и духовного отчуждения и разлада в обществе и государстве. Наиболее концентрированно и последовательно неприятие так называемого «малого народа» было выражено И. Шафаревичем в его публицистическом кредо под характерным названием «Русофобия». С таким же основанием его можно было бы назвать в скобках (юдофобия), т.к. защита всего русского от еврейского переросла там в лобовую атаку на все мыслимые и немыслимые аспекты юдаики в российском общественном сознании.
Ничего подобного в книге Солженицына не усматривается. Автор, безусловно, писал ее с позиции государственника, и уже поэтому центриста, но при этом вполне понимал, что экономическая и всякая иная роль, законопослушность еврейского населения в пределах Российской империи, его лояльность власти, самодержавию во многом, если не во всем, определялась ограничительными государственными законами в отношении его. Нельзя требовать с дискриминируемого властью народа, или какого-либо социального его слоя, большего рвения в их исполнении, а тем более особой патриотической преданности государственному строю, при котором приходилось существовать. Отнюдь не оправдывая власть имущих в России, Солженицын вместе с тем приводит исторические факты, свидетельствующие и об определенных попытках царского правительства как-то урегулировать в сторону прогресса жизнь евреев, густо и тесно заселявших западные окраины Российской империи и задыхавшихся там в пределах пресловутой затхлой и всем осточертевшей черты оседлости. Конечно, при этом надо было учитывать и общее положение дел и состояния русского населения, самая большая крестьянская часть которого также находилась в ограничительной крепостной зависимости как от помещиков, так и от ретроградных законов империи. Все это существенно замедляло решение еврейского вопроса в России, усугубляя обстановку общероссийского неблагополучия, завершившегося бесславным концом царствования Николая I и позором поражения империи в Крымской войне. Отмена крепостного права в 1861 году и начало эпохи реформ Александра II не могли не внести определенного прогресса в положении евреев в России, дав благоприятные возможности и права наиболее образованным и отличившимся выходцам из их среды в торговле, промышленности, строительстве железных дорог, медицине, юриспруденции и т.д.. Это, однако, не покончило с бесправием остального еврейского населения, продолжавшего тесниться и бедствовать там, где его застало время реформ.
Реформы в России это всегда было время больших надежд, но еще больших разочарований, то ли в силу непродуманности, то ли недоделанности. В результате все кончалось смутой и кровопролитием. Так царствование Александра I – выступлением декабристов, реформы Александра II – убийством его, спустя 20 лет после их начала, освободительный манифест Николая II – первой русской революцией 1905 года. Участие евреев в ней стало подлинным фактом и реальным фактором новой революционной истории России. Прошедшие годы правительственных стеснений и непоследовательных реформ, диких погромов и назревшей кризисной ситуации в стране породили еврейский политический экстремизм, ставший, впрочем, лишь составной частью общерусского революционного движения. Вопреки старой российской привычке все неустройства и напасти в стране валить или на правительство, или на инородцев, Солженицын, предъявляя определенный счет верховной и местной власти, не снисходителен и к поведению еврейской революционной молодежи, ее вожаков. По сути, он считает еврейские погромы периода революции во многом спровоцированными самими евреями. В этом, наверное, есть своя доля исторической истины. Однако при историческом анализе прошлых, настоящих и грядущих событий все же необходима правильная расстановка причин и следствий. Так, видя некую судьбоносную связь событий, начиная с убийства Столыпина в Киеве и кончая, спустя 30 лет, уничтожением киевских евреев в Бабьем Яру, все же неверно первым шагом этой трагической череды истории считать безрассудный поступок студента еврея Богрова. Скорее сама неразумная и противоречивая политика царского правительства, главой которого был в то время Столыпин, по отношению к евреям, да и не только к ним, а ко всему народу Российской империи, стала главной и первой причиной ее краха, со всеми катастрофическими последствиями для царской династии, для России и ее народов. То же киевское дело Бейлиса, сфабрикованное царской охранкой и раздутое черносотенными кругами в то время, разве не способствовало, не спровоцировало выстрел в Столыпина.
История действительно неумолимо обращает нас к Высшему суду и промыслу, где всем и всему воздается сполна и по высшей мере. При этом «компас Божьей нравственности», которым призывает руководствоваться Солженицын, может быть действительно единственно спасительное средство для человечества на его пути от доисторического первобытного состояния до обретения всеобщего благоденствия и мира в необозримом будущем, когда «народы распри позабыв, в единую семью объединятся». Но Божье царство на земле осуществится лишь тогда, когда каждый человек, независимо от национальности, религии, социального положения, проникнется единой моралью добра и справедливости. Ибо не нашлось и десяти праведников в библейском городе Содоме, ради которых Господь обещал Аврааму пощадить жителей, погрязших в греховной мерзости. Пока историю, к сожалению, делают, не праведники, а потому мы до сих пор являемся свидетелями и жертвами национальных, религиозных и социальных конфликтов, террора и войн.
К сожалению, в столь обстоятельном и серьезном труде у Солженицына не нашлось места хотя бы для краткого освещения глубокого взаимопритяжения культур русского и еврейского народов, их духовного взаимообогащения за время совместного исторического пути. Ни словом не упомянуто о вкладе в великую русскую культуру братьев Антона и Николая Рубинштейнов, Исаака Левитана, Марка Антокольского, отца и сына Леонида и Бориса Пастернаков, Осипа Мандельштама, Иосифа Бродского и др. Там все больше речь о материальном, нежели духовном. И более прописаны мотивы взаимоотталкивания. И тут нельзя опять не коснуться пресловутой антисемитской по сути темы спаивания русского народа евреями – шинкарями. Как ни странно, Солженицын относится к этой исторической басне вполне серьезно. При этом он оперирует статистическими данными времен царя Гороха, которые как будто подтверждают факт чуть ли не массовой специализации еврейского населения в черте оседлости в этом роде добытия доходов и пропитания. Кем-то прозорливым было сказано: есть просто ложь, есть ложь чудовищная, а есть статистика. Последняя действительно способна заворожить конкретной абстракцией цифр, но там, где сухая выкладка, нет места живой жизненной правде, которая и есть истина. А истина в том, что в польских, украинских, белорусских землях черты оседлости среди евреев действительно был распространен промысел винокурения и виноторговли. Промысел не столь уж предосудительный со времен Киевской Руси, где, как известно. «веселие было пити, не могло без этого быти». Вопрос в том, насколько отрицательное влияние это имело на местное население и насколько повинны в этом евреи. В отзывах на книгу Солженицына уже упоминалось и цитировалось мнение на этот счет Лескова, очерк которого «Евреи в России» следовало бы переиздать. А вот образец другой, уже чисто художественной правды из знаменитой шляхетской истории в стихах «Пан Тадеуш» Адама Мицкевича:
«Честнейший, добрый жид! И шел народ к нему.
Уже он много лет арендовал корчму.
Но жалоб не было помещику. Еще бы!
Еда отменная, напитки высшей пробы.
Хоть ведал деньгам счет, не шел он обман
И пьянства не терпел: гнал в шею тех, кто пьян.
Веселье поощрял, все свадьбы, все крестины
Справлялись у него, видать не без причины.
По воскресеньям же народ пускался в пляс,
Играла музыка: волынка, контрабас».
Это о корчмаре Янкеле, в семье, как говорится не без «урода», хотя по-польски «урода» - красота. Не о каком еврейском спаивании собственно русского народа в пределах Великороссии говорить, разумеется, не приходится, хотя бы потому, что там евреям и жить не позволялось. Спаивали разве что богачи, которым это было дозволено, да и то больше чаем: чай Высоцкого. сахар Бродского. Был, правда, еще один литературный герой: Тевье-молочник, так тот больше спаивал дачников молоком, за что бедняга, видно, и был выселен из своего родного гнездовья. В связи с этим встает также еще один законный вопрос: а кто же спаивал народ с введением в России, а потом в СССР госмонополии на водку? Или пьяные деньги не пахнут? А сейчас, или опять инородцы? Бедный, веками спаиваемый кем-то, но так до конца и не спившийся русский народ!
В предисловии к книге Солженицын заявляет, что писал ее, «исходя лишь из веления исторического материала и поиска доброжелательных решений на будущее». Хочется верить, что эта благая цель писателя не будет истолкована обществом превратно и не вымостит дорогу в людской ад непонимания и усугубленных обид. Думается, что недалеко то будущее, когда русские и евреи окончательно придут к общему убеждению о исторической неизбежности жить вместе и дальше как единый народ, как равноправные граждане одного великого государства – России.
Из материала посланного в газету «Дуэль», ее автору и редактору Ю.И. Мухину, постоянно раскрывающему себя, своим изданием и книгами как наиболее ненасытного «жидоеда». Термин этот не так широко употребляем в литературе, но означает крайнюю степень одержимости юдофобской идеологией и фразеологией. Без нее никуда, приправа всех тематических блюд, как кухонно-разговорного, так и общественно-политического и печатного пользования.
«ТЭВ - это мои инициалы - Трускинов Эрнст Валентинович. Просмотр статей газеты показывает, что это у Вас не такая уж редкость, когда авторы выступают под инициалами, а также вымышленными именами и фамилиями. Например, Коба Джугашвильевич. Под ним не так уж трудно угадать и самого автора - редактора газеты, пишущего самому себе письмо (статья «Гробокопатели» ). Слишком уж стиль и дух статьи специфический, узнаваемый. Не собираясь комментировать ее, слишком дикая и чуждая для меня тема, не могу все-таки не подать реплики. Неужели «многоуважаемому Юрию Игнатьевичу» не о чем уже стало писать, как о каком-то Добрюхе и «Коде Ельцина». Понятно, что все нынче помешались на всяких двойниках и кодах, но зачем так уж лихо им следовать. Вот уж действительно от басовитой красно-коричневой тональности до фальцета желтой прессы один переход. Если об «Убийстве Сталина и Берия» было о чем еще спорить, и даже в чем-то соглашаться, то «Код Ельцина» это сплошная ахинея, которую полистав, сразу же хочется выбросить в первую попавшуюся урну. Неужели автор действительно верит, что к его бредовой версии серьезно могут относиться в верхах? Больше всего, вероятно, потешается над ней сам ЕБН, благополучно и почетно доживая свой век на выделенной ему правительственной даче.
Возвращаясь к тому, почему я предпочитаю в данном случае вместо полной подписи ставить инициалы, то я просто не хочу, чтобы мое имя публично полоскали в грязном корыте редакторского ответа, имея некоторый опыт публикации в «Дуэли» по поводу хамской дискредитации академика Н.И. Вавилова, допущенной в книге Мухина «Убийство Сталина и Берия». Наиболее мягкий и даже лестный для меня эпитет, которого я там удостоился «густопсовый вавиловец». Предвидя ход возможного дуэльного наскока на меня со стороны редактора, в связи с моей статьей «Диагноз- жидоедство», хочу заранее умерить пыл оппонента. Меня нисколько не смущает и даже не возмущает слово «жид». В конце концов это не более, чем славянская транскрипция слова «иудей» (выходец из Иудеи, кстати, евреи вышли не только оттуда), обычное для именования еврея в Польше, Чехии и других странах. Пожалуй, только в России оно приобрело какой-то негативный, оскорбительный смысл, однако не намного более оскорбительный, чем москаль, кацап, фонька-квас для русских. Но именно в своей книге «Убийство Сталина и Берия» автор решил расширить это понятие, зачислив в жиды добрую (а точнее недобрую) часть русского народа, усилив нарицательный смысл этой клички как синоним общественного паразита. Не считаю нужным даже опровергать это, пусть это остается на интеллектуальном уровне и совести автора.
Себя лично паразитом не считаю, хотя и не скрываю своего еврейского происхождения. Как сказал один поэт, «для человека национальность не заслуга, и не вина. Если в стране считают иначе, значит несчастная эта страна». Боюсь, что наша страна, столь зараженная ныне национальной и расовой ксенофобией, раздуваемой в том числе и вашей газетой, пожало и пожнет еще не мало несчастий на этой почве. Пример бывшей Югославии, Кавказских республик и автономий, теперь Карелии, разве ничему не учит?
Мой отец, военврач 2 ранга Трускинов Валентин Михайлович, погиб не на «ташкентском» фронте, куда готовы были отправить всех евреев наши жидоеды, сами вряд ли воевавшие, а если и воевавшие, то не известно еще на какой стороне. Он попал в плен и был убит немцами как еврей, вместе с другими евреями-медиками, после того, как вся Приморская армия была по сути брошена командованием в оставленном Севастополе в 1942 году. Это, конечно, еще не холокост, не катастрофа целого народа, но геноцид, обыкновенный фашизм в действии. Родители и близкие родственники моей матери были уничтожены фашистами в Каменец-Подольске. Это тоже еще не холокост, а так себе, некоторые издержки войны, лес рубят-щепки летят. Сколько этих расщепленных жизней мирных жителей было загублено по национальному признаку на оккупированных территориях только в России.
Да, на холокосте нельзя спекулировать ни кому, ни родственникам жертв, ни тем, кто имеет подлость полностью отрицать и даже насмехаться над этим. Самое отвратительное это циничные подсчеты тех, кто не воевал, а теперь считает: миллионом больше, миллионом меньше. В конце концов, это дело профессиональных историков 2 мировой войны, которые до сих не разобрались в истинном числе ее жертв, в том числе в России. Даже, если бы не десятки миллионов, а только их разы, разве трагедия войны была бы менее чудовищной. Поэтому не надо гнусных песен о главном, о людях ставших жертвами расового геноцида, как и о тех, что сгинули, не зависимо от национальной принадлежности, как во время блокады Ленинграда.
В заключение могу с чистой совестью сказать, что никогда не был заражен национальной неприязнью к какому-либо народу. Убежден, что плохих народов нет, есть их недостойные представители, по которым нельзя судить о всех остальных. Никогда не был ни коммунистом, ни сионистом, никаким другим политстатистом. Партийная и иная стадность не для меня. Никогда не было даже мысли покинуть родину, всегда считал и до конца буду считать своей родиной Россию, а родным русский язык, русскую культуру и природу. Поэтому считаю правильным, что в нынешнем российском паспорте изъят, наконец, пресловутый пятый национальный пункт, бывший своего рода клеймом благо или неблагонадежности его носителя. Гражданство - вот единственное, что должно определять общественную значимость и государственный статус человека, и соответственно отношение к нему стороны государства и общества».
О России, русских и россиянах в связи с некоторыми интернет материалами на эту тему
Давно пора, ядрена мать,
Умом Россию понимать.
И. Губерман
Поскольку много всякого дерьма испокон веков навешивается на матушку Россию и немалое участие в этом принимают сами россияне, бывшие и нынешние, то приходится реагировать, прежде всего, на их лай. Собаки лают, а караван, как известно, идет. Российскому необъятному каравану уже за 1000 лет, Куда он идет, и идет ли в ногу с так называемой мировой цивилизацией, вопрос не праздный, но ответ на него может быть самый разный, а может вообще его не быть. Еще Гоголь когда-то восклицал: «Русь, куда ж несешься ты, дай ответ? Не дает ответа». Помнится, в одном шукшинском рассказе один простодушный парень все удивлялся, читая эти гоголевские строки, куда это может нестись Русь-тройка с пройдохой Чичиковым в тарантасе и пьяным Селифаном на облучке.
Будь то Россия, будь то другая страна это, прежде всего, ее природа, народ со своим характером, образом мыслей или, как теперь говорят, менталитетом, судьбой. Россия в этом смысле ничем не хуже, а в чем-то может быть и лучше многих других государств. Лучше хотя бы в духовном, культурном смысле. Ведь не все же народы дали миру того же Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского, Чехова, Чайковского, Мусоргского. Но так сложилось, что в силу тех же природных и исторических обстоятельств Россию, русских не особенно жаловали и любили другие народы. Не любили во многом из-за имперской геополитики и великодержавных амбиций, Что там не говори, но подмяла она под собой немало народов, которым это не особенно нравилось и подходило к их национальным устоям и устремлениям. Империи с их авторитарным политическим режимом и тоталитарным государственным устройством вообще не вызывали большой приязни со стороны покоренных народов. Не поэтому ли ни одна из них, даже самых могущественных, не была вечной и неизбежно распадалась под влиянием войн внешних и внутренних, приводящих также к межнациональным раздорам и столкновениям.
Не избежала общей имперской участи и Россия, СССР, образованный в 1922 и не просуществовавший и 70 лет. Новый союзный договор так и не был заключен из-за путча ГКЧП в августе 1991 года. Был в том же году оформлен СНГ, но это уже явно фиговое прикрытие полного распада бывшей советской империи, наспех сшитое гнилыми нитками тремя амбициозными, но незадачливыми, как показало время, политическими фигурами в Беловежской Пуще. Можно было этого избежать? Возможно, но для этого не надо было быть такими недоумками, как эта троица, чтобы предвидеть всю пагубность последствий, надо было быть действительно государственными мужами, а не удельными князьками времен Золотой Орды. Что касается опуса Алексея Широпаева «Тьма-родина», то вот уж действительно нет больших юдофобов, как среди евреев, и русофобов, как среди русских. И вообще эти столь разные народы-антиподы, как и всякие крайности, неизбежно смыкаются вокруг многих мировых идей человеческого бытия. В частности и евреи, и русские помешались на идее мессианства: один народ – «богоизбранный», другой – «богоносец». И тот, и другой за это больше всего не любят в мире. Крайние проявления чего-то всегда порождают столь же крайние формы их отторжения. Коммунистическая идеология породила национал-социалистскую, пролетарский интернационализм – нацизм, фашизм. В конечном итоге они сомкнулись в формах и средствах достижения своих целей, в установлении тоталитарного государственного строя.
Идеи державности, народного патриотизма, православной соборности всегда были в основе Русского государства, а потом Российской империи, включившей в себя множество разных народов и этносов. Чтобы удерживать их в центростремительном, а не центробежном состоянии требовалась сильная центральная и авторитарная власть. На протяжении ряда веков ею стало самодержавие. С его падением и со сменой идеологии огромным государством стала править Советская власть с самодержавным, по сути, вождем, диктатором, ибо такой силой воли и власти, которой обладал Сталин, вряд ли имел какой-либо другой русский царь или император, за исключением разве чтимого им Ивана Грозного и Петра Великого. При монархической форме правления его вполне можно было бы назвать Иосифом Беспощадным. История человечества такова, что ее уроки, похоже, никого и ничему не учат, ни политиков, ни тем более простых людей, обывателей. Все возвращается на круги своя. Вот и «дядя Джо», как называл Сталина Уинстон Черчилль, снова воскрес, можно сказать воссиял в сознании многих россиян как жестокий, но мудрый правитель, победивший всех внутренних и внешних врагов, создавший такую мощную империю народов и сателлитных стран, какая не снилась русским царям. Бесчисленные жертвы его правления, если и принимаются в расчет, то, как неизбежные издержки сильной охранительной государственной политики. Кажется, тому же Сталину принадлежит известное выражение: «Лес рубят, щепки летят». «Лесорубом» он был еще тем, ну и «щепок»-живых человеческих жизней загубил без числа. Правда уже на склоне своей жизни этот лихой «лесник» предстал в плакатном виде и образе рачительного хозяина, насаждающего лесозащитные полосы от ветров-суховеев.
Искаженная людская память или скорее отсутствие таковой, конечно, удручает тех людей, которые что-то помнят из прошлого и ценят те крохи вольномыслия, гласности и политических свобод, которые народ обрел в последние 20 лет существования новой России. При этом надо иметь в виду, что приписывание всему русскому народу рабской психологии преклонения перед любой властью, по меньшей мере, не справедливо, а, по сути, не верно. Не в России ли произошли в октябре 1917 года события, которые потрясли весь мир, а в августе 1991 года, во многом его преобразившими. Что касается личности Сталина и современного ее «ренессанса» в разноречивой, часто антагонистической оценке в России, то многое объясняется историческим масштабом и влиянием, которая она оказала на страну и народ в прошлом, оказывает в настоящем и, возможно, окажет в будущем, если имперский фантомный синдром, культ этой личности не будет окончательно преодолен здесь. Число жертв сталинского режима никто точно не знает и никогда не узнает. То, что их было чрезвычайно много, никто не в состоянии оспорить, но сталинисты их всегда будут преуменьшать и оправдывать, а антисталинисты, среди которых были и есть не только диссиденты и либералы, увеличивать, порой в невероятное число раз. То же касается, кстати, Холокоста, антисемиты дошли до полного его отрицания, а евреи и ряд официальных международных организаций сошлись на 6000000 как некой сакральной цифре, которую оспорить нельзя, ибо это рассматривается кое-где чуть ли не как уголовное преступление. Устанавливать точное число жертв – дело честных, не ангажированных историков, дело же порядочных людей отвергать, осуждать любое число жертв террора или геноцида, каким бы большим или малым оно не было.
При этом надо четко понимать, что так и не преодоленная у многих тяга к культу Сталина связана не только и не столько с плохой исторической памятью некоторых пожилых людей, но и с понятной протестной реакцией многих слоев народа на новые порядки и беспорядки либеральных устроителей капиталистического, рыночного общества. Один академик, похоже, верно оценил создавшуюся в результате этого обстановку: все, что говорили у нас о социализме все неправда, что же касается капитализма все почти совпало с описаниями его язв в советской официозной пропаганде. Тем более, что он возник в России, как монстр, в самом диком своем грабительском воплощении. Правильно определил этот чудовищный разгул частного обогащения и общего обнищания, и на этом фоне расцвет безнаказанной преступности, режиссер Станислав Говорухин: «в России совершилась великая криминальная революция». Последствия ее не изжиты и поныне, хотя заметно смягчены теперь протекционистской социальной политикой путинской администрации. И хотя общего социального благополучия и мира, как не было, так и нет (а где они есть?) некоторое политическая равновесие в обществе и экономическая стабильность в государстве можно сказать в данное время имеет место быть, несмотря на общемировой кризис. То, что в стране утвердился авторитарный право-либеральный центризм путинского толка и нет по-настоящему влиятельной и сильной политической оппозиции, конечно, не есть хорошо, но не так уж плохо на данный момент, учитывая, что Россия исчерпала уже все силы и ресурсы на радикальные социальные реформы и революции. Еще одного такого шока стране не вынести, она окончательно распадется на части, и миру от этого мало не покажется: ядерное оружие слишком опасное имущество для раздела, может сработать так, что все остальное, в том числе иранская атомная бомба, покажется не более чем детским страхом. Впрочем, и достойной оппозиции в России нет, на которую можно опереться народному доверию. Разве что коммунисты, но их карта давно бита и возврата к тому строю, который они когда-то установили, нет.
Особые претензии и счет к России испокон веков предъявляются со стороны еврейских кругов, как внутренних, так и внешних. Судя по их истошным голосам более антисемитской страны, чем Россия, и больших юдофобов, чем русские нет. Исторически все было и есть не так черно и черносотенно, как представляется некоторым обличителям и хулителям России. Да, были когда-то инспирированные властями погромы, но не в центральных районах и столицах Российской империи, а скорее на ее западной периферии, в еврейской черте оседлости, где национальные раздоры и фобии были наиболее выражены. Да, было позорное дело Бейлиса, но киевский суд присяжных, состоящий в основном из простолюдинов, его оправдал, тогда, как дело Дрейфуса во Франции складывалось куда как позорнее и несправедливей для обвиняемого, принужденного отбыть в тюрьме 6 лет и быть оправданным лишь через 12 лет. Именно тогда и возник на мировой арене политический сионизм Герцеля как реакция на антисемитизм так называемого «цивилизованного» общества. В Советской империи государственного антисемитизма до войны не наблюдалось, хотя бытового хватало. Лишь с возникновением в 1948 году Израиля, в образовании и становлении которого СССР принял самое решительное участие, позиция Сталина резко изменилась после массовых национальных выступлений евреев у московской синагоги в честь посла Голды Меир и сионистского государства. Националистических выступлений и уклонов в стране не прощалось никому, ни русским, ни украинцам, ни грузинам, ни тем более евреям. Уж в национальном вопросе Сталин ни одну собаку съел, даром, что был в первом советском правительстве Наркомом по делам национальностей и написал ни одну работу на эту тему. Тут то началась «зачистка» еврейских организаций, деятелей и специалистов, результаты которой достаточно известны, хотя и не лишены разноречивых и противоречивых оценок историков. После смерти Сталина государственный антисемитизм с известными ограничениями лиц еврейской национальности вошел в более или менее мирную и упорядоченную колею и просуществовал почти до самой перестройки и развала страны. Ну, зато потом начался всеобщий разгул национальных ксенофобий, войн, кровопролитий и убийств, на фоне которых так называемое общество «Память» с его примитивной юдофобской риторикой и литературой выглядело, конечно, возмутительно, но не так уж серьезно и устрашающе, хотя и нагнало страху на многих евреев, кинувшихся паковать чемоданы и эмигрировавших, причем далеко не все на родину предков в Израиль. Многие предпочли Америку, некоторые Европу, а кое-кто даже Германию. Вот уж действительно люди без памяти, исторической в данном случае. Ну, а общество «Память», кто его теперь помнит, кроме напуганных им когда-то евреев. Появлялись общества и круче с подобной же жидоедской программой, но и они канули куда-то в небытие. А жид вечен, насколько вечен еврейский народ и все человечество. Вечна, увы, и национальная антипатия, ксенофобия, неприязнь, вражда, среди которых антисемитизм лишь одно из их проявлений, правда особо живучих, чему есть свои причины, как объективные, исторические, так и субъективные, психологические. О них поведано слишком много и пространно, чтобы излагать здесь историю этой вечной темы (в том числе и в нашем компьютерном опусе «Антисемитизм, его корни и отпрыски»).
Ну, а те снимки, которые приводятся в интернете как доказательство антисемитского уличного шабаша в России при проведении не санкционированных или ограниченно допущенных антиправительственных демонстраций, то, что хотеть от маргинальной толпы статистов и их идейных закулисных режиссеров. Толпа, как всегда не сознательна и легко поддается на провокационные лозунги своих искушенных кукловодов, которые готовы использовать для достижения нужного им публичного эффекта все, что угодно, даже строки «жидовского поэта» Бориса Слуцкого: «Евреи хлеба не сеют, евреи рано лысеют…». Еврейская самоирония достойна русского отсутствия таковой, зато присутствия закоренелых предрассудков относительно «малого народа», как окрестил русское еврейство известный идеолог просвещенного антисемитизма академик И. Шафаревич. Не исключено, что бедным российским пенсионерам что-то заплатили за то, чтобы они держали транспаранты с соответствующими надписями. Их же в первую очередь загребут в участок, если милиции дадут приказ разогнать сборище обманутых бедолаг. В принципе националистические демарши можно встретить и снять в любой стране, где они допускаются. Россия не исключение с тех пор, как встала на путь западной демократии. И, слава богу, что встала, пускай еще не на твердую почву гарантии гражданских свобод. Открытый протест людей, пусть и заблуждающихся, лучше любого тайного сговора и нелегальной формы борьбы с властью. К чему это может привести, история показала наглядно и жестоко на примере той же России. Ну, а евреям пора бы привыкнуть и трезво относиться к вылазкам национал-экстремалов в России или какой-либо другой стране. Даже в Израиле это допустимо, со стороны хотя бы тех же евреев. Когда-то не самый глупый российский император Александр III сказал о России, что у нее нет союзников, кроме армии и флота. Мировому еврейству и его национальному очагу и оплоту - Израилю следует, видимо, придерживаться той же догмы. И понимать при этом, что если мир не за евреев, то не обязательно против них Мир не есть что-то единое, это конгломерат различных государств, народов, верований, национальных союзов и противоборств. Нынешняя Россия – не самый плохой партнер для Израиля, а родственные и дружеские связи между их народами вряд ли в мире, где доверительней и крепче. Поэтому не надо на нее обижаться, а тем более поучать. Между русским и евреями есть гораздо больше общего, чем между другими народами. Это более, чем 200-летняя история их схождения и расхождения, симпатий и антипатий. Это общая культурная колыбель, общий пока русский язык, общая любовь и тяга к российской природе и земле, где родились, где остались могилы предков.
Еще раз о «Любожиде» или лихой удар критика Топорова по писателю Тополю
Являясь давним подписчиком «Смены» и имея некоторый интерес к литературе, не могу не отметить такого яркого и безусловно интересного автора как литературный критик Виктор Топоров. Заинтересовался «Дневником литератора», где речь шла о творчестве заполонившего в последнее время книжный рынок Эдуарда Тополя («Смена» от 24.02.95). Острые и в чем-то даже эротически пикантные комментарии Топорова к избранным местам романа «Любожид» сами по себе вряд ли подвигли бы прочесть его, если б не довольно неожиданное заключение критика: лучше уж читать литературу, подобную «Протоколам сионских мудрецов» и «Спора о Сионе» (по крайней мере не вредно), чем знакомиться с книгой, «будящей острое и непреодолимое отвращение не только к ее автору, но и к его так изображенным соплеменникам». Вывод обоюдоостр и затрагивает репутацию как автора произведения, так и самого критика. Поэтому не оставалось ничего другого, как купить и прочесть книгу со столь необычным названием.
Не берусь обсуждать литературные достоинства данного романа, тем более соперничать с таким маститым автором, как Топоров. Впрочем, и соперничать тут не в чем. Разве что в издевке, ибо критик, не слишком вдаваясь в сюжет, строит свой комментарий именно на издевке, порой не столько кинжально, сколько топорно острой (без всякого намека на фамилию). Это не значит, что там не над чем издеваться, поскольку описания некоторых любовных сцен смахивают на выдержки из сексологических пособий, столь расплодившихся на наших прилавках. Однако критик явно не похож на воинствующего пуританина. Заостряя внимание на любовных узлах повествования, литературно резвясь с ними не менее самого Эдуарда Тополя, он выглядит, тем не менее, не то, чтобы очень сексуально озабоченным, но явно, как это ни досадно, национально задетым.
Это можно понять. Критик – тоже читатель, тоже человек. И ему, может, даже не столь противно, сколь обидно, когда сексуальные «подвиги» одного из героев Тополя неосмотрительно, а может, как раз намеренно возводятся чуть ли не в национальную «доблесть». Однако при чем здесь столь неадекватная реакция критика – параллель с пресловутыми «сионскими мудрецами», экивоки в сторону наших «антифашистов»? Просвещенному критику эти им же закавыченные господа явно неприятны. Это, разумеется, не говорит о симпатиях к нашим доморощенным «фашистам», тем более что их тоже при желании можно закавычить, а «Майн кампф» представить как некий литературный «андеграунд», который не грех прочесть хотя бы ради любознательности.
Не вдаваясь в полемику с критиком, не могу все-таки не коснуться его метода меткого выуживания и копания в литературных плевелах, смакования в данном случае сугубо сексуальной их природы и решительного «выплевывния» основного литературно-исторического зерна повествования: массовой еврейской эмиграции времен брежневского заката советской империи, ее путей и перипетий со всеми, в том числе и любовными сплетениями человеческих судеб. Можно, конечно, упрекать автора повести в достаточно легковесном (хотя и не без фрейдизма) подхода к вещам и явлениям сложным, тяжелым, трагическим. Но это определяется в основном репортерскими особенностями его таланта (а он бесспорно есть). Это еще не повод для явно оскорбительных выпадов критика в адрес автора «Любожида», а заодно героев его романа, которые как-то по-анкетному нелицеприятно зачислены в соплеменники Эдуарда Тополя. Не стоит, наверное, говорить, насколько это, мягко выражаясь, бестактно.
Конечно, лучше бы за столь серьезные темы брались писатели, не падкие, подобно Тополю, на «клубничку», творящие не для массового читателя «на потребу дня и ночи». Однако хотелось бы, чтобы и критики не уподоблялись Топорову в литературной рубке сорного литературного леса, когда при этом отлетают и вонзаются в восприимчивые читательские души занозистые щепки национальных, сексуальных и прочих комплексов.
Статья эта была к моему удивлению опубликована в популярной в то время газете «Смена» за 14 апреля 1995 г., правда, в несколько урезанном виде. Статью направил в эту газету, как реакцию после прочтения там топоровской критики книги Э.Тополя. До этого регулярно и с интересом читал поэтическую рубрику «Поздние петербуржцы», которую вел В. Топоров, поэтому газетное знакомство с ним в совершенно ином критическом образе и подобии меня несколько покоробило, особенно непозволительный для такой газеты и солидного критика антисемитский подтекст антитополевской статьи. По крайней мере, в поэтической антологии, которая там печаталась по выбору и с комментариями В. Топорова этого не просматривалось, не чувствовалось. Здесь же явно было больше политики и национальной предвзятости, чем подлинной литературной критики. Защищая произведение Э. Тополя, я меньше всего думал о его национальности, что он на самом деле Э. Топельберг, лично меня задевало отношение критика к событиям и персонажам книги. Из пропущенного, вернее не пропущенного редакцией, был такой фрагмент:: «Не стоит, наверное, говорить, насколько это, слабо выражаясь, бестактно. Это к тому же не объективно, среди героев Э.Тополя изобилуют не только евреи, но попадаются и русские, и отнюдь не все из них достойны отвращения. Впрочем, критик может и даже должен быть субъективным, когда речь идет о творчестве. Но эта субъективность предполагает некую оригинальность мысли.. В данном же случае оригинальность отнюдь не самое сильное качество критика, если она вообще здесь присутствует. Занявшись жанром политического детектива, В. Топоров сам невольно опустился как критик и гражданин. При этом его гражданская позиция похоже и по сути не расходится с критической. В вечном и негласном (а теперь даже и очень гласном) споре о так называемом Сионе явное предпочтение отдается старой печально известной литературно-полицейской фальшивке под названием «Протоколы сионских мудрецов». Современной же книге об узниках Сиона, которую, конечно, еврейским «архипелагом ГУЛАГ» не назовешь, но которая кое-что и доподлинно вобрала в себя от него (слишком свежи в памяти события нашего недавнего имперского прошлого), критик отказывает как на право литературного, так и издательского существования. К счастью не критикам определять судьбы книг… История же, как и пути господни, неисповедима, хотя имеет явную склонность к круговращению. Возвращаясь через те или иные эпохи на круги своя, она все может переиначить, свидетелями чему уже являемся. Грядет новая, теперь уже в основном русская эмиграция из стран так называемого ближнего зарубежья, осколков прежней империи, отказывая в понимании авторского замысла, а заодно и сочувствии к судьбам одного народа или этноса, можно не только материально, но и морально лишить того же и своих соплеменников, бывших соотечественников».
Последнее в общем подтвердилось и участь многих русских, оказавшихся в бывших и отпавших союзных республиках, стала незавидной. Став неожиданно гонимым национальным меньшинством, им выпала нелегкая доля испытаний, как на месте проживания, так и изгнания, включая Россию. Да и из самой России в поисках лучшей жизни выехало немало не только «русскоязычных», но и русских по крови. По Топорову все это вписывается в некую схему сначала «колбасной» или халявной, а потом и «погромной» эмиграции 70-90-х годов. Сам Э.Тополь уехал из СССР в 1968 г. Это был уже вполне состоявшийся литератор и кинодраматург, у которого, как и у многих творческих работников были цензурные проблемы с выходом некоторых его работ. На Запад, в Европу, а потом в Америку он уехал не за колбасой и не за халявой, этого ему хватало и в СССР, а за свободой личности и творчества. И там в этом качестве он вполне реализовался и как писатель, и как кинодеятель, хотя материальное благополучие пришло далеко не сразу, как и ко многим другим творческим личностям, покинувшим родин. Там он успешно развернулся как в жанре эротического, так и политического детектива. «Любожид» лишь один их них. В 1987 г. в «Завтра в России» он предсказал августовский путч 1991 г. Из его общественно-политических акций наиболее известно письмо российским олигархам еврейской крови с призывом «не жидиться» и помочь России своими миллиардами во время жестокого финансового кризиса, дефолта 1998 г. Теперь, живя в США, он много времени проводит здесь, снимая фильмы уже не только в качестве кинодраматурга, но и как режиссер и продюсер.
Что касается В.Топорова, то личность эта тоже достаточно известная в литературных кругах и как критик, и как переводчик, и как общественная фигура. В интернете о нем много что можно узнать. Репутация у него весьма скандальная. В википедии о нем, в частности говорится как о человеке крайне злобном и неадекватном, имеющим проблемы с психикой. С ноября 2011 г. он ведет персональную страницу в Facebook, где периодически грязно (часто нецензурно) оскорбляет не нравящихся ему персон – журналистов, писателей, ученых, политиков и общественных деятелей. Сам он одну из своих книг назвал «Двойное дно, Признание скандалиста». Довольно оригинально отозвался о нем Борис Стругацкий: «Беда наша не в том, что есть такой Топоров, и даже не в том, что он пишет. Беда в том, что нет другого Топорова, который объяснил бы, что все написанное Топоровым неверно. Могу только посочувствовать. А второго Топорова так и не появилось – не то мы бы сразу об этом узнали». Личность исключительно противоречивая, и мнения о ней разных представителей литературного цеха прямо противоположные, от литературного «киллера» до современного Белинского. Безусловно лишь то, что в профессиональном отношении, как критик, он заслуживает того, чтобы с ним считались, пускай и не соглашались.
Интересно то, что мои литературные интересы и опусы скрестились с ним дважды. Первый раз в газете «Смена» в связи поэтической антологией, которую он там талантливо подбирал и вел, и по поводу его довольно хамоватой критики Э. Тополя. Удивительно, но второй раз наши позиции полностью совпали. Речь касалась совершенно хамской статьи некоего Ю. Колкера в журнале «Нева» о Т.Г. Гнедич – замечательном переводчике «Дон-Жуана» Байрона. Литературный, по сути, пасквиль назывался «Подвиг в шоколаде». Свое отношение к нему я выразил в очерке «В круге Татьяны Григорьевны Гнедич», напечатанном в журнале «Царское Село, в № 1 за 2008 год. В этом круге, литобъединении, которое она вела в Пушкине, мне в свое время довелось побывать, и это запечатлелось как лучшее и самое интересное время моей молодости. На эту во всех отношениях недостойную выходку какого-то мало кому известного, но очень возомнившего о себе писаки, была опубликована вполне достойная отповедь В. Топорова под названием «Цепной пес просодии» (Петербургский журнал «Город», №6, от 26 февраля 2007 г.). В отличие от моей моральной критики литературного «засранца», где такой эпитет по цензурным соображениям вряд ли бы прошел, В. Топоров и журнал, где он был напечатан, не постеснялись обозвать Колкера «мудаком» и «паскудником», что в общем-то соответствовало правде, а главное тут топоровский ответ был «не в бровь, а в глаз» профессиональным, чего явно не дано было мне. Топоров, как никак, кончал филологический факультет ЛГУ (в отличие от меня, окончившего биофак того же университета) и был квалифицированным, признанным переводчиком поэтических текстов. И тут он был, конечно, на должной высоте, раздолбав «в хвост и гриву» литературного «колбасника» (тоже, кстати, из нелюбимых им эмигрантов). Это как-то внутренне примирило меня с этим литературным скандалистом, хотя по-настоящему никакой особой личной антипатии я к нему не испытывал, несмотря на свой когда-то напечатанный в «Смене» полемический опус.
Своевременные заметки несовременного человека
Как не крути, а я человек безнадежно прошлого века. Как такая вековая метаморфоза могла со мной и моими порядком поредевшими и поседевшими сверстниками произойти, не понятно. Понятно, наверное, лишь совсем древним и редким особям, реликтам века позапрошлого, но их уже, увы, не осталось. Как человек из молодого, полного радужных надежд и планов оптимиста превращается в пожилого пессимиста, а затем в старика, жалкого «старпера», с одной стороны непостижимо, а с другой – грустно. Впрочем, песок из меня еще не сыпется, как говаривал о себе мой старый научный руководитель, и хотя вступил в так называемый деликатный возраст, в душе еще, кажется, на что-то гож, хотя плотью далеко не так пригож, как хотелось бы. Гож на то, чтобы как-то осмыслить свою жизнь, и жизнь человеческую как таковую, выразить свое отношение к жизни прошлой и нынешней в привычной мне письменной форме.
Кстати, о песке, увы, он таки сыпется, но не из нас, а помимо нас, сквозь горловину бытия отдельной человеческой жизни, отмеряя каждому свой срок на земле. Довольно точной моделью сего феномена могут служить обычные песочные часы, рассчитанные не важно насколько времени. Сначала песочек сыпется медленно и равномерно. Потом постепенно убыстряется, а к концу мгновенно исчезает, заполняя другую емкость. Не таков ли временной образ и темп нашей жизни. Кажется, что в детстве, юности время длится бесконечно долго и сама жизнь бесконечна. Взрослея, старея, невольно замечаешь, что годы пролетают как-то незаметно и поразительно быстро. Ну, а к концу жизни все куда-то разом проваливается и ты оказываешься под землей в иной емкости. Вот только что за ней стоит, и можно ли опять обрести живучесть и сыпучесть бытия, не важно в какой форме, или небытие - конечный приговор всему живому, а бессмертная душа – миф религий?
Говорят, что все мы родом из детства, Это так, только детство у всех разное. Наверное, и взрослые поэтому такие разные, хотя есть что-то общее у людей одного поколения. Это эпоха их взросления, становления как личностей, характеров, хозяев своей судьбы. Родившимся в «сороковые-роковые», возмужать, сформироваться во взрослых, зрелых умом людей пришлось уже в шестидесятые годы. Появившись в суровые военные и послевоенные заморозки ледникового периода культа личности мы созрели уже в пору политической оттепели с ее ненадежно весенним и тлетворным духом инакомыслия. При том, что холодная война была еще в самом разгаре. Заразившись навеянным с Запада духом свободомыслия, столь неуместным для имперского тоталитарного государства, так называемые шестидесятники, составлявшие тогда распустившийся цвет творческой интеллигенции, некоторые из которых родились еще до войны и познали почем ее лихо, стали будоражить общество своими гражданственными стихами, поэмами, прозой, фильмами. Это тогда Евгений Евтушенко провозгласил, что «поэт в России больше, чем поэт», не опровергая, в общем-то, старый некрасовский призыв, что «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Весь этот временной гражданский отстой (в данном случае от слова и понятия отстаивать) привел, как у нас часто в истории бывало, к своей диалектической противоположности, силовому закручиванию всех общественных «гаек» и почти 20-летнему политическому застою в стране. Ну, а что за этим последовало известно тем, кто пережил и выжил в цунами гласности и свободы, почти стихийно обрушившимся на, казалось, столь укрепленные берега отчизны, Не уберегли ее ни экономические, ни военные, ни партийно –бюрократические дамбы, заслоны и препоны, Наоборот, они оказались наиболее уязвимыми конструкциями когда-то мощной государственной машины с фирменным знаком СССР, выдерживавшей все испытания на протяжении почти 70 лет, и рухнувшей в одночасье от внутренних шатаний, переборок и разборок политической и чиновной элиты. Так называемая перестройка доконала ее, т.к. на такой «раскардаж» изнутри страна была явно не рассчитана.
Дата моего рождения весьма знаменательна - 5 марта 1941 г. Год и день по-своему памятны. Роковой год страшной войны, ну а означенный день 1953 г не все нынче знают и помнят – день смерти Сталина. Даты, в общем-то, эпохальные. Если в начале войны я был несмышленым грудным младенцем, который, естественно, ничего не осознавал и не помнил, то в 12 лет что-то уже смыслил и пережил. Нельзя сказать, чтобы смерть вождя сильно меня потрясла, но осознание огромности потери для народа, конечно, было. В школе некоторые учителя истерически рыдали, в отличие от учеников, которых построили на линейку и объявили минуту молчания. Торжественная минута оказалась для многих трудно выдерживаемой и некоторые с трудом могли сдержать приступ какого-то непонятного нервического смеха, буквально давясь им. Грешен, не избежал этого и я. Почему это произошло не понятно и сейчас. В детстве, особенно в школьной, коллективной среде, ведь все воспринимается по-своему, не так, как это принято взрослыми. Было ли это проявлением какой-то подавленной детской фронды, вряд ли. Скорее неосознанным рефлексом озорства на слишком утрированную торжественность момента и серьезность педагогов.
Период, предшествующий кончине великого вождя народов, был весьма гнетущим. За месяц до этого, в прессе, по радио, на собраниях была развернута чудовищная для интернационального общества антиеврейская кампания в связи с делом врачей, обвиненных в неправильном лечении, а, по сути, в убийстве видных деятелей государства. Среди арестованных были не только еврейские, но и русские медицинские светила, однако главный удар был направлен против «безродных космополитов», «еврейских буржуазных националистов», расцениваемых как агентов иностранных разведок. За день или два до смерти Сталина стали извещать и публиковать бюллетени о состоянии его здоровья, Школьное радио также вещало об этом. Помнится какой-то шкет громогласно откликнулся на это в том духе, как бы в это дело не вмешались опять евреи и не загубили гады вождя. Лично на меня, увы, относящегося также к этим гадам, задело не столько это, сколько холодное безмолвие проходившей по коридору мимо завуча школы, очень, впрочем, уважаемой, в будущем даже Заслуженной учительницы. В отношении презренной нации было тогда допустимо все. В моем классе было два еврея, один из них ярко выраженный, другой не столь типичный, ни по внешности, ни по фамилии, имени, отчеству – это я. Все издевки доставались в основном на долю первого, Меня как-то щадили, не знаю почему. Впрочем, догадываюсь. Как это не стыдно теперь признать, но, ради того, чтобы быть, как все, участвовал в антиеврейской травле соученика его соплеменник.
Описываемое время было действительно крутым и переломным в истории страны. Сталинизм и его преодоление было эпохой жестокой и непредсказуемой по своим последствиям. Многих взрослых наряду с показным обожанием одолевал небезосновательно скрываемый страх перед Хозяином великой державы, именно такая негласная кличка была в обывательском кругу у Сталина. У детей не репрессированных родителей его еще не было, не было соответствующего жизненного опыта. Помнится во время похорон, когда по радио непрерывно транслировалась надрывно печальная музыка, я почему-то отпустил дома реплику в смысле того, что хоронят его, как монарха (что я, однако, понимал в этом?). Это вызвало какую-то непонятную мне нервную, почти паническую реакцию со стороны родных. Позже и теперь, в общем-то, вполне понятную.
Роль крупной личности в истории мало для кого сомнительна. Как ни старались власти после 20 съезда КПСС выкорчевать эту историческую фигуру из памяти народной, вынеся его труп из мавзолея, снеся сотни и тысячи памятников ему по всем городам и селам необъятной страны, отменив названия в честь него тех же городов, заводов, колхозов и всяких других предприятий, убрав все его бесчисленные портреты в присутственных местах, вождь фигурально, если не буквально, воскрес в последние годы в трудах, книгах и лексике современных историков, писателей, политиков. По крайней мере, на полках книжных магазинов Сталин занимает теперь едва ли не первое место. Несколько меньше, но тоже не мало, книг о его кажущемся антиподе Гитлере, пришедшем, кстати, к власти в Германии вполне демократическим путем. Это, возможно, самое существенное, что их отличало, остальное же больше сближало.
Воскрешение культа вождя особенно ярко проявилось в последней телепиаркампании, направленный на выявление персонифицированного символа Россия. Сталин занял в списке великих деятелей российской истории и культуры чуть ли не первое место. При этом диапазон мнений и представлений об этой личности самый полярный и разноречивый: от полного отвращения до былого обожания. Превалировали голоса обожателей вождя народов из тех, что выжили при его режиме и не приемлют то, что произошло со страной в последние 20 лет. Такой современный интерес и разброд мнений об этой ушедшей в небытие, но навечно оставшейся в истории фигуре не напрасны. По своей исторической значимости, сходству политики, методов правления и судьбы наследия Сталин – это Иван Грозный для России 20 века, воссоздатель российско – советского самодержавия, красный император, властитель империи, какая прежним царям не снилась и не мнилась, с азийского типа деспотией, новой НКВД-эшной опричниной Он, может быть, и был, по определению Троцкого, самой выдающейся посредственностью партии, но в государственных делах и политических разборках знал толк. Другое дело, что советская империя просуществовала немногим более полувека, но никакие империи не вечны. Гитлеровский «1000-летний рейх» просуществовал от силы 12 лет. Ну, а что касается его личных качеств, то он таки переиграл всех своих партийных оппонентов и правил уже окружением намного его ниже по уму и хитрости, но вполне подходящими ему по морали. Прав был О. Мандельштам, когда в своем роковом для себя и довольно остро задевшем вождя стихотворении «Мы живем, под собою не чуя страны...» писал: «А вокруг него сброд тонкошеих вождей. Он играет услугами полулюдей». Знаменательно, что Сталин поначалу пощадил поэта, даже осведомился о нем по телефону у Пастернака. Видимо, разящие стихи о «кремлевском горце» его чем-то даже позабавили, и он пощадил до поры до времени гениального в своей поэтической прозорливости, но по-человечески наивного стихотворца, бесстрашно заглянувшему в зрачки своему веку-зверю, но не сумевшему отвести от себя ответную гибельность такого взгляда.
С уходом из жизни Сталина его империя слегка содрогнулась, но не пошатнулась, устояла еще несколько десятков лет, перед тем как расколоться по сговору на троих в Беловежской пуще. Когда-то могучий, монолитный союз в одночасье развалился, и СССР, дав мощного «дуба», превратился в фиговый договорный лист СНГ. Что за этим последовало хорошо известно нынешним россиянам и прочим союзным народам. Россия еще сносно отделалась, и в последние годы даже вступила на путь некоего подъема, сменившегося нынешним глобальным мировым кризисом. Это не без основания связывается с именем и президентством Путина. Будучи сам преемником Ельцина, он и себе назначил преемника в лице Медведева, выдвинутого его же кремлевской партией, по некой иронии взявшей в качестве фирменного знака фигуру белого медведя. Что ж увидим, каким белым, пушистым и дрессированным окажется наш новый президент в связке со свом патроном, господином и товарищем Путиным. Бывший уже президент становится премьером, король - ферзем, политическая рокировка, весьма характерная для нашей суверенной демократии. Честнее, наверное, было бы пойти ему на третий президентский срок, но пути и планы Путина неисповедимы, как и господни. Президент стал правительственным резидентом, опыта в этом деле ему не занимать, служба во внешней разведке чего-то да стоила. Многие его сторонники и почитатели готовы придумать специально для Путина новую должность и назначить национальным лидером (почему не духовным, не императором, диктатором или просто фюрером?). Такого поста не имел даже Сталин. Как бы там ни было, думается ему это без надобности, называй хоть горшком, только из комфортной кремлевской печи не выставляй. «Вот такие времена!», как обычно завершал свою передачу один известный наш телеведущий.
Кстати о телевидении или, как его, обзывают наши русопяты и антилибералы, «тельавидении», ехидно намекая на то, кто заправляет у нас в массмедиа, при этом готовые причислить к евреям любого, кто не разделяет их взгляды и принципы. По их версии, впрочем, не такой уж невероятной, и Медведев совсем не Медведев, а Мендель, что говорит о весьма своеобразном отношении Путина к лицам нелюбимой многими нации. С одной стороны он решительно разделался с теми еврейскими олигархами, которые лезли во власть (Березовский, Гусинский, Ходорковский). С другой, не только не отторгал, но наоборот приглашал лояльных по отношению к нему лиц семитского происхождения порулить во власти. Например, Фрадкова, фигуру довольно посредственную, которая пришла, сделала что-то маловразумительное и незаметно ушла. Мавр свое дело сделал, мавру предложили уйти, правда, с известным почетом и на не плохое в общем чиновное место. А вот Абрамович в ферзи не лез, взял на содержание затерянную, мало кому нужную Чукотку и всем известный Челси, зато по-прежнему на коне. Возможно, какие-то юдофильские пристрастия у Путина были заложены еще с детства и с юности, Известно, что его учительница немецкого языка и тренер по дзюдо были евреями.
Довольно яркой демонстрацией идеологического и интеллектуального противоборства на телевизионной арене явилась недавняя передача на НТВ с В. Соловьевым в программе «К барьеру». Тема все та же – Сталин, как к нему относиться в наше такое идеологически неясное и разболтанное время. Схлестнулись в ораторской дуэли два известных говоруна и идейных противника: воинственный поборник сталинизма и советской империи Проханов – редактор газеты «Завтра», коей лучше бы называться «Вчера», и бойкий защитник либеральных ценностей, ненавистник сталинского режима Сванидзе – ведущий телепрограммы «Зеркало», автор «Исторических хроник» на том же телевидении. Сванидзе - фамилия, семейно тесно связанная со Сталиным через первую его жену и пострадавшая от его злопамятного и крутого нрава. Видимо, это как-то сказалось на неприятии дяди Оси нынешним Сванидзе, если, конечно, он входит в его родственный круг. Для грузина ненависть к своему как не крути великому соплеменнику – явление далеко не типичное. Комментировать спор двух говорливых антиподов не имеет большого смысла, Программа эта весьма брехливая, как по содержанию, так и по форме, часто проходящая на уровне скандального балагана. И тут, интеллект, этикет, нормы воспитания и приличия спорящих терпят сокрушительный крах. Интеллигентность и культура поведения внешне благообразных оппонентов и вовсе, куда то исчезают во время этого «толк» шоу. Дуэлянты только что не толкаются, не дерутся. Не лучше при этом и роль ведущего, явно провокационная и не способствующая прояснению истины. Впрочем, все рассчитано на скандал, чем его больше, тем программа, видимо, зрелищней.
Не отличался большой культурой спора и этот поединок. С одной стороны высокопарное, имперское кликушество Проханова, с другой опостылевший многим либерально обличительный лепет Сванидзе. И тот, и другой старались доказать свою правоту по сути одними и теми же историческими фактами, трактуемыми, однако, совершенно по - разному. Так раскулачивание деревни, а фактически раскрестьянивание страны, одним расценивалось как геноцид народа, а другим как необходимая мера укрепления мощи государства за счет притока новых сил в промышленность, обеспечения его обороноспособности накануне жестокой войны. А явный подрыв этой обороноспособности, силы армии в результате уничтожения ее командного состава, объявлялся разумной реакцией Сталина на некий заговор генералов. Однако суть и итог спора отнюдь не в доводах и стиле доказательств той или иной стороны. Победа Проханова в нем вовсе не знак его личного превосходства над противником, а тем более правоты его взгляда на историю. Она была изначально предрешена исторической реальностью состояния страны и общества в настоящее время, неудовлетворенностью большинства людей тем, какими они стали на данном витке истории. Диалектический закон отрицания отрицания, слишком немногих вознес и слишком многих опустил. Люди оказались на разных витках поступательно-спирального хода истории, в разных плоскостях ее бытия и жития. Отсюда и столь распространенное мнение, что при Сталине было больше равенства людей и братства народов, пускай при более чем ограниченной свободе, которой многим не надо было вообще. Не всем рабам нужна и желанна свобода – эта истина известна аж со времен древних рабовладельческих обществ. Идеал не только раба, но и свободного человека – порядок. Разница лишь в том, что для раба порядок замешан на страхе перед его хозяином, а для свободного человека на подчинении перед законом, перед которым все равны. У многих, в основном пожилых люде преобладает сейчас атавизм памяти и взгляда, вернее оглядывания на прошлое, в котором по их мнению было больше хорошего, чем плохого, справедливого, чем преступного, а Сталин – персонифицированный образ той ушедшей в безвозвратное эпохи. Впрочем, для Проханова и многих его сторонников вопрос безвозвратности еще не факт, недаром его газета носит многообещающее название «Завтра».
СВЯЩЕННЫЙ ГОРОД
(Иерусалимские заметки)
Если я забуду тебя, Иерусалим,
Забудь меня десница моя.
Псалом 136:5
Столица древней Иудеи и современного Израиля.
Так в жизни моей получилось, что земную жизнь пройдя наполовину, я очутился не в сумрачном лесу, как по Данте, а в самом священном на земле месте – Иерусалиме. Мало знать, что значит этот вековечный, и вместе с тем такой обновленный, город для большинства людей в мире, надо видеть и слышать, ощущать его вживую или, как теперь говорят, в натуре, чтобы действительно почувствовать, понять его истинную суть и значение в многовековой истории человечества и своей мимолетной жизни, постичь святость его стен, храмов, и тех холмов, среди которых он раскинулся.
Постижение любого места с его историческими и культурными достопримечательностями во многом зависит от того, в каком живом окружении оно происходит. Ходите ли по нему, а порой бегаете, в суетной туристической толпе, проглатывая наспех куски каких-то сведений, фактов, или у вас есть свой персональный гид, добрый знакомый, приятель или родственник, с которым вы можете спокойно походить, поглощая все видимое и слышимое с чувством здорового нежадного аппетита, ощущая подлинный вкус от того, что впитал в себя при этом. Но истинное удовлетворение, удовольствие, почти кайф испытываешь, бродя один по не знакомому, впервые открываемому городу, не зная, куда пойдешь через пару шагов, направо или налево, а может прямо, но только не назад. При таком хождении важно не знание как таковое, а процесс узнавания, открытия чего-то нового, неведомого, а может уже известного по истории и литературе, особое вольное ощущение первооткрывателя, случайно соприкоснувшегося, если не с очередным чудом света, то с чем-то похожим. Автору сих заметок довелось ознакомиться со святым городом всеми означенными путями. Ездить туда по туристическому маршруту, бродить в толпе на пару и одному, а главное пожить там неделю, подобно счастливому паломнику. Последнее обстоятельство особенно сблизило меня с Иерусалимом и укрепило вечное желание, хоть и неправоверного иудея, но просто человека мира сего постоянно возвращаться сюда, если не жить в этом судьбоносном для мира городе.
Первое автобусно-экскурсионное посещение Иерусалима было связано с главными иудео-христианскими святынями древности, а также памятниками новейшей еврейской истории. Нам повезло с экскурсоводом, очень милой, хотя и немолодой женщиной из Петербурга, бывшей сотрудницей Эрмитажа. Она назвалась Самуэллой, хотя в Питере звалась, наверное, просто Эллой. По специальности востоковед, читает здесь лекции, иногда ездит с экскурсиями. Глубокие знания, прекрасная русская речь, питерская культура общения. Интересно и обстоятельно рассказывала о местах, которые проезжали по дороге из Хайфы, о жизни в Израиле, в том числе и о своей.
Прежде чем попасть в Иерусалим пересекли пустынные пространства Иудеи, сменившиеся затем невысокими, но очень живописными лесистыми Иудейскими горами, на которых собственно и раскинулся город. Леса, правда, сильно пострадали от недавнего опустошительного пожара, следы которого в виде обгорелых деревьев видны были прямо из окон автобуса. Пожар, как обычно в таких случаях, возник от простой спички. Ну, вот показался и великий город, святыня трех мировых религий, ни с чем не сравнимый Иерусалим. Пока не с чем особенно сравнивать. Въехали в новую его часть, отстроенную из местного светлого, теплых тонов камня. Сами дома ничем особенно не примечательны, если не считать особой огранки стен наподобие кремлевской грановитой палаты. Впрочем, может быть, истоки такого украшательства зданий не в Москве, а в куда более древнем Иерусалиме. Сам город залит солнечным светом, который отражается от ограненных светлых стен домов, как от ювелирных алмазов. Воистину золотой, ослепительный Иерусалим, как поется в одной известной песне о нем.
Первая остановка в стольном городе Израиля была у Иерусалимской большой синагоги, В городе и государстве нет главной, центральной синагоги, подобного древнему единому для всего народа Храму, а есть именно большая хоральная синагога, которую мы и посетили как туристы. Здание действительно огромных размеров и вполне современной архитектуры. Главной и основной частью его является Зал молитв со скамьями, составленными амфитеатром вокруг возвышения для хора и музыкантов, служителей культа, с традиционным верхним балконом для женщин. Алтарная часть синагоги представляет собой огромный зарешеченный шкаф, где хранятся около сотни старинных свитков Торы – главной святыни иудаизма, содержащей Божественный закон, данный евреям, а через них всему человечеству, Моисеем. В ней основы так называемого Ветхого завета или Пятикнижия (первые пять книг иудео-христианской Библии). Свитки эти абсолютно каноничны и написаны черным по белому так, что число букв, слов, строк в ней четко расписаны. Нарушение этого порядка исключено и равносильно потрясению основ не только религии, но и чуть ли не самого мироздания. Что же касается самих футляров, в которых помещены свитки, то они могут быть самых разных художественных видов и достоинств, являясь настоящими произведениями
прикладного и ювелирного искусства. Их можно запросто посмотреть, подойдя и раздвинув створки занавес хранилища Торы. Некоторые пытались дотянуться до этих священных сокровищ сквозь решетку пальцами. Народа в этот день в синагоге было немного. Кроме нас, туристов, обращала на себя внимание группа чернокожих иудеев-эфиопов, одетых, как волхвы из картин на рождественскую тему. Они очень истово молились, заметно оживляя и одухотворяя великолепный, но почти пустой зал в сефардской его половине.
Дело в том, что молящиеся здесь представляют как восточное, так западное еврейство: сефардов и ашкенази, каждые на своей половине зала. Все это огромное пространство зала великолепно высвечивалось красочными оконными витражами.
После синагоги поехали в музей памяти катастрофы еврейства в годы 2-ой мировой войны – Яд-Вашем, что значит буквально «Рука Имени». Имя собственное это более, чем имя. Это предопределение судьбы, залог памяти.
Пока есть у человека, когда-то живого и погибшего, имя, сохраняется его божественная сущность, которую не поглотит вечная тьма небытия и забвения. Сбором и сохранением имен замученных жертв нацизма и призван заниматься музей, согласно изречению из пророка Исайи: «…им дам я в доме моем и в стенах моих память и имя, которые не изгладятся» (Исайя 56: 5). Изречение это взято из анкетного листа свидетельских показаний, изданного на ряде языков, в том числе на русском, для заполнения сведениями о каждой жертве уничтожения. Правда при сопоставлении с текстом русского перевода Библии выясняется, что «Господь так говорит о евнухах: которые хранят мои субботы, и избирают угодное Мне, и крепко держатся завета Моего (гл.56: 4), а также о сыновьях иноплеменников, «присоединившихся к Господу, чтобы служить Ему и любить имя Господа, быть рабами Его, всех хранящих субботу от осквернения ее и твердо держащихся завета Моего» (гл.56: 6), «ибо дом Мой назовется домом молитвы для всех народов» (гл. 56: 7). Сам же цитируемый в листе текст звучит в данном переводе так: «Тем дам Я в доме Моем и в стенах Моих место и имя лучшее, нежели сыновьям и дочерям; дам им вечное имя, которое не истребится» (гл. 56: 5). Тем – это евнухам и иноплеменникам, выполняющим заветы Бога. Получается так, что им отдает Бог предпочтение в данном контексте, нежели богоизбранным, но может быть не столь богопослушным сыновьям и дочерям еврейского народа. Один из парадоксов начетнического произвольного цитирования библейских текстов, которое нашло отражение, а вернее искажение даже в таком серьезном документе как лист свидетельских показаний Яд Вашем, взявшего на себя обязательства лишь в отношении евреев.
Все это, однако, из области религиозной ортодоксии и в принципе не влияет на ту всемирной важности миссию, которую выполняет этот музей и Национальный институт Холокоста и героизма. Сам музей находится у
подножия горы, где захоронены Герцль и другие основатели сионизма и государства Израиль. На территории музея расположены несколько неброских, невысоких зданий, а также аллеи деревьев, посаженных в честь людей, спасавших евреев в годы войны от истребления. Это аллеи праведников. Нам показали одно из деревьев, посаженных в честь Рауля Валленберга его сестрой. Шведский дипломат сгинул, как известно, после войны в нашей тюрьме. А вообще каждое дерево снабжено табличкой с надписью, где указано, в честь кого оно высажено. Таким образом, невольно приходишь к мысли, что если уж приводить соответствующую этому месту цитату из Библии, то более точной и уместной, чем уже приведенная: «дом Мой назовется домом молитвы для всех народов», вряд ли требуется. Музей Холокоста – это место молитвы не только о евреях, но и о всем человечестве, частью которого являются поименованные здесь жертвы геноцида и их спасители.
Одно из зданий музея содержит документальные фотографии, где зафиксированы все этапы геноцида евреев в Германии, начиная с 1933-1939 гг, эпохи Нюрнбергских расовых законов и так называемой «хрустальной ночи» и кончая окончательным решением еврейского вопроса на оккупированных территориях и в лагерях смерти в годы второй мировой войны. Фотография – самый неоспоримый и сильный документ эпохи. То, что представлено в музее, подлинный отпечаток самой страшной трагедии прошлого века, а может и всей истории человечества. Многие из документов достаточно известны по разным источникам их воспроизведения, однако собранные все в одном месте производят особенно сильное впечатление.
В другом здании расположен зал Памяти, в котором пол собран из миллионов каменных осколков, символизирующих жизни загубленных людей, на него не ступает нога человека. Посетители обозревают зал с возвышения, в самой глубине зала находится вечный огонь, дым от которого уносится через потолочное отверстие в небо и вечность. Здесь каждый день раввины читают молитвы поминовения о загубленных человеческих жизнях. Однако самое глубокое и неизгладимое впечатление оставляет мемориал памяти по загубленным детским жизням. Люди проходят как бы по темному своду звездного неба, откуда долетают, будто из самой вечности, имена замученных детей. Эта перекличка миллиона детских невинных погубленных душ переворачивает души нам ныне живущим и обреченным рано или поздно на смерть, наполняет сознанием того, что мы лишь гаснущие звезды в этом мире, но каждая звезда, даже самая крошечная, достойна того, чтобы быть оглашенной и помянутой в этом храме скорби. Те, кто в нем побывал, не забудут его уже никогда. Название ему – Яд Вашем. Для тех, кто видел
подлинные места и памятники уничтожения людей, например, Освенцим, этот музей, возможно, не явится таким уж откровением и потрясением.
Однако побывать тут надо каждому еврею и не еврею, живущему в этой стране или посетившему ее. Место это действительно стоит того. Оно вполне достойно быть причисленным к современным святым местам Израиля и является одним из самых впечатляющих мировых памятников жертвам античеловеческого геноцида.
Однако все же самым святым памятником еврейской истории остается Стена Плача, а точнее подлинные остатки западной стены великолепного
иудейского Храма, разрушенного римлянами в начале новой христианской эры (70 г. н. э.). Ныне эта Стена является не только символом стойкости национального и религиозного духа еврейского народа, но, по сути, заменяет евреям всего мира утраченный почти 2000 лет назад Иерусалимский Храм как главное культовое святилище. Западная стена Храма, оставленная римлянами в назидание потомкам непокорного народа, оказавшего самое серьезное и героическое сопротивление Римской империи, стала действительно Стеной Плача об утраченном, молитв о возвращении к истокам, святым местом паломничества рассеянного по всему свету еврейства.
Живо запомнилась первая встреча с этой святая святых иудаизма. Добираться до нее пришлось довольно долго и запутанно. Вернее не столько добираться, сколько пробираться по старой арабской части города, лабиринту узких затененных улочек, сплошь заставленных торговыми рядами, справа и слева. Магазинчики и лавки теснились друг на друге, между ними копошилась беспрерывная толчея туристов, выбирающих из невероятного обилия товаров что-то себе на память. Это не относилось к нашей группе, состоящей в основном из россиян, не слишком отягощенных долларами и шекелями. К тому же наш гид Самуэлла ничего не советовала покупать здесь из-за баснословной дороговизны: все то же можно купить в Хайфе, но гораздо дешевле. Наученные ею, мы стойко отражали атаки предприимчивых арабских торговцев, предлагавших, буквально всучивавших вам в руки все, на чем только останавливался наш взгляд. Взгляд наш, однако, был устремлен главным образом на флажок, который высоко держала наш экскурсовод. Бедная, она сама заплутала среди этой бесконечной и запутанной вереницы улочек и никак не могла вывести нас к главной цели похода – святыне евреев всего мира.
Но вот цель достигнута, и она буквально поразила, ослепила, оглушила. Поразила долгожданным, но вместе с тем каким-то внезапным чудом появления, ослепила невероятно ярким солнцем после темных улочек Старого города, которым была залита вся большая площадь перед стеной Плача, оглушила бравурной музыкой, многократно усиленной репродукторами. Музыка и пение доносилось с эстрады, установленной здесь
же. Там стояли мальчики в кипах и что-то воодушевленно пели под энергичные взмахи рук дирижера. Все это как-то мало вязалось с представлением о благоволении, которое должно было нисходить на всякого еврея, пришедшего сюда для совершения самой священной молитвы. Стена Плача предстала вдруг стеной песен и плясок. В довершение всего грянула наша всемирно известная «Катюша», разумеется, на иврите, возможно и с иным текстом. Примечательно, что еще рано утром в Хайфе, добираясь до туристического автобуса на местном метро-фуникулере, уже пришлось изрядно зарядиться русской музыкой, задорно рвущейся из вагонного репродуктора. Особенно взбодрило начало: «Как родная меня мать провожала», и так далее, и в том же духе. Создавалась странная иллюзия, что находишься не на земле обетованной, а в некой российской глубинке, на празднике «Играй гармонь». День начинался довольно лихо с хайфского «Ванюши» и завершался не менее оригинально иерусалимской «Катюшей». Если загадочность русской души можно связать отчасти и с примесью всякой инородной, в том числе еврейской крови, то, как и чем разгадать душу израильскую? Не тем же ли самым, только наоборот. Казалось бы извечные два народа-антипода, а чем далее, тем ближе, глубже и сокровеннее духовная, историческая и культурная сила их взаимопритяжения. Русская, как ее называют, алия в Израиле в первом поколении, хочет она того или нет, до самого конца обречена оставаться русской не только по языку, но и по самому своему образу мышления, чувствования, тому, что теперь называют ментальностью. Русская природа, русская речь и культура, русские гены, наконец, думается, оставят свой глубинный след еще не в одном поколении израильских выходцев из России. А русская мелодия, песня, наверное, навсегда останется в их душе и памяти. Впрочем, та же «Катюша» не продукт ли творческого и интернационального союза еврея Матвея Блантора и русского Михаила Исаковского.
Возвращаясь к иерусалимской Стене Плача и странным неожиданным обстоятельствам первого знакомства с ней, надо иметь в виду, что оно состоялось во время праздничной пасхальной недели с ее не только духовно-религиозными церемониями, но и обширной светской программой. Именно этим, очевидно, объясняется то, что мы увидели и услышали в первую очередь на этом священном для евреев месте. Вместе с тем необходимо было обратиться к главному и от музыкальных зрелищ перейти к Святая святых, отдать Богу богово. Обширное пространство перед Стеной Плача было ограждено от остальной площади, и левая его сторона от правой. На одной молились мужчины, на другой – женщины. Мужская половина молящихся была заметно многолюднее и внешне поярче женской, ибо состояла в значительной степени из иудеев-ортодоксов или, как их здесь называют
«датишников» (от слова «дати» - религиозный). Они выглядели особо ярко в своих традиционных, старомодного покроя одеждах, черных лапсердаках и шляпах, с бородами и пейсами, меховыми широченными шапками и прочими аксессуарами и амулетами восточно-европейского еврейства прошлых веков. Среди них остальная часть молящихся и праздношатающихся туристов просто не выглядела и терялась как часть толпы. Предстояло потеряться в этой толпе и мне. Тщетно пытался соответственным образом, к месту и времени, сосредоточиться, но все как-то впустую. Написанную заранее записку со своей молитвой оставил в автобусе. Что-либо писать здесь не лежала душа. И вообще обычай оставлять здесь у стены и в стене миллионы записок с пожеланиями и просьбами к Богу, которые каждое утро выметают в мусорные ящики, не более чем дань псевдорелигиозному суеверию, а не вере, массовая суета сует. Все же заставил себя настроиться на молитвенную медитацию и прошел к Стене. Перед ограждением ее стояли солдаты и проверяли содержимое сумок. Их было здесь довольно много. Некоторые несли службу, другие молились. Водрузив на голову, как музейные тапки на ноги, казенную картонную кипу, взятую из заготовленной кипы подобных же кип (прости, Господи, за неуместный каламбур), подошел, наконец, к священному месту и я. Огромные каменные плиты древней храмовой Стены высились над молящимися, стоящими перед ней вплотную и поодаль. Некоторые сидели на стульях, которых здесь было немало. Почти у всех в руках были молитвенники. Перед Стеной стояло несколько столов, на которых в беспорядке грудились горы этих молитвенников. Любой мог ими воспользоваться, если знал древнееврейский. Мне они были не к чему. Сев на стул и держась за голову, вернее поддерживая слетавшую от дуновения ветра кипу, произнес про себя свою молитву, начинавшуюся с известного православного распева: «Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас!». Затем подошел к мощной, как сам Господь Бог, Стене и дотронулся до нее рукой. Не знаю, произошла ли Божественная подзарядка, но почувствовал себя как-то спокойнее, если не уверовавшим, то более уверенным в себе и окружающем мире. Правда, после этого пришлось поволноваться, не застав никого на условленном месте. Самуэлла, не дождавшись всех, увела основную группу на прогулку по верхнему еврейскому кварталу. Времени до отъезда оставалось мало, народ расходился после концерта. Я поднялся также наверх и еще раз обозрел вечный и святой город, Стену плача внизу, Надо всем высился огромный золотой купол мечети на Храмовой горе. Весь город утопал в золоте клонящегося к закату солнца. Воистину золотой Иерусалим, как поется в популярной в Израиле песне.
На этом мои контакты со священной стеной прервались, но вовсе не прекратились. В следующий свой приезд в Иерусалим, уже самостоятельный,
я также не мог не посетить это святое место. Был субботний день и против ожидания площадь перед Стеной и молитвенное место перед ней были не слишком заполнены толпой. Туристов в этот день здесь было немного, фотографировать запрещалось. Подойдя к Стене, где было достаточно свободно и немноголюдно, я вдруг почувствовал потребность просто припасть к ней, прислониться разгоряченным лбом. Ощущение, испытанное от столь тесного, можно сказать, телесного, контакта с живительно прохладной, отполированной веками времени поверхностью каменной глыбы было ни с чем не сравнимым, благодатным и навек запоминающимся. Это было не просто физическое облегчение от изнурения жарой иудейской пустыни, которой окружен Иерусалим. В этой почти родственной близости соприкосновения с древним камнем было нечто от целительного духовного утоления глубинной исторической печали и раскрепощения угнетенной генетической памяти далекого потомка прислужников Храма - левитов, в которой так или иначе закодированы трагические события почти 2000-летней давности, связанные с этим местом. Это не так уж странно, зная, сколь глубоко трагична история этой храмовой Стены и народа ее воздвигнувшего, ей поклоняющегося. Страшно представить какого потока человеческой крови и гибели скольких жизней защитников города она тогда явилась. Как тут не вспомнить строки А.С.Пушкина: «Два чувства дивно близки нам-// В них обретает сердце пищу:// Любовь к родному пепелищу, // Любовь к отеческим гробам. // На них основана от века // По воле Бога самого // Самостояние человека // Залог величия его…// Животворящая пустыня! // Земля была без них мертва, // Без них наш целый мир – пустыня, // Душа – алтарь без божества». Надо признать, что то внутреннее озарение, которое произошло со мной в тот благодатный миг более не повторялось, хотя попытки воспроизвести его вновь у меня были. Лобное припадание к Стене уже не вызывало того чудесного тайного отклика в глубинах души и памяти, как в тот единственный и неповторимый раз. Возможно, для этого требуется особое психологическое и физиологическое состояние. Думается, однако, что повторение подобного вообще невозможно, да и вряд ли нужно. Откровение потому и откровение, что дается нам не по желанию, а по неисповедимой воле Свыше.
Последнее мое свидание со Стеной Плача совпало с кануном Судного дня - самого великого религиозного дня молитв и покаяния евреев. К Стене я поехал с утра, спозаранку, ибо днем должен был покинуть Иерусалим. Ехал в маленьком автобусе, тесно набитом «ортодоксами», отправляющимися в этот великий для них день поклониться, помолиться, и, возможно, прослезиться у священной Стены. Для меня это была весьма любопытная поездка, ибо людей этого типа наблюдал до того лишь со стороны как некую диковинную
популяцию среди остального вполне современно выглядящего городского люда. Здесь в тесном и тряском салоне старого автобуса это были такие же, хотя и не совсем такие пассажиры, как я. Они толкались также, как в таких обстоятельствах толкутся все обыватели мира. Один тучный «датишник» при бороде, пейсах и шляпе буквально вдавил меня в сидение своим мягким, как надувная подушка брюхом. Каких-либо признаков беспокойства и желания как-то исправить положение своего живота на его пухлой, самодовольной физиономии явно не наблюдалось. Из самобытных пассажиров автобуса обратил на себя внимание один молодой еврей, сидящий напротив. Поначалу он выглядел вполне ординарно. Но затем, по мере приближения к конечной цели маршрута, с ним стали происходить какие-то ненормальности. Мало того, что он непрестанно закатывал глаза и изображал на лице какие-то муки, его как бы всего сводило какими-то странными корчами. На первый взгляд его скручивала какая-то непонятная болезнь, однако после я, кажется, понял, что болезнь эта есть ничто иное, как религиозный молитвенный экстаз, в который заранее впадал этот, видимо, фанатично верующий человек, особенно в такой день.
Тем временем автобус подъехал к конечной цели своего маршрута, так называемым Мусорным воротам, находящимся недалеко от Стены Плача. Пространство за ними представляет вполне современную систему ограждения, проходов и пропускных пунктов, где в целях общественной безопасности проверяют содержимое сумок входящих. Мои богомольные спутники по автобусу, в том числе припадочного вида сосед, оживленной черной толпой высыпали на улицу и устремились к воротам, смешиваясь с подобными же им правоверными евреями, спешащими к своей святыне. Сегодня был их день, а пространство перед Стеной Плача их территория, на которую не следовало посягать таким сторонним зевакам, как я. Поэтому в это свое последнее посещение Стены я не стал подходить к ней, а полностью отдался не совсем, может быть, богоугодной в этот день роли созерцателя всего происходящего на площади. К тому же можно было и что-то заснять на пленку, а заснять было чего. Религиозная толпа быстро заполонила все пространство перед Стеной. После того, как были вынуты и накинуты белые с синими полосами покрывала (талиты, отсюда цвет и узор израильского флага), все многолюдье перед Стеной стало напоминать некую черно-белую птичью стаю, этакое пингвинье царство. При этом вся эта богомольная масса вела себя довольно чинно, я бы сказал деловито. Молитва была не просто позывом души, а привычным, трудным, но необходимым делом, одним из самых, может быть, необходимых дел в жизни. Я присел на каменную скамью на противоположной от Стены стороне площади. Созерцание на отдалении молящихся перед Стеной действовало как-то умиротворяющее,
а прощание с Иерусалимом навевало некую светлую грусть. Ко мне подошла почему-то тоже черно-белая худая, иерусалимская кошка и разлеглась у моих ног, видимо, напрашиваясь на ласку или подачку. Я решил запечатлеть на пленку и ее. За неимением ничего съестного пришлось только погладить это доверчивое и явно расположенное ко мне животное. Среди людей таких встретишь не часто. Пришло время покидать это столь притягательное для миллионов людей место. Не знаю, навсегда ли, но и, как всякий еврей, не мог не пожелать себе почти сакраментальное: в следующем году в Иерусалиме!
В своем очерке об этом городе я сознательно опускаю свои наблюдения и впечатления о современном Иерусалиме – столице Израиля, с его государственными учреждениями, зданием кнессета-парламента, памятниками, музеями, художественными галереями, магазинами, рынком и т.п., т.к. не слишком хорошо с ними ознакомился, а главное, потому что тема и само заглавие заметок: священный город. Именно в этом ключе, видении и чувствовании Иерусалима хотелось дать его описание, каким он воображался мне раньше и каким реально представился при посещении.
Иерусалим христианский
Иерусалим – город не только иудейских святынь, город царей Давида и Соломона, город памяти и разрушения Храма, место упования многих евреев на возвращение к священной горе Сион, древняя и современная столица Израиля. Это еще город распятия Иисуса Христа, город страстей Господних, город христиан византийской эпохи и эпохи крестоносцев, более 100 лет защищавших здесь гроб Господень и основавших ради этого Иерусалимское королевство. Нынешний старый город с его христианским кварталом, с улицей Крестного хода (Виа Долороза) является по сути историческим и духовным центром христианства как мировой религии искупления. Искупления Христом грехов всего рода человеческого. И главной его святыней, безусловно, является Святая гробница под тяжелыми сводами церкви гроба Господня. Именно сюда стремятся в течение дня суетные потоки туристов со всех стран мира. Истинно верующим, паломникам выделено более благодатное время в ранние утренние часы. Так каждую пятницу в три часа утра по Виа Долороза проходит крестный ход, возглавляемый францисканцами.
Сама церковь гроба Господня скорее разочаровывает, чем очаровывает слишком много ожидающего от нее праздного посетителя. В архитектурном отношении она слишком громоздка и скорее давит, чем возносит своей сумрачной внутренней обстановкой. Может быть, такой и подобает быть церкви – гробнице, храму на Голгофе, а именно эти два скорбных места включает в себя это массивное здание, сооруженное когда-то по велению византийского императора Константина (4 век н.э.) и претерпевшее за несколько исторических эпох своего существования неоднократные разрушения и перестройки. В нынешнем внешнем и внутреннем обличии оно сковывает своей крепостной тяжестью, темнотой внутри, стесненностью помещений разных христианских конфессий и смешением отсюда несхожих по религиозному чувствованию и эстетическому воззрению стилей. Возникает какое-то подспудное неприятие всего этого нагромождения
сводов, колонн, распятий, желание каким-то образом освободить, расчистить это действительно священное место от поздних, вторичных и третичных наслоений и построений, оставить скалу, на которой был распят Христос, в ее первозданном виде, а грот, в котором он по преданию был захоронен, как-то оградить от настырных туристов и чересчур экзальтированных паломников.
Впрочем, не удержался, чтобы не поддаться общему настрою праздной и любопытствующей толпы туристов, к коей принадлежал сам, и выстоял не очень длинную, но очень медленно, тягостно долго подвигающуюся очередь к собственно гробу Господню, а вернее к предполагаемому месту его захоронения. Медленно из-за очень тесного входа в пещеру, который служил заодно и выходом для посетителей. Вход этот собственно даже не в пещеру, а в ее преддверие, где находится один дежурный монах, небольшой бедный аналой с двумя оплывшими парафиновыми, наподобие хозяйственных, свечами. В саму пещеру надо было войти, согнувшись под низким и узким сводом. Там обращала на себя внимание лишь мраморная, вделанная в стенку полка, подлинность которой весьма сомнительна. Тем не менее, место свято, что не возбраняло туристам щелкать затворами, слепить вспышками фотоаппаратов. О подлинности святых мест, связанных с Иисусом Христом, трудно и греховно судить сторонним людям. Что же касается религиозных авторитетов, то и они как будто не очень сходятся во мнениях о святости того или иного места. Из-за этого в этой церкви не представлены, в частности, протестантские конфессии, признающими гробницей Христа совсем другое место. Стремление не соединить, а поделить Христа между разными дочерними христианскими церквями в этой церкви ощущается особенно наглядно. Греческая, римская, армянская, абиссинская, коптская, сирийская – все эти конфессии буквально облепили распятое тело Христа, каждая урвав себе свою часть. Само место распятия Христа на Голгофе, которое собственно исчезло под нагромождением церковных построек, представляет собой отдельные часовни, поделенные между греческими ортодоксами и католиками и оформленные в совершенно разном духе той и иной религиозной эстетики. Все это создает довольно пестрое впечатление, мешающее ощутить истинную духовную святость этого места. Хотелось бы видеть, в сущности, не так уж много из подлинной символики христианства: открытую взору человека голую, черепоподобную скалу с глубоко символическим названием Голгофа, а не жалкий ее кусок под роскошным распятием, и три креста, на которых распяли Сына Божия и человеческого вместе с двумя разбойниками. Думается, это производило бы гораздо более сильное и глубокое впечатление на душу и разум любого, кто бы это видел и осознавал суть видимого. Пускай подлинной была бы одна скала, но и этого
было бы более, чем достаточно, чтобы проникнуться, если не уверовать, высшим предназначением происшедшего здесь в далекие времена события, чудом преображенного из незначительного эпизода древнеримской истории в великое начало новой мировой религии и исторической эры. Ну, а что касается самой гробницы распятого Пророка и Спасителя, то, в сущности, не так уж важно, где она действительно находилась, под крепостными сводами церкви Константина и крестоносцев или в так называемой садовой могиле на Гордоновой Голгофе, чтимой протестантами. Главное, что в ней никто не покоится: изувеченная и умерщвленная человеческая плоть исчезла, преобразилась в бессмертный и животворящий дух Богочеловека, вместилище которого весь мир.
Лично на меня большее воздействие оказал так называемый камень помазания, на котором по преданию женщины когда-то умащали тело распятого Христа. Может быть потому, что вокруг него не было суеты, лишь
несколько женщин обтирали его гладкую поверхность благовониями, возможно, такими же, как тогда. Я также наклонился и провел ладонью по маслянистой благовонной глади священной плиты и точно почувствовал себя сопричастным некоему таинству, безотносительно к тому подлинный это камень или нет. Аромат мирры вызывал образы из самой глубины веков: снятое с креста распятое тело Христово, жены-мироносицы, ученики, солдаты, все это оказывалось не исторической мистерией, не картиной художника, а вполне ощущаемой и обоняемой реалией мира того времени.
Из других христианских мест Иерусалима наверное самым замечательным и значимым является Масличная или Оливковая гора, она же гора Елеонская по-евангельски. Именно на ее склоне находится по сию пору Гефсиманский сад, в котором проповедовал Иисус и где в последнюю ночь перед тем, как его схватили, судили и распяли, Сын молил Отца: «Отче Мой! если возможно, да милует меня чаша сия; впрочем не как я хочу, но как Ты» (Матф. 26:39). Горькая чаша сия, чаша искупления грехов за все человечество, увы, не миновала избранного Сына Божия, не могла не миновать, иначе не было бы Христа и христианства. В Гефсиманском саду по-прежнему, как и во времена Иисуса, растут оливковые деревья, их возраст может достигать не одну тысячу лет. Вид некоторых из них действительно очень древний, среди них вполне возможны, если не современники самого Христа и тех роковых событий, которые происходили здесь почти 2000 лет назад, на заре новой христианской веры и эры, то их потомство..
Масличная гора отделена от старого города долиной Кедрона – высохшего ныне ручья. Однажды мне довелось пройти одному вдоль нее узкой дорогой, ведущей из старого Иерусалима к этому столь притягательному для христиан холму. Это была одна из самых моих волнующих и впечатляющих пешеходных прогулок, может быть за всю жизнь. Раскрывающийся вид на обширный склон этой легендарной, безжизненной ныне, каменистой, залитой солнечным золотом долины и зеленеющей за ней горы был поистине потрясающ и незабываем. На склоне этом располагается самое древнее и огромное в мире еврейское кладбище, усеянное голыми, каменными, могильными плитами. Можно сказать единственное в своем роде национальное кладбище. Впрочем, там есть захоронения и христиан, и мусульман. Многие верующие в единого Бога Авраама стремились быть захороненными там, ибо по преданию именно здесь произойдет первое массовое воскресение из мертвых и последний Суд перед вхождением в Царствие Божье или Его утраты навечно. Среди массы надгробных одинакового вида плит на переднем плане выделяются несколько внушительного вида гробниц, в которых покоятся святые и пророки.
При подходе к Масличной горе еще издали привлекают взор два храма. Один из них типично православного старомосковского вида с золотыми луковками куполов. Это действительно русская церковь Святой Марии Магдалины, построенной в 19 веке по заказу Александра III. Ныне в ней покоится причисленная к лику святых великая княгиня Елизавета Федоровна,
сестра последней русской императрицы Александры Федоровны. После убийства эсером-террористом ее мужа, великого князя Сергея Александровича, московского генерал-губернатора, она стала монахиней, но была убита самым зверским образом большевиками вместе с другими родственниками царской семьи. Ее останки были найдены и вывезены из России остатками белой гвардии, найдя вечное успокоение в этом действительно святом месте. Церковь, хотя и сравнительно новая, чудесным образом вписалась в окрестный пейзаж древних оливковых рощ и явилась настоящим украшением святой горы Елеонской, легко и светло возвышаясь над Гефсиманским садом. К сожалению, мне не удалось посетить эту церковь, хотя очень к тому стремился. Она открыта только по определенным дням недели.
Внизу перед Гефсиманским садом, у самой дороги, что проходит рядом с Масличной горой, стоит другой замечательный храм, так называемая Церковь Наций (или всех народов). Это вполне современное культовое здание, построенное в 20-х годах 20 века. В его строительстве принимали участие 16 государств. Россия по понятным причинам к ним не относится. В отличие от церкви Гроба Господня здесь возобладала экуменическая идея единства христианского вероучения. Здесь нет места приделам различных христианских конфессий. Храм замечательной, хотя и несколько эклектичной архитектуры. Он не довлеет над окружающей его Гефсиманией, а довольно гармонично вписывается в нее. Перед фасадом здания на возвышениях фигуры четырех евангелистов. Роспись его фронтона и внутренних помещений по-настоящему высокохудожественные произведения. Наиболее сильное впечатление производит алтарная золотисто-небесных тонов мозаика, изображающая Христа во время моления о чаше. Из других церквей при Гефсимании привлекает внимание находящаяся у подножия Масличной горы небольшая, скромная церковь на месте могилы девы Марии. Подлинность захоронения не является неоспоримой, т.к. имеется и другая ее могила в Гефесе, что в Турции, где проповедовал апостол Иоанн, с которым по преданию была мать Иисуса.
Тема христианского Иерусалима бесконечна, как и самого христианства. Редко кого евангельская история не затронет за живое. Если говорить обо мне, то больше всего меня задело за сердце, можно сказать, пронзило слух, а главное душу, как это может показаться ни странным, бытие живых, голосистых петухов в этом городе. Было настоящим душевным потрясением, когда однажды на рассвете я проснулся от переклички иерусалимских петухов. И тут внезапно как бы ожила вся эта 2000-летней давности невероятная, ставшая вдруг столь вероятной евангельская история. Представил я себя вдруг Симоном, по кличке Кифа или Петр. Этим самым верным, твердым и решительным сподвижником Иисуса, отрекшимся от Учителя трижды прежде, чем пропел петух, как и было ему предсказано сыном Божиим. И невольно прослезился, только что не заплакал горько, как Петр, вспомнив эту столь волнующую, если не самую горькую сцену из страстей Господних, о которых нам так воистину просто и так, хочется верить, правдиво поведано в евангельском Новом Завете. По крайней мере, для меня истина, как и тогда для Петра, пришла на рассвете с вещим криком вековечной птицы вечного города.
Иерусалим арабский – святыня Ислама
Когда обозреваешь панораму Иерусалима издали или сверху, то в восточной его части, в старом городе, отовсюду видны возвышающиеся над ним два купола: один большой, золотой, другой значительно меньший, серебристый. Эти купола венчают две мечети. Первая – мечеть Омара, известная также как Купол Скалы (Куббат ас-сахра), вторая – мечеть Аль-Акса или Отдаленная мечеть. Обе, особенно первая, являются третьими по святости в исламском мире, уступая лишь Каабе в Мекке и гробнице Пророка в Медине. Так получилось, что они стали религиозными и архитектурными символами не только Ислама, но и Иерусалима как святого города, колыбели и центра трех мировых религий. Обе мечети находятся на горе Мориа или Храмовой горе, названной так потому, что на ней стоял когда-то священный и великолепный иудейский Храм, известный как Храм Соломона, подвергнутый разрушению Навуходоносором в 587 г. до н.э. После вавилонского пленения и возвращения из него евреи стали строить второй
Храм на том же месте. Строительство этого Храма было завершено с еще большим великолепием иудейским царем Иродом Великим, однако простоять ему в таком виде довелось не так долго. Его еще застал и молился в нем Иисус Христос, предрекший ему скорую гибель. И действительно Храм был разрушен до основания римскими войсками под водительством Тита в 70 г. н. э. во время так называемой иудейской войны или восстания евреев против Рима, длившегося почти 5 лет. Далее последовало второе восстание евреев под руководством Бар-Кохбы, длившееся почти три года (132-135 гг. н.э.) После его подавления императором Адрианом Иерусалим был разрушен окончательно и полностью. На его месте был возведен римский город Аэлия Капитолина, куда евреям был запрещен всякий доступ, что ускорило их рассеяние по всему свету. Спустя век, другой не устоял и Рим под натиском с одной стороны варварских народов, а с другой – силы «размягчающих» идей новой христианской религии. После этого Палестина, как стали называть эту область после изгнания евреев, перешла в руки Византии и начался христианский период ее истории, продлившийся почти три века (330-634 гг н.э.) Именно тогда были воздвигнуты многие церкви и среди них церковь Гроба Господня.
Спустя еще какое-то измеряемое историческими веками время, началась мировая экспансия еще одной религии, возникшей в Аравии, основателем которой стал арабский купец из Мекки - Мухаммад, получивший откровение от Бога единосущного – Аллаха. По сути, новая религия стала логическим завершением монотеистической религиозной идеи единого для всего человечества Бога, заложенной еще в иудаизме - вере Авраама, воспринятой в своих основах христианством. Если все иудео-христианское вероучение изложено в Библии (Ветхий и Новый Завет), то все догмы Ислама собраны в одну священную книгу – Коран. В ней должное место отведено ветхозаветным и новозаветным святым и пророкам, предшественникам Мухаммада: Аврааму-Ибрагиму, Моисею – Мусе, Иисусу – Исе и т.п.
Религиозная экспансия не бывает без территориальных захватов. Официальное мусульманское летоисчисление начинается с 622 г. н.э. с Хиджры – переселения посланца Аллаха и его пророка Мухаммада из родной Мекки в Медину. А уже в 636 г. мусульмане захватили Палестину и провозгласили Иерусалим своим третьим священным городом. Город был захвачен халифом Омаром, одним из четырех ближайших сподвижников и восприемников Мухаммада. И именно в его честь была названа воздвигнутая позднее мечеть. Само место воздвижения мечети на скалистом выступе горы Мориа связано с библейским преданием о праотце евреев и арабов - Аврааме,
который готов был по зову испытующего его Бога принести в жертву своего любимого сына Исаака. По арабской версии в жертву должен был быть
принесен другой сын Авраама, его первенец – Измаил, родоначальник арабской ветви единого древа семитских народов. Другим, уже чисто мусульманским преданием является легенда о том, что именно с этой скалы пророк Мухаммад вознесся на небо, хотя никаких исторических свидетельств пребывания его в этом городе нет. Как известно, он умер в Медине в 632 г. и там находится его гробница.
Иерусалим находился в руках арабов почти 500 лет, успев за это время стать типично арабским городом. За это время на Храмовой горе была возведена и другая мечеть - Аль - Акса на месте когда-то стоявшего здесь дворца Соломона, на фундаменте византийской церкви. Влияние византийской культуры особо ощущается в архитектурном, характерно купольном стиле мечети Омара. И это не случайно, ибо она построена византийцами. Когда в 1099 г. город был захвачен крестоносцами и сделан столицей Иерусалимского королевства, мечеть Омара стала христианским Храмом Господним, и магометанский полумесяц на куполе был заменен крестом. Мечеть Аль-Акса стала королевским дворцом, а затем превратилась в новый Храм Соломона (Темплюм Саломонис) – организационный и духовный центр Храмовников, рыцарей ордена Темплиеров. Но исторически это королевство просуществовало не более века. Мусульманский шейх из Египта Саладин изгнал в 1187 г. крестоносцев из Палестины и Иерусалим уже на много веков становится мусульманским священным городом (Эль Кудс). Правда властители у него менялись. Дольше всех (400 лет) им владела турецкая Оттоманская империя. Именно в эту эпоху мечеть Омара приобрела наивысшее великолепие в своем убранстве, была облицована чудесной голубой метлахской плиткой, опоясана орнаментальной арабской вязью, воспевающей славу Аллаху. Вся территория Храмовой горы получила завершение как мировой мусульманской святыни.
В 1917 г. в связи с окончанием первой мировой войны и распадом Оттоманской империи был установлен британский мандат на Палестину. После окончания второй мировой войны в 1947 г. ООН приняла план раздела Палестины между арабами и евреями, уже заложившими здесь основы государства Израиль, которое и было провозглашено в 1948 г. Сразу после этого началась арабо-израильская война. По условиям перемирия, принятым в том же году между Израилем и арабскими странами, Иерусалим был расчленен на две части: старую восточную – арабскую, со всеми святыми местами, переданную Иордании, и западную, более современную – Израилю. Во время шестидневной войны между Израилем и арабами 7 июня 1967 года Иерусалим был воссоединен и стал единой столицей государства Израиль.
Это стало новой, но, похоже, не окончательной вехой в его 4000-летней, многострадальной и столь значимой для всего мира истории.
Вышеприведенное историческое вступление или, вернее, отступление необходимо тут для того, чтобы осознать и понять, что значит Иерусалим для арабов и всех мусульман и какие исторические, культурные, этнические и политические корни пронизывают эту святую землю, политую кровью и потом стольких народов, на которой стоит этот, наверное, самый священный город мира. Это имеет смысл еще потому, что в мире так много говорится, пишется о Иерусалиме и Храмовой горе, в частности, как о далеко не мифическом яблоке раздора между арабами и евреями, считающими их своими самыми священными местами. И для тех, и других они не столько материальные, сколько духовные, религиозные ценности и святыни. Утрата их - это вечная национальная боль, обретение – источник национальной гордости и духовного подъема. Формально над Храмовой горой, как и над всем Иерусалимом, распространяется государственный суверенитет Израиля, который после победоносной войны 1967 года аннексировал старую арабскую часть города, официально провозгласив воссоединенный Иерусалим своей единой и неделимой столицей. С этим, разумеется, не могли согласиться ни арабы, ни большинство мусульманских стран. Этот вопрос уже 40 лет как завис дамокловым мечом над Иерусалимом, все более обостряясь с каждой очередной попыткой окончательного мирного урегулирования отношений между Израилем и палестинскими арабами, которые видят будущей столицей своего суверенного государства только восточную часть Иерусалима, включая Храмовую гору с мусульманскими святынями на ней.
Во время моего краткого недельного пребывания в Иерусалиме 10 лет назад было определенное затишье в арабо-еврейских разборках, хотя незадолго до этого в самом центре города и на центральном рынке прогремели взрывы, учиненные палестинскими террористами-самоубийцами.
Были жертвы, убитые и раненные среди мирного населения. Этот ужас уже не изгладить из памяти тех, кто его пережил непосредственно или через средства массовой информации, но практически не ощущался гостями Иерусалима, туристами, что могу подтвердить лично. Это касалось как еврейской, так и арабской, преимущественно старой части города. Прогуливаясь по старому городу, обнесенному древней стеной, углубляясь в лабиринт предельно узких улочек, на которых и пешеходам-то тесно, не говоря уже о возможности проезда здесь какого-либо транспорта, нельзя было не ощутить его сугубо восточный, арабский колорит. Целый ряд кварталов представляет собой запутанное переплетение непрерывной ленты пешеходных улочек, сплошь заставленных торговыми рядами, справа и слева. Среди этого сплошного торжища теснящихся буквально друг на друге магазинчиков и лавок снует беспрерывный поток туристов, выбирающих из
невероятного обилия и разнообразия товаров что-то себе на память. Отвертеться от торговцев, в основном арабов, не так просто. Они чуть ли не насильно всучивают вам в руки все, на чем останавливается ваш взгляд. И тогда уже без отчаянной торговли и навязывания совершенно ненужной или недоступной вам по цене вещи не обойтись. Торговаться же необходимо, т.к. та же вещь в другом месте может оказаться намного дешевле.
Проходя как-то сквозь эти ряды базарной стихии, не очень озабоченный, куда бы и на что потратить не слишком отягощающие карман деньги, решил идти прямо и только прямо, ни куда не сворачивая, насколько это позволяло направление улочки. И вскоре, совсем неожиданно, был чудным образом вознагражден своей маршрутной «упертостью»: вышел прямо на золотой купол мечети Омара. До того его можно было наблюдать отовсюду, но только издали, теперь же он возник во всем своем солнцеликом великолепии прямо передо мной. Надо сказать, что мне за все время пребывания в Иерусалиме очень хотелось побывать на Храмовой горе, в этом столь священном для всех иудеев и мусульман месте, но она оставалась недоступной как некая «terra incognita», куда попасть практически невозможно. Издали и вблизи, непосредственно у подножия горы, западной храмовой Стены Плача – этой святыни иудеев, вершина горы с ее золотым Куполом над скалой казалась неким недоступным святилищем, со всех сторон обнесенным мощной крепостной стеной, где нет ни входа, ни выхода.
И это было не просто кажущимся представлением, а отражало бытийную реальность жизни святого города, единого и вместе с тем разделенного на ряд религиозных и этнических кварталов и анклавов. Самым закрытым из таких анклавов города и стала Храмовая гора, вершина которой была много веков в прошлом и осталась поныне неприкосновенной святыней исламского мира, а подножие превратилось в самое святое место Израиля, отвоевавшего его у арабов в 1967 г. В силу исторически и политически натянутых отношений между арабами и евреями Храмовая гора с мусульманскими святынями оказалась фактически не доступной для последних. По крайней мере в официальном списке туристических маршрутов посещения святых мест Иерусалима Храмовая гора и другие мусульманские святыни города не значились. Существует какое-то не гласное, а может и быть и гласное, табу на посещение израильскими евреями этого места. Последнее, неуместное посещение его бывшим премьером Израиля Шароном привело к очередной арабской интифаде, взрыву насилия, т.е. не привело ни к чему хорошему.
И вот теперь воочию и в самой притягательной близи я увидал, еще не веря, что смогу приблизиться к ней вплотную, мечеть Омара. Увидал пока
только часть огромного золотого купола, остальное скрывала высокая насыпь и лестница, ведущая к ней. Видя, очевидно, мое замешательство и явное
желание попасть на территорию мечети, ко мне кинулся какой-то парень, признав во мне туриста-одиночку, и отчасти жестами, отчасти на английском, пригласил меня последовать за ним. Первый вопрос, который он мне задал, какой я веры. Ответить мне на него было весьма затруднительно, и я выкрутился в том роде, что «God is sole», т.е. «Бог – един», на что мой новоявленный гид понимающе, хотя и довольно иронически, усмехнулся. Чтобы попасть, однако, на территорию Храмовой горы, неизбежно было пройти через охранный пост, где, на мой взгляд, весьма поверхностно, но достаточно с точки зрения осматривающего было проверено содержимое моей сумки, действительно не представляющей никакого интереса для охраны. Сам постовой в черной форме был, очевидно, арабом, и представлял, видимо, какую-то автономную охрану святых мусульманских мест, доверенную самим палестинцам. Такой же пост довелось наблюдать при въезде в Вифлеем, находящийся на территории палестинской автономии.
Пройдя без особой волокиты через это препятствие, я уже полностью оказался во власти прошмыгнувшего за мной моего доброхотного проводника. Впрочем, доброхотство его имело вполне прагматичную цель сколько-нибудь заработать на мне. Первое, что он сделал, это выхватил у меня фотоаппарат с желанием запечатлеть меня на фоне ослепительного купола, не совсем считаясь с моим на это желанием. Отказать ему в этом я не мог, да и сама возможность засняться в столь замечательном месте была заманчива. Фотография, которую после этого проявил и отпечатал, оказалась замечательной, и не столько по качеству изображения, сколько композиционно. Я стою на ступенях лестницы, ведущей на площадь перед мечетью, а фактически на валу, при этом возвышаясь над ее куполом чуть ли не на голову. Это довольно умело и, видимо, уже не впервой, сделанный моим спутником кадр. Далее его присутствие стало мне не нужным и даже в тягость. Тем не менее, чтобы по-хорошему с ним расстаться, мне пришлось раскошелиться на ту сумму, которую он сам выторговал.
Имея уже определенный опыт общения и обслуживания со стороны подобного рода доброхотов, я с явным облегчением остался один и мог, наконец, целиком отдаться тем новым, ослепительно ярким впечатлениям, что я получил, оказавшись нежданно на вершине Храмовой горы. Это было чувство воистину сродни восхитительному кайфу (слово, кстати, арабского происхождения) в исконно восточном понимании этого ощущения праздничного парения и полного отключения от будничной суеты бытия, оставленной, где-то там внизу, среди скученных торговых лавок. Поднявшись по лестнице, увенчанной изящной стройной колоннадой в мавританском стиле, я, наконец, смог обозреть всю площадь, которая раскинулась передо мной на самом верху. Архитектурным центром и чудом ее, безусловно, являлась мечеть Омара с золотисто сияющим византийским
шлемовидным куполом, установленном на обширном цокольном восьмиграннике. Здание облицовано сверху дивной красоты бирюзового цвета майоликой и исключительно гармонирует с сияющим, подобно солнцу, куполом. Будучи самой высокой, видной повсюду золотой доминантой Иерусалима, в непосредственной близости с ним купол вовсе не подавляет, а как бы возносит человека к небесам, как вознесся когда-то по преданию с этого священного места сам пророк Мухаммад. Все здание, и огромный высящийся золотой купол, и геометрически правильное, раскинувшееся под ним и вокруг него основание – создание самой гармонии света, цвета и соразмерной симметрии архитектурных форм, своего рода чудо света, не известно какое по счету.
Если золотой купол мечети Омара - это как бы пуп Храмовой горы и всего Иерусалима, возведенный над священной жертвенной скалой древней горы Мориа, то мечеть Аль-Акса находится в некотором отдалении, самая далекая, исходя из названия (по исламскому преданию самое далекое место, куда направлялся Пророк). Внешне это довольно скромное по архитектурному декору и размерам здание, чей купол не столь велик и ярок, однако все же достаточно заметен на ослепительно синем иерусалимском небосклоне. Мечеть интересна своей историей, а также своим внутренним убранством.
Когда-то ее украшали 280 колонн, расставленных в 14 рядов, но после трех землетрясений она была полностью разрушена. Затем восстановлена и значительно расширена крестоносцами после их завоевания Святой земли. После изгнания крестоносцев рыцарский храм Соломона снова превратился в мечеть со старым своим названием. Однако архитектурно уже изменилась мало, разве что обрела новые колонны из каррарского мрамора (подарок Муссолини) и обновила потолок (дар тогдашнего египетского короля Фарука) во время капитальной реставрации 1938-1943 гг. Мечеть Аль-Акса является в основном местом коллективных соборных молитв, тогда как мечеть Омара на Скале предназначена для индивидуального поклонения Богу. Святость места не помешала убийству в мечети Аль-Акса иорданского короля Абдуллы в 1951 г. (его племянник Хусейн - следующий король Иордании, чудом остался жив).
К большому сожалению, мне не удалось попасть во внутрь этих исламских святынь, хотя такая возможность в принципе была. Для не мусульман и туристов отведены специальные часы посещения за в общем-то немалую плату. Если внутренний вид мечети Аль-Акса был отчасти виден сквозь открытые двери, то Храм на скале оказался для меня наглухо закрыт и оставалось только мысленно вообразить все то чудесное, что было сокрыто от моего взора. Потом на цветных фоторепродукциях, в специальных книжных альбомах, посвященных Иерусалиму и Святой земле, все же можно было получить какое-то представление о неописуемой красоте внутреннего
декора, великолепного витражного освещения. Однако все же главная сила воздействия, судя по всему, должна проявляться там не только и не столько в художественной, эстетической, сколько в духовной, религиозной сфере. Это сама скала. В отличие от христианской Голгофы, что в церкви Гроба Господня, почти полностью закрытой, это святое, в общем-то, для всех верующих в Бога Авраама место полностью открыто взору молящихся и отгорожена от них лишь простой деревянной балюстрадой. Внешняя роскошь не мешает главному: духовному сосредоточению и мысленному воображению тех легендарных событий, что здесь когда-то свершались. Не проявляется ли в этом особая открытость, простота и мудрость Ислама как божественного откровения, вероучения и мировой религии.
Вокруг центральной площади Храмовой горы с ее главными исламскими святынями имеется еще ряд зданий, башен-минаретов, но они уже не представляют того интереса, какой вызывают там и во всем мусульманском мире две купольные мечети. Ближе к крепостной стене, огораживающей гору, раскинулись зеленые сады с преобладанием молодых оливковых деревьев. Все это придавало священной горе какой-то особый дух Божьей благодати, мира и покоя, своего рода райского Эдема посреди суетной стихии бездуховного прозябания людского. Приятное оживление в эту благостную обстановку внесла группа веселых арабских детишек, видимо, школьников начальных классов, с сумками в руках и за плечами. Их сопровождали две женщины-воспитательницы, одетые в длинные темные платья и покрытые белыми большими платками. Дети болтали, баловались, смеялись, как все дети мира. Увидев, что я с фотоаппаратом и снимаю их, они радостно замахали руками и поприветствовали меня. Это не могло не наполнить душу такой же ответной радостью и желанием вечного мира на этой Святой земле, всем людям ее населяющим.
Подстать такому благостному настроению, сошедшему, казалось, с самой иерусалимской синевы небес, с Храмовой горы открывался чудесный вид на масличную гору с ее древними оливковыми рощами и очень как-то трогательно ее украшающей русской церковью Святой Марии Магдалины. Можно было подумать, глядя на нее издалека, что это вид на Новый Иерусалим где-то в Подмосковье. Россия и отсюда, со Святой земли Ближнего Востока напоминала себе блудному ее сыну. Впрочем, та земля, на которой я стоял, тоже могла с таким же основанием считать меня заблудшей душой. Очень, может быть, что далекие мои предки защищали когда-то стены того Храма, который стоял тогда на этой священной горе. Все возвращается на круги своя, вернулся и я, их неприкаянный потомок. Вернулся лишь как сторонний посетитель, наблюдатель, так чей же я блудный сын? Здесь на этом святом возвышении, независимо от происхождения, генов, крови, языка ощущаешь себя по настоящему человеком земли и космоса, гражданином мира вне наций, политических идеологий, религиозных конфессий. И нынешний, и вечный вопрос, чьей собственностью является Храмовая гора, мусульман или иудеев, кажется не столь существенным с точки зрения мирового ее значения как духовной колыбели человечества, места зарождения трех авраамических родственных мировых религий Единобожия. Именно здесь все люди и народы должны чувствовать себя единой семьей. Тогда мусульмане не будут кидать с горы камни на молящихся по субботам у Стены Плача иудеев, а те не будут стрелять в них резиновыми пулями и отгонять мятущуюся арабскую молодежь от Храмовой горы в дни пятничных молитв. Храмовая гора не для политических торгов и уличных стычек, не для вражды, а для мира и молитв единому Богу единого на всей земле человечества.
Есть в Иерусалиме, между прочим, и места совместного культа мусульман и иудеев. Так на горе, не менее святой для тех и других, чем Храмовая, на горе Сионской находится гробница царя Давида. Арабы почитают эту историческую, сколь и легендарную, личность, так же, как и евреи, считая его своим святым (Эль Наби Дауд). На месте, где по преданию он был захоронен, в свое время была христианская церковь, затем мечеть, куда христиан и евреев не пускали. Сейчас там ничем не приметная каменная постройка, внутри которой находится гробница. Так получилось, что я оказался там один и привлек самое живое внимание местных служителей. Первое, что сделал один из них, это вырвал у меня все тот же фотоаппарат и щелкнул им. Так я оказался изображенным рядом с гробницей, так еще толком и не рассмотрев ее. Вид у меня при этом оказался довольно обескураженным. Сразу после съемки меня повлекли во внутренние помещения, по традиции осведомившись о моей вере. Как я понял, для меня специально была открыта местная синагога. Не дав мне опомниться, меня подвели к какому-то колодцу, зачерпнули воду серебряным ведерком и предложили выполнить какой-то ритуал. Вместо, того, чтобы испить воды, я, похоже, сделал не то: умыл руки и лицо. Вместо некоего иудейского причащения получилось нечто вроде мусульманского омовения, к чему отнеслись, впрочем, весьма снисходительно. Сразу после этого меня повели к выходу, но уйти так просто не дали, а дали понять, что надо бы расплатиться. Та купюра, которую я выложил, явно не устраивала моих покровителей, однако святая мзда не подлежит обсуждению, тем более осуждению. Обошлось и этим, но общее впечатление обо всем этом осталось весьма смутное, хотя сама гробница заслуживала иного внимания. Из того,
что осталось в памяти это почему-то не красный, как на альбомной фоторепродукции, а зеленый покров на саркофаге, расшитый золотой звездой
Давида и древнееврейскими буквами. Возможно, день посещения здесь был не иудейский, а мусульманский. Над гробницей стояли должно быть очень ценные серебряные сосуды для свитков Торы, которые мне удалось рассмотреть лишь мельком. Уже спустя какое-то время после возвращения в Россию, случайно по радио услышал сообщение об их похищении. Признаться меня это не очень удивило. На решетке, огораживающей гробницу, довольно художественно сделанной, висел на обычной цепи примитивный замок, из числа тех, какие можно увидеть в любой хозяйственной лавке. Замок этот, как ни странно, запечатлелся на упомянутом мной фотоснимке, где я довольно глупо выгляжу, как наиболее яркая его деталь, на самом переднем его плане. Все, что позади него выглядело сумрачно и неопределенно и, оказалось, было обречено на исчезновение.
За все время моего пребывания в Иерусалиме у меня как-то не возникало опасения каких-либо враждебных или террористических действий со стороны арабов, хотя много был об этом наслышан. Один лишь раз под вечер, когда я вдруг остался совсем один на безлюдной улочке старого города, в душу закралась какая-то тревога, и я поспешил выйти за пределы Яффских ворот. Но это вполне объяснимо, когда остаешься один на один с неизвестностью, а вокруг темнеет. Конечно, можно сказать, что мне повезло оказаться здесь в относительно спокойный период времени. К тому же я никак не общался с арабским населением и видел лишь одни какие-то характерные и мирные эпизоды их жизни. Вот прямо по тротуару, напротив, через дорогу бредет стадо коз в сопровождении ослика, на котором восседает закутанный в платок старик, а позади его на том же выносливом животном – мальчик. Вот немолодая уже женщина с огромным узлом какого-то скарба на голове, идет себе, как ни в чем не бывало. Восток – дело не только тонкое, но порой удивительное и забавное. Запомнился один такой случай, когда я шел по узкой дороге из старого города от Сионских ворот к Масличной горе, завороженный раскрывающейся передо мной библейской панорамой. Вдруг впереди себя на той же дороге вижу араба, прямо на земле совершающего свой намаз, предвечернюю молитву. Заглядевшись на него, вдруг слышу позади себя оклик, оборачиваюсь и что же я перед собой вижу: многозначительную и важную морду верблюда, нависающую прямо над моим плечом, Лишь подняв глаза, обозреваю животину во всем ее внушительном достоинстве, со свисающими по сторонам горбами и восседающего между ними араба-погонщика, который рассмеялся при виде ошарашенного выражения моего лица. Зато и я потом не мог удержаться от смеха и теперь с удовольствием вспоминаю эту уморительную сцену.
Таков Иерусалим, таким я его увидел и ощутил во время своих кратких наездов туда и недельного пребывания там, едва ли не самых духовно напряженных и эмоционально насыщенных из всех бессчетных дней и недель моей жизни. Нельзя сказать, что я увидел все, что хотел в этом единственном на земле, освященном Божественным провидением городе, тем более постиг его поистине бессмертный дух. Это один из немногих действительно вечных городов в мире, который за несколько тысячелетий не раз погибал и воскресал вновь, город самых священных храмов, пророков и мировых вероучений. Город Авраама, Давида и Соломона, город Иисуса Христа. Город, раскинувшийся на холмах и долинах между ними, одни библейские названия которых вызывают столь многое и проникновенное в воображении и памяти: Храмовая гора, Масличная гора, она же Елеонская, Сион, долина Кедрона. Сколь многое они говорят душе, сердцу, уму верующих, да и не только верующих, а просто неравнодушных к мировой истории и культуре людей. При всем при этом город вовсе не поражает своей современной архитектурой и памятниками старины (за исключением, может быть, мечети Омара), есть города в мире, в этом отношении, покраше и покруче. Главная сила его воздействия в другом: в духовном, в нравственном, не столько в эстетическом, сколько в этическом и религиозном посыле. В этом ему, думается, нет равных в мире. Хайфа трудится, Тель-Авив веселится, Иерусалим молится, говорят в самом Израиле, земле обетованной. Оказаться на его священной, многотерпной земле, прикоснуться к его древним святым камням и стенам, свидетелям стольких перевернувших историю человечества событий, это не просто счастье или везение, а особое благоволение судьбы. Побывавшему там хоть раз, непременно захочется туда вернуться, ощутить вновь и вновь приток его поразительной духовной и благодатной небесной энергетики. Поэтому тяга к нему у людей различных вероисповеданий и культур вечна, как вечен сам священный, Богопрестольный Иерусалим, самый притягательный город мира на земле для всех, кто стремится обрести себя в духовном возрождении и освобождении, хотя бы на время, от материальных тягот и забот нашего первородно грешного и во многом бессмысленного бытия. Да обретет в душе каждый человек свой Иерусалим, и да объединит он всех нас в едином устремлении к правде, истине и Божественной душевной благодати.
ИУДЕО-ХРИСТИАНСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ
С 29 по 31 мая в Спортивно-концертном комплексе (СКК), что в Парке Победы, состоялось событие весьма примечательное, если не замечательное: второй международный мессианский еврейский фестиваль. Мессианский иудаизм – это всемирное движение евреев, принявших Иешуа (древнееврейское имя Иисуса Христа) в качестве Мессии и обещанного пророками Спасителя Израиля и всего мира. Так определяют это религиозное движение его апологеты. Организационные и финансовые их возможности, кажется, более чем значительны. Иначе, как объяснить такое обширное распространение по городу красочных листков – приглашений, активное привлечение для объявлений СМИ, а главное снятие для фестиваля такого грандиозного и надо полагать недешевого помещения, каким является питерский СКК. И все это религиозно-зрелищное предприятие совершенно бесплатно для всех приглашенных участников. Реклама и общедоступность сделали свое дело, и автор этого очерка, несмотря на известную загруженность суетной текучкой повседневности выбрался-таки в заключительный день фестиваля для его посещения. И оказался там далеко не в одиночестве, народа набралось довольно много, учитывая необъятное пространство зала. Партер был занят полностью, трибуны более чем наполовину.
Уже на подходе к комплексу гостей встречала транслируемая усилителями жизнерадостная еврейская музыка, создавая некий увертюрный праздничный фон и настрой для гостей. Наряду с музыкой гостей встречали, вернее подстерегали одинокие и по контрасту унылые фигуры людей, вручавших чуть ли не всем скромные белые листы с посланием раввина Певзнера под характерным названием: «Не дайте обмануть себя!». Далее в довольно категоричной форме гостям разъяснялось, что концерт, на который они приглашены, не имеет никакого отношения к еврейской культуре и религии. А главное делалось предостережение: «Не дайте обманом принудить себя отказаться от Вашего еврейства, Вашего наследия, Вашего народа!». Тем не менее, никто из тех, кто удосужился ознакомиться с содержанием послания, не повернул вспять от СКК, а продолжал целенаправленное движение к питерскому Колизею, несмотря на всю коллизию создавшейся межконфессиональной обстановки.
Очередное испытание подстерегало гостей уже в дверях здания в лице весьма импозантных омоновцев (а может спецназовцев), которые иногда позволяли себе заглядывать в сумки отдельных граждан, Впрочем, в самом вестибюле встреча носила уже более приятный характер и сопровождалась вручением каждому кипы специально подобранной литературы, включая программу фестиваля. Эта программа опиралась в основном на четыре ключевых выступления. Главная роль среди них, безусловно, отводилась мессианскому раввину, учителю и проповеднику Джонатану Бернису. Это довольно упитанный и очень энергичный господин чем-то напоминал Ленина, как не без иронии сам признал публично, оговорившись при этом, что в отличие от своего знаменитого двойника не намерен ввергать людей в революцию. Подразумевалось, очевидно, что задача его экспорт не революции, а Бога, в лице его духовного сына и посланника – искупителя Иешуа. Раввин не без кокетливости, но достойной уважения скромности заявил, что готов исчезнуть из памяти своей многоликой аудитории хоть завтра, лишь бы она уверовала в Мессию Христа. По весьма артистичной, в меру сдержанной, в меру раскованной манере ораторского словоречения, Бернис походит на профессионального протестантского проповедника. При этом он протестант вдвойне, являясь таковым и среди иудеев, и среди христиан. Свои проповеди и молитвы он произносит очень динамично, но не навязчиво, свободно перемежая духовные назидания законоучителя со светской ролью ведущего концертной программы. И с тем, и с другим он справлялся одинаково профессионально и успешно. Все обкатано до мелочей. Свето- и цветомузыка, песни, танцы, проповедь и молитва следуют быстрой чередой по единому режиссерскому плану, превращаясь в некое религиозно-светское американо-еврейско-русское шоу на трехязычной смеси английского, иврита и русского.
Достойным украшением фестиваля явился еврейский мессианский хор из Филадельфии «Кол Симха», что означает «Голос Радости». Красивые мелодии, танцы, красивые, почему-то все светло-рыжеволосые женщины создавали истинно праздничную, радостную атмосферу в зале. Это усиливалось искренней отзывчивостью публики, среди которой было много детей и молодежи. Многие из них весело танцевали и кружились в хороводе непосредственно в зале и перед сценой, что позволяли ничем не ограниченные возможности СКК. Все это проецировалось на огромные телеэкраны, наряду с электронным воспроизведением текста песен и молитв. Несмотря на всю современную технотронность происходящего и явную интернациональную «разномастность» аудитории все же во всем этом чувствовалась и определенная традиционность, напоминающая что-то из еврейских праздников «Ханука». «Пурим» и старинных хасидских обрядов.
Большое впечатление произвел на публику и другой американец, известный певец и композитор Марти Гетц, ставший как бы музыкальной душой фестиваля. То, что он исполнил, аккомпанируя сам себе на пианино, было проникнуто высоким чувством гармонии, а главное духовной веры и силы. Действительно создавалось впечатление, что его, как выразился Джонатан Бернис, помазал сам Бог на служение искусству духовной музыки. Некоторые ритмичные звуки рок-музыки только усиливали религиозный экстатический характер его исполнения и соответственно восприятия публики.
Однако подлинным открытием, сюрпризом, «гвоздем» фестиваля стало выступление Петра Клименко, вышедшего на сцену в казачьем мундире, который ему подарили незадолго до этого в Москве. Сам выходец из кубанских казаков, он в детстве был увезен родителями в Европу, что несколько сказалось на чистоте его русского языка. Впрочем, это почти не замечалось, когда он пел, а пел он прекрасно, с большим чувством, красивым баритональным голосом. Исполнил несколько русских народных песен, романсов, знаменитую еврейскую «Тумбалалайку», духовные песни и гимны. А завершил свой репертуар гимном Советского Союза…на шведском языке, за неимением соответствующего русского текста. О чем пелось в шведской версии этого исторического гимна, никто не знал, однако мелодия сама по себе воодушевляла и даже прошибала ностальгическую слезу, как когда-то у русских эмигрантов «Боже, цари храни!».
Странное, почти экзотическое впечатление производил этот человек в казачьем мундире и колоритной внешностью шолоховского Григория Мелехова на сцене еврейского фестиваля. Сам он привел слова некоего еврея из Москвы, который пригласил его в гости: «Что-то не видал я таких казаков, которые не пьют и любят евреев». Действительно неисповедимы пути твои, Господи! Такое яркое выступление, да еще при таком характерном антураже могло бы помутить кое у кого мозги. Что это русский национал-патриотический собор или космополитический еврейский съезд? Нет, это и есть то неординарное, но, в общем-то, достаточно массовое движение и явление иудео-христианского братства. Само по себе это явление далеко не новое или нехорошо забытое старое. Иудео-христианство в лице Иешуа или Иисуса из Назарета, его еврейских подвижников и учеников, первых апостолов и прозелитов возникло еще в первом веке нынешнего христианского летоисчисления. Именно оно впервые в мире провозгласило, что перед Богом все люди, сословия и народы равны. Первым социалистом-интернационалистом был, очевидно, не Карл Маркс, а апостол Павел (он же Савл), внушавший своей иудейской и языческой пастве, что для Христа нет ни эллина, ни иудея, есть человек.
Не вдаваясь слишком глубоко и далеко в богословские вопросы религиозной догматики (для этого нужен иной уровень веры и знаний), хотелось бы все-таки решить главную в данном случае проблему: как относиться мирянину, будь то иудей или христианин, агностик или атеист к такому яркому духовно-светскому представлению, как данный фестиваль? Как известно такие ортодоксальные религии, как иудаизм, католицизм или православие резко отрицательно относятся ко всякой вольной или невольной ереси, тем более реформации своих вероучений. Особенно достается всяким протестантским или сектантским течениям, просочившимся в наш постсоветский мир вместе с перестройкой в попытке заполнить тот идеологический и духовный вакуум, что образовался в обществе в результате краха государственной материалистической религии коммунизма. Попытки эти носят не столько незаконный, сколько стихийный характер, учитывая, что испокон веков существуют официальные, государством признанные и поддерживаемые конфессии, все же остальные как бы по-пиратски лезут «поперек батьки в пекло», не считаясь с государственными, национальными, а также церковно-иерархическими интересами и традициями. Иудаизм, конечно, никогда не был привилегированной конфессией в нашем государстве, но у него все же была своя скромная третьестепенная роль и ниша в атеистическом официально-протокольном паноптикуме религий, вслед за православием и исламом. Теперь роль религии в нашем обществе существенно изменилась Из покорной священослужительницы прежней государственной власти она стала вполне самостоятельной и состоятельной госпожой, с которой стали заметно считаться и даже заигрывать нынешние власть предержащие, в надежде привлечь священство и их паству на новое служение теперь уже иному общественному строю и государству.
В этом отношении активизация в стране всякого рода протестантских и сектантских религий западного или восточного толка властям не слишком выгодна. В этой религиозной «буче» им сложнее управлять, в том числе манипулировать общественным сознанием, за них это начинают делать всякого рода сомнительные, а порой и просто криминально-изуверские религиозные секты типа «Белого братства» или «АУМ Сенрике». Поэтому всякая власть, даже атеистическая, заинтересована в опоре на какую-то одну государственную, т.е. господствующую религию. В России это всегда было православие, в странах Ближнего и Среднего Востока – ислам, в Израиле – иудаизм. Вместе с тем государственная монополия на религию, даже, если та формально отделена от государства и власти, неизбежно вступает в противоречие со свободой совести и вероисповедания граждан. Но проблема не только в этом, т.е. не только и не столько в политике. Свобода совести предполагает, прежде всего, свободный духовный и нравственный выбор человека в кого и во что ему верить и верить ли вообще. А это сделать далеко не так просто. Вопрос старого агностика и скептика Пилата: «Что есть истина?» рано или поздно встает перед каждым из нас. Решать его человек может с помощью той же религии. Истина только одна, как и ее всевышняя персонификация – Бог, а путей к ней много самых разных, вопрос религиозного выбора становится решающим. И тут много зависит от происхождения, среды, традиций, от бытия, что, так или иначе, определяет духовное сознание человека.
Такие фундаменталистские религии как иудаизм, христианство, ислам, это не только и не столько богодухновенные вероучения, сколько особый, во всем регламентированный уклад жизни, как духовной, так и мирской. Он готовит и приближает человека к жизни вечной, в полном слиянии с Богом. Чтобы достаточно естественно и органично, душой и телом ощущать себя в лоне этих религий, надо быть в них рожденными, всосать веру с молоком матери, быть соответственно воспитанными, жить по канонам священных книг, принять смерть, как подобает творению божьему. Этот всем нам уготованный путь от рождения к смерти немыслим без специальных посвящений в веру, молитв, обрядов, постов, праздников. Далеко не все верующие в состоянии выполнять все религиозные положения, им предписанные. Даже соблюдать ту же субботу или воскресенье. Слишком тяжела оказывается ноша сия или слишком легка вера.
В отличие от традиционных религиозных ортодоксий протестантизм не боится «впадать, как в ересь, в неслыханную простоту» в отношениях с людьми и с Богом. Он как раз стремится упростить общение верующих с Богом, облегчить и ритуальную сторону этого общения, отдавая предпочтение, прежде всего, чистосердечности помыслов и раскаяния людей, к нему обращенных. Это сопряжено с определенной уценкой религиозных святынь, снятия мистического покрова с некоторых божественных таинств, с известной профанацией богослужения, когда священником, духовным учителем может стать любой, имеющий вдохновение и силу проповедовать слово божье. Само по себе это не такой уж грех, если ближайшая цель того или иного вероучения сохранить душу и совесть живу в этой жизни. Конечно, глобальная цель любой религии сделать эту душу бессмертной, приобщить ее к жизни вечной, но гарантировать это не может ни одна вера, ибо смерть заключает в себе самую великую тайну за такой печатью, сорвать которую не в силах не один смертный. Поэтому, если цель вероучения благая, животворяющая, а не омертвляющая душу, исцеляющая ее от безверия, одиночества и страха, то оно угодно и Богу, и людям, его исповедующим, и все мы в этом случае должны быть снисходительными и терпимыми друг к другу.
В этом отношении мессианский иудаизм ничем не хуже, а может даже в чем-то лучше любого другого протестантского религиозного движения, ибо пытается скрепить два ствола одного иудео-христианского древа, религии Ветхого и Нового Завета. Собственно это уже протестантская ветвь христианства, привитая на иудаизм и предназначенная в основном для рассеянного по всему свету еврейства. Религиозная цель этого движения, безусловно, объединительная, экуменическая и в известном смысле прогрессивная, если считать за мировой прогресс консолидацию народов, культур и религий, без всякой державной или имперской подоплеки. Другое дело, что это неприемлемо для ортодоксального иудаизма – религии Ветхого Завета, сугубо национальной и замкнутой на саму себя. Это нашло отражение и подтверждение в послании – протесте раввина Петебургской синагоги, что можно понять, если не принять. Роль иудаизма в национальной жизни евреев слишком велика, чтобы ее как-то оспаривать, также как и роль православия для русского народа. Тем не менее, приходится констатировать (кто с грустью, кто без), что для евреев диаспоры она уже не та, чем была, скажем, в дореволюционной России. Средневековая культура восточноевропейского еврейства на идиш, оставила по себе памятники истории и культуры, канув туда, откуда уже нет возврата. Возрождающаяся древняя еврейская культура на иврите и связанное с ним оживление культурной и религиозной жизни евреев в постсоветском мире, в том числе в России, к великому сожалению обречена тут также на исчезновение, ибо изначально предназначена дл Израиля. Для евреев России национальная, культурно-религиозная жизнь бесперспективна, и не столько из-за негативных внутренних политических и экономических процессов, сколько из-за внешнего центробежного эффекта эмиграционно задействованного «пылесоса», постоянно втягивающего национальные и культурные крохи еврейства в орбиту глобальной сионистской идеи собирания рассеянного народа на так называемой исторической родине, на земле обетованной Эрец Исраэль. То, что у различных этносов этого народа имеется еще реальная родина, где они родились, созрели, размножились, стали кровной частью той земли, которая их вскормила, в расчет не принимается. Поэтому для русскоязычного еврейства вопосы национальной, культурной, а тем более религиозной жизни становятся все более абстрактными и праздными. И тут ничего не поделаешь: или лови рыбу в той реке, из которой пьешь, или сматывай удочки.
Однако интерес людей к своим национальным, культурным и историческим истокам не иссяк. Свидетельством тому явился данный фестиваль. Ну, а что касается религиозной ориентации людей, то они проявили, на наш взгляд, достаточно благоразумия. Одно дело культурная, зрелищная сторона праздника с душеспасительной миссией, другое дело приятие или неприятие его духовной мессианской идеи. На призыв организаторов фестиваля зарегистрироваться в качестве возможных неофитов движения откликнулось не так уж много его участников. В вопросах веры не должно быть верхоглядства и легковерия. Путь к ней тернист и долог. Для этого порой требуется вся жизнь, со всеми ее испытаниями, обретениями, потерями, страданиями и раздумьями. Блажен, кто обретет ее до того, как предстать перед вечностью. Ну, а фестиваль это лишь хорошо разыгранный плеск волны над глубинным течением бытия, исход которого, так или иначе, предрешен.
Событие, описанное в этом очерке, относится к 90-ым годам уже прошлого века. Время было переломное и насыщенное всякими переменами и потрясениями в жизни государства, общества и отдельных людей. Не могло не затронуть это и духовную сторону их бытия. В такие периоды интерес и тяга многих к религии обостряется. Идеологический вакуум, образовавшийся в то время в стране, дефицит веры во что-то необходимо было чем-то заполнить. И тут стала вдруг очень востребованной религиозность, вера в Бога как в Верховного Судью и вершителя судеб. Знаменательно, что на фоне общего экономического и нравственного упадка общества, разгула криминалитета, именно церковь воспряла и возродилась в новом качестве опоры государственной власти. Наибольшее влияние и вполне традиционно обрела, конечно, русская православная церковь (РПЦ), всегда бывшая духовным наставником российской государственности. Период, когда ее официально преследовали, исторически был не таким уж длительным. Уже в годы войны коммунистическая власть поняла, что поддержка церкви существенно способствует моральному духу народа в защите отечества. Наряду с РПЦ, взбодрились и другие традиционные конфессии, в том числе иудаизм. Правда, государственная поддержка ему была не столь велика, во многом помощь пришла из-за границы. Это были в основном частные еврейские благотворительные фонды США и государственные структуры Израиля.
В период перестройки весьма активизировались и другие религиозные конфессии и организации. Описанный выше фестиваль, организованный активистами движения мессианского иудаизма был, пожалуй, наиболее массовой и яркой акцией такого рода в Петербурге. Традиционному иудаизму в то время не было возможности что-либо противопоставить ему. С тех пор многое изменилось. Общественная и религиозная жизнь евреев в этом городе, да и в целом по стране, существенно изменилась к лучшему. Несмотря на то, что организационно и канонически, иудейская религиозная община размежевалась на две части, общее положение дел вполне достойное. Приведена в порядок, реставрирована Большая хоральная синагога (вторая по величине в Европе), которой исполнилось 120 лет, возведено и действует прекрасное здание еврейского общинного дома (ЕСОД), где ведется активная благотворительная, культурная, просветительская деятельность, имеются еврейские школы, гимназии, В самом большом, спортивно-концертном Ледовом дворце города ежегодно проводятся многолюдные праздничные представления в дни Хануки. Они ничем не уступают, а в чем-то и превосходят тот памятный фестиваль. Кстати с тех пор о каких-то дальнейших местных акциях мессианского иудаизма что-то не слышно. В нынешних условиях им явно было бы не столь благоприятно, слишком серьезная конкуренция со стороны традиционного иудаизма, да и городские власти вряд ли были бы к ним столь же благосклонны, как тогда. Теперь совсем иная политика. Традиционным религиям оказывается явное предпочтение и поддержка, ибо, прежде всего, на лояльность их служителей и паствы рассчитывают власть предержащие.