Рождественский хворост

Андрей Варшавский
Эхом растресканным крошится шёпот,
 гулко шаги запечатаны в мрамор,
 сжалась душа, оплетенная в кокон,
 свет, что ворвался, предательски замер…


Накануне Рождества: прекрасный день для «чтения иллюзий»

Погода под Рождество установилась ясная и морозная. Я подошел к окну, раздвинул тяжелые портьеры и посмотрел во двор: посреди белого безмолвия возвышалась большая пушистая ель, украшенная гирляндами, серпантином и разноцветными огнями. Сумерки уже опускались на землю, и на гранях блестящих игрушек красными всполохами догорали лучи заходящего солнца. Мерцающими искорками стали появляться на небе звезды.

Сегодня мы с Лили славно потрудились. С утра, не вылезая из постели, мы пропели Джингл Белс (ха-ха, уместнее сказать, проорали!). Затем Лили пошла на кухню готовить завтрак, а я полез на чердак. Передо мной стояла сложная, но приятная задача: в куче пока еще не распакованных после нашего недавнего переезда чемоданов и картонных коробок отыскать игрушки и украшения для растущей в нашем дворе елки. И провозился я там порядочно: когда все было найдено, лишнее разложено обратно по коробкам и нужное вынесено на улицу (а лестница-стремянка и длинный шест, с приколоченным к нему загнутым гвоздем, совершили полет из прямо окна чердака в сугроб), часы пробили полдень. Запоздалый завтрак обернулся обедом. Наскоро перекусив, мы стали собираться. В этом нам активно «помогал» Джекит Неугомонный – наш любимый пес, наряженный по случаю праздника в новенький ошейник терракотового цвета. Однако несмотря на все его старания, затянуть процесс сборов ему не удалось: не прошло и десяти минут, как мы уже вышли во двор.

Всю оставшуюся половину дня мы провели за развешиванием волшебных атрибутов Рождества. Дурачившись, то толкая друг друга, то плюхаясь с разбега в наметенные с человеческий рост сугробы, мы сначала покрыли снежный холст вокруг елки многочисленными отпечатками наших тел. Потом я залез на лестницу и удочкой-шестом сбил снежные лапы с верхних, а после и нижних ветвей. Лишь после этого мы приступили к таинству превращения обычного дерева в рождественское. Лили подавала мне по очереди световые гирлянды, игрушки, мишуру, и постепенно елка одевалась в блестящую одежду. И вот, обнявшись, немного замерзшие, но счастливые, мы с восхищением смотрели на нашу красавицу-ель. Кружились редкие снежинки, чуть слышно шумел лес, и казалось, будто вся природа замерла в ожидании рождественского чуда. Джекит тоже был в восторге от долгой прогулки и, радостно гавкая, нарезал круги около ели.

– Энди, клянусь – это самая красивая елка, какую я видела на свете, и самый лучший наш год! – взяв меня за руку, прошептала Лили. Белое облачко пара сорвалось с ее губ и коснулось моего лица. Я вдохнул аромат, наполненный морозной свежестью любимой.

«Вот так и пахнет абсолютное счастье», – подумал я и, наклонившись, подхватил Лили на руки.

– Сумасшедший, отпусти меня! – смеясь, она обвила мою шею руками и под аккомпанемент собачьего лая мы закружились в танце. – Не отпускай меня... никогда, – обожгла горячим дыханием.

– Не отпущу, мы вместе навечно, – прошептал я и осторожно поставил Лили на землю.
И вот, спустя несколько часов, вымокшие, немного усталые, но довольные мы вернулись в Черный особняк. Пока я разжигал камин, Лили кормила Джекита. Потом, сбросив мокрую одежду и переодевшись в сухое, мы расположились в креслах, возле очага. Не торопясь, выпили по бокалу солнечного Manzanilla. Отужинавший и довольный Джекит устроился под столиком.

– Милый, мне не дает покоя одна мысль, – сказала Лили, отставив в сторону фужер. Закутавшись в шаль и подтянув под себя ноги, она посмотрела на меня. Блики огня играли на ее румяных щеках, но ее яркие, василькового цвета глаза, вдруг показались мне тусклыми и безжизненными. Особенно на фоне черных, распущенных по плечам волос. Внутри меня похолодело. Отгоняя наваждение, я зажмурился и потряс головой... Нет, слава Богу, передо мной сидела прежняя Лили. Полная здоровья и жизни.

– Мы сегодня не разгрохали ни одного елочного шара, Энди. У нас еще года не было, чтобы мы так аккуратно, без боя, отвели этот праздничный ритуал. И кажется, это нехорошо – ведь стеклянное бьется на счастье, – продолжила она и постучала пальчиком по бокалу.

– То есть ты намекаешь на ..., – я сделал паузу, ожидая подсказки. – Кажется, понял. Нужно снять пару шаров с елки и разбить их!

Улыбнувшись, она с укором посмотрела на меня, перевела взгляд на бокалы и снова на меня. Иногда Лили начинает разговаривать намеками (ей, видите ли, нравится наблюдать, как у меня в голове со «скрипом начинают ворочаться шестеренки»), но в этот раз сообразил почти мгновенно:

– Мы выпьем херес и расколошматим фужеры, подаренные на свадьбу?!! – Я с восхищением посмотрел на любимую. – Вот за что люблю тебя, Лили, так это за твое безрассудство!

Не откладывая дело в долгий ящик, мы допили вино, смягчили его терпкий вкус сладким поцелуем и одновременно бросили хрустальные бокалы в камин.

– Ого, сколько время! – вырвалось у меня при взгляде на часы. – Уже темнеет.
Лили вскочила с кресла.

– Энди, мы с ума сошли, сидим и расслабляемся без меры! До Рождества всего шесть часов, а у нас еще ничего не готово!

– Лили, а как же елка? Она ведь украшена! – возразил я, но она уже убежала на кухню. Я пошел следом. Но куда мне угнаться за Джекитом, пытавшемся утянуть у меня звание первого помощника шеф-повара! Моя милая Лили немного драматизировала ситуацию – весь вчерашний день мы посвятили приготовлению праздничного ужина. И сегодня оставалось лишь разогреть его да заправить салаты.

За исключением одного особенного блюда, которое Лили всегда готовила в канун торжества – рождественского хвороста, без которого праздник не праздник. С тех пор, как мы стали жить вместе, главное место на праздничном столе занимает корзинка с хворостом: обильно припорошенным, словно снегом, сахарной пудрой.
Заглянув на кухню, увидел, как Лили занималась тем, что делала одновременно несколько дел: просеивала муку, контролировала поджидающего оказии Джекита и напевала рождественскую песню.

Я подошел и обнял ее за плечи.

– Тебе помочь?

– Я видела, как ты «плотоядно» смотрел в сторону этого жуткого зеркала, – не оглядываясь, ответила она. – Какая все-таки извращенная фантазия у человека, придумавшего такой... такой ужасный деревянный макинтош для зеркала.

Я промолчал.

Лили, зная нетерпение, когда дело касалось чтения или писательства, мягко, но настойчиво отодвинула меня от кухонного стола.

– Ладно, – вздохнула она. – Иди же, мой великий писатель, сама здесь справлюсь. Мы же договорились о том, что ты сегодня будешь «читать иллюзии». Хочу, чтобы сегодня попалась какая-нибудь пронзительная, любовная история. Но – с хорошим финалом! Только обещай, что после этого избавиться от зеркала.

– Спасибо, дорогая, ты такая добрая! – шепнул я, зарывшись в волосы любимой, и пошел в залу. В надежде на случайную шкоду, за мной увязался Неугомонный.

– Символично, что именно этот день выбрал для чтения, – подумал я, подходя к зеркалу. – День, когда загадываются самые сокровенные желания и сбываются мечты.
Мысленно отключившись от происходящего в доме, я сделал шаг вперед... еще один очередной шаг для того, чтобы погрузиться в манящие, темные глубины истории. Зазудели кончики пальцев. Я вытянул руки перед собой и вплотную подошел к старинному трюмо.

Нужно сказать, что такого огромного, в потолок, зеркала, обрамленного мрачной, потемневшей от времени древесиной, я раньше не встречал. По бокам оно было окаймлено широкими наличниками с полукруглыми, потрескавшимися от времени балясинами. Ржавого цвета опоры, на которых покоилось зеркало, формой напоминали мускулистые задние лапы сидящего животного: волка или гиены. Сверху багета была закреплена деревянная конструкция жуткого вида: солнце с расходящимися во все стороны лучами, в большей степени похожими на щупальца гигантского осьминога. Шесть из множества его лучей-отростков кусали острозубые саламандры. В центре солнечного круга находился раскрытый рот с вывалившимся наружу длинным языком. Потемневшая зеркальная гладь, обильно наводненная мелкими темными пятнышками – следами отслоившейся амальгамы.

И вот я прикоснулся к раме, закрыл глаза и стал вслушиваться. Не сразу, но услышал первые обрывки разговора:

«... мне нужно новое платье, Эдуард! И не делай вид, что читаешь газету. Посмотри на шкаф – он завален ношеным старьем! – донесся капризный голос девушки, и сознание дорисовывало образ молоденькой брюнетки, которая в боевой стойке «руки в бок» допекает мужа. – Ты же мечтаешь о том, чтобы твоя спутница выглядела привлекательнее остальных на балу?» Что ж, девушки во все времена одинаковы: им как обычно нечего одеть, – улыбнулся я и мысленно сделал ставку на девятнадцатый век. А еще, исходя из своего опыта, почувствовал, что ничем хорошим эта история не закончится.

Я открыл глаза и вдруг уловил в глубине зеркала движение! Не может этого быть!!! Но могу поклясться, что хоть и на краткое мгновение, но успел увидеть светлую головку девушки с забранными наверх волосами! Мелькнул силуэт седовласого мужчины и тут же послышался раздраженный бас:

«Ты молиться на меня должна за то, что вообще живешь, стервозная женщина! А ты что творишь? Топчешь и топчешь мое милосердие!!! Преклони же колени и уйми гордыню свою пред тем, кто вытащил тебя из адовой бездны масонства. Да каждый мой вздох, каждый мой шаг должен стать сладкой амброй для твоего существования! Я тебе сейчас покажу, КАК это сделать!!! Ешь мои следы, тварь!!!», – я действительно увидел то, как его жилистая рука впечатала в паркет испуганное лицо молодой девушки.

– Все-таки не брюнетка – блондинка, – потрясенно прошептал я.

Сердце бешено застучало. Такого раньше не происходило... Никогда не было видений! Я отнял руки от трюмо и в то же мгновение опустился зеркальный занавес. Не отводя от него взгляда, открыл рот, чтобы позвать Лили и обмер. То, что увидел, перевернуло мой мир.

И я закричал.

– Лили!!!

Словно крик – это команда к действию, едва слышным щелчком выключилось радио, и в комнате повисла тишина. Даже звука маятника старинных часов не стало слышно. Хотя на периферии зрения я видел его ритмичное покачивание. Огонь бесшумно пожирал поленья в камине. И также беззвучно, большими хлопьями падал снег за окном. Я застыл у зеркала. И задыхался от ужаса. Казалось, что моя гортань сузилась до размера соломинки, из которой с огромным трудом вырывалась мольба о помощи.

– Посмотри на меня! Посмотри на меня оттуда... Скажи, что мне все это кажется, Лили! Ты не видишь?!! Подойди ... Мне страшно…

Лили, любовь всей жизни, испугано приблизилась. Ее руки были присыпаны мукой.

– Милый, не пугай меня так… на тебе лица нет… что с тобой?

Она с тревогой на меня, а я не мог оторваться от призрачной глади стекла.

– Лили, ты видишь это? – прошептал и показал рукой перед собой. Мои пальцы мелко дрожали, и это напугало меня еще сильнее.

Лили подошла вплотную и стала вглядываться в отражение.

Теперь мы вдвоем стояли перед старинным зеркалом. Я видел широко раскрытые глаза любимой. Видел, как она неосознанно поправила черную, чуть вьющуюся прядь и оставила на ней белый след. Я инстинктивно повторил ее движение и провел рукой по своим волосам. Лили ждала, но я не мог произнести ни слова: я боялся разомкнуть уста.


Черный Особняк: дом, милый дом


Мы с Лили давно мечтали изменить семейную жизнь, которая чередой однообразных дней, месяцев и лет, проходила через вереницу съемных квартир, непостоянных работ. У нас много друзей, с которыми всегда хорошо проводили время. Но время, проведенное в обществе друг друга, для нас было бесценным. И больше всего на свете мы любили делить его на двоих. Работа приносила достаточно средств: моя любимая, дипломированный архитектор, работала в художественной школе и учила детей постигать азы и секреты искусства рисования; сам я, археолог по образованию, подрабатывал сразу в нескольких журналах: писал заметки, статьи исторической направленности. И втайне от всех (но не от жены), сочинял мистические рассказы и повести. Кроме того, знал, что уже не за горами день, когда положу перед собой чистый лист и напишу первое предложение будущего романа.
Однако тридцать лет – это уже тот возраст, когда нам с Лили приходилось  определяться с главным: готовы ли мы идти дальше и сменить жизнь в мегаполисе, наполненную дикими ритмами шумных магистралей и яркими огнями офисных небоскребов, на нечто уединенное и уютное. Уйти, так сказать, в автономное плавание на посудине, неспешно дрейфующей вдали от городской жизни. Навсегда забыть о живущих в постоянной суете людей, не различающих времена года, путающих день с ночью. Быть уверенными в том, что каждый прожитый день будет оставлять в душе чувство неповторимости и уникальности. Телекоммуникации сейчас правят миром, и мы не сомневались в том, что, несмотря на физическую удаленность от городских благ, технический прогресс обеспечит нас дистанционной работой на долгие и долгие годы. Еще я мечтал о том, чтобы реализовать талант в части писательского ремесла: буду нескромен, но как говорит жена, «до этих мистических историй можно дотянуться дрожащей от страха рукой».

Я большой поклонник старины и обожаю «копаться в окаменелостях» (опять же, по выражению Лили): прикасаться к раритетной мебели, греть руками и, затаив дыхание, ждать. Ждать наступления того момента, когда эти прекрасные в своей винтажной природе вещи начнут говорить. Шепотом, едва слышным шелестом. О том, что видели и что пережили. Год за годом в каждом слое пыли на деревянной поверхности мебели накапливаются отметины человеческих страстей: будь то ожог от увеличительного стекла маленького сорванца или глубокий след от топора ревнивого мужа. Сплюснутые кусочки свинцовой дроби, подтверждающие поговорку о незаряженном ружье или сеточки трещинок лакового покрытия, оставшиеся на совести неопытного мебельного реставратора... Я запоминаю эти истории, потом записываю. Все они разные. В основном грустные и трагические. Но никогда – скучные.

Казалось, еще совсем недавно, дождливыми осенними вечерами мы с Лили сидели на полу съемной квартиры и словно слепые котята, с зажатым в руке фломастером, тыкались в газетные объявления в надежде найти именно то место, которое смогли бы назвать «своим гнёздышком». За это время осмотрели множество домов, но никак не могли подобрать нужный вариант.

И вот, спустя два месяца, наши усилия не остались только напрасной тратой времени. Я хорошо помнил тот день. Я сидел в офисе «Хистори Ньюс» и корпел над статьей, которую нужно было до обеда отдать в номер. И уже подходил к описанию потрясающей находки, обнаруженной в подвале заброшенного дома, как вдруг громкая трель телефонного звонка прервала творческий процесс. Еще не поднимая трубки знал, что это Лили.

– Энди я нашла это «Черный Особняк»! – выпалила она залпом и рассмеялась. Где-то позади нее, в классе засмеялись дети, и я счел это за хороший знак.

– Не слишком ли мрачное название для семейного очага, Лили? – улыбаясь, спросил я, постукивая карандашом по чашке с дымящимся кофе. Но почему-то уже заранее поверил в то, что мне он тоже понравится.

Риэлтор рассказал без утайки, и спасибо ему за откровенность, что бывшие хозяева «Черного Особняка» (кстати, тоже его клиенты) внезапно исчезли. Чета Хоулсон с двумя детьми и собакой будто бы испарились в один из предрождественских дней две тысячи девятого года. И дом, спустя пару лет после бесплодных поисков семьи или наследников, выставили на продажу. Достался он нам за очень небольшие деньги. Можно даже сказать, – за смешные.

Одного взгляда на особняк и на огромное пространство снежного безмолвия вокруг него хватило, чтобы сделать нас «пленниками» этого места.

Нас очаровала его заброшенность и оторванность от городской жизни, от надоевшей суеты. Но даже не это стало последним аргументом в пользу покупки. Именно я настоял на том, чтобы купить этот дом, потому что знал, что в его «комплект» входила великолепная антикварная мебель. И строил определенные планы на «старинных деревянных друзей».

Дом был расположен на самом краю заповедника. Он нам показался таким огромным, таинственным и... несуразным. Внешне, особняк напоминал сказочного исполина, который, переваливаясь с боку на бок на огромных ногах, вышел из леса, сел на краю поляны, да так и остался там навечно. С северной стороны он зарос мхом, почти дотянувшим свои бурые руки до верха каминной трубы. С противоположного края открывался вид на нетронутую во всей естественной красоте природу: прямо за домом начинался лес и двенадцать акров земли теперь принадлежали нам. С оленями и лосями, красногрудыми снегирями и широким ручьем, не замерзающим даже в сильные морозы (по словам все того же риэлтора). Казалось, это место как нельзя лучше подходило для того, чтобы наконец-то осесть и заняться самыми важными в жизни вещами: растить детей, страдать муками творчества и быть счастливыми.
Для Лили я буду натягивать холсты на подрамники. И наслаждаясь покоем, стану смотреть, как смелые мазки первыми яркими всполохами ложатся на девственно белую материю. Меня же будет ждать печатная машинка образца семьдесят первого года и высокая стопка чистой бумаги.

Вот так, неделю назад, мы стали хозяевами «Черного Особняка».


Есть еще другие миры?


– Я ничего не вижу, – облегченно выдыхает Лили и поворачивается ко мне. Поднявшись на цыпочки, целует в щеку.

– Сегодня был суматошный день, милый. А еще очень солнечный. Ты нахватался зайчиков, вот и мерещится всякое.

– Давай подойдем ближе, мне не показалось, я видел настоящий кошмар, – шепчу, стараясь не размыкать губы, и мы делаем шаг навстречу своим двойникам.

Я почти прижимаюсь лицом к холодной амальгаме и медленно открываю рот.

– Ааааааа!!!!! – истошно зашлась за плечом Лили и, будто бы стараясь перекричать ее, водопадом хлынула какофония звуков из зеркала:

«Открытие немецкого ученого Карла Цейса перевернуло все представления о времени и пространстве, навсегда изменив путь развития любого общества… оболочка эфирная… с утра тело, укутанное в нее, привлекает самцов… туманная дымка позволит без применения турмалиновой роговицы вести наблюдение над этим, возможно последним природным явлением в жизни нашей планеты… естественно, все разработки тут же засекретили и присвоили статус государственной тайны, но не все прошло гладко…»

Это походило на переключение каналов на радиоприемнике, который настраивают на определенную волну. С одной лишь разницей – звук шел прямо из трюмо.

Но не голоса меня будут преследовать в кошмарных снах. Если вообще после этого смогу спать.

В отражении вижу как саламандра, точная копия той, что над зеркалом кусает солнечное божество, вгрызается в мой язык. И уже наполовину его заглотила. Еще вижу, как Лили крепко сжала ладонями лицо.

Хочу отвернуться, но не могу отвести взгляда от жуткого зрелища: несмотря на сомкнутые уста, высунутый язык моего зеркального двойника продолжает терзать злобная тварь.

Я очень, очень сильно надеюсь, что это сон… И хочу проснуться, но не знаю, как это сделать... Да нет же, знаю! Лили была права – нужно избавиться от этого адского зеркала! Пытаюсь сделать шаг назад, но натыкаюсь на сидящего возле ног Джекита и теряю равновесие. Но успеваю зацепиться рукой за трюмо, с которого сразу же спадает зеркальная пелена (Слава Богу! мое отражение тоже исчезает) и внутри него открывается новый мир: я вижу незнакомую гостиную. На широком диване, накрытым клетчатым пледом, сидит пожилая пара и, обнявшись, смотрит телевизор. И это выглядит настолько реально… как если бы ты сам находился внутри зеркала и стоял у них за спиной. Старик с пышной седой шевелюрой трет ладонью щеку, а жена поправляет очки, и я вижу, как дрожат ее пальцы. Отмечаю, что, судя по убранству комнаты, по выпуклому кинескопу работающего телевизора, попал в восьмидесятые. На экране вижу репортера, стоящего на последней ступеньке трапа авиалайнера. Прикрывая лицо от ветра воротником плаща, тот говорит в микрофон:

– Мы ведем репортаж со взлетного поля аэропорта Сапхил. Я понимаю, уважаемые телезрители насколько все вы, все мы напуганы сложившейся ситуацией в нашем городе. И с прискорбием скажу, что у меня плохие вести для вас. То, что раньше считали временным необъяснимым природным феноменом, судя по всему, трансформируется в катастрофу национального масштаба.

Ведущий откашлялся.

– Непроницаемый купол нижнего, так называемого, «серого неба», сегодня продолжил наступление на воздушное пространство города. Если темпы не снизятся, боюсь представить, что ждет нас в самые ближайшие недели... Вертолетные рейсы внутри районов пока еще не отменены. Но мы должны понимать – это лишь вопрос времени.
Камера отъехала от репортера и сфокусировалась на вертолете, который заходит на посадку. На его фоне отчетливо видно, как серая, почти непрозрачная масса, похожая на пудинг грязно-сизого цвета с добавлением редких кусочков голубого, медленно перемещается по кругу. Складывалось впечатление, будто бы невидимая рука перемешивает адское зелье. Камера вновь вернулась к репортеру:

– Не выходите по возможности из дома, запечатывайте окна, двери и да поможет нам Бог... Господи, спаси наши души!

Я оглянулся. С широко раскрытыми глазами Лили, не отрываясь, смотрела в зеркало. И тут до меня дошло: она тоже все видит. Но это невероятно! Она часто подшучивала надо мной и говорила, что я выдумываю про все эти голоса из мебели.

– Энди, этого не может быть, – шепчет жена и сильно сжимает мне руку. – Я родилась и выросла в Сапхиле и тех ужасных событий, что показывает зеркало, никогда не было!

Лили внимательно смотрит в глаза.

– Ты веришь? – касается рукой моего лица.

Я не успеваю ответить, как громкий скрип больно режет по ушам и заставляет обернуться.

В зеркале поменялась картинка: посреди пустынного песчаного пляжа на корточках сидел мужчина и сломанной веткой показывал на что-то у своих ног. В широкополой шляпе, ковбойских сапогах и в черном балахоне на плечах он резко отличался от сгрудившихся возле него четырех человек: двух мужчин и двух женщин. Возле ног одной из них неподвижно сидел огромный черный кот. И мне показалось, что она отнюдь не радовалась такому соседству.

Вдруг опять раздался противный скрип, скорее даже скрежет и я увидел потрясающую картину: прямо из песка, наружу, стала медленно открываться массивная деревянная дверь.

– Итак, дорогие мои новоприбывшие, хватит бродить в потемках своего разума, гадая сон это или явь. Вы точно не спите, – раздался приглушенный голос человека в черном. Мужчина поднял голову и посмотрел на людей. Хотя стояла безлунная ночь, света от костра хватало, чтобы видеть их искаженные от страха лица. Не отводя взгляда, показал на дверь:

– Узрите же, наконец, ту, по милости которой вы совершите самое невероятное в своей жизни путешествие.

В открытом проеме двери девочка примерно десяти, двенадцати лет, в полосатых колготках и голубом платье стояла на табуретке и тянула руку к книжной полке.

– Каждый раз именно с этого маленького любопытства начинается одна из самых фантасмагорических историй Вселенной, – продолжил он. – Эту девочку зовут Элис и, через пару минут, она откроет первую страницу книги «Алиса в стране чудес» в издании того, имя которого не буду произносить вслух. Учитывая, откуда вы родом, понимаю, что название вам ничего не говорит. Но, поверьте, жизненные ценности у вас скоро поменяются. Ведь вы станете главными героями этого увлекательного повествования. Вам должно льстить то, что именно на вас пал выбор вашего покорного слуги.

Мужчина приподнял край шляпы и… лучше бы он этого не делал! Лили вскрикнула, а у меня самого чуть не остановилось сердце. И было от чего: на нас смотрел череп с ввалившимися глазницами, без единого кусочка кожи и волос. Опустив голову (слава Богу!), он продолжил:

– Природа не терпит пустоты. Миры обязательно должны быть заполнены главными героями. Как пел Фредди в одном из бесконечного сонма миров:

– Show must go on!

– А теперь, прочь от меня!!!»

 Человек в черном с силой воткнул ветку в песок рядом с закрывшейся дверью и в то же самое мгновение остался в одиночестве.

– Энди, очнись!!! – крик Лили вырывал меня из цепких лап прострации, в которую погрузила его темная сущность. – Мне кажется, нас засасывает вовнутрь!!!

И действительно, я почувствовал, как некая сила тянет и заставляет приближаться к зеркалу. Мало того, уши и язык неподвижно сидящего возле наших ног Джекита, стали похожи на флаги, развевающиеся по ветру в том же самом направлении. Не мешкая ни секунды, попытался отнять руку от рамы, но не смог этого сделать – вся поверхность дерева оказалась покрыта темной смолой, к которой я прилип словно муха.

«Кхе-кхе-кхе...», – услышал громкое покашливание. Серебряное чрево трюмо вновь раскрывало свои глубины для показа очередной истории.
«Двадцать второго ноября одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего года, ровно в двенадцать тридцать по местному времени, когда президентский кортеж свернул на угол Хьюстон-стрит и Элм-стрит, раздались выстрелы. Первая пуля, по официальной версии, попала Джону Кеннеди в спину, прошла насквозь и вышла через шею, также ранив в спину и запястье сидевшего впереди него Джона Конналли. Через пять секунд прозвучал второй выстрел. Пуля попала Кеннеди в голову, проделав в правой части выходное отверстие размером с кулак, так что салон оказался забрызганным фрагментами мозга… очевидно, что попытки спасти Кеннеди были безрезультатны… был арестован подозреваемый Ли Харви Освальд… вызывает негодование советских людей в отношении виновников этого гнусного преступления…»

Что произошло дальше, я не помнил.

***

Прошел уже год, но события того кошмарного вечера до сих пор стоят перед глазами. За исключением финальной развязки, о которой мне рассказала Лили. Видя, что я не могу оторваться от калейдоскопа иллюзий и не реагирую на крики, она попыталась разбить зеркало. Но все предметы, брошенные в него, бесследно исчезали. И тогда жена приняла единственно верное решение (и тем спасла наши души): она положила ладонь на багет зеркала. В тот же миг на него опустилась непрозрачная завеса.

Я помню, что все то время, пока мы с Лили несли трюмо в лес, оно пыталось потопить нас в океане историй о событиях во Вселенной. Как саламандры, извиваясь, пытались дотянуться кинжальными зубами до наших рук. Как мы закапывали зеркало и оно, даже захлебываясь снегом, искушало новыми мирами. Но дело было сделано.
Мы пытались забыть обо всем. И все к этому шло. Однако мне не давал покоя образ мужчины в широкополой шляпе и в жутко поношенной, серой от пыли одежде. Он буквально преследовал меня. Ходил тенью, появлялся во снах. Благодаря такой «настойчивости» спустя год, я закончил роман о его похождениях. Лили оживила произведение большим количеством иллюстраций. И думаю, что это только начало.
Казалось, с той поры уже минула вечность, но я до сих пор не могу найти ответы на постоянно мучившие вопросы.

Все же зеркало – это средоточие миров? Может это Портал? Или это просто отражение наших иллюзий, снов, фантазий?

Неужели в нашей Вселенной, в какой-нибудь параллельной реальности, может существовать мир, в котором безумец спокойно расстреливает президента страны?!!

Или мир, в котором гимн нашей великой родины исполняет не Его Сиятельство, Ликий Лучезарный, а какой-то там Фредди?!!!

Наверное, я никогда этого не узнаю…

Если только…

Нет, только не зеркало!!!