ЯМА

Игорь Гудзь
Вот так бывает, когда попадаешь в "Яму"!



- Вот и хорошо! И ладненько! Слава Богу, что так! – бормотала засыпая мама. Речь ее медленно затихала, теряла связность, окончания слов размазывались, отдельные звуки переходили в едва слышный сап. Через несколько минут дыхание пожилой, заезженной жизнью рабочей женщины стабилизировалось и, поворочавшись, она погрузилась в тревожный, неспокойный сон.

В маленькой комнатке большой коммунальной квартиры, в доме чуть вбок от Литейного воцарилась едва сдерживаемая, напряженная  тишина.
Тут же, рядом, буквально в полутора метрах, лежал на старой скрипучей тахте русский моряк, офицер, капитан второго ранга Разин.

Он лежал, накрывшись с головой простыней, и беззвучно плакал от стыда и отчаяния. По-детски прикрыв ладонью рот, он давился давно забытыми беззвучными рыданиями. Крупные, первые за последние тридцать с лишним лет, слезы текли по впалым щекам, огибали изящный с горбинкой нос, просачивались сквозь лихие гусарские усы и горькой солью оседали на пересохших губах.

Под той же простыней, прижавшись к его правому боку холодным от страха носом, дрожала всем телом Светка. Оба с тревогой ждали приближающегося рассвета, каждый по-своему, переживая минувший вечер.   


Разин и его спутник Семеныч, достаточно слышали от знакомых много хорошего об этом заведении, но побывать в нем как-то не удавалось. Короткие, веселые командировочные дни в Питере, пролетали быстро. Дел было много, под вечер беготня и жесткие нарушения режима делали свое дело, железной рукой укладывая их бренные тела в прокуренные гостиничные койки.

Падая в постели, они, конечно же, давали сами себе торжественную  клятву отдохнуть с часок и отправиться на прогулку по вечернему городу, окунуться в его, полную соблазнов, ночную жизнь. Но, почти всегда просыпались только под утро, когда уже эта самая ночная жизнь в свою очередь собиралась укладываться спать.

Но, наступил день, когда все ресурсы, и финансовые, и человеческие, приблизились к той черте, за которой оставался только лишь поход в самое известное заведение под странным названием «Яма».
Странным потому, что так именно так в народе назывался Питерский окружной дом офицеров.

Этот старинный особняк расположился в самом центре Литейного и был изначально предназначен для разного рода воинских торжественных мероприятий.  Превратившись же с годами в место отдыха офицером разного возраста и чина,  особнячок стал, соответственно, еще и местом яростного притяжения самых разных представительниц противоположного пола, неравнодушных к воинским регалиям.

Это обстоятельство и явилось решающим для наших уставших от жизни героев.
- Сходим, смеха ради! Все равно делать нечего! Да и денег нет! – разумно рассудил Семеныч и они отправились на Литейный.
Войдя под своды дворца, они разделись в гардеробе и по огромной белой лестнице, украшенной золотыми позументами, торжественно, как в загсе поднялись на второй этаж.

К их искреннему удивлению, по состоянию на полвосьмого вечера, несмотря на горячие уверения друзей, на лестнице им не встретилось ни одной души вообще, не говоря уж о женской.
Пройдя в молчании по нескольким пустым залам, они услышали вдалеке тихие звуки музыки. Обрадованные и окрыленные, чуть ли не бегом ворвались в небольшой зальчик и обнаружили там маленький духовой оркестр, игравший что-то натужно меланхолическое для двух танцующих пар.

Пары эти представляли из себя двух уж очень пожилых мужчин и стольких же, прямо скажем, старушек. Они вяло перетаптывались на месте, цепко держась друг за друга, скорее чтобы не упасть, Боже упаси! 
Друзья вежливо присели на краюшки стоящих вдоль стен стульев в ожидании чего-нибудь более оживленного. Помедлив немного, оркестр опять задул в трубы, а одна из бабушек, шепнув что-то подруге, поднялась со стула и, тяжело переваливаясь, как старая утка, направилась в сторону Семеныча.
Семеныч напрягся, ярко припомнив соответствующий эпизод из старого кинофильма «Вий». Старушка приблизилась и пронзительно глядя прямо в его остановившиеся глаза молча поклонилась и протянула дряблую руку.
Загипнотизированный Семеныч неуклюже приподнялся, тут же был подхвачен и закружен в вихре вальса. Этот ужас продолжался бы бесконечно, но, слава богу, трубы – это вам не электронные синтезаторы, в трубы эти еще и дуть надо. Также немолодые музыканты довольно скоро выдохлись и объявили перерыв.

- Не выпью, сдохну, прямо щас! – решительно заявил Семеныч, встал и направился к выходу из зала. Разин засеменил за ним. На поиски буфета ушло еще минут двадцать. Отчего-то в этом буфете совсем не было никакой мебели. Очевидно, предполагалось, что посетители тут долго не задержатся, а, наоборот, быстро выпив прямо за прилавком, рванут опять в сторону танцев, к
бешеным пляскам и знойным дамам.

Наши друзья так бы и сделали, да вот с танцами было, ну прямо беда.
- Ты смотри! Уже восемь, а тут все как повымерло! – выдохнул после выпитого Разин. – Может не туда пришли! А, Семеныч!
- Пропал вечер! – засопел тот. – Обманули, сволочи! Поиздеваться хотели! Завтра встречу, морду набью!
Махнув по сотке коньячку, друзья задумались. Вечер пропадал безнадежно. Оставалась лишь гостиница с холодными вдовьими постелями.

- Ир! Ирка! – заверещала вдруг в тишине одна из буфетчиц. – Постой пока! Я кино пойду, гляну! Потом расскажу!
- Пойдем и мы, Семеныч! Все время убьем! Теперь уж все равно!
Они стряхнули крошки с разломанного старого пианино, на котором так славно было устроились, и устремились за шустро мелькнувшим за поворотом толстым задом буфетчицы, чтоб не потеряться ненароком среди мрачных сводов старинного дворца.
Просмотренный двухчасовой фильм не оставил ровно никакого впечатления. Семеныч, тот хоть просыпался, иногда, в отдельных, наиболее закрученных местах, Разин же все это время молча смотрел в одну точку, размышляя о трудной доле боевого морского офицера. 

К десяти часам вечера искатели приключений окончательно сникли. Пройдя по коридорам, они вернулись к такой первоначально гостеприимной лестнице и стали спускаться по ней. Навстречу им бежал молодой курсантик, улыбаясь на ходу и перепрыгивая через две ступеньки.
- Что ж так скучно-то у вас тут, командир! – крикнул ему Разин.
Лейтенант резко остановился, улыбка сползла с его губ и через мгновенье восстановилась на прежнем месте.
- Ску-учно! – протянул он, передразнивая. – Шутите, товарищ кавторанг!  – и понесся себе дальше, по знакомому нашим друзьям направлению, в буфет.
Посмотрев ему вслед, покрутив пальцем у виска, друзья продолжили скорбный спуск. Но на середине лестницы они разом остановились, заподозрив, вдруг,  что-то неладное.

По лестнице прошла легкая дрожь. Потом еще, все сильнее. В самом внизу она уже равномерно вибрировала в такт какой-то невидимой страшной силе,  которая яростно билась в самом ее основании.
- Бежим, Семеныч! – заорал Разин, - Бежим!! Сейчас обрушится все, на хрен!
- Землетрясение! – взвизгнул по-женски Семеныч.
- Дур-рак! Откуда тут...!? Наводнение! Метро прорвало! Нева!! Она ж тут рядом!

Прыгая через ступеньки, они сбежали вниз, свернули в подвал к гардеробу и остановились как вкопанные.
Прямо перед ними, буйствовало, переливаясь всеми красками радуги, давясь и захлебываясь в собственном неистовстве, разношерстное, танцующее людское море.

На каждом квадратном сантиметре огромного подвала и уже на самой лестнице,  прыгали, стонали, визжали, то, прижимаясь потными телами, то, толкаясь выставленными в танце локтями не менее двухсот с лишним человек.
«Так вот почему «Яма!» - дошло наконец до Разина.
Здесь царила полная демократия первой волны. Седые полковники и курсанты-первогодки, молоденькие студентки и пышногрудые дамы зрелого возраста, военные и гражданские, молодые и старые, трезвые и пьяные – все вместе, в едином порыве, как в последний раз отдавались диким пляскам под не менее дикие звуки ревевшей со сцены дискотеки.

Могучим человеческим потоком наших друзей затянуло в середину зала и тут же разнесло в разные стороны. Объявили белый танец и на Разине  повисла среднего возраста дамочка. Обвив его шею короткими белыми пухленькими ручками, отчего ей пришлось встать на цыпочки, жарко дыша чем-то перекисшим в самое ухо, дама поспешила представиться:
- Светлана!  А ты?
- Разин! – задохнулся от подступившего к горлу кома моряк и жадно обхватил ее за слегка заплывшую талию ставшими вдруг потными руками.       
- Вот и хорошо! – завершила едва начавшийся диалог дама и томно прикрыв глаза отдалась полностью танцу.

Порыскав глазами по залу Разин отыскал Семеныча. Его товарищ тоже танцевал, с той лишь разницей, что его партнерша прижималась к нему не грудью, а почему-то спиной и всем остальным. От этого и так не маленькие глаза Семеныча вовсе выкатились наружу, он неуклюже, изо всех сил старался синхронно повторять волнообразные движения дамы.
В какой-то момент, танцующая толпа соединила их пары вместе и Семеныч проорал:
- Что делать будем?
- А чего надо-то? – прохрипел обескураженный Разин.
Семеныч выразительно покрутил пальцем у виска, и их разнесло вновь.

Музыка стихла, но партнерша Разина не уходила, нервно поглядывая вокруг. Видно, не найдя  ничего более подходящего, она повернулась к моряку и уставилась на него вопрошающе.
- Весело здесь! – откашлялся Разин.
- Да, какое там, весело! – широко зевнула дама, - Старичье одна, да пацаны общипанные. Тоска, да и только!
- Можно что-нибудь придумать! – оживился было моряк, да, вспомнив о пустых кармана сник сразу.
- Понятно! – сразу оценила все дама. – Ко мне пойдем?!
- Куда, ко мне! – испугался Разин.  – Да и не один я! Семеныч вон!
- Ну, смотри! – отвернулась она. – А то тут рядом, сразу за углом.

И пошла к выходу, оставив моряку на принятие решения считанные секунды.
Тут вам не на учениях.  Упустишь мгновение, не догонишь. Не рассуждая больше, Разин рванулся вслед за ней, расталкивая танцующих, наступая на чьи-то ноги и получая ответные тычки в спину.
          

Через час все было кончено. Откинувшись от затихшей Светки, Разин протянул руку к висящим на стуле брюкам, достал сигаретку и с наслаждением закурил.
Мысли его, освободившиеся от стоявшего поперек мозгов страстного желания, постепенно возвращались к повседневной жизни. Он подумал о не взятых еще обратных билетах, о неотмеченных в штабе командировках, даже о подарке для жены успел подумать.
Вот так вот быстро могут восстанавливаться русские моряки!! 

Хотел было встать в туалет, но дверь в комнатку, где они лежали, со скрипом приоткрылась и вошла туда к ним невысокая сгорбленная фигура.
На стене, под светом уличного фонаря, образовалась соответствующая моменту огромная, корявая тень, от вида которой у Разина все сжалось внутри.

Светлана юркнула под простыню и больно вцепилась в его спину обеими руками.
Щелкнул  выключатель, сквозь прикрытые глаза моряк увидел пожилую женщину, вешающую на гвоздик потрепанное мокрое пальтишко. Женщина тяжело нагнулась, снимая обувь, и вдруг, увидев, наконец, гостей, охнула и быстро потушила свет.
- Лежите, лежите! – испуганно забормотала она. - Я в коридоре! Или у соседки посижу, пока вы тут! А!? Как лучше, Лен?
- У-у! И-и! М-мм! – пропищала натужно Разинская партнерша.
Женщина кивнула в темноте понимающе и вышла.

Разин также накрыл лицо простыней и тихо ткнул даму.
- Это мать Ленкина! – сразу дала она правдивые показания. – Со смены она! Должна была утром, а сама сейчас пришла! У них на фабрике так бывает, когда свет отключают!
- А ты-то кто? – задохнулся моряк.
- Подружка я, Ленкина! Она мне ключи дала, а сама со своим уехала!
Какое-то время они лежали молча, соображая о дальнейших действиях.
- Только меня она не знает! Совсем! – окончательно раскололась Светка. - И тебя тоже! Может и милицию вызвать. У тебя документы-то с собой? На всякий случай!
- Чего раньше не сказала! – вышел из ступора Разин.
- А ты спрашивал? Некогда нам выяснять было! – с ехидцей прошептала Светка. - До утра лежим! Все равно ехать уже не на чем! Утром разберемся! Может Ленка придет!
Она отвернулась к стенке, прижалась к нему теплой спиной и мирно засопела.

От всего пережитого Разина придавило так, что без туалета было уже не обойтись. Он поднялся, кое-как оделся и на цыпочках вышел в коридор.
На кухне, в дальнем конце коммуналки горел свет. Моряк, спотыкаясь о какие-то ящики и мешки, неслышно пробрался в туалет. Сделав свое дело, он мог бы и вернуться также неслышно, но по многолетней армейской привычке дернул за цепочку бачка, не сознавая полностью ужасных последствий своих неразумных действий.

Висящий под потолком бачок напрягся, выждал секунду и обрушил вниз, в унитаз шумный, бурлящий водопад. Если бы мимо окна пролетел сейчас «МиГ-29» на форсаже, это не произвело на Разина такого ошеломляющего эффекта.   
Бачок был сталинского призыва, старый и огромный, воды в нем было с два больших ведра. После долгого, оглушающего опустошения, бачок, в полном соответствии с его техническими характеристиками, не меньшим шумом начал заполняться вновь. Сраженный моряк сидел на краю унитаза, зажав горящие уши дрожащими руками. Ему казалось, что сейчас у дверей туалета собралось полгорода и вся питерская милиция, тоже.

Наконец, все стихло. Разин выждал несколько минут и приоткрыл дверь. В коридоре никого не было. Он выдохнул сдержанно и, выйдя на свободу, направился к комнате.
- Молодой! – послышалось вдруг из кухни.  – А! Молодой! Поди-ка сюда!
Обомлевший морячок, плохо контролирующий свои действия, развернулся, протащился по длинному коридору и очутился в кухне. 
За столом сидела мама и пила чай. Рядом стояло блюдечко с баранками и небольшая банка с вареньем.

Некоторое время Разин стоял посредине, а женщина пила, шумно отхлебывая, иногда искоса поглядывая на гостя.
- Звать-то как, молодой? Да садись, ты! Чаю хочешь? И покрепче имеется!
- Алексей я! – промыл слюной пересохшее от волнения горло Разин. - В командировке мы тут!
- В командировке! – осуждающе качнула головой мама.

Потом потянулась к шкафчику и достала поллитра чего-то темного. Молча разлила по маленьким рюмочкам и подвинула одну Разину. Тот  протянул руку и, не сказав ни слова, выпил. Мама тут же последовала его примеру.  Жидкость мгновенно разлилась по телу, расслабила организм и обнажила душу.

Мама поднесла платочек к глазам, губы ее задрожали, по щеке скатилась слеза.
- Вот вы все командированные! – начала она тихо. – А Ленка-то как же! Двадцать семь уже! Как же она-то?

Разин молчал, не зная чего сказать.
- Одна я ее растила! Мужик-то помер! Давно! Все я одна! Болела она долго, слабенькая была! Вот выросла и что? Жалко ее! Ох, жалко!
«Я-то тут причем?» - хотел возразить моряк, да не осмелился.
- Ты-то хоть не бросишь? – строго глянула на него мать. – На вид ты, вроде хороший, порядочный! Не бросай ее! Она девка ладная, все может! По хозяйству! И любить тебя будет!
- Да я, что! – прохрипел Разин. – Я конечно!
- Комнатка у вас есть. Вот эта! – заторопилась мать. – А я на Васильевский, к сестре! А деньги заработаете! Молодые еще, здоровые!
- Да это конечно! – бормотал охреневший вконец моряк, с ужасом понимая, что в постеле, там вовсе не Ленка, а Ленку ту, он и в глаза не видал.
- Ну, смотри! Обещал! Матери! – поднялась устало женщина. – Пойду! Я там, за ширмой,  на раскладушке лягу. Мешать не буду! Тешьтесь, на здоровье!

Разин хряпнул еще одну, вымыл по-хозяйски посуду, вернулся в комнату и, не раздеваясь, лег в кровать. Рядом ворочалась, засыпая, мама. Хрюкнула во сне равнодушно Светка-Ленка.

Наступало хмурое питерское утро.