Неспящие в Кракове

Неспящие в Кракове

ПРОЛОГ

Мехико, Мексика. 31 января 1999 года. 2210

Не застегивая легкий плащ, Виктор стремительно сбежал по ступеням отеля «Амбассадор» и сразу оказался под сплошными потоками тропического ливня. Следом спешил насмерть перепуганный портье и с воплями «сеньор Де Марко, Ваше такси будет с минуты на минуту» пытался втащить его обратно под сияющий рождественской иллюминацией козырек. Виктор мягко, но решительно освободил свой левый рукав из его мертвой хватки, махнул рукой ближайшему скучающему желтому авто и, бросив в приоткрывшееся окно «в аэропорт!», хлопнулся на заднее сиденье.
— Двадцать «гринов», сеньор! — лучезарно улыбнулся водитель. Виктор удивленно приподнял брови:
— А чего сразу не пятьдесят?
— Ничего личного, только бизнес… Пробки на шоссе, хозяин, все-таки последний Новый год двадцатого века! Круче только Миллениум…
— Хоть террариум… Плачу тридцать — и чтоб о пробках я не слышал до самого аэропорта!
— Понял, хозяин! — водитель с восторгом вдавил акселератор в пол, такси рвануло с места подобно истребителю на форсаже. Виктор на мгновение влип в спинку сиденья, но машина уже влилась в поток и лавировала в нем хоть и несколько нервно, но без лишнего экстремизма.
Виктор достал из кармана плаща носовой платок, смахнул капли дождя с лица и лысой, как колено, головы, обтер видавший виды портфель крокодиловой кожи с потемневшими от времени бронзовыми застежками, вполне соответствующий имиджу менеджера среднего звена. Глубоко вздохнул, успокаиваясь. Оставалось последнее: не опоздать на самолет. Аэропорт столицы уже не принимал рейсы по причине непогоды, но пока ещё отправлял их по расписанию, особенно «трансатлантики». Даже в канун Нового года.
За мокрыми стеклами состязались в буйстве красок волны автомобилей и праздничный Мехико. За потоками дождя мало что было видно, и взгляд невольно скользнул по забытой на сиденье предыдущим пассажиром вечерней «Novedad de Mexico». В глаза бросился заголовок передовицы: «Новогодний сюрприз из России! Борис Ельцин уходит с поста Президента и называет приемника!»
Виктор удивленно приподнял брови, неспешно достал из футляра очки в изящной золотой оправе, водрузил на переносицу, пробежал скупые строчки информации: «Новогоднее обращение к нации… Болтовня! Дальше… Верным курсом идете, товарищи… Трепло! Демократические преобразования… Да, Высшую партшколу каленым железом не вывести! Ага: назначаю исполняющим обязанности Президента Путина Владимира Владимировича… Понимаешь…»
Та-а-ак… Виктор отложил газету. Путин, Путин… Вице или пониже? Что-то такое было… Кто? Откуда? Ладно, потом вспомнится. Главное — самолет! Впрочем, не обманул драйвер, уже почти приехали. И Виктор по привычке сверился с надежной «омегой». В запасе оставалось еще целых восемь минут.
Такси, поднимая цунами брызг, нырнуло под козырек аэровокзала, поближе к дверям с надписью «Отправление». Сунув довольному водителю три десятидолларовые купюры, Виктор устремился к стойке справочной службы.
По причине многочисленных задержек, зал был битком набит пассажирами. Туристы и бизнесмены, встречающие и провожающие сидели и лежали на полу и в креслах, толкались у стоек многочисленных авиакомпаний в тщетных попытках дождаться свободного места на ближайший чартер, осаждали бары и бистро, все-таки надеясь встретить Новый год если не в небе, то хотя бы за уютным столиком сухого кафе.
Продравшись через разношерстную толпу, Виктор предстал пред карие очи обаятельной руководительницы справочной.
— Доброй ночи, сеньорита, с наступающим Новым годом! Что слышно о чартере Париж-Москва-Токио?
— С Новым годом, сеньор! Рейс уйдет по расписанию, посадка заканчивается через пять минут, терминал «В», секция номер 23. Счастливого полета!
— Gracias, — Виктор откинул назад голову, на секунду смежил веки, замер неподвижно. Потом медленно выдохнул, улыбнулся своим мыслям и пружинистым шагом направился к терминалу «В».

А еще через полчаса громада «боинга-747», грузно оттолкнувшись от полосы и оставляя позади огни аэропорта, душную мексиканскую ночь и новогодний ливень, устремилась в многочасовой рейс через Атлантику, в по-настоящему снежную зиму. Но Виктор этого уже не видел, с первых мгновений полета провалившись в глубокий сон безмерно уставшего человека, хорошо завершившего свою работу.

Часть первая. ТУРИСТ

Глава первая. «Особо важная персона»

Оренбург, СССР, конец мая 1990 года. Утро.

Виктор Владимиров осторожно прикрыл за собой дверь с надписью «Директор бюро молодежного международного туризма «Спутник» и обворожительно улыбнулся чернявой секретарше:
— Ура, Машенька! — и демонстративно развернул перед ней свою еще пахнущую типографской краской заграничную паспортину. — С меня причитается!
— Успели?! — восхитилась скромница-Машенька, к которой Владимиров уже вторую неделю небезуспешно подбивал клинья.
— Вашими молитвами…, — Виктор в галантном полупоклоне поцеловал ей ручку. Директорская дверь приоткрылась, и выглянул сам бдительный Мухин — комсомольско-туристический бог «всея области».
— Не развращай мне кадры, — мгновенно оценил он обстановку.
— Ты — женат, — отрезал Виктор,  — а я — вольноотпущенный орел-стервятник…
— Стервец ты, — беззлобно огрызнулся Мухин. Виктор кивнул:
— Пусть так. Короче, Мария-свет-Львовна, по прибытии «оттуда» за мной — ресторан. Саша, успокойся, исключительно во внеслужебное время!
— Хрен с тобой. Только не забудь: вылет в Киев завтра, в семь местного, а поезд на Легницу тоже завтра, только в двадцать ноль-ноль по-киевски. Или по-московски, как тебе больше нравится. Билеты у старшего группы, зовут Лиля, кстати, классная тётка. Компрене ву?
— Бон! — Виктор отвесил всем церемонный поклон, еще раз пожал Мухину руку. — До скорого, господа!
С тем он и покинул здание обкома комсомола.

На улице май набирал обороты. Безумно зеленела молодая листва, валил с ног аромат цветущей сирени и черёмухи, ослепительно белели яблони. Близился День последнего звонка, и обалдевшие от весеннего духа школьницы отвязно прогуливали занятия.
Виктор свернул с улицы Краснознамённой в сквер имени Осипенко, пресловутые «Лягушки», когда почувствовал спиной догоняющего человека. Многолетнее чутьё не обмануло, бодрый молодой голос окликнул:
— Виктор Сергеевич! Товарищ Владимиров…
Остановившись на «товарище», Виктор медленно обернулся. В спешащем к нему жизнерадостном светловолосом молодом человеке он всеми своими фибрами признал, было, очередного комсомольского активиста, но уже через секунду изменил свое мнение. И на этот раз не ошибся.
— Еле вас догнал, уж больно быстро идёте, — «активист» включил смайл во все 32 зуба и развернул перед носом знакомую до боли красную корочку:
— Капитал Алпеев, Игорь Власович, к вашим услугам. Военная контрразведка.
«Что-то новое, — пролетело в голове. — Так глядишь, ещё и не выпустят «за бугор». Но вслух Владимиров ровно произнёс:
— Очень приятно. Только не совсем понятно, каким боком могу я касаться вашего многоуважаемого ведомства?
Молодой человек радостно кивнул:
— Готов ответить на все ваши вопросы! У вас найдётся для меня несколько минут?
— Пройдём в вашу контору? — со знанием дела осведомился Виктор. — Здесь вроде недалеко…
Гэбэшник поморщился, словно Владимиров сморозил какую-то бестактность.
— Зачем вы так, Виктор Сергеевич! Я к вам сугубо неофициально…
— Ещё скажите: «по личному вопросу», — съязвил Владимиров. Чекист радостно кивнул:
— Именно! По важному лично для вас (это он выделил особо) вопросу! Можно сказать даже — жизненно важному.
«Точно: не выпустят! — оформилась уверенность. — А где же они, собаки, раньше-то были? Не думали, что успею оформить паспорт? И это при их-то осведомленности? Сомнительно… Проще сразу быка за рога…»
— А если по-конкретнее?
Капитан Алпеев кивнул в сторону пустой свежеокрашенной скамейки:
— Присядем? А то в ногах правды, говорят, нет, — и подал пример, ловко усевшись спиной против солнца. Виктор усмехнулся, оценив маневр собеседника, аккуратно смахнул капли утреннего дождя с досок, поддернул брюки и опустился рядом.
— А в чём она, правда? — провокационно улыбнулся он. Капитан понимающе кивнул:
— Ваш острый язык нам известен еще со времен факультетских стенгазет вашего любимого филфака. «Чем бываем мы безобразнее, тем прекраснее наши лица»… Звонкое словцо. И две недели бойкота от ваших однокурсниц — достойная оценка вашего таланта.
Виктор пожал плечами:
— Глубоко же вы копали. Действительно, «контора глубокого бурения».
Алпеев самодовольно улыбнулся:
— Есть такой факт. Но продолжим разговор о вас. Курите? — он протянул пачку инвалютного «мальборо». «Вам могут даже предложить и закурить», — вспомнилось из Высоцкого. Как там дальше?..
— Обхожусь, — усмехнулся Виктор.
— Что ж, побережем здоровье, — вздохнул капитан. Огляделся по сторонам. Помолчали.
Редкие мамаши — день все-таки был рабочий — выгуливали своих малышей. Пенсионеры на лавочках обсуждали очередную политическую муть, вычитанную в ошалевший от собственной смелости и безнаказанности пополам с безответственностью красной, белой, желтой и ещё Бог весть какой прессе. Воробьи плескались в не прогревшихся лужах, поднимая радуги брызг. Жизнь шла своим чередом. Но как-то всё мимо… Из сумрачных раздумий вывел неунывающий Игорь Власович:
— Виктор Сергеевич, вы осознаете, что представляете интерес для иностранных спецслужб?
Это прозвучало таким диссонансом вяло текущим мыслям, что для того, чтобы протянуть время и собраться, Виктор пробормотал:
— Каких именно: ЦРУ, МИ-6, Моссада? Или личной контрразведки царя Ашурбанипала?
— Любых, — беспечно рассмеялся капитан. От его неуёмного веселья становилось как-то не по себе, и Владимиров решил внести ясность:
— И с какой это стати?
— Все очень просто, уважаемый Виктор (можно вас так величать, мы все-таки ровесники?): сразу после окончания университета вы работали вторым переводчиком атташе по культуре в Испании, в качестве практики, так сказать. Потом в отделе шефмонтажа нашей уважаемой «Газдобычи», в составе делегации означенного ведомства посетили с командировками Англию, Италию, Австрию, Германию. Работали переводчиком с иностранными специалистами на строительстве газовых объектов области. Надеюсь, вы помните инструкции, которые подписывали при приёме на работу?
— Да их была чёртова уйма! — возмутился Виктор. — Минимум, пять… Это только то, что я реально помню. К тому же, что такого секретного могу я рассказать проклятым империалистам об их собственном оборудовании, которое, к тому же, они сами у нас и устанавливали?!
— Я не об этом…
— Мало того, — продолжал распаляться Виктор, — перед приемом на работу и перед каждым выездом за рубеж меня обстоятельно и до отупения проверяло ваше же ведомство! Да на мне клейма негде ставить — такой я лояльный!
Игорь Власович предостерегающе поднял руку:
— Всё-всё-всё! Стоп! Проехали. Это всё дела давно минувших дней. Поговорим лучше о насущном.
Виктор насторожился.
— Завтра вы отправляетесь в недельную турпоездку по маршруту Киев-Польша-Западный Берлин-ГДР-Польша. Так?
— А то вам неизвестно…
— Дело не в том, что именно нам известно, а что нет. Просто у нашего ведомства к вам большая просьба как к человеку сознательному, действительно проверенному, патриоту, в конце-то концов...
Виктор чуть не расхохотался: «Господи, как же все просто! Банальная вербовка во внештатные, а то и в штатные стукачи! Верно старшие товарищи учили дурака: не строй версий, не имея фактов!»
— …И по возвращении, при необходимости, сообщите нам, кто из состава группы, по вашему мнению, наименее морально устойчив и легко пойдет на сотрудничество с иностранной разведкой. Инструкции будут следующие…

Они еще часа два бродили по Советской, по набережной Урала, по аллеям Зауральной рощи. Виктор слушал контрразведчика и размышлял о том, что сказал бы и как повел бы себя мэтр Алпеев, если бы знал, что его потенциальный «стукачок»-информатор и не планирует возвращаться в родной город, что для него другими уже давно задуман и расписан совершенно другой финал всей этой поездки.
При этом расстались они вполне довольные друг другом. Да и как иначе, если, в принципе, каждый получил от другого то, что хотел, причем обошлось без неисполнимых обещаний и страшных клятв на крови.
А рано утром, как и обещал комсомолец Мухин, «Ту-134» взял курс на столицу пока еще не суверенной Украины.


Глава вторая. «Попутчик»

Поезд Киев-Легница, на подъезде к польской границе. Утро.

Поезд раскачивался на стрелках, словно утлая рыбацкая лодчонка в шторм, постепенно сбавляя ход. Светало. За окном сплошной стеной тянулись западноукраинские леса, так непохожие на пыльные оренбургские степи. Судя по времени и плавному торможению, поезд приближался к польской границе.
Виктор свесился с третьей полки трехместного международного купе. Прямо под ним разметался на постели здоровяк-кооператор Саша. Судя по невероятно растрепанной цыганской шевелюре и по поникшим «тарасобульбовским» усам, его пробуждение обещало быть  тяжелым.
Ещё ниже, на первой полке, тихо посапывала его молодая жена, студентка Юля. Как смутно вспомнилось Виктору, она вчера была против их посиделок, но, исходя из количества пустых бутылок из-под «горилки киевской» рядом с умывальником, настойчивости ей явно не хватило.
События вчерашнего дня восстанавливались в воспалённом мозгу постепенно, словно изображение на фотобумаге в кювете с проявителем.

… Группа действительно попалась разношёрстная и разновозрастная. Простая компания, под видом турпоездки мечтающая прикупить польскую «джинсу» и косметику, недорогое турецкое золотишко и китайскую электронику. С собой волокли водку, икру, фотоаппаратуру и банальные контрабандные рубли, приобретавшие в бывшей союзной стране, ведущей приграничную торговлю со старшим собратом, статус свободно конвертируемой валюты. Само собой, всё это — вопреки всяким таможенным правилам и международным законам.
С Сашей, недавним студентом а ныне — акулой капиталистического бизнеса, они сошлись ещё в оренбургском аэропорту. Кооператор страдал после бурно отмеченного накануне дня рождения, и они наскоро поправили его здоровье в буфете вполне приличным армянским коньяком, скорешившись на этой почве. Жена Юля пыталась разрушить их вновь создавшийся дружный тандем, но, в конце концов, махнула на всё рукой.
Здесь же, в буфете, они познакомились с «тремя богатырями» из оренбургского политеха — Геной, Димой и Володей. Гена был председателем (или директором — эту тему он как-то очень смутно озвучил) какого-то молодежно-институтско-инновационно-внедренческого центра (как понял Виктор — шараги по отмыванию плохо лежащих комсомольских денег). Гороподобный Дима представился его заместителем, а похожий на колобка в своей кожаной куртёнке (впрочем, отличного германского качества), куцых штанишках и безумно-выпуклых очках лысый Володя — их бухгалтером. Они уже к тому времени засосали по пол-литра водки на брата под тем предлогом, что до Киева ещё далеко, там весь день париться, короче — до самого поезда возможности смочить горло не представится. Как оказалось, это был только пролог их героической эпопеи. В самолете, а потом — в «спутниковском» автобусе троица благополучно продрыхла, зато на вокзале, уточнив ещё раз у групповода Лилечки точное время отправления поезда, «инноваторы» моментом испарились.
Впрочем, и все остальные разбрелись кто куда. Виктор отправился в центр, весь день бродил по знаменитому Крещатику, фотографировал собор святой Софии, любовался набережной Днепра, не удаляясь, однако, от вокзальной площади, так как город практически не знал и не хотел опоздать на поезд.

… В девятнадцать тридцать он уже выходил на перрон, нагнав пресловутых «богатырей».  Колобок-Володя сгибался под тяжестью неимоверной величины рюкзака, а Гена и Дима вдвоем волокли громадную красно-синюю кожаную сумку с надписью «USSR», из которой доносилось мелодичное позвякивание.
— Это?.. — лаконично поинтересовался Виктор.
— Водка, — не менее лаконично ответствовал Гена.
— На продажу?! — не поверил Виктор. — Столько?
«Богатыри» переглянулись.
— Водку продавать грешно, — после короткой паузы выдохнул Дима. — Водку пить надо…
Крыть было нечем, и Виктор направился благоустраивать свой купейный быт.
Саша с Юлей разбирали вещи. Виктор расстегнул свою сумку-«раскладушку», достал и расстелил на столике какую-то «самостийную» газету, выставил три бутылки горилки, достал круг «краковской» колбасы, брынзу и краюху белого хлеба. Александр с интересом следил за его манипуляциями. Разложив перочинный ножик и принимаясь чистить колбасу, Виктор спросил:
— Слыхал, что сказали соседи?
— Пропустил… Донеси! — придвинулся к столу Сашка. Виктор назидательно поднял указательный палец:
— Цитирую по тексту: «Водку не пить — грех!»
Сашка заржал. Юля укоризненно вздохнула и достала стаканы. Мужчины перемигнулись.
Поезд лязгнул сцепками, тронулся и, набирая скорость, покатил в сторону Польши.

— Станция Мостиска, граждане пассажиры. Граница Республики Польша. Паспортный контроль. Просьба приготовить вещи для таможенного досмотра. Не закрывайте двери купе, вам будут розданы бланки таможенных деклараций и образцы их заполнения.
Виктор нехотя сполз с полки, кивнул Сашке:
— Давай, выйдем из купе, пусть Юля переоденется. Потом и мы портки натянем. Не в трико же к полякам въезжать!
— А что? — не понял Саня.
— А то, что на польской стороне, в Пшемышле, колёса будут менять, так что всех часа на три из поезда вытряхнут.
— А на фига менять колеса?
— В Европе колея уже, темнота! — засмеялся Виктор. — С нашими колесными парами там не раскорячишься. Всё, давай, выметайся, не задерживай даму. В коридоре поболтаем. Извините, Юлечка!
— Ничего, я быстро…
Они вышли в коридор и прикрыли за собой дверь. Из соседнего вагона уже доносились командные возгласы пограничников и деловитое бормотание таможенников. Саня неожиданно наклонился и продышал Виктору перегаром прямо в ухо:
— Старик, а ты валюту везёшь?
Виктор вздрогнул:
— В каком смысле?..
— В прямом! — Сашка конспиративно огляделся. — Доллары там, рубли, марки?
— Допустим, — уклончиво ответил Виктор.
— Много?
— На 88-ю статью УК  хватит, — хмыкнул Виктор, осторожно коснувшись внутреннего кармана пиджака, в котором до лучших времён покоились четыре тысячи долларов сотенными купюрами. — И что?
— Да у меня тоже есть, — помялся Саня. Виктор пожал плечами:
— Удивил… У кого в поезде её нет!
— Не в этом дело, — досадливо махнул рукой Сашка. — Залететь боюсь.
— Ну и что такого? В крайнем случае заставят положить её на станции в сберкассу на аккредитив или депозит, как он там называется… На обратном пути заберёшь.
— Хрена с два, — торжественно провозгласил Александр. — По пути домой Мостиску поезд проходит вечером, касса уже закрыта. Придётся изо Львова обратно пилить, лишнее время и деньги.
Виктор задумался, потом осторожно спросил:
— Были прецеденты?
— Да вроде нет, — задумчиво пробормотал Саня. Владимиров гулко хлопнул его по спине:
— Вот и не бзди раньше времени. Как говаривал великий Остап Бендер, «…будут бить — будете плакать!» Юля, наверное,  уже переоделась, пора и нам светский лоск навести. А то мечемся по вагону, что горьковские босяки.

Они уже почти переоделись, во всяком случае, Владимиров повязывал галстук, когда в дверь постучали. Сашка оторвался от заполнения декларации и вопросил:
— Кто?
Дверь приоткрылась, и в купе заглянула молодая белокурая женщина лет тридцати. По-моему, из второго купе, подумалось Виктору. Он приметил её ещё на киевском перроне по тому, как она держалась особняком ото всех. Было в ней что-то отчуждённо-печальное: и в глазах, и в гордой посадке головы, в ровной плывущей походке.
Сейчас на ней был просторный красный свитер крупной вязки с широким воротом и модные в этом сезоне чёрные джинсы-«варёнки».
— Извините, мальчики, если помешала! Вы меня не выручите?
— Я женат, — стремительно отреагировал Сашка. — Вот он — свободен!
Виктор аж подпрыгнул. Женщина смутилась:
— Я не знаю, что вы имеете в виду, но я…
— Стоп-стоп-стоп! — успокаивающе поднял руку Виктор. — Нашли, кого слушать… По порядку: что, собственно, случилось?
— Понимаете, — гостья скользнула в купе, присела на краешек откидного стула и прикрыла за собой дверь, — у меня в багаже — перебор по водке. Ведь можно провозить литр, а у меня целых десять бутылок… Вы не могли бы взять часть к себе, пока не пересечём границу?
— Тут я действительно не помощник, — вздохнул Саня. — У нас с супругой тоже восемь флаконов на двоих, так что… Увы!
Он развел руками.
— Зато я пустой, — засмеялся Виктор. — Тащите вашу контрабанду, штук шесть я провезу легко, а за две оставшиеся, я думаю, вас не шибко заругают.
— Спасибо большое, я сейчас, — она выбежала из купе, оставив после себя быстро улетучивающийся аромат волнения пополам с дуновением дорогих французских духов. Виктор вышел следом, провожая её взглядом. В этот самый момент из соседнего купе выплеснулся шеф-комсомолец Гена. Был он отчего-то во фрачной сорочке с бабочкой, при бриллиантовых запонках, в синих — в белый горох — трусах, черных носках и лакированных туфлях «от Гуччи». Брюки элегантно отсутствовали, оставляя почву для раздумий. Вцепившись в околооконный поручень, он некоторое время устремлял остекленевший взгляд в серый бетон станционного здания, потом перевёл его на Виктора и по-детски жалобно заявил:
— Знаешь, а я не могу больше пить…
И медленно сполз на алую дорожку коридора. «Прямо Канны, Спилбергу и не снилось», — констатировал Виктор про себя, а вслух рявкнул:
— Александр, тут у нас авария! Намечаются такелажные работы!

В конце концов, все пограничные и таможенные формальности, как советские, так и польские остались позади. Состав стоял на приграничной польской станции Пшемышль, пассажиров вежливо попросили покинуть вагоны: начиналась операция по замене колесных пар.
Виктор стоял на перроне и наблюдал, как цепкие лапы желто-полосатых гидравлических подъёмников ловко поднимают все девять вагонов состава одновременно. И тут он почувствовал, что к нему кто-то тихо подошёл. Обернувшись, он увидел свою новую знакомую. Впрочем, вот познакомиться-то они как раз и не успели, кстати, подумалось вдруг. Что ж, самое время…
— Ещё раз здравствуйте, — первой улыбнулась она. Улыбка Виктору понравилась. Без тени жеманства, добрая и открытая. Он улыбнулся в ответ.
— Ещё раз… Действительно. Пора бы и познакомиться. Меня зовут Виктор Сергеевич. Или просто — Виктор. А Вас?
— Наталья Николаевна… Наташа.
— Вот что, милая Наташа, здесь неподалеку есть маленькое тихое кафе. Пока наши орлы инспектируют местные магазины, предлагаю пойти туда и выпить что-нибудь горячительное. Или просто горячее, — добавил он, подумав мгновение.
Она кивнула, он взял её под локоть и повел в город.


Глава третья. «Заграница»

Польша. Станция Пшемышль. Полдень.

Кафе действительно было почти пустым, но тихим его можно было назвать с большими оговорками. Дело в том, что в дальнем углу чисто по-русски резвились временно протрезвевшие соседи-комсомольцы. Как им удалось прийти в человеческий вид, для Виктора оставалось загадкой, но сейчас они активно стремились загладить эту свою оплошность. И им это успешно удавалось.
Завидев Виктора, временно оживший Гена взвился над столиком и энергично замахал руками:
— Ва-у! Соотечественники! Спаситель мой! Швартуйтесь к нам!
Виктор нерешительно оглянулся на Наташу:
— По-моему, насчет «тихого кафе» я несколько погорячился…
— Неудобно как-то уходить, — смутилась Наташа. — Обидятся люди.
— Виктор Сергеевич, — могучий Дима уже волок от ближайшего столика недостающие стулья, — Натали… Прошу к  нашему шалашу, так сказать.
— Спасибо, — Виктор усадил Наташу, присел сам. Взял початую бутылку, осмотрел этикетку. — Джин… Непорядок, граждане. Что-то это на вас непохоже. Мельчаете. А заявленный накануне патриотизм? Почему на столе нет отечественной королевы напитков?
— Иссякла родная королева, — вздохнул Вова-бухгалтер. Он достал из-под стола пустую литровую бутылку польской «виборновой». — А местная, хоть и хороша, а не та.
— Слушай, брат, — наклонился к Виктору Дима. — Продай нектару! А то до Легницы ещё десять часов шарить, высохнем, в натуре!
— И по чём возьмешь? — деловито поинтересовался Виктор. Дима расплылся в улыбке:
— По десятке за флакон. В смысле, десятке «баксов»…
Наташа вздрогнула, Виктор даже не повел бровью.
— В вагоне заберёте.
— Сколько? — затаил дыхание Гена.
Виктор кивнул Наташе:
— Сколько?
— Десять, — робко сказала она.
— Десять, — подтвердил Виктор.
— Спасители! — восторженный Дима уже отсчитывал зелёные «американские рубли». — Вот, стольник… Вова, плесни спасителю стопарик, а даме закажи шампанского.
— Да, мой генерал, — браво козырнул Вова и бросился к барной стойке за шампанским.
— А что вы собираетесь покупать? — по-женски наивно спросила «инноваторов» Наташа. Те озадаченно переглянулись, им на помощь пришёл Виктор:
— Милая, что  может купить в Польше человек, который носит на руке подержанный «мерседес»? Да, Гена?
Гена внимательно посмотрел на свой золотой «роллекс».
— «Мерседес» — не «мерседес»… Хотя, что-то около того. С браслетом, — уточнил он, немного подумав. Гена уже почти полностью оправился от похмелья и теперь был повышенно галантен.
— Как вы правильно заметили, соотечественники, товарно-денежные отношения с местным населением нас интересуют мало. Точнее — не интересуют совсем. Мы, так сказать, Миклухо-Маклаи духа, несем отечественную культуру в широкие массы польской интеллигенции.
— Насчёт культуры ты не погорячился? — позволил себе усомниться Виктор. Гена предостерегающе поднял руки:
— Послушайте сюда, господа! (Наташа, как вам шампанское? Недурное, «Мадам Клико», если не ошибаюсь…) Наш маленький, сплоченный коллектив, — он широким округлым жестом охватил своих. Дима кивнул. Лупоокий Володя уже пристраивался левой щекой в блюде с винегретом, —  целый год вкалывает, как проклятый, ради одной цели: по весне, а иногда и летом отправиться в дальние страны и потратить с пользой для себя честно заработанные инвалютные копейки. Осуществить, образно говоря, «круговорот бабла в природе». А прикупить шмотьё или там технику мы в любое время и в Союзе можем. Так-то.
Виктор похлопал в ладоши:
— Браво! Действительно свежий подход к экспансии советской культуры на Запад. Или Восток. И давно вы так миссионерствуете?
— Третий год, — откликнулся Дима, осоловело смотревший до этого в окно. — В прошлом, по осени, катались по Вьетнаму и Таиланду, например…
— И — как?
Дима икнул, сделал добрый глоток джина:
— Водка — дерьмо, девочки — класс! Особенно в Таиланде. И море ещё не загажено.
— Океан, — сквозь сон изрёк Володя. Гена похлопал его по спине:
— Голова! Верно: океан. Ну, что пить будем? До отправления, — он глянул на свой шедевр швейцарского часового мастерства, — ещё целый час.
— Я — кофе. Можно без молока, — сказала Наташа. Виктор кивнул:
— Пожалуй, и мне того же, — он обернулся к стойке бара. — Hay, Garson, two caps of coffee, please!
— Можешь с ними по-русски, — хмыкнул Дима. — Они тут все по-нашему «шпрехают». Львов-то рядом. Мы к ним на рынок с золотом и водкой, они к нам с нашими же рублями. Встречные перевозки, так сказать. — Он поднял бутылку джина в приветственном жесте. — С прибытием в Польскую Республику, товарищи, в страну рыночной, а точнее — базарной экономики И чтоб всем нам было хорошо!
Он залпом осушил бутылку. Ему действительно уже было хорошо…

— Весёлые ребята, — констатировал Виктор, когда они с  Наташей вышли-таки из кафе.
— Похоже, трудная будет у них поездка, — задумчиво произнесла Наташа. — Столько пить, да ещё и с утра… Что же с ними будет к вечеру?
Виктор пожал плечами.
— Что с ними будет к вечеру, я, например, прекрасно себе представляю. Наблюдал лично. Но здоровья, однако, у них не отнимешь! Можно только позавидовать…
— Да чему ж тут завидовать! — попробовала возмутиться Наташа. Виктор предостерегающе поднял руку:
— В принципе, конечно, нечему. Это я так, для поддержания разговора. Зато вот тебе наглядный пример принципиально нового подхода к изучению всемирной экономической географии: карта мира с точки зрения цены и качества крепких спиртных напитков! «Ноу-хау», в своём роде…
Наташа засмеялась:
— Это верно! Где только ребята не побывали…
— «В общественном парижском туалете есть надписи на русском языке», — процитировал Виктор. — А сама-то часто катаешься?
— В первый раз. Это подружка постоянно ездит, вот и присоветовала. Привезла прошлый раз кучу классного ширпотреба, ребёнку одёжку, себе кроссовки. У нас сам знаешь как с этим: либо в «комках» кооперативное дерьмо, либо с рук у спекулянтов втридорога. Раньше хоть в Москву ездили отовариваться, так сегодня сама Москва подсела на карточки. Вот я и решила «подчелночить» немного. Не на продажу — себе да ребёнку прикупить по малости.
— Ребёнку?
— Дочке. Три годика.
— А муж чего не поехал? Дорого?
— А мужа и не было никогда. Так, мелкое недоразумение, не мужик. Он у нас в независимость играет, этакий «изредка приходящий» папа.
Со стороны станции раздался резкий тепловозный гудок. Виктор огляделся, прислушался:
— Сомневаюсь, что это зовут персонально нас, но лучше поторопиться. Я намного спокойнее чувствую себя в купе до той поры, пока не вылезу на конечной станции. С детства панически боюсь отстать от поезда…
— Я — тоже! — улыбнулась Наташа.
— Тогда — вперёд! Точнее — назад, на станцию!
Они направились к платформе, где двери вагонов уже жадно заглатывали припозднившихся пассажиров.

Время перевалило далеко за полдень. Огромное багровое солнце неуклонно катилось к закату. Мимо проносились поля и перелески, среди которых здесь и там попадались аккуратные польские деревеньки, так непохожие на родную сельскую разруху.
Кооператор Саша с тоской смотрел в окно, не в силах оторвать глаз от раскинувшейся перед ним идиллической пасторали. После вчерашнего он уже практически оклемался и даже проигнорировал призывы Виктора продолжить «активный отдых».
— Всё,  — категорически заявил он. — До Легницы я — в полном пассиве. Минералки там не осталось? — заискивающе обратился он к супруге. Юля протянула ему новую бутылку «сельтерской». Он лихо сбил крышку и жадно припал к горлышку. Юля сердито отобрала заветный сосуд, наполнила чашку, протянула:
— Горе моё… И таких пускают за бугор! Алкоголики и развратники.
— Развратники?! — встрепенулся Виктор. — Колись, Шурик, когда успел?
Сашка вздохнул.
— Еще не успел… Это меня так, авансом причёсывают…
— Ну, как говорится, хозяин — барин, — Виктор тяжело поднялся и вышел в коридор. Из соседних купе доносился гомон голосов и грохот передвигаемой клади: народ активно готовился к прибытию в Легницу. Оставалось каких-то полчаса пути. Виктор старательно попытался вспомнить всё, что знает об этом городке, но кроме того, что тот является побратимом родного Оренбурга, и что здесь располагается какая-то огромная советская военная часть, он так ничего вспомнить и не смог.
Коридор постепенно наполнялся многочисленными сумками осатаневших от поездки туристов. Снаружи уже стемнело, и народ тревожно гадал, подгонят «польские товарищи» автобус к вокзалу или, «как в прошлый раз», придется гостиницу самим искать впотьмах. А поезд тем временем тормозился, выдыхаясь в своем марафонском беге, наконец в последний раз дёрнулся конвульсивно на приблудившейся стрелке и затих у пустынного перрона провинциальной польской станции. Виктор сдёрнул с верхней полки свою дорожную сумочку, так непохожую на монстрообразные клетчатые сумки попутчиков, отобрал у Юли поклажу и, бросив Александру «С вещами на выход!», двинулся по коридору. Пропустив вперёд особо нетерпеливых, он наконец ступил на ещё теплый пустынный перрон ночного вокзала.


Глава четвертая. «На новом месте»

Польша. Легница, центр Легницкого воеводства. Отель «Полона». Утро.

«Солнце красит ярким цветом стены древнего Кремля», — настойчиво гнусавил над головой Сашкин голос. И натужно ревела басом электробритва. Солнечный зайчик полоснул по воспаленным векам и окончательно прогнал последний утренний (или дневной?) сон. Виктор разлепил глаза и трудно сел на кровати. Внутри головы прокатилось чугунное ядро и гулко громыхнуло о переднюю стенку черепной коробки. Из глаз посыпались искры. Но видимость постепенно наладилась. Как и резкость. Даже стали всплывать отдельные эпизоды вчерашнего вечера. Это радовало: алкогольный задор попутчиков явно шёл на убыль.
В номере было чистенько и — если не считать некоторого бардака, наведенного Сашкой — вполне аккуратненько. Типично «шляхетская» гостиница, душ и туалет на этаже, в номере две кровати, стол со стульями, зеркало и шкаф. Спартанская обитель…
У зеркала неистово выворачивал скулу в бесплодных попытках сбрить проволочную щетину Александр. Был он удручающе трезв, сразу видно, что не общался вчера вечером в гостиничном баре с архаровцами-комсомольцами. Типичный «руссо туристо» при полном «облико морале». Юлька может гордиться таким мужем…
Чего не скажешь обо мне, подумалось Виктору. Да и кому, кроме Родины, мной гордиться, в самом-то деле!
— Жив? — жизнерадостно поинтересовался Сашка. Виктор вздохнул:
— Местами…
— Какими? — оживился сосед.
— Во всяком случае, не головой, — пробормотал Виктор. — Чем вчера всё кончилось?
— А ничем особенным, — пожал плечами Александр. — Ты прибился в баре к трём богатырям, поскольку моя половина категорически отказалась отпускать меня с тобой в «свободное плавание». А около полуночи ты уже скрёбся в наш номер, хотя, убей меня Бог, не пойму, как ты его нашёл!
— А паспорт?..
— Паспорт портье относил я, забирай. Не теряй.
Александр протянул заветную красную книжицу. Виктор благодарно икнул и потянулся к стоящей на прикроватной тумбочке бутылке «карлсберга» — остаткам вчерашней роскоши. По мозгам шарахнуло, словно кувалдой, но мысль окончательно прояснилось, а пол с потолком вернулись на свои законные места. Жизнь продолжалась.
Виктор встряхнулся.
— Что у нас сегодня по плану?
Сашка смотрел на него с восторгом. Выдержав паузу, вежливо спросил:
— Послушай, ты случаем не Джеймс Бонд?
Виктор вздрогнул.
— Откуда такие дикие аналогии?
— Только настоящий супермен может за три минуты привести организм в порядок после нескольких часов алкогольного общения с оренбургскими комсомольскими активистами! Вот!
— Да, шпионы обычно попадаются на мелочах, — с досадой прокомментировал Виктор. — Каюсь… А все-таки, что насчёт расписания?
— Народ ринулся на рынок,  метить территорию.
— А ты?
— А для чего мне жена? — резонно вопросом на вопрос ответил Саня. С этим трудно было не согласиться. — После обеда — экскурсия в Болеславец, там дом-музей Кутузова.
— Читал, — Виктор нащупал под кроватью тапочки, поднялся, потянулся навстречу солнцу, заполнившему окна. Жизнь и вправду налаживалась. Не шибко хотелось думать о предстоящих проблемах, да и о завтрашнем дне вообще. Хотелось стать как все, пойти на рынок и даже что-нибудь продать. Словом, влиться в социум. — Дальше?
— А дальше плотный ужин и крепкий сон. Экскурсия займёт всю вторую половину дня.
— Это хорошо. Надо приходить в себя. А то так и Берлин не посмотришь, подхватишь раньше «белую горячку». Ладно, пойду, проведаю собутыльников, как там они, живы ли…
— Только без продолжения, — крикнул вслед заботливый Сашка. Виктор спиной выразил возмущение и вышел в коридор.

Номер активистов располагался, как оказалось, как раз напротив. Да его и невозможно было бы спутать ни с каким другим только из-за богатырского храпа, доносившегося из приоткрытой двери. Виктор тихонько вошёл.
В двухместном номере на трёх (!) кроватях — видимо приволокли из соседних апартаментов — возлежали при полной амуниции вчерашние собутыльники. Вещи были разбросаны по комнате в творческом беспорядке, на пустом столе стояла початая бутылка какой-то польской водки и пустой гранёный стакан. В тот самый момент, когда Виктор проник внутрь, гигант-Дима вспучился над кроватью, осторожно поднялся и, мутно глядя прямо перед собой, двинулся к столу. Было в нём что-то от распропагандированных американскими ужастиками зомби.  На полном автопилоте зам председателя наполнил стакан «всклянь», не дрогнув фиброй, опрокинул его содержимое в бездонную пропасть глотки, развернулся, дошагал до постели и рухнул, как подрубленный молодой дубок. Его храп влился в хоровой стон товарищей. «Этот стон у нас песней зовётся…»
Виктор покачал головой и тихонько вышел, прикрыв за собой дверь. Впереди был первый день полного безделья и созерцания. Его первый туристический день первой турпоездки.

— Ну, и как вам экскурсия? — Наташа поправила итальянские тёмные очки, внимательно посмотрела на своего соседа. Виктор был погружён в задумчивое созерцание пробегающих за окном автобуса пейзажей. — Я не мешаю? Вы что-то совсем затихли…
Виктор встряхнулся:
— Да так, задумался…
— О чём, если не секрет?
— Как раз об экскурсии… Меня потрясли цифры.
— Какие именно? — Наташа даже сняла от удивления свои «хамелеоны». — Вы что, даже слушали экскурсовода? Мне показалось, что всё время вы витали где-то далеко…
— Слушал, слушал… А цифры простые: если помните, в Бородинском сражении с обеих сторон погибло около 125 тысяч солдат.
— И?
— Это всего лишь за сутки боя! Без современной артиллерии, танков, самолётов, автоматов и бог знает чего там ещё! Для статистики: в Афгане за 10 лет погибло 15 тысяч. Понятно, что и это слишком много, но все-таки какие масштабы битвы…
— А ещё?
— А ещё когда мы ходили на могилу Кутузова, и нам сообщили, что в битве за маленький ничем не приметный и почти незаметный на карте мира городок Болеславец погибли 380 Героев Советского Союза. А на заборах эти «освобождённые поляки» пишут: «Русские, убирайтесь со своими танками!» И это за всё хорошее. Оккупанты мы, оказывается здесь, а никакие не освободители.
…Автобус катился по гладкой, как стекло, дороге в сторону Легницы. Виктор и не ожидал, что экскурсия в дом-музей Кутузова так выбьет его из колеи. Ну, читал он, что великий полководец скончался в любимом им польском городке от воспаления лёгких, которое и приобрёл, кстати, из-за любви поляков, которые в прямом смысле слова носили его на руках в апрельские холода в легком мундире. Учил что-то и о Бородинском сражении в школе, в институте. Но здесь, на месте он с неожиданной остротой ощутил всё величие российской Истории, поразившись тому, как мало мы сами знаем и помним о своём величии, память о котором хранят отчего-то тихие пожилые полячки-экскурсоводы в далеком польском городке.
И уже поздним вечером, лёжа в своём номере, ему вдруг до одури захотелось домой, в Россию, посидеть в Ленинке, поднять всё, что там есть по истории Отечественной войны 1812 года, чтобы ещё раз прикоснуться к подвигу тех давно умерших солдат и генералов, которые стали живой легендой на чужбине, но канули в Лету для миллионов соотечественников. И сделать хоть что-то, чтоб помнили… Дома.

Поход на местный рынок Виктор откладывал, раз за разом отклоняя предложения остальных составить компанию. Отчего-то ему претили подобные походы даже дома. Тем более, что не было желания смотреть, как наш россиянин-«азиат» унижается, пытаясь втереть «европейцу»-поляку бутылку водки или золотую цепочку, взамен добывая тёртую «джинсу» или китайскую магнитолу. Но избежать неизбежного никому не дано!
…Сашка ворвался в номер на манер тайфуна. Виктор возлежал на постели и переваривал завтрак перед тем, как выйти на утреннюю прогулку.
— Вставай! Проспишь всё на свете! — долговязая Сашкина фигура просто-таки ломалась от нетерпения. — Там такое…
— Какое? — флегматично отреагировал Виктор. Меньше всего ему хотелось активного отдыха с утра пораньше.
— Там Димка с Геной фотоаппаратуру на рынке продают! 
— Тоже мне сенсация! Здесь каждый первый что-то да продаёт, — философски отметил Виктор. И добавил после короткой паузы:
— Кроме меня, естественно…
Но Сашка без лишних разговоров схватил его за рукав и потащил прочь. С минуту Виктор по инерции сопротивлялся, но потом покорился неизбежности. Накинув куртку, он последовал за соседом в направлении рынка, который располагался практически на соседней площади.
Сравнительно небольшое, огороженное решетками пространство было переполнено продающими и покупающими кажется со всего света. Точнее, продающих было полным-полно, а покупающие только одни — родные отечественные туристы, к тому же — из собственной группы. Торговали кто чем: джинсами и джинсовыми куртками, польской или югославской косметикой, автомобильными и просто магнитолами и прочей приятной и дефицитной в своём отечестве мелочью.  Продавали поляки и турки, чехи и югославы, даже восточные немцы приобщились к радостям свободной торговли.
И среди этого апофеоза спекуляции, на зеленой и выпуклой как пупок крокодила клумбе возвышался богатырь Дима с фотоаппаратом «Киев-6С» на шее. Пребывал он в сомнамбулическом состоянии, покачиваясь взад-вперёд, из-под джинсовой бейсболки на лоб и далее по щекам стекал обильный пот. Майка с надписью «Perestroika» под светлой ветровкой тоже покрылась темными пятнами. Дима спал… Стоя…
Но это ещё не всё! У его ног, раскинувшись во все зелёное пространство клумбы, спал Гена! Он возлежал на спине, подставив весеннему солнцу широкую грудь, а на животе у него был выставлен на продажу отечественный «Зенит-Е». Гена блаженно улыбался во сне, ощущая некое удовольствие от подобного виртуального торжища.
Вокруг толпились поляки, поражённые столь необычным и недоступным им, простым смертным торгашам, способом реализации дефицитного (а фотоаппаратура советская была в странах соцлагеря реальным дефицитом и спросом пользовалась устойчивым) товара.
В стороне осторожно прохаживался полицай, не зная, как вести себя в подобной ситуации. Эти русские, с одной стороны, пьяны, как разорившийся шляхтич, и должны быть задержаны за нарушение общественного порядка, но, с другой стороны, они не нарушают правил свободной торговли, не буянят (пока) и даже не матерятся, что уже само по себе удивительно и вызывает подозрение…
Даже из своего далёка Виктор слышал натужный скрип полицейских мозгов, но мог только посочувствовать служителю порядка в его нелегкой ситуации. А Саня тихонько так проинформировал на ухо:
— Говорят, сегодня вечером мы хором идём на стриптиз…
Это было почище Димы с Геной! От неожиданности Виктор отпрянул:
— Да ну!
— Точно, — гордо распрямился Сашка. — После ужина, в двадцать ноль-ноль.
— Та-а-ак, — пробормотал Виктор. — И надолго?
— Говорят, на всю ночь…
— Дивны дела твои, Господи, — перекрестился Виктор. — Что же случилось с нашими идеологическими органами, что такое допускают?
— А им сейчас не до нас, — хохотнул Сашка. — Они перестройкой заняты. Помнишь, как в том анекдоте? На том свете Хрущёв встречается с Брежневым и спрашивает: «Чего ты там, Ильич, такого понастроил?» «Да ничего вроде» — отвечает тот. — «А ты, Сергеич?» «И я — ничего!» «Так что же он там перестраивает?»
Виктор невесело хохотнул. Санька заговорщически подмигнул:
— По пивку, пока моя половина торгует?
— Идем, жертва семейных отношений… Только подальше от этого торжества (или торгашества?) капитализма!


Глава пятая. «Город контрастов»

Польша. Легница. Ночной бар «Зодиак». Вечер.

Ночной бар «Зодиак» оказался на поверку вполне респектабельным, в меру тихим заведением, располагавшимся относительно недалеко от отеля, причём настолько недалеко, что организаторы культурной программы всё же сэкономили-таки на автобусе и предложили желающим приобщиться к буржуазной массовой культуре пройтись до места приобщения пешком. Но настроение у всех было великолепное в ожидании очередного «западного» чуда, запретного до поры в родном отечестве, и никто возражений не высказал.
Наташа старалась не отходить от Виктора, так как уже давно с чисто женской интуицией почувствовала в нём защитника и покровителя. На «ты» они перешли ещё вчера, окончательно убедившись в общности интересов и мнений. К ним пристроились Саша с Юлей, так вчетвером они и заняли овальный столик в стороне, возле небольшого фонтанчика, дающего, как оказалось впоследствии, живительную прохладу.
Пока все рассаживались, Виктор оглядел зал. За соседним столиком шумно размещались «богатыри», попутно допивая прихваченное по дороге пиво. Вид у них был самый что ни на есть благодушный, чувствовалось, что зрелища такого рода им не в диковинку. Дима сразу же углубился в меню, Гена принялся шумно звать официанта, причём по-польски, чем изумил Виктора несказанно. Володя в который уже раз протирал свои «рыбьи» окуляры в надежде разглядеть что-нибудь путное.
В углу небольшой джаз-бэнд тихонько наигрывал что-то «орлеанское»,   в табачной полутьме качались несколько уже изрядно загрузившихся спиртным пар. Им программа нужна была постольку, поскольку… А так народу было немного, как-никак — рабочий день в середине недели.
Виктору почему-то вспомнился такой же вечер в небольшом кафе в аэропорту «Шереметьево-2», накануне его первой длительной  командировки… Мелодия блюза и невесть откуда взявшиеся, но отчего-то запавшие в память слова:

Орлеанский блюз…Плачет саксофон,
Из медного  нутра, как нервы, тянет звуки.
И глоток вина, злой хрустальный стон.
Мы глядим в глаза, неловко прячем руки.
Музыка ведёт словно в никуда…
От неё, как от себя, не спрятаться, не скрыться.
Просто он сейчас уходит навсегда
И больше ни ко мне и ни к себе не возвратиться…

Он встряхнулся, решительно гоня прочь ненужные воспоминания. Решив удивить народ, как свой, так и местный, Виктор к каким-то невероятно ароматным аппетитным местным ростбифам заказал родную чёрную икру и «Русскую водку», чем сразу же расположил к себе громилу-метрдотеля. Саня пришёл в восторг от упавшей с неба халявы, Юля только скептически покачала головой, но серьёзных возражений не высказала, зато Наташа возмутилась такой расточительности и не преминула упрекнуть Виктора в «совковом барстве». Тот только пожал плечами и предпочёл остаться при своём мнении, тем более, что свет окончательно погас, знаменуя начало демонстрации «голой правды», как отозвался о сути стриптиза Сашка.
В свете галогеновых ламп появилась совсем юная девчонка, впрочем, вполне элегантная и фигуристая. Наши притихли, потрясённые своей смелостью и общей вседозволенностью. С каждой минутой развернувшееся действо захватывало народ всё больше, тем более что одежды на дивчине оставалось, соответственно, всё меньше. Виктор, за свои многочисленные командировки по клоакам мирового империализма насмотревшийся всякого, всё своё внимание сосредоточил на соседях.
Сашка откровенно «поплыл», и это при, что называется, живой жене! Глазки его уже осоловели, на лбу выступила испарина, пальцы судорожно сжали ножку фужера с вином.  Виктор ожидал соответствующей возмущённой реакции от Юли, но, взглянув на неё, просто оторопел: верная спутница жизни, подстать мужу, потрясённо замерла и смотрела на стриптизёршу, как кролик на удава! Ожидая чего угодно, Виктор осторожно перевёл взгляд на Наташу.
Его поразил взгляд молодой женщины, в котором вместо вполне понятного интереса сквозила какая-то безысходная тоска и материнская жалость — чувства никак не уместные в этом безумии света и красок! Дождавшись конца номера и продолжения танцевальной программы, он пригласил Наташу на танцпол.
Пары кружились в нежном мареве блюза. Виктор наклонился к Наташе и тихо спросил:
— Что-то случилось?
— С чего ты взял? — в голосе женщины слышалась незнакомая отчуждённость. Виктор решил не принимать тон во внимание и продолжил:
— Во время стриптиза… Что это было? Откуда такая мировая скорбь?
Наташа нервно передёрнула плечами:
— Да просто накатило… Представилось вдруг, что не сегодня — завтра подобное «светлое будущее» докатится и до нас… И наши дети, дочери… Моя Иришка, например… Вот они… С детства приобщившись ко всему этому, не найдя работы пойдут на такой вот подиум! Не потому, что им это будет нравиться, нет, то — другое дело… Просто чтобы прокормить семью. А новоявленные отечественные «нувориши» будут сальными пальцами совать им в трусики долларовую зелень и тискать после представления! Какая мерзость! Впрочем, тебе не понять, у тебя нет дочери…
— Нет, — покорно согласился Виктор. И, чтобы сменить скользкую тему, предложил:
— А давай свалим отсюда?
— Куда?
— Да никуда. Просто погуляем по городу, подышим импортным воздухом. Как идея?
— Спасибо, — она чуть приподнялась на цыпочки и осторожно поцеловала его в мочку уха. — Только тебе не будет обидно? Пропустишь шоу…
Виктор усмехнулся.
— Я, если честно, таких «шовов» насмотрелся уже давным-давно, только там был и класс повыше, да и я помоложе… Идём!
Раскланявшись с супругами, всё ещё шалевшими от увиденного и потому не проявившими излишнего любопытства, Наташа и Виктор вышли из бара на крыльцо. То, что они увидели здесь, мгновенно вышибло все последние впечатления!
Перед крыльцом стояла патрульная полицейская машина, а два полицейских в полной амуниции, при пистолетах и дубинках, остолбенело взирали, как на мраморном крыльце в хлам пьяный Дима обнимает громадную полицейскую овчарку в строгом ошейнике и что-то ей втолковывает по-английски. Судя по тому, как волкодав благодушно облизывал Димину пьяную рожу, между ними было достигнуто полное взаимопонимание и даже зарождалось некое подобие дружбы. Вокруг потрясённо молчала вышедшая на крыльцо покурить и просто подышать воздухом смешанная русско-польская подгулявшая толпа. 
Чтобы не разрушить идиллию, Виктор и Наташа на цыпочках спустились с другой стороны крыльца и углубились в лабиринт ночных улиц.

Они бродили часа два по ночной Легнице, непривычно светлой по сравнению с отечественными городами. Читали названия улиц и вывески магазинов, купаясь в звуках чужого языка. Дышали ароматами такой знакомой сирени и белоснежных яблонь, угадывали незнакомые марки припаркованных машин или просто любовались звёздным небом. И уже на подходе к отелю, когда первые лучи солнца готовы были вот-вот проклюнуться из-за горизонта, они увидели картину, которая, к счастью, стала недоступна благостно отсыпающемуся рабочему населению маленького польского городка.
Гена и Дима возвращались домой, в отель. Впереди шёл «человек-гора» Дима. Двигался он точно по осевой разметке, по самой что ни на есть середине улицы, с закрытыми глазами походкой киборга-убийцы. Время от времени он всхрапывал и шумно вздыхал.
Следом «на автопилоте» брёл Гена. Он тоже подрёмывал. Но не спал, так как на очередном повороте сноровисто ухватил Диму сзади за ремень джинсов, откинувшись, как яхтсмен, откренивающий яхту, развернул его в нужном направлении и дал полновесного пинка под объёмистый джинсовый зад. Дима при этом признаков пробуждения не проявлял. Так они и добрались до гостиницы. Где затерялся лупоглазый Вова, осталось загадкой.

«И было утро — день третий», — отчего-то на библейский момент подумалось спросонья. Владимиров не спешил разлеплять веки, хотелось ещё немного поваляться, как в совковые заветные выходные, когда после бесконечной недели так тянет «добрать» недостающие сонные часы! И вообще, сегодня контрольный день. Завтра начинаем совсем другую жизнь. По другую сторону символической — и не только! — границы миров.
В номере Сашки не было, видимо, с утра свалил вершить бизнес. Виктор не спеша, обстоятельно принял душ, оделся в нечто нейтральное и отправился в ближайшее кафе, примеченное ещё накануне. Оставалась ещё пара дел, потом можно было спокойно предаваться ожиданию завтрашнего дня.
В кафе было по-утреннему пусто. За дальним столиком чопорно восседала пожилая пара, явно из западных немцев, подумалось Виктору. Это было заметно по суетливости молоденького официанта. «Восточных товарищей так не обслуживают, — усмехнулся про себя Владимиров. — Дойче марка здесь в большом почёте! Вот, кстати, и возможность себя в который раз проверить…»
Он вальяжной походкой направился в дальний угол и, проходя мимо столиков «бундесов», вежливо кивнул и произнес по-немецки:
— С добрым утром, господа! Не подскажете, варят здесь приличный кофе?
Пожилой бюргер восторженно вознёсся над столиком:
— Приятно встретить в этой глуши соотечественника! Сделайте одолжение, составьте нам компанию!
— Мне, право, неудобно…
— Ничего, ничего, молодой человек, — прожурчала его спутница. — Скрасьте наше уединение!
Виктор чопорно кивнул:
— Если только так … — он придвинул плетёный стульчик, аккуратно опустился, поправив светлый пиджак. — Так что насчёт кофе?
Немец поморщился:
— Юноша, настоящий кофе я пил только в Колумбии, в 61-м. Но, за неимением возможности перенестись за океан, попробуйте местное произведение. Весьма впечатляет. Кое-что эти поляки (он сказал «поляки» с ударением на первом слоге) всё-таки переняли у цивилизованного мира. Вместе с проституцией, естественно… Хотя, это как раз и не удивительно.
— Людвиг…, — его супруга потупила глаза и закусила губу. Воинствующий Людвиг заносчиво поднял подбородок.
— Что — «Людвиг»? Разве я не прав? — он снова обратился к Виктору, ища в нем союзника в каком-то одному ему ведомом споре. — Вы в Польше часто бываете?
— Если честно — впервые, — обезоруживающе улыбнулся Владимиров. Людвиг кивнул.
— Я — тоже. С сорок пятого года. Тогда было не до кофе и прочих сантиментов; мы размазывали кровавые сопли по сусалам и ползли в родной Фатерлянд, как побитые псы. Русские были освободителями, а мы — проклятыми оккупантами. А теперь здесь за паршивую дойчмарку любой поляк готов здесь целовать мою пост-оккупационную задницу!
— Времена меняются, — философски заметил Виктор, придвигая к себе чашку свежезаваренного кофе, только что поданного шустрым официантом. Немец махнул рукой:
— Да ничего подобного! Времена неизменны! Они — константа! Всё это — попытка оправдания для тех, кто рушит сейчас мировой правопорядок! Представьте себе, что наша Германия вздумает вдруг объединиться с Востоком… Прецедент есть: Берлинскую стену уже порушили. И весь этот полуголодный сброд хлынет через разверстые границы не только к нам, но и во Францию, в добропорядочную Англию, а там — и через океан! Поверьте мне, недолго осталось ждать. Вот и спрашивается, для чего нужны были все эти «холодные» и «горячие» войны, если одним росчерком пера, опираясь при этом на все постулаты международного права можно свести «на нет» тысячелетия развития десятков государств?
— Я не политик, — тонко улыбнулся Виктор. Немец спустил пар, но ещё чувствовалась в нём внутренняя напряженность: говорил он, видимо, о наболевшем и не в первый раз. — Но с вами трудно не согласиться.
— Вы — северянин? — чтобы сгладить колючесть супруга, спросила его спутница.
— Из Франкфурта. На Майне, естественно, — добавил Владимиров. Он допил кофе и аккуратно поставил чашечку на стол. Промокнул салфеткой губы. — В Колумбии мне, к сожалению, бывать не приходилось, но кофе местный мне тоже понравился. Благодарю за приятную беседу! Желаю хорошо отдохнуть!
Он еще раз кивнул на прощанье и вышел под благожелательными взглядами «соотечественников».      

Очередная экскурсия оказалась как нельзя более кстати. Пока автобус катил куда-то на юг, Виктор предавался серьёзным размышлениям. Языковой экзамен он невольно сдал, хотя в успехе не сомневался с самого начала. Иначе к чему были годы подготовки? Теперь оставалось хорошенько отдохнуть и сосредоточиться на завтрашней поездке в Западный Берлин. Он полудремал все те полтора часа, что автобус добирался до пункта назначения. Но когда поездка закончилась, и Виктор открыл глаза, сон с него слетел в один момент.
Автобус остановился в живописной долине, окруженной со всех сторон поросшими лесом предгорьями Северных Татр. В центре этого великолепия и располагался предмет их интереса — остатки бывшего концентрационного лагеря «Гросс Розен». Собственно, от лагеря осталось только здание офицерского казино, в котором теперь располагался музей, и входные ворота со сторожевыми вышками, поскрипывающие под порывами весеннего ветерка.
Для начала в казино-музее им показали десятиминутный фильм об истории создания лагеря, в котором во время Второй мировой войны содержались военнопленные англичане, французы и американцы. А потом предложили просто прогуляться по территории бывшей «фабрики смерти» и посмотреть всё самим, домыслив недостающее.
Это оказалось покруче любой антивоенной пропаганды!
От самых входных ворот строго по середине всего лагеря шла дорожка, вымощенная белым булыжником. От неё с чисто немецкой строгостью отходили перпендикулярные ответвления  к баракам. От них, впрочем, остались одни каменные фундаменты, лагерь был полностью сожжён  перед приходом частей Красной Армии. Вдоль дорожек шла «ливнёвка», сохранившаяся до сих пор в первозданном состоянии. Что и говорить, немцы были обстоятельными людьми и строили, что называется, как для себя и на века!
В самом дальнем конце площадки возвышалась черная труба крематория, от которого после пожара осталась только стальная печь. И ветер, нескончаемый ветер шумел в горных теснинах, посвистывал в сплетении колючей проволоки ограды. И болезненно неописуемая красота вокруг!
Можно было только представить мучения тех несчастных, которые ожидали своей гибели в горниле чёрной печи, глядя на величественные склоны прекрасных древних гор…
Весь обратный путь Виктор молчал, не реагируя даже на попытки Натальи разговорить его. Около отеля он, сославшись на мнимую головную боль, распрощался со всеми и уединился в своем номере, с намерением поскорее заснуть. Тем более, что автобус на Берлин отправлялся уже через пару часов…


Глава шестая. «Возвращенец»

Граница Восточного и Западного Берлина. Утро. 625.

Первые солнечные лучи застали их на контрольно-пропускном пункте, на границе Восточного и Западного Берлина. Всю ночь моросил дождь, окна занавесились кисеёй мелких брызг, и из-за них не было видно, что творится снаружи. Народ спал молодецким сном. Спали Саша с Юлей; посапывала, положив голову на плечо Виктору, Наташа; на удивление трезвые комсомольцы-добровольцы оглашали салон богатырским храпом. Остальные тоже не отставали в меру возможностей. Последний раз все бодрствовали в полночь, когда пограничники на гэдээровско-польской границе проверяли паспорта. С тех пор последние запасы живительной влаги были израсходованы, и поводов бодрствовать больше не оставалось.
Виктор осторожно соскользнул со своего кресла, умудрившись не разбудить Наташу, накинул куртку и вышел на улицу. К таможенным коридорам очередью в несоклько колонн выстроились громадины тяжёлых грузовиков. Расписные контейнеры, непривычно чистые, сияющие никелем фары, блестящие утренней росой стёкла кабин — всё это создавало ощущение какой-то запредельности происходящего. Работы многочисленных двигателей практически не было слышно, что ещё дополнительно придавало сцене сюрреалистический колорит. Время от времени одна из колонн плавно перемещалась вперёд на длину одной фуры и снова замирала. Впрочем, продвижение было быстрым и ощутимым.
Оптимизма добавило и то, что когда Виктор внимательно пригляделся к знакам на въездном козырьке таможенного коридора, то заметил, что зона досмотра автобусов выделена особняком. И очереди там практически не было.
Виктор вздохнул облегчённо. Он хорошо помнил толкотню на таможне в родном Шереметьево, многокилометровые караваны на пропускном пункте Бреста. Застрять на пол дня здесь ему не хотелось категорически.
Однако поляки знали своё дело, маршрут был, что называется, накатанным, поэтому не прошло и десяти минут, как автобус плавно подкатил к жёлтой контрольной линии. К этому времени остальные тоже подрали глаза и активно обсуждали открывшуюся из окна такую вдруг доступную настоящую Заграницу. До «царства свободы и демократии» оставался какой-то шаг, точнее — несколько метров.
Против ожидания, все таможенные формальности свелись к банальному просмотру паспортов. Скучающие клерки вяло (ещё не вполне проснулись) шлёпнули розовые штампы, сумки и прочую ручную кладь даже не потрудились «прошмонать», чем приятно поразили советскую общественность, заготовившую декалитры водки для реализации в турецких кварталах Западного Берлина.
Короче говоря, без лишних формальностей вся шайка благополучно ввалилась на просторы настоящего и вполне дикого Запада.
Огромный «ман»  легко пожирал километр за километром автобана, не киношного и «кинопутешественного», а самого настоящего! Громады рекламных щитов заставляли русские головы вертеться справа налево и обратно. Нескончаемые потоки самых диковинных  автомобилей просто сводили с ума. Пролетев несколько дорожных развязок, автобус выкатился на пустую площадь, огороженную сеткой-«рабицей», и остановился.
— Это что ещё за резервация? — вытянул шею Сашка.
— Это не резервация, а польско-турецкий рынок, — терпеливо пояснила групповод-Лиля. — Он начинает работать с девяти утра, у вас ещё есть полчаса осмотреться. Автобус отправится обратно в два пополудни, просьба не опаздывать. Вперёд!
— Вперёд так вперёд, — прокряхтел Виктор, выбираясь из салона. Потянулся, огляделся.
На огороженном пространстве действительно уныло водили мётлами насколько личностей в синих потертых комбинезонах, абсолютно турецкого вида.
— Югославы, — пояснила Лиля. — Гастарбайтеры.
— Кто-кто? — не понял Сашка.
— Иностранные рабочие. Дешёвая рабсила, — прокомментировал Владимиров.
— «В гастарбайтеры б пошёл, пусть меня научат!» — сымпровизировал Гена. — Хотя, если внимательно подумать, на фига мне это сдалось.
— Шеф, довольно философии, пора делом заняться, — перебил Дима. В трезвом состоянии он казался весьма деловым человеком. — Вперёд, на Берлин, как говорится… Рога трубят!
— Джентльмены, мы на несколько часов вас покинем, — обратился почему-то к Виктору Гена. — В два будем без опоздания. Оревуар!
На такой французской ноте троица с достоинством удалилась в сторону делового центра города. Виктор с интересом посмотрел им вслед, потом повернулся к Наташе:
— А у вас какие планы?
Та пожала плечами:
— А какие могут быть планы? Дождусь открытия рынка, прикуплю, что хотела, немного погуляю по окрестностям… Вы же, как я понимаю, здесь мне не компаньон?
— Только без обид! — шутливо поднял руки Виктор.  — Я тут немного прошвырнусь, присмотрю, что да как, приду пораньше, вместе будем гулять. А то меня все эти торговые отношения цивилизаций не вдохновляют.
Он тихонько прикоснулся губами к её щеке  и, не оглядываясь, направился в сторону центра города.
Тяжело было только первые несколько минут. Потом он повернул за угол, рынок скрылся из глаз, а с ним — прошлая жизнь (так ему по крайней мере тогда казалось…). Впереди было только большая работа, и к ней относиться стоило с большим пиететом. Даже походка изменилась, из скучающе-усталой превратилось в спортивно-упругую, легкую и скользящую.
В таком активном стиле он отмахал несколько кварталов, у сияющего стеклом и металлом здания «Дойче-Банка» свернул налево и постепенно углубился в ущелья улиц турецких кварталов города. Отовсюду тянуло благовониями, доносились гортанные выкрики, смуглые ребятишки весёлыми стайками выпархивали из тёмных подворотен под ноги и с шумом и гиканьем шлепали по утренним лужам, совершенно не страшась холодных капель.
Открывались первые лавчонки, в которых любой желающий мог за доллар на вес купить кило заветных электронных часов «Montana», в родном Союзе стоящих целую минимальную зарплату! Уже раскалялись жаровни под самсу и чебуреки, аромат восточных пряностей тревожил ноздри голодных пришельцев из Большого Мира. Здесь размеренно текла своя жизнь, измеряемая количеством богатых туристов и, соответственно, размером дневного «бакшиша».
Кварталов через пять Виктор остановился у неприметной лавки со статуэткой танцующего слоника в давно не чищеной витрине. Кроме слоника там же теснились десятки потрепанных томов, какие-то рулоны якобы древних манускриптов и потускневшие от времени медные лампы, помнившие, по видимому, ещё времена Аладдина.
Секунду подумав, Владимиров решительно толкнул тёмное полотно двери и вошел. В полутьме он не сразу заметил среди стоп книг старика-хозяина, маленького морщинистого турка. Однако тот мгновенно приметил раннего пришельца.
— Что угодно эфенди? — прошелестел он, словно из ниоткуда возникнув рядом. Его немецкий был почти безукоризнен, что вообще редкость для выходцев с Ближнего Востока. Виктор глубоко вздохнул:
— Вчера я оставил у вас чехол от фотоаппарата…
— «Пентакона» или «практики»? — деловито осведомился хозяин. Виктор усмехнулся. Оставался последний шаг.
— Предлагаете на выбор? Я никогда не думал, что в мире столько рассеянных!
Хозяин проницательно улыбнулся в полупоклоне предложил гостю проследовать вглубь магазина. Лавируя среди горных хребтов книг, Виктор прошёл за ним в подсобное помещение.
Здесь, усевшись за великолепный палисандровый письменный стол с зелёным сукном, хозяин предложил гостю расположиться в глубоком кожаном кресле. Старинная лампа под зелёным абажуром света давала достаточно, чтобы едва можно было различить лица собеседников.
— Я рад, Виктор Сергеевич, что вам без помех удалось завершить первую часть вашего путешествия. Тем досаднее, что всё это оказалось практически впустую.
— Не понял… — Виктор даже приподнялся. — У меня есть вполне определённые инструкции, и я не понимаю…
— А вам и не придётся ничего понимать, — мягко произнёс хозяин. — Всё очень просто. Ваш вояж откладывается на несколько дней. Вам придётся вернуться обратно вместе с группой…
Виктор аж привстал:
— В Союз?! Но ведь я…
— До Москвы. Вы передадите по обычному каналу вот это, — старик достал из ящика стола какой-то предмет и положил перед собой на зелёное сукно. — Обстоятельства таковы, что это должно оказаться в Москве в самое ближайшее время. Иного способа осуществить доставку, как через вас, у нас нет. Поэтому руководство и решило изменить планы. Как только посылка найдёт получателя, вы вылетите до места назначения. Но теперь уже — только из Москвы.
Виктор судорожно выдохнул. В какой-то момент он ощутил даже что-то вроде маленькой радости: всё немного откладывается, можно будет ещё пару дней провести с ребятами, с Наташей… Наташа… По крайней мере, перед ней он не будет выглядеть подлецом и предателем. Расстанемся в столице нашей Родины, как нормальные люди.
— Дайте вашу руку, — турок наклонился, ловко отстегнул старые «командирские» часы, а взамен нацепил Виктору на запястье не слишком новый, но массивный «ориент» с золотым браслетом. — Вот и всё.
Виктор с интересом осмотрел часы:
— Солидная игрушка… Противоударные?
— … И водоупорные, — весело подхватил хозяин лавки. — Эфенди что-нибудь ещё пожелает? — перешёл он на витиевато-торгашеский жаргон.
— Да чего ж ещё желать? — пожал плечами Виктор. — Остаётся только идти с миром.
— Воистину так, — воздел очи горе турок. — Я вас провожу.
Они проделали обратный путь в лабиринтах фолиантов, и уже на выходе Виктор невесело пошутил.
— В Союзе бытовал раньше, да ещё иногда и сегодня встречается термин «невозвращенец»…
— Простите?.. — не понял старик.
— То есть человек, который после выезда в турпоездку или командировку отказывался по каким-либо причинам возвращаться в СССР.
— А, понимаю…
— Вот-вот, а я теперь новое понятие ввожу — «возвращенец».
— То есть?..
— Человеку не надо домой, а его палкой загоняют обратно. Ну да ладно, пора уже. Всех благ вам, почтеннейший!
— И вам — шёлкового пути, уважаемый, — не остался в долгу антиквар. Виктор кивнул и отправился в обратный путь.


Часть вторая. ВОЗВРАЩЕНЕЦ

Глава первая. «Не нужен нам берег турецкий…»

Германско-польскую границу пересекали опять ночью. Все спали, преисполнившись впечатлений и «забугорного» спиртного. Вот ведь народ, подумалось Виктору, в родной стране того же добра теперь навалом, по крайней мере — в кооперативных лавках. Да к нет же! Это не то! Надо непременно из Западного Берлина и чтобы в хлам!
О Восточном Берлине остались самые смутные воспоминания. Светлое пятно — жареные колбаски на Александр-Плац и великолепное пиво с лохматой шапкой пены. А серые кварталы, наполненные пластмассовыми мыльницами «трабантов» и табунами отечественных «жигулей»  никакого впечатления не произвели. Единственное, что осталось на память о необычном вояже, был осколок знаменитой Берлинской Стены, который Виктор не поленился лично отколупать от её остатков. Благо, не всё ещё растащили досужие туристы из сопредельных стран. 
Полусонные польские пограничники вполглаза просматривали документы, проходя от кресла к креслу. Дойдя до мест, где покоились Гена с Димой, они притормозили. Дело в том, что комсомольцы не только каким-то только им известным способом сумели срубить в Западном Берлине кучу бабок, затариться великолепной видеотехникой и «поменять кожу», то есть — сменить старый кожаный прикид на вполне приличный новый турецкий, но и успели налакаться до состояния розовых слонов. Володя традиционно был полностью неадекватен, Дима осоловело пялился в окно, а Гена спал, положив голову ему на колени.
При приближении «погранцов», Дима предусмотрительно достал из кармана два паспорта и протянул проверяющим. Сверив Димину физиономию с личиной в паспорте, солдатик вернул документ на базу и вежливо поинтересовался, глядя в другой документ:
— Это есть карашо… Гут… А где есть второй?
— А вот и второй! — законопослушный Дима приподнял с колен за уши Генину голову и предъявил стражам границы. — Похож?
— Да, это тоже в порядке, хорошо есть, — пролепетали изумленные пограничники. Дима отпустил голову, и Гена снова рухнул к нему на колени, даже и не проснувшись.
— Не только «есть», — наставительно просипел Дима. — Он ещё и «пить карашо»!
Сунув паспорта в карман, он снова погрузился в алкогольную нирвану.
В остальном обратная дорога прошла без эксцессов, как, впрочем, и оставшийся день в Легнице. Предотъездная суета, сборы, кто-то старался вспомнить, чего он не докупил, что недоуложил в объёмистые сумки. Носились по магазинам, спуская последнюю валюту и затовариваясь продуктами на обратный путь. Виктор в качестве сувенира (по большей мере, чтобы не выделяться от остальных) приобрёл пятилитровую банку баварского пива с краником — пока ещё диковинку в родной стране. Остальные только завидовали, но не оттого, что не могли себе позволить такие траты — денег хватало у всех, нет! Просто это уже считалось предметом роскоши, а значил создавало определённый имидж обладателю. Гена, оклемавшись, попытался прицениться к Витькиному «ориенту», но и сам с грустью признал, сто «вещь ценная, и он её финансово не потянет».
Отоспались в последнюю ночь, утром погрузились в знакомый поезд и двинулись курсом на Киев. Команда была относительно трезвая по причине полного или частичного отсутствия денег, все мечтали о моменте, когда с пересечением границы отечественные рубли обретут наконец статус реальных денег, и можно будет отовариться в первом же вокзальном буфете. А пока жевали всухомятку бутерброды, допивали минералку и перебирали удачно приобретённое барахло, делясь последними впечатлениями. Поезд катил на Восток.
Саша, Юли, Наташа и Виктор всю дорогу играли «в Кинга» по маленькой, болтали ни о чём, делились ближайшими планами.
Санька собирался в следующем месяце опять скататься в Польшу, Юля предлагала из Польши съездить в Чехословакию. Благо, для этого достаточно только выездной визы. Многие, мол, так и делают: выедут из Союза, а там и катаются годами из страны в страну, от рынка к рынку, зарабатывая на разнице цен и котировке местных валют. И неплохо живут, кстати…
Наташа скучала по дочке и переживала, как там она на даче у свекрови. Виктор поддерживал все темы, а сам думал о том часе, когда вся эта идиллия закончится, и он займётся делом. Для этого надо было попасть в Москву вовремя, но, поскольку добирались поездами, предпосылок к опозданию не было.
К вечеру добрались до Пшемышля, предстояла перемена колес и традиционная процедура проверки документов. Последняя таможенная рутина на пути домой. Виктор лениво возлежал на своей полке и читал прихваченный в Берлине «Times», когда в купе, вся в слезах, вбежала Наташа:
— Витя, Саша! У меня загранпаспорт пропал!
Виктор просто-таки рухнул с полки, Сашка так и замер с коробкой кроссовок в руке.
— Спокойно! — Владимиров взял девушку за плечи и осторожно усадил рядом с собой. — По порядку и сжато: когда ты его в последний раз видела?
Наташа всхлипнула:
— В гостинице… Когда вещи собирала. Я его на столик положила, чтобы не потерять и переложить в кармашек сумки.
— Дальше…
— Потом?.. Потом пришёл автобус, все бросились усаживаться…
— А паспорт? Со столика ты его забирала?
— Не помню… — Наташа забилась в истерике, Юля побежала по купе за минералкой, а снаружи тотчас же собралась толпа сочувствующих. Такая вот натура русского человека: можно завидовать ближнему, ругаться с ним из-за места на рынке, толкать в автобусе, но стоит тому влипнуть в историю, как обиды тут же забываются, и начинается энергичное коллективное «спасение утопающего».
— Ну, чего выставились? — поднялся Саня. — Если конструктивных предложений нет, предлагаю разойтись по пещерам, готовиться к паспортному контролю…
— Может, погранцам взятку сунуть? — деловито предложил Дима.
— Не возьмут, — меланхолично ответствовал Гена. — Они эти взятки здесь начинают принимать с молоком матери. Это — в крови…
— Дать много — возьмут, — со знанием дела парировал Володя. Ему, как бухгалтеру и ветерану челночного движения, было конечно виднее с высоты своего практического опыта.
— Интересно, кто сейчас в поезде может дать много? — ехидно поинтересовалась Юля. Она только что вернулась из пустого хождения в поисках воды. — Вам вон на минералку валюты не хватает, все и всё спустили ещё в Легнице…
«Я могу дать много, но это не поможет», — подумал Виктор, а вслух произнёс:
— Попробовать-то можно… У кого-нибудь осталась водка?
Юля вздохнула:
— Алкоголики и кровопийцы, — и достала из баула бутылку французской водки «горбачёфф», затаившейся там ещё, по видимому, со времён берлинской одиссеи.
— Опаньки, — пробормотал Саня и подозрительно глянул на супругу. Та поспешно сказала:
— И хорошо, что молчала! А то давно бы вылакали, а сейчас локти кусали, что делать.
— И то верно, — подумав, согласился супруг.
— Конечно, верно. В семье хоть один должен быть с головой.
Тем временем говорок пограничников приближался, и через минуту польский офицер заглянул в купе:
— Панове, паспорта ваши и багаж к досмотру, пше прошем…
Оттягивая до последнего неприятный момент, все лениво стали доставать документы. Бегло пробежав штампы в трёх паспортах, «погранец» повернулся к Наташе:
— Пани?
Владимиров решительно поднялся и, ласково взяв офицера под локоть, вывел его в коридор:
— Пан офицер, у меня есть до вас разговор…
— Внимаемо, пан, какое дело?
— Панночка потеряла свой паспорт. Не может ли ясновельможный пан посодействовать в пересечении границы без оного? Не безвозмездно, конечно?
Пограничник лукаво покосился на руку, которую Виктор прятал за спиной:
— То взятка, как говорят у вас?
— Да боже ж мой, — Виктор протянул фигуристую бутыль. — Так, знак внимания…
Поляк взял графин, благожелательно осмотрел, и на какой-то момент Виктору показалось, что невозможное случится…
— Пан не понимает, — оторвавшись от приятного занятия, произнес наконец офицер, — что даже если я и пропущу пани с нашей стороны, то с Вашей её не пустят ваши же погранцы. Пан разве не знает правил погранконтроля?
«Да всё знает пан», — с досадой подумал Виктор, чуда не произошло… Проблема требовала другого решения.
— А что нам теперь делать?
Поляк сунул бутылку в карман в качестве гонорара и только после этого пояснил:
— Панночка должна сойти с поезда, вернуться в Краков («Пять часов в обратном направлении»,  про себя подсчитал Виктор), зайти в ваше консульство и получить документ взамен паспорта — то свидетельство о возвращении на родину. Это недолго…
— Но она сможет получить его только завтра! Ведь поезд, если он есть, придёт в Краков в середине ночи!
— Оно так. Но это единственный способ.  Честь имею!
Козырнув, пограничник отправился дальше.
Вздохнув, Виктор вернулся в купе. Народ напряжённо ждал.
— И — что? — вопросил Сашка. Виктор пожал плечали:
— Разве было плохо слышно?
— И ничего нельзя?.. — на глазах Юли выступили слёзы. — Ребята, но надо же что-то делать!
Наташа потрясённо молчала. Невесть откуда взявшиеся неразлучники-активисты вопросительно уставились на Виктора. Тот невесело усмехнулся:
— Без вариантов. Будем возвращаться.
— «Будем»? — не понял Гена. Наташа изумленно уставилась на Владимирова. Тот кивнул.
— Именно «будем». Наташенька, упакуй свои вещи, оставь кому-нибудь из наших, они проследят до Москвы, а то и до Оренбурга. Там разберёмся. Свою заветную пивную бадью я доверяю вам, Геннадий. Надеюсь, до Москвы она доедет. А мы выходим. Пока, братцы!
— А багаж? — недоуменно поинтересовался Дима. Сашка расхохотался облегчённо:
— А у него и нет багажа! Молодец, Витёк! Конечно, ты со своим консульским опытом здесь самый незаменимый человек!
— Не надо оваций, — Виктор снял с вешалки свою кожанку, проверил наличие документов и денег, пожал всем руки. — Долгие проводы — лишние деньги… Бывайте, орлы, и помяните нас в своих молитвах!
— Если что, помните, что послезавтра, в девять утра мы — на Казанском вокзале, — напомнила Юля. Виктор улыбнулся:
— Сомневаюсь, что успеем, но не забуду! Всем — пока!
Он вышел из купе, по дороге заглянул к Наташе. Та уже была готова.
— Вперёд, нас ждут великие дела! — оптимистично продекламировал Владимиров, взял девушку за руку и решительно повёл к выходу.


Глава вторая. «Неспящие в Кракове»

Начальником вокзала оказалась полноватая приятной внешности полячка, которая не только вникла во все проблемы русских туристов, но и вне очереди приобрела им (правда, за их же деньги плюс чаевые) билеты на ближайший пригородный поезд до Кракова. К счастью, он отправлялся буквально через пятнадцать минут и в час ночи должен был прибыть на Южный вокзал. Это радовало, и за сегодняшний день было самой приятной новость. 
Устроившись в чистеньком пустом восьмиместном сидячем купе, Владимиров позволил себе расслабиться. Наташу всю била лихорадка, но в целом она уже отошла от пережитого, Виктор, как мог, сумел успокоить её и перенастроить на оптимистический лад, разъяснив, что впереди просто ещё несколько дополнительных дней неординарного теперь уже путешествия. Короче, будет, что вспомнить… Поезд тронулся, Владимиров задёрнул шторы на застеклённых дверях купе, подложил засыпающей Наташе под голову свою куртку и задумался о собственных проблемах.
То, что он сотворил, с точки зрения банальных правил разведки не лезло ни в какие рамки. Его собственный график не предусматривал ни малейшей задержки, кроме незначительного опоздания поезда. Москва оставалась для него только транзитным пунктом с окном между рейсами всего лишь в несколько часов. А здесь ожидалось опоздание минимум на сутки! Но по опыту Виктор знал, что одно дело — теория, а практика порой выявляет с ней серьёзные расхождения. Иначе говоря, возможны варианты. Первый пока — суточное опоздание. А остальное — уже по мере поступления информации.
Под мерный перестук колес Владимиров почему-то вспомнил свою первую командировку, сразу после универа, когда ему под псевдодипломатической крышей пришлось исколесить всю Испанию, оказываясь порой в самых запредельных транспортных ситуациях… И ничего, выкарабкался!  А здесь до дома — рукой подать, да и консульство родное, даст Бог, соотечественников в беде не оставит. Короче, будет день — будет пища. А пока есть время поспать, когда ещё придется подремать в комфортных условиях — неизвестно.

Точно по расписанию, в ноль часов пятьдесят минут поезд замер у перрона Южного вокзала Кракова. По памяти Виктор знал, что есть ещё и Северный вокзал, через него поезда идут напрямую на Брест, Минск и Москву, тот же, к примеру, знаменитый европейский экспресс Париж-Остенде. Значит был шанс сократить время в пути почти наполовину. А пока они вышли на абсолютно безфонарную привокзальную площадь. В стороне сиротливо прикорнули несколько «фиатов»-такси. Не зная города, рассчитывать можно было только на них. Виктор решительно направился к ближайшему.
Пожилой таксист радостно встрепенулся при виде нечаянных пассажиров:
— Куда угодно пану?
— Советское консульство. Знаете?
— Как не можно! Едимо!
— Сколько?
— А сколько панове дадут?
— Три тыщенции злотых.
— Пять. Пше проше, нощь…
— Складно, — водитель широко улыбнулся. — За раз доедемо.
Наташа и Виктор устроились на заднем сиденье салона, и машина рванула по тёмным ночным улицам южной части Кракова. Пути до консульства оказалось минут двадцать, оно находилось почти в центре города, недалеко от средневекового замка. Рассчитавшись с водителем, Виктор подошёл к полицейскому, охраняющему ворота консульства.
— Прошу прощения, мы советские туристы, отстали от поезда. Нам необходимо видеть кого-нибудь из дежурных сотрудников…
Полицейский кивнул:
— Ото так… На воротах — домофон. Нажмите кнопку и говорите.
— Спасибо, — Виктор подошёл к кованым воротам, нашел почти неприметную коробочку переговорного устройства, нажал кнопку. Скрипящий голос вопросил:
— Что вам угодно?
— Мы — советские туристы, отстали от поезди в Пшемышле по причине утраты паспорта. Нам необходимо получить свидетельство о возвращении на родину…
— Рабочий день начинается в половине девятого, подходите, вам помогут.
— А что нам сейчас делать?! Впустите хотя бы переночевать! Не на вокзал же тащиться! Да мы и города не знаем…
— Приходите с утра. А переночевать можно в гостинице, она в трёх кварталах отсюда.
Домофон замолк.
Виктор оглянулся. Наташа беспомощно смотрела на него, готовая вот-вот расплакаться. Он подошел, обнял её за плечи, прижал…
— По какому поводу слёзы? Что, никогда в чужих городах не застревала?
— Но это же чужая страна…
— Какая, на хрен, чужая! До Москвы чуть больше тысячи вёрст, как от Оренбурга! Ну, застряли — так застряли, что поделаешь. Утром получил документ и — «на хаус», бегом по поездам. Всего-то и делов!
— А где ночевать?..
Виктор вздохнул.
— В гостиницу нас, скорее всего, не пустят без документа. Перекантуемся на вокзале, не впервой! Вспомним студенческую молодость, стройотрядовские тусовки, всякие там «Грушинки» и прочие КСПшные сходняки. Милейший, — обратился он к полицейскому, — а где у вас здесь Северный вокзал? Далеко?
— Та нет… За углом, метров триста.
— Великолепно! Тогда вперёд, на разведку, потом что-нибудь перекусим и — отдыхать!

Вокзал не оправдал их ожиданий. Закрытые буфеты и мраморные залы ожидания без признаков привычных скамеек энтузиазма не вызывали, но и не оставляли выбора. Поэтому наскоро перекусив в ближайшем ночном кафе и вдоволь напившись горячего крепкого кофе, горе-путешественники вернулись в продуваемый всеми весенними ветрами вокзал, чтобы на корточках провести остаток ночи. Сном такое времяпровождение можно было бы назвать с великой натяжкой, но, периодически выходя прогуливаться по близлежащим площадям и подогревая себя кофе в ночных барах, они смогли перекантоваться до рассвета. Едва часы на городской ратуше пробили половину девятого, они уже давили заветную кнопку домофона.

Приятный женский голос поинтересовался, что им нужно, потом щелкнул засов электромагнитного замка, и они вошли в оплот советской дипломатической мысли. На встречу им уже спешил улыбчивый элегантный костюм. Именно костюм, поскольку его владелец прятался за самой заурядной внешностью сорокалетнего молодящегося Джеймса Бонда.  Прямо «Из России — с любовью»!
— С добрым утром, товарищи! Что случилось?
Виктор в двух словах изложил суть их эпопеи, чиновник, представившийся вторым секретарём Генконсульства Советского Союза в Кракове товарищем Сергеевым, предложил Наташе заполнить необходимые бланки, потом пояснил, что им предстоит зайти на вокзал, в пост линейного отдела полиции, получить справку о том, что искомый паспорт не был обнаружен сотрудниками оной, затем уплатить штраф в размере пятидесяти тысяч злотых и сделать фотографию для документа. И всё это — чем быстрее, тем лучше.
С последним Виктор и сам согласился, оставалось только поменять доллары на злотые и собрать все необходимые бумаги.

Справку они получили быстро, привычный ко всему майор за пятнадцать минут отшлёпал на старинном «ундервуде» требуемое, скрепил печатью и пожелал удачи. С фотографиями пришлось побегать, так как ближайшие моментальные фото отчего-то не работали, а работающее открывалось только в половине одиннадцатого.  Но и эта проблема была решена. И уже в начале двенадцатого Наташа держала в руках заветное свидетельство о возвращении на родину гражданина СССР.
— И что дальше? — обратился Виктор к дипломату, не перестававшему всё это время благожелательно улыбаться. Тот пожал плечами.
— Самый постой вариант: вернуться на Южный вокзал, сесть на пригородный поезд и доехать до известного вам Пшемышля. Оттуда каждые два-три часа ходит местные поезда на Львов и Киев. А там — как знаете сами…
— А с билетами не поможете? — на всякий случай поинтересовался Владимиров, заранее зная ответ. Товарищ Сергеев ослепительно улыбнулся и пояснил, что это не входит в его прямые обязанности. «А что ты вообще умеешь, кроме как стучать, дятел ты хренов!» — в сердцах подумал Виктор, а вслух произнёс:
— Так дайте нам хоть какую-нибудь бумагу для касс, мы уж сами постараемся насчёт билетов. И продлите визу в моём паспорте.
— Что касается визы, так это совершенно не обязательно, но если вы настаиваете… А справочку такую я вам сейчас подготовлю.

Ещё через десять минут Наташа и Виктор вышли на улицу, имея на руках искомое свидетельство и справку, рекомендующую всем кассам железной дороги и Аэрофлота оказывать вышеозначенным гражданам содействие в возвращении на родину. Переведя дух, Виктор пробормотал:
— Осталось только сесть на поезд. Эй, такси, такси!.. Южный вокзал и — поскорее!


Глава третья. «Долгая дорога к дому»

Такой пустынный вчера, вокзал сегодня напоминал сумасшедший дом. Перед грядущими выходными поляки стремились оказаться поближе к границе, зоне «свободных рыночных отношений». В результате к кассам выстроились гигантские гомонящие очереди, ничем не отличающиеся от подобных в сезон отпусков в родном Союзе. Виктор пристроился в хвосте одной их очередей и попросил Наташу посмотреть, когда ближайший поезд в направлении Пшемышля. Но не успела она отойти к расписанию, как голос диктора объявил прибытие поезда, в названии которого филологическому тренированному уху Владимирова послышалось что-то до боли знакомое… Рванувшись за Наташей, он схватил её за руку и потащил на перрон. Из-за поворота, раскорячившись на стрелках и тормозя, подползала знакомая голубая гусеница поезда «Легница-Киев», собрата того, с которого они были высажены накануне.
Решение созрело мгновенно. Не выпуская Наташу, Виктор ринулся вдоль вагонов. У первого же проводника он выяснил, что бригадир поезда размещается в четвёртом вагоне, и устремился туда.
Бригадир, дородная добродушная хохлушка, сочувственно выслушала их историю, внимательно проглядела справку из консульство и бессильно развела руками:
— Милые мои, я бы рада, да только одно место и то — верхнее… Как же вы поедите?
— Да нам без разницы, — горячо вступила в разговор Наташа, — мы разместимся, не беспокойтесь!
Дело решила незаметно опущенная Виктором в карман хозяйки поезда стодолларовая купюра. Этого её тонкая хохлятская натура вынести уже не смогла, и она собственноручно проводила «возвращенцев» в их купе.
До них здесь ехали двое: дед и внучка, они гостили у своих, которые работали в нашей воинской части, под Легницей. Новосёлов они приняли радушно, угостили свежим салом и копчёной колбасой весьма кстати, поскольку со всеми этими перипетиями Наташа с Виктором совершенно забыли прикупить продуктов в дорогу.  Поезд тронулся, и возвращение домой стало для Наташи теперь только делом времени.
За разговорами незаметно добрались до границы, пересекли её без особых приключений. Оставался родной таможенный контроль. У соседей по купе оказалось целая куча кулей, узлов и свёртков, которые пожилой таможенник досматривал долго и с особым тщанием, словно надеялся найти кроме вожделенного сала еще и пару тонн контрабандного хабара. Когда его усилия оказались тщетными, он усадил обитателей купе в рядок на нижнюю полку, присел на корточки напротив и, заглядывая им в глаза со щенячьей преданностью, тихонько так вопросил:
— Валютку-то как, имаем?
Дед с внучкой пожали плечами, дескать, мил друг, смотри сам, имеешь на то полное право. Виктор тоже оставался внешне невозмутимым, памятуя, однако, о нерастраченном инвалютном резерве во внутреннем кармане кожанки на вешалке, за спиной у таможенника. А вот Наташу, действительно совершенно чистую с этой стороны, неожиданно стал бить крупный озноб!  Это не ускользнуло от внимания таможенного служки, который по долгу службы просто обязан был знать основы психологии. И он не преминул воспользоваться своими познаниями.
Не отрывая удавий взгляд от Наташи, он медленно, кошмарно медленно потянулся к вешалке. Секунды превратились в века, Виктор почувствовал, что ещё мгновение — и его нервы порвутся, как перетянутые струны на внесённой с мороза гитаре. А рука всё тянулась к развешенной на стене купе верхней одежде, ближе, ещё ближе… Ап!
В руке таможенника оказался дедов плащ. Сноровисто обыскав карманы и ничего не обнаружив противозаконного, он повесил его на место. И тут Виктор позволил себе показать благородный гнев.
— Милостивый государь, — произнёс он оловянным голосом, чётко проговаривая слова и выбирая выражения. — Вы видели наши документы и представляете, что пережила эта женщина в Польше. Сейчас у неё стресс, оставьте её в покое, пожалуйста. Вот её и мои вещи, смотрите, сколько пожелаете, только избавьте нас от ваших дешёвых психологических этюдов. Прошу…
Он широким жестом бросил на полку свою куртку и Наташин плащ. Таможенник хмыкнул, взял куртку, положил её назад, виновато спросил:
— У вас попить не будет? Сегодня день такой, завтра суббота, работы невпроворот…
Виктор налил ему минералки, тот выпил залпом, Виктор налил ещё. Осилив три стакана, служитель закона чётко козырнул:
— Прошу прощения, если что не так… Работа такая… Счастливого возвращения на Родину!
— Спасибо, — не сговариваясь, ответили Наташа и Виктор. Дед с внучкой весело перемигнулись. Таможенник вышел. Дед кивнул Виктору:
— Чего дивчина-то так мандражировала? Или все-таки везла чего?
Виктор усмехнулся.
— Устала просто, вот и всё. Не подскажете, Львов скоро?
— А на кой он тебе?
— По перрону прогуляться, пивка прикупить…
— В час по местному, два часа пути.
— Ясная картина… Вот что, Натали, полезай-ка на нашу третью полку, поспи немного.
— А ты?
— Да тесно ж будет вдвоём…
— Ничего, как-нибудь разместимся.
— Ну, как знаешь, — Виктор разлаписто полез следом, устроился с краю, стараясь занимать как можно меньше места. Свет в поезде притушили, вагоны дрогнули, и состав покатил теперь уже по советской земле.

— Витюша, — шепот на ухо вернул Владимирова к реальности. Видимо, ему всё-таки удалось заснуть. Колеса ритмично постукивали на стыках, вагон чуть раскачивался на поворотах. Внизу  мирно спали дед с внучкой.
— Что, подъезжаем? — обернулся он к Наташе. В темноте её лица почти не было видно.
— Ещё нет…
— А чего не спим?
— Знаешь, пока никто не мешает… Я хотела тебе сказать… Только не перебивай… В общем, не бросай меня…
От неожиданности Виктор подскочил и врезался затылком в потолок. Зашипев отболи, он потёр стремительно наливающуюся шишку.
— Что ещё за глупости?! Это где я тебя брошу? Опять с поезда высажу, что ли?!
Наташа помолчала, потом тихо произнесла:
— Никогда не бросай… Ни сейчас, ни в будущем… Я люблю тебя…
И прижалась к нему всем телом… Он осторожно обнял её, стараясь не разрушить нечаянным жестом то хрупкое, что давно уже возникло у него в душе, ждало выхода наружу, и в чём он боялся себе признаться. И на что не имел никакого права. Но не имел он так же права просто так оттолкнуть от себя искренне открывшегося ему человека. Как оказалось, самого дорогого…
Глубоко вздохнув, он нашёл её губы и забылся в долгом поцелуе…

Остаток пути до Львова пошел отвратительно быстро. В темноте ночи поезд плавно тормозился, за окнами скользили огни большого города, светили пристанционные прожектора. Виктор тупо смотрел в потолок, Наташа дремала у него на плече, полностью вверяя ему свою судьбу. И тут неожиданно созрел план, многое решавший!
Осторожно коснувшись её плеча, он тихонько сказал:
— Подъём… Наша станция…
— Киев? —спросонья не поняла девушка.
— Львов. Вперёд, на выход, по дороге всё объясню…
Они выскочили на перрон, успев по дороге поблагодарить радушную проводницу, Виктор поспешил на привокзальную площадь, где кимарили в ожидании припозднившегося клиента несколько частников. Подойдя к ближайшему старенькому «москвичку», он поинтересовался у пожилого водителя:
— В аэропорт поедем?
Тот неторопливо сложил газету, внимательно оглядел клиентов:
— Двадцать.
— Дам полтинник за скорость и пару советов, — четко проговорил Виктор.
— Дело, — согласился водитель. — Седайте.
Машина рванула с места не по возрасту резво. Наташа, ещё не проснувшись окончательно, рассматривала пролетающий мимо незнакомый город. Виктор решил сразу же прояснить диспозицию.
— Отец, тут такое дело. Нам надо позарез утром быть в Первопрестольной. Как это сорганизовать?
Водитель невозмутимо качнул головой:
— Максимально реально.
— А если побольше конкретики?
— Куда уж конкретнее… Ночью на Москву три рейса. Билетов, естественно, нет. У вас как с бабками?
— Лучше, чем у вас с билетами, — усмехнулся Виктор. Таксист рассмеялся:
— Тогда делаем так. В порту я сведу вас с Гариком, он там знает всех, ещё тот жучара. Он поможет.
— Что запросит?
— Это уж как договоритесь…
— Пойдёт, — Виктор обнял Наташу за плечи и прижал покрепче. Она доверчиво положила ему голову на плечо. — Спи пока, полчаса у нас ещё есть.

Аэропортовский Гарик, цыганисто-смуглый, подошёл по первому зову водителя.
— Что, Петро, запоздалые клиенты?
— Твои, Гарик, твои, дорогой… Надо помочь моим корешкам ближайшим бортом свалить до Москвы.
Гарик ослепительно улыбнулся.
— Не вопрос… Вы, уважаемые, пока отправляйтесь в кассы, покупайте билет на любой рейс в разумных и неразумных пределах, а я пока с моим товарищем перетру…
— А где тебя потом искать? — на всякий случай поинтересовался Виктор. Гарик успокаивающе кивнул:
— Я сам подойду.
Виктор взял Наташу под руку и отправился к кассам.
Народу у касс практически не было. Отдельная очередь, как всегда, стояла на подсадку, но это дело удачи, и такие очереди практически не двигаются. Из Московского Домодедова при отсутствии билетов улетать Виктору обычно помогали местные грузчики. Беспроигрышный вариант. Здесь приходилось полагаться на таинственного Гарика. На безрыбье, как говорится…
— Два на ближайший до Москвы, — лучезарно улыбнулся он билетной богине преклонного возраста. Она томно взглянула на него, безропотно приняла деньги и столь же невозмутимо осчастливила его билетами аж на пятнадцатое июня!
— Раньше нет,— прокомментировала она бесстрастно. Виктор покачал головой, но возражать не стал. Не успел он отойти от стойки, как рядом из ниоткуда возник Гарик.
— Взял?
— На двадцатое июня…
— Отлично! Теперь пойдём со мной.
Они подошли к одному из посадочных выходов с рамкой металлоискателя. В глубине пассажирского отстойника, рядом со столиком дежурного по посадке, возвышался дородный майор. Он на секунду глянул в их сторону и безразлично отвернулся.
— Порядок, он тебя срисовал. Посадка на рейс через сорок минут. Подойдёшь сюда, встанешь на виду, в руке держи билеты. Он сам к тебе подойдёт.
— И всё?
— И всё. Посадит в автобус, поедете на аэродром, к самолёту.
— Не понял, — опешил Виктор. — А сейчас мы где?
— В городском аэропорту, — терпеливо пояснил Гарик. — Но наша полоса на реконструкции уже год, поэтому здесь только проходят регистрацию, потом садятся в «икарусы» и катят на военный аэродром, откуда, собственно, и уходят рейсы.
— Лихо закручено, — поразился Виктор. — Но о деле… Сколько я тебе должен?
Гарик засмеялся.
— Забудь, дорогой, мне братан сказал, что ты — хороший человек, этого всё равно за деньги не купишь! Счастливого полёта!
Они обменялись крепким рукопожатием.

До посадки оставались считанные минуты, которые Виктор решил посвятить тому, чтобы умыться и вообще привести себя в порядок. Оставив Наташу около стойки регистрации, он отправился в дальнее крыло аэровокзала, где находились места общественного пользования.
В туалетной комнате было пустынно, как и везде. Виктор не спеша помыл руки специально припасённым для такого случая дорожным мылом, тщательно протёр ладони гигиенической салфеткой и собирался выйти, когда дорогу преградили двое.
Чубатые и широкоплечие, они словно сошли с плакатов, пропагандирующих американскую службу по контракту, из серии «Если хочешь посмотреть мир, вступай в морскую пехоту!». Судя по набитым кулакам и нежному возрасту, до службы даже собственному Отечеству они ещё не доросли, но к ломке кирпичей уже приобщились. Вечер терял свою непосредственную прелесть…
К тому же, левый отрок ненавязчиво держал правую руку в кармане. «Кастет у него там, что ли… Или всё-таки нож?» — удивляясь собственному спокойствию, подумал Виктор. Дальше размышлять ему еже не пришлось, правый ловко выбросил кулак прямо ему в скулу.
Ну, это нам так, для разминки, развеселился Виктор, почти неуловимым движением уклоняясь от удара и уходя с траектории возможного следующего. Его противники, малоопытные в тактике ведения бая в замкнутом помещении, оказались на одной линии, чем очень затруднили себе задачу. С момента встречи, они не произнесли ни слова, только сопели и сверкали глазами из-под насупленных бровей. Второй удар, именуемый в японском народе «маваси-гери», мог бы, конечно, расстроить несведущего в драках, но не Виктора.
Бегло взглянув на часы и отметив, что посадка на его рейс уже началась, он резко перехватил ногу, подсел под нападавшего и чётко всадил кулак ему в пах. Тот рухнул, как подкошенный — на вой и стоны у него не хватило сил  — и пополз в сторону умывальников. Не поднимаясь, Виктор вертанулся на опорной ноге и срезал второго подсечкой. Уже в падении добавил ему прямой в печень. В этот самый момент в туалет влетел разъяренный Гарик. Мигом оценив ситуацию, он всадил армейский ботинок в бок ближайшему отроку:
— Шакалы паскудные! Это мои гости, подонки! Поднимайтесь, сопли утрите, я вас позже резать буду! Пойдём, дорогой, — обернулся он к Виктору, который спешно оправлял костюм. — С этими я потом сам разберусь, а тебя там твоя женщина ждёт, волнуется, меня вот нашла, сюда послала… Правда, ты, я смотрю, и сам парень не промах Идём скорее, дорогой, посадка уже вовсю идёт!

Посадка действительно подходила к концу, хвост очереди был совсем коротким, и Наташа уже действительно начинала волноваться. Завидел Гарика с Виктором, она устремилась к ним.
— Ну где ты был?! Так мимо рейса пролетим!
— Всё, — засмеялся Гарик, передаю его вам в целости и сохранности. Берегите его. И ещё раз — счастливого пути.
Он степенно удалился. Виктор поцеловал Наташу, провёл пальцами по её лбу:
— Чего ты так разволновалась, милая?
— Не знаю, — призналась она, — просто в какой-то момент мне стало страшно, и я попросила Гарика тебя найти…
— Вот я и нашёлся, — засмеялся Виктор, внутри подивившись необыкновенным проявлениям загадочной женской интуиции. Он достал билеты, и они пошли в выходу на посадку.

Уже все пассажиры с билетами прошли в отстойник, а майор не обращал на их знаки никакого внимания. Уже с той стороны подошли два «икаруса», началась посадка в автобусы, а им, как и ещё нескольким ожидающим, оставалось только надеяться на чудо.
Неожиданно майор словно очнулся ото сна, решительным шагом направился прямо к Виктору. Широко улыбаясь, как родному, он загрохотал на весь зал:
— Племяшка, милый! Да чего ж вы там стоите! Я совсем вас потерял, посадка то уже заканчивается!
Он как родного обнял Виктора, расцеловал в щёки Наташу, приобняв за талии, повёл их мимо стойки регистрации прямо на лётное поле к автобусу. В первом не было мест, но майора это не смутило, пройдя в салон, он решительно стащил с передних сидений двух узбеков, бросив им «сейчас будет еще транспорт», усадил Наташу, ещё раз по-родственному обнял ошалевшего от такого натиска Виктора.
— Передавай на Москве привет тёте Поле от непутёвого Грицка, — напутствовал он мнимого «племянника», который в прощальном рукопожатии успел передать ему двадцать долларов.
— Достаточно или ещё? — тихо спросил он «дядю». Тот широко улыбнулся:
— Да куда ж больше! Летай дальше, сынок!
Дверь плавно затворилась, автобус тронулся и какими-то неведомыми темными лесными тропами двинулся в сторону таинственного военного аэродрома.


Глава четвёртая. «До последней черты»

Саму посадку в аэробус «Як-42» Виктор, собственно, не запомнил — сказалось напряжение последних часов. Они устроились на свободные места в хвосте салона, самолет взлетел — это последнее, что он успел ясно запечатлеть в своей памяти. И сразу же провалился в тяжёлый сон без сновидений.
Его разбудило щебетание бортпроводницы:
— Уважаемые пассажиры! Наш самолёт совершил посадку в аэропорту Быково города-героя Москвы. Температура воздуха за бортом — двенадцать градусов Цельсия. Местное время  — шесть часов семнадцать минут. Экипаж прощается с вами, просим вам оставаться на своих местах до прихода дежурного по посадке.
Шесть семнадцать! Виктор только что осознал тот факт, что они прибыли в Москву одновременно с их группой, а значит, что так тревожащего его опоздания можно теперь избежать! Да фактически он уже и не опаздывает вовсе, временный коридор у него — почти семь часов… Надо вот только Наташу передать группе…
— Что случилось, милый? — заглядывая ему в глаза, спросила женщина. — Что-то не так?
Виктор тяжело поднялся.
— Всё так,  — он погладил её по голове. — Пора на выход… Мы на месте.

Москва встретила их промозглым дождём и низкими серыми облаками. Из транспорта оставалось опять же только такси, если они действительно хотели попасть на Казанский вокзал одновременно со своей группой. Виктор выбрал потертый таксомотор с надписью на дверке «Быково». Таксист-дед в видавшей виды кожанке, чем-то похожий на артиста Крючкова в знаменитой кинокартине «Горожане», лукаво подмигнул:
— Опаздываем или как?..
— Пока не опаздываем, но вполне можем опоздать, — улыбнулся в ответ Владимиров. Он усадил Наташу назад, сам устроился рядом с водителем. — На Казанский, отец.
— Пятнадцать целковых,  — честно предупредил водитель. Виктор кивнул, мол, знаем цены. — Тогда поехали!
Машина шустро приняла с места в карьер, вылетела на трассу и, немного попетляв по улочкам Быкова, рванула по шоссе. Дед задал такой темп, что привыкший ко всему Владимиров простто влип в сиденье. Мимо пролетали попутные и встречные машины,  старик вёл машину настолько профессионально, что через некоторое время Виктор просто залюбовался мастерством таксиста. В какой-то момент тот, покосившись на пассажира, ровно сказал:
— Не надо мне помогать.
— В смысле?..
— На себя посмотри: постоянно сцепление левой ногой отжимаешь.
«Во как! Интересно я, оказывается, иногда со стороны выгляжу!» — озадачился Виктор. — «Вот тебе и психотренинг!» А вслух спросил:
— Во сколько будем на вокзале?
Дед покосился на часы на приборном щитке:
— В восемь пятнадцать устроит? Это я к тому, чтобы по городу не шибко рысачить. А то местные гаишники нас, пригородных, не очень жалуют… К тому же — таксистов. С теми у них особые счёты…
— Сгодится, — согласился Виктор. — Тогда я пока, с вашего позволения, прикорну…
— Спи, герой… Дивчина твоя от самого порта отдыхает. Мимо Казанки всё равно не проедете.

Поднимая высокие усы брызг, машина прочертила полукруг по привокзальным лужам и притёрлась к тротуару неподалёку от главного входа. Виктор рассчитался с водителем, выбрался из машины, помог выйти Наташе. Вдохнул полной грудью весенний московский воздух.
— Поразительно… — прошептала Наташа. — Я только сейчас поняла: мы опередили наших!
— Да, — с деланным равнодушием подтвердил Виктор. — Они, кстати, будут с минуту на минуту.
Она внимательно посмотрела на него:
— Чем собираешься заняться до вечера? Если планов нет, то приглашаю на порожки к моей тётке, в Балашиху. Она ждёт меня.
Виктор смутился: врать не хотелось, говорить правду он не имел права. Придётся оказаться скотом. Хоть и в интересах Родины.
— У меня в Москве кое-какие коммерческие интересы. Я с ними управлюсь как раз к вечеру, встретимся в поезде.
— Ну и ладно, — легко согласилась она. — До вечера как-нибудь перетерплю без тебя!
Она дурашливо ущипнула его за ухо. Он притворился, что боится щекотки… Прощание превращалось в пытку, по крайней мере для одного из них. Хорошо хоть, что для него… Впрочем, её испытания придут вечером, когда он не появится в поезде, но об уже этом запрещается думать…
Как избавление, из-под моста выполз красный «икарус» с их недавними попутчиками. Из него стали выползать помятые, не выспавшиеся и от того  абсолютно нетрезвые туристы. Вяло вытаскивая из багажного отсека многочисленные сумки, они не сразу заметили Наташу и Виктора, скромно стоящих в сторонке. Первым прозрел «комсомолец» Гена:
— Братва, смотрите, кто входит в комиссию по нашей торжественной встрече!
Теперь уже остальные осознали, что перед ними не мираж, а вполне реальные люди, отставшие от поезда в далёкой Польше и невесть как оказавшиеся в Москве раньше их! Сашка взревел и кинулся обниматься, за ним последовали Дима с Вовой, за ними — остальные мужики… Женщины окружили Наташу, засыпав её вопросами, на которые ей теперь придется отвечать всю обратную дорогу до дома. По крайней мере, будет не скучно, отчего-то подумалось Виктору. Он что-то кому-то отвечал, кто-то совал ему початую бутылку «жигулёвского», пытался что-то рассказывать, в общем, кутерьма была ещё та… Кое-как отбившись от первого натиска и пообещав что ночью в поезде всё расскажет, Виктор грозно вопросил:
— Кстати, о моём пиве… Я не вижу заветной бочки.
— И не увидишь, — утешил Гена. — Она усохла ещё до Киева, сам понимаешь. Но, — он поднял указующий перст, — выпита была исключительно за успех вашего предприятия. И, как видишь, не зря.
— Ладно, вечером наболтаетесь, — с облегчением перебила групповод-Лиля, — Сейчас сдаём багаж в камеру хранения, и до вечера все свободны.
Наташа взяла Виктора за рукав и отвела в сторону.
— Значит, до вечера? — заглядывая в глаза, спросила она. Он кивнул, боясь что выдаст голос. — Тогда я побежала, надо сдать багаж и успеть на электричку, а то в расписании скоро окно.
Неожиданно для себя, он порывисто обнял её, крепко поцеловал и хрипло произнёс:
— Ты только дождись меня, ладно?
Она кивнула, не понимая, отчего столько экспрессии, и, часто оглядываясь, пошла к камерам хранения.
— Видно, я многое пропустил, — философски заметил незаметно подошедший Сашка.
— Многое, — ровно поговорил Виктор. — Очень многое. Но не больше моего…

Ленинградский вокзал, как всегда, подавлял своим величием и относительной пустотой. Виктор спустился в залы камер хранения, нашел номер известной ему ячейки, ввел код. Достав оттуда объемистый баул натуральной коричневой кожи, положил на его место браслет с «ориентом» и свой заграничный паспорт. На секунду раскрыл баул и, достав оттуда голубой паспорт с гербом Республики Венесуэла, сунул его во внутренний карман куртки. Застегнув кодовый замок и медные пряжки, он ровным шагом вполне уверенного в себе иностранного гражданина направился к выходу.

Посадка на рейс в Каракас подходила к концу, когда к стойке регистрации  не спеша подошел мужчина спортивного сложения, в дорогом кашемировом пальто, белом шарфе с не менее дорогим портфелем в руках. Небрежно положив на столик регистрации паспорт с билетом, он достал из футляра очки в элегантной золотой оправе, надел их и сразу стал похож на преуспевающего банкира.
— Ваш паспорт и билет, сеньор Де Марко, — обворожительно улыбнулась сотрудница Аэрофлота. — Выход на посадку номер пятнадцать. Посадка заканчивается через десять минут.
— Благодарю вас, — улыбнулся сеньор Де Марко. — Полагаю, я ещё успею попить кофе в вашем уютном кафе…

Ещё через сорок минут «боинг-747» компании «Авианка» взял курс из северной весны в южную осень…



ЭПИЛОГ

Борт самолёта компании «АэроМексика». На подлёте к Москве. 1535 местного времени.

Виктор с трудом выкарабкивался из вязкого сна. Все почти четырнадцать часов полета снилась такая белиберда, что и вспоминать не хотелось.
А ещё меньше хотелось думать о том, что ожидает его в ставшей за десятилетие абсолютно чужой стране. Он знал, что родители так и не дождались его возвращения, до последнего дня пребывая в уверенности, что он погиб в той нелепой автокатастрофе на московской кольцевой в мае девяностого… Друзья, наверняка, преуспели кто в чем. Если, конечно, живы. Только навряд ли ему они останутся интересны, как и он им. Разменяв пятый десяток и кое-что повидав в этой жизни, поневоле станешь относиться критически не только к чужим, но и к своим поступкам… Но всё-таки…
Несколько месяцев пройдёт в написании многочисленных отчётов и адаптации к непростым (как он знал) реалиям нынешней жизни. А дальше?
Он знал, что свои не дадут пропасть, но рядом не окажется ни одного по-настоящему родного человека, и оттого дома он окажется в не меньшей изоляции, чем был там.
Самолёт снижался. Под крылья стелились такие знакомые и при этом давно забытые подмосковные перелески, поля, дачные домики, покрытые таким же забытым снегом. Настоящая зима, без штормов и шквальных ливней, ночной духоты и осточертевших москитов!
Касание, толчок… Самолет покатился по серому полотну бетонки в белых переполосьях позёмки. Пассажиры завозились, разминая затёкшие тела, доставая с полок свой багаж. Виктор потянулся до хруста в суставах, поводил из стороны в сторону головой, массируя онемевшую шею. Не спеша достал с полки свой дипломат и плащ, столь неуместный при местном климате, обстоятельно проверил содержимое карманов и вслед за всеми потянулся к выходу.
За десятилетие здесь многое изменилось, и выходили теперь через посадочный рукав прямо в здание терминала. Виктор направился прямо в «зеленый» коридор, поскольку ничего задекларированного у него с собой не было. Не успел он выйти за жёлтую линию, как его сзади подхватили и с весёлыми воплями закружили сразу несколько человек. От неожиданности он не успел даже оказать сопротивления, просто тупо упирался, но, разглядев встречавших, расплылся в довольной улыбке! Все те, кто работал с ним долгие годы, оставаясь в тысячах километров на другом континенте, бывшие однокашники и однокурсники пришли поприветствовать финал его безумной одиссеи! Сумбурно болтая ни о чём, они такой вот толпой и повалили к выходу. На стоянке машин, правда, его на мгновение оставили в покое, позволив самому открыть дверцу тонированного служебного «Мерседеса» и без посторонней помощи устроиться на заднем сидении. На мгновение он шестым чувством ощутил присутствие  в машине кого-то ещё, знакомого, но давно забытого…
— Здравствуй, Витя, — успел услышать он вечность назад ставший родным Наташин голос, и провалился в горячие объятия.


К О Н Е Ц


Оренбург, Киев, Легница, Западный Берлин, ГДР, Москва.
2008 год