Венгр

Нина Ерыгина
              Дверь нашего номера в гостинице «Солнечная поляна» открывалась так, что ему было видно всё, что происходило там. Хоть и три комнаты было в апартаментах, а спрятаться от его взгляда было тяжело. Он смотрел так, что хотелось дать сдачи, а ведь я была совсем не трусиха. Его глаза царапали меня, до обидного, равнодушным взглядом, а губы складывались в злую ухмылку. Понимала, что раздражаю его, но мне до него не было никакого дела. Вот ещё! Ведём мы себя не очень шумно – как для такой неординарной компании. Нас было пятеро: две бабушки и трое внуков. Внуки были мои, другую бабушку они волновали мало – она приехала отдыхать и расслабляться. Мне некогда было обращать внимание на незнакомца, но уж очень заметно, хоть и молчаливо высказывал свое непочтение.


             Он был венгром, я случайно услыхала его разговор с администратором. Венгерский - узнавала легко, хотя знала всего пару слов, а помнила этот язык ещё с 1968 года. Этот венгр был грубияном, и это было понятно по его интонациям. И ещё мне рассказали, что он был не местным, а приезжим венгром. Правда, когда-то давно он обитал здесь, а потом стал жить в Будапеште, последнее время, наведываясь сюда каждое лето. Позднее, я узнала, что венгр претендовал на апартаменты, а моя дочь заказала их раньше, чем он. Наверное, это и задевало как-то его. Кроме неприятных интонаций в голосе, кривой ухмылки, венгр был устрашающе огромного роста с какими-то выцветшими глазами. У этого гиганта были огромные ручищи с толстыми короткими пальцами, покрытыми рыжими волосками. Он был рыжим весь. Я  рассмотрела этого человека очень хорошо, хоть и делала вид, что не смотрю в его сторону. Распорядок дня у всех отдыхающих был практически одинаковым и мы встречались очень часто – по много раз на дню. Больше того, выходя на балкон, я, чаще всего, повернув голову влево, видела его белесую физиономию. Он курил ужасную трубку и походил на вулкан, который дымил и днем, и ночью. Для меня это был постоянно-действующий вулкан.


               Наше утро начиналось походом к бювету и две двери сталкивались с грохотом одновременно, ручки цеплялись друг о друга, как два рога. Мы их молча дергали и тянули каждый на себя. О, со стороны, это было занимательное зрелище. В гостинице все соседи знали друг друга, ходили, друг к другу в гости, нашего соседа никто никуда не приглашал и все сторонились его. Только у нас с ним было самое длительное общение - нам приходилось по утрам сражаться дверьми. Это выглядело почти как дуэль. Потом был завтрак. Венгр проходил мимо и все почему-то замолкали, а мои дети галдели, как грачи и разливали, рассыпали всё, что попадалось им под руку. Вначале это меня смущало, а потом просто стало веселить, и я уже хохотала каждый раз от всей души. Дети же раз от разу готовили всё новые показательные выступления. Ему очень не нравились мои внуки, наверное, потому что мы все были очень шумными, хохочущими и просто весёлыми до неприличия. Венгр как коршун вылавливал нас глазами и смотрел не отрываясь.


               Мы сталкивались с ним в самых неожиданных местах: на горных тропинках, в кафе, в маленьких ресторанчиках, в бассейне, на теннисном корте, где он  сквошничал – играл сам с собой об специальную стенку. Так получалось, мы сами не понимали, как так получалось. Он же, как мне казалось, при всякой встречи весь раздувался от злости. Это продолжалось целых две недели. Мы устали от постоянных стычек и борьбы за свои маленькие права. И просто все дружно захотели домой. Не помогало ни лазанье по горам, ни мороженное, которое мы поедали тоннами. Кроме того, прошедшие две недели Свалява утопала в дождях. Все книжки были прочитаны и мы, как-то днём после обеда, "пошли" с палатками в поход на наш балкон. Вынесли клеёнку, бросили на ковер подушки, одеяла – устроились поудобнее. Всё, что можно было рассказать своим внукам из своего репертуара, я уже рассказала. Но это была особая ситуация замкнутого пространства и мне захотелось рассказать о Сваляве и событиях, которые произошли здесь со мной целых сорок лет назад.


                Мне было 16 лет, я переходила в 10 класс. В Сваляве был  знаменитый республиканский туристический лагерь со странным названием – РЛЮТ. В нашем лагере инструкторами были местные чехи и венгры. Они все были весёлыми и симпатичными ребятами. Руководил инструкторской группой пожилой венгр. Среди инструкторов был и его сын Золтан – золотоволосый, плечистый великан со светло-карими, почти желтыми, как у кошки глазищами, обведенными золотыми ресницами. В Золтана влюблялись все. А ещё Золтан был весельчаком и умел хохотать так, что с дубов от этого смеха опадали желуди. Так гласила легенда, которая ходила и пересказывалась каждой лагерной сменой по-своему. Он мог шагать по горной тропе, неся на плечах кучу наших рюкзаков, а однажды усадил на каждое плечо по девушке и с такой ношей шёл несколько километров. Всего этого внукам я не стала рассказывать, мои повествования были совсем про другое. Я рассказывала, что наше пребывание в лагере в августе 1968 года было прервано самым неожиданным для нас образом.


                Лагерь вдруг загудел от непонятных нам разговоров на чешском, венгерском. События разворачивались со страшной скоростью. Было ощущение, что начнётся что-то страшное. Ночью над лагерем летели самолеты, по дороге тянулась тяжело груженная техника, лагерь окружили тесным кольцом пограничники. Нас вывезли в течение двух дней. Всё это было связано с печальными событиями в Чехословакии, события эти, почему-то, назывались переворотом. Незаметно к нам очень близко подошла война. Мы разъезжались, не успев попрощаться, обменяться адресами. Каждая область торопилась увезти от границы своих детей живыми. Я рассказывала и рассказывала своим внукам, как мне было страшно, как мы прощались с теми, кого увозили раньше нас и с теми, кто оставался ещё несколько часов в этой, уже пугающей нас, красоте. Казалось, что мир взорвётся и его уже никогда не будет для нас...


                Дождь окончился. Мои дети притихли и были удивлены тем, что воспоминания об этих местах связаны с такими немирными событиями. У меня разболелась голова, и весь вечер дети эксплуатировали вторую бабушку, я с ними не пошла на ужин. Этой ночью все улеглись очень поздно – я невольно взбудоражила своими рассказами и когда дети уснули, я вышла на балкон. Спать совсем не хотелось. На небо выкатилась полная луна, было светло и так красиво. Я даже попыталась рассмотреть свою любимую поляну в горах и пряничный домик на ней. Часто вечернее солнце освещало всю эту красоту и мне казалось, что до этой сказки близко – подать рукой. Сейчас же рассмотреть домик при свете луны было невозможно. Сколько простояла, любуясь лунным великолепием, я не знаю. Мне вдруг вспомнилось всё о тех далеких временах, всё то, что я не могла рассказать своим внукам о лагере. Воспоминания потянулись одно за другим, как кадры старого кино.


                ...Мы жили тогда в сбитых из фанерных щитов домиках, но нам эти домики, практически, не нужны были - туристы народ весёлый и неприхотливый. Ежедневно мы куда-то взбирались, откуда-то спускались, ночевали в палатках, пели у костра. Когда мы только спали? Красота – это то слово, которое произносилось тогда чаще всех других. До сих пор мне удивительно, как я ухитрялась увидеть что-то вокруг себя, да ещё и запомнить. Мои воспоминания в большей мере сводились к тому, что двигаюсь, механически переставляя ноги, и мой взгляд упирается в рюкзак, впереди идущего человека. Это были сплошные подъёмы и спуски.


                Мы поднимались всё выше и выше, и там, в горах на вершине ощущение свободы и радости все испытывали одновременно. Это был такой восторг! Во время очередного головокружительного подъёма меня и ещё с десяток человек оставили дежурить в так называемом промежуточном лагере. Нужно было приготовить обед и благоустроить лагерь для трёх отрядов, которые должны были вернуться только к вечеру завтрашнего дня. Здесь лагерь после восхождения, должен был жить ещё пару дней. Все, кто остался, были очень расстроены. Там на вершине была благоустроенная стоянка и все собирались праздновать день рождения девочки из нашего отряда. С нами остался наш инструктор Золтан. Он отправил всех за хворостом для костра. Все быстро разбрелись с глаз инструктора по двое, а мне не хватило пары.


                Я побрела одна. Услыхала за собой треск и грохот, это Золтан шагал за мной. Скорее всего потому, что была инструкция, которую нельзя было нарушать - ни под каким видом не ходить по одному никуда. Хворост был везде, за ним не нужно было далеко идти, но я всё шагала - мне так хотелось выйти на какую-нибудь поляну с цветами. И Золтан, как почувствовал, повёл меня какой-то ему одному известной тропкой. Он шёл и ломал ветки с ягодами и орехами, срывал колоски и траву, а потом в его руках оказался огромный венок.

                --Тебе. Ты же хотела цветов, сказал он, надевая мне на голову эту красоту.

                Как он узнал, я ведь вслух не говорила об этом.


                Солнце и лёгкий ветерок во всю гуляли по поляне, на которую мы вышли. О, что это была за красота! Поляна была небольшой, но совершенно круглой, как овальный зал, отсюда было видно так далеко и так близко было небо.

                --Я здесь построю себе дом, сказал Золтан.

                --И жить будешь в лесу, как медведь?- спросила я.

                --А что, я похож на медведя? – смеялся он.

                --Как красиво, всё время повторяла я, как красиво.

                Время остановилось, но всё же нужно было уходить, и мы нехотя пошли вниз.


                Оказалось, что наше отсутствие длилось несколько часов. Наши дежурные успели натаскать целую гору хвороста и без нас приготовить нехитрый ужин. Мы все уселись у костра. Как-то получилось, что все опять разбились по парам, и только я осталась одна. Золтан подсел ко мне, и мы разговорились. Он рассказывал о жизни, о доме, который собирался строить на своей поляне. Мне было интересно с ним, только удивительно, что он так разоткровенничался с девчонкой. Он мне раньше казался таким неприступным, а оказался таким разговорчивым и простым.


                Ночь была на исходе.


                --Печально, что здесь не будет видно, как восходит солнце, сказала я.

                --А пойдём, покажу тебе этот фокус, предложил Золтан.

                И мы побежали. Он тянул меня так быстро, что я едва перебирала ногами, а иногда мне казалось, что ноги и вовсе не касаются земли. Только мы выскочили на его поляну, как из ложбины между гор показалось солнце. Это было сказочно красиво! Золтан протянул руку, и казалось солнце лежит на его ладони. Мы стояли молча, боялись спугнуть состояние, в котором находились оба. Было такое впечатление, что солнце родилось от нас. И мы были родоначальниками всего, что было здесь и всё это было нашим. Двигаться и, даже, говорить не было сил. Золтан первым нарушил это очарование, он взял меня за руку и повел вниз.


                Я шла за ним, едва переступая ногами, спотыкаясь, ничего не видя, мне казалось, что я получила солнечный ожёг глаз. Мы вышли к своему костру, вернее пепелищу, лагерь ещё спал. Золтан впихнул меня в мою палатку.

                --Спи, приказал он.

               
                Проснулась уже после того, как все позавтракали. К вечеру вернулся весь лагерь. Были песни, танцы. Но мне совсем было неинтересно, а поговорить с Золтаном я теперь уже при всех не могла. Наверное, и он хотел, но не мог. Эти дни были для меня сущей пыткой, мне хотелось опять на поляну Золтана, опять лететь между небом и землей и быть ослеплённой новорожденным солнцем…


                Лагерь уходил в Сваляву. Нас ожидал ещё один большой поход в горы, последний поход этой лагерной смены и этого лета.


                Но тут случился переворот в Чехословакии. И нас быстро увозили из лагеря. Уже перед самым отъездом ко мне подошёл Золтан и протянул малюсенькую зелёную лапку смереки. Вспоминай о медведе, сказал он и помахал вслед увозящему меня автобусу.


                ...Всё это так остро вдруг вспомнилось мне. Восход ослепительного солнца на сказочной круглой поляне высоко в горах. Правда, сейчас светило не солнце, а луна. Но Золтан всё равно незримо присутствовал здесь рядом со мной.


                --Красота какая - сказала я сама себе.


                --Да, красиво - ответил мне эхом чей-то голос.


                Голова против моей воли повернулась влево. На соседнем балконе стоял мой грозный сосед и держал в зубах не зажжённую трубку. Этого тихого голоса я испугалась больше, чем пушечного выстрела. Два шага и я дома.


                --Что это было? – спросила я себя.


                Спать я улеглась без ответа.


                На утро, как всегда, распахнула дверь, а ответа не последовало. В обед застрекотал пылесос, выносили постельное белье, и соседний номер был распахнут. Сосед уехал. Все вздохнули с облегчением... и всем, вдруг стало скучно. Дети перестали рассыпать и разливать что-нибудь за столом, а я перестала хохотать. Так скучно прошёл этот день.


                На следующий день пришел Женя - наш знакомый таксист и сказал, что всех нас настоятельно приглашает прокатиться в горы на квадроциклах – маленьких горных то ли мопедах, то ли машинках. Желающими оказались я да внук. Этой компанией мы и поехали. Поездка была интересной и совсем не утомительной. Светило солнце, что было забытым удовольствием этим июнем 2012 года. Машинки ворчали и продвигались вперёд, перегоняя одна другую, как маленькие мулы. Наша, едва угадываемая тропа привела нас на большую поляну. На краю поляны стоял небольшой сруб. Дверь открылась, и на порог вышел наш сердитый сосед. Женя протянул руку венгру и сказал:

                --Сервус, Золтан, доставил, как обещал, принимай своих долгожданных гостей.

                --Рад вас видеть, заходите, правда, живу я здесь, как медведь.

                И он засмеялся так, как мог смеяться только прежний Золтан.