Не берут, ничего у меня не берут. Ну, берут, конечно, но очень плохо, так, еле-еле концы с концами свести.
Я предлагала свое лишнее время, бесцельное шатание, душевный разброд, левую почку и тоску по дому. Ничего никому не надо.
Я сижу на жаре, потная снаружи и высохшая внутри и предлагаю вам все, что у меня еще осталось – возьмите, я ведь совсем немного прошу взамен – сосиску кошке моей, две сосиски собаке, две - потому, что она щенка кормит, и погладить меня по лысой голове, потому, что сосиску я не хочу, но если дадите еще одну сосиску, я ее отдам тому, кто там шуршит в углу.
Вот кровь моя – она спасет сифилитиков и наркоманов, вылечит проституток и пожилых профессоров, она поставит на ноги то, что никогда не стояло и уложит навзничь никогда не спящих.
Вот кровь моя, оранжевая, как холод в груди, лучшая кровь неизведанной группы, - вот смотрите, она разлита по пыльным пузырькам, и не сворачивается, она никогда не сворачивается, она булькает по окостеневшим трубкам, протянутым внутри меня, и можно проткнуть дырочку – изовьется веселой змейкой, закапает – подставляйте полторашки и кружки – так собирают березовый сок, неужели даже кровь моя уже не нужна вам, умные и злые люди?
Купили мою атрофированную гланду, маленькую-маленькую. Гланда не хотела уходить, она жалась к моим ногам и заглядывала в глаза, а я отворачивалась и шелестела денюшкой в кармане джинсов.
Накинули веревку, вырвали из раскоряченного моего горла и потащили на брюхе по пыли, она извивалась и кричать не могла, атрофированная. И я не выдержала, я закричала «назад!!!» так, что все попадали ниц, и упала с неба оглушенная машина, и много людей погибло.
Гланда осталась со мной, чем мне вас кормить всех - шепчу я, сморкаясь в пыль и размазывая соплю в вопросительный знак, чем мне кормить тебя, гланда, левая почка и время, оставшееся мне в наказание?
С чем теперь я вернусь к вам, дети мои, мудрые, голодные и беззаботные…
Там, в пещере, среди свисающих сверху корней, ждет меня серьезная кошка с библейским взглядом, и выбежит навстречу собака с висящим на титьке щенком, и в углу, в сухих прошлогодних листьях зашуршит беззубая глухая старуха, а может это старик, - Это, которое в углу, может только возиться, но оно все понимает и тоже просит сосиску.
И мы затанцуем и зажжем керосиновую лампу, потому, что здесь сухо и темно, не бойтесь, луна никогда не попадёт сюда. Мы не любим луну, томит и тошнит она меня, когда долго смотрю на её перекошенное лицо, собака на неё воет, бессильно поджав хвост, а кошка просто любит керосиновую лампу.
Керосиновая лампа собирает мотыльков, не долетевших до луны, они танцуют и превращаются в уголь, и мы слышим, как они кричат от счастья, мотыльки, ликуя и умирая.
И мне становится не страшно, щенок спит, сложив голову в мою ладонь, по животу моему ходят кошки, выбирая местечко поудобнее, и где-то в углу, шуршит и возится сытая тень.
Миллионы лет проходят перед нами за пару часов перед керосиновой лампой.
Мир спит, и я сижу одна, горда и одинока, как паук.
Я знаю, когда станет совсем плохо, мимо меня пройдет человек цвета хаки, и запахнет в воздухе луной и снегом. Подождите, - закричу я, поднимаясь и ковыляя за ним на застывших ногах, - подождите, молодой человек с камуфляжными глазами, вот я вижу у вас ожерелье на груди, и я знаю из чего оно. Оно из душ животных и человеков, я видела такие, когда была такой маленькой, что помещалась среди крупинок соли в коробке из-под спичек, неужели вы опять пройдете мимо меня…
Я вцеплюсь в него, когда увижу, как он идет мимо меня – с пустыми глазами, с посохом наперевес, и горящими фарами. Смотри, кричу я в него через пургу, смотри – вот моя ладонь, вся в шрамах, вот, смотри, что я покажу тебе – вот в ней – покажу тебе всё то, что ты ищешь – это же я, я, я, яяяяяяя…
Завертело, заткнуло рот и уши и все дыры, какие только можно было заткнуть.
- Нет? – спрашивают кошки и собаки и обнимают меня в утешение хвостами.
- Нет, дети мои, это был опять не наш Бог.
- Мама, мама, расскажи, какой он, наш бог.
Наш Бог, - мурлычу я, и обнимаю всех -
Наш Бог, - кормлю я титькой, вылизываю шерстку -
Наш Бог, он очень добр, добр, добр…
Наш Бог он очень мудр, мудр, мудр…
Наш Бог никогда не бежит от нас,
Он увидит нас, и все будет хорошо,
Спите детки, спите,
Все у нас будет хорошо…