Повесть 10-Б из книги Такие разные ягоды П.Краснощеков
1943 год, солдаты на фронтах немного оправились от горечи первых поражений и, наконец, вкусили сладость первых побед. Москва, Сталинград, Курская дуга. Уже появилась уверенность, в победе. Мишу на фронте с декабря 1942 года просят рассказать о Сталинграде, а он его сам не видел, сам покинул Сталинградскую землю ещё мальцом.
Скуповы всей семьёй многократно читали-перечитывали и вчитывались в немногословные письма Михаила с фронта. А с августа 1943 года письма вдруг перестали приходить, вскоре пришло извещение, что Михаил Павлович Скупов пропал без вести. Всё же, у матери оставалась маленькая надежда, что объявится старшенький, ведь часто в госпиталях лежали больные, не помнящие своих фамилий, без документов. Может, Мишенька жив, молила Бога по ночам втайне от девочек Ксения.
На пропавшего без вести фронтовика семье помощь не положена и наоборот, относились подозрительно, а не сбежал ли политический ссыльный Михаил Скупов к немцам.
ИСКОРКИ ПАМЯТИ
Шурик был на четыре года моложе Миши, и в работе всегда был в тени старшего брата, но когда случалось набедокурить, то тут он был первый, весь в отца. Очень он любил животных, в первом классе осенью в тайге подобрал раненого воронёнка, у которого было перебито крыло. Принёс его домой, наложил на крыло шинку и всю зиму Шурка пытался научить его разговаривать. Разговаривать он так и не научился, но привязался к Шурику сильно, постоянно сидел у него на плече, иногда садился на руку. Кар-кар, так его он звал, и он отзывался на это имя. Весной он его выпустил на волю, но как выходил из дома звал его «Кар-кар, Кар-кар» он прилетал к нему, садился на плечо и он гордо ходил с ним на плече по посёлку. Случалось и друзья Шурика звали Кар-кара, он так же прилетал к ним и садился на плечо, никто не обижал его.
В пятом классе, Шурик учился в Ичет-Ди, но всё свободное время пропадал на конюшне, где уже работал Миша.
У кобылки Тайга родился белый жеребёнок, красивый, статный и кличку дали ему под стать – «Гордый». Они с Шуриком так сдружились, просто на диво. Гордый подрастал, пора было его приучать к уздечке, объезжать, а он никому не давался. Никто не мог справиться с ним, пошли за Шуриком.
- Эх, вы, конюхи, смотрите, как надо делать, - надел быстро уздечку прыгнул на Гордого, и был таков. Приезжает минут через пятнадцать, цел и невредим. Отдаёт коня конюху, тот садится на него и… оказывается на земле. Так верхом на Гордом никто и не ездил кроме Шурика. Когда надо быстро съездить куда-то, звали Шурика, давали ему Гордого и депешу. Носились они, как ветер. И на работу их ставили вместе, сволакивать сено, таскать сенокоску, перевозить сено, без Шурика, никто Гордого не запрягал, то укусит, то лягнёт, то вдруг понесёт. В колхозе плюнули на него, давно бы уже его продали, но какой же он был статный конь, племя прекрасное. Для этого его в колхозе и держали. А когда Шурик ушёл на фронт, Гордый стал подчиняться Лиде, только Лида могла ездить на нём верхом. Так и стали они работать в колхозе в паре, белоснежный конь Гордый и девчонка Лида Скупова.
* * *
БОРЗИК
Зимой 1942 года, Шурик на Гордом скакал из села Дутово, что в 16 километрах от Сой-Ю. Проезжая мимо лагеря уголовников, за деревьями послышался как будто плач ребёнка. Остановился, нашёл маленького замерзающего щенка. Сунул его за пазуху и поскакал дальше, домой. Из щенка выросла красивая собака, знающие люди определили в ней помесь овчарки и лайки и посоветовали её с детства обучать, очень умная, говорили, будет собака. Собака оказалась кобельком, назвал его Шурик Борзиком, со временем он стал умным, понятливым и преданным. В комнату Скуповых пускал всех, но никого не выпускал, а если, не дай Бог, что руками возьмёт, загонит на стол и будет он там сидеть до прихода хозяев. А придут хозяева, может к гостю и приластиться, «Извини, мол, дружок, служба такая». Передавал Борзик записки, вложенные в ошейник, только тому к кому его посылали. Будет искать по всему посёлку, но найдёт, другому, даже хорошо знакомому никогда не отдаст, зарычит, оскалит свои большие острые зубы и желание взять из ошейника записку сразу же пропадало.
Когда Шурик ушёл на фронт, Борзик несколько дней лежал в углу у сарая, ничего не ел, никого не подпускал. Потом за хозяйку признал маленькую Лёлю.
Уходил Шурик с одной мыслью, отомстить за брата. Ему предлагали пойти на офицерские краткосрочные курсы, но он стремился на фронт.
- Пока буду учиться, и война закончится, за брата не смогу отомстить, - твердил Шурик и рвался на фронт.
К середине 1944 года уже освобождали Прибалтику и, как пели во фронтовой песне «Махнём, не глядя» бойцы:
«…Мы научились под огнём ходить не горбясь,
Живём случайно, расстаёмся не скорбя…
…Мы для победы ничего не пожалели,
Мы даже сердце, как НЗ не берегли…».
В августе 1944 года в бою при освобождении латвийской деревни отважного и бесстрашного пулемётчика Александра Скупова сразила фашистская пуля.
ФОТО
Фронтовое письмо друга о гибели Шурика.
С 4 августа, со дня гибели Шурика, Борзик снова лежал несколько дней у сарая и из глаз катились крупные слёзы. Потом, когда пришла на Шурика похоронка, Ксения поняла, почему Борзик так тосковал и плакал.
По установившейся традиции бабьего царства посёлка Сой-Ю, к получившей похоронку приходили в барак поочерёдно все женщины, утешить подругу в её горе, поддержать её, постараться вместе выплакать горе слезами. Но Ксения замкнулась, стала как каменной, ни одной слезинки не упало из её глаз. Война забрала у матери уже второго сына. Было у Ксении четыре сына, не осталось ни одного. Это ли не горе матери.
Так и улеглась Ксения, не выплакав горе спать с Лёлей. А утром её тёмные волосы стали белыми, как снег, резко ухудшилось зрение, видно невыплаканные горькие слёзы, испортили зрение матери. С тех пор Ксения читала только в очках.
* * *
Продолжение в повести 11.