В середине дня пошел дождь.
Еще с утра на горизонте, над холмами сизой ватой висели облака.
Это мрачное покрывало постепенно подтягивалось к океану, а он сердился и шумел хлесткими волнами, накатывая на берег белую пену, выбрасывая растертые водной стихией бесчисленные ракушки. Они успевали сверкнуть одно мгновение, пока на них сияла и искрилась радужная вода, а потом меркли и застывали на песке разноцветным ситцем.
Ситец был блеклым, бело-желто-голубым, как старенькое бабушкино платье, полинявшее от частых стирок. Они с подружкой Нинкой в четырехлетнем возрасте наряжались в бабушкины платья и юбки и устраивали концерты бабам, возвращавшимся с колхозного поля.
- Сашк, а твоя-то чистая артистка, - с улыбкой говорили женщины про нее довольной бабушке...
Отчего все чаще вспоминалось детство? Неужели вот он, конец жизни? Наверное ... Ведь кто-то из великих сказал – что первым запоминается, то последним забывается ...
Тут и там бродили чайки в поисках выброшенных молюсков и крикливо отбирали друг у друга добычу. В высокие и задиристые волны они не решались летать. Мало ли что?
Вся бухта была окутана легким белесым туманом, в который сбивались, как в огромную стаю, мельчайшие капельки соленой океанской воды, поднимаемые ветром. Дальний выступ бухты, возвышаясь над водой громадным зеленым спящим животным, скрывал свои загадочные контуры в этой великолепной мгле, подставив неутомимому океану свои бока.
Она мечтала в один из дней дойти до края бухты, чтобы прикоснуться к этому спящему великану и увидеть поближе, на кого он все-таки похож. Отсюда он напоминал большую добрую собаку. Скорее всего, лабрадора. Такой был у соседей – большой, толстый, приветливый. В России таких нет ...
Опять, опять про Россию! Хватит вспоминать, быть может?!
А что делать, если все время вспоминается?
Удивительно все же устроен человек. Вот теперь у нее есть все, о чем мечталось в далекой, неуютной, холодной стране, когда стыли руки и ноги, морозом щипало нос, а от холодного воздуха сырой осени привязывался сухой мерзкий кашель, успокоить который можно было порошком от астмы. И все же воспоминания нет-нет, да и уносят ее в те далекие, но родные края ...
Тогда, давно, она играла сама с собой в нехитрую игру. Да и игрой это было трудно назвать. Просто заклинания такие. Вот сидишь у компьютера, смотришь на экран и вдруг замечаешь в правом нижнем углу, где мелькают цифры, показывающие время, цифры-перевертыши – 12.21, или 14.41, например. Так вот надо, пока не превратилась перевертыш в обычную, т.е. не стало 14.42, например, повторять заветное желание . И оно сбудется!
И она повторяла: через пять лет я буду жить в домике на берегу Тихого океана... через пять лет я буду жить в домике на берегу Тихого океана ... И так много раз.
Что ж, прошло не пять, а десять, но желание сбылось! Она здесь, на краю света, бродит по изумительному желтому песку, любуется приливом изумрудных волн, сильных и бесстрашных, только океанские могут так неумолчно шуметь и сердиться, хвастаясь своей силой ... По вечерам, сидя на балконе, она, мечтая ни о чем, наслаждаясь одиночеством, не спеша потягивает слегка терпкое, холодное вино из бокала...
Красота!..
Дождь пошел сильней, и она повернула обратно. От океана до дома было буквально пять минут неторопливой ходьбы. Она не стала надевать тапки, босиком прошлась по мокрой траве и перешла тихую улочку, ведущую к дому. Интересно, здесь все дома носили имена.
Ее дом назывался смешным словечком Pippies .
Одежда насквозь промокла, но это здесь не беда. Дождь не холодный, летний, короткий. Скоро выглянет солнце и быстро высушит все – и траву, и деревья, и одежду. Мокрым останется только песок на берегу ...
Завтра надо дойти до спящей собаки ...
Так, а почему дверь в дом не заперта? Забыла закрыть на ключ! Вот плохо, что без ключа сама дверь не закрывается ... Но зато ключи не забудешь дома ...
Она вошла в дом , стала подниматься по лестнице наверх, в спальню, чтобы переодеться, но тут бросила взгляд через стеклянную дверь в патио. И увидела, что стол накрыт! Для двоих!
Передумав подниматься, она подошла к столу и стала рассматривать, как чудесно все сервировано! Она никогда так не умела!
Под каждым прибором были расстелены настольные салфетки светлого фиолетового отттенка. Серебряные ножи и вилки поблескивали стариной по обеим сторонам бело-голубых, с затейливыми цветами, тарелок мейсеновского фарфора. Она вспомнила, как они везли их из Дрездена, какие они были тяжелые!.. Изумительные бокалы богемского хрусталя стояли в ожидании напитков... Справа, у каждого прибора, запрятанные в кольца, лежали отутюженные, накрахмаленные салфетки. Посередине стола возвышалась на ножке старая, советская еще, стеклянная ваза с яблоками. Ближе к краю в высокой, бело-голубой вазе (ЛФЗ!) притягивали взгляд желтые герберы. Они напоминали ромашки. ..
Все было великолепно!
Это, конечно, Он постарался.
Хорошо, что она забыла запереть дверь. А то как бы Он вошел?! Ведь ключа у Него нет...
Она, как была ,в мокрой одежде, подошла к холодильнику, достала бутылку белого сухого ( он уже открыл ее!) , наполнила оба бокала вином золотистого оттенка, села, разрезала пополам яблоко, положила на его тарелку его половину.
- Ну, давай выпьем! За что? За нас, как всегда.
Он согласно промолчал...
Вино разлилось по продрогшему телу теплой волной.. Она поставила бокал на стол.
- Пойду переоденусь. А то закашляю.
Она поднялась в спальню, переоделась в легкий халатик, который ему нравился, и в котором она казалась себе очень стройной. В зеркале отразилась немолодая ( увы! ), но еще миловидная женщина с загорелым лицом и волосами, собранными заколкой на затылке. Надо кремом лицо мазать обязательно, а то кожа возле губ темнеет, подумала она.
Есть не хотелось, но она вернулась за стол.
- Налей мне еще вина. А тебе не надо больше.
Да, ему не надо больше.
Внутри нее все затрепетало от запоздалого сожаления. От стыда, от безобразной сделки со своей совестью...
Память вновь и вновь возвращала ее в те годы, когда так хотелось уехать сюда. Но там у нее была семья – мама, муж, собака, любимый кот. Все держало путами на ногах.
Потери посыпались градом. Сначала умер любимый пес, потом кот. Потом она осталась без мамы. Мама прожила очень долгую жизнь, болела в последние годы, и все приговаривала – умру, уедешь отсюда...
Схоронив маму, она почувствовала себя бесконечно одинокой, беззащитной, словно эта немощная старушка заслоняла ее от бед.
Да так и было. Теперь не стало этой заботы, участия, внимания, на которые была способна только мама ...
И вот что, свобода?! А муж? Поедет с ней!
Но он категорически не хотел ехать. Все доводы о справедливой и защищенной стране с хорошим климатом им отвергались. Что ей было делать. Он еще шутил: Умру – уедешь. Что-то было в его словах – ведь мужчины живут меньше женщин. Но насколько? Может там останется всего каких-то пять лет?
Она украдкой посмотрела на линию жизни у него на ладони. Не длинная, но и не короткая!
И вдруг, словно дьявол услышал ее тайные желания – Он начал болеть... Причем, неизвестно, что болело конкретно. Потому, что болело все. Вот он краснеет лицом, глаза смотрят куда-то в себя, видно, что ему нехорошо.
- Что болит?
- ВСЕ!
- Все не может. Скажи конкретно, и надо идти к определенному врачу.
Ложился на обследование. Ничего страшного, особенно того, что сразу всем нам приходит на ум, не обнаруживали. Давление повышенное, но у кого оно в шестьдесят не повышенное?
А он верил всем врачам подряд, пил таблетки сотнями, ничего не менялось в лучшую сторону.
И он начал пить... Не то, что он не пил никогда, а тут пристрастился, нет. Выпивал конечно. Как говорят в народе – по случаю и по праздникам. А тут – ежедневно. А она стала замечать, что после выпитого накануне ему становилось хуже. Для очистки совести она спрашивала – а что врачи говорят про спиртное? И он отвечал – ничего!
Конечно, это была неправда. Всем известно, что при любой мало-мальски серьезной болячке сразу говорят – исключить алкоголь!
И тут она поняла – вот он, ее шанс!...
Теперь пили вместе. Она, правда, не любила пиво. Пила вино, иногда рюмочку-другую чего-нибудь крепкого, но обязательно качественного. У нее тоже было повышенное давление. Но в себе она была уверена, как ни в ком.
И потом – ее ждал домик на берегу Тихого океана!
Все произошло довольно быстро. Через год Его не стало. Оказалось, виной всему было не сердце, как думал он, и не позвоночник, как думала она, а спиртное, сгубившее печень.
А она ведь ему говорила – не пей ты это пиво, в нем ничего хорошего нет. Но он без пяти-шести бутылок в день уже не мог.
Она, конечно, горевала по нему. Но в суете оформлений множества бумаг, распродажи всего, чего нельзя было увезти, переезда, устройства на новом месте, горе куда-то отошло в сторонку. Иногда она плакала, но не по кому-то конкретно, а вообще по жизни, по прошедшему ... Вспоминалось разное, порой думалось – а со мной ли это было?
Время теперь не шло, а тянулось длинной цепочкой, нанизывая дни, похожие один на другой.
И теперь все чаще ей вспоминался Он.
Она тосковала по его заботе, так тогда ей надоедавшей подчас. По его постоянному желанию вкусно ее накормить. Она все шутила, что это голодное детство тому виной.
По его любви к красиво сервированному столу с изысканными скатертями, которые он всегда привозил ей из-за границы. А какие розы он ей дарил – свежие, чудесные, необычных оттенков.
Никто и никогда не дарил ей таких цветов ...
И еще – она ловила себя на мысли, что убила Его... Как нет? Ведь хотела его смерти, подспудно, но хотела ... Не останавливала, когда он пил ...
Эти мысли терзали мозг ...
И она начала играть в игру. Будто он здесь, просто в магазин уехал, или на недельки на две на Канары... Она даже разговаривала с ним по телефону, набирая его прежний номер,и, слушая, что абонент не доступен, все же говорила, спрашивала о чем-то, отвечала на вопросы, задавая их сама себе ...
А теперь она придумала еще лучше.
Вставала очень рано, и, прежде, чем пойти по берегу, накрывала стол в патио. Накрывала красиво, чтобы было похоже, как у него, старалась ...
А потом уходила, не закрыв дверь на замок. А вдруг Он и вправду придет?
Бред, конечно. Но так было легче . И интересней...
Сейчас ей захотелось снова на берег.
Дождь прошел.
На океане царил отлив.
Она бродила среди огромных, великолепных валунов, обнаженных отливом. Под камнями попадались замечательные по своему строению ракушки, часто не поломанные, без ущербов, само совершенство!
Вместе с ней бродили чайки.Они тоже любили время отлива, когда не надо было быстро хватать молюсков, пока их не смыло водой. Вода отступила и обрекла этих маленьких существ на беззащитное существование. Они бедные, беспомощно прижимались к валунам в надежде, что погибель пройдет мимо. Они ждали прилива, сами того не сознавая.
Домики у них были маленькие, симпатичные, в бело-голубую полоску. А некоторые просто темно-серой окраски.
Назывались они здесь Pippies.
Австралия, декабрь 2012.