Прийти, чтобы вернуться

                Прийти, чтобы вернуться



                ЧАСТЬ  ПЕРВАЯ

                Замена

                Если  бы  у человека была возможность  глядеть на всё сверху вниз, то Санкт – Петербург в этот полуденный майский  час  напомнил бы ему гигантский муравейник.  Казалось, на оживлённой улице  все сговорились,  и срочно  решили завершить все дела.  Машины колыхались в мареве  непрерывным потоком. Из  кафе доносилась  популярная музыка, добавляя хаоса в обстановку. Студенты, убежавшие с лекций,  нежились в скверах, ели  мороженое  и пили газировку.  Дедушка в фетровой шляпе удобно расположился на  скамеечке и почитывал газету, детишки кормили забияк-голубей. В Исаакиевском  соборе, выстоявшем во время Великой Отечественной войны,  проходила  какая-то  служба. Возле книжного магазина  шнырял  быстроногий мальчик и продавал свежие  газеты. Электронные часы на  здании магазина показывали 12-40 ч.
               Недалеко  от дороги  располагалось фотоателье с вывеской «Срочное фото».
              Оттуда  вышел  молодой человек на вид лет двадцати, мельком  глянул на часы  и  энергичным  шагом  приблизился к проезжей части, прикидывая, успеет ли попасть в паспортно-визовую службу  до обеденного перерыва.  Вожделенная дверь располагалась  прямо через дорогу  от того места, где он находился. Фотографии для загранпаспорта были готовы, оставалось сдать  их на вклейку. До  подземного перехода было метров пятьдесят.… Сделать крюк, или рискнуть? После секундного размышления, он  лихо  перемахнул через  чугунное дорожное заграждение и, подкараулив момент, когда  поток машин поредел, стал пересекать дорогу с трёхполосным  движением.
             Он пренебрёг  своей личной безопасностью и предупредительным свистком постового. Как говорится, понадеялся на «русский авось».  Дальше всё происходило стремительно. Парню оставалось  пройти каких-то полтора метра до бордюра. Окно паспортного стола было видно как на ладони, и, небывалое дело – из посетителей  никого не было! «Успеваю» - радостно мелькнуло в голове молодого человека,  и он прибавил шагу.  Внезапно из-за нещадно  дымящего КАМАЗа   на обгон пошла «Газель». Водитель увидел несчастного прямо перед  собой, резко утопил педаль тормоза, но было уже поздно. Парень по-детски  удивился, глядя в  раскрытые от ужаса глаза водителя, затем раздался глухой удар. Перед лобовым стеклом на мгновение взметнулась правая рука парня с чёрно- белыми бумажками и всё…
            Кто-то пронзительно закричал, маленький  ребёнок заплакал навзрыд.
            Сразу же образовалась автомобильная пробка, гудящая нетерпеливыми  клаксонами. Водитель «Газели», усатый коротышка в серой кепке, не помня себя от страха, выскочил из машины – что с парнем? Тот лежал на спине, раскинувшись на асфальте, словно морская звезда, и не подавал признаков жизни. Под головой медленно растекалась бордовая лужица. В руке он крепко сжимал  испачканные фотокарточки. Возле парня  стала собираться толпа.
               –  Вызовите кто-нибудь  «Скорую», человеку нужна помощь! – закричала  маленькая женщина. – Товарищ милиционер!
 Милиционер уже успел подойти к месту происшествия и вызвать по рации  службу ГИБДД, после чего занялся наведением общественного порядка. Водитель «Газели» принёс полотенце не первой свежести и подстелил под голову пострадавшего. Его била крупная дрожь, он всё время повторял: «Он как будто из-под земли вырос! Здесь не положено переходить!» Люди шептались, впечатлённые увиденным, но расходиться не спешили. Словно повинуясь неуместному чёрному юмору, в  кафе звучала песня Андрея Макаревича «Марионетки». Пострадавший и напоминал собой марионетку с оборванными ниточками.
         Какая-то древняя  старушка подслеповато взглянула  на парня и набожно перекрестилась:
            –  Преставился, сердешный…
        Прошло около получаса. С водителем «Газели» уже беседовал представитель ГИБДД, составлял протокол и опрашивал свидетелей. Лавируя между  рядами  машин, появилась «Скорая». В час пик нелегко проехать на одну из главных улиц города. Из кабины  вышел  врач с  металлическим  выездным чемоданчиком. Он шёл сквозь толпу, как ледокол «Ленин», и приговаривал: «Расступимся!». Ни секунды не медля, он склонился над  парнем.
            – Пульс прощупывается, - скорее для бабушки ответил он, отнимая руку от его запястья. – Живой!
            –  Носилки, быстрее! Везём его в дежурную нейрохирургию.
        Два крепких парня-санитара  бережно  положили  молодого человека на носилки, задвинули  их  внутрь  машины и, включив сине-красную сирену, с  воем понеслись по городу.
   
             …Нейрохирургическое отделение временно пустовало. Так бывает: группу больных выпишут, следующая  на подходе. Этот «подход» и начался с нашего пострадавшего.  Весной травм и несчастных случаев ничуть не меньше, чем зимой, только меняется характер травматических повреждений.   
В  ординаторской  за рабочими столами сидели друг против друга врач-нейрохирург Станислав Павлович Леонов и  анестезиолог-реаниматолог Георгий Иванович Стрелков. У обоих  в маленьких  чашечках  остывал антрацитовый  кофе «Максим», оба  сидели над обязательной врачебной писаниной. Они изредка бросали друг другу короткие фразы разнообразного содержания. Врачи имеют удивительную способность вполне обыденно рассказывать  о гнойных абсцессах, пожёвывая кекс. Вот и сейчас Станислав Павлович говорил о каком-то  больном, отхлёбывая остывший кофе:
–  …тот, с перитонитом, умер. Сначала обозначились явления ремиссии, но начался сепсис. Но речь не об этом: его вскрыли, а гречки, которой он поужинал, видимо-невидимо. Устали вынимать, словно он её два ведра слопал…
Его собеседник, Георгий Иванович понимающе кивнул головой. Последовала история о содержимом гайморовых пазух. Затем что-то припомнил: заложил шариковую ручку за ухо,  и поинтересовался, поглядывая поверх очков на  Станислава Павловича:
–  А как состояние того парня, которого вчера  прооперировали? Так и не приходил в себя?
Станислав Павлович  задумчиво покачал головой  и  произнёс:
–   Состояние тяжёлое, удар был приличный. Но, думается, он выкарабкается. У него  сильное сотрясение мозга, травма мягких тканей головы, перелом двух ребер и разрыв селезёнки.  После операции ещё в сознание не приходил.
–    Карту на него так  и  не завели?
–    Данных нет. Ни паспорта, ни техпаспорта, ни студенческого билета, – ничего. Вот придёт в себя – расспросим. Или родственники объявятся…
Георгий Иванович  снова углубился в записи. Но потом   добавил:
–    Говорят, у него были в руках какие-то фотографии? Так дайте их в «Новости».
–    Неплохая идея, - оценил  Станислав Павлович. –  Их шесть штук, на загранпаспорт фотографировался. Дам  одну на телевидение, а вторую на пост – для родственников. Он отхлебнул кофе, обтёр рот тыльной стороной ладони и продолжил работать.
В ординаторскую вошли  ещё два  врача,  и на этом разговор прекратился.


                Х     Х     Х

…К вечеру  следующего дня парень пришёл в себя, но от  великой слабости продолжал лежать неподвижно. Неяркий свет больничной лампы резко ударил по глазам. Он болезненно зажмурился и стал осторожно подглядывать  в глазные щелки. Оглядев  пространство вокруг себя одними зрачками,  догадался, что находится в больничной палате. Принюхался: пахло кварцем и каким-то дезраствором. Он был настолько слаб, что даже не пытался  пошевелить рукой. Голова  раскалывалась. «Почему я здесь? Так тяжело, как будто меня втиснули  в неподъёмный  водолазный костюм…»С вернувшимся сознанием, не замедлила появиться  и боль в лёгких. «Астма проклятая» - подумал он.  Вид и запах больницы вдруг напомнили ему какой-то госпиталь. У него определённо имелся опыт  лечения больных, он знал названия лекарств.… Нет, этот свет просто невыносим! Парень  вновь зажмурился.
 В воспалённом мозгу промелькнул образ  незнакомой медсестры в  длинном крахмальном халате и громоздком, необычной  формы,  чепце …Она увлекла его за собой. Он поплыл вслед, не чуя веса… и понял, что если  перестанет бороться со светом, то  вновь провалится в небытие.               
Усилием воли вновь  разомкнул  веки и постарался  думать. Итак, как он очутился в больнице? Что этому предшествовало? 
 К больному заглянула медсестра Танечка и улыбнулась – обрадовалась его пробуждению.
–  Вижу, вам уже лучше? Скоро обход – ждите  Станислава Павловича! –  проговорила она и упорхнула.
– Спасибо, детка…- прошептал  он закрытой двери.
…Начался вечерний обход. К пациенту  подошёл врач Станислав Павлович – он был сегодня дежурным по отделению. Присел на краешек кровати и бодро заговорил:
–  Ну, здравствуй, голубчик. Как ты себя чувствуешь после операции?
–  Кто – голубчик, я?! – изумился парень, не узнавая своего голоса.
–  Ну, ни я же! – ответил врач, ничуть не удивившись такой странной реакции. В после шоковом состоянии пациент ещё и не то может сказать.
–  Ну, знаете…  –  оскорбился парень, снова отмечая про себя, что такого баса у него прежде никогда не было.
–  Разрешите, я осмотрю  шов после операции. Мы удалили вам селезёнку, –  сообщил  врач, немного разворачивая пациента влево.
–  Чего удалили? Селезёнку? На неё у меня жалоб не было, –  удивился он.
–   Как вас величать? – продолжил разговор врач.
– Капиталина  Матвеевна Сухорукова, –  серьёзно ответил больной.
–  Я не просил имя вашей мамы. Как ВАС зовут?
–  Я же ответила –  Капиталина  Матвеевна Сухорукова! – тихим, но уверенным  голосом повторил он.
Глаза  Станислава Павловича превратились в две настороженные точки.
           –  Год рождения?
           –  Одна тысяча девятьсот четырнадцатый. Даты не знаю. Мама мне всегда говорила: «Ты родилась, когда церква горела». А она горела  в четырнадцатом году.
          –  И где же, позвольте узнать, она горела?
          –  В Воронежской губернии, –  запросто ответил парень, удивляясь, что врач не знает  такой общеизвестной вещи.
          – А сейчас мы  в  Санкт-Петербурге, – мягко заметил врач, мысленно пытаясь припомнить график работы психиатра  Максима  Валерьевича Веденеева.   
          –  Знаю. Я, конечно, старая, но не безумная. И о Санкт-Петербурге могу больше вас рассказать. Ленинград  переименовали  Санкт-Петербургом  в  1991 году, следуя исторической справедливости.  А между прочим, когда моему мужу было три года, в 1914 году, Санкт-Петербург вообще был  Петроградом вплоть до 1924 года. А в  тридцать четвёртом году  я  вышла замуж уже за ленинградца,  лейтенанта Сухорукова и переехала к нему на родину. Бедный город, как он только не назывался…
          –   Не надо истории. Я понимаю, что вопрос не этичен, но, сколько вам лет? – спросил  Станислав Павлович, пытаясь поймать парня на несоответствиях.
         –   Девяносто, - с гордостью долгожителя  ответил он.
         –  Позвольте, но девяносто вам быть никак не может, потому что сейчас – 2005 год. А вы родились в четырнадцатом. Стало быть, вам девяносто один? – спросил доктор.
         –   Нет, девяносто один год я не отмечала!
         –   Ещё бы! Ведь вы не знаете точной даты своего рождения, - парировал врач.
         –   Мне – девяносто! Я определила себе за  отправную точку первое января  каждого  года, – напрягся  парень и стал синеть, вот-вот начнётся приступ кашля. Он стал  по привычке искать глазами  аэрозоль от астмы. Нет, хуже не становится…вроде, обошлось….
          –   Почему  в вашей больнице такое невнимательное  отношение к больным? Уж могли бы уважить старуху. Чуть не задохнулась от астмы. А вы: «сколько лет, сколько лет»!
          –  Не волнуйтесь так! Объясняю: вы  попали в больницу не с астмой. Вас сбила машина, - миролюбиво объяснил  врач.               
          –   Этого не может быть! В последние два года я из дома почти  не выхожу. Как же, позвольте, меня могли сбить?
          –    Вас в центре города вас  сбила «Газель».
          –    Не смешите меня, мил человек: газели уже по проезжей части  стали бегать? – упавшим голосом  произнёс больной.
          –    «Газель» - это такой микроавтобус. Он вас и сшиб.
          –   Ничего не понимаю…, мне кажется, что со мной случилось удушье, –  нахмурился, припоминая, парень. Однако, мысли от удара оземь были рассеяны и никак не сосредотачивались. Какая-то  пелена не давала парню вспомнить что-то  чрезвычайно важное. Он замолк и пытался  уловить заблудшую мысль.
         Станиславу  Павловичу  надоел этот цирк. Он пружинисто поднялся с кровати, и ни слова  больше не говоря,  подошёл к умывальнику. Снял с гвоздика  небольшое квадратное зеркальце и поднёс к пациенту.
         Больной тяжеловато отнял от кровати руки и впервые за долгий разговор взглянул на них. Эти крупные, мужские руки с узловатыми пальцами и порослью светлых волос были чужими, инородными.  Второе нехорошее подозрение после метаморфозы с голосом   шевельнулось в голове. «Чем они накололи меня? Всегда плохо реагировала на наркоз…». Он нерешительно поднёс зеркало к лицу. На него с  пугливым любопытством смотрело незнакомое, худощавое, покрытое двухдневной щетиной, молодое лицо. Карие глаза ввалились под неправдоподобно  густые  брови,  красивый нос, обезображенный  крупной ссадиной, победно выступал на лице, пухлый рот скривился.…Голова  перевязана не сплошной бинтовкой, как на поле брани, а из прорех торчат немытые волосы…
«Кто это?! Где я» –  отчаянно подумал  парень.  На миг показалось, что  сейчас лопнет его бедная голова,  такого потрясения ему ни за что не пережить! Это не может быть правдой, не может!  Он стал мотать головой в  разные стороны, словно лев, на голову которого надели шапку. Он надеялся рассеять чужеродный образ. Но бесстрастное отражение в зеркале стало лишь ещё более нелепым: бинт ослаб и повис на ухе. Больной брезгливо откинул зеркало в сторону и последнее, что смог выдавить из себя  перед обмороком, было: «Это не я!»
         –  Танечка, срочно неси нашатырь и уколи ему димедрол! – громко велел Станислав Павлович подоспевшей медсестре.

                Х        Х       Х

В жизни многое зависит от обстоятельств. Иногда они фатально влияют на  течение жизни. Можно опоздать на автобус и остаться единственным счастливчиком, не погребённым под грудами искореженного металла.  А можно напротив, успеть  запрыгнуть в отъезжающий состав и получить  всё, о чём мечтал. Загвоздка состоит в том, что никто не знает, что повлекут за собой  очередные обстоятельства.
Так сложилось, что в пятом подъезде  по улице Державина  за два года родились одни  мальчики, целых шесть человек. Их родители были  разными: пожилыми и  молодыми, кандидаты наук и рецидивисты. Мальчики тоже удались разными. Кто-то ходил в шахматную школу, кто-то  был заядлым футболистом, а кто-то  ничем особым не занимался. Четверо всё по тому же стечению обстоятельств попали учиться в один класс, трое  из них остались на всю жизнь закадычными друзьями.
Семён Тарасов всегда  был авторитетом и главным  заводилой на шалости, такие как прицельный   огонь по уличным фонарям или натягивание  незаметной верёвки в тёмной переулке.  Он всегда  был рослым и пухлым ребёнком, но никому не приходило в голову дразнить его, поскольку он имел уважение среди мальчишек. Семён имел некую  цельность, значительность. Всякая  предлагаемая им глупость имела особый  смысл. Даже  если ребятня под предводительством  Семёна  несла подкидывать   дохлую мышь  в почтовый ящик противной  библиотекарши Александры Анатольевны, то все верили в правоту предприятия. А дразнить её несносную собаку-болонку было так же естественно, как умываться по утрам. Семён обладал недюжинными способностями внушения. Он мог убедить любого человека  в том, что его отец – инопланетянин и привести много неопровержимых  доказательств в пользу своих доводов.
Во всём многоквартирном  доме  считалось, что более бандитского подъезда, чем пятый, трудно найти. Ближайшие дружки Семёна всегда были под боком, с малолетства прикрывали друг друга и даже  давали  клятву верности кровью. Это было в пятом классе.
… На  предпоследней перемене Сёмка  подозвал к себе приятелей – соседей:  Юрку Кравчука, Влада Стапанцова и Димку Нестерова.
–  Кто со мной? Давайте, сбежим с последнего урока?
–  Прогулять? – ужаснулся Димка, живо представляя, как отец вынимает из брюк широченный ремень.
–  Что, слабо? Мамочка заругает? – издевательски проговорил Семён. – В девчонках  не нуждаемся. Ну, так  кто со мной?
–   Куда идём-то? – спросил осторожный Влад.
–   Не закудыкивай дорогу, любопытная Варвара! Потом узнаешь, –  прикрикнул Семён.
–   Я иду, –  нетвёрдо ответил Юрка.
–   Ну, я как все, –  сделал равнодушный вид Влад.
Семён пробуравил взглядом бедного Димку и презрительно сказал:
–  А ты что тут стоишь? Ну, беги на труды, колоти свою табуретку, да смотри, не споткнись. – Затем повернулся к ребятам  и коротко скомандовал: «Айда!»
Они похватали портфели и сорвались с места.
Сёмка  привёл их к  ветхому двухэтажному  бараку, предназначенному под  снос. Странно, что мальчишки не видели этого барака раньше, он располагался  совсем недалеко от их дома. Все жильцы давно переехали в новое благоустроенное жильё. Рыжеватая краска  облупилась со стен. Окна и двери были заколочены,  из зияющих щелей свисали клочки дратвы. Чтобы попасть  в дом, следовало сначала  пролезть через тесное окошко в  дурно пахнущий  подвал. А там уж до лестницы  рукой подать. Мальчишки по одному протиснулись в окошко и спрыгнули на  прелый земляной  пол. Две одичавшие  кошки с воплем  шарахнулись от них  в разные стороны. Мгла обволокла их со всех сторон, было едва слышно дыхание друг друга. Лишь от окошка исходил  сноп  света, как от  диапроектора, в котором  буйно заплясали потревоженные пылинки. Плохо контролируемый  ужас охватил  Юрку и Влада, они  уже принялись тайно сожалеть о том, что ввязались в такое рисковое предприятие.  Они, то и дело натыкаясь друг на друга, подались к лестнице. Ступеньки  угрожающе скрипели. Казалось, что сейчас начнут завывать приведения и хватать  незваных гостей за ноги своими  костлявыми, крючковатыми пальцами.… Во все щели задувал ветер, и  в бараке что-то постоянно хлопало, пугая мальчишек до потери сознания. Один Семён уверенно шагал наверх, видно, бывал здесь. А вот и чердак. Только тут они вздохнули с облегчением. Обстановка  напоминала старый бабушкин сундук, может быть, пыльный, но бесконечно уютный.
На его середине оказался  колченогий журнальный  столик и ящики  вместо стульев. Семён, видно, подготовился заранее: на столике валялось  голубиное перо, тетрадный листок в клетку  и полиэтиленовая крышечка. Влад стал оглядывать помещение. Щедрые полотнища паутины свисали отовсюду, на полу беспорядочно валялись банки в  слое серой пыли. К дальней стене был приставлен скелет от велосипеда «Орлёнок». На балке, поддерживающей крышу, кто-то из бывших жильцов  для смеху приспособил  ржавый почтовый ящик с искореженной дверцей и проволочкой вместо замка. Юрка тут же скрипнул дверцей ящичка и довольным голосом сообщил, что тот цел.
Сёмка  сунул руки в карманы, дождался тишины и заговорил со слабой степенью превосходства:
–   Присядьте на ящички! Я недавно нашёл этот чердак, и вы первые и единственные, кому я его показал.
Юрка и Влад раздулись от гордости. Из шести мальчишек  Семён считает их самыми близкими друзьями! Ох, и дурачок Димка, что струсил...
– Юрка, Влад, смотрите, что у меня есть, –  Семён порылся в глубинах кармана и вынул  складной охотничий нож. Щелчок – и острое лезвие выскочило.  Юрка завистливо присвистнул, а  Влад спросил сдавленным голосом:
–  Ух, ты! Где ты его взял?!
– Где взял, там уже нет. Давайте, дадим друг другу клятву верности на всю жизнь? Ну, о том, что  девчонки не будут помехой в нашей дружбе? Будем друг другу во всём помогать, не предадим, и умрем  друг за друга, если понадобится?
Влад и Юрка согласно закивали головами.         
–  Я где-то слышал, что настоящая клятва даётся  кровью, –  наклонился к друзьям  тучный Семён, перейдя на священный шёпот. Он сложил горячие руки на спины приятелей. Мальчишки ощутили прилив такого единства, которое  не снилось и сиамским близнецам, но перспектива писать кровью клятву как-то пугала: ведь эту кровь ещё нужно где-то взять!
–   Предлагаю подбить голубя и написать его кровью, –  предложил Владик.
–   Э, нет, хитрый ты больно. Сгодится только своя, а то клятва будет недействительна! – воскликнул Сёмка.
Не растрачиваясь более  на разговоры, Сёмка Тарасов  ткнул себя блестящим  лезвием в ладонь левой руки. Крупные капли крови жутковато  закапали в крышечку, предусмотрительно подставленную Семёном. Под всеобщее  молчание он деловито взял  перо и, макая в кровь, нацарапал на листочке: «Клянусь быть верным  другом  Юре и Владу до последней капли крови». Затем он протянул нож и перо Юрке. Тот покрылся испариной, но дрожащей рукой всё же сжал тяжёлую рукоятку ножа. «Как можно ткнуть самого себя? Одно дело, когда случайно порежешься…» –  метнулась предательская мысль.
–  Ну?! Смалодушничал? Дай, я сам тебе ткну …–  прочёл его замешательство   Семён.
–  Я сам.
Юрка легонько резанул себя по руке,  но спасительная кровь всё же выделилась. Капать в крышечку было нечем, он  приставил перо к крошечной капле и написал: «Клянусь тоже». Весь обряд смахивал на посвящение  в мужчины  в нецивилизованном  негритянском племени. Юрка и Семён с превосходством победителей  посмотрели на Влада, который трясся как осиновый лист. Где-то Влад был  очень изобретателен, особенно в подражании других людей, а кое в каких случаях  совсем не владел собой. Он всю жизнь боялся крови. Один раз он нелепо получил сотрясение мозга: порезался ножом, увидел кровь и потерял сознание. Неудачно упал и получил сотрясение!
–  Твой черёд, –  сказали хором храбрецы.
Но тот уже кулем повалился  в обморок на пыльный пол чердака. Падение пришлось на одну из банок, которая тут же со звоном разбилась. Стекло резануло его по щеке.
–  Хорош прикидываться, мы знаем, какой ты  артист! – заржал Сёмка.
Но Влад  не поднимался, а его рука безвольно, словно плётка, лежала на перекладине пола. Мальчики переглянулись.
–  Он не умер? –  перепугался  Юрка, на что Семён сморщился. Это  означало, что таких  хлюпиков он в жизни не видел.
–  Нет, просто в отключке, –  ответил Сёмка, похлопывая Владика по здоровой щеке.
Бледный Влад открыл мутные глаза и тоненько заныл, что хочет домой. Слёзы  текли по грязному лицу, смешиваясь с кровью. Даже Юрке  захотелось отпустить  друга домой, до того  он был жалок. Но Семён грубо заявил:
–  Пиши клятву и пойдёшь. Кровь у тебя на щеке!
Мальчик повозил пером по щеке и написал солёными, розовыми «чернилами» свою клятву.
Семён дал ему клетчатый носовой платок, чтобы тот утёрся. Атмосфера  уже не была столь загадочно-торжественной, как вначале.  Владик привёл себя в порядок, но  Сёмка не думал заканчивать. Он предложил выбрать кого-нибудь вождём  и равнодушно подвёл глаза к потолку, словно ждал разнообразных предложений.  Мальчики единодушно предложили его, Сёмкину кандидатуру. Ведь чердак – его находка, не так ли? В исходе выборов Тарасов  и  не сомневался, но всё равно, было приятно.  Новоявленный вождь сделал грудь колесом  и постановил: показывать «штаб» посторонним нельзя; обсуждать все спорные вопросы отныне сообща. Назавтра он позвал друзей на чердак  в три часа дня, чтобы  придумать тайную шифровку.

             … Много времени впоследствии они проводили на этом чердаке. Отработали только им понятный язык, устроили себе штабную почту. Например: Влад узнавал, что Сёмкиного отца собираются  вызвать в школу. Он писал записку такого содержания: «Ма-сё, гись – бере! Пу-па  вают –вызы  в лу –шко!» и относил её на чердак в почтовый ящик. Семён находил послание и  принимал меры. Их язык был очень прост, специального учения не требовал. Любое слово делилось на две части, которые переставлялись местами. Расчёт был прост: если письмо попадёт в руки нежелательному человеку, он ничего не поймёт. Сколько раз «изоп» спасал их на самостоятельных работах и экзаменах, когда требовалась подсказка! Язык к тому же был универсальный, некоторые слова существовали в любом случае. Например, слово «пи-во» переделывалось в «во-пи», «гор-ка» в «ка-гор». Иногда получались очень забавные варианты.
             Став старше, они забавлялись на чердаке, как могли: на спор  крали полотенца с верёвок, через подзорную трубу подглядывали за девушками, обчищали карманы  детям из соседних дворов.  Влад частенько устраивал пародии на химичку или библиотекаршу под одобрительный гогот друзей.
               Невинные забавы  скоро стали перерастать в мелкий разбой, барак  возымел дурную славу среди населения.  В лучшем случае припозднившихся прохожих сопровождали взрывы хохота, в худшем они лишались кошелька…
           …Четыре  года спустя  до подростков  дошёл слух, что дом с их любимым чердаком  собираются  сносить. К тому времени там стало почти обжито, на стенах красовались плакаты с гонками и боксёрами.  Юрка  исхитрился пронести туда раскладушку с пледом (где он раздобыл плед, не трудно было догадаться), а Влад – керосиновую лампу. Заядлый курильщик Влад приобщил друзей к сигаретам, а Семён часто приносил  на чердак пиво или вино.
           …В тот ясный  день все трое прибежали к дому с тайной надеждой, что слухи о сносе не подтвердятся. Обычно работы, связанные со сносом тянутся годами. Сначала огородят территорию, затем ищут подрядчиков и ждут финансирования. Здесь, как назло, дело решилось просто стремительно. Работы  велись  в самом разгаре. Завывание мотора возвещало о том, что  не ходить друзьям  больше  через  заросли ивы и черёмухи, не вдыхать пыльный  воздух чердака.…
Смотреть, как экскаватор орудует огромным металлическим  грузом, было просто невыносимо. Домишко напоминал старую слепую лошадь, которую  добивают за ненадобностью.… Поднялось облако пыли, ничего не стало видно. Земля содрогалась под ногами,  каждый удар  ребята ощущали как бы по своему телу, по детству, по привязанностям.…Из экскаватора  высунулся вечно  пьяный мужик  и  в три нелитературных слова прогнал мальчишек. В хороший день они бы ему ответили, да ещё и навешали оплеух, но тогда из них словно души повынимали…
            Тем вечером они бесконечно долго сидели в детской беседке, как бездомные, и помалкивали. Настроение у всех было подавленное, но первым пришёл в себя Семён.
Он сказал приятелям, что ко всему нужно отнестись философски. Если чердак разрушен, значит это кому-то надо. Отсюда следует, что в их жизни наступила новая веха.  Детство осталось в  руинах того дома, пора  начинать новые, взрослые  и рисковые дела. Что-что, а убеждать Семён умел.
            Первое дело они готовили месяц, тщательно прорабатывая детали. Отследили маршрут почтальонши в дни, когда та  разносила  по домам пенсию. Идеальным местом для нападения оказался  темный переулочек недалеко от почты. Она всякий раз сворачивала туда, чтобы сократить путь. А  юношам только того и надо было: деньги почти не розданы и свидетели подходящие: слепая старуха, да глухой дед.

                Х       Х       Х

                В Санкт-Петербурге всё ещё существуют уютные дворики. Летом  в них много   зелени, а в ноябре деревья и кусты уже стоят унылыми. Дома довоенной постройки не похожи на нынешние.  Выше второго этажа  пролегает  широкий белый карниз, а под крышей часто  находится   лепнина под государственную символику. Водосточные трубы и  вечно гнутые ржавые лестницы добавляют домам особого очарования. И цвет таких домов, преимущественно, жёлтый. Немного нелепо смотрятся здесь новомодные кодовые  двери с железными  бородавками кнопок. А случается и вовсе нонсенс – не вполне интеллигентные новые обитатели домов приделывают  тяжёлые балконы на полстены, не заботясь о сохранности архитектурной целостности и безопасности дома.
                В похожем доме на Набережной когда-то жил  Ф.М.Достоевский, о чём гласит затемнённая временем табличка.
                На первом этаже  дома, недалеко от Набережной, у окна, уставленного геранями,  сидела бабушка в сером шерстяном платье. В пяти шагах от окна  рос раскидистый тополь, который отбрасывал полосатую, изломанную  тень. Летом он затенял всё сплошняком, а теперь, когда листва почти облетела, стали видны просветы. Из-за тополя  в квартире  было сыровато и не слишком светло, но бабушка ни за что не разрешила  бы его спилить: когда-то Пётр Сухоруков, её муж, посадил его молодым саженцем. Вот каким  колоссом он вымахал  за шестьдесят с лишним лет! Конечно, дерево досаждало соседям своим  пухом, особенно в июле. Но тополь уже воспринимался ими, как составная часть двора. Дети устроили на ветвях «тарзанку»- приспособление вроде каната  с прочно привязанной книзу палкой,  и висели на нём  день-деньской.
               …Во двор вышел сосед из квартиры напротив, Михал Михалыч Брачук, развесил на  перекладине видавший виды  коврик и  стал выбивать пыль. Заметив в окне старушку, он с готовностью  улыбнулся и отвесил ей реверанс. Капиталина Матвеевна  в умилении смотрела на него и думала: «До чего же  замечательный, интеллигентный  человек. Ну отчего таким  никогда не везёт?»
              Самой бабушке было уже девяносто. Платочек  она  не любила надевать, голову венчала  седая косица, уложенная крендельком. Тонкую выпуклую спину обнимала серая  шаль. Взгляд у старушки сделался  задумчивый. Сухонькой рукой она подпёрла подбородок и перенеслась  в то  время, откуда  берутся пожелтевшие фотографии.
              Они  венчали стену, словно  застывшие кадры из былой жизни. С 
застеклённого портрета на неё  смотрело открытое, молодое  лицо мужа, Петра Сухорукова. Ох, Петя, Петя… Он погиб  в мае 1945 года, да так нелепо.   Прошёл  до
конца всю войну и погиб в Берлине от  руки взбесившегося одиночки… Хорошо, он не видит теперь её морщин, ввалившихся глаз.…Она перевела взгляд на другое фото. Там был запечатлён толстощёкий малыш – Ванятка, её сынок. Ещё до войны его унес менингит. …Анатолий, младший брат Петра. Хороший был  человек! Интересно, как поживает его дочь, Сашенька? Ей уже шестьдесят шесть лет. Сколько же лет они не  виделись с Сашенькой? Пять? Шесть? Иногда родственные связи обрываются из-за  сущей ерунды. Капиталина Матвеевна уже и не припомнит, отчего они  с племянницей повздорили. А вот, пожалуйста, - шесть лет не виделись! Сашенька – единственная родственница, оставшаяся у Капиталины Матвеевны.
            А вот Сухоруковы всей  семьёй… Двадцатитрёхлетняя Капиталина, или Калинушка, как называл её Петенька, сидит в плетёном кресле. На руках у неё сидит  Ванятка, с круглыми глазёнками, ожидающий «птички» из фотоаппарата, а Пётр с наисерьёзнейшим видом положил  ей руку на плечо. Какой же это год? Тридцать седьмой…Недолго просуществовала эта семья. Взметнулась, как звёздочка на небосклоне, и погасла. После гибели Петра, Калина не выходила замуж - зачем? Такой семьи уже не будет, а жалкое подобие ей не было нужно.
                Капиталина Матвеевна  не сразу поняла, что плачет. Слёзы замутили взор, и ей почудилось, что она  сидит в паровых облаках. Бабушка  стала промакивать платочком  горячие слёзы, но облака не исчезали. Тут до неё дошло, что дело вовсе  не в слезах. «О, Господи! Самовар почти весь выкипел, пока  я общалась с призраками. Вот же, совсем памяти нет!».  Она посеменила на кухню  и выдернула вилку из  нагретой розетки. Распахнула  окно,  и часть «облаков» вырвалась наружу. Из-за  высокой концентрации пара  на неё напал астматический кашель. Приступ был не сильнее  других, но выворачивал  лёгкие наизнанку. Бабушка, согнутая приступом, добрела до тумбочки, нащупала аэрозоль «Сальбутамоли» и прыснула  в рот  спасительную дозу. Лекарство было на исходе,  ещё на  два-три применения. А пенсия  будет только через две недели…. Вот и думай, на что истратить жалкие гроши: то ли на  лекарство, то ли на  лишний пакет молока…Кто бы мог подумать, что ей, обладательнице исторических ценностей, придётся доживать  в нищете? Обеспеченный человек станет смеяться, что она бережёт, как зеницу ока,  жестяную баночку с  паштетом из гусиной печёнки…  Всё чаще  она стала задумываться, стоит ли проявлять патриотизм по отношению к родине, которая о тебе и думать забыла. Постепенно свежий воздух  и лекарство сделали своё дело, ей стало легче.
               Теперь следовало подумать о деле, не дававшем  ей покоя. Две недели назад, 1 ноября 2004 года  в дверь её  квартиры  постучал   незнакомый молодой человек, весьма интеллигентного  вида:  тёмный костюм в полоску,  очки и кожаный  портфельчик. Сначала она не хотела пускать его в дом и недоверчиво глядела  через цепочку. Но  он обезоружил её фразой: «Полно-те, сударыня,  разве я похож на отморозка с гранатой в руках? Я всего лишь искусствовед!» Как после такого не впустить человека? В своей дальнейшей речи он использовал  словесные обороты, свидетельствующие об  образованности, сыпал знаниями о художниках и эпохах. Фигурой природа его  не обделила: здоров, как бык, и сразу видно, силён.   Капиталина Матвеевна невольно  подумала, что если бы он хотел её убить, то сделал бы это одним немаленьким мизинцем. Однако, что за мысли посещают её? Кому нужна древняя старуха?
А  искусствовед  тем временем интересовался, не знает ли Капиталина Матвеевна других  бабушек – дедушек, у кого бы можно было выкупить для музея раритетные  вещи, таких как  иконы,  столовые приборы, книги и прочие предметы старины. Дескать, зачем они пылятся у стариков в комодах, когда должны стать достоянием русского народа.  И потом, от сделки  старичок будет иметь не худой барыш. Да и  молодому человеку будет хорошо, а то злобный директор музея грозится  лишить его премии.
             Он заливался соловьём, не забыв при этом  обшаривать  взглядом идеально чистую  гостиную.
             Капиталина Матвеевна чуть было не ответила ему, что он как раз явился по адресу. Но что-то остановило ее, и она пообещала подумать, с кем его свести. На самом деле старушка  не знала никого из владельцев раритетов. Все её знакомые  либо уже покоились на том свете, либо не имели за душой ни гроша. Зато сама Капиталина Матвеевна имела всё, о чём говорил искусствовед.  Теперь она стояла перед нелёгкой дилеммой: раскрыть перед ним карты или нет?
             …Её  муж, Пётр Сухоруков, был старшим  сыном зажиточного фабриканта  Аркадия Сухорукова. Суконная фабрика отца приносила  стабильный доход семье, которая жила безбедно до тех пор, пока не грянула революция. Но и тогда предприимчивый фабрикант предусмотрительно  вложил часть денег  в коммерческие банки под проценты, часть в предметы искусства и драгоценности, обеспечив, тем самым   финансовую независимость сыновей Петра и Анатолия. Задолго до войны  отец умер, успев выучить Петрушу в военном училище, и женил на Калине.
           Следующие удары по  деньгам  семьи нанесла  коллективизация  и Великая отечественная война, но  Пётр не оплошал – сохранил иконы и серебряные столовые приборы в Воронежской области, в глухом селе Волобуеве,  на родине Капиталины. Замуровал  всё в   подполе, да так хитро, –   никто не нашёл! Часть драгоценностей  всё же была  обменена на необходимые  вещи и питание в смутные военные годы, но львиная доля сохранилось.
          Брат Петра,  Анатолий тогда  был гораздо моложе и находился на иждивении матери. Им с матушкой досталась своя, не меньшая  доля наследства.  К сожалению, матушка  ещё до войны стала сильно хворать. Имея  на руках сына-подростка, она не могла  работать и обеспечивать им хотя бы сносное существование. Анатолию пришлось подрабатывать и чистильщиком обуви, и мойщиком посуды, но эти приработки  были ничтожны. Поэтому мама  была вынуждена сдавать в ломбард сначала предметы мебели, посуду, затем принялась за драгоценности. Через восемь она   умерла, не  сумев сохранить для сына ничего. После смерти матушки Анатолий некоторое время спустя, женился на Аннушке, и та родила ему дочь Сашеньку. Капиталине Матвеевне Сашенька заменила дочь. Они часто ездили в гости друг к другу, пока бабушка была в состоянии предпринимать поездки. Затем болезнь и хроническая усталость сделали своё дело: Капиталина Матвеевна стала затворником в собственной квартире. А Сашенька…. Впрочем, её можно понять. У неё два взрослых сына и своя жизненная лямка.
             У   Капиталины Матвеевны сохранилось три иконы 18 века  и серебряная  посуда.
          И вот  теперь этот юнец-искусствовед  явился за тем, чтобы всё выкупить.
          Да, после таких мытарств и алюминиевая ложка представляла бы музейную ценность.  И что прикажете делать? Деньги Капиталине Матвеевне нужны позарез: пол прогнил, нужно класть новые доски. Да и самовар не мешало  бы сменить на  электрочайник, который сам отключается.… На зиму халат байковый нужен.… А с другой стороны, деньги – это вода. Утекут в неизвестном направлении, а  иконки потом ищи-свищи. Не зря же она их столько лет хранила?
            Капиталина Матвеевна  обратила взгляд на портрет Петра. Она  много раз замечала, что у фотографии меняется  настроение, выражение лица. Иногда он бывает довольным, особенно в солнечные дни.  Но сейчас  Пётр  укоризненно  блеснул глазами, и брови съехались на переносице. А может быть, ей просто показалось? Или он на самом деле сердится?
           Старушка не стала больше искушать судьбу и попросила  парня покинуть её дом. Тот сразу подчинился, но пообещал снова прийти через две недели – вдруг на горизонте объявится какой-нибудь коллекционер.
           …Две недели истекли. По  подсчётам бабушки, парень должен был явиться  сегодня вечером.  «Ну что ж, там и решу, как поступить, может быть, дверь ему не открою».
             Он пришёл к  Капиталине Матвеевне в девятнадцать ноль-ноль. На этот раз вместо аккуратного портфельчика в руках была вместительная спортивная сумка. «Иж, какой резвый, уже с сумкой пожаловал!» - усмехнулась про себя бабуля. В момент, когда  старушка замыкала за гостем  дверь,  упал и разбился вдребезги портрет Петра.



                Х     Х      Х

              Не успел забрезжить рассвет, как больничное утро отозвалось скрипом дверей, голосом дежурной сестры, призывающей кого-то сдать кровь из пальца и  подпрыгивающим  грохотом  тележки, развозящей медикаменты.
              Ей  было страшно открывать глаза. Тревога  не отпускала всю ночь, она помнила, что вчера произошло что-то очень страшное, и если она  придёт в себя, то снова ощутит ужас. Что  так напугало её? Ах, да, она превратилась в молодого мужчину!  В страшном сне  не привидится такое! Может быть,  наваждение закончилось? Тайная надежда заставила  с удвоенной силой заколотиться сердце. Но, беглый взгляд на «свои» руки снова вернул её в страшную реальность. Ничего со вчерашнего дня не изменилось. Они по-прежнему  мужские. А вот пигментных пятен  не стало, вспышки астматического кашля пока не беспокоят.  «Интересно, какой специалист  лечит в моём случае? А вдруг мне никто не сумет помочь, что тогда?!» Страх пробрался в напряжённое тело, и в голову полезли самые невероятные мысли. Внезапно  она  подумала, что ей снова придётся идти работать. А кем? Она  умеет быть только медсестрой и фельдшером. Точнее, не умеет, а умела когда-то. Она   двадцать пять  лет находится на пенсии.…Вернее, находилась…Как ей теперь зваться? Сколько ей лет, двадцать или девяносто? Где она живёт?! От неразрешимых мыслей разболелась голова.  В палату, как назло, вошла гудящая  группа из трёх врачей под предводительством  коротенького  рыжего весельчака, к которому все обращались не иначе, как: «Максим  Валерьевич». У него была внешность, располагающая к откровению, открытый взгляд, бровки дружелюбными дужками, рот, готовый к смеху. Он оказался  психиатром. Кратко глянув на коллег  и  добившись тишины,  он обратился  к Капиталине Матвеевне:
          –  Я так понял, у нас  имеет место необычный случай?
         –  Доктор! Помогите мне, ради Христа! – пробасила бабуля, в первый раз за последние дни понадеявшаяся на  благоприятный исход своей необычной «болезни».
         –  На что жалуемся? – он открыл историю болезни и забегал  глазами по строчкам, на
ходу  знакомясь с содержанием. В какой-то  миг  глаза застопорились на неразборчивой писанине и брови изогнулись.
         –  Так-так…Х-м… Имя?
         –  Ка - Капиталина, – сказала она, понимая, как нелепо это звучит  из мужских уст.
         –  И давно вы сделались Капиталиной? – без тени улыбки спросил он. –  Может, здесь не я нужен, а сексолог? Транссексуальные наклонности наблюдались ранее?
                –Чего, сынок? Какие склонности? Я к транспорту отношения не имею, я – бабушка.  И не помню, как оказалась в больнице. Мне говорили, что я попала – о, Боже! – под машину. Но понимаете, в чём дело: я живу в противоположном  конце города,  и не была в центре лет двадцать! Я вообще выхожу из дома по крайней необходимости, мне приносят продукты девочки из собеса…
           – Вы инвалид?
           – Ну да, у меня астма и я по старости…
           – Сколько вам лет?
           – Так, девяносто… один, вроде.
В палате повисла неловкая пауза. Группа врачей  принялась записывать  сведения, предвкушая  защитить  диссертации на этом случае.
           – Как аппетит? – поинтересовался врач.
           – Никак. Я не хочу кушать,- ответила она.
           – Пьёте водичку?
           –  Вчера выпила стакан компота…
           – Так дело не пойдёт! Если хотите поправиться, нужно кушать! – наставительно проговорил он.   –  Позвольте осмотреть вас? – мягко произнёс Максим Валерьевич. – Снимите, пожалуйста, пижаму.
           –  Я стесняюсь раздеваться перед мужчинами, – тихо, но твёрдо  ответила Капиталина Матвеевна.
          – Я в данном случае не мужчина, а  врач. Пожалуйста, меня другие пациенты ждут. Не капризничайте, – сказал он старушке. Обернулся к врачам и попросил их  выйти из палаты, уважая сложность случая.
           С помощью  Максима Валерьевича она  приподнялась на койке и стала расстёгивать  застиранную полосатую  пижаму, по-женски, прикрывая плоскую  грудь левой рукой. Пуговицы оказались на непривычной правой стороне, и дело двигалось крайне медленно. От  брюк она избавилась под одеялом. Врач достал деревянный молоточек, откинул в сторону одеяло  и попросил её спустить ступни  вниз, чтобы проверить  коленную реакцию. Бабуля села поудобнее, опустила  вниз глаза и… лишилась чувств.
          –  Всякое видел, но такое! После нейрохирургии будем оформлять парня  в психбольницу, налицо раздвоение личности, – пробурчал себе под нос врач.

                Х     Х     Х

       
          … Много лет прошло с тех пор, как снесли барак. Микрорайон изменился. В том месте, где раньше был домишко, теперь появилась широкая асфальтовая дорога. Вот, чем объяснялась  экстренность  сноса. Новые дома близ дороги возводились со скоростью быстро разрастающегося города. По дороге пустили новый маршрут автобуса.
            Влад, Юрий и Семён  стали совсем взрослыми, им поочерёдно исполнился двадцать один год. Несколько раз приятели пропустили поступление в институты и техникумы,  невзирая на  уговоры родителей. Им не хотелось корпеть над учебниками и получать впоследствии копеечную зарплату. Они ждали  от жизни большего. В их планы входило стремительное  обогащение, пусть и нечестным путём. Молодые головы были до отказа забиты идеями,  гораздо более интересными, чем  курсовые работы.
         Доход  от  криминальной деятельности  был нестабильный. Иногда  им удавалось сорвать  хороший куш, и они принимались кутить на всю катушку, параллельно завязывая нужные знакомства  в бандитской  среде. Бывали дни, когда их преследовало тотальное невезение. Но и тогда они не простаивали зря. В качестве отточки  мастерства мошенничества  годились  разминки, на их взгляд, забавные.
            Например, Влад  втридорога продавал  обычные газовые зажигалки. Как ему это удавалось, спросите вы? Он покупал партию обычных  зажигалок в ближайшем табачном киоске, выбирал бойкое местечко на оживлённой улице города  и  нараспев  зазывал покупателей: «Зажигалки против курения! Осталось всего пять штук! Спешите, не пожалеете. Избавят вас от курения после третьего применения!» и в таком духе. Самое интересное, что зажигалочки разлетались за пятнадцать минут! На торговле ими много не заработаешь, но люди-то поддавались на столь беззастенчивую ложь. А Влад в такие моменты чувствовал себя великим манипулятором.
           Были и другие случаи. В момент редкостного  безденежья, ребята собирались вечером  идти в  боулинг.  По выпавшему жребию, денег на это мероприятие должен был достать Юрий. Он, не долго думая, отправился на центральный рынок, где торговали вещами. Приметил  бесхозный прилавок и виртуозно украл один  из спортивных костюмов, сваленных сине-красной  горкой. Бесшабашная торговка  тем временем курила в закутке с соседкой, проклиная простуженным голосом высокие расценки на аренду киосков. Вернулась и принялась развешивать товар. Юрий побродил немного по окрестностям, выждал время, когда торговка  останется одна (при свидетелях затевать возврат вещи не стоит) и смиренно сказал,  выкладывая  трофей:
          – Вот, моя мама вчера у вас купила костюм. Он мне не подошёл.
          – У меня?
          – Да, – глаза Юрия сверили номер киоска. – У вас. Мама очень волновалась, говорила, верни быстрее, а то не примут. В прошлом году у нас был случай…
         –  А я вчера такие не приносила…, – хрипло возразила женщина.
         –  А я и не говорил, что она  купила вчера. Это было позавчера, вы ослышались.
         –  Вы же… Но…
         –  Пожалуйста, верните  нам деньги. Мы не так богаты с мамой.
         –  Может быть, вам обменять на другой костюм, меньший? Все размеры есть.
         –  Не мой фасон, лучше верните деньги.
         – А за сколько она купила костюм? – решила проявить бдительность торговка, покашливая в кулак.
         –  А я почём знаю? Мама же брала, не я…
         –  Ну пусть бы мама и пришла! – занервничала тётка.
         –  Умерла она…вчера…Несчастный случай на производстве…
         –  О, Боже…
         –  Хоронить не на что…, – натурально всхлипнул Юра. – Номерной знак светит…
         –  Ладно…. Только у меня сейчас денег нет, не наработала ещё.
         –  Тогда я иду к директору рынка. Не хотелось, конечно, скандалить…
 Женщина нехотя отсчитала шестьсот пятьдесят рублей и отдала парню. Так бы поступил любой человек, который хоть раз в жизни видел директора рынка, звероподобного мужлана с безжалостной физиономией. Он не стесняясь мог ударить любую торговку.
            …Вечером  в боулинге друзья  долго хвалили  Юрия за находчивость.
            Бывали у друзей  и неудачи. Один раз Семёна чуть было не забрали в милицию за хулиганство. Примечательно то, что  Семён был совершенно невиновен. Дело было так. Он с друзьями поздно выходил из диско – клуба, все были изрядно навеселе. Больше всех набрался Влад, он вообще пьянел   быстро. На крыльце  Влад с Юрием  встретили общего знакомого и  принялись дружески болтать с ним. Семён тем временем  направился  в ближайшие кусты по малой нужде.  Улица  возле клуба была  плохо освещена, все фонари  разбиты. Какая-то девушка в коротенькой юбочке, изрядно припозднилась  и  спешила домой. Пьяные хулиганы подкараулили  её,  и поволокли  в кусты. Та надрывно закричала, но никого, кроме Семёна, вблизи не оказалось. К тому же, музыка  в диско - клубе гремела так, что  сотрясалось всё вокруг в радиусе километра. Девушке неоткуда было ждать помощи.  И Семён совершил поступок, которого сам от себя не ожидал:  защитил её. То ли в нём проснулся джентльмен, то ли крики жертвы раздражали его, – он так и не разобрался. Но  десять минут спустя, неудавшиеся насильники валялись на траве, издавая заунывные стоны. Откуда ни возьмись, появился наряд милиции. Девушка сбежала быстрее, чем фары уазика осветили сквер. Музыка  смолкла как по мановению волшебной палочки. Двое стражей порядка вылезли из  машины и приказали Семёну заложить руки за спину.  После  профессионального  обыска они нашли складной охотничий нож, тот самый. Семён с ужасом осознал, что влип в редкостные неприятности. Посудите сами: он стоит  без единой царапины, при нём нож. Трое несчастных парней валяются в траве и стонут. И всё.    По  лицам  патрульных сразу  стало ясно, какую картину происшествия  они составили.
          На скрип  тормозов машины тут же сбежалась молодёжь, среди которой оказались Юрка и Влад.
             Друзья  быстро смекнули, в чём дело:
             –  Мы – пострадавшие. Вот этот здоровый парень  защищал нас, –  убеждённо  произнёс  Юрка, указывая на Семёна.
             – Да, защитил, – подтвердил внезапно отрезвевший Влад.
Милиционер нахмурил невысокий лоб и спросил, растягивая слова:
             – От ко-ого  защищал? Что во-обще тут произошло?
Юрка и Влад с готовностью отделились от толпы и  приблизились к милиционерам:
             –  Эти трое парней, которые валяются в кустах,  хотели отнять деньги у  моего друга Влада и у меня. Угрожали ножом. А этот незнакомый парень, - палец Юрки указал на Семёна, – защитил  нас и отобрал у них нож…
             –  А что ж вы откуда-то сбоку по-одошли? – недоумевал патрульный. К месту происшествия стала подтягиваться толпа зевак.
             –  Так, милицию ходили вызывать! – нашёлся Влад. Он с благодарностью  взглянул на Семёна. –  Спасибо тебе, парень, по гроб благодарен буду. 
Тот стоял с таким лицом, будто во рту у него лежала мина. – И не только я благодарен, но и милиция тоже: эти отморозки, небось, в розыске значатся.
 Из толпы раздался  девичий голосок:
            –  Да, точно! Я этого, в крови узнала. Он спёр у меня сотовый телефон!
            Влад благодарно взглянул на девушку,  повернулся к милиционерам и продолжал импровизировать:
            –  Заберите их в участок.  Отрапортуете, что сами их обезвредили.
            – Учить будешь, щенок? – скривился милиционер, явно  заинтересовавшийся этой идеей. – Щас всех загребу, там и разберёмся.
            –  Мы всегда с удовольствием готовы помочь правоохранительным органам! – с жаром воскликнул Юрка.
            – Деньги они у вас  о-отняли? – задал последний  вопрос главный.
            – Нет! Не успели, – хором ответили Юрка и Влад.
            – Тогда проваливайте в люлю. Николаич, грузи этих, - милиционер кивком головы указал на стонущих. – И возьми на дачу показаний девушку, по факту кражи сотового.
            – Меня зовут Марина, – шепнула Владу девушка. – Ты мне понравился.
           – Я – Влад. Будем знакомы!
             Семён успел облиться десятью потами, пока дело не закончилось благополучно. С тех пор он дал себе зарок  не делать добрых дел. Охотничьего ножа  было  жаль.
         …С высоты взрослого мышления  Семён, Влад и Юрий  могли бы уже не обращать внимания на глупые клятвы, что давали друг другу в детстве. Но  их  продолжала связывать незримая нить, дружба с годами только окрепла  и  оставалась для них  святым понятием.   
         Общались они как прежде. В первый раз  их дружба  претерпела проверку на прочность, когда исчез Влад Степанцов.


             Х    Х   Х

             Юрий  и Семён  встретились друг с другом в баре на третий день после загадочного исчезновения Влада. Они могли бы и дома забежать друг к другу, но нервозная обстановка непрерывного поиска наскучила им, вот они и решили встретиться на нейтральной территории.
До нынешней  встречи они общались посредством  коротких телефонных разговоров, содержание которых  сводилось к бесплодности  поисков Степанцова.  Родители не хватились Влада, потому что гостили в это время  у родственников где-то под Тулой. Юрий и Семён трое суток методично  обзванивали все больницы и морги, но, естественно, не находили  Влада Степанцова. Не мудрено -  ведь под таким именем ни один пациент не поступал. Они не знали уже, что и думать.
           Дело в том, что незадолго до  происшествия, Семёном, Юрием и Владом   была разработана  грандиозная махинация, которая шла  без сучка и задоринки…пока пропажа Влада не смешала все карты. Часовой механизм  тоже работает в чётком ролевом  соответствии шестерней и пружин. Но стоит одному болтику нарушить привычный ритм, весь механизм станет. Так и пропажа Влада внесла смятение в схему действий. Семёну и Юрию  срочно  следовало  обсудить, как быть дальше.
            Они сидели,  понуро опустив  головы, в этом  небольшом уютном  баре, и потягивли мартини. Людей было немного. Половина десятого  не время для наплыва посетителей. Бармен  пультом дистанционного управления   «пролистывал» каналы. Отдав предпочтение местному телевидению, он занялся  натиранием и без того  чистейших бокалов.
         Молодые люди сидели недалеко от стойки в затемнённом уголке. Со стороны  они выглядели, как слон и Моська: упитанный  гигант Семён с короткой приглаженной стрижкой, суровым взглядом, тяжёлым подбородком и щуплый, словно подросток, кудрявый Юрий с острым личиком. Он  приглушённо рассуждал, снова и снова  воспроизводя события:
         – В тот день, это был четверг, Влад  должен был оформить загранпаспорт и визу. Я его видел с утра, он  заходил ко мне  стрельнуть сигаретку. Я ещё спросил у него, на старом ли месте спрятаны  «картинки».
         –  И что он тебе ответил? – заинтересовался Семён.
Юрий тяжело вздохнул, но всё же трагически вывел:
         –  Ответил, что перепрятал их… И места не назвал. Намекнул, что в квартире.
В глазах Семёна мелькнуло разочарование, кадык съездил туда и обратно.
         – А что ж ты не спросил, идиот?!
         – Влада не знаешь? Ему их на хранение дали, он и почувствовал себя Джеймсом Бондом. Дали мальчику сделать секретик,  - разочарованно протянул Юра.
         –  Куда он мог их деть? Старое место я знал! В гараже в старой шине! А что нам теперь делать, где искать? Хороший же ориентир – «в квартире»! Да там у них хлама куча! Искать, не переискать!! А в результате, ни Влада, ни «картинок»!- пробасил  «слон», борясь с подступающим приступом бешенства.
         – Может быть, кто-то нашёл  иконы и  спёр? А Влад из-за этого он покончил жизнь самоубийством? – суетливо предположил Юрий, но тут же сам себя опроверг. -  Вообще-то, исключено, Влад уколов боится, а самоубийства  точно не потянет. Он бы нам сперва сказал…
         –  Что мы теперь скажем финским парням? Мы с тобой уже спустили задаток в казино!! А на остатки  ты  зависал с той рыженькой в гостинице! Завтра  вечером они станут звонить и справляться, как у нас идёт подготовка к переправке! – заметно нервничал Семён.
         –  Если б я знал! Придётся  отсрочить сделку, – Юрий закурил, пуская сизый дым в потолок. – Вдруг отыщется Влад. Сэм, я даже близко не могу предположить, где он!
         –  Слушай, – злобно прищурился  Семён и забарабанил короткими толстыми пальцами по столу.  – А может, Влад сам нас  «кинул»? Прихватил всё с собой и исчез? Вдруг он у нас, в Питере,  нашёл канал сбыта? Или в Москве? Там полно чокнутых коллекционеров и олигархов. Вон, я на днях по телеку слышал, один нувориш загрохал частную часовенку и дерёт деньги с населения… Нафиг Владу эта головная боль: тебя, «больного»,  сопровождать в Финляндию, потом  денежками с нами делиться, когда можно самому всё захапать?
Повисло напряжённое молчание.
        –  Дурак, ты это брось…, - всё же, после секундного раздумья, сказал Юрий. – Как могло тебе в голову подобное придти? Сколько раз Влад тебя выручал?
        – Ну ладно, проехали, - проворчал пристыженный Семён.  – Кстати, Юр, как проходит твоя часть подготовки?
        – А у меня всё хорошо, между прочим! Справку о том, что мне необходима за рубежом операция  по пересадке костного мозга, я  раздобыл в Министерстве здравоохранения,  за  пятьсот баксов! А ты всё «рыженькая, рыженькая»!
       –  Заткнись, ловелас кудрявый. На  больного лейкемией ты не сильно похож! Ладно, если всё будет хорошо, подгримируем тебя, побреем налысо, будешь больнее некуда. Твоя рыженькая обплачется…
       Юрка пнул ногу Семёна под столом.
       – Что тебе осталось сделать? – не повёл и ухом Семён.
       –   Забрать из мастерской  инвалидную коляску  и отыскать  своего сопровождающего с загранпаспортом, визой, и припрятанным добром, – с досадой  воскликнул Юрий.
       –   Вот, чёрт!-  Семён,  подпёр массивное  лицо  ручищей,  вскользь глянул на  экран телевизора и обомлел: крупным планом показывали лицо Влада,  а диктор выдавал скупой текст: «В городскую нейрохирургию в результате ДТП поступил молодой человек, на вид  двадцать – двадцать пять лет. Кто узнал данного человека, просьба, обратиться в приёмный покой, либо позвонить по контактному телефону…».
        –   Юрка, Юрка,  это же Влад! – так заорал Семён, что бармен подскочил на месте, едва не выронив бокал.
У Юрия бешено заколотилось сердце:
        –  Точно, он!! Вот видишь, с ним несчастье случилось. А ты подумал, что он нас облапошил! Поехали в больницу, отсюда недалеко!
        –   Дурак,  кто тебя пустит в одиннадцатом  часу вечера в больницу?! Завтра утром поедем, – осадил скорого друга Семён.
        –  Уговорил. Вот завтра  у него и узнаем, куда он спрятал «картинки»!
        –  Конечно, если он не в коме, – задумался основательный  Семён.

                Х     Х     Х
            
Спозаранку  друзья прикатили на  Юриной «Тойоте - Спринтер» в нейрохирургию.  Семён вытащил из машины  большой пакет с фруктами и соками, а  Юрий сунул в карман  сканворды, которые так  обожал разгадывать их друг. Они влетели  в приёмный покой и, в ожидании  прихода исчезнувшей сестры, обменивались  непонятными чужому уху фразами. Наконец, девушка  появилась. Семён и Влад обступили её с двух сторон и наперебой стали объяснять, что вчера в «Новостях» видели своего друга, Влада Степанцова.  Сестра  для полной определённости показала им фотографию молодого человека. Друзья  так бурно отреагировали на знакомое лицо, что сомнений в правдивости их слов  не было. Она сразу же   позвонила  в ординаторскую, Станиславу Павловичу. Он  как - будто ждал звонка и поторопил: «Давай, давай, пусть поднимаются!». Парни немедленно  стали подниматься по ступенькам. Уборщица  возила по ним мешковатой тряпкой и ругала  нещадно  топчущих посетителей, на чём свет стоит.
            На  площадке второго этажа,  у железных дверей с круглым окошком  и  надписью «Нейрохирургия», их поджидал Станислав Павлович. Он, признаться, рассчитывал, в первую очередь, на  визит родственников.  Но и друзья в  безвыходной ситуации сгодятся.   Семён ещё снизу заметил  врача, ожидающего их  на шахматном полу. Он тревожно подумал, что  Владу для рядового больного  многовато  чести:  чьи ещё фотографии  кладут на пост для посетителей, и почему сам  врач встречает их? У него что, больше  дел нет? Этим временем  Юрий, поравнявшись с доктором,  прояснил  ситуацию:
–  Здравствуйте. Родители Влада в отъезде. Мы – соседи и друзья, живём с ним в одном подъезде  и можем дать исчерпывающую информацию. Только, вот, страхового полиса не нашли…
–  В другой раз занесёте. Дело в том, – уклончиво начал врач, – что с вашим другом приключилась неприятная история. Он угодил под машину. – Эскулап тягуче набрал воздуха в грудь, одновременно думая, как бы лучше преподнести необычную информацию. За годы работы у него на все случаи жизни имелись шаблоны, а в данном  случае  он мучился над каждым словом, как незадачливый турист, не знающий языка чужой страны.
–… а, когда ваш друг очнулся, стал мнить себя другим человеком, – его голос глуховатым эхом разносился по  лестничному пролёту.
Семён ожидал услышать, к примеру, что Влад потерял память, или находится в коме, но мнить себя другим человеком! Это  слишком, даже для Влада.
–  Не обращайте внимания! – заулыбался  Юрий,  поглядывая на Станислава Павловича. – Он  у нас большой выдумщик! Любит копировать других людей, хлебом не корми!
–  Нет, это не  розыгрыш, - нахмурился врач. – Возможно, при виде вас, он и поведёт себя иначе. Вспомнит своё «я». Но пока он неадекватен.  Идите, идите  к нему. Он находится в пятой палате. - Станислав Павлович добавил: –  На обратном пути, если вас не затруднит, зайдите в ординаторскую, сообщите об успешности визита.
– Что, его дела настолько плохи? – серьёзно произнёс Семён, плотно подойдя к врачу. Станислав Павлович оказался ниже собеседника:
– Вот именно, плохи. Он… в затруднительном положении. Отыщите  его родственников, потому что мы  собираемся оформлять его в психоневрологическое отделение.
 Юрий с Семёном  переглянулись и в омрачённом настроении  поспешили в пятую палату. Юрий  вошёл  первым, а Семён замешкался у дверей, скандаля с медсестрой по поводу отсутствия сменной обуви.
  Влад спал  на застиранной сероватой постели с казёнными наволочками, о чём возвещали больничные чёрные штампы. Отчего бельё  в больницах  всегда удивительно безликое, сиротливое?  В тон наволочкам, с сероватым оттенком лица  лежал  несчастный Влад. Он был бледен  и  худ, нос  покрывала  штрихообразная ссадина, бескровные губы были сомкнуты. Голову  наскоро забинтовали, из прорех бинта клочьями торчали  пучки русых волос. Цветной штрих вносил только  рукав полосатой пижамы.
 На тумбочке кроме градусника и какого-то направления  ничего не было. Юрий мысленно похвалил Сёмку, что тот догадался  купить  больному гостинцев, и кошачьим шагом   подошёл к Владу. Принялся постукивать друга по плечу:
– Вла-дик, вста-вай!
Капиталина  Матвеевна открыла  глаза и сразу увидела гостя, но никак не отреагировала. Лишь с интересом стала его разглядывать. Что за маленький парень с взглядом хорька? Сразу видно, пройдоха и хитрец…
            –  Ты меня не узнаёшь, что ли? – оскорбился друг, уставший от разглядывания.
            –  Кто вы, молодой человек? – наконец заговорил «Влад».
            –  Во, блин, приехали! Я – Юрка, твой лучший друг! Дик-вла, бе-те всем-со ново-хре?Зей-дру не ёшь-узна?
            – Не поняла. Учила немецкий…
            – Да, ты совсем плох….Ты чё как баба разговариваешь? Башкой, что ли, стукнулся?
            – Сам ты баба! Я сама пока не поняла, что произошло!
          – Как хоть переносишь лечение? – спросил сбитый с толку Юрка. – В обморок не падаешь? Помню, как ты брякнулся тогда в обморок не чердаке….
            – По чердакам не шастаю! – прикрикнул «Влад». – Уколов не боюсь. А  самым жутким моментом в моей жизни, к твоему сведению, были роды. Я рожала Ванечку  двое суток!
            – Владик, ты же мужчина! Какие роды?! – заныл Юрий, впервые в жизни чувствуя, что ничего не знает о друге. – Я тебе вот сканвордики принёс, ты их любишь!
            – Терпеть не могу! У меня зрение плохое, буквы плывут. И никакой я не Владик!! Вот скажи  мою фамилию, раз ты мой друг! – внезапно потребовал «Влад», схватив Юрия за руку.
            –  Степанцов, – ответил сбитый с толку  Юрий, ища глазами Семёна.
            – Как бы ни так! Сухорукова я! Капиталина Матвеевна! – От Тарасова  в палате  присутствовала только правая рука, а сам он за дверьми убеждал строгую  медсестру в удивительной чёрствости, и, похоже, та уже почувствовала себя самым гадким человеком на Земле. – Сэм, ну-ка иди сюда, – негромко позвал Юра. Затем вновь окинул взором «Влада» и сообщил:
            – Погоди-ка. Зрение у тебя всегда было стопроцентное…Ты что, из-за аварии ослеп?
           – Дурак несчастный, ты что не слышишь? Я не Влад! И я не была в аварии! Тут что, одни кретины собрались?  Я вспомню, обещаю, обязательно вспомню, что со мной произошло!  И я  не Степанцов, уразумел?
            –  Твоя Маринка названивает всё время, а мы с Семёном не отвечаем ей, – обречённо сказал Юрка. – Потеряла тебя!
            –  Какая такая Маринка? – устало спросил «Влад». – Не знаю никакой Маринки!
            –  Сэм, ты что, на Марс улетел?! – заорал на дверь  Юрка, отчаявшийся дождаться  Семёна. – Твоя подруга Маринка! – безнадёжно воскликнул Юрий уже в сторону Влада.
Тарасов, насмерть заболтавший дежурную сестру, наконец, показался полностью. Он  приблизился к  постели больного, натянул на лицо приветливое выражение  и только открыл рот, чтобы поздороваться, как  «Влад» сделался цвета медного купороса  и закричал, страшно округлив глаза:
            – А-а-а!! Я всё вспомнила! Убийца, не приближайся ко мне! Я узнала тебя! Лже–искусствовед! Уходи! Уходите оба!! Это он, (палец карающей стрелой направился на Семёна) он меня у-убил. Задушил подушкой! Я всё припомнила!!
           Потрясённый Юрий попятился, пытаясь  заслонить щуплым телом  входную  дверь, – вдруг кто услышит? А Семён перехватил ручищей  желтоватую, слабую руку и прошипел:
           –Если ты сейчас же не заткнёшься, то я за себя не отвечаю. Хоть ты мне и друг, но я добавлю шишек на твоей морде!
            – Уйди, уйди, – хрипел «Влад», катая голову по подушке, словно роженица  в схватках.
          Парням ничего не оставалось, как уйти ни с чем. Пока. На их  счастье,  Станислав Павлович не встретился на обратном пути, а  то о следующем визите пришлось бы  забыть.
         Капиталина Матвеевна сначала лежала неподвижно, приводя мысли в порядок. «Какая наглость, прийти навещать меня» - молча кипятилась она. «Иж ты, фрукты  принесли!» Она стала аккуратно, двумя пальчиками, вынимать гостинцы их пакета с видом городской дамы, потерявшей дорогое  кольцо в куче навоза. Ей казалось, что «друзья» принесли ей с подарками взрывное устройство. В палату деликатно постучали. «Груши купили!» - презрительно подумала она, вертя в руке желтобокую красотку. Дверь в палату со скрипом приоткрылась и…Капиталина Матвеевна  с реакцией, которой обладают все медицинские работники, пульнула  грушу  в  возвратившегося  нахала. Но кто это? В дверях стоял неизвестный человечек небольшого роста с усами и в серой кепке…и потирал мозолистой рукой ушибленный глаз:
       – Ну, знаете! Я тут его  навестить пришёл, о здоровье справиться, – обиженно сказал он и, в сердцах  пнув брызнувшую грушу, ушёл.
       «Странный какой-то тип» – пожала плечами  Капиталина Матвеевна. Она так утомилась от посетителей, что почти сразу провалилась в тревожный, болезненный сон.


                Х       Х       Х

        …После посещения больницы  друзья отправились домой к Семёну на совет. Ситуация – хуже некуда! Семён был потрясён не меньше Юрия. Предстояло принять решение, что делать дальше? Во-первых, стало понятно, что  Влад не владеет собой и добиться у него, где он спрятал иконы, будет невозможно. Во Влада каким-то образом внедрилась старуха, которую убил Семён. Ближайшая  перспектива для Влада – на несколько месяцев оказаться  в  психбольнице. Во-вторых, сегодня вечером должен состояться телефонный разговор с Хельсинки. Будут звонить серьёзные парни – мафиози, задействованные в  операции. С ними шутки плохи, каждый день просрочки  будет чреват N –ной суммой... Но сделку всё же придётся отсрочить  в связи с неадекватным  поведением  Влада. Следует срочно разыскать иконы! Юрка уже делал пробный обыск в квартире Влада, но безрезультатно. Друг виртуозно припрятал картинки…
          …Последний план обогащения  друзей был и сложен и прост одновременно, у каждого в нём была своя роль. Семён ходил к бабушкам и дедушкам  и  узнавал, где можно раздобыть старинные, или просто ценные  вещи. В напарниках не было нужды: во-первых, старушка охотнее откроет дверь одному парню, а не нескольким. Юрка помогал доводить план до конца: был и водителем, и менеджером, и снабженцем.
             Красноречия Семёну было не занимать. Он плёл разные байки под влиянием обстоятельств. Если приходил к дедушке-фронтовику  выведывать  о медалях, то представлялся сотрудником  архива или военной комендатуры. Иногда журналистом, которому поручили подготовить репортаж к 9 мая. Если  интерес  представляла книга, то Семён немедля становился  сотрудником областной  библиотеки, или искусствоведом.  После серии неудачных походов, он набрёл на  Сухорукову. По убранству гостиной Капиталины Матвеевны он сразу понял, что здесь есть, чем поживиться. Просматривались некие мещанские штрихи: тяжёлые зелёные бархатные  портьеры с бахромой, антикварная мебель, гжель тонкой работы…
          Бабка только с виду была  тщедушной, а внутри имела стальной стержень, и, к тому же,  крепко сомневалась насчёт целесообразности продажи. Семён, как никто другой, прекрасно понимал, что  бабушке нужно дать время созреть. Он сразу понял, что рыбка попала на крючок. Было видно, что  старушка переживает не самые  богатые дни своей жизни. Семён  дал на раздумье  сроку две недели и  рассчитывал быть вознаграждённым за терпение. Действительно, он обомлел, когда  бабуся вынесла  ему из кладовки  три  старинные иконы. Это же целое состояние! Об этом Семён благоразумно  умолчал и предложил хозяйке  целых …двести долларов за всё. Но, не смотря на старость, старушка не выжила из ума и  вполне понимала ценность  икон. Восемнадцатый век, редкая техника иконописи! Таких в мире осталось несколько экземпляров! Она проявила удивительную твёрдость и заявила, что о цене менее  одной тысячи долларов за каждую икону  и речи вести не станет. Теперь настала пора Семёна задуматься. За всё время  промыслов, он впервые  раздобыл что-то стоящее.  Раньше  таких проблем не возникало. Например, у одного деда на даче он неожиданно  отыскал тарелки  с видом Одессы начала двадцатого века. Он сделал вид, что несёт вещицу к оценщику, а потом сообщил обескураженному дедушке, мол, тарелочки ненастоящие и купил за бесценок….  А здесь был другой случай. Бабка прекрасно осознавала ценность икон.
Но расставаться  с крупной суммой денег  Семёну  вовсе не хотелось! Он понимал, что получит в итоге гораздо больше, но, что за чёрт! Будет им манипулировать какая-то выжившая из ума старуха!  Семён сделал вид, что согласен на  три тысячи. Достал из кармана все деньги, какие были. Приблизился к тщедушной старухе, повалил на кровать  и с ужасающей лёгкостью  задушил её подушкой на собственной кровати. Он уложил Капиталину Матвеевну таким образом, словно она тянется к астматическому аэрозолю. Сам баллончик он опрокинул на пол, воспользовавшись носовым платком. Затем Семён надел перчатки и  долго рыскал по дому. Взять здесь больше  было  нечего. В кладовой  ещё осталась какая-то металлическая посуда с потемневшими боками… Хлам. Его он брать не стал. Уложил вожделенный трофей в сумку и был таков.
          Это было уже второе убийство Семёна после той горластой почтальонши, не желавшей расстаться с пенсиями. Безумная, отдала бы она государственные денежки, и осталась бы жива. Вот и эту старуху сгубило нежелание отдавать иконки. Да что там отдать, продать!  Столько лет прожила на белом свете, но так и не поняла, что жизнь – дороже всех денег, вместе взятых…
          Семёну  с парнями  всё сошло с рук в случае с почтальоншей, никто ничего не видел. Длительная подготовка принесла плоды, они не оставили следов.  И на этот раз Семёну снова повезло. Капитолина  Матвеевна  была астматиком со стажем, поэтому  в заключение о смерти  поставили диагноз «смерть наступила в результате асфиксии». Бабушка была в преклонном  возрасте, поэтому посчитали, что она  умерла, мирно задохнувшись во сне.
            Итак, иконы  были в руках у друзей. Следующую часть плана следовало   выполнить  Юре и Владу. Юра  добыл справки о необходимости операции за рубежом. Влад должен был   выступить в роли  его сопровождающего. В Финляндии у Семёна жил  родственник, Александр, который  в застойные времена эмигрировал  из России. Он занимался  разными видами криминальной деятельности, в том числе и контрабандой. Алекс (так его величали финны) должен был выступить посредником  и в краткие сроки вывести их на серьёзного человека, который интересовался товаром.
            Подготовка операции шла на деньги, которые внесли в качестве предоплаты. По индивидуальному заказу почти выполнили инвалидное кресло. В особые подлокотники предстояло  спрятать  три  бесценные  иконы, лишённые  рам и свёрнутые в трубочку. Дело по завершении сулило  несметные богатства, поэтому они решили обыграть всё  красиво, зрелищно, не скупясь. Юрий имел самую изящную комплекцию  из приятелей, поэтому  роль больного лейкемией выпала ему. Оставалось за малым: подгримировать и усадить его в кресло. Таможенники  бы не усомнились, что перед ними на самом деле умирающий больной, отчаянно цепляющийся за жизнь.
          В Финляндии  спектакль  продолжился бы: в аэропорт  к тяжело больному пациенту  подогнали бы  карету «Скорой помощи», а остальное – дело техники…

          …Выкрики Влада в больнице  никак нельзя было оставить без внимания. Если он будет продолжать в том же духе, Семёна могут  упечь в  места, не столь отдалённые. Кто знает, что ещё может рассказать сумасшедший друг? Друзья решили срочно забрать Влада из больницы, конечно, настолько срочно, насколько это возможно.
           … Наутро  Юрий решил ехать в больницу один, потому что  Влад только на него реагировал спокойно. По складу характера Юрий был человеком  коммуникабельным. Обычно  во многих вопросах  последнее слово  оставалось за Семёном. Но в этот раз Семёну пришлось смириться  с ролью наказанного ребёнка. Тарасову нестерпимо хотелось  поехать в больницу, хотя бы постоять под дверью, но Юрий был непреклонен. Семёну ничего не оставалось, как  подчиниться.
             Юрий удивительно быстро  подъехал к корпусу больницы. Уверенным шагом вошёл в приёмный покой, лучезарно улыбнулся уже знакомой сестричке. Перескакивая черед две ступеньки под отчаянную ругань всё той же уборщицы, он скоро очутился на  втором этаже. Ага, Станислава Павловича нет, – просто замечательно! Дежурная и не помыслила потребовать сменную обувь, а только затравленно оглянулась на посетителя. Юрий немного притормозил перед дверью с номером пять, прислушался, нет ли посторонних, и только после этого вошёл. Палата была озарена лучами утреннего солнца и  выглядела веселее, чем вчера.  «Влад» проснулся, и впервые за всё время понял,  что голоден. Из больничного буфета разносился аппетитный  запах гречневой каши. Он повёл носом, и увидел в дверях Юрия.  «Тьфу ты! Явился».  Юрий же переминался на месте и думал: «Глядит с ненавистью…».
             –   Зачем пришёл, паршивец? – не слишком любезно начал «Влад».
             –   Поговорить о  будущем, – проглотил оскорбление Юрий.
             –   Вы со своим дружком меня лишили этого будущего, – с вызовом  ответил он. – А где душегуб окаянный? От страху пронесло его, поди? – дерзко блеснули глаза  больного. – Или  под дверями  ошивается?
             –   Ну, зачем так… Он сидит дома и очень переживает из-за твоего состояния.
             –   Ещё бы не переживать: ведь я выйду из больницы и пойду в милицию писать на него заявление!
             –  Ну, зачем же так сразу? –  спросил  Юра пересохшими губами.
             –   А что мне остаётся? Твой драгоценный дружок задушил меня подушкой. Я вам жизни теперь не дам, сволочи! Думали, избавились от меня? Иконки украли. А Бог всё видит! Меня убивают, а я возвращаюсь! Моя душа как-то вот раз! и вселилась в него, (палец уткнулся  в худой  живот). Я сама отжила на свете много лет, кстати, если б не ваша страсть к чужому добру, ещё бы пожила. Самой неудобно в этом теле сидеть, всё болит с непривычки.
           Юрка недоверчиво смотрел на Влада. Всё это  было для него непонятно и нелепо. В голове не укладывалось, как бабка могла завладеть Владовым телом. Юрию казалось, что Влад сейчас рассмеётся и скажет, мол, здорово я вас разыграл. Юрий даже на миг поверил в эту версию и стал вглядываться в лицо больного, чтобы уловить бесовские искорки.
           – Я вижу, ты  всё равно не веришь мне? – приподнялся на локте «Влад», сдвинув брови. – Думаешь, твой дружок Владик комедию ломает? Я могу назвать тебе адрес, где жила раньше, день своей смерти, это было  в ноябре, что ещё тебе сказать? Ну, проверяй меня. Я не  сумасшедшая!
            –   А где тогда Владикова душа? – спросил Юрий.
            –   В аду, небось, мечется! Или  где-то поблизости ошивается, как твой второй дружок, а поделать ничего не может, – мстительно заявил «Влад». – Кстати, и тебе не мешало бы задуматься о том, что придётся отвечать за прегрешения вольные и невольные перед Всевышним. А твой дружок уже законченный негодяй, гореть ему в аду! –лихорадочно блеснули  глаза «Влада».
            –  Перестань такие вещи говорить! – взмолился Юрий. И решил проверить. – Ладно, ответь, в чём  был одет Семён, когда пришёл к тебе?
            –   В первый раз, или во второй? Он приходил 1 и 15 ноября.
            –   В оба раза.
            –   Хорошо. Костюм на нём был, тёмный такой, в  полосочку, а ещё очки  и портфель. Под интеллигента молотил, убивец. А в другой раз  с большой спортивной сумкой заявился. В ней, небось, иконки  и вынес.
            –  Так не пойдёт. Если взять за основу, что ты – Влад, то ты  мог его видеть оба раза из окна, ведь он твой сосед. Ну-ка, скажи мне, сколько Семён предлагал денег бабуле? Это может знать только она.
             –  Двести долларов, гад ползучий, давал….
             –  И что же? Это  же приличная сумма…
             –   Это – сущие копейки, я знаю цену предметам старины. Звони своему Семёну, – подстегнул  «Влад».  –  Ну же, позвони ему.
Юрий  достал мобильный телефон «Nokia» и набрал  номер Семёна. Тот  схватил трубку так быстро, словно медитировал  над ней  и сразу заорал: «Ну что?»
         – Сэм, ты той бабке сколько денег за иконы предлагал?
         – А что?
        – Потом объясню. И всё-таки?
        – Двести баксов.
        – А в каком  из костюмов ты к ней ходил?
        – В таком, тёмном, в полоску.
        – Понял, – упавшим голосом сказал Юрий и отсоединился.
        – Убедился? – зловеще улыбнулся «Влад». – Ещё вопросы есть?
        – Что ты хочешь? – померк  Юрий.
        –  Справедливости. За убийство надо отвечать, милый человек.
        –  Как? Что ты… вы хотите от меня?
        – Я  напишу заявление тотчас, как выйду из больницы.
        – Я на «ты», ладно? И что ты скажешь в милиции?  Я – та самая старушка, которую замочил Семён? Только извините, но я одолжила на время чужое тело, потому что умерла 15 ноября, а сейчас 11 мая?
        – А я анонимно…. Или ещё лучше: скажу, пользуясь случаем, что я – Влад Степанцов и хочу чистосердечно признаться в делах нашей банды. И всё расскажу.
        – И пойдешь за соучастие. Ты знаешь о том, что  иконки хранятся  у Влада? То есть, у тебя? Менты  быстро устроят обыск  у тебя дома!
        –  Ну, я…
        –  Ты мне ответь, –  перебил его  Юрий, –  как ты  мыслишь жить после выписки?
         – Ну, поеду домой…
        – Это интересно! – рассмеялся Юрий. –  К кому?! Дурья твоя башка, в твоей бывшей, заметь, квартире полгода как живут чужие люди. Ты им скажешь: «Пустите хозяйку в дом?» Тогда ты вместо психушки окажешься в участке за покушение на частную собственность.  Документы на квартиру, ордер, паспорт, – всё потеряло силу  с твоей смертью и покоится на городской свалке!
          –  К племяннице поеду! К Сашеньке!
            На Юрия смотрели отчаянные глаза человека, которому только что объявили о ссылке на необитаемом острове. Юрий понял, что завладел ситуацией и методично продолжал вещать:
            – Да-да. Сашенька так тебе и поверила! Скажет, пошёл вон, наркоман несчастный.
            – Я ей объясню…, – вяло спорил «Влад»
            – А-аа! Брось! – махнул рукой Юрий. –   Дело даже не в этом. На какие  деньги  ты будешь жить? В первое время кто будет тебя кормить-поить?А вдруг ты останешься в теле Влада навсегда? Пенсии у тебя уже нет. Устроиться на работу ты, теоретически, можешь…
            – Я была медсестрой…
            – Прекрасно. Дай диплом, – Юрий протянул руку и гадко улыбнулся. «Влад» тяжело вздохнул. – Пойми,  Влад никогда не работал. Не нужен тебе никакой диплом, ты теперь будешь, как мы. Поедешь с нами, тебе негде жить. Но тебе придётся играть по нашим правилам. Мы, как ты успела догадаться, воры. 
            –  К чему ты клонишь? – в полнейшей безысходности проговорил «Влад».
            –  Вот к чему: для тебя самое лучшее, если  мы  с сегодняшнего дня  начнём  убеждать персонал больницы, что твое помешательство было временным и благополучно завершилось. Ты – Влад Степанцов. Не заикайся даже про эту, как её там? Капиталину Матвеевну.  Я буду приходить к тебе каждый день, рассказывать всё о Владе.  Тебя выпишут. Пойдёшь жить к Владу домой. Не спорь! Приедут из Тулы его родители, – помалкивай больше, а  то сразу раскусят подмену. Мы с Сёмкой будем капать им на мозги, что у тебя последствия ДТП. Сечёшь?
             «Влад» обречённо мотнул головой, но спросил на всякий случай:
              – А если я не соглашусь? Я боюсь…
              – Ну чего тебе бояться?
              – Семёна до смерти боюсь. Он меня уже один раз убил …
              – Ну, раз ты такой пугливый,  тебя оформят в психушку, как нам  пообещал Станислав Павлович. И будешь сидеть там с Чикатило и Наполеоном в одной палате. А если серьёзно, то согласись: у тебя, кроме нас с Сэмом, больше никого нет.
              «Влад» был вынужден признать и это, но на всякий случай  спросил:
               – А Семён точно  не причинит мне вреда?
              – А какой ему резон? Ты для всех – Влад, и для него тоже. А на Влада он никогда в жизни не поднимет  руки, ведь он когда-то давал  клятву верности кровью.  К тому же, ты нам ещё пригодишься.
              – Опять иконы? –  похолодел «Влад».
              – Ну да. Владик их спрятал у себя дома, да так, что даже я не нашёл.
              – Ты лазал в квартире лучшего друга, ирод? – презрительно сказал «Влад».
              – А что прикажешь делать? Покупатель нервничает!
              – Значится, так, никуда я с вами не поеду, – вдруг насупился «Влад».
              – Ну и валяйся в больнице, дурак! Без тебя справимся! Неужели тебе хочется прожить остаток жизни в больнице с решётками на окнах? А на улице лето начинается! Да что я с тобой вожусь, как с трёхлетком…– Юрий поднялся с кровати и сделал вид, что идёт к двери.
              – Ладно, – еле слышно пробурчал «Влад». – Я поеду с тобой и Семёном. Господи, я самоубийца!!
              – Наконец-то слышу разумные слова, – тут  же подобрел Юрка.
              – Давай, голубь сизокрылый, информацию о Владе.
              – Хорошо. Только заруби на носу:    «сынков», «голубей», «окаянных», «ради Христа» – не надо! Забудь вообще эти слова! Теперь ты – двадцатиоднолетний парень. Для всех ты был и будешь Владом.  Запомни: «стрёмно, отстой» - это плохо, «клёво, уматно, супер» - это хорошо. И привыкай к тому, что ты – мужчина. Никаких  «я сказала», «я сделала», понял?
              – Понял.
              – Кто ты? –   спросил Юрий голосом учителя.
              – Я – Влад.
              – Ну, вот и молодец. Ты родился 2 апреля 1984 года. Твоего отца зовут Иван Данилович Степанцов, маму Виктория Сергеевна Степанцова, а ты, соответственно, Владислав Иванович Степанцов. Братьев-сестёр у тебя нет…
           Он принялся подробно рассказывать «Владу» о Владе.
           Немного погодя в палату  зашёл милиционер и стал расспрашивать «Влада» об обстоятельствах дорожного происшествия. Тот  рассказывал  уже с точки зрения Влада, пусть несколько односложно, но его косноязычие и незнание деталей списывалось на  после шоковое состояние. Урок Юрия не прошёл даром…

                Х     Х     Х

            
           Петух так самозабвенно кукарекал, взгромоздившись на невысокий заборчик,  что Виктория Сергеевна  на него совсем не рассердилась. Поспать он ей, как всегда, не дал, но каков  красавец! Шоколадно- зелёный окрас, отливающий на солнце  радужными тонами. Она даже почувствовала известную гордость. Петушок  в дополнение  к  необычайной красоте слыл самым голосистым в округе.
          Виктория Сергеевна  потянулась, мельком взглянула на  настенные часы с кукушкой, которая давно почила,  – шесть часов утра. По Петьке можно кремлёвские часы устанавливать! Виктория Сергеевна  распахнула  маленькое, облупленное окошко. Белые крахмальные занавески с вышивкой радовали глаз. А  какая красота в палисаднике! Деревья цветут, яблоня,  вишня. Трава блестит  каплями утренней росы, мохнатый шмель раскачивается  под своим весом на полузакрытом одуванчике. А какой  одуряющий запах! Всё же приятно оказаться в мае – месяце вдалеке от городских пробок, смога, пыли…. Выйти в  халате и тапочках во двор, погладить по голове Шарика. Пусть отпуск выпал на не самый лучший  период, апрель-май, но всё же определённая прелесть в этом есть.
           В деревне отчего-то шесть  часов утра не кажутся несусветной ранью. Все деревенские бабы встают  в пять, а ложатся спать  около девяти часов вечера. В десять уже глубокая  темень, хоть глаз коли.
           Муж Виктории, Иван Данилович  продолжал спать на левом боку  в облаках  из  мягкой  перины, которую специально к его приезду справила сестрица Лидия Даниловна.
Это был его родной дом, и он  превосходно себя в нём чувствовал. Рыбачил с мужиками на маленькой  речушке, правил покосившийся забор одинокой сестрице.
Каждое  утро   на бесхитростном деревянном столе, покрытом  белой клеёнкой в красный горох, появлялась  трёхлитровая банка с молоком и свежий батон из сельмага. В подполе неизменно водилась сметанка и сливки. В местной сметане стояла ложка. Виктория Сергеевна рассеянно думала, поглядывая на сметану,  что ещё неделя  такого питания, и ей  по возвращении в город придётся полностью  менять  гардероб…
          Внезапно Иван Данилович застонал во сне и перевернулся на правый бок. Стон повторился, покатый лоб покрылся испариной. Виктория Сергеевна подошла к нему, мягко положила руку к нему на плечо и прошептала:
         – Вань, ты чего?
Он не разлепил сонные веки и прошептал пересохшим ртом:
         –  Владик, сзади, сзади!-  Затем  вышел из цепких объятий сна  и пожаловался:
         –Ой, мать, сон дурной приснился…
         – Вань, сегодня пятница. Сны «в руку». Ты его расскажи до обеда, ничего и не случится!
         –  Зубы у меня с кровью выпадали, – воспроизводил сон Иван Данилович. – Я, значит, в больницу к стоматологу подался. А  в коридоре стоит Владик и держит в руках огромный шмат сырого мяса. С мяса капает  кровь, бордовая такая,  звук отдаётся эхом на весь коридор. А за ним стоит страшная такая старуха, косматая, старая-престарая и грозит пальцем. А Владик даже и не подозревает о ней, а она  за ним  повсюду бродит …
         – Ой, плохой сон-то! – испугалась мама.
         –  Может всё обойдется? До обеда же рассказал, – засуетился папа.
         –  Вань, а ведь я  и вправду не могу дозвониться домой третью неделю. Никто трубку не берёт. Звонила и Тарасовым, и Кравчукам. Бесполезно – как вымерли все! Не случилось ли там чего?
         – Сегодня же поедем на междугородку, – пообещал муж, поняв, что сна ему уже не видать.



                Х          Х          Х

         Станислав Павлович в сотый раз за день мыл  руки  и  напевал себе под нос песенку, о том, как не везло чёрному коту. Он сам  сейчас был похож на  сытого кота, который наелся сметанки. Не смотря на дождик, накрапывающий за окном, настроение у него было просто отличное. Благодаря его усилиям, сложный пациент Степанцов полностью реабилитировался за три недели с хвостиком. Ну, были у него посттравматические галлюцинации, но всё в прошлом.  Парень адекватен, швы сняты, аппетит и самочувствие хорошие. Врач не видел  больше  оснований, чтобы продолжать держать парня в больнице.
          Станиславу Павловичу, правда, пришлось потрудиться, чтобы  убедить в этом Веденеева. Психиатр сначала и слышать не хотел о выписке, хотел поместить парня в психоневрологическое отделение.  Он работал в своей области двадцать лет и считал, что столь скорое излечение от раздвоения личности ни что иное, как реактивный психоз. Несомненно, одна из его личностей оказалась хитрее и хочет ввести врачей в заблуждение. На его практике были случаи раздвоения личности. Но у женщин другие личности были тоже женскими… А тут бабушка! В теле и душе у  парня! Странное течение болезни. Сейчас он помнит, кто такой  есть, а завтра  ему вновь почудится, что он – бабушка.
       В ординаторской  разгорелся жаркий спор на тему,  отпускать Влада домой, или нет. Большинство врачей считало, что в психоневрологическом отделении ему  делать нечего. А то, что он нёс  полную чушь в первые дни – это последствия сотрясения мозга. В конечном счёте, решили собрать на совет  врачей отделения, задействованных в лечении Влада  и провести с парнем  серию тестов.
            Парня вызвали в ординаторскую сразу после завтрака. По мере того, как  он спокойно и уравновешенно отвечал на вопросы, всегда весёлый Максим Валерьевич менялся в лице, инстинктивно чувствуя, что дело неладно.
          –  Отчего ты возомнил себя бабушкой? – подозрительно спросил Максим Валерьевич.
          –  Дело в том, что у меня  на  самом деле была на руках больная бабушка. Я ухаживал за ней. Оказавшись в таком же положении, как она, я  как никогда хорошо понял, что она чувствовала. Как только  выпишусь, пойду на кладбище, положу ей цветочек на могилку …
          –  А ты  так уверен, что выпишешься? – зловредно спросил Максим Валерьевич.
          –  А что, есть основания меня здесь держать? – спокойно парировал парень.
          – Для начала ответь: кто ты? – спросил анестезиолог Георгий Иванович.
          –  Я – Влад Степанцов.
          – Астмой страдаешь? – поддержал опрос лечащий врач.
          – Нет, вот моя бабушка страдала, а я – нет,  – сухо ответил Влад.
          –У тебя  когда-нибудь были сомнения, что ты – мужчина? – продолжал Максим Валерьевич. Влад улыбнулся в пол, мотнул головой и посмотрел на врача, как на полного глупца.
          –  Никогда.
          –  О! Нам весело! –  обозлился психиатр. – Так чего же  ты испугался своей мужской принадлежности? В день осмотра ты совсем не смеялся! В обморок упал! – напирал Веденеев, мечтая упечь хитрого парня.
          – Кстати, хорошо, что вы об этом заговорили. Меня ещё тогда возмутил ваш осмотр. Вы заставили меня раздеться, хотя я на днях перенёс операцию и неважно себя чувствовал. Каждое движение отдавалось болью в мышцах….
          – Ну, объясни тогда  уважаемым коллегам, отчего ты упал в обморок, когда  я пришёл на  твой осмотр?  Вспомни, как было дело: ты сел на кровати, свесил ноги вниз, посмотрел себе в пах…
          –  От боли всё случилось. Что, у вас такая необходимость была меня поднимать и раздевать?  У меня закружилась голова, и я испугался свалиться вниз, только и всего, –спокойно ответил Влад.
          –  Знаешь, Степанцов, не пытайся меня обдурить. Ты только выглядишь мужчиной, а сам – женщина. Ты трансвестит! И сам боишься в этом признаться!
          – За трансвестита ответите! – злобно сверкнул глазами парень. – Я же вас голубым не называю в присутствии комиссии! (Обучение Юрия не прошло даром).
         –   Да тебя повадки выдают, ломака!  Потому что ни один  мужчина не станет стесняться мужчины – доктора!
          –  А в чём дело? Я с детства робкий, вы, как психиатр, должны знать, что это не является отклонением от нормы! А я настолько стеснялся, что даже  в школе не хотел выходить к доске отвечать урок!
          – В какой школе ты учился?
          – В сороковой, – без промедления отчеканил парень.
          – А пуговицы ты почему не мог расстегнуть? А?! На пижаме!
          –  Честно? Время тянул, не согласен был раздеваться.
          –  Никому из сидящих здесь мужчин не пришло бы в голову прикрывать  грудь, как это делал ты! – вспомнил новый аргумент  Максим Валерьевич.
          –  Да, но ведь им не удаляли селезёнку. А у меня после операции  болят все мышцы, вот я и схватился инстинктивно. И вообще, сколько можно повторять! Вы всех больных подвергаете допросу, или только меня?!
          –  Но…, – взмок Веденеев.
          –  Максим Валерьевич, давайте прекратим  давление, – мягко предложил заведующий отделением, до этого молчавший. – Не вижу больше оснований держать его здесь. – Как ваше самочувствие? – обратился он к Владу.
          – Аппетит хороший, давление как у космонавта, самочувствие на пятёрку.
          – Где ваши родители?
          – В Туле,  к родственникам гостить поехали.
          – Братья, сестры  у вас есть?
          – Нет, один я.
          – Плохо одному на белом свете? – спросил завотделением.
          – Ой, плохо, конечно. Сколько просил маму родить мне сестрёнку….Чтобы заботиться о ком-то.
          – И посвятили себя заботам   о бабушке?
          – Бедная бабушка! – У Влада навернулась настоящая слеза. Стало настолько жаль себя, что дыхание спёрло.
          – Вот, полюбуйтесь! – воскликнул Веденеев. – Плачет!
          –  Знаете, Веденеев! – не выдержал заведующий. – Вспомните себя, когда в прошлом году вашу собаку сбила машина! – Максим Валерьевич покраснел.
           – Всего хорошего, молодой человек.
          …В ординаторской уже  никого не было, все разошлись в  полном удовлетворении. Сегодня  Станислав Павлович  выписывал Степанцова. Он  вынул из пластмассового непрозрачного стаканчика шариковую ручку и стал заполнять бланк выписки  особым врачебным почерком, который невозможно разобрать никому, включая его самого.
          Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул сам Влад. Он порозовел, посвежел. Врач широко улыбнулся пациенту.
           – Ты был просто молодцом! – похвалил врач. – Веденеева не так легко убедить, но тебе это удалось.
          – Не без помощи заведующего… Главное, что я здоров. Спасибо вам за всё! Я могу сдать бельё сестре-хозяйке? –  спросил Влад.
          –  Да, Владик, сдай. В котором часу  приедут твои друзья?
          –  Они уже выехали, думаю, в течение часа.
          – Не забудь на радостях забрать выписку, – улыбнулся врач.

                Х          Х            Х


           Дождик прекратился так же внезапно, как начался. Выглянуло солнце, как будто специально, – ведь Влада выписывают! Друзья не замедлили появиться. Семён преподнёс Станиславу Павловичу бутылку  коньяка «Белый аист» в благодарность за чудесное исцеление друга. Владик  получил в гардеробной одежду, в которой попал под колёса. Юрий ругал себя за то, что они с Сэмом не догадались принести ему другую, чистую  одежду, но  что поделать?
        Влад ничего этого не заметил, надел то, что ему дали. И  принялся с интересом обследовать  карманы. Сигареты. Зажигалка. Самоубийца этот Степанцов! Вот ещё сто рублей мелочью и связка ключей. И всё.
           Приятели пересекли просторный больничный холл. Походка Степанцова выглядела со стороны  семенящей, словно он боялся упасть. Он всё время норовил опереться обо что-нибудь.  Это было пережитком. У него много привычек осталось с тех  времён: он  всё порывался  взять гребень и расчесать длинные волосы,  хотел иногда пощипать брови. Каждый поход в туалет был для парня настоящей пыткой. Казалось бы, с заменой тела, прежние болезни должны улетучиться. Но нет: при сильном волнении Влад начинал натужно кашлять и синеть. Это было сродни такому явлению, как фантомная боль у человека, перенёсшего ампутацию  больной конечности. У него уже нет ноги, или руки,  а они болят…. Порой  кажется, что у человека  немеет  несуществующая  нога.
Но, если уж быть справедливым, были и плюсы замены. Зрение стало  просто отличным, суставы на погоду не ломило.
          …На крыльце Влад  остановился, как вкопанный. Представьте, если бы житель глухой таёжной деревни  внезапно оказался на оживлённой улице Нью-Йорка! Он вдохнул лёгкими этот майский  воздух, который бывает только после дождя,  увидел  мокрые движущиеся машины. Они с непривычки показались ему такими большими! Страх и восторг одновременно наполнили его душу. Он вернулся! Да ещё и откуда, – с того света. Кто ещё может этим похвастаться? И вернулся не куда-нибудь, а в родной город, вот так совпадение! Всё не так уж плохо. Ведь он мог бы с таким же успехом оказаться собакой в Корее…. Влада едва ли  не прошибла слеза умиления и благодарности судьбе.
          Семён с Юрием потянули размечтавшегося  парня  к  машине. Он поплёлся  за ними и внезапно увидел своё отражение в глянцевой луже. С того раза, когда его новый образ отразился в зеркале, Влад  подсознательно избегал смотреться. Ему, несомненно, приходилось  бриться, наблюдая нового себя, но он готовился к этому моменту.  Но вот к сиюминутным, стихийным  напоминаниям разве подготовишься? Они, словно обухом по голове, возвращали его в  неприятную реальность!
         Он  нехотя сел один  на заднее сидение. Друзья не лезли к нему с разговорами, понимали, насколько  Владу тяжело адаптироваться.
         Быстро схлынул первичный восторг от уличной суеты, когда  машина поколесила по городу. Он уткнулся лбом в стекло и  печально узнавал знакомые места. В больнице, по крайней мере, всё было определённо. Его лечили, кормили. А что сейчас? Белый лист бумаги…
          Машина  притормозила  у  дома по улице Державина. Юрий повернулся к Владу и преувеличенно бодро объявил:
          – Ну, вот мы и приехали домой. Выходи.
 Влад вышел из машины, но нерешительно мялся, не зная, в какой подъезд заходить.
          – Пятый подъезд, - подсказал  Семён.
  «Если не ошибаюсь, в этом доме жила племянница  моего мужа», – подумал Влад.
          Они направились  в подъезд тесной группой. Юрий предложил сначала идти к нему,  чтобы перекусить. А там уж они дадут Владу запасные ключи от его квартиры – пусть осваивается.
На верхних этажах послышался  звук шагов, многократно усиливающийся акустикой подъезда. Это спускалась незабвенная  библиотекарша, Александра Анатольевна, выгулять свою противную болонку, которая не давала никому жизни. Её пронзительный лай десятый год не могли приглушить даже кирпичные стены дома. Как только соседка поравнялась с ребятами, они нестройно поздоровались. Тут, на  всеобщее изумление, Влад присел на корточки, совсем по-женски, со сдвинутыми коленями,  и стал  гладить болонку:
           – Здравствуй, моя  красавица! Как поживаешь? Какой очаровательный бантик!
 Собачка впервые за десять лет не только прекратила лаять, но, обнюхав Влада, преданно посмотрела ему в глаза и стала повиливать хвостиком. Больше всех обомлела Александра Анатольевна, потому что Влад  раньше терпеть не мог её собаку! Сколько он извёл  картофеля, пытаясь метнуть в неё из окна! Раньше собачка начинала неистово лаять, когда чуть  приоткрывалась  дверь Владовой квартиры.
         Сейчас он  явно задумал какой-то подвох. Надо срочно спасать собаку!  Александра Анатольевна  резко потянула  поводок и строго сказала:
           – Капиталина, иди сюда!
            Влад немедленно повиновался. Подошёл и, поглядев  в  глаза  библиотекарши, признал в ней племянницу мужа, Сашеньку Сухорукову.
            – Здравствуй, Сашенька, голубушка, – проникновенно произнёс он, абсолютно позабыв, в каком качестве находится  перед женщиной. – Ты ли это? Сколько лет, сколько зим… Ты не узнаёшь  меня? Я  … , – он хотел сказать, что является Капиталиной Матвеевной и  хочет немного пожить у неё, но тут же получил  приличный тычок в спину. Судя по размеру поверженной поверхности, кулак принадлежал Семёну.
             Александра Анатольевна похолодела. Несколько секунд она подозрительно вглядывалась в светящиеся любовью глаза  Влада. Он ей сильно напоминал…. нет, не внешностью, а особенностями речи, интонациями, одного человека. На этого человека   собака реагировала таким образом: вытаскивала розовый язычок, поджимала хвостик и ложилась на бочок, чтобы ей почесали животик.
Бросив взгляд на собачку, библиотекарша окончательно растерялась: та уже подставила Владу кудрявое брюшко. Но нет, этого не может быть! Пережив разом  всю гамму эмоций, Александра Анатольевна  строго произнесла в сторону Влада:
            – Значит так! Я тебе не Сашенька, я тебя на сорок пять лет старше! Ты свои дурацкие пародии брось! Нельзя так  с людьми…– голос её дрогнул и  она, тотчас осунувшись,  стала спускаться дальше.
            Молодёжь  гурьбой ввалилась в квартиру.
            – Кретин!! – заорал на Влада невыдержанный Семён. – В психушку захотел?
            – Сэм, не шуми, над ним ещё надо работать. Он забывается, – сказал Юрий. И уже Владу: – Ну что я тебе говорил? Она тебя за сумасшедшего наркомана приняла! Так вот, к какой Сашеньке ты порывался ехать? Она что, твоя племянница? Да уж…
            – Да хоть мать родная! – вскричал Семён. – Нельзя так палиться!
            –  А если бы ты на его месте встретил  знакомого  человека, сумел бы  сделать вид, что  не знаешь его? – снова заступился Юрий.
Семён замолк, нервно гуляя желваками.  Друзья в напряжённой тиши перекусили бутербродами и проводили Влада  в место, определённое стать его  домом. Их настораживало опасное соседство с родственницей, но что сделать? Единственное, что они могли предпринять, не оставлять Влада одного надолго. 
           «Дома» Влад  не проявил никакого интереса. Всё как у всех: холодильник,  стенка «Онега», бывшая когда-то верхом  благосостояния, мягкая мебель «Берёзка». Удивительная серость. В доме Капиталины Матвеевны было куда богаче и стильнее.
Всё раздражало его оттого, что встреча с Сашенькой разбередила  душу. Будь её реакция несколько другой, Влад бы пошёл к ней…. От раздумий его отвлёк  резко зазвонивший телефон…

                Х         Х          Х

            …Виктория Сергеевна сидела на откидном стульчике  переговорной кабинки и расшатывалась в разные стороны. Затем на глаза навернулись крупные слёзы, и она тихонечко зарыдала. Иван Данилович побледнел.
            – Ну что? Что там?- он неуклюже трепал её за воротник кофточки.
            – Это конец.
            – Ну, что ты болтаешь, мать!
            –  Поговорила с сыном, называется! Сон «в руку»!
            – Так, успокойся. Рассказывай всё по порядку.
            – Ой, Вань, - всхлипнула  она. – У меня такое ощущение, будто голосом нашего сына говорил чужой человек! – Слёзы хлынули новым потоком.
            –  Ну, расскажи ты, в чём дело? – не на шутку затревожился отец.
            –Я, значит, звоню. Он берёт трубку. Я на радостях  кричу: «Здравствуй, Владюша!». А он мне, отрешённо так, голосом автоответчика: «Кто это?»…
            – Ну, может, спал парень, да не разобрал, кто звонит…
            – Слушай дальше!  Я: «Сынок, это я, твоя мама! Почему ты так долго не отвечал? Мы звонили, звонили». А он как робот: «Ты не волнуйся, мама, но меня  сбила машина. Я уже совершенно здоров,  сегодня выписался». Я: «Как тебя кормили в больнице?». Он: «Нормально, мама, не волнуйся».
            –  Что тебя не устроило, не пойму?
            –  А то, что он должен был сказать так: «Мать, короче, я попал в конкретную заваруху: меня  машина сшибла, как шелудивого пса. Я был в отключке реально, но щас уже кайфово. В больнице хавчик был стрёмный, я этот отстой не жрал, хорошо кореша не дали  коньки откинуть» и в таком духе.
           –  А что травмировано было? – подозрительно  спросил отец.
           –  Голова, рёбра и селезёнка, – устало ответила Виктория Сергеевна.
           –  Ну вот! А ты ещё удивляешься, что он вежливый стал? Да он головой повредился, вот и все дела! А может быть, без нас  пожил самостоятельно и ума-разума набрался, – вывел  Иван Данилович. Но у мамы в голове родилась  совсем другая версия  странной перемены сына.
           – Ваня. Мы завтра же едем домой, – отчеканила  мама.   
         



                Х         Х        Х

          Поезд прибыл на перрон с небольшим опозданием. Пассажиры стали вытекать из вагонов   густыми разноцветными струйками. Связки, узлы, чемоданы, саквояжи  слились воедино с руками. Носильщики шныряли, выискивая возможных клиентов. В центре потока  ритмично двигались родители Влада. Эту пару было видно издалека: апельсиновый плащ на женщине  и допотопная клетчатая сорочка на мужчине. Если у  большей части  пассажиров  на лицах таилось выражение радости, то у Степанцовых – печать  многодневной тревоги. Ближайшие билеты на поезд были  лишь на седьмое  июня.
         Иван Данилович поймал такси и, закинув в багажник банки с деревенскими вкусностями, занял место рядом с женой.
         Таксист живо домчал их  родного дома, по которому они, оказывается, соскучились.  Степанцовы решили сделать Владику сюрприз и не  сообщили о приезде. Конечно, «сюрприз» – это громко сказано. На самом деле Виктория Сергеевна решила  для себя, что  сын  влюбился. Что, как не любовь, может изменить человека до неузнаваемости? Он, вероятно, полюбил  медсестричку-лимитчицу, и  решил втихушку жениться, пока родители слушают песни петухов! А зачем, спрашивается, Степанцовым головная боль? Влад не работает, не учится. Тянуть молодых на своей шее родителям   вовсе  не улыбалось. А вдруг Владова девка просто охотница за жилплощадью! Нагрянув внезапно, маме  хотелось увидеть собственными глазами  претендентку в снохи. Пусть знает, что хозяйкой в доме может быть только Виктория Сергеевна. А снохой только Марина.
         Иван Данилович нажал на кнопку звонка. Раздалась  птичья трель. За дверью засеменили чьи-то ноги. «Медсестричка?». Но как ни странно, это оказался Владик.
         – Ты один? – первым делом  спросила мама, пытаясь заглянуть за его плечо.
         – Да, – бесцветным голосом ответил сын, брезгливо понимая, что  ему  сейчас придётся обнимать чужих людей с чемоданами, которые, по всей видимости,  его «родители». Женщина была в ужасном оранжевом плаще.  Химическая мелкая  завивка на жидких волосёнках,  взгляд типичной истерички. Мужчина – лысоватый, болезненный тип, замученный  вышеупомянутой истеричкой.
         – Сынок, ты случайно жениться не собрался?
         – Это точно нет.
         – Ну, теперь, здравствуй, сынок! – кинулась  ему на шею мама. Как я скучала по тебе!
         – Привет-привет! – заулыбался папа, и тоже  крепко обнял сына. – Ну, вот мы и вернулись домой. Ты ждал нас? – От прибывших крепко пахнуло потом.
          Влад вёл себя, точно  деревянный робот, натянуто улыбался и не знал, что говорить. В роли сына ему ещё бывать не приходилось.
          –   Ну, что стоишь, иди, разбирай сумки, – весело скомандовала мама, вешая жуткий плащ. Она сразу же повеселела, как только лимитчица растаяла в воздухе.
          –  Тяжёлые, небось? А что в них? – примерялся Влад, давным-давно отвыкший от  тяжестей.
          –  Специально для тебя привезли из деревни сливок, сала и кровяной колбаски. Тульский пряник тебе  купили. Там ещё тётя Лида пирожков в дорогу напекла, твоих любимых.
          – С луком и яйцом? – попытался угадать Влад.
          – Со щавелем, – косо взглянула мама.
          При подобном ассортименте прежний Влад побежал бы на кухню и всё попробовал. Но этот стоял с таким выражением лица, будто ему предлагают съесть сырой собачий хвост вместе с колтунами. Ещё бы, в последние года, будучи на  пенсии, основной  рацион  питания  составляли каши и овощи. Лишь один раз в квартал в качестве невиданного шика бывал паштет из  гусиной печёнки. Влад тихонечко ушёл в комнату, пытаясь избежать  ненужных вопросов. Но не тут то было. Теперь папа, завидев тень крадущегося сына,  принялся задавать вопросы:
          –  А чем ты занимался? – Он бодро  вытаскивал  вещи из спортивной сумки с надписью «Adidas» китайского производства.
          –  Да так, разным. Смотрел фотографии членов семьи, читал книги…
          –  Книги?! А какие?
          –  Стихи Ахматовой… Любопытный сборничек отыскал у вас в секретере. Помню, специально в библиотеку ходил, спрашивал такой, да там его не оказалось…
          – Когда это  ты в библиотеку ходил?- из рук Ивана Даниловича вывалился свитер, а брови поехали вверх. От изумления он даже не обратил внимания на слова «у вас в секретере». Этим временем  в комнату заглянула мама, и,  не замечая, что отец замер в позе богомола, стала  сыпать новой порцией вопросов:
          –   Владюша,  ну расскажи нам, как всё произошло? – Голос мамы предвещал долгие расспросы.
          –   Что - всё?
          –  Ну, несчастный случай?
          –   Меня сбила машина, – неохотно ответил парень.
Ему всё происходящее здорово напоминало допрос с пристрастием, который  устроил в больнице Веденеев. Отличный, кстати, специалист. Понял, что Влад лжёт.
          –  А что ты там делал?
          –   Я?
          – Ты, ты!
          – Шёл.
          – Куда?
          – Не «кудакай»!
          – О? Ну ладно, далеко?- не поверила ушам мама.
          – По делам.
          – По каким?
          – По важным.
          –  Ясно…
          – Ну и всё, - утомился он. Однако, мама не собиралась отставать.
          – Ты что же, шёл не по подземному переходу?
          – Не помню…
         – Ладно. И что дальше?
         – Меня  сбила «Газель», –уже  грубее ответил  Влад, чтобы обрубить на корню следующую порцию вопросов, на которых не знал ответов.
         – Номер записал кто-нибудь? А если бы насмерть? – очнулся папа.
         – Какой там номер, я пришёл в себя только на  второй день, - вспылил Влад.
         – Бедный мой мальчик, –заплакала мама от  жалости к сыну. Она порывисто   встала и принялась обнимать сына. Тот весь напрягся и откровенно ждал, когда нежности прекратятся. От женщины пахло потом с дороги, чувствительный  нос астматика  не мог более этого переносить.
         Тут раздалась птичья трель, и к Владу нагрянули спасители в лице Семёна и Юрия. Накануне они  решили пойти все вместе  в Интернет-кафе.

            Х         Х          Х

          Влад впервые в новой жизни был им рад. Он  улыбнулся  во весь рот и двинул переодеваться. Юрий и Семён переглянулись, истолковав улыбку Влада по-своему: видно, его дела в лоне семьи  совсем плохи, если он  им уже улыбаться начал! Ребята  ждали Влада в прихожей, твёрдо решив не проходить в комнату. Юрий втихомолку затирал сандалией нанесённый  с улицы песок. Виктория Сергеевна  наливала  воду в фильтр, чтобы поставить чай. Иван Данилович курил на лестничной клетке этажом выше. Приятели от нечего делать  стали болтать между собой:
        – Тя-тё  Ка-ви ла-ста  стая-тол! – прошептал  Юрка.
        – Га-а, как жабль- дири! – басом  вторил Семён.
        – Между прочим, неприлично говорить на эсперанто в присутствии  людей, не понимающих, о чём речь! – шутливо рассердилась Виктория Сергеевна, показавшись из кухни с полотенцем в руках.  – Ну-ка, переведи! – потребовала она.
        –  Я говорил, что вы прекрасно выглядите, – не моргнув глазом,  сказал Семён.
        –  Да-да, отдых пошёл вам на пользу, ни одной морщинки, – подпел жуликоватый Юрий.
        –  Что привело вас сюда? – спросила раздобревшая мама, ни на минуту не поверившая этим прохвостам.
        – Да, что? – это папа  приоткрыл железную дверь и зашёл домой, занося  на  себе облако никотина.
        – Дядя Ваня, тётя Вика, мы  уводим вашего сына  в Интернет-кафе! – бодро заявил Семён, радушно пожимая  жесткую ладонь  Ивана Даниловича.
        –  Юрочка, поди-ка  сюда, – позвала мама тем ласковым голоском, за которым  следует  выведывание тайны.
Пока  Иван Данилович беседовал в прихожей с Семёном  об автомобильных железках, Юрий  нехотя  разулся и поплёлся на лоджию  за Викторией Сергеевной.
        –  Юрочка, - трагическим голосом  начала мама, притворяя  за спиной дверь. – Что  они сделали с моим сыном?
        –  А что такое? – сделал непонимающий вид Юрка.
        –  Ты что, ничего странного не заметил? – подозрительно спросила мама. - Он как-то нелепо  ходит мелкими шажочками. Стал приторно вежливый. Забыл, какие любит пирожки. И…о, ужас - читал Ахматову!  В чём дело?
        – Понимаете, тёть Вик, он головой шибанулся конкретно. Ну, крышу  у него  сорвало. Вы не заостряйте на этом  внимания, а то он зациклится и останется таким навеки. Врач велел  делать вид, будто никто не замечает странностей. Он сначала ваще всё забыл, нас с Сёмкой не узнавал...
        –Какой ужас! А я-то думаю, подменили его, что ли? Представляешь, с шестого класса с ним билась, не знала, как от курения отучить. А тут отец  в туалете закурил, так Владюха  взъерепенился:  мол,  не могу дышать такой отравой! В итоге видишь, где отец курил? Этажом выше.
        –  А…! он  в больнице, наверное, отвык, – поспешно ответил Юрий.
        –  Грех, конечно, говорить, но что его раньше машина не сбила?
        –  Что вы такое говорите? – гневно воскликнул Юрий.
        –   Юр, только ему не говори. Это я так.  Но он всё же стал другим, – упрямо повторила мама.
Юрка наклонился к Виктории Сергеевне и, озираясь по сторонам, прошептал голосом  знатока:
        – А  представьте, что было бы,  если бы он изменился в другую сторону? Стал маньяком, или полным идиотом? Это было бы лучше? Ну и пусть читает свою Цветаеву и не дымит! Кому от этого плохо?
        – И то верно, - согласилась мама. – А  почему вы мне ничего не сообщили? – запоздало предъявила претензию  мама.
        – Так…это,  адреса не было. И волновать вас не хотели.
       –  Юра, – голос Виктории Сергеевны сделался шуршащим. – Он ни в кого, случайно, не влюбился? 
        –Ой, да что вы! Какая там любовь! Хорошо, что он вообще жив – здоров  остался!– воскликнул Юрий, вслепую дёргая закрытую  дверную ручку.
        –Ладно, Юра, отдаю его под твою ответственность, – с  неимоверным облегчением выдохнула Виктория Сергеевна и выпустила его.
          Маленький Юрий японскими  шажками  попятился к Семёну, радостный, что освободился из цепких щупалец Виктории Сергеевны.
 Молодые люди собрались, Влад оделся  в спортивный костюм, кроссовки,  очень, по его мнению, удобные, и приятели отправились в Интернет-кафе  через  улицу.
          Мама поглядела им вслед и нахмурилась. Вот с сыном произошла очередная странность: эти кроссовки она купила  в дорогом магазине, но они совершенно ему не понравились. Он и скрывать тогда не стал,  что таких дурацких  кроссовок носить не станет. А сын такой человек: сказал – отрезал. И теперь он любовно натянул их, отметив, какие они мягкие?
        … В кафе  было темновато, свободных столиков не было. Ровный гул людских голосов, музыка, мутный воздух, в общем, всё как всегда.
         – Влад, ты будешь входить в Интернет?
         – Я… не умею.
Семён  оплатил час пользования Интернетом  и усадил друга  за компьютер.
         – Тут ничего сложного нет. Вот, видишь на экране этот значок? Дважды  щёлкни по нему мышкой…
         – Чем? – обалдел Влад.
         – Темнота! Ну, вот же, штукенция  с проводом, - мышкой называется. Палец сюда…
Рука Семёна  стала мастерски щёлкать мышкой,  вводя  приятеля  в курс компьютерного дела. Через пятнадцать минут Влада было не узнать, - он стал совсем как настоящий! Его глаза сияли.  Он заинтересовался медицинским сайтом,  прогнозом погоды. Всё интересное можно было немедленно распечатать. «Вот до чего техника дошла! Во времена моей молодости  сиди в библиотеке, ройся в каталогах до одурения. Затем полдня конспектируй. А здесь всё  можно сделать сразу и легко!» – думал потрясённый Влад. Час  быстро подошёл к концу.
           –Ну, как? – улыбнулся Юрий.
           – Супер! - неожиданно выдал Влад.
           – А ты обучаем! Мы тебя ещё и курить научим, как ты нас когда-то! – восхитился  Семён.
           – И не надейся, – улыбнулся Влад с озорными звёздочками в глазах.
В кафе этим временем вошла группа девушек. Трое  направились к освободившемуся столику, а четвёртая, с коровьими ресницами, отделившись от группы, и зашагала  к Владу, вернее, к его затылку. Она  на ходу нервно поправляла  рыжие кудряшки  и непрерывно мигала  светлыми  глазками. Ресницы порхали так, что если бы на столе стояла свеча, непременно погасла бы. За  спиной  Влада раздался  срывающийся  девичий голосок:
           –  Владик, где ты пропадал всё это время?
  Он не сразу понял, что обращаются  к нему, но всё же обернулся. На  его лице появилось крайне удивлённое выражение.
          –  Вы меня?… «Она вылитая моя  новая «мамочка»! Ну и вкус…»
           –Тебя, дурачок. Как долго я тебя ждала, – воскликнула девица, прыгнула к нему на колени лицом к лицу  и…  подарила  долгий, трепетный поцелуй. Всё происходило так стремительно, что Влад ничего не успел сообразить. Одно он понял определённо: если девушка немедленно не  слезет с его колен, он за себя не отвечает…. Так вот, как это происходит у мужчин? Все четыре литра крови океанской волной очутились у него в паху…
           – Марина, человек  лежал в больнице! – стал спасать «пропавшего» друга Семён.
Влад  туманно подумал, что ему теперь  хотя бы имя  бессовестной девицы известно. Девушка наконец-то оторвалась от Влада,  и,  томно заглядывая  в его  глаза, спросила:
           – А что с тобой произошло?
           –  Уйди! Слезь! – покраснел Влад.
           – С каких пор ты стал таким целомудренным? – нарочито невинным  голоском  спросила Марина. – Помнится, тогда в парке…,– она снова наклонилась к Владу и пощекотала его ресничкой.
           –Марина, ты  не знала  о дорожном происшествии? Хороша подруга! – снова встрял Семён, недолюбливавший  несерьёзную девицу.
           – Да, Семён прав! – добавил Влад, пытаясь скинуть с колен намертво приросшую ношу. – Меня, значит, нет, а ты по кафе шляешься? Профурсетка!
           – Кто?!
          – Уйди с глаз, неверная!
          – Я с девочками! И вообще,  что вы  все ополчились против меня? – обиделась Марина. – Я каждый день звонила, переживала, но никто не отвечал. Она снова повернулась к Владу и капризно произнесла:
          – Владик, ну не сердись. Пойдём лучше  прогуляемся по нашему месту…
          – Э, нет, – вместо Влада ответил  Юра. – У нас срочные  дела!
 Марина  уставилась на  Влада, выражение глаз с  томных сменилось на принципиальные:
          – Ну что, дорогой? – масленым голосом пропела она. Видно, раньше от этого тембра Степанцов готов был следовать за ней куда угодно.
          – Не сейчас. И не с тобой, – с расстановкой ответил Влад, которому изрядно всё надоело.  Он почти скинул её. – Пойди, сначала научись себя вести скромнее. Совсем девки испортились!
          Марина широко распахнула глаза и рот, и стала похожей на рыбу, вынутую из воды. Два вдоха подряд вернули дар речи.
          – Ах, вот как?! Друзья  стали  тебе дороже меня? Знай: я бросаю тебя первая,  – она одарила Влада презрительным взглядом и вальяжно пошла к подружкам, внимательно следившим за сценой. По их лицам  нетрудно было догадаться, что они потрясены.
          – На моей памяти  ты первый раз дал ей от ворот поворот! – восхитился Семён. – Она всегда вертела тобой, как хотела. Пусть, блин, посмотрит, каким ты можешь быть.
          – Меня только что бросили, –  устало заявил  Влад.
          – Только на  словах, – закурил Семён и троица покинула заведение.



                Х      Х      Х
 
          
           …Семёну в эту ночь не спалось. Дни летели, а  настоящий  Влад всё не возвращался  в своё тело. За время, что Семён и Юрий  забрали Влада из больницы, никаких сдвигов не произошло. Друзья водили Влада  по его самым любимым местам чуть ли не каждый день: и в Интернет-кафе, и в бар, и в казино, и в кино. Всё без толку. Похоже, бабуля прочно обосновалась в нём.  Отчего не жить в  молодом, здоровом, сильном теле?
  А человек  ко всему привыкает. Многие вещи поначалу кажутся не возможными, а затем перетекают в разряд обыденных…
           Семён  немного путал амнезию и реинкарнацию. Он пытался «разбудить» Влада путём его раздражения ассоциациями. Путь был проигрышным. Никаких  ассоциаций у Капиталины Матвеевны, естественно,  не возникало.
           Только когда Семён отыскал в Интернете информацию о переселении душ, всё встало на свои места. Там было сказано, что душа, занявшая  чужое тело может жить там если не долго, то всегда. Бывает так, что  две или более души займут одно тело и  поочерёдно вступают в стадии активности.  Также говорилось, что  это явление  не случайное: не зря  чужая душа  вселяется в человека: ею руководит какая-то миссия, например, невыполненные дела не Земле. По их  завершении, душа покидает  временное пристанище. Зачем явилась бабка? Отомстить?
           Семён и Юрий, отчаявшись ждать ремиссии,  стали уговаривать Влада, чтобы он  самостоятельно отыскал иконы и отдал им.
           – Ну щас! – вспылил Влад. – Снова начинается песня про старого бычка! Ещё двести баксов дайте!
           – Влад, на этот раз помоги нам! Ведь мы не дали упечь тебя в психушку! – просил Юрий. – Ну что тебе стоит!
           –Меня за них убили! Не буду искать!
           – А так нас всех поубивают! Владик, ну пойми: ты получишь третью часть от продажи! Это огромные деньги! Купишь себе новую квартиру и заживёшь, как барин!
         –А что это мне причитается треть! Моя тут половина, если не всё. Мои иконы достались вам нечестным путём!
         –Слышь, ты, честный тут нашёлся! – пробасил Семён. –Алекс в Финляндии нашёл очень серьёзного покупателя, коллекционера, тут каждая минута дорога, а ты ерепенишься! Он назначил срок, в течение которого раритет должен был оказаться у него. Время вышло. Коллекционер передал дело на доработку криминальных кругов Финляндии.  В последнем телефонном разговоре они пригрозили, что если их  и дальше будут водить за нос, то для  всех это  плохо кончится.
         – Ладно, – согласился Влад. – Будь по-вашему.
         Влад  был в бешенстве: иконы, украденные у него же, он должен  отдать? Да он умер из-за них! Пусть и дружки потрясутся. Он, конечно, не стал им этого говорить. Каждый день он  бросал им  краткое «ищу». А сам принципиально ничего не искал. Юрка день ото дня становился всё хмурее, у Семёна под глазами залегли фиолетовые дуги. Друзья взрывались по каждому поводу и вечно перебранивались.  Влад немного злорадствовал, замечая это. И не чувствовал  важности поисков, пребывая уверенный в своей правоте. Он в какой-то мере   даже радовался, что  не знает места расположения  икон.
          Гораздо больше  сил Влад тратил на то, что вживался в  роль сына. Ему даже удалось по-своему полюбить этих двоих  людей, ставших  его родителями. Иногда  он чувствовал, что ему удаётся запудрить мозги  родителям, но чаще – нет. Жизнь в их доме  была не такой уж плохой. Мама бегала над единственным  сыном, как наседка, опекала его. С настоящим Владом они частенько ругались, характеры не совпадали. Мама были склонна к  мимолётным выводам и истерикам. Влад, в свою очередь, просто обожал разыгрывать  её и доводить до белого каления.
           В последнее время  она не узнавала сына – в нём появились человеческие нотки заботы о родителях и участливость. Например, на днях  он сам предложил покрасить маме волосы, заметив седину у корней. Мягко посоветовал сменить колер и избавиться в парикмахерской от  пережжённых кудряшек. Он вообще стал влиять на мнение матери относительно одежды. Посоветовал ей не носить оранжевый плащ, указав на то, что он её старит. Морковную помаду Виктории Сергеевны Влад решительной рукой отправил в мусорное ведро, назавтра купив ей новую помаду оттенка «карамель».
         Раньше  Виктория Сергеевна ни за что не послушалась бы советов  Влада.
А новому Владу вняла, за что тут же получила одобрительные слова соседей. Все отметили, что её новый гардероб, причёска  и макияж исключительно её приукрашают.
        А на прошлой неделе Иван Данилович  простудился и заболел  бронхитом. Раньше Владик бы и не заметил состояния отца, но  в тот день надолго скрылся на кухне. Маме стало интересно, чем он там занимается? Небось, опустошает холодильник? Картина, что открылась перед глазами, мягко говоря, шокировала её: оказалось, что сын уже заварил отцу смесь трав «грудной сбор» и сосредоточенно начинял пустую редьку мёдом…
          Новый Влад принадлежал к людям  уходящего поколения, которые  выросли в труде и заботах о членах семьи. Никто ничего не давал им  даром, они не привыкли к тунеядству и считали себя обязанными тем, кто их кормит. Более того, они часто работали на  энтузиазме, которого  часто требовала страна во имя высоких идей. Образ жизни настоящего Влада не вязался с представлениями новоявленного. Но, учитывая, что в последние годы жизни на Набережной о надлежащем уходе  речи не было, он наслаждался  украденным  особым положением. Мама приносила ему чай в постель, готовила каши по его просьбе. К счастью, каши Виктория Сергеевна списала на особую диету, предписанную сыну. 
           Парень даже стал позволять себе приказной и капризный тон – что несколько равняло его с настоящим Владом.
          Но позже всё изменилось. 
          Владу приснился  странный по своей реальности сон. Он и спал тогда, и не спал, а вроде как дремал. Чей-то голос повелел подняться с постели  и следовать к двери, ниоткуда возникшей прямо перед ним. Он бы голову отдал на отсечение, что раньше в этом месте комнаты двери не было.  Голос  мысленно скомандовал войти в  эфемерную дверь  и  повёл его по запутанным ходам-коридорам. Страха не было.  Влад был  оглушён  тишиной и  не мог мыслить самостоятельно, подчиняясь лишь воле обстоятельств. Он плутал, плутал. Менялись уровни, сжималось пространство, искажалось время, кое-где было  очень холодно, как в пещере со сталактитами. Влад  постепенно преобразовался  в  Капиталину  Матвеевну, одетую в неизменное серое шерстяное платье и любимую шаль. Сразу же вернулась суставная боль и отдышка. В помещении, предшествующем главному, стояла в ожидании толпа людей. Их лиц не было видно, они напоминали собой  серую, молчаливую массу. От неё отделился  человек, ведущий за ручку ребёнка, мальчика. На нём была военная форма и фуражка. Малыш был одет в матросский костюмчик, как  когда-то её сын Ванятка.  Капиталина Матвеевна подслеповато прищурилась, присмотрелась…. Да это и есть Ванятка! И Пётр! Сколько раз она представляла эту встречу в минуту душевного волнения, ей казалось, она раздавит их своими объятиями! Но сейчас впала в абсолютный ступор и ждала…
            –Ну, здравствуй, Калинушка,- мягко проговорил Пётр, не касаясь её.
            –Здравствуйте, Петенька, Ваняша! – слёзы наполнили её глазницы.
            –Нельзя нам долго. Отчего ты меня не послушалась, ведь я тебя предупреждал, - укорил Пётр. Помнишь, портрет упал? –Ваня мило улыбался матери, но стоял, словно вкопанный.
            –Прости, Петенька! На сквозняк подумала…
            –Нет, знала ты…
            –Эх, –махнула рукой она.
            –Тебе пора.
 Отец и сын стали медленно удаляться, не оглядываясь. Через минуту ей показалось, что она и не видела их вовсе,  так, игра воображения.
             Голос в ушах  повелел ей войти. Она, по-старушечьи шаркая, проследовала  в  неожиданно  огромный по размерам, ярко-белый кабинет. Он был такой огромный, что превосходил по размерам десять концертных  залов консерватории.  Того, кто сидит в ослепительно-белом  кресле, не было видно. Из кресла струилось  фосфорическое свечение, ярче Солнца. Её маленькая, сгорбленная фигурка  замерла в ожидании. Она поняла, что предстала перед  НИМ.
Теперь Капиталину Матвеевну  окутал тихий ужас, который человек ощущает при мысли, что он для кого-то прозрачен и  примитивен.  Здесь бесполезно пользоваться земными приёмами, лгать, хитрить…. В этом месте  видны насквозь все помыслы.
Вездесущий голос выдержал значительную паузу, чтобы человек понял важность происходящего,  и обвалился на неё:
          –Знаешь ли ты, зачем вернулась?
Нет, голос не подавлял. В этом не было необходимости. Он был кульминацией всего на свете. Многие побывали здесь на предварительном разговоре до перехода в иной мир и  видели бы вы, что делалось в этих стенах с людьми, мнившими себя  выше других. Куда только девалась их гордыня, неверие… Они напоминали жалких овец, блеющих перед НИМ. Те, кто считал себя хозяевами жизни, которые знают ответы на все вопросы, которые умеют решить любую проблему, терялись перед НИМ, прочувствовав своё ничтожество и примитивность. Здесь земные связи не значили ровным счётом ничего, как  все равны в момент рождения.
          –Ты  осознаёшь, что твоё присутствие  не случайно? – шевелилось  пространство.
          –Да-а…, – прошептала  Капиталина Матвеевна, ощущая себя  пылинкой во Вселенной.
          –Ты всё сделала для тех, кого любила?
          –Да, но они рано покинули меня.
          –Я не о тех, которые встретили тебя…
          –Я… не знаю…
          –Ты всё сделала для любимых?
          –Нет. Боюсь, что нет.
          –Заверши дела свои.
          –Какие? И как? – прошептала старушка.
          –Я не стану поучать тебя, - сочился  голос сквозь её атомы.
          –  Подскажите  хоть немножечко, что именно я должна  сделать, - взмолилась она.
          –  Не дай  ИМ  привести задуманное в жизнь. Всё в руках твоих.
Влад проснулся в  испарине. Голос продолжал звучать в ушах. Он открыл глаза и был готов побиться об заклад, что видел, как в темноте растаяли белые контуры мистической двери. Он так и не сомкнул глаз в эту ночь, всё думал, что означали  эти слова. Если он правильно их растолкует, то вернётся. Ему  до смерти надоело  жить в чужой шкуре, надоело быть псевдо Владом. И всё же, иконы являются главной точкой всего происходящего. Он определил для себя план действий. Первым  делом он решил отыскать иконы.
           С того дня он и приступил к  методичным поискам. День за днём  обшаривал каждый сантиметр трёхкомнатной квартиры. Исследовал все картины, шкафы, тумбочки, коробки. Лазал под коврами. Он искал ценности   даже в белье, в книгах, но всё тщетно. Друзья всё жёстче напирали, нервничали, но он на самом деле ничем не мог их порадовать. Помог случай. Виктория Сергеевна затеяла большую  генеральную уборку квартиры и попросила сына  снять шторы в гостиной. Они висели на  допотопной  круглой  деревянной гардине с  кольцами. Края гардины украшали специальные  бомбошки, которые  служили ещё  и ограничителями для  колец. Влад зачем-то покрутил одну из них, она  оказалась в  руке. От внезапной догадки он взмок. Сунул палец  в открывшуюся пустоту гардины, а там зашуршал упругий холст. Слёзы радости  пробились из глаз, руки задрожали.
           – Вот мои иконы, спасибо, Господи! - прошептал он,  осторожно извлекая предметы искусства на белый свет.
           Теперь он точно знал, как с ними  поступить. К нему пришло прозрение, зачем он вернулся и почему именно Владом.

                Х           Х            Х

            
           Перед тем, как закончить миссию, Влад  захотел сделать ещё кое-что. Желание поехать к  своему бывшему дому давно поселилось в его мозгу, чуть ли не с момента выписки из больницы. Теперь это желание имело под собой жёсткое основание.
         Он сослался матери на  неотложные дела и направился на   автобусную остановку. Нужный автобус подошёл по городским меркам довольно быстро, и понёс его к родному гнезду на улице Набережной. Ему даже удалось найти свободное местечко и присесть. По дороге он много размышлял, ему становилось то грустно, то радостно. К месту, где сидел Влад, протиснулась старенькая бабушка и стала  красноречиво вздыхать. «Эта бабушка по сравнению со мной просто девочка» – улыбнулся Влад про себя. 
            –Присаживайтесь.
            –Ой, спасибо, сынок. Дай Бог тебе здоровья…
           По мере приближения к дому его охватил неописуемый ужас, как у осуждённого, вернувшегося  домой  после многолетней отсидки. Ноги стали слабенькими, вернулась давно забытая тахикардия. Двор  неуловимо изменился…Что не так, как раньше, он  пока не понял.
           Влад крадучись подошёл к окнам своей бывшей квартиры на первом этаже. Гераней там уже не было, новые жильцы сменили деревянные окна на новомодные пластиковые. На кухне и вовсе оказались горизонтальные жалюзи. «Удобно, никто не заглянет в окно без желания хозяев» - вздохнул  Влад, борясь с острым приступом  ревности. «Интересно, там хоть порядок?» Он вошёл в подъезд и постучал в свою бывшую дверь, обитую теперь жутким красным дерматином. Её открыла простоволосая,  круглая, как колобок, девочка лет четырнадцати и вопросительно глянула на незваного гостя. Она уминала громадный Биг-мак из Макдоналдса. Размерами он был чуть меньше турецкого батона. Через минуту к ней присоединился папа с круглым животом, обтянутым  желтоватой майкой,  и сияющей  сальной лысиной. Он вопросительно  глядел на Влада, вытирая рукой жирный рот. Влад огляделся. В доме такой беспорядок, словно  только что уехал табор цыган.  А этот запах! Что они тут делают? Целыми днями жарят шкварки?
           В комнатах была редкостная безвкусица. Салатные обои в фиолетовый цветочек, мебель оттенка «орех» с наклейками из жевательной резинки «Бумер», оранжевый линолеум с геометрическим рисунком. А потолок! Они  заказали  натяжной потолок небесного цвета, расписанный под церковные мотивы… Пёстро-то как…
          –  Что вам надо? – спросил мужик неожиданно тонким тенорком.
          –  Добрый день. Здесь до вас  жила бабушка, –  начал объяснять Влад. – Я её… правнук. Пожалуйста, если у вас  остались  её семейные фотографии, которые висели вон там (он точно показал бывшее место расположения  фотографий), отдайте их мне. Для вас они нечего не значат, а для меня дороги, как память о бабушке.
           Мужчина  нахмурил жидкие  бровки, припоминая, куда они с женой дели архив. Заплывшие жиром глазки заморгали в сильнейшем раздумье, рот сложился трубочкой. Видно, ничего так и не вспомнив, он  раздражённо пробубнил:
          – Раньше надо было думать. Хватились через полгода! Мы  вынесли весь хлам на помойку, когда  делали евроремонт. Кстати, ваша бабуля порядком запустила  квартиру…
«Кто бы говорил! Да через полгода у вас  жир начнёт капать с потолка!» – рассердился про себя Влад, и,  не дослушивая тирады,  решительным шагом  вышел из… чужой квартиры. Посещение  места жительства было так, на разбавочку, теперь следовало приступить к основной цели поездки. Пора навестить соседа, некого Михал Михалыча Брачука из  квартиры напротив.
              Влад не думал особо, как построить разговор,  кулак уже  сам  собой  стучал в соседскую дверь. Мужчина оказался дома и высунул из-под  цепочки свой длинный, любопытный  нос в крупных порах. Брачук принадлежал к числу лентяев, основной постулат жизни которых сводится к  обиде на  более удачливых. Вместо того, чтобы приложить кое-какие усилия и выправить уровень жизни, они будут ныть, забросив ногу на ногу. А ещё таким  неплохо удаётся водить окружающих за нос, внушая, что они замечательные, но неудачливые люди.
             – Что вы хотели, молодой человек? – спросил он надтреснутым  голосом. Из квартиры вырвался  затхлый  дух давно не проветриваемой квартиры.
             –  Михал Михалыч? Я сотрудник милиции, откройте.
             –  А где удостоверение? – голосом ябедника проскрипел он.
             –  Может, вам ещё  и ордер на обыск предъявить? – грозно пригвоздил  Влад.
             –  А что вы вообще от меня хотите?
             –  Поговорить. Это вы нашли тело  соседки, Капиталины Матвеевны Сухоруковой?
             –  Ну, я.
             –  А поподробнее? Может, всё же, впустите меня в дом?
 Михал Михалыч  нехотя распахнул дверь перед незнакомцем. Он был одет в застиранную  футболку неопределённого цвета и трико с отвислыми коленями. Давно не мытая голова лоснилась. Сероватая шейка, как у стервятника, прогнулась вперёд дугой.  Бывший сосед натянул на лицо самое правдивое выражение, на которое только был способен, и начал повествовать:
           –  Бабка  всегда  запирала двери, ведь мы живём на первом этаже. Мало ли кто  может войти чужой? Я вот, например, всегда слежу за посетителями, у меня муха не пролетит! В тот день я заметил, что дверь её квартиры приоткрыта. Я, естественно, стал переживать, – вдруг что случилось?…
           «Как бы не так! Семён приходил дважды, а этот «зоркий глаз» ничего не заметил!». Михал Михалыч между делом завёл Влада на холостяцкую кухню. Сосед послюнил руку, пригладил жидкую чёлочку и продолжал:
           – Я зашёл в квартиру, так сказать, проявил гражданскую сознательность. Смотрю, а она, того. Умерла от астмы. Неудивительно, она была старше Исаакиевского собора.
           –Как  вы относились к покойной? –  спросил Влад, не очень успешно подавляя раздражение.
           – Более сварливой и гадкой соседки у меня в жизни не было. Извела меня своим кашлем!- сосед высморкался в нечистый носовой платок.
           «Не ты ли за три километра начинал кивать мне головой, словно инерционная китайская собачка?!»  - Не отвлекайтесь. Что было дальше?  – нахмурил брови парень, уговаривая себя не дать наглецу в физиономию.
           – Я, это, милицию  сразу же вызвал!
           –  Прямо  так  сразу? И по квартире  не шарили?-  прищурился Влад.
           –  Ей - богу! Вот  крест! – перекрестился сосед, фанатично сверкая глазами.
           –  Куда ты дел серебряную посуду, гнида? – процедил Влад голосом, не предвещающего ничего хорошего.
           – Ка-какую посуду? –  проблеял разом вспотевший мужик.
           – Напомнить? Которую ты спёр из кладовки до прихода милиции! Мне известно  всё до мелочей, даже в каких штанах ты совершал кражу!  Даже то, что ты  обчистил холодильник бабки, мне известно! Вкусный был гусиный паштет, сволочь? Не подавился, когда жрал? А ещё ты прибрал к рукам  радиоприёмник и старинную лаковую шкатулку с квитанциями! Думал, там драгоценности? – обозлился Влад.
           –Я не-не з-знаю! Это не я! – перепугался воришка.
           – Слушай. Меня. Сюда, - членораздельно выдал парень. – Ты ещё не понял, что мне всё известно? Был свидетель, который всё это записал на плёнку и если надо, подтвердит. Если ты сейчас же мне не отдашь краденое, я тебя упеку. Ты знаешь, как наши ребята раскалывают таких  прохиндеев, как ты? Болью! Или у тебя  имеется лишний комплект почек?
           –  Я  продал посуду…, - противно заныл дядька.
           –  Давай деньги.
           –   Потратил…. И вообще, бабка мне должна была  семь тысяч…
           –  Ах ты, гад! А где расписка? – от наглой лжи у Влада потемнело в глазах.
           –   Так под «честное слово» дал, доверял развалине…
           –  Ну всё, ты  меня  довёл. Собирайся. Уазик  за аркой. Бери носки, бельё, сухари.
           –   Нет!! – взревел воришка. Он метнулся в глубину  неряшливой  квартиры и  принёс рваный целлофановый пакет из-под рыбы, в котором что-то тяжело позвякивало. – На, бери всё!
           –Вот так-то лучше, – сказал Влад, презрительно глядя на  этого гадкого человека.
          …Он держал путь на остановку, но по пути не забыл заглянуть в ближайший продовольственный магазинчик. Купил новый пакет, переложил посуду туда, а старый  выбросил в урну. После этого ему немного полегчало. Проходя с другой стороны мимо двора, он наконец заметил, что там появились новые машины,  новые собаки. Дом ещё сильнее облупился, соседские детишки  немного подросли. И, только теперь он понял, что  неуловимо изменилось во дворе:  тополь Петра срубили…
              Чувство горечи не оставляло его весь обратный путь, было так досадно…. А чего он, собственно, ожидал? В нашей стране учебники истории переписываются с каждой новой властью, а о судьбе одинокой старухи и судить не приходится. Люди живут, и не понимают, что все они временные жильцы на Земле, включая  толстяка, спилившего тополь. Он пока не знает, что когда-то и его фотографии вышвырнут на помойку…. А что до соседа…Крыса он и есть. Грязная, подвальная крыса.
              В автобусе не было свободных мест, поэтому Влад стоял, придерживаясь за поручень. Неожиданно чья-то ласковая рука обняла его за талию. Это было так внезапно, что он вздрогнул. Он обернулся, ну кому ещё могут принадлежать  коровьи ресницы?  Это    Марина.
            – Здравствуй, милый! Ты на меня  всё ещё сердишься? Ну, прости. Что ты делал на Набережной? – болтала девица.
            –  Домой ездил, – не стал отпираться Влад.
            – Шутишь, как всегда, да? – рассмеялась Марина.
            – Стоит сказать правду, все смеются. Отчего людям  приятнее слушать ложь? – серьёзно сказал он.
         –  Да что с тобой?  –  удивилась  девушка, убирая руку с его талии.
         –  Что со мной, тебе ни за что не понять, – печально ответил он.
         –  Ты какой-то странный стал, – подозрительно  сказала девушка, прищурившись. – Я тебя не узнаю. Раньше ты был с юмором, мы прикалывались. А теперь ты словно постарел на десять лет.
         –   Ты даже не представляешь, как близка к истине. Но если я тебе скажу правду, ты не поверишь. Поэтому считай, что я просто изменился.
         –   Ну, скажи, – девушку съедало любопытство. – Что, в тебе открылся дар?
         –Нет, что ты. Просто…я вовсе не Влад, – серьёзно произнёс он.
         –Да ладно заливать. Родинка на щеке твоя, нос твой, глаза твои…
         –Ты - дура, Маринка, дальше родинки не видишь.
         –М-мне пора выходить, – обиделась  девушка, во второй раз не узнавая Влада. Он стал ей чужим человеком.

                Х        Х        Х

            «Сегодня - день подведения итогов» – думал Влад, выходя из автобуса.
 Он  в  последний раз побывал дома, правда, визит лишь частично  оправдал надежды. Но кто знает, окажись там всё, как прежде, ему, возможно,  не захотелось бы возвращаться обратно. А уже пора.
 Ноги  сами  занесли его в пятый подъезд. На удивление Влада, прошли мимо родительской  квартиры, выше, выше и остановились у дверей…Сашеньки Сухоруковой. Рука  собралась в кулак и постучалась.
           За дверьми раздались шаркающие шаги пожилой женщины.
           – Владик?! – удивилась соседка. Рядом с её ногами увивалась Капа. И снова виляла хвостом.
           – Можно мне войти? – тихо спросил он.
           – Да-да. Конечно. Чаю выпьешь? – предложила библиотекарша, отчего-то разволновавшись.- Ставь пакет, что там у тебя? Металлолом брякает?
           – Не совсем лом…
           – Ну да ладно. Чай или кофе?
           – Можно и чаю. Нам нужно серьёзно поговорить, Александра Анатольевна.
           – Я вся внимание, –она присела на краешек стула и сцепила  слегка дрожащие руки.
Владик  почесал Капу за ушком и протянул ей кусочек сырного крекера  со стола. Она немедля запрыгнула  на руки к парню и легла набок, подставив животик.
           –  Дело в том, – не знал с чего начать  Влад, – дело в том…. Какая прелестная собачка!
           – Ты зашёл похвалить мою собачку?
           – Нет.  Если честно,  я  не тот, за кого вы меня принимаете.
           –  Интересно.
           – Вы любите фантастику?
           – Нет, – поморщилась Александра Анатольевна. – Я в неё не верю. Такого  напридумывают, что хоть стой, хоть падай.
           – Верно. Но иногда в жизни происходят невероятные вещи.
           – Какие, например? – надела очки библиотекарша.
           –  Помните своего дядюшку Петра и тётушку Капиталину, которые  жили на Набережной?
           – А откуда тебе известно о моих родственниках? – насторожилась  соседка, сняв очки. Она стала неистово натирать стёкла мягкой тряпочкой из кармана.
           –Это трудно объяснить. Не знаю, с чего и начать… А можно, я  буду говорить в третьем лице? Влада Степанцова сбила  машина. Насмерть. Его душа  покинула тело,  и туда  вселилась душа вашей тётушки Капиталины. Заняла его бренное тело. Звучит ужасно, да? До этой минуты у всех, кому я говорил подобную вещь, было желание сдать меня в психушку. Но это – чистая правда, поверьте.
           На кухне повисла минута молчания. Александра Анатольевна взяла кусочек рафинада и накапала  в него корвалола и начала невидимую мыслительную работу. Пока сахарный комочек таял, она взвешивала все «за» и «против». Память услужливо преподнесла недавнюю сцену в подъезде, странную приобретённую привязанность Капы к парню. Собака  любила  только двух людей:  хозяйку и  Капиталину Матвеевну, кстати, это она подарила Сашеньке собачку. Причём настояла на том, чтобы болонку звали Капой, ну, причуда такая! Капа от Капиталины! Влад этого знать не мог.
            – Ты хочешь сказать, что ты – тётушка Капиталина? – недоверчиво спросила она.
            – Да, – твёрдо ответил парень.
            – Откуда у меня Капа? – на всякий случай спросила осторожная  Александра Анатольевна.
            – Я подарила…
 И она поверила. И с этой минуты стала видеть перед собой сгорбленную фигурку старой тётушки Капиталины, а не Влада.
            – Здравствуйте, тётушка! – слёзы хлынули градом из глаз Сашеньки. – Я  узнала вас тогда, в подъезде, но выгнала  эту мысль из головы. Всё думала, каков Влад подлец, издевается надо мной, да так похоже тётку копирует! Извини, я так виновата перед тобой, в последние годы не приходила навестить...
             – Да ничего, Сашенька, мне  девочки из собеса помогали. Только астма не давала покоя. Я уж и не припомню, отчего мы с тобой повздорили? Ведь я тебя за дочь считала…
             –  Это всё я виновата! В тот период у меня с деньгами было так тяжело, хоть плачь. Ты не знаешь, а я  одно время  даже зеленью  на рынке торговала. Сижу, глаза от людей прячу, ведь меня все знают. И так обидно мне было! Ну почему, думаю, такая несправедливость? Старшему сыну всё: и образование, и наследство Сухоруковых. А младшему – ничего.  Вот я  и высказала тебе, что о Петре Сухорукове дед позаботился в плане наследства, а об Анатолии ничуть. А ведь два брата были, в равных правах…
             – Сашенька, так ведь дедушка им поровну наследства оставил. Только хворала матушка сильно перед смертью, а сынок Анатолий при ней находился юнцом безусым. Поздно она его родила на свет божий. Пришлось ей часть  наследства пустить на лечение. А там война началась, Анатолий остался ни с чем…
             – Простите, тётушка, не разобралась тогда. А сейчас  сама старая стала, многое передумала. Другими глазами на многие вещи смотрю…
             – Да нет же,  не печалься, Сашенька, – успокаивала её тётушка, как неразумное дитя. – Нет у меня наследников. Всё отдам тебе.
             – Что? – не поверила своим ушам Сашенька.
             – Да-да. Мне удалось сохранить  кое-что. Признаюсь, был соблазн продать кое-что нечистоплотным людям. Если быть откровенной, я бы так и поступила, если бы они предложили приличную сумму. Но они предложили сущую безделицу. Я не согласилась, за что меня и убили.
             – Умереть в девяносто лет не своей смертью?!- воскликнула Сашенька.
             – Да, милая…
             – Тётушка, да кто же тебя убил? Хотя, откуда тебе знать имя негодяя…
             –  Это был… Семён.
             –  Не может быть! Не верю! – покачала головой  Сашенька. – Ведь Сёмка  вырос на моих глазах. Знаешь, человек всегда склонен верить в лучшее. Хоть Тарасов  всю жизнь и рос бандитом, но я не ожидала, что он станет убийцей.  Давай, я напишу заявление в милицию?
             –  Не стоит. По логике вещей, ты не можешь знать о нападении  наверняка. Ты что, стояла, подсматривала в окно? Показания будут слишком хлипкими.
             –   Но всё же парней надо  наказать! Они  всегда плясали под дудку Семёна,– обозлилась Сашенька. Юрка и Влад – неплохие ребята, но он подмял их под себя!
             –   Не бери на себя роль всевышнего, - мягко проговорила Капиталина Матвеевна.
              И они  говорили, говорили  целую вечность. А как может быть иначе? Близкие люди, любящие друг друга, растроганные, причём обе понимали, что разговор, в крайнем случае, предпоследний. Вспоминали давние истории, общих знакомых и родственников. Им нужно было наговориться  вдосталь за последние шесть лет, за всю жизнь.
За пределами квартиры параллельно происходили неспокойные события: к их подъезду  подъехали два чёрных джипа с тонированными стёклами. В этот момент Сашенька  с юмором рассказывала, как соседские мальчишки портили  жизнь ей и Капе. 
         Этим временем трое парней самого устрашающего вида, упакованные в чёрные кожаные одежды,  решительно  вылезли из джипа, припаркованного к дому,   и  вошли в подъезд. 
         Капиталина Матвеевна, подперев подбородок рукой, печально повествовала о том, как побывала в доме на Набережной. Жалела, что не успела оформить на Сашеньку дарственную на квартиру. Но кое в чём она обещала реабилитироваться перед племянницей. Она отдаст ей иконы и серебро в придачу.
        Парни из джипа уже с силой ломились в дверь Семёна. Он, потягиваясь после сладкого сна, открыл дверь. И зря. Один мгновенно заломил вялому Семёну руку, другой, после серии коротких вопросов начал избивать парня страшными ударами, целясь в солнечное сплетение. Но Семён только мычал и ничего не говорил, рассчитывая, что  это наваждение скоро закончится.
…Только когда  он стал харкать кровью, братки выжали  из него координаты Юрия. Нетрудно было догадаться, что адрес Семёна  таким же способом вытянули у Алекса в Финляндии. 
        …Сашенька поступит с иконами и посудой, как сочтёт нужным. В конце концов, они должны остаться в руках членов семьи, ведь  у неё два взрослых сына.
        …Бандиты одним ударом  вышибли хлипкую дверь в квартиру Юрия и  выволокли хозяина с цыплячьим телосложением в подъезд. Серия  хлёстких ударов сделала из него гуттаперчевого мальчика. Последней точкой назначения была квартира Степанцовых. Братва проникла туда беспрепятственно, - беспечная  Виктория Сергеевна сама открыла сейфовую дверь, уверенная, что это вернулся Владик. Отморозки  заполнили  прихожую и, когда поняли, что нужного человека нет дома, несколько раз  ударили  Ивана Даниловича по лицу. Потом под дых. Требовали какие-то  картинки. Родители Влада ничего не понимали, умоляли прекратить разбой. Плачущую Викторию Сергеевну отморозки заперли без света в ванной, засунув в рот кляп из кухонной салфетки и замотав сзади руки скотчем. Ивана Даниловича продолжали бить и требовать эти самые картинки. В конечном итоге, они поняли, что  родители не в курсе дела. Иван Данилович лежал  скрюченным на полу без сознания, а они  обшаривали квартиру, переворачивая  всё вверх дном. Высыпали крупы, вывалили бельё, побили всю посуду. В качестве развлечения  проломили все выключатели. Залезли даже в рыболовные принадлежности и покромсали их ножом. Пока они орудовали по дому, один налётчик задумчиво посмотрел на гардину и одним рывком сорвал её…
   
           Из   подъезда вышло уже пятеро человек, двое были сильно избиты, все они  расселись по  машинам и резко тронулись с мест. Милицию никто вызывать не стал, кому охота быть следующим?
          …Душевная беседа была в самом разгаре. Казалось, в подъезде что-то стучит и кто-то кричит.  Да и ладно, небось пьяницы Нестеровы  снова  отмечают день бетоноукладчика или собаковода. Да мало ли кто может шуметь? В прошлом году, к примеру, Крюковы вызвали  своим детям Деда Мороза на дом. «Красный нос» так набрался по дороге, что никак не мог припомнить, в какую именно квартиру пятого подъезда его вызвали. Ломился на всякий случай во все подряд. Когда осталось две  неисследованные двери на последнем этаже,  сосед  Родион Зотов, бывший милиционер, взял Деда за грудки и тряхнул: «Ты на часы давно смотрел? Уже четыре часа ночи!» Нехорошо вышло: Дедушка  и время визита перепутал. Он  глуповато икнул, развернулся и пошёл на выход. К слову сказать, Крюковы жили как раз в следующей квартире и так и не дождались Дедушку. Они  единственные выспались в ту ночь.
            Спустя час, Сашенька  с удивлением сообщила, выглядывая из окна:
            –  «Скорая» к кому-то приехала. Ну, точно Нестеровы передрались…
            …Они продолжали мирно сидеть на кухне. Чай  сменился  бутылочкой кедровой настойки, которую Сашенька с загадочным видом извлекла из глубин пианино «Красный октябрь».  Как по волшебству, на столе  появились вкусные салаты и  прочая закуска. Перед Сашенькой Капиталине Матвеевне  не надо было запираться и говорить. Она  впервые за долгий месяц почувствовала себя естественно. Возвращаться в дом чужих людей  ей не хотелось, и она осталась ночевать здесь...
            
         





       
                ЧАСТЬ  ВТОРАЯ

                Возвращение

          Капиталина Матвеевна прекрасно выспалась на  удобной постели в  комнате Сашеньки. Голова совершенно не болела – вот прелести молодого организма! Она потянулась и поняла, что ей немедленно нужно куда-то идти. Куда? Сначала она умоется и позавтракает, а потом уж поймёт, куда. С недавнего времени она не в полной мере  владела собой, ощущая себя некой марионеткой, исполняющей чужую волю. Интересно, отчего раньше такого не было? Видно, ей ТАМ дали время на реабилитацию…
        Завтракали молча. Сашенька всё время грустно вздыхала и тоскливо поглядывала в сторону тётки. Встретить человека, с которым навеки распрощалась, тяжело. Тем более, что он энергичен и сосредоточен. Стало быть, собирается.
       Капиталина Матвеевна не почувствовала, что съела. Повелительный голос в ушах поторапливал её. После завтрака  поняла, что её неудержимо влечёт на Невский проспект. Ей нужно туда. Но прежде чем уехать, надо бы  сходить  в квартиру родителей Влада.
       В  прихожей Сашеньки в зеркале отразился  сосредоточенный, но мятый  Влад. Он мягкими движениями пригладил волосы, тронул пальцем свежую щетину, которая росла, как сорняк, и, ненадолго распрощавшись, ушёл. За пределами квартиры Сашеньки он был только Владом. Он обещал вернуться – принести иконы. По беглому  расчёту, родители уже должны быть на работе.
          Дома действительно никого не  оказалось. Но что творилось дома! Первичные последствия погрома мама кое-как устранила. На кухне  стояло три доверху наполненных мусорных пакета с остатками посуды, круп и стирального порошка. А что с кухонной дверью, некогда радовавшей глаз рифлёными стёклами? Штапики  из последних сил удерживали   устоявшие осколки. Обломки двух  табуреток были сложены у входной двери на выброс. А где выключатели? Одни  чёрные дыры, начинённые проводами. Влад подошёл к  сорванным и проломленным  гардинам с оборванными парусами штор. Постоял возле них.
          Затем Влад  стянул с полки папку со «своими» детскими рисунками, которые копила мама много лет, считая, что у драгоценного чадушки есть  талант к рисованию. Папка лежала у всех на виду. Немного порывшись среди файлов с аппликациями и рисунками, Влад достал на свет три иконы. Он перепрятал их в последний момент, вспомнив истину, что прятать что-то нужно на самом видном месте.
            Влад сунул иконы за пазуху  и немедля отнёс  Сашеньке. Он почти совсем позабыл о пакете. Влад осторожно по предмету  вынул серебряную посуду: маслёнку, шесть ложек, шесть блюдец, конфетницу, поднос с инкрустациями и…пять чашечек. Михал Михалыч всё же успел продать одну  чашку и турку для кофе, очень  жаль. Ну что ж, раньше надо было ревизию наводить…. Лаковой шкатулки в пакете тоже не оказалось, но она не представляла  собой никакой ценности. Так, милая вещица. Не желая более растягивать минуту прощания, Влад порывисто обнял родственницу  и решительно ушёл. Они знали, что он больше не вернётся…
        … На Невском проспекте, как всегда, бурлила жизнь. Заканчивался июнь, было  девять часов утра, а людям  не сиделось дома. Ими двигали  бесконечные дела, они по наивности своей  и не подозревали, что их  действия предопределены…
         Влад  не мог объяснить себе, что он тут делает. Бесцельно брёл  среди  толпы,  вдоль чугунного ограждения дороги, засунув руки в карманы. От нечего делать он повернул голову на шаркающий звук. Неподалёку от дороги располагалось открытое летнее кафе, где дворник монотонно мёл пучком веток пол. Владу на миг показалось, что  мужчине стало  нехорошо. Точно. Он  побледнел и стал медленно оседать на пол, ухватившись  за сердце. Боль парализовала его, дворник дышал через раз, словно тормозящий паровоз. Импровизированная метла повалилась в сторону. Влад беспомощно огляделся по сторонам: где люди? Только что на улице было полно народа! Это знак – помочь должен он сам. Оказывать первую помощь он когда-то умел, имелся медицинский навык. Но тут  случай серьёзный, немедленно нужен нитроглицерин. Он подскочил к дворнику, уложил его на скамеечку и стал делать непрямой массаж сердца, мысленно умоляя  неизвестно кого  прислать им «Скорую помощь». Видно, его желание было настолько велико, что на дороге и  в самом деле показалась «Скорая», лавирующая между радами. Мигалка  была отключена. Машина, скорее всего,  ехала в гараж. Парень оставил пострадавшего, попросив того пока не  умирать, и перемахнул через чугунное заграждение. Он выскочил прямо на проезжую часть. Влад громко кричал и размахивал руками, но бесцельно. Водитель не реагировал. Пришлось лезть  прямо под колёса машины. «Скорая» затормозила буквально в метре от взволнованного парня. По лицу водителя было видно, что он чертыхается. «Жить надоело?» –  первое, что услышал Влад от разъярённого водителя. «Тому дворнику нужна помощь, у него сердечный приступ!» -  Влад едва ли успел указать рукой на дворника и сместиться на соседнюю полосу, как  из-за «Скорой помощи» вылетела печально известная «Газель», как всегда шедшая на обгон и… сбила Влада. Он подлетел в воздухе и брякнулся оземь. Тело дёрнулось, из-под затылка потекла кровь.
          Движение транспорта тотчас нарушилось. Опоздавшие на работу водители срывали зло на клаксонах. Внезапно со всех сторон сбежались люди, словно кто-то сменил декорации в страшном спектакле. Врач кинулся к дворнику, санитар к Владу. Маленькая женщина завизжала, чей-то ребёнок заплакал навзрыд…
Из «Газели» выскочил усатый коротышка в серой кепке. На этот раз он не стал причитать как в прошлый раз, а закричал дурным голосом:
          – Да когда же этот урод научится дорогу переходить?! Меня ещё по первому случаю таскают по милициям, а тут снова! Где это видано? Он что, раз в месяц решил оказываться под моими колёсами? Похоже, сейчас я его насмерть…
          На всеобщее удивление  Влад открыл глаза и, глядя на правую руку, тихо спросил:
          – А где мои фотографии? – Вздох облегчения пронёсся по тесному ряду зевак.
Тут до Влада дошло, что его обозвали, и он бросил коротышке:
          – Ты кого уродом назвал, шибздик усатый?! И где мои фотки?!
          – Твои фотки были в прошлый раз! – взревел водитель, ему хотелось задушить Влада собственными руками.  «Скорая помощь»  уже оказала дворнику первую помощь,  несчастного поместили в машину. Теперь  состояние этих двоих  было под большим вопросом: у Влада лихорадочно  горели глаза,  и по затылку струйкой стекала горячая кровь, а водитель так нервничал, что врач опасался  припадка с его стороны.  Влад, не дожидаясь развязки, со всех ног бросился бежать.
           – Стой, гад, пойдём, дашь показания в милиции, что я  не нанёс тебе тяжких телесных повреждений!! – орал вслед коротышка.
           – Пошёл нафиг! – выкрикнул Влад.
           Он нёсся, как спринтер, по Набережной, прикрывая ушибленную голову. По сторонам мелькали дома,  машины, светофоры, киоски. Внезапно память подсказала ему, что он держал путь  в ОВИР. Точно. Он остановился как вкопанный и задумался. Во-первых, куда же подевались его фотографии? Он готов был побиться об заклад, что на дороге их не было. И вообще, почему на нём спортивный костюм и эти дурацкие кроссовки? Что же могло случиться, что Влад добровольно натянул на себя этих кругломордых уродцев с полосатыми боками? И вообще,  что происходит вокруг?! Зелень расправилась в полный лист, люди сняли тёплые куртки и щеголяют в рубашечках с коротким рукавом. Обувь у всех лёгкая, один он, дурак, вырядился в эти страшные кроссовки….Так, следует срочно перекурить. Он движением завзятого курильщика похлопал себя по карману и снова сильно удивился. Он мог забыть дома  всё что угодно: ключи, деньги, даже в какие кроссовки обулся, но не сигареты! Он курил с шестого класса и бросать не собирался.
           В  тихо подступающем раздражении, Влад  решил  вернуться  в паспортно-визовую службу, чтобы узнать положение дел. К тому же, рядом  с  конторой  стоял табачный киоск. Курить хотелось нестерпимо, как будто сто лет не курил… На этот раз Влад направился к подземному переходу. Кто знает, если он снова попадёт под машину, может быть, лишится не только фотографий, а умрёт молодым и красивым.…Не стоит дважды искушать судьбу. Он купил свои любимые сигареты «Bond» и зажигалку, после чего c наслаждением  втянул в лёгкие  дымную струю. Голова отчего-то закружилась, глаза заслезились.  Странно! Противно как-то…
          …В очереди оказалось целых  человек восемь. «Откуда набежали люди?» - подумал Влад и занял очередь за  женщиной неопределённого возраста. Она, чтобы скоротать время, вязала крючком что-то пёстрое. Влад решил, что ему ни за что не успеть до обеда.  Карие глаза отыскали   настенные часы и замерли: они показывали всего  девять часов пятьдесят минут…
«Вот, блин!» - в который раз за сегодня удивился Влад и обратился к женщине:
         – Простите, а какое сегодня число?
         – Двадцать седьмое июня, – спокойно ответила та, не оставляя работы.
Влад нервно сглотнул:
         –А день недели?
         – Пятница, – на той же ноте сказала она.
         – А может быть сегодня четверг, седьмое мая ?! –  глупо спросил парень.
Женщина  мельком взглянула на соседа  и только теперь заметила кровь на его голове. Собрав в кучу рукоделие, она  отсела  от сумасшедшего в сторонку.
         Влад вошёл в кабинет, как только подошла его очередь. Служащая  обрадовала   Влада, сказав, что паспорт давно готов. Осталась сущая безделица - принести фотографии на вклейку. Это было хоть что-то, а то ему  начало казаться, что он попал в параллельное измерение с искажённым ритмом жизни.
        «Так-так!» – радостно потёр руки он и решил проверить, в норме ли остальные аспекты. С чего начать? Неплохо бы позвонить Семёну Тарасову и Юрке Кравчуку, ведь они ждут от него действий. Он должен  оформить загранпаспорт и сопровождать Юрку на «операцию» в Финляндию. Оглядевшись, он увидел таксофон с недоиспользованной карточкой. Ещё одна удача! Электронный голос обрадовал его, что на счёте есть немного денег. Влад набрал Сёмкин номер, но никто не взял трубку. С Юркиным  номером произошло то же самое, но Влад и так знал по опыту прежних лет: если нет дома одного, значит, не будет и другого. Не зная зачем, он  набрал рабочий номер мамы. Пока он бесцельно слушал гудки и думал о загадочной пропаже фотографий, на том конце провода  отозвалась мама:
        –  Да?
        –  Мама? – несказанно удивился  Влад.
        – Сынок, это ты?! Где ты был этой ночью?  У нас такое случилось!
        – Ты чё, мать, я дома дрых!
        – Дрых? – удивилась мама. – Хватит уже! Я тебя там не видела!
        – Это я тебя не видел!
        – Ты совсем обнаглел, что ли?
        – А когда вы успели вернуться? – раздражённо спросил  парень.
        – А ты разве не знаешь, под дурака молотишь! Ты лучше скажи, где тебя ночью носило, и как ты поступаешь с нами?
        – Да я на пару часов уехал из дому по делам, ма! Ты меня успела потерять?
        – Владик, я ещё из ума не выжила! Ты не ночевал дома!
        – Опять двадцать пять!! Все наехать норовят, причём в прямом смысле слова. Радуйся, что я вообще жив, меня только что машина  переехала, как кота… Я аж в воздухе кульбит совершил…
Голос мамы отчего-то стал настороженным, и она брякнула:
        – Сынок?! Ты выздоровел?... – Влад не выдержал и заорал:
        –  У вас что, массовое помешательство? Ну, я не знаю…
        –  Владюша, едь скорее домой. Вчера нашего отца избили  какие-то головорезы, а Юру и Семёна вообще куда-то  увезли… Папа  в больнице. Негодяи требовали какие-то картинки. Ты что-то скрыва….
Таксофонная карта отработала свой ресурс.
Влад от нового известия стоял, как водой облитый. Вот это новости!  Что же делать? Насчёт того, чтобы сейчас сфотографироваться повторно, не могло быть и речи. Он побежал на автобусную остановку и запрыгнул в первый же автобус. К счастью, тот оказался нужным. Как он мог такое допустить? Из-за него пострадали  близкие  и родные люди! Пассажиры с опаской поглядывали на парня с окровавленным затылком. Но он не видел испуганных взглядов, а изнывал от нетерпения. В голове крутились вопросы, что случилось с ребятами, с отцом, где они? Неужели они в беде?
         – Владик, привет! Что с тобой? – раздался голос Марины. Она ехала этим автобусом.
         – Привет. Не до тебя сейчас. Я позвоню.
         – Ты что, снова в аварию попал? У тебя кровь…
         –Слышь, Маринка, если ты не хочешь, чтобы я тебя бросил, отстань! С пацанами несчастье!
        – Да я сама тебя бросила!
        – Допустим, я поверил. И что дальше?
        – А то. Беги-беги к своим дружкам.
       … Он не помнил, как подбежал к дому. Наконец,  поравнялся со  вторым подъездом. Возле родного подъезда гуляла  библиотекарша с собакой. Противная Капа  заранее разинула свою слюнявую пасть, и злобно  загавкала. Александра  Анатольевна как-то странно, по-матерински, что ли, смотрела на парня. «Только жалости Александры Анатольевны мне не хватало!» - со злостью подумал Влад и, как будто случайно, наступил собачке на лапу. Капа  завизжала и спряталась за Александру Анатольевну. По всем законам жанра, библиотекарша должна была встать на защиту собаки, но она обречённо-тихим голосом констатировала:
        –Ну, вот  и всё. С возвращением, Владик. – Она  продолжала испытывать к Владику смесь светлых чувств и горечи. – У тебя кровь на голове.
        – Да знаю я, знаю!  Меня машина сбила! Александра Анатольевна, вы не знаете, где пацаны? – срывающимся голосом заорал Влад.
        – Да, кто  их знает? Они мне не докладываются.  Соседи вчера вечером видели, что их, чуть ли ни под конвоем, засунули в какой-то чёрный джип.
        – И что? – бесновался парень.
        –И всё. Никто их больше не видел. Их родители разыскивают.
 « Неужели, финны… Что делать?!» – кипел он. Он взлетел по лестнице наверх и стал ломиться   в дверь. «Дома же никого нет, что я стучусь, как идиот?» Судорожно нащупав ключ, он только с третьего раза попал в замочную скважину и ворвался в квартиру. Скинув, наконец, опостылевшие кроссовки, он ураганом понёсся к окну. Но той гардины не было на месте. И остальных тоже. Мама успела вынести их из дома и выкинуть. Дом был разгромлен, словно от  взрыва бомбы.  Сердце Влада чуть не остановилось от потрясения. Икон нигде не было. Он взревел и стал бить кулаками по спинке дивана. Тот молча сносил удары, привык за долгие годы.
           На смену бешенству пришло апатично – спокойное состояние. Оно подкралось вместе с мыслью о том, что это он во всём виноват. Он уставился в одну точку, руки повисли безвольными плётками. «Это я, – решил Влад. – Я виноват в…смерти пацанов». То, что  друзей постигла смерть, он не сомневался. Цепочка в мозгу выстроилась мгновенно и бесстрастно. Влад должен был оформить загранпаспорт, причём срочно. Произошла чертовщина: из его жизни выпал месяц и двадцать один день. Но в этот период Семён и Юрий  продолжали жить! На них наседали крутые финские парни. Скорее всего, включили «счётчик». Ещё бы, коллекционер внёс предоплату и так и не получил заветных икон… А ещё он, кретин, перепрятал иконы для перестраховки и  друзья не имели возможности найти их. Может быть, они и хотели разыскать иконы, но  родители вернулись из Тулы не вовремя. Поиски стали невозможны. В итоге, финны увезли их на разборки, пытали  и убили ни за что. Ведь пацаны  и вправду не знали, где иконы. Ребят убили, а головорезы вернулись и нашли искомое. И коллекционер при выигрыше, и свидетелей убрали…
Горячие слёзы раскаяния закапали из глаз всё на тот же диван, мягко принявший заблудшее чадо.  «Клятва кровью, клятва кровью, ты должен, ты должен…» – стучало в  висках. Он сидел  и рыдал, уничтоженный бессилием. Не соображая, что делает, Влад на ватных ногах подошёл к шкафу, выдвинул ящичек, в котором  много лет хранилась домашняя аптечка. Отыскал среди лекарств сильнодействующее снотворное, высыпал горсть мелких таблеточек на ладонь. Мозг услужливо подсказал, что надо бы их запить. Он без лишних эмоций сходил на кухню. Лицо было  абсолютно спокойным, только руки дрожали. Влад налил  из фильтра стакан воды, всыпал таблетки в рот и проглотил. Вот и всё. Он стал ждать  конца, путаясь в мыслях, по крупицам теряя сознание… «Пересесть с дивана на пол? А зачем? Упаду. Ну и что? Тогда уже будет всё равно…» Спустя двадцать минут тело обмякло и кулем повалилось на пол.
          … «Умер я или нет?» – устало подумал он. Было непонятно. «Раз я вижу ту тряпичную куклу, что валяется на полу, и была раньше мной, стало быть, я умер. Нет, всё же надо было пересесть на пол. Повалился лицом вниз…». Он полетел по комнате, вылетел из дверного проёма. «Вот, дурак, ведь я могу  теперь проходить сквозь стены!» Радость нового состояния наполнила всё его существо. Он стал проникать сквозь стену взад, вперёд, пока это занятие ему не наскучило. «А ведь я и к соседям слетать могу!» Он проник сквозь потолок и попал в зал к  горьким пьяницам Нестеровым. Они радостно  потирали руки в предвкушении выпивки. Всё, как обычно: через два часа Борька оттаскает Зинку за волосы…. Влад  поднялся выше и увидел интересную картину: Александра Анатольевна разворачивала какой-то газетный свёрток. «Посмотрим!» Достала лупу. «Так». Извлекла… первую икону! Ту самую! Влад стал яростно пытаться схватить её, но ему не удавалось. Пальцы стали такими же бесплотными, как и  тело, и проходили сквозь холст. Он кричал, но его никто не слышал! Александра Анатольевна преспокойно оглядела под лупой интересующие участки и свернула  богатство. Влад не имел больше никаких сил  здесь находиться, почувствовал себя жестоко обманутым, поэтому обвалился в свою квартиру. Он был так зол, что в момент его  пролёта через квартиру Нестеровых,  со стола самопроизвольно  упала бутылка водки. Борька  ухватил Зинку за волосы, решив, что это она опрокинула  горькую. Разгорелось жестокое побоище, но Влада это не волновало.
            Он сосредоточился на диване. Внезапно зазвучавший  телефонный звонок заставил его насторожиться и понять, наконец, что он натворил. Ведь звонит мама, или из больницы по поводу отца…. Да, хорошее зрелище ждёт маму, когда она вернётся домой. Отец в тяжёлом состоянии, неизвестно, выживет ли, да ещё Влад – покойник. «Я эгоистичный болван, даже записки родителям не оставил! Прошло всего двадцать три  минуты с момента смерти, ведь меня, наверное, ещё можно спасти…» – запоздало метнулось в голове. Он стал бросаться в тело, но оно не принимало его.
             – Куда кидаешься? В твоём мозгу уже произошли необратимые изменения, – раздался монотонный голос Семёна. – Ну, вернут тебя к жизни, и что? Будешь  существовать, как сорняк, ходить под себя и бесцельно моргать глазами. Подумай о матери! Семён был не прежним собой, в его голосе слышалась печальная мудрость обретённого знания.
             – Где ты?! – заорал Влад, крутя тем местом, где у людей голова.
             – Рядом с тобой.
 От развевающейся  балконной занавески отделились  две чёрные субстанции: маленькая и большая, и подплыли к Владу.
             –  Пацаны! – голос Влада сорвался. – Я так виноват перед вами!
             –  Брось, пустое, – успокоила бесцветным голосом Юркина тень, наделённая той же  мудростью. – Мы ждали тебя.
             –  Но что же, как же…, – никак не мог перестроиться  Влад.
             –  Если наших тел нет, значит это кому-то нужно, – философски прошелестел Семён. – В нашей «жизни» наступила новая веха… 
Из форточки повеяло непривычным  для июня ледяным  холодом.  Пора. Друзья  полетели прочь, увлекая Влада за собой в чёрную дыру.