СОН ЭТЫ (не начавшаяся сказка)
Мало кто знает, но буквам тоже снятся сны. Кто-то из них хочет попасть в сказку и написаться с красной строки витиеватым арнаментом, похожей на вензель. , кто-то стать иероглифом и заключить в себе великий или тайный смысл бытия, а кто-то спрятаться за многоточием или скобками и не высовывать оттуда свой нос. Как только читатель закрывает книгу, они засыпают. Какие сны им снятся в этот момент, никто сказать не может, потому что не может в это поверить. Но это, должно быть, так.
Откуда-то из-за горизонта, к востоку от невысоких холмов, подкрадывалось утро. Всё нехотя просыпалось, потягивалось, протирая, слипшиеся от сна, веки. Просыпались и буквы. Иногда уже в метро или трамвае, иногда других местах.
В одном городке, если не уменьшать его масштаб, жил один писатель, если чуть преувеличить его умения писать.
Звали его… Назовём его – ТОТ. Впрочем, это не так важно, по той причине, что его всё равно никто не читал.
Жил он, конечно, не один, да и писателем его можно было назвать с очень огромной натяжкой, потому что писать его научили ещё в школе.
У него была единственная тетрадь, листов так на сто, в которую он записывал все свои рассказы и сказки. Иногда, к нему приходили разные мысли, и некоторые из них давали себя записать. Это было его «бесплатное хобби», так он определял своё причастие к литературным подброскам. Сказки нигде не печатали, так как все дети давно уже выросли или рождались уже взрослыми. Да он был слишком ленив для того что бы ходить по издательствам и слишком стар, для того, чтобы верить в чудо.
Когда у него заканчивалась тетрадь, он отпускал ей неделю времени на отдых, потом вытряхивал из неё все буквы до одной на стол, аккуратно
их в марлевый мешочек и выдавливал в чернильницу капли чернил. Потом начинал заново заполнять свою тетрадь своим неровным почерком, которому тоже научился ещё в школе и который с годами стал ещё более неразборчив. Иногда, он сам не мог разобрать то, что написал минуту назад, и ему приходилось всё придумывать заново.
Была у него одна единственная любимая буква. Она была из другого алфавита, наверное поэтому, никогда не использовалась им. Но и не выжималась заодно со всеми в чернильницу. Как она попала к нему или оказалась с ним рядом, он не знал. Или не помнил. Да и она не хотела об этом вспоминать. Эта лежала перед ним на столе, возле чернильницы,
Сделанной из черешни. А когда наступала на пятки ночь, Тот клал на неё тетрадь, для того чтобы она тоже могла поспать.
САМ СОН
Сказка начиналась, как и все истории. Спустя немного лет после однажды и ещё столько же после потом...
В один день, хочется назвать его прекрасным, Эта легла спать раньше обычного. Тот что-то дописал в свою, обшарпанную временем, тетрадь и, бросив в неё закладку памяти, закрыл, как всегда положив её на стол. ……
Эта уснула не сразу. Она долго ворочалась, маялась, перебирая в голове мысли, надстраивая планы. Книжное одеяло казалось ей слишком тяжёлым.
Эта шла по бесконечному полю, о чём можно было говорить с полной уверенностью, поскольку краёв его не было видно, даже вооружив глаза.
И это не казалось ей странным, до тех пор, пока она не споткнулась о рельсы, спрятавшиеся в траве. Она читала в каком-то справочнике по выживанию, что тем, кто заблудился в лесу нужно найти тропинку и идти по ней и тогда обязательно куда-нибудь выйдешь, и хотя в чистом поле нельзя заблудиться, думала она, всё равно решила пойти по шпалам, надеясь найти любопытное или выход.
Времени прошло ни много и ни мало, а в отсутствии часов и при наличии счастья, возможно, оно никуда и не шло, а стояло на месте, до тех пор, пока вдалеке не появились очертания остановки. Эта прибавила шаг, хотя расстояние между шпалами и не способствовало удобной походке.
Когда расстояние сократилось ещё на пол взгляда, очертания приобрели законченный образ. Эта уже ничему не удивлялась, так как начиталась всяких рассказов и наслушалась всяких историй, поэтому увидев около рельсов остановку, восприняла это как нормальное явление природы вещей.
На остановке сидел человек и линзой от очков выжигал что-то на деревянной скамейке. Рядом лежала до дыр залистанная газета, пожелтевшая от времени. Он был так увлечён своим занятием, что не заметил случайную прохожую. Эта прошла было мимо, но газета предательски зашуршала, потревоженная ветром, и человек оторвал глаза от своего дела, увидев её.
- Постойте. - Окликнул он.
Эта обернулась, спрашивая себя, зачем ей нужно постоять.
- Вы не знаете, когда следующий трамвай?
- Нет.
- Мне казалось, Вы должны знать всё.
- Когда-то мне тоже так казалось, - попыталась отшутиться Эта, и присела рядом, рассматривая выжженные линзой закорючки.
- А Вы давно ждёте… – спросила она или сделала вывод.
- Давно, – и добавил: - Всю жизнь.
- Как это? – удивилась Эта.
- Понимаете, - оживился человек, найдя собеседника, - этот трамвай останавливается здесь один раз в жизнь и когда-то я на него опоздал.
- Зачем же было спрашивать когда следующий?
- Сам не знаю. Наверное, привычка.
Тут Эта присмотрелась внимательней и лицо этого человека показалось ей знакомым. Так бывает почти всегда, когда испытываешь жалость или симпатию.
«Во всех городах бомжи на одно лицо.» - вспомнились ей чьи-то слова.
- Так чего же тогда здесь сидеть? – со всей своей наивностью, как смогла, спросила Эта, зная, что это не её ума дело, но не в состоянии удержаться.
- Не знаю. Наверное привычка.
Эта полистала газету, между делом пытаясь отыскать там знакомые буквы, но не смогла.
- Сколько раз Вы её прочитали? – поинтересовалась она, заметив дату выхода.
- Я листаю её для того, что бы не забыть, как выглядят буквы. – улыбнулся он. – В газетах никогда не писали ничего интересного, только зря переводили бумагу.
- Да и в книгах. – добавил он с сожалением.
- Зачем тогда нужно помнить буквы?
- Не знаю. Наверное привычка.
Затянувшаяся было пауза быстро прервалась предложением подождать трамвай вместе.
- А часто они здесь ходят?
- Чаще, чем останавливаются.
Эта посмотрела на ржавые рельсы, заросшие травой шпалы и не стала интересоваться тем, как часто тут ходят трамваи. Иногда – это уже чаще, чем никогда.
- А Вы уверены, что он придёт?
- Нельзя быть ни в чём уверенным до конца, но я знаю, что надо ждать.
- Привычка?
Эта встала и, не произнеся ни слова прощания, пошла дальше. Откуда-то сверху опускались вечерние сумерки, но это её не пугало и она смело перешагнула первую шпалу, постепенно опускаясь в непроглядную звёздную ночь.
Долго она так шла или коротко, она не знала, так как буквы живут вне времени, хотя и в пространстве, но неожиданно она услышала стук колёс и едва отошла в сторону, как мимо неё промчался трамвай, освещённый салон которого напоминал метеор, сгоревший в ночном небе. Она даже не успела бы загадать желание, если бы это пришло ей на ум. Единственное, что она заметила, это одинокого пассажира, сидящего на последнем сидении, с раскрытой газетой.
Эта проснулась в тот момент, когда с неё стащили одеяло. Спросонок слепила глаза настольная лампа. В послесоние сна ей привидился трамвай, сошедший с рельс, но она так и не смогла понять до конца, то ли это было ещё продолжение сна, то ли уже собственные домыслы и догадки...
*H - эта. Буква греческого алфавита.
** - рисунок - Хрустальный Ангел