Усмешки - 2

Юрий Зорько
               
Автобус восьмого маршрута ходил по большому кольцу: городок - лесопарковая зона - проходная завода БВК - дачный кооператив и  вновь городок.  В зависимости от времени дня, он -  то надсадно гудя мотором вез многолюдную рабочую смену, то весело дребезжа, катил с двумя десятками дачников.
С недавних пор я стал  регулярно пользоваться этим маршрутом.  За время поездок чего только не увидел и не услышал в его салоне. О плохом умолчу, а о смешном и забавном расскажу.


                «Баба – Ежка»

Еду как-то раз,  примерно за час  до конца рабочего дня. На остановке «Дачи»  в автобус, доселе полупустой, шумно погрузился пожилой люд с корзинами и ведрами, наполненными фруктово–ягодной  и овощной всячиной.  Рядом со мной на потертую обивку сидения плюхнулся дедок с ведерком летних яблок. Чуть припоздав, в автобус торопливо вошла дачница с большим букетом цветов. Двери, шипя как клубок рассерженных змей, закрылись и «восьмерка», дребезжа стеклами и ржавой обшивкой, вырулила на дорогу.  Тем временем, держа букет перед собой, напротив нас с дедом устраивалась шустрая старушка. Наконец угомонившись, она опустила букет себе на колени.  Контраст между красотой свежих цветов и ее лицом был непередаваемым.  Настоящая  «Баба – Ежка» сидела рядом с нами.  Рассматривать старую женщину, воплотившуюся в классический облик сказочной героини, было неудобно, но взгляд, помимо воли, то и дело возвращался к ее лицу. Кожа, как печеное яблоко, длинный нос загибается к губе, на щеке крупная бородавка. Но глаза!  Ярко-синие, молодые и лучистые-лучистые! 
Автобус покатился медленнее, мы подъезжали к остановке на окраине городка. Динамик громкоговорителя издал свистящий звук радиопомех  и неожиданно женским голосом объявил: «Профтехучилище,  следующая остановка «Березка».  «Рыдван», шипя и скрипя тормозами,  остановился, в салон ввалила веселая ватага парней и девчат.  Свободных мест, не считая рядом с «Бабой-Ежкой», не было.  В проходе напротив нас  встали три юных грации.
- «Светка, вот место свободное, садись!» - великодушно предложила Рыжей Русоволосая, хотя сама стояла ближе к не занятому сиденью.  – «Ну, вот еще, со старухой я еще не сидела!» - нарочито громко, растягивая слова, ответила прокуренным голосом Рыжеволосая. Старушка, повернув к ней лицо Бабы-Яги, вдруг по-девчоночьи звонко парировала: «Присаживайся,  присаживайся, милая.  Когда-то и я красавицей была,  и ты, судя по личику, к моим годам еще та ВЕДЬМА будешь!»
Дед хохотал, держа ведро двумя руками. Смеялся и я.  Смеялись многие в автобусе.  Девчата шарахнулись по проходу от своего будущего. Кто-то из парней запустил им вдогонку: «Дорогу ведьмочкам!»



                «Козел»
Прошло шесть месяцев, завод БВК закрыли и «восьмерку» уже не растягивали по утрам и вечерам, как резиновую.  Основной пассажиропоток теперь составляли  прибавившиеся числом труженики земельных участков. И если раньше среди них, в основном, были пенсионеры, то сейчас преобладали те, кто недавно перешагнул рубеж за пятьдесят.
Моя «привязанность»  к маршруту  номер восемь не изменилась, я по-прежнему два-три раза в неделю пользовался им. А так как продолжительность поездки была значительной, то всегда старался ездить в такие часы, когда можно было присесть на свободное место.
Девятого марта в десять часов утра я возвращался в городок. Сидел у окна в «четырехместном»  купе. На остановке «Дачи», как обычно, салон автобуса заполнили неутомимые земледельцы с сумками, полными корнеплодов, солениями и варениями, извлеченными из погребов. Народ, обгоняя, и тесня друг друга, гомоня рассаживался.  Водитель терпеливо выжидал, пока все  усядутся. Напротив меня устроилась семейная пара – она заботливо поправила ему воротник, а он  забрал на свои колени ее корзинку.
Оставалось свободное место рядом со мной. В проходе около него остановились две женщины.  - «Мария Васильевна, здравствуйте!» - «Здравствуй, Наташенька!» - «Садитесь, Мария Васильевна, что-то вид у Вас уставший» - предложила та, что была значительно моложе. 
Мария Васильевна с фиолетово-синими кругами под глазами и припухшей, в царапинах, щекой, полу обняв  Наташу за талию, подтолкнула ее к незанятому сиденью: «Спасибо, милая, я постою, а ты присаживайся, ехать далеко» - и через паузу, явно испытывая неловкость от своего вида и потому, как бы в оправдание, продолжила – «Не могу я сидеть из-за этого КОЗЛА!» - Наташа с нескрываемым удивлением и непониманием уставилась на нее: «Мария Васильевна, с Вами что-то случилось?» - в голосе молодой женщины  звучало выплескивающее через край любопытство – ну как же, вчера восьмое марта, праздник, а сегодня – синяки и мятая физиономия.
Мария Васильевна, по-видимому, внутренне была готова ответить на этот вопрос, лишь бы кто чего плохого о ней не подумал. Усадив Наташу, она негромко  поведала ей свою историю:
- «Седьмого мой муженек с соседом Иваном захотели «размяться» перед праздниками. Но мы с Галкой отняли у них выпивку, обыскали их схроны, изъяли еще бутылку водки с шампанским, да разве у этих партизан все припрятанное найдешь? Короче, бутылку вина они все-таки  под закусь «мануфактурой» распили. Мужики они здоровые, для них бутылка «чернил», что слону  - дробина.  Пока мы с соседкой «лясы» точили, они, смотрим – здорового козла тащат: один веревку на рога накинул, второй в зад толкает.  Оказывается, у Федосеихи за выпивку подрядились крышу стайки починить – протекать начала, видимо бабка толь порвала, когда снег убирала.  В нашу стайку то и затащили того козла, дескать ночь-день поживет, пока крышу латаем, а чтобы к Розочке не лез, веревку накоротке к кольцу в стене привязали». – «Так Розочка то у Вас совсем молодая. Ей, наверное, и года нет» - вставила реплику Наташа.
- «Да, девятый месяц моей ненаглядной беляночке пошел» - с нежностью в голосе откликнулась Мария Васильевна. – «Так вот, козла то они поставили, а сами к Федосеихе за магарычом. А та в аванс не дает, дескать, вот сделаете, тогда и налью. Ну, наши мужики ей всю крышу то и  раздолбали. Начали латать, а толь то мерзлый, да и старый уже, почитай лет десять лежит – трескается, рвется….   Давай говорят, Матрена, мы тебе новый  настелим, а у той только одна то трубка и была.  Стоит сейчас стайка наполовину крытая….» - «Так, а козел причем здесь?» - не удержалась Наташа, обведя глазами физиономию рассказчицы. 
- «А я и говорю, остался козел в нашей стайке. Пошла я сегодня Розочку кормить, в стайку то со света зашла и не разглядела то сразу – отвязался супостат бородатый. Постояла, глаза привыкли, смотрю, а Розочка то моя в углу на соломе, вся шерсть на ней помятая и козел рядом стоит. Похоже, покрыл он ее!» - «Так синяки то отчего у Вас?» - сгорая от любопытства, поторопила Марию Васильевну Наташа. – «А синяки у меня от этого козла вонючего. Стою я, значит, ведро с  пойлом держу перед собой, а он бородой взмахнул, да как рогами мне по ведру  вдарит,  ну выбил его из рук. Развернулась я и в бега, да он меня своим лбищем в  зад так поддал, что я головой о верхний дверной косяк и брякнулась, пригнуться то не успела. Упала на колени, искры из глаз так и сыплют, а этот изверг меня по другой половине зада трахнул, ну и вылетела я из стайки, как пробка из бутылки и лицом об лед, что на земле вместо снега лежит».  Мария Васильевна, вздохнув, поправила мохеровую вязаную шапочку: - «Вот еду в поликлинику, пусть там врач посмотрит. Муж говорит, что обе половинки синие. Может, что серьезно».
- Наташа, пряча улыбку, стала успокаивать пострадавшую от козла-ревнивца Марию Васильевну.  Тут объявили мою остановку,  и я направился к выходу.
Автобус, пришепетывая, как старый дед, шамкнул дверями, выбросил облачко черного дыма и покатил дальше, увозя  немного грустную УСМЕШКУ….