Июнь был белым и холодным. Уже вторую неделю Морской Кот ( до статуса Морского Волка, как считали друзья и знакомые, он немного не “дотягивал” ) носился по просторам Псковско-Чудского моря на парусном швертботе под названием “Кром”. Старое судно, благодаря заботам своего владельца, было ещё крепким и хорошо приспособленным для продолжительных путешествий. “Кром” бросал якорь у старых пристаней, от которых за двадцать лет свободы остались только торчащие над водой ржавые или полусгнившие сваи, мчался вдоль пляжей западного берега, ещё недавно принадлежавших пионерским лагерям, поднимая в воздух стаи уток, или уходил в открытое озеро, где были только ветер и волны. Кот ночевал в бухтах Талабских островов, на одном из которых прожил последние сорок лет жизни и умер в 2001 году отец Николай, настоятель церкви, наделённый даром видеть будущее и влиять на судьбы. На другом - рос волшебный лес, до которого ещё не дотянулись жадные лапы свободного рынка. В этом лесу Кот любил гулять; там, на высоких елях, цапли вили гнезда, и большую часть лета не было слепней и комаров. В северо-восточной степной части острова стихийно вырос яблоневый сад, а его центр каждый год, в мае, был белым от цветения роз. С его песчаных пляжей, чередующихся с россыпями моренных валунов, рыбаки уходили в озеро на лодках с мощными японскими моторами проверять сети и возвращались с полными мешками рыбы. “Кром” галсировал по Чёрной реке, пугая притаившихся на мелководье щук, водяных крыс и, сидящих на заваленных буреломом берегах, огромных чёрных выдр, которые прыгали в воду, поднимая со дна чёрную торфяную муть. Когда ночь заставала Кота в широкой пойме Чёрной реки, он прятал яхту за край какого-нибудь камышового выступа, который еле-еле спасал от сильного юго-восточного ветра, заполнял судовой журнал или читал при свете светодиодного фонаря, или лежал в качающейся каюте, обращённый лучом сознания внутрь себя, обозревая вселенную. За иллюминатором шелестел камыш и волна била в борт.
В пограничной зоне военный катер подал ему сигнал остановиться. Морской пограничник прыгнул на палубу “Крома”, досмотрел яхту и заполнил соответствующие документы. Двигаясь дальше на север, Кот боялся нарушить границу, которая ничем не отмечена, а старые бакены времен Советов оказались на Эстонской территории. Катер ещё раз подошёл к яхте, и один из офицеров спросил Кота, “отбита” ли граница на его навигаторе. И Кот замялся. И катер несколько километров сопровождал его судно, корректируя направление движения.
***
В прошлом году Кота на “Кроме” занесло на остров Колпина, в какую-то не отмеченную на карте удобную просторную бухту, расположенную в полутора километрах от границы. В бухте стояла пара облезлых рыболовецких кораблей, у берега был пришвартован грузовой паром, а рядом с ним на поляне стояли два покосившихся сарая, один из которых, вероятно, выполнял функции управления порта, а второй – билетной кассы. По берегам рос лиственный лес. Было тихо и безлюдно. Кот поужинал, сварив на газовой плите овсяную кашу, и лёг спать.
- Эй, на яхте !!!
Кот открыл глаза. Каюта была наполнена солнечным светом.
- Эй, на яхте !!! – звал низкий мужской голос.
Утробно звучал дизель. Кот высунулся из люка и увидел отходящий от берега паром с несколькими легковыми автомашинами и группой людей на палубе.
- Вы не могли бы передвинуть яхту ближе к берегу ? – продолжил голос, принадлежавший капитану парома.
Кот выбрал канат носового якоря и пришвартовался к одной из облезлых рыболовецких шхун. Потом он наблюдал за тем, как паром медленно и осторожно выбирался из бухты и скрывался за мысом, из-за которого ещё долго слышалось его сдержанное урчание. А ещё через час в бухту не спеша вошёл пограничный катер и пришвартовался рядом с яхтой. На нём находились трое: лейтенант в морской форме и двое матросов в тельняшках и шортах. Морской Кот прервал завтрак.
- У вас есть пропуск в пограничную зону ? – первым делом спросил Кота лейтенант.
- Нет, - сказал тот.
Лейтенант опечалился, тяжело вздохнул и с сожалением сказал:
- Это – плохо.
Потом лейтенант заполнял протоколы, справки, внося в них данные из паспорта, судового билета и прочих документов Кота. Иногда он ошибался, и справку или протокол приходилось переписывать. Это происходило в рулевой рубке катера. В это время матросы загорали на палубе. Периодически взрывалась трескучим голосом рация. Голос требовал, чтобы Морского Кота передали сухопутным пограничникам, которые базировались где-то на острове. Коту очень этого не хотелось. Через час приехал пограничный уазик, из которого вышли капитан и сержант. Они прошли на катер, сели на фальшборт и закурили, плотоядно поглядывая на Кота. Командир катера, чертыхаясь и плюясь, в очередной раз переписывал какую-то бумагу. Голос по рации сообщил, меняя участь Кота в третий раз, что передавать владельца яхты на погранзаставу не надо.
- Дебилы, - в полголоса сказал лейтенант, делая очередную ошибку в какой-то справке. Он успел проникнуться уважением к Морскому Коту, демонстрирующему терпение и законопослушность.
- Извините, что приходится заниматься дурацкой работой и отнимать у вас время.
- Ничего страшного, - Кот был нейтрально серьёзен, - вы должны выполнять приказ. А я мог бы не лезть в пограничную зону без пропуска. Так что, это вы меня извините.
Наконец, бумаги были оформлены. Кот уже забыл, как они назывались, но одна из них сообщала читателю, что владелец яхты “Кром” по невнимательности заехал в пограничную зону, не имея на это официального права, и поскольку произошло это с ним впервые, то в качестве наказания ему выносится общественное порицание и делается предупреждение в письменной форме. Пока Кот читал и подписывал всё, что сотворил лейтенант, оживший трескучий голос спросил здесь ли ещё яхта, и узнав, что – здесь, потребовал, чтобы она “сматывала удочки” и следовала в порт приписки, а сержант и капитан возвращались на заставу.
- Извините, ребята, что отнял у вас столько времени, - сказал Морской Кот.
Он пожал руки всем участникам процесса: команде катера, капитану, сержанту и вернулся на борт “Крома”. Катер отшвартовался и медленно вышел из бухты. Пограничный уазик уехал. Кот остался один. Стало очень тихо. Общение с пограничниками заняло три часа.
***
В пограничной зоне рыбу можно, буквально, черпать ведром, а дичь ловить сачком. Здесь редко охотятся, а рыбной ловлей занимаются только для домашних заготовок. Появление этой зоны в начале 90-х годов скомпенсировало деяния местных и заезжих упырей, которые, пользуясь бесконтрольностью со стороны властей, ставили сети квадратно-линейным способом на всём остальном доступном для них пространстве моря и бросали их. Попавшая в них рыба и ныряющие птицы погибали и гнили. Во время парусных регат большие килевые яхты тралили озеро килями, собирая километры брошенных браконьерских сетей с десятками килограммов погибших, полуразложившихся животных. Бедняги. Они не пали в борьбе за жизнь, оказавшись в зубах жестокого хищника, или, получив тяжелую рану и спасаясь от преследования охотника, не покончили с собой, нырнув на дно родного Озера и зацепившись клювом за водоросли. Их красивые, здоровые тела не украсили столы мужественных людей. Нет. Они умерли и сгнили в ловушках, разбросанных и забытых у порогов их домов двуногими уродами. Над полувсплывшими сетями кружили и дрались за добычу чайки. Натыкаясь на брошенную сеть, Кот, спускал паруса и, не жалея времени, сматывал десятки, а иногда и сотни метров капроновых нитей с тухлой рыбой и мертвыми птицами в плотный клубок, туго перевязывал его, и, если находился далеко от берега, отправлял на дно под тяжестью сетевых грузов. После таких процедур долго страдало тело от мерзкого запаха, а душа – от мерзких деяний.
Кот остановился на ночлег в пограничной зоне, и утром, перед завтраком, забрасывал спиннинг. Он поймал окуня в полкилограмма весом и положил его в пластмассовое ведро с водой. “Кром” стоял в маленькой бухте, укрытой от свежего ветра зарослями тростника. Белый корпус яхты создавал радостный контраст с зелёным окружением. Солнце на голубом небе углубляло границы между явлениями феноменального мира. Кот сидел на тёплой крыше каюты, смотрел на серебристую поверхность озера, слушал шелест тростника и пил чай с клубничным вареньем и черным хлебом. Со стороны кормы послышался плеск. Это напоминал о себе пойманный окунь, томившийся в экологически вредном ведре. Кот перегнулся через борт и опустил ведро в воду.
- Прощай, дружище.
Окунь рванулся на свободу. Кот глубоко вздохнул, представив зелёного полосатого красавца, плывущего среди родных водорослей.
- Старею, - подумал Кот.
“Кром” шёл галфвиндом дальше на север при свежем ветре, и, вылетев из-за очередного мыса, почти врезался в большую стаю лебедей, штук около ста, которые оглушительно захлопали мощными крыльями, вытянули шеи и, цепляя воду красными лапами, перелетели метров на триста в сторону Российского берега. Одна пара взрослых птиц осталась на месте со своими тремя не умевшими летать детёнышами. Самец с шипением бросался на яхту, а Кот щёлкал фотоаппаратом, и потом, демонстрируя уважение к родительским чувствам крылатых великанов, отплыл в сторону.
“Кром” подошёл к небольшому острову, поросшему высокой травой и кустами. На его месте когда-то стоял Вороний камень. Местные жители, ссылаясь на рассказы очевидцев, говорят, что камень был взорван немцами в 1942 году. То есть, за 700 лет крестоносцы так и не пережили обиды поражения на Чудском льду. Такое национальное самолюбие внушает уважение. Каста западных кшатриев в лице фюреров 20-го века попыталась замкнуть круг национального гештальта, и Вороний камень стал Вороньим островом. Впрочем, некоторые потомки очевидцев говорят, что в 20-х годах прошлого века был взорван огромный валун, мешавший судоходству и находившийся в нескольких километрах к северу от современного Вороньего острова, а время превратило это событие в красивую легенду. Точное место Чудской битвы тоже не определено. Русские и немецкие летописи лишь говорят о том, что она произошла 5 апреля 1242 года у южных берегов Чудского моря, а её последствия ввергли наших противников в большую печаль.
Читая описания результатов исследований исторических событий 13-го века в Прибалтике и Северо-западной Руси, поражаешься огромному количеству племенных, феодально-государственных, интернационально-конфессиональных образований, существовавших на относительно небольшой территории, бесконечным военным конфликтам между ними и клубку религиозных, сословных, экономических, политических противоречий, проявлявшихся на коллективном и личностном уровнях. Подкуп и измена, вплоть до выступлений на стороне врагов в военных конфликтах, были делом далеко не редким. Например, в 1240-м году после взятия Изборска, крестоносцы, благодаря деяниям прозападно настроенной части псковского общества, этих политических предков современных российских либералов, без боя заняли Псков. Деяния выразились в элементарном открывании городских ворот перед отрядом противника. Почти два года в городе находился вражеский гарнизон. Освобождение пришло только после Чудской битвы. В 30-х годах тринадцатого века к действующим католическому, литовскому, финно-угорскому, междуусобно-славянскому факторам добавился фактор татаро-монгольский. Впрочем, эта тема в последние двадцать лет вызывает много вопросов, связанных с возможными фальсификациями русской истории.
В 13-м веке довольно успешно работали папские спецслужбы. В преддверии союза между Новгородом и Литвой и их совместного похода на Запад против военных католических орденов, а также, возможного принятия Литвой православия, князь Александр Невский и литовский князь Миндовг скоропостижно скончались в расцвете лет. Поход не состоялся, а Литва, позднее, в результате почти столетней военно-политической борьбы стала католической.
А теперь, Морской Кот, носитель 1100-летней русской культурной традиции, смотрел в бинокль на эти берега, где рубились воины Александра Невского и европейские крестоносцы, благословленные именем одного и того же Бога, на это небо, на котором сейчас чертят белые линии российские и натовские самолёты, на эту воду, по которой опять пролегла невидимая политическая граница, игнорируемая всеми, кроме людей. Из-за неё Коту не хватало простора. Она была формальным, выдуманным кем-то условием, о котором следовало помнить, и которое следовало соблюдать, в этих так любимых им парусных играх.
Вечером Морской Кот решил сойти на берег одного из необитаемых островов. Он поставил яхту на растяжки с подветренной стороны острова, около маленького песчаного пляжа, окружённого плотной стеной кустов. Дождя не было, хотя небо над головой закрыли серые тучи, и садящееся солнце протягивало свои лучи между ними и злополучной землёй. Кот медитативно изменил сознание, предоставив телу право самому решать бытовые вопросы. Удовлетворяющая неопределённость должна была вытеснить внедрённые в личность Кота установки аморальности ничегонеделания и вечной должности. Дверца клетки открывалась на короткое время, давая возможность относительной свободе выполнять свою ассенизаторскую функцию. Находясь в сомнамбулическом состоянии, Кот взял в руки пакеты с продуктами, посудой, спальными принадлежностями, и, стоя одной ногой на корме, вторую - опустил в воду, надеясь достать дно. Но в этот момент яхту чуть-чуть приподняло на волне, и ожидаемого дна под ногой не оказалось. Кот рухнул в воду. Состояние сомнамбулизма прошло. В жизни Кота опять появилась осознанно-необходимая цель. Надо было сушить одежду.
Штиль. Пламя костра построило колеблющийся конус. Кот пил чай с жасмином и смотрел на огонь. Стрекоза села на лежащий с краю, присыпанный пеплом уголь. Тут же попыталась взлететь, но было поздно. Десять секунд продолжалась агония.
К двум часам ночи мокрая одежда высохла. Кот постелил на песке сухой тростник, на нём расстелил свёрнутую вдвое палатку, потом – кусок брезента, коврик, спасательный жилет и спальный мешок. Сверху набросил полиэтиленовый тент от палатки и прижал его углы камнями. Он лежал в спальнике, на спине, и смотрел на звёзды, а через несколько минут - стал звёздным небом. Кот проснулся в сумерках от стука грустных капель дождя, и отвернул подвёрнутую часть полиэтилена, закрыв голову. Дождь стучал совсем рядом, в нескольких сантиметрах от его ушей. Кот уснул.
Утром “Кром” вышел в открытое Чудское море. В четырёх километрах на западе находился остров Пийрисаар, в семи километрах восточнее – обрывистый Российский берег, поросший сосновым лесом. Матовое голубовато-серое небо и такое же озеро стёрли линию горизонта. На этом пастельном фоне, в двадцати пяти километрах на северо-востоке вращались белые лопасти огромного ветряка, придавая картине сюрреалистичность. “Кром” шёл галфвиндом на север, в десяти километрах от берега, при скорости ветра около восьми метров в секунду. Далеко на западе появилась маленькая фиолетовая полоска. Можно было вернуться и спрятаться в дельте р. Желчи или р. Самолвы, но Кот продолжал путь на северо-северо-восток, к Раскопельскому заливу, ближайшему на этом направлении месту, где можно укрыться от шторма. Кот знал, что не успеет, но верил в свою удачу и в свой корабль. Звёзды говорили, что он умрёт в старости, от огня. Кот же считал, что - никогда не умрёт. А с тех пор, как он узнал о поразительных свойствах Паузы и магии Аспекта, Надежда больше не покидала его. Пауза рождает идеи, а смена Аспекта меняет мир. С таким оружием любое его поражение было временным, и за любым проигрышем неотвратимо следовала попытка реванша. Когда Кот был ребёнком, от этих игр у его родителей появлялись седые волосы.
Фиолетовая полоска расширялась и через час закрыла половину неба. Скорость западного ветра достигла пятнадцати метров в секунду, а высота волны – полутора метров. Морской Кот закрепил руль и пополз на нос “Крома” снимать стаксель. С третьей попытки ему это удалось. До Раскопельского залива оставалось не более двух километров. Уже можно было рассмотреть детали ветряка, с невозмутимо медленно, для такого сильного ветра, вращающимися белыми лопастями. Фиолетовым стало уже всё небо. Фиолетовый потемнел. Ветер, по ощущениям Кота, достиг скорости около двадцати метров в секунду, а высота волны – более двух метров. Чёрная изломанная поверхность воды покрылась белыми мазками. Дождь иногда превращался в холодный водопад. Кот сидел на краю наветренного борта, идущего с сильным креном “Крома”, подрабатывая зажатым в одной руке румпелем и намотанным на кисть другой, впившимся в неё - грота-шкотом. Он следил за накатывающими волнами, стараясь уходить от волн-убийц, и если это не удавалось, встречал их носом “Крома”, который в такие моменты взлетал к чёрно-фиолетовому небу, а потом с грохотом падал с двухметровой высоты.
Морской Кот чувствовал себя первопроходцем. “Великое плавание”, “Пираты мексиканского залива”, “Острова в океане”, Эспаньола, “Санта-Мария”, “Пилар”, непроходимые чащи на берегах проток, морская работа, корабельный быт – всё это с детства крепко сидело в нём и, оказывается, до сих пор работало.
Кот увидел вход в залив, образованный двумя узкими мысами, поросшими короткой зелёной травой. Семидесятиметровое мелководье между ними пересекалось шипящими белыми валами. “Кром” чуть не пролетел мимо вехи, отмечающей узкий створ. Возможно, здесь был прокопан канал. “Хватит ли его глубины, чтобы не сломать шверт, или не выломать швертовый колодец, или, просто, не сесть на мель, что при таком ветре означало бы стопроцентное кораблекрушение ? ”, - думал Морской Кот. Он знал, во что превращает яхты шторм, поваляв их в полосе прибоя и выбросив на песчаный берег, как мусор. Кот резко повернул руль, и “Кром” понёсся опасным фордевиндом в сторону залива, рыская на шипящих валах, рискуя сменить галс и порвать такелаж. До относительно спокойной воды залива оставалось не более ста метров. Когда корма в очередной раз поднялась в воздух, яхту развернуло бортом к волне и понесло в неуправляемом положении с креном до семидесяти градусов. Вода переливалась через борт. Приближался ключевой момент парусной игры. Кот успел снять со стопора грота-шкот и, бросив бесполезный руль, прополз по, практически, вертикально стоящей палубе, с трудом дотянулся до грота-фала и снял со стопора и его. Затем, дополз до основания мачты и яростно рванул вниз грот. Слава Богу, “Крому” хватило остойчивости и он принял относительно вертикальное положение. Кот прыгнул в наполненный водой кокпит и взялся за руль. Потяжелевший от воды “Кром” с полусброшенными парусами наконец-то внесло в Раскопельский залив.
Ветер в заливе был так же силён, но высота волны не превышала полуметра. Вода из кокпита вылилась через сливные отверстия. Через пятнадцать минут “Кром” пришвартовался к полусгнившей пристани в тихой бухте. На берегу: большой покосившийся деревянный барак – бывший склад, бочки из-под солярки, остатки трапа, ряд деревянных столбов, когда-то бывших забором, вдоль кромки воды, на одном из которых прибитый гвоздём серый кусок фанеры с полуистлевшей обращённой к заливу надписью “Вход запрещён”. Дальше, несколько деревянных домов в окружении старых ив, деревня Раскопель, как оазис среди холмистой, голой, песчаной местности, покрытой тонким слоем дёрна и пятнами серого мха. За кронами ив вращались лопасти ветряной электростанции. И вокруг – никого. Два сказочных острова, Медвежий и Заячий, зелёными лесистыми буграми возвышались над водой. На противоположном берегу залива, среди соснового леса, торчали дачи жаждущего отдохновения населения, измученного аскетизмом и оскорблённого двойными стандартами номенклатурного социализма.
Из-за полуострова, отделявшего залив от озера, шторм по-прежнему напоминал о себе шумом прибоя, но небо стало гораздо приветливее. Выглянуло солнце. Кот перевёл дух, переоделся в сухую одежду, навел порядок в каюте, в которой всё было перевёрнуто вверх дном. В тихой бухте плавали осторожные кряквы и беспечные лысухи.
Кот заварил чай, оценив по ходу дела содержимое ящика с продуктами. Больше половины купленного для предыдущего похода на двоих с Пупсом осталось в трюмах “Крома”. Кот осознал себя на мелочных расчетах и с досадой отметил, что жизнь всё-таки заразила его этой арифметикой жадных. Уже более двадцати лет барышники всех мастей, от семейного до мирового масштаба, пропагандируют свой образ жизни по всему миру. Они приспособили образование, весь аппарат науки для подсчёта прибылей и убытков. Они обучаются и обучают этому в университетах. С падением страны Советов истинного образования, не подчинённого утилитарным целям, в мире стало намного меньше. Оно опять становится уделом закрытых, полусектантских сообществ.
***
Когда-то, ещё в Советские времена, Морской Кот привлёк к занятиям парусным спортом своего партнёра по теннису, Пупса, любителя женщин и пива, человека со склонностями к привилегированности и господству средней руки, на пути к реализации которых ему мешал его крестьянский индивидуализм. Художественной натуре Пупса не было чуждо понятие о порядочности, но дурные примеры советского декаданса 80-х и начала 90-х годов сформировали у этого полнотелого сентиментального ленивца птичью половую мораль, которая не считалась даже с его вкусами. Приравняв “к штыку” половой член, как Маяковский - перо, Пупс мчался с ним на перевес по залитому алкоголем полю жизни, цепляясь за юбки. Он по мере сил сопротивлялся судьбе, которая периодически лишала его необходимых для “счастья” материальных ресурсов и, в социальном смысле, толкала туда, куда он идти не хотел. Предметами его тщеславия являлись красиво оформленное застолье жизни и недосягаемое для соплеменников и вызывающее их зависть своим количеством и качеством поголовье его женщин. Некоторые сверхличные качества, присущие Пупсу, за которые Кот его уважал, отставали в своём развитии, лишённые должного внимания и заботы.
Кот давно не путешествовал вместе с Пупсом и забыл, как это утомительно. Пупс начал пить с утра, сразу после выхода из бухты, быстро опустошив не слишком богатые алкоголем трюмы “Крома”. Затем, он переключился на запасы текущего похода, и к середине дня превратился в тупую говорящую куклу, автоматически извлекающую из памяти записанную в ней информацию. Двое суток Пупс ныл о том, что поссорился с прекрасной женщиной, и что теперь она от него уйдёт. Иногда он пытался давать Коту советы по управлению яхтой. Кот смеялся в ответ, и Пупс становился агрессивен. Когда приходило время готовить ужин, ленивый Пупс, находясь в стадии перехода к очередному “отключению”, мямлил, что шашлык он может съесть и сырым. Кот обещал, что оставит часть мяса в натуральном виде, и уходил собирать дрова для костра.
На третий день, в ресторане берегового пансионата Пупс влил в себя поллитра водки и опять завёл песнь половых страданий, правда, в несколько расширенном варианте. Образ конкретной любимой женщины превратился в образ прекрасной полуголой женщины вообще, лежащей на крыше каюты и радующей глаз экипажа. Кот подумал, что если бы мечта Пупса осуществилась, то прекрасная женщина пролежала бы на крыше каюты не долго, и была бы осквернена физиологичным Пупсом, выделяющим продукты полового взаимодействия и разложения спиртов.
***
Прошло двое суток с тех пор, как Кот покинул Раскопель. Под ослепительным солнцем на голубом небе “Кром” шёл острым бейдевиндом при скорости ветра около десяти метров в секунду, и прыгал на метровых волнах. Вода шипела под форштевнем. По серой ворсистой обивке каюты скользили солнечные пятна, медленно ползали две мухи, и паук неторопливо делал свою работу. Кот приблизился к полдню своей жизни и почти избавился от внешних долгов. Внутренние долги отдавать было гораздо труднее. Это требовало времени и сосредоточения. В одиночных походах Морской Кот находил и то и другое.
“Кром” подошёл к небольшому необитаемому острову, расположенному в четырёх милях от ближайшего берега и остановился с подветренной стороны, где песчаный пляж c уходящей в озеро косой, упирался в стену зелёного тростника. На косе, как всегда, сидела стая белых чаек с чёрными редкими вкраплениями уток и бакланов, и серыми изваяниями стояло несколько цапель. Солнце опускалось за горизонт. Неожиданно стих ветер. Блестящий день, уступал место белой ночи. Кот поставил яхту на растяжки в пяти метрах от берега, чтобы поднявшиеся волны от внезапно налетевшего с озера шквала, не разбили её корпус о каменистое дно. Сейчас Остров был безлюден. Уединение, тишина освобождали творческий процесс, непрерывно протекавший в душе Кота, обычно, подавляемый суетой человеческой жизни, бессмысленно шумящей на одной ноте. Природа же всегда звучала разнообразно, чисто и точно: буря сменялась штилем, дождь – солнцем, страшные крики цапли – журчанием соловья, грудной бухающий кашель медведя – трубными высокими голосами изюбров, свист ветра в траве – мягким пощёлкиванием листьев молодых осин.
- Здравствуй, Остров ! – тихо сказал Морской Кот.
Он сошёл на берег и отправился по любимому маршруту: триста метров по пляжу до песчаной косы, где поднял в воздух всю разношёрстную стаю, по обрывистому южному берегу с россыпями валунов у воды, по звенящим ракушечным дюнам на востоке, лиственному лесу и полю с высокой сухой травой. В небольшой осиновой рощице, где каждый год вырастают красно-белые подосиновики, Кот постоял среди маленьких осин, потрогал их сухие холодные стволы, послушал мягкое пощёлкивание их листьев, превратился в одну из них и ощутил естественную правильность её жизни. Он вспоминал то, что не принимал в себе, и грустил оттого, что иногда не может этому противостоять. Точка опоры, находящаяся за пределами тела и души, где-то в трансцендентном, давала бытию Кота вечный смысл. Практика умной молитвы позволяла в любой момент соединять одно с другим и получать силы для борьбы и движения в правильном направлении.
***
Однажды летом, пять лет назад, “Кром” стоял на Острове. Солнечным утром к островному пляжу подошли три моторные лодки с молодёжью. Несколько человек вышли на берег и стали совещаться. Наконец, один из ребят спросил, не будет ли Кот против, если они разобьют лагерь на поляне, в тридцати метрах от берега. Кота не совсем утраивали шумные соседи, но ему не хотелось огорчать таких вежливых молодых людей и он ответил, что через три часа собирается уходить, поэтому они друг-другу не помешают. Кот рассчитывал засветло дойти до другого, ближайшего острова с удобной стоянкой. Ребята начали ставить палатки, разожгли костёр, девушки взялись за приготовление обеда, а Кот – за ремонт надувной резиновой лодки.
Через час, когда принятая молодыми людьми “на грудь” жидкость известным образом подействовала, раздались звуки гитары, и зазвучало нечто, что Кот даже под топором палача не назвал бы песней. Это душеизлияние вещало о взаимоотношениях полов на языке общественного туалета времён Советов. Кот был ужасно расстроен, особенно - тем, что при этом кошмаре присутствовали девушки. Он, с лицом, выражавшим страдание, подошёл к гитаристу. Тот посмотрел на Кота и перестал петь.
- Народ, у которого мат становится культурной нормой, превращается в население, и далее – в этнографический материал, - спокойно сказал Кот.
Ребята молчали.
- А что такое “этнографический материал” ? – наконец, спросил один из певцов.
- Толпы одиноких сапиенсов, лишённых национального духа, и поэтому не способных к выживанию на уровне народа, а часто – и на уровне особи. Они становятся лёгкой добычей других народов или природы.
- А что такое “дух” ? – продолжил гитарист.
- В нашем случае, это идея, соединённая с верой. Национальная идея (или их совокупность) лежит в основе национального духа. Если некоторая энергичная часть населения верит в неё, а большинство – сочувствует, то она одухотворяет уклады и быт, и тогда население, не обязательно этнически однородное, становится народом или объединением народов и самоорганизуется в нацию путём строительства государства. Сила Духа – это сила Веры.
- Обед готов, - хором сказали девушки, сместив ситуационные акценты.
- Вы не хотите с нами пообедать ? – спросил один из певцов.
- Спасибо, с удовольствием, - ответил Кот.
На деревянном столе, сколоченном из привезённых кем-то из посетителей Острова досок, укрытом от жаркого солнца тентом, натянутым ребятами, стояла большая кастрюля с салатом из огурцов, помидоров, лука и зелени, эмалированное ведро с вермишелевым супом, кастрюля с гуляшом из говядины и кастрюля с гречневой кашей. Сковорода с жареным судаком являлась источником запаха, провоцировавшего выделение слюны, а рядом с ней, диаметрально, как часовые, стояли две бутылки водки.
Первый тост был за знакомство. Эти ребята, десятиклассники, или окончившие школу в этом году, жили в одном из посёлков побережья, который кормило Озеро. Один из них приехал на каникулы из Эстонии. Его семья переехала в Нарву за полгода до административно-политического уничтожения Советского Союза, когда предательство было использовано нашими противниками как очередной ход в геополитической игре. Ребята рассказывали о том, как они ловят рыбу со своими отцами, о лицензиях, о рыночных ценах на свою продукцию в городах северо-запада России. Некоторые из них собирались поступать в вузы в следующем году. Эстонец (так назвал его Кот) рассказывал о житье-бытье за границей.
Водку пили из алюминиевых кружек. Когда в них было налито в очередной раз, все посмотрели на Морского Кота. И Кот сказал:
- Выпьем за Россию …
Народ насторожился. Фельетонная эпоха, или эпоха постмодернизма, в которую родились и выросли эти молодые люди, сократила расстояние между великим и смешным на тот самый, единственный, всегда существовавший между ними шаг. Но на лице Кота не дрогнул ни один мускул, и застолью стало ясно, что “жёлтой хохмы” не последует.
- … за нашу землю, за нашу Великую реку и наши озёра, за наши горы и наши океаны, за наше небо, ветер и солнце. Благодаря тому, что у нас всё это есть, мы можем ходить под парусами, ловить рыбу, загорать на песчаных пляжах, пить водку, париться в русской бане. Мы можем говорить на языках своих народов, сочинять и петь песни. Мы можем быть гражданами, то есть иметь право участвовать в организации нашей жизни и иметь право сменить власть, если она попытается заставить нас жить так, как мы жить не хотим. Мы можем испытывать весь спектр высоких чувств, порождённых тем, что у нас есть своя страна.
Они выпили, и Кот продолжил, перефразируя некоторых своих любимых писателей:
- Мы – народ. Мы живём медленно и вечно, со скоростью травы и в ритме сердца. Свободный народ, народ-лидер, обязан, как минимум, что-то предложить миру. И если мы хотим быть максимально свободны, мы должны помнить, что всё, что стремится к лидерству, должно служить и соответствовать этой высокой роли.
Если мы будем так думать и чувствовать, мы будем творить историю.
Потом, Кот попросил гитару и спел несколько песен из Советского андеграунда, затем, после некоторых сомнений, – из “Rubber soul”, “A Hard day’s night” и “Please, please me”. Творчество “Beatles” являлось частью музыкальной культуры, в которой воспитывались художественные вкусы поколения, к которому принадлежал Морской Кот.
Насколько “Beatles” владели умами и сердцами его сверстников, говорит тот факт, что многие из них восприняли развал группы в декабре 1970 года, как личную потерю. Некоторые школьники отметили сие печальное событие даже пропуском уроков. Кот, являясь учащимся старшего класса, отразил эти настроения в литературной статье, и в ней же привёл результаты критического анализа сообщений советской прессы на данную тему, из которых самое миролюбивое называлось “Крах Битлз”. Статья нашла понимание у коллектива учителей и была помещена в школьной стенгазете.
“Эти ребята талантливы. Они погубят всех нас”, - заявлял в 60-х годах один из британских воротил шоу-бизнеса. Слушание их музыки, не поощрявшееся советским официозом, воспитывало внутреннюю свободу, и свободу выбора, в том числе. И сейчас, Кот выбирал Родину. Он старался, как мог. Он желал своей стране патриотического будущего без геополитических фобий.
Через два часа “Кром” снялся с якоря и взял курс на Талабские острова.
***
Морской Кот вернулся в настоящее. Он сидел в кокпите неподвижного “Крома” и слушал тишину. Вдалеке, где-то за островом, трещал мотор. Через пятнадцать минут из-за мыса вылетела старая казанка на старом советском “Вихре”. Ещё через пять минут она въехала носом на пляж в пятидесяти метрах от “Крома”. Два человека в болотных сапогах, в брезентовых куртках защитного цвета выбрались на берег и, громко разговаривая, направились к яхте. Один был высокий, стройный, светловолосый, лет восемнадцати, с добрым смышлёным лицом. Второй – ниже ростом, шире в плечах, коротко подстриженный шатен, лет двадцати двух, с наколками на кистях рук и некоторой сдержанностью в манерах. Двигались они легко, несмотря на тяжёлую одежду и обувь. Было видно, что их тела привыкли к тяжёлой физической работе. Один из них держал в руках двухлитровую пластиковую бутылку с прозрачной жидкостью и пластиковые стаканчики.
- Здравствуйте, можно посмотреть вашу яхту ? – спросил высокий.
- Пожалуйста, - сказал Кот, - меня зовут Александр.
- Витя, - представился высокий, протягивая руку.
- Женя, - последовал его примеру второй.
Они называли друг-друга Витёк и Жека.
- Где вы ставите яхту ?
- В Городе, в яхт-клубе.
- А мы живём в Борке, отсюда – пять километров. У нас – праздник, День рыбака.
- День рыбака был в воскресенье, - осторожно возразил Кот.
- А мы уже третий день празднуем, - сказал Жека.
Они засмеялись. В пластиковой бутылке оказался самогон, который ребята пили, между делом, из пластиковых стаканчиков. Они предложили выпить Коту, но тот отказался. Витёк и Жека зашли в воду, осмотрели корпус яхты, крепления вант, поинтересовались характеристиками двигателя, скоростью, грузоподъёмностью, устойчивостью на волне и ветре.
- Проходите на яхту, - пригласил их Кот.
Витёк и Жека забрались в кокпит, сели на сиденье, поставили рядом бутылку с самогоном и стаканчики. Они заглянули в каюту, где Кот предварительно включил свет, обсудили возможность ловли рыбы с яхты и решили, что это не удобно. Жека похвастался купленным недавно gps-навигатором, очень дорогим, но очень необходимым в работе.
- Мы сейчас ходили проверять сети, - сказал Витёк.
- Не стоит пить во время работы, - заметил Кот.
- Да, мы уже закончили. Идём домой.
Бутылка опустела. Взгляды Витька и Жеки стали сосредоточенными. Темы рыбной ловли и устройства яхты были исчерпаны.
- Пойду прогревать мотор, - сказал Жека и спрыгнул с кормы в воду.
- Я в этом году иду в армию, - сказал Витёк.
- А Жека уже отслужил ? – спросил Кот.
- Да, ещё два года назад.
“Вихрь” не заводился. Жека ругался, а Витёк кричал ему из яхты, что может завести двигатель с одного оборота. Жека не реагировал, и упорно продолжал дёргать верёвку. Наконец, двигатель завёлся. Кот пожал Витьку руку и пожелал ему и Жеке успехов. Сделав круг почёта, казанка понеслась в Борок.
Кот посмотрел на часы. Был первый час ночи. Он спустился в каюту и принялся варить овсяную кашу на ужин. Вдалеке трещал мотор. Витёк и Жека приближались к дому. Прошло полчаса. Каша уже была готова, когда Кот поймал себя на ощущении некоторой странности. Она заключалась в том, что над Озером разносился звук работающего где-то далеко лодочного мотора, и иногда раздавались какие-то крики. Пришли мысли о кричащих по ночам идиотах. И тут его осенило. Он обратил внимание на то, что звук мотора был волнообразным, то - нарастал, то – затихал с постоянной периодичностью. Кот схватил бинокль и высунулся из каюты. Его подозрения оправдались: в сумерках белой ночи, на гладкой пустынной поверхности Озера он разглядел знакомую, но пустую казанку, монотонно “наматывающую” круги под волнообразно ревущим “Вихрем”.
- Чёрт побери. Они “вылакали” два литра самогона. Вода – 17 градусов. Мгновенная теплоотдача, потеря сил. Вокруг – никого...
Кот отвязал кормовой якорь, выбрал конец носового якоря, разогнав яхту в направлении от берега, и, вернувшись на корму, дёрнул ручку двигателя. “Японец” завёлся с первой попытки. Кот дал полный газ. До места событий – километра два. Он шёл на звук работающего “Вихря” и вспоминал своего любимого кота-агрессора, по кличке Пират, которого два раза спасал от смертельных болезней, а также, - другого любимого кота, доброго и ласкового, по кличке Джойс, умершего от старости пять лет назад, в 18-ти летнем возрасте, которого он лечил от мочекаменной болезни, и возил в ветлечебницу на операцию по обработке раны в животе, полученной на улице. Таким образом, через заботу о домашних животных, работал механизм воспитания человеколюбия.
Прошло пятнадцать минут, и Морской Кот увидел над зеркально гладкой поверхностью воды голову и далее, метрах в пятидесяти, - вторую. Первая - принадлежала Витьку. Самостоятельно влезть в яхту он не мог. Когда Кот тащил скользкого и мягкого, как плохо надутый резиновый матрац, Витька, на котором были только плавки, то висевший у него на шее дорогой навигатор, зацепился за край борта и исчез под водой вместе с порвавшимся шнурком. Наконец, Витёк, дрожащий, как малярийный больной, был посажен на сиденье кокпита. Он прижимал ладони к лицу и мямлил:
- Я-а п-поп-па-ал п-под винт.
- Каким местом ? – спросил Кот, предполагая худшее.
- Г-голов-вой.
По рукам Витька текла кровь и капала с локтей на белую палубу “Крома”. Кот представил количество потерянной Витьком крови во время почти сорокаминутного плавания в холодной воде. В сумерках невозможно было определить тяжесть ран. Слава Богу, голова была на месте, и сознание, пока, - тоже.
Голова Жеки периодически исчезала под водой. Он молчал. Вероятно, держался из последних сил. Кот завёл двигатель и прошёл ещё тридцать метров. Жека ушёл под воду, и Кот, схватив его за вытянутую руку, втащил в яхту далеко не с первой попытки. Жека тоже был в одних плавках, и его трясло от переохлаждения.
- С-санёк, если б-бы не ты … Нас в-вык-кинуло, л-лодка п-проехала п-прямо по Витьку. Я к-кричу: ныряй. В-вит-тёк не успел. Витёк, держись.
Жека обнял безмолвного Витька, по-прежнему прижимающего ладони к лицу.
Кот достал из каюты одеяла и большой кусок марли. Он оторвал ладони Витька от его лица и приложил к нему свёрнутую в несколько слоёв марлю, которую Витёк тут же прижал. Жека завернулся в одеяло, а Кот завернул в одеяло Витька. Он завёл двигатель и направил яхту в Борок. Всё это время казанка продолжала ходить кругами в пятистах метрах от них.
- Надо з-забрать л-лодку, - по-прежнему трясясь, сказал Жека.
- Ничего не выйдет. Мы не можем прыгнуть в неё на ходу. Надо ждать, когда кончится бензин. Но сейчас главное – отправить Витька в больницу.
- Д-да, д-да, - как бы опомнившись, воскликнул Жека, - я з-за Витька любого порву.
Он обнял падающего Витька, прижимающего к лицу, пропитанную кровью марлю. В конце концов, Витёк сполз на пол кокпита и перестал подавать признаки жизни. Кот подложил ему под голову сложенный спасательный жилет. Это – всё, что он мог сделать.
Яхта шла под мотором в направлении потерявшего детали тёмного берега. Кот мысленно выразил желание, чтобы Витёк не умер.
- Жека, звони кому-нибудь из своих знакомых или родственников. Пусть вызывают скорую.
Кот протянул ему свой телефон. Жека набрал какой-то номер и долго ждал ответа.
- Чёрт. Мать не отвечает. У меня мать работает уборщицей в пансионате.
- Там сейчас есть отдыхающие ?
- Там сейчас только моя мать, директриса и её хахаль.
- Звони ещё кому-нибудь.
- Вальке позвоню, - сказал Жека.
Жека набрал номер и опять долго ждал. Наконец, телефон ответил.
- Валька, привет, - заорал в трубку Жека, - это – Жека. Нет …, погоди…, я не пьяный …, Витёк попал головой под винт …, я не прикалываюсь…, сама ты дура ….
Валька отключилась. Вероятно, в два часа ночи ей удобнее было предположить, что “дурак” Жека “прикалывается”. Жека звонил ещё и ещё, но Валька не отвечала. Кот ощутил запах вязкого болота. Жека материл всех подряд. Витёк, по-прежнему без признаков жизни, лежал на полу кокпита. Берег, поросший лесом, представлял собой чёрную однородную субстанцию, медленно поглощавшую идущую ей навстречу яхту.
- Мы правильно идём ? – спросил Кот.
- Кажется, да.
- Что значит - “кажется” ?
- Да, - сказал Жека, вглядываясь в темноту.
- Сколько ещё … ?
- Километра полтора.
- Там пристать можно ?
- Там - небольшой мелкий залив. Есть пирс, длиной метров тридцать.
- Дно песчаное ? Камней нет ?
- Нет.
Кот взглянул на экран мобильника. Был третий час ночи. Впереди, по направлению движения, по-прежнему не наблюдалось никаких ориентиров. Через пятнадцать минут яхта села швертом на мель. Справа Кот разглядел стену камыша, а слева, метрах в тридцати, - какое-то подобие деревянных мостков, уходящих к светлому пятну впереди, оказавшемуся маленьким пляжем среди огромных ив и тополей. Кот поднял шверт, двигатель и перо руля, и попытался протолкнуть яхту к берегу, упираясь веслом в дно, но заросший водорослями залив не пускал его. Тогда он привязал яхту кормой к мосткам и снял двигатель и руль, чтобы они не мешали вытаскивать Витька. Пространство слегка освещалось яхтенными ходовыми огнями и окнами каюты.
Кот и Жека попытались приподнять Витька, но у них ничего не получилось. Тот лежал на дне кокпита, укрытый одеялом. К его лицу прилип ворох пропитанной кровью марли, которую он по-прежнему как-будто прижимал ладонями. Он не реагировал на голоса Жеки и Морского Кота, и на их попытки лёгкими толчками привести его в сознание. Когда они поднимали Витька, голова его повисала в воздухе, и Кот боялся, что из неё вытечет много крови. Стало ясно, что вдвоём им не справиться. Кот проверил состояние мостков и пришёл к выводу, что даже в светлое время суток, передвигаясь по ним, можно легко переломать ноги или напороться на ржавый гвоздь, а декоративные перильца вдоль одной из сторон как-будто специально предназначались для злых шуток с посетителями этого экзотического места
- Надо позвать кого-нибудь на помощь, - сказал Кот.
Они вышли на берег и подошли к двухэтажному деревянному зданию пансионата. Кот вошёл через деревянную одностворчатую дверь, и оказался в полной темноте. Они с Жекой шарили по стенам в поисках выключателей. Кот услышал щелчки, но света по-прежнему не было. Они вышли из здания и Жека заорал, обращаясь к тёмным окнам:
- Ма-а-м, ма-а-ам !
Он стал кидать камешки в закрытые окна второго этажа. Одеяло сваливалось с него, обнажая украшенные наколками спину и плечи. Кот уже начал подумывать о поисках людей в другом месте, но, наконец, одно из окон второго этажа открылось, и в нём появилась заспанная женщина в халате, на вид лет 45-ти. Кот поздоровался.
- Мам, - без предисловий начал Жека, - Витёк попал головой под винт. Помоги вытащить его из яхты.
Женщина прижала руку к сердцу и стала медленно сползать на подоконник.
- Он – живой, живой, - поспешил заверить её Кот, боясь потерять хоть какого-нибудь помощника.
- А, да, он – живой, - спохватился Жека.
- Ох, - сползание прекратилось, - сейчас.
- В доме ещё есть кто-нибудь ? – спросил Кот
- Только заведующая и её друг. Говорите тише. Не надо их будить, - сказала женщина.
Кот посчитал такую деликатность неуместной в данной ситуации, но промолчал. Жека, Кот и Валентина, так представилась Коту мать Жеки, пошли к берегу. По опасным мосткам они добрались до яхты. Кот распределил роли: Жека – за ноги, он сам – за плечи, Валентина – держит голову. Они наклонились над Витьком, и Кот отметил, что от Валентины пахнет спиртным. “День рыбака отмечает вся деревня”, - подумал Кот. И вдруг, лежавший до сих пор без признаков жизни, Витёк, зашевелился. Все возблагодарили Бога за такую милость, и стали подбадривать Витька и помогать ему подниматься. Витёк встал на четвереньки. Тридцатиметровый путь по страшным мосткам занял не менее получаса. Пропитанная кровью марля упала в воду. В полумраке лицо Витька казалось чёрным. По берегу его потащили на одеяле. В тёмном подъезде пансионата Валентина долго щёлкала рубильниками, переключателями, гремела какими-то задвижками, пока, наконец, не включился свет. Так как пансионат ещё не был готов к приёму отдыхающих, кровати стояли без белья и матрацев. Витька внесли в одну из комнат и положили на пол, на одеяло. Теперь Кот смог разглядеть итоги Дня рыбака. Правая щека Витька была разрезана почти от глаза до нижней челюсти. Через открытую рану торчали зубы и часть скулы. В центре лба - глубокая резаная рана, длиной около трёх сантиметров. Когда Кот попытался ощупать часть головы, закрытую пропитанными кровью волосами, Витёк закричал. Измазанное засохшей кровью тело, била крупная дрожь, похожая на судороги. Валентина, в полуобморочном состоянии смотревшая на дёргающегося Витька, и полупьяный Жека, сидевший на подоконнике, кутавшийся в одеяло и периодически вспоминавший о брошенной в озере моторной лодке, были командой, с которой Коту предстояло продолжить спасение человека.
- Если Витёк умрёт, - думал Кот, - с ним умрёт часть доброты, рассудительности и чувства товарищества. Эти качества он подметил в нём во время общения на острове. Спасти Витька становилось просто делом принципа.
- Валентина, нужно постельное бельё, матрац, одеяла. Есть что-нибудь из перечисленного ?
Валентина вышла из состояния полузабытья и ответила:
- Белья нет. Есть матрацы и подушки без наволочек.
- Несите, - сказал Кот, - Жека, помоги, пожалуйста, матери.
На кровать положили матрац и подушку, накрыв её чьей-то рубашкой. Дрожащего Витька положили на матрац и укрыли сложенным в двое одеялом.
- Здесь есть телефон ?
- Только мой, мобильный, - ответила Валентина.
- Звоните в скорую помощь.
- Я не знаю – как.
Кот уже не помнил, когда его перестали раздражать человеческие нецеленаправленные действия, или действия, противоречащие выбранной Котом цели, или - направленные против Кота, как личности. Всё перечисленное воспринималось им, как объективные обстоятельства, которые следует преодолевать. Он взял у Валентины телефон и набрал номер какой-то платной справочной службы. Как ни странно, из ночного эфира ответил живой женский голос.
- Здравствуйте, - сказал Кот, - извините, что звоню вам по такому вопросу. Я нахожусь на Псковском озере. Здесь произошёл несчастный случай. Вы не могли бы сказать мне, как позвонить в скорую помощь с мобильного телефона ?
- В какой сети мобильной связи зарегистрирован ваш телефон ? – прозвучал конструктивный вопрос.
Кот посмотрел на Влентину.
- Номер Мегафоновский ? – спросил он.
- Да, вроде.
- Кажется, “Мегафон”, - сказал в трубку Кот.
- Одну минуту. Не отключайтесь, пожалуйста.
В трубке зазвучала музыка из старого французского фильма. Кот терпеливо ждал. Музыка прекратилась, и опять зазвучал женский голос:
- Я узнала, как вызвать скорую через сети “МТС”, “Билайн” и “Мегафон”. Запишите, пожалуйста.
Под рукой не было ни бумаги, ни карандаша, ни ручки. Кот схватил осколок стекла и нацарапал на стене, продиктованные ночной красавицей, цифры.
- Большое спасибо, - сказал Кот, придав своему суровому голосу как можно больше мягкости. Затем, он набрал номер скорой. Трубку долго не снимали. Монотонные сигналы усыпляли, и мир становился Ночью. И вдруг, Ночь что-то сказала недовольным, низким женским голосом. Кот проснулся.
- Здравствуйте ! Мы находимся в Борке, на берегу озера. Человек попал под винт лодочного мотора …
- Это – не наш район, - грубо перебила Ночь.
Кот напрягся.
- Куда же мне звонить ?
- Вы относитесь к Печёрскому району.
Кот расслабил плечи, живот, и сосредоточился.
- Вы не могли бы сообщить мне телефонный номер скорой Печёрского района ?
- Нет, - и Ночь заговорила короткими гудками.
Кот без промедления опять набрал тот же номер, дождался ответа и, добавив в голос немного металла пополам с ядом, сказал:
- Девушка, вы, по всей видимости, меня не поняли …
- Молодой человек !!! – рявкнула Ночь, но Кот продолжил:
- … мой друг попал головой под винт работающего лодочного мотора, и он ещё жив. Найдите, пожалуйста, номер телефона скорой помощи Печёрского района. Мне больше не к кому обратиться.
Ночь молчала, молчала, молчала, молчала и, вдруг, заявила:
- Записывайте.
- Я запомню, - многозначительно молвил Кот.
Ночь быстро продиктовала десятизначный номер и навсегда превратилась в последовательность коротких гудков, а Кот нацарапал цифры на стенной штукатурке. Расстояние от Борка до Печёр около пятидесяти километров. Скорая помощь пообещала приехать в течение часа.
Кот и Валентина ушли в полумрак встречать врачей. Они остановились около каменной деревенской часовни, на перекрёстке трёх просёлочных дорог, среди лип и тополей.
- А где находится дом Витька ? – спросил Кот.
- Здесь, не далеко.
- Надо сообщить о том, что произошло, его родителям.
- Нет, нет, не надо, - встревожилась Валентина.
Кот вспомнил о татуировках на теле Жеки. Вероятно, родители Витька увидели бы ситуацию в другом свете. Кот понимал, что в этой ночной драме он играл роль гостя-идеалиста, смело предлагающего сложившемуся коллективу хозяев ортодоксально жить по заповедям. Понимая преимущества своего положения, он старался быть снисходительным. Попадая в чужой дом, знакомишься с чужими недостатками, с которыми приходится мириться, помня о своих собственных.
Через час показались огни машины скорой помощи. Врач, полная приветливая женщина, обработала раны Витька, мужественно перенёсшего эту процедуру, и перебинтовала ему голову. В это время в дверях появилась заспанная, лохматая блондинка лет сорока, заведующая пансионатом, и её мужчина, лет пятидесяти, подтянутый, похожий на отставного военного, явно, не местный. Его звали Андрей. Впрочем, всех этих людей отличало нечто общее. Все они принимали участие в праздновании Дня рыбака. Андрей оказался самым здравомыслящим человеком из всей компании, и Кот пожалел, что тот не проснулся раньше. Вдвоём они положили Витька на носилки и отнесли в машину скорой помощи. Над озером появился край солнца. Было пять часов утра.
- Сегодня, возможно, приедет милиция, чтобы прояснить ситуацию,- сказал Андрей.
- Оставайся у нас. Переночуй, - предложил он Коту.
- Спасибо. Я пойду на Остров.
Кота стали тяготить береговая полукриминальность и пьянство. Дело было сделано. Пришла пора оставить этих людей наедине с их взаимоотношениями. Он подошёл к яхте и увидел, что двигатель, который был снят в темноте и оставлен на мостках прислонённым к перилам, пропал. Кот подумал, что никогда не выберется отсюда. Он глубоко вздохнул, посмотрел на небо и приступил к преодолению очередного препятствия. Залив был наполнен тиной и водорослями, в которые Кот погрузил руки, сев на мостки. “Японец” лежал под водой винтом вверх. Естественно, он не завёлся. Его частичная разборка и чистка свечи, в чём Коту помогал Андрей, к положительному результату не привели.
- Оставайся у нас, - ещё раз предложил Андрей, но Кот был непреклонен. Он забрался в красный от засохшей крови Витька кокпит, и взял в руки весло. Когда яхта находилась в пятидесяти метрах от берега, зазвонил телефон. Звонила Валентина, которой Кот оставил номер своего мобильника, чтобы позже получить сведения о судьбе Витька.
- Александр, - голосом провинившейся первоклассницы начала она, - у нас остался ваш навигатор.
- То есть, - как ?!
- Ну, … вот ….
- Минутку.
Кот обшарил полку в каюте. Навигатор, действительно, отсутствовал. Это было уже слишком. Когда это могло произойти ? Вероятно, когда Кот и Валентина встречали скорую помощь, Жека занимался “осмотром” освещённой каюты “Крома”. Гораздо позже, вспоминая эти события, Кот подумал, что и двигатель не сам упал на дно залива. Кот сидел в окровавленном кокпите неподвижной яхты и пытался внутренне совместить картину тонущего Жеки, последним не преодолённым препятствием на пути которого к смерти, ещё три часа назад, явилась протянутая рука Кота, с его, Жеки, дальнейшими действиями в отношении своего спасителя. Может-быть, такого рода вмешательства в судьбы ближних не стоили, по мнению этих суровых людей, той степени благодарности, на которую рассчитывал Кот ? Но, Валентина, по крайней мере, проявила элементарную порядочность.
На берегу появился Андрей. Он сел в лодку, и, отталкиваясь шестом, подплыл к яхте. Передав Коту навигатор, он ещё раз предложил остаться, и Кот ещё раз отказался.
Взошло солнце. Озеро вздохнуло лёгким бризом. Начинался первый жаркий день лета. Кот поднял паруса, и “Кром” медленно и, как показалось Коту, тяжело пошёл к Острову. В трёх километрах от берега Кот увидел дрейфующую казанку с замолчавшим “Вихрем”. Он подошёл к ней, зацепил веслом, достал валявшийся на её носу якорь и бросил его в воду. Через час Кот пришёл на Остров, привязал яхту к канату брошенного кормового якоря, отмыл её корпус от засохшей крови Витька, завершил прерванный вчера ужин, неторопливо разобрал и так же неторопливо собрал двигатель, вылив из карбюратора и бензобака озёрную воду, расстелил на успевшем прогреться песке спальный мешок, вытянулся на нём и уснул, согреваемый жарким солнцем, ласкаемый тёплым ветром, убаюкиваемый шелестом травы, листьев, плеском волн и разговором озёрных животных.
Морской Кот опять был один на один с Островом. Из фрагментов содержимого сознания, проявившихся на фоне относительной статичности и свежести, которые являет нам северная природа, противопоставляя суете и затхлости человеческой жизни, формировались образы человекоподобных путников, вечных странников, великанов в доспехах, с оружием, которые задевали Остров стременем или оставляли след на его песчаном берегу, продолжая свой путь дальше, осенённые мыслью или чувством, создающими у суетливых человечков иллюзию сна. Странники бесшумно проходили у него за спиной во время ритуальных прогулок по ночной косе, когда шорох песка и треск сухого тростника под ногой, и гул прибоя, и крики чаек, не видимых в темноте, и месяц, и звёзды, и ветер, лишающий равновесия, и запах водорослей пугали Человеческое и пробуждали Вселенское.
2012