Подкидыш

                ПОДКИДЫШ



      Ярославль

         
            Ветер срывал с деревьев жёлтые листья и пригоршнями бросал в окно. Окошки глухо подрагивали, но стойко выдерживали  осаду. Уличный фонарь расшатывался, а отбрасываемый им свет тревожно метался. Погода окончательно испортилась. Октябрь выдался пасмурным, дождливым, неприветливым  и этот день не был исключением. 
            Стрелки часов показывали около одиннадцати ночи.
            Дом ребёнка  погрузился в полудрёму. Он был одноэтажный, барачного типа, но очень ухоженный. Резные розовые ставни, голубые стены.  Высокое деревянное крыльцо, любовно  отстроенное сторожем Михаилом Резниковым, было гордостью Дома. Он часто говаривал: «крыльцо – это наше лицо». Любая комиссия уже от вида крыльца теплела душой.
              Персонал  подобрался  на редкость дружный, ощущал  себя единой семьёй. Детишки росли в здоровой, доброжелательной  атмосфере. Их  воспитывалось здесь  сорок два человека. В тот день, девятого октября 1960 года,  они были накормлены, уложены спать. В Доме ребёнка заступили  в  ночную смену  заведующая, Светлана Владимировна Макарова,  сторож Михаил Степанович Резников, нянечка Тоня Резникова, его жена,  и медработник Елизавета Даниловна Соломко. После  обсуждения неотложных дел на завтра, они  разбрелись  по комнатам.
         Светлана Владимировна не слишком хотела спать, поэтому сначала закончила делать отчёт для статистического управления. Когда веки стали сами собой смыкаться, она  надела мятую ночную сорочку и сладко зевнула, собираясь улечься. Так  уж получилось, что её маленькая комнатка-кабинет  находилась вблизи  детской спальни. Не всякая заведующая встаёт к детям ночью, но Макарова была редким исключением. Как человек, ответственный за вверенные ей детские жизни, она пропускала через себя всё  происходящее в этих стенах.  Своя семья у Светланы Владимировны не сложилась, поэтому она не делила жизнь на «дом» и «работу». 
       На  столе  тускло светила лампа с зелёным абажуром. Светлана Владимировна  улеглась в постель, предварительно взбив худую, серую  подушку, и только протянула руку  к кнопке выключателя лампы, как ухо уловило слабый звук. Ветер завывает, или плачет  ребёнок?  Вот так всегда! Пока ходишь по зданию, не ложишься, дети молчат. Только стоит лечь, погасить свет,  жди, кто-то проснётся…
       Она скоренько сунула ноги в шлёпанцы, накинула халат и поспешила в детскую. В Доме ребёнка  нужно незамедлительно  успокаивать крикунов, не то перебудят всех. В тёмном  коридоре она столкнулась с полной, рябой  нянечкой Тоней,  которая тоже услышала звук.
        - У младенцев, или в ясельной кто-то плачет? – спросила Тоня своим грудным голосом. Светлана Владимировна неопределённо пожала плечами:
        - Ты иди к младенцам, а я в ясли.
Они разделились. Через несколько  минут обе вернулись на место встречи. Тоня ещё издалека сложила вместе ладони и положила их под ухо, что означало, что малыши спят. Странно. И в ясельной спальне тоже  все ребятишки сладко сопели во сне. Кто же  плакал? Плач между тем повторился, на этот раз отчётливее. Показалось, будто младенец плачет у входной двери. Нехорошее предчувствие шевельнулось у  Светланы Владимировны. Помнится, на втором году работы к ней в Дом ребёнка  был подброшен малыш... Они с Тоней поспешили к  двери. Заведующая распахнула дверь, освещая порог карманным фонариком,  и увидела на деревянном крыльце овальную корзинку. В ней оказался  крошечный  ребёнок, который крутил головкой в поисках материнской груди и обиженно плакал, не находя её. В этот миг от  забора шарахнулась чья-то долговязая, сутуловатая  тень с правильной формой головы.
        - Стойте! Подождите!- закричала Светлана Владимировна, намереваясь  догнать убегающего человека. Но куда ей в халате и шлёпках на босую ногу устраивать погони, да ещё в октябре? Человек явно хотел удостовериться, что малыша заберут. Оттого и не сбежал сразу. А сейчас  дело сделано, и он дал дёру.
        «Как можно совершить подобное злодеяние в городе, известном  множеством   старинных церквей? Однако, если в душе  человека нет ничего святого, то количество церквей здесь роли не играет…» С такими невесёлыми мыслями Светлана Владимировна приоткрыла входную дверь, а Тоня бережно взяла корзинку и пронесла  в комнату Светланы Владимировны. На шум подоспела и Елизавета Даниловна, медработник. Она молча поняла, что к чему, тщательно вымыла руки и  вынула  малыша из плетёной «колыбельки». Ребёночка  развернули, он остался в одной  «распашонке», наскоро сработанной из наволочки.
        - Ещё бы немного, и заморозили ребёнка, - проворчала Елизавета Даниловна.
Кстати, им  был очаровательный мальчик, по виду, здоровенький. Малыш перестал плакать, словно почувствовал наступившую определённость. Его  мутноватые глазки  уже сейчас подсказывали  будущий  васильковый цвет. Пуповина ребёночка была совсем свежей,  профессионально перехваченной скобкой.  Всё указывало на то, что мальчик – новорождённый.
        - А ведь малыш-то приметный, - задумчиво произнесла Елизавета Даниловна.
        - Ты о чём? – не поняла Тоня.
        -  Приглядись, Тоня, у него на левой ножке нет большого пальчика, - подхватила Светлана Владимировна.
        -  Да… – расстроилась Тоня. – А такой красавчик!
        -  Будет  Беспалов Антон, - распорядилась Светлана Владимировна.
        -  Почему Беспалов, - понятно. А почему Антон? – удивилась Тоня.
        -  Ну, не Светлан же его называть! Будешь его крёстной мамкой, – запросто сказала заведующая. Я уже раз была крёстной, когда мне подбросили Светочку Карнаухову.
        -  Почему Карнаухову? – на этот раз удивилась Елизавета Даниловна.
        -  Одно ушко было, как подрезанное.
Тоня приняла всё всерьёз, раскраснелась, засмотрелась на «крестника». На миг ей показалось, что из-под «распашонки»  что-то виднеется.
        -  Ой, а что это у него? – Тоня запустила тёплые пальчики под край. Там оказалась наскоро накарябанная записка такого содержания: «Дата рождения - 9 октября 1960 года». И всё. Подкидыш первый день жил на белом свете.

                Х        Х        Х

          Долговязый, соблюдая все предосторожности,  прокрался к приметному многоэтажному дому, который  был огорожен кирпичным забором в человеческий рост.  Сильный ветер был сегодня его молчаливым союзником. На улице почти никого не было, а единичные прохожие зябко кутались в  воротники и не оглядывались по сторонам. Сам парень не чувствовал холода от нервного напряжения.
         В вышеупомянутом доме проживала исключительно элита города Ярославля: начальник Торгснабсбыта, начальник комитета по распределению жилфонда, секретарь ЦК КПСС. Вся внутренняя часть двора была заставлена чёрными «Волгами» и «Чайками». Все чиновники уже погасили свет, отдыхали. Лишь в  высоком окне на втором этаже горел свет. Его  уже ждали. Дежурная благополучно проспала момент проникновения посетителя в дом, удобно  расположившись на  своём вязании.  Долговязый  миновал  пролёт лестничной клетки и постучал в дверь с табличкой «Профессор Ерёмин Е.С.». Открыл сам Ерёмин, дородный, внушительный, чуть лысоватый  мужчина в махровом халате с атласным воротом. На его ногах красовались чёрные кожаные шлёпки, на безымянном пальце левой руки  блестел тяжёлый перстень с чёрным камнем.   Ерёмину было около  сорока с лишним лет. Он держался очень уверенно, даже вальяжно, но, карие глаза - угольки слегка выдавали беспокойство. В правой руке он крепко сжимал фужер с янтарным коньяком.
         - Ну что? Сделал? – спросил он с порога густым басом.
         - Да.
         - Проходи в дом, - только после этого разрешил он гостю.
Тот разулся, и послушно проследовал  в кабинет  за Ерёминым. Там  всё уничтожало своей громоздкостью, массивностью. Тёмный, лакированный стол с чернильницей, паркетный пол, мрачноватая картина в тёмных тонах, тяжёлый шкаф из дуба  с множеством профильной литературы. Евгений Сергеевич Ерёмин был профессором в области физики и преподавал в Ярославском технологическом  институте. Ему принадлежало несколько открытий. Долговязый был его студентом, звали его Виктором Ступкиным.
         -  Рассказывай, - разрешил Евгений Сергеевич, закуривая трубку.
         -  В одиннадцать я подошёл к Дому ребёнка, поставил корзинку у дверей.
         -  Почему только в одиннадцать? – удивился  Ерёмин.- Ты ушёл около девяти.
         -  Не стал отдавать его в первый попавшийся приют. Я ведь, так сказать, ответственен за его судьбу. Нашёл такой Дом, к которому у меня возникло доверие…
         -  Похвально. Номер этого дома запомнил?
         -  Зачем? Планируете в дальнейшем забрать?
 Ерёмин подумал, кашлянул и сказал:
         -  На всякий случай, мало ли, что в жизни бывает?
         -  В темноте  не разобрал…. Вроде, номер один, или семь….
         -  Ладно. Далее?
         -  А дальше и говорить нечего. Мальчик заплакал, на звук вышли две женщины и забрали его.
         -  Тебя кто-нибудь видел? – Ерёмин медленно осушил фужер лишь для того, чтобы сделать равнодушный  вид, и отвлекающе  звякнул им о столешницу.
         -  Нет. Я сразу убежал.
         -  Витя, ты пока выйди из кабинета, - попросил Евгений Сергеевич. – Ступкин  молча повиновался.
Ерёмин приблизился к настенной картине, изображающей женщину с виноградной кистью в руках, отодвинул произведение в сторону. Под ней обнаружился небольшой сейф, встроенный в стену. Быстро набрав комбинацию из пяти  цифр, Ерёмин достал пачку денег. Он отсчитал нужное количество, а остатки вернул на место. К этому времени Виктор  стоял обутым в прихожей.
         - На, тут двести рублей. Бери. Это тебе за беспокойство.
         - Не надо, я лучше пойду, - смутился парень.
         - Возьми. Тебе что, деньги не нужны? Такого не бывает. К тому же,  у меня к тебе  небольшая просьба: забудь эту историю, -  сказал Ерёмин.
         - Понял, - кивнул студент и покинул профессорскую квартиру.
          

                Х        Х        Х

            После ухода Виктора, Евгений Сергеевич долго и неподвижно сидел в тёмно-коричневом  кресле кабинета. На столе стояла початая бутылка коньяка, настольная лампа, канцелярский набор  и непременный атрибут всякого важного человека: семейная фотография в тяжёлой,  бронзовой рамке. В такой рамке и оказалась жизнь Евгения Сергеевича в окружении этих людей….  Ерёмин наполнил фужер. Глаза с неприязнью вычленяли по отдельности каждого члена его семьи.  Вот его чопорная  жена, Амалия Геннадьевна, в девичестве, Шнайдер, с которой он прожил уже  восемнадцать лет. Кареглазые сыновья: беспечный Илья и мягкотелый Никита, соответственно шестнадцати и пятнадцати лет.
 Нет, жену он когда-то любил. Думал, что любил. И детей тоже, пока не случились непредвиденные изменения в его жизни.
           …Эта история началась в декабре прошлого года, когда Ерёмина  пронзила стрела Амура. Он увидел в институте молоденькую студентку Катю Кирсанову и пропал. Влюбился с первого взгляда в это  существо в пушистой шапочке с розовыми щёчками. Катюша была невероятно  скромной при своей красоте, и при встрече стыдливо опускала перед профессором ярко-голубые глаза с густыми ресничками. Волнистые тёмно-русые волосы струились по плечам, а  очертания фигуры  походили на скрипку. Ерёмин и не подозревал, что с ним может произойти такой взрыв чувств! За время преподавания ему, несомненно, нравились студентки, но чтобы так…
           Студенты Катюша Кирсанова и Виктор Ступкин приехали в Ярославль из одного посёлка  под названием Гордеевка, что под Саратовом. Им посчастливилось поступить в первом потоке. Студенты из глубинки  имели приоритет перед городскими. Катя и Витя, как многие молодые люди, страстно хотели вырваться из деревни в город. В городе жизнь кипит, а в деревне что? Свиноферма и птичник. Домой их, конечно, тянуло, но только лишь погостить, пообщаться с родственниками и не более того.
            …Ерёмин потерял покой и сон, всё время думал о Кате. Он стал искать с девушкой встреч. Под разными предлогами оставлял её после лекций,  нарочно  попадался ей на пути помногу раз.
          В один из вечеров, когда девушка осталась дежурить в лаборатории своей кафедры, он поцеловал её в пухлые  губки. Она не оттолкнула. Ерёмин в тот момент  думал, что умрёт от счастья. Потому что, если бы она оттолкнула, то он умер бы от горя.
Катенька не была избалована мужским вниманием, поэтому  ей понравились ухаживания профессора, она даже по-своему полюбила его. Ей льстило его покровительство, готовность уладить любую  проблему. Ерёмин на самом деле совершенно потерял голову. Стоило девушке лишь намекнуть, что в студенческом общежитии в комнате с тремя девушками невыносимо жить, как Ерёмин тут же подыскивал вариант лучше. Если у Кати намечался «хвост» по трудному предмету, профессор улаживал с другим преподавателем и это.
Романтическая пора влюблённости постепенно переросла в страсть. Впервые это произошло в лаборатории физики само собой, так порывисто и стремительно, что они не успели опомниться. Теперь, кроме душевного влечения у них появилось и телесное.
           Ерёмину с тех пор перестало хотеться идти домой. Видеть не мог жены и детей, он постоянно за что-то злился на них. Внезапно выяснилось, что Амалия Геннадьевна отвратительно готовит, что у неё отвис живот. Её причёска  не подобает профессорской жене, а мрачный взгляд отталкивает мужа.  В общем, Ерёмин  мучительно страдал и не видел выхода из этого непростого положения. Тысячи раз он хотел  бросить опостылевшую семью и кинуться в пучину безрассудства. Но, всякий раз его что-то  удерживало его от этого шага. Может быть, имя этому «что-то» – трусость, или нежелание  менять устоявшуюся, удобную жизнь. Он понимал, что пойти на всё  в его случае означало остаться без ничего.
Что он мог тогда предложить девушке? Жениться? Тогда сразу можно  забыть о карьере. Он был членом КПСС и уверенно продвигался по служебной лестнице. Аморальное поведение в его положении было недопустимо: всем известно, что семья – ячейка общества. Интрижка с восемнадцатилетней студенткой, которая была чуть старше его сыновей,  лишила бы его членства в партии. Ерёмину было, что терять.
Сделать её любовницей? Надолго ли  это сохранится в тайне?
           На другой чаше весов лежало его подорванное душевное состояние. На лекциях он мог надолго задуматься, провалиться в свои мысли. А потом спохватиться: «А? Что?» под дружный хохот студентов.
                В результате он принял нелёгкое для себя решение: забыть Катю. Чего ему это стоило, не знает никто. Лишь Амалия Геннадьевна обо всём  догадывалась, и  некоторое время  ощущала себя  словно на пороховой бочке. Ведь речь шла не о банальной измене, а о настоящей любви. Но, как женщина мудрая, она не досаждала мужу. «Не рискнёт», - с каждым днём всё увереннее думала она.   
                Целых три месяца Ерёмину удалось избегать Кати. Он болел, чернел от тоски и бесконечно прикладывался к бутылке. На него стало страшно смотреть: не брит, мят и неухожен. Жена всё это время  стойко терпела и старалась не оставлять его одного. Сменила причёску, готовила только  его любимые блюда и не затрагивала больной темы. Амалии Геннадьевне временами стало казаться, что её тактика начала приносить положительные плоды…
            …В апреле, когда весёлая капель забарабанила по жестяным подоконникам, в институте был объявлен сбор всех факультетов. Студенты и преподаватели сгрудились в актовом зале перед  проведением первого всесоюзного субботника. Декан выступил перед собравшимися с наставительной речью о пользе общественного труда. «Даже Ленин не погнушался нести бревно! Продолжим эту традицию!» - взывал он. Ерёмин почти не слушал блистательной речи, сердце  выпрыгивало из груди. Он кожей чувствовал, что она где-то здесь. Его глаза  метались по разноцветной массе студентов, искали, искали.  Наконец Евгений Сергеевич  заметил Катю. Но что с ней, она больна? Глаза девушки обрамляли тёмные круги, лицо было замученное, а  под кофточкой  едва ли  наметился  животик…
             …Он не помнил, как добрался в тот день до дома. Всё думал, думал, как он так мог? Как же его угораздило? Что теперь будет?! Такие события в те годы никому не проходили даром. В ближайшей перспективе было многолюдное партийное разбирательство с разоблачением действующих лиц. На девчонку надавят, она признается, кто отец ребёнка. А если его имя выплывет наружу, он пропал…
           На следующий день Витя Ступкин организовал ему  встречу с Катей.
            Разговор  выдался на редкость тяжёлым. Евгений Сергеевич  уговаривал девушку  избавиться от нежелательного ребёнка. Тянуть не имело смысла: скоро беременность станет  заметной, и у Кати начнутся  большие неприятности. Но она  только упрямо качала головой, не желая ничего понимать, а крупные слёзы капали на пол. Катя в глубине души рассчитывала, что ребёнок – достаточный аргумент, чтобы Ерёмин, наконец, женился на ней. Думала, он увидит её с животом, и растает, как  сахар.
           Но Евгений Сергеевич вовсе на это не рассчитывал, оттого и расстался с ней! Кто мог подумать, что так получится? Ребёнок вовсе не входил в его планы. Поэтому он  продолжал объяснять Кате, что он-то мужчина, ему легче выйти сухим из воды, а вот  Кате придётся туго.
            -За свою шкуру боитесь? Вылететь с нагретого местечка не хочется!? - выкрикнула Катя.  Ерёмин  ушам не поверил, что его кроткий ангел может  быть так жесток и выплёвывать обвинения, словно бритвы…Он окончательно растерялся, не знал уже, какие аргументы использовать, не узнавал «свою Катю». «Ну, как же эта глупая девчонка не понимает, что   станет изгоем в собственном  посёлке, если посмеет явиться туда с ребёнком. На люди не сможет показаться, наслушается  злых усмешек в спину!». Но Катя  только роняла:
           - Нет, нет, нет.
 Дело было даже не в том, что ей страстно хотелось заполучить Ерёмина. Нет. Она  панически  боялась аборта на таком сроке. В их посёлке был  случай: соседка, тётя  Валя решилась на криминальный аборт  с меньшим сроком. Всё закончилось заражением крови, в результате чего у неё остались трое сирот. Катя вбила себе в голову, что может погибнуть.
           Ерёмину ничего не оставалось, как, соблюдая все предосторожности, снять ей квартиру и дожидаться появления ребёнка. Он помог устроить Кате академический отпуск на год (по состоянию здоровья) и взял содержание девушки на себя. Единственное, что от неё требовалось, - совсем не выходить из дому. Он два раза в неделю с  немецкой пунктуальностью  забегал к ней, приносил яблок, творога, сметаны, мыла, лекарств, одним словом,  всего необходимого, и не забывал вскользь уронить, что ребёнок  испортит ей  жизнь. Как только девушка начинала неважно себя чувствовать,  Ерёмин с готовностью  говорил: «Вот видишь? От него одни неприятности! И это только начало!».
           Катю никто не видел беременной. В институте, благодаря Ступкину, был пущен слух, что у Кати тяжело заболела мать, и она уехала ухаживать за ней. Виктор Ступкин свято держал тайну. Для Кирсановой он был и связным, и доверенным лицом. Он за двоих рапортовал в Гордеевку, что у них всё в порядке: повышенная стипендия, замечательные комнаты в общежитии, всего по четыре человека,  и насыщенная общественная жизнь.
           …Восьмого октября Виктор прибежал домой к профессору, для виду,  с рефератом. Но в конспирации необходимости не было, Амалия Геннадьевна с сыновьями уехала с ночевкой  к  сестре Эвелине под Ярославль. Виктор горячо прошептал:
           - У Кати, того…Схватки начались.
Ерёмин забегал по квартире, не зная, за что хвататься. Он позвонил частной акушерке, продиктовал адрес Кати и велел  немедленно явиться. Взял некую сумму денег на непредвиденные расходы и поехал с Виктором в квартиру. Девушке было совсем плохо. Нездоровый румянец покрывал щёки, глаза лихорадочно блестели. У бедняжки час назад отошли воды, и она  стонала от волнообразных схваток. Катенька оживилась при виде пришедших и прошептала:
            -  В больницу, пожалуйста…. Отвезите меня в больницу…
            -  Да ты в своём уме?! – прикрикнул Евгений Сергеевич. – Для чего ты полгода скрывалась? Чтобы так бездарно засветиться в больнице и тем самым прогреметь на весь Ярославль?! Ты рожаешь дома.
            - Ой, нет, - испугалась  Катя.  – Мне так плохо, страшно….Вдруг я умру?
            - Сейчас подойдёт акушерка, потерпи немного, - мягко проговорил Виктор. – Скоро всё будет позади. - Он гладил её по голове и успокаивал, как умел, до самого прихода акушерки. - Всё будет хорошо, мы, гордеевские, крепкие!
             Но он ошибся. Роды выдались на редкость тяжёлыми и продлились бесконечно-долгие сутки. Малыш  шёл  ягодичками и застрял. Катенька уже ничего не соображала от продолжительной боли,  перестала работать и приготовилась умирать. Она почти ненавидела  ребёнка, который так мучил её. Акушерка сама перепугалась не на шутку, засудят ведь  за загубленную душу, как пить дать. Она то и дело крестилась и обращалась к потолку: «Спаси и сохрани!» Мужчины  нервно мерили шагами  квартиру, не смея переступить порога Катиной комнаты. Но тут вмешались высшие силы, мальчик всё же родился и закричал.
           -  Ну, вот и всё, - подвела итог акушерка. Она оставила роженицу отдыхать одну после тяжёлых родов. Малыша унесла в другую комнату, хорошенько рассмотрела и сообщила мужчинам, нерешительно мявшимся  у двери:
           -  Подойдите сюда.  Всем хорош малец, только пальчика на ножке нет!
На лицах мужчин отразилось удивление, но с разными оттенками: Ерёмин открыл рот и замер, с его прежними детьми было всё в порядке, а Ступкин  задумался.
         …Бедному малышу даже не купили распашонку.  Пришлось рвать наволочку, проделывать в ней дырки для ручек и надевать… Акушерка обещала не оставлять Катю  и помочь ей восстановиться после родов. После недолгих сборов она покинула квартиру, получив от Ерёмина достойную оплату.








                Х         Х         Х


              Сразу после рождения ребёнка Катя и Евгений Сергеевич расстались. Не могли общаться  как прежде  после пережитого.
              …Прошло десять лет. За это время многое изменилось. Катенька превратилась в интересную  женщину с причёской-каре, статной фигурой и совершенно несносным характером.  Она за это время успела побывать сначала Гурьевой, а затем  Прошкиной. Первый брак  был несерьёзный, перестраховочный. Все Катины подружки повыскакивали замуж, а она засиделась. В какой-то момент  показалось, что она и вовсе останется старой девой, если станет долго «крутить носом». В гостях её познакомили с парнем, Лёней Гурьевым. Он был во всём положительный, спокойный, и самое главное – непритязательный. Он не горел желанием  встретить именно невинную девушку,  был патологически не ревнив. Катенька тут же «взяла быка за рога» - уведут такую удобную кандидатуру! Она весь вечер не сводила с него томных глаз, а когда  настала пора «белого танца», припала к уху Лёни и, обдав его жарким дыханием, прошептала: «Все присутствующие так банальны. А ты совсем не то,  из совсем другого теста: надёжный, сильный, на баб не падкий. Если ты не против, пойдём, проводишь  до дома, и поднимемся ко мне..» У Катеньки была съёмная квартира. Через полгода они поженились, переехали в Лёнину однокомнатную квартирку в центре. Всё бы ничего, но Лёня был спортсменом и по большей части отсутствовал дома. То выступал на сборах, то задерживался на тренировках. Катю такое положение вещей в общем устраивало, ведь пылкой любви между ними не было. И детей у Гурьевых не было. Да и как они могут появиться, если супруги виделись от силы три месяца в году? Прошло два года, и Катя  во время семейного  ужина буднично предложила Гурьеву расстаться. Основным аргументом было то, что Катя – женщина, ей необходимо тепло и ласка. Искать любви на стороне  ей не хочется, не так воспитана, а с  гурьевским образом жизни перемен не предвидится. Странно, но Леонид  словно обрадовался, что всё разрешилось само собой. Оказывается, брак тяготил его.
                Вторым мужем  Катеньки был Валерий Прошкин, инженер. Катя не всё рассказала Леониду при расставании. Валерий  появился  у неё  в  последние три месяца, пока Гурьев усиленно готовился к олимпиаде. Теперь у Кати  всё было серьёзно. Это был не «лишь бы брак», а любовь с большой буквы. Отношения складывались  красиво, в паре  были  и любовь, и ревность, и ежедневное общение. Они  кое-как выждали полгода после Катиного развода и поженились. Катя сменила причёску, отрастила длинные волосы и покрасила их в белый цвет. Так нравилось Валерию, и, отчасти для того, чтобы начать новую жизнь. У новоявленного мужа не  угасало желание обладать женой. Он хотел её всё время. Вспышки любви настигали молодожёнов повсюду. Первый год  они не предохранялись, ведь Валерий мечтал о ребёнке. Но  детей почему-то  не было.  На  третьем  году совместной жизни Валерий заволновался, отчего  у Кати  не получается забеременеть. Он был совершенно здоров.  Катю и саму очень волновал этот вопрос. Если с первым мужем она не переживала по этому поводу, списывая  всё на выездной образ жизни мужа, то теперь всерьёз испугалась. Обратилась к лечащему врачу и получила неожиданный  ответ: ей невозможно иметь детей. Тяжёлые роды в раннем возрасте принесли непоправимый вред здоровью. Даже не сами роды, а не надлежащий послеродовой уход и игнорирование врачей. Обратилась бы Катя своевременно, всё можно было бы исправить. Но, как говорится, паровоз ушёл. Сказать мужу об этом она так не решилась, не хватило смелости. Валерий искренне считал, что семья без ребёнка – неполноценна, поэтому ей не хотелось своими руками рушить семейную жизнь. А вдруг произойдёт чудо? Она решила пустить всё на самотёк. 
             Катерине было уже  двадцать восемь, она работала  в Статистическом управлении в должности методиста. Коллектив был сплошь женский. Сама жизнь как будто не давала Кате покоя, всё время косвенно напоминая о детях. Сотрудницы бесконечно обсуждали проказы милых сердцу чад, особенности их развития. Дома было не лучше. Валерий, как специально, часто заводил разговоры о будущем  сыне.  Спустя время мечты о ребёнке переросли у него в навязчивую идею. Этому ещё способствовала его мама,  Анастасия Дмитриевна Прошкина, которая  страстно мечтала  стать бабушкой и уже связала двадцать пар пинеток. Каждый месяц Валерий тревожился: «Ну что?», а Катя неизменно отвечала: «Ничего». 
             Она упорно  продолжала скрывать, что причина её бесплодности  заключается  в осложнении из-за ранних родов. Пришлось бы рассказывать мужу о профессоре. Зная Валерия, это было невозможно. Он о первом-то муже слышать не мог, весь покрывался пятнами ревности.
             … В  день 8 марта Катя  пришла домой с тортом в руке  и обнаружила  странно пустую прихожую. Где ботинки мужа, пальто?  Наверное, решил преподнести ей сюрприз! Катя заулыбалась своим мыслям и на цыпочках прокралась в кухню. Открыла холодильник, там непременно должно было оказаться хорошее вино. Пусто. Нехорошее предчувствие захлестнуло её. Она подбежала  к платяному шкафу и дёрнула дверцу. На отдельных «плечиках» висела  лишь Катина одежда. В ванной тоже исчезли все признаки мужчины: помазок, лезвия «Спутник» и огуречный лосьон…Муж ушёл.
             Это было самым сильнейшим разочарованием в её жизни. Катя  впала в жуткую депрессию, не хотела жить. Ну отчего у неё всё, не как у людей? Всё наизнанку? Может быть, это проклятие какое-то? А ведь есть за что…. За грех. Позволила манипулировать собой и отдать сына в приют. Побоялась огласки и обрекла невинную душу на страдания, лишила матери. Пошла на поводу у Ерёмина. Только с одной маленькой разницей: дражайший Евгений Сергеевич, как жил, так и живёт в своей семье и продолжает иметь привилегии. А Катя? Оплакивает пустое супружеское ложе и имеет в послужном списке два брака. А ведь грехи нужно замаливать… Катя внезапно для себя приняла  решение жёсткое, важное и меняющее всю жизнь на 360 градусов: она отыщет мальчика, чего бы ей это не стоило. Пусть её осуждают, пусть не понимают. Ей всё равно.




                Х       Х       Х


           В  последние десять лет жизнь Евгения Сергеевича вовсе не была усыпана лепестками от роз, как представлялось Катерине. Он не так давно схоронил жену Амалию Геннадьевну, причиной преждевременной смерти явилась острая пневмония.
           Старший сын Илья  не оправдал его надежд. У мальчика были блестящие способности в математике. Ему прочили яркое будущее. Но, к сожалению, Илья  оказался очень внушаемым  человеком. После смерти мамы он избавился от её жёсткого контроля и  целиком  попал под влияние  группировки под названием   «Золотая молодёжь». Эта самая молодёжь  вела себя самым хулиганским образом. Она считала, что членам группировки всё позволено, что они – избранные. А те, кто не с ними, полное ничтожество.  Мнение  отца и Ильи  по этому поводу различалось, как чёрное и белое. Илье невозможно было ничего доказать, его глаза сверкали ненавистью, рот изрыгал проклятия. Старший сын отрастил длинные волосы, как хиппи, и стал совершенно неуправляем. Как выяснилось чуть позже, парень пристрастился к наркотикам. Но отцу было невдомёк, что творится с сыном. Он понятия не имел о наркомании и никоим образом не связывал  эти  вспышки гнева и постоянные перепады настроения с болезнью. Думал, парень  так своеобразно переживает смерть мамы. Если бы Евгений Сергеевич хотя бы догадывался, что сын болен, то принял бы меры: отправил в клинику, пресёк общение с дружками. Но он пребывал в священном неведении. Ну, слушает парень новомодные песни со стеклянными глазами,  и пусть. Несколько раз Евгений Сергеевич  пытался пристроить чадо на работу, но попытки срывались почти сразу. Куда только делись его способности? Дольше недели Илья  нигде не задерживался, зарабатывая везде одни лишь нелицеприятные отклики в свой адрес. Первым делом его просили привести себя в порядок, но без толку, стричь свои сальные локоны он наотрез отказывался. Даже если его брали на работу, припоминая былые заслуги отца, он  умудрялся  запороть любое задание, потому что был рассеян, необязателен и вспыльчив.
            …Во время очередного сборища молодёжи на Новый, 1970 год,  Илья погиб при странных обстоятельствах. Его то ли выбросили из окна пятого этажа, то ли он сам свёл счёты с жизнью.
              Ерёмин совсем отчаялся. За  год с лишним двое похорон – это очень много... В  печальных  заботах он чуть было не упустил младшего сына, Никиту, свою радость и отраду. Вот, кто никогда не огорчал отца, был ласковым и послушным мальчиком. С таким ребёнком не страшна одинокая старость. Одно лишь обстоятельство беспокоило отца: Никита совсем не интересовался девушками. А ведь ему  уже двадцать пять… Пора бы уже подумать о семье. В один из вечеров, за  чаем, Евгений Сергеевич поднял в разговоре эту тему. Никита опустил голову, покраснел и выдал отцу, что женщины его не интересуют. Он не такой, как все, и любит… мужчин.
               …Вой сирены «Скорой помощи» перебудил всех жильцов элитного дома. Многие соседи сочувственно  смотрели из окон, как на носилках  несут Евгения Сергеевича. Несут головой вперёд, стало быть,  жив. Но, впервые в жизни, Ерёмин не был рад этому…. Сердце не выдержало потрясений последнего временного отрезка. Оно бесновалось, извергая кровавые слёзы, от которых всё внутри пекло…




                Х        Х         Х


          Виктор Ступкин  жил просто замечательно. После окончания института судьба подарила ему отличный  шанс, - его распределили  работать на оборонный завод в Москву. Исполнительный, безотказный парень сразу влился в коллектив. Работа в его руках спорилась, заработная плата была очень хорошая. Сначала ему предоставили от завода комнату в коммунальной квартире, а спустя  семь лет  Виктор получил отличную двухкомнатную квартиру в новостройке. К тому времени он уже был женат на москвичке Лиде и имел двух  дочерей, Машу и Наташу.
          Особенностью работы на данном предприятии были обязательные медицинские осмотры. Они есть на многих предприятиях, но  на  оборонном заводе имели особое назначение. В его стенах проводились секретные эксперименты, и руководство должно было убеждаться в их безопасности. Во время самого первого осмотра Виктор был обязан пройти всех специалистов без исключения. Врачи не могли не отметить его исключительного здоровья. Только одному ортопеду Виктор  пожаловался на боль в левой стопе. После продолжительной ходьбы её сводило болезненными спазмами. Врач не мог не отреагировать на жалобу и попросил парня разуться и походить по специальному коврику с мягкими резиновыми ворсинками.
Действительно, было небольшое отклонение от нормы. Нарушение было вызвано смещением центра тяжести стопы, потому что на левой ноге Ступкина отсутствовал большой палец…

          … Дочерей Виктора  миновала беспалость, она передавалась в роду Ступкиных  лишь по мужской линии. У отца Виктора,  Матвея Гавриловича Ступкина, было пять братьев, и ни у одного не было большого пальца  на левой ноге. У самого Вити был младший брат Вася, который тоже ничем не отличался от остальных Ступкиных.
          … В те годы, когда Ерёмин страстно полюбил Катю,  Виктор оказался между огнём и наковальней. Голубки с двух сторон наседали на него. Евгений Сергеевич часто просил, чтобы парень устроил влюблённым  встречу, либо прикрыл их.  А Катя после  жаловалась Вите, что профессор лишь использует её и никогда не женится. Бедный Виктор не знал, как  вырваться из этого Бермудского треугольника, у него и своих проблем было достаточно.  В один из вечеров Катя пришла к Вите в общежитие и  расплакалась на груди. Ступкин привычно стал утешать землячку.  Соседи по комнате как раз  ушли на футбольный матч, и выдалась возможность поговорить без присутствия чужих ушей.  Катерина трагически сообщила Вите, что профессор решил её оставить. Слёзы градом  лились из прекрасных васильковых глаз.  Она была настолько трогательной, что Витя, подчинился сиюминутному порыву и поцеловал её. Кирсанова  раскрыла удивлённые глаза и с интересом и одновременно испугом поглядела на Витю. Он и сам не мог себе объяснить, зачем сделал это. Но тогда словно бес вселился в него, он продолжил её целовать и обнимать, расстёгивая пуговки на блузке, пока не произошло то, о чём он впоследствии неоднократно жалел. Всего один раз. Назавтра они не могли  глядеть друг другу в глаза и поклялись обо всём забыть.
            Позже, когда Ступкин узнал о Катиной беременности, то испугался не меньше Ерёмина. А вдруг ребёнок – его? На всякий случай Витя  держался  ближе к ним, чтобы знать, какие веяния идут. Профессор к счастью решил, что ребёнок от него. Это умозаключение было на руку всем участникам истории. Постепенно Виктор и сам  убедил себя, что просто не мог стать отцом с первого раза. Сама Катя не знала наверняка, кто отец мальчика.  Но когда Ступкин впервые увидел левую  ножку малыша с наследственным признаком, у него внутри всё оборвалось. Виктор на мгновение испугался, что Ерёмин догадается.
 Если даже он не обратит внимания на отсутствие пальчика, то взглянет хотя бы на глазки младенца! У  профессора были  глаза чёрного цвета,  а у мальчика – голубые, как у Вити  и Кати….Если бы  Ерёмин обладал хоть каплей здравого смысла, то заподозрил бы неладное. Но, он настолько прикипел к мысли, что ребёнок его, что даже рождение монгола не смутило бы его. Первейшим порывом Виктора было избавиться поскорее от своей ошибки молодости, к тому же, Ерёмин вполне разделял это мнение. Витя в спешке уложил малыша в плетёную корзинку, это был первый предмет,  попавшийся под руку, и выскочил из дома. По улице Виктор  шагал, озираясь, как затравленный зверь. Страх  гнал его в спину.  Постепенно  на него нахлынули неведомые  чувства: стало до боли жаль сопящего ребёнка, кровинку, он ощутил себя последним негодяем. Ну, хорошо. Допустим, он оставит сына себе, а что дальше? Как же учёба? Кате мальчик не нужен. Нанимать няньку-кормилицу?  Как отреагирует Ерёмин? И, наконец,  что он скажет дома, в Гордеевке? Сразу всплыл образ отца, щепетильного счетовода Матвея Гавриловича в клетчатой рубахе, вязаной жилетке и круглых очках, который умудрялся держать в страхе всех домочадцев. Он скажет: «Я всегда знал, что ты никчёмный, мамкой зацелованный. Доцеловалась?- (матери). - Выросло ничтожество! Я вам покажу, как Ступкиных позорить!»
            На самом деле Виктор  не так долго искал Дом ребёнка, как объяснял Ерёмину. Час он просто сидел на скамейке в сквере и искал выхода из сложного положения. Не мог ни на что решиться. Виктор не был злым человеком. Его  воспитали в строгости и справедливости, поэтому он  понимал, что поступает против совести.
Ребёнок сам подтолкнул Виктора к решительным действиям: продрог и стал плакать. Ступкин вырвал клочок бумаги из блокнота и нацарапал замёрзшей авторучкой  дату рождения малыша. Запустил руку под одеялко, нащупал животик и оставил записку там. Малыш и не думал успокаиваться, кричал надрывно и громко.  Редкие прохожие стали с  опаской поглядывать на молоденького, высокого парня с корзинкой. У одной старухи был такой подозрительный вид, что Ступкину почудилось, будто она сейчас вызовет милицию. Ещё издали Виктор заметил низкий голубой барак с детской площадкой на прилегающей территории. На верёвках сохли несколько десятков пелёнок.  Он решил, что это либо детский садик, либо то, что ему нужно…
            …Ступкин почти позабыл дела прошедших лет. Ему временами стало казаться, что это было не с ним. Он жил в Москве, в семейной стабильности. В один  из  вечеров  раздался телефонный междугородний звонок.  Виктор снял трубку:
            - Да? Слушаю вас.
            - Алло! Алло! Витя, ты? – закричал  женский голос.
            - Да, я, а  с кем  имею честь? – не узнал Виктор.
            - Это Катя, бывшая   Кирсанова! Узнал?
Да, он узнал. И совсем не обрадовался этому. Его жена Лида стояла  близко к  Вите и  поинтересовалась  кивком головы, кто звонит? Виктор зажал трубку и одними губами ответил, что это землячка из Гордеевки. В их  дом частенько заезжали гости, которые волей случая оказывались в Москве. Лида, удовлетворённая ответом, вышла из комнаты, чтобы помочь четырёхлетней Маше справиться с колготками.
            Катя этим временем  кричала, пытаясь пересилить треск в телефонной трубке:
            -  Витя! Я, конечно, понимаю, что это  не телефонный разговор, но и письмо написать я тоже не могу, вдруг твоя жена прочтёт. Ответь, помнишь ли ты, что было десять лет назад?
            - Да, а в чём дело? -  насторожился  он. Ему сильно захотелось прекратить разговор. Эта история долгие годы точила его изнутри, но Лида ни о чём не догадывалась.
            -  Вспомни, умоляю, в который Дом ребёнка ты отдал мальчика? – срывающимся голосом  прокричала Катя. По тону, голоса  Виктор понял, что  Катя настроена решительно.
-  Зачем тебе это? Было темно, я долго плутал по дворам….
-  Ну, пожалуйста, напряги память. Мне очень нужно!
-  Катя, что ты хочешь? –  прошептал он, косясь на  дверь. За ней вроде что-то  прошуршало. – Что ты ворошишь прошлое? На что тебе это надо?
-  Мне нужен этот ребенок! -  с вызовом  заявила Катя.
-  Зачем? – побледнел Ступкин.
-  Заберу его, - голосом, не терпящим возражений, сказала она.
-  Ты уверена?
-  На все сто процентов, - заверила его Катя.
-  Ладно, – упавшим голосом  сказал Виктор. - Это был барак, низкий и деревянный. С крыльцом. Номера не разобрал.
-  Ну и ориентир! И сколько в Ярославле  бараков? Сорок? Пятьдесят? Ну, хоть что-то вспомни, особенности какие-нибудь! – умоляла она.
- Катя, давай начистоту, - зашептал Ступкин, озираясь. -  Ты десять лет не проявляла никакой активности. Что-то изменилось?
- У меня после того случая…нет детей, и не будет никогда,- тихо сказала  она.
- А…забрать решила?- Виктор задумался, хорошо это для него, или плохо. Похоже, плохо: вдруг она привезёт его в Гордеевку?! Он живо представил, как  мальчонка бежит босиком  мимо забора Ступкиных и у отца от изумления  выпадает из рук амбарная книга. Виктор отогнал от себя видение, разом вспотел, и устало произнёс:
-  Кать,  дело проигрышное, поверь.  Даже если тебе посчастливится отыскать тот Дом ребёнка, учти,  дети там живут только первые три года своей жизни. В который  именно детдом он переведён, неизвестно.  А если его усыновили, то пиши, пропало!
- Это мои проблемы. Я должна откуда-то начать распутывать клубок!
-  И кого ты спросишь? Васю, Петю? Кроме даты рождения на него не было никаких данных.
-  Ты вспомнил, куда его отнёс? – сухо переспросила Катя.
-  Номер этого Дома то ли один,  то ли семь. Это всё.
- До свидания, - печально сказала Катя.
- Прощай, -  хмуро ответил Виктор.
Он ещё долго стоял с телефонной трубкой в руке и думал, к чему ему эти проблемы? Лида наверняка заметит, как он изменился в лице, и  станет допытываться, что случилось.
- Кто эта Катя, и о каком ребёнке речь? - ледяным голосом  спросила Лида,  бесшумно подошедшая к Вите.
Он вздрогнул, глуповато улыбнулся одной стороной лица и икнул.





                Х           Х            Х

            
            Санитарка  Тоня Резникова  вернулась домой с ночной смены. Дома, как всегда, чистенько, прибрано. На столе  стоит завтрак, прикрытый салфеткой. Ну-ка, что там? В тарелке лежали два яйца, сваренных вкрутую и  ломтики сыра. Даже хлеб нарезан!
В который раз Тоня поблагодарила судьбу за сына, подаренного ей судьбой. Мальчику всего десять, а он рассудительный и заботливый. Не всякая дочь в десять лет способна на это.
           …Первые три года  Антоша жил в Доме ребёнка. За это время Тоня искренне привязалась к мальчику. Её муж, сторож Михаил Степанович,   полюбил бойкого, смышлёного мальчонку. Антоша  развивался не по годам, был выше сверстников и всё хватал на лету. Быстро выучился разговаривать и считал Тоню родной мамой. Она, в свою очередь,  тайком подсовывала ему игрушки и конфетки и заливалась румянцем, когда тот обнимал её своими  нежными ручонками.  Когда подошло время распределения трёхлетних детей, Тоня серьёзно поговорила с мужем  об усыновлении.  Он и сам хотел взять мальчика,   привязался к нему. Антошка ни раз приносил ему гайки и шурупы, найденные  во время прогулки, - хозяйственный.  Резниковым нимало  пришлось  побегать по инстанциям, собирая справки. С усыновлением возникли непредвиденные затруднения.  Михаил Степанович имел дурные привычки, часто выпивал и не расставался с трубкой. Поначалу  усыновить мальчика  не разрешили. Но неудача только подстегнула Резниковых, они с новыми силами взялись за дело. Михаил Степанович стал умереннее себя вести и занялся спортом. По параметрам жилплощади Тоня и Михаил годились в родители,  но отыскалась новая причина отказа органов опеки и попечительства - это  низкий доход в семье. Действительно, жили Резниковы очень скромно, и перемен не предвиделось. Недостаточное образование не позволяло найти другую работу.   Тоня чуть было не опустила руки, но Светлана Владимировна помогла положительными характеристиками и звонком кое-куда, в результате мальчик сделался Антошей Резниковым. 
             Супруги были вознаграждены. Антошка оказался чистым золотом:  хорошо учился в школе, помогал родителям  и не создавал никаких проблем. Они уже не помнили времени, когда жили без него. И не собирались ничего менять. А перемены сами собой стучались в дом…
           …Тоня без аппетита завтракала, сведя брови на переносице. Вчера на дежурстве в Дом ребёнка  пришла  молодая, симпатичная  женщина в тёмных очках. Она сразу кого-то напомнила  Тоне, но кого именно? Эту дамочку Тоня раньше никогда не видела, оттого насторожилась. Женщина  искала заведующую, Светлану Владимировну. Тоня, повинуясь непонятному порыву, сделала то, чего раньше никогда не делала: села под дверью, чтобы  подслушать разговор.
Незнакомка заговорила с порога, причём довольно высокомерно оглядев заведующую:
            - Вы  Светлана Владимировна?
            - Да, я. Вы  что-то хотели? Я сейчас занята, - не слишком любезно ответила  она, уловив превосходство и почувствовав раздражение. Она была человеком взрывным.
            - Понимаете…, - немного подобрел голос незнакомки, - я разыскиваю ребёнка, мальчика. Его похитили у меня десять лет назад, и подкинули в ваш Дом ребёнка. Она акцентировала  внимание именно на слове «подкинули».
            - Вы уверены, что именно в наш? – удивилась заведующая.
            - Да. Дело в том, что я обошла все приюты, узнавала информацию за 1960 год по поступившим  детям.
            -  Вы что, сотрудник прокуратуры?
            -  Нет, я – обманутая мать. Помогите, пожалуйста! – Незнакомке даже удалось добиться слезы в голосе.
При этих словах Тоню, сидящую под дверями,  охватил такой животный ужас, что она чуть не свалилась. Антон!
           -  Будьте любезны, паспорт.
           -  Ах, да, - незнакомка после недолгих поисков  извлекла документ из плетёной сумочки, больше похожей на кошелёк. Заведующая бегло ознакомилась с документом и вернула.
            -  Десять лет назад, говорите? - задумалась Светлана Владимировна. Выражение лица у неё сменилось на  презрительное. - Что-то вы поздно хватились, милочка. Да и правда, когда вам было хватиться? Два брака – это не шутка, а ребёнок подождёт, пока мамочка устроится, - съязвила она.
            -  Так получилось, - неопределённо ответила та, пряча глаза за тёмными стёклами очков.
           - Вы полагаете, ребёнок – это игрушка? Хочу, поиграю и выброшу, а через десять лет заберу, а он останется такой же, как и был? Без характера, без эмоций? – завелась Светлана Владимировна.
            -  Не надо так со мной, ведь вы ничего не знаете…, - чуть не заревела незнакомка.
            -  Присядьте-ка  на стульчик. За  весь период  работы лишь дважды…
Она не успела договорить фразу, как красная Тоня   влетела в кабинет, что при её габаритах было опасно, и закричала:
            - Скорее, в ясли,  у Павлика Субботина снова приступ эпилепсии! - Тоня, не дожидаясь ответа,  схватила Светлану Владимировну за рукав и поволокла  к выходу.
            - Что ты себе позволяешь? – зашипела  Макарова, чувствуя себя, как на буксире.- Иди к Лизавете в медкабинет!
            -  Вы не понимаете! На самом деле с Павликом всё в порядке. Мне просто нужно было вас выманить  кабинета.- Тоня перевела дух. - Не рассказывайте ей об Антоне, прошу вас! – умоляюще проговорила Тоня. – Я не отдам мальчика, он мой. А она станет ходить и душу ребёнку бередить. Гляньте на неё, одно лицо с Антоном! Мамашка-кукушка! И вообще, что за дела: хочу - отдам, хочу – заберу! Дети - это не игрушки! Раньше надо было думать! Пожалуйста, не выдавайте меня.  – Она вся сжалась и  с ужасом поглядывала на  Светлану Владимировну в ожидании приговора. 
Макарова  несколько секунд помолчала:
            - А ты ещё и подслушиваешь?
Тоня густо покраснела.
            - Ну, и кто из вас после этого настоящая мать? Та, что почувствовала, что её ребёнок в беде. То есть – ты, Тонечка! Даже подслушать решилась, что для тебя несвойственно! Да что ты вся трясёшься, дурёха, не выдам  я тебя.- И уж совсем голосом заговорщика сказала Тоне:
            - Сама бы так сделала.- И подмигнула.
            - Спасибо! – воскликнула Тоня, не веря ушам. В другое время за подобное она получила бы нагоняй, а тут…. – Не забуду вашей доброты!
Светлана Владимировна вернулась в комнату.
            - Как Павлик? – поинтересовалась незнакомка.
            - Какой Павлик? – не сразу поняла заведующая.
            - С эпилепсией.
           -  Ах, Павлик! Хорошо. Так о чём мы беседовали? Я отвлеклась.
           -  О ребёнке. Вы сказали, что детей вам подкидывали лишь дважды.
           -  Это правда.  В 1960 году  к нам действительно был подброшен мальчик. Но его усыновили, и его след был потерян.
           - Да как же потерян? А сопроводительная документация?– не поверила  незнакомка.
          -  Вы думаете, я выдам документы кому попадя, с улицы? Сегодня вы Екатерина Прошкина в очках, завтра Дарья Минаева с химзавивкой, послезавтра лиса-Алиса…
          -  Я всё поняла, - зло сказала незнакомка. – Вы же ни черта не помните!!
           - Милочка! Я здесь  бессменная заведующая уже тридцать лет, и помню каждого ребёнка, - голосом, не терпящим возражений, пригвоздила  Светлана Владимировна.
            - Ну, тогда кто его усыновил? Фамилию хоть скажите, если у вас такая феноменальная память! – с вызовом вскрикнула незнакомка, поднявшись  с вытертого стула. Она поставила руки на стол.
            -  Таких сведений не даём.
            - До меня наконец дошло: вам нужны деньги!! Как же я раньше не догадалась?!
           -  Свои деньги оставьте при себе, - тихо, но ясно сказала Светлана Владимировна.
            -  Под каким именем он поступил, хотя бы скажите! – взмолилась  женщина.
            -  Вам не ясно? Таких сведений не даём,- повторила Светлана Владимировна.
            -  А ну, говори быстро! Я тебе сейчас устрою!- вдруг озверела  незнакомка, сжимая кулаки. Сама Светлана Владимировна была не робкого десятка и страшно разозлилась:
            -  Чего ты сказала?! А ну, пошла вон отсюда, кукушка! И чтоб духу…
            В коридоре раздался чистый  детский голос:
            - Мам, ты где? Мам, ну куда ты запропастилась?!
Это Антошка разыскивал Тоню, чтобы предупредить, что они с классом  едут в цирк. Мальчик хотел разжиться хоть бы рубликом на пирожные и газировку.  Он ходил по длинному коридору, заглядывал во все двери подряд и тянул: «Ма-ам!»  В тот момент, когда  незнакомка  вылетела из кабинета не без помощи Макаровой,  ребёнок поравнялся с нею. Лицом к лицу она столкнулась  с высоким, голубоглазым, красивым,  гладкокожим  мальчиком,  лет десяти и замерла:
             - Как тебя зовут, мальчик? –  с хрипотцой спросила она.
             - Антон, - добродушно ответил тот.
             - А фамилия?
             - А, вот ты где? – раздался голос Тони. – Ты меня искал? – Антон обернулся в сторону  матери и сообщил:
             - Мама, мы с классом едем в цирк. Дай рубль, пожалуйста.
             - Нету! У меня последняя трёшка осталась.
             - А у папы есть?
             - Пойдём, у него и спросим! И не болтай с посторонними, учишь тебя, учишь! – прикрикнула она, увлекая  ребёнка за собой.
Катя поглядела вслед быстро удаляющейся паре, и подумала, что более непохожих маму и сына она ещё не видела. Тоня полная, невысокая, рыжая, с  веснушками повсюду. Веснушки были у неё даже на ушах.  «Может быть, мальчик пошёл в отца?» - предположил Катин  внутренний голос, пока ноги непонятно зачем следовали  за парой. И, словно в ответ, к своей семье  подошёл сторож Михаил.
             -    Привет, сынок. Какие проблемы?
- Пап, дай рубль…
- Нету, мой хороший…
            Катю ждал сюрприз. Беглого взгляда было достаточно, чтобы увидеть в нём цыганские корни: на  смуглом  лице светились жгуче-чёрные глаза, а  гриве вьющихся волос можно было позавидовать любой женщине.... Оставалось загадкой, что такой красавец нашёл в совершенно неинтересной Тоне. Здесь два варианта: либо он взял её с ребёнком, либо…
   
          




                Х         Х          Х

            Профессору Ерёмину немного  полегчало. Интенсивная терапия начала приносить плоды. Он лежал в отдельной палате для особо важных пациентов.  Сердце почти не ныло, о Никите он старался не думать – врач строжайше запретил волноваться. В больнице Евгению Сергеевичу представилась возможность отдохнуть, пусть при таких безрадостных обстоятельствах. Он  переосмысливал всю свою жизнь. Что он сделал хорошего, кого вырастил, правильно ли жил? Ради чего он положил свою жизнь к жертвенному камню  семьи? Отплатила ли ему семья тем же? Нет. Прискорбно, но нет. Амалия Геннадьевна перед смертью часто припоминала ему Катю, не могла простить. Пока была здорова, не трогала этой темы. А почувствовала приближение смерти и выплеснула всё наружу. Она была уверена, что он жаждет  её смерти и тотчас же побежит к Кате, лишь  только  последняя горсть земли  ляжет на её могильный холм.
Сыновья  жестоко разочаровали его.
            Ерёмин понял, что ему нужна отдушина в жизни. Иначе, он зачахнет  раньше времени от самораскопок.  А ему ещё рано. Всё же следует признать правоту Амалии Геннадьевны. И  навести справки о Кате Кирсановой….
   

                Х            Х            Х 

             Лида испепеляла мужа  взглядом  и  ждала ответа. Виктор никогда не умел  лгать. Скрыть что-то ему удавалось, и то, не надолго.
              - Кто эта Катя? – снова задала она волнующий вопрос.
              - Сказал же, землячка, - пробурчал Виктор.
              -  Что у тебя с ней было? – Лида старательно уставилась в картинку на стене.
              -  Да так, ничего…. Учились вместе в институте, в Ярославле.
              -  Так-так. Вот с этого места поподробнее, - её глаза уже буравили Виктора.
              -  Лида! Только не делай такой вид.
              -  Хорошо. Тогда ответь мне, какой активности она не проявляла десять лет? Что за ребёнок?
              -  Понимаешь, она ищет своего ребёнка, - Витя немного побаивался проницательной Лиды.
              -  А какое ты имеешь к этому отношение? Уж ни ты ли его папочка?
Виктор  поперхнулся и натужно  закашлял. Лида зашла со спины и от всей души приварила ладонью между лопаток. Длинный Виктор выгнулся в обратную сторону, выставил лопатки, как крылья и заохал.
              - Витя, говори, - не отставала жена.
              - Его отец – профессор Ерёмин, в Ярославле, - всё ещё нетвёрдым голосом прокашлял он.
              - Так, пусть у него и спрашивает, зачем звонить тебе в Москву? Ерёмин там, а ты здесь.
              - А я почём знаю?- решил до последнего отпираться Виктор. – Профессор сдал его в приют, а я всё видел.
              - А что ты делал в приюте? – не поняла Лида.
              - Ну....Он заставил меня ехать с ним, на такси.
              - Зачем?!
              - Для моральной поддержки, как ты не понимаешь!
              - А почему  ты  всё это скрывал? Не рассказывал? – продолжала недоумевать Лида.
              - Просто…Я думал, что ты меня осудишь, и не говорил об этом.
              - Осужу, что ты видел, как профессор сдаёт ребёнка в приют? – удивилась Лида.
              -  Ну, да. Ты у меня такая строгая! – схитрил Виктор.
              -  Да, брось, Вить! Кстати, а что за приют? – уже добродушнее  спросила Лида.
              -  В Ярославле есть один. Понимаешь, Катька по молодому делу родила от профессора и скрыла от родни. Помнишь  Кирсановых? У них ещё в Гордеевке  небольшой домик на краю улицы и яблоневый сад?
              -  Припоминаю…, – протянула Лида.
              -  Ну так вот. Катька – их дочь.
              -  И отдала ребёнка в приют? Да как она могла? – возмутилась Лида.
              -  Отдала…. Профессор-то от малыша отказался, а ей всего восемнадцать было.
              -  А теперь ей на что понадобился ребёнок?
              -  Теперь детей у неё нет. Вот и хватилась.
              -  И всё же странно: зачем она звонила тебе? Пусть бы профессора трясла, - задумалась Лида. Что-то в этом объяснении не стыковалось.


                Х        Х      Х
         
           …Катерина  коротала вечер в гордом одиночестве. Со дня ухода Валерия Прошкина прошло двадцать три мучительно-долгих дня. Она знала, что он остановился у матери, но звонить туда не решалась. Вдруг свекровь поднимет трубку?
            На отрывном календаре стояло 1 апреля, поэтому, соответственно случаю,  были напечатаны весёлые анекдоты. Настроение у Кати было, мягко говоря, не  весёлое. Но, она от нечего делать, оторвала листок и стала читать: «Плыли Василий Иванович Чапаев и Петька по реке…». В дверь постучали. «Валерка?» - с надеждой подумала Катя, швырнула  листок в сторону  и побежала в прихожую. Одна рука  пригладила волосы привычным жестом, другая поправила халатик. Распахнула дверь. Первым делом на пороге возник огромный букет цветов с чужими ногами в хороших брюках, а затем уж … Евгений Сергеевич Ерёмин. Катя на миг потеряла дар речи. Это что? Первоапрельский розыгрыш?
 За десять лет он постарел, осунулся. От былой дородности не осталось и следа, он похудел и немного ссутулился. Седины прибавилось, но красивой, контрастной.  Глаза всё те же чёрные, блестящие. И костюм, как всегда, выше всяких похвал.
         Она  ожидала увидеть кого угодно: Прошкина, или, на худой конец, Гурьева, но только не это лицо из прошлого.
Его появление удивительным  образом совпало с посещением Дома ребёнка...
          -  Что вы тут делаете? – первое, что пришло ей на ум.
          -  Катенька… Я пришёл к тебе…, - смутился Ерёмин, отмечая, что она стала ещё красивее, женственнее.
          -  Уйдите сейчас же. Я замужем.
Ерёмин медленно, не упуская ни одной детали,  оглядел прихожую, и с облегчением констатировал:
          -  Не похоже. Не вижу следов мужчины в доме. - Евгений Сергеевич мог вычислить всё, что угодно.
          -  Что вы себе позволяете? Следов, может, и нет, но я ещё не разведена. И, надеюсь, не буду, – рассердилась Катерина.
          -  Кать, перестань, - миролюбиво сказал он, дивясь железному тону Кати. -  Что, так и будешь держать меня в дверях?
Она невольно отступила на шаг назад. Ерёмин вручил ей цветы и стал разуваться, пока она не передумала его пускать.
          -  Как вы… ты меня разыскал?
          -  Кто ищет, тот всегда найдет, - отшутился он, как-то позабыв сказать, что приобщил к поискам Кати своего друга из КГБ.
Катя продолжала находиться в анабиозе, размышляя, что было хуже, сидеть одной  или с ним? Пожалуй, с ним хуже. А вдруг по закону подлости явится Валерка? Как Катя станет объяснять эти цветы и происходящее вообще? Евгений Сергеевич на всякий случай вёл себя, как хозяин. Если он «подожмёт хвост», Катя его выставит. Прошёл на кухню без приглашения и стал осматриваться. Сердце  его колотилось сильнее обычного, он немного опасался, как бы вновь не оказаться в больнице. Его предупредили, что во второй раз ему не удастся так легко отделаться. Ерёмин устроился у окна и стал  любоваться видом: «Очень неплохо: золотые купола, насаждения. Не то, что у меня, кирпичные стены, пункт охраны и автомобили…». Он специально думал, проговаривая  про себя. Подобная манера всегда помогала ему  унять сердечный ритм.  Ерёмин  успокоился, и  сразу задумался о том, как Катя изменилась.  Эта  новая женщина лишь внешне была похожа на ту Катю, а жесты, взгляд, поведение, - всё незримо изменилось за десять лет. Раньше он был её  богом, всемогущим Ерёминым, который одним словом влиял на неё. А теперь она - самодостаточная   личность, имеющая своё мнение.
Катя словно почувствовала, что он думает о ней. Вошла, не скрипнув половицей, подняла с пола календарный листок  и невесомо опустилась на табурет. Ерёмин резко развернулся  и в упор глянул на Катю.
          -  Ты стала красавицей.
          -  Ты тоже хорошо выглядишь, впрочем, как всегда.
          -  Выпьем? – предложил он. – У меня есть «Каберне».
          -  Хорошо, - Катя ответно  глядела на  гостя. - Я как раз хотела вина сегодня.
          -  Значит, я угадал. Что так смотришь? – свёл брови Ерёмин.
          -   Просто не могу поверить, что ты сейчас находишься на моей кухне. Мне это, как бы выразиться,  необычно. Присядь сюда.
          - Спасибо, - Ерёмин примостился на  второй табурет, снова  чувствуя себя не в своей тарелке.
Катя  достала  фужеры на тонкой ножке и поставила прямо перед ним. Евгений Сергеевич обрадовался концу бездействия и стал откупоривать бутылку. Первую порцию они осушили молча.
          -Ах, да. У меня же есть шоколад! – Евгений Сергеевич  достал из кармана  плитку шоколада. 
- Эх, жаль. Подтаял.
- Ничего страшного.
- Как живёшь, Катя?-  спросил Ерёмин, разворачивая фольгу c шоколадными разводами.

          - Хорошо, - заученно сказала она.  -  Хотя, это неправда. Моя жизнь похожа на этот шоколад: сверху глянец, внутри разлад.  Я живу очень плохо. От меня недавно ушел муж, это ты правильно вычислил.
          - Как можно уйти от такой обворожительной женщины?!- профессор применил  беспроигрышный приём.
          -  А ты плут, однако!- внезапно развеселилась Катя. - Причина была. Но давай не будем об этом, - Катя посерьёзнела. Она не знала, одним ли  разом закончится этот визит, поэтому  пока решила не откровенничать. - Лучше, расскажи о себе. Как жена, дети? – Катя подпёрла подбородок рукой и приготовилась слушать. Ерёмин поведал ей о своих злоключениях  голосом, лишённым каких либо эмоций. Именно от этого  Катя почувствовала беспокойство. Столь будничный рассказ о двух похоронах  напугает кого угодно. Ерёмин  устал от жизни и этот визит к Кате - бегство от действительности.
         - Теперь ты замолчала, - заметил Евгений Сергеевич.- Что, скучно тебе со мной?
         - Нет, я не о том думала. Просто, на тебя многое навалилось. Признаться, я думала, что твоя жизнь сложилась лучше моей. До этой встречи я одну себя жалела, а теперь поняла, что у людей и похуже бывает, - вздохнула  Катерина. – Но, одно хорошее всё-таки есть, -  у тебя остался  сын Никита. Ты не совсем один.
         -  Считай, что у меня нет сына, - отрезал он, сразу нахмурившись.
         -  Это почему? – не поняла Катя.
         -  Нет – и точка. Лучше никакого сына, чем такой…Он не интересуется женщинами.
         -  Как, совсем?
         -  Можно даже перефразировать: он интересуется мужчинами…, - Ерёмин ждал её реакции, барабаня пальцами по колену. Но Катя, вопреки ожиданиям,  не воскликнула: «Да ты что!». Она опустила  вниз глаза, помолчала. И сказала:
         - Если бы повернуть время вспять, я бы ни за что не отдала нашего  ребёнка в детдом, ни за что. Теперь у меня нет детей, и не  будет никогда. Так вот:  пусть бы тот мальчик был трижды не таким, как все, я бы его любила. Мы не ценим то, что имеем, разбрасываемся детьми, чувствами.  Зачем ты  упёрся в свои предрассудки? – ясные глаза Кати были полны отчаяния. - Помирись с Никитой, он же  сам страдает!
         -  Прекрати! – Евгений Сергеевич стукнул кулаком по столу.
         -  Не смей в моём доме  стучать кулаком по столу! - решительно осадила она. – По-моему, тебе пора домой.
         -  Прости, Катя.
         -  Прощу, если поможешь. Я хочу забрать сына, чего бы мне это ни стоило. –
Под входной дверью  что-то тихонько стукнуло. Наверное, к соседям кто-то пришёл.
         -  А представь, если  вернётся твой супруг?- к соседям  снова  постучали, чуть громче.
         -  … поставлю перед фактом и вообще, всё расскажу ему. Я устала от лжи.
         - Но он  может не понять тебя, - предостерёг Ерёмин.
         - Ну, тогда наши дороги разойдутся.
         -  Ты точно всё продумала?
Катя ничего не ответила, а насторожилась: в прихожей раздался звук отворяемого замка. Она  перепугалась, ошалело  глядя сначала на цветы, а потом – на Ерёмина.
 «Валерка?! Лёгок на помине!» Раздался заключительный щелчок, дверь скрипнула. Катя и Евгений Сергеевич вмиг оказались  у зеркала прихожей  и  уставились на непрошеного гостя. Всё оказалось гораздо хуже, чем ожидала Катя, – явилась свекровь, Анастасия Дмитриевна Прошкина. Все  внимательно оглядели друг друга, Катя  беспомощно спросила:
          -  Как вы сюда попали?
Свекровь сходу бросила:
          - Я дважды постучалась, между прочим. Мне никто не открыл, пришлось самой ключ доставать. А я смотрю, ты не теряешь времени даром. Валерка ушёл со двора, так мужиков начала водить? А прошло-то всего ничего…
       - А что вам, собственно, надо?… шпионить пришли? – проронила Катя.
       - За вещами сына пришла! Что за тобой шпионить? Дураку ясно, какая ты бесстыжая. А Валерка-то ещё сомневался, не вернуться ли к тебе! Я раскрою ему глаза! Очки розовые сыму!
        - За какими ещё вещами вы пожаловали? Он всё забрал! Да ещё кое-что моё прихватил, - перебила её Катерина.
- Нет, врёшь!- взвизгнула свекровь. - Ковёр его, а не твой, в лотерее на праздник октября  давали! Сервиз чайный на шесть персон тоже он куплял по блату, промежду прочим. И шапку из бобра отдавай! А то быстро найдётся, кому её носить, - она стрельнула глазами в сторону Евгения Сергеевича.
- У меня каракулевая есть, - вскользь заметил Ерёмин.
          Катерина сорвалась с места  в комнату. Порывисто соврала ковёр с петель, скатала. От злости ковёр показался   лёгким, и она метнула его в прихожую, как копьё. Пока Анастасия Дмитриевна  уворачивалась от снаряда, Катя ворвалась в кладовую. Раздался звук падающего скарба и ругань. На свет она вышла с сервизом в коробке, которую с силой  брякнула о пол прихожей. Шапка прилетела из дальнего угла комнаты за секунду до появления Кати и шмякнулась о ноги свекрови. – Считайте, всё отдала?! Могу свои тапки отдать. Не нужны? Им всего три года, ваш сын столько зарабатывал, что даже на тапки не хватало,  - крикнула  Катерина, бешено сверкая глазами.
           - Больно транжирила много, - попятилась свекровь, взваливая на тощую спину ковёр.
         Ерёмин всё это время неподвижно стоял в любимой позе Сталина. Поняв, что Анастасия Дмитриевна собралась уходить, он  галантно пропел  бархатным голосом:
         - Сожалею, что мы познакомились с вами при таких обстоятельствах. Может быть, вам помочь донести ковёр?
         - Скажите, пожалуйста! Что-то ты не похож на носильщиков ковров! – брызнула слюной  Анастасия Дмитриевна. – Такой франт  только и способен, что связаться  с девчонкой, которая ему в дочери годиться! Старый кобель! Сама наше с сыном добро вынесу с этой крысьей норы, рассадника аморальности! – Она  повернула голову в сторону Кати и приказала: - А ну, давай свидетельство о браке!
         -  Это ещё зачем? – растерялась Катя.
         -  Я не позволю сыну быть рогатым посмешищем. Прошкины отродясь с гулящими бабами не связывались! Он сам с тобой разведётся.
         -  Пусть придёт за документами сам. Кстати, отчего наш инженер  не пришёл  ковёр вынести? Или это целиком ваша инициатива, немного поработать грузчиком?
         -  Ну, наглая! Я не удивлюсь, если вдруг узнаю о твоей судимости. Или нет. Такая дрянь, как ты, даже способна бросить ребёнка …
          У Кати потемнело в глазах, она не помнила, что было дальше. Когда пришла в себя, увидела над собой лицо Евгения Сергеевича, который приводил её в чувство. Она была заботливо уложена им на диван. Ерёмин обрызгал ей лицо холодной водой и слегка похлопывал по щекам. Он сидел перед ней на коленях, облокотившись на край дивана. Его глаза лучились добрым светом, он нежно гладил Катю по лицу.
         - Она уже ушла, всё позади.
         -  Всё кончено, - заплакала Катя. – Он теперь не вернётся! Откуда она узнала?
         -  Она ничего не знает, попала пальцем в небо.
         -  Ой, что же делать? Я же потеряла его навсегда!- она плакала, вытирая глаза кулачками, как ребёнок.
         -  Тогда я остаюсь у тебя ночевать. Разве можно оставлять тебя в таком состоянии? - улыбнулся Ерёмин.
               
   
            
             
            
                Гордеевка

            ….В Гордеевке наступило лето, тёплое, приветливое. На главной и единственной улице Труда шныряли пёстрые куры, ребятишки гоняли на велосипедах. Всё было как всегда, размеренно и неторопливо.  Петрович пытался завести вечно не работающий трактор, братья  Левины молча  рубили дрова. Дома располагались по правой и левой стороне улицы. Справа номера были чётными, слева нечётными. В низком, деревянном сельмаге стояла длинная очередь, давали крапивный шампунь для волос. Бабы понадевали по такому случаю лучшие платки, нагрузились кошёлками. Гордеевка считалась посёлком, но на самом деле давно превратилась в   деревню. Для посёлка  количества жителей было уже маловато, вся молодёжь норовила сбежать в город. Остались старожилы и безусые ребята, верные своим корням. Ближайшая к Гордеевке деревня  находилась в десяти  километрах, и называлась Большими Калачами. Как водится, гордеевские с калачёвскими находились в  состоянии вечной  конфронтации. Калачёвские не гнушались вывезти ночью сено с гордеевского колхозного поля, либо отлупить кого бы то ни было из противоположного лагеря. 
              В сельмаге давали шампунь. В  длиннющей очереди  между собой были все знакомы и обсуждали животрепещущую тему, свадьбу  Ступкиных. Сами Ступкины занимались приготовлениями и в очереди не стояли. Младший сын Василь надумал жениться на Лене Ложкиной. А почему нет? Девчонка во всех отношениях хорошая: работящая, сильная, крупная. А то, что лицо рябое,  это ничего. У Васьки вообще пальца нет.
            - Старшой-то, Витька на москвичке жанился! – вспомнила  Дунька  Вырвиглаз. Большинство деревенских  на полном серьёзе считали, что это её фамилия. На самом деле она была  Огурцова, но её привычка по любому поводу кричать: «Ща, глаз вырву!» изменила существующее положение вещей.
            -  Не зря в институтах-то обучался, не твому Пашке чета! – прокаркала Моисеиха, местная парикмахерша. Все знали, что Пашка Вырвиглаз был  любителем выпить.
              - Ты поосторожнее, Моисеиха! Что тебе мой Пашка покою не даёт?- оскалилась Дунька.
              - Девочки, перестаньте! – вступила  местная  учительница, Нонна  Андреевна. – Сегодня вечером свадьба у Ступкиных, погуляем! Погода замечательная, накроем стол под открытым небом. -  И беседа  потекла совсем в другом русле.
             -  А Гришка-гармонист приедет? – поинтересовалась крашеная басмой Моисеиха, что придавало её сходство с вороной.
Бабы заморгали глазами, все знали, что Гришка из калачёвских. Однако, на свадьбах военные  действия временно  приостанавливались. Куда деваться, гармонист на две деревни был один.
           - Должон! Свадьба без гармониста, все одно, что трактор без двигателя, – внушительно сказала необъятная продавщица Галина, легко выставляя на прилавок громадный ящик с наклейкой в виде листа крапивы. Причём, этот ящик в подсобку заносили два грузчика и минут десять после этого  отдувались. Для тех, кто не знает этого шампуня, не поленюсь сказать, что он разливался  исключительно в стеклянные  флаконы  и раскладывался  на заводе в деревянные ящики.
– Начинаю торговлю, - оповестила Галина, заполнив собой всё пространство от полок до кассового аппарата. Где она раздобыла  белый халат такой ширины, оставалось неразрешимой загадкой для всех. Там в один карман можно было поместить кассовый аппарат. -  Сразу предупреждаю: больше трёх флаконов  в одни руки не дам, а то на всех не хватит! - Очередь медленно потекла к кассе.
            Дунька Вырвиглаз была ближайшей соседкой Кирсановых и нервно заёрзала, - надо бы и соседке купить шампуня! Дуня  попросила Галю продать ей шесть флаконов в виде исключения. А то Кирсаниха обидится. Галя оглядела свинячьими глазками  воинственно настроенных женщин, худую, простоватую Дуню в мешковатой одежде и отказала. Вырвиглаз не удивилась,  расплатилась и побежала прямиком в дом Кирсановых, на самую окраину деревни. Надо  предупредить любимую соседку Варвару об упускаемом добре.
             Варвара Кирсанова полола огород, когда услышала призывный голос Дуни:
             - Варька, бяги в сельмаг! Шанпунь дають!
             - Больно надо, мне Катька с городу кажный месяц присылат, - утёрла пот со лба Варвара. Из-под косынки у неё выбилась прядь тёмных, волнистых волос, всё ещё не тронутых сединой в её шестьдесят два года. Одни глаза  указывали на  возраст, они были с налётом усталости. А стать, красота, фигура, - всё осталось при ней.
             -  Иж ты, кака! Я-то за тебя словечко замолвила, у меня бабы чуть глаз не вырвали. А ты со мной ни разу не поделилась!- обиделась Дуня, утопив руки в бездонных карманах бесформенной юбки.
            - Ладно, Дунь, не обижайся. Пойдём, я тебя угощу. Ты таку  вкуснотишу отродясь  не ела.  Мне Катерина халвы с городу прислала. Чаю с тобой отопьём.- Варвара скинула огородный халат, ополоснула руки ледяной водой из колонки и завела соседку к себе. Варварин, сторожевой пёс  Тунгус завилял хвостом, завидев Дуню. Он считал её членом семьи. Дуня в самом деле  проводила больше времени у Вари, нежели у себя дома.
Избы  Кирсановых  и Вырвиглаз были  крайними на улице Труда, по этой причине соседки держались особняком от деревенских.  В доме Кирсановых  всегда было чисто прибрано. Дуня же не утруждала себя  лишней работой, считала, зачем мести, ежели снова натопчут?  Женщины расселись на скамье, пока ждали самовара.
             Дуня Вырвиглаз не пользовалась почётом в деревне. С ней вечно случались всякие каверзные истории на смех всем. Дуня везде умудрялась сунуть свой крючковатый нос.
А Варваре было жаль неудачливой, бесхозяйственной  бабы.
           В прошлом году с Дуней приключилась история: она долго сидела в гостях у Кирсановых  и пила квас. Вдруг погас свет. Варвара обрадовалась, что успела испечь булки, а Дуню это натолкнуло на мысль, что у неё дома закончился  хлеб. Скорая на подъём,  Дуня схватила  кошёлку, и побежала в сельмаг на  противоположный конец улицы.  Когда она одолела половину пути, поняла, что до магазина ей ни за что не дойти: выпитый квас дал о себе знать. Она страшно захотела в туалет. Что делать? Ещё издали она заметила, как  продавец Галина  захлопывает  ставни. (Галину фигуру в белом халате было видно с любой точки Гордеевки). Ей пришлось  досрочно заканчивать торговлю из-за отсутствия света.  Да и шут с ним, с хлебом! Дуня ощутила новый прилив, нырнула  меж дворов и побежала  в пролесок. Ей бы примоститься  под ближайшей берёзой, но Дуню это место не устроило. Ей приглянулось какое-то гладкое дерево и, облегчённо вздохнув, она присела под него. Вдруг сверху раздался голос:
«Дунька, совсем стыд потеряла?» Она  с ужасом  поглядела вверх и поняла, что сидит под столбом электролинии. А на «когтях» висит электрик Панин, который разглядывает  во всей красе  костлявые Дунины  прелести. Он, оказывается, ремонтировал обрыв проводов. Не стоит говорить, что через пятнадцать минут  об этом узнали все, вплоть до глухой столетней Мирончихи…
    -  Ну вот, и чай готов! – бодро  сказала Варвара.
            -  Пишет тебе Катерина, али нет?- спросила Дуня, с восхищением поглядывая из окошка на гордость Кирсановых, яблоневый сад.
             -  Пишет письмы, но  не  частит.
             -  Как у ей дела?
             -  Как сажа бела. Вчера письмо с посылкою пришло, да я расстроилась с него…Ну, в общем…Мужик её ушёл, потому что детишков у них нету. Чёй-то не получается тама.  Некому приехать к  бабушке яблочки исть.
             -  Варь, у Кирсановых не было такой напасти. Можа, он хворый какой?
             -  Да ты что! Он же  инженер!
             -  О-оо!!
             -  Понимаешь, я сама долго не могла Катьку понести, опосля тридцати лет Бог дал. А уж после неё никого не было, шибко роды тяжёлые были. Передалось, видать…
              Безымянный  полосатый кот умывался на  половицах,  белая кошечка сидела на окошке, как копилка.  Варвара чинно достала из антикварного буфета  настоящую роскошь, халву, и разложила её мелкими кусочками на блюдце.
             -  Угощайся, Дуняша. А как Пашка твой?
             -  Дык, как всегда! Позавчерась послала его в Большие Калачи на  рыбалку. Ничего не привёз, да что-то с местными не поделил. Отмутузили его тама, – обыденно ответила она с полным ртом. – Кака вкуснотища! Энто они в городе постоянно  едять? Заради этого стоит в город податься! Катька тебя не зовет?
             -  Не зовёт, - печально сказала Варвара и тут же пояснила: – На кого я хозяйство брошу, курей, цыплаков, поросей? Да и Алексея одного не оставишь, сама знаш - зелёный змей евонное нутро точит.
             - Да уж. Пашка тоже напился вчерася, да в погреб обурдюжился. И хоть бы хны!- в глазу Дуни блеснула слеза. Было не понятно, о чём она жалеет: то ли о том, что Пашка приносит ей одни неприятности, то ли о том, что не убился.
             - На свадьбу к Ступкиным идёшь? – сменила тему Варвара.
             - А то, как же! - вмиг оживилась подруга, обожавшая погулять. -  Уж и платье кримпленовое настирала.
             - Что дарить станешь?- поинтересовалась Кирсанова.
             -  Лампу с абажурой. А ты?
             -  Бельё с сундука достану.
             -  С лебедями? – с неприкрытым сожалением  спросила соседка.
             -  Ага, - подтвердила Варвара.
Дуня тяжко вздохнула:  -  Чтоб им глаз вырвать! Ну, спасибо за  халву. До вечера. – Вырвиглаз  вышла из кирсановской хаты.
             Лучше бы Дуня не появлялась дома. Там  в бешенстве  бегал сын Пашка и искал хоть что-то чистое из одежды. Кое-как найдя не глаженые, сомнительные  брюки с рубахой, он понял, что  найти свежие трусы не представляется никакой возможности.
- Опять по соседям просидела?!- заорал он на Дуню, которая бочком протискивалась в дом в  попытке укрыться от сыновнего гнева.
- Да, и что? – нерешительно поставила руки в боки  Дуня.
- Где хоть одни трусы? А?!
- Да сейчас  дам, не  волнуйся!  – Дуня  с готовностью кинулась в угол комнаты, раскрыла ободранный сундук и выудила с самого дна красные сталинки.
- Вот эти?! -  как бык, взревел Пашка  и выбежал из хаты, наступая на тощих кур.


               
              Х               Х               Х

             В избе у Ложкиных был совершенный беспорядок. Вся семья, отец Олег Анатольевич, мама Ирина Родионовна и трое дочерей: Лена, Настя и Ксеня метались по дому. Сегодня выходила замуж старшая дочь, Лена. Все дочери Ложкиных были как на подбор конопатые, круглолицые и, как говориться, «кровь с молоком». Белое платье сидело на Лене так туго, что казалось, лопнет, если она неудачно чихнёт. Неизменная парикмахерша всех времён и народов, вороная Моисеиха, навела невесте тугие каштановые кудри и приладила фату. Лена исключительно хорошо выглядела.  Настя с Ксеней, младшие сёстры-двойняшки  носились по дому, выполняя капризы старшенькой. И как может быть иначе, Ленка  сегодня  перейдёт жить к Ступкиным в дом. Глаза сестёр были на мокром месте, они пока не представляли, как  будут жить без Леночки. Было  жаль сестры. Все знали, какие в доме Ступкиных царят  твёрдые порядки. Там  шибко не разбалуешь, отец-счетовод держит всех домочадцев на коротком поводке. С возрастом он стал прихрамывать на левую ногу, потому что стопа искривилась. На шестидесятилетие правление колхоза подарило ему  резную тросточку ручной работы, с которой он теперь не расставался.  Чуть что-то не нравилось Матвею Гавриловичу, он  припечатывал провинившемуся  тростью по спине. А не нравилось ему что-то постоянно.
             Ирина Родионовна  завершала приготовления – с минуты на минуту должен был явиться  на телеге жених Василь, и отправиться с Леночкой в управу для регистрации брака.
           -  Лена, я на тебе хочу жениться! – раздался с улицы срывающийся голос Василя.
Лена взвизгнула: «Ой, мамочки!» и заметалась по хате в поисках паспорта и туфлей на танкетке.
           -  Лена! Я на тебе хочу жениться!- чуть громче  закричал Вася. – Выходи!!
Она чуть было не проломила дверь в сенцы, но мама могучей грудью перекрыла ей дорогу:
           -  Третий раз должон сказать, тады уж пойдёшь!
           -  Лена!!! я на тебе хочу жениться!!- сорвал голос жених. Лену уже ничего не могло сдержать, она пробилась к нему. Василь был в отглаженном строгом костюме, из нагрудного кармана  выглядывал красный цветочек. Он был растерян, но когда увидел Лену, просто потерял дар речи. Такой красивой он её ещё не видел.
           Лошадь тоже нарядили по случаю в праздничную попону, в гриву вплели  ленточки. На незанятой  площади телеги, на праздничном рушнике  высился каравай, и звякали несколько бутылок шампанского. Где счетовод раздобыл шампанское при скудном ассортименте сельмага, было покрыто  тайной. Вася бережно усадил невесту рядом с собой. На вторую телегу набилось порядка десяти  человек: кое-кто из Ступкиных, из Ложкиных и общие друзья молодых. К ним пытался присоединиться никчёмный Пашка Вырвиглаз, да его осмеяли и прогнали долой. Сегодня был не его день. Свадебная процессия отправилась в райцентр.
             В доме остался лишь отец семейства Ложкиных, Олег Анатольевич. Спустя полчаса в окошко кто-то нерешительно постучался. Ложкин первым делом подумал, что дочери за чем-то вернулись. Хотя, зачем им стучать в родной дом? Нет, это не они. Он вышел на крыльцо и увидел  двоюродную сестру жены, Тоню Резникову с мальчиком. Она не часто приезжала сюда, потому что была из калачёвских. Только особый повод должен был повлиять на её приезд.
            -  Тонечка! Сколько лет, сколько зим! На свадьбу  приехала?
            -  Да, Олежек! Как же я могу пропустить свадьбу любимой племянницы Леночки?
            -  Проходи! А где Миша? – Олег заглянул  ей за спину.
            -  Да вон он, чемодан несёт.
            -  А это кто такой? – Олег удивлённо уставился на  мальчика.
            -  Это сынок наш, Антоша.
            - Чёй-то не  больно он на тебя похож, - не слишком деликатно воскликнул Ложкин. -  Ты рыжая, конопатая, как Ирка и мои девки. А он вона, - гладенький, да синеглазый.
            -  Ну что ты с порога начинаешь, похож, не похож! – беззлобно отшутилась Тоня. – Устали мы с дороги. А где Ирина и девочки?
            -  В управу поехали, брак регистрировать. Вы маленько  опоздали.
            -  Да и ладно. Зато, отдохнём с дороги. В котором часу  свадьба начнётся?
            -  Как приедут, так и станем начинать.- Он обратился к Антоше: - Раздевайся, хлопец, разувайся. Иди в дом. У нас вона кошка с котятами есть, играйся. – Он обернулся к Тоне. – Тонь, вы оставайтесь у нас подольше. Пусть мальчонка на воле будет, а то в городе-то шибко не разгуляешься. Да и кровать Ленкина освободилась….
            -  Правда? Ну, спасибо на добром слове!- вправду обрадовалась Тоня, прошла в дом, внимательно огляделась. За десять лет, что она не приезжала, здесь почти ничего не изменилось. В последний раз она была у Ложкиных, когда  Олег отстроил новый дом. Леночке  тогда было столько лет, сколько сейчас Антоше.
Тоня не стала говорить Олегу, что настоящей причиной, побудившей Резниковых уехать из Ярославля, была вовсе не свадьба. В последнее время  в Дом ребёнка зачастили  разные люди, которые  правдами и неправдами хотели узнать о судьбе Антоши. Сначала незнакомка в чёрных очках, затем какой-то представительный пожилой мужчина, похожий на министра. Всё это беспокоило Тоню, поэтому она несказанно обрадовалась предложению Олега. В Больших Калачах она тоже не рискнула остановиться, её мигом отыщут. А Резниковым просто необходимо скрыть мальчика, пока всё не уляжется…
          Михаил наконец-то дотащил чемодан до дома Ложкиных, и до Тониного уха донеслось, как Олег  горячо приветствует  Михаила. Зятья давно не виделись и обрадовались встрече.


                Х         Х          Х


            В доме Ступкиных был не меньший ажиотаж. Отец жениха, Матвей Гаврилович, со своей неизменной тросточкой уехал с молодыми в райцентр, а мама Зоя Ивановна осталась дома. Нужно было координировать действия, накрывать  огромный уличный стол и уделять внимание гостям.  Вчера в отчий дом  приехал старший сын Витя с женой Лидой и девочками,  Машей и Наташей. Зоя Ивановна была  рада их приезду, с Лидой она ранее была знакома, а вот внучек видела впервые. Бабушка  с гордостью и обожанием смотрела на Витю и со страхом на Лиду.  Гордеевские  Витю уважали. Он работал на оборонном заводе в Москве, а по масштабам Гордеевки это было что-то запредельно-важное.
           Внучки Маша и Наташа щеголяли в модных  сарафанчиках и гольфах с бубонами, Лида  разительно отличалась от деревенских, была «вся из себя». Зоя Ивановна  не могла даже представить её в курятнике или с тряпкой в нежных ручках. Сноха важно возлежала в гамаке, под сенью антоновки  с модным  журналом в руках и клубничной маской на лице. Виктор пытался починить старый  пыльный радиоприёмник. Зоя Ивановна старалась  не шаркнуть лишний раз ногой, и всё говорила им:
            - Отдыхайте, дети, у маменьки-то. Чай, наработалися там, в Москве.
            Зоя Ивановна отметила, что  Витя со временем стал ходить точно, как отец, немного деревянно ставя  левую ногу. Вот же напасть! Казалось бы, что там палец? А со временем даёт о себе знать, вернее, о своём отсутствии…
           Витя с Лидой привезли из города много продуктов: и сервелат, и осетрину, и то самое шампанское. А уж подарки какие всем предусмотрели, даже Леночке!
            Четырёхлетняя Машенька, старшая дочь Вити была его маленькая копия. Она  была высокая, белолицая и  синеглазая. А двухлетняя Наташенька более походила на Лиду, смугленькая черноглазка. Наташа  сидела на полу и упорно пыталась выстроить колодец из  деревянных палочек. Бабушка привлекла к себе Машеньку, усадила на  колени и стала расспрашивать:
            -  Ты в детсад ходишь?
            -  Да, - громко ответила Маша.
            -  А что вы там делаете?
            -  Рисуем, гуляем, книжечки читаем…
            -  А Наташа ходит в садик?
            -  Да.
            -  А ты её не обижаешь?
            -  Нет. Она сама меня обижает, потому что противная.
            -  Ну, как ты о сестрёнке говоришь?- укорила бабушка. – Она же маленькая.
            -  А вот сама посмотришь, - серьёзно сказала девочка. – Она всё разбрасывает по дому, у меня всё отбирает. А мама говорит, что она маленькая и не ругает. Наташка меня даже бьёт, а мне нельзя.
            -  Ну, Машенька, не переживай. Она повзрослеет и станет хорошей.
Девочка соскочила с колен бабушки и подбежала к сестрёнке. – Наташ, пойдем играть в догонялки? Девочка одарила сестру чёрным взглядом  и отрезала: - Уйди, не месай.
              Зоя Ивановна понаблюдала за детьми и увидела в них своих сыновей, Витю и Васю. Да, всё имеет обыкновение повторяться…
 
          


                Ярославль

 
               С того  дня, как Евгений Сергеевич пришёл к Кате, прошло два месяца. Встреча оказалась судьбоносной. Катя за это время успела переехать в профессорскую квартиру, а свою сдать квартиросъёмщикам. Катерина  совсем перестала писать письма домой. Что  написать? «Мама, у меня  намечается третий брак?» Переезд к Ерёмину  отчасти был вызван тем, что к ней  повадились ходить бывший муж с мамой, словно стервятники.
               У Евгения Сергеевича и Кати  началась новая пора в жизни.  Ерёмин принялся  баловать её, как позднего ребёнка, забрасывал подарками, сладостями. Он представлял себя рыцарем, спасающим  принцессу от иноземных захватчиков. Катя  быстро излечилась от любви к Прошкину в  момент, когда он вынес из её квартиры последнюю подушку. Нового без пяти минут супруга она оценила. В сравнении  с жадным и мелочным Прошкиным, он лидировал со счётом  двенадцать - ноль.
                Жениться официально они не  стали, зачем нужен штамп в паспорте, если и так всё хорошо? Катя  познакомилась с сыном Ерёмина, Никитой. У Антона не оказалось с ним не единой схожей чёрточки….
             Никита  воспринял появление другой женщины в доме удовлетворительно.  То есть, особым восторгом не пылал, но и не мешал отцу своим неприятием. Он видел, что папа расцвёл, ожил, помолодел, и не жалеет больше о бесполезности прожитой жизни. Ерёмину исполнилось  пятьдесят шесть лет, Кате – двадцать восемь. Конечно, разница в возрасте приличная. Но это никоим образом им не мешало. Они ходили в рестораны, на выставки. Музыку предпочитали одну и ту же. Ерёмин продолжал преподавать в институте, и теперь никто не мог уличить его в аморальном поведении, ведь он вдовец. На прошлой неделе Никита, почувствовав  доброжелательную атмосферу,  даже осмелился привести в дом своего друга сердечного и познакомить  с отцом и Катей. В который раз  подтвердилось  утверждение, что мир тесен. Им оказался (ни за что не поверите) - первый муж Кати, Лёня Гурьев….Вот, почему он не ревновал Катю и не отличался повышенным влечением. Катя с Лёней нашли в себе силы цивилизованно поздороваться и даже провести вечер в таком перекроенном  составе. 
               …В июне  Катя вернулась к теме поисков  мальчика. Он растёт, ему скоро стукнет одиннадцать. Кто знает, захочет ли он так  круто изменить свою жизнь, став ещё старше? Но, она глупо провалила переговоры и тем самым обозлила заведующую. Поэтому,  Ерёмин пообещал  Кате, что второй раз явится в дом ребёнка сам. Он имеет обширные связи и без труда отыщет мальчишку.
              … Евгений Сергеевич в тот день надел  лучший костюм и поехал на своей чёрной «Волге» в Дом ребёнка. Катя ехала с ним и указывала  дорогу, её била крупная дрожь. Евгений Сергеевич оставил машину в ближайшем дворе, чтобы  никто не увидел Катю, и, минуя препятствие из пелёнок, вошёл в низкий домик.
              В группах вкусно  пахло гороховым супом.  Персонал кормил  малышей, которые пока не умели обращаться с ложкой. Евгений Сергеевич подождал появления  Светланы Владимировны. Она кивком головы пригласила гостя в бедно-обставленный кабинет. Ей на мгновение стало стыдно за ту нищету, которая царила  в Доме. Гость, как на грех,  выглядел представительно, с лоском. Ерёмин галантно поздоровался и сообщил:
             -  Я разыскиваю мальчика, поступившего к вам в 1960 году.
             -  Что-то часто о нём стали спрашивать в последнее время…
 -  Давайте сразу договоримся, что вы будете  чётко отвечать на поставленный вопрос, –  заявил  Ерёмин.
 -  Вы возомнили себя Генеральным секретарём? – блеснула глазами Макарова.
 -  Вовсе нет. Мы с вами деловые люди, и знаем, что каждая минута дорога.  Итак, поступал к вам мальчик, или нет?- он с уважением посмотрел на Макарову. Крепкий орешек.
             -  Кто вы такой, для начала? – поинтересовалась Макарова.
             -  Я – его отец. Мой сын поступал к вам?
 -  Да? Вы его отец? – усмехнулась она.
 -  Отец, а вы что, сомневаетесь? – занервничал  Ерёмин.
- Извините, - почувствовала неловкость  Светлана Владимировна.  -  Вы поздно хватились, папаша, его усыновили. Тайны усыновления разглашать не стану.
- Ещё как станете.
             Ерёмин  извлёк из нагрудного кармана пиджака  пачку двадцатипятирублёвых купюр и угрюмо сказал:
            - Это вам на развитие материальной базы Дома ребёнка. Вижу, средств хронически не хватает. – Пачка тяжело бухнулась на стол.
            -….Уберите сейчас же! – дрогнул голос Светланы Владимировны.
            -  Мало? Даю ещё пятьсот, и вы рассказываете мне всё. Подумайте. Я всё равно узнаю истину, у меня недюжинные связи, а деньги уплывут стороной. Представьте, что вы сможете сделать на эти средства? Здание облупилось, детская площадка сломана, песочниц нет, в общем, не мне вас учить.
            -  Можно подумать?
            -  Пятнадцать минут.
            -  Нет, ответ дам завтра в 13-00.
            -  По рукам, - кивнул Евгений Сергеевич и покинул Дом ребёнка.
            -  Тоня! – сразу после его ухода позвала Светлана Владимировна. – Пойди сюда!
Резникова не замедлила  ждать. Заведующая поведала ей о незнакомце, не упуская ни одной детали. Тоня  стояла мрачнее тучи и не знала, что сказать.
            - Тоня, с какого числа  тебе в отпуск? - спросила Макарова.
            - С середины  августа, а что?
            -  Езжай сейчас. Я отпущу тебя и Михаила раньше. Поезжайте куда-нибудь подальше, вам необходимо спрятаться.
            -  Светлана Владимировна! У моей племянницы как раз свадьба через неделю.
            -  Вот, и езжай на свадьбу. А сейчас пиши заявление. О замене я позабочусь.
            -  А как поступите, какой ответ дадите завтра?
            -  Пойми, я не могу отказаться от денег. Сама знаешь, как они нам  нужны. Я дам ему архив, там Антоша  сначала зарегистрирован, как Беспалов.
            -  Он потребует имена усыновителей…
-   Несомненно. Придётся и это сказать. О том, что вы работаете здесь, я умолчу. Пусть сначала отыщет вас. А потом он придёт к разбитому корыту, вас-то в городе не будет!
-  Сейчас-то  мы скроемся, но придётся возвращаться!
-  Тоня, как вернёшься, так и подумаем. В худшем случае, Антоша пока поживёт здесь. Отказать этому человеку я не могу, он не намерен шутить. А поводить его за нос мы сможем.
-  Не ровен час, отнимет ребёнка!
-  На каком основании? Он официально усыновлён, закон на твоей стороне.
-  Будем надеяться на лучшее…Спасибо вам за всё, Светлана Владимировна!



               


                Гордеевка


  Почти вся  деревня разместилась за свадебным столом, заставленным  городскими яствами. Под всеобщий восторг, на  мотоцикле с коляской прикатил лихой гармонист Гришка Прорехин из Больших Калачей. Молодых усадили во главу стола. По правую руку разместились Ступкины, а по левую  Ложкины. Гришке сразу  же выделили почётное место возле родителей жениха. К нему сразу примостились Тоня с Антошей, признав земляка. Ирина  Родионовна Ложкина  представила  Тоню присутствующим, и  сделала акцент на том, что та из Ярославля. Расселись за столом  и Моисеиха,  и Кирсановы.  Дуня и Пашка Вырвиглаз пришли порознь, по дороге они насмерть рассорились из-за сущей ерунды. Пашка в кои веки решил угодить матери и купил ей крем для кожи «Уход». Может быть, думал он, увидев заботу с его стороны, Дуня станет вовремя стирать и гладить бельё?  Другая бы мать обрадовалась подарку, но не Дуня. Ей не понравилось название. Она уловила в нём намёк на  то, что ей пора отправляться на тот свет и сказала Пашке, что он подлый и коварный.
Нестройными рядами тянулись учительница Нонна Андреевна,  продавец Галина, глубокие старики и разновозрастные детишки.
… Звуки частушек и выкрики «Горько!» долго наполняли звуками округу, самогон лился рекой. Стемнело. Лида  увела дочерей домой,  уложила спать.
Гришка аж вспотел, как выдавал импровизации. Гости были под изрядным хмельком и  стали  заводить беседы между собой. К новым людям в деревнях всегда повышенное внимание. Всем своим косточки уже перемыты, высушены да сложены на  всеобщее обозрение…К Тоне придвинулась Зоя Ивановна Ступкина и сказала:
- Вот, гляжу я на твоего сынишку. Ну, такой хороший, да пригожий. На кого он у тебя похож?
-  В мужнину родню пошёл, - скупо ответила Тоня.
- Да?! - брови Ступкиной изогнулись в сильнейшем изумлении. Михаил сидел как раз напротив них и пытался напевать цыганский роман.
-  А ко мне тут внучки приехали из Москвы. Смотрю на них, не нарадуюсь.
-  Ну, надо же, как замечательно! – криво улыбнулась Тоня, заодно продумывая пути отхода. Но Зоя Ивановна  прицепилась к новым ушам, как пиявка. Местным она давно надоела своей болтовнёй.
-  А ты погляди, какой у меня сын красавец! Вон, танцует! - несло  Ступкину. – В Москве большой человек! - Тоня от нечего делать пригляделась к Виктору, и ей стало как-то не по себе. Тот  плясал вприсядку, но упор делал на правую ногу. Антошка тоже старается щадить левую ногу….Отплясав, он распрямился и подался  в сторону, как будто его кто-то окликнул. Если бы  ускорить его движения, то…
- А твой сын не жил в Ярославле,  случайно? – подозрительно спросила Тоня.
- Жил! А что?
- Да ничего, просто спросила. – Тоня  вспомнила  день, когда Антошу подбросили в Дом ребёнка. Эта долговязая тень…Невероятно, но Ступкин напомнил  Тоне ту тень, те же контуры правильной головы в потёмках, те же угловатые движения….
  Теперь к Тоне подсела Варвара, захотела с ней непременно познакомиться. То, что Тоня из Ярославля, подействовало на Варвару притягательно. Многие люди  проникаются  расположением к землякам своих детей.  Эти люди автоматически кажутся родными, близкими и безопасными. Варя  радушно приглашала Тоню в гости, расспрашивала о новостях  Ярославля и в конечном итоге попросила на всякий случай Тонин адрес.
             К гостям  снова присоединилась Лида. Её тут же  увела под ручку общительная  Дунька Вырвиглаз, усадила рядом с собой  и завела беседу:
-  Как у вас в городе-то, суета?
-  Нет, всё как обычно, - зевнула Лида.
-  А ты такая вся модная, иж, Витька, таку красотку себе оторвал!- простовато восхитилась Дунька.
- Да я обыкновенная, – засмеялась Лида.
- Где работаш-то? – поинтересовалась Дуня, наливая  Лиде полный стакан самогона.
- Ой, вы что! Я такое не пью!- округлила глаза Лида.
-  Ты на свадьбе, деточка. Отсюдова никто не уходит. Всех уносят, - Дуня грубовато хлопнула её по плечу, и заржала. От её лёгкого жеста  Лиду чуть не снесло со скамьи.- Завтра снова будем гулять, и так три дня. – Они  выпили, Дуня залпом и крякнула, а Лида, закатив глаза и быстро обмахиваясь ладонью.
 - Так, где, говоришь, работаешь?
-  В детском саду, в отделе питания,- беспомощно ответила Лида.
Она  почувствовала, как внутри всё обожгло и её голова поехала в неизвестном направлении. - А вы?
- Дык, на птичнике, - бодренько ответила Вырвиглаз. Для того, чтобы её сбить с ног, нужна была порция побольше.
- А Кирсанова г-где? –  по жилам Лиды словно тёк хлористый.
- Варвара? Дояркой. А что? Ты мою соседку знаешь?
- От Вити слышала, ч-что  они с Катей Кирсановой в-вместе учились в Ярославле.
- А! Было дело, - Дуня снова наполнила стакан себе и Лиде, они чокнулись и выпили.
            -  Пойдём плясать? – Дуня потянула за собой ватную Лиду.
 Гришка грянул «Амурские волны» и все потянулись на танцплощадку. Пашка Вырвиглаз умудрялся одновременно танцевать с двойняшками Ложкиными, Нонна Андреевна томно сложила голову на плечо Галкиного мужа, похожего на гриб сморчок. Сама Галя занимала одна  целую скамью и не танцевала. Смолкли последние аккорды, гости тяжеловато отдуваясь, позанимали места на скамейках. Все, кроме Пашки. Он так старался  поразить воображение Ложкиных, что решил сделать заключительный шпагат с подскоком. На шпагаты его брюки  не были рассчитаны…Раздался  громкий треск, на заднем месте разошёлся шов и  из прорехи  выглянули  трусы пролетарско-красного цвета. ( Дуня пошила их из старого флага в минуты досуга)
Хохот стоял минут пять. Пашка скрылся от позора, прикрывая зад двумя руками, а Дуня  судорожно обдумывала, куда бы ей податься ночевать. На этот раз Пашка её точно убъёт. Когда все угомонились, насмеявшись от души,  Дуня снова пристала к Лиде:
           -  А что Витя рассказывал про студенческие годы?
           -  Это не ваш сын плясал с красным задом, как павиан? – захихикала охмелевшая Лида.
           -  Хватит  потешаться! – возмутилась Дуня, раздув ноздри.
           -  Да я ничего, - Лида понизила голос. – А эта Катя тут есть?
           -  Нет! Она редко у матери бывает, загордилася в городе-то, - нахмурилась Дуня.
           -  Так вот:  у Кати, вроде, был с профессором флирт…, -икнула Лида.
           -  Чаво?- Дуня мигом забыла о Пашке.
           -  Чего-чего, любовь!
           -  Да ты что? - навострила Дуня крючковатый нос.
           -  Родила она от него ребёночка…
           -  Как?! – вскрикнула Дуня, выпустив стакан из руки. – Ты ничего не путаешь? У неё нет детей!
           -  Откуда вам знать, вы годами не вылезаете с деревни, - неожиданно  резонно  возразила  Лида.
           -  Врёшь! Ща, глаз вырву, ежели брешешь! - не верила Дуня.
           -  Вы меня уважаете? –  заикнулась Лида не слушающими её губами.
           -  Уважаю, уважаю!- скоренько согласилась Вырвиглаз, прикидывая последствия.
           -  Тогда, поверьте. Сама только недавно узнала, Витька столько лет молчал, и рассказал, - заплетался язык Лиды. – Разумеется, я нажала.
           -  А где малец?- тихо спросила Дуня.
           -  В приюте, где ж ему бы-бы-ть? – удивилась её непонятливости  Лида.
           -  Сколько ему лет?
           -  Примерно, как тому вон мальчику, - Лида кивнула в сторону Антона.
           -  Да ты что!!- Дуня снова налила Лиде самогона.- Ой, что делается!
           -  Дуня! – строго сказала Лида, она стала грозить пальцем прямо перед лицом Дуни. – Никому не говори, обещаешь?- Это были её последние слова, после них она кулем свалилась за скамейку в траву и уснула.
- И москвичи иногда падают. Не умеешь пить, не начинай! – прошептала Дуня, перелезая через Лиду. Пора домой, какие тут свадьбы, когда такое творится!
 Пока слышишь такое про других, не удивляешься. А про своих – как-то не верится!

                Х         Х        Х

          …Третий день гремела свадьба. Варвара Кирсанова  всё глядела  на Дуню и не могла понять, что с ней происходит. Обычно весёлая соседка сидела понурая, как будто на её курей напал мор, и даже не смотрела  в сторону Варвары. Избегала её. Дуня  была не рада, что стала невольным хранителем чужой тайны, да ещё, Кирсановской. Узнай она подобную вещь о парикмахерше Моисеихе, или продавщице Галине, с удовольствием разнесла бы её по всей деревне. Отомстила бы, – не всё над ней потешаться. Пусть бы им кости промыли, а то строят из себя бог весть что. Но Варя! Вырвиглаз не могла  убить подругу этой новостью, просто не могла. Но и жить с этим тоже не могла…
         …Дуня вынырнула из пучины раздумий и с ужасом обнаружила, что Варвара направляется прямиком к ней. Первым делом она  попыталась удрать, но в самый неподходящий момент с её ноги свалилась «туфелька», если так можно назвать тяжёлый башмак. Дуня стала нащупывать его ногой в траве, тут  Варя и настигла её:
             - Дуня, ты, часом, не заболела?
             - Я? Вроде, нет…
            -  Тогда чего бегаешь от меня? – в глазах Кирсановой светилось беспокойство.
 -  Я? Нет…
 -  С Пашкой снова поругалась?
 -  Нет! То есть, да. Он не может мне простить красных трусов.
             - Дуня, я тебя знаю с рождения. Говори, что произошло на самом деле.
             -  Ой, Варь, не могу тако сказать! Не проси!!
             -  А ну, пойдём, прогуляемся. – Варвара крепко схватила Дуню под ручку и потащила в акации. Ей всё это показалось подозрительным:
             -  Или ты говоришь, или ты мне больше не подруга!- Варвара уже было надулась. И Дуня не стерпела:
             -  Позавчера, когда был первый день свадьбы, разговорилась я с Лидкой.
             -  С Гусевой среднего  брата кумой?
             -  Нет, со Ступкиных старшей снохой, которая с Москвы.
             -  А!
             -  Про твою Катьку она говорила гадости, но я ни одному словечку  не поверила!
             -  Каки гадости?- насторожилась Варвара.
             -  Что, мол, прижила она в Ярославлях-то   ребёночка от прохвессора и бросила в детдоме.
 Варвара смертельно побледнела, это было заметно даже в кромешной тьме. Её как будто оглушили. Она стояла без движения.
             -  Врёт ведь, Варь! Чтоб мне глаз вырвать! – закудахтала Дуня, перепугавшись, что Варвару сейчас хватит удар. -  Не могла Катька!
             -  А помнишь один год, когда  Катя ни разу не приехала на каникулы? -помертвевшими губами  проронила Варвара. -  Может, тогда?
             -  Да что ты веришь, кому не попадя? – воскликнула Дуня. – Не могла Катя, не тот она человек!
             -  Лиде я не верю, но вот с Витькой – побеседую. Он там был и всё знает, - решила  Кирсанова. Они с Дуней  пошли домой, подстраховывая друг друга в  темноте.




                Х         Х         Х


             …В Гордеевке  светало. Округа медленно просыпалась. Лениво затявкали собаки,  запели  петухи. Подходила к концу бессонная ночь. Алексей Кирсанов храпел после свадьбы, а Варвара бесконечно долго думала о том, что узнала вчера. Результаты размышлений были неутешительными. В 1960 году действительно был период, когда Катя  долго не появлялась. Звонил в Гордеевку только Ступкин, рапортовал за двоих. Катя ссылалась в письмах на занятость и упорно  не ехала домой…
            Варвара  еле дождалась, когда  часы пробьют семь часов утра, и вышла на цыпочках  из дома. Подошла к  дому Ступкиных  и  постучала в окошко.
 Оттуда выглянула всклокоченная  голова Зои Ивановны:
            - Варь? Ты чего спозаранку?
            - Позови Виктора. Разговор есть.
            - Так, нет его! Уехал час назад. Отец повёз его с Лидой на вокзал, у них билет  в  Москву. А что за разговор?- Зоины глаза загорелись любопытством.
            -  И Лида тоже уехала? – хваталась за соломинку Варвара.
            -  Конечно! Одни внучки остались на всё лето. В сентябре сама отвезу их, да детей проведаю.
            -  Что ж они так быстро сорвались? Не погостили?
            -  Лиду на работу вызвали телеграммой.
            -  Как же я опоздала! – сокрушалась Варвара.
            -  А какие у тебя с ними дела?
            -  Да, вот, хотела Кате передачку передать, -  придумала откровенную глупость Варвара.
            -  Они не станут заезжать в Ярославль. Чего они там забыли?
            -  Значит,  зря пришла? Ну, извиняй, что разбудила…
            -  Не спала я, - Зоя Ивановна затворила оконце.
Варвара скрипнула  калиткой и побрела домой. В доме Зои Ивановны шевельнулась занавеска. Через минуту она подошла к  Виктору, который поджидал мать, и с облегчением сказала:
           -  Ушла…
           -  Спасибо, мама. Только как мне  теперь быть,  из дому не выходить, что - ли?
           -  У неё хата с краю, не увидит тебя, ежели чего.
           -  Не увидит, так соседи донесут, что отец одну Лидку повёз. – Накануне Витя и Лида  впервые за совместную жизнь сильно повздорили из-за того, что Лида разболтала про Катю. Да ещё кому, Вырвиглазихе! Ближайшей подруге Кирсановой!  Витя  уже предвидел, что Варвара захочет прийти, поэтому решил  рассказать матери обо всём  без утайки первым.
           -  Ничего они не донесут, все спят после свадьбы.
           -  Не надо было  мне вообще Лидке про это рассказывать, - запоздало пожалел Витя.
           -  А сноха-то с характером,  уехала! – Сама  Зоя Ивановна ни за что бы не решилась на такое. Поэтому  Матвею Гавриловичу  солгали, что Лиду срочно вызвали на работу.
           -  Это она ещё не знает, что ребёнок от меня….А так бы вообще развод.
           -  Ничего. Отсидишься дома, сынок. И Лида одумается, что натворила.
           -  Мам…, - Виктор с горечью посмотрел на  неё. – Ты хоть меня простишь? И Лидку тоже. Язык, как помело…
           -  Прощу, куда деваться… - Виктор подошёл к матери и крепко обнял её. -  И всё ж,  грех какой! Сиротка по свету мыкается!- запричитала Зоя Ивановна.- И пальчик в нашу породу?
           -  В нашу. Бате ничего не говори, убьёт, - попросил Витя.
           -  Ой, убьёт, - согласилась Зоя Ивановна. -  И меня заодно с тобою.
… Виктор не стал долго терпеть  заточение, и через неделю уехал в Москву.
           Отпуск Тони и Михаила Резниковых тоже подходил к концу. Иногда диву даёшься, насколько могут быть невнимательными люди. Казалось бы, Антоша  за время  каникул несколько раз мог быть  разоблачён, но так и  уехал  неузнанным своими многочисленными родственниками. Этому способствовало то, что мальчик  с утра до вечера бегал  по улице, забегая домой лишь  поесть и поспать. Ложкины его почти не видели. Ещё ребёнок сильно стеснялся своего дефекта.  Это в семье Ступкиных отсутствие пальца служило чуть ли не визитной карточкой, а среди  Резниковых он был такой один. Поэтому  везде и  в любую жару ходил  в носках и закрытой обуви. Сколько раз Ирина Родионовна предлагала мальчику разуться, ссылаясь на жару. Но он был непреклонен, отвечал: «Я так привык». Тоня махала рукой, мол, не трогайте, сама с ним ничего поделать не могу.
Дефект приучил мальчика  к предусмотрительности. Мыться он  всегда шёл последним, не забыв взять  полотенце, мыло и другие банные принадлежности. Многие из нас,  едва ли закрутив кран в душе,  зовут   домочадцев с просьбой: «Принеси полотенце!». Антон  не мог себе такого позволить, ему ни к чему были посторонние глаза.
             У Виктора  в подростковом возрасте  у самого был  период  стеснения. Он тогда  тоже  не  вылезал из носок. Будь он более внимательным, то непременно заметил  бы незнакомого мальчишку в подобной экипировке….Ведь, он привлекал к себе такое же внимание, как босой турист на Северном полюсе. Но, к сожалению, Виктор пребывал в печальном расположении духа  из-за отъезда Лиды, и ничего не видел вокруг. К тому же, зачем тратить своё время на  чужих детей? Зоя Ивановна  пребывала в уверенности, что её неизвестный внук находится в Ярославле, и не рассматривала мальчика.
  В июле Резниковы уехали домой.
               


 

               
                Ярославль


          …Наступил золотой сентябрь. Зелень поблёкла, стала местами  жёлтой. Красные рябины  вносили пёстрый штрих в игру оттенков. Летом  Катерина и Евгений Сергеевич  не дремали, узнавали всё. К началу осени  они  знали  имя, фамилию  мальчика, адрес, где он живёт, школу, в которой учится. Посовещавшись, они решили не ходить в дом к Резниковым. Это провальное мероприятие. Приёмные родители  не захотят и разговаривать, тем самым,  задав для мальчика  отрицательную линию поведения. У Кати и Евгения Сергеевича  возник  другой план, более лёгкий. Надо действовать через слабое место этой семьи, то есть через Антона.
           … В школе прозвенел звонок, оповещающий об окончании уроков второй смены. Мальчики и девочки ураганной силой полетели к выходу, создавая при этом неимоверный шум. Катерина в элегантном пальто и  туфлях притаилась  на крыльце и с ужасом ждала, когда двери распахнуться и бурная  река выплеснется наружу. Стало понятно, что выбран не лучший момент для разговора с мальчиком. Что, если Антон проскочит вместе со всеми? Звать его? Он на полном основании может не откликнуться, вдруг зовут не его?
              Дверь гулко хлопнула. Масса детей вырвалась на свободу.  Красные, жёлтые, зелёные, коричневые пятна мелькали перед глазами. У Кати,  от напряжения  закружилась голова. Наконец, поток поредел. Стали различаться отдельные лица, но Антона среди них не было. Пропустила…. Катя ещё немного повременила и  стала медленно удаляться от школы. Вдруг со спины её окликнул детский голос:
            - Тётенька, не подскажете, который час?
   Она, не глядя на ребёнка, ответила:  «восемнадцать ноль-ноль», подняла глаза и увидела перед собой Антона. Он был одет в поношенную серую курточку с чужого плеча и в коротковатые школьные брюки. Да, вид мальчика был далеко  не блестящим. «Тоня даже не удосужилась купить сыну новый школьный костюм к первому сентября…» - раздражённо подумала Катя.
            -  А я как раз пришла, чтобы поговорить с тобой, - закончив рассматривать мальчика, сказала Катя.
            - Со мной? Я вас не знаю. И спешу домой, а то мама станет волноваться.
            - Ты молодец, что о маме беспокоишься…, она-то не очень о тебе печётся, - сказала безупречно одетая  Катя. – Но давай, всё же поговорим. Я не отниму у тебя много времени.
            - О чём мне с вами разговаривать?
            - О тебе. Скажи, тебе часто говорят, что ты не похож на маму?
            -  Кто вы? – заволновался мальчик. Его самого иногда посещали подобные мысли.
            -  Я скажу тебе, кто я. Но не сейчас. – Антон был заинтригован. -  Ну, так ответь, часто, или нет?
            -  Постоянно.
            -  А на папу ты похож?
            -  Что вам надо? Кто вы?!
            - Дело касается не только внешнего сходства, не так ли?- продолжала она. - Ты хорошо учишься в школе, отличник по математике. Насколько я помню, у твоей мамы семь классов образования? А папа закончил профтехучилище? У тебя часто возникает мысль, что ты умнее своих родителей?
            -  Я лучше пойду, - тихо сказал мальчик. В нём закипела обида на эту тётку.
            -  И тогда не узнаешь правды. Всю жизнь будешь жалеть, что ушёл сейчас, - предрекла  Катя. – Ну, так что? Ты уходишь, или остаёшься и узнаёшь, кто ты на самом деле?
            Он замер на месте.
            -  Ты – Антон… Ерёмин. Твой отец… профессор в области физики.
            - А вы кто?
            - Я – твоя мама.
 Антоша замолчал, переваривая свалившуюся на него информацию.
            -  Вы ничего не путаете?  - спросил ребёнок, отчего-то не почувствовавший взрыва эмоций от этих слов. «Вот эта  женщина - моя мама?». Представьте, если бы на улице первая встречная женщина сказала вам подобное. Вы бы воспылали к ней чувствами?
            -  Когда ты родился, я была очень молодая и глупая. Плохие люди вынудили меня отдать тебя в приют…, -  сказала она с видимым сожалением и попыталась взять мальчика за руку. Тот отдёрнул её, как  от искрящей розетки:
            -  Разве могут в жизни  быть обстоятельства, которые могут вынудить на это?
           -  Могут. Ты ещё очень мал, и многого не понимаешь, - с превосходством  сказала   Катерина.
           -  Я одно  понимаю. Мои единственные и настоящие родители – это Резниковы. Пусть не родные.  Пусть у них семь классов образования, мне всё равно! Зато они любят меня, воспитывают и не …предают.
           - Дурачок! Если ты хорошенько подумаешь и станешь с нами жить, у тебя будет всё, о чём ты мечтал. Твой отец очень богат. Он даст тебе образование, положение в обществе!- сорвалась Катя.- А у Резниковых ты вырастешь дворником!
            - Не приходите больше! – обозлился мальчик. -  Если придёте ещё раз, я скажу обо всём маме.  - Антон развернулся и  пошёл в сторону дома, не оглядываясь.
             Катя стояла, ничего не видя из-за пелены слёз. Это были слёзы разочарования,  безысходности. Всякий исход встречи она представляла, но не такой! Какой же дурой она была, как же поздно хватилась! Такого сына потеряла…
            … Антон пришёл домой хмурым. Его встретил знакомый, родной  запах, присущий именно этому дому. Здесь пахло пирогами, борщом, Тоней, мылом. Как он может отказаться от этого добровольно и стать жить у этой напыщенной тётки? Ни за какие коврижки! В квартире Резниковых было очень скромно, но уютно.
           Тоня встретила  сына, усадила за старенький стол и налила  миску борща. Мальчик  хмуро уставился  на занавеску с выцветшим  рисунком в виде маков. Когда-то она были красными, а теперь светло-розовые…
            - Руки мыл?- заботливо спросила Тоня, вытирая руки о передник.
            - Забыл, - ответил он, и направился  в ванную. Раздались всплески воды, и вскоре появился Антон с бисером капелек на руках.
            - В школе неприятности?- предположила Тоня.
            - Нет. Всё нормально, - Антон набрал борща в ложку и стал разглядывать ломтик свеклы с чёрными прожилками.
            - Я же вижу, что не всё. Ты же мой сын, и я знаю, когда ты расстроен. У тебя уши красные.
            -  Перестань, мам.
            -  Ну, Антоша!.. ладно, ешь, - Тоня тяжёлой поступью вышла из кухни. Сам скажет.
             Он поел вкусный борщ, который умеют варить только выходцы из Больших Калачей, вымыл посуду и пошёл в свою комнату делать уроки. Но наука не шла в голову, он всё вспоминал лицо той женщины у школы, её отчаянные глаза. Не слишком ли жестоко он с нею обошёлся? Она и сама хороша, пыталась очернить его родителей. Кстати, почему Тоня никогда не рассказывала ему о том, что он им неродной?
Он резко поднялся со стула и застал  маму в момент развешивания белья на балконе.
          - Мам?
          - Чего, сынок? Надумал, таки, поговорить? Что стряслось?
          - Почему ты никогда мне не рассказывала, что я тебе неродной?
     Тоня от неожиданности упустила вниз мужнину майку, она спланировала прямиком на балкон к соседям.
          - Сынок, сбегай, пожалуйста! – попросила она. Он беспрекословно подчинился.
Когда вернулся, возобновил разговор:
          -  Сегодня после уроков ко мне подошла женщина, та самая, которая весной   приходила  в Дом ребёнка. Я её узнал, хоть она и сняла чёрные очки.
 Сказала, что я вам неродной. Ещё сказала, что мой отец – профессор  химии, то есть, физики.
          -  А…Э…- растерялась Тоня.
          - Мама, скажи мне правду! – решительно сказал мальчик. – Я и  в самом деле  на вас с папой не похож, все так говорят.
          -  Да…,- произнесла Тоня самое страшное признание в своей жизни. -  Мы усыновили тебя, потому что тебя подбросили в тот приют, где я работаю.
          -  Значит, от меня избавились, как от ненужного хлама?
          -  Получается, так…
          -  Отчего ты мне раньше не сказала? Я предпочёл бы узнать это от тебя, чем  от  чужих людей!
          -  Сначала ты был маленький, не понял бы. Потом боялась, как отреагируешь, всё оттягивала разговор….Думала, а зачем? Что это изменит?
          -  Эх, мама, мама!- укоризненно глянул Антон.
          -  Теперь ты будешь меньше любить нас с отцом? Хочешь жить у профессора? – горько спросила Тоня. От одной только мысли, что она может навсегда лишиться сына, силы оставили её. Руки  бессильно свесились, лицо  выражало безмерную печаль.
          -  Нет, конечно нет, - Антон вцепился в Тоню с утроенной силой. – Никогда, слышишь, никогда я не променяю тебя на эту расфуфыренную тётку…
   
   
              Х        Х         Х

         …Варвара похудела, осунулась. Мысль о необходимости ехать  в Ярославль точила её изнутри. Варваре было  страшно, в свои шестьдесят два года она ещё ни разу не покидала деревни. Но ещё страшнее было неведение. С августа она стала  доделывать огородные дела и готовить мужа к тому, что он на время останется  один на хозяйстве. Сначала Алексей  был  против поездки, но, он  видел, что  жену всё время  точит мысль о Катином поступке. Варвара всё ему рассказала. В  итоге Алексей  отпустил её, решать этот щепетильный вопрос, по его мнению, должна женщина. 
          Заблаговременно Варвара  дала  Кате телеграмму: «Катя, 18 сентября в 18-10 прибываю, встречай на железнодорожном вокзале. Мама».
              …Алексей вёз жену в райцентр. Ехали молча. За много лет она понимали друг друга без слов. Варвара набрала полную корзину яблок для Кати, пришила свёрток с деньгами к бюстгальтеру, взяла записную книжку. Самодельный  деревянный чемодан был полупустым, зачем много набирать?
              - Деньги взяла? – спросил Алексей.
              - Да, взяла.
              - А кофту козью?
              - В чемодане.
              - А Катьке телеграмму дала?
              - Дала. Ты смотри, не пей шибко. Тунгуса корми два раза в день.
              - Угу.
              -  Курям давай с той бочки, что у сарая. Она начатая.
  - Ага.
 На перроне они  распрощались  с мужем, расцеловались. Варвара залезла в поезд и долго махала рукой Алексею, утирая непрошеную слезу.
Поезд  мчал её в неизвестность.
             … Варвара припала к окну и стала ждать, когда же закончится скучный, однообразный  пейзаж. По мере приближения к городу, вид за окном стал меняться. Вот и домики стали попадаться. Скорость  поезда  немного снизилась, в  купе зашевелились пассажиры. Наконец, колёса издали последний стук и все хлынули к выходу. Варвара в числе  первых вырвалась на  воздух и стала беспокойно оглядываться. Ей хотелось встретиться  с Катей, пока  перрон не заполнили люди. Незнакомый город, всё-таки. Но, дочери нигде не было… Ей стало страшно, - а вдруг Катя не получила телеграммы? Что тогда?
           …Вот уже треть часа Варвара слонялась по перрону, чемодан оттягивал руки до  земли, но дочь так и не появилась. Все уже рассосались. Она решила ехать к Кате сама. Посмотрев в записной книжке адрес Кати, Варвара поймала такси. Машина живо домчала женщину до нужного дома. Варвара поднялась на второй этаж,  решив пока не отпускать такси. И не зря.  Кати дома не оказалось. Зато дверь открыл какой-то дядька в мятых штанах и сообщил удивлённой женщине, что он третий месяц снимает это жильё. «Где хозяйка?» - спросила ничего не понимающая  Варвара. «А я почём знаю?- ответил дядька. - Моё дело вовремя платить». Вот это дела! Варвара совсем было растерялась, да припомнила, что у неё имеется адрес Тони Резниковой. В безвыходной ситуации сгодится и Тоня, не прогонит же, на ночь глядя. А завтра  Варвара решит, как ей быть дальше.
Проходя мимо почтового  ящика дочери, Варвара  не удержалась и заглянула туда. Так и есть. Телеграмма преспокойно лежала там, никому не нужная…
             …Таксист  вёз  Варвару  к Тоне и Мише домой. Они миновали улицу Советскую, площадь Волкова. Вечерний город поражал своей красотой, златоглавыми церквями. Варвара невольно залюбовалась. Время было позднее по деревенским меркам, восемь часов  вечера. Сидя в такси, и  наблюдая за огнями большого города,  она  почувствовала, что порядком проголодалась, устала и запуталась. А вот и Тонин дом. Варвара расплатилась, кстати это  мероприятие далось ей нелегко. Попробуйте в потёмках достать нужную купюру из бюстгальтера, если деньги при этом намертво пришиты…. Выйдя из такси, Варвара поплелась к старому  дому постройки хрущёвских времён. На этот раз она отпустила такси. Ей казалось, если она его  оставит, то и Тони не окажется дома. Варвара миновала неопрятный подъезд, набралась храбрости и постучалась в пятнадцатую квартиру. За дверью раздались бодрые детские шаги. Антоша в застиранных трико и отцовской  футболке открыл дверь перед гостьей.
            - Тётя Варя? - широко раскрыл глаза он. К сыну подоспел Михаил в точно такой же футболке.
            -  Варвара? Какими судьбами? – Резников тут же взял из затёкших рук  чемодан с корзиной. – Проходи, проходи, мы всегда рады, правда, Тоня?
Тоня появилась из неоткуда, заулыбалась, закивала головой и  провела гостью в комнату. Только присев на табуретку, Варвара ощутила, как  сильно устала. Тоня предложила ей картошки в мундирах и салата из свежей капусты, а Варвара отсыпала  Резниковым  половину яблок и села ужинать. Антоша так и увивался рядом с Варварой, расспрашивал о новых знакомцах. Он подружился с деревенскими мальчишками на каникулах.
 Тоня всё прикрикивала на мальчика, что он, мол, не даёт отдохнуть человеку с дороги.
          Вдруг в дверь Резниковых постучались. Мальчишка снова кинулся к двери, но Резниковы остановили сына. Уже поздно. И очень странно, что к ним ещё кто-то пришёл. Они никого больше не ждали. Михаил сам  открыл, к ним пришли двое.
 Это были Катя и Евгений Сергеевич. Весь их вид кричал о благополучии.





                Х           Х            Х

            Первым заговорил Ерёмин, ломая затянувшуюся паузу:
           - Здравствуйте, меня зовут Евгений Сергеевич Еремин. Я – профессор из технологического института. Он любил при случае козырнуть  должностью, тем более в обществе людей с более низким социальным статусом.  -  Мы с женой пришли поговорить с вами по поводу мальчика. – Он говорил бархатным голосом, держа безупречную осанку. Катерина стояла рядом. Резниковы сплотились и стали  стеной. Варвара сидела на кухне.
          Слышимость в квартире была очень хорошей, Варвара  насторожилась и обратилась в слух. Говорил пока мужчина, но он пришёл не один, прозвучало  «мы с женой». По всей видимости, Резниковы не совсем  обрадовались приходу гостей. В воздухе витала напряжённость и неприязнь. Что это за гости такие, которые  представляются с порога? Странно…
           - Что вам нужно? – не очень любезно сказала Тоня, улавливая тонкий аромат французских  духов «Клима», исходящий от Кати. Антон стоял, прижавшись к ней, и дрожал мелкой дрожью. У Михаила был изрядно воинственный вид. Тоня оценила обстановку и отослала сына  на кухню: негоже слушать мальчишке взрослые разговоры. Михаил не всегда может  сдержать себя, у него так и  чешутся руки наподдать этому напыщенному профессору.  Антоша  тихонько вошёл на кухню и присел рядом с Варварой в напряжённой позе, спрятав  ладони между колен. Теперь они оба  ловили каждое слово.
           - Может, пропустите нас  в дом? Есть разговор, - прервал Ерёмин затянувшуюся паузу.
           - Пусти козла в огород…, - блеснул глазами  Михаил, примеряясь, сможет ли подпортить профессору холёную  физиономию, в случае чего.
           - Не надо так, мы хотим всё решить полюбовно, - вёл переговоры  интеллигентный, уверенный в себе  Евгений Сергеевич.
           -  Полюбовно отнять  ребёнка? – Тоня была натянута, как струна. – А какое вы вообще имели право подлавливать Антона в школе  и рассказывать о его происхождении? Это низко и подло! - «Получается, что мальчик - не Резниковых» - отметила Варвара.
Ей было неловко, что она присутствует  при чужой драме. И  жаль мальчика: он  был подавлен, ещё бы, в эту минуту решалась его судьба.  Варвара, повинуясь материнскому инстинкту,  прижала его к себе и стала гладить по спине.
Тут впервые раздался женский голос, от которого сердце Варвары забилось вдвое сильнее обычного:
          -  Отдайте его нам. Это наш сын.
          -  Отдать? Он не хочет с вами жить, я с ним разговаривала, - ответила ей Тоня.
          -  Привыкнет, - резко сказала женщина.
          -  Как бы не так, вы его бросили, - вступил Михаил, воинственно сложив руки на груди. – Не рассказывайте сказок, что его похитили. Всем ясно, что вы его бросили на произвол судьбы. По закону мы являемся его родителями, мы его усыновили, растили и любили. Он вам что, собачка или чемодан, чтобы его отдавать?
          -  Не хотите по-хорошему, будем судиться. Любой суд запросто докажет, что вы бедно живёте и не в состоянии обеспечить мальчику даже  сносного существования, - заявил женский голос.- При мне было дело, Антоша просил у вас рубль, тогда, в Доме ребёнка, и вы не дали. А в чём он у вас одет! В драных трико и отцовской майке! Интересно, как его вам вообще отдали, куда смотрели органы опеки?
            Тут Тоня вышла из себя. Как смеет её обвинять эта кукушка, которая даже не удосужилась купить распашонку новорождённому сыну, пусть и собиралась избавиться от него!
          - Любой суд докажет,- железным голосом сказала взбешённая Тоня, - что мальчик – не его сын, -  рука Тони безжалостно указала на Еремина. – Антоша - сын Виктора Ступкина, если вам о чём-то говорит это имя. У меня есть доказательство. Это, во-первых. А во-вторых, не  вижу на ваших руках обручальных колец. Вы не женаты? Суд не позволит вам  забрать мальчика.
         Антошка  не выдержал и заплакал навзрыд, уткнувшись в тёплую грудь Варвары.
Евгений Сергеевич смертельно побледнел и уничтожающе посмотрел на Катю. Таким взглядом он никогда прежде на неё не глядел. Презрение – самое малое, что в нём  читалось.
Глаза Катерины  расширились от ужаса, зрачки предательски заметались. Да, она всё знала с тех пор, как впервые увидела высокого, характерно припадающего на левую ногу,  мальчика в Доме ребёнка.  Догадка подтвердилась, когда она увидела фотографию низкорослых и кареглазых  сыновей Ерёмина. Сегодня её глаза уловили в носке мальчика пустоту в том месте, где должен быть палец.
           ….Евгений Сергеевич ушёл, хлопнув  дверью так, что  от косяка отвалился кусок штукатурки. Он был взбешён  и подавлен одновременно. Из него сделали дурака! И он тоже хорош, даже нянечке  ясно, что не он  отец мальчика… В Доме ребёнка заведующая тоже над ним насмехалась, один он был слеп!  Катя стояла с понурой головой и даже не пыталась его догнать. Что она могла сказать ему?
В эту минуту Варвара, не в силах больше  переносить детских слёз, вышла в  прихожую и лицом к лицу столкнулась с Катей…

           - Мама? – округлила глаза Катя.
           - Катя?! Это всё-таки ты? – сделала то же самое Варвара.
           - Варвара, ты всё знала? – у Тони внутри всё упало от такого оборота событий. – Ну и дела!
           - Ничего я не знала, Богом клянусь! – запричитала Варвара. – Значит, это что же получается, Антоша – мой внук? Катька, как ты могла? - Варвара карающей рукой ударила дочь по лицу. - Довела до греха! Да что же это делается?
Катерина беззвучно заплакала. Она не знала, что дальше делать. Двух смертей не бывать, а одной не миновать. Катя всё время чувствовала вину и подсознательно ждала расплаты за это. Удивительно, но после материнского удара ей стало легче.
           -  Мама! Мамочка… ну, что я могла сделать? – всхлипывала она, вздымая руки. -  Если бы явилась  в деревню с сыном,  заклеймила бы вас с отцом позором! Мальчишка и вправду от Виктора Ступкина…
           -  Да как у тебя руки бесстыжие поднялись ребёнка сдать в приют? Дура набитая! Какая разница, от кого он? А теперь детей нет, хватилась?! – Варвара буравила  непутёвую дочь влажными глазами. – Разве так я тебя воспитывала?
          -  Мама, я и так запуталась…В тот момент мне страшнее казалось  приехать с сыном, бросить институт…Я знаю, что нет мне прощения…
          - Ты хоть понимаешь, что это твой крест на всю жизнь? – отчаянно спросила Варвара.-  Катерина заплакала. Сначала тихонечко, а потом  в голос. Её плечи вздрагивали, она стала жалкой. Тоня не выдержала и подошла к ней. Осторожно взяла Катину руку в свою и стала приговаривать:
           - Не плачь, успокойся. Всё будет хорошо. Будет…
           - Мне даже  негде теперь ночевать, -  плакала Катя, поглядывая на Тоню красными глазами. – Ерёмин ни за что меня не примет.
- Оставайся у нас, - предложила Тоня.  – Найду, где уложить. Проходи, Катерина.
 И не обижайся, что я сказала правду Ерёмину.
          -  Мне просто хотелось вас убить! – в сердцах воскликнула  Катя. – Но теперь понимаю, что  должна была сделать это сама, но не решалась. Сколько раз подобная тактика подводила меня, да так ничему и не научилась. - У  Кати сразу поубавилось гонора. Она подошла к Антону и тихо сказала:
          - Прости меня, если сможешь. Не стану отнимать тебя  у матери. Но, позволь хоть изредка приходить к тебе и общаться, иначе моя жизнь не  будет иметь смысла….
          - Ладно…мама.
Они крепко обнялись. Тоня и Варвара захлюпали носами, крепился один Михаил. В конечном итоге он хлопнул кулаком по столу и прикрикнул на  всех:
          - А ну-ка, перестаньте развозить мокроту! Иж, разревелись, как белуги! Сынок, и ты туда же? Привыкай, с сегодняшнего дня у тебя две мамки, счастливый ты человек. У всех по одной, а у тебя две! А уж папаш вообще не сосчитать! Так что, радуйся.
Женщины заулыбались сквозь слёзы. Михаил куда-то исчез и вернулся с льняным  мешочком, маленькой копией мешка с картошкой. Он победно поднял его кверху, потряс и объявил:
            -  Народ, готовим мелочь. Тоня, ставь картошку в мундирах. Всё равно никто не уснёт, поэтому будем играть в лото до утра.
            - А как же школа? – хитренько прищурился Антон.
            - Вон, у тебя мамок куча. У них и спрашивай.
Тоня и Катя переглянулись, и хором сказали:
            - В школу завтра не ходи.
            - Ура!! – заорал Антон.- Я вас обожаю, мамы!
           Всю ночь эта разношёрстная компания играла в лото. Постепенно напряжённость отошла на второй план, и стало очень  весело. Михаил оказался жутким мошенником. Его попытки  обдурить игроков вызывали взрывы смеха. Под утро Антошка выиграл «низ» и довольный улёгся спать. Час спустя,  Тоня, Миша и Катя  засобирались на  работу, а Варвара осталась  на хозяйстве.

                Х              Х               Х


            В эту ночь не спали не только в квартире Резниковых. У себя дома не сомкнул глаз Ерёмин. Он чувствовал себя жестоко обманутым. Как же он сразу не догадался? Он был так сердит, что его сердце даже не посмело болеть.
К сожалению, быть профессором, не значит, быть практичным человеком. Но как же ему теперь жить? Только всё стало налаживаться …
           Евгений Сергеевич  долго размышлял, анализировал,  и под утро решил, что простит Катю. Он любит её и этим всё сказано.
           Спозаранку кто-то поскрёбся в его дверь. Это была она. Катя направилась не на работу, как сказала всем, а к нему. Шла  пешком из-за отсутствия транспорта в столь ранний час, всё думала, как  объясняться. Когда увидела его, не смогла сказать ни слова. Только всхлипывала и мычала в попытке сказать хоть что-нибудь. В конечном итоге  Катя просто кинулась на шею Ерёмину, просила прощения, целовала его, обнимала, что-то говорила. Он не знал, как вести себя, стоял, как истукан. Катя  извинялась, извинялась,  и Ерёмин, не в силах больше выносить этой душещипательной сцены, простил её с тем условием, что она сейчас же расскажет ему всю правду. Катя всё рассказала, как было. Евгений Сергеевич выслушал, но предупредил, что всё же немного подуется: такая уж особенность человеческой психики.

                Х              Х             Х


             Варвара  переехала  гостить  в  квартиру  Евгения Сергеевича и Кати. Почти  каждый день они с Катей ездили к Антошке, покупали новую одежду, закидывали гостинцами. Тоня немного хмурилась, опасалась, что мальчишку разбалуют. Но препятствий не чинила. Неделю спустя,  Варвара решила, что ей пора ехать домой. Душа болела по Алексею, да цель визита была доведена до конца. Купив обратный билет, Варвара засобиралась. Она обстоятельно, по-деревенски, складывала вещи в чемодан.  Катя наблюдала за ней, привалившись к дверному косяку.
         - Кать, что-то не так? – спросила мама.
         - Знаешь, мам, у меня для тебя  есть маленькая новость.
        - Очень маленькая? – заволновалась Варвара.
        - Да, всего три недели…
Мама бросила  чемодан, кинулась к дочери и сгребла её в кучу:
        - Вот видишь? Бог не давал, пока все не узнали правды. Продолжала бы скрывать и не познала бы радости повторного материнства. Евгений знает?
        - Пока нет. Сегодня скажу.
        - Знаешь, Катенька, лучшего подарка на отъезд ты и сделать мне не могла! – воскликнула  Варвара. – И дед обрадуется. Всё-таки будет, кому кирсановские яблочки исть!
         … Ерёмин и Катерина провожали Варвару, посадка в поезд уже заканчивалась. Она  всё не уходила, не хотела с ними расставаться. Только когда  проводница зычно оповестила, что поезд трогается, Варвара посеменила к вагону. 

 

                Гордеевка


         Прошёл ровно год со дня свадьбы  Василя Ступкина. Виктор, Лида и девочки уже по сложившейся традиции приехали  гостить в деревню. В это июльское утро по дому  Ступкиных  маялись  в ожидании Василя   Матвей Гаврилович,  Виктор, Лида, Зоя Ивановна, Ирина Родионовна, сёстры Ложкины, Маша и Наташа. Казалось бы, полный дом народа, должно быть шумно. Но нет. Все помалкивали. Один  дед Ступкин постукивал любимой тростью по  полу, чем  всех нервировал. Наконец скрипнула калитка. Это пришёл  Василь. В полной тишине он прошёл по двору несколько шагов. Было слышно, как  скрипит дощатый  настил под его ногами. Все выстроились в горнице. Даже Маша с Наташей притихли.
Василь явился сосредоточенный и  хмурый.
         - Ну, что? – на правах главного спросил отец.
         - Позвонил. –  Внезапно лицо парня расцвело, в глазах заиграли весёлые огоньки.
         - Ну, говори, не томи! – не стерпела  Зоя Ивановна.
         - Мальчик у нас родился, сын!! – заорал Василь.
         - Ура!! – затрясся дом Ступкиных.
         -  В пятницу Лену с малышом  выписывают!! - пытался всех перекричать новоявленный отец. Счетовод Ступкин приблизился к сыну, кашлянул и спросил:
         -  А мальчонка, того, со знаком качества?
         -  Ступкины другими не бывают, - с гордостью ответил Василь. – Как тебе имя Тимофей?
         - Тимофей Васильевич? Ну, что ж, одобряю, - кивнул головой Матвей Гаврилович.
       
      Виктор горячо поздравил брата  и  направился к отцу.
      - Бать, пойдём, выйдем. Разговор есть. – Отец последовал за Виктором. Они присели на ступеньки крыльца.
      - Так, о чём ты хотел поговорить? – отец закурил  свой неизменный «Беломорканал».
      -  У меня кроме Маши и Наташи есть ещё один ребёнок. Мальчик.
Отец затянулся так, что казалось, грудь лопнет. Пауза была слегка затянутой.
      - А я всё знаю.
      - Откуда?! – не поверил ушам Виктор.
      - Помнишь, я в прошлом году отвозил Лиду  на вокзал?
      - Ну, как же не помнить?
      - Вот, она мне  всё и рассказала.
      - Что она могла рассказать? Она же не знала, что ребёнок от меня…
      - Дурак ты, Витька. Дураком родился, дураком и помрёшь. А Лида – неглупая баба и всё вычислила. Любит она тебя.
      - Что ж ты год молчал? – в сердцах спросил Витя.
      -  Ждал, когда  сам на эту тему заговоришь. Вот и дождался.
      -  Прости меня, бать. Видит Бог, не хотел я этого.
      -  Ты его видел, сына своего?
      -  Нет. Он же в Ярославле, а я в Москве.
      -  И не копейки  ему за всё время не переслал? – нахмурился  счетовод.
      -…нет.
      -  Подлец ты, Витька. Гад и подлец.
      -  Ты прав.
      - Пора страусу вынимать голову из песка.
      - Какому страусу? – не понял Витя.
      - Это я образно выражаюсь. Пора отвечать за свои поступки.
      - Не можешь его забрать, так хоть клади деньги мальцу на сберкнижку, не бедствуешь,- снова закурил отец.


                Х            Х           Х    

            …Варвара  крутилась в летней кухне, готовила завтрак. Антоша изъявил желание позавтракать омлетом. Тоня спала с Михаилом  в мягких перинах, а Катя с огромным животом восседала в беседке на лавке, обложенной подушками, и ловила носом омлетный дух. В последнее время ей стало тяжело ходить. Евгений Сергеевич отпустил жену  к матери, но очень беспокоился о ней, поэтому трясся  сейчас в поезде по направлению в Гордеевку. В доме  Кирсановых  никогда  не было одновременно столько народу, поэтому пёс Тунгус, не смотря на жару,  целыми днями сидел в будке и глухо  рычал. Дуня Вырвиглаз совсем затаилась и перестала ходить к Варваре. На вопрос: «Дунь, ты чем там занимаешься?» она загадочно отвечала: «После узнаешь!».
             …До Кати дошёл слух, что Виктор  в эти дни тоже находится в деревне. Днём раньше Катя, Тоня  и Варвара посовещались и решили познакомить Антошу  ещё с одной ветвью родственников. Это было желательно сделать до приезда Ерёмина.
             Катя и Антоша, позавтракав,   направились к Ступкиным.
             Виктор  и Матвей Гаврилович как раз сидели  на  крыльце и о чём-то оживлённо беседовали. Катя постучала в калитку:
            - К вам можно?
            - Можно, коль не шутите! – громко ответил счетовод.
Катя дёрнула за  стальное кольцо, калитка отворилась. Она  прошла первой, неся перед собой огромный живот. А за ней последовал Антоша. Ступкины мигом замолчали, направив все свои четыре глаза вниз. Не смотря на  28-градусную жару,  мальчик был в тёмных носках и глухих туфлях….
         
      
            
         
            

                Эпилог


             Наша непростая история подошла к концу. В семье Ерёминых родилась дочь Анечка, маленькая, кареглазая девочка с профессорским лбом. Даже в пелёнках она была  ужасно серьёзная. Первые дни Евгений Сергеевич часто задерживался у кроватки, внимательно рассматривал девочку. Через неделю его подозрения улетучились, словно дым, в тот миг, когда Никита  взял сестрёнку на руки. Они были  очень похожи между собой. Больше всех рождению Анечки  обрадовался  Антоша. Он всё так же живёт с Тоней и Михаилом, и частенько навещает  Ерёминых. Виктор и Лида  всё обсудили между собою, и решили, что впредь будут избегать недомолвок в отношениях.  Виктор сдержал обещание, данное отцу, и ежемесячно отчисляет  деньги сыну  на сберкнижку.   
А ещё  Ступкин  серьёзно пообещал Антоше, что тот  приедет к ним с Лидой в гости. Мальчику почти двенадцать лет, а он не видел Мавзолея, Красной  площади, Курантов и прочих  достопримечательностей столицы. К тому же, у него  кроме Анечки есть ещё две сестры. Кстати, Наташа так и продолжает обижать Машу, а та терпит. Ждёт. Ведь баба Зоя  пообещала, что Наташа исправится.
          Валерий Прошкин женился вторично. Немного забегая вперёд, скажу, что через восемь месяцев у него родился первый ребёнок. Радости Валерия и Анастасии Дмитриевны не было предела! Ещё через год родился второй ребёнок….Потом третий. Сейчас у  Валерия  четверо детей, все мальчики-погодки, он  облысел, а в довесок к лысине приобрёл и головную боль. Он частенько вспоминает спокойные годы жизни с Катей, особенно в те дни, когда его мальчишки что-нибудь взрывают. Анастасия Дмитриевна снова ничем не довольна. Новая  сноха, по   её  мнению, не уважает свекровь,  и из рук плохо готовит. Валерий  обижается на мать, потому что та наотрез отказывается  нянчиться  с долгожданными  внуками. А если они, не дай Бог, назовут её «бабушкой» в общественном транспорте, делает вид, что  не знакома  с ними.
          Матвей Гаврилович Ступкин захворал, его  продуло в конторе, и в результате приключился радикулит. Зоя Ивановна лечит его компрессами и примочками. Все домочадцы разбаловались, ведь дед не в состоянии взять трость. 
           У Василя и Лены Ступкиных всё хорошо. Тимофей подрастает и просит у родителей сестрёнку. Василь полностью согласен с сыном, поэтому достраивает высокий, хороший дом.   
           Алексей Кирсанов в письмах зовёт Антона в Гордеевку рыбачить (на что мальчику эта пыльная Москва?). Он всё так же прикладывается к бутылке с вечным вопросом: «Как Катька так могла поступить?».
          Варвара тоже зовёт Антошу к себе, ведь все признаки указывают на то, что будет небывалый урожай яблок.
           Дуня Вырвиглаз обнаружила в себе неожиданный талант к рисованию и стала с утра до вечера малевать маслом картины природы. Удивительно, но её картины стали пользоваться спросом среди местного населения  и с лёгкостью раскупаться. Дуня подписывает  произведения  звучно: «Фаина Крайняя». Крайняя – по месту расположения её дома, а имя Фаина кажется ей самым чудесным в мире.  Дунин сын Пашка  бросил пить и  стал торговать картинами матери. Оказалось, что в Паше заложен талант продавца с большой буквы,  холсты пошли нарасхват. Он завёл цветастый блокнот и всех записывает в очередь. Прозвище «Вырвиглаз» исчезло у них само собой. Паша и Дуня приоделись, наладили быт. На днях купили  стиральную машинку «Сибирь».  Паша женился на  Ксене Ложкиной, она обожает гладить и крахмалить бельё.
          Деревни Гордеевку и Большие Калачи объединили в общий колхоз «Красный путь», вражда  между ними улетучилась сама собой. Теперь гордеевские и калачёвские выполняют план сообща и очень радуются, что  не надо рвать на части бедного гармониста Григория. Кстати, не долго  Ирина и Олег Ложкины отдыхали после свадьбы  Ксени и Паши.  Через  месяц от  гармониста Григория,  которому приглянулась их средняя дочь Настя Ложкина, явились сваты.
          Продавщица Галя из сельмага стала ещё толще, братья Левины неделю трудились в поте лица, расширяли ей прилавок. Парикмахерша Моисеиха уехала гостить к дочери в Херсон, да там и осталась. Но, недолго горевали гордеевские бабы. Ирина Родионовна Ложкина съездила в райцентр на курсы  парикмахеров и привнесла новую струю в причёски. Теперь все бабы  ходят по деревне с химической завивкой.
           Учительнице Нонне Андреевне скучать некогда. Детей в последнее время  прибавилось. С объединением  колхоза стало много желающих построить дома  в Гордеевке.
           У Тони и Миши Резниковых всё по-прежнему. Они работают в Доме ребёнка, почти каждое лето отдыхают в Гордеевке.  Светлана Владимировна доработала до пенсии, но не дня не смогла высидеть дома, пришла обратно на работу.
          …Сегодня  в  Дом ребёнка снова подбросили  новорождённую девочку. Её обнаружила  медработник Елизавета Даниловна. Девочку назвали Лизой Курносовой.