"Вкус победы – это вкус чьей-то боли"(с)
...Шестнадцатилетняя Виолетта Курилюк рассеянно откинула со лба фиолетовую челку и безразлично огляделась по сторонам. Ее потенциальные конкурентки вели себя по-разному: некоторые нервно хихикали, другие излишне шумно и эмоционально переговаривались, третьи отстраненно разглядывали собственные колени… Общим знаменателем для всех девочек было одно – напряженное волнение.
Ну да, впрочем, стоило ли удивляться их нестабильному психологическому состоянию? Ведь на кону не двести гривен, не билет на самолет в Лондон, не учеба в престижном ВУЗе – главная роль в популярнейшем телесериале страны, который наверняка будет транслироваться и за границей: на экранах России, Франции, Казахстана…
В душном, затхлом, узком, длинном, плохо освещенном коридорчике робко топталось и тревожно вздыхало не менее двухсот девчонок в возрастном диапазоне от четырнадцати до восемнадцати лет.
Виоле было даже немного жаль их, обреченных на поражение. Главная роль – она, увы, всего одна… и предназначена только для нее. По-другому и быть не может. С самого детства маленькая Виола мечтала лишь об этом – гордо играть на большой сцене, видеть признание, восхищение и обожание на лицах людей, с удовольствием получать бесценные гонорары и подарки, иметь бесчисленное множество фанатов и поклонников, снисходительно давать интервью и автографы… Она родилась для такой судьбы, она создана для нее… и она не может… просто не имеет права… проиграть в этой первой, решающей битве.
Она не проиграет. Нет. Уж будьте уверены.
Виола медленно закрыла глаза, внимательно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, пытаясь зафиксировать их в памяти. Через несколько лет, когда она, уже всенародно знаменитая и любимая, будет писать собственную биографию, эти воспоминания, несомненно, пригодятся ей.
Несмотря на усиленное самовнушение, она все же ощущала некий слабовыраженный унылый мандраж. Знала, что обязательно получит эту роль – и все равно…
В следующее мгновение уже успешно успокоила себя тем бесспорным фактом, что даже если она облажается на пробах, любимый папочка – владелец двух крупных столичных супермаркетов – мягко убедит комиссию изменить свое решение.
Конечно, таким образом пользоваться деньгами и влиянием отца – это низко, подло, нечестно, но что поделать... Для достижения великой цели, как известно, все средства хороши.
Из-за двери с дорогой оббивкой вышла... точнее, выбежала растрепанная рыжая девчонка лет пятнадцати. Серые глаза поблескивают от слез – видать, неудачно проба сил прошла.
- Курилюк, Виолетта! – секундой позже строго позвали из-за двери.
Виола, к своему неудовольствию, от неожиданности вздрогнула – девушка не рассчитывала, что ее вызовут так скоро. Ну да, впрочем, какое это имеет значение – раньше или позже?
Виола решительно, бесстрашно поднялась с неудобного, узкого сиденья. На бледном лице – дорогая косметика, напряженная сосредоточенность и деловитая собранность, губы поджаты. Стройная, если не сказать – тощая, осанка идеально прямая, взгляд изумрудных глаз устремлен вперед и только вперед. Обтягивающее, до неприличия короткое едко-зеленое платье, длинные, прямые ярко-фиолетовые волосы, художественными волнами спадающие на узкие плечи, разноцветные браслеты на тонких запястьях.
Она – красива. И она словно бы создана для роли прелестной, доброй, смелой и принципиальной девочки Дианы.
С рассеянной улыбкой на лице, Виола, под перешептывания (несомненно, завистливые) других амбициозных претенденток, спокойно и неторопливо пересекла коридор.
***
... Что произошло потом, в небольшой, пустой комнатушке для первичного прослушивания, Виола толком объяснить не могла. Все смешалось в голове в какую-то неразборчивую, размытую, болезненную кашу, более походившую на дурной сон, нежели на реальность.
Тусклые, скучные рожи судей, отец, стыдливо отводящий разочарованный взгляд, ее собственное отчаянное, пораженное удивление – "почему?"... Все должно было произойти не так. Совсем не так, черт возьми.
Почему? Почему?! ПОЧЕМУ?!
Она ведь все... все сделала так, как надо, она старалась изо всех сил...
Невыносимая боль и горечь – члены комиссии по непонятной причине явно остались недовольны Виолеттой Курилюк.
Когда Виола, едва не плача, на негнущихся ногах и с потными ладошками, вышла в тесный коридор, ей казалось, что противнее на душе быть уже не может.
Она ошибалась. Как оказалось – может.
- Это было ужасно, - жестко отчеканил отец несколькими часами позже.
- Папочка, - испуганно залепетала Виола. – Папуля, я, наверное, просто... просто растерялась... – она знала, что это не так, но ей отчаянно хотелось верить в правдивость собственных слов.
Евгений, горько вздохнув, скорбно покачал головой.
- Подобного позора я уже давно не испытывал, - процедил. – Они ведь все знают, что ты – моя дочь.
- Кстати, об этом... – Виола неловко заулыбалась, с немой надеждой взглянула на отца. – Папуля, ты же устроишь меня, правда? Я же все равно буду играть в кино, да? Я постараюсь... я буду хорошей актрисой...
Евгений несколько мгновений недоуменно глядел на дочь, затем расплылся в уничтожительной улыбке.
- Ты издеваешься, Виолетта? Я не собираюсь вкладывать деньги в продвижение бездарности. Ты – безнадежна. И тут дело даже не в актерских умениях...
Виола замерла, часто-часто заморгала. Жестокое, безжалостное, убийственное слово "бездарность" резануло по ранимой душе, принеся тоску и печаль, муки задетого самолюбия, оставило противную, досадливую, ноющую боль где-то там, глубоко в сердце.
- Что ты такое говоришь? – не сдержалась мама – стройная, ухоженная, уверенная в себе блондинка, со спины больше тридцати не дашь. – Виолочка – очень талантливая девочка!
Отец недовольно хмыкнул, укоризненно посмотрел на маму.
- Я не собираюсь тянуть Виолетту только из-за того, что она – мой ребенок. Она займет место какого-нибудь по-настоящему перспективного и умного ребенка, ты это понимаешь, Жанна? Я не прощу себе этого...
Неожиданно хорошенькое, тонкое личико Виолы исказилось, она иступленно, обиженно зарыдала. Слишком много плохого за один-единственный день... слишком много, и сдерживать рвущиеся из груди чувства уже не хватало душевных сил.
- Малышка, принести тебе воды? – тут же закудахтала любящая мать, кинулась к Виоле, судорожно прижала девушку к себе, ласково погладила по фиолетовым волосам. – Не плачь, деточка...
- Папуль... я умоляю... ну, пожалуйста...дай мне шанс... – сквозь рыдания, с трудом выговаривала Виола, размазывая слезы по лицу.
- Да что же это, в самом деле, такое! – разгневанно вскричал отец, с силой бабахнул кулаком по столу. Через мгновение уже смягчился, добродушно пробурчал:
- Сырость тут разводит...
- Папочка, прости... – подняла на него глаза, полные слез Виола. – Так ты мне поможешь?..
Евгений покачал головой. Он был непреклонен.
- Твою судьбу решат члены комиссии.
- Женя... – возмущенно начала было мама, но осеклась – внезапно Виола вскочила со стула, обвела комнату обезумевшими от боли и разочарования глазами.
- Ненавижу тебя, отец! – выкрикнула неистово. – Уйду нахрен из дому... – с этими словами она пулей вылетела из комнаты, едва не ударив мать, порывавшуюся бежать за ней, по носу дверью.
Жанна, испуганно осознав, что девушку не догнать, медленно повернулась к мужу. В глазах плясали искорки ярости.
- Что же ты делаешь, урод? – тихо, угрожающе спросила. – Для тебя идиотские принципы важнее спокойствия и счастья родной дочери?
Евгений фыркнул, задумчиво изрек:
- Избаловала ты ее... – спохватился, с тревогой глянул на трясущуюся от гнева "вторую половину":
- Да ты не волнуйся, никуда добро наше от нас не денется...
***
... Неделей позже самые худшие предчувствия Виолы оправдались – она не прошла по конкурсу на главную роль. Приняли некую... Екатерину Колесник.
Однако, Виола не унывала – в изобретательном мозгу созрел новый план под кодовым названием "Как бездарность может победить талант".
В понедельник, без десяти двенадцать, Виола без особых трудностей проникла в здание общеобразовательной школы №241 – усталый охранник лишь сонно поглядел на нее, и, убедившись, что она – всего-навсего старшеклассница, лениво пропустил Курилюк.
Виола неторопливо направилась на второй этаж – к расписанию уроков. Ей требовалось узнать номер кабинета, в котором на данный момент проходил урок у одиннадцатого "А" класса.
Без труда найдя нужное помещение, она деликатно постучалась, осторожно открыла дверь:
- Извините... Нельзя ли Катю Колесник на минутку? – вежливо осведомилась, доверчиво и невинно глядя на пожилую, деловитую учительницу.
Учительница в ответ смерила ее удивленным, подозрительным взглядом, но все же бесцветно выдала:
- Катя, выйди – тебя зовут.
Виола тихонько прикрыла дверь, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться облегченно – ей даже не пришлось дожидаться этой паршивой девчонки под школой. Надо же, как легко и просто все получилось.
Сердце от волнения бешено стучало в груди, глаза торжествующе блестели. Сейчас... сейчас она увидит ее. Эту наглую курву, которая незаконно заняла место, по праву принадлежащее ей, Виолетте Курилюк.
Через мгновение Колесник вышла из класса – простая, спокойная, открытая, сдержанная девочка. Школьная форма на тоненькой, маленькой старшекласснице казалась не новой и не дорогой, но чистой, аккуратной и ухоженной. Темно-русые волосы были собраны на затылке в "хвостик". Светло-карие большие, выразительные глаза излучали непоколебимую уверенность в себе и твердость духа. Правильный овал лица, бледная гладкая кожа...
Виола буравила незнакомую девочку презрительным взглядом.
- Мы знакомы? – чуть склонив голову набок и неуверенно улыбнувшись, изумленно спросила Катя.
Виола стремительно подлетела к ней, грубо взяла растерявшуюся Колесник за грудки, резко притянула к себе, внимательно вгляделась в пораженное лицо Кати.
- Ну, надо же... У них там, похоже, совсем нет вкуса, - кривясь от напускной брезгливости, выдохнула. – Выбрали нищенку...
Катя, нахмурившись, угрюмо смотрела на нее.
- Чего тебе надо? Кто ты такая? – бесстрастный, без тени страха тон не предвещал ничего хорошего, и он совершенно не нравился Виоле.
Виола, фыркнув, встряхнула безвольную Колесник.
- Слушай меня внимательно, безродная, простонародная, тупая корова... Ты завтра же – слышишь? – завтра же откажешься от роли Дианы. Если ты этого не сделаешь... – Виола позволила себе обнажить идеально ровные белые зубки в злобной, угрожающей ухмылке, - ... я натравлю на тебя таких влиятельных и опасных людей, о существовании которых ты, несчастная мелюзга, даже и не догадываешься.. и ты, ничтожная сучка, раз и навсегда пожалеешь о том, что появилась на свет... Поняла? – довольно мирно спросила Виола, заглядывая в глаза своей жертве.
Катя закусила губу. Похоже, она напряженно, сосредоточенно думала. В ее душе, видать, в этом момент проходила нешуточная борьба. Наконец, она медленно подняла серьезный взгляд на Виолу.
- И не подумаю отказываться от своей мечты, - твердо, четко произнесла она. – И угроз я твоих не боюсь... бездарность, - уничтожительный взгляд с некоторой долей сочувствия.
"Бездарность"... Опять это проклятое, омерзительное, отвратительное слово!..
Виола, вне себя от ярости, с кулаками бросилась на глупую, своенравную девчонку с намерением избить ее до полусмерти. Но... мощный удар кулаком в живот повалил Курилюк на грязный, холодный школьный пол. Виола все еще жадно хватала ртом воздух, держась руками за взрывающийся болью живот, когда дверь за Катей Колесник закрылась.
***
... Напряженная Виола сидела в глубоком кожаном кресле, нервно теребя бумажную салфетку руками. Наконец, робко подняла неуверенный взгляд на собеседницу – та вальяжно закинув ногу на ногу, уютно откинулась в кресле напротив. Худенькая блондинка в черном платье тепло, покровительственно улыбалась Виоле и именно эта ее улыбка все еще удерживала Курилюк от горестных слез.
- Эта неимущая дрянь совсем зарвалась, - гневно выпалила Виола. – Чмошница в тошнотворных, убогих шмотках... Секонд-хэнд ходячий, а туда же... Видела бы ты сколько у нее гонору, надменности...
Собеседница спокойно, задумчиво помешивала в крохотной чашечке миниатюрной ложечкой ароматный кофе с воздушными сливками. Виола заискивающе заглянула в пронзительно-синие, холодные глаза блондинки.
- Ты же поможешь мне... избавиться от нее? – жалобно спросила. – Правда... правда, Онэ-тян?
Собеседница выглядела слегка озадаченной и немного удивленной. Изумленно выгнула бровь.
- Тебе ведь это – раз плюнуть, - егозливо, испуганно лепетала Виола. – Прикажи Дане побить ее, - изумрудные глаза Курилюк засветились безумным, кровожадным предвкушением.
- Странно, - озабоченно, рассеянно бросила Онэ-тян. Ее голос - глубокий и мелодичный - очень нравился Виоле.
- Что? – пискнула Курилюк.
– Мы достаточно давно знакомы с тобой, детка... и при этом ты смеешь пытаться использовать меня, - блондинка снисходительно, весело усмехнулась, но Виола, сжавшись в кресле, замерла от ужаса. Спокойная, мягкая, улыбчивая ярость Онэ-тян приводила ее в панику.
- Я... нет, - кое-как выдавила из себя Виола. – Я просто... Давай будем... партнерами, как наши отцы, - отвратительная, холуйская улыбочка словно бы приклеилась к лицу.
- Парнерами? – Онэ-тян с живым, холодным любопытством разглядывала ее. – А ты в курсе, что равноправное партнерство предполагает взаимовыгодное сотрудничество?
Виола торопливо, взволнованно закивала.
Онэ-тян подалась чуть вперед, насмешливо изучая серьезное, напряженное лицо Курилюк
- И что же ты мне можешь предложить, Виолетта? – елейно осведомилась.
Виола смущенно отвела глаза. Думала недолго.
- Я... я сделаю все, что ты захочешь.Не задумываясь, отдам жизнь за тебя... Только прошу – помоги мне исполнить свою сокровенную, банальную мечту... – зашептала лихорадочно, горячо, глаза возбужденно, болезненно блестели.
- Я подумаю над твоим предложением, - мягко заверила блондинка. Нахмурилась. – Ты неважно выглядишь, милая... Хочешь свеженького апельсинового соку? – неожиданно просто, невинно и мирно спросила.
Растроганная внезапной добротой "подруги" Виола угодливо закивала. Онэ-тян напоследок ласково, почти любовно улыбнулась ей и, лениво поднявшись из-за стола, грациозно и неспешно двинулась к тяжелым, дубовым дверям позади Виолы.
Курилюк облегченно вздохнула – до этой секунды она не осознавала, как сильно ее тяготил и напрягал пристальный, ледяной, оценивающий взгляд Онэ-тян.
А сейчас стало лучше, спокойнее, свет...
Плавный, медленный потом мыслей Виолы внезапно резко оборвался. Она ошеломленно обмерла в кресле.
Холодную сталь безжалостно прижимали к тонкой, бледной, беззащитной шее. Чья-то сильная рука крепко держала ее за волосы.
- Не дергайся, сладенькая, – вкрадчивый голос у самого уха. – Ты ведь обещала мне свою жизнь, не так ли?
Виола, мгновенно похолодев, застыла, не в силах осознать происходящее. От острия ножа отчетливо пахло спертой, мутящей, удушливой, болезненной смертью.
Курилюк, чуть дыша, беспомощно съежилась в кресле. Девушка, без преувеличения, едва не описалась от страха. Ощутила, как по спине пробежала липкая, неприятная струйка пота. Руки затряслись от ужаса. Сердце быстро стучало в груди, словно бы стараясь отработать весь жизненный план за вынужденный более короткий срок.
И все же, Виола, несмотря на критическую ситуацию, сохранила способность более-менее связно мыслить. Онэ-тян не перережет ей горло... эта стерва просто не может пойти на такое страшное преступление – ведь разгневанный, безутешный Евгений обязательно найдет убийцу дочери и сгноит ее в тюрьме. Но...
Виола с трудом разлепила пересохшие губы, чудовищным усилием воли сдержала надрывный, горестный крик, яростно рвущийся из груди.
... Виола к тому времени уже будет мертва.
Сопротивляться в данный момент – бесполезно. Пока Виола дотянется отяжелевшей, непослушной рукой до ножа, блондинка уже успеет нанести ей непоправимый ущерб. Реакция у Онэ-тян значительно быстрее, чем у Курилюк, да и паника, наверняка, скажется на движениях Виолы, сделает их неловкими, медлительными... К тому же, "подруга" сильнее.
Выхода не было. Не было... не было... не было...
Виола обреченно зажмурилась, каждую секунду ожидая невыносимой, всепоглощающей, адской боли. Короткая, неприятная вспышка боли, а потом... липкая, затягивающая, темная пустота.
Мгновения безнадежного ожидания тянулись бесконечно долго. Эта неспешность времени сводила Виолу с ума. Хотелось лезть на стену, истошно вопить, громко материться, - проявлять хоть какую-то активность, разбивая режущую тишину.
Внезапно оружие убрали от ее глотки, оно исчезло так же стремительно, незаметно и беззвучно, как и появилось.
Онэ-тян, иронически ухмыляясь, осторожно и мягко ступая, обошла кресло. Тело Виолы била крупная дрожь, в лице, казалось, не осталось ни кровиночки, чуть влажные, широко раскрытые глаза безумно блестели, лоб покрылся испариной. Она тяжело, судорожно хватала ртом воздух.
Онэ-тян, слегка нахмурившись, склонилась над ней, легонько похлопала по щекам. Курилюк, трясясь словно в лихорадке, с ужасом отпрянула от нее.
- Не трогай... не трогай.... не трогай, - она задыхалась, слезы застилали глаза. Беззащитно опустила голову, глухо, безнадежно зарыдала. Никогда в жизни она еще не ощущала себя такой маленькой, слабой, оплеванной, униженной...
Онэ-тян успокоительно погладила ее по мокрому лицу – на сей раз Виола не возражала.
- Бедняжка... Неужели тебе и в самом деле почудилось, что я собираюсь убить тебя? – с легким недоумением и жалостливы сочувствием спросила Онэ-тян. – Ну, ничего – сейчас тебе станет легче. Иди ко мне, - задорно, ободряюще подмигнула, раскинула руки для объятья.
Виола не смогла устоять перед соблазном – доверчиво прижалась к черному платью, совершенно бессовестным образом портя его своими слезами.
- В следующий раз ты хорошо подумаешь перед тем, как предлагать кому-либо свою жизнь, правда? – мягко осведомилась Онэ-тян, саркастически усмехнувшись и неторопливо, задумчиво поглаживая влажные, растрепавшиеся, фиолетовые волосы. Курилюк наивно, беспомощно, простодушно, бесхитростно уткнулась Онэ-тян в живот, чем повергла девушку в изумленное умиление.
- Жестокая богиня... – не поднимая глаз, прошептала Виолетта почти беззвучно.
***
... Противно – мелко, но упрямо моросил дождик. Тоненькая осенняя курточка Виолы потихоньку промокала, сырые волосы мелкими крысиными хвостиками облепили лицо.
Курилюк поежилась – неуклонно холодало. И... ей еще стоять на холоде и дожде по меньшей мере, пятнадцать минут.
Нужно дождаться Колесник. Дождаться...
Последние дни Виола плохо спала, мало ела, практически ни с кем не общалась, с лица не сходило выражение отрешенности и равнодушия. Порою она даже забывала утром умыться и почистить зубы.
Виола сильно похудела за последнее время.
А все из-за нее. Из-за проклятого юного дарования – Кати Колесник.
Из-за нее некогда надежно отлаженная, счастливая, беззаботная жизнь Виолы медленно, но верно катится под откос. Из-за нее разбилась, растопталась мечта всей жизни Виолы. Из-за нее Виола опозорилась перед отцом. Из-за нее Виоле пришлось унижаться перед Онэ-тян.
Курилюк, сцепив зубы, подняла печальный, горький взгляд на грязно-серое, унылое небо.
Настойчивая, пробирающая до костей морось, пасмурное, тусклое небо – тоже из-за нее, Виола в этом не сомневалась.
Она, Виолетта Курилюк, всегда добивалась желаемого. Для нее не существовало недосягаемых рубежей. Хотелось дорогое, роскошное платье – просила, умоляла, требовала вещь у родителей до тех пор, пока они не сдавались и не покупали ее. Нравился фигуристый, поджарый, смазливый мальчик – кокетничала, строила глазки, ворковала, просила о помощи до тех пор, пока он не становился ее парнем. Была заинтересована в хорошей оценке – подлизывалась, льстила, приносила цветы и подарки, беседовала по душам с учительницей до тех пор, пока она не ставила Виолетте в табель нужную отметку.
Она не умела проигрывать, - до последнего времени жизнь текла ровно, легко, неспешно и приятно, словно бы по накатанной колее.
Она не умела терпеть поражения... и не собиралась учиться.
"Расслабься, развейся, отдохни" – добродушно посоветовала ей Онэ-тян, но Курилюк не собиралась прислушиваться к мнению этой хитрой сучки.
Боль – тянущая, колющая, саднящая, постоянная – поселилась в груди, и Виола осознавала, что единственный способ раз и навсегда избавиться от нее – уничтожить ненавистную Катю Колесник.
Сейчас у нее осталось всего одно страстное, отчаянное желание – убить прямую, бесхитростную победительницу.
Убить... убить...убить...
Небольшой кухонный ножичек уютно устроился в кармане куртки, Виола нащупала его рукой, сжала... Это придало ей спокойствия и уверенности. Изумрудные глаза безумно, лихорадочно блестели.
Неожиданно Курилюк напряглась, сосредоточилась – Катя Колесник с двумя одноклассницами показалась на другом конце улицы. Над головой девчонки – темно-синий зонт, русые волосы стянуты двумя игривыми желтыми "хвостиками", которые несколько не вязались с отрешенным, безразличным, пустым выражением бледного лица.
Виола, не отрываясь, пристально следила за ней. Вот она деловито помахала подружкам на прощание. Вот неспешно двинулась к своему подъезду...
Увидев Виолетту, Катя замерла, нахмурилась и заметно напряглась. Исподлобья тяжело и недоверчиво зыркнула на Курилюк. Неторопливо приблизилась к Виолетте – Курилюк внимательно наблюдала за каждым ее шагом.
- Снова ты? – грубовато спросила Колесник. – Ну чего тебе еще от меня нужно? Разве мало получила за время предыдущей нашей встречи? Оставь меня в покое! – звонкий, чистый голос от от волнения дрогнул, Катя нервно сжала руки в кулаки.
Виола подчеркнуто виновато улыбнулась, примиряюще замахала руками.
- Да ты не кипятись. Я просто поговорить хочу.
- А твои "влиятельные и опасные" где-то тут рядом поджидают меня? – хмыкнув, подозрительно уточнила Катя. – Имей в виду: я никого не боюсь... Я сильная – всех ублюдков раскидаю, сколько бы их там не было... – гордо вскинула подбородок.
- Ты так ничего и не поняла? – покачав головой, горько спросила Виола. С лица еще не сошла улыбка, но в ней не было прежней энергии, она потухла – стала безжизненной, жалкой и болезненной.
- Ты о чем? – удивилась Колесник, не теряя, однако, осторожности – не расслабляясь ни на миг.
- Одна я. Одна, понимаешь? Некому меня защитить, - Виола сама мысленно подивилась спокойствию голоса. Запоздало отметила, что высказала незнакомой девчонке ту правду, в которой до тех пор боялась признаться даже самой себе.
Катя в ответ буркнула нечто невразумительное.
- Пойдем погуляем, - неожиданно дружелюбно предложила Виола, решительно беря опешившую Катю под локоть. – Я знаю тут одно местечко... Чудесный, чистый, цветущий... – "и безлюдный, особенно в такую погоду", с удовлетворением добавила про себя, - ... парк.
Колесник взглянула на нее как на сумасшедшую.
- Какой парк? Дождь ведь! – попыталась образумить странную Виолу.
- Ну, пожалуйста, - жалобно попросила Виола, умоляюще глядя на Колесник. Глаза заблестели от слез.
- Ладно... – спустя мгновение, с видимым усилием согласилась Катя.
***
... Они, не боясь простыть, сидели на сырой, холодной скамейке. Молчали – ни одна не решалась заговорить первой о том, что их обеих волновало.
- Иди ко мне под зонт, - тихо сказала Катя. – Промокнешь же вся... – озабоченно, с тревогой покосилась на непокрытую голову Виолетты.
Виола в ответ лишь хмуро зыркнула на нее, фыркнув, отрицательно помотала головой, заносчиво отвернулась. Сердце гулко, тяжело стучало в груди, ладони вспотели, щеки зарделись, в голове слегка гудело. Она понимала – если не покончит со своей жертвой в ближайшие пару минут, то не сделает этого уже никогда.
А тут... "Иди ко мне под зонт"... Чертова Колесник!..
Всего одна фраза... и все представление о нищебродке как о вселенском зле рушится за пару секунд.
Отчего же эта жалкая голоштанница внезапно проявила отзывчивость?
Да и... если бы даже не проявила... как бы в этом случае поступила Виола?
Неужели и в самом деле осмелилась бы?.. Тьху, даже смешно думать об этом. Смешно... и страшно.
Кем она вообразила себя? Киллером-профессионалом, что ли?
Глупая, наивная, надменная... Она всего-навсего самая обычная шестнадцатилетняя девочка. Ну, положим, не самая заурядная, но все же...
Она не сможет. Ей не нужно. Тем более, Катя при ближайшем рассмотрении оказалась весьма симпатичной и чудной девчушкой. Правда, молчаливая и мрачная до предела... ну да это ничего.
Виола физически ощутила облегчение – приятная расслабленность охватила тело и разум. На душе стало спокойнее, теплее, с сердца словно бы свалился тяжелый, болезненный груз.
Странно... всего час назад она только и мечтала напряженно о том, чтобы убить Колесник, а сейчас так легко и просто отказалась от своего замысла... Отчего? Неужто ей банально нужен был хоть какой-нибудь, самый ничтожный повод для того, чтобы оправдать свою слабость и мягкотелость... свою неудачу?
"Разве можно мстить доброму, порядочному человеку?" – ее отговорка должна звучать как-нибудь так.
На самом же деле, она в самый решающий момент... струсила.
"Но... разве дело в одной лишь трусости?" – неожиданно пронзила яркая, холодная, отрезвляющая мысль.
У Виолы перед глазами – живая картина... Женщина, закрыв лицо руками, судорожно плачет. Мужчина, стоящий рядом с ней, обнимает ее трясущиеся, словно в лихорадке, плечи. Его взгляд – немая боль, мука, отчаяние, бездна вопроса: "почему?".
Горе... Горе этих людей стоит ее удовлетворенного самолюбия?
Виола слабо улыбнулась, механически поправила мокрые волосы. Их неестественный, демонстративный цвет отчего-то неожиданно стал Курилюк противен.
Она не бездушная... Взбалмошная, скандальная, требовательная, капризная, но – не бездушная. Безвольная, бездарная, беспомощная и малодушная... возможно, но – не безжалостная.
И, если стать уважаемой и авторитетной – значит, потерять все живое, теплое, человеческое, то... пошел он в задницу, такой "авторитет".
Виола чуть было не совершила ошибку всей своей жизни. Какой же твердолобой, упрямой дурой она была раньше!
Нет. Пусть Катя живет, пусть добивается успехов, пусть будет счастлива...
От невеселых мыслей ее неожиданно отвлекла Катя.
- Тебе грустно оттого, что все так получилось? – девочка сочувственно глянула на Виолу, осторожно потрясла ее за плечо.
Виола предпочла не отвечать – ее убитый, тоскливый взгляд говорил сам за себя.
- Своими победами мы неизменно делаем больно другим. Возвышаясь сами, мы обязательно унижаем своих конкурентов. Таков наш мир, - голос Колесник слегка подрагивал, и Виола, повернувшись к ней, с удивлением обнаружила слезы в глазах Кати. Колесник досадливо ударила кулаком по лавочке. Виола робко отвела глаза, едва заметно качнула головой.
- Да... но как бы ты ни был силен, всегда найдется кто-то сильнее тебя, - тихонько, тускло, грустно засмеялась.
- Знаю, - задумчиво кивнула мгновенно успокоившаяся Катя, взгляд затуманился – она явно что-то вспоминала.
- И, если ты случайно встретишь этого человека, как ты себя поведешь? – с отстраненным любопытством поинтересовалась Виола. Катерине-то, небось, и вовсе не знакомо такое злосчастное чувство, как зависть... Она – человек твердый и выдержанный, цельная натура и поэтому...
- Я? – Колесник вздрогнула, словно бы очнувшись, испуганно взглянула на Виолу так, будто бы видела ее впервые. – Если я встречу яркую личность, я признаю ее... но сделаю все возможное, чтобы догнать по уровню и превзойти ее.
Виола пораженно заморгала, медленно расплылась в улыбке.
- А ты боец... – уважительные нотки невольно пробивались в голосе.
- Ага. И у нас с тобой одна сокровенная мечта на двоих, – серьезно сказала Катя, и Курилюк безотчетно задалась вопросом – а умеет ли вообще смеяться эта странная девочка?
Виола погрустнела, смущенно опустила глаза.
- Исполни ее... – прошептала горячо, горько, отчаянно.
Талант нужен для того, чтобы согревать людей своей ласковой добротой, освещать жизненный путь неизменными идеалами красоты и справедливости, обогащать духовно, способствовать росту культуры поведения, изменять их хоть немного, но все-таки – в лучшую сторону....
Справится ли способная девочка Катя Колесник со всеми этими задачами? Виоле хотелось верить в это.
P.S. (к прочтению не обязательно!)
... Катя неторопливо прогуливалась по тенистым, узким аллейкам парка.
На небе редкой красоты природное явление – яркая радуга. Взрослые и дети восхищенно тыкали пальцами в высь, весело смеялись так, как будто бы видели нечто сверхестественное, радостно суетились, словно бессмысленные хомячки в клетке...
Кате было наплевать и на тусклую радугу, и на жалких людишек. Задорный детский смех раздражал, бил по ушам.
Колесник болезненно поморщилась.
Если бы все эти никчемные существа, называемые людьми сию же минуту, сию же секунду массово передохли, Катя была бы только рада – воцарилась бы блаженная, прекрасная тишина.
Опостылело... Суетливые, громогласные, самоуверенные толстухи "за пятьдесят", дегенеративно ухмыляющиеся подростки, лысые мужичонки, в глазах которых – лишь похоть и пустота, девчушки в сотый раз что-то там восторженно бормочущие о любви...
Человечество прогнило насквозь, до самого основания. Люди превратились в... бесполезную плесень. По другому не скажешь.
Внезапно Колесник беззаботно рассмеялась, ловко, свободно, по-мальчишески перемахнула через большую, глубокую лужу, оставшуюся после дождя.
А ее случайная знакомая – Виолетта Курилюк, что можно сказать о ней? До безобразия глупа, слаба физически, бесхарактерна и беспомощна, непосредственна и доверчива. Это желторотое убожество являлось достаточно типичным представителем наследников зажиточных киевлян – избалованное, капризное, мягкотелое, инфантильное, не знающее тягот жизни.
Кате даже не пришлось по-настоящему вживаться в роль для того, чтобы подчинить Курилюк своей воле, заставить ее сдастся, отказаться от собственной прихоти.
Роли... роли... роли... Порою создается такое печальное впечатление, что вся Катина жизнь – бесконечная череда ролей, в которой собственная личность девочки безнадежно потерялась, пропала, исчезла...
Ну, что уж тут поделать... "Не мы такие, жизнь такая".
Все дело в том, что она коренным образом отличалась от всех этих зловонных, ограниченных, бездарных, приземленных гоблинов.
Отличалась... в лучшую сторону, разумеется. И была достойна большего... большего, чем кто-либо из этих пошлых дураков.
Так что... ее победа закономерна, заслуженна, естественна. Иначе быть и не могло. Ни один человек в здравом уме не предпочтет яркой, интеллектуальной, блистательной Кате такую убогую бездарность, как скажем... та же Виолетта Курилюк.
Катя знала это и уже почти привыкла к своим ожидаемым успехам.
Ей позволено многое. Она ведь не обычный человек – юное дарование...
Неожиданно Катин старенький, черно-белый телефон ожил. Она с любопытством взглянула на экранчик.
Мать. Наиболее ненавистный и презираемый Катей человек. Хотя... разве достойно это животное называться человеком? Кто знает, но Колесник полагала, что нет.
Заплывшая жиром, грузная, с отечными ногами и маленькими, близкопосаженными глазками, эта клуша живет всего лишь одним желанием – удержать возле себя стареющего похабного развратника-мужа. Она стелится под него, старательно прислуживает, подобострастно угождает, а он... наставляет ей рога. Впрочем, иного к себе отношения эта тварь и не заслужила.
Перед глазами Колесник неожиданно возникла милая картинка из детства - эта суетливая, скользко ухмыляющаяся, толстая сука с глубокой тарелкой, полной отвратительной овсянки в руках. "Катенька, зайка, давай покушаем? Давай – ложечку за маму... ложечку за папу... ложечку за дедушку... ложечку за..."
От внезапно нахлынувших воспоминаний Катю брезгливо передернуло, она с наслаждением сбросила звонок.
Мать? О чем вы говорите? Матери у Кати нет.
Подруги? Катя такого слова не знает.
Любимый? Ха-ха, не смешите.
А что у Кати Колесник имеется? Женщина, породившая ее на свет, временные попутчицы и страстные любовники.
Связи недолговечные, без обязательств, при необходимости разрываемые Катей быстро, безжалостно и безболезненно (для Кати, конечно же).
Привязанность, любовь, тепло? Объясните Кате, зачем создавать себе все эти ненужные сложности.
Ведь насколько проще жить – никого не любя...
Ноябрь, 2012.