Пробуждение Дениса было тяжёлым. Веки закрывались сами собой, глаза резал белёсый тошнотворный свет телевизора. Громкий ведущий восторженно голосил об очередном ДТП на КАДе, шестнадцати трупах в Рио-де-Жанейро и алкоголичке из Кемерово, которая отказывалась кормить годовалого ребёнка.
Денис набрал в лёгкие воздух, раздул щёки и задержал дыхание. «Новосибирские ветеринары спасли приговорённого к смерти бездомного кота». Денис громко выдохнул, и поднялся на подушке, вглядываясь в экран.
Мохнатый, чёрный в белых пятнах зверь счастливо крутился на столе. Человеческие руки трепали его за брюхо. Кот извивался от наслаждения. «Когда два года назад его привезли в нашу клинику, никто не верил в его спасение… переломанные ноги, множественные ожоги…»
Денис поднялся с кровати, подошёл к зеркалу, высунул язык: бледный, сухой. Глаза влажные, цвета языка. Веки липнут.
Открыл окно – задуло. Утренний холодок дрожью побежал по телу. Ледяная вода душа ударила до самого сердца. Сделал потеплее, размяк. Чувство сонливости сменилось ленной вялостью. Набрал воды в ладони, опустил, плюхнулась о дно ванны.
Нехотя помылся. Короткие мысли, словно шарики в жёлобе, рождались и моментально скатывались в забвение. Денис чистил зубы, и почти с удивлением смотрел себе, в зеркальном отражении, в глаза.
Бесформенный, беспричинный страх обхватил позвоночник. И даже не страх, а так страшок. Мелкий, пакостный и совсем неприятный. Будто бы предчувствие. Но подобных предчувствий сотни за день современного, утопленного в урбанистическом стрессе, человека.
Денис сплюнул в раковину – пенная бело-розовая масса. У Дениса слабые дёсны.
Чайник запыхтел, затрясся, щёлкнул выключателем. На столе в беззвучном режиме вздрогнул телефон. Денис взял трубку.
- Будет, - утомлённо ответил он, - сделаю. Да, я же говорю, к трём будет готов.
Налил в стакан заварку, разбавил кипятком. Пар в холодной кухне казался особенно густым. Включил телевизор:
«А последнего я назвала Гилмор в честь английского музыканта». Выбеленная, как мел старушка, держала в руках тощего кота и морщинистой сухой рукой водила по его загривку. Голос за кадром продолжил репортаж «теперь в сталинке Нины Елезаровны живёт двадцать восемь котов».
Денис сделал глоток и закрыл глаза. Наверху заверещала дрель. Денис поморщился. Весеннее, ледяное солнце вытащило бок из-за края соседнего дома, слепо бликуя в экране телевизора.
«В тверской области произошло серьёзное ДТП. Погибло девять человек».
Денис переключил канал. За солнечными бликами послышался хоровой смех. Очередное сектч шоу обыгрывало сценку с Гитлером и Сталиным.
Денис пил чай, рассеянно смотрел в телевизор, и чувствовал мелкий, сырой страх, тревожно скребущий позвоночник. Что-то недоброе, чего Денис очень боялся. Допил чай, прочитал ночную смс-ку. Автоцентр предлагал шины и диски с большими скидками.
Сходил в туалет. Долго наблюдал за струёй, за тем, как организм отдаёт то, что некогда взял. Снова зашёл в ванную, помыть руки. Споткнулся о свой взгляд. След мелкого сырого страха ржавчиной осел в глазах. Денис поморгал. Плюнул в раковину. Розовая слюна. Слабые дёсны.
Вернулся в кухню, стал переключать телеканалы. Смех, голоса, взрывы, весёлая, ритмичная музыка, звон колокола, Денис не останавливал канал ни на секунду, всё смешалось в аритмичную, заикающуюся отрыжку. Ещё и сосед со своим непреодолимым желанием посверлить. Дениса затошнило. Он щёлкнул выключатель на телевизоре. Все звуки потухли. И даже сосед исчез. Постояв минуту у окна, Денис поплёся в комнату.
Нажал ногой кнопку включения компьютера. Системный блок загудел. Зашипел вентилятор охлаждения. Резким светом вспыхнул дисплей. Денис сел в кресло. Зажмурился и смял лицо в ладони. Красные микробы – сегменты электронных часов требовали поторопиться.
На улице, словно в крысином гнезде, запищала сигнализация. Свет лоснящегося весеннего солнца подыгрывал в такт уличному писку, всеми силами пробиваясь в комнату, обжигая взгляд. Денис поднялся, задёрнул шторы. Не сильно помогло, только притупило, скукожило резкий свет. Сигнализация не умолкала. Денис вернулся к компьютеру, выбрал нужную папку, включил музыку. Сделал погромче. Гитарные аккорды поглотили крысиную какофонию улицы. Денис успокоился, стал подпевать «Бьютифл, бьютифл бой, дарлинг, дарлинг Шон». И следующую «Люди говорят, что я сошёл с ума, что нельзя мечтать. Ай джаст хат ту лет ит гоу».
Денис улыбнулся. Взял мышку. Проверил электронную почту. Напечатал несколько коротких ответов. Отправил. Проверил Гарри…
Ледяной волной окатило спину. Воздух застыл в лёгких. Медленными, почти мультипликационными движениями Денис двигал мышкой, щёлкал кнопкой. Открывая одну и ту же папку со свойствами, он не мог поверить своим глазам.
Встряхнув головой, зажмурившись, Денис нажал на клавишу перезагрузки компьютера. Монитор погас, затих системный блок. На долю секунды Денис успел почувствовать смерть, могильную пустоту. Но пикнул компьютер, зажёгся монитор. Загудели вентиляторы, ток побежал по системе. Денис, не отрываясь, следил за экраном. Когда, наконец, всё загрузилось, быстрыми движениями, он повторил проверку всех «свойств». Ошибки не было…
Пол его двухкомнатной квартиры покосился. Потолок съезжал за ним, в сторону клети-окна. Солнце, разжижаясь в холодный ржавый азот, затекало в комнату. На кухне надрывался телевизор «бездомные кошки красноярского края оказались персонами нон-грата. Мэрия Ачинска устроила охоту на ведьм…».
Денис схватил телефон. Стал тыкаться потными пальцами в его стеклянную поверхность, оставляя мокрые следы. Ошибки не было, телефон выдавал те же данные. Набрал номер и захрипел в трубку
- Андрюха, у меня беда. Андрюх! Гарри в сотке… Чёрт тебя дери, я не могу ждать! Приезжай! – он так закричал, что испугался собственного голоса, отскочившего от холодной кафельной плитки кухни.
Солнце харкало светом. Ветер задыхался в кашле, бешено дёргая форточку в разные стороны. Телевизор транслировал очередное судилище. Денис пусто смотрел в экран. Жирный человек с лоснящейся лысиной в синей форме строго отчитывал другого, сидящего за решёткой, тощего, в клетчатой рубашке и наглым прищуром. Бабка за свидетельской тумбочкой рыдала, фальшиво размазывая слёзы по тестообразному лицу.
Все они говорили слова, которых Денис не слышал. Он ни о чём не думал. Тревожная пустота расширилась в черепной коробке. Он сидел, и не отрываясь смотрел в экран.
Андрей приехал через час. Денис открыл дверь и, молча, впустил товарища в квартиру. Андрей разделся и проследовал в комнату. Сел за компьютер, взял в руку мышку, зачем-то перевернул, посмотрел на её «пузо». Потом приник к экрану, стал открывать папки и свойства…
- Какой пароль? – спросил он.
- Кверти один, - сказал Денис.
Андрей кивнул. В его жестах и движениях сквозило уверенностью. Он даже показался Денису защитником в латах, на бронированном коне. Андрей повторил процедуру, которую Денис сам произвёл раз десять. Нажал общий сброс, снова повторил. Денис стоял рядом и грыз ноготь мизинца правой руки. Мысли в голове бились, как форточка на кухне в порывах ветра. Он пытался поймать её, ухватиться, сосредоточиться. Но ничего не получалось. Он следил за движениями товарища, который ничего нового не сделал. Он даже перегрузил компьютер, как это уже делал Денис. Результат был один и тот же.
- Соточка, - сказал Андрей, бессильно откинувшись на спинку кресла, – ничего не поделать.
Денис молчал.
- Ладно тебе, Дэн. Заведёшь нового.
- Сам, блять, заводи! – прорычал Денис.
- Что ты кипятишься?
- А ничего, что ты сделал? Для чего ты припёрся, если ни черта не можешь?!
- Ты сам меня позвал…
- На хер ты нужен!?
- Успокойся.
- Сам, мудак, успокойся.
- Дэн, ну бывает, - Андрей извинительно сморщился.
- Сделай что-нибудь, - Денис навис над Андреем.
- Я всё что мог…
- Что ты мог, блять? Проверить лайвы? Войти в личку? Ты тупой мудак!
- Ну, Дэн… - после оскорблений Дениса он нахмурился, - В конце концов, это не конец света. Я понимаю, всё-таки два с половиной года. Ты привык.. Все дела. Но это не глобальная трагедия.
- Я тебя, мудака, не спрашиваю, что для тебя трагедия, а что нет.
- Я ухожу, - сказал Андрей.
- pizdуй, программилла галимая.
Андрей покачал головой.
Денис закрыл глаза и сомкнул ладони у лица.
- Ты никогда не задумывался, зачем всё это нужно? – спросил он.
- Что? – вяло сказал Андрей.
- А всё, - Денис махнул рукой. – Вся эта траханая жизнь, рождение, смерть. Смерть смердит. – Он подошёл к окну, отодвинул штору. – И рождение тоже, и жизнь… Ты когда стирал свои штаны?
- Хм, жена недавно стирала, - растерялся Андрей.
- Угу, плохо стирала. И мозги все выстирала. А я сам себе ржавой водичкой. Тебе нравится просыпаться, жрать, срать и засыпать? А?!
- Дэн, ты прости, но это всё банальности. У тебя будто подростковая ипохондрия. А тебе 30 лет.
- Да, мне 30 лет, - кивнул Денис, - мне pizdец сколько лет. И всё для чего? Что бы я тут подыхал у компьютера? Или что бы хавал с утра до ночи сраную интарсию? Зачем, я тебя спрашиваю?
- Может, тебе выпить?
Денис не слушал Андрея.
- Я вчера стоял в пробке на Ленинском, у перекрёстка с Московским. Вокруг железо и плоть. Меня будто стиснули жестяные коробки, набитые мясом. Смотрят бессмысленно в стороны, сквозь меня, сквозь всё. Умер рабочий день, теперь им предстоит убить вечер, замочить червей времени перед сном – бухнуть, посмотреть «доктора хауса», «пэрисхилтон», поржать, пожрать, может, подрочить в свою бабу… И уснуть, что бы провалиться, что бы завтра утром всё сначала.
И вот стою, а впереди чёрный каменный Ленин. Показывает пальцем за мою спину. Всегда показывает назад. Если ты едешь в другую сторону, ты его просто не видишь, а если едешь на него, он всегда заставляет тебя воротиться назад. И этот каменный божок напоминает тебе, в каком ты дерьме, что нет никакого «впереди», нет никакого «будущего», ничего там нет. Зачем я стою в пробке? Зачем на моей коже воздух нагретого двигателя? И звуки из магнитолы. Нет ничего более бессмысленного.
Андрей усмехнулся и покачал головой:
- Как ты красиво описал. Но это банальная, подростковая ипохондрия.. – сказал он.
- Что ты заладил со своей сраной ипохондрией? Это у тебя ипохондрия! У меня не было ничего, кроме его…
- Это глупо.
- Глупо думать твоими застиранными мозгами.
- Ты с ума сошёл, я ухожу.
- pizduй, мудак.
Андрей вздохнул.
- Я на тебя не обижаюсь, - сказал он, одевшись, стоя в дверях.
- Пошёл ты, - прохрипел Денис сквозь зубы.
Дверь грохнулась так, что задрожали стены.
Денис вернулся к компьютеру. Едкий, кислотный свет монитора прожигал глаза. Денис взял мышку, хотел снова проверить… Не выдержал, швырнул её об стол.
Маша приехала через час после ухода Андрея.
- Ты спал ночью, или работал? – спросила она, внимательно вглядываясь в лицо Дениса. Воспалённые глаза, взъерошенные волосы.
Денис ничего не ответил. Он смотрел на неё, как смотрят на постылую шлюху, с ленивым сожалением и раздражением.
- Бедный, - сказала она, пытаясь обнять Дениса.
Денис пытался отстраниться. Маша, как змея окутала всё тело, не давая пошевелиться и даже вздохнуть. Она словно пыталась проглотить его ртом, грудью, вагиной, каждой клеткой. Он чувствовал, как она мечтает об этом. Дёрнулся, высвободился.
- Что тебе надо?
- Я только хотела тебе помочь. Андрей позвонил, сказал, что бы я приехала…
- Вот бы и ехала к нему!
Маша покачала головой.
- Это всё из-за него? – кивнула она в сторону компьютера.
- Тебя это не касается.
- А что меня касается? Что меня вообще в твоей жизни касается? К чему ты позволил мне близко прикоснуться?
- А ты разве хотела? – спросил Денис, оскалившись.
- Чёрт, ты полный дурак.
Она состроила обиду на лице. Но Денис не смотрел в её сторону. Он медленно сминал лицо в ладони и смотрел за окно. Лысые деревья, трясущиеся в порывах ветра, горки чёрного, старого снега, рябые лужи, темные, хаотично семенящие человечки. Жизнь напоминала старый диафильм с обрезанным началом и выгоревшим финалом.
- Близость? - сказал Денис, - Вся твоя близость только и держится на страхе. «Любовь», «страсть», «близость», все эти слова - ширмочка для одного единственного чувства – страха. И больше ничего. Страха быть одной. Страха пустой постели и тёмного коридора. Конечно, пока не состарилась, нужно поспеть ухватить мужской член. Хотя и член-то, по сути, не нужен. Секс давно не правит людьми. Прогресс победил. Сейчас каждый магазин забит эротическими приблудами для самоудовлетворения. Впрочем, это только для удовлетворения плоти, а кто удовлетворит, что здесь? А? – Денис ударил себя в грудь, - Страх, и ничего более.
- Ты противоречишь сам себе, - сказала Маша, глядя Денису в глаза, - ведь нужен же кто-то, что бы удовлетворить здесь? – она сделал шаг навстречу, и коснулась пальцами его груди.
- Да, своё сердце не подрочишь, - усмехнулся Денис. – Но ты не понимаешь…
- Конечно, я же дура, - кивнула Маша, - я ничего не понимаю.
Она попыталась заплакать.
Денис покачал головой. Плачущая Маша напомнила ему бездомную кошку из утренней телепередачи. Жалко. И хочется скорее переключить…
- Ты мне не нужна, - сказал он, - и я тебе не нужен. По-настоящему. Понимаешь? Всё это выдумка. Заблуждение. Ошибка. Баг жизни.
- И всё это из какого-то проклятого тамагочи из интернет облака? Ты сумасшедший ублюдок!
- Заткнись.
- Я тебя ненавижу!
Денис отвернулся и пошёл на кухню
В телевизоре застыла картинка: слащавый, приторный, до вязи на языке, мужик, и девица в платье в горошек, с косами и вздёрнутыми светлыми бровями. Картинка дёрнулась, разморозилась. «Ты оставишь меня одну, с ребёнком?» воскликнула девица с наигранной обидой. «Ты должна меня понять, Клавдия». Приторный мужик говорил, мерзко щурясь. «Ты должна меня понять…». Клавдия ахнула, закрыла лицо ладонями, зарыдала, как клоун в цирке. Каменное лицо красавчика напоминало надгробную плиту без имени и фамилии, только аббревиатура «RIP».
- Дениска, не поступай так со мной. В дверях на кухню стояла Маша. Лицо, как у этой Клавдии, разве что кос не хватает. Она так же кукольно, наигранно пыталась плакать. И даже что-то выступило из фарфоровых глаз. Она прижимала одну руку к груди, и умоляюще смотрела на Дениса.
Денис молчал.
- А хочешь, хочешь, мы будем жить вместе? Я перееду к тебе? И мы будем вместе. По вечерам я буду делать тебе ужин, а ты будешь рассказывать, как у тебя прошёл день… и по выходным мы будем ездить в Петергоф или Павловск. Будем везде-везде гулять. А после зарплаты моей или твоей будем ездить по магазинам, шиковать. Я буду делать что-нибудь вкусненькое… А хочешь.. хочешь мы заведём ребёночка?
Денис поднял глаза на подружку и сказал коротко и сухо:
- Пошла на huy.
Дождь заливал глаза, ледяной слюной затекал в рот. На злом, чернильном небе рвались обрывки низких туч и блики искусственного освещения города. Небо мерцало и дрожало, как тряслись руки Дениса от холода. Он вымок насквозь. Ему постоянно казалось, что его кто-то зовёт. Он оборачивался, но за спиной в черноте кладбища, под дождём блестели только клыки крестов и могильных плит.
Земля не поддавалась. Лопата билась, словно в камень, откалывая лишь небольшие кусочки. Денис отбрасывал земляную труху в сторону, и каждый раз закидывал голову, глядя вверх, в мечущееся небо
Когда удалось вырыть яму чуть больше полуметра, совсем стемнело. Дождь продолжался, но теперь он будто медленно опадал, и шёл разом со всех сторон, и даже из земли. Руки гудели от напряжения, пальцы окоченели, в груди словно застрял кусок льда. Он мешал дышать.
Из-за спины, откуда-то из глубины кладбища залаяла собака, злым истеричным воем, будто мертвецы восстали, и рвут её на куски… Но Денис не дёрнулся. Он наклонился к большому свёртку, что лежал рядом, и стал разворачивать аккуратно сложенные одеяла, перетянутые скотчем. Скотч не хотел рваться, скользил по зубам и тянулся.
- Сука какая, - сказал Денис скотчу.
Слова вывалились изо рта, как блевотина, упали на обрывки клейкой ленты. Денис развернул мокрые одеяла, порвал чёрные, строительные пакеты и осторожно вынул системный блок компьютера. Так же аккуратно поставил его в яму. Рванул холодный ветер и остро ударил Дениса под рёбра. Ледяная глыба раскололась в груди. Денис упал на колени, и твёрдыми, непослушными, будто чужими руками стал сгребать земляную труху в могилу, засыпая компьютер. Камни глухо бились о жестяную крышку.
Дождь заливал глаза.
- Гарри, - прошептал Денис, - какой же я кретин, какие же мы каменные ублюдки, запертые в своём мирке. Как же я тебя ненавижу, Гарри. Как я ненавижу твой мир…
Денис поднялся, кинул взгляд на присыпанный грязью компьютер. Повернулся, и побрёл домой. В нём родилось острое желание завести кошку.