Ой, как голова болит! Просто раскалывается. Да и как ей не колоться после вчерашнего. Выпил я изрядно. И не обычной водки (ибо денег нет), а необычной бурды. Другого слова не подберёшь для той мутноватой жидкости ржавого цвета, которую я получил прошлой осенью в попытке сделать вино из яблок. Сезон был урожайный, яблоки в саду под ногами хлюпали. "Что добру пропадать?" подумал я и решил изготовить спиртной напиток. Получились две десятилитровые бутыли горьковато-кисловатой жидкости с минимальным содержанием алкоголя, но если выпить большую кружку, то в голове что-то слегка ощущается. А если две, то ощущается сильнее. А если три, то …. Наверное, вчера я выпил четыре. Или пять. Пришёл с очередного интервью по вопросу трудоустройства очень расстроенным и разыгравшийся в душе пожар попробовал загасить самодельным яблочным пойлом.
Есть из-за чего расстраиваться. Уже пятый месяц я безработный. И вот почти устроился грузчиком на склад, но в последний момент мне отказали…
… Однако ж, как голова трещит... На полу возле телефонной тумбочки бумажка валяется. Я поднимаю её. Корявыми нетрезвыми буквами и цифрами записаны адрес, время и фамилия. Фриз. Так. Значит, у меня назначено свидание. Похоже, что вчера, будучи пьяней пьяного, перерыв свои записные книжки, я отыскал этого человека, которого, кажется, я уже давно потерял и никогда, если бы был трезвым, не нашёл. Итак, Фриз.
Александр Вильгельмович пришёл в нашу группу на последнем курсе преподавать политическую лексику и газету. Я тогда оканчивал институт после стажировки в Африке, а он только начинал преподавательскую работу после длительной командировки в Азии. Был он всего лишь на несколько лет старше меня.
Ни на кого из наших преподавателей он не походил. Во-первых, мужчина, что само по себе было на нашем факультете нечастым явлением. Во-вторых, молодой. В-третьих… И в четвёртых, и всех прочих отношениях был он примечательной фигурой. Высокий, осанистый, в строгом костюме, с толстой золотой печаткой на пальце. Про такого можно было сказать "породистый мужчина".
Представившись нам на первом занятии, он объяснил, откуда у него такое странное отчество и ещё более странная фамилия. Его предки – фризы, небольшое германское племя, проживающее по соседству с голландцами, и когда-то расселившиеся по всему миру, в том числе и России. То есть, он российский немец. Но его родной язык русский. Немецкий он знает слабо. Однако хорошо знает арабский, так как закончил факультет восточных языков в Москве. Ну, и английский он знает, конечно. Кто же его не знает?
По-английски он говорил блестяще, без малейшего акцента. Его было приятно просто слушать. Обращаясь к студенткам, он интересовался – как её называть – Miss или Mrs. А к немногочисленным представителям мужского пола обращался со словами Mr и Sir. Поначалу мы похмыкали, но… потом нам это даже понравилось.
Он не только красиво говорил сам, но и всячески вызывал на разговор нас. Даже устраивал нечто вроде импровизированных пресс-конференций, на которых кто-то выступал в роли премьер-министра, которого должны были заваливать вопросами дотошные журналисты. Изобретательный был товарищ…
На переменах я часто подходил к нему, и нам всегда было о чём поговорить. Он рассказывал мне о вершинах Гималаев, я – о подводном мире Красного Моря. Говорили, конечно, по-английски, сдабривая English вставками по-арабски. Он – академически классическими, я – базарно бытовыми. Щёлкая золочёной зажигалкой, он угощал редкостными дорогими сигаретами Rothmans.
- Как будешь жизнь устраивать? – спрашивал он меня.
- Не знаю, - отвечал я.
- А пора бы знать. Тебе не шестнадцать лет, и профессию ты почти имеешь.
- А ты? – интересовался я. (В английском, где нет различия между "ты" и "Вы", это звучало совсем нефамильярно).
- Пока здесь поработаю.
- Тебя устраивает зарплата преподавателя?
- Не всякого. Но доцентская на текущий момент меня устроит.
- Разве ты доцент? У тебя ведь и степени нет.
- Со временем будет. Защищаться надо, my dear Sir.
Через некоторое время, однако, он перестал называть студентов "сэрами", а студенток, "мисс". Как-то наш декан Варвара Борисовна Дубинина прознала про такой необычный способ обращения к нам. Её ортодоксальное коммунистическое мировоззрение не могло допустить столь тлетворное влияние Запада. Александру Вильгельмовичу было сделано соответствующее внушение и рекомендовано ко всем студентам без различия пола обращаться только как "comrades", то есть, "товарищи".
Последний курс пролетел совсем незаметно. И понесло меня по жизни… Сельская школа с вечно пьяными отцами-трактористами и не всегда трезвыми учителями; кирзовые солдатские сапоги, сбивающие ноги в кровь на плацу; разъедающие глаза испарения химкомбината, который строят англичане; огнедышащие мартеновские печи, варящие сталь для американцев; столы переговоров и столы банкетные, залитые шотландским виски и русской водкой; НИИ репрографии, где непонятно кто чем занимается и за что получает деньги; бескрайние колхозные поля свеклы, поросшие бурьяном, который надо вырубить тяпкой; немецкие пивные котлы (пустые, конечно), в которых мы лазаем с лучшим другом Фрицем из Баварии; просёлочные дороги, в которых вязнет наша "Нива" (сидящий за рулём Джанлука Манчини, вице-президент сельскохозяйственной корпорации в Турине, поминая божью мать, яростно давит педаль акселератора, в то время как я по колено в грязи толкаю наш вездеход сзади); старые советские танки, которые мы модернизируем в пустыне Гебейта до уровня современных французских; шоп-туры в Арабские Эмираты, откуда мы с шефом (пацаном-спекулянтом) везём в картонных контейнерах скупленную по дешёвке парфюмерию для перепродажи в России; перевод публичных лекций Джона Карри, американского проповедника-баптиста (или он был адвентистом?). И много чего ещё… И всё когда-то кончалось, и не всегда я успевал перескочить с одной работы на другую. Так я несколько раз оказывался не у дел и безработным…
С Александром Вильгельмовичем я связь практически потерял. Но просматривая местную прессу, обнаруживал и с интересом читал в ней его заметки. Он писал о том, как в нашем крае когда-то появились немцы, чем они занимались и занимаются сейчас, в чём преуспевают. Он писал о необходимости создания землячества немцев и установления культурных и экономических связей с исторической родиной для блага России. Потом я узнал, что землячество было создано, и он стал его руководителем. А ещё позже я узнал, что он возглавил политическое движение "Русская социалистическая партия", которая выдвинула его кандидатом в депутаты Государственной Думы. "Какой энергичный малый!" подумал я. А то, что он умный человек, я знал уже давно.
Несколько раз он случайно встречался мне в городе. Однажды зимой я издали заметил его идущим по одной из центральных улиц. На нём была дублёнка и богатая меховая шапка. Проходя мимо старушки с протянутой рукой, он на минуту остановился, сунул руку за пазуху и, положив ей что-то в ладонь, пошёл дальше. Изумлённая старушка благодарно затрясла головой. Должно быть, никто и никогда ей так щедро не подавал…
Ещё однажды мы нечаянно встретились в трамвае. Я сидел, уткнувшись глазами в хирагану и её латинскую транслитерацию (не находя себе тогда применения как переводчик английского я навалился на японский).
- Переходи скорей на иероглифику, - услышал я над своим плечом. Подняв глаза, я встретился взглядом с Фризом.
- Александр Вильгельмович? Вот так встреча! Раз вас видеть. А откуда Вы про иероглифы знаете.
- Знаю. Проходил уже, - усмехнулся он. - Что, брат, жизнь достала? К японцам побежал?
- Ой, бегу… Аж пятки сверкают, - отшутился я.
- Смотри не упади, - сказал он абсолютно серьёзно. – И знай куда бежать.
Тут водитель объявил остановку, и он направился к выходу.
Прошло ещё время. Годы, годы… Меня ещё покидало по жизни как луковицу в кипящей кастрюле, пока не выплеснуло через борт. Проживая пятый месяц без гроша в кармане на развалинах Советского Союза, я вспомнил о Фризе. Вот кто наставит на путь истинный! И я иду к нему. Иду пешком, а не еду в трамвае потому что так дешевле и для здоровья полезнее.
Его офис я нашёл легко. В здании некогда НИИ Бог Знает Каких Систем разместились теперь всевозможные фирмы и фирмочки, ООО, ОАО, и ЗАО.
Его предприятие занимает весь третий этаж. Я нахожу дверь его кабинета и, постучав, вхожу. Фриз сидит за большим столом. С нашей последней встречи он почти не изменился, только слегка пополнел. Увидев меня, он кивнул на кресло напротив – присаживайся. Мы пожали друг другу руки.
- Glad to see you, my dear Sir. What's brought you here? – обращается он ко мне. – Говори по-русски, не напрягайся. - Меня внимательно рассматривают его голубые глаза на крупном мясистом лице.
Я сбивчиво рассказываю о своём житье-бытье, о последней неудачной попытке устроиться грузчиком на склад вторсырья. Вожу взглядом по кабинету. На подоконнике замечаю коротковолновый радиоприёмник Spidola. Значит, хозяин слушает передачи на иностранных языках для поддержания языковой формы.
- Ясное дело, - прерывает он меня. – Русский интеллигент с советской закваской, не умеющий жить и не знающий как защищаться. Скажи, у тебя есть связи с иностранцами?
- Есть, конечно.
- Кто такие?
- Ну, разные ребята. В Америке есть пастор. В Италии вице-президент фермерской корпорации. В Германии – пивовар Фриц из Мюнхена. Ещё есть много. С кем когда-то работал, с тем и подружился.
- Пастор нам не годится, это точно, - говорит Фриз. – А вот вице-президент фермерской корпорации может быть полезен.
- Чем?
- Поставками зерна. Прошлый год у нас совсем неурожайным вышел. Да и на этот сезон прогнозы плохие. Скотина голодает, зерно нужно. А где-то, возможно, оно зря преет.
- Я в этом ничего не понимаю.
- Ты не понимаешь, а твой вице-президент может понимать. К тому же не ты один будешь бизнес делать. Сюда ещё люди подключатся.
- А я, значит, наводчиком буду.
- Нет. Коммерческим агентом. Который, учти, в накладе не останется. Особенно если поставки будут крупные.
- Крупные – это какие?
- С налёта не скажу. Возможно, несколько сухогрузов. Не один же колхоз "Светлый путь" у нас сидит в заднице. Целый регион кормить надо. А твой вице-президент может иметь уже налаженные связи с аргентинскими поставщиками… Тут есть над чем поработать.
- Нет. Это не моё.
- Н-да… - Фриз достал сигареты (всё тот же Rothmans!), протянул мне пачку. Мы закурили. – А в Таиланде у тебя знакомые есть? Или на Филиппинах?
- Нет. Есть в Японии.
- В Японии слишком дорого.
- Дорого что?
- Комплектующие для компьютеров.
- Зачем они?
- Как зачем? Мы стоим на пороге компьютерной революции. Ещё несколько лет и компьютеры будут в каждой конторе. А потом и в каждом доме. Здесь мы можем стать пионерами и, если хочешь, миллионерами.
- Каким образом?
- Можно собирать компьютеры из поставленных запчастей. Это не такая уж сложная работа. Те же специалисты НИИ, в котором мы сидим, запросто с этим справятся. А компьютеры нужны всей стране. Ты понимаешь – всей стране.
- Понимаю
- Ничего ты не понимаешь…
- И это тоже верно. Переводчик я.
- А я кто? Не переводчик? – Фриз ткнул себя в грудь указательным пальцем. – Но я не болтаю, а делаю то, что по жизни нужно…- Он замолчал, и мы какое-то время сидели молча и дымили.
- Пьёшь, небось? – вдруг неожиданно и в лоб спросил он меня.
- Не очень, - ответил я.
- Как не очень? Я по твоей физиономии вижу, что давеча надрался. Вчера со мной по-английски говорить пытался, хотя по-русски лыка не вязал.
- Да разве я от радости? Грузчиком и то не берут.
- Извини, но грузчики мне тоже не нужны. Как и голые переводчики. – Он на минуту задумался.
- В семье как?
- Соответственно.
- Жена? Дети малые?
- Ага. Плюс собака большая. И все жрать хотят…
- А! – крякнул Фриз и, загасив окурок в пепельнице, сунул руку во внутренний карман пиджака, откуда он извлёк записную книжечку в кожаном коричневом переплёте. Найдя нужную страницу, он взял со стола листок бумаги, что-то записал на нём и протянул мне.
Я прочитал. Азизов Рахмон Ахметович. И телефонный номер с московским кодом.
- Скажешь, что звонишь от меня, - добавил Фриз. – И вот ещё. Возьми вот это. – Он вынул из ящика стола конверт, положил передо мной.
- Что это? Деньги? Я не возьму.
- Если ты меня уважаешь, то возьмёшь. И не потратишь на выпивку. Бери, я не последнее отдаю.
- Александр Вильгельмович, что у Вас за бизнес?
Фриз порыскал в стопке бумаг на столе, вынул оттуда проспект, протянул мне.
- Вот, на досуге ознакомишься. Бизнес у меня многопрофильный. Строительство очистных сооружений. Защита окружающей среды. Финансирование капитального строительства. Негосударственное пенсионное обеспечение. Содержу сеть аптек. Прямые поставки из Германии, контрафакт исключён. Ещё кое-чем занимаюсь.
- Процветающий бизнес?
- Нормальный бизнес, на который кое-кто уже глаз положил.
- Что? Наезжают?
- Не то слово. В пору с пистолетом ходить.
- А правоохранительные органы? Государство должно защитить.
- Какое государство? Кто его возглавляет? Не этот ли властолюбивый клоун? Ты слышал, что он сказал про нас, немцев.
- Слышал. Что вас надо собрать и поселить на отработанном полигоне.
- За что? За то, что работаем как лошади и не пьём как свиньи? А сам со своей семейкой на полигон не хочет? Bessoffener Dummkopf! – воскликнул он по-немецки. – В Германии так напился, что позабыл как канцлера зовут. Стыдоба!
- Александр Вильгельмович, я знаю, у вас двое сыновей. Как они?
- Младший в Англии учится. Старший в Японии работает.
- В Японии? Кем?
- Information technology developer. На фирме Сони.
- Ух, ты… - восхищённо вырвалось из меня. – А вы сами уехать не хотите?
- Не хочу! – Фриз посмотрел в окно на раскачивающиеся макушки берёз. - Я немец, но мой дом здесь! Я сам его построил. У меня тут собственность, могилы родителей, друзья, работа… У меня тут всё. Не хочу я ничего чужого. Не отбирайте только моего.
Он подошёл к шкафу, вернулся с пузатой тёмно-зелёной матовой бутылочкой Наполеона.
- Давай по двадцать капель коньячку для успокоения нервной системы.
Мы сидим напротив друг друга. Бывший учитель и бывший ученик. Мы соотечественники и почти одногодки. У нас очень близкие интересы, но мы так далеки друг от друга… Преуспевающий российский бизнесмен и российский безработный…
Мы прощаемся. Он жмёт мне руку.
- Если нужны хорошие лекарства или ещё что – звони.
- Спасибо, Александр.
Больше я его не видел.
Прошли ещё годы (ах как они летят). Закончилась моя пёстрая карьера и прожит изрядный кусок жизни, о которой я написал целую книжку. Но надеюсь, что конец карьеры, это ещё не конец жизни. Теперь надо ломать голову над тем как выжить на микроскопической пенсии.
Вспомнился мне Фриз. Вот кому наверняка будут интересны мои неуклюжие мемуарные очерки.
Я нашёл его телефон и позвонил.
Женский голос на том конце мне ответил, что Александр Вильгельмович на этот номер больше не отвечает.
- А как его найти? – спросил я.
- Боюсь, найти его будет сложно, - ответила женщина.
- С ним что-нибудь случилось?
- Слава Богу, ничего, но он уехал в Германию.
- Да?
- Да. Ему что-нибудь передать?
- Нет, спасибо. Ничего не надо. Впрочем… Впрочем, передайте, что русский интеллигент с советской закваской так и не научился защищаться.
- Прямо так и сказать?
- Да, так и скажите. Он всё поймёт.