На снимке строительство восьми коттеджей (на две семьи каждый) в микрорайоне "А" по Обводной ул. (потом она недолго называлась ул. Романтиков, а сейчас ул. Валентины Терешковой), которые давались не только докторам наук, но и высокопоставленным деятелям, некоторым руководителям служб. Из тех, кого я помню, зам.Председателя СО АН Л.Г. Лавров, Начальник УКса В.Я. Каргальцев, гл.инженер УКСа А.С. Ладинский, Зам.директора ИЯФ А.А. Нежевенко, д.т.н. председатель ОКП В.П. Сигорский.
Перед ними дом №1, в котором я тогда жил. За коттеджами корпуса Института геологии и геофизики (в первом слева был кинозал, где показывали кинофильмы). Дальше, за Центральной улицей (теперь ул. академика Коптюга) виден Институт математики.
Жилищные проблемы
Был и еще один сложный вопрос – распределение жилья. У этого вопроса было две стороны: был такой фактор, как нуждаемость в жилье и был фактор производственной необходимости, когда было необходимо привлечь крупного или среднего класса специалиста в тот или иной институт.
К тому моменту, когда я начал вникать в это вопрос, все жилье между институтами и службами распределяла Центральная жилищная комиссия. В институтах же эти вопросы решали директора с минимальным участием месткомов. Председатель месткома каждого института подписывал, наряду с директором совместное решение, и это было правильно. Поэтому мы в дела месткомов не лезли. Разве что, когда к нам поступали жалобы из институтов на неправильное распределение. И то конфликтов у нас с месткомами никогда не было. Мы исходили из принципа: «Им виднее!»
Но вот какому институту, сколько дать квартир в каждом конкретном доме решалось кулуарно. Где, не знаю и посейчас. Официально – на заседании Центральной жилищной комиссии. Но там предлагалось уже готовое решение, и откуда оно бралось, никто не знал. Возможно, над этими вопросами работала наиболее активная группа академиков, членов Президиума СО АН. А может быть, и еще более узкий круг людей.
Еще одна трудность была связана с полнометражными квартирами в четырехэтажных крупноблочных домах, которые Сибакадемстрой привез из Ангарска, Красноярска и других строек Минсредмаша и которые начали сдаваться в конце 1960-го года. Они строились достаточно быстро сначала в микрорайоне А, потом в Б и В. Конечно, они были получше первых домов по всем параметрам – и хорошая планировка, и потолки повыше, и туалеты отделены от ванн, и звукопроницаемость получше. На эти дома Президиум СОАН смотрел, как на свои собственные, и распределял по списку, не спрашивая мнение Объединенного комитета профсоюза. А это уже противоречило Уставу профсоюзов.
Процедура была примерно такой. Каждый институт предлагал свой список научных сотрудников, претендовавших на такое жилье. В него для проформы включали 1-2 высококвалифицированных рабочих, чтобы не обвинили в зажиме рабочего класса. Как я понимаю, эти списки попадали на стол к узкому кругу лиц, и этот круг решал, какому институту и сколько квартир дать в очередном доме. После этого Центральная жилищная комиссия утверждала подготовленные предложения не только по количеству квартир, но и по персональному составу.
Конечно, какие-то институты при этом считали себя обиженными. Директора их даже выступали на заседании Центральной жилищной комиссии. Их вежливо выслушивали, но этим все и кончалось. Было видно, что решения просто проштамповывались.
Конечно, роль профсоюзных комитетов здесь была нулевой, но при том авторитете ученых, который был общепринят (без ученых не было бы и Новосибирского научного центра) никто и не пытался посягать на сложившуюся практику.
Сама же Центральная жилищная комиссия была в структуре взаимоотношений предприятия с профсоюзной организацией, сложившейся в стране, явно чужеродным телом. Ведь она существовала наряду с жилищной комиссией ОКП, которая в этой схеме бездействовала, разбирая только жалобы, но, не имея ни малейшего влияния, чтобы что-то решить. Это было нарушением законодательства. Об этом знали и высокие профсоюзные органы, но закрывали на это глаза. А со стороны Президиума СОАН было явно выраженное недоверие профсоюзному органу.
Мы начали с того, что создали жилищную комиссию ОКП Академгородка. Надо было вести кропотливую повседневную работу с людьми, чтобы к нам привыкли, чтобы знали, что мы не только что-то распределяем, а реально помогаем людям в трудных ситуациях и исправляем несправедливость, если она кем-то допущена.
Но вмешиваться в порядки, установленные Лаврентьевым, я тоже не считал возможным. Перед ним стояли труднейшие задачи создания Научного центра в Сибири, а жилье, да еще более комфортабельное, да еще коттеджи, которые давались только академикам, членкорам и некоторым докторам, были великолепным дополнительным стимулом для привлечения в Сибирь ученых. Главным все же была возможность развития научных направлений. И я не хотел, чтобы Лаврентьев смотрел на профсоюз как на помеху в его деятельности. Более того, я прекрасно осознавал уже в это время, что любой, кто встанет на пути академика Лаврентьева или даже не встанет, но он подумает, что встал, будет мгновенно раздавлен. Я к тому моменту уже видел, как Михаил Алексеевич Лаврентьев это делает с некоторыми, невзирая на степени и звания. Без сожаления, без жалости, сметая с пути.
Продолжение следует: [http://www.proza.ru/2013/01/02/313]