Пришли холода. Вытаскиваю старую шаль, чтоб была под рукой. Встряхиваю её. Пушинки разомкнулись, заколыхались, ожили, согревая ладони, развевая запах сундука, солнца и ушедших лет.
Шаль мне подарила свекровь. Уже давно. К сорокалетию. Помню, как мы любовались её расцветкой, поднеся к окну, к солнечным лучам. В коричневых нитях плетения прятались еле заметные желтоватые, проглядывая сквозь пушистые кудряшки. Они были так густы, что руки утопали.
Как ни старалась, всё же мелькнуло, видать, моё недоумение. Платки не носила. Считала, их головным убором старушек. Спохватилась я, заметив лёгкую растерянность свекрови, и от смущения стала с двойным усердием расхваливать шаль и, то краснея, то бледнея, благодарить за внимание и подарок.
Долго хранилась она в шкафу. То и дело свекровь намекала, что в шали теплее, чем в шапочках, мол, почему не носишь.
Решив порадовать, повязав кое-как шаль, я поехала к ней.
Шея не поворачивалась. Шаль на голове не держалась. Спадала то назад, то на лицо. Пушинки липли к губам, застилали глаза. Заулыбалась свекровь, помогая мне освободиться из пушного плена, засветилась вся.
За чаем я училась премудростям подвязывания платков. На свекрови платок, особенно домашний, сидел так аккуратно, законно и обоснованно, подчёркивая форму головы, будто она родилась на свет уже с платочком, да так и выросла в нём.
Летом, по совету свекрови, я перетряхивала шаль, вывешивала на часок другой на улицу, обкладывала заново анти молью, земляничным мылом и - опять в сундук.
Внуки и внучки выросли в этой шали, греясь теплом прабабушки. Да и все члены семьи выздоравливали с ней. Кому поясницу согревала, кому плечи. Добрую душу свою вложила свекровь в шаль, с каждым годом делая подарок бесценнее.
Накину сейчас шаль на голову, распределю остальную часть по плечам, по спине, прихвачу поясницу, кисточки свяжу в нескольких местах, сверху накину куртку и пойду налегке и в тепле погребу снег во дворе.