Давным давно, кажется в прошлую пятницу, был август 2013 года. В обычный рутинный день вялотекущего конца света прапор Кузнецов, известный в узком кругу ещё живых сотрудников областной ДПС, как "зомби-прапор", вышел на трассу Е20 "Нарва" в родном Волосовском районе Ленинградской области прогуляться и поработать. В могиле не лежалось уже которую ночь, а этим летом прапор-зомби заступал даже днями.
Ещё до формальной кончины Кузнецов распорядился хоронить его в форме с рацией и с палкой-кормилицей. Поэтому, когда отжал крышку гроба, прокопался сквозь ещё не осевшую землицу и оглядел себя, был в хорошем настрое и даже не особо зловредничал на трассе. В тот день с первых шагов мёртвыми ногами по родной земле приступать к делу прапор был готов...
Стряхивая с формы надоедливые комки супеси и глины, он опять вспомнил свою первую мысль после восстания из могилы: "Лажанулись майя! И к бабке не ходи – просто поленились сочинять свой инородский календарь дальше 2012 года. Халтурщики!".
Степенно шагая по обочине в сторону постоянной сходки коллег, зомби-прапор думал медленную мысль и прислушивался к тяжёлым неритмичным шагам за спиной. Лейтёха из соседней могилы выбирался реже и никак не мог запомниться. Можно было поднапрячься и вспомнить его фоторожу, прям как в казённом документе, но имя... Опять никак не вспоминалось. Ладно, сойдет и по званию. Хоронили-то тоже в форме.
Три машины стояли там же, где и всегда, притулившись на опушке за пологим поворотом двухполосного шоссе областного значения. На бежевых "девятках" красовалась родная синяя полоса, только гербы на дверцах были не областные, а питерские – городские коллеги пересели на "форды", а старые исправные машины пожертвовали с барского плеча областным братьям вместе с номерами. Они были с цифрами 78. Приятно, конечно, а как бы и непорядок. Герб надо бы свой...
Из пятерых, стоявших при машинах, двое не курили. Зомби не курят. Они и дышат-то по привычке только, а Кузнецов и при жизни не курил. Живые не препятствовали и зомби-прапор сел за руль ближайшей "девятки", подождал, пока усядется лейтёха, медленно тронул к знакомому повороту. Видимость там была огранчена, имелась сплошная линия, а медленные грузовики проползали часто – всё для людей. Нарушитель не уйдёт и поплатится. Денег с шустрых и борзых напарники-зомби не брали. На кой мёртвому деньги? Домой пока не ходили, чтобы не пугать. А порядка хотелось.
Сперва самым большим беспорядком казалось воскрешение в эту странную полужизнь, какое-то суррогатное состояние. Многое из той, настоящей жизни позабылось, а трудовая активность осталась, как самый прочный результат самодрессировки. Привычная служба и эту недожизнь заполнила, как и ту, досмертную, а дом, родня и семейные хлопоты стушевались и казались равнозначными лежанию в земле на время отключки.
Лейтёха вышел из машины и стоял неподвижно почти час, глядя мёртвыми глазами на вялоползущие редкие грузовики. Сизоватый туманчик от горящих торфянников придавал окружающему миру какую-то киношность, в мозгу лейтёхи заворочалось слово "декорация", а потом и слова песни любимого певца. "Группа крови на рукаве... Твой порядковый номер на рукаве... Пожела-а-а-й мне-е-е... Мне удачи-и-и"... Больше ничего не вспомнилось и лейтёха опять замер неподвижно.
"Форд" с московскими номерами обогнал проползающий грузовик, пересекая сплошную. Лейтёха махнул жезлом. Нарушитель проехал метров сто и сдал назад, пятясь к инспектору.
– Добрый день. Документы...
– Добрый. Что не так? – чуть громче и эмоциональнее, чем хотел бы, откликнулся водитель из окошка.
– Обгон с выездом на встречную полосу в условиях ограниченной видимости.
– Пойдёмте, – отдав документы, предложил водитель и вышел из машины, сказав пару слов жене и ребёнку, – Обсудим положение...
Камера зафиксировала въезд через прерывистую на свою полосу после обгона, явное нарушение правил не получалось, разговор в дэпээсной "девятке" забрёл в тупик.
– Трое взрослых людей легко договорятся? – взял быка за рога "нарушитель" и сделал паузу.
Оба собеседника смотрели и молчали. Подержав паузу с минуту, столичный житель приступил к аргументации. Через некоторое время речистому москвичу стало казаться, будто говорит он в плотный туман или даже в вату, а то и в мутную стену. Он перестал слышать собственный голос, а речь – та, что он хотел бы произнести, полилась откуда-то со стороны чужим голосом и становилась всё монотоннее, всё неразборчивее.
Вместе с сизой полосой вонючего дыма наползла временная дырка. Мёртвые ничего не заметили, живым показалось, что головокружение и дурнота с одышкой – от пожаров. С тех пор, как Москва в кольце сгорающих болот и лесов пережила длительную дымно-угарную блокаду, бывалых порчей самочувствия не удивить. Притерпелись. Любители тогда фантазировали о прорыве инферно, о репетиции конца и прочей армагеддонщине, большинству же было просто некогда и в текучке личные впечатления так перемешались с телерепортажами, что не всякий уже и вспомнит, сам ли всё видел или телеящик навеял.
Прерывались связи между временами и пространствами, вчерашний день наползал на послезавтрашний, а сегодняшний мог вообще куда-то подеваться. Сперва удивлялись и даже напрягали врачей. Потом привыкли. А врачи не люди? С ними то же самое, что и со всеми.
Восстание из мёртвых тоже пугало не долго. Киношных ужастиков в реальной жизни не стряслось. Никто не рычал, не изображал взбесившихся паралитиков и не вкушал крикливую человечину. Мёртвые вообще ничего не ели и не пили – просто время от времени уходили полежать в свои могилы "на подзарядку". Дошло до путаниц – задумчивого меланхолика от кадавра можно было отличить лишь по отсутствию пульса.
Сознание отделилось и стало наблюдать "кино" – теперь этому тоже не удивляются. Потерю ощущения своего тела и самого себя, как личности, можно просто переждать. Иногда эти деперсонализации бывали интереснее прошловековых кинотриллеров! Конец света "он лайн" без компьютеров и каких-либо носителей информации – это ж просто праздник фантазии! Что нам сегодня покажут?
Зомби-прапор и зомби-старлей выбрались из могил и потопали к месту сбора. Три бежевых "девятки" с синей полосой и гербом Петербурга стояли на пятачке и дожидались конца перекура. Сегодня к пятерым живым добавилось только двое бывших коллег и оба сели в одну из машин. Они отъехали к участку трассы Е20 "Нарва" на место, хорошо знакомое ещё в "той" жизни, до выстрелов из бандитского джипа, когда обоих повалила одна очередь.
План "Перехват" для них закончился в Волосовском районе Ленинградской области, а существование в новом качестве началось в мае. Так и маялись, выходя с кладбища к знакомым живым на старую работу, только денег больше не брали. Зачем зомби деньги? Докурившие живые сослуживцы разобрались по машинам, в одной из машин заговорили в рацию:
– Пустошка вызывает Кузнецова. Приём.
– Кузнец на связи. Слушаю, Пустошка, – отозвался прапор с точки.
– Как обстановка, Кузнец? Приём...
– На точке, Пустошка. Что-то есть? Приём...
– Приближается синий "форд" с московскими номерами на грани превышения. Как поняли, Кузнец? Приём.
– Понял, Пустошка. Поглядим. Конец связи... – монотонно договорил зомби-прапор, сидящий за рулём, а старлей рядом кивнул.
Их живой коллега прибыл в эти края из Псковской области. Есть близ развилки на пересечении трасс Питер-Киев и Москва-Рига пункт такой. Пустошка называется, с ударением на втором слоге. Такой у него и позывной.
Скоро появился москвич и обогнал едва плетущийся грузовик, переехав сплошную. Старлей на пределе скорости зомби вышел из "девятки" и махнул жезлом. Форд сдал назад и пошёл степенный дорожный разговор.
– Старший лейтенант ... Предъявите...
– Пожалуйста. Что нарушил?
– Обгон с выездом на встречную полосу в условиях ограниченной видимости.
– Пойдёмте к вам в машину. Поговорим... – энергично предложил москвич и парой слов успокоил жену и ребёнка, с тревогой глядящих с заднего сиденья.
Дело казалось пустяковым.
"Нарушитель" внимательно посмотрел видеозапись и высказался. Получалось, что не нарушил. Он говорил округлые фразы, грамотно строил длинные предложения и оба зомби заскучали. Дело было ясное, а деньги не нужны. Нужно, чтобы порядок. К четвёртому-пятому слову подряд смысл высказываний фордовладельца таял и терялся, зомби выглядели слушателями, а на самом деле просто сидели, полуобернувшись – прапор за рулём, старлей рядом.
Минут через двадцать москвич иссяк и повисла пауза. Старлей уже дописал протокол и пожелал изъять права. Проштрафившийся водитель опять заговорил. Ещё минут через двадцать из форда вышла его жена с ребёнком. Мать курила, дитя скучало, отец общался с зомби.
Детальный расклад с возвратом водительских прав в суде по месту жительства зомби не впечатлил – оба опять затупили в конце первого же предложения и остальную речь слушали, как шорох шин.
Вдруг ожила рация прапора:
– Пустошка вызывает Кузнеца!
– Кузнец на связи. Слушаю, Пустошка, – откликнулся зомби-прапор.
– Ландкрузер превышает. Хорошо превышает. Как понял, Кузнец?
– Понял. Старлей пошёл. Форда пробили?
– Пробили. По нулям. Что делаешь?
– Изымаем права. Конец связи.
Москвичу хотелось курить, кричать и ехать. Денег не берут, состав нарушения спорный, но права забирают. Сегодня постный день, День полицейского Бескорыстия или ещё какой праздник? Нет! Обычная августовская пятница 2013 года. Взяв тайм-аут на перекур, а с прапором пошутив про отобрание прав у ландкрузера, москвич с удивлением наблюдал с пятидесятиметровой дистанции, как старлей... забирает права у ландкрузера! Водитель-нарушитель жестикулировал и убеждал. Перерывы в речах делал только для звонков по сотовому, эмоционально что-то втолковывая невидимому собеседнику. Старлей кивал, заполняя протокол, потом забрал права и неторопливо вернулся в "девятку".
Москвич без прав вернулся в свой "форд" к семье и старательно успокаивался, не трогаясь с места. Ему казалось, что с роботами было бы проще. В машину не страшно стрелять. И не жалко. "Девятка" уехала. Водитель ландкрузера с вытянувшимся лицом потоптался возле машины и уехал вперёд за "девяткой". Минут через пять промчался на приличной скорости обратно.
Все семеро при трёх машинах снова собрались на старом месте. Пятеро курили, двое оставили служебный транспорт и пошли в сторону кладбища.
– Они совсем такие же, только денег не берут, – заметил один из курящих.
– Могила не исправила. Они и "до" были молчунами! – добавил другой курильщик. – А старлей теперь не курит.
– Их и хоронили в форме?
– Да. И отпевали. Видел, как на спине зашита? В чём лежали, в том и служат.
– Такие сами могилу исправят. А два спонсора "фьюить"! – присвистнул один из прежде молчавших.
– Ты помнишь, когда началось? – спросил его старший по званию. – Шумели, что сразу по всей стране. А потом передали, что не по всей и не сразу.
– У нас на дорогах оно началось раньше. А может и не кончалось никогда. Говорили же, что всегда было! – отшутился свистун и отбросил окурок. – А атеисты так и не догнали... И табак теперь без вкуса... Интересно, наших-то примут в Град Светлый?
– Отработают, сколько надо, пойдут к вратам пересдавать экзамен! – мрачно заключил кто-то и все засобирались по домам.
Чад горящих болот пригасил заходящее солнце и на него можно было смотреть широко открытыми глазами. Заканчивался день августа, продолжался очередной год Конца Света. В двенадцатом году этого века закончился календарь майя, где-то в мире длились кризисы, войны и паника. Где-то истерили политики, надрывались комментаторы. Их аудитория в мире уменьшалась, привычная дрянь покидала мышление, оторопь от новизны необычного сменялась внутренней душевной тишиной, терпением и пониманием. Вздрагивают от внезапности. Если перемены не в секунду, а годами, то даже дурак сообразит – это просто жизнь. Теперь она такая.
Три машины с гербами Санкт-Петербурга на дверцах отъехали и повезли ещё живых в сторону Волосова, а их мёртвые коллеги заканчивали закапываться и готовились к неподвижности до нового рабочего дня.
Они не "тормоза" – просто остальные слишком шустрые и болтливые. Когда "тормозов" станет больше, странно будут смотреться бойкие говоруны. А в мире станет спокойнее и порядка будет больше.
Волосовский район, потеря прав и глюкоподобное "кино" стремительно уходили куда-то, лента дороги разматывалась в дискретное будущее, а прошлое теряло смысл. Москвич рулил, дочь на заднем сиденье спала, жена огорчённо молчала рядом.
Для живых реальность могла стать вязкой, как кисель, могла выплюнуть смысл и долго оставаться только формой. Формой бытия? Или формой сознания? Об этом лучше не думать. Надо жить. Теперь так.